Чёртушка-дизель

Егорова Тамара
…..таким  образом  жизнь  вырвала   шустрого  «китайца»  из тесной клетки  с  сородичами  и перенесла  к  нам  на  дачу.  Но сначала  было  совсем  другое.

Прошлым летом, где-то в полдень,  над   кромкой  забора  возникла  соседская   рука.  Рука  совершала  загребающие движения. Дескать – сюда, сюда.  Подошёл Друз.
-  Это не ваш  ли  кот лежит там, у обочины?  -  осторожно  предположил  сосед. – Вроде  серый,  как у вас, - и быстро ушёл.  Возможно, не захотел быть свидетелем   картины  опознания.  Предчувствуя  недоброе,  мы подошли.  Всё  было  прикрыто листочками, видны были только вытянутые  лапы и хвост.
- Сними,  - кивнула я на листочки.
Друз осторожно  приоткрыл сначала хвост, потом голову. ОН…  под раскрытой  пастью засохшая  лужица  крови.  Всё.  Конец.   Исчез,  как и  пришёл.  Значит  не  судьба…

 Вечером   в полном молчании   мы пили водку.  Опрокидывали   рюмки в  гудящую пустоту.  Вспоминали.
- А помнишь, как он пропал,  и три дня его не было?
- Пять.
- Что пять?
- Его не было пять дней, или четыре.  Мы  обшарили  всю округу,  а  когда  шли по проулку, за  соседским  забором  я слышала мяуканье.  Я сразу поверила, что это он. А ты всё говорил: «не может быть».
- Ну да… потом приехала соседка, и оказалось, что он всё это время  он просидел у неё в сарае.
- Потом ты отдирал доски  гвоздодёром  с тыльной стороны этого сарая. Как раз там он и мяукал.
А что было делать, у неё при входе всё завалено  барахлом, не подберёшься…
- Тогда мы его спасли, - вспоминала я, -   позвонили  этой  соседке, попросили приехать. А когда  выманили  и  взяли на руки,  соседка  дала ему по голове и сказала:  «Всё мне тут обоссал, зараза». Так она отомстила за своё  вынужденное  беспокойство. 
- Сволочь.
- Кто?
- Соседка, кто ж ещё.  Бревно в платье.
- Да ладно…
Мы  пили с горя. От  шока.  Пили  не пьянея  и всё никак не могли  поверить,  что это случилось, что  нет  больше  нашего «пришельца», воспетого в одном из моих рассказов, с любовью, с вдохновением, не говоря  уже  о том, что просто приняли  его как родного, брошенного   кем-то  совсем  крошечным  существом  по осени на  растерзание  собакам.   На  погибель.
 – Да…  половина  людей  таких. Они не терпят животных. Они их ненавидят.
- Не может быть!  Так  ли это?
- Может. Может и не половина  людей,  но много. Страна такая.  Традиции.  Добро и зло. Бог и Дьявол в одном человеке.  Про бога  как-нибудь  расскажу,  сам поймёшь.  А дьявол…  Если уж  новорожденные  дети валяются по помойкам в целлофановых пакетах,  то что говорить.
- Чёрт с ним, с дьяволом.   Налей ещё.
Мы – это уже  не  чета,  окружённая  облаком  счастья.  Острое  сиротство  вошло  в душу.

Сколько должно  пройти времени  пока  затянется  рана?  Неизвестно.   У всех по-разному.  Некоторые  до конца жизни   так  и  не  могут  допустить  даже  мысль  о  новом  питомце.  Мне  известны  такие  люди. Но это они   только  думаю,  что  не  могут,  а  потом  всё-таки  заводят   и  это  тоже  мне известно.
Погоревав  и  отплакав  где-то  с три  месяца,  мы  всё-таки  решили отправиться на  птичий рынок.  Птичий – это только  название, на самом деле там чего только  нет,  и не совсем  он  птичий,   но как сказал Друз: « Чего нам надо, там как раз и нет».   Друз известный пессимист, и если б я постоянно находилась под его влиянием, то наша парочка так бы и выглядела: два унылых существа,  пребывающих в  сомнениях.  «Парочка – баран, да ярочка». Но,  к  счастью,   наверху  всё  уже  продумано  и  то, чего не хватает в одном месте, добавляется из  другого.   Впрочем,  нельзя безоговорочно утверждать, что пессимизм Друза  основан на пустом месте. Отголосок  свойства его характера  каким-то образом   коснулся и меня.  Я тоже  сомневалась,   потому, что:
перед нами стояла почти неразрешимая задача:  обрести   утраченное,  найти ему полноценную замену.  Ах, возможно ли это…
В  девять часов утра на  полупустом  рынке  было  очень холодно.
-  Такого,  какой у вас  был, всё равно  не  найдёте, - укутанные  продавцы  смотрели  вроде бы с пониманием.  Друз  слонялся  по рядам мрачный, я вглядывалась в клетки.  Всё не то. Вот  мэйнкун – крупный полосатый зверь  с  настороженными  глазами;   лапы-рычаги,  на  ушах  кисточки  -   «домашняя рысь», - как гласила табличка.  Жуть.  Прыгнет  такой  ночью на голову,  и отдашь концы  спросонья и со страху.   Рядом  британцы, персы, какие-то  будто  обритые  наголо  кошки, совсем без шерсти. Черте  что. Конечно,  они  хорошие  -   все имеют право на жизнь  и  счастье, но мы подсознательно искали  нашего «пришельца».  Добрели  до   последней  клетки. За прутьями  клубилась-переливалась шерстью   живая  тёмная  масса.  Зверьки   лезли   друг  на друга,  дрались,  играли,  засматривали  сквозь прутья.   Или  они  только  казались тёмными  в скудном освещении?  Написано – «сибиряки».
- Точно сибиряки? – засомневалась я.
- Точно, закивала  головой  тётка  в оранжевой куртке. – Они, не сомневайтесь, и потащила из клетки самого шустрого.  Шустрый   безвольно  свесил лапки-макаронины    по обе стороны    тёткиной  ладони  и  вытаращил   глаза. 
- Страшён  как  чёрт,   китаец  какой-то перепуганный,   -  заявил  Друз,  но это  была  его  реакция.  Не  так-то   просто  заменить  ноющую  память  на  неизвестно  что.  Тётка обиженно собрала губы.
- Берём,  - неожиданно для самой себя, я сгребла  котёнка и  сунула  за пазуху.  Друз  отвернулся и безнадёжно  махнул рукой. 
Давно заметила такую вещь: в критических  мало понятных ситуациях  надо брать  инициативу на себя.  Не сомневаться, не раздумывать.  Всё равно дальнейшее неизвестно и определится потом, но надо сделать шаг.  Уравновесить  пессимизм  своим  ощущением цели. 
И мы пошли   по выстуженному  гулкому  проходу с пустой,  оказалось, что не нужной  переноской,  пакетом  кошачьего  наполнителя  и  котёнком  за пазухой.   «Прививки  уже сделаны, глистов прогнала!  Смотрите, не загубите! » -   отчаянно  крикнула  тётка  и  помахала  вслед  нашими деньгами  -  попрощалась.
- Ну и как назовём?  -  в моих  устах  вопрос  прозвучал  чисто  риторически, потому, что вариантов  было столько, «сколько капель в море»,   а  «китаец» не спеша огляделся   и  полез,   упорно,  как  маньяк,   цепляясь когтями  по штанине Друза  вверх.  Прямо  на  плечо, затем  уложился полубубликом   вокруг шеи  и  зевнул.  Я  наблюдала.   
- Ути-пуси, -  умильно заканючил Друз,  и  скосоротил  губы  для  поцелуя.  Тут  же   кошачьи зубы  иглами  вонзились ему в щёку.  -  Ах  ты, бл…!
- Может быть  «желтоглазая ночь»?  -  Робко  предположила я,  имея в виду цвет глаз  шустрого.
- Какая нафиг  желтоглазая!  -  Друз  затопал ногами. -   Морда  чёрная,  лапы чёрные  и  хвост  тоже…  черномырдин… чёрт  проклятый!  Кусаться!  Ну ладно...  пусть.    - Чёртушка  -  и  размазал  кровь  рукой.  Обернулся ко мне  -  Твоя затея...   Черномырдин-Чёртушка  отпустил щёку,  заурчал,  и,  похоже, собрался уснуть. Во всяком случае, закрыл глаза.
- Только не шевелись, - я и сама замерла  с  пакетом  корма  в руке.  -  Пусть уснёт.
- И что, так теперь стоять?
- Ну, всё таки…

Днём   Чёртушка  постоянно шмыгал  по  дому, путался   под ногами.  Неприметный,  серенький  -  как крыса.  Раз пять на него наступали  коблучищами,   три раза  не замечая,  плюхались на диван,  прямо  на  тщедушное  тельце.  Удивительно,  но всякий раз  он  каким-то непостижимым образом  ухитрялся вывернуться.   Пёс  подозрительно  вглядывался из-под стола.  Не трогал, но  и не  шёл на  сближение,  ревновал.   Они  наблюдали  друг  друга  молча  и  на  расстоянии.  Посылали сигналы.   
«Шмыгло», - задумчиво  тянул   Друз, брал   Чёртушку   на руки,  проверял  лапки.  -  «Ну,  жив»? -  и тут же получал  шлепок  загнутой  волосатой  «макарониной»  по носу. 
И всё же  он  был  ещё  маленький,  временами  плакал, принимался искать  мамку.  Всё чаще  на ночь  прыгал   в  кровать  Друза,  засыпал, обняв лапками  руку,  лизал  шершавым  язычком.
- Теперь ты  его  мамка, -  в один  из таких  вечеров  заключила   я.
- Папка, - уточнял  польщённый  Друз,  прислушиваясь  к  дробному  урчанию. -  Как  дизель.   Чёртушка-дизель.   
Осень  стояла  мокрая   и  за  окном  мотались  чёрные  ветки  деревьев.  Я  вспоминала.
-  Так вот о  боге  в  человеке.
- Ну?
- Римму  помнишь?
- Это такая чёрненькая?
- Чёрненькая, черненькая.   Как-то   шла  она с работы  и  увидела  возле  остановки  коробку  с  котятами.  Много  котят.  Выбросили  люди.   Развернулась и  поехала  с  этой  коробкой  в  приют.  Там  сказали,  что  нужны справки от  ветеринара,    прививки,  прогнать глистов  и бог знает, что ещё.  А у  самой  дома  пятеро  детей – школьников,  три  кошки,  две  собаки,  муж. Ещё  подраненная  птица и  улитки – Ахотины.  Африканские.
-  Улиток тоже подобрала?
- Купила.  Крупные  такие, с ладонь,  днём  вылезают  из  раковин  своих  и  ползают словно плывут в полном  молчании.  Мистика  какая-то  Очень  детям  понравились.   Денег  в таких семьях   всегда  не  хватает.  Пришлось ей взять  кредит в банке,  на всё-про всё – десять тысяч.  Котят  выходила,  кредит  выплатила, отправила  уведомление  в  банк.
- Ну?
- Так  месяц  за  ней  ещё  бегали  эти,  как их…  долги  вышибают…
- Риэлторы?
- Эти…  коллекторы,  -  вот  вспомнила.  Бумага  затерялась  где-то  как  всегда  у  нас.  Ну,   ладно.  Всё  прошло.  А  теперь я  тебя  спрошу:  зачем  ей  всё это  было  надо?  Как думаешь?
- Не знаю…
- Я  знаю. Каждому нужно решить -  брать, или отдавать.  И   в  этом  дело.
- А мы как будем?
- Да так и будем. И так и этак.

«Сколько   капель  в море,
Сколько желтых листьев
На сырой земле…».

Скоро и снег  по  сырой  земле.   Если  снег ложится на сырую землю, он уже  не  растает.  И наступает зима.
-  Только  бы  всё было  хорошо, второго  Камаза  я  не переживу.
- Не думай  плохого, вон  они    играют  вместе. Видишь,  пес  уже  не  отходит, не  ворчит, а  как  котик  его  лапкой!  Да  по  сусалам!  Ну  умора…  свой своему  поневоле брат.
- Поневоле?
- Ну не поневоле. Так просто.  Брат  и  всё.
- Этот-то?  Не брат,  скорее.  Чёрт.  Чёртушка.  Дизель…