Среди 500 тысяч евреев, принимавших участие в боях с фашистами, воевали более 700 бойцов с фамилией Шапиро. Один из них поделился своими воспоминаниями о прошлой войне, а также об освобождении лагеря смерти Освенцим в Польше, участником которого он был сам. «Прошло полвека c тех пор, как я впервые побывал в тех краях, - начал свои воспоминания мой старый друг Анатолий Шапиро, который ранее поведал мне не одну историю из своего военного прошлого. – Слабеет память, исчезают многие детали пережитого…. Но каждый год, в январские дни, я возвращаюсь мыслями в то время, когда наш штурмовой отряд 106 стрелкового корпуса после тяжёлых боёв подошёл к польскому городку Освенцим, рядом с которым находился концентрационный лагерь. Последние километры нам давались особенно трудно, потому что фашисты, поспешно отступая, успели заминировать дороги и даже леса вокруг лагеря смерти. Только стремительное наступление Советской армии помешало им взорвать лагерные постройки и замести следы преступлений.
Почти в каждом польском селении немцы оставили пулемётчиков-смертников, которые с высоты колоколен, стоящих рядом с костёлами, обстреливали прилегающую к ним территорию до тех пор, пока нам не удавалось подавить их огонь. Мы проходили по освобождённым польским городкам и узнавали всё больше подробностей, как поляки во время оккупации исправно служили немцам, в том числе работали помощниками в военных госпиталях, помогали вести подсобные хозяйства, снабжали фашистов продовольствием, а те, видимо, им вполне доверяли. Когда мы входили в польские сёла, из подвалов и щелей вылезали крестьяне и угрюмо смотрели на нас, не выражая особой радости. Я спросил пожилого мужчину: «Далеко ли до Освенцима и не знает ли он, что там немцы делали?» Тот пожал плечами и, нехотя, ответил: «Да кто их знает». – «Но вы же слышали, что немцы устроили там лагерь смерти?» – «Наши сельчане поговаривали, что они в печах жидив пекли. Правда это или выдумки, мне неизвестно. Вот займёте те места, сами и разберётесь».
В ночь на 27 января 1945 года мы подошли к самому Освенциму. И здесь уже почти не встретили сопротивления врага, только у наших сапёров было много работы. Кто-то подсказал мне, что в нескольких километрах от основного лагеря немцы организовали фабрику по изготовлению карандашей марки «Кохинор», и там работают заключённые. Пока сапёры разминировали территорию у главных ворот лагеря, мой штурмовой отряд совершил марш-бросок на эту фабрику. Поразила тишина, которая оглушила, когда мы вошли на её территорию. Через широкие входные двери группа наших солдат ввалилась вовнутрь длинного двухэтажного кирпичного здания. После яркого света глаза медленно привыкали к сумрачному освещению мрачного зала, и перед нами предстала картина, которая до сих пор стоит перед моими глазами. В полуосвещённом помещении мы увидели несколько длинных столов, вдоль которых продолжали сидеть люди, точнее это были живые скелеты. Они набивали карандашные заготовки порошкообразным графитом, не обращая на нас внимания. Человеческие призраки продолжали смотреть перед собой невидящими глазами, а пальцы автоматически выполняли заученные движения, ни на минуту не останавливая свою работу. Как мы позже узнали, нормой для каждого заключённого было установлено изготовление тысячи карандашей в смену. Тех, кто не выполнял норму, ждала газовая камера. Казалось, не существовало в мире сил, которые могли бы оторвать ещё живых существ от этого занятия, хотя жизнь почти покинула бестелесные существа, а они по инерции продолжали цепляться за соломинку, хотя эта борьба за существование потеряла всякий смысл. Эти полуживые призраки уже переступили черту, за которой кончается жизнь, и никакие наши усилия были неспособны вернуть их обратно. В течение очень короткого времени немцы отняли у своих жертв все человеческие признаки, вернули бывших людей в состояние доисторических времён, тогда как природа потратила миллионы лет на эволюционное развитие животного мира, чтобы наделить этот мир сознанием.
Некоторые из заключённых откинулись на спинки стульев или сползли на пол, замерли в вечной позе, но никто из продолжавших ещё работать соседей не обращал на это внимания. За столами оказалось не более двухсот едва шевелящихся скелетов. Спасая собственные шкуры от возмездия, фашисты спешно бежали, забыв остановить этот скелетный «конвейер». Нам стало известно, что совсем недавно на фабрике работали 12 тысяч заключённых, которые выпускали по 12 миллионов карандашей в сутки. Оборудование, специально завезённое немцами для выпуска карандашей, ни разу не было использовано по назначению. Немцы подсчитали, что дармовой труд людей, превращённых под пыткой голода и страха смерти в роботов, стоит только порции ежедневной похлёбки из бураков, что несоизмеримо дешевле использования и обслуживания сложных технологических линий. Моим солдатам потребовалось некоторое время, чтобы остановить этот еле теплящийся жизнью конвейер. Мы получили указание накормить людей слабым раствором бульона, но большинство из них и этой пищи не смогли выдержать и вскоре скончались. Только остекленевшие глаза со страдальческим выражением могли поведать о пережитых ими муках. Каждый из нас наливался ненавистью, которую ничем нельзя было измерить. Это состояние ненависти к фашистским извергам было естественным и самым справедливым выражением тех чувств, которые переполняли меня и моих солдат. Нам пришлось соприкоснуться с такой чудовищной жестокостью, которое человечество ранее не знало. Фашистский режим поставил себя вне законов человеческого сосуществования, стал смертельно опасным для всех людей, живущих на земле.
Во второй половине дня мы вступили на территорию самого лагеря «Освенцим», прошли через главные ворота, над которыми висел выполненный проволочной вязью лозунг: «Труд делает свободными». В этих словах выражался садизм фашистского режима, издевательство над разумом и существованием каких-либо человеческих норм бытия. Как немцы делали людей свободными от жизни посредством труда, мы уже видели на карандашной фабрике. Все территория вокруг лагеря была обнесена проволочным забором высотой до трёх метров, через который фашисты пропускали ток высокого напряжения, а по контуру были возведены специальные вышки с вооружёнными часовыми. Территорию охраняла стая натренированных сторожевых псов. Убежать из лагеря смерти можно было только на тот свет, через трубу крематория. Печи, сжигающие трупы, работали круглосуточно, а воздух был постоянно наполнен частицами пепла и запахом горелого человеческого мяса. Атмосфера была настолько отравлена этими частицами, что тополя, стоящие за пределами проволочного ограждения лагеря, навсегда потеряли свою крону и весь год стояли оголёнными.
Зайти вовнутрь бараков без защитной марлевой повязки было невозможно. На двухэтажных нарах валялись неубранные трупы. Реакция ещё остававшихся в живых узников на наше появление была такой же, как и на карандашной фабрике. Из-под нар иногда вылезали полуживые скелеты и клялись, что они не евреи. Никто не мог верить в возможное освобождение. После бараков мы осматривали огромные складские помещения, заполненные человеческим пеплом, ещё не расфасованным по мешкам. Пепла было так много, что немцы не успевали его вывозить в Рейх и продавали, как удобрение, местным крестьянам. «Как вы могли использовать человеческий пепел на своих полях? – спросил я одного поляка, на что он ответил: «А что нам оставалось делать? Есть-то было надо!» Меня особенно поразили горы тюков человеческих волос, которые сортировались по качеству. Детские волокна, как более мягкие, использовались для набивки подушек, волосы взрослых шли на изготовление матрасов. Я не мог смотреть без слёз на горы детского белья, обуви, игрушек, отнятых у малышей, на детские коляски. Немцы заставляли заключённых чинить обувь, одежду, и всё это имущество целыми составами отправляли в Германию, где распределяли между населением. Так фашисты превращали в соучастников преступления и грабежа всё немецкое население Рейха.
На следующий день, 28 января, в лагерь на двух «Дугласах» прилетела большая Правительственная комиссия по расследованию фашистских преступлений. В её составе были видные военоначальники, политические деятели, большая группа врачей, известные писатели. Среди них мы узнали Алексея Толстого и Илью Эренбурга. Комиссия немедленно приступила к работе с целью установить размер Катастрофы, пережитой евреями. Вскоре члены комиссии обнаружили железнодорожные накладные, в которых содержались данные о количестве привезённых в Лагерь Смерти жертв. По количеству пепла также было установлено число сожжённых трупов. И эти цифры были названы в те январские дни, о них говорили вслух: 4 миллиона жертв, среди них - 90% евреев. Эту же цифру назвал и комендант лагеря Гесс. В огне лагерных печей сгорели еврейские общины европейских стран, в том числе и значительная часть польских евреев. Долгие годы на гранитных плитах Мемориала, созданного на месте лагеря смерти, была выгранена цифра: 4,5 миллиона погибших. Однако в газете «Красная Звезда» за подписью членов Правительственной Комиссией в 1945 году появилось сообщение, что в Освенциме было умерщвлено 3 миллиона 200 тысяча человек. Сегодня эта цифра уменьшилась до полутора миллиона.
Воспоминания Шапиро, участника боёв за освобождение Освенцима, попробую дополнить собственными впечатлениями. Прошло сорок семь лет после войны, когда меня в апреле 1992 года официально пригласили в Польшу принять участие в Международной конференции, посвященной жертвам лагеря смерти в Освенциме. Приглашённых разместили в гостинице города Освенцим, который оживлённо шумел за окном, как будто никогда здесь не было ни войны, ни страшного лагеря по уничтожению людей. Прямо перед окнами гостиницы располагался костёл, и каждое утро к нему устремлялись сотни поляков, детей и взрослых, на молитву. Я вспоминал рассказы Шапиро о его встречах с поляками в 1945 году и удивлялся, как эти люди могли сочетать свою глубокую религиозность с дикой ненавистью к евреям. Сразу же после окончания войны, когда евреи, чудом оставшиеся в живых в лагерях смерти, возвращались в свои дома, обнаружили, что их квартиры занятыми новыми польскими хозяевами. Не желая отдавать награбленное имущество и освобождать захваченное жильё, поляки устроили очередные еврейские погромы под надуманными предлогами: 4 июля 1946 года в Кельце и 11 августа 1946 года в Кракове. Нельзя забыть наиболее страшный погром, который учинили поляки совместно с белорусами уже 10 июля 1941 года в деревне Едвабне, где в помещении овина были заживо сожжены около 1600 евреев, а мальчишки играли в футбол, используя вместо меча отрезанную голову еврея. Стало ясно, что религиозность и безнравственность поступков польских католиков могут легко сосуществовать вместе, не исключая друг друга.
Международная конференция была проведена по инициативе молодого польского президента Лехи Валенсы, бывшего электрика из Гданьска, при его активном личном участии. Польские учёные подготовили свои доклады. Главной задачей Конференции был пересмотр результатов работы первой Правительственной Комиссии 1945 года, касающихся количества жертв в лагере смерти Освенциме. Заседания проводились так, чтобы никто их приглашённых гостей не смог выступить и подвергнуть сомнению представленные материалы. Президент Валенса назвал происшедшее «польской трагедией, потому что она произошла на польской территории». Это была явная фальсификация и подмена понятий. Фашисты выбрали именно территорию Польши для уничтожения европейских евреев, зная о безграничном антисемитизме поляков. Поэтому еврейская трагедия явилась позором Польши, который не смыть веками. Поляки первыми предприняли попытку уменьшить на миллион количество еврейских жертв, установленное в 1945 год, Участники Конференции, конечно, говорили о необходимости уточнения цифр жертв ради исторической правды. На самом деле, польские власти попытались начать ревизию размеров Холокоста, чтобы с помощью других международных «правдоискателей» довести цифры до абсурда. Их почин, к сожалению, нашёл поддержку среди либералов, любителей беспредметно поговорить об исторической правде и, конечно, в среде всякого рода провокаторов и наёмных адвокатов. Никакой исторической правды на самом деле они не искали, а хотели нанести ещё один удар по памяти о безвинных жертвах. Спорить с фальсификаторами истории по поводу числа жертв не стоит, их следует разоблачать, как лгунов, людей, по меньшей мере, недобросовестных, прикрывающих свои коварные намерения лживыми предпосылками поисков «исторической правды»!
ВЛАДИМИР ОПЕНДИК