Самонужнейшее

Александр Подвижников
http://lib.icr.su/node/452

..Жить трудно,
мой мальчик, помни приказ:
Жить не бояться и верить.
Остаться свободным и сильным.
А после удастся и полюбить.

Н.К. Рерих




САМОНУЖНЕЙШЕЕ



Спросят: как перейти жизнь?
Отвечайте: как по струне бездну –
Красиво, бережно и стремительно.

Листы сада Мори



СЕЯТЕЛИ

Среди пустынных нагорий Монголии, где уже не видно ни единого дерева, каким-то чудом остался вяз, по-туркестанскому карагач. Сохра¬нился ли он потому, что притаился в овраге, оживила ли его ближняя дож¬девая промоинка, но он уцелел. Какие-то злые люди отпилили и облома¬ли некоторые ветки, но все же не дерзнули свалить все дерево.
Не только уцелел вяз как напоминание о бывших здесь лесах, но и за¬нялся полезною деятельностью – разбросать и засеять окружающие его склоны молодыми отпрысками. Среди ирисов, востреца, дерасуна темне¬ют многие кустики вязовые. Если не произойдет здесь обвала или не прой¬дет жестокосердная рука истребителя, то в будущем окажется целая вя¬зовая роща. Так неустанно трудится дерево, стремясь и в опустошенной почве опять создать жизнь.
По окрестностям можно находить пни и корни бывшего леса. Конеч¬но, не природа, но людская невежественная жестокость расправилась с этими охранителями жизни. Пусть деревья не надобны после известной высоты, когда их жизнедательность уже планомерно заменяется качест¬вом праны горной. Но ниже этих вершин пусть не поднимается жестокая рука, искоренившая всякую жизнь. Пусть навсегда укрепится сознание о всех жизнедателях и жизнехранителях.
Вы пишете, что времени не хватает отвечать на всю разнообразную корреспонденцию. Пишете, что двух рук мало для того, чтобы переде¬лать все, что надлежит, в течение дня. Вспомните об этом вязе, который устоял среди всевозможных опасностей и, несмотря ни на что, продолжа¬ет благое дело сеятеля. Глядя на спиленные и обломанные нижние вет¬ви, можно представить себе, сколько раз злонамеренная рука подбира¬лась к дереву. Но все-таки вместо уничтожения произошел посев целой вязовой поросли. Если дерево может, несмотря ни на что, продолжать благотворную работу, то тем более люди не могут быть разочарованы и отпугнуты всякими безобразными личинами. Очень рад слышать, что у Вас времени мало. Когда времени мало, оно становится ценным, и, пове¬рьте, его хватит на все. Много времени лишь у ничего не делающих. Ес¬ли бы каждый из нас хотя бы на час почувствовал, что ему делать нечего и мыслить не о чем, то ведь это уже был бы час умирания. В делании, в тво¬рении, в работе мысли Вы и остаетесь молодыми, и Вас хватит на все по¬лезное. Также представьте себе, что каким-то способом Вы были бы ли¬шены возможности постоянного делания, ведь Вы не могли бы далее су¬ществовать вообще. Труд, живой и ведущий к жизни, отошел бы – вот бы¬ло бы истинное несчастье! Организм, уже устремившийся к труду, немед¬ленно разложился бы под смрадным дуновением безделья.
Труд, постоянное делание, творение есть лучшее тоническое лекар¬ство. В этой панацее не будет включено никаких наркотиков, не потребу¬ется никакоего опьянения, но здравая, ясная радость будет источником долгой, плодотворной жизни.
Может быть, кто-то, если скажете ему о Вашей занятости, пожалеет Вас. Такое жаление будет лишь по неведению. Именно будем всегда ра-
________________________________________
41
доваться каждому делателю, каждому творцу, каждому сеятелю. Даже если пахарь и сеятель возбудят чье-то соревнование и завистливое него¬дование, то это будет только еще одним стимулом полезного труда. Ма¬рафон творчества! Марафон труда!
Вы пишете, что люди удивляются, как многое сделано в краткий срок. Скажите им, что это происходит потому, что требуется очень мало вре¬мени скушать Ваши две морковки (как Вы говорите) и вместо бездействия опять погрузиться в радостную для Вас работу. Без нее Вы и не могли бы жить. Всякая просветительная работа прежде всего должна быть радос¬тной. Если на одном секторе деятельности заметятся какие-то времен¬ные препятствия, то Вы знаете, что во всем круге работы всяких секторов великое множество. Потому не пойте "На реках вавилонских" не от си¬дений, но от бодрой, неизбывной творческой работы.
Хотя Вам, как Вы пишете, и трудно успеть ответить на все разнород¬ные письма, но все же найдите в себе бодрость не оставить этих пишущих в неведении и не создать впечатления отчужденности. Мог бы Вам при¬вести многие примеры, как именно чрезвычайно занятые люди всегда не¬медленно отвечали на письма. Они и не могли запускать это, ибо иначе плотины прорвались бы от накопившихся застоев. Вспоминая о железной дисциплине работы, приведем себе на память хотя бы Бальзака или тех обильных творцов литературы, которые находили время решительно на все. Не забудем, что Ришелье среди множайших трудов писал целые дра¬мы. Вспомним, чего только не успевал сделать Ломоносов! Да мало ли та¬ких примеров.
Пусть навсегда останется отличием наших культурных учреждений любовь к труду, стремление к постоянному деланию, желание полезных посевов. Пусть во всем будет избегнута формальность и поденщина. Все, от мала до велика, одинаковые трудники, и трудятся не за страх, а за со¬весть, или, вернее, за радость. Ведь если кто не познал эту радость, зна¬чит, он еще не подумал о том, что есть просвещение во всех областях, на всех полях, Ко всех возможностях.
Буду рад слышать, что Вы по-прежнему завалены перепискою, что времени у Вас не хватает на все, что хотелось бы Вам сделать. В этом не¬укротимом желании делания будут Ваша сила и молодость.

1934-1935











________________________________________
42


ТРУД

"Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь"

Сколько раз это мудрое речение употреблялось и сколько раз оно толковалось ложно. Каждый пытался пояснить значение труда по-своему. Сапожник понимал, что труд это есть сапожное дело, кузнец в себе знал, что истинный труд заключен в кузнечном молоте. Жнец потрясал серпом как единственным орудием труда. Ученый, естественно, понимал, что труд в его лаборатории, а воин настаивал о труде военных познаний. Ко¬нечно, все они были правы всегда; но судя в самости, они прежде всего хо¬тели понять о себе, а не о другом.
Чужой труд смотрелся через уменьшительные стекла. Никто не хо¬тел искренно понять, насколько все виды труда зависят и сотрудничают друг с другом.
Ведь это просто? Конечно, просто. Ведь это всем известно? Всем, от мала до велика, известно. Это применяется в жизни? Нет, не применяе¬тся.
Получились самовольные разделения труда на высший и низший. И никто толком не знает, где именно граница оценки труда? О качестве тру¬да по нынешним временам часто вообще судят очень странно. Наряду с развитием механических производств люди начали всецело полагаться на машины. Но ведь и в любой машине будет лежать в основе качество тру¬да, в зависимости от умения применять эту машину.
Не раз говорилось о том, что даже машина иначе работает в разных руках. Больше того, достаточно известно, что одни мастера благотворны и для самой машины, другие же как бы носят в себе какое-то разрушительное начало. Люди издавна понимают значение ритма в труде. Приходи¬лось видеть, как для общественных работ присоединялись местные ор¬кестры для вящей успешности. Даже в далеких гималайских лесах дрово¬секи носят деревья под удары барабана. Всем это известно, и тем не ме¬нее сознательная согласованность труда все-таки является чем-то ненуж¬ным и неопознанным в глазах большинства.
Уже не будем говорить о том, что некоторые стороны труда, очень тяжкие, требующие большой подготовки, часто совершенно игнорируют¬ся.
Взять хотя бы труд народного учителя. Всегда он был и несправедли¬во мало оплаченным, и всегда оставался под сомнением ото всех сторон. В то же время решительно каждому известно, что воспитание детей мо¬жет быть поручаемо лишь человеку, действительно образованному, име¬ющему в своих предметах основательные познания и вполне обеспечен¬ному, чтобы не рассеиваться в отыскании побочной работы. Не правда ли, все согласятся с необходимостью сказанных условий? Тем не менее и в общественных, и в государственных масштабах народный учитель остае¬тся в прежнем бедственном положении. Мало того, если в казначействе не окажется наличных сумм, то, вероятно, прежде всего народный учи¬тель, врач, ученый будут исключены из бюджета. Уже не говорим о писа-

________________________________________
43
телях, художниках и прочих лицах свободных профессий, которые так необходимы для народного образования и вызывают наименьшие заботы государства. Скажите, что это не так?
В основе всяких таких прискорбных и продолжающихся недоразуме¬ний все же лежит невежественное понимание о труде. Естественно, все желают, чтобы их государство преуспевало. Все довольны, когда общес¬твенные начинания кем-то подхвачены. Вместе с тем обычно, лишь как исключения, люди понимают всю меру ценности труда. Апостольское ре¬чение, безусловно, правильно. Никакие дармоеды и паразиты не имеют права на существование. Но при этом насколько нужно воспитать народ¬ное сознание в истинном понимании, что такое труд на всеобщее благо.
Не случайно человечество знает многие поучительные житейские примеры. Великий пример сапожника Беме или мастера телескопичес¬ких линз Спинозы, примеры некоторых епископов, бывших превосходны¬ми ткачами, и другие такие же поучительные житейские опыты должны бы достаточно показать оценку качества труда. Наконец, мы всегда име¬ли пред собой потрясающий в своей убедительности пример преподобно¬го Сергия Радонежского, который не принимал даже куска хлеба, если не считал его заработанным.
Такие ясные зовущие примеры должны быть рассказаны вполне убе¬дительно во всех школах. Тем самым внеслось бы равновесие трудовых оценок. Стерлись бы многие гордыни, но, с другой стороны, и сердечно понялась бы радость о каждом прекрасно исполненном труде. Если все это так не ново, то почему же оно много где не применяется?
Почему же до сих пор министерства народного просвещения или трудовой промышленности и сельского хозяйства – иначе говоря, всего, что связано с мирным преуспеянием, находятся на третьих и четвертых местах. А иногда даже вообще поглощаются какими-либо другими сооб¬ражениями. Ведь это так, и никто не может уверять, что сказанное есть преувеличение.
Сказанное не только не есть преувеличение, но оно недостаточно повторено. Из того, что некоторые люди вообще избегают мыслить о культурных ценностях, избегают хранить их и поставить на должное в циви¬лизованном государстве место, уже из этого одного видно, насколько лю¬ди мало берегут то, что лежит в основе мирного труда и творчества.
Заслуженно твердо сказано о не желающих трудиться и тем самым не признающих значения труда. Они могут и не есть, они не нужны для жиз¬ни, они – сор и мусор. Вот как оценивается небрежение к понятию труда.
В настоящее время, во дни всяких механизаций, требуется тем боль¬шее внимательное отношение к труду, требуется справедливость к тру¬женикам всех родов и всех областей. Люди уже догадались, что увлече¬ние роботами не есть высшее достижение. Тем самым будет осознано и качественно творческое начало каждого труда.
Опять-таки, посмотрите, как живут и трудятся истинные труженики. Каждый день, в полном порядке, в полной прилежности и терпении они создают что-то, и создают не для себя, но для чьей-то пользы. В этой ано¬нимности заложено так много величия. Заложено так много понимания,

________________________________________
44
что все это есть, в конце концов, условный иероглиф, как каждое имя, каж¬дое понятие. Эти имена становятся вполне именами собирательными. Когда произносится Эдисон, то уже не думается о Томасе Эдисоне, но как о мощном собирательном понятии изобретательности на пользу челове¬чества. Так же точно, будет ли произнесено имя Рафаэля или Рубенса, оно уже не будет чем-то чисто личным, оно попросту будет характеристикой эпохи.
На старинных китайских изделиях имеются своего рода марки. Они тоже не имеют в себе ничего личного. Они стали тою печатью века, о ко¬торой так много говорилось.
Пусть будет печатью нашего века широкое и справедливое осознание труда. Пусть не будет забыт каждый полезный, творящий работник. Пусть во всех государствах вопросы образования, просвещения, труда будут на первом месте.

1935


ЛЮБИТЕ КНИГУ

Среди искусств, украшающих и тем улучшающих жизнь нашу, одним из самых древних и выразительных является искусство книги. Что застав¬ляло с самых древних времен начертаний придавать клинописи, иерог¬лифам, магическим китайским знакам и всем многоцветным манускрип¬там такой изысканный, заботливый вид? Это бережное, любовное отноше¬ние, конечно, возникало из сознания важного запечатления. Лучшее зна¬ние, лучшие силы полагались на творение этих замечательных памятни¬ков, которые справедливо занимают место наряду с высшими творчески¬ми произведениями. По сущности и по внешности манускриптов, книг мы можем судить и о самой эпохе, создавшей их. Не только потому, что лю¬ди имели больше времени на рукописание, но одухотворение поучитель¬ных памятников давало неповторяемое высокое качество этим запечатлениям человеческих стремлений и достижений.
Но не только рукописность давала высокое качество книге. Пришло книгопечатание, и разве можем мы сказать, что и этот массовый способ не дал множество памятников высокого искусства, послужившего к разви¬тию народов?
Не только в утонченных изданиях XVII и XVIII веков, но и во многих современных нам были охранены высокие традиции утонченного вкуса. И качество бумаги, и изысканная внушительность шрифтов, привлекате¬льное расположение предложений, ценность заставок, наконец, фунда¬ментальный крепкий доспех украшенного переплета делали книгу нас¬тоящим сокровищем дома. Таким же прочным достоянием, как и твердь, был переплет книги, не гнувшийся ни от каких житейских бурь.
Говорят, что современное производство бумаги не сохранит ее более века. Это прискорбно, и, конечно, ученые вместо изобретения "человеч¬ности" войны посредством газов должны бы лучше заняться изобретени-

________________________________________
45
ем действительно прочной бумаги для охраны лучших человеческих на¬чертаний. Но если даже такая бумага опять будет найдена, мы опять дол¬жны будем вернуться к утонченности создания самой книги. Поистине са¬мые лучшие заветы могут быть отпечатаны даже в отталкивающем виде. Глаз и сердце человеческое ищут красоту. Будет ли эта красота в черте, в расположении пятен, текста, в зовущих заставках и в утверждающих концовках – весь этот сложный, требующий вдумчивости комплекс кни¬ги является истинным творчеством.
Только невежды могут думать, что напечатать книгу легко... Хоро¬шую книгу, конечно, создать нелегко. Имя редактора и издателя хорошей книги является действительно почитаемым именем. Это он, вдумчивый работник, дает нам возможности не только ознакомиться, но и сохранить как истинную драгоценность искры духа человеческого.
Книга остается как бы живым организмом. Ее внешность скажет вам всю сущность редактора и прочих участников. Вот перед нами суровая книга неизменных заветов. Вот книга-неряха. Вот поверхностный резо¬нер. Вот щеголь, знающий только поверхность. Вот витиеватый пустос¬лов. Вот углубленный познаватель. Зная эти тончайшие рефлексы книж¬ного дела, как особенно чутко и внимательно мы должны отнестись ко всему, окружающему книгу – это зерцало души человеческой.
Но все создается лишь истинной кооперацией. Мы будем глубоко по¬читать издателя – художника своего дела. Но и он может ждать от нас, чтобы мы любили книгу. Иногда под руководством современных декораторов не находится места для книжных шкафов. В некоторых очень зажи¬точных домах нам приходилось видеть вделанные в стену полки с фаль¬шивыми книгами. Можете себе представить все потрясающее лицемерие владельца этих пустых переплетов. Не являются ли они красноречивым символом пустоты сердца и духа? А сколько неразрезанных книг загадоч¬но лежат на столиках будуаров! И хозяйка их с восторгом говорит о зна¬менитом имени, напечатанном на обложке. Как часто среди оставленных наследий прежде всего уничтожаются именно книги, выбрасываемые, как домашний сор, на вес, на толкучку. Каждому приходилось видеть гру¬ды прекрасных книг, сваленных, как тягостный хлам. Причем невежды, выбросившие их, часто даже не давали труда открыть и посмотреть, что именно они изгоняют.
Что же должен чувствовать издатель, художник, зная и видя эту тра¬гическую судьбу истинных домашних сокровищ. Но и здесь не будем пес¬симистами. Правда, знаки безобразия существуют как со стороны читате¬лей, так и со стороны издателей. Но ведь существуют же и поныне изда¬ния прекрасные, даже недорогие, но чудесные своею простотою, своею продуманною внушительностью. Существуют и нарождаются и прирожденные библиофилы, которые самоотверженно собирают лучшие запе¬чатленные знаки человеческих восхождений. Может быть, именно сей¬час нужно особенно подчеркивать необходимость сотрудничества между читателем и издателем... Даже среди стесненного нашего обихода нуж¬но найти место, достойное истинным сокровищам каждого дома. Нужно найти и лучшую улыбку тем, кто собирает лучшие книги, утончая качес-

________________________________________
46
твои их сознание свое. Неотложно нужно ободрить истинное сотрудни¬чество вокруг книги и опять внести ее в красный-прекрасный угол жили¬ща нашего. Как же сделать это? Как же достучаться до сердец остеклившихся или замасленных? Но если мы мыслим о Культуре, это уже значит, мы мыслим и о Красоте, и о книге, как о создании прекрасном.
В далеких тибетских домах, в углу священном, хранятся разные дос¬ки для печатания книг. Хозяин дома, показав нам драгоценности свои, непременно поведет вас и к этому почитаемому углу и со справедливой гордостью будет показывать вам и эти откровения духа. Он согласится с досок этих и сделать оттиски для Вас, если видит, что Вы сорадуетесь его благородному собирательству. Я уже как-то писал Вам, что на Востоке самым благородным подарком считается книга. Не ободряет ли это? Ес¬ли мы скажем друзьям нашим: "Любите книгу", "Любите книгу всем сер¬дцем вашим и почитайте сокровищем вашим", то в этом древнем завете мы выразим и то, что настоятельно нужно в наши дни, когда ум человеческий обращается так ревностно к поискам о культуре.

Любите книгу!...

... Книга, как в древности говорили, – река мудрости, наполняющая мир! Книга, выхода которой еще недавно с трепетом ожидали и берегли наилучшее ее издание. Все это священное рвение библиофилов, оно не есть фанатизм и суеверие, нет, в нем выражается одно из самых ценней¬ших стремлений человечества, объединяющее Красоту и Знание. О дос¬тоинстве книги именно сейчас пробил час подумать. Не излишне, не по догме, но по неотложной надобности твердим сейчас:

Любите книгу!

1931
















________________________________________
47


СОКРОВИЩЕ ДОМА

Каждый библиотекарь является другом и художника, и ученого. Биб¬лиотекарь – первый вестник Красоты и Знания. Ведь это он открывает врата и из мертвых полок добывает сокровенное слово для просвещения ищущего духа. Никакие каталоги, никакие описания не заменят библио¬текаря. Любящее слово и опытная рука производят истинное чудо прос¬вещения...
Мы говорим это в то время, когда миллионы книг печатаются и еже¬годно фонтаны печатных страниц замерзают подобно снежным горам. В этом лабиринте бумажных ледников снежная слепота может поразить не¬опытного путника. Но зорок библиотекарь, как истинный хранитель Зна¬ния. Он знает, как провести ладью искателя через волны безбрежного пе¬чатного океана.
Библиотека существует не только, чтобы распространять знание. Каждая библиотека сущностью своею поощряет приносить знание и в дом. Возможно ли представить себе просвещенный дом и очаг без книг? Если вы возьмете даже очень древние изображения внутренности дома, вы найдете в них и произведения искусства и книги. Вы заметите, что эти ста¬ринные книги защищены прекрасными переплетами и представляли из себя истинное сокровище. Это было не потому, что библиотеки тогда не существовали: Книгохранилища существовали во все века со времени ру¬кописного знака. Но дух человеческий всегда чувствовал, что знание мо¬жет быть приобретено не только в общественных местах, но закрепление знания происходит именно в тишине дома. Часто мы носим с собою наи¬более священное изображение и книги. Они являются нашими бессмен¬ными друзьями и водителями. Мы отлично знаем, что истинная книга не может быть прочтена лишь однажды. Как магические знаки, истина и кра¬сота книги впитываются постепенно. И мы не знаем ни дня, ни часа, ког¬да бы мы не нуждались в завете знания. И мы проверяем рост сознания на¬шего на этих верных друзьях. Итак, книгохранилище – это первые врата просвещения. Но истинное восхождение знания совершается в часы мол¬чания, в одиночестве, когда мы можем сосредоточить всю нашу познава¬тельную сущность на истинном значении писаний.
... Князю Ярославу Мудрому, тому, который украсил Киев прекрас¬ными памятниками романского стиля, приписывают слова о книгах: "Кни¬ги суть реки, напояющие благодатью всю вселенную". И теперь, когда в пустыне или в горах вы видите одинокого путника, часто в его заплечном мешке найдется и книга. Вы можете отнять у него остальное имущество, но за книгу он будет сражаться, ибо он считает ее истинным сокровищем. Итак, приветствую вас как хранителей истинных сокровищ. Будем соби¬рать и беречь их как благороднейший знак нашего дома.

1930




________________________________________
48
ОБОРОНА

Оборона Родины есть долг человека. Так же точно, как мы защищаем достоинство матери и отца, так же точно – в защиту Родины приносятся опыт и познания. Небрежение к Родине было бы прежде всего некультур¬ностью.               
Культура есть истинное просветленное познавание. Культура есть на¬учное и вдохновенное приближение к разрешению проблем человечест¬ва. Культура есть красота во всем ее творческом величии. Культура есть точное знание вне предрассудков и суеверий. Культура есть утверждение добра во всей его действительности. Культура есть песнь мирного труда в его бесконечном совершенствовании. Культура есть переоценка ценнос¬тей для нахождения истинных сокровищ народа. Культура утверждается в сердце народа и создает стремление к строительству. Культура воспри¬нимает все открытия и улучшения жизни, ибо она живет во всем мыслящем и сознательном. Культура защищает историческое достоинство народа.
Всякое культуроборство есть невежество. Всякое против культуры сквернословие есть признак животности. Человечность и служение чело¬вечеству воздвигнутся от культуры. Нести знамя культуры – это значит ох¬ранить лучшие мировые ценности. Если мировое понятие близко душе че¬ловечества, то насколько же ближе и проникновеннее звучит слово о Ро¬дине.
Утверждение о Родине не будет отвлеченным, туманным понятием. Кто берется утверждать, тот и сознает всю ответственность подвига утвер¬ждения. Люди не могут удовлетворяться отвлеченностями. В мире все ре¬ально, и в высшей красоте реальны сияющие вершины. На земле покоится вершина. На кристалле мысли зиждется осознание Родины в общечелове¬ческом ее понимании. Защита Родины есть защита и своего достоинства.
Защита Родины есть и оборона культуры. Поверх каждодневной пыли сияет понятие Родины. Тот, кто осознает это понятие, прекрасное и неру¬шимое, тот может почитать себя сознательным работником культуры. В трудах, среди препятствий, будто бы необоримых, находятся молодые си¬лы. В любви к человечеству, в любви к Родине найдут молодые сердца неосудимое, светлое стремление к подвигу. В этом русском слове – в подвиге – заключено понятие движения, преуспеяния и неустанного созидательства.
Великая Родина, все духовные сокровища твои, все неизреченные красоты твои, всю твою неисчерпаемость во всех просторах и вершинах мы будем оборонять. Не найдется такое жестокое сердце, чтобы сказать: не мысли о Родине. И не только в праздничный день, но в каждодневных тру¬дах мы приложим мысль ко всему, что творим о Родине, о ее счастье, о ее преуспеянии всенародном. Через все и поверх всего найдем строитель¬ные мысли, которые не в человеческих сроках, не в самости, но в истинном самосознании скажут миру: мы знаем нашу Родину, мы служим ей и поло¬жим силы наши оборонить ее на всех ее путях.

1936


________________________________________
49


САМОНУЖНЕЙШЕЕ

Что же делать? Нужно делать самонужнейшее. А разве мы не дела¬ем именно это нужнейшее в каждодневной работе? Конечно, всякая соз¬нательная работа – уже нужнейшая, но бывают настолько сложные и уп¬лотненные времена, что и среди нужной работы следует выбирать наиса¬монужнейшую.
Как же уследить, которая работа будет наиболее неотложной? Даже если будем применять и внимательность, и заботливость, о чем так мно¬го всегда говорилось, то все же не может ли случиться, что особая спеш¬ная работа может потонуть в рутинных занятиях? Вот именно это обсто¬ятельство и приходится особенно иметь в виду в дни особых сложностей.
Даже и среди рутинных занятий как будто нет таких, которые бы мож¬но назвать ненужными. Иначе они были бы вообще изъяты из трудового обихода. В настоящем обиходе ведь все как будто нужно и не излишне. И все же так зорко нужно уследить за всем тем, что является в данный мо¬мент руководящим.
В морском деле существует приказ "действовать по способности". В такие ответственные минуты каждому поручается проявить лучшие свои способности познания, находчивости и мужества. Этим многозначитель¬ным приказом как бы вызывается из недр существа чувство особой ответ¬ственности и высокой обязанности. Приказ апеллирует к лучшим качес¬твам души.
Но может быть и другой приказ, переносящий внимание не только на личные качества, но именно на окружающие обстоятельства. Такой при¬каз может гласить "действовать по надобности". В нем, вызывая в себе лучшую находчивость и подвижность, придется облечь себя в ответствен¬ность, в такую ответственность, которая позволила бы правильно судить об окружающих обстоятельствах.
Деятель должен брать на себя решить, действовать ли ему, или, для пользы дела, выжидать. Такое выжидание тоже будет своего рода дейст¬вием. Ведь оно не будет просто медлительностью, преступным промед¬лением и отложением – оно будет лишь координацией многих, незримых для других людей, обстоятельств. Если же деятель решает действовать, то как же осмотрительно и неотложно он должен избрать лучшие пути действия. Ведь колеблющийся перенос удара уже во время нанесения его лишь ломает даже самое лучшее оружие. Неопытный рубака может раз¬дробить самый ценный клинок.
Среди множества представляющихся действий не так-то легко дея¬телю избрать наиближайшее и наинужнейшее. Говорят, что опытность даст наилучшие чувствознания. Сколько раз обманывает расчет и сколь¬ко раз торжествует справедливое чувствознание.
Воспламененный и окрыленный чувствознанием деятель может ра¬зобраться во всем комплексе создавшихся обстоятельств. Все эти дела дней сих как будто одинаково нужны, как будто и неотложны, и насущны. Но это лишь мираж. Среди них есть и старые, уже изжитые пути, но, ко-

________________________________________
50
нечно, имеются и новые, живописные. Тот, кто, несмотря на всякие опас¬ности и препятствия, усмотрит живоносность, тот уже уследит и само¬нужнейшее. Он не удивится, что это самонужнейшее будет окружено на¬ибольшими опасностями и трудностями. Ведь тьма будет особенно насто¬рожена там, где просто является жизнь.
Выбрать самонужнейшее никогда не значит полюбить наилегчайшее. Самонужнейшее не будет наилегчайшим. В миражах всякой легкости достижения будет нехорошая майя. Даже в сказках всегда предлагаются три пути, причем путь с наименьшею потерею будет самым малым. Где велика ставка – там и больше нахождение. Там и ручательство.
Кто-то скажет, но ведь это в сказках. До сказок ли сейчас, когда сер¬дце разрывается от тягостей жизни? Но в тех же сказках всегда говорит¬ся – "скоро сказка сказывается, но не скоро дело делается". Тем самым достаточно показывается, что между словами сказки остается много не¬рассказанного дела. А ведь где дело перед действием, там и много труд¬ностей.
В исторических повествованиях мы видим обычно лишь символичес¬кие иероглифы достижений. Видим, так сказать, барсовы прыжки. Но да¬же самому могучему барсу сколько приходится преодолеть, прежде чем он может сделать победоносный прыжок. Когда барс лежит, накапливая грядущий прыжок, разве он бездействует? Шакалы своим воем и визгом сопровождают все свои намерения. Но ведь это шакалы.
Из звериных примеров нужно выводить представление о какой-то кровожадности в действиях. Кровожадность уже – грубость и жесто¬кость, и потому она неуместна в обиходе грядущем. Истинные, достойные действия всегда будут именно далеки от жестокости и кровожадности. Но в них будет твердость и неуклонность. И еще будет и стремление, и нахождение новых путей. Даже колодцы на путях иссякают. Нужно вре¬мя, чтобы влага вновь набралась из почвы. Если место колодца выбрано правильно, то влага непременно соберется; лишь дайте нужное время для этого нового образования. И в то же время не обрушьте в колодец грязно¬го мусора. "Не плюй в колодец – придется воды напиться".
А сколько раз неразумные путники ухитрялись наплевать в свой же колодец, в надежде, что им-то не придется более воспользоваться этой во¬дой. А выходило как раз наоборот.
Знаю, что вы очень напряжены, чувствую, что самонужнейшее где-то очень близко и требует сосредоточения всего внимания. В природе бывают такие настороженные моменты. Перёд своим наибольшим взрывом природа точно настораживается и даже замолкает. Путники знают, как перед бурей замирает ветер, а кто-то неопытный примет эту тишину как лучший момент для прогулки.
Знаю, что нельзя не волноваться внутренне, когда стучится самонуж¬нейшее. Именно стучится, отбивая этот внутренний стук и во внешних ударах настоящего часа. Где внутренне, а где уже и внешне закипают эти наслоения. В кипении и в искрах, и в брызгах раздробляется лик самонуж¬нейшего. Сколько признаков могут быть приняты именно за то, что лучше всего и неотложнее всего. И где мера великих или малых признаков?

________________________________________
51
Каждый может поведать множество историй о том, как люди не опоз¬навали самое для них наинужнейшее. Когда же оно уже проходило и бы¬ло безвозвратным, только тогда эти слепцы прозревали и хватали себя за волосы.
При каждом отбытии океанского судна вы непременно увидите жа¬лобную фигуру опоздавшего. Но корабль уже отошел, мостки давно сня¬ты, и жалкие жесты оставшегося сливаются с развевающимися платками проводивших. А ведь, может быть, этот опоздавший должен был плыть именно на этом корабле, но задержало его ничтожнейшее обстоятельст¬во. Так много самонужнейшего надвинулось. Гремят все приказы: "дейс¬твовать по способности", "действовать по надобности", "действовать по неотложности".
В троекратности действия – по способности, по надобности, по нео¬тложности уже обозначаются черты самонужнейшего. В этих благород¬ных напряжениях найдется оно – таинственное и неизбежное самонуж¬нейшее. Чем моложе сердце, тем оно скорее ощутит зовы этого самонуж¬нейшего. А ведь молодость сердца исчисляется не количеством лет. Ско¬лько бывает дряхлых и замороженных сердец у еще только вступающих в жизнь. Сколько бывает сердец, отемненных беспричинною грубостью и жестокостью, когда они выражают свое жестокосердие во всех повсед¬невных методах действия. Даже собрав все накопления, и то можно по¬чувствовать недостаток твердых, объемлющих выражений.
Самонужнейшее прежде всего требует для своего опознания объемлемость, требует синтез, который всегда будет истинным признаком ку¬льтуры. Вы можете справедливо настаивать на том, что задачи культуры всегда будут являться главными чертами наинужнейшего. Это правиль¬но. Но и среди задач культуры одни будут как бы задачами многолетни¬ми, другие будут требуемыми неотложно, мгновенно. Опять придется ра¬зобраться в сердце своем, которая же из этих лучших задач, в свою оче¬редь, будет самонужнейшей?
Думайте, думайте, думайте! Самонужнейшее требует напряжения мысли. Лишь в напряжении этой энергии вспыхнет огонь, в блеске кото¬рого самое, казалось бы, сокрытое самонужнейшее выявится вдруг. А раз¬меры этого грозно-прекрасного лика не ужаснут, но привлекут и напол¬нят сердце новою победною силою.

"И как над пламенем грамоты тайной неясные
строки вдруг выступают,
Так выступит, вдруг, пред тобою видение".

1935







________________________________________
52


БЛАГОЖЕЛАТЕЛЬСТВО

Насколько многое, очень знаменательное и благожелательное, оста¬ется нигде не записанным! Сегодня мы слышали, что Русская Пекинская Духовная Миссия была сохранена благодари личному ходатайству Таши-Ламы. В истории верований такой благой знак должен заботливо сохраниться. Около религий, к сожалению, слишком много накопляется знаков холода и отрицания. И вот, когда вы в старом Пекине слышите прекрас¬ный рассказ о том, как многие священнослужители и религиозные Общес¬тва шествовали к Таши-Ламе просить его о сохранении Православной за¬мечательной Миссии, хранящей в себе так много традиций, и узнаете, как доброжелательно было принято это обращение, – вы искренне радуетесь. И не только это обращение было принято дружелюбно, но и оказались же¬лательные исследования; и в историю Православной Миссии будет вне¬сен этот замечательный акт высокого благожелательства.
Когда человечество обуяно бесами злобы и взаимоуничтожения, тог¬да всякий знак утверждения и взаимной помощи будет особенно ценным. Конечно, о доброте и доброжелательстве Таши-Ламы многое известно. Но одно дело, когда это рассказывается его соплеменниками, и совер¬шенно другое, когда чуждые люди тоже имеют при себе такие свидетель¬ства добрые.
Люди очень часто не отдают себе отчета, насколько ценно само запечатление добрых знаков. Существуют особые типы людей, которые пре¬достерегают против всякого энтузиазма и даже против громко сказанно¬го доброго слова. Конечно, при таком образе мышления все погружается, если не во мрак, то, во всяком случае, в серенькие потемки. Противники всякого энтузиазма хотели бы приучить людей ни на что не отзываться, ни¬как не реагировать и быть к добру и злу постыдно равнодушными.
В наши смутные дни особенно много таких серых жителей. В значи¬тельной мере, именно, на них лежит ответственность за глубоко всосав¬шуюся в общественный строй смуту. Смута потрясающая, а к тому же, са¬ма в себе дрожащая, является ничем другим, как бесформенностью, бе¬зобразием. Само слово смута, смущенность, недалеко от извращенности, сомнительности и боязливости. В смуте родятся неясные намеки. Она же порождает всякие анонимные наговоры. Когда сердце теряет трепет вос¬торга, оно может впасть в трепет смущения. Насколько трепет восхище¬ния будет устремляющим ввысь и прекрасным, настолько трепетание смущения будет ограничивающим, поникающим, устрашенным. А что же может быть безобразнее зрелища страха? Самые высшие понятия чести, достоинства, преданности, любви, подвига, ведь они могут быть наруше¬ны и обезображены, именно, страхом. Страха ради люди могут промол¬чать, отречься и предательствовать. И какое множество молчаливых от¬речений и трусливых замалчиваний явлено в повседневной жизни.
Для отречения не нужно никаких высоких слов или прекрасных обстановок. Обычно, именно отречение, замалчивание, умаление – хорошо сочетаются с сумерками. Они живут в серости, когда четкие формы вые¬даются потемками и все делается неопределенным. Неопределенность
________________________________________
53

помыслов, нерешительность и есть именно смута. Смущенность не поет, не слагает красивые формы, но в дрожании искривляет все отражения. Так, пролетающая птица неопределенно касается тихой водной поверх¬ности, и надолго после такого пролета задрожат только что прекрасно от¬разившиеся формы.
От смуты, от страха нужно лечиться. Так же как от многих болезней нужно предпринимать длительное восстановление сил, так же нужно воз¬действие и от смуты. Нельзя позволить смуте загнивать в язвах и нарывах. Новые сильные мысли и мощные действия будут спасительны, чтобы вы¬вести смущение духа в обновленное состояние. Конечно, одною переме¬ною места или житейских условий смущение еще не будет осилено. Дух в сущности своей, сознание должно поразиться чем-то; а еще лучше – чем-то восхититься.
Невозможно допустить, чтобы восхищение, иначе говоря, энтузиазм, не были бы доступны даже смущенным душам. Все-таки бывают же такие действия, такие положения в мире, которые заставят сердце восхититься и тем самым выйти из смущенных дрожаний. Прекрасное творчество, вы¬сокое знание, наконец, чистосердечное стремление к Горнему Миру – все чудеса, которых так много в жизни земной, легко могут уводить даже поникший дух в сады восхищения.
Бели люди попытаются вычеркнуть из бытия своего, иногда ими осме¬янное слово энтузиазм или восторг, то чем же они заполнят эту страшную пустоту в своем сознании? В этом запустелом сердце поселятся тоска и неверие, появится та мертвенная затхлость, которая свойственна забро¬шенным пустым помещениям. Входя в заброшенный дом, люди говорят: "Придется долго обживать его". И правильно, такая заброшенность угро¬жает даже и физическими заболеваниями.
Обжить жилье это еще не значит просто зажечь огонь. Потребуется, именно, человеческое присутствие, иначе говоря – биение человеческо¬го сердца, чтобы оживить, одухотворить замершую жизнь.
Одним из простейших одухотворений будет каждое сведение о ка¬ком-либо добром и необычном в благожелательстве действии. Итак, бу¬дем радоваться каждому добру. Ведь оно уже рассеивает чье-то смуще¬ние и заменяет безобразие красотой.

1934










________________________________________
54


ВЗАИМНОСТЬ

"Взаимность есть основа соглашений".
Сколько раз эта старая французская поговорка повторялась. Тверди¬лась она и на лекциях международного права, и при заключении всяких договоров. Наконец, произносили ее в бесчисленных случаях всяких жизненных пертурбаций.
Не только сама непреложная истина заключена в словах поговорки. Каждый человеческий ум на всех ступенях своих отлично понимает, что без взаимности всякая договоренность будет лишь пустым и стыдным зву¬ком. Без взаимности непременно будет участвовать ложь, обман, который рано или поздно даст все последствия, творимые обманом.
Вот мы говорили о добровольности. Но и взаимность может расцвес¬ти лишь на основе доброй воли. Ничем нельзя вызвать так называемую вза¬имность, если этот прекрасный цветок не расцветет лотосом сердца.
Волны бьются о скалы. Скалы встречают их без взаимности. Правда, волны могут источить скалы. Волны могут образовать целые подводные пещеры и в постоянстве своем могут разрушить каменных гигантов. Но ведь это будет не соглашение, не договоренность – это будет натиск. Это будет насилие, а всякое насилие непременно окончится тем или иным разрушением. Поднявший насилие от насилия и погибнет.
В примере волн и скал как бы встретились два несогласимых элемен¬та. Но даже и скалы, если их породы позволили бы, они могли бы ввести даже противоположное начало в полезные для бытия каналы.
Но вряд ли можно предположить, что сердца человеческие так же мало согласимы, как вода и камень. Ведь даже и вода может быть в твер¬дом состоянии, и породы камня могут издавать влагу. И ведь эти элемен¬ты лишены сознания. По крайней мере, их сознание нам недоступно. Но не может же быть такого человеческого сердца, которое, с одной сторо¬ны, не могло бы дать влагу благодати, а с другой стороны – не было бы спо¬собно к адаманту мужества.
Общая всем векам и народам человечность все-таки неистребима. Какими бы наркотиками, алкоголем и никотином ни убивать ее, она все-таки как-то и где-то может быть пробуждена.
Великий преступник бывает трогательным семьянином. Значит, ес¬ли его чувства все-таки способны пробудиться по отношению к своему – тем самым, при каком-то усиленном процессе, они могут быть продолже¬ны и ко всему сущему. Сейчас уже не ставится идеал Святого Францис¬ка Ассизского, говорившего даже волку – "брат волк". Даже не задается идеал подвижников, обладавших сердечным языком, понятным и птицам, и животным. Помимо этих высоких идеалов, слыша о которых люди обыч¬но восклицают: "Мы ведь не Франциски", может быть основание общечеловечности.
На этой сердечной основе все-таки можно открыть даже самое затво¬ренное сердце. Помимо всех своих торговых дел, о которых сами люди сложили тоже поговорку: "Не обманешь – не продашь", помимо всей мно¬гообразной торговли, люди не могут избежать прикосновения к духовным
________________________________________
55

сферам. Люди, не привычные к таким касаниям, иногда вместо благода¬ти ощущают даже болезненность. Это происходит ох непривычки к таким ощущениям. Ведь человек, никогда не ощущавший электрической искры, всегда уверяет, что даже малейший разряд для него крайне чувствите¬лен. "Так меня и обожгло", или "Так меня и пронзило", говорит новичек, а вскоре, при повторности, даже и не замечает еще больших разрядов.
Конечно, эти восклицания происходили вовсе не от повышенной чув¬ствительности, а от закоренелого предубеждения. Разве не бывает имен¬но такое же нелепое предубеждение и в человеческих отношениях, где волна разумности и сердечности бьется о скалу враждебности или тупос¬ти.
Странно и то, что люди так часто воображают взаимность в деле ка¬кой-то оффициально государственной договоренности. Но ведь без се¬мейной, дружеской и общественной взаимности, какая же может быть речь о государственности? Потрясая основы общежития, люди тем самым потрясают и все прочие основы. Можно потрясти основы брака и в резу¬льтате государство получит целые миллионы внебрачных, беспризор¬ных, дичающих подростков. Можно сделать гнусную шутку из употребле¬ния всяких ядов, и можно окончить почти отравою целого народа. Разве мы не видим примеры?
В каждом из таких случаев, превратившихся в народное бедствие, в начальной основе можно бы усмотреть какое-то тупо-эгоистическое дейс¬твие. Кто-то один помыслил лишь о своем самоуслаждении или преступ¬ной выгоде, и от этого одного злобного уголько вспыхнули пожары народ¬ных бедствий. Поистине, озверелый эгоизм есть, прежде всего, враг вза¬имности.
Общежитие дает множество возможностей для воспитания взаимнос¬ти. Ведь все чувства должны быть воспитаны. Но много истинной чело¬вечности и терпимости нужно проявлять, чтобы сама идея взаимности могла бы расти свободно и добровольно. Взаимность напоминает и об от¬ветственности. Ведь каждый, отказавший в предложенной ему взаимнос¬ти в делах блага, тем самым принимает на себя и тяжкую ответственность. Во взаимности сочетаются и разум, и сердце. Сердце по благодати чует, где оно должно простирать свое благоволение. С другой стороны, разум напомнит о той ответственности, которая будет порождена жестоковыйностью или невежеством.
Опыт маленьких сотрудничеству малых ячеек, собравшихся для доб¬ротворчества, дает многие испытания возрощения взаимности. Все лучше испытывать, прежде всего, на обиходе. Посмотрите, как будут претворя¬ться обиходные будничные задачи и столкновения, и вы поймете: как в ме¬гафоне, они отразятся во всеуслышание. Самость и самовыгоду можно проверять тоже по мегафону. Какой ужасный раздирательный рев и вой может получиться из самого, казалось бы, ничтожного домашнего недора¬зумения.
Недаром в старинных школах жизни руководитель подчас умышлен¬но бросал испытание терпимости и взаимопонимания. Тем, кто в сердеч¬ности не мог понять нужное, те хотя бы по разуму могли предостеречь са-


________________________________________
56


мих себя от возникающей ответственности. Можно ударить по какому-ли¬бо звучащему предмету в одном углу дома и получить отзвук в нежданно противоположном помещении. Совершенно также точно и в создании от¬ветственности и взаимности.
Если бы только люди могли скорейше осознать, что для блага народ¬ных преуспеяний взаимность не должна оставаться в пределах поговор¬ки, но должна войти как основа сотрудничества,
"Взаимность есть основа соглашений".

1935


СТОЙКОСТЬ

Встает передо мной нечто незабываемое из моей первой выставки в Америке. В одном из больших городов местный богач и любитель искус¬ства приветствовал меня большим парадным обедом. Все было и обшир¬но, и роскошно, присутствовали лучшие люди города. Как всегда, говори¬лись речи. Хозяин и хозяйка, оба уже седые, радушно и сердечно беседо¬вали с гостями. Во всем была полная чаша, и хозяйка обратила мое внима¬ние, что все комнаты убраны в синих и лиловых цветах, и добавила:
"Именно эти тона я так люблю в Ваших картинах".
После обеда одна из присутствовавших дам сказала мне:
"Это очень замечательный прием", и пояснила: "Вероятно, это пос¬ледний обед в этом доме".
Я посмотрел на мою собеседницу с изумлением, а она, понизив голос,
пояснила:
"Разве Вы не знаете, что хозяин совершенно разорен и не дальше как
вчера потерял последние три миллиона".
Естественно, я ужаснулся. Собеседница же добавила:
"Конечно, это тяжело ему, особенно принимая во внимание годы. Ведь ему уже семьдесят четыре".
Такое несоответствие услышанного со всею видимостью, а главное, с видимым спокойствием хозяев, было поразительным. С тех пор я стал ин¬тересоваться особенно их судьбою. Оказалось, через три месяца после этого обеда они уже жили в своем гараже. Казалось бы, все было потеря¬но, а через три года этот же деятель был опять в миллионах и жил в преж¬нем доме-дворце.
Когда я говорил его знакомым о моем удивлении, почему многочис¬ленные друзья и, наконец, город, которому он пожертвовал так много, не помогли ему, мне сказали:
"Во-первых, он не принял бы помощи, а во-вторых, такие бури жизни ему не впервые".
Этот последний разговор происходил в большом клубе, где в спокой¬ных креслах около окон сидело много почетных людей, читая газеты и бе¬седуя. Мой собеседник, указывая на них, сказал:
________________________________________
57

"Все это миллионеры. Спросите их, сколько раз каждый из них перес¬тавал быть миллионером и вновь им делался".
А члены клуба продолжали спокойно читать и весело беседовать, как будто бы никогда никакие житейские бури не проносились над ними. Я спросил моего приятеля, как он объясняет себе это явление? Он пожал плечами и ответил одним словом:
"Стойкость".
Действительно, это понятие стойкости должно быть отмечено среди других основ, нужных в жизни. Мужество – одно, доброжелательство и дружелюбие – другое. Трудолюбие – третье. Неустанность и неисчерпа¬емость – четвертое. Энтузиазм и оптимизм – пятое. Но среди всех этих основ и многих других, так нужных, привходящих светлых утверждений, стойкость будет оставаться, как нечто отдельное, незаменимое и дающее крепкое основание преуспеянию.
Стойкость вытекает из большого равновесия. Это равновесие не бу¬дет ни холодным расчетом, ни презрением к окружающему, ни самомне¬нием, ни себялюбием. Стойкость всегда будет иметь некоторое отноше¬ние к понятию ответственности и долга. Стойкость не увлечется, не пос¬кользнется, не зашатается. В тех, кто шел твердо до последнего часа, всег¬да была стойкость.
В наши дни смущений, многих разочарований, узких недоверий, дол¬жно быть особенно благословенно основное качество стойкости. Когда люди так легко впадают в самую непристойную панику, именно стойкий человек внесет здравые понимания и удержит многих от ужаса падения в хаос. Когда люди сами себя стараются убедить во всевозможных древ¬них небывальщинах, именно стойкий человек поймет в сердце своем, где есть безопасный выход. Когда люди впадают в такое безумие, что даже краткий шквал им уже кажется нескончаемой бурею, именно стойкость напомнит и о соизмеримости.
Может быть, скажут, что стойкость есть ничто иное, как благоразу¬мие. Но будет вернее сказать, что из благоразумия порождается также и стойкость. Ведь в понятии стойкости уже есть совершенно реальное вы¬ражение. Стойкость нужна именно здесь, на земном плане, где так мно¬го обстоятельств, от которых нужно устоять. Потому-то так полезно сре¬ди множества понятий благоволения, сотрудничества и преуспеяния ус¬мотреть смысл и ценность стойкости. Недаром люди с особенным уваже¬нием всегда подчеркивают, как стойко человек выдерживал то или иное нападение, напряжение или неожиданные удары. Подчеркивается в та¬ких случаях и зоркость, и находчивость, но всегда будет отмечена и стой¬кость, как нечто положительное, прочно стоящее на чем-то осознанном. Как пример стойкости и выдержки, вспоминается одна быль из Сан-Фран¬циско.
Приехал иностранец. По-видимому, был богат. Был принят всюду в обществе. Приобрел много друзей. Укрепилась за ним репутация хоро¬шего, доброго и богатого приятеля. Тогда он поехал к особо выказавшим¬ся новым друзьям с просьбою одолжить ему десять тысяч долларов на но¬вое дело. Произошло нечто любопытное, хотя и очень обычное. У всех его


________________________________________
58
друзей нашелся достаточный предлог, чтобы отказаться или уклониться от этой просьбы. Мало того, в обществе сразу пробежало отчуждение и хо¬лодное отношение к нему. Тогда иностранец поехал к некоему человеку, который с самого начала относился к нему довольно холодно. Объяснил ему дело и просил десять тысяч. На этот раз была вынута немедленно че¬ковая книжка и написана сумма. На следующий день иностранец вновь приезжает к тому же лицу. Тот спрашивает:
"Разве что-нибудь случилось, или Вы неверно вычислили цифру; мо¬жет быть, она мала?"
Но иностранец достал из кармана вчерашний чек, отдал его хозяину и сказал:
"Деньги мне не нужны. Я лишь искал компаньона, которым и предла¬гаю Вам быть".
Всем же остальным так называемым друзьям, которые опять оберну¬лись к нему, он сказал:
"Вы меня кормили обедами; помните: мой стол всегда накрыт для Вас". – Мистер Л. в Сан-Франциско помнит это.
Сколько поучительных страниц дает сама жизнь. Воображение есть ничто иное, как припоминание.

1935


ДОСТОИНСТВО

Даже в низших школах учащиеся уже слышат о многих династиях, в десятках сменявшихся в разных странах. Эпически спокойно упоминаю¬тся эти коренные смены, точно бы это было свивание новых спокойных гнезд. Никто не говорит о том, что одинаково можно было бы сказать: или десятки смен династий, или десятки трагедий.
Много ли можно припомнить совершенно мирных смен правления? Почти каждое из них сопровождается потрясениями или убийствами и всякими ужасами. Именно, настоящая трагедия лежала в основе каждой такой смены. Ведь не только она касалась главы правительства, вместе с главным управлением; обычно сменялись и целые классы, сменялась пси¬хология народа, сменялась цель устремлений.
Болезненно наслаивались новые ритмы. Крик и ужас сопровождали их, а теперь, в смене веков, в школах спокойно говорится о смене динас¬тий. Не только ученики, но и профессора сами подчас забывают, что скры¬вается под этою эпикою. Когда говорится о войнах, о морах, о всяких дру¬гих катастрофах, то естественно трагическая сторона запечатлевается в самом выражении, в самих словах. Но смена династий звучит очень мел¬ко и спокойно. Смена условий жизни в представлении народа тоже звучит спокойно, а между тем, под этими эпически ясными словами, скрыта це¬лая буря, часто многолетняя, со многими ужасами разрушений.
Почему-то даже среди начальных школьных курсов следует усвоить более точную и выразительную номенклатуру. Выразительные опреде¬ления давних исторических событий укрепят сознание молодежи. С од-
________________________________________
59
ной стороны, они посеют зерна энтузиазма и геройства, а с другой сторо¬ны, охранят от отчаяния.
"Всякое отчаяние есть предел, сердце есть беспредельность". "Кра¬сота заключена в каждом участии в построении. Это истинная область сердца. Желанное очищение жизни дает торжественность, как свет неу¬гасимый". Где же то чувство, где же та субстанция, которой наполним Чашу Великого Служения? Соберем это чувство от лучших сокровищ. Найдем части его в религиозном экстазе, когда сердце трепещет о Выс¬шем Свете. Найдем части в ощущении сердечной любви, когда слеза са¬моотвержения сияет. Найдем среди подвига героя, когда мощь умножа¬ется во имя человечества. Найдем в терпении садовода, когда он размыш¬ляет о тайне зерна. Найдем в мужестве, пронзающем тьму. Найдем в улыбке ребенка, когда он тянется к лучу Солнца. Найдем среди всех уно¬сящих полетов в Беспредельность. Чувство Великого Служения беспре¬дельно, оно должно наполнить сердце навсегда неисчерпаемое. Священ¬ный трепет не станет похлебкою обихода. Самые лучшие Учения превра¬щались в бездушную шелуху, когда трепет покидал их. Так среди битвы мыслите о Чаше Служения и принесите клятву, что трепет священный не оставит вас".
"Древние заветы о священном трепете должны быть поняты в боль¬шом сознании. Именно теплота и жар этого трепета охраняют сердце от холода, от того самого страшного мертвенного холода, который прекра¬щает всякое общение".
"Сколько можно наблюдать совершенно мертвых двуногих, мертве¬цов бродячих, которые одним своим приближением уже опоганивают и оскверняют даже такие места, где уже слышалось и ценное, и возможно прекрасное. Именно, не отвлеченный приказ, но терпеливо вложенное, новое понимание может остеречь заболевающих страшною эпидемией разложения. Действительно, ужасно зрелище разлагающегося тела. Но ведь и во время жизни такое разложение бывает. Если чисто физические меры могут предотвращать такое состояние, то сколько духовных воз¬действий могут быть, как лучшая профилактика".
"Духовные лечения помогут не только предотвратить и телесные ос¬ложнения, они не только остановят разложение духа, но в действитель¬ности своей они дадут иссушенному духу здоровое, поступательное дви¬жение. Ведь дух как тончайшая субстанция так близок к пространствен¬ным вибрациям, так близок к движению".
Если подсказать вовремя начинающему деятелю жизни, какие слож¬ности, как прекрасные, так и ужасные, заключены в краткие формулы эпики, то такая трансмутация навсегда укрепит направление этого путни¬ка. Если он поймет всю трагедию причиненной боли и скорби, то он в сво¬их действиях найдет более достойные, можно сказать, более культурные пути выполнения. Само чередование оборотов спирали эволюции будет строиться с большим сохранением достоинства человеческого. В сердце своем человек ощутит и горечь трагедий, и высокий восторг служения и героизма.

1935

________________________________________
60

ЗНАЧИТЕЛЬНОСТЬ

Уберегайте весь быт от всякого пустословия. Не совсем вижу, имен¬но, как переведете на разные языки это очень точное и многозначитель¬ное выражение – пустословие. На некоторых языках оно имеет равнозна¬чащее слово, но на других пришлось бы выразить его описательно, а это всегда нежелательно.
Когда говорим о всяких многозначительных понятиях, как добрых, так и темных, то подчас, наряду со словами страшными, вроде предатель¬ства, присоседится и такое, как бы малозначительное слово, как пустос¬ловие. Кто-то скажет: "Странно, если понятие пустоты может иметь зна¬чение, а тем более – вредительское".
Но пусть тот, не вдумавшийся в сказанное им, раскинет умом, сколь¬ко подлинного вреда было нанесено ничем другим, как пустословием. Произносится это пустословие – "просто так", "просто сказалось", "прос¬то зря". А выходит оно совсем не просто. Ведь "просто" есть хорошее сло¬во, ибо всякая простота во всех приложениях уже хороша. Но то-то и есть, что произносящий эту лжесакраментальную формулу "просто так" – не имеет ничего общего с подлинною простотою, а ближе всего и чаще всего имеет отношение к невежеству.
Нередко бывает, что человек вспоминает самые грубо примитивные действия и помыслы и уверяет, что в них он чувствовал себя проще. Но ведь это не была простота, – просто была одичалость. Таким порядком похуляется прекрасное понятие просвещенной простоты.
Особенно же часто всякие похуления произносятся среди бессмыс¬ленного пустословия. Из него же вытекает и сквернословие, вредитель¬ское осудительство и вообще всякое небрежение. Когда весь мир содро¬гается в смущениях и в судорогах, тогда особенно невыносимо всякое пус¬тословие. Времени так мало. Не хватает мгновений на выражение само¬го нужного, самого значительного и неотложного. И эти драгоценнейшие, неповторимые часы безумно растрачиваются на загромождающее прост¬ранство пустословие. Нередко так любят позорное пустословие, что на¬зывают его отдыхом. При этом говорится: "Не все же толковать о серьез¬ном, просто поболтаем". А вдумайтесь в это поверхностное выражение "поболтать" и вы увидите, что оно не может в существе своем успокаивать, а будет вести к раздражению. Хорошо возмущать воду, если это имеет ка¬кой-то значительный, благой смысл.
Болтание почти противоположно смыслу, а все бессмысленное, не будем доказывать, непристойно. Кто может сказать, когда из несерьезно¬го произрастает серьезное? Кто возьмется судить, какое именно сорное семя быстрее всего заглушит бережливые посадки? Вряд ли имеется са¬довник, который наряду с бережливыми, полезными посадками будет также незабывно рассеивать семена сорников. Такой пример, казалось бы, совершенно ясен, но в том-то и дело, что пустословие не считается сорником. Сорные травы, сорники, растут при грязных дорогах или око¬ло заброшенного жилья, и всяких развалин, и навозных куч.
________________________________________
61

Если пустословие подобно сорнику, то и места произрастания его этим определяются совершенно точно. Пустословят на грязных дорогах, в обветшалом, пыльном обиходе. Пустословят от безделья, от невежест¬ва, от отупения. А ведь всякое отупение поведет к огрубению – к той са¬мой ужасной грубости нравов, которая противоположна не только всякой культуре, но и цивилизации.
В огрубении человек теряет и чувство справедливости, и соизмери¬мости, и терпимости. Начинается огрубение от очень малого, от почти неприметной распущенности, бравады, от допущения множества малень¬ких знаков, которые, при зоркости и заботливости, не могли бы вообще произрости. На произрастании злаков можно учиться многим знакам жиз¬ни. Посмотрите, как изумительно настойчиво вторгаются всякие сорники, а там, где сорники, значит, там место было уже чем-то опоганено. В этом обиходном примере можно запомнить всю психологию, а может быть, вернее сказать, физиологию пустословия. Коротко говоря, пустос¬ловие поганит бытие.
Во многих формах проистекает такое поганое пустословие. Оно засо¬ряет семейный быт, оно ожесточает сердца, наконец, оно загрязняет са¬мо пространство, ибо всякий звук не только не умирает, но претворяется и далеко, и высоко. Бывает, что в семейном обиходе добровольно полага¬ется штраф за произнесение бранного слова. Это хороший обычай. Не ме¬шало бы также добровольно установлять пеню и за всякое пустословие. Чем же можно обусловить пределы пустословий? Определить это совсем не так трудно. Если человек может формулировать, с какою именно зна¬чительною целью он нечто сказал, то это уже не будет пустословием. Но если опять произойдет сакраментальное "просто так" или "я не подумал" – то это и будет в пределах пустословий, соринка бытия.
Не молчальниками ли сделаться? Так, может быть, скажет человек, избегающий ответственности за говоримое им. Это было бы, прежде все¬го, трусливо, а всякая трусость уже будет невежеством. Казалось бы, нас¬колько много дано всем, настолько богато и щедро все земное и Надзем¬ное, что не хватит времени взаимно утвердиться в этих прекрасных да¬рах. От привычки будет зависеть, чтобы время не тратилось на пустую болтовню и на безмыслие.
Возможно ли вообще состояние безмыслия? Поистине, заставить се¬бя не мыслить еще труднее, нежели заставить себя думать. Мысль есть та¬кое неотъемлемое, постоянное условие бытия, что нужно какое-то неес¬тественное опьянение, чтобы организм пришел в состояние комы.
Когда люди сызмальства приучаются к значительному собеседова¬нию и постоянному мышлению, то в этом естественном состоянии они по¬лучают истинную радость. Жизнь их наполняется значительностью. Каж¬дый день и каждый час они могут дать себе отчет, что нечто созидатель¬ное исполнено.
Не раз говорилось, что и само сонное состояние не есть безмыслие. Во сне соприкасаются с тонким миром, во сне многому научаются и про¬буждаются не только обновленными физически, как полагают, но и обога¬щенными духовно. Вероятно, многие замечали, что, засыпая с какою-то

________________________________________
62
благою мыслью, они просыпались утром, мысленно твердя разрешение этой же мысли, очень часто в форме четкой и новой для них самих. Рабо¬та мысли безгранична.
Если эта область мысленной энергии так возвышенна и благородна, то имеем ли право засорять ее безмыслием и сорником пустословия? Это само собою казалось бы понятно, но все же должно быть начертано на скрижалях каждого просветительного учреждения и во всем быту госу¬дарственном, общественном и семейном. Сейчас время трудное. Тем бо¬лее нужно осознавать, где притаилось все сорное и вредительское.
Маски притворства и лицемерия многоличны. Подлинность и прос¬тота должны быть применяемы во всем их настоящем, ответственном зна¬чении. Это вовсе не отвлеченность, но та простая ответственность перед бытием, которая составляет долг каждого человека. И совсем нетрудно при исполнении этого высокого долга, прежде всего, отказаться от пус¬тословия, от этого сорника, от этого пожирателя ценностей времени. Один такой отказ уже внесет в жизнь ту значительность, которая созвучит со всем прекрасным, Надземным и Вечным.

1935


МОНСАЛЬВАТ

Полагают, что человеческий организм, главным образом, развивает¬ся всяческим спортом. Естественно, что упражнения нужны, в особеннос¬ти, когда они происходят на чистом воздухе. Но о способе упражнений су¬ществуют различные мнения. Полагается также, что главное гармони¬ческое развитие должно происходить в нервной системе, а не столько в мускулах.
Нервным равновесием и здоровою нервною напряженностью чело¬век достигает многого, чего никакими мускульными утрировками дос¬тичь нельзя. Все согласятся, что каждый однобокий спорт, выявляющий лишь определенную группу органов, есть нечто ограниченное и, тем са¬мым, нечто низшего разбора.
Правильно, что, прежде всего, нужна разумно использованная прана чистого воздуха. Также необходимо некоторое движение, естественное для человеческого организма. Если это движение не будет нарушать нер¬вную систему и протечет не насильственно, то оно будет лишь правиль¬ным пособником развития тела и духа.
Всем известно, что в моменты нервного напряжения человек оказы¬вается сильнее и выносливее всяких искусственных атлетов. Искусст¬венное, ограниченное напряжение создает и ограниченное мышление. "Золотое равновесие" мышления происходит лишь при гармоническом равновесии всего организма. Прискорбно вспомнить о всяких современ¬ных "марафонах", которые тем или иным нелепым занятием выбивают ни¬кому не нужное число часов. Спрашивается, кого поучает или радует то обстоятельство, что человек может бессмысленно танцевать семьдесят

________________________________________
63
два часа, а может быть и больше, уже являя при этом признаки безобразия. Кому нужен многочасовой поцелуй, который тоже является, в конце кон¬цов, безобразным зрелищем.
Если заняться анализом всяких современных "марафонов", то можно лишь убедиться в профанации старого имени, запечатленного в подвигах. Ведь после марафона греки шли в академию, где внимали и беседовали с великими учеными и философами. И, таким образом, вовсе не происхо¬дило однобокой, затягивающей в тину профессии. Другие испытатели скажут, что при должном гармоническом развитии нервной системы вов¬се не требуется бешеных телесных движений. Известно, как перипатети¬ки на прогулках беседовали о высших науках, гармонизируя тем самым и материальное, и духовное преуспеяние.
Уродливость чисто физических состязаний можно изучать, сравни¬вая, например, классические состязания в Греции с уже упадочными римскими цирковыми забавами. Греческие игры не требовали ни мучи¬тельства, ни крови, которые оказались так существенны в римских цир¬ках. Увы, и теперь толпы людей привлекаются зрелищем казни. Вот в Гер¬мании теперь опять начали рубить топором головы женщин. Кажется, это происходит на тюремном дворе, но боюсь, что если бы такое зрелище вы¬нести на площадь, то амфитеатр зрителей был бы и теперь, в наш "циви¬лизованный" век, битком набит. Если бы назначить цены местам для тако¬го зрелища, то, кто знает, может быть, платили бы гораздо больше, чем за благотворительные билеты?
Пришлось слышать один рассказ, как некие дамы были очень огорче¬ны, что казнь сожигания живьем была заменена простым удушением. Вот, куда оборачивается уродливое, ограниченное развитие лишь некоторых центров и инстинктов. Многие падения и одичания, именно, происходи¬ли от уродливостей и ограниченностей. Вздувался один какой-то мускул, обнаруживался один нарыв садизма или одичания, и прорвавшийся гной заливал весь мозг и сердце.
В противовес уродливо физическому развитию и однобоким ограни¬чениям существует теория, что правильным упражнением нервной сис¬темы можно управлять и развивать мускулы и все органы. Конечно, мысль заставляет приходить в движение и мышцы, и всякие другие функции. Су¬ществуют такие ограниченные люди, которые даже этой простой аксиомы не могут осознать. Но, тем не менее, в этом может убеждаться каждый, который того захочет. Иногда приходилось видеть людей, уделяющих сравнительно очень мало времени физическим движениям и, тем не ме¬нее, остававшихся в расцвете как мыслительной, так и физической воз¬можности. Естественно, они не только устремлялись к высшим предме¬там, но и хотели жить и тем самым балансировали свои органы.
Ценить дары жизни. Хотеть жить для труда и пользы есть великий им¬пульс, который помогает сильнее всяких прививок и массажей. Мыслите¬льный массаж осознанный направит и должную энергию в ослабевший ор¬ган. Самая простая пранаяма, то есть, вдыхание праны и направление ее туда, где есть необходимость в укреплении и развитии, будет очень пока¬зательным примером.

________________________________________
64
В обиходе часто приходится видеть самую уродливую профилакти¬ку. Человек опасается бессонницы и не находит ничего лучшего, как предаться наркотикам или алкоголю. Или, человек чувствует какие-то стран¬ные ему симптомы и, по невежеству, начинает курить или принимать яды, совершенно упуская из вида, что одно такое послабление потребует лишь усиления таких же вредных нелепостей.
Говорили о радости Служения. Но какая же радость может быть в агонии наркотиков, никотина или алкоголя? Это уже не радость развития и восхождения, но постыдное бегство во тьму.
Врачи знают также, сколько болезней имеют причиною своею увле¬чение современным спортом. Постоянно приходится слышать, что та или другая тяжкая, а подчас и неизлечимая, болезнь зародилась от спортив¬ных излишеств. Самые различные органы бывают поражены, а более все¬го бывает переутомлено сердце. Сердечный невроз, не говоря уже о дру¬гих, более серьезных поражениях сердца, дает себя чувствовать на всю жизнь, если не доходит до фатального разрешения.
Однобокие спортсмены, к тому же, мало пригодны даже среди обыч¬ной физической деятельности. Они оказываются какими-то набухлыми оранжерейными растениями, приспособленными лишь для одного како¬го-то выражения. Если всякая профессия вызывает и ограниченную спе¬циализацию мышления, то тем более спортивная специализация делает мышление уродливо однобоким. Если прислушаться к интересам боксе¬ров и других подобных профессионалов или искателей призов, то очень часто можно усомниться в современной цивилизации.
За последнее время как будто потеряли остроту привлекательности бои быков. Впрочем, может быть, мы хотим ошибиться в этом. Может быть, нам хочется, чтобы они потеряли привлекательность, но где-то, мо¬жет быть, по прежнему толпа ревет от постыдного удовольствия. Конеч¬но, никто не сопричислит к профессиональным уродствам здоровое сокольство, которое может благотворно заполнять досуги. Так часто и разно¬образно повторяется о золотом равновесии. И так мало выясняется его ценная сущность.
На подступах к Монсальвату, среди восходящих путников, вряд ли можно встретить профессиональных боксеров и ловцов призов. Другие деятели неустанно стремятся к высотам Монсальвата. Чтобы взойти, что¬бы не убояться горных тропинок, чтобы претерпеть трудности, нужны не только физические усилия. У искателей Монсальвата найдется достаточ¬но сил, чтобы не свернуть трусливо с намеченного пути. Необходимые для подвига физические силы будут почерпнуты не из призового источни¬ка. В прекрасном равновесии, без ущерба духовному росту, сердца, горя¬щие Монсальватом, взойдут.
Монсальват – уготован. Произнесен на всех языках. В постоянном развитии не коснемся конечного, оконченного. Но ошибемся, приняв те¬лесное за исход и венчание. Лишь духу сужден венец.
Отдадим себе отчет, в каких обстоятельствах зарождается представ¬ление о Монсальвате. Воспитатели не забудут, когда именно и почему возникло в жизни это ведущее понятие. На подступах к нему можно еще

________________________________________
65
раз вспомнить, что ничего нет оконченного в великой относительности. Сколько раз каждому учителю придется повторить эту простую истину вступающим на трудовой путь.
В труде, в повседневности, казалось бы, так далеки высоты Монсальвата. Можно видеть людей, делающих сбережения и с нежностью приго¬варивающих: "Пригодится, когда пойду туда". Это не скупцы, которые, обуянные землею, закрепощают дух свой материальными сокровищами. Это сокола, расправляющие свои будущие крылья. И знают они, что им придется идти, им будет позволено идти. И прежде всего, в этом сознании будет избегнуто мрачное чувство одиночества, которое так мертвит и ус¬трашает людей, в неведении пребывающих.
О высоком могут быть лишь высокие выражения. Слова подлые, оби¬ходные, не укладываются около понятий высоких. Хотящим узреть, есть многое видимое. Для хотящих слушать, уже звучат голоса.
Монсальват – уготован.

1935


БЕРЕЖЛИВОСТЬ

Если удача зависит в большой степени от наших внутренних предпо¬сылок, то как нужно научиться следить за собою, чтобы не отравлять прос¬транство. Такая заботливость приучит к истинной бережливости. Мы не имеем права покушаться на чужую энергию – самовольно потратить чу¬жие ценности. Ведь это нельзя как в материальном, так и в духовном пла¬не. Между тем из самых, казалось бы, добрых намерений нередко проис¬ходит растрата чужих сил. При этом люди думают, что взяли от одного, а между тем самовольный заем произошел совсем от другого. Люди дума¬ют, что они оберегли что-то, а на самом деле они усугубили и отяготили.
Много раз приходилось видеть, как по незнанию даже друзья в самый напряженный момент посылали очень отравленные стрелы. Может быть, накануне очень ответственного действия именно дружеская стрела, оп¬рометчиво пущенная, наносила опасную царапинку. Конечно, предпола¬галась посылка стрелы по другому направлению, но пославший не рас¬считал все внутренние связи и невольно задел именно то, что предпола¬гал оберечь. И чем больше сотрудничество уже спаивалось, тем опаснее могли быть эти нерассчитанные удары.
Чувства любви и преданности должны бы достаточно предупреждать неосторожных лучников. Чувство доверия, как основа сотрудничества, должно бы напомнить об осторожности. Врожденное чувство доброжела¬тельства должно бы создать осмотрительное благоволение. Но, очевид¬но, всех этих сочетаний недостаточно. Может быть, кроме сердечной за¬ботливости, нужно развить в себе то, что называется бережливостью.
В каждом опрометчивом действии непременно будет вред и для дру¬гих, и для себя. Если человек еще не научился вполне заботливо относи¬ться к другим, то пусть он хотя бы и для себя самого поостережется. Вся-
________________________________________
66
кое покушение на чужие ценности будет уже похищением, и вред от не¬го будет тем же вредом, как от каждого покушения на чужое достояние.
Бережность или бережливость! Эти оба понятия вполне связаны, хо¬тя на первый взгляд как бы имеют в виду различные действия. Приучение себя к понятию сотрудничества помогает осмыслить все трогательное значение бережности и бережливости. При осознанном сотрудничестве прежде всего разовьется уважение к действиям сотрудника.
Если кто-то что-то делает, то, значит, у него есть достаточное осно¬вание именно к этому способу выражения. Сотрудник, прежде чем запо¬дозрить, что действие несовершенно, прежде всего отнесется с полным доверием и доброжелательством. Когда же после дружелюбного иссле¬дования поступка у сотрудника явится соображение, что нечто могло бы быть сделано иначе, то он всеми лучшими способами постарается разъя¬снить, почему его соображения более действительны.
Разве возможны среди сотрудников выражения, восклицания недру¬желюбия или злобы? Какие же они после этого сотрудники? Если в одном случае могла загреметь и завизжать злоба, значит, это возможно и в дру¬гом случае. Кто знает, может быть, среди самого ответственного действия могут вспыхнуть те же самые языки алого пламени. Значит, вино еще не готово. Значит, сотрудничество еще не состоялось. Если же так многое еще не оформилось и не установилось, то возможно ли ответственное действие? Испытание всегда приходит на малом.
Есть старинная сказка о том, как некий царь заявлял, что он произве¬дет очень серьезные испытания. Все готовились к ним и ждали их, и удив¬лялись, почему они отложены. Разве они вообще отменены? Но совер¬шенно неожиданно все сотрудники были созваны и было объявлено новое распределение труда. Оказалось, что испытания уже произошли. Люди были испытаны на самых, для них незамеченных, обиходных проявлени¬ях. Было отмечено, когда и кто раздражился, когда была неточность, ког¬да была расточительность. Словом, все было взвешено в то время, когда люди ожидали, что испытания будут происходить в каких-то торжествен¬ных собраниях.
Люди выучили на тот случай какие-то благозвучные формулы. Запо¬минали наизусть изречения. Чертили на память формулы и вычисления. А в то же время в обиходе, сами того не замечая, достаточно выявили свои внутренние качества и свойства.
Недаром в сказаниях и в высоких учениях говорится о нежданности. Приготовить себя к таким жданным нежданностям можно лишь постоян¬ною настороженностью и бережливостью. Оберегая друга и сотрудника, люди оберегают самих себя. Когда же будет понято, что всякое неосно¬вательное суждение есть уже признак неподготовленности к ответствен¬ным действиям? А ведь одно искривленное или нарушенное действие влечет за собой множество прискорбных искривлений. Выпрямлять эти искривления гораздо труднее, нежели вообще не допустить их.
Друзья! Будем очень бережливы, будем очень бережны.

1935
________________________________________
67

ПОЛЬЗА ДОВЕРИЯ

"...Наполнилось ли сердце всеми теми качествами, которые необхо¬димы в работе для человечества? Умеет ли оно быть терпеливо и терпи¬мо к маленьким ошибкам других и сознает ли громадные недочеты в се¬бе? Не затемнено ли оно злостью, недоброжелательством, подозритель¬ностью и полно ли оно доверием?
И тут же встает вопрос: а можно ли вообще всем доверять? Ведь иног¬да и под шкурой ягненка может скрываться волк. Не может ли иногда из¬лишнее доверие породить губительство для дела? Не нужна ли сугубая осторожность даже с близкими? Особенно теперь, когда так много кру¬гом предателей?
Вечные вопросы! Может ли быть писанный или сказанный ответ на них? Противоречия как бы совершенно очевидны. Очень ли много преда¬телей? - Конечно, очень много, и малых и больших, и умышленных и не¬умышленных. Бывают ли волки в овечьих шкурах? Бывают, да еще какие. Можно ли вообще избежать этих вопросов? Нет, в различности жизни они неизбежны. Как же думать о них? Не наполнят ли такие думы сердце гу¬бительным ядом? Возможно ли доверие? Не лучше ли не доверять, что¬бы тем уберечься от всякой возможности предательства?
Один очень просвещенный, начитанный человек тоже спрашивал, как поверить истине? Ведь могут быть всякие подделки. Могут быть яв¬ления с поддельным светом. Могут быть голоса лукавые. Такими сообра¬жениями этот, казалось бы, во многом утвердивший свое сознание чело¬век довел себя до полнейшего смущения, даже вообще повредил качест¬ву своего характера. Кроме того, он отказался от тех возможностей, ко¬торые ему уже предназначались. Наверное, он чувствовал всю боль, про¬исходящую от его шатаний. Он нанес вред не только себе, но и своим близ¬ким. Единственным оправданием у него оставалось, что когда-то в жизни он ошибся.
Не сказалось ли в этой специфической мысли о бывшей ошибке какое-то или саможаление, или самомнение? Что же тут удивительного, если человек когда-то ошибся. Латинские и прочие древние пословицы доста¬точно напоминают о том, что ошибаться свойственно человеку. Конечно, все могут ошибаться, но дело лишь в том, какое последствие оставляют всякие ошибки в человеческом сознании. Для одного они сделаются ис¬точником постоянного пессимизма, который приведет их и к безволию, и к сомнению, и к озлобленности. Для других же случившиеся ошибки пос¬лужат лишь горнилом для выковывания новых, светлых достижений. Счи¬тать обиды – плохое занятие. Начать все неприятное переносить только на себя – уже будет каким-то заболеванием. Надуться, как мышь на кру¬пу, – будет лишь признаком невежества.
Опытный мастер из каждой как бы происшедшей ошибки сумеет сде¬лать новое, ценное дополнение к своему творению. Каждый скульптор, каждый резчик подтвердит, как ему приходилось сталкиваться с неожи¬данными особенностями материала и как он должен был проявить всю добрую находчивость не только, чтобы обойти это препятствие, но, наобо-

________________________________________
68

рот, сделать из него явную пользу. Почему-то слово стратегия отнесено лишь к физической войне. Ведь каждая духовная битва, вообще каждое жизненное искание и нахождение есть уже стратегия, в полном смысле этого слова. Даже в войсках начали вводить всякие охотничьи, спортив¬ные и прочие исследовательские команды, Это делается для пробужде¬ния духа находчивости, соизмерности к разборчивости в каждую минуту зримой или незримой битвы.
В подобных же опытных исследованиях найдется и та мера, которая позволит сохранить всю полноту и всю красоту доверия. Волки в овечьих шкурах и всякие предатели даже выслушаются и заслужат взгляд прис¬корбия, если почувствуется, что исправление их уже невозможно. Каж¬дое предательское направление есть лишь еще один опыт распознавания, пробы клинка, хотя бы уже и закаленного на большом жаре. Но как бы ни была черна тьма, даже в самых зловещих потемках сердце не содрогает¬ся, когда оно полно великим служением. А ведь без доверия и служения человечеству невозможно. Без веры какая же будет надежда, а без них любовь превратится в ужасную гримасу.
Доверие, как дочь веры, охранит здоровье духа и здоровье тела. Именно через доверие, через самоотвержение достигается и открытие сердца. Вне веры, в протухшей засушенке или в надутой обидчивости не откроется сердце. Невежественная надутость приведет к обособленнос¬ти. Такое самоизгнание прежде всего будет самоизгнанием из служения человечеству. В этом ужасе потеряется и бодрость, и находчивость, су¬зится кругозор и подорвется здоровье.
Никакие врачи, никакие порошки, никакие звериные гланды не спа¬сут, когда подорвано самое основное, самое жизнедательное. Все лекар¬ства, вся лекарственная природа, так широко предоставленная челове¬честву, хороша, когда она воспринимается с доверием. Но если доверие будет нарушено, то ведь оно нарушится решительно для всего. Человек не поверит людям, человек не поверит лекарствам и, наконец, не поверит себе. Опытные люди говрят: потеря денег – ничего, но потеря мужества означает потерю всего. Действительно, так оно и есть. Все может быть за¬лечено, восполнено, но потеря чувства доверия будет значить уже утерю жизнеспособности.
Так повседневное сплетается с самым основным. Всюду думают час¬то: допущу это лишь сегодня, а завтра будет совсем другое. Ничего подоб¬ного: допущенное сегодня уже будет основою для завтра. Человек решил в сердце своем чего-то не делать; а сам взял и сделал; значит, он уже не поверил своему решению. Когда говорят о всяких соблазнах, ведь это не что иное, как нарушение самодоверия. Значит, не оказалось в запасе че¬го-то такого, самого важного, что могло бы перевесить и преодолеть ка¬кой-то случайный блеск. Мало ли случайного блеска в мире! Золотоиска¬тели и всякие кладоискатели нередко бегут запыхавшись к какой-то блес¬тящей точке, но она окажется или осколком стекла, или негодными кус¬ками жести.
Распознавание правильно. Оно растет в саду оптимизма. При этом распознавании будет позволено добросердечно поговорить даже и с

________________________________________
69

очень отсталым. Почему же не дать и ему живительную каплю, а кроме того, всякая беседа о благе будет истинным наполнением пространства. Добротворчество должно произрастать везде. Нет такого места в мироздании, где добротворчество было бы неуместно. И не только раститель¬ность напоминает людям о непрерывном сеянии. Возможно ли оно без до¬верия, без прямого действия ко благу? Каждый цветок пошлет пыль свою не во зло, а во благо. Пошлется семя без осудительства, без предрассуд¬ка. Добротворчество должно протекать везде. В этом будет ответ на все вечные вопросы, порождаемые лишь сомнением. "Пылайте сердцами – творите любовью".

1935


СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Люди часто говорят о явной несправедливости и в то же время упус¬каются из вида знаки справедливости. Конечно, несправедливость очень очевидна и ощутительна, а справедливость проявляется настолько кос¬венно, что узкое мышление с трудом может сопоставить разные, как бы несвязанные явления. Действительно, пути справедливости бывают го¬раздо неожиданнее, нежели проявления несправедливые. Такая неожи¬данность, конечно, только кажущаяся. Истина протекает логическими путями, но объем действий ее превышает человеческий горизонт.
Человек совершает какую-то явную гнусную несправедливость. Пос¬торонние зрители наблюдают, что извратитель истины не только продол¬жает существовать, но кажется даже отмеченным и как бы поощренным. Человеческим мерилам трудно осознать, что эти призрачные отличия лишь пути к эшафоту. Сам преступник продолжает радоваться, думая в низости своей, что его преступные проделки вполне удались и возмездие невозможно. Но сказано: "Мне отмщение и Аз воздам".
Может пройти некоторое и даже значительное время, и около прес¬тупника, будет ли он личностью или сообществом, или народом, начнут аккумулироваться какие-то странные, совсем непредвиденные, неучи¬тываемые обстоятельства. Те самые отличия и, казалось бы, удачи начи¬нают обращаться в странные неприятности. Конечно, преступное мышле¬ние не обращает внимания на эти маленькие вспышки. В опьянении раз¬гульного самохвальства темные не могут сопоставить и учитывать какие-то, как бы совсем несвязанные, дальние зарницы.
Происходят необыкновенно поучительные психологические момен¬ты, которые могут дать мыслителю необычайные выводы. Но для этих вы¬водов ведь нужно не только сосредоточиться, но прежде всего нужно иметь чистое мышление. А ведь этим свойством темные преступники не отличаются. Можно видеть, как даже тогда, когда на них уже начинает ва¬литься нечто очень тяжкое, они все еще остаются далекими от распозна¬вания истинных причин.

________________________________________
70

Неопытные люди спросят, почему справедливость иногда бывает как бы замедлена. И этот вопрос лишь покажет, что вопрошатель не вышел за пределы обыденности. Ведь это нам здесь, в наших условиях, представля¬ются сроки или краткими, или длинными. Существуют же и другие более высокие и тонкие мерила. Когда человеческому мышлению удается уло¬вить эти тонкие процессы соответствий, сочетаний и последствий, тогда особый трепет возникает. Трепет осознания знаков справедливости. Древ¬няя мудрость говорит: "Лучше быть обиженным, нежели быть обидчи¬ком".
В этом сказано знание законов последствий. А сроки процесса незем¬ными мерами познаваемы.
Только оглядываясь назад, юрист-философ может взвешивать и со¬поставлять в восхищении.
Nil admirari. Римляне выражали этим не только пресыщенную холод¬ность, но и сознание соответствий. Ведь не удивляться же справедливос¬ти.
Можно восхищаться этими высокими законами, которые в стройности что-то привлекают, что-то отталкивают и, в конечном итоге, все-таки по¬лучается огонь справедливости прекрасный. Преступник обжигается этим огнем. Именно обжигается, т.е. себя обжигает. Он сам к огню приб¬лижается. Он не может уже отклониться от пути справедливости.
Народ верит, что убийца привлекается к месту убийства. В этом ска¬зывается глубокая народная мудрость. Преступник привлекается не то¬лько к физическому месту, но он самововлекается в орбиту безысходнос¬ти. В отупении преступник долго будет воображать, что он избегает опас¬ных для себя положений. Ему будет казаться, что именно ему удалось не только уйти от возмездия, но даже и получить несомненную выгоду от со¬вершенного темного дела.
"Бог наказать захочет – ум отнимет". Именно затемнение ума сопут¬ствует злым делам. Напрасно думать, что дела ненависти и злобы остаю¬тся без возмездия. Страшные последствия навлекают на себя злотворцы. И каждое зло, как щербина разжавленная, выедается в судьбе сотворив¬шего. Выедается тем более, что так называемое раскаяние приходит очень редко. Наоборот, черствое отупение будет пытаться самооправдать злодеяние.
Говорят, что в одном государстве древнем были созваны мудрецы-философы для особых наблюдений путей справедливости. Может быть это только легенда для подчеркивания значения этих путей и непрелож¬ности справедливости, а может быть это было и в самом деле. Ведь сре¬ди древних культур мы встречаем акты необычайно высокого мышления. Среди предмета "Живой Этики" слово о путях справедливости дол¬жно быть очень веским. Оно научит молодежь от школьных лет оценивать всю непрактичность злых дел.

1935



Публикуется впервые

________________________________________
71

СЧАСТЬЕ

Радиостанция в Дели просила дать беседу о счастье. Что есть счас¬тье? Счастье – это радость, а радость – в красоте. Она есть очаг всех твор¬ческих сил человека. Не в золоте счастье. Многие примеры, как глубоко несчастны бывают богачи. Не в золоте красота жизни. В золоте – роскошь. Но ведь роскошь – обычно антипод красоты.
Так же, как благодать, счастье – пугливая птичка. Легко отогнать вол¬ну счастья. Легко не почуять, откуда повеяло благодатное дуновение. В рутине каждодневного труда нелегко распознать крыло счастья. Осудить ли тех, кому вообще о счастье не приходилось слышать? Всем утеснен¬ным, всем огорченным в желчи и неприязни даже само слово о счастье по¬кажется насмешкой.
Скажут "счастье" катается в блестящих моторах. "Счастье" упивает¬ся и нажирается в раззолоченных палатах. "Счастье" имеет власть при¬теснять, умалять, неправедничать и ломаться над слабым. "Счастье", как мрачный призрак, нависает и поганит каждый вздох и улыбку о прекрас¬ном. Сказали ли в школах об этом размалеванном вампире, который в оби¬ходе называется "счастьем" мещанским?
О жертвенности не сказали. Зато показали и воспели всю ложную по¬золоту прозябания. Да, показали и ухмылялись, называя наслаждение достижением. Много подделок, но особенно страшна подделка счастья. Как осуждать тянущихся к наслаждению, когда им не говорили о жертвенности и о красоте подвига? А подвиги старых времен поставлены бы¬ли под усмешку.
Больно видеть, как невежество топчет лучшие цветы. Мало утешения в том, что вандализм происходит по незнанию. Миллионы лет человечес¬кой жизни дали множество достижений. Почему не отринуть их? Целе¬сообразность учит бережности. Соизмеримость напоминает о гармонии, ритме. Они – путь к счастью.
Не опасайтесь говорить о красоте. Необходима поливка Сада Прек¬расного. Засуха погубит все живое. Но если даже пустыни могут ожить под заботливою рукою, то и обиход может зацвести редчайшими цветами. Семья, вдохновенная искусством, будет прочным оплотом государства. Целые страны живы хотя бы воспоминанием о своих творческих продви¬жениях. Даже далекое достижение не ржавеет и спасает народ от разло¬жения. Никто не дерзнет сказать, что о красоте творчества уже достаточ¬но сказано и сделано. Совершенствование, познавание, любование – бес¬предельны. Велик магнит счастья.
Хороша радость о прекрасных произведениях. Подъемы счастья воз¬никают и преображают все окружающее. Первая ступень будет собирате¬льство: "мои вещи", "моя радость". Но затем образуется и следующая сту¬пень, когда условие самости уже отойдет. Почему вещь "моя"? Надолго ли? Пусть она несет радость всем. При таком мышлении зародится и тре¬тья ступень, возникнет расширение сознания. Вот где истинная, нестес¬ненная радость: "Взлеты счастья!"

________________________________________
72
"Когда говорим о сердце, говорим о прекрасном". "Сердце несет в себе красоту бытия. Сердце как творческий магнит несет в себе огнен¬ные энергии. Можно ли без этих максим касаться области радости и счас¬тья? Чувствознанием утверждается радость. Не возрадуется человек бе¬зобразию, если пылает его сердце. Вдохновительно, что говоря о счастье, должно утверждать и радость и сердце – талисманы против отчаяния, скуки, падения, разложения. "Пусть сознание влечется в самый Прекрасный Сад".
"Час утверждения красоты в жизни пришел. Пришел в восстании на¬родов. Пришел в грозе и молнии".
Счастье – в гармонии, в равновесии. Но это равновесие зиждется на ритме. И солнце работает взрывами. Так же и эволюция полна взрывных революций. Сложны ритмы мироздания. Трудно расширенному созна¬нию, когда оно окунется в беспредельность.
Недаром малые по своему размеру сознания чувствуют себя по-сво¬ему более счастливыми. Но счастье беспредельно, и оно знает неизбеж¬ность творческих полетов. Да совершится скорей!
Не легок путь к счастью, к равновесию энергий. И хорошо, что эти твердыни одолеваются в трудах. Велико мгновенное озарение, но нужно уметь охранить этот огненный цветок, чтобы он преобразил всю жизнь. Пусть светит всему кругозору. Не страшны тогда ужасы и призраки. В счастье искореняется страх. Учат ли о том, как надо искоренять страх? Мужество есть щит счастья. Но такой щит должен быть выкован в огне подвига. В любом обиходе, в каждом труде может коваться доспех подви¬га. Мудро произнесено "герои труда". Битва за лучшее будущее не толь¬ко на полях сражений. Неутомимость, терпение, достижение лучшего ка¬чества испытывается в жизни каждого дня. Подвиг человечности нарас¬тает в трудах.
Счастье – в сознательном труде. Песнь труда есть великое созвучие всех" взыскующих.
Многи препоны в потоках жизни. Многи опасные камни и стремнины. У счастья много врагов. Всякие злобы, уныния, зависти, клеветы, сомне¬ния, мало ли что выползает и грызет корни счастья. Среди мрачных вра¬гов будет и чрезмерная механизация нашего века. Механизация может глушить народное творчество. Механизация может разрушать культуру. Даже цивилизация может страдать от непомерной механизации.
Вот усиленно развивают передачу энергии без проводов. На первый взгляд польза несомненна и для телевизии, и для радио, и во многих но¬вейших изобретениях. Но кто же знает, насколько можно нагнетать прос¬транство насильно уловленными энергиями? Уже знаем, как переполня¬ется пространство противными радиопередачами. Сбиваются токи и глохнут в непомерном напряжении. Доколе?
Конечно, беспроволочная передача энергии помогает осознать поза¬бытые силы человека. Энергия мысли до сих пор лишь частично призна¬ется, а для невежд остается в пределах какого-то колдовства. Беспоря¬дочное, хаотическое мышление тоже будет в рядах врагов счастья. Учат ли в школах о значении мысли? Или же эта великая наука остается в чис¬ле запрещенных познаний? Доколе?

________________________________________
73

Натолкавшись и наблуждавшись, опять придут к красоте. Старая по¬говорка "Красота спасет мир" опять живет. Можно ли в дни Армагеддо¬на говорить о красоте? Можно и должно. В красоте – не сантимент, но ре¬альность, мощная, подымающая, ведущая. В глубинах сознания нечто уже было известно, но нужна была искра, чтобы заработала машина. Блеснет искра, осияет блеском прекрасным, и умаявшийся труженик опять вос¬станет, полный сил и желаний. Захочет и совершит. А препоны и труднос¬ти окажутся возможностями.
Но не блеснет красота подслеповатому глазу. Нужно захотеть уви¬деть красивое. Без красивости, но в величии самой красоты. Счастье в том, что красота неиссякаема. Во всяком обиходе красота может блес¬нуть и претворить любую жизнь. Нет запретов для нее. Нет затворов пре¬секающих. На крыльях красоты обновляются силы, и взор владеет прос¬транством.
Счастье - в радости. Радость - в красоте.

1941