Isabel Allende “S; ME TOCARAS EL CORAZON” del libro «LOS CUENTOS DE EVA LUNA» перевод с испанского
Амадео Перальта воспитывался в банде своего отца и вырос задирой, как и все мужчины в их семье.
Его отец считал, что наука – удел геев.
- «Для того чтобы преуспеть в жизни нужны не книги, а опыт и хитрость» - говорил он и воспитывал детей в строгости.
Однако со временем он понял, что мир очень быстро меняется, и его дела нуждаются в стабилизации на более постоянной основе. Эпоху разбоя сменили коррупция и скрытые грабежи, пришло время управлять нажитым богатством согласно современным законам и улучшать свой имидж.
Он собрал своих сыновей и дал наказ завязать дружбу с влиятельными людьми, обучиться законной деятельности для того, чтобы они смогли процветать и жить без боязни. Он также поручил им найти невест из самых древних фамилий, которые проживали на этих землях, и посмотреть, смогут ли они очистить имя Перальта от многочисленных пятен крови и грязи.
К тому времени Амадео исполнилось тридцать два года, и он имел укоренившуюся привычку соблазнять девушек, а затем бросать их, так что мысль о браке его не привлекала, но он не смел перечить отцу. Амадео начал ухаживать за дочерью одного помещика, чья семья жила в этих краях на протяжении шести поколений. Несмотря на сомнительную славу претендента, девушка согласилась, потому что была не очень красива и боялась остаться старой девой. Оба были втянуты в одно из этих скучных провинциальных ухаживаний. Чувствуя себя неловко в белом льняном костюме и лаковых ботинках, Амадео наносил ей визиты каждый день, пребывая под бдительным присмотром будущей свекрови или одной из тетушек. Пока сеньорита подавала кофе и пирожки с гуавовой начинкой, он посматривал на часы, высчитывая, когда настанет подходящий момент для прощания.
За несколько недель до свадьбы, Амадео Перальта отправился в деловую поездку по провинции. Он прибыл в Агуа Санта - одно из тех мест, где никто не останавливается и чье название путешественники упоминают очень редко. Он брел узкими улицами, пустынными во время сиесты, проклиная жару и этот вездесущий сладковатый аромат мангового джема, как вдруг услышал звук, похожий на звук кристально чистой воды, которая струится между камней, он исходил из скромного дома с облупившимися от солнца и дождя стенами, впрочем, такими же, как и у всех тамошних домов.
Сквозь кованую решетку ворот он разглядел дворик с темным кафельным полом и белыми стенами, в глубине дворика, немного подальше, его удивленный взгляд остановился на девушке, которая сидела на полу со скрещенными ногами, на коленях она держала цитру* из красного дерева. Мужчина замер на мгновенье, рассматривая ее.
- Подойди девочка – позвал он ее.
Она подняла лицо и, несмотря на расстояние, он смог разглядеть удивление в глазах и нерешительную улыбку на все еще детском лице.
- Идем со мной – умолял, приказывал Амадео пересохшим голосом.
Она колебалась. Последние ноты повисли в воздухе как вопрос. Перальта позвал ее еще раз, она встала и подошла. Он просунул руку сквозь прутья решетки, потянул защелку, открыл дверь и схватил ее за руку.
Амадео повторял свой любовный репертуар и клялся, что видел ее во сне, что искал ее всю свою жизнь, что он не может отпустить ее и что она женщина, которая предназначена ему судьбой, но девушка была настолько простодушна, что так и не поняла смысла его слов, возможно, ее соблазнил голос. Совсем недавно Гортензии исполнилось пятнадцать лет, и ее тело уже было готово к первым объятиям, хотя она не знала и не могла назвать причину своих тревог и волнений. Ему было просто усадить ее в свой автомобиль и отвезти на пустырь, а час спустя напрочь выбросить из головы. Он не мог припомнить ее даже тогда, когда неделю спустя она внезапно появилась на пороге его дома, за сто сорок километров от родного селения, одетая в желтое ситцевое платье и парусиновые альпаргаты*, со своей цитрой под мышкой, сжигаемая любовной страстью.
Сорок семь лет спустя, когда Гортензию извлекли со дна ямы, в которой она была почти погребена и журналисты съехались со всех уголков страны, чтобы сфотографировать ее, женщина даже не помнила своего имени, и того как попала туда.
- Почему Вы держали ее взаперти, как несчастное животное? – интересовались репортеры у Амадео Перальты.
- Потому, что мне так хотелось – ответил он спокойно.
К тому времени, ему уже исполнилось восемьдесят лет, рассудок его был таким же ясным, как и раньше, но он не понимал, почему подняли такую суету вокруг того, что случилось так давно. Он не хотел ничего объяснять.
Он был властным человеком, патриархом и прадедом, никто не смел смотреть ему в глаза и даже священники приветствовали его, склонив голову.
Всю долгую жизнь ему покровительствовала фортуна, он унаследовал состояние отца, его земельные владения простирались от развалин испанской крепости до самой государственной границы, после, он сделал политическую карьеру, и это превратило его в самого могущественного князька на этих землях. Он женился на некрасивой дочери помещика, с ней нажил девять законных наследников, с другими женщинами прижил неизвестное количество бастардов, но не сохранил воспоминаний ни об одной из них, потому что его сердце было навсегда искалечено и не могло любить. Единственной из всех, которую не удавалось позабыть, была Гортензия, она жила в его сознании как постоянный кошмар.
После их короткой встречи в травах на пустыре, он вернулся домой, к своей работе и к своей пресной невесте из знатной семьи.
Гортензия была той, которая искала его, пока не встретила, она была той, которая пришла издалека и, ухватив его за подол рубахи, опустилась на землю с покорностью рабыни.
- «Какой ужас» - подумал он тогда - «я почти женат, скоро у меня будет пышная свадьба, а эта сумасшедшая девчонка стоит у меня на пути».
Он хотел избавиться от нее, но посмотрев на ее желтое платье и умоляющие глаза, подумал, что глупо не использовать эту возможность, и решил спрятать ее до тех пор, пока не примет какое-либо решение.
Вот так, почти случайно, Гортензия очутилась в подвале старого сахарного завода, принадлежащего Перальте, где и оставалась погребенной заживо почти до конца своих дней.
Это было широкое помещение, темное, наполненное всякой рухлядью, душное летом, а по ночам, во время сухого сезона – холодное, также там был матрац.
У Амадео Перальты не было времени, чтобы устроить ее получше, хотя иногда он предавался фантазиям о том, как превратит девушку в наложницу из восточных сказок, закутанную в кружева, окруженную опахалами из павлиньих перьев, парчовыми фризами, лампами из цветного стекла, позолоченной мебелью на витых ножках и пушистыми коврами, по которым он сможет ходить босиком. Возможно, он сделал бы это, если бы девушка напомнила о его обещаниях, но Гортензия была похожа на ночную птицу, одну из тех слепых гуахаро*, которые обитают в глубине пещер, и нуждаются в небольшом количестве пищи и воды. Желтое платье сгнило на ней и она осталась голой.
- Он любит меня, он всегда любил меня – заявила она, когда соседи спасли ее.
За сколько лет заточения она разучилась говорить и ее голос дрожал и хрипел, как у умирающего человека.
Первые недели Амадео проводил много времени в подвале, вместе с нею, утоляя свой аппетит, который считал ненасытным.
Опасаясь, что ее найдут и недоверяя даже собственным глазам он не хотел выводить ее на дневной свет, подвал освещался тусклым лучом, который проникал через вентиляционное окно в крыше.
Они резвились в темноте, возбужденные, с горящей кожей и сердцами, превратившимися в голодных крабов. Запахи и вкусы в этом месте становились чрезвычайно отчетливыми.
Дотрагиваясь друг к другу в темноте каждый из них проникал в сущность партнера и погружался в его самые тайные желания. В том месте их голоса звучали словно эхо, стены возвращали им многократно усиленный шепот и звуки поцелуев. Подвал превратился в закрытый стеклянный флакон в котором они барахтались как два озорных близнеца в околоплодных водах, два набухших и ошеломленных создания.
Какое-то время они пребывали в абсолютной близости, которую часто путают с любовью. Когда Гортензия спала, ее любовник уходил на поиски чего-нибудь съестного, и до того как она просыпалась возвращался, чтобы сжимать ее в объятиях с удвоенной силой.
Таким образом они должны были любить друг друга до самой смерти, терзаемые желанием, они должны были поглотить друг друга или сгореть как два факела, но ничего не произошло.
Напротив, случилось наиболее предсказуемое и повседневное, менее грандиозное. Прошел месяц и Амадео Перальта устал от игр, которые начинали повторяться, почувствовал как влага проникает в его суставы, он начал задумываться о том, чтобы выбраться на свет божий из этой пещеры. Пришло время возвратиться в мир живых и восстановить контроль над своей судьбой.
- Жди меня здесь, детка. Я ухожу чтобы стать очень богатым. Я принесу тебе подарки, королевские платья и украшения – прощаясь сказал он ей.
- Я хочу детей – ответила Гортензия.
-Детей не обещаю, но у тебя будут куклы.
Прошло несколько месяцев и Перальта забыл о платьях, украшениях и куклах. Он навещал Гортензию каждый раз, когда вспоминал о ней, и не всегда для любовных утех, иногда он приходил просто для того, чтобы послушать старинные мелодии, которые она наигрывала на цитре, ему нравилось глядеть на нее, склонившуюся над инструментом, нежно перебирающую струны.
Случалось он уходил так быстро, что не успевал переброситься с ней и парой слов, он приносил ей кувшин с водой, сумку с провизией и исчезал. Когда он забыл проделать это в течение девяти дней, и застал ее почти мертвой, то осознал что нуждается в помощнике, который бы ухаживал за пленницей, потому что его семья, его бизнес, его путешествия, его общественная деятельность превратили его в очень занятого человека.
В конце-концов он нанял замкнутую, необщительную индианку. Она хранила ключ от замка и регулярно приходила чтобы убрать в подземелье и отскрести лишайники, которые покрывали тело Гортензии как бледная и тонкая растительность, почти невидимая невооруженному глазу, пахнущая сырой землей и заброшенностью.
Разве Вам не жаль эту бедную женщину? – спросили индианку, когда она была задержана как соучастница похищения, но женщина не ответила а только бросила решительный взгляд и выплюнула на пол крошки черного табака.
Нет, она не жалела, поскольку считала, что пленница была или же рабыней по призванию и испытывала счастье от своего рабства, или же была слабоумной от рождения, и подобно другим слабоумным ее гораздо безопасней держать взаперти, чем подвергать насмешкам и опасностям на улице.
Гортензия не сделала ничего, для того, чтобы изменить мнение, которое сложилось о ней у тюремщицы, она никогда не интересовалась внешним миром, не делала попыток выйти на чистый свежий воздух, не жаловалась. Она также не выглядела скучающей, ее разум задержался в каком-то моменте детства и конец одиночества мог положить конец всему.
Действительно, она превратилась в подземное существо. Пребывание в этой могиле обострило ее чувства, она научилась видеть невидимое, ее окружали призрачные духи, которые вели ее в другие измерения.
В то время как ее тело оставалось в углу, скрюченное и неподвижное, она путешествовала по звездным мирам как особая посланница, живущая в темноте, за пределами разумного. Если бы у нее было зеркало, чтобы посмотреть на себя, то она ужаснулась бы своему внешнему виду, но поскольку она не могла видеть себя то и не представляла какие перемены произошли в ее внешности, она не подозревала о грязи которая вросла ей в кожу, о шелкопрядах, которые жили в ее длинных волосах, превратившихся в кудель, о свинцовых бельмах, которые закрывали почти мертвые глаза, постоянно вглядывающиеся в темноту. Она не чувствовала насколько увеличились ее уши, для того чтобы улавливать внешние звуки, самые слабые и самые отдаленные, например, смех детей на школьной площадке, колокольчики продавца мороженного, шум летящей птицы, рокот реки.
Также она не подозревала о том, что ее ноги, раньше изящные и крепкие, стали скрюченными, от долгого сидения, о том, что ногти на ногах, отрасли как у дикого зверя, и превратились в копыта, а кости - в стеклянные трубки, о том, что отвисло брюхо а на спине вырос горб. Только руки сохранили свою форму и размер они всегда были заняты игрой на цитре, хотя ее пальцы не помнили мелодий, она извлекала из инструмента плач своей души.
Издали, Гортензия была похожа на грустную ярмарочную обезьяну, вблизи она вызывала безграничную жалость.
Она не знала об этой пагубной трансформации, и все еще помнила себя той девочкой, чье отражение увидела в заднем стекле автомобиля Амадео Перальты в тот день, когда попала в это логово. Она думала, что хороша как и раньше и продолжала вести себя как прежде, воспоминание о своей красоте тлело у нее внутри, но если бы кто-нибудь подошел к ней достаточно близко, то увидел бы всего лишь уродливую внешность доисторического карлика.
Между тем Амадео Перальта, богатый и грозный, упрочил свою власть во всем регионе. По воскресеньям он восседал во главе большого стола, со своими детьми, внуками, приспешниками и пособниками, несколькими особыми гостями, политиками и военными чинами к которыми обращался с шумной сердечностью, сохраняя долю высокомерия, чтобы все помнили, кто хозяин дома.
За их спинами поговаривали об их жертвах, разоренных или пропавших без вести, о взятках властям, о том, что половина состояния нажита с помощью контрабанды, но никто не был готов искать доказательства. Говорили также, что Перальта держит женщину, заключенную в подвале. Эта часть его темной истории рассказывалась с твердой уверенностью в том, что все его дела законны! Действительно, многие знали об этом и со временем тайное стало явным.
В очень жаркий полдень трое мальчишек сбежали из школы, чтобы искупаться в реке. Они несколько часов плескались в прибрежной грязи а затем пошли поиграть около заброшенного здания сахарного завода Перальты, он был закрыт с тех времен, когда переработка сахарного тростника стала приносить убытки. Это место имело славу заколдованного, говорили, что здесь неоднократно слышали шум, который поднимают подземные демоны и многие видели растрепанную старую ведьму, вызывающую духи мертвых рабов.
Предвкушая приключение, мальчишки, предоставленные сами себе, приблизились к зданию завода. Вскоре они осмелели и вошли в развалины, они бегали по широким комнатам с толстыми стенами, сложенными из необожженного кирпича и деревянных балок, источенных термитами, заросших сорняками, заваленных кучами мусора и собачьего дерьма, кусками прогнившей черепицы и гнездами ужей.
Подталкивая и подбадривая друг друга шутками они дошли до зала, в котором раньше измельчали сахар, это была огромная комнаты без крыши, заполненная остатками разрушенных машин, в которой солнце и дождь создали невероятный сад. В этой комнате витали почти неощутимые запахи сахара и пота.
Как только мальчишки пришли в себя, они отчетливо услышали звуки ужасного пения. Дрожа от страха, хотели убежать, но увлеченные чем-то неведомым, они сумели побороть страх и присели, прислушиваясь до тех пор, пока не последняя нота не разбилась об их лбы.
Понемногу они преодолели неподвижность, и встряхнувшись от ужаса, начали искать источник этих странных звуков, очень отличающихся от любой другой музыки, таким образом они обнаружили маленький люк в полу, запертый на замок, который не смогли открыть. Они потрясли деревянную доску, которая закрывала вход и неописуемый запах животного запертого в клетке ударил им в лицо.
Они позвали, но никто не ответил, на той стороне послышался глухой вздох.
Тогда они бросились бежать, выкрикивая на бегу, что нашли двери в ад. Кричащих детей нельзя было унять и соседи, в конце-концов, удостоверились в том, о чем подозревали десятки лет.
Первыми, кто заглянул в тайный люк были матери, которые пришли за своими детьми, они тоже услышали страшную мелодию, очень отличающиеся от той банальной мелодии, которая заставила остановиться Амадео Перальту в одном из переулков Агуа Санта, чтобы вытереть вспотевший лоб.
За ними потянулись толпы любопытных, и наконец, когда собралась огромная толпа, прибыли полиция и пожарные, которые вскрыли дверцу с помощью топора и спустились в отверстие с фонариками и пожарным снаряжением.
В пещере они обнаружили голое существо, его бледная кожа свисала складками, а седые спутанные волосы волочились по полу, оно кричало испуганное шумом и светом.
Это была Гортензия, она фосфоресцировала как жемчужница, в свете фар пожарных машин, почти слепая, с изношенными зубами, и ногами, насколько ослабевшими, что едва могла стоять.
Единственным признаком ее человеческого происхождения была цитра, которую она прижимала к коленям. Новость вызвала возмущение по всей стране. На экранах телевизоров и в газетах появилась женщина которую извлекли из подвала, в котором она провела почти всю жизнь.
Равнодушие, которое окружало пленницу почти полвека, за несколько часов трансформировалось в страстное желание помочь ей и отомстить за нее.
Соседи соорудили импровизированный пикет чтобы линчевать Амадео Перальту, атаковали его дом, вытащили старика наружу, и если бы не подоспела Гвардия, они бы растерзали его на площади.
В стране начался собор денег, чтобы обеспечить Гортензию пенсией, также были собраны тонны одежды и медикаментов в которых она не нуждалась, а различные благотворительные организации поставили перед собой цель соскребать с нее грязь, подстригать волосы и мыть с ног до головы, до тех пор, пока она не превратиться в социализированную старуху.
Монахини выделили ей кровать в монастырской богадельне и целый месяц привязывали ее, чтобы она не сбежала в подвал. Они привязывали ее до тех пор, пока женщина не привыкла к дневному свету и не возвратилась к жизни с другими человеческими существами.
Воспользовавшись общественным негодованием, которое вызвали публикации в прессе, многочисленные враги Амадео Перальты в конце-концов набрались смелости, чтобы напасть на него.
Власти, которые в течение многих лет покрывали его злоупотребления, обрушили на него карающий перст закона. Новость какое-то время привлекала общественное внимание, и этого было достаточно, чтобы отправить старого каудильо* в тюрьму, затем шумиха пошла на спад и потихоньку утихла.
Отвергнутый своими родными и друзьями, он превратился в символ всего отвратительного и чудовищного, преследуемый охранниками и своими товарищами по несчастью, он оставался в тюрьме до самой смерти.
Пребывая в камере, он никогда не выходил в тюремный дворик с остальными заключенными. Из камеры он мог слышать шум улицы.
Каждый день, в десять утра, к тюрьме, нетвердым шагом сумасшедшей, приходила Гортензия и вручала охраннику горшок с горячей пищей.
- Он почти никогда не оставлял меня голодной - говорила она тюремному привратнику извиняющимся тоном. После, она усаживалась на улице и играла на цитре, извлекая из нее невыносимые звуки агонии.
В надежде заставить ее умолкнуть, некоторые прохожие бросали мелкие монеты.
Сжавшись по другую сторону стен, Амадео Перальта слушал эти звуки, казалось они исходят из-под земли, и режут его нервы. Эти ежедневные упреки должны были что-то значить, но он не мог вспомнить что. Иногда его охватывало ощущение вины, но тогда память изменяла ему и образы из прошлого исчезали в густом тумане. Он не знал, прочему находился в этом склепе и понемногу начал забывать мир света, оставив страдания.
* Ци;тра (нем. Zither) — струнный щипковый музыкальный инструмент
* Альпаргаты — традиционные латиноамериканские плетёные сандалии
* Гуахаро — колониальные птицы. Населяют пещеры, ориентируясь в темноте при помощи эхолокации.
*Каудильо (исп. caudillo — предводитель) — в ряде стран Латинской Америки — глава государства, осуществляющий личную диктатуру.