Федор Слэнинэ
Грустному Шуту.
Он смеялся то навзрыд, то хохотом, то чуть не плача, то гомерическим смехом.
И только над толпой все волосы стояли дыбом, все глаза остекленели, и только рты открылись в ужасном крике, не издав ни звука.
Так все и застыли.
И только умная и ласковая дворняжка весело скакала.
Она знала, что будет, и всех понимала.