В начале 1980-го года из разных концов СССР шли десятки эшелонов к афганской границе. В одном из таких составов следовала воинская часть, сформированная на путь следования до города Термеза в Узбекистане. Прибывших солдат разбирали так называемые «покупатели» – офицеры боевых подразделений, прилетевшие из Афганистана. Мне с товарищами довелось простоять несколько часов на огромном плацу, пока каждого из нас не определили для дальнейшего прохождения службы. Затем мы неделю ждали лётной погоды.
С первых же дней в Термезе мне запомнился военнослужащий по фамилии Семёнов, постоянно вертевшийся среди начальства. Высокий, худощавый, но крепкий парень с тёмными усами. Он по-свойски держался с офицерами, называл их по именам Носил чёрную танковую куртку, на которой не имелось погон. Поэтому и невозможно было определить его звание. К тому же, Семёнов служил в другой роте, и мы сначала не общались с ним.
Не иначе – прапорщик, считал я. Такого же мнения придерживались многие бойцы. Всё же для солдата тот парень был чересчур боек, а для офицера… уж слишком часто он использовал ненормативную лексику. Ещё смущало: прапорщик носил солдатскую фуражку. Да мало ли почему, решили мы, такая неразбериха кругом. Не обратили внимания и на отсутствие цветного кантика на брюках п/ш (полушерстяная полевая форма) у Семёнова, который обязательно имеется на галифе офицеров и сверхсрочников.
Лишь перед отлётом в ДРА я узнал, что Семён – сержант (причём, одного со мной призыва), состоит в должности старшины 1-ой роты. Должность – «прапорская», и Семёнова, помимо автомата, вооружили армейским пистолетом «ПМ», что полагалось по старшинскому статусу.
Когда небо над Термезом просветлело, нам дали команду готовиться к отлёту за границу. Часть батальона вылетела в Афганистан в один день, остальные (я в их числе) – на следующий. Наш «Антей» приземлился в Баграме. Далее двум ротам предстояло добираться на автомобилях под Кабул, где дислоцировалась наша часть. А это 60 километров пути.
К месту дислокации прибыли благополучно. С удивлением смотрели на небо, расчерчиваемое трассирующими пулями и сигнальными ракетами. Батальон выстроили полным составом и объявили шокирующую весть. Оказалось, наш комбат, узнав, что мы по какой-то причине сели в Баграмском аэропорту, а не в Кабуле, поехал встречать нас со своим водителем на «уазике». В дороге автомобиль обстреляли басмачи (именно так первоначально называли душманов) и комбат погиб, получив несколько пуль в голову. Водитель, сам раненый, видя, что командиру ничем не помочь, схватил его и своё оружие и сумел укрыться недалеко от дороги. Оттуда наблюдал, как несколько бородачей подошли к машине, посмотрели на тело комбата и ушли.
Военнослужащим представили исполняющего обязанности командира батальона майора Полищука, после чего прозвучала команда «отбой». На ночлег разместились по палаткам, установленным нашими «первопроходцами». Внутри сыро. Палатки-то устанавливались на мёрзлую землю, которая и начала оттаивать от огня печек-буржуек.
Мы лежали в верхней одежде и сапогах. И слушали, как поблизости периодически раздавались автоматные очереди.
Казалось, враги лезут со всех сторон, а на самом деле, стреляли часовые, отпугивая рыскающих поблизости шакалов. Позже один пост действительно обстреляли. В палатку влетел сержант Семёнов (к тому времени его иначе как Семёном не называли) и заорал, чтобы срочно поднялось пятеро добровольцев на усиление охраны. При этом он почти по-отечески уточнил: «Молодым (то есть прибывшим днём позже его) продолжать отдых».
Все уже знали, что сержант не упускал случая выделиться в любой ситуации, поэтому его порой не принимали всерьёз. Вот и тогда кто-то лениво посоветовал Семёну убавить громкость, на что младший командир отреагировал в свойственной ему манере: «Я сейчас, кажется, всажу кому-то очередь в бочину!»
Всё же пятёрка добровольцев нашлась, и крикуна-сержанта до утра не было слышно.
В дальнейшем оказалось, что Семён умеет не только кричать. Он оказался настоящим служакой. Однако в начале лета Семёнова из-за постоянных стычек с начальством перевели служить в мотострелковую дивизию. Штрафбатов в Афгане не было, и особо провинившихся в некоторых случаях отправляли для пополнения частей, несущих большие потери, практически «на пушечное мясо». В те части брали хоть с «расстрельными» характеристиками.
Сержанта вроде Семёнова надо было ещё поискать. Даже не находясь в наряде, он часто по ночам проверял, как несут службу караульные его роты, а днём ходил с покрасневшими от хронического недосыпания глазами. Многие удивлялись: что ему – больше всех надо?
Через некоторое время после отправки строптивого сержанта в пехоту, я увидел его фотографию на доске Почёта в штабе дивизии, где оказался по служебной надобности. На груди Семёна красовалась боевая медаль. Однако смотрелся Семёнов на фото неестественно для себя. Мы привыкли наблюдать его вечно скептически улыбающимся или не особо довольным. А тут Семён поджал губы и нахмурил брови. Наверное, фотограф попросил и, похоже, долго этого добивался. Так и слышалось, как недовольный Семён на указание фотомастера «сделать» серьёзным лицо, произносит: «Я, кажется, сейчас, кому-то сделаю приличную физиономию».
Наступило лето. Помню, я нёс службу на посту рядом с батальонной кухней. Территория пищеблока обнесена забором, и войти туда можно лишь через двери, запираемые изнутри. Таким макаром ограничивали число желающих что-либо перехватить из продовольствия у наряда.
Заметил, на дороге напротив территории батальона остановился БТР. Из него выскочило двое солдат в чёрных комбинезонах. Парни направилось в мою сторону. Когда они подошли ближе, в одном из них я узнал Семёнова. Мы поздоровались. Семён вытащил из кармана пачку американских сигарет. Предложил мне, но я отказался, так как не курил и, вообще-то, находился на посту.
- Трофейные, - небрежно сказал сержант, а я беззлобно подумал: «Опять рисуется».
- Это, как я понимаю, объект приготовления пищи, - указал Семён на забор, из-за которого виднелись трубы полевых кухонь. - Воды надо набрать, - бросил он взгляд на стоящего рядом солдатика, обвешенного двухлитровыми армейскими термосами.
- Постучи в дверь, она и откроется. Это заведение у нас теперь под замком, - подсказал я.
Семёнов начал кулаком барабанить по двери.
- Кто там? - послышался голос начальника-прапорщика.
- Ты не спрашивай, а открывай в темпе.
- Обойдёшься, - ответил прапор, сообразив, что в двери ломится какой-то наглый солдат.
- Я сейчас, кажется, кому-то обойдусь! - знакомо прикрикнул Семён.
Возмущённый начальник кухни отворил двери, чтобы разобраться. Семёнов, не обращая внимания на прапорщика, прошёл на кухню. Кажется, он даже отодвинул его рукой. Сверхсрочник пытался возмутиться, но сержант осадил его:
- Слушай, не видишь, из рейда идём. Дай-ка лучше воды заправиться. Мы все запасы осушили. Посиди в броне несколько часиков по такой жаре. Эх ты, кухня полевая…
Бесцеремонность сержанта, никого из ранее знавших его, не поражала, а прапорщик, обиженно поджав губы, сказал:
- Черпайте вон из бака, но орать необязательно. Подумаешь, фронтовики…
Я стоял у распахнутых дверей и наблюдал обычное семёновское «представление». Сержант повернулся ко мне и нарочито громко, чтобы слышал прапор, спросил меня:
- А это что за «кусок», новенький, что ли?
- Недавно из Союза приехал, - ответил я, а прапорщик сделал вид, что не расслышал обидного обозначения своего звания. Он пусть и нахохлился, а в душе уважал зашедших солдат. Они ехали из района боевых действий, а прапорщик ещё пороха не нюхал...
В другой раз я встретил Семёнова на дивизионном кроссе. Бежали солдаты из разных частей. Предстояло одолеть дистанцию в 3 километра. Душно… И в условиях высокогорья дышалось тяжело. Мы бежали по пояс голые, в галифе и сапогах.
Семёнов перемещался, не спеша, с сигаретой в губах. Как всегда, матерился по поводу и без такового. Потом он отстал, а наша группа бегунов упорно неслись вперёд. Требовалось осилить полтора километра в одну сторону и столько же обратно. Мы ещё не достигли знака, откуда следовало повернуть назад, как увидели: с подножки обгоняющего нас грузовика приветливо машет рукой Семён. Потом он попался нам навстречу, бежал к финишу. Но сильно наглеть не стал. Дождался нас и финишировал вместе с основной группой.
Закончилось лето, и до нас докатилась весть о гибели Семёнова… Во всех ротах тогда вспоминали его: то громкого и сурового, то весёлого, задорно смеющегося. Не верилось в смерть Семёна. Такой шустрый и погиб? Да он пойдёт в полный рост на врага, и все пули пролетят мимо.
В один из вечеров осени 1980-го года мы с дружком Виталькой Монастырским торопились к ротной палатке. Хлестал дождь, и сквозь его шум послышался чей-то знакомый голос:
- Где первая рота зашкерилась, так их растак?!? Я к ним в гости на огонёк решил заглянуть по такой погоде… А они дождичка испугались, попрятались. И часовых не вижу… греются у печки. Нет, я поблажек никогда не допускал! Хорошо, ещё караул выставлен по периметру части.
- Виталька, - сказал я, ушам своим не веря. - Да ведь это Семён! Живой!
- Точно. Кто у нас ещё так ругаться умел?
Наконец, мы увидели Семёнова. Он стоял между двух временных жилищ для личного состава батальона в промокшей шинели, на голове солдатская панама, с загнутыми вверх, как у ковбоя, полями. В руке – автомат, в зубах – потухшая сигарета. Казалось, на ливень он не обращал ни малейшего внимания. От переполнивших чувств хотелось обнять Семёна, но, зная, что он не любитель сантиментов, мы просто похлопали его по плечам и поздоровались.
- Тебя же, вроде, убили, - сказал я.
- Или ты воскрес? - спросил Виталик.
- Да, обо мне уже легенды по дивизии ходят.
Семён презрительно скривил губы.
Мы зашли под металлический «грибок» для дневального, укрывшись от водяных струй, льющихся с неба.
- Рассказывай, за что к «Отваге» представили? - спросил я сержанта.
- Почти случайно.
Семён стал серьёзным, очевидно, припоминая жестокий бой.
- Понимаете, - продолжил он, - мы лежим на земле. Духи прут спереди. Перестреливаемся. Рядом со мной командир роты, капитан. В определённый момент, не знаю почему, я обернулся. То ли чутьё? Вижу, сзади метрах в десяти с небольшой сопки на нас направили винтовки два духа. Ясно, офицера по портупее определили. Они же в первую очередь стремятся вывести из строя комсостав. Но, как просочились? Тут не до раздумий. Я навскидку, почти не целясь, дал по бандитам две короткие очереди. Капитан резко обернулся. Спрашивает: «С тыла зашли? Сколько человек?» Я говорю, двоих видел, снял их. Капитан приказал взять несколько бойцов и проверить прикрытие. Там троих солдат оставляли.
Мы с пацанами короткими перебежками забежали на сопку. Мёртвые душманы валяются внизу, по склону скатились. Мы их буры (английские винтовки, - прим. автора) прихватили и дальше….
Семён замолчал. Начал шарить по карманам. Виталька протянул ему пачку сигарет и коробок спичек. Сержант нервно вытащил сигарету, прикурил и продолжил: - Лежат наши солдатики с перерезанными горлами. Хоть парни обстрелянные, но дУхи перехитрили их. Большой группой они бы не прошли. А вдвоём пролезли. Сумели подобраться к дозору и…
Сержант, выбросив окурок, поправил на плече автомат. Осмотрелся по сторонам.
- Вижу, обустраиваетесь, полосу препятствий соорудили.
- Ага, яму дожди залили и водитель комбата в неё заехал, придурок, - усмехнулся Виталька. - Тягачом вытаскивали.
- Год катается и не знает дороги? - удивился Семён. - Сами-то как? Постреливают?
- В последнее время даже днём случается, сказал Виталик. - Лишь зелёнка* появилась... Недавно на подъезде к батальону колёса у Зила прострелили. Мы повыскакивали, залегли у дороги, ответили огнём. А по шоссе периодически наши ездят, сам знаешь. Ждём, быстрее бы БМП подкатила или танк. Наконец, видим, БМД (боевая машина десанта, - прим. автора) мчится в нашу сторону. Мы им начали подавать знаки руками. Те сразу в ситуацию вникли и повернули налево. Открыли огонь из пушки и пулемёта. Духи стали отступать, но стреляют, не прекращая. Смотрим, что-то неладное с БМД. Машина едет прямо.
- Механика-водителя убило? - сообразил Семён.
- Да. Он, как ехал по-походному, так и не закрыл над собой люк. Прямо в лоб его… Парни сумели остановить машину. Из пушки добили душманов. Даже смотреть не пошли. Не до этого. Ну, надо же так… пацан открылся. До чего уверен в себе. А пуля не выбирает…
Семён снова закурил. Поинтересовался, где располагается его бывшая рота. Пожал нам руки и двинулся к своим дружкам.
С тех пор наши пути с Семёновым не пересекались. И никому из моих сослуживцев, насколько знаю, Семён больше не встречался на дорогах Афганистана. Правда, доходили до нас вести, будто Семёнова наградили второй медалью или даже орденом…
Вспоминая Семёна, я сначала не мог понять: почему он не поступил в военное училище со срочной службы, что, в общем-то, разрешалось? Ведь этот человек на войне находился в своей обойме. Любил командовать, преодолевать различные трудности, всегда быть впереди. Однако в училище не пошёл…
Хорошо поразмыслив, пришёл к выводу, что Семён, кажется, не обладающий чувством страха, просто не хотел покидать Афган. Где бы ещё он нашёл то, чем жил здесь?
Конечно, Семёнов мог стать офицером и вернуться обратно уже в другом качестве, но никто бы не гарантировал ему службу в ДРА. В Союзе-то тоже кому-то надо служить… Семёну вполне хватало его сержантских погон. Он являлся хоть и младшим, но командиром, постоянно находился среди бойцов. Вряд ли его интересовала другая компания.
Да, он запросто общался со многими офицерами, но ни с кем из начальства не дружил. Когда по воле командования сержанта отослали из батальона, он довольно быстро прижился в новой части. Там, пожалуй, он смог реализовать себя в полной мере и добиться заслуженного уважения. Именно на месте младшего командира. А офицерские звёзды… Нет, это не для Семёна.
*- «зелёнка», «зелёная зона» - любые заросли кустов, деревьев, винограда и пр. Использовались душманами как укрытие. Оттуда нередко совершались нападения на советских военнослужащих.
Фото из архива автора.