ГЛАВА 2
Хельги, станция компании «Солярис»
Нет, ребята, вот это уж вляпался так вляпался! Представьте только – ваш приятель Хельги, идиот разнесчастный, думал, будто страшней дознавателей из Контроля Снов с их инквизиторскими замашками и уродов-эсбешников «Скайлайна» и на свете-то ничего не бывает… И в результате, как нетрудно догадаться, с разгону влип в редкостное, прямо-таки небывалое дерьмище. Правильно мне этот контракт не понравился, вот что я вам скажу.
Ах да, по порядку. Ну, то что видун на причале мне не понравился, я, вроде бы, уже говорил. И то, что он в обход таможни меня провел, мне тоже не понравилось: вот не отмечено мое прибытие на эту станцию на сканерах. Коли спросят – нет здесь никаких таких вирт-актеров. Кто, говорите? Ах, Хельги? Не видали-не слыхали. Куда, спрашиваете, девался? А кто ж его знает – он же, вроде как человек искусства, и по этой причине с головой вовсе не дружит. По пути с челнока сошел. Катапультировался, стало быть.
Как-то меньше всего остального понравился мне как из-под земли вынырнувший дюжий молодец в странной черно-белой униформе (ливрея?), подхвативший предупредительно сумку с моими пожитками. И ладно бы один: второй такой же (даже на рожу похожий) попытался было «Феникс» у меня принять – тут уж я на него не по-хорошему окрысился. Ну не даю я в чужие руки свой «комбайн». А третий – это я уже краем глаза заметил – как раз в это время мою соседку по челноку с трапа сгружает, а она, дура обдолбанная, за бычью шею его обхватила и щебечет-щебечет-щебечет, сразу видно, ни где она, ни кто она толком не соображает. Тут меня как током долбануло: а ведь она тоже среди моих клиентов наверняка числится, среди тех, для кого мне вирт работать. А торчок в вирте – это, братцы, доложу вам, хуже не придумаешь. Ну это все ладно, тогда-то я еще думал, что отказаться совсем уж запросто смогу: контракт, мол, позволяет. Наивный, понимаешь. Романтик…
Нет, внешне-то все благопристойно выглядело, и когда я про Мю Змееносца услышал, так, пожалуй, и растаял бы даже – когда бы мне об этом не видун сказал. А от видунов чего-то доброго ждать не приходится – когда он машинным своим, неживым голосом про галактический бар сказал, так это словно мечту мою взяли и в дерьмо окунули…
Ну да ладно, видуны на то и видуны, чтоб нормальным людям жизнь портить. Думал, сразу к заказчику пойдем, к этому самому графу – а вот фигушки. Я его, кстати, так и не видел пока что… Вежливые (и в плечах нехилые) холуи меня в закрытый отсек станции провели – даже и декор иной, чем у «Соляриса» принято: все, опять же, в черно-белых тонах, и уж стильно, уж элегантно – фу-ты, ну-ты, хоть стой, хоть падай. По моим прикидкам, этот самый граф чуть ли не четверть «Седьмого неба» в свои цвета раскрасил, а стало быть, денежка у него водится весьма некислая…
Только не в денежке пока что суть. Проводили это, значит, меня дрессированные гориллы в черно-белом в «мои апартаменты» - это не я придумал, это они так выразились. По станционным меркам, конечно, действительно хоромы: помимо койки и стола, еще и кресло туда затиснули, и от стола до двери целых три шага сделать можно. И даже в душевой, вроде как, можно помыться, не отшибив себе все локти. Роскошь и декаданс, если коротко.
И вот, значит, валяясь на койке посреди всей этой роскоши и декаданса, решил это Наивный Романтик Хельги связаться наконец с Леви и выяснить досконально, что это ему такое подсуропили. Нам, вирт-мастерам, импланты связи ставить нельзя – да и вообще, любые зрительные или слуховые. Почему – это долго объяснять, так что просто поверьте на слово. Плохо вся эта хренотень с нашими нейроимплантами уживается, с теми, через которые мы вирт и работаем. Так что связываться пришлось дедовским способом, через «комбайн» - функция связи в нем тоже прошита. Вот тут-то Леви меня от ума и оставил.
Вообще-то он мне и рта раскрыть не дал. Не успел это я что-то возмущенное вякнуть, как говорит мне мой агент-виртуоз своим голосом плюшевого медведя: «Уезжай, - говорит, - немедленно». Я даже возмущаться забыл – сроду за стариканом не водилось, чтобы он контракты разрывал, – а он продолжает, да так напористо, словно на неприятный, но денежный заказ меня норовит подписать: «Ни минуты, говорит, не теряй, прыгай на первый же челнок, хоть на Землю, хоть на другую станцию – и мотай оттуда подальше». Ну, я чуть оклемался, спрашиваю – что, мол, такое стряслось и куда ты, сукин кот, раньше смотрел… В ответ – та же песня: «ничего не спрашивай, главное – драпай побыстрее с этого «Седьмого неба», а поговорим потом». Я еще от большого ума понес было что-то насчет контракта – вот тут-то он на меня и рявкнул на таких басах, каких я от него и не слыхивал: «В жопу, - орет, - этот сраный контракт, неустойку, если что, беру на себя, а ты главное удирай, пока не поздно»…
Вот честное слово, будь это не Леви, так решил бы я, что он чего-то обожрался или нанюхался. Но для Леви и баночка синтетического пива по большим праздникам – событие, а уж выражений крепче, чем «пятая точка», он попросту терпеть не может. А уж то, что он присоветует, забив на неустойку, разорвать контракт, мне бы и вовсе в кошмаре не привиделось. Это вам не очередной Конец Света, тут что-то куда серьезней случиться должно. В общем, пуганулся я по полной программе.
Ну что ж, коли старикан говорит «удирай» - стало быть, надо удирать, на всякие подлянки у него чутье феноменальное. Шмотки я распаковать не успел, да и вообще сумку бросить можно: ну что там у меня такого уж ценного? Да пусть подавится граф моими носками-подштанниками… Зато меньше в глаза бросаться буду. Вот «Феникс» я ни при каком раскладе не брошу, а все остальное – да за ради бога. Стало быть, кофр на плечо – и марш-марш к таможне…
Вот тут меня в первый раз кольнуло: раз таможню я не проходил, стало быть, и на станции меня нет. Фантомчик такой – с бритой башкой и красным кофром… Кто ж меня со станции выпустит, коли я на нее и не прилетал вовсе? Ну да ладно, со станционной СБ все лучше разбираться, чем с черно-белыми быками этого графа Дракулы, или как его там. В крайнем случае, свяжутся с Леви, на то он и существует, чтоб такие коллизии разруливать. Ну, думаю, побреду себе тишком-молчком из этого черно-белого рая, а там что-то да обрисуется…
Ага, щас!
Сунулся это я в двери – и нате вам, сюрпризец: торчат напротив моих дверей два оглоеда в черно-белом. Стоят себе навытяжку, лыбятся этак вежливо – мол, чего изволите-с? – а глазки у обоих холодные, рыбьи такие глазки, как у любых бандюков на твердом окладе… Да глазки-то ладно, полбеды.
Нам самим импланты ставить нельзя – кроме одного, того самого, а вот у других-то мы эти железяки видим с такой точностью, что даже марку определить можем. Про марку – это, конечно, я шучу (ну, почти)… Так вот, скажу я вам, нашпигованы эти два субчика под завязку и выше: зрение-слух и тебе инфракрасные, и ультрафиолет, и «летучая мышь», и прием кодовых сигналов прямиком на зрительный нерв, сканеры всякие, нейроусилители – с такими можно бешеного тигра на звездочки порвать и не вспотеть даже, - а у того, что подлиннее, еще и декодер в мультидиапазоне, штука вообще на грани законности. То есть, мой с Леви разговор они от словечка до словечка слышали – и выпускать меня отсюда не собираются, это уж к видуну не ходи. У того, что пониже – мама, роди меня обратно! – еще и ультразвуковой разрядник этак ненавязчиво к поясу подвешен. Демонстративно так, я бы сказал. Да не какая-нибудь гражданская модель, а тяжелый, полицейского образца – вот уж это-то штука насквозь незаконная.
В общем, полюбовался я на эту «обслугу», да и прикрыл тихонечко дверь. Прикрыл и на койку плюхнулся. Дурной я, что ли – с этаким ходячим «железом» связываться? Ребята с таким количеством вживленных «игрушек» - они ж, по сути, и сами вроде игрушек с дистанционным управлением, нормальные человеческие рефлексы там почти намертво задавлены. Такие не думают, такие программу выполняют – от и до. Да еще и разрядник… Ох и мерзкая же штука – эти полицейские разрядники!
… И было тогда мягкое, парное солнышко ранней осени, и была голубизна неба над заигравшим вдруг красками Бантустаном, а старшаки ушли разбираться с соседней Звездочкой. Нормально, наши Звездочку всегда делали. А Бантустан, он обычно серый, неласковый. Дом родной, отрезанный от «чистого» города промзоной, заброшенной еще до прошлого конца света: да кому бы такое старье сдалось? Нам, мелким, в промзону соваться запрещают – так тем оно и слаще: пробравшись туда, стайкой носиться в пустоте гулких зданий, лазить по ржавым фермам мостовых кранов-раскоряк; рискуя провалиться, взбираться на зияющие дырами крыши, лихачить – пробегать, балансируя, по бетонной балки от одной стены до другой… Дети не умеют, еще не научились жаться к земле.
В тот день мне не хотелось носиться по балкам. Хотелось лежать на разогретом бетоне уцелевшей крыши главного здания, лениво жевать батончик пищевого рациона («обогащено вкусовыми добавками, гарантирован натуральный вкус!»), запивая его самопальной колой. Хотелось покуривать дрянные дешевые сигареты (за пределами Бантустана такое продавать запрещали), хотелось листать на старом, еще до Конца Света сработанном, планшете очередную порцию космических приключений – в тот раз, впрочем, это был «Вавилон-17» Дилэни, это-то я запомнил… Как я пристрастился к этому чтиву – история отдельная, потом напомните, расскажу. Когда тебе тринадцать, для счастья нужно, в общем-то, очень немного.
А блуждая вместе с Ридрой Вонг в глубинах космоса и в дебрях чужого, чуждого языка, не знающего слова «Я», так просто забыть о том, что солнце скоро уйдет и краски погаснут, что впереди опять – серый, серый, серый Бантустан с кислой вонью мусорных баков, с визгливыми сварами соседей, с дешевыми проститутками обоего пола, тусующимися в баре, что прямо напротив твоих дверей, о том, что в том баре недавно забили насмерть старого торчка из соседнего подъезда… Забыть и улететь туда, где приключения и звезды, где корабли-тени совершают свои бесконечные рейды в глубоком тылу врага, где опасности и загадки – туда, где вместо будней настоящая жизнь.
Словом, зачитался я тогда настолько, что бегущего человека заслышал далеко не сразу – хотя дышал он, как загнанный, а ботинки его громко стучали по старому, в поросших травой трещинах, бетону.
Жизнь в Бантустане учит прежде всего самым простым правилам, так что, заслышав топот, я первым делом нырнул за бетонный бортик ограждения, и только потом осторожно высунулся, готовый в случае чего сразу чесануть через лаз. А там – вниз по лестнице, в лабиринт бетонных туннелей, знакомый лучше собственной ладони – ловите, если догоните! Но догоняли в тот день не меня.
Я узнал его сразу, хотя он раскраснелся от безумного бега, а длинные волосы почти закрывали лицо. Бантустан – не самая большая деревня, а этот парень был своего рода знаменитостью – как же, «нелегальный политик», связанный не то с «зелеными» радикалами, не то с анархами – тогда их еще не выбили… Он, вроде как, это скрывал, но в районах, подобных Бантустану, подобное трудновато скрыть. А этот к тому же вечно таскался по барам с загадочным видом, вечно карманы у него были набиты какой-то литературой – это в Бантустане-то, где никто сроду ничего не читал! Он скользнул по мне взглядом выкаченных глаз, явно не видя, пронесся мимо с пыхтеньем и топотом, и словно нагоняя его, прокатился по гулким крышам усиленный эхом надсадный вой антигравов полицейского катера.
В таких районах, как Бантустан, с законами особо не считаются ни жители, ни полиция, но до смертоубийства вообще-то доходит реже, чем вы могли бы подумать. Муниципальная полиция озабочена лишь «санитарным кордоном» между трущобами и «чистым» городом, а местные копы живут по соседству с вами, и особо зверствовать им никак не резон. Зачем, если можно довольствоваться умеренной мздой?.. Хуже всего – облава, когда подключаются конфедералы: для них вы никто, двуногие отбросы, паразиты, человеческий шлак. Просто по условиям игры.
Катер был именно что конфедералов: не пыхтелка-тарахтелка из местного участка, не муниципальная сине-белая «галоша», нет – стремительная, хищных обводов черная молния с гербом на борту, ощетинившаяся бустерами, стволами, жерлами, раструбами, способная в одиночку весь Бантустан и Звездочку в придачу стереть с карты минут за пять. Удивительно, как это я умудрился рассмотреть эмблему, оскаленную кошку в венке – сейчас-то я понимаю, что неслись они чуть не на сверхзвуке… Вот как двое парней в черной форме оказались на моей крыше, когда успели высадиться – этого я уже не разглядел. Просто они вдруг оказались совсем рядом, метрах в пяти.
Помню, они настолько меня поразили, что я даже удрать забыл. Что тогда меня на месте удержало – любопытство? Страх? Какой-то причудливый коктейль из восхищения, ужаса и омерзения? Не знаю, не возьмусь припомнить. Просто выглядели эти двое настолько чуждыми и заброшенной промзоне с ржавыми громадами мостовых кранов, и вообще серому, закисшему Бантустану, что казались пришельцами из иных миров и пространств. Выскочившими из моих любимых книжек космодесантниками – в шлемах с зеркально-черными забралами, в нездешнего вида комбинезонах, перевитых какими-то проводками и трубочками, сплошь увешанные непонятного назначения экипировкой…
Странно, но в тот момент я словно оглох: все звуки доносились как из-под толщи воды, сливались в какой-то неровно пульсирующий гул, происходящее же виделось, словно в рапиде: обогнавший беглеца катер, соскочившие на землю фигурки в черном – еще двое, – заметавшийся на растресканной бетонной дорожке длинноволосый парень… Кажется, ему что-то кричали через громкоговоритель, и он присел, сунул руку за пазуху. А через миг – бесконечный миг – окружающий гул прорезал тоненький писк, от которого заломило в висках, и длинноволосый как то сразу, кучей, осел на дорожку лицом вниз.
Подбежавший черный ботинком перевернул тело, из-под расстегнувшейся куртки упавшего просыпался на бетон целый ворох каких-то электронных брошюрок на дешевом пластике. А я увидел – до них было метров пятнадцать-двадцать, но почему-то я все рассмотрел и запомнил в подробностях – серое, словно вываренное, лицо упавшего, белые, как яичная скорлупа, выкаченные глаза… Тогда мне еще подумалось – такой вид у парня был бы, если б его минут на пять засунули в микроволновку. И тут один из тех, что были рядом со мной на крыше, повернулся ко мне, видимо, только что заметив. Зеркальное забрало он успел поднять, и я разглядел молодое свирепое лицо, полоску жиденьких еще усов. «Па-ашел, сопляк!» - не услышал я тогда, а скорее, прочитал по губам. И я пошел. Точнее – побежал, стреканул, понесся стрелой подальше от этого места, от этих парней из моих книжек, от вываренного лица…
Еще одна странность: тогда, после того случая, это не снилось мне, не преследовало в кошмарах. Сны пришли позже, когда я мотался по таким вот Бантустанам – знаете, сколько их на нашем шарике? Мотался, драный полунищий самоучка, с паршивеньким бэушным «комбайном», кое-как удерживающим пару локаций, где текстуры так и норовят расползтись. С дешевеньким африканским имплантом в черепушке, от которого после каждого вирта наваливались безумные головные боли…
Тогда я понял еще одну вещь: те обитатели трущоб, что были в состоянии оплатить мои услуги, не заказывали ни дворцов, ни космических приключений, ни пляжей со знойными красотками (да и не потянул бы я тогда такое). Самый частый мотив был – обычная, уютная, обустроенная жизнь. Жизнь без облав, без полицейских сирен под окнами, без страха, что твой дом – вместе со всей землей в округе – откупит корпорация… Без очередного Конца Света, маячащего впереди, без зависти к соседу и без зависти соседа к тебе.
А за чужое, скупо оплаченное, обывательское счастье приходилось платить – дикой болью, бессонницей, лошадиными дозами синтемеска… И являлся в дурмане молодой парень с вываренным серым лицом и белыми, как рыбье брюхо, глазами, и ему хотелось поговорить со мной, но говорить он не мог, потому что язык его тоже сварился, спекся, как и все остальное, и поэтому он просто присаживался на кровать и смотрел на меня своими бельмами, и я почти понимал, что он хочет мне сказать. Тогда еще никто не звал меня «Хельги».
Нет, друзья мои, мерзкая штука – разрядник!
Вы-то, небось, удивляетесь – а с чего это ваш приятель Хельги столь беззаботно предается воспоминаниям вместо того, чтобы думать, как отсюда сквозануть по-быстрому? А не надо, не удивляйтесь. Просто главное – вовремя погасить в себе панику, вызванную словами Леви, торчащими в коридоре бандюками, набитыми хитрой электроникой вкупе с полицейскими разрядниками, и этим самым графом Дракулой, которого еще увидеть не довелось. Па-адумаешь!.. Как в каком-то старом, еще до телеприсутствия, кино говорили: «Никому еще не удалось насильно напоить лошадь». Если я под тем или иным предлогом откажусь работать вирт, пусть-ка эти черно-белые попробуют меня заставить!
Ну сами подумайте: принудить меня, скажем, угрозами или каким-то еще шантажом к работе – а потом сунуться в мой вирт, где я полновластный хозяин и без пяти минут бог… Это, знаете ли, большим юмористом быть надо. Да и Гильдия за мной, если что. Всерьез допечь тот же «Скайлайн» мы, понятно, мелковаты, а вот всяких графьев с прочими баронами-маркизами в кучку складывали. Так что пообщаюсь с заказчиком, быстренько от заказа отопрусь – и домой, брать Леви под кадык и выяснять, с чего это он так раскудахтался. А подать сюда этого самого графа Дракулу!
Как обычно, только подумаешь – оно и происходит. Поневоле в голову придет, что ты не только в вирте на реальность влияешь. Короче говоря, не успел я мысленно распорядиться подать графа – а в дверь уже постукивают. Деликатненько так, нежно – и не подумаешь, что стучится здоровый амбал, боевая машина в черно-белой ливрее:
- Господин Хельги! Граф Браннер и его гости хотели бы согласовать с вами подробности по вашему контракту. Если вы достаточно отдохнули, не соблаговолите ли проследовать за мной?
«Соблаговолите», ишь ты! Теперь и слов-то таких никто не помнит. Видать, Дракула этот к своему графству купленному и впрямь серьезно относится, не наигрался. А я – что ж, соблаговолю, конечно, куда денусь. Эх, где наша не пропадала – а до сих пор не пропала, глядишь, и в этот раз обойдется…
Бразилиа – станция компании «Солярис»
Салон купленного через длинную цепочку подставных челнока превратили на скорую руку в импровизированный штаб. Мерцание голопроекторов – какие-то трехмерные графики, изображения, потоки цифр, – прерывистое бормотанье аудиоинформаторов, обмен краткими скупыми репликами… Кажется, Маркус и в самом деле подобрал лучших специалистов.
Только двое из восьми пассажиров, вроде бы, не принимали участие в тихой, но напряженной работе: крупный, глядящийся увальнем мулат и щупловатый европеец. Первый, казалось, подремывал, второй увлеченно изучал развлекательную программу – впрочем, телеприсутствие, как и звук, были отключены. Чтобы принять эту парочку за боевиков, требовалось определенное воображение, а чтобы догадаться что оба под завязку нафаршированы имплантами – очень наметанный глаз. Или специальная аппаратура, также вживленная в мозг.
Невысокий, плотненький бородач с лицом туповатого работяги, машинально пролистывающий информацию на обычном плоскостном экране, конечно, не косился на них с показным неодобрением – хотя ему-то как раз хотелось выразить свое отношение к ситуации. По крайней мере намеком. Фигой в кармане. А лучше – крепким многоэтажным матерком. Как куратор всей агентуры в концерне «Солярис», он такие операции терпеть не мог.
Подобные «тихие операции», возглавляемые лично крупным начальством – а заместитель комиссара Общественной безопасности, безусловно, относился к таковому – да еще и с привлечением коммандос из отдела спецопераций, на самом деле чаще всего кончаются большим шумом. И, как следствие, массовой засветкой внедренных на станцию «кротов» и завербованного персонала. Нет, конечно, в СБ «Соляриса» не найдется таких дураков, чтобы ликвидировать агентуру Департамента – Департамент очень не любит таких вещей… Но альтернативные предложения, сделанные даже лучшим агентам, оказываются успешными куда чаще, чем хотелось бы, и тщательно сплетенная сеть сыплется песочком сквозь пальцы. Впрочем, начальству, как обычно, на это плевать, обреченно думал агентурист.
Выяснить, о чем думают полноватая женщина средних лет и молодой человек в старомодных (и с простыми стеклами) очках, сидящие за голопроекторами, возможным не представлялось – по крайней мере, для нормального человека. Хотя сидели они молча, расслабленно, даже со стороны – если, конечно, приглядеться – казалось, что между этими двоими идет какой-то напряженный диалог. В сущности, так оно и было: обмен массивами информации, сверка потоков, отлов в кажущемся хаосе, мешанине противоречивых сведений ключевых моментов – иначе, как диалогом это и не назвать. Только шел он в темпе, недоступном никому, кроме аналитиков высочайшего класса.
И уж вовсе непонятно было, о чем думают трое, тихо, голова к голове, совещающихся в глубине салона. Возможно, кто-то из боевиков, подключив слуховой имплант, и мог бы подслушать этот разговор, но служба в специальном отряде давно приучила их к тому, что тайны начальства лучше оставить начальству. А попытки проникнуть в мысли видуна – и уж тем более, двух видунов – на психическом здоровье скажутся с фатальной неизбежностью, особенно если один из видунов – Маркус.
Третий, судя по наголо бритой голове, вирт-актер – впрочем, обряжен он был в форму Департамента без знаков различия. Этот изредка бросал короткие, но пристальные взгляды на голопроекторы, словно и впрямь надеялся выловить что-то полезное для себя в информационной свистопляске. Возможно, и впрямь надеялся…
- Господа, - непривычное обращение, плохо увязывающееся с ледяным, невыразительным голосом Маркуса, заставило насторожиться всех. – Предлагаю начать наш брифинг. Прежде всего, хотелось бы отметить, что содержание его является совершенно секретным, и не должно быть отражено ни в отчетах вашему непосредственному начальству, ни в каких-либо служебных или приватных беседах с кем бы то ни было. В противном случае нарушителям придется иметь дело лично со мной. Еще до того, как они непосредственно успеют преступить приказ.
Угрозы в его тоне не слышалось, но констатация факта заставила поежиться даже двоих боевиков.
- В ходе самой операции, - все так же монотонно продолжал Маркус, - я посвящу вас в детали. Пока же хотелось бы отметить: те из вас, кто знакомы друг с другом, не должны использовать в общении свои настоящие имена. Только буквенные обозначения, присвоенные вам в рамках данной операции. Незнакомые между собой также должны пользоваться исключительно обозначениями. Никаких попыток узнать имя или место службы сотрудников. Никаких приватных обсуждений хода операции. Любые – любые! – соображения – только во время общих брифингов… Да, F?
- Чем обусловлен такой уровень секретности? – без нужды поправляя очки, осведомился аналитик. – И почему мы должны скрывать информацию от Департамента?
Парень явно был слишком молод для того, чтобы пронизывающий взгляд Маркуса привел его в надлежащий трепет. Тем не менее, куратор спецопераций, кажется, что-то такое в нем высмотрел – кивнул не то что бы одобрительно, но с максимально доступной ему благосклонностью:
- Отмечаю: во время рабочих совещаний мы будем друг с другом максимально откровенны. Последнее касается и меня. Секретность связана с тем, что мы пока не знаем ни того, в чем конкретно будет заключаться операция, ни того, с каким противодействием придется столкнуться – в том числе, и в самом Департаменте.
- Что значит – «не знаем»? – низенький боевик говорил таким же ровным тоном, как и сам Маркус, и разве что очень тренированный слух мог различить в его тоне недоумение и возмущение. – Нам сказали…
- Забудьте, - чуть резче обычного перебил Маркус. – Конкретные задачи здесь ставлю я и только я. И первая из них, господин А: незаметно охранять объект на станции от любых попыток несанкционированного проникновения. Даже от сил Департамента, не говоря уже о станционной СБ. Также начать разработку операции по изъятию любого из тех лиц, что будут перечислены в ходе дальнейшей беседы. Подчеркиваю, изъятию, а не ликвидации. Имплантами связи в ходе операции пользоваться запрещаю.
Агентурист мысленно застонал: происходящее могло означать только одно: куратор спецопераций впервые в жизни повел какую-то свою игру. Впервые… И кончиться это могло крайне скверно не только для добывающих сетей, но прежде всего – для тех, кто оказался в эту игру невольно втянут. Впрочем, так ли уж невольно? Вон, у очкарика глазки заблестели – тайна ему, романтика… Не понял еще, сопля кабинетная, что тайны имеют свойство боком вылезать, особенно крупные – а на мелочи вроде власти или денег такой деятель, как Маркус, вряд ли будет размениваться. Такие на пошлый личный интерес не покупаются, подавай им что-то глобальное…
Что до запрета обсуждать детали операции даже между собой – это уж вовсе ни в какие ворота не лезло. Хотя в том, что это правило будет выполняться, имелись весьма серьезные сомнения – как и в том, что заместитель комиссара будет всерьез за этим следить. Такие, конечно, слов на ветер не бросают, но одно дело – требования конспирации, другое – заведомо невыполнимые приказы. Скорее всего, Маркус хочет заранее иметь здоровенную дубинку на каждого члена группы: при таком уровне секретности отступление от приказа (неизбежное, ибо иначе просто работать невозможно!) влечет за собой последствия скорые и крайне неприятные. На удобрения переработают, конечно, едва ли, а вот откорректировать память до полукретинизма и сослать пожизненно патрульным в какой-нибудь бантустан – запросто… Как же лн, сволочь, всех нас повязал этой своей «полной откровенностью»!
- Господин С! – агентурист не сразу понял, что Маркус обращается к нему. – У вас есть контакты в станционной СБ?
- Кое-кто есть.
- Мне нужно знать, если они решат подобраться поближе к Браннеру и его окружению.
- Не проблема, - куратор агентуры изобразил этакую простецкую улыбку, попутно отметив это «мне».
- Кроме того – запасная штаб-квартира в секторе, близком к тому, что арендует Браннер. И желательно – выход на местного представителя Контроля Снов.
- Штаб-квартира будет, - улыбка с благодушной физиономии агентуриста исчезла как по волшебству. – Но Контроль Снов, смею напомнить, организация автономная и нам никоим образом не подчиняется…
- Вас никто не просит его вербовать, - неожиданно встрял вирт-актер. – Нужен только подход к нему.
- Что значит – «подход»? – бородатый шеф агентуры поднялся во весь невысокий рост, засунул руки в карманы. Смотрел он при этом не на актера, а на Маркуса. – Если это подразумевает слежку или кражу файлов из его компьютера, то мой ответ – нет. Никоим образом.
- Подход в данном случае – обеспечить возможность приватного разговора вне поля зрения СБ, - голос Маркуса, и без того скрипучий, скрежетнул железом по стеклу. – Дальнейшее уже в моей компетенции.
Аналитики переглянулись, и молодой снова поправил очки – опять-таки без всякой надобности:
- Хотел бы отметить, что эти ребята из Контроля действительно не торопятся делиться информацией по Браннеру. В поле зрения Департамента он попадал как раз в связи с организацией незаконного вирта для религиозных радикалов, тогда мы еще официальный запрос направляли… Да у них на этого парня досье должно быть в три Эвереста! А они говорят – нет ничего. Мы пытались сейчас в их базу пробиться, но там так глубоко зарыто… Ну, вы же знаете, они даже более закрыты, чем службы безопасности корпораций. Никому не обязаны отчетом и все такое.
- Попытайтесь еще. Хорошо. Что по остальным… гостям?
- Пока идентифицировали троих – кроме, конечно, его светлости… или он сиятельство? Итак, - молодой, чуть рисуясь, пробежался пальцами по сенсорному пульту, вызывая объемное изображение худощавого мужчины лет тридцати с небольшим в темном кителе с белым воротником-стойкой, - номер первый: брат – или он отец? – Николас. Доктор социологии, магистерская степень по биофизике… Карьеру в Объединенной церкви сделал моментально: постриг принял сразу после университета – он тогда еще только первое образование получил… - в голосе аналитика прозвучало нечто вроде профессиональной солидарности. Явно из таких же вундеркиндов, с легкой неприязнью отметил агентурист. – А сейчас – доверенное лицо папы-патриарха, член капитула ордена позитивистов, в Конклаве его уже побаиваться начинает кое-кто. Специализируется по дипломатическим миссиям, когда что-то надо провернуть без шума и помпы – например, к новоапостольской секте его для переговоров отправляли. Ну, помните, были такие на всю голову больные, орали, что конец света надо устроить побыстрее и всерьез, чтобы все благодарное человечество спасения удостоилось? Вот, и он мало того, что от них живым ушел – секта после этого где-то с неделю еще прожила, потом распалась… Причем суггестией не балуется, вообще, как мы поняли, негативно к ней относится. Вроде бы не просто карьерист, действительно верит, но не фанатик. А вот официально он тут или нет и по чьей инициативе – пока не выяснили…
- Негусто, - сухо обронил Маркус.
- Ну так мы пока только с открытыми источниками работали, - слегка обиделся очкарик. – На что-то другое…
Женщина чуть заметно качнула головой – и молодой аналитик сразу оборвал свои возражения на полуслове.
- Номер второй – некая Анна Сапега, - мужчину с белым воротничком сменила миловидная девушка в переливающемся всеми красками радуги комбинезоне. – Странная… особь. Вроде как, из ваших – в смысле, видунов, – только не инициированная, в вашей корпорации не состоит… хотя, как я понял, таких много. Контроль Снов к ней давно приглядывался – после того случая на «живом» концерте Астреля Веги. Ну, в Концерт-Холле. Там она вдруг посреди концерта закричала: «Пожар!». Зал на две сотни тысяч, голосок у нее… У Веги, коротко говоря, громче. Так ее мало того, что все услышали – ей поверили. Короче, Вега с подтанцовками – бегом со сцены, техники – из кабин, народ – из зала, паника, кого-то даже затоптали… А самое интересное…
- Знаем, - скучающе перебил мулат. – Пожар и в самом деле был, энергоустановка долбанула. Ну, что там от Концерт-Холла осталось, оно во всех новостях было. Так это, значит, она там и была?
- Точно, - молодой не дал себя смутить. – Так вот, мисс – или она пани? – Сапега после того случая сначала на «бродягу» подсела, потом на квазиморфины, потом… в общем, пару месяцев назад и до синтемеска добралась. Потому-то Контроль от нее и отстал, им такие ни к чему. С Браннером пересеклись около двух лет назад, с тех пор он ее раза четыре в поездки с собой приглашал, деньгами снабжает умеренно, но регулярно – хотя в сексуальных отношениях с ней не состоит. Во всяком случае, ничего такого, что бы на связь такого рода указывало, нашими методами не прощупывается.
- Неплохо, - все так же сухо и невыразительно произнес Маркус. – Номер третий?
Снова быстрый пробег пальцев по сенсорной панели – и на месте девушки воздвигся сутулый и долговязый бритоголовый субъект в сером плаще, с красным кофром через плечо – лицо худое, скуластое, чуть вислый нос, оттопыренные уши…
- Номер третий – уже по части господина артиста.
Вирт-актер кивнул:
- Не скажу, что знаю парня… Работает с Карлом Леви.
- К господину Леви уже направлен наш человек с определенными инструкциями, - тем же тоном робота в депрессии проинформировал Маркус. Короткий кивок бритой головы:
- Это хорошо. Первая заповедь вирт-мастера: в нештатной ситуации слушай своего агента. А с нашим графом, как я понимаю, она очень мало походит на штатную… Дальше. Имя я так, сходу, не припомню, но мальчик, похоже, крутой – в профессиональном смысле, если вы понимаете. Ученик Монгола.
- Что это нам дает? – тут же поинтересовался очкастый F.
- Вам – не знаю. Мне, возможно, кое-что даст.
Странно, но Маркус и не подумал одернуть нахала, просто переглянулся со вторым видуном – низеньким толстячком с какими-то неприятными, паучьими движениями. Агентуристу он нравился еще меньше самого Маркуса…
- Итожим. Неизвестное лицо, предположительно Гремлина, мой человек идентифицировать не сумел…
Агентурист с трудом подавил раздражение. «Его человек», ну надо же! Любой «человек» на станции, будь он хоть трижды видун, прежде всего «человек» именно агентурного отдела… Правда, ходил слушок, что у заместителя комиссара имеется своя личная сеть информаторов, небольшая, отлично законспирированная: во всяком случае, сам куратор агентуры в свое время давал своим людям задание этот слух проверить – с нулевым результатом. Значит, правда. Значит, придется кое-кому из резидентов головы пооткручивать – если, конечно, удастся выбраться из этой передряги…
- Так что, господин F, госпожа D, прежде всего раздобудьте мне видеозаписи всех гостей Браннера. Господам А и В, а так же господину С я уже дал задание. Теперь, что касается нас троих…
Станция компании Солярис
- Святой отец… - сильный, чуть хрипловатый голос.
- Николас. Просто Николас.
- Как угодно. Должен вас предупредить – я не доверяю ни вам, ни вашей… организации.
- А это уже как угодно вам, - в негромком голосе не прорезалось даже тени сарказма. – Если моя, как вы изволили выразиться, организация узнает о моем присутствии на этих переговоров, боюсь, лишением сана мне не отделаться.
Молчание.
- Меня, в свою очередь, удивляет ваше здесь присутствие, - не дождавшись ответа, снова заговорил негромкий. – Вы ведь, кажется, предпочитаете несколько иные… методы? Или предполагаете использовать наработки нашего любезного хозяина в качестве оружия?
- Не отвечу, с вашего позволения. У нас еще будет возможность побеседовать о моих… предпочтениях. Скажите, это ведь вы уговорили группу Доктора отпустить заложников и сдаться? Пошли один на захваченную станцию…
- Извините, я не люблю об этом вспоминать.
- Да уж, - в хрипловатом голосе – неприкрытая злая насмешка. – После того, что потом сделали с Доктором и его людьми…
- Это одна из причин, почему я здесь.
- Ладно. Не хотел вас обижать. Просто вот вы, убежденный миротворец, человек, как я понимаю, искренне верующий – и вдруг связываетесь с видунами, какими-то девицами с наклонностями медиума, нашим любезным графом – полагаю, вам известно, в каком направлении он ведет свои разработки? – и наконец, со мной… Неужели рассчитываете меня переубедить?
- Не рассчитываю. Надеюсь – возможно.
- Ну-ну… Ладно, не обо мне речь. Ведь согласно вашей вере, все это мерзость, скверна – и видуны, и медиумы, и мои, как вы тут выразились, методы, и вирт как таковой вашей церковью осужден как посягательство на прерогативы Творца… Так чего ради вы решили во все это окунуться?
- Вы говорите не о «скверне» - о людях… Впрочем, и мои мотивы мы еще сможем обсудить в более подходящей обстановке.
- Неужели в вирте? Там, где даже внешность себе можно сочинить по вкусу?
- Пожалуй. Как ни парадоксально, но под маской мы более откровенны.
- Хм-м… Признаться, не задумывался над этим. Получается, я всю сознательную жизнь, меняя маски, был откровеннее вас?
- Кто знает? Просто все, перечисленное вами, включая даже ваши методы – меньшее зло.
- Меньшее чем что?
- Полагаю, у нас будет возможность побеседовать и об этом. Если наш любезный хозяин уговорит этого актера.
- Думаю, в этом мы можем ему помочь. Как раз за счет контраста в методах.
- Боюсь, ваши методы тут бессильны, господин…
- Никаких имен, пожалуйста. И кличек тоже. Вы же не думаете, что мои методы ограничиваются взрывами и стрельбой?
- Нет. К моему глубокому сожалению, не ограничиваются.