Морщины генеральной линии

Валерий Иванович Лебедев
Или невыносимая правильность правил – 3

Несколько вступительных слов

Два мыслителя, очень далеких друг от друга, здесь экономист, там философ.
Но оба говорят о невидимых вещах, невидимая рука, невидимая ирония. Одна – направляет, другая –  вразумляет, в сумме – могучие силы, играющие людьми. Как же два этих мыслителя смогли увидеть то, что видеть нельзя? Один способ привычен, они наблюдали поведение людей, поступки, привычки, результаты и цели. Именно так, результаты, а где-то позади, на входе, далекие и забытые цели. Результаты, оторвавшиеся от целей, что тут невозможного, шел на экзамен за четверкой, вышел с тройкой. Или люди, оторвавшие эти результаты от своих же целей. Призадумаешься, по силам ли, обыкновенным смертным, столь титанические действия? Еще бы, тянуться к целям, к идеалам, изо всех сил, но таким странным способом? Да, в общем-то, не так и сложно. Где цели, там средства. Дел-то, выбрать средства. Одни поведут к заветной цели, другие в сторону от этой цели.

Вещи, невидимые принципиально, нужны ли они нам.
Их нельзя потрогать, но с ними приходится считаться. Особенно, когда азарт спадает, когда начинают происходить непонятные вещи. А непонятные вещи – это такие вещи, которые не устраивают нас, людей. И мы требуем от вещей уважения, от вещей ли? Нет, конечно. Через вещи мы требуем уважения от людей, они смеются, вы слышите, как громко они смеются. Что ж, придется их заставить, как? Надо стать невидимыми. Пока мы будем невидимыми, они, эти насмешники, будут уважать нас, будут дрожать, Боже, какими станут они послушными, как самые примерные воспитанники всем известного колледжа.
Есть ли цель, к которой могут вести любые средства?
Если признать такую цель? тогда от нас ничего не зависит! Потому и возникает искушение: оторвать результаты от целей. Сначала Брест, потом НЭП. Эпигоны продолжили, социализм в основном, социализм окончательно, развитой социализм. По инерции замахнулись, социально однородное общество. На большее не хватило. Что же выяснилось в ходе социалистического эксперимента? Бесконечность цели и конечность человека. Иначе говоря, несоразмерность мира, создаваемого человеком, и самого человека «как конечного живого индивида» (Кутырев, с.3). Вот ведь заклятие, наложенное видно, самим Создателем, способность к созданию бесконечных миров на фоне собственной конечности. Далее как всегда следует вопрос.
Откуда берутся невидимые цели?

Привычка морщиться, или морщины людей
1.
Георгий Владимов, за ним верный Руслан , персонаж книги, значит, далее книга, о чем?
Сторожевой пес, кличка Руслан, где-то вдали скучает Холстомер, чем лошадь лучше собаки.
Скучная книга о рядовой собаке, о ее собачьей жизни, о ее доле в этой большой жизни – конвоировать заключенных. Как она старается, труженица. Клыки есть, где надо орудовать клыками, там у нее получается превосходно. История собаки, детальная, постепенно проступает рассказ о людях. Если не о самих людях, то о том, что отличает людей – об их человеческих качествах. Как идет это движение? Не торопится, крадется. Гораздо интереснее заглянуть в конец, что там? Вопрос; такова наша твердая линия – любая история должна завершаться выходом на проблему: «как согласовать ужасы лагеря, выстроенного на усердии таких рьяных исполнителей, как Руслан – и тот самоочевидный факт…» (Аннинский, с.22). И что же здесь представлено в качестве очевидного факта, ужасы лагеря? Нет. Рьяное усердие исполнителя? Нет. Сам исполнитель, и далее самоочевидный факт, этот собачий конвоир «соткан из лучших человеческих качеств» (Аннинский, с.22).
Каково? Обычный лагерный пес, натасканный, свирепый, движимый идеалом.

Ну, для кого пес, а для кого расширение возможностей.
Каких возможностей? да, тех самых, человеческих возможностей.
вот оно-то, расширение, и дается лучшими человеческими качествами – верность долгу, преданность. Или их пес перенимает от людей, на площадке дрессировки, или сами люди заражаются от псины, в карауле. Но, может быть, люди что-то перекладывают на пса? Пусть он сделает то, что самим людям трудно, стыдно, опасно, иногда просто лень. Если это так, то придумано хорошо. В самом деле, берет беглеца, или находит в шеренге преступника, или обнаруживает врага, рисковать собой! Нет-нет, не лучше ли для службы действия такого рода переложить (уступить?) на сильного и верного пса, ведь он рвется в бой. Вернее, они оба рвутся в бой, охранник и его пес. Одному не терпится отдавать команды, другому – выполнять эти команды. Все на месте, носитель команды, носитель действия, они неделимы, как твердая рука и ее неотвратимое действие.
Кого же тогда отделять? Такого пса от человека бесполезно, просто сдохнет.
Но вот отделять человека от пса иногда приходится, не псу же получать приличную зарплату. Что же происходит? На месте соотношения «цель – средство», вдруг появляется соотношение «человек – средство». В распоряжении человека, обычного, оказываются мощные средства. Я не об экскаваторах, но я о средствах другого рода – кружок, клуб, ложа, партия, Организация. Люди объединяются, какое это доброе дело. Потом уже появляются автоматы, псы и шеренги, ни одно доброе дело не может остаться безнаказанным.

Еще пара слов о добре, добрые люди – это ведь тоже хорошие люди.
Но кто решил, что хорошие люди – добрые?
Вот они, признаки хороших людей. Честные глаза «героического служаки». «Добрые глаза» обычной русской женщины. Удивительное соседство, лагерный пес и «многотерпеливая и добрая русская женщина» (Аннинский, с.22). Но если бы Женщина эта узнала, что ее сосед сбежал «из лагеря»? Она тут же выдала бы его властям, и то правда, что ей делить с преступником. Она отделена от преступника. А какие у нее добрые глаза. Добрые? Ну и что, глаза как глаза, каким им быть. Вам мало? так знайте, у нее честные глаза! Чем эта добрая Женщина с честными глазами отличается от уже известной нам персоны, которую представил Артур Кестлер – от железного Наркома? И мы упорно твердим, добрые люди – хорошие люди. А хорошие люди – добрые. Но вот честные люди – не обязательно добрые. Как необязательно и обратное. Честность и доброта расходятся, удаляются друг от друга, занимают разные полюса, их разделяет дистанция. Можно преодолеть эту дистанцию, но можно и поддерживать ее, и даже увеличивать. Мы почему-то всегда смотрим в сторону максимума. Даже минимум рабочего времени был бы не нужен без максимума времени свободного, но при этом материально обеспеченного.

2.
Где-то здесь начинаются шаблоны.
Самый большой шаблон, одновременно, самая болезненная проблема.
Ужасы лагеря, человеческие качества. И лагерь образцовый, и качества превосходные. Самые лучшие человеческие качества порождают самые кошмарные лагерные ужасы.  Далее, начинается отделение, то есть переход с одного уровня проблемы – на другой, почти диалектическое снятие. Глядишь, и вскроется «как из положительных качеств и благих намерений получаются отрицательные результаты» (Аннинский, с.22). На новом уровне – новое измерение проблемы, а зачем? Ряд ссылок, вопросов, и выход на следующий уровень: «когда из элементов добра магическим образом составляется зло» (Там же). Когда? пытается отрицать Как? Но лишь пытается, ибо сразу же следует возвращение: «Как из элементов одного получается другое?» (Там же, с.23). Сколько элементов, сколько слоев можно вырезать из нашей обыденной реальности. Соборность, Русский путь, или Куча , все это на фоне диалектики, в итоге? «Что нам делать с его честностью» (Там же). Его = Руслан. Нет бы, сказать попроще – не высовываться. Руслан, если ты завяз в куче, в коллективе, сполз во дворы и на свалки, то не высовывайся. А то ведь закончишь как некий Пронякин , тому взбрело в голову спасаться не по-нашему, «всем миром», а индивидуально, отдельной своей судьбой.
Русская драма, на чем держится эта проблема-шаблон?

И снова те же самые житейские признаки, они же шаблоны, они же штампы.
Честные глаза Служаки. Добрые глаза Женщины. И применительно к обоим – бесконечное терпение. А если наоборот? Добрые глаза Служаки. Честные глаза Женщины. Не получается, не сходится, и терпение не помогает. Нашей терпеливой Женщине не надо быть честной . Но если бы ей вдруг пришлось оказаться в роли Служаки, на территории Службы? Ее глаза тотчас бы стали честными. На Службе могут служить лишь честные люди. Что касается Служаки, возможно, и он подобрел бы. При условии, конечно, что вышел бы за рамки Службы. Но, даже пребывая на территории Терпения, мы остаемся на территории Службы, где-то мы все работаем, мы просто должны работать, хотя бы потому, что есть Контролер. А если работаем, то все мы связаны нормами какой-то профессии. Завсклады, кладовщики, грузчики, учетчики, хотя бы, уборщики всех этих многочисленных территорий. Но что значат нормы, этика профессии? профессиональное поведение.
И вот здесь проявляется другой признак, профессиональный уровень.

Начиналось все очень просто. Маркс задал вектор: жизнь – это борьба. Кто бы спорил, будем бороться и будем жить, борись и живи. Еще классик определил конечную цель борьбы – построение нового общества. Кажется, он был прав, не в отношении нового общества, но в части борьбы. «Писатель не пишет, он борется за право писать. Ученый не исследует, он борется за право исследовать. Рабочий не работает, он борется за возможность работать» (Кордонский, с.30). Но если все борются, рано или поздно, такая всеобщая борьба к чему-то да приведет. Она и привела: «В социально однородном общенародном государстве царит всеобщая депрофессионализация» (Там же). Ну да, или работать, или бороться, но когда же руководить этой борьбой? И «Руководители, прежде всего борцы, связанные особыми бойцовыми, так называемыми коллегиальными отношениями» (Там же). Бойцы, надо уметь дергаться, надо драться, ведь этих яростных драчунов, шеренги. Шеренги, шаланды, шаманы, «есть хлеб в магазинах, соль да спички, и даже подсолнечное масло» (Там же, с.28). Люди счастливы, они счастливы уже тем, «что живы, что пьяны», и все это на «пятачке, ограниченном паспортным режимом». Как ни странно, каждый должен иметь территорию , даже лагерный пес Руслан.
Чем же мы владеем вполне профессионально, где же шедевры?

Русский путь – как профессия, навалимся, всем миром, впереди – спасение.
Рискну утверждать: было две главных профессии – быть честным и быть добрым. В промежутке? Там находится Контроль – носитель контроля – Контролер. Не зря же Ильич начал с учета и контроля. Проблема не в учете, в человеке учета. Если человек, обыкновеннейший, получает толику контроля, контрольных мер и весов? Скажем, тот же охранник имеет немалые возможности по части контроля. Как-то он вынужден, ибо деваться ему некуда, соединять честность и доброту. Основа решения заложена очень давно, еще во времена Петра Великого. Не зря, видимо, Его Величество претендовал на победу в конкурсе «Имя России».
Честность ; эффективность.
Быть честным – означает обеспечить требуемый результат, такой результат установлен вышестоящим Контролером, инстанцией. Выполнить и доложить, результат есть. А если не получается? Честно доложить, нет результата, не могу, выше моих сил. Доложить честно, даже рискуя собой. Но не зря! Будешь честным с Контролером (= власть), сможешь быть добрым к самому себе, даже на территории Службы.
Это главное правило, если угодно, главный обмен, понятно, есть и территория Обмена.
Дать нужный результат = выжить, а потому приходится бывать и помягче. Речь не идет о доброте, но именно о выживании. Давать мелкие послабления тому, кто зависит от тебя, в обмен на получение нужного результата. Но, тем более можно быть добрым к себе. Когда результат выдан, лучше будет сказать, сдан, вот тогда можно быть щедрым. Щедрым по отношению к самому себе. Так будем щедрыми, вот это правила!
Как раз для правильного обмена; как правило, деньги для такого обмена не требуются.

3.
результат – это звучит прекрасно, едва ли не гордо.
Что действительно звучит гордо, так это – Исполнитель.
Что производит Исполнитель? Результат, в этом все дело. Вполне конкретный результат. Количество замесов или тонн. Поднятых гектаров, пройденных километров, выпитой водки. Результат сросся, сцепился с целью. Более того, результат заменил цель, слишком ненадежная это вещь. Не зря говорили, план = закон. Приняли план – он будет выполнен. Хорошо, что на место цели пришел результат, мы  живем результатами, нам надо есть и пить. Что же касается цели? она начала отодвигаться, все дальше и дальше. Она постепенно окутывалась дымкой, уходила в туман, медленно, но верно превращалась в невидимку. Да зачем цель, если есть конкретная работа, называется эта работа – «забота о благе народа» и есть результат этой заботы, право иметь все, что «положено». Каждый может требовать, «качать права», это «положено». Отдайте мне, мой же минимум. Даже такой обмен, как всякий обмен, не может быть односторонним.

Вернемся к началу, вернее, к началам.
Быть добрым, или быть честным – значит, быть хорошим человеком? Но какое отношение профессия имеет к морали? Мы же не говорим, быть плотником – значит, быть хорошим человеком. Или, быть писарем – значит, быть плохим человеком. Точно также и здесь. Быть честным на территории Службы – это и значит получить в свое распоряжение территорию, где ты можешь быть добрым к самому себе. И наоборот, хочешь быть добрым на некоторой территории, получи, оформи территорию, где ты сможешь быть честным. Пусть это будет территория тесной кладовки в каком-нибудь гарнизоне близ Новой Земли, главное, правила.
Оформи, наймись на Службу, "покажи" честные глаза.
Машина правил предполагает правильную работу, правильную машину.
Честные глаза – честный план. А что там, на территории Добра? Там сугубо личные планы, и столь же личные дела. И конечно, куда денешься, личный произвол. Личный произвол предпочитает иметь дело не с целями, а с результатами. На то он и произвол, чтобы подлежать быстрому удовлетворению. Произвол тем и отличается, что всегда козыряет результатом. И вот тут-то можно споткнуться, произвол? или все же личное превосходство. Видимо, последнее. Нужна ли территория Добра, если она не дает превосходство.

Так что же описал Георгий Владимов?
Два предельных случая. Предельная честность и предельная доброта. Будь готов, к чему, вы о чем? О честности. Будь честен всегда, до конца. Отсюда любые методы и действия, чтобы сдать нужный результат. Чтобы никто не усомнился в честности подлинного Служаки. Как и предельная доброта. Будь готов, к чему? К доброте, она добра до конца, она прошла эту дорогу до конца. Отсюда, она может позволить себе доброту в отношении кого угодно, лишь бы это добро обращалось, в конечном счете, на нее же. Это и будет предел.  Человек, полагающий себя самого пределом. Честность, обращенная на себя. Доброта, обращенная на себя.
На выходе добро за счет честности.
Честность за счет добра .

Будучи предельно честным, именно как исполнитель, Руслан оставляет тем, кого он конвоирует, лишь одну возможность – стать столь же предельно честными, лишить их последней капли добра. Замах то, почти претензия на всемогущество. И что остается охраняемым? Все добро обратить на самих себя. Это последняя их территория, скрываемая территория. Вы получили территорию? Охраняйте ее. И, конечно, продолжайте поиск «общегуманистических оснований социализма» (Никитин, с.131). Если ты честен, пред государством, твои возможности творить добро, но именно на своей территории, почти неограничены. Профессия честного служаки искушает человека, чем? Всемогуществом. Простой исполнитель приказов, только исполнитель. «С другой стороны, этот же человек в пределах разрешенного ему исполнительства был всемогущ!» (Гефтер, с. 31). Надо жить, значит, надо бороться. Так живи, проживи свою жизнь до конца: «Это странное совмещение исполнительства со всемогуществом в установленных рамках создавало особый ударный стиль жизни» (Там же). Ударим, не постоим, закопаем. И вот твое Добро открылось тебе, открыло неограниченный кредит.
Хватит пользоваться чужими соображениями, по поводу Добра.

Пользуйся своей добротой, она на службе, как простой исполнитель. Начинайте исполнение желаний, для кого-то это охотничий домик, кому-то работа на даче Горького, а для кого-то тесный погреб, тесный от набитой там снеди. Каждый может позвать гостей, что-то показать. Какие потом будут рассказы. Вы знаете, пригласили тут, не хотел, но неудобно было отказать. Да-да, в закрытом домике, тесная кампания. А я был на даче. Н-да, на той, там когда-то жил сам Горький. Что делал? Тесный круг, бильярд, снег, ну, писал еще, не писалось. Но звать в тесный погреб? Зато будет угощение, хорошо угостимся, посмотрите, сколько снеди. Нет-нет, в погреб заходить не нужно, вы лучше подвигайтесь, посидим, посплетничаем. Как там, у классика, изолятор для всех – условие изоляции каждого. Теперь вы поняли, почему я говорила, заходить не надо? Да шучу, не нервничайте. Но как возможен человек без угла. Говорят, в начале было слово, вы верите? И я нет, в начале был Уголок. Потом Погребок. А потом Домик. Зато потом Ломик, увесистый такой! А вот об этом, попрошу…, уже не до шуток. Не пора ли нам, по своим уголкам, по волнам, по углам.
От Петра Первого потомкам достался домик,
а вот был ли домик у первого Петра.

Люди с морщинами, или морщины привычек
1.
«Никто не может предсказать будущее решение» (Львин, с.12), это первое, далее второе.
наш мир, на одной шестой, нуждается в людях, каких? Они считают себя честными и добрыми. И они готовы, в то же самое время, подчиняться. Они с радостью занимают указанные места в социальной машине, исполняют функции деталей этой машины, превращаются в детали. Деталь механизма – звучит гордо. Люди таковы, каковы их функции, цели, то есть, внешние формы, то есть, среда. Или все же, каковы люди, таковы и цепи, которые они на себя возлагают. Первое и второе, мир текущий и мир будущий, направляющие нашу жизнь. Не в силах предвидеть, мы создаем машину. Благодаря Машине, мы обретаем стабильность, радость переполняет наши души, мир успокоился, наконец-то. Теперь его можно предсказывать.
Перед нами Врата, за ними – Великие Блага, давайте, давайте.
Ну же, распахивайте ворота .

Можно согласиться, перед нами всегда Врата.
Но вот, почему за ними должны быть Великие Блага, а если там Великие Конфликты?
Есть, есть способ управиться с мятежным воображением. Может пойти навстречу? Лучше опередить: «Новая общественная жизнь … стала сплошным карнавалом, магией заклинания» (Каганский, с.13). Магия, упиваться магией, в 21-м веке? Зачем нужна магия? Вы правы, магия нам ни к чему, а вот компенсация, да! Вижу, вам хочется открыть Врата, давайте их возведем. Объявляется конкурс на лучший проект Врат. И уж, там-то, за нашими Вратами нас непременно подстерегают, должны поджидать Великие Блага. Люди, я дарю вам высшую потребность, идите смело, впереди у вас Большая Победа.
Одни ворота уже распахнули, ворота Зимнего дворца.
Блага – всегда возможности, как выбирать между возможностями? Выбирайте, Победу. Ибо Победа и есть золотой ключ к небесным Вратам. Будем распахивать? Пока будем проектировать.

Если есть точный расчет, налажена организация, работы ведутся по строгому графику.
Результатом хорошо организованной работы станет достижение цели. Причем тут магия? Потому что в жизни нужны не столько цели, сколько Победы. Да, нас вели великие Цели, так нам говорили, уверяли, мы сами в это поверили. А на деле, нас вели и звали Победы. Вот что сообщало смысл нашей жизни. Как только победы ушли, мы сразу же забыли и о целях. Уж как Михаил Сергеевич звал! Никто не отозвался. Где Ваши победы, МС, нет? ну, извините, мы тут же побежали (перебежали?) к новому претенденту на победы.
Что-то изменилось, изменились мы сами, наши ориентиры, место?
Только лицо победителя, начинал простым исполнителем, дошел до первого.

Первые исполнители, всемогущие в пределах условий, которые были поставлены Центром, решились стать всемогущими без всяких условий. Есть своя Территория, и я сам – свое условие! Я – всемогущ, потому что я всемогущ сам по себе, без какого-то там высокомерного "вездесущего Центра".
Цена и ценность личных побед, вот что ведет нас – или его? – в  этом мире.
Но не цена и ценность «мирных гарантированных границ». С чего начать? Озадачил народ Ильич, сам же и ответил, с газеты. На самом деле здесь дилемма: с чего будем начинать желанную жизнь – с Целей или с Потребностей? Вот тогда-то нас и накрыла Большая цель. Начали падать звенья, потянулась, по ходу стала стягиваться цепочка: Большая цель – Большая победа – Большой провал. Но, может быть, сама цель и стала этим большим провалом, уже была провалом? Ясно видимая цель, чуть заметный подвал, вовсе невидимый провал. Почему же провал невидим? Его закрывает Победа, будущее есть, пока есть победа. А победа будет, если есть «источник силы», а где источник? Когда-то мы отвечали без запинки, в партийном руководстве.
Источник силы –; руководство силой –; победа силы.
Ни единой морщинки, на народном лице.

2.
Я вхожу в Аптеку, зачем? Потому что это сильнее нас, традиция: проспект, фонарь, аптека.
Но теперь что-то изменилось: проспект, аптека, банкомат.
Там прошлое, здесь будущее, о котором Блок ничего не знает, откуда ему было узнать, что объявятся такие собеседники. Около банкомата два человека, две женщины. Одна склонилась над кнопками, беседует. Другая сзади, стоит, ждет. Будем ждать вдвоем, а первая пусть побеседует, не отвлекать же. Видна ее спина, широкая женская спина. Отчетливая сутулость, голова уходит в плечи. Говорят – кто? – у подобных женщин взгляд исподлобья. Конечно, я придираюсь, у нее округлое  и добродушное лицо, просто наклонилась.
Кнопки, чтение, снова твердые кнопки, снова медленное чтение.
Снова долгое ожидание.
За мной возникает еще одна фигура, за ней еще одна, проспект, проходное место. И я поворачиваюсь, по странному совпадению это же делает и женщина передо мной. Мы разворачиваемся, выходим, несколько шагов по лестнице вниз. Она спокойна, вот там, видите, там тоже банкомат, беседовать можно там. Она тут же уходит, а я стою, зачем? Я пытаюсь увидеть лицо Поэта, кажется, я забылся. Открывающаяся дверь тихо возвращает меня в мир. Та самая женщина, действительно, ее лицо округлое и добродушное, лицо начинает спуск. Почему-то оступилась, повезло, присела на ступеньки. Я улыбаюсь, возникает взгляд. Так оно и есть, треугольник носа, твердые линии губ и взгляд исподлобья. 10 минут назад, нажимая кнопки, она устраивала какое-то настоящее, текущий день, текущие покупки. Но легко споткнулась на лестнице, будущее уже здесь. Видно, это самый лучший образ будущего, лестница, на которой кто-то споткнется. Еще бы знать, кто из нас споткнется, но есть решение попроще, не ходить в Аптеку? Сколько сотен лет мы сходимся в аптеках.
Сколько правил сошлось на этой тесной сцене, возведенной по всем правилам.
Там всегда одна женщина, у нее всегда взгляд исподлобья.
На лице ни единой морщинки.

Что же вскрылось? Нечто человеческое, мы предпочитаем подниматься, все.
Хотя бы для того, чтобы быть выше, повыше. Я гляжу с верху, я выше, я больше. И чем я больше, тем безопаснее моя жизнь, тем она стабильнее. Отсюда? Отсюда следует явное, что мы бы хотели наше будущее свести к вертикальному порядку. Быть наверху всегда лучше, чем быть внизу. Иначе, почему столько людей рвется наверх. Зачем рваться наверх? Странный вопрос, вернее, праздный, чтобы прорваться наверх. Ладно, вы наверху, что дальше? А дальше начнем устанавливать этот милый сердцу вертикальный порядок. У этого порядка есть приятная особенность, его можно расширять по вертикали очень долго, так долго, что подобно божественному порядку, он начинает обретать признаки бесконечности. Ну да, все то же вечное стремление к принудительному продлению жизни. Последнее, оно же и конечное, Качество достигнуто, теперь остается «голое» Количество. В пространстве и во времени, нужно длить самого себя, не соседа же, в конце концов.
Остается один шаг, крохотный, сделай, и перестанешь быть человеком.
Сделай этот шаг, и ты закроешь будущее.
Все лучше, чем смотреть, как оно начинает морщиться.
3.
«Добро, скрытое в душах простых людей », так писали в 60-х, не говорили, а писали.
За сто лет до этого, были другие 60-е, должно быть, и творили что-то другое. Что же общего? В обоих случаях творили интеллигенты, чем не творцы, создатели чудных миров, натворили. Почему же народ-то не пошел в интеллигенты, напротив, интеллигенты пришли в народ. Видно, не всем дано быть творцами. Но уж если дано, остановиться невозможно. Не странно ли, разве сие не в нашей воле, взять и остановиться?
Посмотреть, хотя бы взглянуть на интеллигента, законченного, высшей пробы.
Приходится идти в Аптеку, глядите, на врачевателей сердец и душ.

«Но он не ходит в аптеку никогда» (Минкин, с.6).
итак, вы хотите увидеть интеллигента, не какого-нибудь там, настоящего, без примеси.
Да без проблем, сколько их взошло, прошло, упало. Вот этот интеллигент, как ему и положено, сидит себе на кухне, занимается уже много лет теорией, глубоко ушел. Но все-таки  вышел к свету, «суть человека в желании поступать по собственной воле» (Трошкин, с.131). Суть, она же сущность, она же природа. Дана человеку природа, в ней сила, страсть, но еще и принципы. А они-то зачем? Без них и сила, и страсть сойдут впустую, вернее, в подполье. Н-да, это тот самый интеллигент, «Записки из подполья». Казалось бы, все, раз суть установлена, дальше идут простые выводы, от сущности – к поступкам. Но он подбирает факты, зачем-то перебирает факты из личной жизни, не зря. Следует удивительное открытие, «что всегда хотелось только одного – власти над другими людьми» (Там же, с.132). И социолог, близкий к философии, нажимает кнопку: «оглушающее противоречие», с чего бы? Ну, как же, свобода воли – и вдруг растоптать свободу всех других воль. А как быть с людьми, стоящими на другой точке зрения? И у того же Федора Михайловича, «пред кем преклониться»? Вот он такой человек, ищущий преклонения перед собой, и вот они – все другие, желающие пред ним преклониться. Противоречие снимается, в самом человеке. Но и человек остается самим собой, то есть человеком, и он находит человеческий выход, сознательно выбирает бремя противоречия.

Противоречие переносится на следующий уровень, с человека, на интеллигентскую закваску.
Он работает со Словом, выйди на улицу, брось Слово, в сердца, в толпу. Никто не слышит, пробегают мимо, а то и драться лезут. Куда там Слову против Кулака. Но вот выделился из толпы один человек, ну, дай ему Слово. Мир переворачивается, прогнал интеллигент несчастную девушку. Конечно, была девушка, а кто еще отзовется на многочисленные нелепые слова. Я слышу твое Слово, скажи, что нужно сделать.
Этот человек, эта девушка отказалась от себя, заворожена, решай ты.
вот тут-то и заработала логика,
где только скрывалась, потекли простые выводы. «Если бы даже удалось осчастливить ее, то это лишь с его точки зрения, но в своих собственных глазах она, быть может, стала бы еще несчастнее» (Там же). Мне кажется, а она страдает. Я продолжаю, а она не в силах терпеть. Я тоже начну страдать. Она станет мучиться еще сильнее. Слово можно поместить на любом полюсе. Левый – Правый. Верх – Низ. Счастье – Несчастье. Жить – значит, переходить от одного полюса к другому. Кто-то заверяет – качаться, кто-то – отталкиваться. Вы на левый фланг, я – на правый, и будем толкать маятник Слов, вы погорячее, а я похолоднее. Если жизнь не дает выход маятнику, то человек создает его в душе, она всегда под рукой. Разделился, и давай метаться, от себя – к себе, против себя – за себя. Обычная мнительность, должно быть слишком долго скрывал в душе доброту. А если чуть серьезнее? Автор задает сильное обобщение: «Колесо рефлексии усталости не знает» (Там же, с.132). Как ни странно, но именно после таких слов люди начинают морщиться, понесло.

Вместо заключения
«Среди правил, определяющих наше отношение…» (Монтень).
что же это за наваждение? Сизиф, когда еще начал катить свой камень. Ему-то повезло, близ вершины камень вырывался из рук, скатывался к подножию горы. Сизиф мог тихонько шагать по склону вниз. Был ли там какой-нибудь строгий контролер? Или катящий Сизиф и сопротивляющийся Камень, катящийся Камень и отдыхающий Сизиф воспроизводили друг друга, то есть, не могли жить один без другого. Сколько их этих колес, не знающих усталости, еще бы, к ним тянется долгая очередь, вот некоторые.
Фортуна, История, Рефлексия и, конечно, Власть.
Грубо говоря, четыре Колеса (на самом деле, их восемь ) катятся сквозь все Пространство и сквозь все Время людей. Каждое норовит катиться само по себе, что значит, переходя на философский язык, «ценности могут вступать в конфликт, это ясно – вот почему цивилизации бывают несовместимыми» (Берлин, с.15).
В чем дело? Люди козыряют результатом, среди них козырной – Победа.
Но о каком результате идет речь в случае Сизифа?
Удача. Смысл. Разум. Сила. Если эти начала нельзя совместить, какое выбрать?

еще бы знать, куда скатишься.
Вот бы прокатиться, какие проблемы, колесо Фортуны подхватит. А без ошибок не получается, какие проблемы, Рефлексия, задним числом, всегда подберет оправдание, мол, объективные обстоятельства. Еще пробиться бы вверх. Какие проблемы, Власть тут же даст санкцию, действуй, дерзай. И везде внушительная фигура МЫ, народная сила, коллективный разум, общая удача. Только Интеллигент обречен, его тихое дело, «выработка смыслов и идей», и он делает это в одиночку. Его тщедушное, раздвоенное Я пугается, путается в своих собственных потемках, постромках, постройках. Куда-то он хочет войти, или хотя бы, зайти,  так он полагает, по своей наивности. На самом деле, он хочет выйти. В этом проклятие Интеллигента, выйти, уйти, сбежать. Помимо его воли лицо его начинает кривляться, морщиться, он весь пошел глубокими морщинами.
Каждый раз он прозревает будущее, на поверку конструирует это будущее.
Иначе говоря, создает машину, но как только Машина запущена, и заработала на полные обороты, он тут же вознамеривается удрать, удариться в побег. Не интеллигентское это дело, быть винтиком Машины. И начинается, первая попытка, вторая попытка, можете не загибать пальцы, сосчитать до конца не получится. Первый пошел, второй пошел, третий, да прекратите счет, он вернется, куда он денется. Н-да, жалкий, тихий придаток, он обязательно вернется к своей Машине, не возвращаться же ему к Камню.

Есть, оказывается, две лестницы, вверх и вниз.
Можно войти в Историю, но можно выйти из Истории. Два разных стремления? Скорее, одно и то же стремление, за ним не цель, а голая потребность, спасти себя, свою жизнь, свою шкуру. Но разве нет других потребностей, противоположных примеров, спасти не себя, а другого человека? Разумеется, есть, немало.
1956-й, вспоминает, рассказывает участница знаменитого события.
Н-да, участвовала, в разгоне Учредительного собрания. Как вышло? «Большевистский список набрал мало голосов». Ленин нервничает, огорчается, советуется с Урицким. Вот у этих двоих такая пошла работа, успокаивает один, волнуется другой. Время не ждет, вот тут Урицкий и преложил «ему план», разогнать это собрание. А что Ленин? Вождь, конечно, «пришел в ярость». Кричал, что «это хулиганство»,  что это «позор для партии». Оказывается, Урицкий умел уговаривать, а Ленин умел уступать, не повезло делегатам. Вот так Ленин «стал уступать и, наконец, махнул рукой – делайте, мол, что хотите» (Серов, с.34). В самом деле, они ведь не для себя стараются. Вошел вождь в их нелегкое положение. Понятно, матросики постарались.
Победа, отмечали «всю ночь», автомобили, пролетки, и пешком?
Велели «шоферам и кучерам катать» по городу, если уж, взяли разгон.

Институт стали, кафедра математики, лаборантка закончила свой рассказ.
рассказ, скажете, спасательная операция.
В 1956-м она спасала Ленина. И где, в обычной частной беседе, да еще поздно вечером, «досиживала свой рабочий день». Очевидно, это не просто память, а долг, сознание высшего долга перед давно ушедшим вождем. Человека нет, но есть Образ, она спасала образ, убирала морщинки. А сама-то она, как выжила, как удалось спастись? «Ей удалось вовремя уйти из аппарата совнаркома в ВСНХ, потом в Горную академию, а оттуда на скромнейший пост в институт стали» (Шрейдер, с.35). Так просто? Выглядела старушкой, «ходила сгорбившись и одевалась по-старушечьи»». Это-то зачем? «Ее незаметная манера поведения, совершенно не отвечающая уровню интеллекта и воли, была тончайшей мимикрией» (Там же). Хорошо, когда есть воля, но при этом ее как будто нет. Тем и жила? «При этом многие кафедральные дела решала именно она» (Там же). Долго уходила, первая попытка, вторая, третья. Оторвалась, вошла в тень, «она старила себя, чтобы не быть узнанной», вернее, стать невидимой. Соответственно, и цели ее становились призраками, чем не разгон.

Разум, Воля, в кулак, кулаком в одну точку. Долго шла, надо выбирать, честность – доброта, выбрала.
Как же ей удалось спасти себя? Она просто покрылась морщинами.


Литература:
1. Аннинский Л. Собачье сердце? // Литературное обозрение, 1989, № 8.
2. Берлин И. Подлинная цель познания. – М.: Канон +, 2002.
3. Боровская Т. и другие. Много ли индивиду надо // Знание-сила, 1990, № 1.
4. Гефтер М. В предчувствии прошлого // Век XX и мир, 1990, № 9.
5. Зверев А. Кестлер и тьма – прикосновение к истокам // Иностранная литература, 1989, № 10.
6. Злобина М. Версия Кестлера: книга и жизнь // Новый мир, 1989, № 2.
7. Каганский В. Социализм: дальше – больше // Век XX и мир, 1990, № 12.
8. Кордонский С. Советский человек как объект сострадания // Век XX и мир, 1990, № 12.
9. Кормер В.Ф. Двойное сознание интеллигенции и псевдо культура  // Вопросы философии, 1989, № 9.
10. Кутырев В.А. Человек в «постчеловеческом» мире: проблема выживания // Природа, 1989, № 5.
11. Львин Б. Долой империю! // Век XX и мир, 1990, № 8.
12. Минкин А. Письма президенту. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2006.
13. Никитин В.А. Достоевский: православие и «русская идея» // Социс, 1990, № 3.
14. Редакционная статья. Мы будем жить при коммунизме // Театр, 1961, № 10.
15. Серов М. Как я разгоняла Учредительное собрание // Век XX и мир, 1990, № 2.
16. Трошкин Е.И. Интеллигенция и власть // Социс, 1990, № 3.
17. Шрейдер Ю. Послесловие // Век XX и мир, 1990, № 2.