Глава 3.
– Я кому говорил, что с вралями дружить не стану? – резко сказал Крючок, как только Митя поделился распирающей его новостью.
Они едва успели пройти в комнату; Крючок держался за перевязанное горло; звук из него выходил хриплый и отрывистый, как клекот чайки.
– Ну не вру я! Крючок! Зачем мне сочинять? Ты можешь хоть у кого это спросить! Спроси у Фомы, если мне не веришь.
И Митя обиженно надул губы и уселся на диван с изношенной кожаной обивкой. Крючок, прищурив и без того узкие глаза, с сомнением смотрел на него.
– Если бы к нам в Северный разрешили переехать какой-нибудь семье, то я бы это уже знал, – сказал он. – Но никто новый не приезжал… А как может мальчик появиться у нас сам, вот так просто, без родителей?
Митя только пожал плечами в ответ. Он тоже не мог придумать никакого разумного объяснения появлению Виктора. Северный город был самым закрытым местом Восточной Федерации. Именно на его территории с давних времен поселились талантливые инженеры и техники. Это здесь почти сорок лет назад была сконструирована и построена единственная в стране радиопередающая вышка. Значение этого хрупкого виртуального мостика, соединяющего Восточную Федерацию с другими государствами, было трудно переоценить. До появления вышки люди могли лишь надеяться, что, кроме них, на Земле есть еще уголки, где теплятся остатки человеческой цивилизации. А вышка позволила не только отыскать ближайших соседей, но и наладить с ними постоянную связь, обмениваться новостями и опытом.
Ввиду необычайной важности объекта номер один, как называли вышку военные, город и решено было закрыть. Большую часть населения переселили в Западный, Восточный и Южный города Федерации, а здесь оставили только работающий на вышке технический персонал и необходимую для его поддержания инфраструктуру, как например, врачей и учителей, да еще гвардейский гарнизон, который охранял и вышку, и неприкосновенность границы города.
Нынешним начальником гвардии был отец Крючка, и без его разрешения ни один человек не мог ни покинуть город, ни попасть в него. Митя прекрасно знал, что за последние десять лет не было выдано ни одного такого разрешения.
– Ты чего в форме-то? Прямо после уроков что ли прибежал? Голодный, значит?
Митя кивнул, обрадованный не столько тем, что его сейчас покормят, сколько примирительным тоном Крючка, означающим, что доверие между ними восстановлено.
Он быстро расправился с омаром, а потом Крючок откинулся на спинку дивана и, глубокомысленно сложив пирамидкой ладони, сказал:
– Теперь рассказывай. Только подробно, ничего не забудь!
И Митя взахлеб стал описывать события дня, а Крючок внимательно слушал рассказ своими огромными, как лопухи, ушами.
– Значит, к директору его привел гвардеец? – переспросил Крючок, когда Митя стал пересказывать историю с новичком по второму разу.
– Ага. Наверное, он в Дальнем корпусе живет, я его у нас никогда не видел, – сказал Митя.
В Северном городе жило всего триста семей, и все люди знали друг друга, если не по имени, то хотя бы в лицо. Только гвардейцы приграничного корпуса крайне редко появлялись на городских улицах.
– Значит, так. Когда вернется отец, спрошу его, откуда взялся этот мальчик, – сказал Крючок. – Он, конечно, едва ли расскажет. Но ведь учителя не смогут всегда водить Виктора за руку и заставлять нас учиться без перемен, – продолжал рассуждать он. – Значит, мы узнаем у него сами. Эх, даже жалко, что я болею…
– Жалко, – искренне согласился Митя.
Втайне он гордился своей дружбой с Крючком, потому что знал, какие способности скрывались за его неказистой внешностью. Во-первых, не было стены, или крыши, или дерева, на которые Крючок не мог бы залезть, во-вторых, он умел ловить рыбу, и крабов, и огромных лобстеров хоть на что, даже руками или на голую леску, а еще прекрасно видел в темноте. Несмотря на то, что учился Крючок средне, Митя подозревал, что это лишь потому, что для его приятеля оценки и одобрение преподавателей были совершенно не важны. Он часто был свидетелем того, как Крючок первым решал сложное уравнение или легко управлялся с лабораторной работой по физике. Но, в отличие от Фомы или Анны, он не подпрыгивал на месте с вытянутой рукой, а переходил к другим интересующим его делам. В этом тоже была характерная черта Крючка: он занимался лишь тем, что вызывало в нем интерес. Так, на литературе он послушал преподавателя только пять минут, после чего вынес вердикт: «ерунда», – и с тех пор ни одного задания по этому предмету не делал, зато на химии и географии был максимально сосредоточенным, и составляемый им атлас Ольха называла образцовым, наряду с атласом старательной Анны.
– Постой-ка, – неожиданно сказал Крючок. – Значит, ты услышал, о чем говорил военный директору… А что ты вообще делал у директора?
Этот вопрос заставил Митю посереть и съежиться. Даже съеденный омар сжался в комочек в его желудке. Крючок с подозрением рассматривал резко уменьшившегося в объемах приятеля и ждал. Время шло, но слова у Мити никак не находились. С приходом новичка утренняя катастрофа начисто выветрилась у него из памяти. Как же он расскажет Крючку обо всем? Если бы не история с Виктором, он бы подготовился, как лучше объяснить все другу. Но теперь уже поздно. Крючок ждет, и надо рассказывать правду, уж как получится.
Митя трусливо сглотнул и тихим голосом начал:
– Может, они не разобрались, что это такое…
– Как? – тут же перебил его Крючок. – Они что, нашли это? И ты им все рассказал?
Он вскочил с дивана и теперь смотрел на Митю сверху вниз. Тот опустил глаза, не в силах вынести этот презрительный взгляд.
– Я пошел перед уроками туда… Чтобы проверить, все ли в порядке. Но когда шел обратно, напоролся на Филина.
– Вот черт…
– Он заорал, как ему надоело, что все топчут его посевы, и что его терпение кончилось. Потом обыскал мои карманы. У меня не было ни яблок, ни груш. Он стал кричать еще громче, будто все мы только и ждем, когда урожай совсем дозреет. Я хотел убежать, но он схватил меня за плечо и пошел в лицей. Дин послал Сему, а он прошел по моим следам, чтобы убедиться, что я ничего у Филина не испортил и не украл, и вот тогда уже нашел это…
Митя робко поднял глаза, но, мельком взглянув на мрачного Крючка, тут же опустил голову.
– Он принес это к директору, и тот вызвал меня, а я сказал, что нашел это на берегу, под Разрушенной стеной, и спрятал, чтобы играть…
– И теперь это в кладовой, куда нам никогда не добраться, – с тяжелым вздохом закончил за него Крючок.
– Думаю, не в кладовой, – сказал Митя.
Он нахмурился, припоминая, и потом повторил:
– Думаю, пока не в кладовой. Потому что к директору как раз военный пришел, и мне сказали выйти за дверь. Я тогда оглянулся, а директор все не глядя сметал со стола в свой ящик.
– И это?
– Ага. Я думаю, он мог потом и не вспомнить… как я, – покаянно добавил Митя. – Только какой с этого толк?
Он горестно вздохнул. После того, как из-за его ротозейства они потеряли это, Крючок наверняка возненавидит его. И Митя вернется к прежнему прозябанию неудачника, потому что только друг владел палитрой, окрашивавшей в пестрые тона их будни. Рядом с другом он казался себе смелее, удачливее, сильнее. Он почти поверил в себя. Ведь если Крючок дружил с ним, значит, было в Мите что-то хорошее? Но теперь… От этих мыслей Мите стало совсем тоскливо.
– Пойду я, – сказал он, поднимаясь.
– Далеко собрался? – остановил его уже в дверях хриплый насмешливый голос Крючка. – Погоди. В том, что случилось, мы оба виноваты. Зря я тебя тогда не послушал… Не надо было это у Филина прятать.
Митя не верил своим ушам. По всему выходило, что друг готов его простить. Его, который своей неуклюжестью все провалил!
– Завтра заходи, – буркнул вдогонку его удаляющейся спине Крючок.
Митя, не оглядываясь, кивнул и выбежал на улицу. Ему не хотелось, чтобы в довершение всего друг знал, что он плакса.