Отец

Татьяна Юдина
                Посвящается самому дорогому
                моему человеку, моему Отцу

Маленькая девочка сидела около окна на новеньком, только что сделанном табурете и внимательно наблюдала за мухой, время от времени яростно бросавшейся на стекло, словно пытавшейся сломать невидимую для нее  преграду и вырваться наружу. Желание мухи победить продолжалось уже давно, и девочка с нетерпением стала водить пальцем по стеклу, словно проверяла его на прочность и давала понять мухе о тщетности ее усилий.  Неожиданно оно заскрипело, и девочка вздрогнула, испугавшись его резкого звука,  оглянулась назад, туда, откуда доносилось равномерное повизгивание  рубанка.
 Невысокий мужчина старательно что-то строгал. Он моментально повернулся к ней, словно затылком почувствовал взгляд дочки, одиноко сидящей на огромном табурете.
-Что, Танюша, скучаешь? – нежно проговорил он и шагнул к девочке.
Ее личико сразу же осветилось счастливой улыбкой, и она радостно рассмеялась, когда сильные руки отца подхватили ее и подбросили вверх. Девочка запрокинула голову и замахала руками, изображая испуг. Отец прижал ее к себе, и она счастливая затихла на его плече.
Матери своей девочка не помнила. Иногда перед ее глазами возникала картина с лежащей на кровати женщиной, укрытой огромным клетчатым пледом. Женщина ослабевшей рукой гладила девочку по голове, что-то шептала ей, но та испуганно прижималась к отцу. Ее тотчас уводили в другую комнату, усаживали на диван, и возня за стеной продолжалась с новой силой. Она запомнила громкие рыдания тетки, ее непонятные выкрики: «Сиротинушка, ты моя», обращенные к ней и потухшие глаза отца. Вот и сейчас все это быстро пронеслось у нее в голове, пока она молча прижималась к родному и теплому плечу.
Отец осторожно опустил ее на пол, поправил длинное, не по размеру, платье.
- Иди, Танюша, поиграй стружками. Смотри, какие они сегодня кудрявые.
Старенькая, видевшая виды черная плюшевая собачка тут же была помещена девочкой в кучу свежих стружек, а она с удовольствием стала перебирать их, выбирая для игры самые замысловато закрученные.
Возвращались они поздно. Недавно прошедший дождик окончательно размягчил комки еще не успевшей высохнуть земли, и она лепешками прилипала к ногам. Девочка с трудом приподнимала свои, с интересом рассматривая комья мокрой грязи на ботиночках. От холодного противного дождя грязь лоснилась, иногда, в ямках, застаивалась вода и препротивно чавкала, словно пластиллин прилипая к ногам.
Сначала мужчина тщательно очищал ее с крохотных ботиночек дочки, затем, поняв бесполезность этого занятия, подхватил девочку на руки, ловко подогнул ее ножки, чтобы не запачкаться, и размашисто зашагал в сторону остановки.
-Вот, Танюша, - заговорил он тихо,- еще немного и дом наш будет достроен. Хороший будет дом, просторный, и в нем ты будешь хозяюшкой.
Он еще крепче прижал девочку к себе.
- Ты мое солнышко, - продолжал мужчина, прижимая губы к уху девочки, - моя самая большая драгоценность, мое счастье. Все у нас будет хорошо.
Он был уверен в этом, знал, что по-другому не может быть. Просто он знал, что она самое большое его счастье, а счастье берегут, его не теряют и не меняют ни на какие удовольствия.

2
Веранда была заполнена ярким солнечным светом, остервенело бившим в огромные окна. Тетка старательно развешивала занавески, придавая ей жилой вид.
-Костя, - обратилась она к вошедшему, - жениться тебе надо. Ну, что ты все бобылем ходишь? Да и Татьяне мать нужна. Как девочке без женщины расти?
Мужчина посмотрел в угол, где примостившись около старенького дивана, девочка старательно раскладывала какие-то лоскутки, заворачивая в них куклу. Она, словно почувствовав взгляд Отца, с улыбкой подняла на него глаза. Они некоторое время смотрели друг на друга, и столько любви и нежности было в их взгляде, что тетка, махнув рукой, сердито проговорила.
- Ну, как знаешь! Я свое мнение высказала, а там решай сам!
А через неделю в их новом доме появилась невысокая статная красавица с длинной косой, старательно и умело уложенной на голове. Она по-хозяйски оглядела дом, прошлась по всем комнатам, затем решительно уселась посреди кухни и внимательно посмотрела на девочку.
- Как тебя зовут? – прогремел ее голос, заполняя пустоту помещения. – Иди ко мне.
Она протянула руку в сторону девочки, но та испуганно шарахнулась от нее, спряталась за Отца и с любопытством поглядывала оттуда на говорившую.
-Дикая она у тебя какая-то, - недовольно проговорила женщина, - ну, ничего, со временем привыкнет. Через неделю все наладится.
-Зина, - обратился Отец к женщине, - ты только мою дочку не обижай. Никогда не обижай. Она мое счастье.
-Да не переживай ты,- рассмеялась женщина,- никто ее не обидит. А там глядишь и общие детки  у нас появятся. Вот им и нянька готовая есть.
- Моя дочь не нянька! – жестко отчеканил Отец, -  и никогда ей не будет.
Женщина испуганно взглянула на него, затем, пряча за улыбкой растерянность, призналась.
- Да, пошутила, пошутила я. В понедельник пойдешь на работу, а мы с ней вдвоем останемся, так что волей-неволей придется приспосабливаться друг к другу.
Она начала хозяйничать, умело обихаживая квартиру, Танюша старательно помогала ей, а Отец с одобрительной улыбкой поглядывал на них, искренне веря, что все в их жизни теперь наладится.

3
Рано утром в понедельник он, поцеловав спящую дочь, ушел на работу. Зинаида, проводив его, направилась в комнату девочки. Таня, свернувшись калачиком, прижимая к себе плюшевую собачонку, тихонько посапывала под одеялом.
- Ну, просыпайся, - Зинаида прикоснулась к плечу девочки, а когда та никак не отреагировала на это, слегка толкнула ее. Девочка открыла глаза и протянула руки, уверенная, что над ней склонился отец, и тотчас же отпрянула, не увидев его.
Танюша села в кроватке, с недоумением посмотрела за спину женщины, но Отца там не было.
- Привыкай рано вставать, - строгим голосом проговорила Зинаида. -  Отец тебя разбаловал, а ты уже большая и должна помогать. Я в пять лет много чего уже умела делать. Быстро умывайся, завтракай и марш за дровами. Много не бери, два-три полена хватит. Лучше сходишь несколько раз.
Девочка поспешно умылась, натянула на себя старенькое платье, поданное Зинаидой.
-Дома можно и в старом, ношенном ходить, - поучала та, - а то не напасёшься на тебя. Ешь и марш за дровами.
Каша была вкусная, и девочка, обжигаясь, торопливо доела ее.
В стареньком, ставшем уже коротким пальто, она неокрепшими ручонками брала отсыревшие и тянувшие вниз поленья и несла  в дом, где Зинаида аккуратно укладывала их около печки для просушки.
Потом девочка неумело, но старательно мыла посуду, чтобы угодить недовольной Зинаиде, таскала овощи из кладовой, выносила мусор. Работать ей нравилось хотя бы потому, что это давало ей возможность на некоторое время вырываться из дома и не слышать ворчания Зинаиды.
К обеду был сварен борщ. Его аромат проникал в самые отдаленные уголки квартиры, и Таня поняла, что проголодалась, но вслух сказать об этом не решалась. Ее крохотный желудок сводило от голода, и она, не выдержав, открыла дверцу буфета и взяла кусочек хлеба.
Резкий удар по руке заставил ее вздрогнуть. Никто никогда до этого так не обращался с ней, и она, растерявшись от неожиданности и обиды, с недоумением посмотрела сначала на выпавший из ее рук кусок хлеба, а затем подняла глаза на Зинаиду.
- Не помрешь, потерпишь, - гремела та, нависая над девочкой, - Отец придет на обед, тогда и поешь. Ишь, моду взяли – таскать куски.
Таня молча отошла в сторону, пристроилась между стеной и диваном и, глотая слезы, стала убаюкивать свою игрушку, шепотом напевая ей колыбельную.
Отец распахнул дверь и шагнул в комнату, принося с собой прохладу осеннего дня. Зинаида разом расцвела, засуетилась, начала поспешно накрывать на стол. Он широко улыбнулся ей и стал глазами искать дочь.
- Садись, садись. Борщ  уже поспел, - пела Зинаида.
- Где Татьяна? – спросил Отец, не найдя дочку и удивляясь, что она по привычке не выбежала к нему навстречу.
- Да, вон в углу сидит, играет, - отмахнулась Зинаида.
- Она поела? – поинтересовался Отец.
- Сначала хозяин, потом мы, - уверенно произнесла Зинаида.
- Танюша, иди ко мне, - позвал Отец, улыбаясь дочери.
Таня без улыбки, глазами полными слез внимательно посмотрела на Отца, как будто видела его впервые, и отвернулась. Затем привстала, сделал несколько шагов в его сторону, уткнулась к нему в колени и заревела.
Он с недоумением рассматривал ее старенькое платье, давно списанное им со счетов и оставленное на тряпки, затем приподнял дочь, усадил к себе на колени и стал неспешно гладить ее вздрагивающие плечики.
- Зина, - тихо произнес он, - ты садись, поешь. Набегалась, поди, за день.
Зинаида засуетилась, налила себе тарелку борща и присела с другой стороны стола. Она, не торопясь, пока Отец успокаивал дочь, доела борщ, тщательно вымыла тарелку и присела напротив мужа.
- Поела? – все тем же тихим голосом поинтересовался он.
Зинаида с улыбкой кивнула в ответ.
- Ну и хорошо, - неспешно продолжал он, -  а теперь собери свои вещи и уходи.
Ничего не объясняя растерявшейся Зинаиде, он вынес чемодан и, не отпуская девочку с рук, стал заботливо кормить ее, не обращая внимания на вопли причитавшей женщины. Его глаза светились любовью, когда он смотрел на дочь. Он все теснее и теснее прижимал ее к себе, понимая, что таких Зинаид в его жизни может быть сколько угодно, а таких как дочь, только одна.
  Он просто знал, что иллюзию счастья никогда нельзя променять на настоящее, что единственная дочь, подаренная ему судьбой и любимой женщиной, и есть самое настоящее и дорогое в его жизни. Он никогда не считал свою жизнь неудачной, зная, что в ней есть самая большая драгоценность – его ребенок, продолжение его жизни. А если у человека есть продолжение жизни, то о какой неудаче может идти речь.