Представь, сколько в этот ночной час в тысячах кухнях в тысячах квартир ведутся эти задушевные беседы, и с первыми утренними часами, когда небо светлеет на востоке, это очарование пропадет и собеседники, смущенно отводя глаза, побегут на первые утренние маршрутки, автобусы и троллейбусы.
1. Рыжая и художник.
- Потому что. Потому что он меня не любит. Не-лю-бит, - она стряхнула пепел на стол и проглотила дым. Курила она редко и от этого очень неумело, - Художник…херов. Художник.
Она смеялась. Смеялась нервно, истерически. В одной ее дрожащей руке тлела сигарета, другой она ерошила свои коротко стриженые волосы.
- Мне кажется, ты не права, - неуверенно попробовала возразить ее собеседница.
- Серьезно? – она повысила голос. – Какие аргументы?
- Ну… он просто…такой человек…ты же его не первый год знаешь… - собеседница сбилась, смутилась и замолчала.
На столе стояла уже ополовиненная бутылка красного полусухого, причем большую часть выпила именно та, короткостриженная, беспрестанно повторяющая одно словосочетание: «Художник херов».
- Я не понимаю тогда, почему ты от него не уходишь. Что за мазохизм? Он торчит вечно у своих мольбертов, а ты… ты приходишь, убираешься у него в квартире, готовишь ему… Да он бы сдох давно, если бы не ты, - девушка повысила голос, почувствовав свою правоту. – Загнулся бы от голода! Ладно бы продавал что-нибудь! Да и рисует-то он… хрень. Непризнанный гений! – в ней тоже заговорил алкоголь, она раскраснелась, и ее речь набирала обороты. – А как ты вытаскивала какую-то девку из его квартиры? Натурщица, ага! А как ты вытаскивала его из ментовки?!
Короткостриженная закрыла лицо ладонями и что-то глухо пробурчала, пытаясь возразить, но собеседница даже не обратила внимания, продолжая проклинать этого «художника херового».
- Он ведь даже не талантливый! Что он там о себе возомнил?! Оставь ты его, пусть подыхает себе в своей норе! Тебе себя не жалко?!
Внезапно возникла пауза. Тягучая, неловкая пауза. Стало слышно, как тикают громко часы в соседней комнате, как наслаждаются друг другом соседи сверху, как бьется в окно ветка.
Вино в бутылке заканчивалось. Короткостриженная так и сидела, уронив лицо в ладони, изредка поднимая взгляд, чтобы удивленно посмотреть на свою разгоряченную собеседницу. Собеседница ругала художника на чем свет стоит. Часы тикали. Соседи спали, счастливые и любящие. Ветка билась в окно.
Обе они знали, что утром короткостриженная перед работой заедет к «художнику херовому», сварит ему кофе, выкинет пустые бутылки, поцелует его и убежит; что он даже не проснется и внимания не обратит на свежесваренный кофе; что собеседница утром вернется к себе в квартиру, где ждет ее любящий муж, где тепло и уютно, и где они будут наряжать елку.
Но сейчас еще ночь. Тикают часы. Спят соседи. Бьется в окно ветка. Плачет короткостриженная. Ругается ее собеседница…
…Компания уже расходилась. Ну, кто мог еще ходить. Несколько тел спали вповалку на разложенном диване в комнате. Это т диван был одним из немногих предметов мебели в маленькой захламленной комнате, в которой практически не было заметно присутствие женщины. Мольберт, краски, пыльные полки с книгами, разбросанные футболки, рубашки – и всё это заляпано краской. Впрочем, примерно раз в неделю все менялось – футболки закидывались в стиралку, с полок исчезала пыль, с пола – пятна краски. Но все возвращалось в привычное состояние уже на следующий день.
Компания расходилась. Кто мог еще ходить. Хозяин, слегка пошатываясь и глубоко затягиваясь, добрался до кухни. Открыл форточку, потому что от дыма ничего не было уже видно. Художник смотрел в окно, смотрел не моргая, какая-то мысль витала в его голове, но он никак не мог поймать ее. Вдохновение это или что-то другое, он никак не мог разобрать.
- Слушай, ну и хаос тут, - в кухню вошел друг художника, наиболее трезвый из всех.
- Она завтра придет и все уберет, - художник произнес эту фразу монотонно, привычно.
- Ты уверен? Ты не боишься, что однажды она вообще не придет?
- Значит, не придет.
- Слушай, а почему ты так к ней относишься? Ну скажи ты ей, что ты ее не любишь, не ломай ей жизнь.
- А ты ей что, старший брат, лучший друг? Чего докопался до меня? Она мне периодически мозг выедает, теперь ты. Я не изменюсь. Я не заставляю ее приходить. Я не заставляю ее обо мне заботиться.
Друг чиркнул зажигалкой, и по кухне пополз сладковатый запах травки.
- Может, ты и прав. Но если бы у меня была такая девка…
Художник резко повернулся.
- Такая девка? А больше ты ничего не хочешь?
- То есть ты понимаешь все-таки, да, как тебе повезло? – рассмеялся друг. – Она еще и рыжая…
Художник ухмыльнулся, забрал у друга косячок и сам с удовольствием затянулся.
В комнате храпели пьяные тела. От дыма в квартире ничего не было видно. Художник и его друг сидели на кухне. Скоро они завалятся спать, а утром перед работой забежит «рыжая», выкинет пустые бутылки, поцелует художника. Он сделает вид, что спит. Она будет надеяться, что он изменится. Он не изменится.
2. Первая пятилетка.
В маленькой кухне было светло от неоновых реклам за окном.
Он подошел и обнял ее за плечи.
- Что, соизволил отвлечься от важной переписки?
- Перестань. Давай, рассказывай, что у тебя случилось? И давай сразу выпустим это бесполезное звено с «Ничего» и «Все у меня в порядке». Когда у тебя все в порядке, ты не приезжаешь ко мне ночью в слезах. Я же тебя знаю, мы с тобой, как-никак, 5 лет вместе.
- Да ты представь, я влюбилась в этого парня. Он такой…такой…
Он плюхнулся на стул, посадил ее к себе на колени и слушал, терпеливо и спокойно, привычный к ее монологам. Изредка он вставлял ничего не значащие фразы. Утешать он не умел и не любил. Зато он умел хорошо слушать и крепко обнимать, когда это необходимо. Она говорила и говорила.
А разговаривали они редко. «Мы с тобой 5 лет женаты, о чем нам разговаривать», - говорил он, усмехаясь.
- И в итоге ты все равно приходишь к выводу, что лучше меня никого нет, - радостно заметил он.
- Тот парень лучше тебя. – зло сказала она. – Но тебя я люблю.
- И поэтому приезжаешь ко мне жаловаться на всех своих…на все свои проблемы.
- Ты что-то имеешь против?
- Ну что-о ты, - язвительно протянул он, - я обожаю, когда девушки приезжают ко мне, чтобы пожаловаться на своих…на свои проблемы.
- Не поняла. Так я что, не единственная девушка, которая приезжает к тебе по ночам? – ревниво спросила она.
- Чтобы поплакаться? Единственная.
Впервые за вечер она улыбнулась. Никто не умеет так успокоить, как он. Ни слова сочувствия, ни слова жалости. Но почему-то с ним она забывала обо всех проблемах, неприятностях и огорчениях.
- Спать. Все, идем спать.
Они любили друг друга. Любили разумно. Не скандалами, не ревностью, не изводящим друг другом контролем. Любили друг друга ночными диалогами, нечастыми встречами, отсутствием звонков. Отсутствием обещаний. Они прекрасно понимали, что жить друг без друга могут. Другое дело, что не хотят.
3. Обручальное кольцо.
Тихонько отворил входную дверь. Разулся, разделся практически без шума. На ощупь пошел на кухню. В темноте наткнулся на стол, выругался сквозь зубы. И тут глазам стало очень больно. От ослепительного яркого света, внезапно вспыхнувшего.
«Понятно, - подумал, - сейчас начнется».
- Я.даже.не буду.спрашивать.где.ты.был.
«Не кричит. Значит, безумно злится».
- Я устала. Я каждый вечер провожу одна.
«Да уж ладно. Не каждый».
- Чего тебе надо еще от меня? Чего тебе не хватает?
«Репетировала. Пока ждала меня, наворачивала круги по кухне, каждую фразу взвешивала».
- Я не собираюсь себя тебе навязывать. Если хочешь, я уйду. Соберу вещи и свалю. Ну? Чего ты молчишь?
«Даже голоса не повышает. Серьезный разговор».
- Я больше так не буду, - решился он наконец озвучить свои мысли.
Она вздернула брови.
- Нет, ты это серьезно? Тебе что, 5 лет? Что за детсад?
«Начала выходить из себя. Ладно. Хочешь поговорить. Ок».
- А ты что, первый день меня знаешь? Когда-нибудь было по-другому?
Он говорил спокойно, четко, размеренно.
- Ты знала, за кого идешь замуж. Я всегда таким был. Всегда. Я никогда тебе не говорил, что стану другим.
Она слушала его, прислонившись к стене. Сложила руки на груди. Абсолютно спокойно. И тут напрягся он. Она не постукивает костяшками пальцев, не кусает губу… Ничего такого, что служило бы приметой того, что она нервничает. Он машинально продолжал говорить, а в голове перебирал варианты: «На самом деле решила уйти? Неужели? Нет. Нет. Нет».
Она не реагировала на его слова. Ни мимикой, ни жестами. Слова кончились.
- Ну? И чего ты молчишь?
Пауза. Длинная, неловкая, тягучая…
«Ладно. Хорошо».
- Послушай. Я тебя очень люблю.
Она закусила губу и отвернулась. Он взял ее за руку и отчетливо повторил:
- Я тебя очень люблю.
- А я устала.
- А я тебя люблю. Но ты же меня знаешь. Ты меня знаешь. Я был такой, и когда мы просто встречались, и когда мы жили вместе. И когда ты от меня уходила. И когда возвращалась. Ты же меня любишь. Меня. А если я изменюсь, это буду уже не я.
Она молчала. Но она понимала, как он прав.
- Мир?
Он обнял ее. Крепко. Сунул руку в задний карман ее джинсов, достал оттуда ее обручальное кольцо и надел ей обратно на безымянный палец.