Свободное место

Евгений Кухта
                СВОБОДНОЕ  МЕСТО                Евгений КУХТА

День начинался неприветливо, мглисто, угнетающе, как бы нехотя. Не было раннего голубого неба, так привычного за две недели отпуска. Погода за ночь резко  изменилась. Все вокруг темно-серое: деревья, дома и низко плывущие  набухшие облака. Собственно, над городом это уже не облака, а сплошная темная неподвижная густая масса. Затянуло  надолго. Солнце отдыхало.
Почти безлюдные в такую рань улицы Ялты на фоне мрачного неба казались бесконечно длинными, неуютными, холодно-серыми. Ночью шел дождь, и в неровностях асфальта осталось множество лужиц, тускло отражавших сейчас темно-серое небо. При скользящем взгляде вдоль проезжей части отражения сливались, и асфальт принимал холодный  свинцовый блеск…
По улице,  не торопясь, шли двое: широкоплечий загорелый парень с большой дорожной сумкой в руке и девушка. Свободная рука парня обнимала плечи девушки и, прижавшись друг к другу, наклонившись чуть-чуть вперед, они медленно негромко разговаривали. Говорить много не хотелось: то ли действовали хмурое, неприветливое утро, то ли предстоящее расставание заранее накладывало свою печаль. И хотя они вместе поедут до Симферополя, рядом будут еще добрую половину дня – это было уже начало прощания, своеобразная подготовка к разлуке.
Легкий холодок проникал под одежду, постепенно разгонял остатки сонливости, бодрил.
- Ну и утро противное, -  робко зевнув, проговорила девушка. – Не разберешь спросонья, где небо, где земля… Да и холодно как-то стало, - и она зябко подвигала плечами, удобнее устраиваясь под рукой парня и теснее прижимаясь.
- И надо же мне в такой день уезжать, - с досадой чуть хрипловатым голосом произнес парень.
Замолчали.
- А в Симферополе, наверно, льет, как из ведра, - снова заговорил он. – Смотри, какие черные тучи переваливают оттуда, - и кивнул головой в сторону гор. – Кошмар!
- Не зря же говорят, что Ялта за этими горами, как за гигантским щитом, - сказала она. – На той стороне дождь хлещет, а здесь солнце светит, правда, только не сегодня, на жаль.
Снова замолчали.
Пройдя немного, парень слегка улыбнулся, вспомнив что-то, и тихо сказал:
- Валюха, а ты все же молодчина.
- Только сейчас это понял? – насмешливо спросила она.
- Да, девушка, были некоторые сомнения, - в тон ей ответил парень. – А окончательно убедился два дня назад в очереди у билетной кассы.
- И что же я там учудила? – слегка удивилась она.
- Да ничего…  Попросила взять билет и для тебя, всего лишь.
- Не вижу в этом ничего молодецкого… Просто… хочу проводить тебя до самого поезда, - серьезно вдруг сказала Валентина. – И вообще, для объяснения моего решения… слово «молодец» не подходит. Оно слишком официальное, холодное. Понял? – и повернула к нему лицо с открытым и ласковым взглядом.
- Не чурбан же, - вздохнул парень и крепче прижал ее к себе. – И все-таки… молодец. Понимаешь, я вкладываю в это слово совсем иной… свой смысл. Мне как-то удобней, легче, что ли, произнести его сейчас… В лучшем случае, - с грустью продолжал он, - ты могла бы провести меня только до этой троллейбусной станции, а то и вообще проститься вчера вечером и с приветом, дорогой. Но знаешь, как было б тоскливо мне сейчас…
- Вот об этом, Виктор, я и подумала, когда ты брал билеты. Поэтому мы и шагаем теперь вместе по этой мокрой улице.
Парень порывисто повернул девушку к себе и жадно, с упоением стал ее целовать…

- Ну, пришли, наконец, - сказал Виктор. – Ты смотри: а народу ж в такую рань!..  И почему все хотят уехать именно утренними рейсами? На послеобеденные – билет можно купить даже в день отъезда.
- Да отъезжающих всегда больше с утра, - сказала Валентина. – Всем хочется пораньше приехать в Симферополь, чтоб хоть там обойтись без нервотрепки и спокойно добраться к своему самолету или поезду. Да и город хоть немного посмотреть.
К посадочной площадке с шумом подкатил синий троллейбус.
До его прибытия ожидающие находились в состоянии какого-то дремотного оцепенения, молча и неподвижно сидели на скамейках или стояли, прислонясь к чему-либо как застывшие изваяния. И вдруг все ожило, все спешно засуетились, и вскоре у его раскрытой передней двери образовалась плотная разрастающаяся толпа.
- Виктор! Это не наш?
- Нет-нет! – ответил он и глянул на часы. – Наш через один рейс после этого. Времени – предостаточно… Давай-ка присядем, чего зря стоять, - они подошли к опустевшей скамейке неподалеку от шумно толпящихся пассажиров, и уселись, зябко прижавшись друг к другу.
У раскрытой двери троллейбуса стояла дежурная по станции и, предварительно тщательно проверив у каждого билет, пропускала вовнутрь. Это была худая, высокая женщина лет под сорок с надменным и недовольным лицом.
Толпа у троллейбуса медленно и нудно уменьшалась. Утомленные ожиданием, издерганные предстоящим отъездом и возмущенные медлительностью посадки люди взорвались. Отовсюду неслись возгласы возмущения и раздражения. Стоящие сзади нетерпеливо перекладывали вещи в руках, громко недовольно ругались и медленно, но настырно напирали на передних.
Дежурная была невозмутима, ни на какие окрики не реагировала, цепко молчала.
Возбужденная толпа уже грозно гудела, энергичней заколыхалась и еще сильнее стала давить на раскрытую дверь и на нее.
- Ну, куда, куда жмете? – не выдержала, наконец. – Это вам не на базаре!.. Порядок такой!
Она пыталась еще сохранить свой боевой дух и проверять билеты, но делать это было явно не в протык – давка и раздражение отъезжающих нарастали и ее все больше и больше отжимали в сторону. В конце концов, ее изрядно оттеснили от двери,  припечатали к борту машины и, не обращая внимания на ее злобные окрики и дерганья, людской поток стремительно и бурно, словно прорвавшаяся река, вливался в салон  троллейбуса…
Спустя какую-то минуту почти все пассажиры удовлетворенно двигались на своих местах, устраиваясь поудобней, и только несколько человек на задней площадке еще суетились, укладывая свои чемоданы и сумки.
Полыхая гневом, в троллейбус последней быстро поднялась дежурная.
- Ну что, пора и отправлять? – тут же спросил какой-то пассажир впереди. – Видите?.. Полный порядок: все на местах. Все в ажуре!
Ни на кого не обращая внимания, она строго приказала:
- Чемоданы и баулы с прохода убрать, приготовить билеты для проверки!
Несколько человек торопливо снесли весь багаж с прохода в общую кучу у задней двери.
- Ну, далась же вам эта проверка! – раздраженно проговорил пожилой мужчина с округло-выпуклым животом, начальственного вида. – Люди на самолеты и поезда опаздывают, а вы тут из-за какой-то чепухи задерживаете отправление. В проходе не стоят, по трое не сидят, под сиденьями, наконец, не лежат. Все места соответственно заняты… Строит, понимаешь, каждый из себя командира и треплют людям нервы.
Дежурная стояла молча и надменно рассматривала скользящим взглядом сидящих, явно отыскивая кого-то или высчитывая нужное место. Решительно вдруг направилась в глубь салона, не взглянув даже, к немалому удивлению пассажиров, на протянутые ими билеты. Она остановилась немного дальше середины, у места, на котором сидела белокурая симпатичная  девушка в зеленой шерстяной кофточке, и с недовольным видом процедила сквозь зубы:
- Ваш билет?
Девушка сидела как-то неуверенно и держалась обеими руками за спинку переднего сидения. На коленях у нее лежала большая пестрая сумка, а возле ног теснился чемоданчик. Сосед по месту, худощавый загорелый парень в красной ветровке, относил на заднюю площадку свой багаж и теперь, вернувшись, стоял молча рядом с дежурной. Девушка подняла голову, виновато посмотрела на дежурную, густо покраснела и негромко сказала:
- Извините, но у меня… нет билета, - и тут же быстро добавила: - Но я заплачу за билет. Только, пожалуйста, разрешите мне ехать. Поймите, - торопливо говорила она, - я на самолет  опаздываю. Покажу вам  билет, если не верите, - и начала рыться в сумке.
- Выходите! – раздраженно сказала дежурная.
- Но я же опаздываю. Вот посмотрите… И я заплачу, - заискивающе проговорила девушка, показывая авиабилет и деньги.
- Пока не выйдете, - угрожающе заявила дежурная, - троллейбус не отправится.
Никто из пассажиров даже мысли не допускал, что у кого-то из них сейчас нет билета, особенно на этот первый утренний рейс, билеты на который за сутки были распроданы. И вдруг – заяц. И кто?.. Такая на вид приличная, миловидная девушка. Новость ошеломила всех. Просто не верилось, что эта девчонка действительно без билета. Ведь никого другого нет на это место. Но она же сама призналась, что не имеет билета. А где же тогда пассажир с билетом? И как она могла узнать, что именно это место свободное? Какое-то недоразумение. Мистика какая-то.
Состояние оторопи и недоумения прошло быстро. Наступили нервозные минуты: всем вдруг стукнуло, что отправление еще больше задержится. Многих уже начало раздражать и злить упрямство безбилетницы. Кто-то даже пробубнил негромко: «Ну и ну!.. Заняла, нахалка, чужое место и не уходит».
- Я две недели мучилась в очередях, чтоб достать билет на самолет. А через три часа он улетает и завтра мне надо быть уже на работе. Умоляю вас: войдите в мое положение и, пожалуйста, не выгоняйте. Вот деньги, - жалобно,  взахлеб упрашивала девушка. – Этот человек уж точно не придет, и место же свободное.
- Все места проданы и немедленно убирайтесь! – стояла на своем дежурная, все больше и больше распаляясь, - Троллейбус не отправлю, пока вы не выйдете. Вставайте и уходите!
Но по всему было видно, что безбилетница добровольно это место не покинет.
Негодование пассажиров нарастало.
- Да выйдите вы, наконец, и не задерживайте нас, - выкрикнул недовольно мужчина с округло-выпуклым животом и добавил презрительно: - Ну и молодежь наглая пошла. И до чего дойдем с такими?
- Девушка! Это же хамство! Из-за вас одной мы все можем опоздать, - вторила мужчине его соседка, такая же округлая, с явным презрением на сытом лице.
Еще кто-то прокричал и еще кто-то, что порядок есть порядок, пусть поскорей выходит и не задерживает людей. Некоторые безучастно молчали.
- Да берите с нее деньги и пусть едет, пока место пустует, - посоветовал кто-то с задних мест. – А там видно будет.
Сосед безбилетницы, молчаливо выжидавший рядом, вдруг оживленно сказал:
- Послушайте! Этот чудак уже точно не явится – место свободное. Так пусть занимает его эта девушка. Ей необходимо уехать, иначе бы так не унижалась. Возьмите с нее стоимость билета  и проблема решена.
- Нашелся адвокат! – грубо оборвала его дежурная. – Я знаю, что делаю.
Пассажиры на мгновение притихли и призадумались. Парень-то прав: раз кто-то не явился – пусть она едет вместо него. И дело с концом. Но здесь что-то не то. И уже добрая половина отъезжающих нетерпеливо и решительно потребовала:
- Где человек на это место?.. Где эта невидимка?.. Кому предназначено это место?
Дежурная сообразила, что люди взвинчены до предела, может разразиться скандал и, повернувшись ко всем, нервничая и сбиваясь, коротко объяснила, что место забронировано, пассажир сядет по пути, в Алуште, а дважды продавать одно и то же место не имеют права.
Все в раз как-то сникли, будто с ходу уткнулись в тяжеловесный, так все разъясняющий и ожидаемый ответ. Возбуждение их перешло в некую растерянность. Многие сразу стали поглядывать на безбилетницу неприязненно и нетерпеливо. А дежурная расценила это как молчаливое одобрение своих действий,  отбросила остатки вежливости и грубо процедила, наклонившись к девушке:
- Последний раз: ты выйдешь или нет?
«Боже! Что я делаю? – лихорадочно думала девушка, отстраняясь в сторону, с полыхающим от стыда лицом. – Может, выйти, пока совсем не опозорила? Встать гордо и выйти? Но… Но ведь три часа осталось до отлета, - испуг волной окатил ее. – Нет! Не выйду! Буду просить, умолять, на колени паду,  - и вдруг мелькнул слабый импульс безразличия: - А может, плюнуть на все, не унижаться?».
Но она еще больше вжалась в сиденье и жалобным, дрогнувшим голосом попросила:
- Ну, разрешите хоть до Алушты. Там, может, такси…
 Она не договорила: дежурная резко рванула ее за руки, пытаясь оторвать их  от спинки переднего сиденья и вытащить ее в проход. Еще рванула – от напряжения и бессилия лицо перекосило злобой, покрыло красными пятнами и потом, и она вдруг остервенело закричала:
- Вон из троллейбуса, наглячка!.. Все равно не уедешь! – и вдруг нагнулась, схватила стоявший рядом чемоданчик.
Девушка, заметив это, быстро и энергично вырвала чемоданчик у нее из рук и взгромоздила себе на колени. Та от такой решительности и прыти на мгновение растерялась, затем повернулась к кабине водителя и громко крикнула:
- Степан!.. Выкидывай безбилетницу! Не дам отправления! 
В проходе тут же появился здоровяк среднего роста  с узким  лбом, выгоревшими волосами, в джинсовой рубашке навыпуск. Он полубочком, чтоб не цеплять пассажиров, шустренько и решительно приближался.
- На вот, полюбуйся! – выпалила дежурная, указывая на забившуюся в угол сиденья девушку.  – Без билета, наглая, заняла чужое место и не выходит, - и, обернувшись ко всем: - Ну, видали такую бесстыжую?
Девушка вздрагивала от грубых слов дежурной: еще никто в жизни так не ругал ее, не оскорблял. Она сидела съеженная, разбитая и униженная, горела от ядовитого стыда, вцепившись в чемоданчик и сумку на коленях. Широко распахнутыми тревожными глазами уставилась на водителя.
- Ну, вот что, красотка, - грубо и торопливо заговорил он, - хватит дурака валять. Из-за тебя опаздываю. Порхай на воздух!
«Вставай, выходи! – мысленно приказывала она себе. – Вдвоем они тебя вышвырнут, как паршивую овцу. Не позорься вконец!» - хотела было встать уже и выйти, но страх, что она не уедет и следующими рейсами и пропадет авиабилет, что, не имея денег, ей придется бедствовать здесь неизвестно сколько – молнией обжег сознание, сковал, парализовал тело. – Нет, не могу! – стучало в разгоряченном мозгу. – Его попрошу, он же не знает, думает, я заяц. Но вот деньги, только не гоните. Не гоните, люди!»
И она срывающимся голосом торопливо начала объяснять водителю, еле сдерживая душившие ее слезы.
- Пожалуйста, ради Бога! Помогите! Я опаздываю на самолет, пропадет билет, нет денег – я погибну тут. Прошу вас…
Она вдруг приглушенно вскрикнула: сильные мужские руки бесцеремонно и решительно вырвали у нее чемодан и сумку и передали дежурной, которая все это спешно вынесла из троллейбуса и поставила подальше.
Мгновенно лицо девушки исказила гримаса ужаса, пронзила острая до боли, расслабляющая жалость к самой себе. Не выдержала больше стыдливого, молчаливого глотания слез, разрыдалась, уткнувшись в ладони. Подняла  искаженное плачем лицо, глянула с ненавистью на водилу, нависшего над ней, и, заикаясь, гневно выпалила:
- Все р-равно… н-не выйду!.. М - место сво - ободное! – и резко выкрикнула, охваченная горечью обиды: - Звери! Не выйду!

Рыдания девушки будто осадили разбушевавшихся, негодующих пассажиров. Стало вдруг немного неловко, все как-то сразу сникли, притихли. И никто уже не смог бы теперь предложить ей выйти и не задерживать всех. Всем стало немного жаль несчастную и только.
- Да чего вы пристали к ней? – неожиданно взорвался все еще стоявший рядом парень. – Возьмите деньги и хоть  до Алушты довезите человека. Она же просит…
- Такие все просят, - кинул ехидно водитель. – А вы не вмешивайтесь не в свое.
Парень беспомощно оглядывался вокруг, ища поддержки у пассажиров, но они, сменив раздражение на показное безразличие, отвернулись к окнам и молча, сосредоточенно, с гнетущим ожиданием рассматривали темно-серые облака и обложенные ими вдали горы.
- Ну и молодежь пошла нынче: ни стыда, ни совести, - вполголоса брюзжал впереди упитанный мужчина, - ни тебе уважения к старшим, ни к коллективу… Ей надо – и все, а нам всем, значит, не надо.
Девушка рыдала, сотрясаясь всем телом. В эту минуту, окруженная выжидательно молчавшими людьми, она чувствовала себя одинокой, обессиленной, никому не нужной и только всем мешающей. Ведь  о н и  же все ждут, когда она выйдет. Для  н и х  сейчас главное – скорее уехать. А как же  о н а?.. Боже, как страшно среди сытой, безразличной толпы! И в злобном бессилии она ненавидела водителя, дежурную и всех сидящих в троллейбусе. Всех, всех презирала!
Водитель не стал ждать, когда же она решит, наконец, выйти. Теперь была дорога каждая минута – ломался график рейсов. Не церемонясь, быстро схватил ее сзади за обе руки выше локтей, сильным рывком оторвал от сиденья и рыдающую, растрепанную, цепляющуюся руками за спинки сидений и плечи отвернувшихся пассажиров, потащил к выходу.
Молодая женщина с переднего сиденья не выдержала, сказала с негодованием:
- И не стыдно? Молодой, здоровый бугай и так с девушкой?.. Пустое же место повезешь.
- Продано место, продано! И не суйтесь, не ваше дело! – в ярости закричала снаружи у двери дежурная и бросила подбадривающе водителю: - Давай, давай, Степан! Выбрасывай ее быстрее!
Степан энергично и грубо выволок обезумевшую безбилетницу, оттащил на несколько шагов в сторону к ее вещам, бегом, без малейшего смущения вернулся назад, вскочил в троллейбус и быстро закрыл дверь.
Пассажиры облегченно вздохнули, стали поудобней усаживаться на своих сиденьях, благодушно настраиваясь на долгую поездку, и троллейбус, стремительно набирая скорость, укатил.
А дежурная с гордо поднятой головой скользила вдоль удивленных взглядов ожидающих, не спеша, твердой поступью вышагивая к зданию станции.

Для высаженной девушки в эти минуты уже никого и ничего не существовало: ошеломленная, растерзанная и раздавленная окончательно, она захлебывалась слезами стыда, горькой обиды и унижения…
Валентина поднялась со скамейки,  потянула за собой Виктора. Вдвоем они подошли к девушке. Тут же стали подходить и другие ожидающие и вскоре вокруг них собралась толпа. И ни у кого из окружающих в этот момент не находилось нужных слов – любые утешения казались нелепостью. Поэтому все только сочувственно смотрели, да изредка приглушенно, как у постели умирающего, перебрасывались редкими словами.
Рыдания усиливались, и девушка вот-вот могла впасть в истерику.
Валентина мягко дотронулась до ее руки и тихо, нежно начала успокаивать ее.
Девушка отрешенно подняла заплаканное лицо, посмотрела невидяще перед собой, открыла дрожащий рот – сказать что-то, но приглушенно застонала, замотала головой и, всхлипывая, тут же опять уткнулась в мокрые ладони. Пожилая женщина, подойдя к плачущей вплотную и поглаживая ее по плечу, ласково приговаривала:
- Успокойся, милая, не расстраивайся… Ну, не надо, доченька, так шибко убиваться. Слышь! Не плач, не надо… Может, что и решится на твое счастье.
Стали успокаивать и другие и спрашивать точное время вылета ее самолета. Она постепенно отходила от рыданий, достала авиабилет и протянула его Валентине. Окружающие дружно принялись высчитывать, какие рейсы троллейбусов  она может еще использовать.
- Вам подходят еще только два рейса, - начала объяснять Валентина. – Этот, - она рукой показала на подъезжающий троллейбус, - и следующий. И то по приезде надо будет спешить сломя голову в аэропорт.
- Что же мне делать? – жалобно простонала девушка и, заикаясь, добавила: - Ну, г-где я теперь до-остану этот п-проклятый б-билет?
Валентина потянула за собой Виктора: - Пошли, поговорим с водителем.
Они встретили его при выходе с троллейбуса: молодого, невысокого, похожего на подростка. Валентина, улыбчиво поздоровавшись, кратко рассказала историю безбилетной девушки и попросила его как-то помочь ей.
- М-да, задача, - потер лоб, покрутил головой. – Ладно. Ждите. Попытаюсь. Но вряд ли: стоячих мест вообще не продают, - и быстро пошел к диспетчерской.
Через некоторое время  вернулся мрачный и разочарованный:
- Я же говорил: ничего нельзя сделать. Да еще дежурная рогом уперлась – слушать даже не хотят. Так что, извините.
Наступило неловкое, удручающее молчание.
- Может,  на следующий рейс что-то прорежет, - задумчиво проговорил водитель и живо добавил. – Не унывайте пока. Скоро придет следующая машина, поговорите с водилой, может, что и выгорит. А мне пора.
Дежурная сурово замерла  у раскрытой двери,  как часовой у мавзолея,  и только кидала негодующие взгляды в сторону девчат.
Водитель резво сел за руль, чуть высунулся из кабины, поднял приветливо руку, и очередная машина укатила, оставив последнюю зыбкую надежду…

Только шелест колес по асфальту да приглушенное монотонное урчание электромотора тревожили выжидательную молчаливость пассажиров синего троллейбуса. Люди будто чего-то ждали затаенно и часто поглядывали на часы. Не было веселого дорожного говора, а если приходилось сказать что-нибудь друг другу, говорили вполголоса и как бы нехотя.  Всех словно тяготило что-то, угнетало. Задумчиво повисшие лица, застывшие позы, натянутая безмолвность – они напоминали едущих в похоронном автобусе, где вместо покойника зияло одно, никем не занятое «мертвое» место.
И теперь, когда все ощущали скорость мчащегося троллейбуса, когда под аккомпанемент баюкающих звуков мотора забылись недавние волнения и переживания, теперь все больше и больше стали думать о той, которую на их глазах так оскорбительно, по-хамски выбросили с этого самого свободного места. Пустота его уже раздражающе действовала почти на всех: уж слишком долго оно не занято. Хотелось как можно скорей избавиться от этой удручающей и корящей пустоты.
А высвободить всех из такого молчаливо- гнетущего состояния мог только человек, который закупил это злосчастное место и который сядет в этой самой Алуште…
Троллейбус резковато затормозил, и все по инерции «клюнули» головами.
- Алушта! – весело выкрикнул кто-то.
- Наконец-то, - со вздохом облегчения вырвалось у многих, и все энергично начали подниматься со своих мест: кому выйти покурить, кому просто размяться.
После краткого отдыха пассажиры вновь заполнили троллейбус, и подозрительно поглядывали на все еще пустующее место. На станции они узнали, что из Алушты до Симферополя ходит, правда, реже отдельный троллейбус, и теперь кое-где на местах слышалось негромкое возмущение, почему девчонке не дали возможности доехать, как она просила, до  Алушты.
В троллейбус, не спеша,  зашел водитель, стоя оглядел сидящих и, увидев свободное место, спросил удивленно:
  - А что, еще кто-то курит?.. Ждать не будем!.. Предупреждал!
Пассажиры напряженно замерли, выжидательно глядели на него.
Молчали.
- А-а, - вспомнил что-то. – Ну, ладно… Может, по дороге кого подсадим, - бросил шутливо и беспечно уселся поудобней за руль.
Со скрипом захлопнулись двери, и троллейбус покатил дальше.

Ошеломленные, застывшие в недоумевающих позах с открывшимися у некоторых картинно ртами, пассажиры какое-то время находились как бы в состоянии оглушения – такого исхода никто не ожидал. Но по мере нарастания скорости в людях нарастало возмущение и негодование. Только сейчас, глядя на это свободное место  и вспоминая борьбу за него, вспоминая свое поведение там, на станции при задержке отправления, многие вдруг почувствовали себя нагло обманутыми  и такими же оплеванными и униженными, как та безбилетница. И очень многим стало стыдно за свое раздражение и презрение в ее адрес, стыдно за подлое, низменное, но решительное потом молчание.
- Ну и мерзавцы! – взорвал напряженность негодующий мужской голос.
Все мгновенно повернулись на этот звук.
- Какие негодяи! – выбросить опаздывающего человека и везти пустое место, - продолжал парень, восседавший один на сиденье. – Сволочи! – добавил еще громче в сторону водителя.
И тут прорвало: заговорили, закричали все сразу. С передних мест поднялась молодая женщина, подошла к водителю и резко сказала:
- И не стыдно?!  Место же пустое, а девчонку нагло выкинул с него. Она же опаздывала…
- Пусть не опаздывает, - огрызнулся водитель и, ехидно ухмыляясь, добавил на весь салон: - Меньше бы любовь на юге крутила, так и билет вовремя достала б.
- Паразит! – срываясь с места, истерически закричала  сухощавая пожилая женщина с зонтиком в руках и метнулась к водителю. – Как посмел выбросить человека, если место было свободное?! Садист! Еще чернить ее будешь! – и она попыталась просунуть руку с зонтом в кабину, намереваясь ударить им водителя по голове. Энергично подскочивший мужчина успел перехватить зонт у разъяренной женщины, оттянул от кабины, но она, вырываясь,  кричала:
 - Пустите меня!.. Я хоть плюну в эту бесстыжую рожу.
- Сделаете это, когда доедем, - заверял мужчина, усаживая ее на место. – На ходу – небезопасно. А приедем – и зонт пустите в дело.
После такого выпада водитель понял, что благонадежнее сейчас железное молчание, дабы не случилось беды, ибо разгневанные женщины – народ несдержанный и опасно решительный. И до конца пути не проронил ни слова в ответ на все оскорбления. Молчал, изредка опасливо поглядывая в салон через зеркало заднего вида.
- Ну, никак в толк не возьму, - все возмущалась пожилая женщина. – Зачем выбросили ту девчушку, коль место свободное?
- Да оно случайно пустует, - вновь заговорил одиноко восседавший парень.- Его, наверно, держали какому-то блатному, а он круто подвел их: проспал или просто не явился. А может, хотели «навар» сорвать за билет.
- Да, это сейчас очень распространено в гостиницах и на транспорте, особенно на железной дороге, - вступил в спор седой загорелый моложавый мужчина. – Мест, объявляют, свободных нет, а сунешь десятку или четвертную, смотря где, и получишь место.
- Короче, эти паразиты нагло провели всех нас за нос, - перебивая мужчину, громко и раздраженно заговорила молодая женщина с переднего сиденья, обернувшись ко всем. – Но и мы хороши! На наших глазах эти хамы измывались над человеком, а мы еще и помогали им. Лучше казаться обманутым, чем  требовать уважения человеческого достоинства. Мы все теперь грамотные, усвоили, что своя рубашка ближе к телу и плевать на чужую беду. Мы же могли опоздать. Молчали, когда надо было кричать! – гневно чеканила слова женщина. – Человечность проснулась, когда человека растоптали. Она ведь кричала о помощи!.. Мы все такие же сволочи, как и они! – она с ненавистью ткнула пальцем в сторону водителя и добавила: - Все мы!
- О каком человеческом достоинстве вы говорите? – возмутился парень с полупустого места. – Мы его давно уже коллективно раздавили. Мы коллектив, единомышленники, а  та безбилетница – нарушитель нашего, вот здесь, колхозного спокойствия и достоинства. Эта  формула всех устраивает. Сегодня тебя втоптали в говно, но завтра ты в здоровом коллективе  так же растопчешь подобного правдолюбца с претензией на достоинство. Вот так и равны все. И нечего сейчас надрываться, сотрясать воздух для очистки совести. Все мы подлые трусливые шавки, и только за свою кость  грыземся еще между собой.
Возбужденные и негодующие, постоянно распаляемые видом этого злосчастного, теперь символически свободного места, пассажиры уже не могли успокоиться до самого конца пути следования…

- Уверяю вас, свой билет вы всегда успеете сдать в кассу, - успокаивала девушку Валентина. – Правда, сдерут четверть его стоимости. Но пока еще не все потеряно.
- Девчата! Троллейбус! – оживленно сообщил Виктор.
Вдвоем они подошли к выходящему из пустого троллейбуса грузному мужчине средних лет, и Валентина стала быстро объяснять ему суть дела. Он молча слушал и тяжелым, недружелюбным взглядом, как показалось Валентине, рассматривал стоявших перед ним загорелых энергичных молодых людей, затем перевел взгляд на вытирающую платком покрасневшие от слез и туши глаза  стройную блондинку с художественно растрепанной прической, сказал тихо, безразлично «попробуем», повернулся и медленно ушел.
Вновь наступило тягостное и, казалось, долгое ожидание…
Посадка уже закончилась. У открытого  троллейбуса настороженно топталась дежурная. Она все чаще, все нетерпеливей поглядывала на часы. У девчат нарастало беспокойство. Они уже не отводили тревожно-выжидающего взгляда с двери, захлопнувшейся за спиной неразговорчивого  водителя.
Валентина увидела, как Виктор отошел от них к скамейке, поднял с земли свою сумку, но в это время появился водитель, и взгляд ее цепко ухватился за него.
- Скорее уезжай! – нервно, повелительно закричала дежурная. – И так опаздываешь!
- Успею, не шебурши, - и неторопливо, вразвалку подошел к девчатам. – На этот рейс – дохлый номер, - будто ножом отрезал последнюю надежду. – Но если устроит уехать  через полчаса – есть один билет.
- Нет, нет! – торопливо, взволнованно заговорила Валентина. – Ваш рейс – последняя возможность, и то там времени остается в обрез, чтоб добраться до аэропорта.
«Все, конец, теперь уж конкретно не уеду. Надо бежать, сдавать билет» - обреченно подумала девушка, и неукротимая жалость к самой себе вновь накатила волной. Она отвернулась и  неуверенно побрела к своим вещам – мгновенно хлынувшие слезы слепили.
- А если предложить кому в троллейбусе обменяться на этот билет, а? – участливо сказал вдруг водитель. – Может, и найдется кто-то?
- Да вряд ли такой найдется, - усомнилась Валентина.- Люди здесь со всех концов страны и не очень-то приветливы друг к другу: каждый за себя.
- А ну, пойдем! Я сам спрошу.
Из троллейбуса вышел навстречу Виктор.
- Ну, как, Валюха, утрясли с билетом?
- Да вот… еще пытаемся.
И тут они услышали зычный голос водителя, предлагавшего пассажирам обмен билетов.
- Тогда иди… садись, - неуверенно предложил Виктор. – Это наш рейс. Сейчас поедем…
- Вот досада! – с сожалением произнес водитель, выпрыгивая из троллейбуса, не обращая внимания на негодующие окрики издергавшейся возле двери дежурной. – То парами, то компаниями подобрались. На два билета – половина согласны. А где их взять-то два?
Валентина посмотрела в сторону плачущей девушки. Она стояла поникшая и тревожно поглядывала на них слезящимися глазами. Уверена была, что и этим рейсом уехать не сможет, но раскрытая дверь неподвижного троллейбуса, этот разговаривающий с Валентиной водитель – как тлеющий уголек надежды, мерцающий где-то в подсознании, под клокотавшим потоком слез.
Взгляды девушек встретились: короткие, напряженные.
- Виктор, милый, только не сердись, пожалуйста, - неожиданно быстро и решительно заговорила Валентина. – Мне, конечно же, хочется быть с тобой и эти последние несколько часов… Дорогой мой! Я так не могу: она… поедет вместо меня.
- Я так и думал, что ты это сделаешь, - с улыбкой сказал он. – Отлично тебя понимаю.
Она облегченно вздохнула, мягко улыбнулась и сказала водителю:
- Послушайте! Я отдаю ей свой билет.
Он удивленно посмотрел на нее, хотел что-то спросить, но только тряхнул одобрительно
головой и серьезно сказал:
- Молодец, девушка! Тогда по-быстрому садите ее. И с приветом! – развернулся и заспешил к троллейбусу.
Виктор подбежал к стоявшей у скамейки всхлипывающей девушке, схватил ее чемодан и сумку и коротко выпалил: «Пошли! Быстро!». Она опешила и, ничего не понимая, двинулась за ним. «А если эта тварь не пустит и снова облает?» - испуганно мелькнуло в голове, и она остановилась возле Валентины. Но своими  же глазами увидела, как Виктор быстро внес ее чемодан и сумку в троллейбус, тут же выскочил с пустыми руками и подбежал к ним.
- Вы д-достали  все-таки б-билет? – неуверенно, запинаясь, спросила. - Да?
- Нет, но вы поедете… вместо меня, - спокойно ответила Валентина и торопливо добавила: - Виктор вам все объяснит и поможет сесть в такси. Ну, счастливого пути!
- Быстрее, девчата! Быстрей! – хлестко прозвучал голос водителя. – Опаздываем ведь!
 Этот окрик, как удар бичом, подстегнул растерявшуюся девушку. Она вздрогнула и кинулась вперед, но через два шага остановилась, обернулась: Виктор прощался с Валентиной – порывисто обнял, поцеловал и торопливо сказал:
- До скорой встречи, любимая! Даже другие заметили, что ты молодчина.
Девушка рванула назад, обхватила Валентину за шею, прижалась и затараторила сквозь хлынувшие слезы благодарности:
- Спасибо, Валентина! Огромное спасибо! Никогда, никогда этого не забуду! Простите меня, но я должна быть…
- Все-все, хватит! Опаздываем, опаздываем же! – прервал Виктор, схватил девушку за плечи и с силой потянул за собой.
- Спасибо! – еще раз успела крикнуть, и оба скрылись за захлопнувшейся дверью троллейбуса, который тут же стремительно стал набирать скорость. И когда на развороте он повернулся боком, Валентина увидела в окне прильнувшие к стеклу лица девушки и Виктора: они прощально махали руками. Она улыбнулась им и с чувством легкой грусти помахала в ответ. И вдруг, к радостному своему удивлению, увидела в удаляющемся троллейбусе множество взметнувшихся  рук: люди приветствовали ее и прощались одновременно…
А в это время с видом побитой собаки, изредка злобно оглядываясь, уходила с посадочной площадки дежурная. Валентина глянула на нее и брезгливо скривилась, будто перед нею было что-то гадкое, омерзительное...
Валентина стояла неподвижно и все смотрела на уползающий в гору, виднеющийся вдали троллейбус. Вот он скрылся за поворотом, и сразу стало невыносимо тоскливо, одиноко и пусто на душе. Оборвалась невидимая, но явно ощущаемая ею связь  с Виктором и с той обиженной девчонкой, удерживавшая ее душевное состояние в равновесии. Она чувствовала, что глаза неодолимо заливает слезами, и вот-вот разрыдается как та девчушка. Но страшно не хотелось, чтоб окружающие, а главное, эта дрянь дежурная, увидели ее слезы. Она повернулась, гордо вскинула голову и быстро пошла домой.
Дорога к дому казалась ей слишком длинной, и она все ускоряла и ускоряла шаги. Душивший  комок неумолимо подкатывал к горлу. И вдруг пронзила мысль: «А звать-то ее как?! Ну какое у нее имя? Вот же дура!.. Дура! Столько говорила и не спросила даже, как звать человека!.. Но она же называла себя, а я забыла… Ай! Не все ли равно, как ее звать?».
И вспомнилось ей, как не раз в разговорах с друзьями, в спорах на студенческих диспутах доказывала и утверждала, что истинная доброта не интересуется паспортом, биографией или возрастом человека. Она свершается, творится как молитва:  искренне и бескорыстно – от всего человеческого сердца.
И расслабляющие слезы хлынули соленой волной.
Гродно.   1966 - 2013