Максим Рузский
Полтергейст – 1852
1.
Слух о Шумном Духе в усадьбе Уваровых быстро достиг Маловки. Но Нина Александровна, занятая устройством своей экономии, не спешила снаряжать туда экспедицию. Она поручила своему управляющему, Антону Валерьяновичу, собрать как можно больше сведений об этом несчастье по ходу его поездок и разговоров с подрядчиками.
Вечером он пришел к ней с докладом о том, что удалось сделать за день.
- Добрый вечер, Нина Александровна, - приветствовал он свою молодую хозяйку, уже без спроса усаживаясь в кресло недалеко от печи.
- Какие новости? – спросила она также без церемоний.
- Купил нитки, слоновую кость в пластинах, липовые брусочки и материю на паруса.
- Много?
- Материи много, это повезло. Остальное, как говорит Вениамин Сергеевич, на три года.
- На десять надо покупать, самое малое. И присматриваться, когда выгодней докупить. У них все и от сезона зависит. Про Уваровского Шумного Духа выведал?
- Толком никто ничего не знает. Говорят, что после смерти хозяина его супруга лес продала, и в нем теперь леший завелся, уводит в чащу и стволом придавливает. Только не с чего так шуметь. Новый хозяин леса и не показывается в нем. Ждет, когда подорожает, да и продаст заново.
- Теперь с такой рекомендацией уже не продаст. Прогадает.
- Сотский говорит, что дело темное. У него есть подозрение, что это сама Уварова что-то делает, чтобы ей лес вернули как заколдованный.
- Если так, то это уже преступление, Антон Валерьянович. Мы туда соваться не можем.
Однако наутро в усадьбу приехал сам сотский староста, Иван Петрович Захаров, обычный совершенно мужичонка, только в фуражке и чьем-то старом кителе. Выбранный от двухсот дворов в помощь становому приставу следить за порядком, он справлял свою должность с гордостью и рвением.
- Уважаемая Нина Александровна, - начал он свою просьбу. – Помогите нам, пожалуйста, разобраться с этим лешим в Уваровском лесу. Не можем взять в толк, что там происходит. Либо это нечистая сила, либо охотнички до черных дел заявились.
- Подождите, пожалуйста. Сейчас, кажется, еще кто-то едет, - отвечала хозяйка.
На круг перед крыльцом въехал двухколесный экипаж, запряженный одной лошадью – скромные беговые дрожки. Из них вышел солидный господин и передал вожжи конюху. Приезжий прошел в дом и появился в гостиной.
- Здравствуйте, Нина Александровна, - начал он басом и уверенно. – Перед вами Аркадий Антипович Дельцов, который купил Уваровский лес. Мы наслышаны о ваших способностях умиротворять всякую нечисть не кроплением стен святой водой, а правильными действиями. Не согласились бы вы проехать с нами на происшествие, посмотреть, как раздавило несчастного поселянина.
- Какие страсти вы рассказываете, Аркадий Антипович, - отвечала Нина. – Ну, раз уж вы до меня добрались, то придется посодействовать Вам.
- Не бесплатно, разумеется, - пояснил Дельцов. – Если проясните историю, то не пожалеете. Речь о большом куске леса идет. Этот леший обесценивает его вконец, грабит средь бела дня.
- Подождите, пока мы оседлаем коней, - сказала Нина. – Антон Валерьянович, велите седлать, как к Петру Ильичу ездили. Провизию прихватите.
Когда Антон Валерьянович уже подсадил Нину на коня и сам вскочил в седло, к нему подошла его Полина.
- Вот тебе доха, чтобы ты, если заночуете в лесу, не только сам спал в ней, но и барыню с собой взял, - сказала она и перекинула баранью шубу через коня перед седлом. - Простудится, пеняй на себя.
Это, конечно, испортило Антону настроение, поскольку перед ним теперь качалась длинная доха, которую ежеминутно требовалось поправлять, чтобы не упала. Но возражать он не стал, настолько правильной была эта неожиданная забота его Полины.
Через четверть часа путники выехали из усадьбы и по тракту направилась в сторону Москвы - до поворота на Уваровский лес. Когда свернули, впереди поехал уже Иван Петрович, знающий заимку, где случилось несчастье.
Миновали убогую избушку и углубились в лес, где вскорости явилось им поваленное дерево, а под ним переломанный человек, явно уже давно мертвый.
Нина Александровна слезла с коня и пошла вдоль этого соснового ствола от комля к макушке. Она осторожно переступала ветки или пролезала под ними, стараясь не выпускать из вида сам ствол приличной толщины.
Смело миновала она и мертвого.
Вдруг Нина приблизилась к стволу и достала большое увеличительное стекло. Аркадий Антипович тут же подбежал к ней, стараясь первым увидеть находку.
- Это остатки веревки, господин Дельцов, - сказала она. – Видите волосики от пеньки и след на коре дерева. Здесь была веревочная петля или закрученная вокруг ствола веревка. За нее и тянули, чтобы ствол упал.
- Как вы быстро это нашли, – удивился Аркадий Антипович, – будто уже знали об этом.
- Нет, - ответила Нина. – Не знала. Я думала дорогой и пришла к выводу, что иначе дерево не повалишь, чтобы упало в нужную сторону. А корни все опилены и откопаны. Это убедило меня в правильности догадки, и я пошла искать следы каната.
- А вот и другое дерево с веревкой стоит, - указал Антон Валерьянович на сосну в отдалении. - В бинокль видно.
Побежали к той сосне, и, действительно, увидели веревку, захлестнутую вокруг ствола.
- Что же теперь делать? – спросил Иван Петрович.
- Надо засаду установить, - сказала Нина Александровна.
- Засаду! – удивился Аркадий Антипович. – А зачем?
- Чтобы увидеть, кто будет валить второе дерево.
Ожидание до вечера ничего не принесло. Стало холодать, захотелось есть. Поэтому Антон Валерьянович развел в избушке бездымный костер из сухих веточек и поставил на него котелок, готовить для всех ужин из одной сумки с продуктами. Когда поели, всех разморило, и решили спать. Антон привязал своего коня в кустах вблизи окошечка, откуда была видна сосна с веревкой. Сам принес баранью доху, расстелил ее на полатях, что были возле окна, лег на нее и позвал Нину Александровну.
Перед ней было два выбора: залезть к Антону под доху или остаться стоять на земляном полу, сторожить лешего. Поразмыслив, она забралась на полати и легла вдоль своего управляющего, не смутившись и тем, что он прижал ее к себе.
- Иван Петрович, - позвал он. – Не откажи, подоткни под Нину Александровну верхнюю полу.
Сотский залез на полати и, проползя к ним вдоль стены, подоткнул под Нину толстую полу.
Нина оказалась в таком гнездышке, объятая руками своего управляющего и укрытая теплой дохой, что заснула тут же, как только поняла, что Антон прижал ее к себе несильно и ласково.
Проснулась она ночью от его голоса:
- Конь велит выходить, Нина Александровна. Началось, видимо.
Доха распахнулась, Антон спрыгнул вниз, взял на руки и поставил свою хозяйку на пол.
- Вставай, пойдем вора ловить, - разбудил он Ивана.
Дельцов сам услышал движение в избушке, поднялся, прицепил пистолет.
Когда все вышли и направились за Антоном Валерьяновичем к тропинке, то увидели идущего по ней ночного путника. Антон уже известным окружным путем провел всех ко второй сосне и молча указал на мужика, отводящего от нее конец веревки. Тот тянул ее на другую сторону от тропинки.
- Может, помешать ему? – прошептал сотский.
- Поздно, тянуть начал.
И тут Дельцов выстрелил.
Потом он говорил, что целился в веревку. Но от неожиданного шума прохожий побежал назад, а сам мужичок с веревкой застыл на месте. В предрассветных сумерках все увидели, как с шумом упал на него сосновый ствол.
Побежали туда и нашли придавленного при последнем дыхании.
- Кто тебе велел? – спросил Аркадий Антипович Дельцов.
- Не могу сказать, - отвечал тот еле-еле.
- Да и не говори, сейчас Богу расскажешь. Спросит, а сознался ли ты? Вот от твоего ответа и будет его решение.
- Уварова сама приказала шум устроить. Я говорю, ведь загубим кого? А она - пускай, лишь бы поверили все, что леший в лесу, - с трудом выговорил мужичонка и испустил дух.
Всем стало не по себе.
Антон унес ослабевшую Нину. Ей вскоре полегчало, но она продолжала лежать в руках Антона, уже второй раз за поездку, наслаждаясь его силой, теплом и нежностью к ней.
- Сейчас воды принесу, - сказал он, уложив ее на полати.
- Не надо, возьми фляжку в моей сумке на коне.
Нина сама слезла с высокого настила, взяла у него фляжку и отпила несколько глотков.
- Никакой это не Шумный Дух, - сказала она. – Позорище!
- Нам уже нечего здесь делать, - решил Антон Валерьянович. – Поехали отсюда.
Они вывели коней, вытерли росу с седел и поехали осторожно в сторону тракта.
Аркадий Антипович Дельцов через день приехал в Маловку. То, что он передал Нине Александровне, она велела управляющему записать за экономией.
- Спасибо, Полина Владимировна, что дали доху, - поблагодарила швею Нина Александровна. – Очень пригодилась.
- Не сильно тревожил вас Антон? – спросила Поля. – Мужик все же. Им трудно стерпеть.
- Нет, - улыбнулась барыня. – Не обижал.
2.
Но вскоре появился и настоящий Шумный Дух. На этот раз несчастье случилось совсем близко – в усадьбе самого Сергея Барского, отца Вениамина Сергеевича. Туда пошли пешком.
Был конец лета, когда по ночам еще можно было купаться. Но листья кленов и берез уже пожелтели, и вскоре ожидалась уже настоящая «золотая осень».
Встретили Нину с Веней и сопровождающего их везде Антона Валерьяновича с огромной радостью. По сыну соскучились. Особенно расстраивала родителей пустая комната, бывшая верфь. Вот там и завелся Шумных Дух. По ночам что-то гремело, скрипел пол, будто по нему тащили тяжести.
- Это как ты верстаки перетаскивал, так и теперь у нас постоянно что-то тащат. Только таскать там нечего, одна каменная урна с прахом немецкой родственницы, - жаловался Сергей Иванович, отец Вени.
Нина Александровна, разумеется, помнила эту, как она называла, ступу. Но еще раз прошла в комнату и убедилась в том, что каменная ваза стоит на месте.
- Но на полу следы от того, что ее таскали, и не раз, - удивилась она. – Расскажите, Сергей Иванович, откуда она у вас появилась.
- Это долгая история, - ответил он. – Пойдемте обедать, там и расскажу за столом про эту древность.
Когда все расселись, поели первое и начали второе, Сергей Иванович стал откупоривать бутылку заморского портвейна, но Антон предупредил его:
- Не надо вина, Сергей Иванович, - сказал он. – И случая нет, и не к месту сегодня. Задачу с Духом надо решать. Да и в усадьбе у нас дел невпроворот. Завтра первую модель брига продаем.
- Вот и повод, - обрадовался Сергей, любящий выпить.
- Как раз наоборот, Сергей Иванович, - улыбнулся Антон. – У нас заведено, что пока не получили от дела доход, никаких праздников не устраиваем.
- Скучно как у вас, - увял барин. – Никаких радостей.
- От дела и есть радость, - вставила Нина. – Представляете, Вениамин завтра выпускает первую фабричную модель в свободную продажу. От того, как ее примут на выставке, многое в нашей жизни зависит. Так расскажите про каменную вазу.
Сергей Иванович сделался скучным, есть перестал, вытер губы салфеткой и начал свой мрачный рассказ.
- Лет триста, а может и четыреста назад эту нашу родственницу, как мне передавали мои родители, сожгли на костре за всякие волшебные проступки. Короче, ведьмой она была. Пепел от костра собрали в деревянный ушат, а потом пересыпали в эту каменную вазу.
- Как легко вы говорите об этом, - прервала его Нина. – Разве не стоят ли за этими действиями долгие пытки несчастной и на дыбе, и на троне, а, может, и на других изобретениях того страшного времени?
- Откуда мы знаем? – продолжал Сергей. – Факт остается фактом: она не угомонилась и сегодня. Наводит страх и беспорядок в нашей усадьбе.
- Хорошо, я займусь этим, – решилась Нина Александровна. – Я переночую в комнате и потом дам вам рекомендации, что требуется сделать.
- Я с вами, Нина Александровна, - тут же вызвался Антон Валерьянович.
- Это, разумеется, - улыбнулся барин, по рассказам знавший, что куда бы ни ехала хозяйка, ее управляющий всегда был рядом и днем и ночью.
Но Антон Валерьянович, полный ожиданий завтрашнего дня, решил помочь в разгадке этой потусторонней тайны. Он взял Веню, и они нашли на участке пристойное место под старым дубом для захоронения урны, поскольку всем было ясно, что она хочет быть в земле, а не в комнате, как музейный экспонат. Вырыли яму. Саму вазу Антон взял в жерди, хорошо привязал ее к ним и был готов к вечерней своей операции.
Только в полночь Нина и Антон пришли в комнату Вениамина. Ваза стояла на месте. Они взяли ее за жерди и понесли во двор. Антон Валерьянович шел сзади, на коротком плече, а Нина шла впереди. Но хитрость была в том, что Антон, зная, куда надо нести каменную урну, направлял Нину легкими давлениями жердей. Это она приняла за действия самой вазы. Когда они оказались вблизи дуба, ваза стала легче. Это показалось обоим, и оба решили, что их поход ей понравился. Антон отвязал от вазы жерди, и она сама переместилась сразу в яму, туда, где ей казалось удобнее. Нина перекрестила яму, и Антон стал ее закапывать грунтом, вынутым оттуда днем.
Долго думали, поставить крест на могиле или нет. Наконец решили установить равносторонний мальтийский крест, который и не обидел бы покойницу и все же был как бы знаком того, что новые поколения не верят в виновность несчастной.
- А почему ее раньше не похоронили? – спросил Антон Валерьянович.
- Она никому не мешала, - ответила Нина. – Стояла себе в углу. А когда Веня уехал, ей стало скучно.
- А не придет ли она к нам, чтобы снова быть рядом с Вениамином Сергеевичем?
- Она прекрасно видит наше с ним счастье и не осмелится мешать нам, - ответила Нина.
3.
И тут Нина предложила идти купаться. Вода в купальне, отведенной от речки, за день прогрелась, и оба понимали, что предложение заманчивое.
Было достаточно темно, чтобы не стесняться. Антон первым вошел в воду. Нина, тоже голенькая, пошла за ним, обняла его и вскоре они невольно, подчиняясь своим чувствам и самой обстановке, соединились. Нина добилась своего! Она заставила милого ей с детства управляющего пронзить ее, и наслаждалась, придерживаясь на вытянутых руках за его шею. Конечно, он же ее и держал. Не двигаясь, Антон разрешил ей это безобразие, понимая, что она просто осуществила свою мечту, не требуя продолжения или страсти с его стороны. Ей достаточно было почувствовать в себе взрослого мужчину, чтобы иметь возможность сравнить со своим Веней, прежде чем решиться на замужество с ним.
Вдруг он отодвинул ее и поставил на песчаное дно.
- Полина пришла, - сказал он ей тихо. – Смотри сейчас, как любить надо.
И вправду, по берегу бежала к воде обнаженная Полина, с развевающимися волосами, полная даже не ревности, а негодования, что ее Антон позволил себе такое. Муж вышел ей навстречу, обнял, насильно за локти повел к берегу, поставил перед низким откосом и уложил на этот берег грудью. При этом она осталась стоять на песке у обреза воды. Антон осторожно овладел ею сзади.
Ощущая внутри себя знакомого и любимого, она застыла. Потом, отжавшись на руках, приподняла над травой свое тело и оперлась на локти. Нина удивилась этому ее движению. При этом ее груди свободно повисли в воздухе. Их взял ладонями Антон и стал мять все сильнее и сильнее. При этом он в такт пожатиям ее грудей надвигался на Полину, что доставляло ей сначала видимое удовольствие, а потом, когда стало больно, обеспокоило, и она попыталась вывернуться.
Антон сжал ее локтями, чтобы ей это не удалось. Он стал резко ударять ее собой изнутри, не обращая внимания на стоны и крики.
- Это не любовь, Антон, - кричала ему она.
- Ты моя женщина и должна принимать все, что я с тобой делаю! – отвечал он негромко, но так, чтобы подошедшая Нина слышала его. – Ты забыла, что я говорил тебе? Женщине надо доказать, что умеешь владеть ею лучше всех. Придется повторить урок, моя нежная.
Полина все же сумела оглянуться на него. Но он раздвинул ее руки, и женщина упала грудью в траву, едва успев повернуть голову, чтобы не уткнуться в землю. Муж взял ее за талию, потом прижал к себе и так глубоко и быстро стал обладать ею, что вскоре она зашлась в стонах и, напряженно задрожав в невольных конвульсиях, наконец стихла, распластавшись на берегу уже без движения.
Антон Валерьянович не спеша взошел на берег, взял ее за руки и отволок по траве от воды. Когда вся Полина оказалась на берегу, он перевернул ее на спину, подождал, пока она согнет ноги в коленях и раскинет их, приняв послушную и самую обыкновенную позу. Тогда он склонился над ней и уже самым заурядным образом стал обладать своей супругой сначала медленно, а потом все быстрее и проникая в нее все глубже и резче.
Ей это не нравилось, но и не вызывало сопротивления. Она понимала, что только так он сможет разбудить ее вторично. Это наказание и, одновременно, принуждение к особому наслаждению, она принимала как неизбежность, справедливое возмездие за то, что она помешала ему. Полине удалось уберечь своего мужчину от греха, и теперь она была готова принять любые муки, унять его своим телом, дать себя растерзать, чтобы успокоить и ту, которая стояла поодаль и смотрела, как ее наказывают.
Полина поняла, что Антон изображает барыне, как это делается. Теперь она уже не будет мечтать о нем. Теперь и он не сможет отказаться от нее, своей Поли, так бесконечно преданной ему, готовой быть униженной им на глазах этой девочки.
К Нине подошел Вениамин Сергеевич. Он обнял ее и тоже смотрел, как Валерьянович убивает радость в своей жене. Однообразие и равномерность этого занятия заставляло думать, что он сильничает над ней. Но со временем молодые люди стали замечать, как Полина помогает ему. То она раскинет ноги еще шире, то приподнимет поясницу, чтобы его удары достигали какой-то никому не ведомой цели. Наконец, они стали замечать и нотки удовлетворения в ее тихих стонах. Не то - чтобы ей это нравилось, но она стала сознательно принимать эти удары и медленные проникновения. Казалось, мужчина делает с женщиной что-то особенное, к чему она готова и, удерживая его от этого жестом, на самом деле поощряет к изощренной и окончательной победе над ней.
Они не дождались последних вскриков и ушли домой.
«Если ты не докажешь ей, что ты лучше всех, то жизни не будет, - вспомнил Веня наставление Антона Валерьяновича, оброненное им как бы случайно. – Ты должен придумать такое наслаждение для нее, чтобы она была уверена: с другими этого никогда не получится».
Он оглянулся на Нину, так и идущую нагишом, держа в руке свою легкую одежду. Веня уверился в правильности своего решения - и улыбался тому, что Нина еще не знает своей участи. Ему было все равно, как она это воспримет. Он решил сделать с ней это! Если она не поймет - и отринет его, то он готов остаться художником в ее мастерских, лишь бы видеть иногда женщину, уже однажды взятую им так необыкновенно, свою любимую.
Нина же, насмотревшись на Антона с Полиной, людей давно взрослых, не могла вообразить, как теперь ей жить с этим тихим мальчиком, приносящим скромную радость своими слабыми и даже робкими усилиями. Те несколько секунд, на которые она приняла в себя настоящего мужчину, перечеркнули в ней все ночи с Веней, как она полагала раньше, полные сладострастия. Она шла рядом и чувствовала, что либо завоюет Антона, либо умрет от тоски. Веня уже не существовал для нее, и она решила отдать ему себя в последний раз, чтобы не обижать сегодня. Отдать холодно, просто стерпеть, разыграть послушность.
Когда они пришли в свою комнату, Нина легла на кровать, на спину, готовая принять его скромные проникновения, так и не приведшие ни разу к тому, что, видимо, переживала на берегу Полина, простая крестьянка.
Он по привычке начал ее гладить везде, где, как ему казалось, необходимо. Наподобие действий Антона Валерьяновича он вдруг взял ее за руки, приподнял и развернул поперек широкой и высокой кровати. Она не сопротивлялась и этому. Сам он встал перед кроватью. Он развел ее ноги, чтобы то, куда он должен войти, предстало перед ним во всей красе. Неторопливо он провел руками по ее бедрам от коленей вверх, именно к этому благоухающему месту. Это тоже не вызвало особого энтузиазма в распростертой перед ним юной женщине.
Тогда он взял руками ее так, чтобы мог удержать, а сам, быстро, чтобы она не могла воспротивиться этому, прильнул губами к самому этому месту и втолкнул туда язык, насколько смог дальше.
Она хотела вывернуться, даже встать, но Вениамин удерживал ее крепко, продолжая двигать языком, куда можно было пройти. Он старался не прерывать дыхания, чтобы она не оттолкнула его навсегда. Он готов был всю ночь чувствовать ее складочки и неизвестно что, которое попадалось ему на язык. Он отчетливо понимал, что все, чего он достиг таким странным путем, все это - его Нина, которую надо держать, что есть мочи, потому, что второй раз это может не повториться.
Наконец он отпустил ее. Но как только он встал перед кроватью, она спустилась на пол, села на корточки перед ним, взяла в руки его самого и съела.
Нет, как оказалось, она сжала его лишь губами и стала надвигаться так сладко, что он быстро увеличился в размерах. Нина насунулась на него так, что Вениамин ощутил себя уже в ее горле.
Но это действительно испугало его, и юноша уложил ее на кровать, налетел на свою женщину и вставил в нее уже твердеющий орган, полный решимости довести ее до того страшного и, видимо, сладкого состояния, в котором билась на траве Полина Владимировна.
Это удалось, и оба потом лежали рядом совсем счастливые.
Когда они отдохнули, Вениамин заставил Нину лечь на кровать поперек, лицом вниз, как на берег реки. Нина сама привстала и оперлась на локти, чтобы ее груди были доступны мужу. Только теперь она поняла эту позу. Стоящий за ней Веня - мог достать до всего. Она испугалась, что он начнет терзать ее груди. Но ощутила на них ласковые пальцы, медленно сходящиеся к сосочкам, чтобы нежно пожать их. Когда он аккуратно вошел в нее, Нина удивилась своей заполненности, на которую раньше не обращала внимания. «Не такой он и маленький», - подумала она, вспомнив, как держала его руками.
Он стал ласково пожимать ее сосочки столько раз, сколько потом сразу пронзал ее, имея возможность делать это сзади с любым усилием и так глубоко, как задумал.
Она подсказала ему, как ей приятнее всего.
Он усилил свои действия в указанном направлении, и вскоре Нина первый раз вскрикнула. Это невольное ее движение заставило его восторжествовать. Вениамин уже сознательно нанес ей несколько таких же нежных ударов. Она задышала взахлеб, и теперь уже ему было легко низвергнуть познанную им женщину в пропасть экстаза, куда он сам не спешил падать, желая иметь силы до конца измучить ее, приручить и влюбить в себя бесповоротно.
Только когда она в бессилии распростерлась перед ним, он позволил себе несколько резких движений и залил Нину своими соками.
Проснулись они уже действительно мужем и женой.
4.
То, что паруса, чтобы они были «наполнены ветром», засыпают чистым песком и набрызгивают на них раствор крахмала, было давно известно.
Но художественный глаз Вениамина замечал в таких моделях несоответствие между формой парусов и воображаемым ветром. Видимо, парусам придавали форму до подвески на реи. Он долго думал, как избежать этого несоответствия. Наконец, он решил придавать форму парусам уже на выполненной модели. Он сделал такой кронштейн, чтобы его можно было вращать в любую сторону, закреплял в нем модель за киль так, как было необходимо, и насыпал в паруса песок.
- А зачем вы паруса портите, - сказала однажды Полина, когда увидела эту операцию. – Давайте я вам мешочков из шелка нашью, чтобы в них песок хранить. Тогда на парусе уже никакой грязи не будет.
Такая отточенная технология позволяла наполнять паруса таким «правильным» ветром, что модели Вениамина сразу выделились перед всеми. При этом покупатели не понимали, что так привлекает их в его творчестве. Не догадывались до этого и судомоделисты, обыкновенно лишенные истинного вкуса.
Нина Александровна не могла нарадоваться своему выбору. Вениамин, еще и доказавший ей свою мужскую силу, стал кумиром воспитанницы Аристарха Георгиевича. Она не стеснялась на людях прислоняться к нему с нескрываемой нежностью. А он отвечал ей таким нежным поцелуем, что окружающие скромно отворачивались, но не сразу, пытаясь уловить первое впечатление от их счастья и сохранить в себе хотя бы память о возможности такого везения в человеческой жизни.
Антон Валерьянович по просьбе Нины написал на плотной бумаге название корабля и его цену.
- Хорошо так? – спросил он, показывая ей бирку.
- Хорошо, Антон, - отвечала она, рассмотрев бумажку.
Однако для себя, на всякий случай, он заготовил еще пять таких же карточек уже с другими ценами, побольше, и положил их в нагрудный карман сюртука.
Когда на бричке Нина с Вениамином и управляющий экипажем Антон Валерьянович - привезли модель в картинную галерею, то Антон незаметно заменил цену на большую в два раза. Он обошел выставку и заметил, что другие цены еще больше. Так получилось, что их бриг стоил меньше всех. Но, разумеется, и размер их модели, и количество парусов и пушек намного уступало фрегатам и линейным кораблям.
Когда к обеду начались торги в форме аукциона, то их модель, названная первой - как недорогая, ушла за цену, превосходящую табличку Нины Александровны в два с половиной раза.
- Смотрите, Антон, как взлетела цена, - восхитилась она.
- На четверть и взлетела, - ответил он.
- Как же на четверть, - удивилась она. – Я считать умею. На 250 процентов!
- Это от чего?
- От назначенных мной денег.
- А сколько вы назначили?
- Ты же сам писал! – удивилась Нина. – Не помнишь разве?
В это время они подошли к модели, которую уже забирал покупатель. На полу валялась писанная Антоном табличка с ценой большей в два раза, чем назначила Нина.
- Откуда это? Аристарх Георгиевич снова сделал? – спросила барыня.
- Он тут не нужен, - отвечал Антон Валерьянович. – Это и без него написать недолго.
- Зачем ты меня не послушал? – рассердилась Нина. – Так нельзя поступать!
Антон вынул из кармана все ценники и передал ей:
- Я не мог ослушаться вас, Нина Александровна, - сказал он. – Я только добавил к случаю, и был прав. А не получилось, поставил бы другую табличку, попросил бы переиграть. Это разрешается.
- Так вы, Антон Валерьянович, заработали нам еще один бриг просто так!
- Ничего я не заработал. Это обыкновенно при торгах, - отвечал он. – Начинают с верхней цены.
- Мной была назначена действительная цена, по вложенным материалам и труду, - уперлась хозяйка экономии.
- Вот, правильно вы сказали, - возразил Антон. – А талант Вени не учли, художественную ценность модели пропустили. Будто она сама выдумалась.
- Спасибо, Антон Валерьянович, - сказал Веня. – Она самого главного не чувствует.
- Все я понимаю, - закончила разговор Нина Александровна. – теперь мне ясно, что все расчеты надо просто на два умножать. Тогда и выгода настоящая получится.
Обратно ехали налегке, без хрупкой модели. Доехали быстро, послали в Заречно за родителями.
- Теперь и отпраздновать можно, - почти подпрыгивала Нина от радости. – Доставайте свой портвейн, Антон Валерьянович.
- Там только три бутылки осталось, - отвечал он.
- Завтра докупим, - радовалась барыня. – Спрячь за занавеской все три. У меня в комнате еще две на всякий случай.
Управляющий отвел ее в сторону.
- Мне и десяти не жалко! Докупим, конечно, - склонился он к ней. – Но Сергей Иванович стал всерьез закладывать. Средство надо искать, а то всю свою усадьбу еще до освобождения пропьет к чертям.
- Ты посчитай стоимость его верстаков и инструментов. Это его часть в основном капитале. Мы ему соответственно отдавать должны, не считая, что они с женой родили нам самого художника. Обмозгуй все так, чтобы понять, сколько процентов он по праву имеет от наших прибытков с фабрики. Тогда и поговорим. А от пьянства тоже заговоры есть, найдем бабку, если понадобится.
- Согласен, - отвечал Антон Валерьянович. – Это вы дельно рассудили. По честному.
И они улыбнулись друг другу так весело, что посторонний человек подумал бы, что говорят отец с дочкой.
За столом уселись Сергей Иванович с мамой Вени, Нина Александровна с самим Вениамином Сергеевичем и Антон Валерьянович с женой, верной его умной и долготерпеливой Полиной.
Собственно, они и были фактически родителями Нины. По крайней мере, их успешно заменяли. Барыня чувствовала на себе эту заботу, но была им благодарна, что, ни на людях, ни ей прямо они не высказывали своего расположения.
- Мы собрались отпраздновать продажу первого корабля из одинаковых, - начала Нина Александровна торжественную встречу. – Вениамин Сергеевич будет делать и особые корабли, доход от которых полностью останется за ним, как за художником. А эти поделки, тоже с вложением его таланта и фантазии, идут в доход всей экономии. Пока суп еще не подали, пойдемте, бегло пройдем по цехам фабрики.
Все встали и направились в здание мастерских, где и сейчас на станках шла работа. Здоровые ребята крутили маховики, другие точили толстые корпуса брига, сверяли их с трафаретами. В другой комнате резали места для шпангоутов. В третьей механическим лобзиком, приводящимся в действие ногой, пилили эти шпангоуты из тонких дощечек. Рядом точили мачты и реи. Все детали укладывались в соответствующие ячейки больших наборных ящиков, как литеры в типографии. Обученный подмастерье ходил, набирал из ящиков себе в кармашки брезентовой сумки детали на один корабль. Когда сумка наполнялась, он нес ее в последнюю комнату, где детали зачищали, и ножичками, и стеклышком, и просеянным песочком. Натирали воском, где не будет клея.
- Видите, уже на семь кораблей заготовки собраны, - похвасталась Нина Александровна.
- А собирает все только Веня? – спросил Сергей Иванович.
- Пока только он, - согласилась Нина. – Но вы правильно заметили. Будем учить способных ребят или девушек. Надо освободить его от этого однообразия.
Место Полины Владимировны было закрыто холстиной, и его прошли не заметив. Веня обернулся к Нине, и они обменялись понимающими улыбками: главные секреты никто не увидел.
Праздновали как всегда, с полным обедом, чаем и игрой в карты. Выпили порядочно, все легли в усадьбе Аристарха Георгиевича. Никто уже не знал, наблюдает ли он сам за ними. На всякий случай Нина задвинула шторы в спальне. Но что это для настоящего Шумного Духа? Дуновение ветерка.
Только Нина почувствовала, что кто-то помогал Вене ночью, не отпуская его, пока он не сможет так же нежно сделать и сам. Она улыбалась, понимая, что через мужа отдает себя и дедушке, знающему ее всю только по рисункам, не позволившему себе даже прикоснуться к ней, своей истинной последней любви.
20130128