Дед и Малыш. Глава 14. Пора любви

Игорь Поливанов
       В середине мая внезапно навалилась жара, и трава, не успев подняться, словно пряталась, экономя влагу. Жалко было смотреть на коров, когда проходил мимо стада, как эти крупные животные пытались ухватить своими большими губами едва вылезшую траву, и сердце теснило предчувствие беды.

       Дед ходил, выискивая, где трава была получше: в лощинках, под деревьями, чтобы еще и нарезать серпом мешок травы на ночь. Марат заметно повзрослел, стал серьезней, реже стал задирать деда, кусаться. Два раза дед заводил его в воду, но Марат заходил чуть выше колен – дальше боялся идти – бил по воде ногами, поднимая фонтаны брызг. У деда не хватало сил затащить его дальше за ошейник, нужна была уздечка, но он все не решался ехать в город, дорожа каждым днем, пока еще не вся трава выгорела.

       И дотянул, пока не напоролся на пару лошадей, запряженных в телегу, стоявших у двора. Марат, завидев их, легко вырвал веревку из рук деда, и вмиг очутился у лошадей, попытался сбоку запрыгнуть на одну из них. Лошади брыкались, возмущенно взвизгивая. На их вопли выскочил из дома хозяин, отогнал Марата, обматерил как раз подоспевшего деда, и еще пригрозил, что тот заплатит ему за порванную упряжь.

       И в первое воскресенье дед поехал в город. На рынке он нашел магазинчик, единственный в городе, а может даже в области, где продавалась упряжь. Он с полчаса, наверное, топтался возле уздечек, поочередно беря в руки то одну то другую. Простая, сшитая из тесьмы с удилами из металлического прута стоила тридцать семь гривен; кожаная, с кованными утолщенными удилами – сто сорок гривен.

       «Это же не на месяц и не на два, - убеждал себя дед, - кожаная прослужит, пожалуй, не меньше десяти лет. Сто сорок разделить на десять – это по четырнадцать гривен в год».
И он купил за сто сорок гривен, выложив все свои деньги, и поплелся на автовокзал – что в городе делать без денег?

       - Ну что, Малыш, будем примерять обнову? Ты уже вон каким стал большим, за женщинами ухлестываешь.

       Дед, привязав его коротко за ошейник, попытался одеть уздечку, но Марат дергал головой, норовил укусить его за руку.

       - Не хочешь, значит? А если так? - Дед полез в карман за конфетой.

       Марат, навострив уши, внимательно следил, пока дед разворачивал конфету, аккуратно взял ее с ладони, и пока жевал ее, позволил одеть и застегнуть уздечку.

       Через дней пять, когда дед подошел к нему с уздечкой, он уже сам протянул голову, позволил надеть на себя, к удовольствию деда, который было, вообразил, что на этот раз сэкономил конфету, но не тут-то было. Марат быстро схватил его за руку и держал, пока он второй рукой вытащил из кармана конфету.

       Теперь приходилось постоянно иметь в запасе конфеты. За конфетку он соглашался терпеть на себе сиделку, сшитую из старой фуфайки, и даже позволил взвалить на себя два мешка с травой, но сжевав конфетку, он пустился галопом. Мешки подпрыгивали на спине, пока через метров двести не свалились на землю.

       « Неплохо, - подумал дед, внимательно проследивший за мешками все это время, - а если упираться ногами в стремена, да еще держаться рукой за луку, можно продержаться и дольше».

       Освободившись от мешков, Марат тут же принялся пастись. Пришлось еще доставать конфету, чтобы водрузить мешки на место. Но теперь повел его в поводу. А через дня три Марат уже не пытался сбросить с себя ношу, и дед пустил его снова свободно следовать за собой.

       Каждый день Марат приносил по два мешка травы. Один мешок дед вываливал в кормушку, второй вытряхивал на отмостку у дома, раскладывал ее, сушил, и прятал под навес. Теперь у него была ясная задача, и он прикидывал в уме, сколько ему удастся заготовить к зиме сена.

       Между тем, Марат развивался на свободе с поразительной быстротой, и вопреки утверждению Стюарта Хэсти, что половая зрелость у лошадей наступает около двух лет, Марат уже в год и два месяца проявлял признаки беспокойства. Дед уже избегал встреч со стадом, поскольку Марат тут же принимался гоняться за телками, и пастухи откровенно выражали недовольство.

       В этом же возрасте он сделал попытку изнасиловать привязанную под кручей пожилую козу. Завидев ее издали, Марат пустился галопом к ней, и дед трусцой последовал за ним, с беспокойством думая, что будет. Да еще если этому безобразию будет свидетелем хозяин козы. Дед видел, как Марат добежал до козы и встал над ней. Почтенная четвероногая женщина благоразумно легла на землю. Марат, постояв немного, осторожно взял ее за шиворот и приподнял, пытаясь поставить предмет своего вожделения на ноги. Но коза, целомудренно поджав под себя ножки, оставалась на вису, и Марат, бережно опустив ее на землю, отошел расстроенный. Подобные неудачи его очень огорчали, и он жалобно ржал, глядя на деда.
С наступлением июня на лимане уже нечего было делать, и дед перебрался в лесополосу. Всю траву, что можно было взять косой, давно выкосили, и оставалась лишь по кустам, которую добирали владельцы коров, приезжая на велосипедах, мотоциклах, шаря по кустам с серпом, и дед присоединился к ним.

       Через село он вел Марата на веревке, настороженно поглядывая по сторонам, не видать ли лошадей, и если успевал заметить раньше Марата, подводил его к ближайшему дереву, и привязывал, ждал, когда лошадь пройдет мимо.

       В тот раз он не успел увидеть. В конце села, когда они подходили к развилке, по другой улице из-за дома неожиданно показалась лошадь, запряженная в телегу, и дед едва успел перехватить веревку двумя руками, и принять более устойчивую стойку, когда Марат рванул и заметался. Лошадь все ближе и ближе, уже поравнялась с ними, когда Марат в раздражении быстро развернулся к деду задом и лягнул его копытом в пах, чуть задев чувствительное место.

       Дед от боли присел на землю не выпуская веревки, и перевел дух. Когда лошадь пробежала мимо, Марат перестал дергать веревку и боль утихла, он с облегчением решил про себя, что на этот раз беда миновала.  Он представил. Что было бы, если б Марат угодил в то место всем копытом. Кто-то вскоре бы увидел его лежащего, может тут же отвезли бы в больницу, ему бы сделали операцию.

       - Глупая ты, глупая скотина, - сердито выговаривал дед, - не понимаешь, что ты тут же бы загремел мясникам в лапы, и завтра тебя бы не было в живых.

       Марат уныло брел, опустив голову, мухи облепили его глаза, и вид был жалок. Дед, глядя на него, постепенно отходил, и через некоторое время уже жалостливо бормотал, идя рядом:

       - Бедная, бедная ты скотинка, несчастное животное. Лучше б ты не появлялся на свет. Жил бы раньше, хотя бы лет тысячу назад. По своему малолетству бегал бы на воле в табуне, не зная ни веревки, ни уздечки, с такими же, как сам. И откуда взялись эти двуногие? Маленькие, слабые, а поди ж ты, взяли какую силу. Расплодились, заняли всю землю, застроили, загадили, вытесняя постепенно все живое. Ну что ты тут сделаешь, мой маленький? Не я это придумал, не я завел эти порядки. Что от меня зависит? Я могу только пообещать, что все же дам тебе познать любовь, прежде чем кастрирую.

       И дед принялся размышлять о том, каким образом он сможет выполнить свое обещание. Кажется, на коровнике еще осталось несколько лошадей, но там есть свой жеребец. Можно договориться со скотниками, посулить им вина что ли, чтобы они сообщили, когда будет в охоте кобыла. Да нет, наверное, не получится: жеребец, наверное, в одном загоне с ними.
Все же к трем часам деду удалось набить два мешка травой так, что он еле поднял их на спину Марату, и вывел на дорогу. Марат шел впереди, не отвлекаясь по сторонам в поисках травы. Утренняя неудача, жара, мухи оказали на него угнетающее действие, он идет, опустив голову. Дед смотрит, как переступает маленькими копытцами, и им овладевает умиление и жалость.

       - Ах, ты мой труженичек маленький. Топ, топ, топ, топ…

       Перед входом в село, Марат, как обычно, останавливается, пропуская деда вперед. Он боится собак, и предоставляет деду, вооруженному палкой, отражать их нападения. Но на этот раз он уходит на задний план по привычке. Сегодня у него не то настроение, чтобы убегать от собак, и когда за два двора до дома из открытой калитки выскочила Герда, крупная сука с явными признаками преимущества в ее жилах крови овчарки, и с яростным лаем бросилась на Марата, тот лишь чуть повернул в ее сторону голову, на миг приостановился, и вдруг резко выбросил сразу оба копыта, так резко, что дед услышал свист.
Умная Герда присела и, поджав хвост, ретировалась во двор.

        Продолжение следует...

        03.02.2013 выходит 15 глава: "Уроки любви".