Мы неожиданно встретились в автобусе, кто после работы, кто так – вчетвером, одноклассники. Не сговариваясь вышли на случайной остановке, удачно оказавшейся в моём районе. В ближайшем магазине отоварились водкой и нехитрой закусью: хлеб, сосиски, майонез. Расположились под козырьком у подъезда.
Одиннадцатое февраля. За разговорами под водку незаметно приблизилась полночь. Было довольно прохладно и под фонарём кружила мелкая ледяная крупа. Курили, когда неподалёку раздались выстрелы.
- Что за дела? – Прозвучал чей то вопрос.
- Пойдёмте. Холодно, стреляют и водка кончилась.
Мы отправилась в пивнушку. Дорогой заметили две машины милиции на обочине и кучу сотрудников. Мигалки работали, люди топтались. Мы уже миновали их, но тут на нашем пути появился парень в гражданской одежде и, показав удостоверение, посоветовал обойти эдак полквартала, сославшись на то, что идёт отстрел бродячих собак, которые покусали на днях женщину с ребёнком в этом районе.
- Можете пострадать. – Добавил с иронией.
В кабаке взяли ещё выпить, посидели. Народ постепенно расходился, было поздно. Кто-то пошёл кого-то провожать. Кто-то не помню куда исчез, в итоге я остался один с недопитым графином водки, еще достаточно трезвый, чтобы его одолеть. В прокуренном, полутёмном помещении играла музыка, все столики были заняты, кроме моего. Люди говорили громко, их голоса сливались в один сплошной гвалт. Шумело в голове, все звуки я воспринимал как рев - не мог сосредоточиться ни на одном. Попробовал рассмотреть знакомые лица - ни на ком не удалось сфокусировать взгляд. Я налил себе водки из запотевшего графинчика, выпил и закусил куском холодной котлеты, подцепив её одноразовой вилкой с такой же одноразовой тарелки, закурил удовлетворённо, откинулся на спинку и попытался вспомнить, сколько у меня осталось денег, хватит ли на такси? Надо бы забрать водку и идти домой, да графин не унесёшь же.
Дверь открылась. Я повернул голову в ту сторону. На пороге стоял парень в штатском, который попросил нас идти в обход. Он осмотрел помещение: мой столик оказался единственный, к которому можно было подсесть, подошел и молча уселся напротив. Достал из рукава початую бутылку коньяка, поискал глазами пустой стакан, налил себе до верху и, выдохнув, выпил.
- Прошу прошения. - Сказал я, как мне показалось, вежливо, - Вы, собственно, ко мне по какому поводу?
- Да так, вот, коньячку в тепле, а мест нет свободных. Не против? Вижу лицо знакомое, за столиком один.
- Я - не знакомое лицо!
- Да не напрягайся.
- Да хер вас знает. - Пробурчал я себе под нос.
Мне стало не по себе - пришедший нарушил мою пьяную идиллию. Я внезапно почувствовал себя на экзамене, почти протрезвел. Сказалось хроническое, всенародное недоверие к представителям власти, не то чтобы за мной водились какие - то грешки, но…
И, как человек с чистой совестью, я поборол в себе желание немедленно уйти. Мои терзания не остались незамеченными.
- Да посиди, у тебя вон ещё водка, почти целая стоит. Составь компанию, а то одному пить как-то по… - Он не смог подобрать слов.
Я остался не понимая, какие у нас могут быть общие темы, решив молчать.
- Понимаешь! У меня пёс был, славный такой, по пьяни его подобрал на улице, увязался за мной до самого дома щенок, дворняжка этакая. Сынишке ещё годик только исполнился. Жена такой хай подняла, хотела меня вместе с собакой выгнать из дому, но я сказал: пусть живёт! А тут такое дело. Давай - ка накатим!
Накатили. Я немного расслабился. Покурили молча. Накатили ещё и мне стало всё равно, кто он, откуда появился и чего ему от меня надо. Ничто так не сближает, как совместная выпивка. Я спросил:
- Ну, а дальше чего?
- Чего?
- Ну это, про собаку ты говорил.
- А, да! - Он сделал затяжку и выпустил в потолок кольцо дыма. - Про собаку: беру палку, а эта сволочь на меня прёт, ну я ей прямо в харю - на...
- Как в харю?
- Прямо между глаз.
- Щенка?
- Какого щенка?
Я настороженно посмотрел на него, обратил внимание на кобуру почти под мышкой – куртку он расстегнул, но не снимал. Сейчас поддаст и мало ли что в голову взбредет еще – человек с оружием.
- Это я что-то не то. – Спохватился он, заметив мою растерянность. - Так вот, поехали мы семьёй в деревню к матери, по весне, пса с собой взяли. Сын тогда уже в школу должен был пойти, в первый класс. Ну и поехали мы помочь там чего. Сижу я, значит, на веранде, курю и вижу. Бежит к нашему дому дядя Толя - бухарь местный, телогрейка нараспашку, и орёт что-то, я издалека разобрать не могу. Бежит орёт, а я сижу, курю себе. Сын с псиной гулять пошёл. Пёс то вымахал, выше колена мне стал, да лохматый весь, беспородный одним словом, но умён - меры нет. – Он причмокнул. - Правда это, что дворняжки умнее породистых, добро ценят. Команды знал некоторые. Быстро выучил.
Надо было сразу уйти, а теперь неудобно. Я опасался что засну, если он продолжит. Выход нашелся - он просто не достаточно пьян! Надо его напоить и тогда, возможно будет от него отвязаться. Мы пропустили несколько стаканов, я постарался, что бы у него они были полны до краёв, но он оказался крепким малым и продолжал на мою беду.
- Сижу я, курю. Подбегает дядя Толя и орёт, что Генка под лёд провалился. Меня как водой окатило. Как был, в калошах на босу ногу, и побежал, ватник только набросил. А у нас пруд - полкилометра от дома. Дело по весне было, лёд ещё не сошёл. Подбегаю и вижу такую картину: на берегу люди с лестницей. Посреди пруда, хорошо он не большой, в проломе торчит Генка мой, рука у него в петле поводка застряла, и пёс его тянет из воды, лапы скользят, сам вот-вот провалится, скулит и тянет. Давно? - Спрашиваю, а сам лестницу выхватил у мужика и на лёд её. Да минут семь-восемь как заметили, собака всё. Я еду на тракторе, вижу, собака посреди пруда с верёвкой на шее. Думал сначала, что утопить хотели её, ишь как лапами перебирает. Потом смотрю, твоя вроде псина. Поближе подъехал, а тут такая беда.
Меня разморило, и я заклевал было носом, но открыл глаза - он смотрит; подумал, что сейчас произойдет нечто неприятное. Но он просто смотрел, потом продолжил хмыкнув.
- Взял я лестницу. Её почти до пролома хватило. Собака с противоположной стороны полыньи оказалась. Лежу на лестнице подозвать пытаюсь. Объяснить, что ко мне надо, но так, чтобы не выскользнула рука из поводка. А как объяснишь собаке? Генка почти без сознания, голова над водой и пар еле-еле изо рта. – Папа, папа, – еле шепчет. Ты представь себе, он вытащить его не смог, но держит так, что лицо над водой было. И начинает он ко мне двигаться, да так, что поводок в натяжку всё время. По кругу идёт, медленно-медленно, я и прикрикнуть на него боюсь. Целую вечность, кажется, шёл. Схватил я поводок, а мужики меня на лестнице потихоньку вытащили. Ну дальше понятно, домой скорее то, да сё, в машину и в больницу. Врач сказал, что у него низкотемпературный шок. Он даже не простудился потом. В больнице полежал чуток. Давай ещё по одной. Будто заново всё пережил. Натерпелся я тогда.
Разлили, выпили.
- Вот такие дела. Ну а теперь это.
- Что это? - Переспросил я.
- Да это. Я что? Что я, буду бегать стрелять дворняжек, которые кого-то там покусали? Есть службы специальные, а я опер. Моё дело людей ловить, а я бегаю тут, стреляю, как дурак на охоте. Понимаешь? Давай накатим ещё, да закажем чего ни будь закусить. – Предложил он, я согласился.
Посидели молча. Покурили, пока готовился заказ. Я не выдержал паузы и спросил:
- А собака-то как?
- Да никак. Два года назад пошел его выгуливать вечером поддатый, а он выскользнул из ошейника и дёру. Дело по весне было, приспичило кобелю. Я тогда только после училища устроился. На следующий день нашел его утром в кустах у дороги. Тоже кого-то покусали вот и отстреливали. Он же без ошейника совсем дворняжка, только людей не боялся, доверчивый. Сволочь какая-то, вроде меня, его и застрелила. До сих пор глаза его помню, тянет, упирается, сам на меня смотрит да всё исподлобья виновато, будто из-за него всё. На берег, когда Генку вытащили, он так радовался, так радовался, бегал вокруг, под ноги всем лез.
Это, собственно, последние его слова, отобразившиеся в моей памяти.
Дальше мы пили, он что-то говорил громко, я что-то отвечал, наши слова сливались с общим гулом. Какие-то лица появлялись перед глазами и исчезали без следа. Было раннее утро, когда я осознал себя на улице. Холод немного отрезвил, и я решил прогуляться до дома пешком, тем более что в карманах было пусто.
Добрался домой. В голове царил хаос. Уличные фонари и тусклый свет зарождающегося дня, едва пробивающийся сквозь густой слой снежных серых туч, достаточно освещали мою комнату, что бы обойтись без электричества. Тишина навалилась, и в глубокой дреме я различил в ней надрывный вой метели и удары колючих, ледяных снежинок об оконное стекло, и как выжившие во время отстрела собаки звали убитых обратно в стаю. Под эти звуки я и уснул тяжелым алкогольным сном без сновидений.