ГЛАВА 4.
БЕСЕДЫ С МИРОМ БЕЗМОЛВИЯ
У каждого человека хоть раз в жизни наступает момент, когда ему хочется заглянуть в свое будущее. Женщины вообще живут с этим чувством постоянно. Однако мало кто знает, что знание будущего (далекого или близкого, неважно) уже само по себе ставит под вопрос его осуществление.
Наверное, многие замечали, что если человек «выстраивает» какое-то события, а тем более, очень хочет, чтобы оно произошло, то оно не происходит. А если и происходит, то совсем не так, как мы этого хотели и ожидали. В чем тут дело? Почему важные для нас события, как правило, происходят для нас совершенно неожиданно?
Напрашивается вывод: чем больше неопределенность какого-то события, тем с большей вероятностью оно происходит. И еще одна любопытная деталь: если человек осознает, почему именно то или другое событие должно произойти, в чем его причина, то в этом случае оно также не происходит. Как будто событие в нашей жизни важно не само по себе, оно нужно, чтобы заставить нас понять что-то, сделать правильные выводы. И раз мы эту задачу уже решили, хотя бы только в уме, то какой смысл тратить силы и средства, чтобы неизвестно зачем снова задавать нам ее?
С другой стороны, если перед вами и раз, и два, и три жизнь ставит какую-то однотипную проблему, стоит очень серьезно задуматься: что я делаю не так, о чем думаю не так, или на что реагирую не так! Если вы внимательно проанализируете свою жизнь с того момента, когда впервые появилась эта проблема, вы обязательно найдете ее причину. И как только вы это осознаете, проблемы такого типа больше никогда не вернутся к вам.
А неопределенность (произойдет – не произойдет) нужна для того, чтобы вы смогли проявить свое истинное отношение к событию. Ведь если мы что-то знаем, то никогда не отреагируем спонтанно, обязательно привнесем что-то искусственное. Значит, неопределенность держит нас в состоянии постоянной готовности к любой вероятности. А, следовательно, мы готовы ко всему и по настоящему защищены.
Прошло уже два года после моего возвращения из Долины Старцев. Сначала я радовалась возможности расслабиться после напряженной работы на «заоблачной» встрече. Как и в первые два раза, впечатления постепенно уходили куда-то в глубь памяти.
Мне кажется даже, что я поняла, зачем это было нужно. К этому выводу я пришла не сразу. Пришлось перечитать уйму записей, вспомнить беседы, даже отдельные фразы, которые иногда оказываются подлинным ключом, позволяющим открыть неизвестные построения, найти логический ход, открыть для себя неожиданный ракурс. Похоже, что речь шла о своеобразном тренинге по созданию новой модели мышления. Попытаюсь объяснить вкратце, так, как я поняла.
Чтобы продвигаться вперед по пути эволюции, человечеству придется вернуться (но уже на новом витке) к тому многомерному восприятию мира, который в лице символа имели наши далекие предки. К сожалению, мы утратили эту способность целостного восприятия действительности, мы слишком расщепили ее, и теперь за деревьями не видим леса.
В новую эпоху человечеству придется построить свою собственную систему ориентиров. Чтобы свободно оперировать всеми этими разнородными и противоречивыми данными современной эпохи, нам придется научиться очень гибкому мышлению, умению в нужный момент отбросить привычные стереотипы, интуитивно найти неожиданный поворот и принять нетривиальное решение. А для этого нам нужно будет измениться самим.
Выдающийся французский философ, физик и математик Рене Декарт еще в 17 веке писал: «Чтобы найти истину, каждый должен хоть раз в жизни освободиться от усвоенных им представлений и заново построить систему своих взглядов».
Особенно остро эта проблема встала в наше время. Речь идет о подготовке синтетического мышления человека, что позволит ему оперировать многомерными структурами действительности.
Сейчас мышление человека явно отстает от задач эволюции. Оно крайне ограничено, даже по сравнению с прошлым, когда еще действовало мифическое сознание, которое через ассоциативные ряды позволяло воспринимать мир более целостно, не опускаясь до уровня узкой конкретики, стереотипа и шаблонов.
Чтобы понять, в каком направлении будет развиваться наше мышление, возьмем следующий пример. Нашим инструментом исследования является внимание. Его можно сконцентрировать в одной точке (словно очень ярко осветить ее), а можно дать растечься по всей поверхности, которая будет лишь незначительно освещена. Это как будто луч света. Наш интерес заставляет этот луч двигаться к определенной точке пространства или явления, где мы надеемся найти решение.
Когда луч освещает один квадратик, остальное пространство остается в темноте, вне поля нашего внимания, хотя там имеется огромная информация. Мы можем подключить соседние квадратики и сопоставить их с первым. Найдем в них нечто общее, хотя, на первый взгляд, они различны. То, что спрятано в глубине, тоже может быть сопоставлено и вписано в общую картину.
Запад и Восток по-разному пытаются разобраться в окружающем нас мире. Запад идет от частного к общему, а Восток – от общего к частному. Если Запад освещает лишь один квадратик, и по нему пытается создать целостную картину, то на Востоке освещают весь объем, но тем же количеством света. В результате видны лишь контуры предмета. Ясно, что решение кроется в синтезе этих двух систем.
– И чего это я влезла в такие дебри? – одернула я сама себя. – Я-то уж точно ничего решить не могу, сколько ни думай. Нечего зря время терять!
Раньше я не замечала за собой склонности к таким абстрактным размышлениям. Наверно, что-то изменилось во мне после всех моих необычных приключений.
– А вдруг здесь и кроется начало этого процесса изменения? Время уже пришло, а люди еще не готовы.
У меня даже настроение испортилось. И с чего это я завелась? Лучше бы сходила посмотреть для Дарьи платье на выпускной вечер. Как время пролетело! Хорошо еще, что она относилась к занятиям по серьезному, понимала, что «на журналистику» просто так не попадешь, и одной школой не обойдешься. Поэтому она очень гордилась теми маленькими заметочками, которые ей удалось опубликовать. Все-таки «проба пера»!
Сегодня она придет поздно: репетитор нещадно гонял ее с подругой по русскому языку и литературе. Ничего не поделаешь: профильный предмет! Только здоровья эта сумасшедшая гонка ей не прибавляла. Последнее время она стала какой-то бледной и вечно усталой. Это мне совсем не нравилось! Надо посоветоваться с доктором. Лидия Михайловна знала Дашу с самого младенчества. Да и вообще она у нас сейчас как семейный доктор.
– Надо, чтобы она и Колю посмотрела: за последний год он что-то стал сдавать, и сердце пошаливает...
Я снова переключилась на домашние дела, но какое-то беспокойство внутри не отпускало. К вечеру я окончательно поняла, что период затишья кончился. Воспоминания об Горе всё чаще подкрадывались ко мне в самое неожиданное время. Я его не видела уже очень давно, ни во сне, ни наяву. То ли учеба моя подошла к концу, то ли мне вообще всё это привиделось...
Однако мне не хватало этого общения. Как-то от него я узнала, что люди, между которыми установился контакт, не перестают общаться, где бы они ни находились. Только человек обычно не слышит этих разговоров, подсказок, предупреждений, потому что все сигналы заглушает шум ненужных эмоций. Гораздо чаще люди ведут утомительный и бесцельный внутренний диалог, который не может вырваться из замкнутого круга и превращается в навязчивую идею. Ситуация давно прошла, а человек, с которым вы якобы спорите, может даже не подозревать о том, что вы чем-то недовольны.
Для того, чтобы услышать такого «собеседника», рекомендовал Гор, надо, чтобы в душе установилась тишина, чтобы замолкли эмоции, перестали метаться мысли в голове. Тогда уже можно задать свой вопрос, и тебе ответят.
Неужели это правда? Я могу вот таким странным способом поговорить с Гором? Мое молчание будет говорить с его молчанием? И мы поймем друг друга?
Я твердо решила попробовать. Только для этого должны были сложиться благоприятные условия. Чтобы мне никто не помешал. Такой случай скоро представился.
В один из дней, когда Николай и Даша сказали, что придут поздно, я быстро убрала квартиру и заранее приготовила для них ужин. Потом выключила телефон, чтобы никто не смог помешать мне сосредоточиться, села в кресло и закрыла глаза...
Не так-то это просто утихомирить свои мысли. Мы даже не замечаем, что одновременно думаем о самых разных вещах, вернее, в мозгу хаотично проносятся обрывки самых разных мыслей. Именно хаотичность и мешает нам остановить этот поток. Я имела представление о медитации, только давно ею не занималась. И всё же через какое-то время всё во мне стало как бы замирать, мышцы расслабились, руки отяжелели... Словно дуновение прохладного ветерка окутало мое тело.
Я постаралась как можно ярче и конкретнее представить себе облик Гора, а мое сердце, очевидно, позаботилось послать ему сильнейший импульс зова. И вдруг....
– Еа! Ты чуть не расколола меня на части... Разве можно обращаться с энергиями настолько безответственно? Это же очень тонкая, но мощная сила!
– Гор! Вы снова со мной!
– А я никогда с тобой и не расставался. Всё это время мы прекрасно общались. Только ты этого не замечала! Я знаю всё, что происходит с тобой, о чем ты думаешь. А отвечать не обязательно словами. Иногда в ответ на вопросы создаются определенные ситуации. Надо только разгадать, что они означают. В другой раз, в голове возникают какие-то мысли. Ты не догадываешься, откуда они пришли, а они идут прямо от нас. Так прорабатывается нужная для твоего развития тема.
–То-то иногда казалось, что в голове неожиданно появляются какие-то странные мысли.
– Но они появляются, и ты вынуждена думать, стараться найти решение, какой-то выход. Как только находится правильное решение, тема исчезает. Представляешь, сколько вариантов ты перебираешь, не хуже компьютера, только с перерывами и не так быстро. Зато решения бывают настолько неожиданными и нетривиальными, что никакой компьютер с этим не справился бы. Подчас алогичное как раз и является наиболее правильным.
– Только я не всегда могу понять, что играю с вами в эту игру. Поэтому субъективно мои вопросы очень часто остаются без ответа. Мне было бы проще разговаривать, как я привыкла, словами.
– Надо переучиваться. Пока возможно использовать оба метода. Не возражаю. Однако пойми, что не то, что ты видишь, имеет значение, а тот урок, который ты сумеешь извлечь из него.
Вот об этом мы как раз часто и забываем. Само событие захватывает нас, и кажется, что только оно одно имеет смысл. В лучшем случае, осознание истинной значимости приходит уже потом, когда всё закончено, и мы нарубили целую охапку «дров».
– Научись слушать молчание! Это даст тебе уйму новых ощущений и знаний.
– А что это значит? Вы говорите со мной – это ясно, а как будет говорить со мной молчание?
– Это совсем другое. Этому тоже надо учиться!
– А если ответ не придет?
– Значит, ты не сумела «замолкнуть» достаточно глубоко. Твое молчание осталось поверхностным, и его легко взбаламутить. Твой вопрос – это как вызов абонента. Ответ должен быть правильным и по теме. «Абонент» никогда не ошибается. Причину всех огрехов связи – ищи в себе!
А еще я узнала, что есть разные полки некоей «библиотеки пространства». Каждый берет ту книгу, которую уже может прочесть и понять. С какой полки к тебе придет информация – зависит от уровня твоего развития. Во всем нужна постепенность и соразмерность.
– Я поняла одно: словами многие понятия никак нельзя объяснить. Нет, идея мне понятна, но вот практическое ее воплощение... Очевидно, только успешно выполненный опыт может дать то ощущение, которое в дальнейшем будет направлять мои действия.
– Можно начать с глубокой проработки снов. Только не по сонникам, это не гадание, а через подробный анализ символов..
– Вы обещали показать мне один из фрагментов прошлого...
– Когда-нибудь в другой раз. Это «кино», может быть, многое тебе объяснит в наших отношениях. Наверное, ты уж поняла, что мы с тобой не первый раз встречаемся на этой Земле. Нам пришлось многое пережить вместе. Но... ты еще не готова к этим воспоминаниям.
Голос замолчал, оставив меня в крайнем смущении и недоумении. Моя вторая, потаенная жизнь набирала обороты. Это меня пугало и... завораживало.
Прошел еще один год. По насыщенности и переживаниям он, пожалуй, не имел себе равных. Дарья благополучно окончила школу, сдала все экзамены и с большими нервными перегрузками поступила-таки на свою журналистику в МГУ. Мы все вздохнули с облегчением. Не знаю, кто больше переживал: сама абитуриентка или все ее родственники. О себе я уже не говорю: иногда мне казалось, что именно я этого не переживу.
Какое-то время мы приходили в себя, а Даша с удовольствием «врастала» в студенческую жизнь. Судя по всему, она так ей понравилась, что перед сессией пришлось ей напомнить, что учеба в вузе – это не только бурное общение сверстников, занятие спортом, студенческим театром, КВН и другими, не менее интересными вещами, но и собственно учеба. Сессия же – это очень ответственная пора, когда для студента решается главный вопрос: быть или не быть... ему в вузе.
Дочь, поворчав немного, намек поняла и обложила себя книгами, стопки которых в ее комнате оставляли для обозрения только ее пушистую макушку. На звонки молодых людей отвечала сухо и прощалась до «после-сессии». А поскольку все они тоже были студентами, то в зависимости от своей успеваемости, относились к ее «новому увлечению» с более или менее искренним пониманием.
Татьяна, всегда такая веселая, жизнерадостная и увлекающаяся, похоже, вступила в какой-то затяжной период плохого настроения. Мужчины готовы были ее уважать, но... не любить. Время, когда они хвостом увивались за ней, прошло. А она психологически оказалась к этому не готова. Мысль, что жизнь человека разделена на определенные периоды, она воспринимала скорее теоретически, и явно не успела перестроиться на новый лад. А вернее, просто не хотела. Только от ее желания уже ничего не зависело.
Мне казалось даже странным, что она, которая всю жизнь занималась, всякими теориями, сейчас с таким ожесточением цеплялась как раз за чисто земные ощущения. Я поняла, что чем больше у женщины интересов и забот, тем легче ей перейти в следующую возрастную категорию. Чем шире ее интересы, тем менее заметным становится потеря одного из них.
Видно, интересы Татьяны в этом смысле были скорее модным кокетством, чем серьезным увлечением. В этот критический момент душа ее оказалась пуста, и ей не на что было опереться, нечем утешиться.
К сожалению, я ничем не могла ей помочь. Это угнетало меня: я понимала бесперспективность всех своих попыток переключить подругу на что-нибудь другое.
Ночью я увидела во сне Гора, да так ясно, словно он сам стоял передо мной.
– Что, не можешь разобраться? Помощь – это один из тех вопросов, который меньше всего понимают. Тут много путаницы. Начнем с того, что человек никому не может помочь, только самому себе. А всё потому, что на Земле вы дальше своего носа ничего не видите. Вы думаете, что сделали человеку добро. Более того, вы хотели сделать ему добро. Но что в результате из этого вышло (завтра, послезавтра, через год...), вы не имеете ни малейшего представления.
– Значит, вопрос сводится в конце концов к понятиям добра и зла? По существу, мы никогда не знаем, что мы творим?
Я уже читала об этом: «Помогая другим, ты помогаешь только себе». Значит, на Земле каждый может расти только сам. Ты не можешь расти за кого-то. Что бы ты ни делала, зачет «очков» ведется только для тебя. Ни одного «очка» ты не можешь отдать другому. В этом смысле, все вы тут на Земле – «вынужденные эгоисты».
– Что же, не надо помогать людям?
– Нет, почему же? Помогать надо. Но главное здесь, именно искреннее намерение помочь человеку. И тогда этот альтруистический импульс может направить событие в нужное русло. Ведь чаще всего вы не помогаете человеку, а мешаете нам ему помочь!
Ты бросаешься на помощь человеку, которому кажется, что ему плохо, а с точки зрения интересов этого человека, было бы гораздо лучше дать ему возможность самому пережить свою проблему и сделать правильный вывод из данной ситуации.
– А как же Татьяна?- подумала я. – И что мне делать, если ее «приемник» не работает? Ты передаешь, а тебя не слышат? Если она сама не выведет себя из этого состояния, твое вмешательство станет совершенно бесполезным.
Я проснулась совсем расстроенная. Ерунда какая-то получается! Я делаю людям добро, а оказывается, что им от этого ни жарко, ни холодно, а добро я делаю сама себе: я просто набираю «очки» для своего развития. Не придя ни к какому решению, я, на всякий случай, послала Татьяне мысленно пожелания всего самого доброго, утешения и силы преодолеть ее нынешнее состояние. Дай бог, чтобы мое пожелание было услышано! Но все-таки мне показалось негуманным оставлять ее одну, наедине с ее проблемами. Надо будет почаще с ней общаться!
Мы с мужем ждали, когда дочка окончит первый курс, чтобы определиться, что мы будем делать летом. В общем, все склонялись к тому, чтобы отправиться на дачу. Предыдущий год был слишком напряженным, и всем хотелось не новых впечатлений, а тихого отдыха, так, чтобы ничто не висело и не давило.
Как ни странно, я довольно легко привыкла к своему «двойственному» положению: здесь – я жила своей обычной жизнью с ее интересами каждого дня и всё время возникающими трудностями. Там – шла постоянная учеба, и надо было привыкать к необычным ощущениям «странного мира». Получалось, что я одновременно жила в двух измерениях, а, вернее, постоянно переходила из одного в другое. И это уже не казалось мне странным!
Слава Богу, Дарья всё благополучно сдала и перешла на второй курс. Можете себе представить вполне счастливое семейство? Лидия Михайловна, наш семейный врач, посоветовала мне не загружать дочь и побольше кормить ее овощами и фруктами, чтобы повысить сопротивляемость ее организма.
– Уж очень у современной молодежи нагрузки большие, а есть они ничего не хотят, всё худеют. А куда уж больше? И так, смотрю на улице, одни скелеты ходят. Они не думают о своем здоровье, а оно ведь не резиновое...
Я обещала ей лично заняться восстановлением истраченных сил Даши. Вообще-то я надеялась, что приезд к нам на дачу ее нового знакомого – Константина – гораздо скорее поднимет ее тонус, чем всё питание и все витамины мира. Костя, студент ее же факультета, только на два года старше, обещал погостить у нас недельку перед отъездом к своим родителям в Питер. Вот когда он уедет, я и начну применять к Дарье усиленное питание.
В этом году Николай занялся разведением каких-то экзотических цветов. Это для него – совсем новое увлечение. Любовью к земле он никогда не отличался в отличие от меня. Зато на этот раз мы словно поменялись местами: он прилип к земле, а я каждую свободную минуту старалась посвятить «общению». Иногда вместо Гора на связь выходил Аро. Он так увлекательно умел обо всем рассказывать, что я могла слушать его часами. Однако таким временем он не располагал, зато умел всё четко и ясно разложить по полочкам.
Как-то раз, когда я начала рассказывать ему о своих планах, которые отвечали моей давнишней мечте, он предупредил меня:
– Нельзя озвучивать свои планы и мечты, тем более в такой категоричной форме. Как только ты начинаешь что-то утверждать, это никогда не произойдет. Недаром народная мудрость гласит: «Молчание – золото». Не забывай об этом!
Я поняла, что возвращение к одной и той же теме говорит о том, что я не очень хорошо усвоила первый урок. Усвоить-то я его усвоила, но не стану скрывать: мне ужасно хотелось кому-нибудь рассказать обо всех тех приключениях, которые выпали на мою долю. Очевидно, у женщины желание поделиться заложено генетически. Так интересно, и никому нельзя рассказать!
Скажу честно, я не собиралась поддаваться искушению, но, видно, на всякий случай они решили подкрепить запрет еще одной жирной чертой. Да поняла я, поняла!
То, чего я так ждала, случилось, как всегда, совершенно неожиданно. Просто я подняла опустившуюся ветку яблони и прошла под ней... В лицо брызнуло яркое палящее солнце. Я зажмурилась. Когда несколько секунд спустя я снова открыла глаза, моя рука всё так же держалась за ветку дерева, только это была не яблоня, а апельсиновое дерево с большими оранжевыми плодами, которые прятались от жары среди глянцевитых темно-зеленых листьев.
– Так, куда же это я попала? – подумала я и перевела взгляд на свою одежду. И тут я всё поняла. На сей раз, местом действия была Испания, а на мне красовалась одежда знатной испанской сеньориты, расшитые туфельки которой кокетливо, но в то же время скромно, выглядывали из-под длинной юбки. Я провела рукой по волосам, но и без того я знала, что они были черными, густыми и шелковистыми и были схвачены большим черепаховым гребнем. Я снова попала в далекое прошлое!
Так вот какое воплощение он хотел мне показать! Что же с нами произошло, что оставило в его душе такое неизгладимое впечатление? Надо же, а я ничего не помню!
– Люс-Анита! Люс-Анита! Сеньорита! Где вы? – запыхавшаяся девушка в пестрой юбке и красочном платке на белой открытой блузке вышла из-за кустов и быстрыми шагами направилась мне навстречу.– Дуэнья Мерседес уже давно ищет Вас. Она сердится. Где Вы были?
В тот же миг, словно по мановению волшебной палочки, я «вписалась» в ситуацию. Передо мной стояла моя горничная и поверенная моих шалостей Кончита. Я – Люс-Анита Исабель Мирафлорес, единственная дочь богатого идальго дона Педро-Хулио Игнасио Мирафлореса и его красавицы жены доньи Анхелы-Марты Провиденсии. И находимся мы в саду нашего дома, больше похожего на средневековый замок.
– Люс-Анита! Вы заставляете свою мать волноваться, – дуэнья Мерседес с возмущением смерила меня взглядом с головы до ног. – К нам приехал молодой идальго Хуан-Карлос Орасио Сантана. Он сейчас разговаривает с Вашим батюшкой. Идемте! Ваш батюшка хочет видеть Вас.
Кончита лукаво взглянула на меня, но ничего не сказала. Ей совсем не хотелось навлекать на себя гнев дуэньи.
– Кто это такой? – спросила я дуэнью, обнимая ее за талию. – Вы же всё знаете!
Дуэнья смягчилась. Вообще-то она была доброй женщиной, но ей постоянно попадало от капризной хозяйки, и очень часто именно за шалости единственной дочери дона Педро, то есть за мои проделки.
– Приятный молодой человек. Хорошо воспитан. Приехал в хорошем экипаже. О его семье я знаю мало, но, похоже, что у них что-то случилось со старшим сыном, и их род почти разорен.
Я гордо вздернула носик.
– Чего же он хочет? – хотя я уже догадывалась о цели его визита к моим родителям.
– Я думаю, дон Педро сам расскажет Вам об этом, – дуэнья снова приняла важный вид.
Кончита знаком дала мне понять, что она постарается все разузнать. Я слегка кивнула, отпуская ее. Лукавая Кончита была мастерицей выведывать чужие тайны.
Каминный зал на первом этаже служил для приема гостей. Мы с Мерседес плавно вошли в зал, выпрямив спину и гордо подняв голову. Отец встал и нежно поцеловал меня в лоб, я же поцеловала его руку и осталась стоять, опустив глаза. Мерседес встала за креслом хозяйки.
– Дорогая, – начал отец, – позволь представить тебе дона Хуана-Карлоса Орасио. – Недавно он стал нашим соседом, и теперь, наверно, будет бывать у нас время от времени.
Я хорошо знала своего отца, его гордый нрав (вообще-то я вся в него) и сразу поняла, что Хуан-Карлос не произвел на дона Педро никакого впечатления. Бедный идальго, даже знатного рода, не мог рассчитывать быть часто принятым в доме самого сеньора Мирафлореса.
Однако Хуан-Карлос был, очевидно, другого мнения. Всё же, как человек воспитанный, он, поговорив немного о том, о сем, встал и непринужденно откланялся. Надо отдать ему должное: манеры у него были отменные. Я не могла не заметить, что перед тем, как выйти из зала, юноша бросил на меня быстрый взгляд.
Кончита уже ждала меня на террасе.
– Мне удалось поговорить с кучером этого юноши. Знаете, сеньорита, ведь он влюблен в Вас. Он видел Вас на каком-то балу в Мадриде, и теперь пытался очаровать Вашего батюшку. Только куда там! Сеньор сразу поставил его на место. Как жаль, что он беден! Он так хорош собой, что вы были бы красивой парой.
– Не говори глупостей, Кончита! Ты меня за лакея уже готова отдать!
– Не говорите так, сеньорита! Какой же он лакей? Он благородных кровей. Его семья раньше жила в большом доме у парка. Видно, что он получил хорошее воспитание.
– Но всё это осталось для него в прошлом. Сейчас он, насколько я понимаю, ничего из себя не представляет.
– Ну, почему же? Говорят, он учился в университете. Не знаю только, получил ли он диплом.
– Ничего не скажешь, завидный жених, – я усмехнулась. Моему отцу было из кого выбирать будущего зятя.
На сей раз опыт, затеянный Гором, был весьма своеобразным. Если раньше, я всегда оставалась сама собой (по крайней мере, такой, какой я привыкла себя видеть), то на сей раз именно я стала другой, а в какой стране развивался сюжет этого сценария, уже не имело ни малейшего значения.
Создавалось впечатление, что в одном пространстве и времени сошлись два человека, две совершенно разные личности, с разными чертами характера, разным жизненным опытом, разными устремлениями.
Я – Елена Максимовна, жительница Москвы, прибывшая из начала 3-го тысячелетия, и я же, только в образе испанки Люс-Аниты, заносчивой девчонки, гордячки, мечтающей о богатом и, главное, знатном муже. Люс-Анита жила своей обычной жизнью. Другой же персонаж являлся наблюдателем и никоим образом не мог на что-либо повлиять.
Причем я не только видела происходящее, но и переживала все те чувства, которые охватывали сердце Люс-Аниты и в то же время оценивала критически все ее поступки, которые мне казались подчас несуразными и злыми.
Была другой и «подача материала». Дело в том, что я получила сначала как бы целый блок информации, который постепенно раскручивался, в то время, как целостное впечатление от этой истории, от начала и до конца, у меня уже было.
Это давало мне возможность как бы «сжать» ее во времени. Поэтому я передаю только те ключевые моменты, которые обусловили ее драматическое развитие. И еще: мне проще рассказывать об этой грустной истории как бы со стороны. Все-таки я больше отождествляю себя с собой теперешней, чем с девчонкой из далекого прошлого.
Хуан-Карлос пользовался любым предлогом, чтобы увидеться с Люс-Анитой. Он оказывал ей всевозможные знаки внимания, какие только позволял строгий испанский этикет. Девушка снисходительно принимала их, однако всячески подчеркивала, что они не ровня. Молодой человек терпеливо сносил все ее язвительные замечания и насмешливые выходки. Он оказался настоящим рыцарем, готовым служить своей даме, не требуя ничего в ответ.
Его скромное поведение, очарование блестящего воспитания, которое он получил с детства, когда его семья еще не потеряла своих богатств, а с ними и социальный статус, сделали постепенно свое дело. Даже дон Висенте несколько смягчился, ему понравилось беседовать с молодым человеком после обеда на разные политические или философские темы, к тому же, Хуан-Карлос оказался еще искусным и тонким собеседником.
Надменная донья Анхела-Марта Провиденсия, хотя и не допускала мысли о возможном браке своей дочери с Хуаном-Карлосом, человеком, не принадлежащим к высшему кругу, всё же не препятствовала его частым визитам, так как считала, что это несколько оживит строгую атмосферу всего их уклада и развлечет дочь, пока не подыщется жених, достойный ее по положению.
Сама же Люс-Анита рассматривала молодого человека, влюбленного в нее, как объект, на котором она могла оттачивать свое женское кокетство, свое злое остроумие и который безропотно позволял ей себя унижать и третировать.
Только одна Кончита искренне сочувствовала любви Хуана-Карлоса и пыталась хоть как-то умерить непомерную гордыню своей хозяйки. Но чем больше она расхваливала Хуана–Карлоса, тем злее становились насмешки взбалмошной сеньориты. Казалось, ее забавляли страдания влюбленного юноши.
Как-то Кончита вбежала, смеясь, в комнату Люс-Аниты:
– Сеньорита! Ждите сюрприза! Хуан-Карлос в беседке, там, у кустов жасмина, пишет стихи. Не иначе, как собирается Вам их прочитать.
– Так над чем ты смеешься, дуреха? Такие ужасные стихи?
– Нет, наоборот, очень красивые. Всё про любовь! Только он так смешно их декламирует.
– Вот дурочка! Тебе всё кажется красивым. Только поэты могут писать хорошие стихи.
Люс-Анита презрительно скривила губы. Однако, мысль о том, что у нее появился личный поэт, который будет воспевать ее красоту, показалась ей не такой уж плохой.
– А когда же он собирается мне их преподнести?
– Не знаю, сеньорита, по-моему, он разучивает их наизусть.
Любопытство девушки было разбужено. Она с нетерпением ждала обеда в надежде, что к тому времени что-нибудь прояснится. Однако все говорили о ничего не значащих вещах, и ни слова о том, что ее так интересовало.
После обеда все разбрелись по своим комнатам, чтобы хоть как-то скрыться от нестерпимой жары, а Люс-Анита со своей служанкой отправились в тенистый уголок сада, где были привязаны гамаки. Небо казалось каким-то выгоревшим, белесым. Даже воздух застыл в изнеможении. Люс-Анита откинулась в гамаке, а Кончита обмахивала ее большим опахалом.
Постепенно жара начала спадать, появился вечерний бриз, который выгнал застывший воздух из-под деревьев. Вдруг Кончита, от которой, казалось, ничто не могло укрыться, встрепенулась и с улыбкой наклонилась к своей хозяйке
– Он идет сюда. Делайте вид, что ничего не замечаете.
Люс-Анита опустила глаза и с удивлением почувствовала, как ее сердце учащенно забилось.
– Это еще что такое? – прикрикнула она сама на себя, а тонко очерченные брови поползли вверх. Чтобы скрыть свое смущение, она приняла равнодушный, надменный вид.
– Надеюсь, Вы не прогоните Вашего покорного слугу? – спросил, приблизившись, молодой человек. Видно было, что он на что-то решился. Только пальцы, которыми он держал свернутый в рулончик листок, слегка подрагивали. Чувствовалось, что он очень волновался.
– А у покорного слуги есть чем развеселить свою даму? – равнодушно спросила девушка. И только очень внимательный наблюдатель обнаружил бы, что это равнодушие было наигранным. Но Хуан-Карлос, видно, уже привык к такому тону, и он не обескуражил его.
– Если Вы позволите, я прочту Вам свои стихи. Только я не поэт, прошу заранее простить мне их несовершенство.
– Что же, давайте послушаем. А о чем они?
– О безнадежной любви бедного юноши к прекрасной гордой девушке, – решился, наконец, на признание Хуан-Карлос.
Только Кончита, которая знала свою хозяйку лучше ее самой, заметила легкий румянец, появившийся при этих словах на щеках девушки.
Стихи были трогательными и наивными, от них веяло свежестью юности и неподдельным жаром первой любви. Голос Хуана-Карлоса слегка дрожал, и это придавало его декламации еще большее очарование. Люс-Анита была тронута, но не подала и виду.
– Совсем неплохо! Вы очень любезны! – она слегка склонила голову и встала, чтобы вернуться в дом.
– Это всё, что Вы можете мне сказать? – юноша был в отчаянии. Все его планы рушились. Только что, выходя из дома, он слышал, как дон Педро сказал своей жене, что вечером к ним должен приехать молодой адвокат, очень известный и богатый. Они давно знакомы с его отцом и почти договорились породниться семьями.
– Надеюсь, он понравится Люс-Аните, – сказал дон Педро.
– О, это было бы замечательно! Мне кажется, я видела его в театре. Он очень мил! – донья Анхела оживилась и мечтательно откинулась в кресле.
И вот сейчас холодный тон Люс-Аниты и ее равнодушие окончательно лишили Хуана-Карлоса всякой надежды. Он прекрасно понимал, что ему не на что рассчитывать. Его любовь не смогла пробудить в девушке ответное чувство, а семейство Мирафлорес уже строило планы блестящего замужества своей ненаглядной дочери.
– Я всю жизнь буду любить Вас! Даже больше: я буду любить Вас вечно! – в отчаянии крикнул Хуан-Карлос и бросился бежать по тропинке.
Люс-Анита пожала плечами. Она не придала значения этому эмоциональному всплеску.
– Похоже, он меня действительно любит. Как жаль, что его семья разорилась...
Девушки, переговариваясь, направились к дому, где их ждала неожиданность...
Приезд официального жениха вызвал легкий переполох в доме. Бегали слуги, накрывали парадный стол. Сеньора проплыла в комнату дочери, чтобы дать ей свои материнские наставления и помочь выбрать соответствующий случаю наряд. Дон Педро важно беседовал с молодым человеком в гостиной.
Жених – Хулио-Доминго – высокий худощавый молодой человек, с чопорными манерами и холодными, как бы невидящими глазами, казался уже уставшим от жизни. У него были приятные черты лица, но их не озаряла ни живость мысли, ни теплота чувств. Он был как бы воплощением образа юноши его круга.
За столом все вели ничего не значащий разговор. Хулио-Доминго пару раз обратился к дочери хозяина (было видно, что она произвела на него хорошее впечатление), однако Люс–Анита сидела, задумавшись, и отвечала столь немногословно, что разговор между ними так и не завязался.
Мать заметила состояние дочери и после того, как гость уехал, появилась в ее комнате.
– Тебе не понравился жених? – спросила она дочь. – Ты всё время молчала. Впрочем, всё уже решено. Ты выйдешь за него замуж. Это очень хорошая партия. Какое счастье, что хоть Хуан-Карлос догадался уехать вовремя. Сейчас ему здесь не место.
– Но я совсем не знаю Хулио-Доминго. Надеюсь, мои родители не торопятся выгнать свою единственную дочь из дома? – на глазах Люс-Аниты блеснули слезы, которые ее мать приняла за слезы обиды.
– Мы вовсе тебя не торопим. Конечно, вам нужно сначала лучше узнать друг друга. Ну, не плачь!
Сеньора вышла, сожалея в душе, что не сумела подобрать нужные слова, чтобы поговорить с дочерью на эту столь деликатную тему. Она искренне любила дочь, но семейные традиции чтила, может быть, не меньше, поэтому она и предположить не могла, что дочь проявит свое неудовольствие.
Прошел месяц. Хулио-Доминго часто приезжал к ним на правах жениха, хотя Люс-Анита так и не дала своего согласия на брак. Родители объясняли это обычными капризами молодой девушки, своего рода кокетством.
Хуан-Карлос больше не появлялся у них дома, и о нем ничего не было слышно. Кончита тщетно пыталась разузнать хоть что-нибудь о нем, но всё было напрасно.
Но вот однажды, вскоре после того, как газеты опубликовали известие о готовящейся свадьбе детей двух уважаемых в городе семейств, Кончита прибежала вся в слезах.
– Что случилось? – спросила ее Люс-Анита с беспокойством.
– А Вы ничего не знаете? Хуан-Карлос..., – она всхлипнула.
– Что с ним? – Люс-Анита почувствовала, как сердце сжалось и заныло, как перед большой бедой.
– Хуан-Карлос ушел в монастырь...
Люс-Анита без сил опустилась в кресло. Только теперь, когда девушка потеряла своего поклонника навсегда, она поняла, что любит этого человека, что ей всё равно: богат он или беден, что без него нет ей счастья на этом свете.
О чем думала девушка в ту ночь, какое решение она приняла – никто не знает. Даже Кончите она ничего не сказала.
Целый год под разными предлогами оттягивала она эту ненавистную ей свадьбу. Наконец, родители и жених потеряли терпение. Тогда она категорически заявила, что никогда не выйдет замуж, никогда...
Разгневанный отец приказал ей не выходить из своей комнаты. Он дал слово своему лучшему другу, теперь дочь опозорила его и всю жизнь проведет взаперти. Больше он не намерен сносить ее капризы!
Мать молча плакала: она не решалась перечить своему супругу. Только Кончите было разрешено по-прежнему прислуживать дочери дона Висенте. Раз в год дон Педро звал к себе дочь и спрашивал, не изменила ли она своего решения. Получив отрицательный ответ, он снова отсылал ее от себя.
Кончита была единственным человеком, который иногда приносил Люс-Аните известия о Хуане-Карлосе. Его поддержал какой-то родственник, который помог ему продвинуться по церковной стезе. Прошло совсем не так много времени, и он занял какой-то крупный пост в Мендосе.
Наконец, Люс-Мария решилась. Оставаться в доме больше не было сил. Она любила родителей, но надежды на примирение с ними не было никакой. Даже мать, и то тайком от мужа, изредка заходила ночью к дочери, но только затем, чтобы уговорить ее подчиниться воле отца.
И вот однажды ночью, подкупив одного из слуг, Люс-Анита со своей верной служанкой навсегда покинула родительский кров. Они направились в женский монастырь близ Мендосы: девушка хотела, пусть за стенами монастыря, но быть ближе к своему далекому возлюбленному.
Настоятельнице монастыря она рассказала, что не чувствует призвания к семейной жизни и хочет посвятить себя Господу. Та пообещала сохранить ее тайну и не выдавать ее родителям. Так, Люс-Анита и Кончита стали послушницами.
День своего пострижения Люс-Анита запомнила на всю жизнь. Накануне настоятельница пришла обрадовать ее приятной новостью: обряд пострижения проведет сам епископ Мендосы, святой человек с необыкновенно добрым сердцем, готовый всегда придти на помощь всем страждущим и обездоленным.
Всю ночь Люс-Анита провела в молитве. Завтра внешний мир закроется для нее навсегда. Она даст обет служить одному Господу и забыть всё мирское...
Утром монахини одели ее в традиционные одежды и отвели в церковь. Она хорошо помнила, что должна была делать и как отвечать на вопросы епископа. Она уже ничего не чувствовала, голова была пустой, чистой и покорной.
В последнюю ночь перед пострижением Люс-Анита впервые задумалась о том, что она совершает непоправимую ошибку, ибо не любовь к Богу была причиной ее решения. Страх перед волей родителей, отчаянье, что она потеряла любимого человека, толкали ее на этот шаг. Она наконец-то отдала себе отчет, что в основе всего лежала ее гордыня. Это она заставила девушку отвергнуть любовь того, что сейчас стал ей дороже всего.
Ее уход от мирской жизни был даже не жестом отчаяния. Это было бегство от себя самой.
– Пусть будет, что должно свершиться! Господи, я буду тебе покорной рабой. Только не оставляй меня! Научи меня путям твоим! – молилась Люс-Анита.
Под сводами храма она даже не могла мечтать о своем возлюбленном. Ведь он тоже дал обет. Он отрекся от земной любви. И она была виновата в том, что их счастью не суждено было осуществиться.
– Пусть так! Но ведь он даже не знает, что я его люблю. Наверно, он презирает меня за мою гордыню, думает, что я отвергла его ради этого бездушного хлыща, которого мои родители выбрали мне в женихи?
Ей даже показалось, что она просто должна, просто обязана написать ему письмо и объяснить, что всё совсем не так, как он думает. Она любит его. Она совершила страшную ошибку. Разрушила и его, и свою судьбу. Пусть он ее простит!
Ведь можно же послать верную Кончиту с письмом к нему. Уж она-то сумеет добраться до Хуана-Карлоса, пусть он будет хоть трижды епископом.
Свеча догорела и с треском погасла.
– Зачем ты хочешь сделать ему больно? – впервые Люс-Анита подумала не о себе, а о другом человеке. – Разве ты хочешь лишить его покоя? Нет, нет! Ни за что! За всё ответить должна только ты сама!
Всю службу она стояла, не поднимая глаз. Настал важный момент пострижения. Ласковый, тихий голос епископа, стоявшего перед ней, произнес: «Подай мне ножницы».
Ножницы лежали на полу. Она должна была трижды на просьбу епископа поднять их с полу и подать ему, а он трижды снова бросал их на пол. Этим она подтверждала свое непреклонное решение стать монахиней. Подняв ножницы, Люс-Анита подала их епископу и впервые взглянула на него. Перед ней стоял Хуан-Карлос, исхудавший, бледный, но это был он. Знал ли он заранее, что будет постригать именно ее, или так распорядилась сама судьба?
Что было дальше, Люс-Анита помнила плохо. Нет, она не потеряла сознание, но всё дальнейшее воспринимала чисто автоматически. Эмоции отключились. Она отвечала на вопросы, помнила, как лежала, раскинув руки, на холодном полу, как монахини повязывали ее платком… А перед ее глазами только глаза Хуана-Карлоса, и она как будто слышала его голос из далекого прошлого: «Я буду любить тебя вечно!»
Горячка избавила ее от страданий и от угрызения совести. Сестры с трудом выходили ее. А когда она пришла в себя, они рассказали ей о болезни епископа: на следующий день после службы у них в монастыре его хватил удар.
Два обета перед небом крепче всяких оков и оград отделили их друг от друга. Но не могли уничтожить их любовь И они сами не в состоянии были ее убить! Это мучило их еще больше, ибо казалось тайным преступлением, ведь они поклялись любить только Господа.
Когда умерла старая аббатиса, единственная, кто, может быть, догадывалась о том, что терзает ее тихую, болезненную монахиню, которая не чуралась никакого послушания и ночи напролет простаивала в молитве, этот пост был предложен сестре Долорес (такое имя получила после пострижения Люс-Анита). Епископ утвердил ее кандидатуру.
Иногда им удавалось видеть друг друга на каких-нибудь церковных праздниках. Только они не позволяли себе взглянуть друг на друга больше одного раза.
Что происходило в этот момент в их сердцах, знает один лишь Бог. Может быть, он по великому милосердию своему уже давно их простил, но они не могли простить самих себя: ведь они растоптали свою любовь и всё же продолжали любить, несмотря на все обеты…
Последний раз она взглянула на епископа, когда он лежал в гробу, тихий, умиротворенный и какой-то просветленный. Ему уже было открыто то, что еще оставалось тайной для нее.
- Как-то меня примут там? – невольно подумала старая аббатиса. Она не знала, что ответа на этот вопрос ей придется ждать еще долгих пять лет…
Я сидела в шезлонге ошеломленная, опустошенная, словно меня перемолола гигантская мясорубка. Душа вместила столько, что никакими словами этого нельзя было выразить. Да слов и не было. Всё, что я пережила, сжалось в маленькую светящуюся точку где-то в самом потаенном уголке моего сердца и замерло там.
Тень от яблони передвинулась вслед за солнцем и открыла меня его палящим лучам. Я встала и пошла в прохладу дома.
- Интересно, сколько времени мне потребуется, чтобы придти в себя? – я налила себе апельсинового сока из холодильника и залпом выпила. Стало легче.
- Вот дурочка, еще горло простужу, - рассеянно подумала я.
Где-то в деревне прокричал петух. Мысль лениво откликнулась: «Чего это так не вовремя?» Я оглядела участок, такой знакомый до последней травинки. А я только что прожила целую жизнь! Да какую еще жизнь! Неужели это правда?
И тут новая мысль, словно молния, обожгла меня: ведь Гор всё это знал, знал давно! Что он думает обо мне? Ах, всё равно! Всё, что мог, он уже обо мне подумал. А как я теперь смогу взглянуть на него? В душе взметнулся такой ураган, что я даже пошатнулась. Что еще я успела натворить? Ведь он показал мне только один фрагмент из всех моих предыдущих жизней.
Я поняла, что без валерианки мне не обойтись. Вообще-то хорошо, что судьба скрывает от нас наше прошлое. Ну и что, что я совсем недавно думала прямо противоположное?
Передо мной стояла задача: скрыть каким-то образом от моих родных мое странное состояние. Пришлось сказать, что я заснула на солнце и слегка перегрелась. Так что всё обошлось. Меня обмазали сметаной и отправили спать, чему я была несказанно рада. Нужно было время, чтобы хорошенько продумать, как вести себя в случае встречи с Гором.
Видно, сама судьба пожалела меня: в ближайшие дни я никого не видела даже во сне, так что за это время мои нервы как-то сами собой пришли в норму. Муж заботливо ухаживал за мной и следил, чтобы я не выходила на солнце. А поскольку было жарко, то я с удовольствием сидела в тени и делала вид, что читаю интересную книгу.
Дарья целыми днями пропадала со своими знакомыми на пруду, откуда до нас доносился их смех и крики. Под вечер ни играли в волейбол и гоняли на велосипедах.
Моя задача была перехватить в какой-то момент Дашу и попытаться дать ей что-нибудь поесть. Правда, не всегда успешно. Из-за жары она предпочитала больше пить минералку, и отец не успевал привозить ящики разного питья, которое молниеносно расходилось среди всей молодежи.
И всё же настал день, когда мне пришлось заглянуть в глаза Гора. Он возник передо мной на автобусной остановке, так как я собиралась съездить в город по каким-то делам. Одет он был, как обыкновенный дачник. За спиной виднелся рюкзак. Я вглядывалась в него, не в силах поверить, что это действительно он.
- Я так изменился? – в глазах его промелькнула смешинка.
Я придумала столько вариантов нашей первой встречи, а тут смутилась, растерялась, открыла рот, чтобы что-то сказать…
- Не надо! Всё это в прошлом. Ну, не всё… - теперь запнулся он. Однако Гор оказался сильнее, взял себя в руки и прямо посмотрел мне в глаза.
- Теперь ты всё знаешь. Я долго думал, показывать ли тебе наше прошлое, готова ли ты принять себя и простить? Сам я давно тебя простил. Может быть, увидев свое прошлое, ты поймешь, что в мире существует культура расставания. Пусть оно всегда будет светлым! Современные люди уже почти забыли об этом. Расставание может порождать печаль, боль, но ни в коем случае не злость или жажду мести.
Я посмотрела на него, и мне показалось, что передо мной стоит Хуан-Карлос, с которым мы наконец-то встретились. Приближался автобус.
- Поезжай! Всё хорошо. А я, как всегда, не прощаюсь…
Я села в автобус и выглянула в окно. Он уходил в сторону леса.
- До свиданья, Хуан-Карлос! До свиданья, Гор! И спасибо тебе за всё!
Тогда я еще не знала, что мое знакомство с Гором началось намного раньше, чем я предполагала. То, что он мне показывал, были лишь крохотные частички нашего далекого прошлого. Но я могла понять и вместить еще очень мало. И он терпеливо шаг за шагом приоткрывал передо мной завесу этого прошлого.
А недели через две во сне ко мне пришел Аро. Естественно, он уже всё знал.
- Мы долго думали, выдержишь ты такое напряжение – пережить заново этот период твоей жизни. Мы были в любой момент прервать опыт. Но ты выдержала! Даже не представляешь, сколько проблем ты с себя сняла. Суров закон, но закон!
- Почему я выступала как бы в двух ипостасях: действующего лица и наблюдателя? Вначале я просто смотрела, зато потом полностью слилась со своей героиней, и временами мне казалось, что я умру от горя.
- Ты изменилась, поэтому могла наблюдать себя как бы со стороны. А чувства, ощущения сохраняются дольше. Перед истинной любовью даже время бывает бессильно.
Он сказал это так грустно, что я догадалась: в его прошлом тоже есть какая-то печальная история, которую он бережно хранит. Я с сочувствием посмотрела на него.
- Ничего! Иногда я бываю суров с людьми, но это не отражает моего отношения к ним. Бывает, что я говорю не то, что думаю или хочу сказать, а то, что я должен им сказать, чтобы вызвать ту или иную реакцию. В нашей работе тоже есть своя специфика.
Это я уже давно поняла: очень трудно рассказывать про свой мир, потому что словами этого описать нельзя. Там свято чтут один запрет: не влиять на своеобразие развития каждого человека. А это тоже очень трудно, особенно, когда дело касается близких тебе людей.
- Аро, какое же сердце надо иметь, чтобы всё помнить, прорабатывать уйму вариантов на параллельных сценах, отслеживать жизнь своих близких по всей цепочке их развития, переживать за них… Я только со свои маленьким эпизодом никак не могу справиться! Когда я здесь, то очень скучаю по сыну и рыженькой Дашутке, когда была там, то места себе не находила от тоски по Дашуне и всему «моему» миру.
- Ну, во-первых, действующих лиц не так уж много. «Актерская трупа» в основном одна и та же. Меняются только их роли. Потом со временем излишние эмоции уходят. Ты начинаешь по другому относится к своей «семье». Как бы тебе объяснить? Твое основное задание здесь. И здесь ты живешь, здесь ты чувствуешь. Все параллельные варианты проходят, словно на втором плане. Ты знаешь, что он существует, но ты не вмешиваешься в него. Твоя проблема в том, что ты пыталась вжиться в «чужой» сценарий всей силой своих чувств. Я понимаю, что тебе трудно забыть их. Ты их узнала и полюбила.
- Что же теперь мне делать? – с отчаянием прошептала я.
- Представь, что они отправились в далекий космический полет. У них своя жизнь. У них действительно нет этой проблемы, ведь они с тобой не знакомы. А тебе придется ждать «их возвращения»,зная, что в этой жизни вы уже никогда не встретитесь. Вообще-то, когда ты полностью осознаешь механизм действия других миров, тебе станет легче. А хочешь, можешь представить, что здесь у тебя настоящая жизнь, а там идет тот же спектакль, только с другими актерами. Прости, облегчить твою боль можешь только ты сама. Какой выход ты найдешь, зависит от тебя.
И тут я поняла, что за всё приходится платить. Мое знание неизмеримо расширилось, но за него пришлось заплатить слишком большую цену. Впрочем, возможно, что без этой тоски и страдания истина не открылась бы мне. А кто сказал, что истина дается бесплатно? Кто так думает, никогда ее не получит!
Всё правильно! Сама же я заварила эту кашу!
Легко сказать, но как это сделать? Умом я всё это могу понять, но что делать с чувствами? Как их унять? Как научиться ими управлять? Я задумалась. Ведь очень многие эмоции в нашей жизни нам просто мешают. Они нам не нужны, они, как балласт, который тянет нас на дно переживаний, депрессии.
Я улыбнулась, вспомнив, как однажды попыталась бороться с негативными эмоциями, говоря себе: «Стоп!», когда замечала, что они совершенно неожиданно заползали в ход моих рассуждений. Вообще-то тогда это помогло. Таким же образом я прекращала сползание мыслей к негативу. Почему я об этом потом забыла?
Может быть, и на сей раз поможет? Надо снова попробовать. Правда, мне показалось странным отгонять от себя мысли о своих близких, пусть даже параллельных. А что, если думать, что у них всё хорошо, только они живут далеко от меня. Но они думают обо мне, любят, и я ,вспоминая их, посылаю им самые добрые чувства и пожелания. Просто мы любим друг друга на расстоянии. Так уже лучше! Ведь есть много людей, которые живут отдельно от своей семьи, даже очень далеко от нее. И ничего!
Я почувствовала, что от души немного отлегло. Я буду любить их в своем сердце! И еще я порадовалась, что это испытание выпало мне, а не им. В их жизни ничего не изменилось. Им даже в голову не могло придти, что в какой-то момент у них была «другая» мать и жена.
А я как-нибудь справлюсь со своими чувствами! И вообще, лучше, чтобы их было поменьше, но зато все положительные!
Я вздохнула и пошла полоть рабатку с цветами: уж очень там много сорняков повылазило.
И опять потекли обычные домашние будни. Скоро снова надо будет собирать на даче вещи, и перебираться в город. А пока мы пользовались каждым погожим днем, чтобы «накопить» солнца на всю долгую зиму. У меня была еще одна забота: не пропустить период заготовки овощей и фруктов, всяких там варений-солений, чтобы разнообразить зимнее питание. Летом мои домашние почему-то всегда уверяли, что им ничего не нужно, зато зимой эти банки-склянки с дарами сада и огорода исчезали с завидной быстротой.
Николай не на шутку увлекся своими экзотическими растениями и с удовольствием возился на отведенных ему для этих целей грядках. Его «капризули» требовали специальной земли и особых подкормок, но он так радовался каждому новому побегу, что я старалась не отвлекать его от этого занятия. Меня утешало, что муж, по крайней мере, почти весь день проводил на свежем воздухе, что при нашей жизни тоже неплохо.
Дарья отправилась с группой студентов ее факультета на какой-то фестиваль авторской песни. Хотела было я возразить, но вовремя вспомнила, как в молодости сама с мужем ездила летом на нечто похожее, и как нам было хорошо и весело в разноцветном палаточном городке. К тому же Даша действительно стала взрослой и могла принимать самостоятельные решения. Ну, а ты, мать, всё равно будешь беспокоиться, пока она не вернется. И ничего тут не поделаешь! Ведь те – параллельные – живут без твоих ценных указаний, и прекрасно справляются.
Интересно, даже в этом можно, оказывается, найти причину для радости. Сколько раз тебе говорили, что всё дело не в самой ситуации, а в том, как ты к ней относишься. Неужели всякий раз надо об этом напоминать?
А вечером, сидя на скамеечке перед костром, я вдруг вспомнила первый вечер в доме дона Висенте, каминный зал и робкий взгляд, который Хуан-Карлос незаметно для других бросил на меня…
- И как это люди ухитряются что-то забывать? Вот бы научиться!
Но я уже поняла, что ничего не хочу забывать, ничего! Всё это, и плохое, и хорошее, всё это – часть моей жизни, и ни одной крупинки ее я не могу и не хочу потерять!
По существу, вся наша жизнь – это непрекращающиеся беседы с Миром Безмолвия. Только оно нас слышит и пытается ответить, а мы его – нет. Не правда ли, очень похоже на разговор глухого с немым? Или на беседу двух людей, каждый из которых говорит на своем языке? И всё же, нам необходимо научиться понимать друг друга.
Ведь мы по-прежнему много не знаем и ошибаемся не по злому умыслу, а скорее по невежеству. Недаром говорят, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Хотим-то мы всегда, как лучше, а вот, что из этого получается, нам не дано знать заранее. От нас будущее закрыто, а подсказки мы, как правило, не умеем не только понимать, но подчас и замечать.
Чтобы картина не казалась совсем безрадостной, нам дана такая структура, как интуиция. Это нечто, похожее на безгласного переводчика с языка состояний на обычный человеческий язык.
Раньше я думала. Что знания можно почерпнуть из книг, разговоров с другими людьми, иными словами, что знания находятся где-то вовне меня. Оказалось, это не так! В это было трудно поверить. Информация шла вроде бы изнутри. Мне оставалось только записывать ее, и, чем скорее, тем лучше, потому что такой способ получения информации имеет одно, очень существенное неудобство: она очень быстро исчезает из памяти. Пытаться вспомнить ее потом – гиблое дело!
Сколько раз я поражалась необыкновенной стройности, четкости и логической красоте «услышанного» текста.
Если учесть, что такая информация может придти к тебе в самое неожиданное время, даже во время сна, или в поездке, то ясно, что большая часть ее, к сожалению, теряется. И повтора лекций не бывает! Остается только ощущение знания, его самая сокровенная суть, а все детали и ход рассуждений исчезают. Правда, если ключевые моменты удается записать, то потом все-таки есть возможность восстановить логический ход мыслей. А это уже кое-что!
(Продолжение следует)