ИОСИФ СЁМКИН
ПРОЖИТЬ НЕЗНАМЕНИТЫМ
(Жизнь «незамечательных» людей)
АВТОПОВЕСТЬ
Мемуары, как правило, пишут или большие военные, или арт-знаменитости. Просто знаменитости чаще всего не успевают описать свою жизнь из-за большой занятости делом, поэтому о них пишут другие в серии «Жизнь замечательных людей». А если вы ничем не знамениты, но вам есть что рассказать о своей жизни? Тогда продолжите серию «Жизнь «незамечательных» людей».
Миллионам людей есть что рассказать о своей жизни, особенно поколению, родившемуся незадолго до войны 1941-1945 г.г.
Автор – из этого поколения «Детей войны». Наряду с описанием ключевых моментов своей жизни приводит и оценку событий в ней, как свою, так и своих современников: «При немцах мы жили хорошо!» - это в многострадальной «партизанской Белоруссии»!? А как же при Сталине, Хрущёве, Брежневе и Ко?
«Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтоб и все знали это... Надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь... Чтобы на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»
Л.Н.Толстой
Вместо пролога
Не могу припомнить, как он появился. Он возник ниоткуда, но я его узнал, будто не прошло и пятидесяти двух лет. Он был похож на такого же одноногого Демьяна из давнего многосерийного фильма «Вечный зов», но всё же это был Семён, хотя он был в таком же картузе, что и Демьян в «Вечном зове». Я протянул ему руку – мы поздоровались, отлично узнавая друг друга, хотя и не виделись больше полувека. Странно, но в той далёкой жизни мы редко виделись, разве что случайно. Как водится при таких встречах, завязался разговор: где живёшь, где и кем работаешь; молодец, дескать, добился чего-то в жизни, не то, что мы: тянем вот колхозную лямку; одна отрада – река. На плече его откуда-то появился широкий деревянный лоток, наподобие корыта, с рыбацкой сетью и веслом поверх неё. Лоток-корыто он поддерживал одной рукой, а в другой был длинный шест с вбитой на конце его скобой, на которую были нанизаны довольно крупные гайки – это устройство называлось «чополо» и предназначалась для загона рыбы в сеть: конец шеста с шумом бросался в воду, затем рыбак шуровал им по дну водоёма, гайки в воде создавали грохот, соизмеримый в воде с артиллерийской канонадой на берегу, испуганная рыба бросалась наутёк и попадалась в ловко расставленную сеть.
Мы стояли на деревенской улице, именуемой Самодумкой, в самом её начале. Улица была точно такая, какой она была пятьдесят лет назад. Она жила той же жизнью – это чувствовалось, дома были живые, хотя жителей, кроме Семёна, не наблюдалось. Было раннее утро, может, поэтому улицы были пустынны.
Ногу Семён потерял на войне. Вместо неё он привёз из госпиталя протез, но так и не выучился на нём ходить. Забросив протез, он соорудил сам себе деревянную ногу, наподобие той, что пользовались инвалиды с незапамятных времён. Она была ему удобнее протеза, по крайней мере, устойчивее. Семён спокойно мог править лодкой, похожей на каноэ, стоя в ней, забрасывая и выбирая сети.
Мы ещё поговорили немного, после чего, кивнув, Семён зашагал прочь. Он был весь полудеревянный: лоток, весло, шест, – правда, с железными гайками – огромная деревянная нога образца 1905 года всегда были при нем, во всяком случае, в детстве я его встречал только таким, в одном и том же месте улицы, тянувшейся вдоль высоченного берега старицы, которыми изобилует Сож, направлявшимся со своей деревянно-гаечной рыбацкой амуницией к этой самой старице, которая, в свою очередь, изобиловала рыбой.
Проснувшись, я долго переживал очередной сон с участием моих земляков, чаще всего тех, кого давно не вспоминал, и кто уже давно ушёл из жизни, и лица и картины родной деревни восстанавливали в памяти мою недолгую жизнь в ней – всего каких-то шестнадцать лет.
Глава первая
О ВРЕДЕ ПЕРЕИМЕНОВАНИЙ
Моя деревня Кремянка раскинулась – именно раскинулась – на двух холмах, поднимающихся от долины реки Сож, которая заливается им в весеннее половодье, окружая деревню с запада и севера разливанным морем. На западном горизонте просматривается на высоком правом берегу этого же Сожа Пропойск, город, переименованный почему-то в Славгород, коих на просторах Советского Союза уже было на момент переименования, по меньшей мере, два: на Алтае и в Украине. Об этом факте переименования ходило и ходит множество легенд, сходящихся в итоге к тому, что новое название Пропойску дал сам Сталин. Глубокой осенью 1943 года в окрестностях западнее Пропойска шли тяжёлые бои. Этот населенный пункт имел большое значение для отступавшей немецкой армии: расположен он на стратегическом шоссе Москва – Варшава, да еще на высоком западном берегу Сожа и контролировал огромное пространство на востоке, откуда и наступала Красная армия. Пропойск она взяла, и отличившиеся при этом части должны были получить, как это стало уже традицией в наступающей Красной армии, почётное наименование «Пропойские». Например, гвардейская Краснознаменная орденов Суворова и Кутузова первой степени Пропойская дивизия, или: ордена Александра Невского отдельный гаубичный резерва ВГК Пропойский полк. Не звучит? А чем лучше, к примеру, Отдельная ордена Ленина, дважды Краснознаменная Жидачовская танковая бригада? Ну, есть такой городок в Западной Украине – Жидачов! И как прикажете его переименовать? Но вот же, не переименовали. Да и полки, овладевшие этим городом, остались без жидачовских наименований. Ну, потом-то, эти полки, конечно же, отличились, возможно, даже в Венгрии, потому что именно туда, в Венгрию, направлено было остриё наступающих через Жидачов советских войск. И, может, даже получили почетные наименования «Секешфехерварских» – знай наших! – в честь взятия, например, венгерского города Секешфехервар. Бои-то в Венгрии за каждый, даже самый малый город, были жесточайшие, а, не будь к ночи упомянутый, венгерский город так и вовсе переходил несколько раз из рук в руки. В шестьдесят третьем году мне неохотно рассказывал об этом, семнадцатилетний тогда, участник тех боёв. Так что зря Пропойск переименовали, И почётное наименование дивизиям-бригадам-полкам следовало бы присвоить именно «Пропойские». И звучало бы это красиво. А почему – поймёте чуть позже.
Где ещё на Земле вы найдёте город с таким чудесным именем? Но якобы Сталину не понравилось звучание почетных наименований «Пропойские» и он предложил назвать город Пропойск Славгородом, дивизии – «Славгородскими». Как пишут не утруждающие себя поиском истины некоторые журналисты, почётные наименования якобы должны были получить 362-я или 186-я стрелковые дивизии 3-й армии, но вот что писал в своих мемуарах выдающийся полководец, командующий 3-й армией А.В.Горбатов: «Командир 362-й дивизии, высокий, полный генерал В. Н. Далматов, хороший командир и прекрасный товарищ, донося мне на третий день о занятии села Рудня, поставил необычное условие:
— Город Пропойск не входит в полосу нашей армии, но мы можем им овладеть при условии, что вы не будете возбуждать ходатайства о присвоении дивизии наименования Пропойской.
Конечно, я ему это обещал, и в тринадцать часов того же дня дивизия овладела городом Пропойск»*).
*)Горбатов А.В. Годы и войны - 2-е изд. - М.:Воениздат, 1969.
Ясно, что 362-я дивизия не получила названия «Пропойская».
Зато 186-я дивизия якобы получила название «Славгородская». Но об этом, правда, никак не упоминает А.В.Горбатов.
Читаешь в последнее время воспоминания некоторых участников боёв в 1943 году на рубеже рек Сож и Проня и диву даёшься: так какая же дивизия всё-таки взяла Пропойск? Досужие журналисты, не имея ни малейшего представления о теме, лихо дополняют своими фантазиями рассказы ветеранов – участников сражений за Пропойск. Один расписывает, как здорово воевал рассказчик-ветеран в составе 186-й дивизии, которой и присвоили почему-то наименование «Славгородская» за взятие, однако ж, Пропойска, – нет таких крепостей, которые не взяли бы большевики: штурмовали Пропойск, а взяли Славгород! А после того, как 186-я получила такое почётное наименование, она еще удостоилась в 1944 году и другого почётного наименования – «Брестская».
Надо же!
Другой журналист, не зная ни сном, ни духом, что написал первый, утверждает, что на стол Верховному Главнокомандующему легло представление на присвоение почётного наименования «ПропойскАя» 324-й дивизии, входившей в состав 50-й армии, и якобы этой дивизии было присвоено почётное наименование «Славгородская».
Конечно, в памяти ветеранов многое стирается и путается, тем более что на южной окраине Пропойска оказался стык флангов двух армий: 3-й армии генерала Горбатова и 50-й генерала Болдина. И именно в этой 10-километровой «пропойскОй» полосе дважды происходили рокировки дивизиями этих армий. Прочитайте книгу А.В.Горбатова «Годы и войны», в ней Александр Васильевич (не Суворов, но – Горбатов!) хорошо описывает, как всё было на самом деле.
Ветераны 362-й и 186-й дивизий утверждают, что именно их полки штурмовали Пропойск. А получилось так, что части двух армий охватили Пропойск с флангов, южного и северного, и немцы оставили город перед угрозой окружения, поэтому 362-я дивизия 3-й армии Горбатова к обеду 25 ноября сравнительно легко овладела Пропойском.
Бои же, и очень тяжелые, пришлись на долю 110-й стрелковой дивизии армии Болдина, но уже севернее и северо-западнее Пропойска. И полегли там едва ли не все мужики, призванные из местных деревень, как только освобождали их. Такая была практика: бросать в атаку только что призванных, необученных молодых ребят на пулеметы и минные поля противника. Их не жалели, их наказывали за то, что выжили на «временно оккупированных территориях».
До Константина Симонова – известного советского поэта и писателя – никому и в голову не приходило связать название этого чудного города с заурядным пьянством, коего, судя по его стихотворению «Сказка о городе Пропойске», маститый поэт, писатель и военный корреспондент газеты «Красная звезда» вовсе не чурался. По крайней мере, в годы войны, что вполне понятно. Автор пронзительного «Жди меня» сочинил эту «Сказку», – именно сказку! – будучи проездом в конце сорок третьего года, вслед за наступающими частями Красной Армии, в Пропойске, где и согревался, по-видимому, в тёплой компании. Потому что написать: «Должно быть, название это / Недаром Пропойску дано, / Должно быть, и зиму и лето / Там пьют беспробудно вино» – такому большому поэту возможно было только с большого бодуна. И хоть сказка – ложь, да в ней намёк. А то, что написал Константин Симонов, не вырубить топором. Вот и превратился славный город Пропойск в один из Славгородов, полагаю, не без косвенной помощи выдающегося советского писателя, поэта, публициста, общественного деятеля и любимца Сталина.
Кстати, официально переименовали Пропойск в Славгород указом Президиума Верховного Совета БССР 23 мая 1945 года. Так что сказки (везло Пропойску на сказки!) о том, что его сразу же переименовали по личному приказанию Сталина – это всё-таки сказки. Возможно, у вождя, который любил спаивать своих соратников и знал в этом деле толк, возникла, как и у Симонова, ассоциация с пьянкой при упоминании слова «Пропойск», и он, возможно, как-то высказался в связи с этим названием. Не хочется в это верить.
Вот как описывает «факт» переименования Пропойска в Славгород «тайный советник вождя» некто Владимир Лукашов в книге В. Успенского под одноименным названием.
«Не всегда присвоение почётных наименований проходило гладко. Хорошо, ежели твоя дивизия стала Орловской или, к примеру, Львовской. Приемлемо, если Чугуевской или Глуховской. А как быть с теми войсками, которые с боем взяли город Пропойск?! Они-то не виноваты, что такой (вполне, кстати, приличный) городок оказался на их дороге! Случай сей описан одним из литераторов, если не ошибаюсь – Константином Симоновым. Тогда поступили просто и, на мой взгляд, вполне правильно: населенный пункт срочно переименовали в Славгород. И жителям было приятно, и войска получили наименование не «пропойских», а «славгородских». Хотя шутники посмеивались: еще неизвестно, что точнее, первое или второе».**)
**)Успенский В.Д. Тайный советник вождя - М., Воениздат, 1991.
Вот уж бред: «И жителям было приятно…»! Переименование свалилось жителям, как снег на голову именно в мае! Как будто этот самый «тайный советник вождя» лично опрашивал жителей, надо ли переименовывать Пропойск в Славгород. Поистине, маниакальная страсть коммунистов строить свой новый мир на развалинах старого посредством переименований того, к созданию чего они никакого отношения не имели!
Кстати, Екатерина Вторая, самодержица российская, после первого подела Речи Посполитой (напомню, так назывался с 1569 года союз – Союзное государство! – Польского королевства и Великого княжества Литовского) посетила, в числе других новоприобретенных Российской империей городов и весей, и город Пропойск, где даже оставила свой, собственноручно вырезанный на коре липы в старинном парке на высоком берегу Сожа, вензель:
Е II
Эта весьма просвещённая венценосная особа вряд ли решилась бы на такой пассаж, буде у неё возникла нехорошая ассоциация с Пропойском. Известно, что Екатерина Вторая не любила неблагозвучных топонимов и своими указами искореняла их, то есть переименовывала в более благозвучные. Пропойск же императрице явно понравился.
В том, что у некоторых со словом «Пропойск» ассоциируется пьянство, убеждает читателей еще один известный советский писатель – Вениамин Каверин. Уже после войны в своем романе «Открытая книга» устами не самого положительного персонажа книги, весьма беспробудно злоупотреблявшего вином и в зиму, и в лето, Каверин дивится «меткости русского языка», давшего имя городу – Пропойск. Означенный персонаж, будучи во время войны уже в солидных годах, прослушав сообщение Совинформбюро: «Северо-западнее Пропойска наши войска, преодолевая сопротивление противника, овладели сильно укреплёнными пунктами его обороны…», впал в экстаз от слова «Пропойск» и пустился в воспоминания о своей службе домработником в поместье у некоего генерал-майора (царского ещё, разумеется), где пили все: сам генерал – «разденется до кальсон, плачет и пьёт»; его начитанный домработник (то бишь, сам означенный персонаж) – «каждое лето ловил чертей»; пожилая, верующая почтенная кухарка – «наливалась с утра как налим»; приезжие землемеры, офицеры из низших – «пьянка поголовная». Вот уж, воистину, и зиму и лето там (но не в Пропойске!) пили беспробудно вино. И причем тут меткость русского (русского ли?) языка по отношению к городу Пропойску, западнее и северо-западнее которого в ноябре-декабре 1943 года шли кровопролитнейшие бои, в которых полегло немало только что призванных в армию молодых ребят из только что освобождённых восточных районов Могилевской области, среди которых был и мой родной дядя по матери Иван Яковлевич Евсеенко.
Если придется вам подъезжать к Пропойску, то есть к Славгороду, с запада, со стороны Довска, не поленитесь подсчитать, сколько братских могил с типовым памятником – скорбной фигурой солдата с приспущенным над могилой знаменем – расположили уже в послевоенное время вдоль старой варшавской дороги, начиная от деревни Журавичи и до Пропойска.
А между тем, этимология Пропойска очень древняя и сложная, и его название, по мнению одних историков, связано со словом «пропущать» – пропускать, то есть. Поэтому назывался он на старобелорусском языке Прупой, затем Пропощек, а со временем, как это было с названиями многих городов и даже государств, название города претерпевало естественные изменения вслед за меняющимся, развивающимся языком народа и постепенно Пропощек стал Пропойсеком, а затем и Пропойском. Историки уверяют, что тому есть летописные подтверждения. Верю. Хотя бы потому, что в детстве, когда Пропойск уже стал официально именоваться Славгородом, сплошь и рядом я слышал, как старые люди ещё долго называли его Пропойсек.
А почему – Пропощек? Да потому что город заложен был на пути «из варяг в греки», да ещё в таком месте, лучше которого на всём этом пути и не сыщешь. Попробуйте найти на карте такое слияние двух рек, как это делают Сож и Проня. Разогнавшись с востока на запад, Сож врезается всем своим руслом в высоченный, даже не берег – утёс – и поворачивает ровно на девяносто градусов на юг. Сколько веков бьётся он об этот утёс, который вовсе даже не каменный, а из осадочных пород, – песчаник послойно с глиной – а на запад продвинулся мало. За те более чем полвека, что на моей памяти, мало что изменилось в облике этого высокого берега. Осыпается, конечно, после каждого весеннего паводка порода, съезжают вниз отдельные деревья знаменитого когда-то парка на замковой горе, но больших успехов в деле продвижения реки на запад не наблюдается. А всё потому, что в вершину прямого угла, образуемого Сожем, с севера на юг врезается река Проня, течение которой и не дает разбушеваться Сожу. Укрощает она его. Это сейчас и Сож и Проня обмелели в результате глобальной ли мелиорации, глобального ли потепления или того и другого вместе, а если представить, что это за реки были в эпоху варягов, если даже после второй мировой войны Сож был судоходен аж до Кричева, а по Проне сплавляли дубовые плоты из-под самого Дрибина – есть такой городок на востоке Беларуси, знаменитый своими шаповалами, – то станет понятно, почему здесь был «город заложён».
Множество городов закладывалось именно в месте слияния двух рек – готовые пути, как минимум, но Пропойску выпало быть еще и стратегическим постом на пути из варяг в греки. Наверняка здесь взималась мытная пошлина за пропуск судов варяжских и прочих гостей, отчего, надо полагать, город по тем временам был богат и знатен. С развитием морских стратегических путей, как на севере у «варягов», так и на юге у «греков», внутриконтинентальные водные пути пришли в упадок, выполняли лишь функции регионального характера, отчего процветавшие на этих путях города постепенно приходили в упадок до местечкового уровня.
Ну, это моя версия.
А почему бы и нет?
Но вот совершенно невероятная версия происхождения Пропойска.
Этой версии упорно придерживалась баба Катя, человек замечательный во всех отношениях.
Баба Катя – наша деревенская соседка. Окно в окно. Многократная кума моей матери, а стало быть, крёстная мать моих старших братьев. Баба Катя была неграмотна, но слыла в деревне «прокурором», так как имела на всё своё мнение, почти никогда не совпадавшее с мнением её собеседника. При этом почти всегда была права. По крайней мере, для себя. Так вот, эта баба Катя говорила: не Пропойск, а Пропольск! Вопросу, почему она так называет Пропойск, баба Катя сильно удивлялась и отвечала вопросом: «А как же его еще называть?» И выходило из её объяснения, что Пропольск был основан «дужа давно», и не кем иным, как доблестными жителями Кремянки, которая уже стояла вот на этих холмах. Взоры аборигенов всё чаще привлекал живописный берег Сожа на западе от Кремянки, поросший бузиной и прочим орешником вперемежку с могучими дубами. И выбрали кремянковские, те, которым не сиделось на одном месте, одно очень удобное место на том берегу и начали пропалывать его от зарослей, а потом и поселились там, назвав свое поселение Пропольск. На недоверчивое: «Баба Катя, откуда ты знаешь про это?» – она отвечала с искренним, само собой разумеющимся: «Так старые ж люди говорили!».
Ну, чем не версия?
И никаких тебе Прупоев, Пропощесков: Пропольск – Пропойск! Логично, как всякая святая простота.
Пропойск был и до революции, и после неё обычным еврейским местечковым городком, множество которых рассыпано было по всей Белой Руси за чертой оседлости Российской империи. И никакого пьянства там не было, хотя вина было в избытке в любой корчме, которые держали те же евреи. Во всяком случае, культура пития того времени не позволяла «зиму и лето пить беспробудно вино».
Я хорошо помню рассказы своих бабушек, молодость которых пришлась как раз на стык веков, девятнадцатого и двадцатого, про быт и нравы того времени не только в нашей деревне, но и в самом Пропойске. Эти быт и нравы долгое время сохраняли своё влияние на последующие поколения и после революции, вплоть до самой войны, о чём мне поведали уже отец с матерью. Ну, а послевоенное время я и сам уже хорошо помню. Так вот, быт и нравы Пропойска определялись самой что ни на есть простой идеологией: всё – от Бога, и Его заповеди одинаково поддерживались и еврейской, и местной частью населения города, благо всё перемешалось либо мирно сосуществовало в этом маленьком городке: культура, быт, нравы двух народов, отчего сам городок только выигрывал от такого смешения: люди были здесь интереснее, богаче духовно, нравственнее, чем, к примеру, в описываемых Вениамином Кавериным местах российской глубинки.
С утра здесь не «наливались как налимы», «чертей не ловили» ни летом, ни зимой, «плакать и пить» было некогда: заняты были делом люди в массе своей. Помимо первейшей, пришедшей вместе с ними с Востока, занятости – торговлей, евреи были проворны и в многочисленных ремёслах. Ювелирные, скорняжные, сапожные, швейные, жестянические, паяльно-лудильные, столярные и многие другие мастерские, а также домашнее хозяйство с какими-никакими клочками своей земли не оставляли времени на «ловлю чертей» ни евреям, ни коренному населению Пропойска. Опять же коренные пропойщане многому учились у еврейских ремесленников, равно как и последние перенимали особенности ремёсел коренных жителей, а тесное общение, дружба и взаимное уважение – всё это порождало особую высокую культуру города и его жителей. Взаимная приязнь двух религий выражалась в том, что и евреи и белорусы не чурались поздравлений друг другу и угощений праздничными атрибутами в дни их религиозных праздников, а в массовой части таких праздников, как, например, масленица или ханука, участвовало всё население города. И, конечно, пили вино. Но не беспробудно.
Не было такой дурной славы за Пропойском, которую ему создали отдельные русские советские писатели, основываясь на своем ли личном опыте, на опыте ли спившихся многих и дореволюционных российских деревень и местечек, и послереволюционных, но только не белорусских. И если уж быть до конца последовательным, в белорусском языке нет слова «пропойца» вообще, и в частности, в значении «пьяница». Так что можно только подивиться той «меткости русского языка», которую продемонстрировали в своих произведениях маститые русские писатели Константин Симонов и Вениамин Каверин. Скажете: на то они и писатели, чтобы иметь право на художественный вымысел. Но в данном случае это не вымысел, а элементарное невежество. Зато – сила печатного слова, или что написано пером, уже не вырубишь.
Вот такой город на высоком правом берегу реки Сож просматривался в четырех километрах на запад от моей деревни Кремянка с её высоких холмов. Между городом и деревней лежала долина реки, которая, однако ж, не являлась препятствием для смычки города и деревни ещё задолго до того, как это решила сделать коммунистическая власть.
Для скорых на ногу моих земляков не составляло особого труда преодолеть каких-то четыре километра: хоть по благоухающему разноцветьем заливному лугу, хоть по свежевыпавшему снегу, а то и вовсе даже на лодках по морю разливанному – в любое время года и дня вы могли встретить их в пропойщанских лавках, на пропойщанском базаре, в пропойщанских мастерских и прочих присутственных местах Пропойска. Именно так: пропойщанские, а иногда – пропойскИе, с ударением на последнем слоге, называли наши деревенские всё, что относилось к городу Пропойску и его жителям: ПропойскОй луг, ПропойскАя дорога. Вот бы поинтересоваться такими особенностями названия Пропойска не шибко грамотным в топонимике генералам из Главного Политуправления Красной Армии, прежде чем представлять отличившиеся части Красной Армии к почётным наименованиям за взятие Пропойска, а именно: ПропойскИх!
А теперь самое интересное.
Дело в том, что до 23 мая 1945 года Пропойск имел официальный статус не города, а местечка. В официальных документах довоенного времени он именуется как м. Пропойск. В справочнике «Освобождение городов в период Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г.»***) также не содержится упоминания об освобождении Пропойска, как не упоминается он и в приказах Верховного Главнокомандующего за 1943-1945 годы по случаю освобождения городов частями Красной Армии. Даже если и представляли генералы Сталину какую-то дивизию на почётное наименование «ПропойскОй», то Верховный наверняка поинтересовался (а, скорее всего, уже был прекрасно осведомлён), что это за населённый пункт, какое он имел стратегическое значение, каким образом был взят этой дивизией (напомню: немцы оставили местечко под угрозой окружения). Взятие далеко не каждого более крупного города, чем м. Пропойск, отмечалось в приказах Верховного Главнокомандующего. Сталин отличался скупостью в раздаче пряников, хотя щедр был на кнут.
Не было ни «ПропойскОй» дивизии, ни, тем более, «Славгородской»!
Так что сказка – она и есть сказка. И «история» с переименованием Пропойска лишний раз подтверждает, как легко поддаются даже маститые писатели, а уж тем более, лёгкие на перо журналисты, на разного рода красивые сказки, не давая себе труда проверить истинность однажды кем-то написанного. И гоняют они такую «утку» из статьи в статью, из книги в книгу, как мяч на поле футболисты обеих команд, которых устраивает ничья.
Заканчивая тему вообще переименования любого населенного пункта, хочу задаться вопросом: а по какому праву производится переименование того или иного города, если не мы его основали и не мы дали ему то или иное название, а пращуры наши так порешили, говоря, «здесь будет город заложён», и этот город – это памятник им, известным и безвестным, а также тем, кто на протяжении многих столетий расстраивали и развивали город, делали его неповторимым, уникальным, соответствующим его названию? В мировой истории, кроме советской, пожалуй, не найдешь столько примеров разнузданного переименования большевиками, в особенности в первые годы советской власти, городов и весей в честь самих себя, любимых, по большинству из которых скучали, в лучшем случае, пожизненные нары. И ведь остались многие переименованные названия городов, улиц, площадей в городах с именами главных большевиков: Свердлова, Дзержинского, Ленина, Калинина, а также их предшественников – от декабристов и народовольцев до заурядных политических убийц начала двадцатого века.
Переименование городов ли, улиц ли, даже сделанное из лучших побуждений и в честь действительно достойных людей или из-за придания новому наименованию ложного благозвучия оскорбляет память тех, кто закладывал эти города, строил эти улицы – всех, кто жил в этих городах и на этих улицах в течение многих лет и столетий, кто в годы войн защищал, а затем и освобождал их и пал смертью храбрых именно за этот город, посёлок, деревню, улицу. И уж совсем не делает чести тем, кто использовал и использует этот приём в политических целях из конъюнктурных соображений. К примеру, нынешний проспект Независимости в городе Минске переименовывался пять раз: три раза в коммуно-советскую эпоху и уже два раза в коротенький пока постсоветский период. Не уверен, что это последнее переименование красивого проспекта. Кстати, загляните в энциклопедический словарь: проспектом называется прямая, широкая улица в городе. Так что назвать проспектом и переименовать извивающуюся, с изменяющейся шириной, бывшую улицу в том же Минске можно только либо в насмешку над здравым смыслом, либо в насмешку над тем, чьим именем переименовали эту улицу, бывшую, опять же, имени партийного секретаря, тоже героя-партизана. Что ж, ленинско-сталинский дух нашей власти живёт и пока что побеждает.
***) Дударенко М.Л., Перечнев Ю.Г. и др. "Освобождение городов в период Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г." - М.;Воениздат, 1985.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/01/29/1896
На снимке: Церковь Рождества Богородицы в Пропойске (Славгороде). Архитектор Николай Львов (автор Невских ворот Петропавловской крепости, здания почтамта - в Санкт-Петербурге); фрески выполнены бригадой московских художников под руководством знаменитого В.Боровиковского. (Фото ОК.ru)