Вышел на улицу. Небо, звёзды и чувство чего-то необычного, непривычного. Звёзды есть, Луны нет, однако, достаточно светло.
Ух, ты, как так, Луны нет? Циферблат часов тычет двумя стрелками, часовой и минутной, в полночь, в двенадцать часов. Второй раз, ух, ты! Не уж то, ровно двенадцать?
- Ну, ты, что ослеп что ли? Не видишь, двумя пальцами тебе показываю - полночь!
- Показываю, показываю... Вижу! И, что? Не верю! Ткните мне пальцами в небо! Где Луна? Где?
- Чё-ё-ёрть её знает, где? Меня спрашивает... Глаза свои спроси! Я почём знаю, где луна при чистом небе в звёздах... Я часы, не телескоп и не зеньки-гляделки. Время узнать хотел? Узнал? Отвали! - часы прикрылись от меня рукавом.
Так. Вот небо. Вот, Полярная звезда. А может и не Полярная, какая другая, но я считал и считаю её Полярной по особенной яркости и величине. Обычно справа от неё Луна, которой сейчас и не наблюдается. Веду взглядом вправо до горизонта, а нету, нету Луны, ё моё, что в мире то творится, конец света... Лунного... В такой час она почти над головой красуясь, путь мне освещала, тёмные пятна кратеров своих, показывая, к рассмотрению диковинному глазам предъявляла. Ух, ты! Ух, ты! Ух, ты! Зашнырял по небу в поисках исчезнувшего небесного объекта мой мозг, туда-сюда вертя глазами, направляя их во все точки небесного свода, находящегося передо, надо мной, справа, слева... А нету! Нету! Что творится, что творится!.. Нет, ну Вы видели, видели? Произнёс я в удивлении, скорее не я, а мой внутренний голос, а я только обернулся в удивлении, словно ища поддержки у кого-то, неизвестного, воображаемого, стоящего за моей спиной. И вдруг, от неожиданности увиденного, чуть не подскочил на месте, подавшись назад всем телом.
- Очумела, что ли! Людей то так пугать! Хотя бы шепнула, что за спиной стоишь... Неожиданностью такой, ведь, и сердце с места сорвать в бегство можно. Рванёт без оглядки из груди, вены, артерии вытягивая и рвя в брызги крови. Думать же надо, что и как делаешь? Поди старец перед тобой слабый здоровьем и разумом, психически, стало быть, неустойчивый. А ты с ним такое вытворять!
Передо мной, а ранее за спиной, прямо на уровне горизонта, стояла, висела Луна. Странная, какая-то Луна. Желтоватого оттенка. Желтухой, что ли заболела? Не месяц, не полумесяц, не полный круг Луны, обычно белый, а жёлтый, чуть в розовый цвет оттенком, более половины круг и размером чуть более обычной Луны.
Стою, смотрю, глазам не верю. Рисунок тёмных пятен совсем иной и освещается новая Луна с обратной стороны, обратной стороне, прежде освещаемой. Раскрыл глаза пошире. Не-а! Та же картина. Закрыл, потёр сильно. Открыл. Подождал, когда в образовавшейся тьме белые мурашки плавать перестанут, зрение в норму придёт, окуляры свои настроит на восприятие мира истинное.
И снова фигня проявилась непонятная, в замешательство удивительностью своей приводящая. Чудно (ударение на "о"). Та же картина, те же глюки. Хе-хе... Луна только взошла над горизонтом, а солнце её уж нагоняет, в спину лучами светит в двенадцать часов ночи. Лицо скривилось подобием улыбки с повторным нервным: "Хе-хе..."
Дальше мысли мои и мир преобразовались в то, о чём и вспоминать неприятно, жутью своей и натуральностью пугающие, гулкими, медленными ударами сердца, тело сотрясающие, дыхание замедляющие до спазм, сознание подавляющих, к разрыву сердца приближающих. Пришёл мрак и сила тёмная, разуму и познаниям моим неподвластные.
Смерть шла по пятам за мной. Не за телом моим, но за разумом.
История приключилась аномальная, признаками иного мироздания наполненная, не чудесами, но преображениями, перевоплощениями, магией чёрной, видениями разными переполненная. Как выжить удалось лишь тому известно, кто выжить мне помог, кто же, понятия не имею, память словно острым ножом срезало, маленький хвостик оставив, "попку" увиденного.
Хотел было рассказать вам жуть жуткую остаточно в сознании закрепившуюся, но не могу, не получается, видеть вижу частично, всё тело в льдышку сжимается от воспоминаний, а описать слов не хватает, непознанное для меня, словами ни простыми, ни научными не объясняемое, тем более, что и научных то слов мне и знавать то не знаемо. А вы, что, надёжей пропитались рассказ мой о неведанном, страшном вниманию своему посвятить между делом? Поинтересничать про страхи, про неприятности мои потусторонние, леденящие? Обознатушки-перепрятушки! А, вот, и не будет вам рассказа интересного, завораживающего, мистического, смертными страхами над вами нависающего, нервы щекочущего. Не под силу мне передать такового. Извиняйте, уж, полуграмотного, недалёкого, косноязычного. Прелюдия долгая, да, сказ, возможно, будет короток.
Нибус. Планета такая. Катастрофы, поруху, наводнения, извержения вулканические нам собой, своим приближением несущая. Так учёностями некоторыми оговаривалось с давнего времени. Вроде, как вторая луна или солнце на небе взойдёт размерами не меньшая. Притяжением своим землю, воды её взбаламутит, к себе потянет от того и беды приключатся не малые, а обще земные, обще планетарные, погибелью всему живому сулящие, но не сразу, так, в течение года следующего, за прошедшим идущего, по нынешнему в 2013-ом значит. И цветом планета сия иным совсем будет цвету луны нашей. Про схожесть с цветом солнца ничего сказать не могу. Не знаю про такое сходство или разность не из чего прочитанного, увиденного, услышанного, оттого и сказать не могу точного в таком этаком смысле. Но, что к луне отличия должны быть, точно говорю, со слов других, конечно, более известных, знаменитых и уважаемых джентльменов и дам, а также их детей, внуков и прислуги.
Издревле земля наша слухами полнилась, что сойдут к нам с Нибуса, планеты огромной и загадочной, некие сущности богами нашими являющиеся, создателями, прародителями. Так сказать, жизнь нашу подправить или покончить с таковой за ненадобностью, плохим нашим развитием ославившуюся, в небытие через войны, ведущую и смысла особого не имеющую продолжением своим вселенную засорять. Простыми словами. От сознания нашего разумного или безрассудного и существование живности земной зависит, в виде рода людского.
Собственным видом своим я и увидел полную смерть возможную нашу и спасение, уже своё, не ваше. Что будет с вами не знаю, случаями какими жизнь приключится, окончанием иль продолжением сбудется...
Мыслями разными голова переполнилась, на планету очами взирая. Одна из них чёткая, ясная по нашенски Нибус передо мной. По ихнему не помню, как, но верно говорю, что не так. Она, ими, планета, никак не называлась, т.е. название её не произносилось, но понималось мной определённо, будто само собой разумеющееся, извечно знакомое. Сравнимо с тем , что землю мы не иначе, как только землёй и воспринимаем, ничем иным, другим названием и мыслить не мыслим, не задумываемся, дом наш и всё тут, конец определениям и названиям. Для каждого из нас дом свой со своим адресом. Я пошёл домой произносим мы, и все понимают, куда пошёл и по какому адресу и, что дом этот на земле находится.
Так и я оказался в том месте, где не произносился адрес, но было чёткое понимание, где нахожусь. Находился же в доме, чем-то на здание школы обычной похожем. В несколько этажей, коридорами снизу до верху пронизанное, двери, классы, комнаты, помещения, большие, малые, подобные формам разным геометрическим, а то и абсолютно бесформенные, непонятные, каким клеем клеенные, для удержания пропорций своих поразительных.
Внутренним разнообразием строения и предназначения, поражающее здание было. Знакомое и не знакомое. В чём-то очень земное, в чём-то пугающе сложное к осознанию сути своей, целей возведения. Кто в жизнь претворил идеи, помыслы, талант свой мне не ведомо, но столкнуться пришлось со столь же неведомым в нём, с пугающим, заставляющим деревенеть жилы, в движениях сковываться от страха.
Нечистая сила, зомби, потусторонний мир, параллельные - всё есть, всё существует, всё увидел, всё живёт по своим законам. Такие же миры, как и наш. Когда призадумаешься, ничего особенного. Кто-то за кем-то охотится, кто-то кого-то ест, кто-то из кого-то что-то пьёт, сосёт, кто-то кем-то хрустит, пережёвывает, переваривает... Не страшнее нашего миры. Однако, извращённостью формата своего образа, пугают нас, телами своими нам не привычными, способами потребления пищи. А так, те же мы. Много видовые обитатели своих миров, развитием разума, где превышающие наше, где заметно ниже, наподобие людей, животных, насекомых. Плохо то, что не знаешь, кто тебя съесть хочет, а, кто так, просто, поговорить желанием сподобиться решил, зла не имея против тебя, едой не представляя, пищей насущной. Боязливость проявлять приходится ко всем, по незнанию своему, так-то, вот.
Оказался я внутри того здания незнамо как, не помня ничего из прошлого, ни секундочки из ранее прожитого. Словно жизнь моя началась, зачалась с этого самого мгновения. Я там, внутри и весь такой напряжённый, подозрительный, беспокоящийся, настороже. Ни тепло, ни холодно, с температурой вне тела всё нормально, всё комфортно, чего не сказать о состоянии внутри, зябкостью какой-то все внутренности подёрнулись, мелкой такой дрожью потрясываемые. Два параллельных мира - внешний и внутренний. Внешнему бояться нечего, силой полон дух его и решимостью полакомиться пришельцем, а внутренний жалок в бессилии своём, в непонимании происходящего во вне, жертвою перекуса быть не желающий.
Таким предстало моё всемогущество человекообразное по среди длинного коридора, еле освещённого, очертаниями проёмов дверных в даль удаляющегося, смутную тревогу вызывающего. Идти не идти? Или, так, тихо постоять, подождать, что само далее приключится? Постоял. Ничего. А, раз ничего, так ничего и делать не буду, пока не устану или не оголодаю. Знать не знаю, где нахожусь, пусть оно первое проявляется своей активностью, интересом ко мне, мы же наблюдать будем, по действиям происходящим, решение и примем в последствии, если таковые действия произойдут.
Ничего. Тишина. Гробовая. Стою, переминаться с ноги на ногу начал. Томительно как-то ожидание проходит. И, вот, оно, чувство человеческое самое поганенькое для инстинкта самосохранения - любопытство. А, почему ничего не происходит? А, что там, в конце коридора? А, за дверьми тёмными? А, посмотреть, а, позыркать? Некоторым такое зырканье в облом жизни происходит существенный, частенько смертельный. Знаю. И нет же, всё равно любопытно. Ну, и почапал любопытничать, кошмарами дьявольского мира себе психику калечить, сердце рвать, как оно чуть позже делом этаким недобрым и обернулось. Нет, чтобы стоять спокойно. Глядишь, в мир свой без нервотрёпки вернулся бы.
Посомневавшись ещё немного для приличия, сделал шаг, второй, третий... Что? Ничего. Пол крепкий, не скрипит, гулом поступи моей воздух не сотрясает, слух не коробит. Какой хороший материал, однако. Где, кем произведён? А, ну, да, кто ж его знает. В смысле, я не знаю.
Иду, значит, так, не спеша, почти крадучись, по сторонам озираючись, глядя, поглядывая, если по более грамотному говорить, но тогда до грамоты мне делов совсем при совсем не было и сейчас вспоминаючи, совсем при совсем правильные слова подбирать не хочется, волнительностью переживаемый страх заново терплю, пересказывая. Какая уж тут грамотность речи, письма, разума стойкость, руки твёрдость...
Иду, одним словом. Чую, поветрие по спине прохладой прошлось, лизнув промеж лопаток шершаво, неприятно, скользко, липко, слюняво, аж, передёрнуло всего от неприятия кожей касательства такого гнусного, противного. Оборачиваюсь резко, в сумрачность коридора вглядываясь, глаза жмуря зрение напрягаю. Нет никого, лишь воздуха парение необычное, дрожание еле заметное, как над раскалённым асфальтом летом марево чуть-чуть образы за собой искажает. Застыл, сердечко ёкнуло, в грудь кулачками учащённо застучало, беду почуяв, забеспокоилось, а, что там снаружи происходит, от чего кожа съёжилась и внутренности сжались? Самому бы понять. Страшно. Как говориться страшно, просто страшно, без комментариев. Ножки тоже со страху учащённо затопали... к ближайшей двери...
Я написал - затопали? Нет, дорогие мои - помчались! И мчались так, что глаза с телом не поспевали за ними, видя их суетливое мелькание перед собой и пустоту под собой, до пола самого. То есть ноги удрали давно, а тело с глазами ещё мгновение над полом зависали, потом же, словно полотнище флага, параллельно ему, полу значит, встречным ветром колыхаемые, вслед за ногами шелестели, развивались по ветру, с одной только мыслью, чтобы тазобедренные суставы выдержали, хрящи, сухожилия не оторвало от ног. Ноги в мгновение ока очутившись у первой попавшейся по пути двери, резко остановились, не зная, что делать дальше. Мозг же вместе с головой и глазами где-то позади болтался, запаздывая мыслями, своими соображениями поделиться с ногами. Вот, те и встали, как вкопанные. Боятся, дрожат, подкашиваются, но, что делать дальше не знают, от бессилия и беспомощности рухнуть на колени готовые, завалиться бёдрами на пол, вжаться в него всей своей массой, расплющиться, со всей силою влипнуть, присосаться, сравняться с ним, авось пронесёт мимо то, от чего так страшно...
Ноги остановились, тело же инерционность массы набрав в движении вперёд, так же вперёд и подалось всей тушею. Благо, что руки то, оно, полегче будут от того опередили тело, аккурат перед ним вылетев пальцами растопырясь, ладонями раскрытыми в дверь то и упёрлись на мгновение, долю секундочки. Дверь и скрипнуть не успела, или, то, материала её, из которого сделана была, такая заслуга, в общем, распахнулась настежь, освободив путь моим телесным составляющим, дав возможность ввалиться во внутрь. Внутрь комнаты развернулась передо мной не очень обширной, но не менее пугающей пустотой, метров квадратных, эдак, тридцать будет.
Что в коридоре было? Чего так испугался? В комнате только осознание и пришло. Оно, марево - двигалось. Двигалось в мою сторону, холодным пространством меня окутывая, ко мне прикасаясь, будто бы мертвец обнимает невидимый. Далее бессознательность за все последующие мероприятия отвечала, спасая себя и меня в придачу, в нагрузку к своим проблемам, проблемам выживания.
Как, понимаете, слово ввалиться в моём рассказе имеет буквальный смысл. Не вошёл. Ввалился руками вперёд, пузом на пол, с метра полтора пыль протёр с него, скользя. Обернулся. Дверь закрылась мгновенно, но плавно и тихо. Что, странное сочетание слов? Во! О чём я и пишу! Видеть-то ещё страннее. Мгновенно, но пла-а-а-а-авно...
В голове какой-то сумбур мыслей. Что делать, как выживать, не сплю ли? При мысли, не сплю ли, смешно стало. Следующая была, подобная всем вашим - ущипни себя. Не стал, не то, чтобы не хотел, обстоятельства такие случились, снова непредвиденные, жуткие и ниоткуда взявшиеся. Не до щипаний, когда из стен люди-зомби выходить стали. Не думайте, руки вперёд не вытягивали, не мычали, кровью на пол изо рта не капали, не покалеченные, рожами кривы не были. Нормальные люди, словно через улицу переходили. Сюжет ужасом потом наполнился.
Увидев первых, просочившихся сквозь стены, я машинально отполз к одной из стен, прижался спиной, не зная, чем события обернутся, какою угрозою. Сижу такой обмякший, в поту холодном, ноги перед собой врозь вытянутыми вижу, созерцаю бессмысленно, шевелю мысками, вроде свои, вроде живые, слушаются. Поднимаю взор. Идут люди без эмоций на лицах, восковые такие головы, эт, поэтому-то я их сразу за зомби и принял, не живыми кажутся. Да. Так, вижу, двое друг другу на встречу идут, вот-вот, лбами столкнутся, а на лицах ни-ни, ни морщинки проявления, ни какой-либо мышцы подёргивание. Полное к событию предсказуемому, неминуемому, натурально для человека обыкновенного неприятному, такое, вот, значит, безразличие и неуважение оказывается. Не успел я осмыслить происходящее, как событием следующим, мной никак не обдуманным заранее, быть по логике не могущим вообще, в нормальности понимания, в мышлении психически здорового, опять же, человека, меня поразило увиденное. Они прошли сквозь друг друга, также, не моргнув глазом! Две тени не материальные.
Повернул голову, вижу, ещё один идёт не спеша, под ноги не глядя. Оцениваю путь его, траекторию прокладываю. Через ноги мои, вытянутые, путь лежит, голени под его шажки, аккурат, попадают. А, ну, и ладно, мелькнула мысль, насквозь пройдёт не потревожившись, примером двух предыдущих наученный, резюмировал. Зря. Не всяк пример поучителен и образователен, правильности мыслей, их формированию, способствует. Споткнулся таки об меня этот безжизненный, восковой, нематериальный! Лбом об пол от неожиданности. Голову ко мне развернул повернувши, я и обомлел, обездвиженный, окаменевший, почти умерший от ужаса. Только сердце все рёбра пересчитало, грудину чуть не проломило в панике мечась, жизнь в теле поддерживая, вернее сказать, обозначая. Обычно такое состояние уже за судороги предсмертные принимают, отхода души ожидают, сочувствуют, в небо глаза закатывают, наследство подсчитывают, делят, распределяют, каждый в свою сторону часть большую приныкать норовит...
По началу взгляд его невидящим был. Белки одни. С точками малыми по серёдке, еле видимыми. Аполлона зрели статую мраморную? А глазья его? Вот! Вот, такой взгляд и был у воскового, теперь можно и с беломраморным сравнивать, разве, что одет в одежды непривычные, но вполне сопоставимые с нашей, от какого-либо чудака кутюрье сдвинуто-продвинутого.
И, вот, такой невидящий взгляд на меня, сквозь меня, мимо меня смотрел. Вдруг, непонятные шторки в глазницах мгновенно, моментально, быстротой своей поражающие, в стороны разъехались, к уголкам глаз. Не глаза стали, а зрачки во все глазницы, такие, чёрные и большие. Взгляд осмысленность приобрёл, всевидящим стал. В упор в меня впился, ни двинуться, ни продохнуть. Рука в суставах преобразилась, шишковатость приобрела, чешуёй покрылась, твёрдостью и силой налилась, отливом фиолетово-зелёным подёрнулась, когтями ногти вытянулись острыми... Рептилоид! Предпоследняя мысль мозгом затухающим материализовалась.
Видел лапу рептилоида, нервозно рванувшуюся к моему телу, но не доставшая плоти, вонзилась в пол когтями, прочерчивая глубокие борозды в нём, напряглась жилами, ощетинив чешую острыми лезвиями. Борозды в полу затягивались следом за когтями, словно и не было ничего.
- Ни хрена себе, вот, это, да! Вот, это материальчик! Додумался же кто-то до такого? Мне бы дома пол застелить... - вы правильно догадались, сия мысль моя была уже последняя.
Провал... памяти.
Стою снаружи здания-школы. Парадная лестница ведёт ко входу, изгибаясь двумя серпами вокруг камня не камня, фонтана не фонтана, несуразности какой-то цельно вылитой во что-то массивное, мешкообразное, в подтёках сырых, не просыхающих. Чёрт те что. Для чего? Зачем? Что символизирует? Бессмыслица какая-то.
Сердце бьётся туго, с натягом, отдавая болью в груди. Тру ладонью левую половину, кажется легчает, не сильно, но всё таки. Что было то со мной помню, как здесь очутился, как из комнаты выбрался, не представляю. Только боль в груди. Удары, удары, удары... сердца. Похоже, жесть была в комнате, раз памяти впечатления стёрли, но сердечко до сих пор не успокоилось.
Топчусь вокруг камня, смотрю, очертаниями его усмехательства в голове возбуждаются. Чё такое? Ага. Снова любопытство. Предыдущие проблемы не впечатлили? На, получи новые, коль желаниями такими мозг пучит. Об этом мне подумалось уже в момент касания пальцем камня, на пробу, так сказать прочности, твёрдости, шероховатости, сырости в местах мокрых и такого всего прочего интересом проявляющегося, любопытство разжигающего. Ткнул таки, дурак. Пальцем. Хорошо не носом. С виду ничего не произошло. Мелькнула искорка между пальцем и камнем. Наэлектризованные вещи обычно так искрят. Щёлкнет искорка и вся беда. Отдёрнешь руку и славненько, без происшествий, проблем всяких. Не в этом случае! Резануло подушечку пальца, болью острой, да так, что показалось мне, боль молнией в макушечку вошла, через пятки же вышла. Взвизгнул пискляво, отпрыгнул в сторону, завертелся волчком, другой рукой палец сжимая, пониже самой верхней фаланги. Смотрю на палец обезумевшими глазами, дую, со всей силою лёгких и вижу, как кровь от дуновения такого мелкими брызгами во все стороны разлетается, рану мою взору оголяя, два глубоких пореза, до самой косточки, почти по сантиметру в длину, параллельных друг другу, но со смещением начала и окончания.
Любопытство моё по таким мордасам от обиды побои приняло в ситуации сложившейся, что позабыв прощения испросить забилось куда-то вглубь сознания, не высовываясь в комочек сжалось, никогда, типа, больше любопытничать в жизни не станет. А, оно, мне легче? Нет! Кровя-то хлещет, не останавливается. Тормознуть её как, не знаю. Ищу под ногами подорожник какой ли, листик зелёный, ничего нет, чё приложить то, голая, чёрная земля и земля ли подо мной?
Ага, конечно же ты самый умный или умная. Да, клал я палец в рот. Пытался кровь зализывать, слюной течь её прекратить, всё попусту. Течёт не замедляясь, рот заполняя. Сплёвывать устал. Кстати, хорошо текла, так живенько. Алая такая, чистенькая. На мгновение, даже, забылся красотою её зачарованный, капелью вниз с пальца падающей. Да, красива человеческая кровь, не зря вампирами, вурдалаками избрана пищею, одним видом радует, аппетит нагоняет.
Подумал про вампиров. И нате, вам, наше, пожалуйста, с кисточкой и без. Вот они, родненькие, из сырости камня выплывать начали, прямо по воздуху, извиваясь, ко мне приближаться. Пиявки не пиявки, рыбы не рыбы, черви не черви, а токмо на перебой крови капли, на лету, друг у друга схватывая, отбивать начали, сворою кишащей. И звук особенностью своей, звеняще-металлической, слух резанул. Мамочки мои родные! У них же, тварей этаких, извивающихся, все тела острыми лезвиями усыпаны вдоль и поперёк, сталью в блеск отдающие, если ткнётся в тебя, не то что, специально, но по случайности простой, порезов ни счесть будет разных, мелких и крупных - еда рекой из всех щелей (в буквальном смысле) польётся.
Сказать, что дал я дёру - слабо сказать. Ах, ну, да, вы ж уже знаете. История по второму витку рванула схожестью своей. Мелькание суетливых ног, мелькание ступенек под ними, дверь, туша в дверь, пузо, пол, скольжение... Затухающее сознание с мыслью, что пол, однако, хорош... А твари вёрткие и не так уж быстры, как им хотелось бы, на радость мне...
Провал... памяти... очередной.
Щека. На чём-то тёплом, бархатно мягком, приятном по ощущениям. Не открывая глаз, потёрся причмокивая. Подушка? В кровати, что ли сплю? Ещё потёрся. Какая приятная подушка. До этого момента я, не очнувшийся полностью был. В сознание пришёл, но в блуждающее в ощущениях, пока не полностью осознаваемых. После причмокивания очнулся полностью. Какая подушка, какая кровать? Где я? Открываю в спешке глаза. Пол передо мной, тёмно-серый, шлифованный в блеск зеркальный. С ума сойти и не вернуться! При всём том мягок, пушист на ощупь и твёрд! Никакого дискомфорта не испытываю, валяючись на нём. Жиру то моему, понятно, любой пол мягок, хоть бетонный, но костяшки из жира выпирающие, в пол уткнувшиеся?! Им то, им то в твердь упираться! Болью тревожить должны, тупой и ноющей, к желанию подталкивать перевернуться, другое место отлёживать, ан нет, приятно лежится, вставать понуждения никакого не проявляется.
Повалявшись некоторое время, почмокав немного, удовольствие своё подчёркивая, ни для кого, для себя, для приятности своей, личной, вдруг, вспоминаю приключившееся намедни. Ох, ты, рука, палец?! Смотрю на руку. Два рубца на подушечке фаланги красненьких, затянувшихся, не до самого, так сказать, полного выздоровления, а с такими чёрточками свернувшейся, но ещё не отпавшей крови, царапины, такие запёкшиеся, боли никакой не причиняющие или неудобств иных. Они и сейчас у меня видны немного, если не верите, могу показать, вот, запросто, вот, смотрите. Убедились? Так-то! Врать не моё к вам стремление, то каждый может. Моё желание правдой поделиться, передать увиденное, пережитое, как смогу, как сумею, но без всяких там разных врак. Я не послание президентское пишу, а быль бывшую, насквозь пройденную самолично, с потерями душевными, физическими, ущербом здоровью своему, бедствиями телом пережитыми, психикой, невосполнимостью местами повреждённой. То не словоблудие какое, то натурально с натурального пересказываемое, сколь память упомнила, иль, что упомнить позволили.
Гляжу, дивлюсь, тычу пальцем в пол хоть, какую боль прочувствовать. Безболезненность одна ощущается, словно не было ничего. Ух, ты! В который раз вырывается. И боли нет и какой, всё-таки, пол шикарный... Встаю на ноги, отряхиваюсь, не столько от грязи, сколько по привычке. Если упал, встань, отряхнись, машинальность такая сама происходит, отчего-то, воспитание думается, наверное, такое дали.
Осматриваюсь. Крови лужи приглядываю, не лужи, так капли должны ж быть. Хлестала то как. Ручьём, почти. Быстрокаплями капала, одна за другой, не задерживаясь. Сколько валялся, не знаю. По осмыслению разумному, много натечь должно... Не видно, поди ж ты, ни вскользь по поверхности, с бочка глядя, ни на прямую сверху. Ни пятнышка, ни разводов. Прям и не знаю, восхищаться снова полом или достал им уже, обождать до следующего случая? Пообожду, пожалуй. О последнем, что помню, расскажу. Не-е-е. И не надо меня подкалывать. Про пол завязал уже, сказал же.
Стою, делать совершенно не знаю что. Куда идти, куда податься, как домой воротиться, кой чёрт меня сюда занёс? На улицу идти совсем не светит и по коридору идти не фонтан. Везде отродье нечеловеческое жизнь проявляет устрашающе для моей.
Сделал шаг по коридору. Идти, не идти? А! Махнул рукой, на русское "авось пронесёт" надеждой оперся и было пошёл, как новой неожиданностью остановлен был.
Где был, чего видел, такой памяти полной нет. Осталось видение, на реальность которого сослаться не могу, но стойкое чувство в меня вселившее. Будто во многих мирах побывал. Видел, восхищался, ужасался. Не помню вида их, описать не могу, рассказать что-либо. Лишь знаю, есть они, знаю какие, много чего познал, только нашему развитию сегодняшнему не подвластны они в понимании. Не подвластны каждому из вас, пока сами не столкнётесь или не покажет кто, и то, осилите ли разума не лишиться? И что такое разум? Мне поведали. Я знаю. Не извилины в голове. Далеко не извилины.
Смотрю на часы. Полночь. Поднимаю глаза к ночному горизонту. Луна не Луна, Нибус не Нибус. Да, кто их теперь разберёт, не важно для меня стало.
В мыслях:
- Кто зла тебе пожелает, тот зло и познает. Не будет смерти твоей прежде желания твоего.
Навязчиво так звучит, тихо и спокойно. Принял я всё также спокойно, как само собой разумеющееся, без удивления на события, произошедшие во времени без прошествия времени.
Посмотрел на небо. Звёзды, луна, не луна, Нибус, не Нибус над горизонтом, полюбовался ещё немного, взглянул на руку, на порезы на пальце, отметины мира иного:
- Школа... Не всё так просто. Не всё...
Посмеялся, а знатный, что ни говори, пол был, знатный, однако, жаль с собой домой не дали,.. застелить... :)
PS: Враки думаете? А, зря. Такое не такое, а было...