Вообще-то, я считаю себя очень законопослушным гражданином своей страны. Это она, страна, нет-нет, да выкинет какой-то фортель в отношении нас, своих граждан. А я нет, я закон блюду. Даже и не помню, когда после пива за руль садился, а уж о чём-то более серьёзном, - нет. Нет!
***
Ещё в окно увидел, что напротив остановились две машины. Крутые машины, - иномарки. Окна затонированы.
Враз дверки открылись, и образовалась целая толпа народу. Все к моей калитке валят, широко жестикулируют, о чём-то говорят.
Накинул куртку, торопливо, и во двор, к калитке.
Не успел я выйти, как оказался в крепких объятьях. Все тискали меня, жали руку, тянули ко мне усатые губы, чтобы чмокнуть в мои, безусые. Все одновременно говорили что-то радостное, весёлое, перебивая друг друга. Все были несказанно рады встрече.
Я ни черта не мог понять. Улыбался какой-то дурацкой, вымученной улыбкой, старался, из всех сил старался хоть кого-то признать, вглядывался то в одного, то в другого. Задерживал руку, крепко жавшую мою ладонь, но,… не мог вспомнить никого. Не мог вспомнить, - не узнавал.
Правда, и не удивительно. Они, словно в каком-то большом калейдоскопе, крутились вокруг меня, то поочерёдно, то все вместе похлопывали по спине, по плечам.
Кто-то, склонившись, загадочно подмигивал и полушёпотом напоминал, как мы круто отрывались, как «та, рыженькая,- всё ныряла в бассейн вперёд попкой».
А я не мог вспомнить. Ни рыженькую с попкой, ни просто бассейн. Не вспоминалось.
Второй приволок уже из машины гитару, а может и сразу с ней подошёл, - зазвенел струнами и заорал на всю улицу какую-то похабщину. Я даже глянул по сторонам и, будто, стал меньше улыбаться. На улице никого из соседей.
Потом подошёл старший. Не знаю, был ли он действительно старший, но по возрасту, будто бы превосходил остальных. Все посторонились. Он приобнял меня, притянул к себе, дружески похлопал по спине.
Я начинал соображать, что люди, - такие добрые и дружные люди, - просто ошиблись. Начал говорить об этом старшему. Извиняясь, неловко себя чувствуя, снова извиняясь.
Улыбался при этом как можно дружелюбнее.
- Нет, мы не ошиблись. Нет. Сейчас всё поймёшь.
Я ещё оглядывал не знакомых людей, ещё надеялся кого-то узнать, раскрыть затянувшуюся шутку. Не признавал.
Старший жестом подозвал парня с пакетом, кивнул.
Тот раскрыл пакет и вывалил в мои растопыренные ладони целлофановый свёрток. Сквозь плёнку было трудно разобрать, что там, увесистое что-то.
Я покрутил свёрток в руках, не понимая, глянул на старшего.
- Если не твоё, - верни.
Я ещё оглядел, даже понюхал, протянул свёрток парню. Он так же ловко раскрыл пакет, и я опустил туда непонятный свёрток.
Все, вдруг, стали серьёзными. Будто кто-то невидимый одним жестом стёр все улыбки. Враз повернулись и пошли к машинам. Даже не попрощались, не кивнули головой.
Остался старший.
Я тоже не улыбался больше. Мне, почему-то, стало страшно. Ещё ничего не поняв, я просто чувствовал какую-то беду.
- Ты теперь наш. Вся милиция-полиция меня знает, и даже Интерпол. И ребята, что с тобой так по-доброму обнимались, - все серьёзно занимаются наркотой.
Чуть помолчал, снова потрогал меня за плечо, и продолжил:
- Всю нашу дружескую встречу снимали камеры из машин. А свёрток, - это твои отпечатки на упаковке героина. Ты теперь наш. Ни кто тебе не поверит, что всё это было лишь инсценировкой. Не поверят.
У меня до того всё обмякло, что захотелось.… Захотелось, короче.
- Не вздумай прятаться…
Он повернулся и медленно, как-то увесисто, пошагал к машине.
В груди всё сдавило, и я… проснулся. Спустил ноги с кровати, пытался унять взбесившееся сердце. Отвернувшись к стенке, спокойно сопела жена. Холодный пот скатывался по спине. В окно, щербато улыбаясь, заглядывала луна.
Приснится же….
А.Томилов 2013