Как поднимался человек - 4

               


                /Рассказы о первобытном обществе/

                ЗЕМЛЯ, ПОЛНАЯ СТРАХА
               
               
      Великая саванна, утомленная и разомлевшая от жгучих лучей неистового африканского солнца, спала, укрывшись темным пологом ночного неба. Усыпанное бесконечными рядами звезд, оно ласково прикрыло всю эту широкую, теплую и прекрасную землю, на которой, казалось, можно было бы жить долго, счастливо и безмятежно. Но это только казалось…
   Дикий, раздирающий душу предсмертный крик внезапно разорвал тишину и, вторя ему, тут же послышался другой крик, скорее даже, рев, - страшный и торжествующий одновременно. Крик побежденного и победителя, крик хищника и его жертвы. Затем, также внезапно, все смолкло, чтобы через какое-то время, но уже в другом месте, снова  всполошить мирно спящих обитателей саванны новыми неистовыми криками и новым торжествующим ревом. Ночные хищники, отсыпавшиеся при свете дня, вышли на свой обычный кровавый промысел. Вступил в силу вечный закон дикой саванны – одни крались и нападали, чтобы убить, другие убегали и падали, чтобы быть убитыми. И так – изо дня в день, из ночи в ночь, из года в год, из поколения в поколение…

                *   *   *
               
   Дремавшее на деревьях немногочисленное стадо двуногих внезапно было разбужено среди ночи неистовыми воплями, рычанием и треском ветвей. Перепуганные и ничего не понимающие спросонья члены стада, ничего толком не видя в темноте,  не знали, что делать: одни заметались в разные стороны, другие сидели, в страхе намертво обхватив стволы деревьев, тесно прижавшись друг к другу, и лишь таращили во тьму глаза. Какие-то большие черные тени с глухим рычаньем скользнули по ветвям, те задрожали и прогнулись под тяжестью чьих-то тел. Затем послышались звуки волочения,  глухой стук чего-то, упавшего с дерева, хруст костей, и следом – рычание и звуки разрываемой плоти. Долго застывшие в ужасе двуногие слышали разносящиеся в ночи плотоядное урчание и громкое чавканье насыщающихся хищников. Но через какое- то время пиршество закончилось, рычание и урчание стало медленно отдаляться от деревьев, пока вовсе не затихло где-то в высокой траве.
   Утро застало изнемогающих от усталости, и от страхов этой бессонной ночи двуногих там же, на вершинах деревьев. И, лишь когда первые лучи встающего из-за горизонта красного африканского солнца, облизав раскидистые верхушки, неторопливо спустились на землю, самые отважные из членов стада рискнули спуститься вслед за ними. Но то, что они увидели внизу, на земле, заставило этих смельчаков затрепетать от ужаса, и чуть было снова не загнало на деревья, откуда за ними внимательно наблюдали несколько пар испуганных глаз их уцелевших сородичей. Трава, залитая кровью, кровавые ошметки мяса, перемолотые и разгрызенные кости, разбросанные повсюду посиневшие внутренности, и две безглазые, бесформенные головы, - побольше и поменьше, - вот все, что осталось от одной из самок и ее детеныша, сидевших ночью на нижних ветвях дерева… И, самое страшное, – следы лап, отпечатавшихся на окровавленной траве, и ведущих в густые  заросли. Заросли эти со всех сторон  окружали  две невысоких скалы,  расположенные совсем рядом, и это значило, что хищники, хоть и ушли, но находятся тоже где-то совсем рядом, - и, значит, опасность вовсе не миновала, она висит над каждым из членов стада! Стойкий, еще не выветрившийся запах, знакомый всем двуногим с раннего детства, бил в ноздри и заставлял цепенеть от страха. Это был запах смерти, запах их самого главного и безжалостного врага, - запах пятнистого леопарда!
 
                *   *   *

   Так они стояли, втягивая широкими ноздрями воздух и беспомощно глядя то по сторонам, то друг на друга, и не зная, что предпринять. Наконец, одноглазый вожак, с длинным незаросшим шрамом через всю грудь, до боли в пальцах сжав крепкую суковатую палку, мотнул головой и  издал резкий призывный звук. Сутулящейся, ковыляющей  походкой он двинулся к берегу искрящегося под солнцем небольшого озера, вокруг которого росли редкие раскидистые деревья, на одном из которых и ночевало его немногочисленное  стадо. Оглядываясь и вздыхая, один за другим, следом за ним поплелись и все те, кто остался в живых. А осталось их совсем немного: четверо взрослых самцов, включая и самого вожака, три самки, две юных самочки- подростка, и пять детенышей, самому младшему из которых был от роду всего месяц, и он висел за спиной у матери, крепко вцепившись слабыми ручонками ей в шею…
   Быстро попив из пригоршни, вожак уселся на большой   широкий камень-валун, торчавший из земли у самого берега озера и, пока все стадо утоляло утреннюю жажду, угрюмо смотрел в сторону зарослей, откуда сегодня ночью их посетила смерть. Лоб его морщился, а тяжелая, выдвинутая вперед нижняя челюсть медленно шевелилась, словно вожак разговаривал сам с собой. Но, увы, в те  времена ни с собой, ни с окружающими соплеменниками далекий предок человека разговаривать еще не мог. Кричать, рычать, даже шипеть – мог, а говорить – еще нет… Одноглазый вожак просидел так довольно долго, и, до тех пор, пока все стадо не напилось и не собралось вокруг камня, он, почесывая то лоб, то грудь, шевелил челюстями и думал. Наконец, одноглазый оперся о палку, встал с  камня и выпрямился во весь рост. 
   Он принял решение.               

                *   *   *
 
   Медленно ковыляя, и постоянно припадая на искалеченную в давней схватке с саблезубым тигром ногу, вожак повел свое маленькое стадо вокруг озера. Он внимательно глядел по сторонам, подыскивая что-нибудь подходящее для стоянки и, наконец, увидел нагромождение больших камней, со всех сторон заросшее кустами. Раздвинув кусты, и побродив среди них, он заметил, что между камнями существуют щели, в которые можно пролезть, а под камнями – углубления, в которых можно укрыться. И это было как раз то, что нужно.  Вожак не мог еще глубоко мыслить, но своим древним, переданным от животного мира инстинктом понимал, что такое укрытие против столь ловких и сильных хищников, как леопарды, всех не спасет, но помочь хоть кому-то уцелеть сможет. Усевшись  на один из камней, он снова опустил голову и замер, уставившись взглядом в землю. Так он сидел, почесывая шрам, рассекаюший его грудь, и смешно шевеля толстыми губами, словно разговаривая сам с собою. Его двуногие сородичи, окружив по привычке вожака, терпеливо ждали, что он предпримет. Наконец одноглазый поднял голову, встал, опершись на палку, и ткнул ею в грудь самой молодой  из трех самок – той, у которой за спиной висел новорожденный детеныш. Самка испуганно взглянула на вожака.  Тот, со свирепым видом указав палкой за озеро, стукнул ею по земле, и снова, уже уверенным жестом вручил палку молодой самке. Она, зная с детских лет, что в их стаде палки носят только самцы,  была удивлена и испугана одновременно, но не посмела ослушаться. Вожак, уже без палки, неловко пошатываясь, шагнул вперед, сгреб в охапку детенышей и поставил их у ног молодой самки. Затем, подойдя к двум юным самочкам-подросткам, он взял одну из них за шею, а другую – за локоть, и тоже подтащил к молодой самке. Указав ей снова за озеро, он затем ткнул рукой в расщелину между камнями, грозно прорычал, подражая реву леопарда, подхватил одного из детенышей, поднес к расщелине,  и затем – опять  указал рукой на озеро. Молодая самка засуетилась, - она поняла, что вожак предупреждал об опасности, идущей с той стороны озера, и показывал  ей и детенышам на укрытие. Она закивала головой. Одноглазый удовлетворенно гукнул, и уставился на взрослых членов стада. Ткнув в грудь по очереди всем трем самцам, и двум взрослым самкам, он громко заворчал и быстро задвигал руками, как бы приглашая их с собой. Затем, отломав крепкий, большой сук со стоящего неподалеку засохшего дерева, вожак  очистил его от лишних веток и, покачав на руке, снова довольно гукнул, оскалив большие, желтые зубы. С трудом наклонившись , он  поднял с земли увесистый камень и вручил его одной из самок.  Другая тут же уяснив, чего хочет вожак, нагнулась, подхватила в руку такой же камень, и прижала его к груди… Неспешно оглядев свое немногочисленное войско, одноглазый еще раз указал молодой самке на укрытие, мотнул головой, и медленно побрел вдоль берега в обратную сторону, - туда, где в зарослях у двух скал таилась пятнистая смерть. Следом за ним двинулись и пятеро остальных, - двинулись, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться назад…

                *   *   *

    Следы вели в заросли, разросшиеся у подножия двух стоящих вплотную друг к другу,  выбеленных солнцем и высушенных ветром скал. Поравнявшись с зарослями, вожак, выражая всем своим видом крайнюю озабоченность, еще раз оглядел своих сородичей, а затем, осторожно раздвинув высокую, намного выше его роста траву, первым шагнул вперед. Остальные, стараясь ступать, по примеру вожака, как можно более тихо, стали пробираться следом.  Выбравшись через заросли к самому подножию одной из скал, вожак внезапно замер на месте. Его единственный глаз, словно полноценных два, видевший все вокруг, узрел в скале темный вход, ведущий в небольшую пещеру. Пещера находилась  в глубине скалы, а над ней  возвышалось нечто вроде большого каменного навеса. Стараясь не высовываться прежде времени из травы, вожак  еще раз внимательно огляделся по сторонам  и,  жестом отстранив рванувшегося было вслед за ним одного из самцов, шагнул вперед. Стараясь ступать еле слышно, он подкрался к пещере и потянул носом воздух. Его ноздри бешено затрепетали, а грудь заходила ходуном – он учуял запах  врага. Сомнений быть не могло – те, против кого они вышли на битву, находились в пещере!               
   Тараща изо всех сил воспаленный от напряжения, весь в красных прожилках единственный глаз, быстро шевеля губами, и делая выразительные жесты, вожак подозвал к себе всех членов стада. Подняв с земли увесистый камень, он вручил его самому рослому из самцов и ткнул рукой вверх, на навес над пещерой. Самец, с камнем в руках, стал осторожно карабкаться по склону горы и, добравшись, наконец, до навеса, уселся на корточки над входом в пещеру, ни на секунду не выпуская камень из рук. Впрочем, тащить наверх его не было особой необходимости, потому что вокруг громоздилось множество других камней, и более легких, и более тяжелых. Отправив вслед за ним наверх одну из самок, ту самую, что несла с собой камень еще от берега озера, вожак мотнул головой, и все остальные члены стада, выбравшись из зарослей, сгрудились перед входом в пещеру. Выставив перед собой палки, они замерли на месте, дрожа одновременно от страха и от возбуждения. Настало время решающей битвы…

                *   *   *

    Самка, взбираясь наверх, неосторожно задела ногой один из камней, и он, громко шурша, полетел вниз по склону, увлекая за собой другие, более мелкие камешки. Лежавшие в глубине пещеры два леопарда, - самец и самка – лениво подняли морды. Они только что, мурлыкая, закончили предаваться любви, и теперь, растянувшись  на сухом каменном полу, предавались блаженному отдыху. Услышав грохот падающих камней, а, главное, учуяв знакомый запах добычи, самец приподнялся на передних лапах и недоверчиво потянул носом воздух. Запах никуда не исчез, и продолжал щекотать ему ноздри. Леопард встал, неспешно потянулся, подрагивая хвостом, раскрыл красную пасть, зевнул, облизнул языком окровавленную морду и поглядел на самку. Та, наполненная негой и семенем самца, приподняла было голову, но затем снова расслабленно ее опустила и закрыла глаза. Самец, фыркнул в усы и еще раз протяжно зевнул. Ему тоже хотелось снова лечь, и не реагировать ни на какие посторонние звуки, идущие снаружи, но вот запах… Чужой запах - и довольно сильный, - бил в нос, и будоражил мозг, окутанный сном. Инстинкт все же взял верх, и леопард, тяжело ступая лапами, потрусил к выходу. То, что он увидел своими полусонными желтыми глазами, заставило его тут же пробудиться. Прямо напротив него, у самого входа в пещеру, грозно ощетинившись палками, стояло несколько двуногих, - тех самых двуногих, мясом которых они так славно полакомились со своей подругой этой ночью. Тех самых двуногих, охотой на которых они занимались на протяжении уже многих дней, - желанной, хотя и верткой добычи! А тут добыча появилась сама, и гоняться, и куда-то карабкаться за ней не надо, а стоит только протянуть лапу…

                *   *   *

   Но протянуть лапу ему не удалось. Страшный удар упавшего сверху камня обрушился на него и переломил ем хребет. Леопард дико заревел и завертелся на месте, не понимая, откуда последовал удар. Воспользовавшись его замешательством, вожак и трое его отважных сородичей, яростно визжа и скаля зубы, рванулись вперед. А камни, не останавливаясь, продолжали сыпаться на хищника сверху один за другим, превращая спину, бока и морду зверя в кровавое месиво. Глухо рыча, и отмахиваясь передними лапами от наседавших на него со всех сторон противников, леопард  попытался встать на задние лапы, но переломанные кости не выдержали груза его тела, и он рухнул набок, увлекая вслед за собой одного из двуногих, неудачно подвернувшегося под удар его страшных когтей. Кровь леопарда смешалась с кровью поверженного врага, - но вместе с кровью стремительно уходили и силы, а удары и уколы тяжелыми и острыми палками по морде, животу и по ребрам не давали зверю ни на секунду прийти в себя. Кровь заливала его глаза, мешая видеть противника, и взмахи его когтистых лап все больше и больше попадали в пустоту. Наконец, большой увесистый камень обрушился ему на череп, мир перевернулся в его наполненных яростью и болью глазах, и затем в них наступила густая и неподвижная чернота…
    Зверь умер.

                *   *   *
    
    Самка, находящаяся в пещере, разумеется, прекрасно слышала неистовое рычание леопарда, а также глухие удары, грохот камней и крики, раздающиеся снаружи. Она изо всех сил пыталась выбраться из своего логова, чтобы вступить в бой, но выход был слишком узок. Труп самца загораживал его, и самка, царапая и кусая своего  странно неподвижного партнера, металась в пещере от бессильной ярости. Наконец, упираясь всеми лапами в каменистое дно, ей удалось пропихнуть тело леопарда вперед, и высунуть голову из пещеры. В тот же миг ей в глаз вонзилось острие окровавленной палки, а на череп посыпались удары камней. Ослепленная дикой болью и гневом, с  залитой кровью мордой, она, путем невероятных усилий, наполовину протиснулась в узкий проход между трупом леопарда и  каменной стеной. Дальше ей продвинуться не удалось. Возникшие у самых ее грозно оскаленных клыков какие-то рыжие, верткие фигуры тут же окружили ее со всех сторон, и на нее мгновенно обрушился град  палочных ударов. Один, самый болезненный, пришелся по носу.Самка взвыла,приподнялась, стряхивая с себя неподвижное тело самца, и взмахнула в воздухе передними лапами, пытаясь достать когтями кого-нибудь из врагов. Но кровь, заливавшая ей глаза, сделала эти усилия бесполезными, и самка промахнулась. Опуститься для нового броска ей уже не удалось – мгновенно подскочивший  одноглазый вожак, хрипя и задыхаясь, из последних сил вогнал ей в брюхо обломок скользкой от крови палки. Падая на подвернувшиеся передние лапы, самка приземлилась брюхом на острие палки, и та глубоко погрузилась в нее, в клочья разрывая и уродуя внутренности. Еще один рыжеволосый противник, спрыгнувший откуда-то сверху, буквально вбил ей в разинутую от рева и боли пасть острый и длинный камень, отчего рев перешел в глухой и протяжный стон. Изнемогая от боли, истекающая кровью самка бросилась вперед, уже толком ничего не видя, но и этот, последний в ее жизни бросок оказался неудачным, - она промахнулась. Упав на землю, она принялась кататься с боку на бок и, оставляя за собой кровавый след,  пыталась когтями и зубами достать из брюха торчащий в нем, и причиняющий невероятную боль обломок палки. Но он сидел слишком глубоко, и постепенно усилия ее становились все  замедленнее, стоны все глуше и глуше. Наконец, дернув последний раз в воздухе лапой, словно прощаясь, она опустила голову на траву, и неподвижно вытянулась во весь рост, – лишь кончик хвоста продолжал лениво шевелиться. Потом перестал шевелиться и он.

                *   *   *   

   Пока оставшиеся в живых двое самцов и две самки, скаля зубы, и дико вращая глазами, неистово старались перекричать друг друга,  и в возбуждении от только что одержанной невероятной победы  подскакивали на месте, хлопая друг друга по груди, плечам и рукам, старый одноглазый вожак подковылял  ко входу в пещеру и осторожно заглянул внутрь.  Тараща единственный  глаз в  царящую в глубине полутьму, он  стоял, согнувшись, в проходе, вдыхал запахи, идущие изнутри, и изо всех сил всматривался и вслушивался, готовый к любой, самой неожиданной опасности. Но внутри пещеры было тихо, и никакого подозрительного шума или возни он так и не услышал. Тогда, держа наизготовку взятую у одного из своих соплеменников палку, - его собственная сломалась, распоров брюхо самки леопарда, - он осторожно шагнул  внутрь пещеры. Держась руками за стены, он обошел ее всю целиком, а затем, выйдя наружу, уселся, по своему обыкновению, на ближайший  камень и замер, уставив взгляд в землю. И, пока члены его немногочисленного стада предавались радостным эмоциям, подпрыгивая, крича и пиная ногами трупы поверженных противников, вожак продолжал молча сидеть, изредка поднимая голову и переводя взгляд то на них, то на вход в пещеру. От напряженных умственных усилий его глаз налился кровью, мышцы лица дергались, а губы беззвучно шевелились, словно он разговаривал сам с собой. Затем, опираясь на палку, он тяжело приподнялся, и побрел в сторону зарослей, туда, откуда они пришли к пещере.
 
                *   *   *

    Разом притихшие, и привыкшие уже покоряться его решениям члены стада потянулись следом, оглядываясь на ходу на распростертые, окровавленные тела двух леопардов и одного из своих сородичей, неподвижно застывшие среди травы. Вожак тем временем, не оглядываясь, добрел до озера, обогнул его и, глухо рыча от боли в разодранном железными когтями боку, подошел к расщелине, в которой прятались две молодые самочки и пятеро детенышей. Присев на корточки у расщелины, он зачмокал губами и, когда из-за камня мелькнуло лицо с испуганными глазами, быстро и тихо залопотал, словно успокаивая тех, кто там прятался.Увидев вожака, и поняв, что им ничего в данный момент не угрожает, юные самочки выбрались наружу, таща на руках самого маленького  из детенышей. Остальные четверо, умевшие уже твердо держаться на ногах, выбрались сами. Они, и подошедшие со стороны озера  взрослые члены стада сгрудились вокруг вожака, ожидая его дальнейших действий. Но он, скрючившись на земле, дрожа всем телом, сидел  неподвижно, и лишь изредка глухо рычал от боли. Наконец, отдохнув, он снова поднялся и, опираясь на палку, двинулся той же дорогой, которой только что пришел – вокруг озера, в сторону  двух белых скал, сверкающих под лучами жаркого солнца.   

                *   *   *
               
   Обогнув озеро, вожак снова стал продираться через заросли, - но на этот раз уже не таясь, с шумом и безбоязненно раздвигая высокую траву. Другие члены стада, недоуменно переглядываясь, побрели за ним той же дорогой. Подойдя, наконец, ко входу в пещеру, вожак остановился, чтобы подождать, пока подойдут все остальные. Юные самочки и детеныши, увидев трупы леопардов, распростертые на поляне, задрожали от страха и рванулись было назад, в заросли, - но видя, что другие члены стада ведут себя спокойно, перестали пугаться, и с любопытством окружили мертвые тела, дергая их за лапы, хвосты и уши. Вожак, тем временем, взяв за руку рослого самца, подвел его ко входу в пещеру и буквально втолкнул внутрь. То же самое он проделал и с другим самцом, а затем, по очереди, и со взрослыми самками. Самцы и одна из самок, напуганные запахом леопардов и царящей в пещере полутьмой, впрочем, тут же выбежали из пещеры наружу, но другая самка, наиболее сообразительная, - та, что догадалась сама поднять с земли и нести в бой с леопардами увесистый камень, - из пещеры не вышла.

                *   *   *

   Когда обеспокоенные сородичи заглянули внутрь пещеры, они увидели, что она сидит на каменном полу, с любопытством роется в куче костей и клочков шерсти, оставшихся от пиршеств леопардов, и выходить из пещеры явно никуда не собирается. Тогда к ней присоединилась вторая самка, за ней потянулись юные самочки-подростки, потом – любопытные детеныши, и лишь затем в глубину пещеры шагнули и двое оставшихся в живых самцов. Рослый самец, последним втискиваясь в узкий лаз пещеры, задержался у входа, и бросил встревоженно-любопытный взгляд  на сидящего на камне одноглазого вожака.Тот, поймав его взгляд, кивнул головой, удовлетворенно гукнул, и сделал успокаивающий жест. Тогда самец, решительно нагнув голову, скрылся в пещере. Вожак, посидев еще немного в одиночестве у входа в пещеру, поднялся и широко расправил плечи. Он, конечно, не мог выразить своим сородичам ни словами, ни жестами того, что сейчас произошло в их жизни. Того, самого важного и прекрасного, которого не было ни у кого из бесчисленных поколений его предков, которого не было ни у него самого, ни у кого-либо из членов его стада, - не было никогда, но теперь появилось. У них появилось крепкое, надежное и постоянное жилище, место, где они теперь всегда могли укрыться от многочисленных врагов, от холода и дождя, - не на открытых и неудобных ветвях деревьев, а на твердой и надежной земле, - место, где они теперь могли спокойно спать, без риска никогда не проснуться.Толстые губы вожака дрогнули, сами разъезжаясь в стороны, и напоминая что-то похожее на улыбку. Он подковылял ко входу в пещеру, глубоко вдохнул грудью воздух, наполненный горячим солнцем саванны и, вслед за всеми, вступил в прохладный и немного пугающий полумрак… 

                Конец