Это раньше можно было – вечно только об одном,
Как любил, и как любила, и о звездах за окном,
О сиреневых туманах, о ромашках на лугу,
О березках в сарафанах… Я так больше не могу.
И горевший в танке дядя наклонился надо мной:
«Ты пиши, пиши, не глядя, я спасенный был войной:
Пожалели инвалида, на контузию свалив,
Не большая, дескать, гнида, про себя в уме решив.
Я кричал, что все погибнем, все исчезнем в лагерях,
Все в тайге дремучей сгинем, наше дело просто швах.
Я всего три стопки выпил, не был пьяным я ничуть,
Я как будто шел по зыби и не чаял отдохнуть.
Отпустили, пожалели... Может, просто в этот миг
Крылья белые взлетели – ангел в небесах возник,
И схватился он с Усатым и впервые победил,
И крылом его пернатым я поглажен даже был.
Ты забудь меня, Галина, я в земле уже давно,
Разве только ночью длинной постучусь в твое окно,
Так ведь это не со зла я, просто нет и там мне сна,
Ты пиши, пиши, родная: солнце, облако, весна,
И озера голубые, и веселые года.
Я уже не помню, был ли в этом мире я тогда...»
;