На фото: допрос пленного генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса в штабе Донского фронта. Слева - командующий Донским фронтом генерал-полковник К.К. Рокоссовский, в центре - представитель Ставки маршал артиллерии Н.Н. Воронов и переводчик, крайний справа - Ф. Паулюс.
- Из истории Великой Отечественной войны
КАК БЫЛ ВЗЯТ В ПЛЕН ФЕЛЬДМАРШАЛ ПАУЛЮС
В истории войн фельдмаршалов брали в плен нечасто. Такое произошло в последний день января 1943 года в Сталинграде. Тогда нашими войсками был пленен германский генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс. Взят в плен вместе со своим штабом и 6-й армией – свыше 91 тысячи человек, более 2500 офицеров, 24 генерала. Это был последний акт грандиозной битвы на Волге, которая внесла перелом в ход не только Великой Отечественной, но всей Второй мировой войны.
В январе 1970 года редактор военного отдела газеты «Известия» В. П. Гольцев предложил мне (тогда я был корреспондентом литературной группы отдела писем) встретиться с генералом, который взял в плен Паулюса, и записать его рассказ об этом. На следующий же день я был в доме на Ломоносовском проспекте, у генерал-лейтенанта в отставке Ивана Андреевича Ласкина. Два вечера я провел у него.
Военная биография Ивана Андреевича была впечатляющей. Участник гражданской войны. В годы Великой Отечественной войны полковник Ласкин, командуя 172-й стрелковой дивизией, участвовал в героической обороне Севастополя. Затем генерал-майор Ласкин воевал в Сталинграде, где был начальником штаба 64-й армии. Потом уже в звании генерал-лейтенанта стал начальником штаба Северо-Кавказского фронта. Среди многих его боевых наград – "Крест за боевые заслуги", высокая награда от Президента США «в признание его исключительного героизма и храбрости, проявленных на поле боя на советско-германском фронте против нашего общего врага – гитлеровской Германии». Была, правда, и трагическая страница: по лживому и подлому доносу энкавэдэшника боевой генерал был арестован, несколько лет отсидел в тюрьмах. Полностью реабилитирован, восстановлен в воинском звании, возвращены все боевые награды. После войны служил начальником штаба Южно-Уральского военного округа, в Генеральном штабе, преподавал в Академии Генштаба.
Боевой генерал выглядел весьма необычно – был он в потертой меховой жилетке, валенках. Мы пили чай с малиновым вареньем, а мой собеседник неторопливо рассказывал, по-военному суховато и точно, детали уточнялись. Написанный материал мы с ним тщательно выверили. Генерал завизировал текст.
Рассказ о пленении Паулюса был оперативно набран секретариатом и сразу же поставлен в номер. Утром в день выхода газеты у первого заместителя главного редактора «Известий» Николая Евгеньевича П-П., который вел номер и слыл очень осторожным человеком, вдруг неожиданно возникли "сомнения" в политической корректности такой публикации в правительственной газете. А как это воспримут в ГДР, где жил и на службе которой был Паулюс? В редакции знали о противостоянии зама главного и редактора военного отдела, которые недолюбливали друг друга. А зам был мелочно мстительным человеком. Материал был «отложен». В результате он был передан и опубликован в нецентральной, московской областной газете "Ленинское знамя"с относительно небольшим тиражом. Полная запись беседы осталась в моем архиве.
Предлагаю вашему вниманию эту запись с некоторыми сокращениями.
– 30 января – начал свой рассказ генерал Ласкин, – две наши части – 38-я мотострелковая бригада и 329-й инженерный батальон – с боями вышли к центру Сталинграда в районе площади Павших борцов. Пленные показали, что в подвалах полуразрушенного здания центрального универмага находится штаб командующего немецкой 6-й армией Паулюса. Наши бойцы блокировали все подходы к универмагу. На следующий день около 7 часов утра из подвала, размахивая белым флагом, вышел немецкий офицер. Он заявил, что немцы готовы вести переговоры о капитуляции с представителями советского командования. Для подготовки этой процедуры в немецкий штаб отправился начальник оперативного отделения штаба 38-й бригады старший лейтенант Ильченко с маленькой группой.
Рано утром 31 января об этом было доложено командующему 64-й армией генерал-лейтенанту Шумилову Михаилу Степановичу. Его штаб находился в селе Бекетовка, километрах в двадцати от города. Около 8 часов утра командарм пригласил меня к себе. Военный совет армии поручил мне немедленно выехать в район боевых действий и в качестве официального представителя советского командования провести переговоры с противником о его полной и безоговорочной капитуляции.
Вместе со мной выехали переводчик и помощник начальника оперативного отдела капитан Ляшев.
– Иван Андреевич, кем вы тогда были?
– Начальником штаба 64-й армии. Звание – генерал-майор.
Через полчаса эмка доставила нас на командный пункт 38-й бригады. Он размещался в землянке, в овражке, в 500-600 метрах от линии огня. Командир бригады полковник Иван Дмитриевич Бурмаков доложил обстановку. Он сообщил, что к немцам уже отправилась группа наших офицеров, но пока донесений от них нет.
Вместе с полковником Бурмаковым мы пошли к переднему краю. На пути были руины, приходилось осторожно обходить их. В окопах недалеко от универмага нас встретил небольшого роста старший лейтенант Латышев, командир 2-го батальона. Он доложил, что местность заминирована, и посоветовал двигаться по тропе, которой пользовались немцы. Так мы и поступили.
Первым по узенькой тропке на снегу пошел комбат, за ним – я. За мной – полковник Бурмаков, переводчик и наши адъютанты.
– Как вел себя в это время противник?
– Стрельбы на нашем участке не было. Около универмага путь нам преградили несколько немецких автоматчиков с оружием наизготовку. Охрана штаба. Рослые, хмурые солдаты. Выйдя вперед, я отстранил с тропки двух из них и спросил, как пройти в штаб. Жестами они показали на вход в подвал.
Спустившись по каменной лестнице, мы оказались в полуподвальном темном помещении. Окна были заложены мешками с песком. Здесь были люди. Нас немцы в темноте не опознали. Вытянув вперед руки, мы пошли вдоль стены вглубь наугад. Однажды я чертыхнулся и, видимо, слишком громко, потому что комбат – он шел впереди – вдруг остановился и зашептал:
– Товарищ генерал, тише, кругом фашисты.
Наткнулись на дверь в стене. Я приказал открыть. За дверью была большая комната.
– Там был немецкий штаб? Пожалуйста, опишите обстановку.
– В большой комнате было полутемно. На длинном столе – тусклая керосиновая лампа, на другом столе – огарок свечи. Все в табачном дыму. Смрад. Хаос – разбросаны чемоданы, каски, какие-то вещи. За столами сидели и стояли несколько военных в форме командного состава. Офицеры и генералы. Они о чем-то разговаривали между собой. Вдоль стен на грязном полу сидели десятка полтора солдат с телефонными аппаратами.
Я громко скомандовал по-русски:
– Встать! Руки вверх!
Все повернулись к нам, но команду выполнили немногие. Я повторил ее более резко. Мои спутники показали ее движением автоматов. На этот раз поднялись все немцы.
Я объявил всех пленными и подошел к столу. Один из военных, стоявших с поднятыми руками, сказал, что он – генерал-лейтенант Шмидт, начальник штаба 6-й армии, и может вести переговоры о капитуляции только с официальным представителем Рокоссовского. Я назвал свою должность, воинское звание, фамилию и сказал, что являюсь официальным представителем и уполномочен вести такие переговоры и принять капитуляцию немецких войск.
Шмидт сообщил, что здесь находится генерал-майор Росске, командующий южной группой войск. Росске представился четко, по-военному. За ним представились другие военные.
Тут к нам подошли полковник Лукин и подполковник Мутовин, которые отправились к немцам ранее. Они доложили, что их группа, а также подполковник Винокур и старший лейтенант Ильченко, который первым пошел в немецкий штаб, уже пытались вести предварительные переговоры о капитуляции, но немцы настаивают на представителе с нашей стороны на уровне генерала. Никто из наших офицеров не был допущен и к Паулюсу. Я шутя заметил, что один вопрос уже решен – генерал есть.
– Расскажите, как проходили переговоры о капитуляции.
– Прежде всего мы потребовали, чтобы все в комнате сложили оружие.
Мы изложили наше первоочередное требование: немедленно отдать немецким войскам приказ прекратить огонь. Шмидт и Росске тут же дали такое указание своим офицерам. Те по телефонам стали передавать его в войска. Наш переводчик контролировал это.
Шмидт обратился к нам с просьбой о прекращении огня и с нашей стороны. Полковник Бурмаков послал своего офицера, чтобы тот с ближайшего наблюдательного пункта связался с командующим 64-й армией Шумиловым и доложил о начале переговоров и нашей просьбе прекратить огонь.
– А Паулюса в этой комнате не было?
– Не было. Мы спросили, где командующий Паулюс. Шмидт ответил, что фельдмаршал – это звание ему присвоено вчера – находится в одной из соседних комнат, он неважно себя чувствует. Я предложил пригласить командующего сюда, чтобы вести переговоры с ним. Шмидт отправился с докладом. А я послал старшего лейтенанта Латышева, чтобы взять под нашу охрану комнату Паулюса.
Вернувшись, Шмидт доложил: фельдмаршал просит предоставить ему 20 минут, чтобы привести себя в порядок, вести переговоры он поручает генералам Шмидту и Росске. Мы удовлетворили эту просьбу.
– О чем велись переговоры?
– Строго говоря, это не были двусторонние переговоры. Мы предъявили противнику ультимативные требования: всем окруженным войскам немедленно прекратить сопротивление, передать в наше распоряжение весь личный состав, вооружение, боевую технику, а также оперативные документы. Немцы приняли полностью все наши требования. Росске сел за стол и на пишущей машинке стал печатать приказ войскам южной группы. Приказ заканчивался словами: « приказываю немедленно сложить оружие и организованно сдаться в плен». По телефонам распоряжения об этом передавались в части.
Истекли 20 минут. Паулюса не было. Вторично направили к нему Шмидта. Тот сообщил: Паулюс просит еще 20 минут. Эта просьба вызвала у нас недоумение, мы её отклонили. Решили идти к Паулюсу сами. Я пошел первым.
В большой комнате, освещенной естественным светом из незаложенного окна, заложив руки за спину, туда-сюда ходил военный. Это и был Паулюс.
– Как он выглядел?
– Выше среднего роста, в серой шинели, генеральская фуражка с высокой тульей. Подтянутый, с военной выправкой. Успел я также заметить выхоленное, но бледное и худое лицо, нос с горбинкой, усталые глаза. Увидев нас, он остановился. Можно было заметить его растерянность.
Я назвал себя, объявил его пленником, потребовал сдать личное оружие. Паулюс подошел крупным шагом, приветствовал меня поднятием правой руки, представился. Заявил на плохом русском языке, что он, генерал-фельдмаршал германской армии, сдается в плен Красной армии. Сообщил, что в фельдмаршалы произведен вчера, новой формы не имеет. Добавил с горечью, что теперь она вряд ли понадобится.
Я предъявил наши ультимативные требования о капитуляции, потребовал отдать такой приказ войскам северной группы, а также сообщить, какие последние указания давал Гитлер 6-й армии и войскам группы «Дон».
Паулюс ответил, что его армия рассечена на две изолированные группировки. С северной группой связи нет, у нее свой командующий генерал-лейтенант Штреккер. Южной командует генерал-майор Росске. Вопрос о капитуляции должен решаться с командующим каждой группы войск в отдельности. В последних распоряжениях фюрер требовал продолжать сопротивление и ждать подхода группы Манштейна.
Паулюс обратился с просьбой, чтобы пленным генералам и офицерам оставили их форму, личное холодное оружие и разместили отдельно от солдат. Я заявил, что рассмотрим этот вопрос позднее.
– Вы можете припомнить, как фельдмаршал держался?
– В разговоре со мной Паулюс держался спокойно, даже достойно. Его речь и движения были ровными.
На этом первый разговор с Паулюсом был закончен. Ему и генералу Шмидту было предложено следовать за нами.
Когда мы выбрались из подвала во внутренний двор универмага, то увидели, что наши бойцы уже обезоружили охрану немецкого штаба. Двор был заполнен нашими бойцами. Они ликовали, бросали вверх шапки, кричали «ура».
– Куда повезли плененного фельдмаршала?
– На нашей эмке мы повезли его в штаб 64-й армии, в село Бекетовка. В первой машине Паулюс ехать не захотел – кругом было много мин. Тогда впереди пошла полуторка, в нее посадили пленного генерала Шмидта. Потом уже следовала легковая машина, где были я и Паулюс. Еще в одном грузовике ехал адъютант командующего полковник Адам.
По дороге красноармейцы конвоировали группы пленных немцев. Еще совсем недавно завоеватели, бравые вояки, сейчас они имели жалкий вид сброда. Я приказал водителю замедлить ход возле одной такой группы. Видя печальное зрелище, которое представляла его бывшая армия, Паулюс горестно поник головой:
– Это ужасно…
В полдень мы были в Бекетовке, возле домика, где размещался штаб армии. В штабе я доложил командарму генерал-лейтенанту Шумилову, что боевое задание по принятию капитуляции южной группировки немецких войск и пленению командующего немецкой 6-й армии выполнено.
– Что далее происходило в штабе?
– Войдя в комнату, Паулюс вскинул в приветствии правую руку вперед и вверх и по-русски доложил:
– Фельдмаршал германской армии Паулюс сдался Красной армии в плен.
Генерал Шумилов потребовал предъявить документы, удостоверяющие его личность. Паулюс ответил, что может предъявить только свою солдатскую книжку. Приказ фюрера о производстве его в фельдмаршалы он получил лишь накануне по радио. Шмидт подтвердил этот факт.
Генерал Шумилов сообщил Паулюсу и Шмидту, что советское командование гарантирует им жизнь, личную безопасность, а также сохранность мундира и орденов.
Состоялась официальная беседа с пленными. О содержании ее было доложено командующему Донским фронтом генерал-полковнику Рокоссовскому. Тот приказал накормить пленного фельдмаршала, а затем отправить в штаб фронта.
Паулюса, Шмидта и адъютанта полковника Адама мы пригласили на обед. За столом немцы вели себя по разному. Паулюс пил и ел с осторожностью и немного. Шмидт не притронулся к своему бокалу и почти ничего не ел. Выглядел он как-то затравленно, за все время обеда не проронил ни слова. Полной противоположностью им был полковник Адам. Он был развязен и не ограничивал себя ни в чем – ни в выпивке, ни в еде.
После обеда все трое были отправлены в штаб Донского фронта.