Книга «Афган: разведка ВДВ в действии» посвящена разведчикам воздушно-десантных войск, выполнявшим воинский, интернациональный долг в горах Афганистана, ветеранам разведки 80-й отдельной разведывательной роты, 350-го гвардейского парашютно-десантного полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. В ней автор анализирует события начала боевых действий советских войск с силами афганского сопротивления в стране, ставшей на многие годы острием мировой политики.
Александру Михайловичу Толмачеву,
другу, погибшему за сильную Россию,
моим дорогим разведчикам
эти строки
ПРЕДИСЛОВИЕ
Написать книгу о боевых друзьях, разведчиках 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, выполнявших воинский, интернациональный долг в Афганистане, я решил давно. Хотя все получилось не сразу: идея рождалась, зрела, пока не перешла в твердое убеждение – расскажу о парнях, выбравших жизненной позицией великую стезю по защите Родины, о десантниках, посвятивших себя службе в разведке воздушно-десантных войск. Не последнюю роль в решении написать сыграли пожелания начальника разведки соединения гвардии полковника Скрынникова Михаила Федоровича. В своем письме он мне как-то заметил: «Валерий! Рекомендую тебе: издай книгу. Один экземпляр, заранее, для меня. В нее включи подробные эпизоды боевых действий. Районы, где проходили бои, привязывай к тем населенным пунктам, которые сохранились в памяти...».
И работа над книгой началась строками раздумий человека, для которого понятия - честь, мужество, отвага – не просто слова, а смысл служения Родине. Как профессиональный военный, офицер-десантник, могу поделиться с вами: пришло время, и достигнутый жизненный опыт призвал вспомнить афганские события, которые политики 80-х годов ХХ столетия назвали «острием мировой политики». Афганистан – наша молодость, жизненная позиция поколения, ставшего в строй на защиту рубежей любимой Отчизны. Так получилось – время выбрало нас!
Две мои командировки за РЕЧКУ, растянувшиеся на четыре года, встречи ветеранов разведки ВДВ в Москве, Санкт-Петербурге, Витебске явились последним толчком, побудившим включиться в работу над книгой о разведчиках, выполнявших специальные задания в горах Афгана. Не могу не сказать о том, что наш последний маргеловский выпуск 1978 года Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища прошел через Афганистан, Чечню, другие раскаленные войной регионы, где погибли замечательные парни: Игорь Турченков, Миша Румянцев, Фаиз Рашитов, Шура Палагин, Леня Озолин, Саша Толмачев… Многие выпали из строя: смерть вырвала из наших рядов лучших ребят, воплотив их в гранит обелисков и стел, но холодный монолит ничто в сравнении с живой памятью наших сердец. Мы знаем и помним, какими они были, смеялись, грустили, как крепко дружили, воевали и долг оставшихся в живых – не предать забвению ребят.
Прошло 20 лет с тех памятных до боли дней, когда колонны выводимых в Союз частей и подразделений 40-й армии проходили мост «Дружбы» через Амударью – РЕЧКУ, ставшей отметиной целому поколению. Домой возвращались сыновья, беззаветно отдавшие Родине самое святое – душу, сердце, любовь, воспитавшей в них чувство верности, преданности и, не сомневайтесь, интернационализма, на котором выросли многие поколения советских людей.
Афган за спиной – гордость за себя и страну переполняла сердца – конец войне, скоро встреча с родными! Этим жил каждый из нас, попав в объятья жителей небольшого узбекского города Термез. Незабываемо теплая, искренняя встреча с ними еще более подтвердила веру в справедливость: нас встречали со слезами на глазах, значит, ждали, верили, гордились нами. Слезы радости, блестевшие на обветренных лицах «афганцев», только что покоривших зимний Саланг, и слезы тех, кто обнимал, целовал, дарил цветы остались навсегда в наших молодых сердцах. Это была первая и… последняя встреча, когда поколение ребят, обожженное войной, чувствовало искренность и понимание, сочувствие и участие своего народа.
Развитие дальнейших событий перечеркнуло все святое. Великое и непобедимое некогда государство отвернулось от тех, кто с честью и достоинством выполнял воинский и гражданский долг. Вскоре и само оно рухнуло, рассыпавшись на «удельные вотчины», захлебнувшихся суверенитетом государственных образований. К управлению страной пришли другие люди, которые не хотели нести ответственности за Афган, за тысячи погибших, раненых, изувеченных людей, но их позиция не оправдывала равнодушие к судьбам более полумиллиона солдат, прошедших под знаменем интернационального долга. Вот и получилось, что один политический авантюрист предал и развалил страну, приведя общество к гражданскому противостоянию, другой – продал и пропил ее, ввергнув в пучину чеченской войны. Ничего святого не осталось на некогда прекрасной и доброй земле под названием Советский Союз. Даже церковь стала данью моды партийной номенклатуры – более резвых, адаптировавшихся к новым условиям коммунистов. Они в годы советской власти ее растоптали, а теперь посещали под благосклонные взгляды простых прихожан. Государство по многим позициям утратило главную функцию: быть гарантом народу, опорой, поддержкой везде и во всем. Не сомневаюсь в том, что грядут перемены, и ветераны войны в Афганистане почувствуют, что государство защищает их, как когда-то они защищал его – искренне и беззаветно.
Обращаю взор свой к России, где происходят замечательные перемены к лучшему, и русский народ понимает свое предназначение в истории мировых процессов. Постижение национальной идеи государства под эгидой Русской православной церкви, ее Патриарха – Кирилла объединяет россиян вокруг святого символа, имени России – Святого и Благоверного князя Александра Невского. Граждане страны не забыли великое национальное прошлое, и не сомневаюсь в том, что Дмитрий Медведев – Президент Российской Федерации, помнит о многих Дмитриях в истории Великой Руси, отстоявших честь и достоинство русского народа, и будет дальше вести россиян к вершинам былого величия. В обстановке мирового кризиса Президент России делает важнейшие шаги, приоритетами которых являются уважительное отношение к гражданам страны, законам, его государственная деятельность направлена на способность России к отражению посягательств любого агрессора. Мировое сообщество увидело – националисты и прочее политическое рванье получат достойный отпор. Ни у кого не должно вызывать сомнения – русский народ – великий народ.
История России также помнит: князь Владимир Святой – «Красное Солнышко» и «Креститель Руси», привел к расцвету русское государство: покорил вятичей, радимичей, ятвягов, воевал с печенегами, тем самым усилил личный авторитет государственного деятеля. Другой князь земли русской, Владимир Мономах, продолжая успешно воевать с внешними врагами, прекратил усобицы, чем способствовал усилению русской государственности. В своем «Поручении» он призывал сыновей укреплять единство Руси. Верю, что и Владимир Путин – консолидирующий политик новейшей истории, памятуя о знаменитых тезках, продолжит мужественно поднимать Россию к величайшим свершениям.
А что же «афганцы» в эпоху больших перемен, когда решались судьбы государств, и на пространстве Советского Союза образовалось множество стран? Не ставлю перед собой задачи анализа афганского движения в странах Содружества – это отдельная история, но не могу не сказать о том, что ряд организаций ветеранов войны в Афганистане находятся в жалком состоянии. Возникшие к середине 80-х годов союзы, ассоциации, другие общественные организации «афганцев», разными путями, порой драматичными, заявляли себя в различных направлениях. Одни рвались в бизнес – шло перераспределение активов государственной собственности: каждый хватал все, что представляло интерес для стартового капитала, уставных фондов. Другие тоже рвались, но в политику, сообразив, что политика и бизнес так тесно переплетаются друг с другом, что не всегда разберешь: где заканчивается политика и начинается бизнес и наоборот. Часть «афганцев» оказалась в криминальных структурах: они, забыв «афганское» братство, убивали друг друга за сферы влияния. Были и есть такие, кто топил и продолжает топить себя в вине и водке, не видя в помутневшем сознании страшной трагедии случившегося…
После распада СССР деятельность афганского движения оказалась невостребованной, в первую очередь у действующей власти, которая забыла объединяющую силу патриотического и, не стесняюсь этого слова, идеологического воспитания подрастающего поколения. Ветераны Великой Отечественной войны, достигнув преклонного возраста, и в силу понятных причин не могут вести самоотверженную работу с молодежью. «Афганцы» отодвинуты на вторые, третьи роли, а освободившиеся «ниши», пустоты в воспитании молодого поколения, успешно осваивают (Россия тому яркий пример) шайки бритоголовых с расистскими и откровенно нацистскими идеями. Молодежь поддается влиянию быстро: на фоне вечных проблем постоянного кризиса идет процесс самоутверждения в нелегкой жизни, а в нынешней реальной действительности, агрессивной пивной рекламы, доступной теле – и DVD – продукции влияние негатива на молодых людей очень огромно. Мозг нынешней молодежи не надо «перешивать»: отработанные технологии психологического воздействия на слабое сознание формируют необходимую базу любому заказчику под любую тему. Не сомневайтесь – сработает, это было не раз и примеров тому достаточно: последние события в Кондопоге, Санкт–Петербурге, Воронеже и других городах России… И для ветеранов войны в Афганистане сфера деятельности в общественной жизни страны, конечно же, есть. Это молодежь – актив и резерв общественного потенциала, который через 10-15 лет придет на смену нынешнему поколению. С ней надо работать на государственном уровне, помня о том, что это вопрос национальной безопасности любимой страны.
«На волне моей памяти» – название песенного сборника Давида Тухманова, который он в 70-е годы посвятил своим слушателям. Я же на волне своей памяти возвращаюсь к началу афганских событий, которые перевернули мир. Не претендуя на изысканность мышления, передам свое личное видение тех событий, свой взгляд на тему афганской войны. Содержательная часть материала жесткая по широкому спектру афганской проблемы – война есть война, и другие категории являются ее составляющей. Я рассматриваю их по другой методике и под другим углом зрения, чем обычные явления жизни, понятные обществу. С позиции профессионального военного анализирую те или иные события, даю оценку боевым операциям ограниченного контингента советских войск в Афганистане, в которых принимал личное участие. Особый акцент делаю на боевую деятельность разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, которыми командовал, специфику их работы в боевых условиях, тактику действий против сил афганского сопротивления, ведение разведки, поиска, организации засад.
Рядом со мной воевали друзья – солдаты, офицеры, выполнявшие воинский долг в самом лучшем его понимании. Испытываю гордость за них и наши боевые дела, породившие дружбу в афганских горах на многие годы. Свою работу на войне мы делали честно и справедливо, без остатка отдаваясь профессии – защищать Родину! В Афганистане учились ее защищать тысячи парней, прошедших по горам и пустыням, чтобы бороться за единство России в Чечне и других горячих точках. Эти строки пишу в память о лучшем друге, Толмачеве Александре Михайловиче, погибшем за Россию в борьбе с силами международного терроризма, о моих друзьях, разведчиках 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, самоотверженных десантниках, достойно выполнивших воинский долг перед Родиной! Для нас Афганистан не закончился, он – в сердце, он – в памяти… Итак, разведка ВДВ в действии.
Часть первая
РАЗВЕДКА 103-й ГВАРДЕЙСКОЙ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ
В КАНУН АФГАНСКИХ СОБЫТИЙ: 1978 –1979 гг.
ГЛАВА 1
Начало офицерской деятельности после моего утверждения в качестве командира разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты дивизии складывалось удачно. Приезд в Витебск 5-го ноября 1978 года, устройство в гостинице «Советская» прошли без проблем. С утра следующего дня привел в порядок парадную форму и ровно в 9.00 прибыл в штаб соединения к начальнику отдела кадров подполковнику Нежурину.
– Товарищ гвардии подполковник, лейтенант Марченко для дальнейшего прохождения службы прибыл.
Внимательный взгляд кадровика с черными усами вызвал волнение, некоторый трепет. Достав из сейфа мое личное дело, пришедшее из Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, он открыл его на первой странице, полистал.
– Присаживайтесь, Марченко. Как отдохнули? Вы, по-моему, из Сибири?
– Так точно, товарищ подполковник, из Томской области, сибиряк. Отдохнул нормально, готов командовать парашютно-десантным взводом.
Подполковник усмехнулся, продолжая изучать личное дело.
– У вас богатый послужной список, лейтенант: «учебка» в Забайкалье, шесть лет на сержантских должностях, наверное, скучно будет командовать взводом?
– С этого все начинают, товарищ подполковник.
– Гвардии подполковник, – уточнил начальник отдела кадров.
– Извините.
– Ничего, лейтенант, сегодня вы также становитесь гвардейцем прославленного соединения. Привыкайте.
– Есть.
Нежурин, продолжая изучать личное дело, расспрашивал о службе в армии, учебе в училище, через какое-то время набрал номер телефона:
– Удалый, зайдите.
Через минуту в кабинет зашел крепкого телосложения капитан с академическим значком на кителе. Нежурин кивнул в мою сторону:
– Забирай лейтенанта, беседуй, через час доложишь. Капитан повернулся ко мне и не очень внятным голосом представился:
– Капитан Удалый, начальник разведки дивизии. Пойдемте.
Пошли по коридору штаба соединения к кабинету, на двери которого висела табличка «Разведывательный отдел». Я зашел вслед за Удалым. Скромная кабинетная обстановка: несколько столов, стулья, шкафы, за грудой бумаг сидел лейтенант.
– Филонов, принимай гостя, планируется вместо тебя.
Встав, лейтенант подошел, протянул руку.
– Николай, помощник начальника разведки. Присаживайся.
Удалый, усевшись за письменный стол, заваленный папками, бумагами, начал беседу. Скорее – собеседование: он задавал вопросы, я отвечал. С первых минут стало понятно, что с начальником разведки дивизии надо быть очень внимательным: плохая дикция, несвязная речь – сбивали с толку. Вначале он задавал общие вопросы, уточнил биографию, затем перешел на учебу в училище. Постепенно подошли к теме «Организация иностранных армий», некогда любимой для меня на занятиях по тактике, которые проводил полковник Колесников Петр Михайлович. Посыпались вопросы по американской группировке в составе НАТО на западноевропейском театре военных действий. Особый упор начальник разведки делал на структуру авиационных крыльев США, дислоцировавшихся в Западной Германии, организацию 5-го и 7-го корпусов США в составе альянса.
По спине потек пот, стало душно, но на поставленные вопросы отвечал твердо, уверенно. Несколько раз не сходились в оценке личного состава механизированной дивизии США и 5-го армейского корпуса.
– Филонов, папку.
Помощник лез в первоисточник, находил, уточнял. В конце концов, Удалый достал пистолет Макарова (он был оперативным дежурным по штабу дивизии), вытащив магазин, проверил ствол.
– Разбери и собери.
Я взял пистолет, произвел разборку, по команде – сборку, положил на стол. Капитан остался доволен.
– Как с физической подготовкой?
– Нормально, товарищ гвардии капитан.
– Пошли.
Вышли в коридор, по лестнице спустились во двор, где стояла перекладина.
– Давай подъем переворотом.
Сняв парадный китель, положил его на скамейку и, сделав заскок на снаряд, приступил к выполнению упражнения на количественный результат. Ржавая труба перекладины говорила о том, что офицеры штаба дивизии не часто баловали ее вниманием. На двенадцатом обороте Удалый остановил.
– Достаточно. Как с рукопашным боем?
– В порядке. Спарринг, каты?
– Давай, каты.
Посмотрев с минуту, махнул рукой:
– Идем к Нежурину.
Зашли в кабинет, кадровик поднял голову от документов.
– Товарищ гвардии подполковник, лейтенант соответствует службе в разведке дивизии. Забираю к себе.
Нежурин указал на стулья. Присели. Полистав бумаги, он что-то сверил, уточнил и, наконец, поднялся.
– Гвардии лейтенант Марченко, – начальник отдела кадров соединения строго смотрел на меня.
– Я, – вскочив, принял положение «Смирно».
– Приказом командира 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии назначаетесь командиром разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Приказ будет подписан сегодня. С этого момента поступаете в распоряжение начальника разведки Удалого. Желаю успехов, лейтенант!
Вначале пришло онемение, дрожь пробежала по телу… Понимаю, что надо что-то сказать, и не могу.
– Есть, товарищ гвардии подполковник, – прозвучало с паузой и немного растерянно.
– Ничего, Марченко, не боги горшки обжигают. Все получится, – тихий, но внятный голос кадровика окончательно привел в себя.
– Спасибо, товарищ гвардии подполковник, не подведу.
– Ну, дай бог, лейтенант, еще раз успехов в службе. Идите.
– Есть, – лихо повернувшись, я вышел в коридор за начальником разведки.
На ходу, спускаясь по лестнице к комнате оперативного дежурного, Удалый уточнил:
– Значит, так, сейчас в разведотдел к Филонову, он введет в курс дела, через час прибудет Пащенко – командир роты, представлю ему. Завтра в 8.00 на службу.
– Есть, товарищ гвардии капитан.
– Да, как устроился?
– Пока в гостинице напротив, дальше разберусь.
– С женой?
– Так точно.
– Ладно, с жильем что-нибудь придумаем. Иди.
– Есть, – я повернулся и пошел к помощнику начальника разведки.
Филонов встретил меня доброжелательно, долго рассказывал о дивизионной разведке, задачах, которые стояли перед ротой, дал характеристику офицерам и прапорщикам подразделения. В свою очередь, я обрадовался, что служить буду вместе с Шурой Ленцовым, с которым знакомы по учебе в училище. Филонов пригласил пообедать.
– Спасибо, Николай, не хочу, посижу во дворе, немного остыну.
– Ну, давай, я быстро, – хлопнув меня по плечу, щуплый лейтенант рванул в столовую.
Оставшись один, я постепенно приходил в себя. Назначение в разведку дивизии, конечно же, явилось полной неожиданностью. После окончания училища попасть в полковую разведку непросто, а тут сразу -
в дивизионную! Конечно, повезло, не без этого :чем-то приглянулся Нежурину, начальнику разведки, где-то показал себя, и вот результат – командир разведывательного взвода разведки соединения.
Так, рассуждая, я сидел на скамейке во дворе штаба дивизии, ожидая прибытия командира роты.
– Валерий Григорьевич, – машет Филонов , – прибыл Пащенко, идемте.
Поднявшись с помощником начальника разведки в кабинет, я увидел Удалого, распекавшего плотного капитана в фуражке с высокой тульей.
– Пащенко, когда это прекратится? Я же сказал: машину использовать только по факту оформления приказа. Что тут непонятного?
– Все понятно, товарищ капитан.
– В чем тогда дело?
– Надо было подкинуть паркетную дощечку с Марковщины, а тут ВАИ, у Ерилина оказалась старая путевка.
– Разберись и больше не допускай, Юрий Георгиевич, начальник штаба к этому относится болезненно.
– Я понял вас.
Удалый вышел из-за стола, подошел к капитану.
– Вот тебе лейтенант на место Филонова, примет третий взвод. Знакомьтесь.
– Гвардии лейтенант Марченко.
Капитан взглянул неприятным, пронизывающим взглядом, протянув руку, представился:
– Пащенко Юрий Георгиевич, командир разведывательной роты.
Показалось, ирония и сарказм буквально сквозили из слегка желтоватых глаз командира дивизионных разведчиков.
– Хотел Филонова отправить с вами, – Удалый придержал за локоть командира роты, – но прибудет утром. Сейчас давайте в «Зеленый городок», знакомь нового командира с расположением и организуй прием-передачу должности.
– Понял, товарищ капитан.
Пащенко, попрощавшись с начальником разведки, дал мне знак следовать за ним. Мы вышли на улицу к остановке автобуса 15-го маршрута. Ехали долго, практически всю дорогу молчали. Командир думал о чем-то своём, я переваривал назначение, размышляя, как лучше заявить себя в новом коллективе. Наконец-то, автобус доставил нас в «Зеленый городок», к первому месту начала моей офицерской службы.
ГЛАВА 2
Прошли КПП военного городка, командир повел в спортивный зал – эллинг, выполненный из листового железа.
– Рота на физической подготовке, Валера, представлю личному составу, – уточнил Юрий Георгиевич.
– Смирно!
Здоровый блондин в спортивной форме строевым шагом подошел к Пащенко: «Товарищ гвардии капитан, личный состав разведывательной роты занимается отработкой элементов рукопашного боя. Заместитель командира роты гвардии лейтенант Комар».
– Вольно.
– Вольно, – продублировал команду заместитель командира.
Так произошла моя первая встреча с Иваном Геннадьевичем Комаром, с которым последующая служба в разведке переросла в дружбу, теплые, замечательные отношения.
– Товарищи разведчики, – начал Юрий Георгиевич, – приказом командира дивизии на должность командира третьего разведывательного взвода назначен гвардии лейтенант Марченко Валерий Григорьевич. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
Десятки солдатских глаз разглядывали меня. Знакомая картина: кто такой, что представляешь собой, на что способен – спрашивали глаза разведчиков. Командир уточнил заместителю порядок работы, подозвал к себе одного из сержантов.
– Попков, взвод передашь лейтенанту Марченко. Филонов будет утром.
– Есть, товарищ гвардии капитан, – ответил сержант, как понимаю, мой заместитель.
Занятия по физической подготовке под руководством Ивана Геннадьевича продолжались. Я приглядывался к разведчикам: общая физическая и специальная подготовки солдат произвели впечатление. Обратил внимание – разведчики подобраны по физическому развитию, наверное, и по личным качествам, старательно отрабатывают каты, прыжки с трамплинов, сальто, метание ножей. Несомненно, парни понравились с первого взгляда, так могут нравиться люди, которые серьезно занимаются боевой и специальной подготовкой.
Некоторое время, стоя в стороне, я наблюдал за их действиями, но, поймав взгляд одного из них, понял, что не прав. Второй раз за день снял парадный китель – что поделаешь, такой выдался день: надо и дальше заявлять себя не только перед начальником разведки, но и перед рядовыми солдатами. Случай представился сам: быстрая разминка, подход к брусьям, заскок переворотом с боку. После чего показал такую комбинацию, за которую в школьные годы мне рукоплескал зал Парабельского Дома культуры на спортивной олимпиаде. Знакомство с разведчиками состоялось. Мне ли не знать, отслужившему срочную службу солдатом, сержантом, как ревностно смотрят подчиненные на своих командиров в вопросах физической подготовки? Заявка сделана, будем разбираться дальше.
– Трофимов, роту в расположение, через пятнадцать минут построение на чистку оружия.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Разойдись.
Через пару минут разведчики, выскочив на улицу, последовали с песней в казарму. Ко мне подошел заместитель командира роты:
– Иван.
– Валерий, – взаимное рукопожатие соединило нас на долгие годы.
– Как устроился?
– Пока никак, в гостинице.
– Ничего, поможем. Сейчас пойдем в роту, познакомишься с офицерами, прапорщиками, посмотришь на своих парней. В общем, вникай.
– Понятно.
Не успели с Комаром зайти в казарму, навстречу кинулся высокий лейтенант – Шура Ленцов:
– Привет, 5 рота.
Обнялись, хлопая друг друга по спинам. Шура рассказал о первых впечатлениях офицерской службы, потом подытожил:
– Все в порядке, Валера, тебе понравится, главное – коллектив толковый и бойцы на подбор. Разберешься быстро.
– Александр Иванович, передай офицерам и прапорщикам – всем в канцелярию, – крикнул в открытую дверь здоровенный лейтенант.
– Ладно, потом поговорим, командир собирает всех тебя представлять.
Минут через пять все были в сборе. Тесная канцелярия едва умещала командный состав подразделения. Кому-то пришлось стоять у дверей, прислонившись к косяку.
– Товарищи офицеры, представляю, – Пащенко встал из-за стола, – командир третьего разведывательного взвода, гвардии лейтенант Марченко Валерий Григорьевич.
На меня смотрели свыше десятка офицеров и прапорщиков, с кем предстояло начинать командирскую деятельность.
– С Комаром уже познакомился – мой заместитель, теперь заместитель по политической части – Гришин Владимир Николаевич. Встал высокий лейтенант, крепко пожавший мне руку.
– Заместитель по радио и радиотехнической разведке Родин Анатолий Артемович.
Парень с погонами старшего лейтенанта сжал руку так, что она занемела.
– Ленцова, как понимаю, знаешь, значит, служба пойдет веселей – представил следующего офицера:
– Командир второго взвода Юрий Хижняк.
Жгучий брюнет показал в улыбке доброжелательность и сразу расположил к себе. Юрка стал другом, с которым можно было, не таясь, говорить обо всех делах и проблемах. Мы и теперь добрые друзья, спустя много лет после службы в разведке.
– Командир взвода радиотехнической разведки старший лейтенант Коробицын Сергей Александрович, – Юрий Георгиевич кивнул на интеллигентного вида офицера.
– Командир взвода связи лейтенант Алексеенко Владимир, – продолжал Пащенко.
– Переводчик, он же начальник штаба, старший лейтенант Ханов Владимир.
Смуглый, с черными усами, застенчивый с виду переводчик , кивнул головой.
– Старшина роты Андрейчук Николай Владимирович.
Подтянутый, в портупее, старшина с достоинством протянул руку.
– Вот и весь наш коллектив, Валера, пока нет техника роты и химика, скоро подберем. Так что вливайся, как положено.
Все засмеялись, понимая, что официальная часть закончена и можно расслабиться.
– Понял, товарищ гвардии капитан.
– Ты пока ничего не понял, – Ленцов зажмурил глаза, – потом объясню.
Смех дружного коллектива означал, что за этим кроется гораздо большее, чем могло показаться на первый взгляд.
После представления Пащенко уточнил решаемые ротой задачи. Мне приказал:
– Не дожидаясь Филонова, иди во взвод, принимай имущество, оружие, снаряжение. Попков, твой заместитель, все знает, расскажет, покажет. Возникнут вопросы – подходи. По имуществу – к старшине роты.
– Есть, понял.
Вместе с офицерами я вышел в коридор просторной казармы, сориентировался, где находится расположение взвода. Личный состав, получив оружие, занимался его обслуживанием.
– Товарищ гвардии лейтенант, взвод занимается чисткой оружия. Заместитель командира взвода сержант Попков.
– Хорошо, Попков, я пока ознакомлюсь с расположением, посмотрю тумбочки, после сдачи оружия – ко мне: разберемся по имуществу, комплектацией РД, химзащитой.
– Есть.
Я прошелся по расположению, зашел в Ленинскую комнату, подсобные помещения. Компактное размещение, ничего лишнего – неплохие бытовые условия.
К вечеру принял взвод по видам довольствия, в Ленинской комнате побеседовал с разведчиками. Мысленно удивился, что во взводе по штату всего 14 человек – немного для того, чтобы успешно командовать подразделением. Солдаты и сержанты слушали внимательно. Рассказал им о себе, о том, что в десантное училище поступил, отслужив армию на должностях рядового и сержантского состава. Это немаловажно для военнослужащих срочной службы: факт того, что их командир не понаслышке знает солдатскую жизнь, поднимает его авторитет на несколько порядков. С точки зрения солдатской логики, если командир прошел действительную военную службу, значит знает почем фунт лиха, будет справедливо решать вопросы жизни и быта.
Знакомство с офицерским составом продолжилось вечером в неформальной обстановке. Шура Ленцов правильно заметил: я еще плохо понимал, что значит представиться «как положено» и первая встреча за круглым столом показала – этому надо учиться. Но главное было в другом: рядом со мной оказались настоящие парни, с кем вместе пошли по нелегкой службе в разведке и потом окунулись в горнило афганской войны.
Заместитель командира роты по политической части гвардии лейтенант Гришин Владимир Николаевич окончил Свердловское высшее танково-артиллерийское политическое училище, стал непревзойденным политработником и командиром в одном лице, способным вести за собой дружный коллектив разведчиков. Спокойный, располагающий к себе, душевный, но справедливо строгий офицер был востребован не только рядовыми разведчиками, но и нами – офицерами, прапорщиками роты. Владимир Николаевич прекрасно знал вооружение, уверенно владел им и являлся примером в выполнении учебных стрельб на стрельбище, директрисе боевых машин. Занятия по политической подготовке проводил интересно, в более широких рамках программы учебных занятий.
Мне посчастливилось перенять у Владимира Николаевича лучшие качества политработника, которые пригодились позже, когда я командовал разведывательными подразделениями парашютно-десантных полков. Там штатным расписанием заместители по политической части не были предусмотрены, и мне приходилось быть и командиром подразделения, и политработником в одном лице – нести на себе груз партийно-политической работы. Ответственность и нагрузка была двойная: много времени уходило на повседневную бумажную работу, но это давало возможность глубже работать с личным составом, понимать, чем дышат солдаты, а при необходимости шуткой, нужным словом поддержать, подбодрить. Для рядового состава понимание и поддержка – большое дело, тем более для нас, разведчиков. Впоследствии в Афганистане очень пригодились навыки познания солдатской души, заложенные в коллективе принципы взаимоподдержки и выручки. Сейчас можно признаться в том, что, уходя на боевые задания, я не всегда был уверен в благополучном возвращении на базу. Но в любом случае, командиру необходимо было уверовать в каждого разведчика, как и в то, что человеческий фактор не допустит сбоя, не поставит под срыв выполнение боевой задачи. В этом есть и обратная связь: такие качества командира, как личный пример, справедливая требовательность, опыт срочной службы давали положительный результат – солдат верил командиру. В разведке это неоценимо важный момент.
Командир роты Пащенко Юрий Георгиевич имел солидный стаж в командовании парашютно-десантным подразделением и огромный опыт работы с личным составом, но отдельная разведывательная рота дивизии – совершенно другая специфика командирской деятельности. Имея статус отдельной части, она вбирала в себя огромный объем штабной работы, документооборота, обеспечения по видам довольствия, реагирования на приказы командира дивизии. Ведение документации отвлекало командира от учебно-боевых занятий, но являлось необходимой частью служебной деятельности. Кроме этого, командир дивизионных разведчиков всегда находился на виду у командиров частей, командования дивизии. Ответственность на нем лежала огромная. Более того, на одном из совещаний командир дивизии гвардии полковник Рябченко сказал Юрию Георгиевичу о том, что офицерский состав отдельной разведывательной роты – резерв на вышестоящие должности. Высокому доверию командира соединения офицеры-разведчики соответствовали: летом 1979 года на должность командира 4-й парашютно-десантной роты 317-го полка убыл Юра Хижняк, минуя при этом должность заместителя командира роты. Начальником связи парашютно-десантного батальона этого же полка выдвинут Володя Алексеенко – командир наших связистов. Командир роты Юрий Георгиевич Пащенко после ввода в Афганистан, был назначен командиром парашютно-десантного батальона, опять же минуя должность заместителя командира батальона. За 1980 год на повышение ушли все офицеры роты, прибывшие в разведку дивизии, а Иван Комар в течение следующего года вырос до командира батальона. Саша Чернега, прибывший на место Юры Хижняка, убыл на должность командира 9-й роты 317-го парашютно-десантного полка, впоследствие проявив себя мужественным офицером в боях под Кандагаром. Володя Гришин стал заместителем командира батальона по политической части в 350-м парашютно-десантном полку. Да и ко мне судьба отнеслась благосклонно: вскоре я стал заместителем командира разведывательной роты дивизии, а через три месяца возглавил разведывательную роту боевого и знаменитого в Афганистане «полтинника» – 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Но это к слову.
Юрий Георгиевич Пащенко пользовался заслуженным авторитетом у личного состава разведчиков – самый старший по возрасту, имел большой опыт офицерской деятельности. Хорошо разбираясь в людях, он подобрал коллектив офицеров, прапорщиков, которые не считались с личным временем и полностью отдавали себя службе. Ему удалось сколотить подразделение настоящих разведчиков, способных самостоятельно решать любые задачи. Перед моим приходом в роту произошла замена офицерского состава. Прежний коллектив не оправдал надежды командования дивизии, офицеров направили в другие места службы. С приходом в дивизионную разведку меня и Ленцова, завершился процесс формирования роты. Это произошло ровно за год до начала афганских событий, но этого времени оказалось достаточным, чтобы новый командный состав с полной силой, без раскачки, приступил к выполнению плана боевой, политической и специальной подготовки.
С этого момента началась суровая служба в разведке дивизии. Учебно-боевая работа закрутила так, что свободного времени для того, чтобы как-то устроиться, решить личные проблемы, совершенно не было. Жена самостоятельно нашла сдаваемую комнату в доме на Московском проспекте, в которую мы переселились из гостиницы, искала работу. Я же с раннего утра до позднего вечера занимался с личным составом боевой и политической подготовкой. Офицерский коллектив сплачивался, мужал, становился цементирующей силой дивизионных разведчиков. Итог нашей деятельности подвел Афганистан: за первые два года активных боевых действий в составе сформированного коллектива мы не понесли ни одной боевой потери. Это несомненная заслуга офицерского состава, прапорщиков 80-й отдельной разведывательной роты.
ГЛАВА 3
Немного расскажу о них, самоотверженных офицерах и прапорщиках дивизионной разведки, ковавших боевую и политическую подготовку подразделения, делавших свое дело честно и добросовестно. Это даже не рассказ, а некоторые заметки о черточках характера боевых друзей, с кем я делил радости и печали, успехи и неудачи нелегкой службы.
Заместитель командира роты по связи и радиоразведке гвардии старший лейтенант Родин Анатолий Артемович – яркая личность, работяга, требовательный, энергичный крепыш, способный днями и ночами решать вопросы связи, боевой учебы, дисциплины. Простой по натуре парень со стороны нас, офицеров, часто подвергался розыгрышам, но это всегда нами делалось незло, с юмором, с единнственной целью как-то отвлечься от суровой повседневности. Артемыч терпел какое-то время "подначки", затем, хватал табуретку и кидался на заводилу очередного розыгрыша. Нам было интересно наблюдать за реакцией Толика, бурной, эмоциональной, и мы в очередной раз от души хохотали. Кстати, если бы он не так эмоционально и резко реагировал на наши проделки, не думаю, что его продолжали бы опять допекать.
Говоря о специфике нашего подразделения как отдельной части, нельзя не сказать о той кропотливой работе, которую выполнял гвардии старший лейтенант Владимир Ханов, военный переводчик разведывательной роты. Он возглавлял штаб разведывательного подразделения, вел ежедневную работу, без которой нельзя было представить отдельную часть соединения. Володя Ханов, человек высокопорядочный, сдержанный, имел своеобразное чувство юмора, был тихим, можно сказать, малозаметным офицером, но без него не решался ни один организационный вопрос деятельности разведчиков: план боевой подготовки, расписание занятий, увязка во взаимодействии элементов боевой учебы – все это лежало на военном переводчике. Параллельно он проводил занятия по изучению иностранных языков в рамках тематики допроса военнопленных, опроса местных жителей, что также входило в программу подготовки разведчиков.
О старшине дивизионных разведчиков Николае Владимировиче Андрейчуке можно говорить долго. Он прошел службу рядовым солдатом, сержантом, окончил «школу абвера» в Гайжюнае (учебное подразделение 44-й учебной дивизии, готовившее прапорщиков для ВДВ). Пришел в разведывательную роту, которую сделал такой, какой она стала: передовым подразделением 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Его заслугой явился непререкаемый авторитет среди личного состава. Товарищ старшина! Это, значит, в роте жесткий порядок, высокая служба внутреннего наряда, дисциплина, надлежащая форма одежды. Товарищ старшина! – Это высочайший авторитет и уважение к человеку, который был для разведчиков командиром и старшим товарищем. Свой непререкаемый авторитет старшина дивизионных разведчиков пронес через десятилетия. И поныне на встречах ветеранов 80-й отдельной разведывательной роты, после смерти Ивана Комара, право принятия доклада принадлежит старшине роты Андрейчуку Николаю Владимировичу. Это высокая честь, завоеванная трудом, порядочностью и личным примером человека, отдавшего душу разведке.
Старший техник роты Слободов Петр Николаевич пришел в роту позднее, окончив школу прапорщиков в 1979 году. Завоевал авторитет среди механиков-водителей боевых машин как человек, разбирающийся в технике, способный организовать ремонтные работы учебно-боевой группы после вождения, практических стрельб, поддерживающий технику в должном состоянии. Парк боевых машин под его руководством отвечал всем требованиям хранения, сбережения техники, как боевой, так и учебно-боевой группы. Более того, Петро поступил учиться в институт на заочную форму обучения, который в последствии успешно закончил. Веселый, неунывающий, солдаты его любили, общались на уровне специалистов. В этом смысле он был доступен, понятен, всегда болел за порученное ему дело. Петр Николаевич безвременно ушел из жизни в сентябре 2008 года.
Командиры разведывательных взводов вписывались в общую структуру подразделения как офицеры, непосредственно готовившие разведчиков по плану боевой и политической подготовки. Ответственность за учебу, службу войск, дисциплину, порядок и личную подготовку каждого разведчика лежала на нас – командирах разведывательных и специальных взводов. Командир взвода – это фигура в воинском коллективе, первичное звено офицерской должности, которое в своем взводе отвечало буквально за все. Даже за то, на каком боку спит солдат, как наматывает портянку, как ходит оправляться – за это также отвечал командир разведывательного взвода.
Высокого гусарского роста гвардии лейтенант Александр Ленцов, будущий генерал-майор, командир воздушно-десантного соединения, заместитель командующего ВДВ обладал неуемной энергией, инициативой, которую командиру роты приходилось сдерживать. С Шурой мы учились в параллельных ротах, знали друг друга, поэтому встреча на службе в разведке для нас была радостной. Человек веселого, беззаботного нрава, полный сил, оптимизма, всегда брался за любое дело с энтузиазмом. Ему был не чужд здоровый соревновательный дух, своих разведчиков он всегда выделял, заявляя, что они у него лучшие не только в роте, но и во всей Галактике. Это нормальный процесс, который зажигал меня и Юру Хижняка, командовавшего вторым взводом.
Юра – рубаха-парень: музыкальный, заводной, веселый, имевший на все случаи жизни десятки поговорок, анекдотов. Играл на гитаре, баяне, пел, развлекал разведчиков до гомерического смеха. Похожий на цыгана не только смуглостью, но и задорностью, он великолепно создавал теплую дружескую атмосферу в коллективе. С ним можно хоть куда. Такой вот добрый, замечательный коллектив офицеров и прапорщиков 80-й отдельной разведывательной роты собрался осенью 1978 года, за год до ввода в Афганистан.
Осеннюю проверку рота сдала на удовлетворительную оценку, которая не устраивала ни разведчиков, ни командование соединения, поэтому с наступлением зимнего периода обучения началась кропотливая работа. Разведывательным отделом дивизии под руководством начальника разведки соединения гвардии капитана Удалого был разработан план зимнего разведывательного выхода. Он предполагал комплекс мероприятий по совершенствованию боевой подготовки личного состава разведчиков в условиях приближенных к боевым. Сформированы разведывательные группы, которые необходимо было готовить до способности выполнять учебно-боевые задачи в глубоком тылу противника в автономном режиме. Необходимо отметить, что работа разведывательных подразделений, выполнение ими специальных задач, решалась совместно с другими частями дивизии. Действовал единый план, разработанный штабом соединения под руководством гвардии подполковника Чернова. Как уже говорилось, на нас разведчиков, особое внимание обращал командир дивизии гвардии полковник Рябченко. Мы всегда были в поле его зрения, поэтому разведотдел соединения, готовя план разведывательного выхода, учитывал многие составляющие. С одной стороны, отрабатывались чисто специфические задачи для разведывательных подразделений: ведение разведки, поиск, засадные действия, вскрытие объектов противника с переходами на большие расстояния. С другой стороны, обязательным порядком решались вопросы огневой подготовки применительно к курсу стрельб, оружия массового поражения, включая нормативную базу, вождения боевых машин. Дело в том, что на итоговых проверках первый блок вопросов проверяли разведывательные отделы соединения и ВДВ. С огневой, политической, воздушно-десантной подготовкой, в том числе, швартовкой техники, вождением боевых машин дело обстояло иначе – сдавали по общему принципу парашютно-десантных подразделений. Важным являлась необходимость расчета временных показателей, взаимодействие с другими частями дивизии в использовании стрельбищ, директрис, трасс для отработки вождения днем и ночью.
План парашютных прыжков разведчики выполняли на «отлично». Рота перешла на управляемые парашютные системы Д-6, освоила их, совершая прыжки с самолетов военно-транспортной авиации. Офицеры успевали сделать по два-три прыжка, чтобы выполнить годовую программу: младшим офицерам – 6 прыжков в год, старшим офицерам и прапорщикам – по 4 – тогда нам засчитывался месяц за полтора на выслугу лет. Парашютные прыжки планировались заранее. Подъем личного состава проводили в 4.00 утра, затем завтрак, сбор, совершение марш-броска из «Зеленого городка» в Журжево (через весь город), на аэродром взлета. Накануне в обязательном порядке проводили предпрыжковую тренировку. Каждому разведчику выставлялась оценка на готовность совершения прыжка с парашютом. Мероприятие увязывалось по времени, этапам, и ни в коем случае не допускались сбои.
Что касается прыжков с парашютом, заместитель командира дивизии по ВДП гвардии полковник Отливанчик всегда давал разведчикам режим особого благоприятствования – мы уходили в небо первыми, десантировались и решали вопросы ведения разведки с площадки приземления. Выполнив ближайшую задачу, в течение нескольких суток в составе разведывательных групп проводили поиск объектов условного противника, вели разведку местности, организовывали засады. В учебном центре «Лосвидо» выполняли учебные стрельбы из стрелкового оружия, вооружения боевой машины, совершенствовали навыки вождения техники.
Вопросами воздушно-десантной подготовки занимался Иван Комар, как заместитель командира роты – инструктор ВДП. Оборудованный комплекс позволял проводить занятия по воздушно-десантной подготовке в полном объеме. Отрабатывали элементы прыжка с парашютом по этапам: с трамплина, при гашении купола в момент протаскивания, в чрезвычайных ситуациях. Командиры взводов лично проводили занятия, тренировали разведчиков, готовили их к совершению парашютных прыжков.
Не могу не рассказать о двух драматичных моментах, связанных с парашютными прыжками, случившихся с офицерами. Очередные прыжки с самолета Ил-76М проходили планово без последующего решения задач. В составе роты мы организованно прибыли на аэродром взлета «Журжево», подготовили личный состав, надели парашюты, зашвартовали оружие, снаряжение, после чего по рулежной дорожке двумя потоками двинулись к самолету. В этот момент совершил посадку «Ил» и по рулежной дорожке медленно двигался навстречу нам. Иван Комар, Юрка Хижняк и я были экипированы легко – без оружия и РД, поэтому оторвались вперед от основной группы парашютистов. Самолет поравнялся с нами, консоль левого крыла медленно прошла над головами. Потом все и случилось… Когда самолет оказался за нашими спинами, мы трое попали в воздушный поток работающих турбин. Нас пригнуло потоком воздуха, кинуло на землю и погнало с огромной скоростью – метров 100 летели по бетонке, пока не ослабло реактивное действие тяги. Нам повезло в том, что потоком воздуха не распустило купола парашютов, которые бы превратились в парус. Тогда могла бы случиться беда – нас просто размазало бы по бетонной дорожке.
Другой чрезвычайный случай произошел опять же с Иваном Комаром зимой во время совершения прыжков с парашютом с Ила. Иван Комар, командиры взводов были выпускающими – очень ответственная задача. Взлет, набор высоты, выпускающие готовили парашютистов к прыжку. Проходили каждый по своему борту и зацепляли карабины камер стабилизирующих парашютов за трос десантного оборудования самолета, проверяли швартовку оружия, снаряжения десантников. Выпускающим было очень неудобно передвигаться в зимней одежде между сидящими друг к другу лицом двумя потоками парашютистов. Мы отстегивали ножные охваты своих парашютов, что делало свободней передвижение по самолету, и готовили разведчиков к выброске. После проведенной подготовки их снова застегивали, проверяли сами себя и также готовились к прыжку. В этот раз Иван Комар забыл застегнуть ножные охваты и, выпустив парашютистов в правую дверь, покинул самолет. При открытии парашюта динамический удар практически вытряхнул Ивана из подвесной системы. Он зацепился за нее руками и до самой земли спускался на куполе в подвешенном состоянии и, слава богу, удачно приземлился. Ситуация жуткая, вывод один: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя расслабляться.
ГЛАВА 4
Начальник разведки дивизии капитан Удалый проводил занятия с офицерским составом роты, делая упор на организацию иностранных армий, входивших в состав Североатлантического альянса (НАТО). Конец 70-х годов относился ко времени, когда военная доктрина СССР не считала альянс дружественной нам организацией, поэтому 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия сосредоточила усилия на этом направлении. Военная составляющая европейского театра нами, разведчиками, изучалась досконально – вооружение, тактика действий, дислокация.
Североатлантический блок сформировался в 1949 году, как военно-политический союз, и сразу же направил свои устремления против социалистических стран и национально-освободительного движения. В рамках НАТО, в состав которого вошли 14 государств, было создано объединенное военное командование со штаб-квартирой в Брюсселе, координировавшее действия вооруженных сил стран-участниц. Только в Федеративной Республике Германии «Бундесвер»,вооруженные силы страны, имел около полумиллиона человек личного состава, в том числе: сухопутные силы – 342 тысячи человек (12 мотопехотных дивизий, 4 танковые дивизии, одна воздушно-десантная дивизия, горно-пехотная дивизия, сведенные в три армейских корпуса). ВВС – 110 тысяч человек (500 боевых самолетов). ВМФ – 38 тысяч человек (188 боевых кораблей). Армия ФРГ имела на вооружении средства ракетно-ядерного нападения: дивизионы оперативно-тактических ракет «Ланс», эскадры ФРГ, оснащенные ракетами «Першинг-1А», способные нести ядерные заряды. Мы, разведчики, внимательно изучали военную структуру НАТО, чертили схемы, планы, варианты воздействия. Командно-штабные пункты, узлы связи, аэродромы, железнодорожные станции, развязки транспортных артерий, дамбы, плотины – объекты особого внимания разведчиков. Мы досконально изучали их систему охраны, обороны, состав и отрабатывали тактику проведения разведывательно-диверсионных операций.
Разведотдел дивизии имел необходимую информацию, документы, по которым мы работали, анализировали, изучали противника, который реально мог действовать против нас. Например, в ФРГ таким противником, предназначенным для борьбы с разведывательно-диверсионными группами, являлись подразделения «Хайматшютц» – «Защита Родины». Батальон «Хайматшютц» имел 760 человек личного состава, 140 автомобилей, 10 минометов, 6 безоткатных орудий, 43 пулемета, 58 гранатометов, 411 автоматических винтовок, 6 зенитных орудий, 62 радиостанции. Мы понимали: нам противостоял серьезный противник, который по специальной подготовке был ничуть не хуже нас.
США извлекли опыт из вьетнамской войны, в которой потери американцев составили 56 тысяч человек и перевели армию на профессиональную основу подготовки. Новая система формирования «обкатывалась» в постоянных учениях, локальных боевых действиях, где американцы отстаивали свои интересы в глобальном масштабе. К этому периоду «холодной войны» отношения Советского Союза и Соединенных Штатов Америки несколько нормализовались. Итогом явилось подписание в 1975 году Хельсинского соглашения. Обе сверхдержавы отказывались от военного решения политических вопросов, не доводить дело до открытой конфронтации, что уже было хорошо в межгосударственных отношениях, но это лишь внешний фон отношений стран. Пентагон подстегивал правительство США к увеличению расходов на вооружение, созданию новых типов оружия массового поражения. Со времен окончания Второй мировой войны, к концу 70-х годов, США израсходовали на военные нужды 2 триллиона долларов. В 1978 году ракетно-ядерный потенциал США включал в себя 1054 межконтинентальные ракеты наземного базирования, 656 ракет на подводных атомных лодках, имел в своем составе 380 стратегических бомбардировщиков, способных нести ядерное оружие на борту. Эти средства позволяли доставить 6500 мегатонн ядерного запаса на 11000 целей в СССР и странах социалистического содружества.
В это же время США приняли на вооружение ракеты «МХ» с кассетной боеголовкой, общее количество их составило около 300 штук. Создался флот крылатых ракет, которыми были оснащены 120 стратегических бомбардировщиков В-52. Военно-морской флот США получил 13 ядерных подводных лодок типа «Трайдент» с 24 баллистическими ракетами на борту и головками индивидуального наведения. В Западной Европе к середине 80-х годов планировалось размещение ядерных ракет, способных поражать объекты в глубоком тылу Советского Союза. Кроме этого, в Европе дислоцировались два армейских корпуса США: 5-й и 7-й, в состав которых входили по одной вышеуказанного состава механизированной, бронетанковой дивизии, механизированной бригаде, бронекавалерийскому полку, полевой артиллерии. До сих пор помнится состав механизированной дивизии США: 10 боевых батальонов – 16 тысяч человек личного состава, 216 средних танков М-60А-2, 27 легких танков «Шеридан», 54 самоходные гаубицы калибра 105 мм, 702 БТР М-113А-1, 2200 автомобилей, 64 вертолета, ПТУРС – 270 штук. Мощную силу представляла механизированная дивизия американцев, оснащенная современнейшей техникой.
К периоду ввода советских войск в Афганистан США создали корпус быстрого реагирования численностью до 110 тысяч человек для участия в конфликтах за пределами Североатлантического блока. В его состав вошли 82-я воздушно-десантная и 101-я десантно-штурмовые дивизии, 5-я и 7-я группы специальных операций, 4-я группа психологических мероприятий, 96-й батальон по работе с гражданским населением. Командующий корпусом быстрого реагирования генерал-лейтенант В. Ф. Уорнер, участник войны в Корее и Вьетнаме, однажды заявил: «Корпус может через 18 часов отбыть в любое место, где, по мнению президента, окажутся под угрозой жизненные интересы США». Эта ключевая фраза станет основополагающей во внешней политике США во все последующее время.
В 1976 году в армии США был принят в действие новый полевой устав сухопутных войск «FM-105-5». Суть данного руководящего документа представляла собой разработку ведения боевых действий США против Советской Армии в Европе. В это же время американский журнал «Милитари ревю» писал: «На Европу, как на базу американских войск, нельзя полагаться, сейчас более важное стратегическое положение приобретает Камчатка. Лишение Советского Союза Петропавловска-на-Камчатке, контроля над воздушными и морскими коммуникациями в этом районе, решительным образом повлияет на положение СССР, как Тихоокеанской, так и мировой державы». И далее по тексту: «Американские вооруженные силы, необходимые для отторжения Камчатки из-под Советского контроля, в основном уже существуют».
На 1980-й год США запланировали свыше 141 млрд. долларов на военные расходы. В январе 1979 года 170 бывших генералов, адмиралов США отправили письмо президенту Соединенных Штатов Америки Дж. Картеру, в котором, под предлогом советской угрозы, настаивали на срыве мирных соглашений с Советским Союзом.
Особую напряженность нагнетала внешняя политика Китайской Народной Республики в отношении Советского Союза, которая привела к вооруженным провокациям на границе в 1969 году. После ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан Китай приступил к оказанию политической, военной, финансовой и материальной поддержки силам афганского сопротивления. В районе Ваханского коридора действовали боевые отряды душманов одетых в форму китайских пограничников, вооруженных китайским оружием. Десятки китайских инструкторов вели подготовку душманских боевиков в Пакистане, Иране, самом Афганистане. Кроме этого, спецслужбы Китая на своей территории готовили душманские группы для ведения диверсионно-террористической деятельности в Афганистане, осуществляя поставки оружия, боеприпасов отрядам афганского сопротивления.
Конечно же, Советский Союз мог противопоставить серьезные аргументы Западу – в полную мощь действовала организация Варшавского договора «О дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи», созданная в 1955 году. Создание Варшавского договора было вызвано агрессивной деятельностью НАТО и имело целью обеспечение безопасности стран-участниц и поддержание мира в Европе. В его состав вошли семь стран социалистического содружества: Болгария, Венгрия, ГДР, Польша, Румыния, СССР, Чехословакия и Албания (в сентябре 1968 года последняя вышла из организации Варшавского договора).
Плодотворно работал Совет Экономической Взаимопомощи, членами которого являлись: Болгария, Венгрия, Вьетнам, ГДР, Куба, Монголия, Польша, Румыния, СССР, Чехословакия. Ряд стран были в качестве наблюдателей: Ангола, Мозамбик, НДРЙ, Эфиопия. Совет Экономической Взаимопомощи ставил перед странами содружества задачи развития социалистической экономической интеграции, ускорение экономического и технического прогресса, повышение уровня индустриализации стран с менее развитой промышленностью, сближение и выравнивание уровней экономического развития. Советский Союз на 1980 год планировал:
– выработку электроэнергии довести до 1295 млрд. кВт/ час;
– нефти и газового конденсата добыть 606 млн. тонн;
– природного газа добыть 435 млрд. куб. м;
– добычу угля довести до 745 млн. тонн;
– выплавку чугуна довести до 115 млн. тонн;
– на оборону потратить 17,1 млрд. рублей.
Запад это, безусловно, учитывал: советский противовес был настолько убедителен, что соблюдался паритет по всем направлениям. Такая политическая и военная обстановка сложилась между двумя политическими системами: социализма и «загнивающего капитализма» в канун ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 года. Это очень важный момент – на афганской политической и военной площадке столкнулись интересы двух супердержав, ни одна из которых не хотела идти на уступки. По обе стороны афганского конфликта находились два монстра мировых политических процессов, пытавшихся за счет третьей страны решать свои геополитические задачи.
На политических занятиях в голову каждого солдата доводилась мысль об агрессивной сущности империализма, о захватнической политике США и их союзников. И напротив – Советский Союз под руководством Коммунистической партии Советского Союза, построив развитое социалистическое общество, шел к победе коммунизма. Это делали мы, офицеры-коммунисты разведывательной роты. После заместителя командира роты по политической части Владимира Николаевича Гришина мне приходилось говорить на эту тему чаще других. С одной стороны, Гришин доверил мне готовить взвод к проверкам по политической подготовке, с другой - я был заместителем секретаря партийной организации разведывательной роты. До сих пор партийный билет лежит в моем семейном архиве с отметкой об уплате членских взносов за весь период, вплоть до распада СССР. Мне и сейчас не стыдно за все 13 лет своего членства в КПСС – порученную партийную работу я выполнял честно и добросовестно. Кстати, не потому, что было такое время и мы стремились к светлому коммунистическому будущему, а потому что работу на уровне рядового члена партии я делал на совесть, как многие миллионы коммунистов страны, вершившие подвиги трудовых пятилеток. Надо сказать, что проверки политических знаний 3-й разведывательный взвод под моим командованием, сдавал только на «отлично». Это значит, роте по самой основной дисциплине ставилась именно эта оценка.
Но без курьезов не обходилось: в моем разведывательном взводе служил разведчик Бусыгин, которому очень тяжело запоминались названия стран, входивших во вражеский блок НАТО (их надо было помнить наизусть, впрочем, как и страны Варшавского договора, СЭВ…) Он зубрил днем и ночью, в наряде, используя личное время, увольнения, на стрельбах. Докладывал мне назубок – нормально, но проходило пару часов, и мозг разведчика, словно боясь перегрузки, стирал информацию.
– Бусыгин, доложи мне, какие страны входят в состав НАТО?
Все – кома, прострация, потеря сознания. Даю еще время на изучение, после чего «отличник» Советской Армии докладывает так, что от зубов отскакивает, но через два часа у Бусыгина опять улетают из памяти страны – и свои, и чужие. И так до самого дембеля я «выпытывал» у него «военную тайну» о вражеских странах с переменным успехом. А вот должности, занимаемые Леонидом Ильичом Брежневым, его титулы, которые так же требовалось знать наизусть (Генеральный секретарь ЦК КПСС; Председатель Президиума Верховного Совета СССР; председатель Совета обороны СССР; выдающийся деятель КПСС, Советского государства, международного коммунистического движения; Маршал Советского Союза; Герой Социалистического труда; четырежды Герой Советского Союза), – для разведчика Бусыгина были сложнее любой кибернетики и «кибениматики».
ГЛАВА 5
В учебно-боевых буднях разведчики мужали, набирались опыта, боевого мастерства. Наши успехи не раз отмечались командованием соединения, а глазами корреспондента дивизионной газеты «Гвардеец» это выглядело так: передо мной номер за 9 мая 1979 года. Праздничный выпуск, посвященный 34-й годовщине Победы советского народа над фашистской Германией. Приказ Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Д. Устинова № 115 о поздравлении солдат и матросов, прапорщиков и мичманов, офицеров, генералов и адмиралов, ветеранов Вооруженных Сил, участников Великой Отечественной войны с великим праздником Победы. В рубрике «ОТЦОВСКИХ ПОДВИГОВ И ДЕЛ», статья гвардии лейтенанта А.Колотило, корреспондента дивизионной газеты, «Зрелость десантная». Вот эти строки:
«Сегодня мы рассказываем о воинах-гвардейцах, разведчиках, которыми командует коммунист гвардии лейтенант Валерий Марченко. Нелегким был путь к успеху десантников коллектива. Позади остались будни ратной учебы, занятия, проходившие в обстановке, максимально приближенной к боевой. Одним словом, пройден серьезный этап солдатского становления разведчиков.
…Воздушный корабль идет на снижение, гасит скорость. С минуты на минуту ждут начала десантирования воины разведывательной группы, возглавляемой членом КПСС Валерием Марченко. Полностью уверен командир в каждом своем подчиненном перед выполнением сложной и ответственной задачи в тылу условного противника. А те в свою очередь не выказывают ни малейших признаков волнения, беспокойства. И, конечно же, пример берут они с офицера, своего старшего товарища. Обо всём красноречиво говорят глаза разведчиков, в которых отражается решимость, спокойствие.
Резкий, громкий звук сирены заставляет в считанные доли секунды полностью собраться. Теперь все посторонние мысли исчезают, мозг работает не лихорадочно, а быстро и четко.
– Пошёл! – следует долгожданный сигнал.
И тут один за другим стремительно бросаются в люк самолета отличники-парашютисты, гвардии сержант Анатолий Попков, гвардии ефрейторы Илья Семенов, Николай Швецов. Грамотно действуют разведчики в воздухе. Опытные, смелые, сильные и ловкие, они быстро достигают земли, освобождаются от подвесных систем и покидают площадку. Когда все разведчики в сборе, гвардии лейтенант Валерий Марченко уточняет боевую задачу, высылает вперед дозорных, и разведгруппа скрыто выдвигается в указанный район. Высокую ратную выучку показывает кандидат в члены КПСС гвардии ефрейтор Илья Семенов. Под стать ему комсомольцы Игорь Хрисанов, Борис Иванов, Сергей Остриков, Виль Мухаметзянов. Не просто ночью отыскать объект «неприятеля». Но разведчики четко ориентируются на местности. Заметив парный патруль условного противника, дозорные немедленно докладывают об этом командиру. Не прекращая ведение разведки, группа останавливается, готовится к бою на случай, если вдруг будет обнаружена «неприятелем», усиливает наблюдение.
Вскоре становится очевидным, что поблизости находится отыскиваемый объект – узел связи. Используя средства радиоразведки, десантники определяют направление на него, дальность, тип работающих станций. Затем уточняют координаты объекта, вскрывают систему охраны и обороны, наносят все данные на карту, передают по радио все сведения начальнику, выславшему разведку, и приступают к выполнению последующей задачи.
За ночь воины оставляют позади в тылу условного противника несколько десятков километров. Однако, глядя на их действия, нельзя сделать вывод, что они устали.
Все поставленные задачи гвардейцы-разведчики в ту ночь выполнил на «отлично». Такой же оценкой были отмечены умения и знания воинов на состоявшихся сравнительно недавно контрольно-проверочных занятиях. Они показали настоящую боевую зрелость десантников. На итоговом занятии по политической подготовке особого внимания заслуживали ответы коммуниста гвардии ефрейтора Ильи Семенова, комсомольцев гвардии сержанта Анатолия Попкова и десантников Николая Швецова, Бориса Иванова. Этим воинам проверяющий объявил благодарность.
Отличились разведчики взвода и на итоговом занятии по огневой подготовке. В ночных условиях выполняли упражнения гвардии ефрейтор Иван Изьо, комсомольцы Виль Мухаметзянов, Борис Иванов и другие воины. Тем не менее, сложные условия не повлияли на качество стрельбы десантников. С первых выстрелов поражали все цели разведчики, показывая снайперскую выучку. По праву их стрельба была оценена высшим баллом.
Одним словом, образец грамотных и умелых действий продемонстрировали десантники взвода на всех контрольно-проверочных занятиях, в том числе и по инженерной подготовке. Здесь самыми первыми справились с поставленной задачей воины отделения гвардии сержанта Анатолия Попкова. Время установленного норматива гвардейцы перекрыли на 20%, за что были поощрены командиром взвода.
Оказались на высоте также молодые воины. Среди них и гвардии рядовой Геннадий Баравков. Кандидат в мастера спорта по вольной борьбе, добросовестный и трудолюбивый десантник, он быстро овладел сложной специальностью разведчика, и теперь день ото дня повышает уровень своих теоретических знаний, совершенствует практические навыки.
По-гвардейски встретили большой и радостный праздник – День Победы – десантники взвода гвардии лейтенанта Валерия Марченко. Достойные наследники боевой славы отцов, они свято хранят и приумножают славные традиции Вооруженных Сил СССР».
Вот общий фон накала учебно-боевых будней за полгода до входа в Афганистан. Так или иначе он отражает обстановку того времени: коммунисты и комсомольцы впереди, с них берут пример остальные, ориентируются в ратных делах. В этой статье читаем дальше: «Выполняя социалистические обязательства, воины повседневно проявляли горячее стремление к совершенству своей десантно-полевой выучки, повышению уровня мастерства. И это помогает гвардейцам преодолевать все трудности, покорять намеченные рубежи. Подразделение воинов-разведчиков в зимней учебе полностью выполнило социалистические обязательства. В роте подготовлено 65% специалистов первого и второго класса, все десантники здесь – значкисты ВСК, спортсмены-разрядники».
Высокую оценку разведчикам давало командование соединения, с серьезной подготовкой подходила разведка дивизии к началу боевых действий в Афганистане. Бытует известная фраза: «Хочешь мира – готовься к войне», и разведчики готовились к ней, следуя основному правилу: чтобы выжить – учись воевать. На земле Беларуси мы, офицеры-разведчики, постигая искусство войны, уже раскрывавшей свои объятья, учились сами и учили солдат, как надо воевать в современном бою. Чтобы понять накал учебно-боевых занятий, вернемся в ноябрь 1978 года.
Начальник разведки дивизии, командование роты проанализировали итоги осенней проверки 1978 года, в результате которых выявились недостатки, ошибки, недоработки командного состава. Зимний период обучения планировался с учетом выводов итоговых занятий прошедшей осени. Были определены основные направления деятельности офицерского состава, которыми стали: боевая и политическая подготовка, совершенствование материальной базы, воспитание личного состава, несение службы во внутреннем наряде. Надо сказать, что нарядов для отдельной разведывательной роты выпадало немного, и они не мешали выполнению плана учебных занятий. Мы, офицеры, ходили в качестве начальников патрулей по Витебскому гарнизону, редко – начальниками караулов в «Зеленом городке». Больше времени у нас отнимали хозяйственные работы и создание материально-технической базы в учебном центре «Лосвидо», где разведчики занимались строительством директрисы боевых машин. Тем не менее, максимально изыскивали любую возможность, чтобы сделать несколько заездов на БМД без практической стрельбы. Учили экипажи чувствовать время выполнения элементов 3-го упражнения из боевой машины десанта, делать «дорожку» при стрельбе по пулеметным целям, затем отрабатывали упражнение в целом. Офицеры подразделения, личный состав валились с ног от усталости.
Помнится случай, Александра Ленцова после нескольких суток занятий в Лосвидо поставили в наряд по гарнизону. Начальником патруля; он добросовестно отслужил очередные сутки и пришел в роту для сдачи оружия. Усталость лейтенанта была настолько очевидной, что, вытащив пистолет для разряжения, он, не вынимая магазин из пистолета, дослал патрон в патронник и сделал (как он думал) контрольный спуск. Конечно, раздался выстрел, Шура, остолбенев, снова нажимает на спуск – еще выстрел, только тогда соображает, что магазин на месте, и стрелять можно до полного его опустошения. Вынул магазин, патрон из ствола пистолета, завершив, наконец, процедуру контрольным спуском.
Достигнутые результаты не радовали нас, потому что мы знали, чувствовали: до совершенства еще далеко и надо много работать. Это понимал офицерский состав, разведывательный отдел дивизии. Проходившие накануне, летом 1978 года, учения так же вскрыли ряд недостатков, которые учитывались в дальнейшей учебно-боевой деятельности. Зимний период обучения 1978-1979 гг. готовился, как я говорил, основательно, с учетом упущенных возможностей. Совершили несколько прыжков с Ил-76М на площадку «Беловодка» под Полоцком, отработали несколько длинных переходов с ведением разведки объектов. Надо сказать, что зима того года выпала снежной, морозной, даже мне, сибиряку, было откровенно прохладно, а моим подчиненным южанам приходилось вдвойне тяжелей. Но план зимнего выхода все равно не менялся, разведывательные группы парашютным способом были выброшены на уже известную площадку, в пунктах сбора мы стали на лыжи и приступили к выполнению учебных задач. В интересах дивизии одновременно работало 12 разведывательных групп…
…Мороз крепчал и доходил до37 градусов по Цельсию. Несомненно, большую роль сыграла тренировка в закаливании личного состава. С началом зимнего периода обучения командиром роты Пащенко было принято решение – за полтора часа до обеда совершать ежедневные пробежки в составе подразделения. Юрий Георгиевич поручил мне возглавить кроссовую подготовку личного состава по закаливанию в зимний период. Командир роты учитывал, что я сибиряк, в десантном училище занимался зимним плаванием, бегал на лыжах и мог достаточно профессионально проводить занятия по закаливанию разведчиков. Делал я это следующим образом: строил в казарме роту, на выходе из расположения дежурный по роте устанавливал трамплин, личный состав в колонну по одному, разбегаясь, делал сальто через препятствие и бежал на улицу строиться. После чего я становился во главе подразделения, и мы бежали 9 километров по маршруту: «Зеленый городок» – поселок Тарный – мясокомбинат – «Зеленый городок». Форма одежды № 2 – голый торс.
Марш-броски закаляли парней, и я не помню случаев заболеваний гриппом, ОРЗ, другими простудными заболеваниями. Думаю, излишне говорить, как здорово помогли нам в горах Афгана тренировки в закаливании и выработка маршевой втянутости методом бросков. После ввода в Афганистан мы сутками выполняли боевые задачи в горной местности морозной афганской зимой 1980 года, и закалка, полученная ранее, не только пригодилась, она спасала нас. Понадобилась она и сейчас...
Каждая разведывательная группа получила задачу по ведению разведки в полосе действий условного противника. Надо было не только обнаружить предполагаемые объекты разведки, но и установить их систему охраны, обороны, выявить уязвимые места проведения диверсионных действий, то есть, говоря языком разведчиков, вскрыть объекты. Снег был выше человеческого роста, и все бы ничего, но три разведчика моей группы впервые в жизни увидели лыжи. Очень тяжело давался переход Сергею Сафарову, Геннадию Баравкову (оба из Душанбе), спортсмены-борцы, а вот на лыжах никогда не стояли. (В Афганистан Сафаров входил в качестве моего заместителя, а после увольнения в запас в мае 1980 года, моим заместителем стал Геннадий Баравков). Борис Иванов, родившийся во Фрунзе, также тяжело переносил морозную зиму и сложнейшие переходы на лыжах в тылу условного противника. В среднем суточный переход составлял до 60-ти километров по лесам Витебской области, но разведчики выдержали испытание суровой зимой и лютым морозом. Падали на ходу, засыпали, приходилось будить, тормошить, применять не только понятные всем мать-перемать, но и физическую силу – они вставали, двигались дальше и выполняли задачи. Паники не было, как не было стона, нытья – группа упорно шла к намеченной цели, успешно вскрыв объекты в назначенной полосе ведения разведки.
За двенадцать километров до базы, мы встретили разведывательную группу гвардии лейтенанта Ивана Прохора, разведчиков 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. У Ивана солдат сломал лыжу, упал от усталости, больше не мог передвигаться. С Прохором мы приняли решение: я поведу на базу обе группы, а Иван понесет своего разведчика на себе. Останавливаться нельзя, мороз доходил до минус 40 градусов. Вперед и только вперед! К обеду мы вышли к базовому лагерю. Через пару часов Прохор вынес разведчика на своих плечах живым и здоровым, парню была оказана первая медицинская помощь (гвардии старший лейтенант Прохор Иван Иванович, выполняя боевое задание в афганской провинции Кунар, погиб смертью героя 21 марта 1980 года, похоронен в деревне Лысково Пружанского района Брестской области).
От суровой стужи досталось и мне: прихватило морозом пальцы ног, а разведывательный выход едва не стоил мне службы в качестве командира разведывательной группы. Я был вызван на заседание партийной комиссии, где члены высшего партийного органа соединения потребовали от меня отчета по вопросу обморожения личного состава. Но командиры полков, отдельных частей, в том числе, Шпак Георгий Иванович, стали на мою защиту и не позволили ретивым «политрабочим» отобрать партийный билет, что означало бы конец службы, которая не успела еще начаться. Тем не менее, этот неприятный момент не был определяющим, важным было то, что мои разведчики выдержали суровые испытания, не дали слабости овладеть душой, телом – выжили, пройдя через трудности выполнения учебно-боевой задачи.
На учебных занятиях мы преодолевали сильнейшие нагрузки, но у нас всех было четкое понимание – только обстановка, максимально приближенная к боевой, может натренировать организм к сопротивлению, к возможности выжить в сложнейших условиях. Как нам это пригодилось в Афганистане! А он был не за горами – за РЕЧКОЙ, в высоких штабах уже разрабатывались планы, на карты наносилась обстановка по оказанию интернациональной помощи... Вдоль советско-афганской границы до штатов военного времени разворачивались части и соединения, нацеленные на Афганистан, а мы, разведчики, постигали науку войны в учебных боях и походах.
В феврале 1979 года штаб дивизии спланировал очередные выходы разведывательных подразделений соединения в леса Беларуси. Разведотдел дивизии разработал комплекс мероприятий, легенды заданий для более десятка разведывательных групп, но погода словно смеялась над нами – ударила оттепель, и как результат – слякоть, туман. Лыжи пришлось нести на себе, это сразу затормозило поиск по времени. Ноги в сапогах и мокрых портянках отказывались идти по снежной кашице, пот заливал глаза. Ночью холодало, заморозки давали о себе знать, и передвигаться становилось проще. Остановки на день я делал на молочных фермах, нехитрый приют для буренок казался уютнее отеля: можно упасть на солому, вытянув сбитые ноги, закрыть глаза и немного поспать.
Переходы длились несколько суток – длинные, изнурительные, мы не «засветились» контрразведывательным группам «противника», вскрыли объекты, о чем условным шифром по радио я доложил на базу. Группе требовался отдых, и тут выяснилось, что сержант Валерий Митькин родом из Оболя, где жила его мама, родственники, грех, думаю, не воспользоваться этим удачно сложившимся обстоятельством. Принял решение: ночевку сделать в родном доме сержанта. Какая радость была для матери, увидевшей сына! Накрыт стол, на нем разносолы: бульба, сало, домашние заготовки, чай. Единственное, о чем я попросил маму разведчика – ни капли спиртного. Провал в сонное состояние произошел мгновенно, а утром свежие, накормленные домашней снедью, мы двинулись дальше решать учебно-боевые задачи. Семье Митькиных этот визит запомнился на всю оставшуюся жизнь. Судьба распорядилась так, что, спустя 25 лет, я случайно встретился с сыном сержанта Валерия Митькина, и об этом случае он мне рассказал, как о самом дорогом событии их семьи.
Восстановив силы в доме разведчика хорошим сном, я повел группу дальше. Впереди еще было много часов тяжелого пути, который необходимо не просто пройти, но и провести мероприятия, чтобы не быть обнаруженным условным противником. На отдельных участках маршрута маскировали следы лыж, сапогов. Иногда я выводил группу к населенному пункту, где имелся трактор с прицепом, договаривался с местным трактористом, чтобы он подбросил ближе километров 15 к объекту. Разведчиков я укладывал на дно тракторной тележки, забрасывал сеном, сам садился с трактористом в кабину и показывал водителю маршрут движения. У нас, офицеров-разведчиков, были зимние куртки без погон, они мало отличались от обычной гражданской одежды, поэтому я не беспокоился, что местные жители и контрразведывательные группы, работавшие по выявлению наших групп, распознают во мне командира разведчиков. Таким образом, объекты, назначенные моей разведывательной группе, были обнаружены и вскрыты в установленное время, о чем я доложил начальнику разведки дивизии. От него получил приказ о возвращении на базу. С этого момента можно было немного расслабиться и выдвигаться к базовому лагерю без особого напряжения сил и соблюдения временных параметров.
Общая задача разведывательной группы обычно делится на этапы, каждый из которых требует определенного времени на выполнение. Командир, в интересах выполняемой задачи, рассчитывает временные показатели для использования возможностей группы в получении конечного результата. Главное – не повторяться! Ни в чем: в выборе маршрута движения, способе захвата объекта, методике его уничтожения. Анализ полученной информации по задаче командир группы проводит лично для себя – начальнику разведки, у которого одновременно работают 8-10 групп, мои выводы, возможно и не нужны, потому что аналитические исследования проводит разведывательный отдел соединения на основе совокупных данных, полученных из разных источников, разными группами, в разное время и разных районах. Другое дело, если требуется уточнить достоверность той или иной разведывательной информации, то и мне придется таким же методом проводить сбор дополнительных сведений.
Разведка – постоянное творчество, которому нужна и удача, везение, а чтобы удача была удачной (извините за каламбур), ее нужно добиваться, вырывать у врага. К этому ведет долгий путь, его необходимо пройти через пот и изнеможение, ставя организм в самые невыносимые для человека условия, и преодолевать их на пределе невозможного, что достигается путем системных тренировок. Я сам себя тестировал, проверял, расчеты привязывал к реальной обстановке, приходя к наиболее разумным выводам – разведчик должен обладать способностью быстро ориентироваться в обстановке и ставить обстоятельства на службу себе, при этом всегда поддерживать профессионализм в соответствующей форме.
ГЛАВА 6
Мы нарабатывали опыт в решении разведывательно-диверсионных задач в условном тылу противника. Расскажу о разведчиках моей разведгруппы, чтобы иметь представление о парнях, служивших в разведке ВДВ в канун афганских событий. Мой заместитель и командир 1-го отделения гвардии сержант Попков Анатолий Борисович родился в 1959 году в Мурманской области. Небольшого роста крепыш редко повышал голос на подчиненных, пользовался уважением в коллективе – ему можно было доверить группу для выполнения задач, что в разведке имеет особый смысл и значение.
Гвардии ефрейтор Остриков Сергей Анатольевич, наводчик-оператор, родился в 1959 году в Волгограде. Мастер ведения огня из вооружения боевой машины десанта. Не менее спокойный, уравновешенный парень, имел авторитет в коллективе, в том числе у офицеров и прапорщиков роты.
Гвардии ефрейтор Швецов Николай Андреевич, механик-водитель БМД-1, родился в 1959 году в Мурманске. Руководил комсомольской организацией взвода, пользовался заслуженным уважением товарищей – был серьезной опорой в моей командирской деятельности.
Гвардии рядовой Иванов Борис Александрович, разведчик. Родился в 1959 году в городе Фрунзе, столице Киргизской ССР. Крепкий, накачанный парень, мой посыльный, поднимал меня по боевой тревоге в Афганистан в ночь с 10 на 11 декабря 1979 года.
Гвардии младший сержант Мухаметзянов Виль Расимович, командир 2-го отделения, родился в 1960 году в Свердловской области. В 1984 году успешно окончил Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, став достойным офицером-десантником. При выполнении боевых задач в Афганистане получил несколько тяжелых ранений, но успешно продолжает активную деятельность на стезе воспитания молодого поколения.
Гвардии ефрейтор Клычков Михаил Николаевич, наводчик-оператор БМД, родился в 1958 году в Шкловском районе Могилевской области. Уверенно владел вооружением боевой машины десанта, учебные стрельбы выполнял на «хорошо» и «отлично».
Гвардии рядовой Орлов Александр Александрович, родился в 1959 году в Москве. Механик-водитель БМД-1, технику знал на «отлично», мастерски водил, грамотно проводил ремонтные работы. При выполнении боевой задачи в Афганистане, боевая машина, которую он вел, подорвалась на мине, Александр получил контузию. Скоропостижно скончался в 2001 году.
Гвардии рядовой Козлов Иван Владимирович, разведчик. Родился в 1959 году в Усть-Каменогорске. Физически развитый парень, способный взять любого «языка», слегка помять, но доставить живым на базу.
Гвардии рядовой Бусыгин Александр Александрович, разведчик. Родился в 1959 году в Тюменской области. О нем я уже говорил в разрезе политической подготовки. Имея тренированное тело, специальную подготовку, он принимал участие во всех показных мероприятиях. Головой разбивал кирпичную кладку, бутылки, совершал опасные трюки на трамплине с метанием ножей – мог одновременно взять нескольких «языков». Спустя четыре года после описываемых событий, Бусыгин окончил школу прапорщиков, прибыл в 108-й парашютно-десантный полк старшиной 4-й роты 2-го батальона, где я был заместителем комбата. Совсем недавно Александр позвонил мне по телефону из Великобритании, где он обосновался в последние годы. Имеет свое дело.
Гвардии младший сержант Хрисанов Игорь Алексеевич, командир 3-го отделения, родился в 1959 году в Москве. Подтянутый, требовательный младший командир. Пользовался авторитетом у подчиненных, добросовестно обучал своих разведчиков.
Гвардии ефрейтор Изьо Иван Михайлович, наводчик-оператор БМД, родился в 1959 году в Западной Украине. Пожалуй, самый, грамотный и результативный специалист по стрельбе из вооружения боевой машины десанта. Имел большой практический опыт стрельбы из ПТУРС «Малютка» по бронированным объектам условного противника, при этом все цели им поражались на «отлично».
Гвардии ефрейтор Войтович Евгений Васильевич, механик-водитель БМД-1, родился так же в Западной Украине в 1958 году. Старослужащий солдат, самый опытный в вождении боевой техники, ее обслуживании. Передавал свои знания и умения молодым механикам-водителям, вырастил достойную смену, которая в боевых условиях зарекомендовала себя с лучшей стороны.
Гвардии ефрейтор Семенов Илья Михайлович, разведчик, родился в 1958 году в Томске. Мой земляк – сибиряк, первый из солдат и сержантов срочной службы ставший кандидатом в члены КПСС, конечно же, мой помощник в деле воспитания личного состава. Добросовестный парень, имевший высокий авторитет в подразделении. С этими ребятами я начинал службу в разведке, с ними работал на разведвыходах, успешно сдавая итоговые проверки, в результате чего сложился дружный коллектив с высокой профессиональной подготовкой.
В разведке очень важна индивидуальная подготовка каждого разведчика, которая куется системными тренировками и занятиями. Специфика выполнения задач в тылу противника предполагает наличие у каждого разведчика такого набора профессиональных качеств, которые бы обеспечили выполнение задания в составе группы и каждым в отдельности. Не менее важный фактор – взаимозаменяемость в экипаже и группе. В условиях боевых действий это является необходимым атрибутом. В мае 1981 года, в одной из боевых операций, трое разведчиков разведывательной роты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка из экипажа моей, командира роты, боевой машины получили пулевые ранения – механик-водитель в том числе. Но это не повлияло на успех боестолкновения: раненого механика заменил один из разведчиков, я – наводчика-оператора и мы в отрыве от главных сил вели бой с превосходящими силами душманского отряда. «Духи» подходили к нам на расстояние пистолетного выстрела, но взаимная выручка, локоть товарища помогли прорваться к нашей группировке…
Закончился зимний период обучения. Весной 1979 года мы готовились к сдаче проверки по боевой и политической подготовке. В составе взвода, затем подразделения, мы в палатке «окуривания» отрабатывали нормативы по защите от оружия массового поражения, проводили дезактивацию и дезинфекцию техники, личного состава. В специальную палатку «химики» размещали учебный газ – хлорпикрин, по отделениям заводили в нее разведчиков и давали команду: «Соединительная трубка порвана!», «Шлем-маска порвана!». По принятой методике разведчики, затаив дыхание, чтобы не наглотаться мерзопакостного газа, заменяли вышедшие из строя части противогаза. Сколько слез было пролито на этих тренировках!
Офицеры много работали с механиками-водителями по вождению боевых машин, отрабатывая упражнения, выносимые на проверку, порядок, технику преодоления препятствий. За полгода напряженных будней мы провели тренировки из стрелкового оружия, вооружения боевой машины, как требовал «Курс стрельб»: 50% – днем, 50% – ночью. Тем не менее, командир роты Пащенко, видимо, сомневался, что экипажи боевых машин способны уверенно выполнить 3-е упражнение из вооружения БМД-1. Для исключения обстоятельств, которые бы помешали выполнению упражнения на «отлично», им была разработана «диверсионная» операция, главным героем которой Юрий Георгиевич назначил меня. Замысел операции заключался в следующем: с автоматом АКМС и несколькими магазинами я располагался в десантном люке боевой машины. При выполнении тренировочного заезда по упражнению, когда БМД выходила на дальний рубеж, я должен был незаметно покинуть боевую машину и занять подготовленное заранее место. Когда последующие заезды экипажей шли на зачет, и стреляющий наводчик-оператор не попадал в пулеметные цели, моя задача состояла в том, чтобы одиночными выстрелами их поражать наверняка.
Проблемы начались на первом этапе: меня, видимо, заметили на пульте управления огнем и доложили об этом проверяющему подполковнику Байкееву, начальнику оперативного отдела дивизии, принявшему решение проверить дальний рубеж. На УАЗ-469 он выехал к месту моей «засады» и мне уже ничего не оставалось делать, как отползти в соседнее болото и нырнуть в него с головой. Успев занять положение в болотной жиже, чтобы не всплыть на поверхность, где оставался только нос, я замер. Байкеев в трех шагах прошел от места моего погружения, проверив канавы, окопы, возможные места, где бы мог остаться человек. Никого. Возможно, он допускал, что какой-нибудь солдатик, готовя огневой рубеж к проверочным стрельбам, мог заснуть и остаться на линии огня. Никого не обнаружив, он вернулся на пульт управления и дал команду к выполнению контрольного упражнения. Пока готовился первый заезд, на это ушло 2-3 минуты, я занял огневую позицию. А дальше – все, как по маслу: двум заездам я «подработал», сделав прицельные и никем не слышимые выстрелы. Это означало, что в копилку «отличных» оценок подразделения попали высшие оценки, заработанные не совсем праведным путем. Но и это еще не все: контрольные стрельбы заканчивались подведением итогов, а значит – построением. Последний экипаж, закончив стрельбу, разрядил вооружение БМД, возвращался на исходный рубеж. Я же, маскируясь пылью, поднятой боевой машиной, травой, складками местности полз на четвереньках метров 400, чтобы вернуться к личному составу роты, ждавшей команду на построение. В болотной вонючей тине, страшный, как черт, я приполз к своим разведчикам, успев ополоснуться, переодеться за пару минут и, как ни в чем не бывало, стать в строй. Никто не заметил, что в течение часа командир 3-го разведывательного взвода отсутствовал. Впрочем, о моей «диверсионной» вылазке знал только командир роты, а пережить мне пришлось немало: именно в этом эпизоде я впервые услышал реальный шелест пуль, летящих над головой. Звук рикошета, визг в безумном полете, конечно же, произвели впечатление. Вместе с этим пришло понимание того, что в любом случае необходимо соизмерять степень риска с принимаемым решением. Конечно же, это было взято на вооружение, как руководство в своей командирской деятельности.
Тем не менее, итоговая проверка весной 1979 года прошла успешно. О достижениях разведчиков писали в дивизионной многотиражке. Прошли комсомольские собрания взводов, подразделения, где были даны высокие оценки прошедшей проверки. В своих выступлениях комсомольцы оценили успехи, занимались критикой, вскрывали недостатки. Без критики было немыслимо ни одно выступление: бичевать не бичевали себя, но о своих недоработках мы говорили честно и справедливо. У меня сохранился протокол комсомольского собрания моего 3-го разведывательного взвода от 20 мая 1979 года. Вот его положения: с отчетным докладом выступил комсгруппорг взвода гвардии ефрейтор Сехан. Докладчик раскрыл деятельность комсомольской группы за отчетный период. Назвал фамилии: комсомолец Изьо допустил самовольную отлучку, комсомольцы Баравков, Гордеев слабоваты в политической подготовке. В докладе отмечается невысокая самокритика в оценке действий вышеуказанных разведчиков. В свою очередь выступили комсомольцы, обсуждая отчетный доклад комсомольского вожака. Комсомолец Изьо в своем выступлении осудил самоволку, сделав встречное предложение о необходимости освоения специальности молодыми наводчиками-операторами, посетовал на то, что практических стрельб из вооружения БМД-1 планируется мало. О взаимопомощи и дополнительных занятиях по специальной подготовке выступил комсомолец Мухаметзянов. Комсомолец Гаркуша высказался о недостаточной технической работе, которую надо ставить на качественно новый уровень. Комсомольца Колыхалкина волновало вождение боевых машин по 3-му упражнению. Таким образом, комсомольцы взвода подвели итоги прошедшего периода обучения, наметили задачи на следующий период. Впереди лето, а значит, план боевой и политической подготовки будет еще насыщенней. Это понимали все.
ГЛАВА 7
Весной 1979 года во взвод пришло молодое пополнение: младший сержант Нищенко, ефрейторы Панчук, Ксендиков. Окончив учебное подразделение в Гайжюнае, они прибыли для дальнейшего прохождения службы. Командир роты организовал проведение инструкторско-методических занятий по вводу молодого пополнения в строй. В отношении набора остальных солдат для разведки дивизии соблюдался следующий принцип: в учебный центр «Лосвидо» отправлялся один из офицеров нашей роты в качестве командира учебного взвода. Он занимался в лагере по программе «Курса молодого солдата», как все командиры парашютно-десантных взводов, но главной его задачей было – подбор в дивизионную разведку наиболее подготовленных солдат, которые по нашим требованиям подходили для службы в разведке. В этот раз Юрий Георгиевич доверил мне заниматься подбором молодых разведчиков.
По прибытии в «Лосвидо» я окунулся в учебный процесс: изучение уставов Вооруженных Сил, строевая, физическая, огневая подготовка, защита от оружия массового поражения, совершение прыжков с парашютом. Приглядываясь к молодым солдатам, я оценивал их, делал выводы в отношении кандидатов в разведку. За две недели моего пребывания в учебном центре я отобрал несколько человек – в последствии рядовые Пальцев, Прокопенко, Лебедев попали в мой разведывательный взвод. Но случилась нестандартная ситуация, в один из майских вечеров 1979 года, вечером, у меня начался сильный приступ аппендицита. Ночью меня доставили в медицинский батальон, а к утру прооперировали. Затем последовал послеоперационный отпуск и к молодым солдатам я уже не вернулся – командир роты нацелил меня на задачи, связанные с подготовкой материально-технической базы, устройством стрельбища и директрисы БМД. Заменил меня в учебном центре Сергей Коробицын, в последствии отобравший нам отличных парней. Мне же пришлось заниматься по следующему плану: до обеда ремонтом объектов в «Лосвидо», а после обеда отрабатывать упражнения по огневой подготовке, вождению техники. Делал это я по методике «пеший по-машинному» – без выполнения практических стрельб, соблюдая при этом главный принцип: при любом варианте развития событий – находить решения таким образом, чтобы минимально страдал процесс обучения.
Наряду с прибытием молодого пополнения весной 1979 года, в запас увольнялись опытные солдаты и сержанты, что ослабило профессиональную подготовку взвода. Пришедшим молодым солдатам в вопросах боевой и политической подготовки я уделял больше внимания. Требования к солдатам разных призывов при сдаче проверки по конечному результату были, практически, одинаковы, но молодежи приходилось «догонять» старослужащих солдат по многим дисциплинам и специфике разведывательных действий, приобретать необходимый опыт, навыки и практику.
Была ли «дедовщина» в учебном процессе среди разведчиков взвода? Мне нетрудно ответить на этот вопрос, потому что срочную службу я прошел от курсанта «учебки» до старшины роты в Забайкальском военном округе. Командирам всех степеней в работе с личным составом необходимо знать, чем дышит каждый солдат: поставит командир свою деятельность таким образом – не будет «дедовщины», будет ходить, наступая на собственные гениталии, породит и «дедовщину», и более извращенные формы искривления дисциплинарной практики. Мне, командиру взвода, положено было знать о солдате больше, чем тот знает сам о себе. Знать особенности каждого военнослужащего, слабые и сильные стороны, чувствовать за какие «струнки» и как потянуть, чтобы вызвать ту или иную реакцию. К тому же, вопрос информации во взводе я ставил не методом дешевого «стукачества», а откровенным разговором с сержантами, комсгруппоргом, солдатами, которые пользовались авторитетом в коллективе. Делал я это публично для поднятия авторитета сержантского состава, их значимости в общем деле воспитания подчиненных. Комсомольский вожак Николай Шевцов, затем, Сехан, через комсомольскую организацию также положительно влияли в этом вопросе. То есть, хочет командир искоренить проявления «дедовщины», он это сможет сделать, не хочет заниматься или того хуже – отдаст дисциплину на откуп «дедам» – пиши, пропало. В процессе подготовки и воспитания личного состава я использовал такие инструменты воздействия, которые давали положительные результаты. Взвод представлял собой дружный, сплоченный коллектив, болевший за результаты проверок, выходов, других испытаний, выпадавших на нашу долю.
Лично мне довелось быть «дедом» в течение многих лет, сержантом. Ни разу никого не ударил, не унизил, потому что всегда хватало авторитета руководить подчиненными командой, прописанной в уставе. А вот авторитет надо зарабатывать изо дня в день! Для начала надо самому научиться делать то, что положено на «отлично» и еще чуть-чуть лучше – это первая ступень признания авторитета. Потом заявить себя в интеллектуальной сфере – следующая ступень приобретения уважения в коллективе. Затем сделать так, чтобы к тебе прислушивались, с тобой считались. И главное – авторитет надо поддерживать добрыми делами каждый день и каждый час.
Ничего в этом необычного нет, жизнь есть жизнь и воинским коллективом необходимо заниматься постоянно. Солдат должен всегда быть занят, только тогда в голову молодого человека меньше лезет дурных мыслей. Грубовато, но практика показывала, что это так: молодость, задор, энергия, тестостерон должны быть управляемы. В армии для этого есть командиры, которые обязаны понимать и грамотно руководить процессами воинской службы. Это тоже один из моментов ликвидации «дедовщины», как явления, если таковая существует в воинском коллективе. Опять же возвращаюсь к тому, что командир должен видеть все, что делается в его подразделении, более того, если складывается впечатление, что у него с дисциплиной порядок – стоп!!! Здесь что-то не так, надо вникать в ситуацию в целом. При этом никакого успокоения и почивания на лаврах, иначе – быть ЧП. Процесс воспитания личного состава – это постоянный процесс, который должен иметь системный характер. Хочу отметить – для нас, офицеров-разведчиков, не было разницы, из какого взвода солдат расстегнут, опоздал в строй – он получал замечание от любого офицера, который видел то или иное нарушение. Можно много говорить о методике воспитательной работы воинского коллектива, но важно понимать – она должна вестись непрерывно.
Лето 1979 года для разведчиков дивизии характерно тем, что разведывательные подразделения соединения отрабатывали совершение прыжков с парашютом с самолетов военно-транспортной авиации, проводили учебно-боевые мероприятия по ведению разведки с переходами на большие расстояния. Разведка применялась в действии по полной программе: офицеры, прапорщики в семьях бывали нечасто: забегали иногда на ночь, чтобы привести себя в порядок, «отметиться» в семье и убыть в леса Беларуси. В этот период стало известно: в августе разведчикам соединения предстоит участвовать в стратегических учениях Белорусского военного округа с практическим десантированием с малой высоты и решением разведывательно-диверсионных задач в тылу условного противника. Началась кропотливая подготовка к учениям: отработка степеней боевой готовности с выходом в районы сосредоточения, ожидания, швартовка техники, подготовка ее к десантированию, изучение объектов вероятного противника, укладка парашютов и парашютных систем – решалось множество других вопросов.
Началом подготовки к важнейшим учениям явилась отработка задач летнего разведывательного выхода. Насыщенный план мероприятий учитывал направления деятельности, которые необходимо было отработать в полевых условиях – длительные многокилометровые переходы с вскрытием объектов условного противника, его средств ракетно-ядерного нападения, командных пунктов, штабов, аэродромов. В базовом лагере «Лосвидо» планировалось выполнение упражнений из всех видов вооружения, отработка задач по вождению боевых машин. Не менее важным являлась тренировка нормативов по защите от оружия массового поражения, физическая, строевая подготовка, работа на средствах связи. На коллектив разведчиков легла огромная нагрузка, ответственность в решении задач предстоящих учений. С одной стороны, мы были обязаны закрепить достигнутые результаты весенней проверки, с другой – не ударить лицом на важнейших маневрах Белорусского военного округа и качественно подготовиться к сдаче осенних итоговых испытаний.
В установленное штабом соединения время «Ч» разведывательные подразделения дивизии были подняты по учебно-боевой тревоге. После подготовительных мероприятий мы совершили марш-бросок в район базового лагеря, где завершили работу к проведению разведывательного выхода. На воздушно-десантном комплексе офицерский состав роты провел предварительную подготовку личного состава для совершения прыжка с парашютом. Прыжок готовился с самолета Ил-76М с оружием и снаряжением. С учетом задачи прыжка офицеры тренировали разведчиков к его совершению: каждый солдат, сержант получил не менее чем хорошую оценку за практические действия.
Начальник разведки капитан Удалый поставил учебно-боевые задачи нам, командирам разведывательных групп. В них определялась полоса ведения разведки, данные о «противнике», какие объекты необходимо установить, порядок их захвата, уничтожения (может, просто вскрыть – уничтожать будут другие), основные и запасные маршруты движения, порядок связи, взаимодействие (если это предусмотрено) с другими группами, временные показатели выполнения учебных задач и другие вопросы. В реальной действительности командирам разведывательных групп боевая задача ставится не на базе и даже не в районе подготовки к ее выполнению, а в самолете после его взлета, чтобы максимально исключить утечку любой информации о возможных действиях разведчиков.
В районе ожидания по задаче с командирами групп работает начальник разведки со своими помощниками исключительно по отвлеченным и обезличенным схемам, документам, макетам, на которых нет названия населенных пунктов, нет ничего, чтобы как-то расшифровывало замысел задания. Приведу такой пример: совсем недавно у меня состоялась встреча с моим разведчиком Мишей Гапоненко (о нем рассказ в последующих главах). Мы не виделись с ним 28 лет после его увольнения в запас. В разговоре со мной он посетовал мне: «Валерий Григорьевич, у меня все эти годы спрашивают, где и в каких местах я воевал в Афгане, а я ничего не могут ответить, потому что не знаю районы наших боевых операций». Что я мог сказать парню? «Миша, мы с тобой служили в разведке, и каждый из нас в группе должен был знать только то, что положено по задаче, но на вопросы, которые тебе задают, ты, конечно, должен отвечать, поэтому адресуй их ко мне, своему командиру. Я отвечу на все». Награжденный медалью «За отвагу», разведчик Гапоненко кивнул головой. Надеюсь, понял.
Ранним утром на машинах прибыли на аэродром «Северный». Зашвартовав оружие и снаряжение, прошли линии контроля, загрузились на борт. Взлет прошел нормально, вышли в эшелон. Перестроившись в боевой порядок, самолеты заняли коридор и следовали в район десантирования. Вроде бы все как всегда, но теперь много раз отработанные действия необходимо было применить практически, выполнить в комплексе поставленных задач. По изменению режима работающих двигателей чувствуем – идем на снижение. Огромный Ил выходил на боевой курс, гасил скорость, дрожал, проваливаясь в воздушные ямы – самолет неустойчив при выходе на скорость выброски десанта.
Свистящий гул турбин становился тише, на лицах десантников чувствовалось напряжение. Выпускающие прошли по бортам, проверив зацепление карабинов камер стабилизирующих парашютов. Волновался инженер по десантному оборудованию: пристегнувшись в кресле, поворачивал голову на левый и правый поток десанта. В момент десантирования экипаж испытывает сильнейшую психологическую нагрузку, ответственность за точность и правильность выброски парашютистов огромна. Выпускающим мне часто приходилось заходить в кабину экипажа и видеть напряженные, сосредоточенные лица тех, кто доставлял нас в район десантирования. Летчики рассказывали, что за одну выброску десанта они иногда теряли по нескольку килограммов собственного веса. Не сомневаюсь, я видел экипажи при выброске десанта.
Команда «Приготовиться»: парашютисты встали (выброска в один заход), поправили ножные охваты, оружие, правую руку положили на вытяжное кольцо, левая придерживала запасный парашют. Кое-кто глазом косил на пристегнутый к тросу карабин камеры стабилизирующего парашюта. Рампа открывается медленно. Если находиться возле нее, можно насладиться изумительным видом панорамы земли. Распахиваются двери, и поток возмущенного воздуха врывается в отсек самолета. Наступает высшая степень напряжения в ожидании команды «Пошел». Приняв устойчивое положение, согнувшись, десантники плечом и головой упираются в парашют впереди стоящего разведчика. Сирена и разрешающий зеленый сигнал. Выпускающий хлопает по плечу первого парашютиста, который тут же исчезает за бортом самолета. За ним в открытую дверь непрерывным потоком бегут парашютисты. Мощнейший удар воздушной стихии превращает в былинку любого из нас и несет к земле на стабилизирующем парашюте. «501, 502, 503 – кольцо», провал и над десантниками раскрываются купола. Парашютисты, осматриваясь, ориентируются в воздухе: купол работает, никто по нему не «бегает», в стропы не летит, уточняют направление ветра (на высотах он разный), расчетную точку приземления. По возможности скользят, подтянув несколько строп, и готовятся к приземлению. Скоро земля, она набегает, перекаты немного назад – гасится скорость по горизонту, подрабатывается стропами управления направление приземления. Удар. Вскакивают, забегая с подветренной стороны, купол гаснет, ложится на землю бесформенной массой. Кто не успел вскочить и протаскивается ветром, снизу хватает несколько строп и тянет их под себя, уменьшая площадь купола, который постепенно гаснет.
После приземления мы действуем в рамках задачи парами, тройками, в составе группы. С этого момента успех выполнения учебно-боевых вопросов зависит от личных качеств командира, индивидуальной подготовки каждого разведчика, а в целом – от боевой слаженности группы. Специальные мероприятия разведчиков в летний период выполняются с меньшими морально-психологическими сложностями. Несмотря на то, что среднесуточный переход в полосе разведки может составлять до 60 километров, теплое время года снимает многие проблемы жизнеобеспечения группы. Важнейшим условием подготовки разведчиков является тренировка на выживание в тяжелейших условиях при максимальных физических нагрузках. Снаряжение разведчика со штатным оружием при действиях в автономном режиме весит до 30 килограммов. А возьмем пулеметчика, гранатометчика с боекомплектом? Конечно же, коллективное оружие, радиостанцию несут по очереди, но в реальных боевых условиях так не всегда получается. Один из принципов разведки звучит: «Все мое – со мной».
Очень важна маршевая втянутость разведчиков, которая воспитывает способность организма к преодолению тягот и лишений при выполнении задач в тылу противника. Поэтому одна из целей разведывательного выхода – тренировка выносливости у каждого разведчика в отдельности. Скажу сразу, это главный физический параметр, которым должен обладать разведчик – остальным премудростям разведки я научу.
Покинув площадку приземления, мы собрались в пункте сбора. Минута на уточнение дальнейших действий и, словно тени, растворяемся в сосновом лесу. Головной дозор в составе двух человек, один из них – старший, опытный разведчик, уходит на маршрут, определенный мной при постановке учебно-боевой задачи. Сафаров возглавит дозор на первом этапе выхода в район ведения разведывательных действий. Ему придаю Баравкова – молодого, но физически развитого разведчика и тренирую их в движении по азимуту, ориентирам. Они знают сигналы, связь, порядок действий при обнаружении противника и неожиданной встречи с ним, порядок отхода и выхода из боя. Задача разведывательного дозора – вести группу по указанному маршруту с целью предотвращения внезапной встречи с врагом. В случае огневого контакта с ним дозор связывает противника боем и обеспечивает прикрытие основной группы, которая уходит на другой маршрут. Как это пригодилось потом в Афганистане!!!
Отрабатываю с группой самый неблагоприятный вариант для разведчиков – засадные действия условного противника. Засада – это заранее подготовленные мероприятия с выбором места проведения и нанесением максимального урона живой силе, технике противника, захватом пленных и образцов вооружения. В этом случае за противником главная составляющая – внезапность и мы можем оказаться в самом невыгодном для себя положении. Конечно, свои жизни мы просто так не отдадим, в разведке это второстепенный фактор. Главное – задача, которую надо выполнить. Второстепенность жизни для разведчика при выполнении боевого задания, может, кто-то и опротестует у меня, возможно, будет и прав. Но, уходя на задание в тыл противника, мы оставляем на базе не только свои имена, документы, знаки различия, но и любую принадлежность к разведке – в тыл противника уходят тени. Других в разведке не надо, да и других не берут: разведке нужны люди, готовые на самопожертвование во имя поставленной цели. В Афганистане, когда я работал с группой в тылу противника, рядом со мной всегда находился связист и санинструктор, которым я ставил задачу: в случае возникновения опасности моего попадания в плен – меня уничтожить. Два человека в группе официально отвечали за то, чтобы их командир живым противнику не дался. Разведчики должны драться до последней минуты жизни, и врагу не сдаваться. Почему? Ниже об этом будет много рассказано, столь много из того, что до сих пор преследует разведчиков бессонными ночами воспоминаниями страшной яви, жуткими сновидениями, так похожими на явь, от которых они просыпаются в холодном поту.
Продолжаю заниматься с группой таким образом, чтобы каждый разведчик понял не только нужный порядок действий, но и принимал грамотные решения. Засада, внезапная встреча с противником предполагает работу мелкими группами, мы рассредоточиваем внимание врага, распыляем его силы и отрываемся о преследования, собираясь в условленном месте. На ходу приступаю к тренировкам:
– Семенов, Гордеев – вы засада «противника», десять минут на выбор места. Вперед.
Пара уходит по маршруту движения и занимает условное место засады.
– Сафаров, Баравков – головной дозор, готовность через пять минут.
Приняв боевой порядок, движемся дальше, стараясь понять, где Семенов с Гордеевым засели в засаде. Дозор анализирует маршрут, задаваясь вопросом: а где бы я устроил засаду? Хорошо! Этого я добиваюсь: головной дозор должен ставить себя на место противника, чтобы просчитать засаду заранее. Но, увы, не справляемся: условный противник стреляет в упор. Мы попались, черт побери, а ведь хорошее выбрали место засады – на деревьях, один из приемов вьетнамцев, воевавших с янки во время известной войны.
– Так, хреново, ребята, работаем снова. «Засада», вперед, готовность через двадцать минут.
Довольные Семенов с Гордеевым убегают для организации новой учебной засады. Уточняю работу группы, дозорных и вновь выдвигаемся к намеченной цели, но опять пропускаем – Семенов с Гордеевым сработали на поражение. Провожу разбор наших действий, затем поэтапно отрабатываю действий группы, потом в целом. Когда дважды получилось обнаружить засаду, обойти стороной, при этом едва не захватить Гордеева «языком», делаю перерыв.
– Тридцать минут на отдых, перекусить. Следов не оставлять.
После перерыва анализирую наши действия, работу каждого разведчика и приступаю к отработке следующей ступени боевого сколачивания группы, о чем объявляю разведчикам:
– Приступаем к тренировке «домашних заготовок». Новые предложения есть?
Мне важно участие разведчиков в обсуждении профессиональных вопросов, чтобы они проявляли способность думать и могли работать на упреждение действий врага. Выслушав варианты ситуаций, которые в боевых условиях имеют реальное право на жизнь, отбираю наиболее живые, нестандартные и быстрые в исполнении. Разбиваю их на этапы, отдельные звенья, приступаю к тренировке. Когда чувствую удовлетворение от грамотных действий группы, соединяю вариант в целостный эпизод и отрабатываю ситуацию в комплексе. Достаточно. Теперь по задаче, у нас будет еще время для усложнения событий: появятся условные раненые, убитые, оказание первой помощи, эвакуация, захват «языка» и выход на базу…
Должен сказать, варианты «заготовок» не раз спасали в Афганистане от верной гибели и об этом рассказ впереди. Важно понять, что противник на своей территории, знает местность, коварен, хорошо вооружен и жаждет уничтожить врага. Мы - разведка и нам не позволительно умирать даже самой геройской смертью – для нас это мало, потому что наш героизм как раз и заключается в том, чтобы выполнить задачу командования и остаться в живых. Погибнуть в тылу противника несложно – один неверный шаг и «духи» порубят всех на куски, которые потом разбросают собакам. А вот вернуться на базу живым, решив вопросы задания, это, зачастую, подвиг, поэтому своих парней наставляю:
– Ребята, запомните – за живучесть группы боремся вместе и каждый в отдельности. Для нас главное – задание, кто не согласен со мной, пишите рапорта в парашютно-десантные подразделения.
Кажется, поняли, следуем дальше. Разведывательный дозор движется на расстоянии зрительной связи от направляющего разведчика основного состава группы. Это опытный разведчик, который ни в коем случае не должен терять из вида действующего впереди дозора. Дистанция – зрительная связь, обеспечивающая взаимное прикрытие, при этом, он не должен пропустить сигналы дозора. Связь только мимикой – сигналами, жестами: противник контролирует эфир и может легко установить местоположение группы.
За направляющим разведчиком идет санинструктор, за ним следую я. Старший дозора не всегда может принимать самостоятельные решения на те или иные действия – необходимо мое вмешательство. С этого положения мне проще выдвинуться к нему, чтобы лично оценить обстановку для последующего принятия решения или старшего дозора сигналом подтянуть к себе. За мной идет связист с радиостанцией, который всегда с командиром, за ним остальные разведчики, наблюдавшие влево и вправо по направлению движения группы. Тыл разведывательной группы на удалении зрительной связи прикрывает мой заместитель Анатолий Попков с опытным разведчиком Борисом Ивановым. Важность тылового прикрытия переоценить трудно. Случай у кишлака Паймунар в Афганистане, едва не стоившей жизни моей группе, произошел 8 марта 1980 года. Тыльные дозорные во главе с моим заместителем сержантом Баравковым (к этому периоду Гена стал одним из ведущих младших командиров разведывательной роты) не позволили «духам» внезапным ударом с тыла уничтожить группу. Об этом рассказ будет ниже – тогда на кону стояли жизни полутора десятков разведчиков, но личная подготовка, самообладание, способность действовать в нестандартной ситуации, позволили нам оторваться от противника в кишлаке, обмануть его и остаться в живых.
Другой случай произошел в апреле 1988 года. Я командовал гарнизоном «Шахджой» в провинции Заболь – в 80-ти километрах от Пакистанской границы. Разведывательная группа спецназа ГРУ, входившего в состав моего гарнизона, выполняла боевую задачу по ведению разведки в окрестностях одного из кишлаков. На одном из участков, по которому выдвигалась группа, «духи» багром выдернули разведчика и утащили с собой. Никто и не заметил. Вывод один: противника надо уважать и к такой ситуации надо быть психологически готовым – действовать быстро и грамотно.
Один из главных принципов разведки при работе в тылу у врага – не встречаться с противником, если эта встреча не предусмотрена заданием. Наша цель – конкретная задача, она и только она должна выполняться точно и в срок. Если мы обнаружим себя, то даже захват «языка», документов, вскрытие объекта будет напрасной работой: противнику станет ясным, что мы располагаем информацией о нем, и поменяет планы своих действий, перегруппирует силы, средства – раскроется интерес нашего командования к тому или иному объекту. Аналитикам не составит труда проанализировать ситуацию, чтобы понять – а что же нас интересует? Цель наших действий не будет достигнута, задача не выполнена, планы командования, за которыми стоят сотни и тысячи солдат, офицеров, не реализуются, что приведет к невосполнимым потерям.
Тем не менее, действуя на территории занятой врагом, мы всегда готовы к встрече с ним, каждый разведчик в группе знает свою роль, задачу, если непредвиденная встреча с противником все же состоится. Буду тысячи раз ссылаться на Афганистан: тактику действий, наработанный опыт в лесах Беларуси мы перенесли туда, конечно же, с учетом специфики горной местности. Слава Богу, в Афганистане судьба предоставила нам, разведчикам, немного времени для жестких тренировок в горах, прежде чем ввязаться в серьезную драку, до которой оставалось всего-то полгода.
Возвращаюсь к нашей учебной задаче: опасные участки маршрута отработаны на базе по карте, схеме при подготовке к заданию. Шоссе – стоп, остановка, разведка маршрута и рывок вперед, опять остановка, перемахнули опасный участок, снова бросок и лесная чаща поглотила зеленых призраков. Десяток километров пересеченной местности преодолели на одном дыхании, но разминка закончилась, начинается район поиска. Группу веду по маршруту и он, конечно, условный: мне, командиру, назначается полоса ведения разведки, которая может составлять несколько километров. В ней, с учетом многих факторов, «пробиваю» маршрут, анализируя его с точки зрения противника. Вариантов маршрута основных и запасных может быть несколько. Жизнь, меняющаяся обстановка всегда вносят коррективы, которые не предусмотришь при планировании операции. Сведения о противнике предположительны и на данный момент могут быть устаревшими, поэтому объективным будет только то, что мы увидим в режиме реального времени.
Отрабатываю места наиболее вероятной встречи с условным врагом, порядок действий, ухода на другое направление. Населенные пункты, места возможной встречи с местными жителями обязательно минуем стороной. В реальных боевых условиях случайная встреча с жителями недопустима, если такое случилось, от них избавляются грамотно, разумно. Опять же, это ставит под срыв выполнение боевой задачи: жителя могут хватиться, искать и ситуация, казалось бы, из ничего особенного, может развиться до откровенно опасной. Действия разведчика – это творческая работа, требующая осмысленного подхода к любой мелочи, поэтому все должно быть максимально взвешено и продумано: думай, командир, думай.
ГЛАВА 8
Для офицеров-разведчиков существует важный параметр: живучесть разведывательной группы при выполнении специального задания в тылу противника. Десятки боевых разведывательных и других операций, проведенных мной в Афганистане в качестве командира разведывательной группы, разведывательной роты позволил прийти к следующему выводу. Если деятельность командира при подготовке к боевой задаче, ее выполнение, возвращение на базу взять за условные сто процентов, то тридцать процентов усилий мной отводилось на подготовку и выполнение самого задания, а семьдесят - на то, чтобы вывести группу из-под удара и благополучно прибыть на базу. Предлагаю внимательно проанализировать заявленную пропорциональную зависимость, которую я вывел на практике и следовал ей в афганских горах и «зелёнке», четыре года командуя разведывательной группой, разведывательной ротой, парашютно-десантным батальоном, отдельным гарнизоном. Ниже я буду освещать, и анализировать действия разведчиков в боевых операциях, в которых со мной воевали реальные люди, которыми мне посчастливилось командовать на афганской войне. Прошло много лет с тех памятных пор, но я горжусь нашими боевыми делами!
А пока об учебной задаче, которая стояла перед нами в условном тылу противника. Она заключалась в следующем: разведывательной группе выдвинуться в район (указывались его координаты) с целью обнаружения и вскрытия узла связи, в последующем провести диверсионные действия по его захвату и уничтожению. Объект занимал территорию, которая усиленно охранялась по всему периметру – в том числе внутри его самого. В составе узла связи имеется несколько десятков специальных машин для организации связи УКВ, КВ диапазонов, радиорелейной, кабельной, тропосферной. Например, радиорелейная станция Р-404 имеет три тяжелогрузных машины: одна под аппаратную, другая под антенное устройство и третья под силовую установку автономного питания. В общей сложности таких станций может быть до 10 единиц и множество радиостанций меньшей мощности. Узел связи обеспечивает связью, части и соединения условного противника, управление его войсками, тылом группировки. Для нас очень важно провести разведку с целью выявления охраны, обороны объекта, его элементов, состава, принадлежности, а также прикинуть возможные варианты захвата и уничтожения. Одной разведгруппой мы можем захватить один-два элемента узла связи, отдельные его фрагменты, но затем придется героически сложить головы. Если такое развитие событий устраивает командование, все так и будет. Мне, командиру, останется только определить главный элемент узла связи, поставить задачу разведчикам и вперед – на подвиг, в бессмертие. Но и это еще впереди, а пока все условно: и враг, и война, и раненые, убитые… Сейчас не страшно проиграть бой, попасть в засаду и даже в плен, просто будет обидно, если это случится. Мы разведчики, значит, должны победить, и для этого применяем свое мастерство, закалку, выносливость, умение принимать решения и реализовывать их в сложнейших условиях.
…Возможен другой вариант развития событий: мы проводим разведку, вскрываем объект, передаем координаты по радио или другим способом, но захват, уничтожение разведанного и вскрытого нами объекта будут проводить парашютно-десантные подразделения в составе усиленного парашютно-десантного батальона с приданными средствами и средствами усиления. Командование может пойти на нанесение по объекту бомбоштурмового удара, в результате которого узел связи будет уничтожен именно таким образом. Но в любом случае, это нас не касается: наша задача вскрыть, а потом действовать по следующей задаче, если таковая предусмотрена заданием. Возможно, на этом закончится наша работа, а может, командование нацелит на другие, внезапно возникшие цели – надо быть готовым ко всем вариантам развития событий, обстановка меняется каждую минуту.
Скрытно выдвигаемся в район размещения узла связи (по заданию это звучит так: узел связи предположительно находится там-то…). Командир группы обязан обладать аналитическим складом ума, чтобы по отдельным признакам прийти к заключению о положении его на местности. Множество сопутствующих факторов необходимо проанализировать, чтобы прийти к выводу о том, что данный объект находится в этом месте и координаты его такие-то…
Выдвигаясь к объекту внимания, нарабатываю вопросы внезапной встречи с противником, прикрытия группы, выноса условных раненых, убитых, ориентирование на местности. При выходе на объект, тренирую разведчиков в комплексе мероприятий – «домашние заготовки» срабатывают, в целом, неплохо. Конечно, месяц занятий еще впереди, будем работать над ними, технику ошлифуем, но сейчас выбираю место на отдых. Сосновый бор, что может быть лучше, чтобы скрыться в яму под лапник и немного поспать? Вечер приносит прохладу. Скрыв следы своего присутствия, замаскировались под ветки деревьев – два человека дозорные … Их тоже не видно.
Несколько часов хорошего сна и наши тени растворяются в объятьях ночи. Все нормально, идем по маршруту: рощицы, небольшие перелески используем для маскировки, лесные заросли нам не помеха – выдвигаемся по опушке, соблюдая основное направление движения. Дороги, шоссе, полевые тропинки преодолеваем с мерами маскировки и в постоянной готовности встречи с противником. Отслеживаем в обе стороны движение транспорта, людей, выбираем момент быстрого броска через дорогу. Есть! Бросок! Тихо, никто не заметил. Вперед. Группа прикрытия тыла убеждается, что за нами отсутствует «хвост», дает сигнал – продолжаем движение к объекту.
Мне нравятся лесные массивы, которым отдаю предпочтение при выходе к намеченной цели. Я сибиряк, лес знаю и хорошо ориентируюсь в нем. Лесной массив скрывает движение группы, дает возможность безопасного отдыха, а при необходимости – устроить тайник, в котором оставим часть снаряжения. В лесу меньше опасности налететь на засаду – врагу труднее просчитать маршрут движения группы, а встреча с противником разведчикам, ох как нежелательна, даже, если исход этой встречи и не будет иметь последствий. Обсудим ситуацию: мы вышли на противника, контролируем его действия, можем захватить, уничтожить. Как поступить? Что предпринять? Нельзя торопиться, поддаваться эмоциональному всплеску. Надо помнить: командир разведывательной группы никогда не должен отвлекаться от главной задачи, которую поставило командование. Предположим, вражеский генерал купается в озере под охраной нескольких человек – на берегу портфель с документами. Захватить его «без шума и пыли» не составит труда: уберем ножами, расстреляем из ПБС охрану и в результате возьмем серьезного носителя информации. Схватить такого «языка» привлекательно? Конечно! Но не станет ли он помехой в дальнейшей работе по выполнению главной задачи? Это творческий подход командира разведчиков в принятии решения, элемент, который может осложнить в последующем выполнение главной задачи. Значит, захват генерала с «мешком» документов – помеха в ее выполнении. Командиру группы необходимо ориентироваться в общей обстановке, анализировать ситуацию в целом, взвесив все «за» и «против». Только потом принять, может, единственное правильное решение – оставить ко всем чертям генерала с документами и выполнять то, что поручено.
Возникают ситуации, когда необходима дополнительная информация об интересующем нас объекте. То есть, свежие сведения, которые бы отражали новое содержание, уточняли бы предыдущие данные. Этими источниками могут служить местные жители, захваченные целевым способом. В любом случае у командира группы не должно возникать сомнений, иллюзий – после получения или не получения какой-либо информации, от источников необходимо избавляться, не оставляя следов… При выполнении боевых задач в Афганистане мы использовали этот метод во всех практически случаях, избавлялись и от так называемых проводников…
Преодолевая километры лесных угодий, болотистых мест, следовали утвержденным маршрутом. В очередной раз я провел оценку местности, путей подхода, впрочем, мы, похоже, у цели. Чтобы убедиться в этом, я разделил группу на три подгруппы, чтобы каждая из них провела доразведку. Характер обстановки, движение специальных машин, личного состава, наличие других признаков приводит к мысли о том, что объект перед нами. На предварительные действия уходит много времени, а задача выполняется в рамках жестких временных показателей. Опоздаем на 10 минут – наша информация для командования потеряет весь смысл, и наши усилия, связанные с риском для жизни будут напрасны.
Прихожу к выводу, что узел связи находится в установленном нами квадрате, приступаем к его вскрытию. Внимательным образом изучаем систему охраны, обороны, режим смены часовых, систему ограждений, препятствий, въезд и выезд машин, возможные варианты проникновения на объект, после чего провожу оценку противника и готовлю донесение. Связист шифрует его и передает в эфир. Таким образом, успешно выполнен очередной этап поставленной задачи: противником мы не обнаружены, временные показатели выполнены, потерь не имеем. Мысленно подвожу итоги работы, что положительного? Не заблудился в лесной местности, уверенно вел группу по маршруту выхода к объекту, не «засветились» начальнику разведки, командиру роты, задача которых состояла в поиске признаков, демаскирующих нас. (Маршруты движения групп они знали). Связь устойчива, способны выполнить следующие этапы общей задачи.
Анализирую недостатки, вношу коррективы. Первый успех, конечно, радует: за плечами зимний опыт ведения разведывательных действий, но молодое пополнение только что втянулось в ритм боевой учебы. Для него летний выход – первый шаг к экзамену на зрелость разведчика. Пока – молодцы! Принимаю решение сменить дозорных. Другим разведчикам также необходимо поработать в этом качестве. Даю возможность Баравкову самостоятельно действовать старшим дозорным, хочу посмотреть его в деле: как чувствует маршрут, анализирует обстановку, принимает решение. Через 6-7 километров в лесной чаще, подальше от людских глаз, организую отдых. По июньской жаре пройдено около 45 километров, устали, перед работой ночью необходима разрядка.
Темное время суток для разведчика – благо: достигается большая скрытность выхода к цели, улучшается качество связи. Правда, сложнее ориентироваться на местности, но с опытом и это проходит. В подсознании включаются многие признаки, служащие ориентирами не хуже, чем днем: контуры ландшафта на фоне горизонта, лай собак, запах дыма, населенные пункты, звезды, свет фар, шум транспорта. Признаков опытному командиру группы, разведчикам вполне хватает, чтобы не потеряться в ночной прохладе. Приборы ночного видения также хорошие помощники в ночных операциях. В летний период ночью очень удобно выдвигаться в прохладе озер, поэтому я делал так: вечером устраивал привал, около полуночи подъем – и дальше вперед. До наступления жары хороший рывок, при этом нами преодолевалось значительное расстояние. Затем отдых. В ночь опять переход до очередного привала. Так, пробираясь лесами и болотами, мы шли к очередной цели своего задания.
Открытые поля Беларуси менялись лесными массивами, они раскинулись на большие пространства и преодолевались непросто. Но мы шли по маршруту, борясь с комарами, усталостью, жаждой. Леса становились перелесками, которые, в свою очередь, переходили в поля и болота – так многие десятки километров оставались за плечами. Пот разъедал глаза, создавая на спинах маскхалатов соляные разводы, – ерунда, издержки работы. Так изо дня в день, из ночи в ночь…
Тяжелая, кропотливая работа давала о себе знать опухшими ногами, потертыми плечами от автомата и родного РД, но нытья, упавшего настроения у разведчиков не было. Неделя в режиме автономного выполнения задач подходила к концу. Позади сотни и сотни километров, которые закалили разведчиков – загорелые, слегка похудевшие парни с блестящими и радостными глазами, мы выходили к палаткам базового лагеря. Я доложил начальнику разведки дивизии о выполнении задания, после уточняющих вопросов получил команду на отдых.
На следующий день по плану разведывательного выхода рота приступила к практическим стрельбам из вооружения БМД-1, стрелкового оружия. Отработав днем, переходили к ночным тренировкам, что значительно сложнее. Танкодром был готов для вождения боевых машин, параллельно шли тренировки в выполнении нормативов по защите от оружия массового поражения, военной топографии, разведывательной подготовки. Плотный насыщенный график занятий дополнялся прыжками с парашютом – так незаметно проходил месяц активной учебы в реальных условиях. Последний марш-бросок из «Лосвидо» в «Зеленый годок», который принял нас радостным шелестом деревьев.
Заскучавшая было казарма, заполнилась гомоном прибывшей роты. Старшина Андрейчук позаботился о бане, замене нательного и постельного белья. Привел казарму в порядок – паркетный пол из мореного дуба был навощен «балдой» и сверкал, как у кота … пятак. Столовая, кино, телевизор и вообще немного отдыха не мешало бойцам, но все под контролем. Опыта офицерскому составу не занимать и нас не проведешь на самовольных отлучках и в употреблении сомнительных напитков.
Начальник разведки Удалый с командиром роты Пащенко подвели итоги разведывательного выхода. Прошли общие, комсомольские собрания взводов, роты. Партийное собрание подытожило итоги работы коммунистов подразделения. С докладом выступил Юрий Георгиевич, дал оценку действиям разведывательных групп, роты в целом, раскрыл работу партийной организации в учебном процессе. Выступили коммунисты Гришин, Комар, Марченко, Ленцов – дали оценку деятельности своих подразделений, вклад в общую копилку успехов роты. Тем не менее, мы критиковали себя за недостатки, имевшие место на выходе, обязались исправить недоработки в последующей деятельности. В заключительном слове докладчик ответил на вопросы выступающих коммунистов, после чего поставил задачи на подготовку к учениям Белорусского военного округа, в которых нам предстояло участвовать.
Для себя я тоже подвел итоги: с листочком бумаги и карандашом в руке разбирал работу каждого разведчика. У меня их 13 человек – разных по призыву, характеру, индивидуальной подготовке, но все показали себя достойно. Были, конечно, недостатки в учебном процессе, но и они служат для шлифовки качества работы. Мысленно проиграв выход в леса Беларуси, практическую работу, я остался доволен: молодежь показала хорошую маршевую втянутость, грамотные действия, обошлись без травм. При отработке нормативной базы, упражнений по огневой подготовке, вождению боевых машин разведчики закрепили практические навыки. К предстоящим учениям, сдаче осенней проверки мы были готовы. Расчет времени показывал: после учений приведем технику, вооружение в порядок, поставим в режим хранения, затем приступим к сдаче итоговой проверки управлению командующего воздушно-десантными войсками. После чего солдаты, сержанты, призванные на действительную военную службу осенью 1977 года, уволятся в запас. Примем в роту призыв осени 1979 года, подготовим, испытаем его зимним разведывательным выходом, а там и весенняя проверка не за горами. Цикл подготовки разведчиков повторялся из периода в период одними и теми же базовыми задачами.
Обстановка была в рамках рабочей ситуации, но надо сказать следующее – у командования роты, всегда была возможность освободиться от солдат и сержантов по каким-либо качествам не подходивших к службе в разведке. Таких солдат мы переводили в парашютно-десантные подразделения, где они дослуживали установленные сроки службы. С офицерами разведывательных подразделений командование дивизии поступало так же круто – переводило в другие подразделения. Перед нашим с Ленцовым приходом в роту произошло два «разгона» офицерского состава – командиры не соответствовали занимаемым должностям. В разведке оставались только те, кто в полной мере отвечал требованиям морально-психологической подготовки и деловым качествам. Остальных убирали – командир дивизии ни с кем не церемонился.
Подходил к завершению первый год моей службы в разведке дивизии, что было не только поводом, но и серьезным основанием подведения итогов своей деятельности, анализа личного становления в должности командира разведывательного взвода. Хотелось для себя самого понять: насколько твердо сформировалась моя офицерская зрелость, мужество, готовность для решения более сложных задач. Претензий ко мне со стороны командира роты, начальника разведки дивизии не было, взвод на всех этапах боевой и политической подготовки соответствовал требованиям командования соединения, получал хорошие и отличные оценки. Признаться, я чувствовал удовлетворение от службы – нравилось видеть результат своей работы, но оценка командования дивизии, роты – это высший бал, к которому надо было стремиться всегда.
В штабе соединения отрабатывались планы, которые предстояло выполнить на учениях – офицерская служба закрутила, завертела – немного времени оставалось для семьи, подрастающей дочери. Появившиеся выходные дни посвящал родным и близким мне людям, но мысли о службе, предстоящих делах не выходили из головы. Вспоминал последний разведывательный выход – перед глазами стояли сожженные немцами в лесах Белоруссии деревеньки с прокопченными трубами печей. В них когда-то жил, веселился народ, а теперь висели, залитые дождями, таблички, на которых химическим карандашом стояла пометка: «Иванцевичи. Сожжены в августе 1942 года немецко-фашистскими оккупантами, их пособниками, за связь с партизанами». В таких случаях я строил разведчиков, и по моей команде мы салютовали тремя залпами, отдавая дань памяти погибшим в Великой Отечественной войне. В сердце навсегда осталась печальная картина сожженных деревень Беларуси.
ГЛАВА 9
Подготовка к учениям проходила в активной фазе – без раскачки. Командование соединения отводило разведке дивизии особую роль. По замыслу учений первого этапа – 80-й отдельной разведывательной роте предстояло десантироваться с высоты 400 метров на водную переправу через Неман, и уничтожить ее с целью предотвращения подхода танковых резервов противника. В последующем разведке дивизии необходимо было провести диверсионные действия по нарушению управления войсками и дезорганизации работы тыла противника.
Готовились с учетом поставленных задач на воздушно-десантном комплексе: Иван Комар, командиры взводов обучали разведчиков совершению прыжков с парашютом с малой высоты. Новую управляемую парашютную систему Д-6 мы освоили, она получила высокую оценку личного состава. Провели занятия по швартовке оружия, снаряжения, тренировали разведчиков в ведении огня из автоматов по наземным целям при спуске на парашютах – элементы прыжка отрабатывали до автоматизма. В дальнейшем совершили прыжки с самолетов Ан-2, Ан-12, Ил-76М, которые показали, что разведывательная рота к этапу десантирования готова.
Параллельным методом готовили технику. Боевую группу, находившуюся на хранении, проверили на готовность к десантированию на реактивных системах ПРСМ-915. Учебно-боевая группа БМД должна была совершить марш с преодолением водной преграды. Большой объем работы в этом направлении проделал Петр Слободов, старший техник роты. С механиками-водителями он провел занятия, инструктажи, которые способствовали успешным действиям на учениях.
Много времени уделили разведывательной подготовке. Прошедший разведывательный выход был неоспоримым подспорьем в решении задач на предстоящих учениях. Активно проводилась партийно-политическая работа: выпускалась ротная газета, боевые листки. Политические занятия проводились Владимиром Николаевичем Гришиным, заместителем командира по политической части, он «закрутил» роту морально-психологической подготовкой, но разведчики не унывали – были бодры, веселы, энергичны и в своих возможностях не сомневались.
Времени на подготовку было достаточно, поэтому командование роты сместило акценты на боевую готовность подразделения. Действия по боевой готовности мы отработали в полном объеме: уточнили посыльных – основных, запасных, маршруты их выдвижения к офицерскому составу, прапорщикам (в основном, все жили в городе). Тренировали личный состав в подъеме по тревоге с выносом материально-технических запасов, отрабатывали выход в район сосредоточения, ожидания – в пешем порядке, на боевой технике. С офицерским составом плотно работал начальник разведки дивизии Удалый, ставший «гвардии майором». Мы штудировали организацию иностранных армий в составе НАТО, средства ракетно-ядерного нападения вероятного противника, размещение его командно-штабных пунктов, аэродромов, после чего следовали зачеты, подведение итогов. Наконец-то – все! Разведчики были готовы к действиям на крупнейших стратегических учениях Вооруженных Сил Советского Союза!
Как всегда, сигнал «Боевая готовность – повышенная», от оперативного дежурного штаба дивизии поступил неожиданно. Карусель учений закрутилась, но без суеты и нервозности – рота в установленном временном нормативе покинула военный городок. Офицеры отдела боевой подготовки штаба воздушно-десантных войск контролировали проводимые мероприятия в районах сосредоточения и ожидания. До нас довели, что учения «Неман-79» проводит лично Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов. В районе ожидания мы привели в порядок оружие, снаряжение. Командный состав был готов получить учебно-боевые задачи.
По замыслу командования Белорусского военного округа 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия задействовалась в качестве условного противника для частей, соединений округа, принимавших участие в учениях. Командир дивизии, которому несколько дней назад было присвоено воинское звание генерал-майора, изложил общий замысел и задачу учений. 80-й отдельной разведывательной роте было приказано десантироваться парашютным способом в 30-ти километрах южнее Лиды, с последующим захватом и уничтожением водной переправы через Неман. После чего, в составе двух разведывательных групп под командованием гвардии лейтенантов Марченко и Ленцова, обнаружить армейский узел связи и проведением диверсионных действий нарушить управление войсками. В последующем, нам ставилась задача разведки танковых резервов противника, выдвигающихся навстречу нашим войскам, наступающим с фронта. Командование ВДВ заслушало командиров частей по вопросам уяснения боевой задачи, оценки обстановки, принятия решений. На это ушло много времени – командирам всех степеней ставилась оценка, делались выводы.
В установленное время, совершив марш-бросок в составе роты, мы прибыли на аэродром взлета «Журжево» и приступили к подготовке к десантированию. Мешали спасательные жилеты САЖ-54, которые надевались парашютистами при десантировании на воду. Командир второго разведывательного взвода Саша Чернега (Юра Хижняк убыл на повышение командиром 4-й роты 317-го парашютно-десантного полка) со своей группой оставался в резерве командира дивизии. С Александром Чернегой, неунывающим и веселым парнем, окончившим в 1977 году 9-ю роту нашего училища, мы сдружились настоящей мужской дружбой. Саша был специалистом глубинной разведки, прекрасно владея французским языком, он переводил нам слова песен несравненной Мерей Матье. Пришел он в роту из Сибирского военного округа, Бердска, где служил в дисциплинарном батальоне и в наш офицерский коллектив вошел легко и уверенно. Не прошло и года со дня наших учений, как гвардии старший лейтенант Александр Чернега, командуя парашютно-десантной ротой в Афганистане, схватился со своими десантниками в рукопашной схватке с духами, превосходившими их по количеству. Но парни, которыми командовал офицер-разведчик, победили в бою. Это была рукопашная схватка с жестоким и коварным противником, в которой победу одержал профессионализм и мужество настоящих парней.
Полк Ил-76М военно-транспортной авиации, дислоцировавшийся в Кедайняе, совершил посадку в «Журжево». Началась загрузка боевой техники, предназначенной для десантирования по утвержденным задачам, проверка парашютистов по линиям контроля. Группы захвата – моя и Ленцова, летели в первом самолете. Мы, с Александром, в качестве выпускающих проверили парашюты разведчиков, швартовку оружия, снаряжения. После закрытия рампы инженер по десантному оборудованию проинструктировал нас по сигналам действия – с приветствием к десанту на борту выступил командир экипажа. Вскоре, послышавшийся свист реактивных турбин, возвестил о том, что тяжелый Ил порулил на взлетную полосу – линию старта. Упершись ногами в пол самолета, мы придерживали друг друга, чтобы не свалиться с дюралевых скамеек. Рывок! И самолет понесся по взлетной полосе, кидая парашютистов-разведчиков назад – мощной силой инерции. Достигнув взлетной скорости, самолет, оторвавшись «бетонки», выходил на высоту, где с удивительной пейзайжй картиной – внизу поплыла земля с квадратиками полей и населенных пунктов. Свист турбин постепенно перешел в мерный гул уверенно идущего вверх корабля.
До выброски разведывательно-диверсионных групп, которым предстояла задача – перевернуть создавшуюся обстановку в пользу наступающих с фронта войск, соответствующая применению разведчиков ВДВ, было около часа. Авиационная группа выстроила боевой порядок выброски воздушного десанта. Аэродромная суета закончилась, можно расслабиться. Взглядом скользнул по лицам разведчиков – сосредоточены, собраны, если и волнуются, то в рамках дозволенного. Это нормально. У самого, что называется, «сосало» под ложечкой, холодком отдавало в груди. Вроде бы все отработано, но обеспокоенность была. Волнение? Конечно! Как десантируемся с малой высоты? Не упадем ли в прохладные воды Немана? Достигнем ли внезапности при захвате переправы? Успех зависел от быстрой и синхронной работы групп захвата. Но опять же, что за противник? Характер его действий? Насколько способен противостоять лихой атаке с небес? Много неизвестных! Разведка – это творчество и действовать приходилось порой в обстановке, выраженной фразой – ввяжемся в драку, а там разберемся.
Так, размышляя, я сидел на жесткой скамейке, пока не почувствовал стихающий гул самолетных турбин – прибываем в район десантирования. Самолет, словно подкрадываясь, выходил на боевой курс, снижал скорость – провал в воздушные ямы следовал за провалом. Зажмурив на секунду глаза, я собрался, встал, улыбкой подбодрил разведчиков, показывая рукой, что надо поправить ножные охваты. Молодцы, так держать! Занял место выпускающего левого борта, проверил разделитель потока – инженер по десантному оборудованию зацепил карабин моего парашюта за удлинитель. Разведчики, пригнувшись, уперлись плечом и головой в парашют впереди стоящего десантника, изготовились к прыжку. Медленно открылась рампа – рвануло прохладой вперемежку с керосиновой гарью. Самолет неустойчиво выходил на скорость выброски десанта, его бросало в стороны с провалами в бездну. Открылись боковые двери – внизу в серой дымке проплывала земля. Голубая лента Немана, извиваясь по равнине, пряталась в лесных массивах. Сирена! Зеленый разрешающий сигнал.
– Пошел!
Хлопнул по плечу Иванова – Борис тут же исчез за бортом самолета. За ним в серую бездну рванул поток парашютистов. Я следил за карабинами камер стабилизирующих парашютов – нет ли упавших разведчиков, был в готовности прекратить выброску десанта в случае нештатной ситуации. Все нормально, последний разведчик пошел, и я за ним ринулся в пучину воздушной стихии. Мощнейший удар воздушного потока понес к земле. Отсчитав привычные секунды падения, вырвал кольцо основного парашюта – провал, хлопок купола над головой, динамический удар и тишина. Огляделся – в порядке. Неман плыл под ногами, вот она цель – переправа. Взглядом схватил панораму земли и объект – переправу. Первые разведчики, приземлившись рядом с ней, освобождались от подвесных систем. Те, кто еще был в воздухе, вели автоматный огонь по охране. Выбрав точку приземления (только бы не угодить в воду), приземляюсь на песчаном берегу. Секунды – и я у понтона, на котором сгрудились обалдевшие солдаты охраны. Пара очередей в их сторону холостыми патронами – главное «зашкалить» ребят из пехоты и я у группы минирования. «Шираз» – имитатор разрыва снаряда заложен, горит фитилек огнепроводного шнура. Сигнал: «Уходим». Едва слетели с понтона – взрыв: переправы нет. Зафиксировал время: от начала выброски прошло не более семи минут – ближайшая задача выполнена, внезапность достигнута, по времени сработали быстро, травм нет. Посредник с белой повязкой на рукаве поднятой рукой подтверждает уничтожение объекта.
Но успех смаковать еще рано, надо оторваться от возможного преследования противником. Увожу группу в отрыв в западном направлении – условный противник придет в себя быстро, организует погоню. Для нашего противника потеря переправы через Неман – огромный минус, неуспех на серьезном этапе операции. Пятикилометровый бросок в лесной массив разгорячил – привал, переводим дыхание, необходимо оценить обстановку и наметить порядок действий. Следующий объект – армейский узел связи. Изучив местность по карте (напоминаю: карта в разведке – исключение, берется только в учебных целях), определил точку своего стояния, проанализировал обстановку. До района следующей задачи около 15-ти километров, не сомневаюсь, противник, учитывая факт уничтожения переправы, понимает – она не единственный объект диверсионной группы. Ему не сложно просчитать, что очередным объектом атаки будет узел связи, и примет меры к противодействию. Действовать надо стремительно. Но как сократить время выхода на следующий объект? Ответ напрашивался быстро – транспорт. Взгляд на карту – рядом населенный пункт, фермы, значит, есть трактора с тележками, что очень знакомо по-зимнему разведвыходу. Разведчикам Семенову и Сокурову поставил задачу: спортивные костюмы – деревня – трактор.
Через 20 минут раздался треск двигателя МТЗ из соседнего колхоза. Разведчики в секунды разместились в тележке, я сел с водителем – в тесноте, да не в обиде. Мужик доволен, оказавшись участником «боевых действий» десантников, а после вручения ему трехрублевой бумажки, был готов «воевать» хоть до Берлина. Выехали на трассу, где я проверил напряженность шоссе по движению транспорта. Что за машины: гражданские, военные? Общее направление – к объекту разведки. Через некоторое время я отметил несколько специальных (радийных) машин, свернувших в направлении зоны внимания, ну, что ж, посмотрим – следуем за ними.
Появились первые антенные устройства – много, но почему-то не было шлагбаумов, патрулей, табличек с надписями «Запретная зона». Объект? Или ложный? Как-то все гладко получается: переправа и легкий выход на «нерв» армии… Появилось и другое соображение – элементарная безалаберность (скорее всего, так и есть) самого «интеллигентного» рода войск. Ну, что ж, проверим! Дал сигнал на спешивание. Разведчиков расположил у дороги, а сам на тракторе поехал дальше – никто нас не останавливал, не спрашивал пропуск. А в районе располагался узел связи – настоящий, действующий – уж больно много было сосредоточено специальной техники. Это не могло быть имитацией объекта! Но необходимо было все уточнить, убедиться в правильности своих выводов. Я возвратился на тракторе к скрытой у дороги группе. Поблагодарив тракториста за помощь ВДВ, распрощался с ним крепким рукопожатием.
Двум разведчикам дал команду на переодевание (под маскхалатами у нас были спортивные костюмы) и поставил задачу – под видом местных жителей провести разведку объекта, систему охраны. Разведчики вернулись, подтвердив, что район это наше поле деятельности! Знаю, где-то рядом группа Шуры Ленцова, и Сергей Коробицын уже должен был развернуть пост радиоперехвата и пеленгации – мы находились на исходном рубеже. Время!
К работе приступили двумя разведывательными группами и постом радиоразведки Коробицына. Для начала замкнули «на коротко» проводные линии связи, проткнув обыкновенной иголкой кабель П-274. Часть кабеля отрезали по длине, концы разнесли в противоположные стороны и закинули на деревья. Пусть ищут. Одновременно подготовили десятка два взрывпакетов, пару «Ширазов», привязав к ним спички. Вышли к озеру, где сосредоточилось множество радиостанций, а «господа офицеры» войск связи в «купальных костюмах» загорали на берегу. По команде бросили взрывпакеты в скопление техники, радиостанций, личного состава – свыше десятка взрывов разорвали тишину. Затем длинными очередями из автоматов «обработали» узел связи, при этом каждый разведчик израсходовал по магазину холостых патронов. Взрывы пакетов, бешеная стрельба вызвали панику, крики, бестолковые команды офицеров «противника». Не говорю про «мат – перемат» – всего было достаточно. Но мы были уже в отрыве.
Сделав бросок в полтора-два километра, я объявил привал. Связался по радиостанции с Сергеем Коробыциным. Тот смеялся:
– Ты бы послушал эфир, Валера, там черт знает что твориться, «противник» дезорганизован, управление войсками потеряно, им поступила команда на поиск диверсантов, но кто их будет ловить, никто не знает.
– Понял. Пусть побегают, это им не «Зона особого внимания».
В это время Шура Ленцов, которому инициативы не занимать, выкрал китель майора связиста, надел на себя и отдал команды часовым узла связи на перенос постов в другие места. Те, приняв его за одного из своих начальников, выполнили приказ лжемайора. Создалась брешь, в которую втянулись его разведчики, после чего открыли шквальный огонь из автоматического оружия. «Противник» не сделал и слабой попытки оказать сопротивление, занять оборону, а Ленцов, воспользовавшись замешательством, увел группу в лес и растворился в нем.
Понимая, что следующая часть общего замысла операции выполнена, я выбрал место для отдыха (образовалась тактическая пауза). Уловный противник, получив удар в самое сердце войск, приводил в порядок управление частями, делал выводы, принимал решение на дальнейшие действия, с учетом того, что в его оперативном тылу работает несколько разведывательно-диверсионных групп. Мы тоже подвели итоги, осталось перекусить, замаскироваться под землей и немного поспать – день был жарким.
Ночь прошла спокойно. «Наверное, никому не нужны диверсанты», – подумалось мне. Что ж, посмотрим. По радио пришла радиограмма, в которой уточнялась работа по третьему этапу учений: вскрыть возможный подход танковых резервов противника. «Привязав» карту к местности, я размышлял о том, как лучше действовать, где «противник» может скрыть свой танковый резерв. Получалось так: танки вышли на исходный рубеж для решительной атаки – в решающий момент «противник» неожиданно введет их в бой (в этом и заключалась изюминка) против наступающих войск. Они решат исход победы. Но где они пойдут? Вот в чем вопрос – как сказал бы классик.
Изучение карты, анализ дорожной сети дали основание считать: танки пойдут недалеко от места нашего нахождения. Новую переправу построить не успеют, значит, «противник» «восстановит» нашу и задействует ее в интересах танковых резервов, которым необходимо преодолеть водную преграду, чтобы выйти к войскам на фронте, которых потеснила наша группировка. «Противнику» выгодно задействовать условно уничтоженную переправу, находящуюся километрах в семнадцати от нас, но опять же, в этом надо убедиться, проверить, что не будет другой переправы. Для этого нужна информация, а значит ее источник, который необходимо добыть, чтобы найти ответ на вопрос, мучивший с утра: насколько мы нужны «противнику»? С мыслью об источнике информации принял решение выйти на дорогу, где проносятся машины условного противника и провести захват методом засадных действий.
Вышли к дороге походной колонной, мы – «комендантская служба», регулируем график прохождения колонн военной техники. Движемся по обочине в сторону возможного нахождения скрытых танковых резервов. Заодно фиксируем номера военных машин, которые движутся в обоих направлениях. Подспудно инструктирую разведчиков о порядке захвата транспортного средства. Впереди показалась специальная машина (радийная). Расчет произведен: группа захвата, прикрытия, обеспечения. Отработан резкий уход в лес, вплоть до ситуации, когда разведгруппа разделится на подгруппы, каждая из которых самостоятельно выполняет задачу до прихода в базовый район. Илья Семенов красным флажком сделал машине отмашку с требованием остановки у обочины дороги. Наши маскхалаты, конечно, необычная для других родов войск одежда, но расчет на внезапность, неожиданность (пока водитель и старший машины сообразят, они окажутся в наших руках). Так и получилось, правда, не совсем, как хотелось: машина действительно, притормозила, прижалась к краю дорожного покрытия. Я разглядел старшего в кабине, офицер, успел даже подумать, что «язык» приличный. Машина почти остановилась, но лицо старшего вдруг перекосилось, он закричал что-то водителю, толкнул его в бок рукой. Взревев двигателем, машина рванулась вперед, едва не сбив ефрейтора Болотова. Облом! Да еще какой!
Конечно, маскхалаты, укороченные автоматы, которые в последний момент разглядел офицер, не оставили сомнений, что перед ним диверсанты. Молодец, проявил бдительность! Но надо уходить. Марш-броском ушли от дороги в направлении предполагаемых танковых резервов. Остановились, перевели дыхание. Ну что ж, пойдем другим путем – впереди населенный пункт, небольшой, но народ-то есть: кто-то что-то видел, слышал. Опять переодевание в спортивные костюмы, выход к деревне, беседа с местными жителями. Результат ошеломил все ожидания: местные парни сказали, что километрах в трех отсюда стоит много танков – третьи сутки.
Уточнил по карте предполагаемый район танковой колонны, он оказался в стороне от нашей ориентировки. По предварительной информации танковые резервы противника должны находиться в 10-ти километрах северо-западнее этого района. Ладно, на то мы и разведка, чтобы добывать максимально объективную информацию. Вышли на танки. Не ошиблись местные пацаны, – наши. И какие! Т-80 – совершенно секретные машины! Стояли на лесной дороге в колонне – до батальона. Танковый резерв усилен минными разградителями с навесным оборудованием. Много другой инженерной техники, радийных, специальных машин. Впечатляет!
– Что будем делать, гвардейцы? – спросил разведчиков.
Они поняли: командир принял решение на захват «языка», осталось выбрать поприличней источник информации. Офицеров не видно, честно говоря, брать офицера в плен на учениях, как-то некорректно по отношению к нему – все же свой брат-офицер. А вот солдат-танкист в замасленной «мобуте» вылезший из танка, наверное, как раз, что надо. Механик-водитель. Значит, машину знает, мы же о ней ничего не знаем. Наш. Необходимо раскрыть организацию танковой группировки: солдат-механик вряд в этом помощник, нужен сержант и не первого года службы. Чумазый солдатик слонялся без дела, судя по сигарете, которую держал небрежно – старослужащий. Пойдет и этот. Так, цели выбраны, теперь захват. Трое разведчиков в спортивных костюмах, работая по легенде, подошли к танковой колонне (они «местные парни», уволились весной из армии). Артисты!
– Привет, земеля! Когда на дембель? – вопрос, который вышибет слезу у любого старослужащего.
– Осенью, – ответил танкист, изучающее глядя на парней с короткой стрижкой.
– Ну, вот и отметим, – продолжали мои «лицедеи».
Через пару минут аккуратно упакованного танкиста принесли ко мне. Тут же дал команду Сафарову и Баравкову брать следующего «языка». Допрос «пленного» солдата длился не более пяти минут: тактико-технические данные новейшего танка добросовестно зафиксированы в голове. Принесли второго «пленного», которого первый захваченный танкист не видел. Допрос я провел независимо друг от друга: второй оказался сержантом, рассказал о составе танкового резерва противника, званиях, фамилиях, занимаемых должностях командиров, количестве техники. Раскрыл задачу танкистов, маршрут следования, включая место переправы. Главное я понял – танкистам поставлена задача следовать через «нашу» переправу: анализ не подвел, подтвердил предварительные заключения. Сержант, придя в себя, осмелел, удивленно спросив:
– Так, вы и есть те самые диверсанты? Впервые в жизни вижу десантников, тем более диверсантов.
Известной фразой из фильма ему ответил Сокуров: «Очень приятно, царь».
Записав данные военных билетов захваченных в плен танкистов, я выдвинул основную группу за болото – в безопасное место. Осталось немного: грамотно оторваться от возможной погони. Связист закодировал радиограмму и отправил ее начальнику разведки дивизии. Отпустив захваченных в плен восвояси, мы сделали лихой бросок через болотистое место. Преодолев топь, вышли к группе, которую возглавлял Сафаров. Теперь уже нас точно не взять – гоняться за нами "противнику" не было смысла.
ГЛАВА 10
Перевели дух. Задачи выполнены точно и в срок. Работу группа выполнила уверенно, качественно, конечно, будет детальный анализ каждого эпизода, где будут рассмотрены другие варианты развития событий – возможно, более эффективные и надежные. Но сейчас необходимо расслабиться, поэтому – отдых. Я раскрыл карту, прикинув наиболее рациональный маршрут выхода на базу, но из головы не выходил прокол с остановкой машины – просто не давал покоя. Конечно, в нем больше авантюрного подхода, чем трезвого с подстраховкой расчета. Старший машины, офицер, если не отреагировал на наши маскхалаты, то на укороченные автоматы, имеющиеся на вооружении только специальных подразделений, реагировал мгновенно – диверсанты! Удар водителя в бок – вперед! И машина уходит от казалось бы элементарного захвата.
Осадок остался приятный, но время было достаточно. Ладно. Мириться с этим не станем! Принимаю решение!
– Группа, ко мне.
Разведчики расположились возле меня. Настроение прекрасное: Семенову, Гаврилову, Козлову, Изьо – «дембель» не за горами. Близкая осень уже видна по изменяющейся окраске листвы. Парни считают дни, но привожу их в сознание:
– Задача, гвардейцы, такая: выдвинуться на участок шоссе (указываю по карте район) с целью захвата транспортного средства «противника», которое доставит группу на базу.
Разведчики вне себя от радости – командир предложил до базового района подъехать, можно сказать, на «такси»! Я продолжал:
– Группа захвата: Сафаров, Семенов, Сокуров. Сафаров – старший. Группа обеспечения: Баравков, Ксендиков – прикрытие захвата: Иванов, Гаврилов. Приступаем к работе немедленно!
Возможные варианты развития событий привязал к «домашним», как я их называл, заготовкам. Подстраховка, прикрытие, взаимодействие друг с другом, связь, сигналы, уход. Сработали тихо, спокойно. Никто из проходящих мимо граждан не обратил внимания на имевший место захват транспортного средства. Со стороны выглядело так: ехали на машине одни военные, к ним подошли другие в зеленых костюмах, сели вместе и поехали.
В базовый район мы прибыли, как и полагается разведке – тихо и незаметно. Я доложил командиру роты и начальнику разведки дивизии о выполнении задания, отметив, что морально-психологическое состояние личного состава – высокое, мы готовы выполнить любой приказ Верховного главнокомандования и ВДВ. После чего, я получил распоряжение на приведение себя в порядок, организацию отдыха – подошел к нашим офицерам, которые ждали меня, чтобы поделиться событиями последних дней.
Азартный Ленцов рассказывал о «дефилировании» в форме майора войск связи и постановке задач часовым «противника» – где и как охранять порученные им посты. Сергей Коробицын поделился тем безобразием, которое творилось в эфире после «уничтожения» нами узла связи. Поведал о том, как он со своими технарями «вскрывал» радиосети «противника», настраивая наши радиостанции на его частоты. О том, как от своего имени отдавал приказы по радиостанциям командирам различных степеней, задействованных на учениях, после которых еще больше нарушилось управление войсками. Мы смеялись, шутили – несколько анекдотов рассказал Сашка Чернега. Но больше всего досталось Петру Слободову. Он ходил грустный, печальный – утопил в Немане боевую машину.
Дело было так. Учебно-боевая группа машин со старшим техником роты прапорщиком Слободовым готовилась к форсированию Немана вплавь. Провели мероприятия по подготовке к плаву – сделали, казалось бы, все, но не задраили лючок котла-подогревателя, который находится в днище боевой машины. Когда БМД-1 вошла в прохладные волны Немана, топившего в своей истории еще и наполеоновские войска, вода через лючок поступила в корпус боевой машины и через некоторое время машина затонула. Из воды торчала антенна, ствол орудия с частью башни, на которой «танцевал» механик-водитель Орлов, а Слободов бегал по берегу и крыл матом машину, незадачливого механика. Но вскоре все обошлось – БМД вытащили, обсушили – она еще долго служила в учебном процессе и на самой настоящей войне. В одной из боевых операций механик-водитель Александр Орлов подорвался на этой машине на противотанковой мине – боевая машина спасла ему жизнь. До афганской войны оставалось 4 месяца...
Крупнейшие учения Белорусского военного округа «Неман-79» показали высокую готовность личного состава 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Дерзкие, решительные действия разведчиков в оперативном тылу условного противника парализовали связь, управление войсками. Задействованные «противником» силы и средства для обнаружения нас, разведчиков, в том числе, авиация, не позволили обнаружить и уничтожить разведывательные группы Ленцова и мою. 80-я отдельная разведывательная рота, укомплектованная боевой техникой, вооружением, материальными запасами, средствами связи и десантирования, оказалась способной выполнить поставленные задачи в автономном режиме. Морально-психологическое состояние личного состава было высоким! Такую оценку на подведении итогов учений «Неман-79» дал разведчикам командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Рябченко.
После учений наша разведывательная рота сосредоточились в месте постоянной дислокации – «Зеленом городке». Привели в порядок технику, вооружение, скорректировали план учебного процесса, который никто не отменял , и приступили к отработке предметов, выносимых на итоговую проверку, до которой оставалось всего лишь несколько недель. Полугодие учебных занятий прошло быстро, активно, насыщенная программа боевой подготовки – не повод для расслабления.
13 ноября 1979 года состоялось отчетно-выборное собрание партийной организации разведчиков дивизии. С докладом выступил заместитель командира роты, секретарь партийной организации Иван Комар, который дал оценку работы партийной организации за отчетный период. Иван Геннадьевич покритиковал за «беззубость» комсомольцев-разведчиков, которые не боролись с недостатками по строевой и физической подготовке. Отметил, что коммунисты недостаточно уделяют внимание работе с комсомольским активом в вопросах индивидуальной работы и вообще – безобразие: персональное дело комсомольца Мельникова до сих пор было не разобрано. Командир взвода связи, комсомолец Тютвин, затягивал процесс рассмотрения дела по существу. Необходимо было быстрее решать данный вопрос, чтобы Мельников понес заслуженное наказание.
Именно в этот период нам, дивизионным разведчикам, представили нового начальника разведки дивизии – гвардии майора Скрынникова Михаила Фёдоровича. Он пришел из 105-й Ферганской гвардейской воздушно-десантной дивизии, которую к этому времени решением Генерального штаба Вооруженных сил СССР – расформировали. Майор Удалый убыл в Рязанское высшее воздушно-десантное училище на преподавательскую должность. Новым начальником штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был назначен гвардии полковник Петряков, сменивший на этом посту полковника Чернова, убывшего старшим преподавателем в академию им. М.В.Фрунзе.
С этих событий градус атмосферы боевой и политической подготовки 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии начал подниматься. Речь не шла об увеличении количества занятий по предметам обучения, интенсивности и качества их проведения – в воздухе витала напряженная обстановка, которую мы, офицеры, так или иначе, ощущали в повседневной деятельности. Новый начальник разведки дивизии майор Скрынников постоянно находился с нами, офицерами, проводил занятия, беседовал, направлял наши действия в нужное русло. В дивизию прибыл начальник разведки Воздушно-десантных войск полковник Кукушкин – ветеран Великой Отечественной войны, который призвал, нас, разведчиков, к необходимости собраться и быть готовыми к выполнению очень важных и неотложных задач. Тем не менее, его слова имели туманное, если не сказать – не конкретное выражение. Вроде бы он и хотел сказать нам что-то большее, конкретное, но дальше общих фраз и положений дело не шло. Более того, полковник Кукушкин заявил нам о том, что на базе нашей 80-й отдельной разведывательной роты дивизии будет сформирован разведывательный батальон ВДВ в качестве экспериментального подразделения войск. Мы достойно показали себя на прошедших в сентябре учениях и у командования ВДВ были такие намерения.
Неуловимая атмосфера неопределенности создавала некоторую нервозность в офицерском коллективе. Напряженные взгляды командира, замполита говорили о том, что они знают что-то больше, но не могут сказать остальным офицерам. Да и вообще, накануне командир роты, командиры частей соединения ездили в секретную командировку. Куда? Зачем? Никто нам ничего не говорил, на лицах старшего офицерского состава была сосредоточенность, собранность, и это чувствовалось во всем.
Вскоре поступила команда: офицерскому составу, прапорщикам сфотографироваться. Мы дружно все сфотографировались и сдали фотографии в штаб дивизии, после чего пошли мутные, если так можно выразиться, разговоры о каких-то особых учениях. Мы знали, что часть подразделений 106-й Тульской гвардейской воздушно-десантной дивизии были выброшены парашютным способом на территорию Монгольской Народной Республики. Были жертвы, много травмированных десантников. Атмосфера накалилась еще больше. Активнейшую работу проводил заместитель командира дивизии по тылу полковник Лев Маркович Красный: тылы дивизии бурлили кипучей деятельностью. К нам приходило понимание, что готовятся серьезные мероприятия, хотя анализ обстановки не простирался дальше нашего участия в каких-либо учениях. Командир самоходно-артиллерийского дивизиона гвардии подполковник Барановский Игорь Михайлович дал команду дивизиону загрузить на технику как можно больше дров. Объяснялось это так: там, где нам вскоре предстоит быть, нет запаса топлива для кухонь. Штаб соединения работал в режиме собранности, озабоченности, от командиров частей требовалось проведение мероприятий боевой готовности.
В начале декабря 1979 года стало известно, что в дивизию прибывает командующий ВДВ генерал армии Сухоруков. К приезду готовились в обычном для такого случая режиме. С офицерским составом подразделения начальник разведки дивизии Скрынников проводил беседы, совещания, на которых делал акцент на занятия. 10 декабря 1979 года с офицерами разведывательной роты продолжались мероприятия по изучению организации иностранных армий, разведывательной подготовке – материал давался под запись. На следующий день по этим темам должны были состояться контрольные зачеты с участием начальника разведки ВДВ гвардии полковника Кукушкина. К концу рабочего дня начальник разведки дивизии довел план занятий на следующий день: 11-го декабря 1979 года. Вот он:
1-2 час. Тактическая подготовка, тема: «Общевойсковой бой»;
3-4 час. Разведывательная подготовка, тема: «Разведывательные признаки средств ракетно-ядерного нападения противника»; «Действия разведчиков при захвате и уничтожении объекта»;
5-6 час. ОМП, тема: «Уяснение задачи командиром подразделения при применении противником оружия массового поражения»;
Но плану занятий, намеченного на 11 декабря 1979 года, не суждено было осуществиться – не получилось. Через несколько часов в него ворвалась афганская война, отложившая его выполнение на 9 лет 1 месяц и 19 дней…
Часть вторая
РАЗВЕДКА 103-й ГВАРДЕЙСКОЙ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОЙ ДИВИЗИИ ПРИ ВТОРЖЕНИИ В АФГАНИСТАН В ДЕКАБРЕ 1979 ГОДА
«Если б не Афгана
Чёрный омут,
Не предначертания
Судьбы…
Всё, возможно,
Было б по-другому,
Без смертей и горя.
Если бы…»
ГЛАВА 1
Ровно гудели турбины огромного Ила, занявшего коридор эшелоном в 7200 метров. Самолет шел плавно, ему ничто не мешало в огромной армаде бортов следовать курсом на юг. Так, по крайней мере, думалось мне и моим разведчикам, перед которыми стояла задача захвата аэродрома Баграм с целью обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного парашютно-десантного батальона под командованием гвардии капитана Вадима Войцеховского. Ряд бортов по непогоде Кабула вернулось на аэродромы "подскока", задействованных десантом в боевой операции, но Баграм посадку давал. Моей разведывательной группе предстояло действовать на авиабазе Баграм без учета нахождения там каких-либо подразделений советских войск - о них мне при постановке боевой задачи не доводилось. Именно в этом контексте мне ставилась задача командиром соединения генерал-майором Рябченко в присутствии начальника штаба дивизии полковника Петрякова и уточнялась начальником разведки дивизии майором Скрынниковым перед посадкой группы в самолет.
В иллюминаторе темнело, внизу виднелись огни населенных пунктов.
– Джамбул, – произнес штурман, не отвлекаясь от множества приборов в полутемной кабине огромного лайнера.
Я молча любовался заревом большого города, оно угадывалось издалека, проплывая справа по борту. В кабине штурмана хороший обзор и наблюдать за уходом ясного дня с большой высоты одно удовольствие. Прошло около часа полета - впереди надвигалось зарево очередного города.
– Чимкент.
За бортом стемнело. Огни селений, малых, больших городов создавали неповторимую картину южной ночи. Яркий свет луны отражался в озерах и общий рисунок звездного неба, скопление огней до горизонта создавали неотразимую паутину гирлянд. Завораживало взгляд: самолет плыл под мерный рокот турбин. Заканчивался второй час полета.
– Но что это? – недоуменно вопрошаю у штурмана.
Ничего не пойму: внизу, где заливались электрическим светом города, реки отражали звездное небо с луной, стало вдруг непроглядно темно. Словно неведомый кто-то прочертил РЕЧКОЙ, блеснувшей внизу, линию водораздела между жизнью и смертью.
– Амударья – граница Союза Советских Социалистических Республик, – оповестил по громкой связи командир экипажа.
Нечто черное наплывало навстречу: окутывало, захватывало, поглощало темнотой и дрожью. Внизу ни огонька – непроглядная тьма. Луна в последний раз сверкнула в водах РЕЧКИ и пропала, словно утонула в ней. Знакомый холодок коснулся спины.
– Афганистан!..
Мощная армада самолетов военно-транспортной авиации с десантом на борту вошла в воздушное пространство страны, первой признавшей молодое советское государство. 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия в составе первого эшелона сил вторжения приступила к выполнению боевой задачи…
…Легкий морозец сковал землю и мелкий снежок, накрывший ее, хрустел под ногами. Закончился очередной напряженный день учебных занятий. После 19-ти часов мы с Сашкой Чернегой возвращались со службы домой из «Зеленого городка». Завтра 11 декабря 1979 года, начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин проводит контрольные зачеты по организации иностранных армий. Пиво пить не будем – надо собраться с мыслями. Автобус 15-го маршрута подъехал к площади Победы, мы вышли на остановке у Московского проспекта. Чернега, вспомнив очередной анекдот, многозначительно посмеивался.
Офицеры дивизионной разведки выделялись среди остальных офицеров соединения особой формой одежды – зимними курточками стального цвета без погон. Нас можно было принять за егерей лесной охраны, железнодорожников, прокуроров – всех тех, кто носил форменную одежду. Но, видимо, не знал этого подгулявший крепышек на углу проспектов Черняховского и Московского – хотел затеять драку. Аккуратно уронили в сугроб перебравшего парня.
Падавший снег веселил, молодость, задор, кураж расслабляли от служебного дня. У «Комсомольского» магазина мы с Сашкой расстались и пошли по домам. Через три минуты ходьбы – квартира, где я снимал комнату вместе с семьей. С супругой поужинали, глянул новостную программу по телевизору. Начавшийся было фильм «Трактористы» усыпил, но звонок в дверь я услышал сразу. Привычно вскочив, открыл дверь: Борис Иванов – посыльный:
– Товарищ гвардии лейтенант, в роте «БОЕВАЯ ТРЕВОГА!»
– Ты что, Борис, обалдел? – удивленно смотрю на солдата.
– Никак, нет, товарищ лейтенант – боевая тревога, – растерянно ответил ефрейтор.
– Ладно, лети в роту, я за тобой.
За пару минут оделся, схватил чемоданчик, положенный нам по тревоге.
– Когда вернешься? – спросила жена.
– К утру буду, – ответил я, подбегая к двери.
(Почти не соврал, вернулся, действительно, утром, но через полгода). Время около полуночи, транспорт уже не ходил, но огонек свободного такси блестел на площадке перед «Комсомольским» магазином.
– В «Зеленый городок», – бросил таксисту.
Машина лихо рванулась по Московскому, затем налево на проспект Черняховского в сторону Лучосы и минут через пятнадцать я был у КПП военного городка, бурлящего ульем разбуженных пчел. Зрелище впечатлило: по тревоге в полном составе были подняты специальные части дивизии. Построения, команды, зачитывались списки личного состава, у казарм стояли под загрузкой машины. Разведчики под руководством старшины роты Николая Андрейчука привычно работали по плану боевой готовности.
В расположении роты я доложил о прибытии Гришину, исполняющему обязанности командира роты (Пащенко находился в отпуске, а Иван Комар работал с молодым пополнением в учебном центре). Владимир Николаевич мне приказал:
– Срочно в парк боевой техники, загружай боеприпасы в учебно-боевую группу.
Я обратил внимание на табло дневального по роте, которое высвечивало сигнал оповещения «БОЕВАЯ ТРЕВОГА».
– Володя, ты хоть что-нибудь объясни, – Гришин замахал руками:
– Валера, все потом, сейчас в парк и загружай боеприпасы! В 8.00 готовность к маршу.
– Куда?
– Орша, аэродром взлета – Болбасово.
– Понял, Владимир Николаевич, бегу.
В парке Петро Слободов с механиками-водителями разогревал котлы-подогреватели и готовил к запуску двигатели боевой техники. Едва успел проинструктировать погрузочную команду по мерам безопасности, как со склада ракетно-артиллерийского вооружения подъехала машина с боеприпасами. Приступили к загрузке боекомплектов трех машин учебно-боевой группы, с чем справились довольно быстро. Прибыла часть личного состава роты во главе с Ленцовым и Чернегой, которые сняли с БМД-1 парашютно -реактивные системы ПРСМ-915 и сложили их в боксы хранения техники. Механики-водители, запустив двигатели, разогревали, гоняя в разных режимах. В боксах при свете тусклых лампочек повисла синяя гарь выхлопных газов.
Николай Тютвин, командир взвода связи, прибывший в роту пару месяцев назад вместо убывшего в 317-й полк Володи Алексеенко, проверил настройку радиостанций БМД на маршевые частоты, выдал командирам взводов карточки радиоданных. Мы уточнили с ним некоторые вопросы связи и, в принципе, были готовы к совершению марша.
В расположении роты под руководством Гришина и Андрейчука организованно, без суеты заканчивались мероприятия по выходу подразделения из городка. Машина с материальными запасами была уже загружена, водитель доложил о готовности к движению к аэродрому взлета. Таким образом, к 2.00 ночи 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии была готова для выполнения заданий командования.
Собравшись в кучку, мы, офицеры, стояли и обсуждали события: я, Шура Ленцов, Сашка Чернега, Сергей Коробицин, Николай Тютвин.
– Командующий прибыл, наверное, под вечер, – сказал Ленцов, прикуривая сигарету от зажигалки Коробицина.
– А кто бы еще поднял дивизию? – Чернега, пожав плечами, поправил кобуру пистолета.
Оба Александра имели в виду, прежде всего, важность мероприятия, которое разворачивалось с нашим участием. Командующего ВДВ генерала армии Сухорукова ождали давно, его приезд в дивизию не был секретом для личного состава. Нам, разведчикам, об этом открыто говорил начальник разведки ВДВ полковник Кукушкин на занятиях с офицерским составом. Подразумевалось, конечно, что дивизия будет поднята по тревоге с проведением комплекса мероприятий выхода частей и подразделений в районы сосредоточения, ожидания с последующим десантированием. То есть, морально-психологически мы были готовы действовать, что называется, по полной программе. Проведенные недавно учения, разведывательный выход, занятия по боевой готовности не вызывали тревоги: с этим справимся. Тревога была в другой плоскости, она передавалась нам, офицерам, рядом завуалированных и непонятных действий. Ну, например, закрытая поездка командиров частей соединения, в том числе, нашего командира роты Пащенко в какую-то секретную командировку. О ней не говорилось в открытую, но утечка информации все же была и в офицерской среде она давала повод к различного рода разговорам. Кстати, эту мысль подтвердил на днях в беседе со мной начальник особого отдела дивизии (на тот момент) подполковник Буйнов Анатолий Павлович – утечка информации имела место.
Много разговоров было о десантировании в сложнейших условиях на территорию Монголии частей 106-й Тульской воздушно-десантной дивизии, которое мы связывали с обострением политической обстановки, в первую очередь, с Китайской Народной Республикой. Если это не демонстрация силы со стороны Советского Союза, тогда, что?
Офицерскому составу было приказано было сфотографироваться для, якобы, оформления личных дел, но команда была дана для всех офицеров и прапорщиков соединения одновременно. Что за аврал? – Вопрос зависал в воздухе без ответа.
Сейчас приказано загрузить боеприпасами учебную группу боевых машин, но команду на это может дать только командующий воздушно-десантными войсками в исключительных случаях.
– Кстати, Болбасово не наш аэродром взлета, – как бы невзначай отметил Чернега.
Вот именно, маршрут совершения марша не вяжется с планом боевой готовности: аэродромом взлета нашей аэродромной группировки являлась авиабаза Сеща Брянской области, нам же приказано прибыть в Болбасово. Аэродромная группа – самостоятельная тактическая единица ВДВ, способная решать боевые задачи в тылу противника в автономном режиме. Парашютно-десантные полки дивизии вместе с артиллерийским полком подразделялись на аэродромные группы, основу которых составляли парашютно-десантные батальоны с приданными средствами и средствами усиления.
Обсудили сигнал оповещения, по которому подняли нас: «Боевая тревога». Мы даже посмеялись по этому поводу, решив, что оперативный дежурный, перепуганный приездом командующего, нажал не на ту кнопку. Поговорив еще немного, мы построили бойцов, и повели их в расположение роты погреться: начинался промозглый ветерок.
Утренний морозец слабел, но снежная пороша неприятно хлестала по лицам. Собрались в маленькой канцелярии в ожидании дальнейших событий - вся информация стекалась сюда. Володя Гришин периодически выбегал и уточнял вопросы со старшиной - мы же, офицеры, находились рядом, чтобы реагировать на его распоряжения. Но пока ничего нового не поступало, дополнительных команд из штаба соединения не было. Основную часть работы по выходу из городка мы завершили, а колонну боевых машин, состоящую из десяти единиц техники, "вытянем" на исходный рубеж – КПП за 10 минут.
К 7.00 11 декабря 1979 года 80-я отдельная разведывательная рота дивизии со всеми материальными запасами была готова к совершению марша на аэродром взлета Болбасово. Ровно в 8.00 колонна боевой техники, преодолев исходный рубеж, двинулась по указанному маршруту...
… Я расположился в кабине штурмана, наблюдая виртуозную работу специалиста высокого класса. Удивительно, штурман, успевал одновременно делать множество операций: смотреть в локатор, сверять полетные карты, щелкать кнопками пультов управления, навигации, переговариваться с командиром экипажа. Делал он это все без суеты и лишних движений. В плавных движениях специалиста имела место профессиональная изящность. Я с восхищением любовался уверенной работой парня в летной куртке с меховым воротником.
По курсу полета была сплошная темнота, не видно привычных огней на земле - такое впечатление, как будто зависли в пространстве ночи. «Ночной полет», да и только», – подумалось мне, но о Сент-Экзюпери я больше не вспоминал, возможно, настроения наши не совпали с гармонией межзвездной романтики.
Я вышел в салон к разведчикам, спящих на тентах машин – пора поднимать.
– Сафаров, подъем, – толкнул в плечо заместителя.
Сергей проснулся, быстро вскочил:
– Что нового, товарищ лейтенант?
– Буди парней.
– Внимание всем, подъем, собраться к первой машине.
Сергей пошел по проходу, толкая ребят. Проснулись, вошли в обстановку, подтянулись ближе, чтобы слышать своего командира.
– Нищенко, своих на машину.
Проход между скамейкой, на которой, откинувшись, спали разведчики и зашвартованной техникой, совсем небольшой, поэтому отделение сержанта Игоря Нищенко я разместил сверху боевой машины, стоявшей в первом положении грузового отсека самолета. Оттуда ребятам лучше слышать меня.
Сосредоточенные лица парней не могли обмануть – летим в неизвестность, вызывающую трепет каждой клеточки тела, но все были собраны, как на многих учениях, которые вместе прошли в лесах Беларуси и беспокойство, которое я видел в глазах разведчиков, было совершенно понятно. Несколько часов назад мы, командиры разведывательных групп 80-й отдельной разведывательной роты, были вызваны к командиру дивизии генералу-майору Рябченко, от которого получили БОЕВОЙ ПРИКАЗ. Для меня боевой приказ комдива звучал следующим образом:
– Гвардии лейтенант Марченко.
– Я.
– Вашей разведывательной группе десантироваться на аэродром Баграм с целью его захвата и обеспечения посадки передового отряда в составе усиленного батальона 350-го парашютно-десантного полка под командованием гвардии капитана Войцеховского. В последующем, вести разведку в интересах передового отряда.
– Есть, товарищ генерал.
Все стало на свои места: схема элементов аэродрома, которую мне в Балхаше вручил начальник разведки дивизии и есть тот самый Баграм, до которого осталось менее часа полета.
Устроившись по борту самолета, сверху машины, разведчики смотрели мне прямо в глаза.
– Внимание всем, до посадки 40 минут. Еще разок пройдем по задаче, не торопясь, мысленно проиграем свои действия, чтобы на земле не возникло проблем. Все понятно?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Тогда давай, Сергей: твои действия после открытия рампы.
– С Баравковым, Сокуровым, Ивановым занимаем позицию со стороны помещения охраны аэродрома, тем самым обеспечиваем выгрузку техники из самолета.
– Так. Сорбосы открыли огонь.
Сержант не смутился:
– Связываю охрану огнем - Болотов на БМД прикроет из ПКТ и орудия.
– Хорошо, Сергей, не забудь важный момент: двигатели самолета будут работать, не попадите под раздачу потока. Недавний случай, надеюсь, помните.
– Понял, товарищ лейтенант, – Сафаров слегка улыбнулся.
Ну, как же, господ офицеров сдуло реактивной струей при движении по аэродрому. Разве забудешь такое?
– Болотов, действия твоего экипажа? – вопрос командиру второго отделения.
– Выгружаемся, занимаем позицию в 30 метрах от самолета. Прикрываю группу Сафарова со стороны контрольно-диспетчерского пункта, – доложил сержант.
– Так, ясно. Не спускай глаз с зенитной батареи и держи ее, Болотов, под контролем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как механики работают? – обратился я к старшему технику роты.
– Расшвартовываем технику, Валерий Григорьевич, машины выкатываем на бетонку, запускаем двигатели и занимаем позиции согласно расчету , – уверенно выдал Петро.
– Да, если какая-нибудь "коробочка" не запустится сходу - катите дальше от самолета.
– Понятно, Валерий Григорьевич.
– Хорошо. Проверить оружие, снаряжение - гранаты не трогать, запалы не вставлять, – дал последние указания перед посадкой в Баграме.
Двое «прикомандированных» к моей группе товарищей в солдатских курточках общались, наклоняясь к уху друг друга – вижу, довольны детальным уточнением задачи. Они - старшие офицеры военной разведки ГРУ Генштаба, находятся со мной по распоряжению высшего начальства, о чем довел до меня полковник Петряков в следующей форме:
– Марченко, с тобой будут два офицера разведки, тебе о них знать ничего не надо, но, если возникнут вопросы по обстановке в районе десантирования, обращайся к ним…
– Понял, товарищ полковник, – ответил я бодро начальнику штаба. Только о возможных проблемах и вопросах, которые могут возникнуть, Петряков ничего не сказал.
Три боевые машины десанта были пришвартованы цепями к полу самолета. Расстояние между их корпусами и скамейкой, на которой расположились разведчики, небольшое, много не походишь, не разомнешься – машины занимали все свободное место. Проверил крепление цепей – скоро посадка, проверка будет не лишней…
…До команды на марш в район аэродрома Болбасово оставалось несколько минут. За рычагами моей командирской машины с бортовым номером 187 – старший техник роты Петр Слободов. Механик-водитель Валерий Болотов находился в отпуске, получившим его за усердие, проявленное на учениях «Неман» Белорусского военного округа. Владимир Николаевич Гришин, исполняя обязанности командира роты, принял решение усилить мой взвод Слободовым.
Я доложил Гришину о готовности к движению: двигатели запущены, прогреты, механики приготовили ветошь, чтобы вытирать от налипшего снега стекла защитных колпаков. В наушниках шлемофона услышал четкую команду Гришина: «Вперед!» Исходный рубеж, КПП «Зеленого городка», головой колонны мы преодолели ровно в 8.00 и начали движение по маршруту: Витебск – Орша – аэродром Болбасово.
Погода совсем испортилась, мокрая пороша хлестала по лицам механиков. Защитные колпаки тут же убрали: снег забивал стекла, ограничивая всякую видимость. Перешли на «походное» положение, подставляя поочередно ветру левую и правую щеки. Командиры внимательно контролировали движение по улицам Витебска, так как водители частного транспорта, не представляя длинны колонны, опасно маневрировали, пытались идти на обгон. На площади Победы мы повернули на Московский проспект. Скорость поворота была большая и на скользком асфальте машину слегка занесло.
– Петро, не гони, будь внимательней, – крикнул по ТПУ Слободову.
– Понял, – ответил Петруха.
Слева «Комсомольский магазин», виден угол дома, в котором живу вместе с семьей, за ним детский садик, в нем работала жена воспитателем группы. По времени – уже на работе. Мысленно простился с семьей, вот и все, пронеслись, исчезли в промозглой мгле.
«Быстрее бы выехать из города – меньше встречных машин», – думалось мне. Старая оршанская дорога была меньше загружена транспортом, и вероятность столкновений становилась меньше. Первые лихорадочные действия приобрели уверенный и спокойный характер. В эфире порядок, нет болтовни, соблюдался режим дисциплины обмена по радиосвязи. Отвратительная видимость, ледяной ветер с дождем и мокрым снегом хлестали по лицам, ограничивая видимость до нескольких метров. Водители встречных машин уже не лезли вперед и прижимались к бордюру, пропуская колонну вперед.
Гришин выбрал скорость марша такой, чтобы контролировать дорожную обстановку и не повредить идущий навстречу транспорт. Только бы не въехать в кого-нибудь! Орша близко, но выход к авиабазе Болбасово проходил через город. Регулировщики комендантского взвода стояли на перекрестках, регулируя маршрут в городских кварталах до аэродрома.
По прибытии на авиабазу Болбасово по команде Гришина мы поставили боевую технику на место, указанное начальником штаба дивизии. Получилось так, что сходу развернулись в «боевую линию» и все «коробочки» стали компактно в линию машин. Владимир Николаевич доложил командиру соединения о прибытии роты в исходный район, уточнил место размещения личного состава, порядок дальнейших действий. Через некоторое время поступила команда разместиться в клубе летной части. Офицеры расположились на сцене клуба перед экраном. Предоставленные «удобства» не смутили: отогрелись, перекусили. Старшина роты выдал сухие пайки, приготовил чай, стало тепло, уютно. Разведчики, привыкшие к полевым условиям, к этому отнеслись с улыбкой, а вот сознание нет-нет, да и возвращало нас на землю – все-таки работали по варианту боевой тревоги.
ГЛАВА 2
На аэродроме Болбасово группировка находилась до 14 декабря включительно в состоянии высшей степени готовности к погрузке в самолеты. По нескольку раз в день объявлялась «Тревога» и столько же раз отменялась: схватив оружие, снаряжение, мы летели на аэродром к месту посадки, померзнув на морозе, получали команду на возвращение в летный городок. Разведчики 317-го парашютно-десантного полка согревались в котельной авиабазы, где произошла авария – взрыв котла отопления, несколько человек пострадали.
Через пару дней общая ситуация не прояснилась, мы даже не представляли общего плана мероприятий, в котором задействовалось соединение. Я это говорю со всей ответственностью, потому что наша рота находилась в составе аэродромной группы, где находился штаб дивизии и командир генерал-майор Рябченко. Так или иначе, была бы какая-то утечка информации, потому что мы, дивизионные разведчики, имели много знакомых в штабе, и хоть что-то бы знали о предстоящих событиях. Но обстановка развивалась таким образом, что даже обсуждать на самом бытовом уровне было абсолютно нечего. Разговоры в офицерской среде немного касались последних событий в Иране, где произошла исламская революция и американцев исламисты взяли в оборот.
Прибывшая группа офицеров разведывательного отдела ВДВ приступила к занятиям с нами по организации иностранных армий. Мы сидели в клубе местной авиационной части и конспектировали лекции о вооруженных силах Пакистана, Индии, Афганистана, Ирана. Не скрою, иронично усмехались про себя, потому что вооруженных сил стран Среднего Востока в боевой учебе мы никогда не касались. Это для нас совершенно другой театр военных действий. Тем не менее, несколько дней подряд изучали структуру армий стран, предложенных нам офицерами штаба ВДВ.
Надо сказать, что командование авиабазы сделало все возможное, чтобы скрасить наше пребывание на их территории: организовало просмотр фильмов с участием Чарли Чаплина, помню, долго смеялись над героями мирового комика, устроили банный день для личного состава группировки. На какое-то время мы забывались от проблем, свалившихся на голову. Офицерский состав роты находил способ расслабиться глубже: в «тревожных» чемоданчиках лежала «заначка» в 25 рублей – серьезные деньги по тем временам. За бутылкой водочки обсуждали события последних дней, но дальше ситуации, чем революция в Иране, приезд из Франции духовного лидера аятоллы Хомейни, наши умозаключения не шли. Не было никакой информации, которую бы можно было обсуждать за круглым столом – слово «Афганистан» не звучало ни в разговорах, ни в предположениях.
14 декабря 1979 года начиналось обычно: подъем, зарядка, прием пищи. Занятия по иностранным армиям надоели до оскомины, и было впечатление выжидания чего-то, пауза явно затянулась и требовала разрешения. До обеда мы совершили очередной бросок к аэродрому, померзли на сильном морозе, новостей никаких. Офицерский состав заскучал совсем – закончились денежные средства и все томились от наступившего безделья. Вечером поужинали и готовились провести отбой личному составу. Хорошо помню, офицеры роты собрались на сцене клуба части, где мы изволили почивать, шутили, около 20.00 прозвучало – «Тревога!
В первые минуты серьезность поступившего сигнала мы не оценили, ежедневные тренировки действий по тревоге всем надоели. Поругиваясь про себя, мы в составе роты понеслись к аэродрому, а вот там пришло первое понимание начала важных событий - в небе послышался гул множества самолетов, заходивших на посадку. Первый Ил приземлился, за ним следующий борт – с интервалом в минуту самолеты шли один за другим. Такой плотной посадки больших самолетов нам видеть еще не приходилось.
Гришин убежал к начальнику штаба дивизии для уточнения задачи. Минут через 15 Владимир Николаевич прибыл, дав команду на погрузку техники и личного состава в самолеты. Каждый из командиров взводов получил номер самолета, в который следовало загружаться. Мой самолет оказался рядом: команда командирам отделений, механикам-водителям и боевые машины осторожно подошли к рампе. Экипаж Ил-76М был готов к загрузке техники, я представился командиру, уточнив вопросы совместной работы. Загрузка техники прошла очень быстро: экипаж самолета в полном составе оказывал помощь.
Инженер по десантному оборудованию проверил узлы крепления трех БМД-1 к полу самолета. К 22.00 я доложил Гришину о завершении погрузки и готовности к вылету. Очень хотелось узнать у Владимира Николаевича что-нибудь новенького о нашей задаче, но, увы – новостей никаких. Вскоре поступила команда: «По самолетам»! Примерно в 22.40 14 декабря 1979 года аэродромная группа частей, подразделений и штаба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии поднялась в воздух и взяла курс на восток.
После набора высоты и выхода в эшелон мы согрелись и тут же уснули. По привычке учений, парашютных прыжков я зашел в кабину штурмана. Реакция штурмана была мгновенной: карты, лежащие вокруг, он закрыл руками, собой. Растерявшись, я спросил:
– Куда летим?
Штурман, заметно нервничал.
– Командир, я в десяти местах расписался - сказать не могу, – через плечо бросил мне штурман.
Пожав плечами: не можешь – не надо, я вышел, устроился на мате БМД и заснул под монотонный гул турбин. Проснувшись, увидел – ничего не изменилось, разведчики спали в обнимку с автоматами. Привычная картина. «Что же нового?» – сверлила мысль. Спрыгнув с машины, размял тело, надо, думаю, еще разок заглянуть к штурману.
– Что-нибудь новенькое есть?
– Ничего, – ответил капитан.
Я скользнул взглядом на прибор, показывающий курс самолета, то же самое, общее направление – юго-восток, четвертый час полета. В кабине штурмана хороший обзор, видно, как впереди уже светлеет небо, начинается новый день. Что же он нам принесет? Приходило понимание в скорой посадке за тысячи километров от дома, пора бойцов поднимать и кормить, а то спят, как сурки.
– Сафаров, – толкнул заместителя, – подъем, корми десантуру.
Рюкзаки разведчиков были наполнены сухими пайками в расчете на трое суток. Это был НЗ, в Болбасово старшина кормил личный состав горячей пищей, готовя ее на походной кухне. Слегка опухшие от сна, бойцы поднялись, привели в порядок одежду, из РД достали тушенку с сухарями.
– Товарищ лейтенант, что будете?
Голод я не ощущал, но на всякий случай перехватить не мешает:
– Что-нибудь дай немного, Сергей, кушать не хочется. Сафаров протянул баночку бекона, галеты.
– Хватит. Спасибо.
Бекон – несколько полосок сала с мясом, как раз достаточно перекусить, но доесть не успел.
– Командир, к штурману, – услышал я голос инженера по десантному оборудованию.
Положив нехитрую снедь на корпус машины, я буквально влетел в кабину.
– Через 30 минут посадка в Балхаше, Казахстан. Иди к командиру экипажа, он расскажет последние новости.
Поднявшись в кабину летчиков, я спросил командира:
– Что нового?
– Получен приказ, – командир экипажа повернулся ко мне, – после приземления подойдут машины с боеприпасами. Прямо к стоянке, так сказано. Задача: ко всем видам вооружения загрузить как можно больше боеприпасов. Час на заправку топливом и взлет.
– Полетим-то куда, командир?
Невыносимо долгая пауза:
– Потом узнаешь, сейчас нельзя. Извини.
– Ладно, понял.
Бегу к разведчикам, продолжавшим уничтожать тушенку.
– Можно жевать, но внимательно слушать, – я забрался на БМД, чтобы видеть разведчиков.
– Скоро посадка, ребята, после приземления экипаж остановит двигатели, у нас будет минут пять на оправление надобностей. Затем получим боеприпасы ко всем видам оружия. Максимально! Машина с боеприпасами подойдет к стоянке самолетов.
С минуту я глядел на разведчиков, что бы еще им сказать? Кажется, подходим к Рубикону …
– Всем понятно, что это значит?
Они смотрели на меня, не мигая и смятение, охватившее вдруг, отразилось в глазах разведчиков. Столько раз выполняли задачи, оставляя десятки и сотни километров за уставшими спинами, теперь же надо сделать нечто такое… Но что? – Никто ничего не знает и тревожные мысли впервые обеспокоили наши сердца...
Самолет, проваливаясь вниз, дрожал, рубя облака плоскостями. Пробив нижнюю кромку сплошной пелены, оказался над бескрайней равниной, плывущей в утреннем мареве огромного озера.
– Балхаш.
Энергичный разворот на глиссаду оставил озеро справа, с обратной стороны раскинулась степь. Заход на посадку огромного лайнера, касание и самолет побежал по бетонке. Подрулили к стоянке, остановились турбины, наступившая тишина подтолкнула к двери. Выскочив на жесткий ветерок, несколькими движениями размял затекшее тело. Вышедшие со мной разведчики, справили нужду, а вот прикурить не успели, подошла машина, доверху нагруженная ящиками боеприпасов. Снарядили магазины автоматов, пулеметов, россыпью ссыпали патроны в карман рюкзаков. Ручные гранаты, отдельно запалы в специальной бумаге сложили в кармашки РД. Успели курнуть и даже замерзнуть, но команду на взлет не давали. Я подошел к экипажу, стоявшему рядом и спросил:
– Что-то ждем?
Пожав плечами, командир ответил:
– А кто его знает, чего теперь ожидать.
Время летело, ощущение тревоги росло, но за ближайшие три часа ничего не изменилось. Мы нервничали, больше всего раздражала надоевшая неопределенность. Прошел еще час, команда не поступала, действия приняли режим ожидания. Ближе к обеду, наконец-то, дождались: «По самолетам», загрузились, но через тридцать минут команда «Отставить». Выгрузились. До вечера таким образом дважды садились в самолет и дважды возвращались на землю. К вечеру и того больше: приказ разместиться в казармах летной части.
С утра следующего дня ситуация стала спокойней: подъем, завтрак в летной столовой, после чего мы находились в казарме. Рядом с нами развернули палатки штаба дивизии, генерал Рябченко находился в одной из них. В обед в правое крыло нашей казармы заселился отряд специального назначения КГБ, но без оружия – у нас же каждый разведчик был с полным боекомплектом, включая ручные гранаты.
День прошел в ожидании, новых команд не поступало, собственно, ничем особенным мы не занимались. На следующий день был получен приказ: организовать занятия по тактике действий мотострелковых подразделений Советской Армии, специальной и разведывательной подготовке. Прямо за аэродромом начиналась степь, где мы и приступили к отработке действий на поле боя: перебежками передвигались от укрытия к укрытию, переползали к исходному рубежу для атаки, отрывали окопы для стрельбы с колена, лежа, затем, стоя. Таким образом, занятия приобрели регулярный характер с перерывом на обед. В вечернее время в клубе части смотрели фильмы, постоянно находясь в готовности для посадки в самолеты. Затем ужин, отбой.
ГЛАВА 3
Утром 20-го декабря офицеров роты вызвали в штаб дивизии. Начальник особого отдела дивизии подполковник Буйнов проинформировал нас о том, что из саперного батальона сбежал солдат с оружием и боеприпасами. К этому моменту Иван Комар прибыл от молодого пополнения и приступил к исполнению обязанностей командира роты.
– Задача, товарищи офицеры такая, взять дезертира. При оказании сопротивления – уничтожить, – жестко подытожил главный контрразведчик дивизии.
Организованный поиск привел к тому, что беглого солдата обнаружили сотрудники местной милиции. Спрятался беглец в центре города, в предназначенном под снос одноэтажном здании, но проводить захват дезертира собственными силами местная милиция отказалась.
– Солдат ваш, вы его и берите, – просто сказал начальник местного ГОВД.
При этом дал информацию: около 7.30 утра мимо дома, где спрятался солдат, проходил мужичок с бутылкой водки, булкой хлеба и банкой консервированной кильки. Беглец его остановил, завел в дом, где они вдвоем выпили водку. Затем солдат отправил мужика за продовольствием, пригрозив, что убьет его, если тот не сделает этого или кому-то расскажет о нем. Для убедительности солдат показал автомат и гранату. У мужика хватило благоразумия обо всем рассказать милиции, сотрудники которой приехали к нам и дали информацию о дезертире.
Особый отдел разработал операцию захвата беглеца. План состоял в следующем: Павел Лаговский – начальник топографической службы дивизии, переодевается в гражданскую одежду одного из местных оперов и вместе с мужиком следует в дом, где прячется беглый солдат. Обнаружив его, стреляет на поражение, но Лаговскому, человеку мощного телосложения, не подошла куртка, искать другую одежду, не было времени. Центр города, много людей, пьяный, агрессивно настроенный солдат с оружием и гранатами – требовало быстрых и решительных действий. Начальник особого отдела меняет решение: вместо Лаговского на захват дезертира посылает меня. Куртка опера мне подошла в самый раз, дослав патрон в патронник, я прижал пистолет к груди пакетом с едой для беглеца. Таким образом, окружающим моего оружия не было видно, но пистолет в моей руке был готов к применению. Несколько раз я проделал тренировочные движения на открытие огня при встрече с объектом внимания. В принципе, нормально, резко и незаметно, молодой преступник вряд ли отреагирует быстрее меня. Не скрою, дрожь била в коленках – это правда, но сомнений в том, что буду стрелять на поражение или нет, не возникало. Буду.
С мужичком, как с закадычным дружком, мы шли по улице полной народа к дому, где прятался дезертир. Утро, свежий морозец и толпы прохожих, неподозревающих о том, что рядом с ними пряталась смерть. Мой напарник, любитель выпить, о чем-то все говорил, жестикулируя, но я был озабочен одним – вооруженный беглец. Он выпил достаточно водки, пьяный, замерз, реакция медленная, не так поворотлив и быстр. Все это так, но внезапность за дезертиром – он настороже и ждет собутыльника в готовности открытия огня в любую секунду. Похоже, парню терять было нечего.
Вот и барачного типа одноэтажный дом, в торце которого приоткрытая с улицы дверь. Я глазами остановил мужика:
– Пропусти меня, иди за мной.
Бесконечно длинный коридор, справа и слева которого расположены комнаты. Следы солдатских сапог отчетливо видны на пыльном полу. Первая комната направо – никого, следов не видно, налево – тоже никого, но много натоптанных следов. Тумбочка, на ней – пустая бутылка водки, остатки еды. Мужик шепнул:
– Здесь распивали.
Осмотрел комнату направо, куда вели следы солдатских сапог – никого, к стене приставлена доска, в потолке лаз формой квадрата метр на метр, на пыльной доске знакомые следы. Соображаю: солдат разбегался по доске, забегал к лазу в потолке и таким образом проникал на чердак. Следы его вели в комнату – обратных отпечатков не было. Значит, он на чердаке. Я прикинул разбег по доске, но что-то остановило.
– Давай я, он меня знает, – тихо шепнул мужичок.
– Ну, давай, – я не возражал, откинув в сторону, ставший не нужным пакет.
Он был средством маскировки до подхода к зданию. Особым отделом допускалось, что беглец отслеживал подходы к дому, а посланный за едой мужик и я должны были восприняться солдатом собутыльниками, которые возвращались с едой.
Мужик разбежался по доске, зацепившись за края лаза в потолке, подтянулся, завис на секунду-две, смотря в чердачную темноту. Мне его голова не видна – она была скрыта темнотой чердака. Прижавшись к косяку, я контролировал мужика, при этом поглядывал вдоль коридора вперед и назад. Напряжение достигло предела, когда мужик суетливо сполз по доске.
– Никого, темно, – выдохнул нервно «напарник».
– Идем по коридору, – подсказал мужику, – смотришь левый ряд комнат, я правый.
Пропустил мужика вперед, чтобы подстраховать на случай, если беглец окажется с его стороны. Осторожно двигались по пыльному проходу, фиксируя множество следов в комнатах, коридоре. Вот и последние комнаты – никого нет. Вышли во двор с другой стороны здания, остановились. Перед нами была площадка, а дальше несколько похожих зданий. За углом ближайшего дома обозначил себя Сашка Чернега с автоматом в руке. Я кивнул – вижу. Скользнул взглядом по территории – двор был блокирован: разведчики скрытно обложили пару подозрительных зданий.
Нервный колотун отчасти прошел, прикинув ситуацию, подумал: солдат или на чердаке уже осмотренного здания, либо в здании, напротив, за углом которого находится Чернега – в него также ведут следы до боли знакомых сапог. Пистолет я всунул в левый рукав куртки, его не было видно снаружи и мы пошли с мужиком к Чернеге. Два собутыльника, за которых можно принять нашу парочку, но это было не совсем так: внимательным взглядом я скользил по окнам здания напротив. Прошли половину площадки…
Автоматная очередь сзади разорвала тишину. Реакция бросила тело вперед, за угол здания, где укрылся Сашка. Уже из-за укрытия я посмотрел в сторону, откуда секунду назад прогремела очередь. Слуховое окно крыши здания, которое мы осмотрели, открыто – из него синий дым.
– На чердаке, – крикнул Чернега.
– Вижу, Саня, прикрой.
Контролируя чердачное окно, я броском пролетел площадку к зданию, которое осмотрел с мужиком. Бежал я по коридору к комнате, где стояла доска на чердак и рассчитывал только на скорость ответной реакции: дезертир не может бежать быстрее меня по чердаку. Вот и комната, разбежавшись по наклонной доске, я залетаю наверх. Длинная очередь бьет от окна и пули вдребезги разбили шифер над моей головой. Откатившись от лаза вдоль перекрытия, я услышал голос Чернеги:
– Валера, страхуй.
Выглянув из-за балки в темноту чердака, я пополз к отверстию, автоматная очередь прижала к бревну.
– Сань, уходи вправо.
Чернега отполз к основанию крыши. Затаились, глаза немного освоили темноту чердаячного помещения. Впереди угадывался свет окна, из которого стрелял дезертир. Расстояние не очень большое, но оно было перекрыто бревнами, стропилами и завалено строительным хламом. Вижу Сашку, занявшего позицию с правой стороны, Чернега оценивал обстановку. Вспомнив фамилию беглеца, я закричал в темноту:
– Бросай оружие, парень, иди к нам, стрелять не будем.
Но в ответ была тишина.
– Солдат, дом окружен, тебя все равно не выпустим и застрелим, слышишь меня? – пытаюсь вызвать беглеца к разговору.
Реакции опять никакой.
– Что молчишь, ответь что-нибудь?
Но дезертир ни сделал попытки выйти в контакт. Я поднял руку, Чернега увидел.
– Сань, прикрой.
Подняв шапку над балкой, поводил ею в разные стороны – тишина, мой нехитрый трюк дезертир оставил без внимания. Собравшись в пружину, я махнул через препятствие и уполз под самую крышу – получилось. Просигналил Чернеге подтянуться, Сашка осторожно пополз, и мы оказались на одной линии. Насколько это было возможным, держали под контролем все, что находилось в поле нашего зрения. Нас слепило окно на крыше и мы практически не видели обстановку на участке, где скрывался беглец.
Очередь из автомата ударила как раз от окна. Полежав пару минут без движения, я пополз по чердачному проходу и увидел правее окна ствол автомата с примкнутым к нему магазином. Контуры солдата в привязке с автоматом я тоже различал, они угадывались в солнечном свете. Оружие беглеца было направлено в сторону Чернеги. Взяв дезертира в прицел пистолета, я выбрал сводный ход спускового крючка - ловил момент выстрела, но боковым зрением вдруг увидел, что Сашка пополз вперед. Соображая, что он не видит направленный на него автомат дезертира, я вскочил и с криком: « А - а - а - а», – бросился к беглецу.
До сих пор не могу объяснить собственное психологическое состояние – вместо того, чтобы сделать выстрел, причем, наверняка, меня, словно пружиной, кинуло на тень беглеца, его автомат, направленный на друга. Дальше, как в замедленной съемке: толчок ногой, полет по дуге на автомат дезертира и ощущение радости – успел. Я упал на автомат, в мгновение откинув его в сторону, но тут же сам отшатнулся назад. Возле моих колен лежала развороченная пулей и залитая кровью голова дезертира. Ситуация развивалась стремительно: три-четыре секунды - не более, а сколько эмоций пришлось пережить! Сашка был уже рядом. Перевернули на спину тело, осмотрели - видны пулевые ранения: одна пуля вошла с правой стороны возле уха, другая разорвала предплечье левой руки, третья разнесла ткани бицепса. Вокруг море крови.
– Не стрелять, все под контролем, – крикнул я в окно, окружившим дом, разведчикам.
Взяв обеими руками за воротник десантной куртки дезертира, я поволок его тело к лазу, по которому мы с Сашкой проникли наверх. С высоты потолка через отверстие увидели Ивана Комара, начальника особого отдела дивизии и нескольких наших разведчиков. Ноги беглеца опустили вниз по наклонной доске, приставленной к стенке, и подали тело Комару. Иван подхватил его за ноги и спину, чтобы положить на пол, но потерял равновесие и бросил тело на пол. Окровавленная голова дезертира с глухим стуком ударилась о деревянное покрытие.
Спустились с чердака с Чернегой, вытерли руки обагренные кровью беглеца, пустившего в себя последнюю очередь из автомата. Тело загрузили в подъехавшую «скорую помощь» и увезли. Подоспевшие «особисты» изъяли у меня пистолет, даже не позволив его разрядить, я только предупредил, что патрон в стволе. Подошел мужик – собутыльник беглеца и мой «напарник» по захвату.
– Ты куда пропал? – спросил я у него.
– Как услышал стрельбу, сразу за дом.
– В порядке, не задело?
Этот вопрос я задал мужику только потому, что не знал, в кого пошла первая автоматная очередь дезертира.
– Ну, его на фиг, чуть не убил меня.
– То есть, как, «чуть не убил»?
Мужичонка отмахнулся рукой:
– А, когда я залез по доске и просунулся в лаз, он автомат приставил к голове.
– ???
Мужик виновато топтался на месте:
– Ну, так я пошел, надо выпить.
У меня перехватило дыхание: беглец, находясь на чердаке, ткнул стволом автомата в голову мужика, а тот ничего мне не сказал об этом, когда мы с ним шли по коридору. Следующим лезть на чердак была моя очередь, и я не полез только потому, что меня что-то остановило в последний момент, может, чувство опасности, может, интуиция, не знаю… И сейчас, много лет спустя, я переживаю эту ситуацию: как можно глупо погибнуть в не самой сложной обстановке. К вечеру нас с Чернегой вызвали в местную прокуратуру, провели допрос, расписавшись на каждом листе протокола, мы попрощались со следователем. Больше к этой теме не возвращались и не обсуждали ее никогда.
ГЛАВА 4
В сумраке мерцающих приборов штурман склонился над картами, только капельки пота на лбу выдавали собранность напряженной работы человека, ведущего корабль по сложнейшему маршруту. Светлеющие облака небосвода обозначили приближение огромного города, зарево которого постепенно надвигалось на нас.
– Кабул, – произнес штурман и потом уточнил, – ближе Баграм.
Я взглядом впился в огни городка, ставшего известным позднее на весь Советский Союз: Баграм.
Самолет, вздрогнув, вдруг стал проваливаться вниз. Потеря высоты была настолько мощной, энергичной – заложило уши, засвербело в носу. Последовавший следом крен с еще большей потерей высоты вызвал откровенно неприятные ощущения. Взгляд на штурмана – спокоен, как будто бы ничего не случилось. Значит, так надо! А самолет все падал и падал, кажется, целую вечность. Очередной разворот с бесконечным падением вниз перехватил дыхание, на лбу образовалась испарина пота. Когда же этому конец? Огни Кабула и Баграма плыли по кругу, но в плоскости горизонта находились уже несколько ниже. Следующий крен самолета в пространстве и мы вышли на полосу, она была перед нами в огнях навигации. Ух, вот это скольжение!
– Давай, командир, двигатели останавливать не будем, – крикнул штурман, на секунду повергнувшись ко мне.
Хлопнув его по плечу, я побежал к разведчикам – смотрят шальными глазами, пытаясь понять: что же происходит? Махом прервал все вопросы:
– Через минуту посадка. Действуем по плану, уточнения по ходу задачи. Всем приготовиться!
Самолет коснулся бетонки - взревели реверсы заднего хода, гася скорость пробега. Инерция закончилась, поворот на рулежку, затем другой и самолет остановился у края бордюра. Рампа открылась, все разведчики знали свое место и действовали по работанной схеме: установили накаты для техники, которую уже подготовили к выгрузке. Выскочив на бетонку, я огляделся, чтобы оценить обстановку. Темнота не смутила, главное я увидел: взлетная полоса была освещена и со стороны КДП много огней, в свете которых были видны всего пять-шесть человек, закутанных в одеяла. Они шли вдоль ограждения аэродрома без всякого любопытства к совершившему посадку самолету.
Группа Сафарова залегла на позиции и контролировала обстановку у командного пункта. Болотов со своим экипажем вытолкнул на бетонку БМД под номером 188. Машина по инерции откатилась от накатов, запустился двигатель, и она рванула прикрыть отделение Сафарова от КДП и казармы охраны аэродрома. Отделение Нищенко успешно выкатило боевую машину под номером 189. Запустив двигатель, она встала на рубеж прикрытия самолета со стороны зенитной батареи. Моя командирская с номером 187 выкатилась следом, Слободов запустил двигатель, и машина усилила позиции прикрытия самолета. Четверо разведчиков помогли инженеру по десантному оборудованию убрать накаты и самолет сразу же порулил на взлетную полосу. Я взглянул на часы – с момента посадки прошло 15 минут, а Ил уже мчался на взлет. Оторвавшись от полосы, лайнер исчез во мгле темного неба.
В наступившей тишине я оценил позицию группы, проверил связь и на командирской машине поехал в начало взлетной полосы, освещенной навигацией. Вылетев на «взлетку», по осевой линии рванул по ней на большой скорости, наблюдая ее состояние. Понятно, если наш Ил приземлился и нормально взлетел, то полоса свободна, но меня беспокоил другой момент. Посадку и взлет самолета слышали и видели афганцы-зенитчики, охрана аэродрома, поэтому я допускал такую возможность, что полосу могут заблокировать техникой или взорвать, что не позволит совершить посадку передовых сил десанта и поставит выполнение задачи под срыв.
До приземления батальона капитана Войцеховского оставалось минут пять. На боевой машине я пролетел до конца полосы – нормально. Занял позицию в центре боевого порядка группы, чтобы контролировать ее фланги. Практически сразу послышался гул самолетов: передовой отряд заходил на посадку. Первый борт, включив прожектора, коснулся полосы, следом второй, третий, порулили к месту разгрузки. Связавшись по радиостанции с Войцеховским, я ему доложил, что КДП и охрана под контролем, веду наблюдение и указал координаты позиции группы. Комбат уточнил мне задачу: об изменении обстановки докладывать немедленно.
Борта, выгрузив технику, личный состав, один за другим уходили на взлет – передовой отряд 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии взял авиабазу Баграм под контроль без единого выстрела и был готов принять основные силы десанта.
Рассветное утро в Баграме поразило грандиозностью горного массива – вершины, покрытые шапками вечных снегов, взметнулись в лазоревое небо. Необыкновенная панорама природы восхитила взор, поразила воображение. Ее величие и красота отразились в памяти на многие годы вперед. Баграм! Сколько с ним мыслей живет до сих пор! Разве думалось в те минуты о том, сколько же крови наших парней прольется в этих горах и ущельях? Восхищение красотой заснеженных гор было настолько сильным и поглощающим, что я не сразу обратил внимание на позицию зенитной батареи афганцев. По брустверу ходил часовой, закутанный в одеяло, не обращая внимания на нашу боевую технику, стволы которой смотрели в сторону их зенитных орудий.
Войцеховский вызвал меня по радиостанции в штаб передового отряда, где передал приказ командира дивизии: в 12.00 совершат посадку три АН-12, в которые мне следует загрузить свою технику, личный состав и совершить перелет в Кабул. Борта прилетели во время, и мы приступили к загрузке боевых машин в самолеты. Через Войцеховского я доложил командиру дивизии о готовности к вылету, получив добро, попрощался с комбатом и через пятнадцать минут полета мы приземлились в Кабуле.
Много раз после этого эпизода я встречался с Вадимом Войцеховским, молодым, энергичным комбатом 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Совместная служба нас сблизила больше, когда в марте 1981 года я был назначен на должность командира разведывательной роты «полтинника», уже завоевавшего славу доблестного боевого полка, которым командовал Георгий Иванович Шпак. Несколько раз мы с Войцеховским действовали в совместных рейдовых операциях, где его батальон успешно выполнял сложные боевые задачи. В одной из них, 2 декабря 1981 года гвардии капитан Войцеховский Вадим Аркадьевич погиб в бою, командуя батальоном при уничтожении душманского отряда, засевшего в кишлаке. Погиб, потому что, заботясь о своих подчиненных бойцах, лично указывал им на открытой местности позиции. Пуля угодила ему в бок, он еще жил, был в сознании, разговаривал с друзьями, с моим заместителем Кожевниковым, не верил, что умрет. Требовалось переливание крови, которое невозможно было сделать в бою, силы оставляли комбата. Он умер достойно, выполнив воинский долг защитника Отечества. Похоронен в деревне Гвоздово Полоцкого района Витебской области. За мужество и героизм, проявленные при выполнении интернационального долга, награжден орденом Красного Знамени (посмертно). Не могу не сказать о том, что на смену погибшему комбату Войцеховскому прибыл гвардии майор Александр Солуянов, удостоенный позднее звания Героя Советского Союза. Батальон, который вводил в Афганистан капитан Войцеховский, за весь период афганской войны был всегда на передовых рубежах в боях с силами афганского сопротивления.
Совершив посадку в столичном аэропорту, я доложил командиру роты о прибытии своего взвода (Пащенко уже прибыл в подразделение), разгрузили технику, пообедали и находились в режиме ожидания команды. Какой? Мы еще не знали, даже не представляли, что участвуем в событиях мирового масштаба, в которых принимаем самое непосредственное участие. С офицерами роты мы обменялись впечатлениями, прогнозировали дальнейший ход развития ситуации, наше участие в ней. Затем последовала команда начальника разведки дивизии майора Скрынникова: командирам разведывательных взводов прибыть в штаб соединения, где командир дивизии генерал-майор Рябченко поставит нам боевые задачи.
Каждому командиру группы задача ставилась отдельно. Моей разведывательной группе было приказано: в составе трех боевых машин выдвинуться четыре километра севернее Кабула на рубеж отдельной цепочки холмов и занять позицию вдоль дороги, ведущей в столицу Афганистана. В дальнейшем, имеющимися средствами, предотвратить вход в Кабул мятежной танковой бригады регулярной армии Афганистана, а также вести наблюдение за частями афганской армии, которые предпримут какие-либо действия, и воспрепятствовать их движению в город огнем штатного оружия. Поразили слова комдива: «Гвардии лейтенант Марченко, совершить марш по маршруту…занять рубеж … и стоять на смерть!».
За светлое время на трех боевых машинах я вышел на указанный рубеж, занял оборону, подготовил основные и запасные позиции для БМД. Время позволило обложить машины камнями, обустроить ячейки ведения огня из стрелкового оружия и гранатометов. Даже успел прикинуть пути отхода, на случай, если судьба позволит совершить нам маневр. Я прекрасно понимал, что такое танковая бригада - пусть даже афганской армии. Сопоставимость сил и средств было резко отрицательно не в нашу пользу, но в ушах стояли слова командира дивизии: «Стоять на смерть». Это, поверьте, не забывается. В 19.30 местного времени моя разведывательная группа была готова принять бой на указанном мне рубеже.
Я проверил связь между наводчиками-операторами: Ксендиковым и Мандрыко. Каждому из них определил основные и запасные секторы ведения огня, уточнил команды, сигналы, порядок действий. Всех остальных разведчиков расположил в оборудованных из камней огневых ячейках, назначив сектора ведения огня. Так как противник – танковые подразделения афганской армии, то акцент делал на вооружение боевых машин, для чего предусмотрел, чтобы огонь из орудий БМД-1 вели опытные наводчики, которых подстрахуют командиры отделений. Я занял место наводчика-оператора своей командирской БМД, приняв решение лично вести огонь из вооружения боевой машины, находясь на связи с начальником разведки дивизии. Я считал, что с позиции командирской машины мне будет удобней управлять боем - к тому же, я уверенно владел вооружением боевой машины.
Боевой расчет выстроил следующим образом: в башнях боевых машин находились наводчики-операторы, рядом, в оборудованных камнями ячейках, расположил командиров отделений, которые также уверенно стреляли из вооружения БМД-1. Остальных разведчиков разместил с учетом круговой обороны на сокращенных расстояниях друг от друга. Понимая, что, в случае огневого столкновения, нам не устоять против танковых орудий. Для каждой боевой машины определил несколько запасных позиций, чтобы после 2-3 выстрелов менять ее положение на местности. Прикинул на карте несколько маршрутов отхода.
Грандиозная панорама огромного города, раскиданного в огромной долине, впечатлила разнообразием красок. Наступившая ночь, без привычных для нас сумерек, быстро поглотила столицу Афганистана. В прицеле боевой машины в ночном режиме хорошо просматривались улицы, районы восточного мегаполиса. Волнение было большим не только у нас, чувствовалось это и по радиообмену: в эфир часто выходил начальник разведки майор Скрынников, запрашивал у меня обстановку. Я докладывал, что все нормально, движение противника не отмечается. Ощущение волнения, нервозности достигло предела, когда наводчик-оператор Мандрыко доложил:
– Товарищ лейтенант, наблюдаю движение колон на окраине города.
Прильнув к прицелу, я увидел движение боевой техники с включенными фарами от аэродрома, где расположились части дивизии после приземления, в сторону города. Недоумение было полным, не зная общей задачи соединения, я не мог предположить, что в Кабул на боевой технике входит 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия.
– Товарищ лейтенант, смотрите – стреляют. Действительно, над городскими кварталами, куда втягивались колонны боевых машин, полетели трассера. Вначале это были отдельные очереди из пулеметов, потом их интенсивность возросла. Минут через десять ухнули первые выстрелы орудий, которые вскоре превратились в артиллерийскую канонаду. Над Кабулом замерцал огневой шквал трассирующих очередей пулеметов, гул орудий. Картина привела в ступор личный состав моего взвода, наступило откровенное недоумение от видимой нами картины событий. Не сразу стали понятны позывные, которые я услышал по радиостанции:
– «03», доложите обстановку, – на связи начальник разведки.
– Я, «03», докладываю: с направления аэродрома в город заходят колонны машин, наблюдаю сильную стрельбу из пулеметов и орудий.
– «03», доложи, как у тебя обстановка? На наши колонны – не обращай внимания.
А, начальника разведки интересует обстановка в моем районе. Окинув взглядом позицию взвода, прислушался и твердо ответил:
– Я, «03», у меня спокойно, нахожусь на рубеже, готов к выполнению задачи.
– Хорошо, «03», усилить наблюдение. Движение техники в сторону Кабула встретить огнем штатных средств. Как понял?
– Понял вас, понял!
Дела… Такой ход событий вряд ли кто мог предположить: над Кабулом огненный шквал. В прицел я изучил местность – пока в порядке, тишина. Выскочив из БМД, обошел разведчиков, уточнил задачи, пробежался глазами по горизонту – ничего. Оставалось наблюдать фейерверк над Кабулом. Панорама поражала строчками очередей и выстрелов орудий. Что там происходило – трудно представить, но море трассирующих пуль, летящих в разные стороны, создавали картину тяжелого боя. В какой-то момент я увидел – в одном из районов города строчки трассеров пошли навстречу друг другу. Вначале не понял развития ситуации, потом осенило: идет взаимная перестрелка, причем очень сильная. С одной и другой стороны навстречу друг другу исходила стрельба, которая минут через 20 уменьшилась и вскоре затихла. Позднее стало известно: в огневое столкновение вступили два наших парашютно-десантных полка, которые, не разобравшись в городской обстановке, вступили друг с другом в огневой контакт. К счастью, обошлось без жертв.
До полуночи шла сильная перестрелка, которая то уменьшалась, то набирала обороты. Затем общая ситуация огневого воздействия пошла на убыль, гул орудий вообще прекратился. Над Кабулом летали отдельные очереди трассирующих пуль, вскоре и они исчезли в наступившей тишине. У нас на позиции было еще тише – обстановка без изменений. Я дал команду разведчикам перекусить сухим пайком.
– Товарищ лейтенант, давайте с нами, – позвал, подошедший Сафаров.
– Добро, Сергей, иду, перехватить надо, кто его знает, что будет дальше.
Покушали быстро. Вскоре стало светать. Внимательно изучив местность вокруг позиции взвода, я мысленно проиграл ситуацию, а что, если бы танки пошли на Кабул, и пришлось бы вступить с ними в бой? От наших позиций до дороги метров 350, каждая из БМД безнаказанно сделала бы по танкам 5-6 выстрелов – 15-18 в общей сложности. Результат поражения с такого расстояния большой, но, не переоценивая степени нашей подготовки, допустил, что потери противника могли составить до 60 процентов. Значит, 8-10 танков, то есть, до танковой роты, мы могли бы уничтожить за счет внезапной атаки. Но если бы танковый батальон афганской армии, действительно, попытался войти в Кабул с нашего направления, то реакцию двух других танковых рот батальона легко представить: развернулись бы в боевую линию и несколькими выстрелами с нами покончили.
Окинул взглядом пути возможного отхода на БМД – маловероятно: камни, обрывистая местность, машины "разуются" сразу и результат тот же самый. В пешем порядке уйти можно, если боевые машины оставить и уйти. Но как оставить БМД? Просто взять и уйти? Нельзя врагу оставлять технику и вооружение. Значит, надо ее уничтожить, а только потом уходить. На это тоже необходимо время. А как уничтожить? Только методом поджога топливных баков и двигателя - более быстрого варианта уничтожения техники в наших условиях нет.
В стороне пронеслась пара истребителей МиГ-21, уходивших с набором высоты – раздались взрывы. Через некоторое время появились снова: над огромным сооружением на высокой горе появились разрывы. МиГи опять зашли в атаку и отработали «нурсами»: один заход, другой, после чего внезапно исчезли. Видимо, закончился боекомплект, больше ничего не было видно. (МиГи нанесли ракетный удар по одному из объектов Амина).
Для нас эта ночь закончилась благополучно. Командование дивизии предполагало, что активные мероприятия по захвату ключевых объектов в Кабуле нашими частями и подразделениями могли спровоцировать отдельные танковые части афганской армии на оказание сопротивления. В частности, моей разведывательной группе и была поставлена задача с учетом этого фактора: дать информацию штабу дивизии, если с моего направления такая попытка появиться. Были отдельные паникеры в штабе дивизии (фамилии мы знаем), которые, судорожно кричали: «Танки, танки». Давали команду на приведение к бою ручных противотанковых комплектов РПГ-18 «Муха» без всякой на то надобности. Если РПГ-18 приводится к бою (на это уходит 2-3 секунды), то далее его нужно только использовать, в исходное положение он не становится. Вот и приходилось потом расстреливать их десятками в афганское небо.
Доложив начальнику разведки о том, что движения на дороге не отмечается, я получил приказ на возвращение в район аэродрома. Без всяких проблем, совершив марш по Кабулу, мы вернулись в расположение роты. Для себя я отметил: надо внимательно изучить план Кабула, заблудиться в городе можно настолько легко, что не заметишь, как выскочишь на другую улицу, квартал, окраину. Справедливости ради скажу: спустя полгода, при возвращении с одной из рейдовых операций, я командовал боевым разведывательным дозором и вел колонну смешанной техники по ночному Кабулу. На одном из участков города я сделал поворот налево на квартал раньше, чем следовало: перепутал повороты, которые визуально похожи один на другой. Когда понял, что совершил ошибку, половина колонны втянулась туда, куда не следовало, а главное - не развернуться. Ночная улица была настолько узкой, что мои БМД проходили, но три танка в составе БРД, едва не терлись бортами о стены домов. Похолодев от сознания того, что колонна упрется в тупик и окажется заблокированной в кварталах города, я стал перед первым танком и, подавая руками сигналы механику-водителю, чтобы тот не завалил стены домов, метров триста шел перед танками, пока улица не расширилась на достаточное расстояние и миновала опасность завала домов. Благополучно выехав на трассу, дальше мы следовали в правильном направлении. Михаил Федорович Скрынников, словно что-то почувствовал, спросил по радио:
– «03», доложи обстановку.
Сжавшись в комок, я ответил:
– Обстановка нормальная, следуем по маршруту.
– Понял, хорошо.
Пот заливал лицо, ужас еще не прошел, но самое интересное в том, что моего блуждания по городу, в общем-то, никто не заметил. Но это так – отступление с четким пониманием того, что боевые действия в Афганистане требовали мгновенной реакции на принятие грамотных и быстрых решений. К сожалению, этому приходилось учиться уже на войне, в настоящем бою, когда на командирах, в условиях быстроменяющейся обстановки, лежала величайшая ответственность за успех выполнения боевой задачи и сохранение личного состава.
Факт ввода в Афганистан советского воинского контингента состоялся. Это мы, разведчики, поняли утром следующего дня, когда все три разведывательные группы прибыли на базу после выполнения боевых задач. Мы еще не знали объема, глубины предстоящих мероприятий, были оглушены событиями, в которых приняли непосредственное участие, но каждый из нас жил ясным пониманием того, что свершилось нечто такое, за которым последуют грандиозные события. А пока мы с удовольствием изучали страну, в которой оказались по воле судьбы, совершенно не представляя, что нас ждет впереди. Присматривались к людям, обычаям, восхищались самобытной особенностью национального колорита афганцев. Так, что же ты за страна, Афганистан? Обращали мы взор на скалистые снежные горы.
ГЛАВА 5
Афганистан на многие годы стал острием мировой политики. Начало 80-х годов прошлого столетия всколыхнуло мировое сообщество от политической спячки, перевернуло миропорядок размеренной жизни мусульманского мира на Среднем Востоке. Наступило время большой политики двух мировых систем, когда определялись приоритеты, расставлялись акценты. В информационной составляющей жизни советского общества Афганистан не играл роли региона, куда распространялись интересы Советского Союза. Вряд ли многие граждане страны Советов могли с уверенностью назвать столицу страны, первой признавшей молодую советскую республику. Политические процессы в ней шли обыденным порядком и дальше афганского государства не распространялись. На страницах печати мелькали заметки, из которых советский народ узнавал о помощи дружественному нам афганскому народу в строительстве отдельных объектов промышленности, гидросооружений, но эта информация никак не отражала истинного положения дел – афганское общество было совершенно закрытым от мирового сообщества. Поэтому судить о политической жизни страны, путях ее развития советским гражданам было не особенно интересно. Страной правили эмиры, короли, правители, которые в умах советского народа ассоциировались как экзотические пережитки прошлого.
Тем не менее, Советским Союзом Афганистану уделялось много внимания из-за его геополитического положения, ресурсного запаса. Он привлекал наличием полезных ископаемых, рынком, потребляющим блага, строительством объектов, где принимали участие советские специалисты. Афганистан был известен добрососедским отношением к нам многих его руководителей: ряд договоров долгие годы работали по выгодному товарообмену. В 60-е годы прошлого века при технической и финансовой помощи Советского Союза в Кабуле были сооружены хлебокомбинат, домостроительный комбинат, авторемонтный завод. На севере страны построены газопромыслы и газопровод от границы СССР до Мазари-Шарифа, ирригационный канал, ГЭС в районе Джелалабада, Пули-Хумри и Наглу, плотина Сарде близ Газни, механизированный порт Шерхан на реке Пяндж.
В период зарождения экономической глобализации Афганистан существовал практически без промышленности и механизмов мировой экономики – к началу Саурской (Апрельской) революции 1978 года численность рабочих заводов и фабрик составляла всего 44 тысячи человек. Овцеводство, виноградарство, животноводство, садоводство, сбор орехов – вот небольшой перечень направлений сельского хозяйства, который давал жизнь многим племенам и народам. В стране добывалась соль, природный газ, каменный уголь, другие полезные ископаемые, разработка которых не требовала больших экономических затрат. Единственная в стране железная дорога Кушка – Тарагунди длиной 5,5 километра может вызвать улыбку и недоумение, но было так устроено афганское многоплеменное общество, в котором нет места элементам современной цивилизации. Народы Афганистана десятки веков жили и живут обособленной жизнью, куда абсолютно не допускается присутствие чужаков. Так что же это за страна, с которой протяженностью в две с половиной тысячи километров проходила южная граница Советского Союза? Страна, ставшая черной отметиной целому поколению советских парней…
Окунувшись в историю государства, знавшего Александра Македонского, Чингисхана, мы обнаружим много интересных и познавательных вещей. Никого не оставят равнодушным богатые национальные обычаи народов, населяющих восточную страну, где ислам в жизни мусульман играет главную роль. Это основополагающий фактор, с которым необходимо считаться любому, кто решит познакомиться с афганским обществом. Страна пережила много войн, разрушительных набегов, но никогда не была порабощенной – жила самобытным жизненным укладом. Справочные данные говорят, что Афганистан – государство, расположенное в Центральной Азии, имеющее в своем составе 29 провинций. Свыше 70% территории занято горами Гиндукуша, Парапомиза, Хазараджата – отрогами Памира, образующими труднодоступные ущелья, по которым несут свои воды Амударья, Гильменд, Мургаб, Кабул, Герируд, Фарахруд, Тарнакруд. Население – около 16 миллионов человек – представлены более чем двадцатью народностями и множеством племен. Афганцы, в основном пуштуны, составляют около половины всего населения страны. Среди многочисленных народностей также таджики, узбеки, хазарейцы, чараймаки, туркмены. Официальные языки – пушту и дари (афганский диалект персидского языка). Господствующая религия – ислам (80% – сунниты, 18% – шииты).
Первые упоминания об афганских племенах появились в 11 веке – дуррани, гильзаи, вазиры, хоттаки, афридии, шинвари, моманды, юсуфзаи, оракзаи, хугиани, сафи, какары и другие делятся на четыре основные группы: сарабани, батани, гаргушти, кррани. Их количество достигает 400 отдельных племен, поддерживающих строгую родоплеменную структуру. Большая семья управляется старейшиной (спинжирай – белобородый), несколько семей составляют род, которым управляет малик, несколько родов составляют клан (хель), несколько кланов племя (каум), племенами управляют вожди (ханы), которые образуют совет ханов – джиргу. Семьи, роды, кланы, племена имеют свой быт, культуру, традиции, разные языки общения, а также условные территориальные образования, которые считают своими исконными землями.
Неповторимая гамма национально-племенных отношений, нормы поведения, веками передаваемые из поколения в поколение, почитаются правоверным мусульманином всю жизнь. Афганское родоплеменное общество закрыто от посторонних глаз, заглянуть в него не представляется возможным, но тот, кто хочет познать быт, культуру афганских народов, должен осторожно и кропотливо заняться исследованиями, имея возле себя хорошего специалиста по Востоку. Уместно будет сказать: Восток – дело больше, чем тонкое и деликатное, поэтому человек из афганской среды, знающий западный образ жизни, окажется полезным в этом вопросе.
Необходимо помнить, что в мусульманских странах ряд тем вообще не подлежит обсуждению. Например, женщины: боже упаси спросить у мусульманина о здоровье его жены или жен, что в европейском обществе считается вполне естественным знаком внимания и даже частью культуры. Немыслимо представить ситуацию, когда женщина проходит между двумя разговаривающими мужчинами. Гость в доме мусульманина должен знать, что есть женская часть дома, куда по определению не ступает нога другого человека. Если вы оказались приглашенным в мусульманскую семью, вы никогда не увидите за столом хозяйку дома. Перед заходом в жилище обязательно снимается обувь, мечеть иноверцу лучше не посещать. Существует множество особенностей мусульманского образа жизни, связанного с религиозными устоями, которые должны соблюдаться всеми, кто хочет прикоснуться к быту, культуре народа восточной страны. В противном случае, ваши действия могут быть восприняты, как оскорбления, которые не укладываются в понятия, прописанные Кораном. Страна Среднего Востока с самобытным укладом – размеренным, неторопливым, в ней непререкаемо сильны религиозные обычаи. Надо понимать, знать природу этого мира, его особенности, предпочтения. Изучайте Восток, вникайте в него, он понравится вам, зачарует, но помните всегда: в этом мире надо родиться, чтобы хоть как-то его понимать, почувствовать вселенское скопление сил, где Коран сливается с душами тех, кто после хиджры поднял зеленое знамя ислама на кровавый джихад.
Афганистан своеобразен своей неповторимостью буквально во всем и в первую очередь остротой красочного колорита, вызывающего восторг и восхищение. Здесь встретились и перемешались культуры многих народов, племен, образовав сочную палитру внешнего восприятия, объединяющего афганский народ в главном – в органичном слиянии с землей. Афганистан – не только другая страна и земля, это иная планета с неповторимыми красками и пейзажами: от проклятой цементирующей пыли Шахджоя, Кандагара до субтропических видов Кунара, Пактии, Нангархара. Мощные горные массивы с шапками вечных снегов режут до боли глаза. Они воспаляются от пыли и жесткого ветра с заснеженных гор, но все равно хочется любоваться пестрыми картинами необычной страны: они расслабляют, умиляют, захватывают неизведанным миром Востока.
Все что угодно можно увидеть в шуме торгового люда в широких одеждах: покупают, продают, заключают сделки, меняют товары. Жизнь восточного базара многообразна, она для любого европейца вмиг превращается в калейдоскоп событий, от которого начинает рябить в глазах. Сколько разных поделок, ковров раскинулось в длинных рядах! Мясные ряды узнаются по запаху мяса и множеству мух, облепивших туши баранов на железных крюках, которые тут же разделывают ловкие пальцы торговцев. Бачата стайками крутятся рядом, предлагая сигареты, зеленый насвай, но сейчас не зевать – можно остаться без денег, часов и покупок. Женщины шустро снуют в парандже, торгуются мужчины в лунгах (чалмах).
Вот только глаза у торговцев колючие, острые, внимательные: смотрят, оценивают – всегда настороже. Нельзя расслабляться – обманчив миропорядок Востока, как и страшно обманчива его тишина. Не верьте ей никогда. Особенно близ кишлаков, раскинувших мазанки у горных хребтов, долин речушек, поросших лесами. Здесь прячется смерть, притворившись самой тишиной. Стой, оглядись, а лучше, приготовься к бою и скользи взглядом по дувалам, садам: есть ли движение женщин, шумные игры детей, слышен ли крик ишаков, вызывающий мурашки по телу, лай собак, рвущихся с привязи. Скажете – детали, не существенно? Не дай вам бог обмануться!!! Тишина в мгновенье взорвется десятками очередей автоматов и взрывами гранат. В секунды огненный смерч сметет все на своем пути и… опять тишина… только для многих она будет вечной... И вновь, как ни в чем не бывало резвятся «бачата», женщины спешат к роднику, нет грохота боя, спокойно и тихо, словно не было огня в упор… Однако, вы же знаете точно: достойно ответили на дерзкий огонь с кишлака, свалив бородатых в лунгах теней. Ничего не найдете, разве потеки крови на пыльной земле. Духи – подумаете вы и будете правы, трупы унесли духи – скрытно и совсем незаметно. Слово «духи» станет потом нарицательным ко всему отребью душман, с кем схлестнемся мы в огне автоматного боя на многие годы афганской круговерти.
Так уж повелось: афганское многоплеменное общество с презрением относилось к государственности, как унижающей и оскорбляющей ее вековые устои. Она ограничивала его в действиях, принуждая к норме закона, что не соответствует образу жизни многих народностей живущих обособленной жизнью, не говоря уже о племенах, которым всегда была противна центральная власть. Для них нет границ, законов государственной власти – они мигрируют испокон веков со стадами овец, верблюдов там, где считают удобным. Тем не менее, первые афганские государственные образования возникли в ХV1 веке. С 1747 по 1818 год существовало Дурранийское государство, его основателем считается Ахмад-шах. В 1774 году, после смерти Ахмад-шаха и вступления на престол его сына Тимура, Кабул стал столицей Афганистана. Англия в течение многих лет пыталась подчинить страну королевской короне, но ее попытки в Х1Х веке потерпели провал. Афганцы отстояли свою независимость в войнах с англичанами в 1832 – 1842, 1878 – 1880 и в 1919 годах, но Англия все же добились контроля над внешней политикой Афганистана. Война (май – июнь 1919 года) также окончилась поражением английской короны, и правительство Амануллы-хана провозгласило независимость страны. Более того, оно пошло на реформы по ликвидации феодальных родоплеменных отношений, выступило на путь капиталистического развития. Однако, Англия не оставила регион Среднего Востока вне зоны своих интересов и проводила политику активных мероприятий по установлению влияния на старейшин племен, местных лидеров, руководство страны, тем самым, подготовила почву для приведения нужного правительства к власти. Это удалось: в январе 1929 года феодальная верхушка при поддержке англичан захватила власть и утвердила на ней династию Надир-хана. 15 октября 1929 года Афганистан возглавил первый в его истории король – падишах Надир-хан, но в 1933 году Надир-хан был убит, и королем стал его сын Мухаммед Захир-шах, правивший страной сорок лет.
В июле 1973 года принц генерал Мухаммед Дауд совершил переворот, сместив двоюродного брата короля Захир-шаха и провозгласил себя президентом Республики Афганистан. Тем не менее, дворцовый переворот не решал главной проблемы страны: Афганистан в конце 70-х годов ХХ века оставался на задворках современной цивилизации по всем вопросам социального и культурного развития. В стране господствовали феодальные отношения, большая часть населения оставалась забитой и бедной. Жизнь в глубинке на уровне натурального хозяйства делала страну одной из беднейших в регионе. Мощный потенциал природных ресурсов не работал на пользу народа, а экономика по принципу «купи – продай» не устраивала государство в целом. Страну захватило наркопроизводство, ставшее основным бизнесом местных лидеров. Веками пробитые тропы по горным ущельям позволяли продвигать наркотик на внешние рынки сбыта, обратно поступало оружие. Сверхприбыльный бизнес требовал серьезной охраны: в стране появились многочисленные вооруженные формирования отдельных лидеров, подчинивших себе целые регионы страны.
Власти в Кабуле зачастую с трудом контролировали процессы в горных районах Афганистана – сложно влиять на общество, оторванное от цивилизации. Народ жил в тяжелейших условиях жизненного уклада мусульманской страны без элементарной помощи со стороны государства, поэтому власть не имела уважения в обществе, она ничего не делала для улучшения жизни дехкан. Большая рождаемость не приносила радости семьям: отсутствие медицинского обслуживания, хронические и наследственные заболевания уносили тысячи жизней – народ бунтовал. Войска немедленно появлялись и обозначали властные полномочия силой оружия. Армия заявляла себя силовыми мерами, что также делало власть непопулярной в народе, которому ничего не оставалось, как уходить подальше в горы. Проходившие в Кабуле политические страсти доходили в глубинку отдаленными отголосками. Отсутствие информации делало народ равнодушным к политическим преобразованиям в стране – только духовные лидеры (имамы, муллы) могли донести до народа весточки тех или иные событий, имевших, как правило, конъюнктурный характер.
Обстановка в стране не могла устраивать наиболее прогрессивную категорию людей, которая имела образовательный и культурный статус. В столице, провинциальных центрах появилась часть населения, которой не были безразличны судьбы народа и государства в целом. Формировался костяк народных масс, способный повести за собой народ, который к средине 60-х годов прошлого столетия объединил усилия в борьбе с правительством. Таким образом, в стране начались процессы, которые вылились в образование политической партии. 1 января 1965 года в Кабуле состоялся первый учредительный съезд народно-демократической партии Афганистана (НДПА), которая возглавила передовые силы страны, имевшие определенный социальный уровень. Первым секретарем НДПА был избран талантливый писатель, журналист Нур Мухаммед Тараки, его заместителем стал сын армейского генерала Бабрак Кармаль.
Но не все складывалось так, как хотелось бы лидерам партии в новых условиях жизни. Отсутствие теоретической базы в строительстве партии, руководстве, единства взглядов, целей, задач, неоднородность состава, оторванность от народных масс не позволили партии изначально стать направляющей силой афганского общества. Внутри НДПА возникли разногласия, клановые, племенные, религиозные, националистические предрассудки. Уже через год партия раскололась на две фракции: одну из них, фракцию «Хальк» (народ) возглавил Нур Мухаммед Тараки, другую – «Парчам» (знамя) – Бабрак Кармаль. В ходе проведенных консультаций в марте 1977 года между враждующими фракциями НДПА было достигнуто соглашение, а в июле состоялась объединительная конференция, которая соединила обе фракции. Но это продолжалось недолго: обе группировки вновь стали бороться за власть, что привело к массовым убийствам и войне.
27 апреля 1978 года (7 саура 1357 года по афганскому календарю) в стране произошел военный переворот, названный Саурской революцией. Особых драматических событий в ходе революции не происходило: летчики из Баграма нанесли бомбоштурмовой удар по президентскому дворцу: погиб министр обороны Афганистана генерал-полковник Хайдар Расули, в возникшей следом перестрелке погиб президент Дауд, его брат Наим. Очередной дворцовый переворот в Афганистане и приход к руководству нового правительства привел к тому, что страна была объявлена Демократической Республикой Афганистан (ДРА). Главой государства и премьер-министром становится Тараки, заместителем – Бабрак Кармаль, Амин – первым заместителем премьера и министром иностранных дел. 30 апреля 1978 года СССР официально признал ДРА, в мае 1978 года Афганистан признали все страны социалистического содружества.
Геополитическое положение Афганистана, его ресурсный запас, открывшиеся возможности политического влияния на Средний Восток, интересы торгового обмена сделали политику Советского Союза в отношении южного соседа более четкой и конструктивной. В 1973 в Политбюро ЦК КПСС под председательством министра иностранных дел СССР Андрея Громыко создается специальная комиссия по Афганистану. 20 мая 1978 года в Афганистан направляется первая военная делегация во главе с генерал-майором Зотовым, следом – штат военных советников (мушаверов): началось плодотворное военное сотрудничество на межгосударственном уровне. Руководство ЦК КПСС отслеживает ситуацию в стране с точки зрения строительства в ней социализма, то есть, предполагая сделать скачок из феодального общества – в социалистический рай, при этом, не считаясь с особенностями исламских канонов мусульманского государства.
И все бы ничего, но обстановка в стране обострялась: мятежи армейских частей, выступления оппозиции в административных центрах постепенно переносят центр революционных событий на региональный уровень, в глубинку. Центральная власть теряет свои полномочия, сторонников и становится все более непопулярной в народе. Вместе с тем, НДПА не предпринимает никаких объединительных действий в борьбе с оппозицией, что приводит к еще большим разногласиям в ее рядах. Обстановка в стране с каждым днем ухудшалась: 14 февраля 1979 года в Кабуле был похищен, а позднее убит американский посол Адольф Дабсс, 15 марта этого же года произошел мятеж 17-й пехотной дивизии в Герате. Афганская армия проявляет решимость и силой оружия наводит порядок в мятежных частях и уездах. Кстати сказать, во время мятежа в Герате по тревоге был поднят Туркестанский военный округ. Руководство ЦК КПСС посчитало опасным развитие событий в соседней стране для своих южных границ. 17 марта 1979 года Советская Армия понесла первую потерю на афганской земле: погиб военный советник майор Бизюков - он открыл скорбный список потерь в Афганистане.
18 марта 1979 года Андрей Громыко собрал комиссию Политбюро ЦК КПСС по Афганистану, суть которой заключалась в следующем: Тараки просит военной помощи. Итогом работы комиссии являлось решение о приглашении в Москву премьер-министра Афганистана, который прилетел 20 марта, но даже в этой сложной обстановке он получает отказ Советского Союза в военной поддержке.
21 марта раскрылся заговор в Джелалабаде – афганское правительство опять обращается за срочной помощью к Советскому Союзу, но получает твердое – нет. 6 мая состоялась встреча главного военного советника в Афганистане генерал-лейтенанта Л.Н.Горелова и министра национальной обороны ДРА полковника Абдула Кадыра, в ходе которой последний заявил: «Враги революции поднимают голову и начинают действовать».
В сложнейший период внутрипартийной борьбы первый заместитель премьера, министр иностранных дел Хафизулла Амин вошел в доверие к Тараки и был введен в состав Политбюро ЦК НДПА. Он постепенно прибирал власть к рукам, лишая формального лидера страны – премьер-министра, реальных рычагов воздействия. Напряженность в стране росла: 1 июля 1978 года министр обороны Афганистана делает очередное заявление: «В Кандагаре напряженная обстановка, мы вынуждены везде посылать войска для наведения порядка». Амин, в свою очередь, беседуя с главным военным советником генерал-лейтенантом Л.Н.Гореловым 1 сентября 1978 года, говорит следующее: «Мы хотим иметь хорошо обученную и боеготовую армию» и просит «командировать в ДРА 10 тысяч советских советников». Одновременно с ним премьер-министр ДРА Тараки просит высшее политическое руководство СССР ускорить поставку вооружения, военной техники, настаивает на оказании помощи афганскому народу и направлении в Афганистан советских войск для поддержки Саурской революции. На фоне ситуации, выходящей из-под контроля, в рядах НДПА продолжается раскол в самой острой форме – партии так и не удалось достигнуть единства. Разногласия вылились в акции преследования сначала со стороны «халькистов», а после ввода советских войск – «парчамистов».
Советское руководство трактует события в Афганистане победой национально-демократической революции, а вспыхнувшие боевые действия вооруженных отрядов против правительства страны – необъявленной войной, которая началась при поддержке Пакистана и США. В мае 1979 года министром обороны СССР Д.Ф.Устиновым принимается решение о формировании отдельного батальона специального назначения из отобранных и подготовленных солдат, офицеров южных национальностей: таджиков, узбеков, туркмен. Батальон под командованием майора Хабиба Халбаева получил название «мусульманского» батальона, принимавшего участие в штурме Топайи Тадж-Бек – дворца Амина.
Наряду с этим, в самом Афганистане усилились вооруженные столкновения правительственных войск с отрядами оппозиции. Афганские лидеры продолжали обращаться за военной помощью к советскому руководству: в течение лета 1979 года – девять, в октябре – декабре – шесть раз. Амин в своих обращениях к советскому руководству был более, чем откровенен: «Пребывание советских подразделений в Кабуле придаст нам уверенность в наших действиях и позволит высвободившиеся подразделения наших войск использовать для борьбы против контрреволюционных элементов».
Дальнейшее развитие событий в Афганистане премьер страны Тараки был уже не в состоянии контролировать. 15 сентября 1979 года решением Политбюро ЦК НДПА он освобождается от обязанностей премьер-министра, затем подвергается аресту, а спустя три недели, 8 октября, по указанию Амина его удушают офицеры личной охраны. Тем не менее, захвативший власть в стране Амин, в течение осени 1979 года продолжал просить Советский Союз об оказании военной помощи. Сегодня мы знаем, что она пришла 25 декабря 1979 года…
Директива Министра обороны СССР №312/12/001
от 24 декабря 1979 года
«С учетом военно-политической обстановки на Среднем Востоке последнее обращение правительства Афганистана рассмотрено положительно. Принято решение о вводе некоторых контингентов советских войск, дислоцированных в южных районах страны, на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможных антиафганских акций со стороны сопредельных государств».
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д.Устинов
Начальник Генерального штаба
Маршал Советского Союза Н.Огарков
Директива Министра обороны СССР № 312/ 1/ 030
от 25 декабря 1979 года
«Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему воздушно-десантными войсками
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику оперативной группы Генерального штаба (г. Термез)
Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря 1979 года (время московское)».
Министр обороны СССР
Маршал Советского Союза Д. Устинов
Начался новый отчет времени для государства, ставшего военной площадкой на десятилетия, где столкнулись неразрешимые интересы многих стран, партий, течений, наркобизнеса и международного терроризма.
ГЛАВА 6
Динамика обстановки, связанная с вводом советского воинского контингента в Афганистан, позволяет говорить о стремительности развития событий. Документы советского присутствия в Афганистане, ставшие достоянием широкого изучения, анализа, размышлений, раскрывают внутреннюю обстановку в высшем политическом звене при оценке ситуации, принятии решения на оказание военной помощи. По ним видно, что оно не просто давалось руководству страны: были сомнения, озабоченность, беспокойство. Приближение угроз со стороны Афганистана заставило Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР просчитывать варианты участия Советского Союза в афганских делах, в том числе, последствия военного и политического характера. На первом этапе именно Генеральный штаб ВС СССР не соглашался на военный вариант решения афганской проблемы, но верх взяла высшая партийно-политическая власть советского руководства, решившая показать военную мощь дремавшему миру. Недостатка в оценках не было.
Вне всякого сомнения, Советский Союз мог позволить себе самостоятельные решения на вторжение войск в пределы другого государства: Венгрия, Чехословакия уже испытали мощь объединенных сил стран – участниц Варшавского договора. В конце концов, СССР решал свои геополитические интересы в стратегически важном для себя регионе силовым вариантом, что, в общем-то, не было чем необычным для политики двух мировых систем, соревнующихся в преобразованиях. Другое дело, возможные риски наступивших последствий в противостоянии, которые должны были не только просчитываться, но и учитываться во взаимных интересах. Сам по себе афганский вопрос, в котором желали участвовать многие игроки мирового процесса, не был чем-то особенно новым и необычным по исполнению. Американцы решали свои задачи во Вьетнаме, других странах, где с точки зрения своих интересов и безопасности считали важным присутствие вооруженных сил. В этом не было ничего особенного – политика того времени была жесткой на фоне наличия у некоторых стран ядерного оружия. Казалось бы, Карибский кризис – апофеоз конфронтации, едва не привел к тяжелейшим последствиям и тот решился цивилизованным решением руководителей двух государств о неприменении средств ракетно-ядерного нападения. После чего начался процесс контроля над ядерным оружием, встречи руководителей государств, имеющих ядерный арсенал, подписания соглашений на межгосударственном уровне.
Тем не менее, общественность понимала – встречи, соглашения это не более чем ширма, некая демократическая видимость мирного процесса, процедура, прописанная нормой международного права. На самом деле, две мировые системы, сформировавшиеся в политическую и военную структуры, образовали пространства противостояния интересов, в которых проводили политику активного влияния. В том числе, шли на варианты силового решения с применением вооруженных сил, причем, без всякого политического кокетства.
Политбюро ЦК КПСС, принимая решение на ввод воинского контингента в Афганистан, рассматривало эту страну, как геополитическое пространство на рубеже стратегической безопасности южных границ СССР, планировало закрепиться, используя во внешней политике, рассчитывало сделать из Афганистана еще одну страну социалистического содружества. Главное было, правильно расставить паруса политики под попутный ветер. А что? Экономическая выгода налицо: страна с богатым ресурсным потенциалом, огромным потребительским рынком. Соседний Иран вырван из лап американского империализма, что привлекательно в политической составляющей. Огромный кусок территории Среднего Востока подтягиваем к себе и показываем американцам кукиш. Правда, армия советских советников оказалась неспособной на грамотные, решительные действия по спектру афганской проблемы. Чего не скажешь об акулах американского империализма. Для Запада, США конец 70-х годов в соревновательном процессе с СССР, названном «холодной войной», был занимателен еще и тем, что руководство Советского Союза во главе с Леонидом Брежневым, достигло критической возрастной категории, уходило от активной политической деятельности. Кто придет на смену?
Вопрос будоражил умы многих исследовательских организаций, институтов по проблемам коммунизма и ставился, пришедшей к власти администрации Рейгана, в основу отношений с СССР, странами социалистического содружества. Долгое время бытовало мнение о том, что операция советских войск по вводу в Афганистан была для администрации США полной неожиданностью. Это не так. C марта по декабрь 1979 года Генеральный штаб вооруженных сил СССР проводил мобилизацию военнослужащих запаса в Среднеазиатском и Туркестанском военных округах. В том числе ряд мероприятий, связанных со снятием большого количества боевой и другой техники с режима долгосрочного хранения, которая задействовалась в операции вторжения в Афганистан. США средствами космической разведки зафиксировали активную деятельность частей и соединений Советской Армии на границе с Афганистаном. Анализ и последовавшие за тем выводы американцев привели их к правильной оценке сложившейся обстановки. Администрация США могла помешать вводу советских войск в Афганистан множеством методов, но не сделала этого, желая реванша за проигранный Вьетнам. С их точки зрения, советское вторжение в Афганистан автоматически переключит внимание мирового сообщества на СССР, как агрессора, захватчика и позор американцев во вьетнамской войне уйдет на совершенно другой уровень, забудется.
Тем не менее, государственный департамент США не рассчитывал на столь решительные действия руководства СССР, полагая, что оно будет спокойно доживать свой век в тихом омуте советского образа жизни. Но не тут-то было. Американской дипломатии пришлось догонять события, исходить из того, что сапоги советских солдат топтали афганскую землю, региона жизненных интересов США. Работа началась с активизацией деятельности по всему спектру американских проблем на Среднем Востоке. Шок прошел быстро, начались конкретные шаги в отношении Советского Союза, главное направление которых президент США определил одной короткой фразой: «СССР – полюс зла».
Появилась тема обсуждения на встречах руководителей западных стран, европейских институтов, ставшей самой острой для внешней политики Советского Союза. Отсутствие грамотного информационного обеспечения, как важнейшего политического шага привело СССР к конфронтации со странами мусульманского мира, Североатлантического альянса. В решении советского руководства о вводе советских войск в Афганистан не учитывались интересы многих политических игроков на мировой арене, что вызвало бурю негативного отношения к СССР многих держав Старого и Нового Света, Лиги арабских государств. Политические просчеты руководства Советского Союза в обеспечении организационных вопросов решения афганских дел привели к тому, что страны ОПЕК – экспортеры нефти – пересмотрели ценовую политику главного энергетического сырья в сторону ее уменьшения, что больно ударило по экономике Страны Советов. Политическое давление на СССР усилилось экономическими санкциями, ограничениями во внешней торговле. Но пребывание советского воинского контингента в Афганистане Политбюро ЦК КПСС так и не пересмотрело. Механизм был запущен на полный оборот.
Хронология развития событий шла по сценарию, который был, в принципе, отработан. Оставалось только оформить принятое решение в официальное постановление для руководства к действию. 8 декабря 1979 года высшее политическое руководство Советского Союза во главе с Леонидом Брежневым на заседании Политбюро ЦК КПСС проанализировало сложившуюся обстановку внутри Афганистана. Несмотря на разногласия в ее оценке между министром обороны СССР Устиновым и начальником Генерального штаба Огарковым, было принято решение на формирование сил вторжения в Афганистан.
12 декабря 1979 года Политбюро ЦК КПСС приняло окончательное решение на ввод ограниченного контингента советских войск в Демократическую Республику Афганистан. 13 декабря 1979 года оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством генерала армии С.Ф.Ахромеева прибыла в Ташкент, затем в Термез для организации развертывания войск, нацеленных на Афганистан. В начале января 1980 года эту группу возглавил Маршал Советского Союза С.Л. Соколов, и будет руководить ей до конца 1984 года.
25 декабря 1979 года в 15.00 по московскому времени дается команда ограниченному контингенту на ввод в Афганистан по трем направлениям: Кушка, Термез и Хорог. Части 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии – первый эшелон сил вторжения, перебрасываются самолетами военно-транспортной авиации на аэродромы Кабул, Баграм и частично в Кандагар.
108-я мотострелковая дивизия входит своим ходом через Термез по маршруту Пули-Хумри – перервал Саланг – Кабул, 201-я мотострелковая дивизия следует также через Термез, но по маршруту Пули-Хумри – Кундуз, 5-я мотострелковая дивизия (без 860-го мотострелкового полка, входившего через Хорог в Файзабад) идет через Кушку по маршруту Герат – Шинданд – Кандагар. В резерв определены 106-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, 2-я зенитно-ракетная бригада Туркестанского военного округа, 58-я мотострелковая дивизия Туркестанского военного округа, 68-я мотострелковая дивизия Среднеазиатского военного округа. Общая численность войск составила около 100 тысяч человек личного состава, в том числе - в боевых частях 73 тысячи, образовавших 40-ю армию.
Ограниченный контингент советских войск с первых дней пребывания на афганской земле стал гарнизонами: Кабул – 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия (317-й, 350-й и 357-й парашютно-десантные полки), 108-я мотострелковая дивизия (180-й и 181-й мотострелковые полки, 285-й танковый полк), Джабаль-Уссарадж – 177-й мотострелковый полк 108-й МСД, Баграм – 345-й отдельный парашютно-десантный полк, Шинданд – 5-я мотострелковая дивизия (без 101-го мотострелкового полка), Герат – 101-й мотострелковый полк 5-й МСД, Кундуз – 201-я мотострелковая дивизия (без двух полков), 56-я десантно-штурмовая бригада, Пули-Хумри – 395-й мотострелковый полк 201-й МСД, Ханабад – 122-й мотострелковый полк 201-й МСД, Кандагар – 70-я отдельная мотострелковая бригада, Джелалабад – 66-я отдельная мотострелковая бригада, Газни – 191-й отдельный мотострелковый полк, Файзабад – 860-й отдельный мотострелковый полк. Авиационные части 40-й армии расположились на аэродромах: Кабул, Баграм, Кундуз, Шинданд, Кандагар, Джелалабад, Файзабад, Гардез, Газни, образуя 34-й смешанный авиационный корпус.
Таким образом, в начале января 1980 года части и соединения ограниченного контингента советских войск под командованием генерал-майора Ю.В. Тухаринова заняли ключевые позиции в ряде провинций страны и совместно (где это было возможным) с афганской армией взяли под охрану важнейшие административные центры, жизненно важные объекты, аэродромы. В том числе основные автомобильные магистрали: Хайратон – Пули-Хумри – Кабул – Джелалабад; Кушка – Герат – Кандагар; Кундуз – Файзабад. Особое внимание командование ограниченного контингента уделило объектам советско-афганского сотрудничества: газопромыслам Джаркудук и Шиберган, электростанции в Суруби, ряду предприятий в Кабуле, Мазари-Шарифе, туннелю через перевал Саланг.
Части и соединения ограниченного контингента разместились в составе гарнизонов с привязкой к населенным пунктам, аэродромам, дорожным магистралям по периметру границы. Удаление до внешней линии границы составляло: 50-100 километров на востоке и юго-востоке (Джелалабад, Мехтарлам), 180-200 километров на юге (Кандагар, Лашкаргах), 100-120 километров на западе страны (Герат, Шинданд). На севере расстояние до афгано-советской границы было около 60 километров (Кундуз), 120 километров (Пули-Хумри), на северо-востоке 60 километров (Файзабад). Закрытие внешних границ Афганистана с соседними странами не предполагалось: авиация перекрывала недоступные высокогорные районы страны и могла действовать на всю глубину пограничной полосы.
Итоги общей обстановки, сложившейся в Афганистане к концу февраля 1980 года, таковы: контингент советских войск введен в страну, принято решение прямого участия советских войск в делах афганской революции. Мы – воины-интернационалисты, активные участники боевых действий в стране, ведущей вооруженную борьбу за власть, интересы, бизнес. Все вооруженные формирования, воюющие с правительством Афганистана, независимо от их политических пристрастий, амбиций, вероисповедания, страны происхождения – наши враги.
Но с противником все не так просто, как может показаться на первый взгляд: сил сопротивления много, мы называем их душманами, мятежниками, «духами», врагами афганской революции. Кому как удобно – они на своей земле, которую защищали от многих завоевателей, теперь защищают от «шурави», что является важным фактором, не учитывать который нельзя. Мы на войне, идут боевые столкновения с вооруженными отрядами оппозиции. Власти на местах нет или она неспособна влиять на обстановку в уездах, волостях, провинциях. В афганской армии брожение, способное перерасти в мятеж. Личному составу советского воинского контингента доводится мысль о высокой миссии воина-интернационалиста по оказанию помощи афганскому народу – по его просьбе. Проходят партийные, комсомольские, общие собрания в частях и подразделениях, где с партийной точки зрения делается акцент на бдительность и боевые действия.
Что же произошло с точки зрения акции ввода ограниченного контингента советских войск? Афганская тематика многих публикаций словосочетание «ввод советских войск в Афганистан» трактует от понятия «война» до определения – «спецоперация». Пусть эксперты лингвистики судят о словесной изящности авторов изданий, освещающих афганские события, мне же привлекательна терминология, позволяющая методом анализа глубже разобраться в политической жизни Афганистана. Только через факторный анализ сил афганского сопротивления можно понять характер действий противника, с которым мы воевали долгие девять лет. Не останется без внимания и боевое состояние 40-й армии на момент начала боевых действий с отрядами вооруженной оппозиции, где я довольно долго разбирался с вопросом: почему высшее военное руководство Советского Союза оказалось неспособным проводить войсковые операции с учетом их всестороннего обеспечения? На страницах своей книги я сам себе задаю очень тяжелый вопрос: почему ограниченный контингент советских войск был не готов к проведению боевых операций в Афганистане? Сам же себе и отвечаю: мы не умели воевать. Здесь же, на собственном командирском опыте я анализирую специальную подготовку разведывательных подразделений ВДВ в канун афганских событий и непосредственно в боевых действиях с душманскими формированиями. Я буду говорить о разведывательных операциях, в которых принимал личное участие, командуя группой, разведывательной ротой, парашютно-десантным батальоном. Предлагаю вам, боевые друзья, кто принимал участие в афганской войне, поразмышлять над вопросами, которые с болью вошли в сердце каждого из нас. Афганистан. Что же это было: оккупация, вторжение, спецоперация, интернациональный длог или все же нечто другое? Давайте подумаем вместе.
Со дня Саурской революции не прошло и двух лет, как в страну вошел советский воинский контингент и посадил своего ставленника в кресло главы государства. Подчеркиваю: посадил, назначил, приказал – неважно, но без элементарной процедуры действующей Конституции суверенного государства. Если бы этим (как в Венгрии и Чехословакии) закончилось пребывание советских войск в Афганистане, после чего они бы вернулись в Союз – действия ограниченного контингента можно бы смело назвать «военно-политической спецоперацией СССР в Афганистане». Здесь бы я точно согласился с Сергеем Червонописким – моим однокашником по десантному училищу – ввод советских войск в Афганистан ни что иное, как спецоперация. Но анализируем ситуацию дальше: физически уничтожен глава государства Хафизулла Амин, уточняю, не снят, не отстранен, не переведен на другую работу, не отправлен на заслуженный отдых (как в последствии Бабрак Кармаль), а убит распоряжением руководства ЦК КПСС. Превентивная попытка отравления премьер-министра страны, генерального секретаря партии, председателя реввоенсовета не увенчалась успехом. Кстати сказать, при штурме Топайи Тадж-Бека (дворец Амина) советским руководством допускалась возможность выхода Амина из окружения «мусульманского» батальона. Системы залпового огня артиллерийского полка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии были готовы к нанесению ракетного удара по дворцу, на случай попытки бегства руководителя страны. То есть, физическое устранение Амина предполагалось при любом варианте развития событий. Хотя есть вопросы по обстоятельствам его гибели: лично мне нравится версия, что он не был убит при захвате дворца, а захвачен живым и здоровым. Только утром следующего дня расстрелян по приговору революционного суда в присутствии некоторых советских товарищей. Откровенно не повезло части его жен, пытавшейся спастись в лифте, колодец которого закидали гранатами бойцы штурмующих спецподразделений.
Следующий момент: спецоперация – точечный мгновенный удар, характеризующийся стремительным по времени действием в достижении конкретных целей, задач – мы же остались в Афганистане на долгие девять лет. СССР в Афганистане планировал строить социализм по аналогичному образцу, а территорию рассматривал буферной подушкой прикрытия южных границ, как плацдарм противодействия агрессии со стороны США, Пакистана и Китая. То есть, Советский Союз в Афганистане решал комплекс военно-стратегических вопросов с учетом долгосрочной перспективы. С одной стороны – совершенно нормальное явление: не на своей же территории отстаивать интересы государства вооруженным путем? Но с другой – Советский Союз прихватывал большой кусок Среднего Востока, поэтому события, связанные с вводом войск, конечно же, больше, чем спецоперация. В противном случае, зачем было вводить 100 тысячную армию в сопредельную страну? «Альфа», «Вымпел», «Каскад», «Зенит», прочие экзотические структуры провели бы спецоперацию по замене неугодного правительства и все дела. Бойцы этих подразделений до сих пор говорят по телевидению, что они были способны работать в любой стране мира. Однако – нет, ввели целую армию или были сомнения в готовности сил специальных операций к боевому применению? Впрочем, с профессиональной точки зрения, специальные подразделения в Афганистане ничем себя не проявили, иначе бы события развивались по совершенно иному и более убедительному сценарию. Чтобы не сомневаться в этом, достаточно почитать документы афганских событий и провести анализ обстановки, где красной нитью проходит главная мысль – слабая работа специальной разведки при обеспечении боевых действий. Войсковая разведка вынуждена была добывать информацию о противнике уже в ходе начавшихся боевых операций – динамика событий менялась быстро. К слову сказать, для американских спецслужб, подразделений «зеленых беретов», защищавших интересы США за рубежом, смена правительства в отдельно взятой стране – обыкновенная рабочая ситуация.
Но вернемся к анализу термина «ввод советских войск в Афганистан». В международном праве существует процедура действий государств по договорным обязательствам, касающихся военной помощи. Что-нибудь сделано было в этом отношении? Нет! Извините, тогда это вторжение, а последующие действия – интервенция, то есть, вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Причем, интервенция военная, дипломатическая, идеологическая, экономическая – по всем фронтам, а нормами международного права, уставом ООН все виды интервенции запрещены.
Разбираемся дальше. Если территория суверенной страны временно захватывается вооруженными силами другого государства, то эти действия квалифицируются как оккупация. Режим военной оккупации регулируется 4-й Гаагской конвенцией 1907 года и Женевской 1949 года. Знаете, как называется этот документ? «О защите гражданского населения». Во-первых, захватили территорию суверенного государства. Во-вторых, сколько человек по данным ООН погибло в Афганистане за период пребывания на его территории советских войск? Напомню, около полутора миллионов. Может, все душманы и противники Саурской революции? Нет. По данным Генерального штаба ВС СССР в 1988 году общая численность душманских формирований составляла 173000 человек. Одним словом, предлагаю вместе анализировать ситуацию в отношении нашего с вами интернационального долга.
Еще раз замечу, я не претендую на изысканность мышления, но в своих рассуждениях, анализе событий беру за основу конкретные факты и ответственность за употребление жесткой терминологии, в том числе в отношении определения ввода советских войск в ДРА. Такие понятия, как вторжение, оккупация, интервенция, конечно же, имели место в действиях Советской Армии при вводе в Афганистан. Все остальное – повод, риторика, видимость соблюдения норм международного права по факту присутствия вооруженных сил в чужой стране.
Пока работал первичный план ввода советских войск (охрана стратегических объектов), высшее политическое руководство Советского Союза, в том числе – военное, не планировало ведения боевых действий. Тем не менее, война в Афганистане после апрельских событий 1978 года между группировками различных политических направлений шла полным ходом. Боевые столкновения сторонников партий, наркобизнеса, бандитских отрядов имели место в большинстве провинций страны. Полевые командиры, в условиях отсутствия центральной власти, особенно в горных районах, заявляли себя лидерами целых регионов и проводили независимую политику от столичного правительства. История афганских племен в рамках государства всегда была состоянием вечной войны. На мой взгляд, драматизировать политическую составляющую в борьбе племен, народов, партий в Афганистане не имеет смысла, потому что состояние войны в афганском обществе – нормальное явление, которое относится к категии особой специфики и не распространяется на другие страны. Любое исследование борьбы афганских партий, с какого конца не начинай, приведет к одним и тем же выводам – борьба кланово-племенных отношений, замешанная на производстве наркотиков и контрабандной продукции.
Мнения политологов сегодняшних дней о ситуации в Афганистане конца 70-х годов сводятся к политическому акценту развития событий, якобы, конфликтный потенциал внутри государства дошел до критической точки, борьба за власть политических партий, противоречия интересов в обществе выплеснулись в гражданскую войну. Нельзя не согласиться с целым набором признаков конфронтации, которые привели к гражданскому противостоянию. Можно и больше сказать: провал американской политики в Иране, последовавшая, затем, исламская революция, имели для США тяжелейшие политические последствия. Внимание американцев к богатейшему ресурсами региону с общей границей с Советским Союзом в 2500 километров носила очевидный характер. Мировой жандарм расширял плацдарм усиления позиций в Пакистане, через который расшатывал зыбкие устои афганской государственности. Американцы влиянием на Среднем Востоке обеспечивали конкуренцию преимуществ. Все это так!
Но анализ политической и военной обстановки внутренней жизни афганского общества позволяет считать – политического контекста в стране на момент ввода советских войск на самом деле гораздо меньше, чем считалось до сих пор. В оценке сложившейся обстановке важен такой момент: оппозиции во главе с Хекматиаром, Раббани, Гилани, другим политическим лидерам, полевым командирам, по большому счету, наплевать на революции в Кабуле и центральную власть, которую кто-то поддержал. Противникам действующей власти было все равно, кто ввел войска в Афганистан: СССР или США – те или другие могли поддержать только одну из сторон в борьбе за власть. Остальные участники афганского конфликта автоматически оказывались на другой стороне баррикад и становились врагами. Таким образом, при любом варианте вторжения в Афганистан войск другого государства, состояние войны в стране имело бы место, что устраивало многих афганских неформальных лидеров, имевших вооруженные формирования, финансовые средства и поддержку из-за рубежа. Они владели чертовски прибыльным бизнесом и занимались более привлекательным делом, чем борьба за власть в Кабуле, которая сама по себе ничего не решала и не давала. Производство опиума и героина – вот главная тема, дающая деньги, влияние и решавшая все вопросы политической власти.
Хаос в стране создал условия для образования зон, свободных от внимания государственных институтов. Подконтрольные местным лидерам, полевым командирам целые регионы страны жили отдельной жизнью, кто у власти в Кабуле – мало кого интересовал. Обширные плантации мака Ахмад Шах Масуда, Саид Мансура, Мухаммад Хасана, Хекматиара в недоступном Панджшерском ущелье, Гильменде, других районах страны приносили огромную прибыль и давали возможность иметь собственные вооруженные формирования. Неразбериха в стране, борьба политических партии, репрессии против беднейшего населения – играло на руку тем, кто занимался героиновой политикой. К ним, местным лидерам и полевым командирам, шли люди, получавшие у них не только оружие, но и средства к существованию. Ситуация в стране оказалась удобной во всех отношениях к созданию вооруженных отрядов, защищавших территории производства востребованной в мире героиновой продукции. Наркотик караванами шел на рынки через условные границы с Пакистаном, Ираном, Китаем, принося огромные дивиденды королям афганского наркобизнеса. На политической, экономической и социальной неразберихе афганской действительности зарабатывались миллиарды долларов, которые шли на производство еще больших объемов зелья, в том числе - на содержание армий полевых командиров, реально влияющих на ситуацию в провинциях и способных оказывать серьезное сопротивление войскам любого государства. Для того чтобы картина героиновой темы имела благопристойный вид мусульманского жизненного уклада, ей после ввода советских войск придалась политическая и религиозная окраска: бойцов отрядов и банд назвали моджахедами, то есть солдатами, а вооруженную борьбу с любым, кто вторгнется на их территорию – борьбой с неверными, и все это замешали на фундаментальном исламе. Получился такой коктейль! Его до сих пор хлебают американцы.
Если кто думает, что ислам – только религия, он глубоко ошибается. Ислам – образ жизни каждого правоверного мусульманина, весь жизненный путь которого, взгляды, мировоззрение, быт, культура, мышление подчинены Корану. Ребенок с утробы матери впитывает суры Корана, вошедшего в каждую клеточку его мозга и тела. Не сомневайтесь: даже пришельцам других планет не поменять воззрений мусульманина и утвердить свои порядки на земле исламского мира. Поэтому в Афганистане возникла ситуация, способная повергнуть в шок сознание и разум любого, кто не знает мусульманский мир. Для европейских народов война всегда была, есть и будет горем, бедой, страданием, несущей смерть, разрушение, упадок. Состояние войны для афганского многоплеменного общества, воевавшего за территорию, воду, пастбища, плодородные земли имеет совершенно другое значение. Война для него – основной способ выживания, благо для народа, который в вечной борьбе и притеснениях центральной власти стремился к самостоятельной жизни. Война для афганских племен – инструмент, дающий жизнь каждому дехканину в отдельности, роду, клану, племени – в целом. Мусульмане посвятили свои жизни борьбе с неверными, мулла постоянно твердит правоверным в намазах: война с гяурами – жизненный путь на земле, приводящий в рай и блаженство, которое нужно заслужить в молитвах и делах своих.
Полевой командир афганской провинции Пактика Мохаммад Тахир Хан, воевавший с советскими войсками и лично участвовавший в боевых действиях, в беседе с представителями западных средств массовой информации сказал такие слова: «Наши люди очень религиозны, ненавидят чужаков, они моджахеды – любят войну». И дальше продолжил: «У нас разные взгляды на убийства. Нас не мучили кошмары в отличие от русских». Вот на этой платформе и фундаментальной исламской философии формировались силы афганского сопротивления, объединившиеся вскоре в единый фронт борьбы с советским воинским контингентом. Началась жестокая многолетняя война, унесшая тысячи жизней.
ГЛАВА 7
Анализ политических событий в Афганистане, предшествующих вводу советского воинского контингента, позволяет выявить причины появления в истории афганской монархии сил оппозиции. Без освещения этого вопроса будет неполной картина вступления афганского сопротивления в борьбу с советским военным присутствием. Я не случайно напомнил процесс развития Афганистана в новой истории: пройдет немного лет, и мы встретимся в бою с боевыми отрядами сил сопротивления. Важно понять афганскую вооруженную оппозицию изнутри, чтобы дать оценку ее вооруженным формированиям, изучить характер отношений, вникнуть в тактику действий.
В начале 70-х годов монархия короля Захир-шаха, правившего Афганистаном в течение 40 лет, зашаталась появлением в стране, рвущейся к власти политической оппозиции. В этом была своя особенность: короли, президенты, премьер-министры приходили к власти в результате военных переворотов. Одни свергались, другие физически устранялись, приходили новые правители, но на афганском обществе мало отражались политические битвы в столице – народ как жил неспешным размеренным укладом, так и продолжал жить в рамках натурального хозяйства. Это было внутренним делом страны, в которой шла постоянная борьба за власть по уровням многоплеменного афганского общества, закрытого от влияния других цивилизаций. Роды воевали с родами, кланы с кланами, племена с племенами. Так было всегда.
В Х1Х и ХХ веках попытки англичан подчинить страну не увенчались успехом: у афганского народа срабатывал механизм защиты территорий: по традиции забывались противоречия племен, народностей, властных структур – они объединялись в борьбе с внешним врагом. История наглядно демонстрирует – успешно воевать с целым народом, преследуя захватнические цели, не приходилось ни одной стране мира. Англичан вскоре вытеснили, они ушли, понеся тяжелые потери, жизнь вошла в обычное русло, а племена возвратились к любимому делу – воевать за сферы пастбищных, маковых и других угодий. Все стороны афганского общества такое положение дел устаивало до 60-х годов прошлого столетия. Король Захир-шах с учетом начавшейся глобализации стал допускать в страну иностранных специалистов для решения отдельных экономических проектов. При поддержке СССР и США в Афганистане строились объекты, необходимые для жизнеобеспечения народа, но вскоре потребовались свои специалисты для более крупного развития государства, в том числе – командный состав армии, способный служить монархии современными знаниями и оружием. В США, Европу, СССР по взаимным договорам поехали учиться лучшие представители афганской аристократии. Кстати сказать, многие духовные лидеры Афганистана, служители культа, учителя обучались в СССР – в медресе Мири-Араб в Бухаре, где получали не только среднее богословское, но и светское образование.
Нахватавшись западных знаний, свободного духа демократии, теории социалистической революции в Советском Союзе, сложившаяся прослойка молодых и, получивших образование людей, возвратилась на родину и стала заниматься политической деятельностью. Многие из них работали преподавателями учебных заведений столицы: в Кабульском университете, лицеях провинциальных центров, где имела место относительная политическая вольница. Часть молодежных организаций выражало откровенное недовольство существующим в стране режимом, они объединялись по интересам, взглядам, которые отличались от норм сложившейся монархии. Власти преследовали инакомыслие, арестовывали и бросали в тюрьмы участников групп: Пули-Чархи – политическая тюрьма никогда не пустовала, через нее прошли многие деятели НДПА и других политических партий. Часть передовой молодежи (сунниты) вынуждена была иммигрировать в Пакистан, другая (шииты) перебралась в Иран, где они образовали политические партии с учетом религиозной принадлежности.
Менее значимые политические деятели, местные лидеры, полевые командиры также проходили школу репрессий, были знакомы с тюрьмами Дауда, преследованиями Тараки, бомбардировками Амина – со всеми законными правительствами оппозиция находилась в состоянии вооруженной борьбы. В стране складывалась жесткая обстановка, в которой формировались силы афганского сопротивления. Они заявляли себя выступлениями, демонстрациями, поднимали в глубинке восстания.
Параллельно возникли религиозные направления, которые составили противовес канонам традиционного ислама, призывая правоверных к образованию исламского халифата за счет территорий других государств, где бы главенствовали нормы законов шариата, фундаментального ислама. В афганском обществе сложно переоценить значимость служителей пророка Мохаммеда, но монархия, как форма управления государством, нравилась не всем представителям культа. Часть молодежи обучалась в странах арабского мира: в Египте, Пакистане, Саудовской Аравии, получая там высшее богословское образование. Возвратившись в страну, служители культа составили крыло религиозной оппозиции, которая стояла за то, чтобы Афганистан был исключительно исламским государством, управляемым духовным лидером. Но не все так просто: Захир-шах, Дауд жестоко подавляли выступления всей оппозиции, которая эмигрировала в соседние страны и образовала там политические партии, вступая в вооруженную борьбу с монархией.
НДПА, как политическая сила, оставалась в стране и действующая власть не видела в ней реальной угрозы: формы протестного выражения партии были цивилизованными, да и в руководстве ее стоял известный журналист, писатель, вокруг которого сплотилась интеллигенция. Монархия, озабоченная повсеместным выступлением народа, недооценивала роль НДПА на народные массы и в первую очередь в столице страны. Надо отметить немаловажный момент: в отличие от своих политических оппонентов, НДПА на момент прихода к власти, практически не имела боевого крыла. Верхушка партии под руководством Тараки грамотно и главное к месту использовала прецедент с убийством члена ЦК НДПА Мир Акбара Хайдара, и возникший политический всплеск разъяренной толпы направила в нужное русло – причем спонтанно. Революционная ситуация зрела не постепенно до критического момента, как учил нас Ильич, а развивалась стремительно: похороны деятеля партии, арест руководства ЦК НДПА, демонстрации жителей Кабула послужили детонатором стихийного взрыва. В результате отдельных перестрелок с силами правопорядка и национальной гвардией, НДПА приходит к власти.
Лидеры основных политических сил, находившиеся в Пакистане: Хекматиар, Раббани, вне сомнения, были обескуражены неожиданным поворотом событий. Они имели хорошо вооруженные формирования, финансовую и другую поддержку серьезных покровителей за рубежом, а вот реальную власть в стране захватила интеллектуальная интеллигенция. Деятелям остального политического спектра страны, в общем-то, ничего не оставалось, как вступить в вооруженную борьбу с пришедшей к власти партией Тараки, которая рассматривалась ими уже не просто гуманитарной оппозицией, а силой, имевшей за спиной регулярную армию.
В афганских событиях, предшествующих вводу советских войск, очень много особенностей. Если выделить их в группы и проанализировать, то получится следующая, условная, конечно, картина. Мусульманский уклад отношений в обществе, выраженный социальной структурой, всегда играл важную роль в народе, где главенствовали нормы ислама. Религиозная составляющая (сунниты, шииты) в жизни афганского народа также влияла на положение дел внутри общества. Народонаселение с множеством племен, культур, языков, быта, с притязаниями (беллуджи, пуштуны) на территориальные образования внутри самого государства, шатали государственные устои с давних времен. В пуштунских племенах на юге и востоке Афганистана всегда творился невообразимый кавардак вооруженных столкновений. Для афганского многоплеменного общества состояние маленькой войны – нормальное явление и велась она не так уж безрассудно, как может показаться на первый взгляд: старейшины племен всегда договаривались о прекращении боевых действий, а потом их опять возобновляли, решая конкретные вопросы. Состояние регулируемой войны в Афганистане имело место с незапамятных времен: каждое племя, клан имели боевое крыло, которое занималось только вопросами войны. Для отпора более серьезному противнику племена объединялись в крупные вооруженные формирования и могли создать угрозу любому противнику, которым, зачастую, становились части регулярной правительственной армии – государственность претила многовековому жизненному укладу племенных образований. Хотя и в этой ситуации имел место механизм договорных обязательств: между властью и племенами устанавливались отношения, выраженные конкретным содержанием.
Особенность территории, на которой проживает множество народностей, заключается в том, что местность со всеми угодьями привязана к определенным кланам, ветвям, племенам, полевым командирам, которые считают ее исконно своей и защищают от посягательств соседей, соперников, регулярной армии. Старейшины племен, местные лидеры устанавливают порядок пропуска через свои земли караванов коммерческих, с оружием, наркотиками, вооруженных отрядов, решают другие вопросы на выгодных для себя условиях, но самовольные действия соперников всегда жестоко наказываются. В афганском обществе действует передаваемый веками из поколения в поколение неписанный закон – «пуштунвалай», который предусматривает месть за нанесенную обиду: нарушителям вековых устоев объявляется война, она может вестись до тех пор, пока совет старейшин не решит, что месть состоялась. Боевые действия на определенных условиях прекращаются, и жизнь становится в обычное русло.
Особенности рельефа местности, выраженные горной местностью центральных и восточных провинций, долинами субтропиков Нангархара, Логара, Кунара и пустынями Гильменда, Кандагара, Нимроза имеют отличные друг от друга формы ведения хозяйства. Высокогорье провинций Бадахшан, Кунар, Нангархар, Пактия располагает к наличию множества вьючных маршрутов, тайных троп, по которым идут коммерческие караваны из Индии, Пакистана, Китая, перевозя товары, продукты, востребованные на рынках афганских провинций. Тропы существовали многие сотни лет, их тайные возможности передавались поколениями кланов, родов, занимающихся героиновым и контрабандным бизнесом. Миграция кочевого населения из Пакистана в Афганистан и наоборот зависела только от сезонности. Граница никогда не являлась препятствием для перемещения кочевых племен и народов. Со стороны пакистанских властей, отслеживающих обстановку с кочевыми племенами, существует некоторый пограничный контроль, но и он носит условный характер. Это исторические особенности и поменять их властям Афганистана, Пакистана, в том числе, вооруженным силам другой страны не представляется возможным.
Отношения страны с соседними государствами в политических и торгово-экономических связях, интересах также претендуют на роль особых отношений. Влияние стран арабского мира на Афганистан в желании строительства на его основе исламского государства, ряд других особенностей, образовали такое положение дел, которое всегда могло вылиться непредсказуемым развитием событий.
Но главная особенность все же в политической сфере, и вот в чем она заключается. Какая бы партия не пришла к власти в Афганистане в результате выборов, переворота, революции, какую бы партию ни поддержал Советский Союз или другая страна, остальные политические силы немедленно входят с ней в состояние войны. Амбиции политических лидеров в Афганистане никогда не идут во благо общим задачам государства: каждый из них решал и определял принципы борьбы самостоятельно. Не смотря на то, что цели, задачи оппозиционных партий по ключевым вопросам совпадали, в том числе, формы и методы борьбы – разобщения строились на личных мотивах. Важным фактором в клубке афганских проблем являлялись неприязненные до непримиримости отношения лидеров оппозиции друг к другу.
Дальнейшие события в Афганистане подтвердили особенность политической ситуации: приход к власти в стране любой другой силы, вызвал бы аналогичную реакцию – вооруженную борьбу с партией, находящейся в руководстве страной. Что уж тут говорить, если в самой НДПА не было единства по стратегическим вопросам – рвали друг друга на куски, то межпартийная борьба политических соперников превращалась в кровавую бойню. Под влиянием внутренних и внешних факторов, которые взорвали страну, Афганистан превратился в военно-политическую площадку, где, отчасти, спонтанно, столкнулись интересы различных группировок, к которым подтянулись мировые системы - социализма и капитализма, за которыми стояли СССР и США.
На момент ввода советских войск в Афганистан силы афганского сопротивления законной власти представляли собой вооруженные отряды политической оппозиции, враждующие между собой и разношерстный набор бандитских групп, отражающих интересы местных лидеров и наркопроизводителей. В ряде публикаций на тему афганской войны выдвигалась мысль о том, что, якобы, отряды политической оппозиции стали на путь вооруженной борьбы только после ввода советского воинского контингента. Ничего подобного, вооруженная борьба за власть разными политическими группировками велась задолго до ввода советских войск в Афганистан. Крупнейшие партии, ставшие в оппозицию Бабраку Кармалю, вооруженные отряды которых выступили против советского военного присутствия в Афганистане, воевали с правительственными войсками короля Захир-шаха, президента Дауда, премьер-министров Тараки, Амина.
К примеру, крупнейшая политическая сила – «Исламская партия Афганистана» (ИПА) под руководством Гульбеддина Хекматиара, имевшая самые мощные вооруженные формирования непримиримых моджахедов, была создана на территории Пакистана в 1976 году. Хекматиар – наиболее последовательный и бескомпромиссный политический лидер в борьбе за центральную власть, его побаивались и держались в стороне руководители остальных партии. Он учился на инженерном факультете Кабульского университета, где стал на путь вооруженной борьбы с монархией. Был одним из создателей организации «Мусульманская молодежь», ставшей позднее кузницей кадров для многих политический деятелей Афганистана. В 1972 году он был арестован за антиправительственную деятельность, освобожден в 1973 после свержения монархии. Эмигрировал в Пакистан, где создал свою партию. В 1975 году Хекматиар предпринял попытку восстания дехкан в Панджшере, Лагмане, Барикоте, Урузгане, Мангале, но потерпел поражение от правительственных войск. Вооруженную борьбу с действующими правительствами он удачно сочетал с бизнесом: в его владении имелись предприятия по обработке драгоценных металлов, производству наркотиков, фарфоровой посуды.
Другой политический деятель – Раббани, в 1958 году стал одним из лидеров организации «Братья мусульмане». В Кабульском университете преподавал исламскую философию, принимал участие в создании группы «Мусульманская молодежь», которую позднее и возглавил. За участие в политической деятельности неоднократно подвергся преследованиям со стороны режима президента Дауда. В 1976 году перебрался в Пакистан, где образовал партию «Исламское общество Афганистана» (ИОА). Партия стала второй по значимости политической силой, с которой считались политические соперники. Кстати, сам Раббани являлся одним из крупнейших поставщиков ковров на рынки стран Среднего Востока, владел птицефабрикой и предприятиями с ежегодным доходом в 20 миллионов долларов.
Наиболее радикальный представитель фундаментального ислама, лидер партии «Исламский союз за освобождение Афганистана» (ИСОА) Саяф Абдул Раб Расул окончил факультет теологии Кабульского университета, получил образование в Каирском институте, после чего вошел в радикальную исламскую организацию «Мусульманская молодежь». В 1973 году по государственной стипендии учился в США, где изучал исламское право. По возвращении из США готовил проведение вооруженных антиправительственных выступлений в ряде провинций страны, жестоко расправлялся с населением.
Самой яркой политической фигурой, претендующей на роль идейного наставника афганской нации, был Саид Ахмад Гилани, родившийся в семье потомственных пиров (лидеров), арабов иракского происхождения. Был женат на внучке короля Захир-шаха, имел наследственный титул советника монарха. Светское образование получил на Западе, духовное – в Ираке, Египте, Саудовской Аравии, обладал многими личными и деловыми связями в США, Западной Европе, арабских странах.
Таким образом, до прихода советских войск в Афганистан, вооруженные группировки различных партии прошли долгий путь борьбы с правительствами Афганистана, имели огромный опыт ведения боевых действий с войсками регулярной армии. Тем не менее, не надо заблуждаться: борьба группировок в афганском обществе не имела ничего общего с гражданской войной, как это представлялось рядом политических деятелей за рубежом и в том числе – в Советском Союзе. Назвать борьбу политических партий, вооруженных группировок в Афганистане гражданской войной, значит, не знать истории Афганистана вообще или признать фактом, что гражданская война в стране началась со времен Александра Македонского и не прекращается до наших дней. Это тема отдельного разговора, к которому я вернусь позднее.
После ввода советских войск в Афганистан в стране образовалось множество партий, движений различного толка, в том числе - левых, демократических, общественных, политических, поддерживающих политику НДПА. Бабрак Кармаль шел на увеличение политических организаций в стране, зная заранее, что они не станут ему соперниками в удержании власти, будут поддерживать политику правящей партии и поведут за собой часть афганского общества в русле политики НДПА.
Я уже говорил об особенностях афганского общества, которые существовали испокон веков и были определяющими в его внутренней жизни. В стране всегда были силы, стремившиеся к захвату власти в уездах, волостях, провинциях – в отдельные периоды, найдя поддержку, зачастую из-за рубежа, они устремляли свой взор на Кабул. Центральная власть не всегда была в состоянии держать на контроле глубинку и влиять на нее нормами государственных механизмов. Множество уездов, волостей и даже провинций оторваны от центральных районов страны естественными условиями – мощными горными системами и всегда жили обособленной жизнью. В обстановке отсутствия дорожной сети, средств информации, связи, нежелания органов местного управления решать проблемы населения, порождали вакуум государственной власти. При этом возникали условия, в которых неформальные лидеры подчиняли себе выгодный бизнес: ресурсы драгоценных и цветных металлов, плантации мака, производство ковров, что, несомненно, поднимало их роль на местном уровне. За многие годы отладилась стройная и хорошо отработанная система поставок контрабандной продукции на рынки соседних стран: Пакистана, Ирана, Китая. Обратно шли денежные потоки, оружие и предложения на новые партии востребованной в мире продукции. Чем выше поднимались короли афганской мафии, тем больше росли их аппетиты: контроль отдельных уездов, провинций уже не устраивал интересы их бизнеса, требовался более глубокий и вдумчивый подход к решению стратегических задач – контрабандный бизнес требовал расширения, легализации и новых рынков.
Путей выхода на новый, более высокий уровень, было немного: кресло во властных структурах Кабула, что автоматически делало бизнес законным и укрупняло его за счет властных полномочий. И создание политической партии, что привлекало определенные силы за рубежом, которые всегда имели интерес к Афганистану. Правда, со вторым вариантом было сложнее: монархия не располагала элементами западной демократии, и создание политической силы внутри страны порождало проблемы – задача любой партии, извините, приход к власти, что никак не устраивало монарший престол. Политические структуры создавались в Пакистане, Иране, Египте, Саудовской Аравии, образуя площадки для политической борьбы – в арабском мире имелись силы, которым не был чужд интерес в афганских делах: геополитический, религиозный, экономический…
Положение дел внутри государства устраивало все правительства в столице до тех пор, пока враждующие стороны, объединившись, не направляли взгляд в сторону Кабула. Тогда власть применяла государственные рычаги воздействия, используя армию и жесткими методами подавляла выступления.
Надо отметить очень важный момент: афганские правители во все времена отслеживали ситуацию и держали под контролем отношения племен. На определенных этапах власть поддерживала одни племена с тем, чтобы ослабить другие, затем, наоборот – вели гибкую дипломатическую политику с вариантами силового воздействия. Кстати, всех участников событий это устраивало: Восток есть Восток и принцип Конфуция «разделяй и властвуй» действовал безотказно – баланс сил соблюдался. Изощренная политика центральной власти не позволяла одним племенам подняться над другими, набрать силу и объединиться в борьбе с правительством: вожди племен могли подумать Аллах весть что, например, о легитимной власти. А так, ослабленные междоусобной войной, они думали только об одном – как выжить. Таким образом, внутренняя жизнь афганского многоплеменного общества это состояние вечной борьбы – суровой, беспощадной, где вековые устои не сломать войскам другого государства. Какая уж тут гражданская война?
Ввод в Афганистан советского воинского контингента и приведение к власти Бабрака Кармаля, представителя одной из сторон в их вечной борьбе, обозлил политических соперников. Мало того, что Тараки роковым стечением обстоятельств вырвал власть из-под носа, так еще и Кармаль на штыках Советского Союза сел в руководстве страной. Такое в мусульманском мире не прощается: нарушился установленный порядок, суть которого заключался в следующем – внутренние дела Афганистана – это внутренние дела страны, в которой веками отработаны каноны миропорядка и присутствие войск иностранного государства расценивается только актом агрессии, причем, без всяких вариантов. В многоплеменном афганском обществе всегда срабатывал механизм объединения против общего врага: отбрасывались усобицы, разногласия и в работу включалась консолидирующая сила Корана. В лице Советского Союза появился общий враг – так было с Александром Великим, Тэмуджином, англичанами и со всеми, кто вторгался в пределы афганского государства. Так будет и с американцами, их союзниками, пытавшимися уничтожить в Афганистане талибан, сторонников Аль Каеды.
Последующее развитие событий, связанное с вводом советских войск, продемонстрировало миру непримиримость афганского народа к вооруженной агрессии – именно так, а не иначе восприняли афганцы советский воинский контингент. Мы можем сколько угодно говорить о миротворческой, интернациональной миссии Советской Армии в Афганистане, но суть от этого не изменится: СССР афганским народом рассматривался только в качестве агрессора со всеми вытекающими последствиями. Верно, какая-то часть афганцев пошла за нами, вынужденно, но при любом развитии событий, это носило временный характер и только для того, чтобы собраться с силами и найти новые способы сопротивления. Моя вторая командировка в Афганистан дала мне возможность беседовать со многими офицерами афганской армии, окончивших военные училища в СССР. Несколько раз в неформальной обстановке я встречался с лидером ДОМА (демократической организации молодежи Афганистана) в его кабульской квартире. Афганские товарищи всегда говорили: «Помогайте нам, шлите помощь, советуйте, как строить социализм, но войска уберите в Союз». Ни больше, ни меньше.
ГЛАВА 8
Приход советского воинского контингента в Афганистан несколько умерил пыл межусобной войны в афганских племенах, отчасти озадачил, но не настолько, чтобы они оказались неспособными к противодействию. Сработал механизм мусульманского внутреннего мира: размеренного, степенного и началось неторопливое приспособление сил сопротивления к новым условиям – появлению в стране правительства поддержанного войсками Советского Союза. С одной стороны оказались войска современной супердержавы, способные ядерным арсеналом разнести планету, с другой – слабо вооруженные отряды забитых дехкан, которые всегда воевали, но не знали за что: платили и ладно.
Общий миропорядок жизни афганского народа на территории страны не изменился, он как шел, так и шел своим чередом. Старейшины племен степенно осмыслили ситуацию и пришли к мнению: войска «шурави» – враг первостепенной важности и с ним необходимо вести борьбу. Проблемные между ними вопросы они отложили до лучших времен или решали их в обычном порядке: надо каравану племени сарабани пройти по земле семьи батани – плати пайсу и проходи. Все просто и понятно. В Афганистане официальная административно-территориальная государственная единица не имеет такого значения, которое связывается с исконной территорией племен, где, как правило, работают свои законы и правила, а неторопливая и размеренная жизнь идет своим чередом.
Правившая положением дел джирга (совет старейшин) приняла решение на формирование вооруженных отрядов. Нищета заставляла мужчин уходить в горы к душманам - такой шаг расценивался единственной возможностью выжить многодетным семьям, джирга оплачивала расходы и не давала умереть с голоду. Абсолютное большинство населения страны нуждалось в дополнительном заработке: правительство не беспокоилось о населении, жившего натуральным хозяйством эпохи средневековья. Беднейшая часть населения потянулась в горы, где были оборудованы места, в которых складировалось незамысловатое оружие, продовольствие, вода, одежда. В сезон уборки урожая мужчины возвращались к работе на полях, после чего опять отправлялись в горы добывать хлеб с «буром» в руках. Сегодня он мирный дехканин, усердно работающий на рисовой плантации, ночью – моджахед, стреляющий в любого, кто стал на пути: русского, американца, соплеменника из соседнего кишлака – роли не играло. За все платили. Полевые командиры, исламские комитеты вырабатывали стратегию и тактику борьбы - как прикажут, так и будет: в этом можно не сомневаться. Образ жизни, связанный с вечным состоянием войны, вели многие мужчины, что приветствовалось в кланах, семьях, поощрялось духовными лидерами, звавших к борьбе с неверными. Излишне говорить: слово муллы – непререкаемый закон для мусульманина, нарушить который нельзя.
Ввод советских войск в Афганистан не стал сомнительной угрозой и серьезно обеспокоил лидеров наркомафии: сверхдоходный бизнес попадал под удар. «Шурави» располагали мощными средствами, способными не только ограничить производство наркотиков, но и частично перекрыть пути реализации. Понимая, что советская военная машина не оставит без внимания базы боевиков, плантации мака, афганский наркобизнес приспосабливает производство героиновой продукции к новым условиям. Зондируются выходы на представителей власти административных центров, правительственные структуры в столице, отслеживаются действия ограниченного контингента в местах дислокации. Короли наркобизнеса усиливают боевые отряды за счет населения подконтрольных районов, вооружают их автоматическим оружием, готовят и обкатывают в мелких стычках с советскими и правительственными войсками. Лидеры наркопроизводства пробивают новые караванные маршруты для поставок зелья на рынки соседних стран и в первую очередь – Пакистан, создают дополнительные каналы агентурного обеспечения наркотрафика.
Бандитское отребье, жившее разбоями на караванных путях, действовало в горах с незапамятных времен, грабило коммерческие караваны индусских, пакистанских, местных купцов, могло поживиться товаром героиновой мафии, какая разница – лишь бы оторвать бакшиш. Приход войск «шурави» в Афганистан создал угрозу разбойному промыслу – советские войска, так или иначе, брали под защиту кишлаки, отдельные районы, стремились к контролю караванных путей.
Часть вооруженного населения находилась в кишлаках. Это местное ополчение для защиты жилищ от всех душманов вместе взятых – от правительственных и советских войск в том числе. В основном это были мужчины старшего поколения и подростки (бачата) 13-14 лет, владеющие стрелковым оружием так же уверенно, как их отцы и деды. В период советского присутствия в Афганистане местное ополчение эффективно использовалось полевыми командирами для проведения разовых операций против советских войск, действовавших в кишлачных зонах. В боях за кишлаки мирные с виду дехкане мгновенно превращались в душманов и совершали неожиданные нападения с тыла. Главная составляющая в тактике действий групп ополчения – внезапность. Они составляли агентурные сети душманских отрядов, находящихся в горах, занимались проводкой караванов с оружием через свои территории, частично осуществляли сбор разведывательной информации о советских войсках. В обыденной жизни – это простые дехкане, усердно работающие на полях и плантациях, только АК или «бур» находились где-то рядом с тяпкой-мотыгой. Сопротивление племен, сельского населения, различных группировок советским войскам постепенно приобретало контуры вооруженной борьбы.
Сергей Червонопиский предложил называть вооруженные отряды сил оппозиции, воевавшие с советскими войсками в Афганистане, «незаконными вооруженными формированиями». Я не согласен с таким определением сил афганского сопротивления и к решению этого вопроса подхожу профессионально, как офицер разведки воздушно-десантных войск, изучавший противника в боях на афганской земле в течение четырех лет. Если боевые отряды оппозиции назвать термином «незаконные вооруженные формирования», то вооруженные силы Афганистана также попадают под это определение – законность прихода к власти Бабрака Кармаля в качестве руководителя государства настолько сомнительна и нелегитимна, что армия, главнокомандующим которой он являлся, становится также незаконным вооруженным формированием со всеми вытекающими последствиями. Советский Союз не только поддерживал, но и вооружал данное формирование современной техникой на многие миллиарды долларов, обучал корпусом военных советников – тогда что получается? Сплошное нарушение норм международного права, это, мягко говоря.
Впрочем, давайте поразмышляем вместе над этим вопросом. Начну с того, что душманы 1980 года очень здорово отличались от душманов 1981-го по многим показателям: вооружению, подготовке, оснащению, психологическому фактору. Душманы провинции Каписа, Нангархар не похожи на боевиков провинций Вардак, Урузган или Гор, Фарах, Нимроз по национально-племенному составу, религиозной принадлежности, обычаям. Моджахеды отрядов полевого командира Абдурахмана провинции Гильменд также отличаются от бойцов муллы Насима той же провинции – с первыми можно договориться об условном перемирии, со вторыми - бесполезно. С лидером «Исламского общества Афганистана» Раббани вполне реально было найти общие точки соприкосновения и направить оружие его боевиков на вооруженные формирования других душманских главарей, а с Хекматиаром, руководителем партии «Исламская партия Афганистана», на эти вопросы лучше не тратить время. Можно долго перечислять отличия различных вооруженных группировок, с которыми нам пришлось воевать в афганских горах. Ниже приведу классификацию сил афганского сопротивления, которая сложилась у меня из собственного опыта боевых действий для того, чтобы различать противника по основным признакам, понимать, что душман душману – большая разница, которую обязательно надо было учитывать советским войскам при проведении боевых операций в Афганистане.
Вооруженные формирования афганского сопротивления не следует ставить в один ряд: бойцов политической оппозиции и душманское отребье, радикальных фанатиков и боевиков наркобизнеса. У них разные цели, задачи, виды и способы борьбы. Более того, если мы говорим о политических противниках режиму Кармаля, необходимо учитывать принадлежность вооруженных отрядов к партиям. Вопрос определения врага требовал более гибкого и тонкого подхода, изучив который, можно было гораздо эффективней бороться с душманским сопротивлением. Мы на востоке и вооруженную оппозицию надо было бить ее же методами. Действия высшего советского руководства в части определения противника я отношу к серьезнейшим просчетам, в том числе недоработкам советнических аппаратов, Генерального штаба, Министерства обороны СССР. Последующее развитие событий показало: на определенных условиях можно было договариваться и с Ахмад Шах Масудом, другими полевыми командирами, с которыми на месяцы прекращались боевые действия. Главное в этом – сохранили людей!
Советское военное руководство, планируя боевые операции, которые в большинстве своем разрабатывались в Москве, проводило поверхностный анализ оценки противника. Бездумные действия отдельных военачальников так бы и остались в планах операций просто безграмотными решениями, если бы за ними не стояли десятки тысяч жизней солдат и офицеров 40-й армии. Я на собственном опыте приведу множество примеров рейдовых операций, в которых принимал личное участие, когда о душманских отрядах мы ровным счетом ничего не знали. На рабочих картах командиров рот, батальонов за противника наносилась одна и та же обстановка – пара-тройка «яиц» синего цвета и больше ничего. В боевых приказах звучали слова: «Противник, предположительно…». Дальше можно не слушать – противника там давно уже не было, он за десятки километров от места, где его зафиксировал последний источник нашей информации, а в боевой рейд уходили сотни человек, совершенно не зная, какого противника, где и каким образом уничтожать. Да и вообще, давайте разберемся, что это за враг, если не было линии фронта, а он всюду наносил удары?
Душманские отряды различных политических толков на первом этапе боевых действий ограниченного контингента в Афганистане представляли беднейшую часть населения, которой полевые командиры дали возможность подзаработать на участии в борьбе с советскими и правительственными войсками. Слабо вооруженные и плохо одетые «духи» собранные в группы по 15-20 человек, действовали в бою по незамысловатой партизанской тактике: укусил – отскочил. В первых боях душманы не впечатлили нас боевитостью – разношерстны по составу, национальности, племенной принадлежности. Рядовые участники банд были далеки от политики, идеологической мысли, они действовали в районах проживания, хорошо знали местность, на которой проводили вылазки. Имея стрелковое оружие, довольно скудную пищу (несколько кусков сухой баранины, гранатовое желе, орехи, немного воды) они были способны долгое время действовать в автономном режиме. С подачи афганского руководства НДПА их назвали душманами, то есть бандитами, басмачами. Слово «духи» (изначально) вошло в обращение ограниченного контингента не как производное с дари – «душман», а за их удивительную способность на внезапные атаки на нас с незаметным уносом тел убитых соплеменников.
Ввод советских войск в Афганистан изменил структуру сил вооруженной оппозиции, что явилось важным моментом, не учитывать который было бездарно и глупо. На мой взгляд, афганское мятежное сопротивление можно классифицировать следующим образом:
* вооруженные силы политического сопротивления - стремились путем вооруженной борьбы к захвату власти в Кабуле. Как правило, они враждовали между собой и вели друг против друга боевые действия. Для решения отдельных вопросов заключали временные перемирия, потом опять воевали. Это считалось нормальным течением политической жизни в Афганистане. «Альянс-7» – яркий пример сказанному выше.
* вооруженные силы наркобизнеса - представляли собой боевые отряды отдельных полевых командиров, местных лидеров, занимавшихся обеспечением производства, перемещением и реализацией на рынках Пакистана, Ирана, Китая и иных стран героина и других наркотических средств.
* вооруженные силы наемников арабских стран - действовали в составе отрядов, скомплектованных в учебных центрах Пакистана по принципу сторонников фундаментального ислама – идейных «борцов за веру». Религиозные фанатики имели опыт боевых действий в частных военных конфликтах на Ближнем Востоке, Азии, Африке, воевали за построение на основе Афганистана исламского государства (исламского пояса с участием среднеазиатских республик Советского Союза). Часто выступали в качестве инструкторов вооруженных формирований сил сопротивления.
*вооруженные силы бандитских (душманских) отрядов - занимались откровенным бандитизмом, разбоем с целью захвата, продажи материальных ценностей. В боевые столкновение входили с правительственными войсками, отрядами политической оппозиции, наркобизнеса, нападали на кишлаки, коммерческие караваны и действовали по принципу: главное поживиться. Им было все равно с кем воевать, лишь бы оторвать бакшиш.
* вооруженные силы самообороны кишлаков - защищали сами себя от всех вооруженных формирований, от правительственных войск в том числе. Являлись своеобразным резервом вооруженных отрядов политической оппозиции в борьбе с советскими войсками. Работали на свое благополучие и дальше своей территории интересы не распространяли.
* прочие вооруженные силы:
а) отряды радикальных фракций НДПА, в корне несогласных с политикой Бабрака Кармаля (к слову сказать, их было немного);
б) бывшие душманы перечисленных вооруженных отрядов, перешедшие по разным причинам на сторону правительства, в том числе, захваченные в плен при ведении боевых действий. Они давали клятву служить действующему правительству, их относили к «активистам» – комсомольским, партийным, поручали выполнять отдельные задачи. Часто, выбрав момент, они опять уходили в горы на свободные хлеба. Сколько волка ни корми…
В этой связи расскажу историю. В июле 1988 года, батальон, которым я командовал, девятью заставами обеспечивал прикрытие Кабула с южного направления от проникновения в столицу Афганистана отрядов вооруженной оппозиции. Однажды, в районе базовой заставы был захвачен афганец, который, как мне доложили, вел наблюдение за командным пунктом батальона, на котором действовал пункт радиотехнической разведки, контролировавший радиообмен «духов». Я прибыл в штаб батальона, чтобы лично допросить представителя визуальной разведки противника. В палатке меня встретил улыбчивый молодой человек, одетый в традиционную афганскую одежду.
– Командир, меня зовут Вали. В 1986 году я окончил школу милиции в Волгограде. Сейчас командую отрядом активистов при батальоне Царандой, который дислоцируется в нескольких километрах от вашего командного пункта.
Стоявший передо мной молодой афганец говорил на чистейшем русском языке, причем, без малейшего акцента. Так состоялась мое знакомство с человеком, с которым я буду встречаться два-три раза в неделю до самого вывода в Советский Союз. Вали, мой новый знакомый, командовал не только группой активистов, он был разведчиком, который работал в интересах министерства внутренних дел Афганистана. В приватных беседах со мной он делился деликатной информацией о душманах в зоне ответственности моего батальона, познакомил меня с командованием батальона Царандой – я тоже был у них гостем. На случай нештатных ситуаций я организовал с ними устойчивую радиосвязь, но главное было в другом - наши бесконечные беседы об афганской действительности в течение нескольких месяцев. Вали был искренен и даже не скрывал того, что работал на «духов» и делился с ними информацией… о моем батальоне, естественно, тоже… Кстати, в этом нет ничего удивительного – нормальное явление внутренней афганской ментальности. Платили. Поэтому я располагаю довольно четким представлением о так называемых «активистах»: партийных, комсомольстких, с кем работали наши советники в период пребывания советских войск в Афганистане и твердыми убеждениями по многим базовым вопросам Саурской революции, о которых я рассказываю на страницах этой книги.
Аппарат афганских «активистов» был создан по инициативе партийно-политических советников СССР в Афганистане, как правило, в административных центрах, которые частично контролировались властью. Сама мысль о сторонниках правительства, которые использовались в борьбе с отрядами оппозиции – нормальное явление, но более пеструю по составу структуру представить себе трудно. Главное заключалось в том, что с ними никто по-настоящему не работал – они были непредсказуемы в действиях и поступках и не могли быть поддержкой в решении региональных процессов. Сегодня, измученные войной, они сдались на милость действующей власти, принесли на верность присягу, через неделю, месяц, отдохнув, опять потянулись в горы. Они легко поворачивали оружие против правительственных и советских войск: зажмут в горах реальные «духи» – просят о помощи по всем средствам связи, опять сдаются правительству. В лучшем случае, осядут в кишлаках – охраняют самих себя. «Раскаявшихся» и «заблудших» парней пытались перевоспитывать на комсомольском и партийном начале. Смешно, конечно, думать, что они вбирали в себя что-нибудь из идеологической кухни политических и комсомольских советников, но наша структура спецпропаганды и агитации по работе с населением использовала их в своих мероприятиях. К примеру, в кишлак прибывает советский агитационный отряд для «просвещения» местного населения: завозится мука, рис, продовольствие – «шурави», «активисты» раздают блага народу. Пользуясь сбором нескольких десятков дехкан, представители агитотряда через переводчиков, «активистов» проводят беседы с населением. Рассказывают о доброй миссии Советской Армии в Афганистане, политической обстановке в стране. Народ молча слушает русских агитаторов, настороженно наблюдая за действиями боевого подразделения, которое сопровождает «шурави». Вопросов, которые, возможно, хотелось услышать «спецпропагандистам» местные не задают. Выйдет из толпы спинжирай или малик – старейшины, скажут несколько фраз: кишлак, мол, мирный, душманов нет, они – бедные дехкане – трудятся на полях. Мудрые «шурави» с «активистами» пожмут руку аксакалам и уедут восвояси, но то, что добрая половина толпы – душманы, агитационному отряду в голову не приходило. Сейчас сезон уборки урожая, они спустились с гор работать на плантациях, возделывать поля. Кстати, душманы сами не знают, что они душманы, а то, что хлеб возделывают с оружием в руках, так это было во все времена афганской действительности. На том и расстаются: «духи» на трудную работу в горы (хорошо головы не отрежут агитаторам, что дерзко делали не раз), а «спецпропаганда» ставит галочку о «привлечении» очередного кишлака на сторону «народной» власти. Политические советники с партийным блеском в глазах бодро докладывают в ЦК КПСС, НДПА о проделанной работе – преподносят заслугой своей деятельности.
Приведу еще пример: в мае 1980 года на операции в провинции Вардак генерал-майор Рябченко беседовал с жителями одного из кишлаков. Ситуация разворачивалась на моих глазах, подробно расскажу о ней несколько ниже, а пока вкратце – дело было так: рейдовая группировка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии завезла местному населению, пострадавшему от аминовских бомбардировок, муку, рис, продовольствие – раздали жителям. Генерал долго беседовал со старейшиной, дехканами, прощаясь, облобызался с аксакалом, пытавшемся целовать руки комдиву. Одним словом, расстались тепло, довольные друг другом.
Вечером мы расположились на ночлег, приняв за чистую монету, что в кишлаке правит «народная власть». Замполит полка со слезами умиления вывесил экран для просмотра фильма. Личный состав, за исключением боевого охранения, разместился на земле для просмотра старой заезженной киноленты. Мне с разведчиками тоже достался кусочек места перед экраном из солдатской простыни. Засветился, застрекотал киноаппарат, появился звук, титры знакомого с детства фильма. Вдруг белый материал экрана стал разлетаться в клочья. Мы не сразу поняли, что по нам из ночной темноты, ориентируясь на свет экрана, открыли огонь до полутора десятков «духовских» автоматов. Чудом нас всех не положили очереди душманского отряда: замполит полка высоко повесил простынь над землей – пули пошли поверх голов. Но все равно, в боях с душманами «народного кишлака» мы потеряли убитыми 13 десантников, включая начальника штаба 350-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии майора Иванова, и свыше двух десятков раненых эвакуировали с «миротворческой» операции. Такие вот итоги нашей пропаганды и агитации среди местного населения.
В этом также нет ничего удивительного: «спецпропагандой», советническим аппаратом не учитывалась самобытная особенность афганского населения, не изучалась история вечного состояния войны племен и народностей. Да и размышлять надо было с позиции внутреннего мира афганского дехканина, а не своих предпочтений и желаний. Более объективную ситуацию можно уразуметь только тогда, когда смотреть на нее глазами и душой афганца. Своим взглядом мы ничего не увидим, не почувствуем: я уже говорил: здесь надо родиться, чтобы что-то понимать, Афганистан – иной мир, другая планета.
10 января 1980 года пленум ЦК НДПА назначил новый руководящий состав Демократической Республики Афганистан. Бабрак Кармаль (Кармаль – псевдоним, переводится с пушту как «товарищ рабочих») становится генеральным секретарем ЦК НДПА, премьер-министром, председателем реввоенсовета. Силы афганской оппозиции на пленуме партии объявлены врагами правительства, а значит – врагами советского воинского контингента. На самом деле, это враги Бабрака Кармаля, даже больше, чем политические – личные, но никак не всего афганского народа. На совещаниях афганского правительства присутствовали советские товарищи: Маршал Советского Союза С.Л. Соколов – руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР, главный военный советник генерал-армии А.М. Майоров, отвечающий за подготовку регулярной армии Афганистана. Присутствие высших советских военных чинов было обязательным: Бабрак Кармаль формировал мнение у военного руководства СССР о врагах революции. В дальнейшем, этот факт послужит основанием привлечения советского воинского контингента в прямом участии в боевых действиях с вооруженными отрядами политических и других противников.
Но пока действовал план первого этапа пребывания советских войск в Афганистане: под охрану были взяты ключевые объекты государственной важности, магистрали, аэропорты. Новый премьер-министр Афганистана вел активную работу по организации уничтожения вооруженных отрядов сил сопротивления, проводил совещания, на которых определял противника, указывая, кто есть враг, кто – друг, кого следует уничтожить, кого приблизить. Причины жестких решений лежали на поверхности – врагов у Бабрака Кармаля в партии, армии, в самом окружении было сколько угодно. Что уж там говорить о политических соперниках, полевых командирах, воющих с его правительством?
Решая вопрос по афганской проблеме, Политбюро ЦК КПСС сделало выбор на Бабраке Кармале. Решение комиссии под руководством А.А. Громыко, предложившего кандидатуру Кармаля на этот высокий пост, было, несомненно, продуманным. С одной стороны, Кармаль - заместитель генерального секретаря НДПА, то есть, пользовался авторитетом в партии, являлся послом в ЧССР. У Андрея Андреевича была возможность по своему ведомству досконально изучить кандидата на высокую должность. С другой – Кармаль, после смерти Тараки, пострадал от Амина – был снят со всех постов и, боясь расправы в родном государстве, на родину не вернулся, остался в Чехословакии – значит, к правительству Амина любви не испытывал. Имел опыт управления регионом: занимал пост губернатора провинции Пактия, служил в армии, возглавляя финансовое управление министерства обороны, был членом парламента, свободно владел немецким и английским языками. Политический пасьянс афганских, иранских и китайских событий не на шутку обеспокоил Советский Союз: на южных рубежах государства складывалась нестабильная ситуация, поэтому высшее руководство СССР предложило Кармалю возглавить новое правительство Афганистана.
Безусловно, Кармаль обдумывал предложение, видя в нем не только заманчивую перспективу, но и большую опасность. Владея обстановкой в стране, понимал – руководить государством можно только при условии наличия хорошей военной дубинки. Полагаться на регулярную армию собственной страны невозможно: только за последние полтора года она подчинялась двум руководителям государства, мятежи захлестнули вооруженные силы.
Давая согласие на высокое предложение возглавить правительство Афганистана, Кармаль убедил советское руководство в необходимости наличия в стране советского воинского контингента, якобы, для обеспечения безопасности его властных полномочий, охраны объектов стратегического назначения. Для начала достаточно: войска Советского Союза в стране – убедительный аргумент удержания власти, захватить которую не являлось проблемой. Работая послом в Чехословакии, он прекрасно знал, как совершают подобные дела части воздушно-десантных войск Советской Армии, приводя к власти нужные правительства. Но следующий шаг – удержание власти – более серьезный этап в руководстве страной и дальнейшие рассуждения Кармаля, конечно же, подвигли его к использованию боевого потенциала ограниченного контингента советских войск с максимальным эффектом.
Военная машина СССР, по его убеждению, должна была перемолоть боевые отряды соперников, убрать их с политической площадки, что давало основание колеблющимся примкнуть к его линии. Так мне видится общая стратегическая позиция Бабрака Кармаля в отношении введенного в страну советского воинского контингента. Время затишья перед вступлением советских войск в боевые действия с отрядами афганской оппозиции генерал армии В.И. Варенников оценивал так: «К сожалению, мы поддались напору со стороны Бабрака Кармаля и позволили втянуть себя в затянувшуюся войну». Валентин Иванович прекрасно знал, о чем говорил, склоняя голову перед лицом афганских событий. Хочется верить: спустя много лет, генерал не снял с себя личной ответственности за ведение боевых операций в Афганистане и понял упущенные им возможности менее кровавого сценария их развития.
Руководство Советского Союза, назначив нового руководителя Афганистана, рассчитывало присутствием ограниченного контингента стабилизировать обстановку в стране, разрываемой интересами многих игроков. Но картина событий меняется, ввод советских войск в Афганистан нарушил сформировавшийся баланс противостояния в спектре сил сопротивления. Механизмы естественного развития внутриполитической жизни Афганистана разъединились новой силой – ограниченным контингентом, что привело к жесткому противостоянию в обществе. Со счетов не снималась возможность достижения компромисса между правительством Кармаля и вооруженной оппозицией, что привело бы к созданию условий для образования правительства народного единства. Однако неспособность руководства Афганистана во главе с Бабраком Кармалем контролировать ситуацию в государстве, позволила оппозиции создать множество вооруженных формирований для организации противодействия правительству и тем, кто его поддержал - Советскому Союзу. По большому счету, силам афганского сопротивления все равно было с кем воевать – даже с американцами, если бы те оказались первыми в Афганистане. Присутствие в стране вооруженных сил другого государства изначально предполагало активное сопротивление афганского народа чужому влиянию. Так было всегда!
Приход в страну советского воинского контингента привел к созданию благоприятной атмосферы для совместных действий оппозиции, которой пришло понимание – начинается ее звездный час: сам Аллах послал русских, чтобы взбудоражить мир и объявить неверным всеобщий джихад. В условиях негативной реакции мирового сообщества на действия СССР в отношении Афганистана, оппозиция с первых дней рассчитывала на помощь западных стран и США в организации борьбы за власть с самыми серьезными намерениями. Нельзя сказать, что введенный в Афганистан контингент советских войск напугал силы политического сопротивления. Изначально было понятным – советские войска увязнут в боевых действиях, народ не примет завоевателей и поднимется на борьбу, которая развернется повсеместно: в горах и долинах, зеленых массивах и пустынях, в городах и кишлаках. Днем и ночью будут биться воины Аллаха за единое исламское государство – Афганистан. Как возбудить порыв народа на борьбу с «неверными», проблем не возникало: мулла – Коран – Аллах. Эта связка действовала безотказно с VIII века, породившего ислам.
Оппозиция организовала процесс примирения и объединения усилий в борьбе с новым правительством и «шурави». Понимание на уровне лидеров партий было единым – Запад пойдет на более действенную помощь в борьбе с советскими войсками в том случае, если силы сопротивления объединятся. Эмиссары оппозиции помчались к политическим оппонентам, полевым командирам всех мастей с предложением призыва к борьбе с общим врагом – Советским Союзом. Силы афганского сопротивления понимали взаимные интересы, они были очевидными, исходили от привлекательных предложений американского ЦРУ в виде системных поставок современного оружия, денежных средств, поддержки на международных форумах. Успех по двум направлениям сразу: политическому (международному) и материальному (финансовому). Деньги на войне играют огромную роль, имелось в виду – очень большие деньги. Государственный департамент США в таких случаях не скупился, выделяя средства на закупку оружия, боеприпасов, снаряжения, в том числе - на подкуп должностных лиц в правительстве Кармаля, руководстве партии, армии, органах безопасности. Стороны решали вопросы взаимодействия по главным направлениям и механизм, работающий на войну, закрутился на бешеных оборотах.
Конечно, все было не так просто, как хотелось бы лидерам сопротивления, тем же американцам: Хекматиар имел свою точку зрения на происходящие события и не шел на переговорные процессы. Раббани долгое время не мог мириться с положением второго человека в оппозиции, поэтому шел на контакт с правительством Кармаля, чтобы ослабить давнего соперника – Хекматиара. Гелайни, претендуя на роль духовного лидера нации, делал попытки объединения враждующих группировок на основе идей традиционного ислама. Таким образом, противники Бабрака Кармаля теряли драгоценное время на объединительные процессы, а новая власть с корпусом советских советников никак не воспользовалась многолетней враждой политических соперников и ничего не делала для того, чтобы использовать антагонизм отношений разных политических сил в нужном направлении.
Более глубокий анализ сил афганского сопротивления раскрыл новые особенности, причем, настолько существенные, что они должны были учитываться советским руководством при решении афганской проблемы в целом. Политическая оппозиция имела разнонаправленные нормы и принципы политической деятельности, которые решала в борьбе с правительством Кармаля, подразделяясь на партии фундаментального и традиционного ислама. Они враждовали между собой, но при появлении общего врага – Советского Союза, появились условия для объединения в борьбе с внешним присутствием. Тем не менее, ни одна из сторон не верила в искренность другой стороны и в определенных моментах делало их отношения напряженными.
Объединение крупнейших оппозиционных партий произошло только в мае 1985 года, когда в Пакистане сформировался партийный «альянс семи» и в него вошли четыре партии фундаментального суннитского толка, провозгласившие целью создания в Афганистане исламистского государства. Это: «Исламская партия Афганистана» (ИПА), которую возглавлял Гульбеддин Хекматиар, имевший особое доверие ЦРУ США – получал до 40% всей американской помощи вооруженной оппозиции. «Исламское общество Афганистана» (ИОА), возглавляемое Бурхануддином Раббани, бывшим профессором богословия Кабульского университета. «Исламский Союз освобождения Афганистана» (ИСОА) под руководством Саяфа Абдул Раб Расула. Партия ориентировалась, главным образом, на Саудовскую Аравию и большую часть помощи получала из этой страны. Представляла наиболее радикальное исламское течение непримиримых врагов. «Исламская партия Афганистана» (ИПА), руководитель Юнус Халес – единственный из вождей «семерки», непосредственно участвовавший в боевых действиях с советскими и правительственными войсками.
Остальные три партии «семерки» назывались традиционалистскими суннитскими. Они выступали за возвращение Афганистана к дореволюционным формам правления. «Национальный исламский фронт Афганистана» (НИФА). Во главе партии стоял Сайед Ахмад Гелайни. Он пользовался наибольшим влиянием среди афганских беженцев на территории Пакистана, из которых формировал отряды для вооруженной борьбы с советскими и правительственными войсками. «Национальный фронт спасения Афганистана» (НФСА). Партия, которую возглавлял Себгатулла Моджаддеди, была малочисленной по составу, находилась на монархических позициях. Выступала за возвращение в Афганистан бывшего короля Захир-шаха. «Движение исламской революции Афганистана» (ДИРА), лидер партии – Мухаммад Наби Мухаммади – религиозный деятель. Среди трех последних партий он был ближе к партиям фундаментального направления. «Альянс семи» имел штаб-квартиру в Пешаваре.
В состав политического шиитского направления вошло восемь партий, получивших название «шиитская восьмерка». Влияние «восьмерки» распространялось на шиитское население Афганистана приграничных с Ираном территорий, а также хазарейцев, проживающих в центре страны и Кабуле. Все восемь партийных группировок базировались на территории Ирана и ориентировались на него. Наиболее активные из них две партии: «Корпус стражей», был выстроен по образцу иранских «стражей революции – был наиболее надежным союзником Тегерана. «Партия победы» («Исламское движение»). Его возглавлял шейх Асиф Мохсини, имел сторонников в различных частях Афганистана. К «шиитской восьмерке» относились еще четыре группировки, но они представляли собой небольшие партии местного значения и не имели особого влияния на афганские события.
Полевые командиры афганских вооруженных формирований, возглавляя отряды вооруженной оппозиции, находились непосредственно на территории Афганистана. Ведя вооруженную борьбу с советскими и правительственными войсками, они периодически, на выгодных для себя условиях, вступали в контакты с представителями правительства Демократической Республики Афганистан, заключали временные соглашения по тем или иным вопросам. Некоторые полевые командиры со своими отрядами переходили на сторону правительства, другие продолжали ожесточенно сражаться, при этом считали себя свободными от «альянса семи» и «шиитской восьмерки». Среди полевых командиров наиболее влиятельно себя заявили: Ахмад Шах Масуд, отряды которого действовали в долине реки Панджшер, на трассе Хайратон – Кабул, вдоль перевала Саланг, Чарикарской «зеленки», они выходили в центральные провинции страны и блокировали Кабул. Отряды Абдул Хака воевали в районе Кабула и близлежащих провинций, моджахеды Исмаила задействовались на северо-западе Афганистана, в провинциях, граничащих с Туркменией. Джелалутдин вел боевые действия в горных провинциях востока страны. Саид Джагран с отрядами «борцов за веру» проводил боевые операции в центральных провинциях Афганистана. Саид Мансур – псевдоним Саид Панчо – один из полевых командиров «Исламской партии Афганистана», отряды которого насчитывали до 1500 человек, блокировал район, прилегающий к трассе Доши – Саланг. Базировался в ущельях Вальян, Баджга провинции Баглан. Саид Мухаммад Хасан окончил военное училище в Кабуле, высшее военное училище в СССР, подполковник афганской армии, вел боевые действия с армией ДРА в районе Газни. Фарид воевал с советскими и правительственными войсками в провинции Каписа, принимал участие в блокировании Кабула. Отряды полевого командира Басира действовали в самой высокогорной провинции Афганистана – Бадахшане. «Святая троица» – муллы Маланг, Наиб, Мадат действовали на юге страны в полупустынной и пустынной местности, что совсем не мешало боевым отрядам служителей культа проводить дерзкие атаки на советские части. Мы несли огромные потери.
Внутренние интересы сил афганского сопротивления переплелись со стратегическими интересами США – дискредитировать СССР в глазах мирового сообщества. При этом американцы смотрели дальше: престарелое коммунистическое руководство СССР уходило от активной работы, вымирало – появилась интрига смены советского внешнеполитического курса в угоду себе и партнерам по НАТО. Мониторинг общественного мнения советских граждан на события в Афганистане, потоки цинковых гробов, привел госдепартамент США к пониманию главного смысла происходящих событий – деятельность на поражение Советского Союза в афганской войне. Руководство США приняло решение на создание условий советским войскам в Афганистане, которые бы привели к еще большим потерям и жертвам. В действиях американцев преследовались следующие цели: усиление отрицательного резонанса советского общественного мнения о войне в Афганистане, создание обстановки недовольства политической властью СССР с последующим вызовом волнений в народе. Другими словами: расшатывались советские коммунистические ценности, устои государственности. При этом американцы работали на поражение нескольких стратегических «зайцев»:
1) дискредитация Советского Союза как агрессора в глазах мирового сообщества;
2) возможность влияния на изменение внешнеполитического курса СССР в угоду себе и своим союзникам;
3) провоцирование волнений в советском обществе, вызванных отрицательным отношением к войне многочисленными жертвами;
4) приведение к власти в Кабуле, путем оказания военной помощи афганскому сопротивлению, нужного им правительства и стратегический выход к южным границам СССР со всеми вытекающими последствиями.
Но и это еще не все. Запад просчитывал экономические издержки Советского Союза, прикидывая: насколько хватит СССР в афганской войне? Рейган запустил программу «звездных войн», не смотря на то, что много блефовал, все равно сработало – Советский Союз открыл дополнительное финансирование на противодействие «звездной программе» США. Страны ОПЕК, где мусульманские государства добывали до 65 процентов мировой нефти, тоже не заставили ждать – сыграли на рынке понижением цены на нефть. Тут вообще стало «скучно» плановой экономике первого в мире социалистического государства. Вот и получилось: американский «загнивающий» капитализм «развел» СССР на деньги и пошло – поехало.
Что могли противопоставить идеологи коммунистического будущего атаке американского империализма? Да ничего! Мир консолидировался против Советского Союза, неспособного убедить даже союзников по Варшавскому договору и СЭВ в необходимости ввода войск в Афганистан. Вся информационная составляющая, как важнейший элемент обеспечения стратегического шага, была проиграна начисто – пакет международных договоров и обязательств, имевшийся между СССР и ДРА, также не был убедительным для мирового сообщества – убожество в действиях и больше ничего. В январе-феврале 1980 года, прямая, как бильярдный кий, политика партийного и военного руководства СССР была ни грамотной, ни разумной – она вообще была НИКАКОЙ. Политические и военные вопросы внутренней афганской действительности не ставились на пользу решения афганской проблемы в целом. В самой уродливой форме проявилась неспособность политического руководства СССР к диалогу с обществом на освещение темы афганской войны. Дешевая ложь народу, воспитанному на интернационализме, не могла не вызывать тревогу и недоумение граждан страны, которым политические маразматики не удосужились поведать правду о войне. «Черные тюльпаны» пробили маршруты по Советскому Союзу и в последний путь везли на Родину героев. Весь мир знал об акции первого в мире советского государства, только его гражданам забыли сказать об этом, а тем, кто находился за РЕЧКОЙ, твердили дежурные фразы о великой миссии Советской Армии и интернациональном долге.
Несомненно, цинизм КПСС в игнорирования советского общества резко отрицательно сказался на внутренней политике государства. Афганская война, как миссия Советского Союза в выполнении интернационального долга, оказалась непопулярной в народе. Вспомним Испанию 1936 года! Ну, какой же мальчишка в СССР не мечтал убежать на войну, чтобы воевать за республиканцев? Страна Советов жила событиями далекой Испании – советский народ был един в борьбе с фашистской чумой. Афганистан же стал черной меткой прогнившей коммунистической системе, а с чего начинает гнить рыба, мы знаем…
Маловероятно, что комиссия Политбюро ЦК КПСС, отвечающая за афганские дела, читала историю правителей Афганистана. Недостаток информации по истории страны привел к тому, что забылся главный принцип управления государством на Востоке: разделяй и властвуй. Понимание несложной восточной мудрости явилось бы хорошей базой в определении стратегии решения афганского вопроса, следовательно, появились бы механизмы блокирования с одними политическими лидерами афганской оппозиции – против других. Кстати, с некоторыми политическими деятелями сил афганского сопротивления (Раббани), полевыми командирами (Ахмад Шах Масудом) заключались временные соглашения о прекращении боевых действий. Масуд – самый влиятельный полевой командир сил вооруженного сопротивления, ни разу не нарушил договорные обязательства. Боевые отряды «Панджшерского льва» выходили на трассу Саланга и приветливо махали уходящим в Союз советским войскам. Приезжайте в Витебск, сотни ветеранов войны в Афганистане расскажут о бойцах Ахмат Шаха, провожавших нас через Саланг с миром на Родину. Сколько жизней советских солдат, офицеров спасли умные действия отдельных руководителей!!! Но до последних дней пребывания 40-й армии на афганской земле Советский Союз остался верен бестолковой политике огрызков коммунизма. Шел вывод войск через Саланг, Горбачев, в угоду просьбам Наджибуллы отдал приказ о нанесении авиационных и артиллерийских ударов по отрядам Ахмад Шах Масуда. В конце января 1989 года фронтовая, армейская авиация, тяжелая артиллерия с дивизионом оперативно-тактических ракет разнесли в пух и прах кишлачную зону вдоль трассы Кабул – Саланг – Хайратон. Я подчеркиваю, бомбоштурмовые удары тяжелой авиации ВВС Советского Союза 23-26 января 1989 года были нанесены, в основном, по жилому массиву афганцев, а не боевым формированиям полевого командира. «Панджшерский лев» не отомстил русским только потому, что выпал снег, ставший преградой для его боевых отрядов. Снежные заносы, мощные лавины отрезали моджахедов Ахмад Шаха от выводимых в Союз советских колонн. Вот бы отыгрался на нас! До сих пор у меня перед глазами зимний Саланг, огромное количество снега, глубокая пропасть, птицы, летающие внизу и совершеннейшая беспомощность нашей колонны, карабкающейся от Джабаль-Уссараджа к верхней точке перевала… Это было 3 февраля 1989 года…
Продолжение следует...
ГЛАВА 9
Оценка первых дней пребывания в Афганистане ограниченного контингента советских войск позволяет судить о многих моментах, но в главном – «ум, честь и совесть нашей эпохи» допустила очередную непростительную ошибку – паузу в афганских делах, из которой мировое сообщество поняло: руководство Советского Союза не знает, что делать с Афганистаном. Войска ввели, а дальше? Топтание на месте, невнятность действий, отсутствие четких решений по стране, где введенные войска то ли охраняли самих себя, то ли своего ставленника, делали Советский Союз еще и посмешищем в лице мирового сообщества. Именно с этого момента появляется словосочетание: советские войска «вынуждены были втянуться» в боевые действия с отрядами вооруженной оппозиции. Во-первых, что значит, вынуждены? И второе, что значит, втянуться? Предлагаю вам, дорогие друзья, вместе разобраться в вопросе: в чем же заключалась, так называемая, «вынужденность» и «втянутость» в афганскую войну? Поможет нам в этом анализ первых месяцев пребывания советского воинского контингента на афганской земле.
К февралю 1980 года Политбюро ЦК КПСС становится ясным: новое руководство Афганистана под руководством Бабрака Кармаля не в состоянии взять страну под контроль для организации уничтожения вооруженной оппозиции, которая, кстати, еще не объединилась в единый фронт борьбы с правительством и советскими войсками. Мне представляется, что ситуация развивалась так: премьер-министр Афганистана был изначально убежден, что бороться с вооруженными отрядами политических соперников его армия не способна. Думаю, что и оперативная группа Министерства обороны СССР, советнический аппарат в Афганистане, в первую очередь – политический, командование 40-й армии понимали, что афганская армия может очень ограниченно защищать Саурскую революцию. Конечно, возникает вопрос: чему же тогда учил афганские вооруженные силы корпус советских военных советников от батальонного звена и выше? Думаю, ничему особенному, кроме строевой подготовки в составе взвода и роты – по советскому образцу, элементарным действиям солдата-сорбоса на поле боя и проведения плановых стрельб из стрелкового оружия. Ладно, это отдельная тема и обсудим ее ниже. Тогда, может, политические советники думали, что голодные сорбосы, как наши «Павки Корчагины», будут громить мятежную контрреволюцию без куска хлеба и сна? Нет, события развивались по другому сценарию: призванных в армию голодных дехкан вооружали, одевали, кормили, немного чему-то учили и бросали в бой против таких же бедных и голодных сельчан. Они, в лучшем случае, в бою залегали за камни, откуда не вытащить их было силой, или плелись сзади наших бойцов, бегущих в атаку. В худшем – стреляли в спины советских солдат и уходили к братьям-душманам с оружием и жаждой мести в сердцах.
Для партийного руководства Советского Союза ввод 40-й армии, привод к власти Бабрака Кармаля вселял надежду на перемены к лучшему. Но в то же время усиление и объединение сил сопротивления, распри внутри НДПА, инертность населения, настороженность в племенах препятствовали стабилизации обстановки на местах. Советнический аппарат не мог не понимать, что большая часть территории страны оставалась под контролем исламских комитетов при абсолютной неспособности правительственной армии воевать с врагами революции. Уж кто-кто, а советские военные советники в афганской армии имели возможность реально оценить ее боевые возможности. Несмотря на огромное количество «советчиков» в активном звене – учить ее было не кому. Вооруженные силы Афганистана так и не стали оплотом Саурской революции. Вне всякого сомнения, Бабрак Кармаль понимал: своей армией решить вопрос борьбы с силами сопротивления ему не удастся – можно и власть потерять. Отдельные части и подразделения регулярной армии, конечно же, могли постоять за правительство, но они не решали оперативно-стратегических задач в рамках государства, их действия носили локальный, частный характер и не влияли на изменение обстановки в целом в пользу правительства. Без поддержки советских войск не могло быть и речи о самостоятельных боевых операциях афганской армии, а в начале 1981 года началось массовое дезертирство ее военнослужащих в душманские отряды с оружием, техникой.
Таким образом, Бабрак Кармаль совершенно ясно просчитывал шаги оппозиции – она не дремала, заявляя себя на мировой площадке. Он планировал нанесение удара по всему фронту сопротивления, чтобы не дать ей объединить усилия в борьбе с его правительством. Но для этого нужны были советские войска с мощнейшей военной структурой, вооружением, и он стал требовать дополнительного ввода воинского контингента в Афганистан, чтобы закрыть границу с соседним Пакистаном, на границе с которым шли основные поставки материальных средств мятежникам, душманским формированиям. Дальше – больше: Кармаль убедил советского посла, руководство оперативной группы, советнический аппарат на прямом участии советских войск в боевых действиях. Кармаль торопился, понимая, что это нужно сделать немедленно – сегодня, завтра будет поздно: оппозиция консолидируется, скоординирует действия и с ней будет намного труднее бороться.
Первый этап своего плана Кармаль реализовывал через высших советских представителей в Афганистане. На частых совещаниях, на которых всегда присутствовали советские должностные лица, он убеждал их взять на себя более широкие функции в борьбе с мятежным сопротивлением. Бабрак Кармаль формировал мнение высших партийных и военных советских лиц в Афганистане таким образом, чтобы их доклады в Москву звучали в контексте необходимости более широкого и активного участия наших войск в борьбе с афганской контрреволюцией. Главное было не упустить время!
Следующим шагом Кармаля был непосредственный выход на высшее советское руководство в Москве. Перед кем мог настаивать Бабрак Кармаль о непосредственном участии советских войск в боевых действиях с вооруженным сопротивлением в Афганистане? С Л.И. Брежневым решать судьбоносную тему уже не представлялось возможным: Леонид Ильич, в силу болезни, был уже не способным к обсуждению подобных вопросов. А.Н. Косыгин был уже отодвинут от решения главных задач в государстве и предан политическому забвению. Обращения Кармаля могли быть адресованы только узкому кругу лиц Политбюро ЦК КПСС, принимавших решение на ввод советских войск в Афганистан: Д.Ф. Устинову – министру обороны СССР, Ю.В. Андропову – председателю КГБ СССР, А.А. Громыко – министру иностранных дел СССР, руководителю комиссии по Афганистану.
По сложившейся многолетней практике высшее партийное руководство СССР всегда заслушивало мнение лиц непосредственно отвечающих за тот или иной участок работы. В Афганистане такими «лицами» были: главный политический советник от ЦК КПСС, формировавший линию партии в стране, главный военный советник, отвечавший за военные вопросы в афганской армии и, конечно же, руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР после ввода ограниченного контингента в Афганистан. Гуманитарная атака Кармаля одновременно по нескольким направлениям привела к тому, что Политбюро ЦК КПСС постепенно склонялось к решению о прямом участии советских войск в боевых действиях с силами афганского сопротивления.
Кармаль не упускал возможности для работы с советническими аппаратами, специалистами из Советского Союза, рассчитывая на плодотворные результаты от деятельности со всеми представительствами СССР в Афганистане. Реализация его главного плана – удержание власти на штыках ограниченного контингента, проводилась им с советническим аппаратом грамотной и хорошо поставленной работой, играя в его идее не последнюю роль. Советские советники (мушаверы) и специалисты находилась в правительстве Кармаля, вооруженных силах, органах безопасности, МВД, партии, в гражданских структурах – везде! После ввода советских войск в Афганистан аппарат советников приступил к активной «советизации» мусульманской страны, жившей устоями средневековья, натуральным хозяйством, по образцу СССР. Возможно бы, они и не стали строить «светлое будущее» для афганского народа, но дело в том, что ничего другого они не знали и Ленина подзабыли – плохо давалась в высших партийных школах история КПСС, научный коммунизм. Кстати, с нас, курсантов, единственного в мире воздушно-десантного училища, начальник кафедры марксизма-ленинизма полковник Вежиниекс требовал работы Владимира Ильича Ленина знать близко к тексту, поэтому оставляю за собой право ссылаться на классиков научного коммунизма в полном объеме.
А вождь мирового пролетариата как учил? В революционных преобразованиях и процессах важно определить движущиеся силы революции, которые поднимут знамя борьбы за освобождение угнетенных масс и поведут их в светлое будущее. В эпоху капитализации царской России Ленин увидел движитель революции в рабочем классе, как наиболее организованной силе, поработав с которой нужными лозунгами, можно использовать в захвате власти. Он не ошибся – сработало одним холостым выстрелом «Авроры». Несмотря на несостоявшуюся теорию перманентной революции Лейбы Давидовича Бронштейна, больше известного под фамилией – Троцкий, прецедент имел международное значение – к власти пришли большевики.
Политические советники СССР в Афганистане решили, что революционные преобразования в мусульманской стране можно провести по аналогии и настояли на провозглашении НДПА партией рабочего класса. С этой базовой ошибки, то есть, в определения движущих сил Саурской революции, и начались все последующие проблемы нового афганского руководства – прослойка рабочих в НДПА составляла не более 5 процентов от общего количества членов партии. Ошибка в определении движущей силы в революционных преобразованиях привела к утрате позиций НДПА в государстве, в афганском обществе. А вот оппозиционные партии в принципиальном вопросе организации борьбы с советским присутствием в Афганистане такой ошибки не допустили – их расчет на крестьянство имел огромный успех. 80 процентов населения Афганистана – дехкане, жившие в сельской местности, которые и стали той самой движущей силой сопротивления в вооруженной борьбе с назначенным правительством и советскими войсками.
Советнические аппараты в Афганистане формировались по направлениям: ЦК КПСС – в НДПА, ЦК ВЛКСМ – в Демократической организации молодежи Афганистана (ДОМА), отдельно для афганской армии, министерства внутренних дел, органов безопасности, правительства, отдельных отраслей экономики, государственных структур. Советники и специалисты набирались в Советском Союзе из представителей ведомств, министерств, совершенно не представляя условий и жизни страны, в которой им придется советовать в строительстве светлого будущего. Высшему руководству в Москве не приходила в голову самая простая истина: советовать в сферах деятельности в провинциях Герат, Фарах – одно, а советовать, к примеру, в Кунаре, Нангархаре – совсем другое дело. На территории страны живут разные нации, народности, враждебные друг другу направления исламской религии, родоплеменные отношения, обычаи, культура – в деятельности советских советников не учитывались, что никак не шло на пользу советско-афганской дружбе.
До событий Саурской революции 1978 года в афганской армии находилось около 300 советских военных советников, сотни офицеров вооруженных сил Афганистана обучались в военных училищах и академиях Советского Союза. К моменту ввода советских войск в Афганистан они занимали в армии высокие посты. В НДПА от ЦК КПСС находилось 316 партийных советников под руководством товарищей: С.В.Веселова, Л.И.Грекова, С.В.Козлова, А.В.Романцева, Н.Т.Коняева, П.П.Можаева, Н.Г.Егорычева (двое последних были одновременно в Афганистане послами).
Аппарат партийных советников комплектовался за счет освобожденных работников Центрального Комитета, республиканских, краевых, областных, городских и районных комитетов КПСС, 45 советников были преподавателями Академии общественных наук ЦК КПСС. Партийный аппарат советников от регионов Советского Союза по количественному составу был следующим: от Москвы – 42, Ленинграда – 4, РСФСР – 144, Украины – 39, Белоруссии – 12, Узбекистана – 10, Азербайджана, Таджикистана – 5, Киргизии, Молдавии – 4, Литвы, Латвии, Грузии – 3, Туркмении, Эстонии – по 2 человека.
В работе по созданию молодежной организации Афганистана работал советнический аппарат ЦК ВЛКСМ. Молодежная организация в Афганистане образовалась после апрельской революции 1978 года. На тот момент в ней находился всего один советник по линии ЦК ВЛКСМ и переводчик. На втором этапе (после ввода ограниченного контингента) группа комсомольских советников увеличилась до 12 человек: четверо были в центральном аппарате, остальные – зональными советниками в провинциях. Советнический аппарат от ЦК ВЛКСМ в разное время возглавлялся Н.И.Захаровым, В.А.Сидоровым, В.Н.Стручковым, А.П.Балан, Д.Г.Остроушко и насчитывал по количеству 150 человек с комсомольским задором в глазах. Команда комсомольских советников делала, конечно, возложенную на них работу, не особенно веря в результат, который бы имел стратегическое значение – большая часть афганской молодежи воевала на стороне душманов. Вся армия советских советников в Афганистане так и не удосужилась понять главное: нельзя было переносить на Афганистан формы и методы работы в Советском Союзе, а востоковедение, как фундаментальная наука, отсутствовала в работе советнических аппаратов.
Один из важнейших просчетов руководства СССР заключался еще и в том, что представитель от СССР, который бы имел право согласовывать и координировать деятельность всех советских представительств – партийных, комсомольских, КГБ, МВД, экономических и военных советников, командования 40-й армии, так и не появился в Афганистане в течение всего периода нахождения там советских войск. Опять же – это привело к тому, что высшее руководство Советского Союза забыло учение Ильича: с кем воевать, а с кем дружить, что напрямую повлияло отрицательным фактором на боевую деятельность ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Отсутствие координационной деятельности советских ведомств привел к тому, что при решении афганской темы в целом так и не был включен механизм коллективного согласования проблем в решении вопросов мирового масштаба, где должен был работать четкий алгоритм действий.
В последствии Бабрак Кармаль, оправдывая пассивность последних лет своего правления, говорил: «… ваши советники были везде. Ни одного назначения на сколь-нибудь заметную должность в Кабуле и в провинциях нельзя было сделать без их согласия…». Более того, озвучил такой важный момент: «…да я шагу не мог ступить без ваших советников! Они диктовали, что надо делать и в партии, и в государстве, и в армии…». Если это так, то все стратегические провалы советской военно-партийной машины в афганском вопросе лежат на советнических аппаратах по линиям и направлениям. Они оказались не способными мыслить стратегически, просчитывая варианты благоприятного развития событий. Бабраку-то Кармалю уже ничего не оставалось делать, как активировать возможные советские политические и военные ресурсы в свою личную пользу, он играл только на себя, рассчитывая мощью советского воинского контингента задавить политических противников, а, поняв бесперспективность возни, пустил на самотек завоевания Саурской революции.
Совершенно точно допускаю, что наши советники от политики не знали рецептов выхода из сложившейся обстановки – потому что они вообще ничего не знали, но руководство-то СССР, ЦК КПСС? Неужели не понимали, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля – необходимо принимать срочные и решительные меры? Уверен – понимали! Как это понимал и Бабрак Кармаль, действуя напористо, решительно, не теряя надежды на удержание власти в Кабуле. Более того, новый руководитель Афганистана понимал и другое – советские войска увязнут в боевых действиях и главной задачи: уничтожение вооруженных сил оппозиции – могут не выполнить.
Политическую неуверенность Кармаля, как руководителя государства, усугубляла еще одна проблема – тень американского участия в афганских делах – в игру включился главный монстр на мировое господство. Премьер-министр Афганистана, понимая тяжесть ситуации, свалившейся на его плечи, мог рассчитывать только на силу советского военного присутствия, как гаранта пребывания у власти. Отчасти он надеялся, что военный инструмент Советской Армии, если не уничтожит, то умерит амбиции сил сопротивления, приведет к относительной стабилизации отношений между правительством и политическими противниками. Но в то же время, Кармаль анализировал главный вопрос, как эффективней использовать военную мощь 40-й армии для удержания власти? На что был несомненный ответ: бить подряд всех политических противников – другого случая не представится.
Товарищ Кармаль анализировал и другой, не менее важный, момент: собственный народ, истерзанный правительством Амина, войной кланов, племен, политических партий, наркобизнеса не потерпит его в качестве руководителя государства. Приведение к власти через вооруженную мощь Советского Союза – не самый удачный вариант реализации властных полномочий. Власть не удержать без привлечения к себе широких слоев населения, в том числе вождей пуштунских племен, религиозных деятелей. Он слишком хорошо знал собственный народ, поэтому чувствовал – земля уходила из-под ног.
Сложившееся положение дел вводило Кармаля в глубочайшую депрессию: сторонников, единомышленников не было, у советников иссякли советы – перспективы никакой. А страна нуждалась в реформах политической, экономической, социальной жизни народа, но проводить преобразования не с кем, рядом не было по-настоящему деятельных и преданных делу соратников. Ближайшее окружение, представители на местах были связаны с оппозицией, заигрывали с ней в закулисных переговорах. Ахмад Шах Масуд в своих воспоминаниях подтвердил множество фактов подобных контактов – «Панджшерскому льву» сливали политическую, военную информацию люди правительства Кармаля. Полевой командир грамотно распоряжался полученной информацией и реализовывал ее с максимальным эффектом. Именно в борьбе с его формированиями советские войска понесли самые тяжелые потери. Премьер-министру Афганистана ничего не оставалось, как настаивать перед руководством СССР, советническим аппаратом на прямом участии советских войск в боевых действиях с оппозицией.
В НДПА шла жестокая борьба за посты, влияние, постоянно висела угроза покушения, с ощущением невозможности влиять на события, к Бабраку Кармалю приходила апатия. Оставалось только одно – безвыездно сидеть во дворце, пустив на самотек течение «революционных» событий, и глушить от безысходности «горькую»… Постепенно «Бобров Коля» отходит от активной работы. Советнический аппарат «старшего брата», конечно, не мог не заметить изменений в деятельности руководителя государства – пошли сигналы в Москву, предложения о быстром принятии решения. Впрочем, как нельзя, кстати – ошибки и просчеты по советизации Афганистана надо было на кого-то списывать, но все по порядку…
Советнические аппараты СССР в Афганистане не смогли осуществить стратегических решений, меняющих ситуацию в режиме положительной динамики, хотя внутренний характер отношений оппозиционных группировок – при случае укусить союзника – мог бы сыграть на раскол сил афганского сопротивления. Работать на размежевание сил оппозиции, использовать противоречия, интересы политических лидеров – вот, по моему твердому убеждению, в чем заключалась основная задача партийно-политических советников. Они же ограничили себя учением афганских революционеров строительству великого будущего по советскому образцу. В то же время, вооруженная оппозиция правительству Кармаля не скрывала: объединение в борьбе с Советским Союзом носит конъюктурный, временный характер, борьба за власть, сферы влияния – впереди. Какие лихие конфигурации разыгрывал СССР в национально-освободительном движении Африки – только учебники писать, но с Афганистаном у него не получилось. Советнические структуры ЦК КПСС – в НДПА, ЦК ВЛКСМ – в ДОМА, главного военного советника оказались не способны управлять ситуацией, сложившейся в стране, которой решено было оказать всяческую помощь. А требовалось-то разобраться в обстановке, провести факторный анализ и самим себе задать «наимудрейший» вопрос: «Что же мы хотим от Афганистана?». Но ничего более умного не нашлось в запасе, как пойти на рядовое копирование советского подобия и перенести его на афганскую действительность по ведомствам и направлениям.
40-я армия не подчинялась главному военному советнику в Афганистане, но понимание его аппарата было однозначным – придется отвечать перед партией и советским народом за военный сценарий решения афганской проблемы. События изначально не представлялись прогулкой по горным ущельям афганских провинций. В январе 1980 года советнический аппарат, руководство оперативной группы Министерства обороны СССР мучил извечный русский вопрос: что делать? Морально готовые на все (такая работа), рассматривали варианты наихудшего развития событий. Боевые действия с отрядами оппозиции – что может быть хуже? Трезвые умы понимали: втягивание в войну дорого обойдется Советскому Союзу, но политическая составляющая высшего руководства СССР взяла верх и не последнюю роль в принятии военного варианта развития событий в Афганистане сыграли аппараты партийных и силовых советников.
Главную же роль в афганских событиях играл, конечно, аппарат политических советников, о работе которого до сих пор мало известно широкой общественности. Именно он являлся «истиной последней инстанции» в принятии ключевых решений, в том числе – военных. Ему принадлежала «руководящая и направляющая» роль в афганской кампании вплоть до октября 1988 года. Чтобы понять, в чем заключалась деятельность политических советников ЦК КПСС в Афганистане, их взгляд на события перевернувшие мир, я предлагаю заглянуть в воспоминания В.Н. Севрука. С 1980 по 1989 годы, он был ответственным работником ЦК КПСС в Афганистане и координировал советническую деятельность по вопросам идеологии, культуры, средствам массовой информации. Представляете – 9 лет!!! Видимо, был незаменимым… Цитирую его воспоминания: «Конечно, пребывание воинского контингента в Афганистане дорого обошлось и для нас самих. Были другие, более безболезненные политические решения афганского вопроса на тот момент. Но где гарантия, что другие варианты оказались бы эффективнее? Я сужу с политической точки зрения. В военном вопросе наиболее объективным я считаю мнение генерала М.А. Гареева. Надо было вводить не пять-шесть, а двадцать пять-тридцать дивизий, наглухо закрывать все границы». Вот вам ответ на вопрос о стратегии политического аппарата советников в Афганистане. Теперь всем понятна роль КПСС в афганской войне, как и в том, кто втянул нас в активные боевые действия, в которых мы потеряли тысячи советских парней?
Читаем далее воспоминания В.Н. Севрука: «Конечно, обладая сегодняшним опытом, многое можно тогда было бы построить иначе. Можно было что-то корректировать и по ходу афганской кампании. Можно и нужно было, но, увы. Наше политическое руководство находилось тогда уже в таком состоянии, что принимать решительные и адекватные действия было практически неспособно». Таким образом, высшее политическое руководство страны было не в состоянии предпринимать что-либо адекватное в афганском вопросе и решения по Афганистану отдаются на откуп партийного аппарата советников, который перед узким кругом Политбюро ЦК КПСС настаивает и убеждает его начать войну в полном объеме, заявляя о том, что на месте им ситуация виднее.
Используя неспособность высшего руководства СССР к программному анализу сложившейся обстановки, советники преподносят ему ситуацию таким образом, что разрешить афганский вопрос может только активное участие 40-й армии в боевых действиях по разгрому сил контрреволюции. Советские политические советники инициируют ограниченный контингент советских войск на более решительные действия в Афганистане. Несомненно, именно политическому аппарату советников принадлежит основная роль втягивания советских войск в боевые действия с афганской оппозицией. Ответственный работник ЦК КПСС, пудривший мозги советскому народу, саурским революционерам про великое коммунистическое будущее – В.Н. Севрук, награжден четырьмя орденами Советского Союза, то есть, проделал «огромный кусок» идеологической работы в Афганистане. Впрочем, чего уж там пенять: кто на кого учился…
Бабраку Кармалю терять-то было уже нечего – вперед и только вперед! Он понимал ситуацию досконально и давил на рычаги воздействия через партийных советников, продавливая вопрос прямого участия 40-й армии в войне. Мы оказались не вынужденно втянутыми в боевые действия в Афганистане – нас бросили в них самым безобразным образом – сознательно и целенаправленно.
В Москве тоже шла игра – закулисная, все понимали: Брежнев скоро уйдет, а с ним и целая плеяда его выдвиженцев. Выстраивалась главная линия внешней политики СССР под новое руководство страны. Несмотря на кулуарную борьбу в ЦК КПСС и Политбюро за кресло Генерального секретаря, у всех было понимание – победителем в ней выйдет Ю. В. Андропов. Вот под его жесткую политическую линию и ковались мечи теми, кто отвечал за «афганские дела», в том числе, Севрук, Поляничко и другие лица в команде ответственных работников ЦК КПСС по Афганистану во главе с Громыко. Севрук в своих воспоминаниях ничего не говорит об этом, Поляничко не успел написать об в Афганистане – убит в 1993 году в Южной Осетии – там советовал, как решить грузинскую проблему, чем она разрешилась в августе 2008 года, мы хорошо знаем…
А вот В.Н. Севруку хотелось бы задать несколько вопросов: «Как же вы, господин политический советник, советовали руководству Афганистана в течение 9 лет, но афганский народ так и не поддержал НДПА, которая не закрепилась в органах власти на местах»? Задать еще один вопрос: «Понимаете ли вы, господин политический советник, что только поэтому тяжесть войны легла на плечи советских солдат, офицеров и мы несли огромные потери? Кстати, постановочные снимки с моджахедами, якобы, перешедшими на сторону правительства и опубликованные вами в армейском журнале – мало убедительный материал для воевавших в Афганистане бойцов. Мы слишком хорошо знаем цену «борцам за веру»: сегодня воющим за зеленое знамя ислама, завтра – за государственный флаг страны».
Таким образом, работа политического аппарата советников в решении вопросов усиления власти своего ставленника ни к чему не привела – афганский народ, как был оторван от центральной власти и склонялся на сторону моджахедов, так и продолжал поддерживать их все годы советского присутствия в Афганистане. НДПА разрывали внутренние противоречия, что вызывало еще больший антагонизм отношений между народом и властью. Исламские комитеты, полевые командиры повсеместно брали инициативу в свои руки, они поддерживались местным населением, которое пополняло отряды душманов новыми «борцами за веру».
Приведенный к руководству страной Бабрак Кармаль не отвечал требованиям большинства слоёв афганского общества, практически безвылазно сидел во дворце Делькуша, что провоцировало население на еще большее непринятие власти. На проведение конституционных выборов главы афганского государства советское руководство (опять же, с подачи политических советников) не решилось, объясняя сложной обстановкой, не располагавшей к демократическим нормам. Высшее политическое руководство Советского Союза даже не рискнуло создать видимость законного права афганского народа (к примеру, как американцы – с Карзаем), а привезли и посадили в кресло руководителя государства. В стране так и не сформировалась структура для просвещения населения на местах, способная повести за собой молодежь. Искусственно рожденная комсомольская организация (ДОМА) не играла роли в решении успехов революции, особенно в глубинке страны.
Забыли наши политические советники «тридцатитысячников» – коммунистов 30-х годов, шолоховского Давыдова, грудью стоявшего за советскую власть, объяснявшего народу линию партии. А жаль, афганских «активистов» можно было использовать в борьбе с душманами куда как эффективней.
На передовом фронте борьбы с афганской контрреволюцией политическим аппаратом советников ЦК КПСС была начисто проиграна глобальная информационная, идеологическая составляющая, что позволило силам афганского сопротивления собраться для совместной борьбы с Кармалем и теми, кто его поддержал – ограниченным контингентом советских войск. Положительного результата в афганских делах, с точки зрения политического аспекта решения проблем в НДПА, ответственные работники ЦК КПСС на посту советников, принесли не очень много.
ГЛАВА 10
Теперь обратимся к аппарату военных советников, чтобы понять, как специалисты военного дела по подготовке афганской армии оценивали обстановку в стране. Напомню, главным военным советником в Афганистане в период 1975-1979 годы был генерал-лейтенант Горелов. При его непосредственном участии развивались события, послужившие первопричиной ввода советских войск в Афганистан. Он являлся не столько военным советником в подготовке афганской армии, сколько осведомляющим лицом в афганском вопросе высшему политическому руководству СССР, в том числе - в принятии им положительного решения на ввод советского воинского контингента в ДРА.
В 1979 году, в канун ввода советских войск, главным военным советником в Афганистане был назначен генерал-полковник Магометов, пребывавший там до средины 1980 года. В его бытность в Афганистане создались условия, которые позволили «втянуть» введенный контингент советских войск в прямые боевые действия с силами афганского сопротивления. Ему на смену пришел генерал армии Майоров, руководивший советническим аппаратом с 1980-го по 1981-й год. В период его руководства военными советниками в Афганистане началась активная фаза боевых действий 40-й армии с афганской вооруженной оппозицией – начался необратимый процесс прямого участия советских войск в боевых действиях на всей территории Афганистана.
Главным военным советником верховного главнокомандующего вооруженных сил Республики Афганистан в период 1989-1990 годы был генерал армии М.А.Гареев. Ситуацию в Афганистане он, как вы помните со слов Севрука, оценивал так: «… надо было вводить не пять-шесть дивизий, а двадцать пять-тридцать дивизий, наглухо закрывать все границы, все объекты». Обращает на себя внимание время пребывания Гареева в должности главного военного советника в Афганистане: 1989-1990 годы – период, когда советские войска уже покинули Афганистан, оставив большую часть техники, вооружения, военные городки афганской армии. Казалось бы, у военного мужа было время спокойно проанализировать действия 40-й армии за девять с лишним лет ее пребывания на афганской земле, чтобы дать оценку приобретенного опыта советским войскам, сделать соответствующие выводы. В то же время понять место афганских вооруженных сил, которым он со своими коллегами советовал, как бороться с оппозиционными формированиями. Допускаю, доктор военных, исторических наук, автор более 250 научных книг пытался сделать нечто подобное, только умозаключения полного генерала от инфантерии не идут дальше «яиц» красного и синего цвета на картах, которые рисуют «полководцы» в академиях и высоких штабах. Глупость таких предложений нельзя допускать даже курсантам третьих курсов общевойсковых училищ – не то, что военачальнику, в подчинении которого были сотни тысяч солдат, офицеров, огромное количество техники.
Давайте проанализируем ситуацию с предложением Махмуда Гареева о вводе нескольких армий советских войск в Афганистан для решения военно-политических задач своих интересов. Военно-техническая помощь для вооруженной оппозиции (всем категориям душманов) шла, в основном, через территорию Пакистана, граница с которым всегда была только условной. Посмотрите, господин генерал, на карту Афганистана, начиная с северо-востока Афганистана, где Ваханьский хребет с горными вершинами в 7485 метров (гора Наушан) над уровнем моря и вечными ледниками разделяет Афганистан и Пакистан. Оценили местность и перепады высот?
Спускаемся к югу и юго-востоку страны, где видим мощную горную систему Гиндукуша в Бадахшане, хребты которого граничат с Пакистаном и достигают высоты 6729 метров (опять же с вечными снегами и ледниками).
Южнее – Кунар, казалось бы, субтропики, но горные хребты с зеленой зоной и кишлачной системой, жители которой снимают по три урожая в год, доходят до отметки в 4500 метров над уровнем моря.
Далее, Нангархар с Джелалабадской «зеленкой» и хребтом Спингар (гора Ойкарам 4745 метров), долиной реки Сурхруд с множеством притоков, представляющих сплошное непроходимое пространство.
Потом Пактия и Пактика – сплошная горная система с хребтом Шинкай с высотами до 3000 метров и множеством караванных путей и проходов. Операция «Магистраль», проведенная отдельными «полководцами» в 1987-1988 годах с большими неоправданными потерями в округе Хост, показала бесперспективность блокирования горных районов с целью уничтожения вооруженных отрядов оппозиции. Можно, конечно, достигнуть временного успеха, но условного, подчеркиваю: временного и условного! В случае реальной опасности вооруженные отряды оппозиции уйдут в Пакистан, до которого всего ничего, отдохнут и с новой силой навалятся так, что померкнут в сознании наши предыдущие успехи. Много ли времени потребовалось талибам, чтобы вытеснить и разгромить вооруженные силы регулярных войск Афганистана и армий полевых командиров вместе взятых, в том числе - формирований Ахмад Шах Масуда? А ведь мы много лет снабжали афганскую армию, обучали, а генерал армии Гареев с коллегами, к тому же, учил, как "на самом деле" надо воевать …
Дальше изучаем карту: на юго-востоке «родная» Заболь – полупустынная с отдельными горными хребтами местность, переходящая в пустыню Регистан в Кандагаре и Лашкаргахе. В Шахджое, уездном центре провинции Заболь, мне довелось более года командовать отдельным гарнизоном, который вел боевые действия с отрядами муллы Мадата, засевшего в укрепленном районе Сурхоган, а также полевыми командирами Бариханом, Рызаком, Саломом Бабузаем. По оценке разведки спецназа ГРУ, оперативного центра разведки Генштаба, знаете, сколько активных штыков насчитывало вооруженное формирование муллы Мадата? Отвечаю – до 15 тысяч человек, прошедших огонь и воду головорезов, причем – непримиримых моджахедов, от которых пошли талибы – ученики. Это не «духи» центральных провинций, с которыми можно было о чем-то договориться, в том числе, о перемирии. Мы ничего не могли поделать с вооруженными формированиями полевых командиров, они полностью контролировали район, примыкавший к пакистанской границе, до которой всего-то было 80 километров. Надо говорить, сколько наших парней сложили головы в пустыне, открытой, на первый взгляд, местности? Я готов представить фотоматериал о погибших разведчиках 186-го отдельного отряда специального назначения ГРУ, павших в жестоких боях с моджахедами муллы Мадата. Поверьте, дрожь пробьет не только в коленях…
А что нам дало в тактическом и оперативном плане выставление застав вокруг Кабула? Мы что, столицу Афганистана закрыли от проникновения душманских отрядов со стороны горных массивов и кишлачных зон? Просто смешно. В 1988 году силами своего парашютно-десантного батальона мне довелось выставить 9 застав в 30-ти километрах южнее Кабула с целью прикрытия столицы Афганистана с направления Гардез, Газни, долины реки Логар. Но ни мне, ни моим солдатам и офицерам в голову не приходило, что мы поставили заслон для «духов»: они под нашими заставами в предгорье разбивали лагеря, зимовали по соседству, перенося все тяготы и лишения суровой душманской службы. Надо им было в Кабул – обошли заставы стороной и оказались в Кабуле, надо вернуться назад – вернулись. Зачем «духам» лезть на заставы под огонь пулеметов? Ну, стоят они себе и стоят, прошли стороной по мандехам, кяризам без всяких препятствий – и все дела.
Приведу такой пример, в ноябре 1988 года обстановка сложилась таким образом, что, я оказался на заставе старшего лейтенанта Горбунова для решения тактических задач противодействия «духам» и по погодным условиям (на горную 40-ю заставу можно было попасть только на вертолетах) не мог вернуться в Кабул – не летала авиация. По данным моей батальонной разведки, внизу у нашего хребта, на котором стояла застава, приютился «духовский» отряд в количестве, примерно, 30 человек, вооруженных стрелковым оружием. Через своего бойца-таджика я договорился с ними по радиостанции («духи» «сидели» на наших частотах), чтобы они пропустили меня с двумя солдатами к бронетранспортеру, который подъедет к предгорью со стороны базовой заставы. Рискнул, в этом районе душманы были «порядочные» – договорные обязательства соблюдали. За полтора часа я спустился с горного хребта в долину, где нам уже никто никогда не смог бы помочь или поддержать огнем (абсолютно зарытая горная местность). «Духи» стояли в одну шеренгу, заросшие волосами, оружие было в положении «за спину», они улыбались, с интересом разглядывая нас. Одеты были легко: в безрукавках с множеством карманов на длинных свободных рубахах, в широченных штанах. На ногах сандалии на босу ногу, у некоторых резиновые калоши. Но это супер! И обязательно у каждого на руке имелись часы. Не скрою, «хотелось пообщаться», но сдержался, махнули руками приветствия друг другу и разошлись – я с бойцами к БТРу, стоявшему у горной речонки, на котором подъехал мой замполит Назаров Павел Иванович, а они – по своим душманским делам. Мимо нашей заставы внизу мог бы пройти не только душманский батальон, но и полк, которые бы никто никогда не заметил с заставы. Такая местность.
Увеличение контингента советских войск в Афганистане до 25-30 дивизий по варианту Махмуда Гареева не только бы не решило ни одной из военных задач, а привело бы к резкому возрастанию безвозвратных потерь в пять, шесть, десять раз. Про количество раненых, больных говорить не приходится. Это одна сторона вопроса. А что думает генерал армии о материально-техническом, тыловом и других видах обеспечения частей и подразделений, находившихся на средней высоте в 4500 – 5000 тысяч метров? Надо проводить расчеты: сколько бы требовалось вертолётных вылетов для обеспечения застав прикрытия афгано-пакистанской границы в течение дня, недели, месяца, при этом прикинуть, сколько бы еще «вертушек» завалили «Стингеры»? – За период афганской войны потери в авиации ограниченного контингента советских войск составили 333 вертолета и 114 самолетов разных типов. И другой вопрос: во сколько бы обошлось абсолютно авантюрное, с моей точки зрения, предложение Гареева бюджету Министерства обороны СССР? Напомню дважды доктору фундаментальных наук, что за 1980-1989 годы расходы СССР только по поставкам Афганистану специмущества составили 9,1 миллиарда рублей. По годам пребывания в Афганистане советских войск расходы распределились следующим образом:
1980 – 268 миллионов рублей; 1985 – 516 миллионов рублей;
1981 – 232 миллиона рублей; 1986 – 579 миллионов рублей;
1983 – 221 миллион рублей; 1987 – 1063 миллиона рублей;
1984 – 366 миллионов рублей; 1988 – 3972 миллиона рублей.
В 1990 году Советским Союзом было поставлено в Афганистан специмущества еще на 1 миллиард рублей. Содержание 40-й армии ежегодно обходилось бюджету страны в 7,5 миллиарда рублей. (Ежедневно на нужды армии уходило до 20,5 миллиона рублей). Страну-то уже разваливали… С марта 1985 года у власти стоял Горбачев…
Еще один вопрос военному ученому: изучал ли генерал армии Гареев историю конфликта в Кашмире между Индией и Пакистаном? Это я к тому, что подразделения специальных горных стрелков обеих сторон находятся в противостоянии друг с другом в горах на высоте 3000 – 3500 метров, испытывая при этом тяжелейшие испытания высокогорьем, нехваткой кислорода. Так, это люди, родившиеся в горах, всю жизнь воевавшие в них, а что говорить о наших мальчишках, не видевших гор никогда, но вынужденных в них воевать? Так что вы, господин генерал армии, не убедительны вашим вариантом решения борьбы с вооруженными отрядами афганской оппозиции. Сколько бы вы еще людей положили бездарно – страшно подумать!
Не смотря на то, что пребывание советского воинского контингента в Афганистане требовало координации действий с частями афганской армии, оперативными частями ХАД, Царандоя, с высшим руководством НДПА, реввоенсоветом – взаимодействия между разными ведомствами советских представительств в Афганистане не существовало. Они работали в меру своего представления об афганских делах, а поскольку никакого представления не имели, автоматически переносили в Афганистан методы и стереотипы советского образца. Сумятица в деятельности советников и специалистов всех направлений вносила несогласованность в действиях и не позволяла, в конечном итоге, добиваться нужных результатов. Указания руководства в Москве носили, как правило, директивный характер и подлежали неукоснительному исполнению аппаратами на местах – без учета особенностей афганской действительности. Опять же отклонение от норм марксистско-ленинского учения: попытка скачка из феодальной общественно-экономической формации – в социализм, минуя капиталистический путь развития, когда формируется основа любой государственности – современные экономические отношения.
Функции по координации действий советнических структур можно было бы возложить на главного военного советника в Афганистане, но ему не подчинялась 40-я армия, а также представительства КГБ и МВД, которые замыкались на свое руководство в Москве. На высшем партийном и государственном уровне возникали вопросы военно-политического характера, но право выхода на высшее руководство Афганистана имел только посол Советского Союза. Однако он был связан множеством дипломатических условностей, которые непосредственно влияли на качество и эффективность работы. Таким образом, оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, а с 1985 года – генерала армии В.И.Варенникова, решала вопросы согласования, координации и управления совместными действиями ограниченного контингента советских войск с вооруженными силами Афганистана. С.Л.Соколов, а позднее – В.И.Варенников имели полномочия решать вопросы не только с министром обороны, но и с политическим руководством Афганистана.
Оперативная группа Министерства обороны СССР в Афганистане по сложившейся порочной практике советского стиля руководства, кроме всего прочего, играла роль «толкача» в решении боевых задач 40-й армией, и напрямую вмешивалась в непосредственное управление войсками ограниченного контингента в боевых действиях, что, зачастую, приводило к непоправимым ошибкам. Вмешательство оперативной группы С.Л.Соколова в проведение боевых операций в звене батальон – бригада ставило под сомнение способность командиров частей и соединений командовать войсками, подменяло и дублировало их действия в бою. В случае успеха – все лавры победы – оперативной группе, если неудача – головы летели с командиров, которые, как правило, были не причастны к трагедии (первая кунарская операция в феврале-марте 1980-го года тому яркий пример, мы о ней еще поговорим). Впрочем, Сергею Леонидовичу, как руководителю оперативной группы, ничего не оставалось делать, как лично бросаться на организацию боя двух-трех батальонов – первый заместитель министра обороны СССР отвечал за боевую подготовку Вооруженных Сил и прекрасно знал – ограниченный контингент советских войск был изначально не готов к выполнению боевых задач в Афганистане.
Оперативная группа Министерства обороны СССР работала в Афганистане периодически (от 2 до 10 месяцев). В марте 1985 года была сформирована группа представителей Генерального штаба ВС СССР на постоянной основе. Перед ней ставились задачи осуществления проверок выполнения командирами, штабами частей и соединений армии, военными советниками директив, приказов Министерства обороны, Генерального штаба по подготовке и проведению боевых операций. В ходе боевых действий группа этих представителей грубо вмешивалась в управление войсками (в особенности в бою), что зачастую приводило к неоправданным потерям. В должности командира парашютно-десантного батальона я лично дважды испытал на себе маразм действий представителей Генерального штаба, которые привели к тяжелым потерям в моем батальоне. Приходило ясное понимание офицерскому составу – окончательный развал Советской Армии был не за горами…
А что же противная сторона афганского конфликта? Резидентура ЦРУ США в Пакистане, работая на поражение ограниченного контингента советских войск в Афганистане, имела небольшой штатный состав: несколько человек (об этом недавно по телевидению рассказывал ее руководитель). Но она являлась мозговым центром политического и военного влияния США на всем Среднем Востоке, работала над вопросами объединением сил афганского сопротивления в борьбе с советскими войсками, координировала деятельность боевых отрядов моджахедов, занималась организацией поставок современного оружия в Афганистан, курировала подготовку наемников в странах мусульманского мира, а также проводила акции психологических методов ведения войны с афганским населением. Вне всякого сомнения, она добросовестно отрабатывала денежное довольствие, защищая интересы США за рубежом. Вот вам и подходы в решении глобальных интересов государства за рубежом!
Продолжение следует...
ГЛАВА 11
С первых месяцев советского присутствия в Афганистане силы афганского сопротивления правильно оценили обстановку – советские войска пришли надолго и приняли на себя основную тяжесть ведения боевых действий. Думаю, противники режима Кармаля приятно удивились – борьба за власть выходила за рамки региональной политической возни одного государства. Лидеры оппозиционных партий перестраивают цели и задачи своих образований с учетом оккупации Афганистана вооруженными силами Советского Союза. Выгодность ситуации была оценена со всех сторон: их борьба приобретала международный характер, в которую постепенно включались страны Запада, поддержавшие войну с советской экспансией. Оппозиция грамотно донесла да мирового сообщества идею борьбы с оккупантами для получения от них политических и финансовых дивидендов, совершенно четко разделяя пакет предложений для стран мусульманского мира и Запада, имея в виду США, Великобританию, другие страны Старого и Нового Света. Лидеры вооруженной оппозиции не забывают и соседний Китай, у которого с Советским Союзом сложились очень сложные отношения, и дело уже доходило до вооруженных конфликтов.
Фундаментальный ислам арабских государств также оценил сложившуюся в его пользу ситуацию, понимая, что ему в Афганистане открылась удобная площадка для образования мусульманского халифата, в который можно втянуть среднеазиатские республики Советского Союза. Как мы знаем, в руководстве политических партий афганской оппозиции находились богословы, умеющие играть на чувствах мусульман не только своей страны, но и государств арабского мира. Клич был брошен – «шурави» объявлен джихад – на афганской земле появляются отряды арабских наемников, обостривших в сознании душманского сопротивления религиозного фанатизма. С этого момента оголтелый исламский фундаментализм становится направляющей силой в борьбе с советскими войсками. Рядовым моджахедам доводится мысль о создании нового государства – исламского халифата, им внушается идея высочайшей миссии на земле «борцов за веру». Во имя Аллаха Всемилостивейшего и правоверного борьба с «шурави» объявляется священной – в жертву приносится все, что может уничтожить русских. Вокруг Афганистана складывается тяжелая обстановка, страна разрывается в войне и политических интригах.
Оппозиция не сомневалась, что реакция стран Запада и США на советское вторжение в Афганистан будет жесткой. Американцы будут бороться за влияние на Среднем Востоке – включатся в борьбу, а значит, пойдут деньги, вооружение. Лидерам оппозиционных партий труднее далось достижение компромисса между собой: каждый из них тянул на себя политическое одеяло, но и к ним пришло понимание – высокие покровители хотят видеть их объединенными в борьбе с единым врагом – Советским Союзом. Они перестраивали свое мышление с учетом требований политики, определенной государственным департаментом США. Тем не менее, каждый из них думал: придет время – разберемся, расставим нужные акценты, будем играть в свои игры. Надо сказать, так и было: довольно часто они забывали русских гяуров и воевали между собой – американский денежный мешок не всегда делился ровно, чтобы одинаково удовлетворялись амбиции потребителей. Более того, на западную помощь рассчитывали и полевые командиры, короли наркобизнеса, желавшие свою долю пирога: они также вступили в боевые действия с русскими, несли потери, убытки. Оставаться в стороне политических процессов в собственной стране они не могли и предлагали себя США в качестве реальной силы противостояния советскому влиянию. Тоже сработало: по указке США пакистанские власти закрывают глаза на караваны с героиновой и опиумной продукцией, идущие в их страну из Афганистана – назад караваны наркодельцов загружались оружием для сил афганского сопротивления. Подобная форма отношений устраивала многие стороны конфликта – бизнес есть бизнес и политическая конъектура играла на сверхприбыль.
Обстановка общего хаоса в афганских провинциях, горной глубинке создавала условия для появления местных лидеров. Заявляя себя командирами, они образовали вооруженные формирования. В стране, где народ был незащищен со стороны государства, всегда находятся люди, которые не боятся ответственности и берут на себя ведущую роль и ведут за собой определенные слои населения. Рождались новые полевые командиры, способные руководить вооруженными людьми, чтобы отстоять от захватчиков кишлаки, семьи, поля. Разве в нашей истории мало подобных примеров, начиная от Стеньки Разина, Емельяна Пугачева, Минина и Пожарского?
Отсюда возрастала потребность в массовых поставках оружия, снаряжения, необходимого для успешного ведения войны с «шурави». Лидеры боевых формирований организовали в горах, недоступных районах базы, в которых складировали оружие, боеприпасы, запасы продовольствия, воды, обмундирования – они становятся местом отдыха в перерывах между боями, планированием вылазок и засадных действий. При возникшей опасности жители убегали в оборудованные места всем кишлаком, оставляя скот, подворье – русские будут бомбить, обстреливать, проводить «зачистки». За последние годы дехкане пережили многое: кишлачные зоны разносились в пух и прах аминовской авиацией, потом советской, что также явилось причиной создания новых мятежных отрядов, жестоко мстивших нам зверским отношением к пленным и убитым русским солдатам, офицерам. Позднее ЦРУ потребует от полевых командиров не убивать пленных советских солдат, а передавать им за вознаграждение для использования в идеологическом противостоянии. Это отдельная история для изучения, но многим советским солдатам, оказавшимся по тем или иным причинам в плену, таким образом удалось спасти свои жизни.
Появление новых отрядов сопротивления требовало создания координирующего органа для совместного планирования и проведения боевых операций, а также выполнения административных функций по управлению регионами от нескольких кишлаков до целых провинций. Образуются так называемые исламские комитеты, в состав которых входят полевые командиры нескольких отрядов, представители духовенства, неформальные лидеры регионов, старейшины рода, семейства, даже судьи и сборщики налогов. Исламские комитеты согласовали акции, взаимодействие между отрядами против советских и правительственных войск – являлись органами управления на местах. В состав исламского комитета входило до 20 человек конкретного территориального образования. Существовала своеобразная вертикаль подчиненности комитетов: от нескольких кишлаков, волостей, уездов, которые подчинялись центральному исламскому комитету – до провинции, которая управлялась шурой – высшим руководящим советом той или иной оппозиционной партии.
Ряд провинций страны полностью контролировались исламскими комитетами, лидерами мятежных формирований. Власть комитета распространялась на все стороны жизни местного населения, вплоть до призыва в отряды, сбора налогов, решения спорных вопросов. Исламские комитеты проводили работу по дискредитации советского воинского контингента, прививали ненависть к «шурави», разжигали религиозный фанатизм населения. В ход были пущены все средства, которые бы служили противодействием советскому присутствию в Афганистане. С трибуны ООН пакистанская дипломатия, государственный департамент США формировали негативную позицию в отношении Советского Союза, возбуждая и без того враждебное отношение к СССР со стороны мирового сообщества. В странах арабского мира была организована вербовка религиозных фанатиков, отряды которых имели признаки интернационального характера, формировались финансовые фонды денежных средств. К борьбе с советскими войсками подключались европейские институты – шла целенаправленная идеологическая атака на Советский Союз. «Голос Америки», радио «Свобода», другие зарубежные радиостанции проводили активную вещательную политику на слушателей об оккупации Афганистана советскими войсками, о зверствах с их стороны к местному населению.
В рядах афганского сопротивления постепенно налаживались отношения между лидерами оппозиции. Обстановка требовала появления на свет влиятельного координатора в действиях оппозиционных сил, увязки политических амбиций, наркобизнеса, оружия, денег. Центральное разведывательное управление США отслеживало ситуацию в Афганистане с самого начала событий на Среднем Востоке – в короткие сроки оно становится вдохновителем сил афганского сопротивления. Президента Рейгана не надо было убеждать, что Советский Союз – главный источник бед американского империализма. Он ставит точку в афганских делах крылатой фразой: «Советский Союз – полюс зла». Конгресс США открывает финансирование силам афганского сопротивления, обеими палатами утверждает миллиардные суммы, идущие на поддержку душманских вооруженных формирований. Создается система подготовки отрядов моджахедов на территории Пакистана, Ирана, Китая, разрабатываются планы боевых действий с образованием зон подконтрольных исламским комитетам – образуется единый фронт борьбы с советскими войсками.
Американские специалисты тайных операций вникают в малейшие подробности вооруженной борьбы, отрабатывают мотивацию «борцам за веру» не только духовного плана. В структуры душманских отрядов вводятся казначеи для учета убитых советских солдат, офицеров, уничтоженных танков, вертолетов и другой техники. Тарифные ставки за совершенную акцию, нападения предполагают конкретные денежные суммы, которые выплачиваются участникам душманских формирований. Мотивация рождает азарт в нанесении советским войскам максимального ущерба, играет стимулирующую роль вооруженным формированиям различных мастей и взглядов – ведется строгий учет совершенных атак, подтвержденных документально. Отчетность финансовым спонсорам является основанием в требовании денег будущих выплат – пожар войны разрастается по всей территории Афганистана.
Наркотерроризм процветает: годовое производство опиума наркомафии «альянса семи» достигало 800 тонн, что в два раза превышает его объемы в Пакистане, Иране вместе взятых. Королями наркобизнеса становятся Хекматиар, Раббани, Гилани, Наби, полевой командир Ахмад Шах Масуд. Годовой доход только одной фабрики Хекматиара по наркопроизводству достигал 20 миллионов долларов. Обратно в Афганистан, через контролируемые вооруженными формированиями зоны, ежегодно проходило всех видов вооружения на общую сумму в 2 миллиарда долларов.
Образовалась тесная связь между производством, торговлей наркотиков и закупкой оружия для усиления вооруженной деятельности на территории Афганистана. Лидеры антиправительственных партий создали мощную структуру наркобизнеса, которая охраняется вооруженными отрядами и содержит обширные плантации наркотического сырья по обе стороны афгано-пакистанской границы, сеть лабораторий, фабрик по переработке наркосырья с использованием иностранных специалистов и финансовых средств, отрабатываются новые маршруты переброски зелья через условную границу с Пакистаном. В боях с советскими войсками закаляются боевики маковых полей, получая опыт действий с регулярной армией Советского Союза.
Включившись в тайную операцию по свержению правительства Кармаля и недопущению расширения влияния СССР в регионе, США использует давно сложившиеся структуры, отлаженные маршруты наркомафии и контрабанды. На афгано-пакистанской границе задействуется традиционная схема: по караванным маршрутам и горным тропам в Пакистан идет наркотик, обратно оружие. Душманы все реже возвращаются к работе на полях – полевые командиры достаточно платят за боевую работу, она становится основным занятием большинства мужского населения страны. Семьи бедствуют меньше, регулярно обеспечиваются необходимым для жизни ресурсом. Душманские головы поняли прелесть заработка за участие в боевых действиях с русскими и правительственными войсками. Риск, опасность? Оставаться в кишлаках еще опасней: если не разнесет русская авиация, артиллерия – убьют свои «борцы за веру». Если не первое и второе – попадешь под призыв в правительственную армию, а там не пожалеют свои же сельчане. Выбор не большой – мужчины оставались в отрядах «борцов», приживались основательно и воевали с русскими, воевали… К ним приходил боевой опыт, они матерели, проводили дерзкие и кровавые вылазки, разведывательные мероприятия и опять залегали в горных ущельях. По решению исламских комитетов часть боевых отрядов на зиму уходила в Пакистан, Иран, где душманы отдыхали, лечились от ран и болезней, пополняли свои ряды новыми «борцами за веру», совершенствовали выучку под руководством американских, китайских и пакистанских инструкторов.
В боях с советскими войсками силы афганского сопротивления постепенно приобретали практический опыт, наращивали усилия партизанских и диверсионных методов ведения боевых операций, много сил они отдавали визуальной разведке (пастухи, местные жители, специально обученные наблюдатели), создавали агентурную разведку, которая давала серьезные сведения о планах государственных и военных структур. Источниками информации становились чиновники правительства, военные, непримиримые противники Кармаля в партийных рядах. Я уже ссылался на воспоминания Ахмад Шах Масуда – информацию о планируемых операциях правительственных и советских войск, он получал непосредственно из высших штабов афганской армии, чиновников государственного аппарата задолго до начала их проведения.
Таким образом, к средине февраля 1980 года ситуация для ограниченного контингента советских войск в Афганистане меняется в худшую сторону по всем направлениям. В политическом аспекте развития событий лидеры мятежных партий объединяют усилия на консолидацию сил против советских войск и режима в Кабуле. Несмотря на разногласия о путях достижения целей, задач оппозиционные партии, местные лидеры едины в борьбе с «шурави» и правительством Кармаля. Полевые командиры, духовные лидеры усиливают влияние на территориальные образования, поднимают градус религиозного фанатизма, вбиваемый в головы «борцов за веру». Пошли потоки денежных средств, оружие, боеприпасы, средства связи – активизируется деятельность сил афганского сопротивления. В Пакистане, Иране организуются учебные центры, где готовятся отряды вооруженной оппозиции по тактике ведения партизанской войны, овладению новыми видами вооружения, готовятся специалисты по минновзрывному делу. Кстати сказать, душманские отряды шиитского направления, воевавшие в провинциях Герат, Фарах, Нимроз, примыкавших к Ирану, проходили практику ведения боевых действий в ирано-иракской войне. Боевые отряды моджахедов пополнялись за счет мужского населения сельских районов, доля которого в Афганистане составляла до 80 процентов от городских жителей, беженцев, которых в 1980 году насчитывалось свыше миллиона человек, в 1982 году – более 2 миллионов, в 1983-м году – свыше 3 миллионов человек.
Масло в пламень войны подлил силовой призыв в армию части мужского населения, не ушедшего в горы, которое осталось в кишлаках возделывать рис на полях, другие культуры для жизни семей. Советские войска вместе с афганскими подразделениями и «активистами» блокируют кишлаки, проводят массовые облавы с целью набора солдат в афганскую армию. Убегающих в горы мужчин прижимают огнем автоматов к земле, скручивают руки и силой уводят в расположение частей регулярной армии. Командуя разведывательной ротой 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, мне пришлось неоднократно принимать участие в подобных «призывах» мужского населения для защиты Саурской революции. Афганская армия проявляла абсолютную неспособность к защите революционных преобразований и невозможность ведения боевых действий с силами контрреволюции.
ГЛАВА 12
Большинство боевых отрядов оппозиции находилось в провинциях. По данным Генерального штаба вооруженных сил СССР в 1980 году силы афганского сопротивления составляли около 25 тысяч человек. В основном они были сосредоточены в провинциях Нангархар, Кунар, Пактия, Газни, Парван, Баглан, Бадахшан, Герат, Кандагар. Война набирала обороты, в нее втягивалось все больше сил и средств – география боевых действий расширялась. Мы уже не удивлялись тому, что афганское сопротивление приобретало форму организованных действий.
С учетом тактики действий в горах, зеленых массивах, на полупустынной местности менялся состав и структура душманских отрядов. Отряды становятся более управляемыми: укрупняются для проведения совместных акций, уходят в другие районы, разбиваются на мелкие группы – вновь соединяются. То есть, постоянно меняют тактику действий. Если не чувствуют себя в безопасности в одном месте, меняют места баз. В целом, ведут размеренную жизнь: пополняют запасы еды, воды, медикаментов, боеприпасов, отслеживают обстановку в районе, обмениваются информацией между собой, организуют наблюдение за местами постоянных дислокаций советских войск. Минируют дороги, по которым беззаботно снуют «шурави», ищут объекты атаки, выбирая удачные моменты нанесения удара, учитывают силы и средства, цель и задачу нападения, время суток, порядок отхода в недоступный район. Таким образом, ими нарабатывался боевой опыт в тактике действий на дорогах, засадах, налетах, ракетных обстрелах, борьбы с авиацией. В периоды затиший в боевых действиях с войсками ограниченного контингента, они бьют друг друга из всех видов оружия, через какое-то время приходят в себя, вспоминают общего врага и вновь воюют с советскими войсками.
Исламские комитеты играли большую роль в руководстве отдельных уездов, провинций страны. Они планировали боевые действия, объединяли отряды для нанесения концентрированного удара по важному объекту или нескольким сразу, как это было в Чарикарской «зеленке», Мирбачакоте, Пагмане, затем уходят в горы, приводят в порядок свои силы, организуют новые вылазки. Все чаще в бой против нас идут обстрелянные «духи» со зверским оскалом (куда только делся испуганный взгляд при виде «горбатых»), прыжок к ДШК на треноге – и огонь, огонь, огонь…
Лидеры политических партий, полевые командиры также объединяют усилия для организации сопротивления и активного противодействия советским войскам. Они занимают определенные горные районы, укрепляют их в инженерном отношении, делают завалы на дорогах, минируют подступы, образуют долговременные огневые точки, выставляют мины-ловушки, группы прикрытия. Таким образом, для обеспечения ведения вооруженной борьбы с советским воинским контингентом, правительственными войсками лидеры сил сопротивления образуют свыше ста пятидесяти опорных объектов, в том числе 12 базовых районов, 145 районов базирования.
Территории основных баз имеют систему оборонительных сооружений, наблюдательные посты, которые обеспечиваются связью со штаб-квартирами в Пакистане, Иране. Подходы к базам, возможные площадки высадки десанта минируются, вокруг баз на господствующих высотах оборудуются позиции ПЗРК, зенитных горных установок (ЗГУ), ДШК. Неоднократно проводимые боевые действия, бомбоштурмовые удары советской авиации по уничтожению опорных объектов наносят только временный ущерб – в короткие сроки система жизнеобеспечения восстанавливается.
Базы душманских формирований: Альмар, Амрах, Бедаг, Джагдалак, Дарзаб, Джароб, Дехи-Нау, Гулинай, Зингирид, Карамкуль, Мулла-Бостанкалай, Мушхана, Чинарту, Шер-Шер, Яшуль имеют небольшие площади, где размещаются боевые группы, как правило, одной партийной принадлежности и служат для отдыха, хранения оружия, боеприпасов, имущества. Связные – «бачата», пастухи, местные жители – постоянно передвигаются в горы, передавая нужную информацию устно или специальным набором на нитке цветных лоскутков материи. В ночное время в горах горят костры, им отвечают огни кишлаков – система связи времен Александра Македонского и Чингисхана работала бесперебойно. Позднее у «духов» появятся портативные японские радиостанции с возможностями, которых не было у наших станций: шифрование информации, мгновенный режим передачи, малый вес, надежность. С целью захвата связников – мы, разведчики, много времени проводим в горах, делая засады на перевалах, путях движения душманских информаторов. Появляются первые результаты разведывательных групп 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии…
Лидеры афганского сопротивления, примкнувшие к политическим партиям, развивали успех, образуя базовые районы в горных ущельях – более значительные по площади структуры, удаленные от коммуникаций и гарнизонов советских войск. В них формировались органы местного управления – исламские комитеты, учебные центры, склады различного назначения, ремонтные мастерские оружия, госпитали, укрытия, жилые постройки, жилища. Базовые районы оборудовались в инженерном отношении, имели сеть оборонительных сооружений, заграждений, прикрывались средствами ПВО. «Духи» в любое время дня и ночи готовы были воздействовать на всех, кто сделает попытку проникновения в зону базового района. В короткие сроки силы афганского сопротивления оборудовали базовые районы: Агарсай (42 километра южнее Мазари-Шарифа), он принадлежал «Исламской партии Афганистана», Байрамшах (36 километров юго-западнее Мазари-Шарифа), относился к «Движению исламской революции Афганистана»), Верхний Панджшер (26 километров северо-восточнее Руха), «Исламское общество Афганистана», Гурбатегар (38 километров западнее Бараки), «Исламская партия Афганистана», «ДИРА», Азрау (58 километров юго-восточнее Кабула, «ИПА»), Тора-Бора (провинция Нангархар), Сурхоган – 20 километров севернее Шахджой, ставшие для советских войск главной головной болью. На пакистанской территории вдоль границы с Афганистаном силы афганского сопротивления организовали 8 перевалочных баз, 12 пунктов формирования караванов, ставших центрами поставок оружия силам афганского сопротивления.
На дорогах, путях движения душманы начали полномасштабную минную войну. Тактика действий душманских отрядов заключалась в налетах на колонны советских войск с материально-техническими запасами и установкой минновзрывных заграждений. С началом системных поставок в Афганистан боеприпасов, «духи» все чаще использовали минные фугасы, то есть, усиливали противотанковые мины дополнительными зарядами: ставили две-три мины одна на другую или вместо нижней мины клали ящик взрывчатки, несколько снарядов. Такой заряд разносил не только БТРы, но и танки улетали с дороги на десятки метров, а башни от них находили в 30-40 метрах от места взрыва. От экипажей мало что оставалось...
Специальные группы душманов минировали горные перевалы, узкие входы в долины, крутые повороты дорог, подъемы и спуски на них, пешеходные и вьючные тропы, входы в пещеры, подходы к водным источникам, входы в кяризы, склады оружия и материальных средств, тоннели, участки дорог, проходящие по карнизам. Предусматривали, чтобы взрывы установленных зарядов могли не только нанести урон технике и личному составу, но и задержали по времени движение колонн. В местах минирования «духи» устраивали засады, которые лишали маневра машин с подразделениями боевого охранения, наносили им поражение из стрелкового оружия личному составу сопровождения. Что нам стоили «итальянки»?!
На дорогах афганских провинций подрывались экипажи танков, БТР, гибли десятки и сотни солдат, офицеров 40-й армии. При выборе места минирования душманы учитывали возможности инженерно-саперных подразделений советских войск по обнаружению взрывных устройств и фугасов. Они разведывали маршруты, заранее зная о движении колонн советской техники, что позволяло проведение подготовительных мероприятий по минированию путей сообщения. Накануне готовили шурфы для установки взрывных устройств с учетом способа взрывания: если планировался проводной взрыв фугаса, заранее прокладывали линии управления взрывом, маскировали. Боеприпасы устанавливали непосредственно перед появлением колонны боевой и другой техники, иногда – прямо на грунт дорожного полотна, маскируя пылью, буквально за минуту до появления первой машины.
Широкое применение в минной войне получили фугасы, подрываемые с помощью электрических замыкателей нажимного действия. Душманские подрывники использовали две деревянные или пластмассовые пластины (две полоски коры деревьев полукруглой формы) с прикрепленными к ним пластинчатыми контактами, выходящими на источник питания («Крона»), между которыми закладывали тонкие полоски резины для предотвращения соединения контактов при малой нагрузке. При прохождении колесной или гусеничной техники создавалось достаточное усилие для соединения контактов – электрическая цепь замыкалась, происходил взрыв фугаса.
Применялся «духами» и более изощренный метод подрыва: вместо резины использовали полиэтилен, в который заворачивались те же самые пластины. В этом случае взрыв происходил не сразу (происходило замедление взрыва по времени), а только после прохождения нескольких машин – полиэтилен постепенно перетирался смещением под нагрузкой и пластины замыкались. В таком случае взрыв, в колонне движущейся техники, происходил под третьей, пятой, десятой машиной, создавая обстановку психологического невроза у саперов, работающих в отряде обеспечения движением (ООД). Личный состав подразделений, находившийся в колоннах, испытывал сильнейший психологический стресс – терялась способность адекватных действий на атаки душманских групп прикрытия минновзрывных заграждений. Командиры подразделений теряли управление боем и не могли принять грамотных решений на отражение нападения после подрыва техники – душманы безнаказанно громили колонны советской техники.
Тактика минной войны с использованием системы замедления взрыва фугаса применялась часто. Один из примеров «духовского» коварства: фугас устанавливался на глубину, значительно превышающую глубину срабатывания. Первые машины колонны (в том числе, оснащенные тралами) проходили по фугасу, создавая иллюзию отсутствия минной ловушки. Колея при прохождении следующих машин разрушалась, слой грунта между нажимной крышкой взрывателя мины и поверхностью земли постепенно уменьшался. Взрыв фугаса происходил со значительным замедлением – в средине, либо в конце колонны, когда получалось достаточное усилие на крышку взрывателя.
Душманы применяли и такой метод замедления взрыва заряда под техникой: деревянную колодку забивали в шурф на определенном расстоянии, от заложенного внизу фугаса. Под давлением колес и гусениц техники она постепенно проседала, пока не достигала нажимной крышки мины… Взрыв происходил внутри колонны, вызывая огромное психологическое воздействие на личный состав подразделений.
Подрывники душманских отрядов использовали еще более коварный способ взрыва фугасного заряда: вместо деревянных и пластмассовых пластинок устанавливали вырезанные куски металлической сетки. В этом случае замыкание электрической цепи происходило не только под давлением техники, но и при попытке сапера обнаружить фугас с помощью металлического щупа, который замыкал электрическую цепь, проходя через отверстия двух изолированных металлических сеток.
Для уничтожения техники, оснащенной минными тралами, «духи» использовали «итальянки» (мины TS6,1 итальянского производства) со снятой нажимной крышкой (чтобы не срабатывал пневматический взрыватель). Вместо взрывателя устанавливали электрический детонатор, и мина срабатывала тогда, когда трал воздействовал непосредственно на замыкатель мины.
Для обеспечения избирательности взрыва душманы применяли управляемые по радио или проводам фугасы. Если нашим саперам удавалось обнаружить мину, установленную выше или несколько в стороне от подрывного заряда, фугас приводился в действие с целью уничтожения саперов.
Маскировка мин, фугасов чаще всего проводилась камнями, дорожной пылью – место установки заряда сливалось с общим фоном местности. При этом обнаружение мин с помощью щупа значительно затруднялось, а металлоискатель не позволял обнаруживать боеприпасы в неметаллических корпусах – безкорпусная мина шведского производства (М102) обнаруживалась с огромным трудом.
Душманские подрывники шли дальше, устанавливая мины на неизвлекаемость. При этом они активно использовали электрические замыкатели разгрузочного действия или взрыватели натяжного метода срабатывания. К примеру, на узких дорогах, имеющих придорожные посадки, устанавливались мины, фугасы, приводимые в действие с помощью электрозамыкателя, выполненного в виде закрепленной на дереве прищепки. Проволока растяжки под воздействием нагрузки выдергивала из прищепки изолирующую прокладку и электрические контакты замыкались – происходил взрыв.
Для подрыва исключительно гусеничной техники душманы применяли электрические замыкатели, изготовленные в виде безобидных с виду кусков металлического троса, которые «случайно» лежали в колеях дороги. Замыкание электрической цепи происходило при наезде гусениц на куски троса. На обутую в резину колесную технику замыкатель не реагировал.
При проведении рейдовых операций мы встречались и с таким методом установки минновзрывных заграждений: на участках дорог, не имеющих объезда, «духи» устраивали минированные завалы. Для приведения в действие взрывного устройства (как правило, фугаса) они использовали замыкатель разгрузочного действия. Расчет строится на том, что спрятанный в дорожном полотне под завалом боеприпас очень сложно обнаружить. Саперы, разбирая завал, убеждались в том, что мин нет, но когда они добирались до самого низа и снимали нагрузку, удерживающую электрический замыкатель в безопасном положении, происходил взрыв…
Широкое применение у душманских подрывников нашли современные боеприпасы, состоящие на вооружении армий западных стран. Против личного состава советских войск применялись выпрыгивающие мины американского производства (М2А). Мины-«лягушки» устанавливались вдоль горных троп, в удобных для привалов местах, вблизи входов в пещеры. Мина срабатывала от натяжения проволоки-растяжки или же от нажимного усилия, приложенного непосредственно к приводу взрывателя. Вышибной заряд и пороховой замедлитель обеспечивали подрыв разрывного элемента на высоте до 1,8 метра.
Одна из наиболее опасных противопехотных мин – осколочная мина направленного действия «Клеймор» (М18) американского производства. Для приведения ее в действие душманы использовали механический взрыватель или проволоку-растяжку. Наиболее сложный момент в установке такой мины – правильный расчет зоны поражения живой силы с учетом разлета осколков веером в узком секторе.
Душманы повсеместно использовали комбинированные методы минирования – на дороге устанавливали фугас, вдоль которого натягивали растяжки осколочных мин. Как только подрывался фугасный боеприпас, оставшийся в живых личный состав колонны, стремясь уйти с открытого пространства, бросался с дороги в укрытия, и натыкался на растяжки противопехотных мин…
Противник применял методы психологического воздействия на движущиеся подразделения колонн, провоцируя выход личного состава для занятия обороны на обочинах дорог. К примеру: движется колонна советской техники, «душманы открывают по ней вялый огонь из стрелкового оружия. У командира советского подразделения создается впечатление, что на него воздействует небольшая группа противника – дает команду на спешивание и отражение нападения противника. Личный состав спешивался и стремился занять удобные для ведения огня укрытия вдоль дороги – на обочине их ждали растяжки осколочных мин…
Отряды вооруженной оппозиции вели минную войну с советскими войсками на протяжении всего периода пребывания советских войск в Афганистане. Наши потери в боевой технике составили: танков – 147 единиц; БТР, БМП, БМД-1, БРДМ – 1314 единиц, орудий и минометов – 233 единицы.
Приведу основные характеристики мин, которые использовались душманами в минной войне против советских войск. Мина итальянского производства TS2,5 – противогусеничная, общей массой 3,56 кг, массой взрывчатого вещества – 2,5 кг, диаметром 20,5 см, высотой 11 см. Тип взрывателя – пневматический нажимного действия. Усилие срабатывания 180-210 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина итальянского производства TS6,1 – противогусеничная, общей массой 9,8 кг, массой взрывчатого вещества – 6,15 кг., диаметром 27 см, высотой 18 см. Тип взрывателя – пневматический нажимного действия. Усилие срабатывания 180-240 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина итальянского производства Н55 – противогусеничная, общей массой 7,3 кг, массой взрывчатого вещества 5,5 кг, диаметром 28 см, высотой 13 см. Тип взрывателя – пневматический. Усилие срабатывания 200 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Мина американского производства М19 – противогусеничная, общей массой 12,7 кг, массой взрывчатого вещества 9,5 кг, диаметром 33 см, высотой 8 см. Тип взрывателя – механический. Усилие срабатывания 160 – 225 кг. Корпус пластмассовый. Индукционными миноискателями не обнаруживается. Имеет элемент неизвлекаемости.
Применялись также мины английского производства: типа МК5, МК7, бельгийские мины – типа М3, шведские мины М102, пакистанские мины – типа Р3Мк1 и другие.
Поставки мин в Афганистан были организованы системным образом. В лагерях подготовки душманских отрядов на территории Пакистана, Ирана, иностранные инструктора обучали «борцов за веру» премудростям ведения минной войны, которая унесла сотни жизней советских солдат и офицеров.
Продолжение следует...
ГЛАВА 13
В условиях сложившейся ситуации очень тяжело работалось командованию 40-й армии: охрана стратегических объектов, магистральных дорог, размещение гарнизонов, материально-техническое обеспечение войск (по плану первого этапа). С одной стороны, давил руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР, командующий Туркестанским военным округом, в состав которого входила армия, с другой – части и соединения армии готовились к боевым действиям, которые, собственно, уже велись советскими войсками.
Рассматривался вариант возвращения части сил ограниченного контингента в Советский Союз, например, 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, выполнившей задачу по захвату и удержанию объектов в Кабуле, Баграме, Кандагаре. Находившиеся под контролем десантников государственные объекты, предполагалось (как вариант) передать частям, выполнявшим охранные функции, а воздушно-десантное соединение вернуть на место постоянной дислокации в Витебск.
Сложный был период первой половины февраля 1980 года, когда части и соединения 40-й армии готовились к военному характеру развития событий. Но в каком бы русле они не развивались, я беру на себя ответственность заявить: личный состав искренне надеялся на скорое возвращение в Союз. Для личного состава 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии несколько раз устанавливались конкретные сроки возвращения на Родину. Одним из назначенных сроков было 5 января 1980 года – о нашем участии в боевых действиях речи вообще не велось. Действительно, мы, разведчики, каждую ночь уходили в разведку в зоне ответственности дивизии: вели поиск, засадные действия, но морально-психологический настрой личного состава был один – домой. Возвращение в Союз было главной темой разговоров армейских коллективов, не было ощущения того, что мы будем участвовать в настоящей войне. На служебных совещаниях нам, офицерам, твердили только одно: бдительность и бдительность, которую не надо терять нигде и никогда. Для родных и близких мы были на учениях, даже офицерский состав не владел обстановкой по Афганистану просто потому, что она до него не доводилась. Мы пользовались отрывочными данными на уровне разговоров в штабе дивизии, армии, где старшие офицеры по большинству вопросов также гадали. Очень хорошо помню, как мы жили ощущением скорого возвращения домой, к семьям.
Но по-другому распорядилась судьба! В начале февраля 1980 года постепенно становилось очевидным – тяжесть боевых действий с силами афганского сопротивления перекладывалось на 40-ю армию. Почему? Мы об этом уже говорили! Это понимание приходило в Москве и Кабуле. Поняли это и мы, десантники, 14 февраля 1980 года на собрании партийного актива 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Мне выпала честь быть избранным делегатом на важнейшее политическое мероприятие соединения, на котором присутствовали первые лица афганских событий: член ЦК КПСС, первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л.Соколов, заместитель начальника Главного Политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал-полковник Средин, член военного совета Туркестанского военного округа генерал-лейтенант Родин.
Высшее партийное руководство СССР, как стало известно потом, приняло окончательное решение по Афганистану и таким образом доводило свое решение до личного состава ограниченного контингента советских войск. Кстати, у нас, делегатов партийного актива, вопрос нашего участия в боевых действиях не возникал вообще, об этом мы просто не думали, считая, что сегодня, наконец-то, узнаем окончательную дату вывода из Афганистана. Зная, что на собрании актива будут присутствовать высшие должностные руководители вооруженных сил, мы рассчитывали услышать на партийном форуме дату возвращения на Родину, поэтому в голове был только один вопрос: «Когда же домой?». Точно помню – мы жили ощущением того, что именно сейчас нам устами Маршала Советского Союза Соколова доведут об этом. С бодрым настроением, на высоком духовном подъеме мы слушали выступления делегатов актива, ждали выхода на трибуну Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, сидевшего в Президиуме высокого собрания.
В моем личном архиве сохранилась записная книжка, отразившая атмосферу партийного актива дивизии в выступлениях делегатов. Читаем. С отчетным докладом выступил командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор И.Ф.Рябченко. Он отметил успехи советского народа в выполнении планов 10-й пятилетки. Рассказал о международной напряженности в отношениях стран, об агрессивной деятельности США, Китая и появившейся возможности создания ими военного блока против Советского Союза. Комдив в своем выступлении коснулся вопроса «мифа о советской военной угрозе». Далее он рассказал о выполнении социалистических обязательств воинами-десантниками соединения, после чего перешел к освещению вопроса оказания помощи СССР братскому афганскому народу, сославшись на договор о сотрудничестве и взаимной помощи ДРА подписанный между государствами в 1978 году. Иван Федорович подробно остановился на задачах первого этапа оказания помощи личным составом 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии – дал высокую оценку действиям личного состава соединения, подчеркнул слаженную работу штаба дивизии, командиров частей. С лучшей стороны генерал отметил тыловую и технические службы. Дал высокую оценку деятельности политотдела дивизии под руководством полковника Тимошенко, хорошо организованной им партийно-политической работы в частях соединения. Партийной организации 80-й отдельной разведывательной роте дивизии командир дивизии поставил в заслугу серьезность и качество выполнения боевых задач первого этапа. Тем не менее, он отметил недостатки в частях дивизии: случаи «самострела», употребление отравляющих жидкостей, мародерство, натуральный обмен товаров с афганцами. Отметил недостатки в работе некоторых командиров, которые в работе с личным составом применяли один и тот же метод воздействия – наказание, забывая, что есть и другие формы воспитания нерадивых подчиненных: личная беседа, комсомольские и общие собрания подразделений, частей. В заключение доклада генерал-майор И.Ф.Рябченко заверил Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза, министра обороны СССР в том, что воины-десантники 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии свой воинский долг выполнят достойно.
Мы сидели в зале заседаний перед Президиумом высоких военачальников, даже не подозревая о том, что в этот самый момент полным ходом шла разработка первой Кунарской операции под руководством главного ее разработчика Маршала Советского Союза Соколова: рассчитывались силы и средства, привлекаемые для ее проведения, взаимодействие с частями афганской армии, связь, обеспечение. Мы даже не представляли, что всего лишь через две недели встретимся в суровом бою с жестоким противником, и многие из нас сложат головы под Асмаром, Ассадабадом, в ущелье Шегал. Многого не знали мы, что нас ожидает в самое ближайшее время...
Вот выступает командир 350-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии подполковник Г.И.Шпак. Он также не помышляет о том, что личный состав полка под его командованием покроет себя неувядаемой славой, выполняя воинский и интернациональный долг в Афганистане. Сам Георгий Иванович станет Командующим Воздушно-десантными войсками, потеряет сына в Чечне, защищавшего там Конституцию Российского государства. Но сейчас с трибуны партийного актива он говорит о необходимости роста и воспитания кадров офицерского и сержантского состава. Делает акцент на качество боевой подготовки, строгий спрос с коммунистов, командиров за порученное дело. Жесткий голос командира полка не оставляет сомнений в том, что он лично примет в этом самое непосредственное участие. Через несколько дней подполковник Шпак, командуя рейдовой группировкой, будет вести жестокий бой в ущелье, где подразделения его полка будут блокированы душманами и расстреливаться в упор из гранатометов и стрелкового оружия
Слово предоставили гвардии старшему лейтенанту Александру Калинушкину, говорившему о боевой подготовке, бдительности, воспитании личного состава. Мог ли думать Александр, что пройдет совсем немного времени, и он в одном из жестоких боев с душманами получит тяжелое ранение, но до конца исполнит свой воинский и интернациональный долг?
Следом выступал начальник политотдела дивизии гвардии полковник Тимошенко. Говорил он о работе партийных и комсомольских организаций. Как недостаток в работе командиров отметил снижение роли индивидуальной работы с отдельными категориями военнослужащих. Требует на высоком уровне проводить политико-воспитательную работу, морально-психологическую подготовку. Особый упор политработник делает на изучение партийными организациями решений 25-го съезда КПСС, Ленинского наследия, воспитание у личного состава высокой политической бдительности. Отмечает так же непонимание некоторыми офицерами-коммунистами текущего момента, в том числе – снижение бдительности от перехода с боевой работы на более спокойный режим деятельности. (Кстати, это очень важный момент, который может говорить о снижении накала боевой атмосферы в период проведения партийного актива).
На трибуну вышел командир самоходно-артиллерийского дивизиона гвардии подполковник Барановский. В своем выступлении, кроме вопросов выполнения общих задач, Игорь Михайлович, отметил в качестве недостатка плохое обмундирование личного состава. Посетовал на то, что не оплачивается классная специальность солдатам и сержантам срочной службы.
Затем выступил начальник штаба 357-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии майор Ворушилин. Он сказал о несении охранной службы его полка, её особенностях, покритиковал своих командиров за отсутствие подведения итогов в своих подразделениях.
Выступил гвардии майор Селуянов, заместитель командира по политической части 317-го парашютно-десантного полка. Он рассказал о процессе боевой подготовки и усилении бдительности при выполнении интернациональных задач.
Слово дали майору Рычагову, который бодро доложил о выполнении коммунистами-артиллеристами социалистических обязательств, о готовности их исполнить интернациональный долг.
Напряжение зала достигло апогея – на трибуне собрания партийного актива 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии член ЦК КПСС, первый заместитель Министра обороны СССР, Маршал Советского Союза С.Л.Соколов. Зал замер. Небольшого роста, склонный к полноте, в зеленой форме советника, Маршал Советского Союза вышел на трибуну и, не торопясь, продумывая каждую фразу, заговорил тихим голосом.
Выступление его началось с освещения политической обстановки в мире, отношений между Советским Союзом и США, резко обострившимися в последнее время. Он отметил факт того, что ЦК КПСС усилил курс на снятие напряженности в отношениях двух наших стран, хотя отметил, что агрессивные круги США выбрали путь на завоевание мирового господства. Сергей Леонидович подробно остановился на увеличении военных ассигнований США на оборону, размещении ракет на Европейском театре, создании корпуса быстрого реагирования, развертывании новых систем вооружения. Соединенные Штаты Америки, сказал Маршал, образуют военно-политический блок с Китаем – все это характеризует агрессивную сущность США в мире. Далее Соколов рассказал о конфликте между Турцией и Грецией, событиях в Иране, решении СССР об оказании интернациональной помощи братскому афганскому народу. Подытожил сказанное тем, что президент Соединенных штатов Америки Д.Картер пошел на обострение отношений с Советским Союзом и тем самым поставил мир на грань войны. Отметил нарастающую военную мощь Японии, увеличившей расходы на оборону и заключившей договора с Китаем и США. Коснулся Египта, который пошел на уступки Израилю и вел курс на сближение с США.
Затем Маршал Советского Союза в своем выступлении раскрыл суть революционных событий в Афганистане, отметив, что США снабжают соседний Пакистан вооружением, боеприпасами, так как руководство этой страны не приняло афганскую революцию. Пакистан вооружает кочевников, обучает их и забрасывает на территорию Афганистана для действий против афганского правительства, которое неоднократно обращалось к Советскому Союзу за помощью. Решение о вводе советских войск в Афганистан давалось нелегко, - продолжал Соколов, - но американцы также планировали ввод своих войск в эту страну. Советский Союз, защищая южные границы от проникновения американского империализма, засылки вооруженных групп, ввел на территорию Афганистана воинский контингент. Продолжая выступление, Маршал Советского Союза Соколов подробно остановился на Афганистане, как своеобразной стране, где нищета и безграмотность населения подвержено силе религии, поэтому отступления от норм мусульманского образа жизни в отношениях с местным населением недопустимы. Он подчеркнул, что десантники в Афганистане не для несения охранной службы, а для выполнения боевых задач. Расхолаживаться нельзя, - говорил Сергей леонидович, - мы не охрана, мы – ВДВ. С этого момента в зале партийного актива наступила звонкая до боли тишина – Маршал Советского Союза подходил к главной теме…
Он отметил, что в стране отсутствует видимый фронт, но противник всюду. Афганские войска вели боевые действия с врагами революции, использующих внезапные действия из-за угла. Подчеркнул важность несения нашей службы, проявления бдительности и, несмотря на достигнутые успехи – никакой самоуспокоенности быть не должно. Руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане обратил внимание на то, что в выступлениях коммунистов дивизии он не услышал о том, почему мы не прыгаем с парашютом, ведь несмотря ни на что - надо настойчиво обучать личный состав боевому мастерству.
В заключение выступления цитирую ключевые слова, сказанные Маршалом Советского Союза С.Л.Соколовым, которыми он закончил свое выступление: «Чтобы вы не задавали мне вопросов, отвечу так: обстановка не позволяет нам быстро выходить отсюда…».
Из зала заседаний мы выходили оглушенными, прикуривая, каждый думал о своем: семье, доме, детях. Заявление высшего советского руководителя в Афганистане было неожиданным для абсолютного большинства делегатов партийного актива – мы молча смотрели друг на друга, словно в пустоту. Стоявший рядом со мной Ваня Прохор, также не рассчитывал на эти слова… Прошлой зимой мы вместе с ним вытаскивали из лесной чащи Беларуси две наши разведывательные группы, попавшие в сильный мороз. После собрания мы с Иваном пожали друг другу руки – неясность для нас закончилась, судьба была решена. Больше нам встретиться не пришлось – 21 марта 1980 года командир парашютно-десантной роты гвардии старший лейтенант Прохор Иван Иванович геройски погиб в жестоком бою в провинции Кунар…
ГЛАВА 14
Заканчивался февраль 1980 года. Полным ходом шла разработка первой Кунарской операции! Личный состав, выделенный в отдельную группировку, приступил к занятиям в горных условиях по тактической и огневой подготовке. Заканчивался сезон дождей с непролазной грязью, рваными клочьями облаков и бесконечным холодным дождем над палаточным городком. Именно такая картина оставила в памяти след прохладного неба войны.
Напряжение в воинских коллективах росло: как мы готовы к войне? Насколько способны сражаться в настоящем бою, чтобы выжить и победить? С позиции наших дней многое видится по-другому, но тогда многие вопросы возникали из жизни, реальных условий. Сейчас мне важно понять самому: почему в Советской Армии случилась подмена понятий – боевой подготовки и «показухи», парково-хозяйственных дней и хозяйственных работ, действий, максимально приближенных к боевым условиям и системы упрощенного проведения занятий? С каким багажом практических навыков вступали в бой на афганской земле солдаты и офицеры ограниченного контингента? В конце-концов, насколько же был грозен советский солдат для нашего противника, с которым мы вступали в бой во имя революционных преобразований афганского народа?
Оценка готовности ограниченного контингента советских войск к боевым действиям в Афганистане – важный элемент военной составляющей, обойти который нельзя. Насколько морально-психологический уровень личного состава способствовал выполнению поставленных задач? Как мы воспринимали личное участие в боевом столкновении с противником, ведущим огонь на поражение? Война – другое измерение понятий в сознании любого человека. Морально-психологическое состояние частей и подразделений – главные факторы готовности солдата, офицера к участию в бою. Необходима перестройка сознания в иную плоскость восприятия мира, способность думать так, как необходимо думать на войне. Никакие превентивные занятия, учения не дадут понимания военной действительности, кроме личного участия в боевых действиях. Много лет подряд я благодарю судьбу за то, что нам, разведчикам, она дала возможность подготовиться к боевым действиям в Афганистане. Но – уже в самом Афганистане.
Настройка сознания, включение в боевую деятельность позволяет судить о том, насколько личный состав готов действовать в условиях жестокого боя. Да, убивать! Быть готовым погибнуть! Но реальная опасность погибнуть не должна парализовать сознание и разум. Внутри нашего мозга важно активировать клеточки, отвечающие за самообладание, спокойствие и оптимизм. Они включаются в работу, дают новую методику мышления, оценку действительности в боевых условиях. Общее состояние опасности, окружающей нас, передается каждой клеточке тела – организм адаптируется к режиму «Опасность». Подчеркиваю, не привыкает – адаптируется, то есть вырабатывает совокупность защитных реакций, обеспечивающих приспособление организма к изменению окружающих условий. Сложнейшие процессы проходят в центральной нервной системе военнослужащих, переступивших допустимый порог опасности для жизни. Мозг в боевых условиях работает быстро: за доли секунды считает варианты решений, дает команды, отменяет, заставляет думать, действовать. Не случайно в минуты опасности у человека перед глазами пролетает целая жизнь – фигуральное выражение, но активность мозга в моменты жизненных рисков, весьма чрезвычайна. На собственном примере расскажу о многих эпизодах боевых действий, когда мой мозг, независимо от воли и сознания, принимал решения, спасал жизнь, давая единственно правильные команды на те или иные действия.
Морально-психологический фактор на войне играет роль инструмента, вырабатывающего самообладание, выдержку, мужество, отвагу. 18-летнему мальчишке не придут эти качества сразу: его бросили в бой с автоматом, который он держал-то в руках один раз и то на присяге. Осенний призыв 1979 года 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии принимал присягу в эшелоне, везущего мальчишек на войну, при этом один автомат передавался друг другу для зачтения текста присяги – такая была процедура. Но это же был не 1941 год, и не битва за Москву…
Дело даже не в том, что у личного состава ограниченного контингента, отсутствовал опыт ведения боевых действий, а в том, что с таким багажом боевой подготовки, с каким мы вошли в Афганистан, вступать в бой было просто безумием. Напомню общую систему боевой подготовки Советской Армии, которая сложилась в начале 70-х годов прошлого столетия. Примеры беру из собственной армейской жизни, на основе которых провожу факторный анализ боевой подготовки воздушно-десантных войск Советской Армии. Мои выводы неутешительны – советские войска пришли на афганскую войну по оказанию интернациональной помощи афганскому народу, не имея абсолютного опыта и практических навыков в противостоянии вооруженной оппозиции.
Вспомним организацию учебных занятий Советской Армии с главной составляющей – боевая подготовка! Что это такое? –Система мероприятий по обучению и воинскому воспитанию личного состава, слаживанию подразделений, частей, соединений вооруженных сил для ведения боевых действий или выполнение других задач в соответствии с их предназначением. Учебный процесс в армии организовывался на основе боевых уставов, курсов стрельб, вождения, наставлениях, приказах. Они были общими для Сухопутных войск Советской Армии. Это значит, что все рода войск, входившие в состав Сухопутных войск, учились стрелять, водить боевую технику по требованиям одних и тех же руководящих документов.
Основу 40-й армии составляли части и соединения, имевшие качество подготовки, которое отвечало сложившейся системе планов мирного времени. Каждые полгода обучения войск проводились итоговые проверки, результаты которых давали оценку степени боевой готовности и подготовки подразделений, частей и соединений. За хорошие результаты офицерский состав выдвигался на повышение, ему присваивались очередные воинские звания, досрочные – в том числе. Солдаты, сержанты срочной службы получали отпуска, благодарности, им присваивался знак «Отличник Советской Армии», за профессиональное мастерство – соответствующая классность, которая оплачивалась. Они удостаивались чести быть сфотографированными у развернутого Знамени части – особо отличившимся бойцам командование писало письма на Родину о добросовестном исполнении служебных обязанностей. Лучшим солдатам присваивалось воинское звание «ефрейтор». Сержантов повышали в званиях, должностях – шел размеренный ритм боевой учебы войск.
Части и соединения 40-й армии в боевом отношении соответствовали примерно одинаковому уровню подготовки, потому что постигали боевую подготовку на основании одних и тех же руководящих документов, учились стрелять и водить технику в одних и тех же условиях на однотипных полигонах и стрельбищах. Так же, как и по качественным показателям, они были одинаково не готовы к ведению боевых действий в современном бою. К слову сказать, система боевой подготовки Советской Армии в ее документальной части была выстроена четко и грамотно, но в ней не было главного: эффективной и реальной работы по планам боевой подготовки подразделений и частей. Армия варилась в собственном соку – хозяйственная деятельность захлестнула самые боевые по применению рода войск: стройки, хозяйственные работы, строительство материально-технической базы – стояли гораздо выше планов учебно-боевых занятий. Сводные роты и целые батальоны убывали на целину за тысячи километров, выключаясь на месяцы из общего цикла боевой учебы. Стрельбища, танкодромы, тактические городки зарастали травой, личный состав снимался с занятий и его бросали на восстановление учебных объектов.
Можно ли представить такое: в 1986 году парашютно-десантный батальон, которым я командовал, бросили на девять месяцев для строительства учебного центра «Поречье»? Батальон строил парк боевой техники, инфраструктуру учебного центра с раннего утра до позднего вечера. Мне, комбату, пришлось переквалифицироваться из боевого офицера, прошедшего в Афганистане все должности от командира разведывательного взвода до командира парашютно-десантного батальона – в начальника стройки, прораба, постигать строительные специальности. В это же самое время в Афганистане проводились крупнейшие боевые операции в районах Джелалабада, Асадабада, Кандагара, Герата, Кундуза, в провинциях Баглан, Каписа, Пактия.
Шла плановая замена офицерского состава в Афганистане, который в течение двух лет отдавал интернациональный долг, заменялись погибшие, раненые офицеры. Ко мне в батальон с войны возвращались, воевавшие в Афганистане командиры, но они, вместо того, чтобы учить личный состав науке войны, передавать свой богатый опыт, валили с солдатами лес, строили капониры. А мои молоденькие, после училища лейтенанты, прямо со строительных площадок учебного центра уходили в бой афганской круговерти без учебных сборов, занятий, передачи боевого опыта офицерами, прошедшими Афган. Что мешало командованию ВДВ собирать в Фергане офицеров, которые шли по замене, для обучения тактике действий в горной местности, практике организации боя, взаимодействия, связи, корректировки огня артиллерии, наведения авиации? При этом советские войска в Афганистане несли огромные потери: в 1986 году за афганскую революцию сложили головы 1333 солдата и сержанта, в том числе – 216 офицеров.
Но боевой подготовки как не было, так и нет. Если раз в месяц парашютно-десантные роты выезжали на стрельбище, директриссу выполнять практические стрельбы из вооружения боевой машины, стрелкового оружия – было очень здорово. С вождением боевых машин и того хуже – механикам-водителям, офицерскому составу катастрофически не хватало практики вождения БМД-1 по упражнениям «Курса вождения машин».
Боевая группа машин стояла в режиме консервации длительного хранения. Это значит, что только по субботам в парково-хозяйственные дни, механики-водители приходили в парк со старшим техником роты и тряпочкой протирали броню от пыли. Все! Учебно-боевая группа машин была, как правило, в разбитом состоянии – постоянно требовала ремонта и обслуживания.
Вот пример! Как проходил день учебно-боевых занятий в 108-м парашютно-десантном полку? Утром – развод личного состава. Комбат перед строем батальона с начальником штаба проводит расчет рабочих команд: вначале – по списку штаба полка, затем по плану батальона, рот. Рабочие команды уходили на всевозможные работы в части и за ее пределы. В строю оставался личный состав, заступающий в наряд, больные. Ушлые ротные, в лучшем смысле этого слова, шли на все, чтобы «выкрутить» бойцов для привлечения к занятиям. Мои друзья, однокашники по училищу, Шура Бобков, Володя Тенигин, Шура Базаров – так и делали. Комбат Видякин Виталий Феофанович, умнейший и знающий дело командир, замечал, конечно, своевольства, но делал вид, что не обращал внимания, понимая, что ротные командиры шли на все, чтобы подтянуть личный состав к проверке.
Даже те занятия, которые нам удавалось организовать, проводились наспех по упрощенным схемам. В итоге – цели и задачи занятий не достигались, сколачивания подразделения в боевом отношении не отвечало требованиям боевых уставов. Только перед итоговыми испытаниями нами кое-как обозначалась боевая подготовка, чтобы как-нибудь сдать дисциплины, выносимые на проверку. Потом опять: занятия в сторону – хозяйственные работы на первом месте. Усиленная парашютно-десантная рота вообще выводилась из системы занятий на учебный период и становилась рабочим подразделением. Кстати, она официально отдавалась приказом по дивизии, то есть, все делалось официально по согласованию с командованием ВДВ.
Отсутствие реальной боевой подготовки так же разрушало воинскую дисциплину, личный состав расхолаживался, что порождало проявления «дедовщины» в самой уродливой форме – терялась слаженность воинских коллективов. Ежесуточные внутренние наряды, гарнизонные отвлекали от учебного процесса львиную долю солдат и сержантов. В Каунасе, в 108-м гвардейском парашютно-десантном полку, ежесуточно во внутренний и гарнизонный наряд заступал целый парашютно-десантный батальон. Вот вам и боевая подготовка – стройки, наряды. Напомню, Воздушно-десантные войска – резерв ставки Верховного Главнокомандования, применяемый для кардинального изменения обстановки в оперативно-стратегических операциях – войска готовности №1.
Теперь несколько слов об элите Воздушно-десантных войск – дивизионной разведке. Командуя разведывательным взводом 80-й отдельной разведывательной роты, мне приходилось неделями заниматься оборудованием стрельбища, директрисы в учебном центре «Лосвидо», выставлять мишенную обстановку. Днем разведчики напряженно работали по устройству объектов – ночью учились стрелять. Массу времени отнимали хозяйственные работы, которыми занималась разведка воздушно-десантной дивизии! Всем элитам – элита! Таким образом, степень боевой подготовки ВДВ, требования, предъявляемые к ней, желали быть гораздо выше и качественней.
Тем не менее, к командирам взводов, рот, батальонов командованием предъявлялись жесточайшие требования по ведению журналов боевой и политической подготовки. Как их проверяли! Сколько офицеров пострадало за их несвоевременное заполнение! Как политработники рушили карьеры командиров рот, батарей, батальонов, дивизионов! Ну не было занятий, потому что личный состав занимался стройками, хозяйственными работами, оборудованием стрельбищ, директрис, а журналы командиры должны были заполнять по темам занятий из расписаний на неделю, как будто занятия проводились на самом деле. То есть, имела место системная фальсификация учета боевой подготовки подразделений. Знало ли положение дел командование дивизии? Конечно, знало, спуская очередной расчет рабочих команд командирам частей.
Анализируя боевую подготовку ВДВ 70-х годов, я хочу отметить следующее – многого не хватало нам, чтобы быть по настоящему самодостаточным родом войск. С одной стороны, явный переизбыток воздушно-десантных соединений в составе Советской Армии. С другой, на их подготовку и оснащение современной техникой не хватало средств. Сам принцип боевой подготовки войск желал быть много лучшим – по сути и содержанию. Методика в обучении личного состава оказалась «замороженной» и слабо развивалась с доктриной применения ВДВ в современных боевых операциях. Обучение личного состава в системе боевой подготовки принимало откровенно показушный характер, что приводило к тяжелым последствиям. Страдала профессиональная подготовка командиров среднего тактического звена. Офицерский состав умел, конечно, нанести обстановку на карту: за противника – синим, за свои войска – красным цветом. Но рассчитать марш смешанной колонны подразделения от исходного рубежа до точки к примеру «А», могли далеко не все командиры. Не говорю уже о том, что подготовку ротных тактических учений с боевой стрельбой, с отработкой «вводных» задач на карте по рубежам, времени и задачам, способны были не многие комбаты.
Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище – прекрасная кузница офицерских кадров ВДВ, но и оно поддалось веянию показушной атмосферы. Полковник Колесников Петр Михайлович, старший преподаватель кафедры тактики, замечательным образом воспитывал в нас, курсантах, десантный дух (за что, клянусь, я благодарен ему и по сей день): боевой, непримиримый. Мы, выпускники последнего маргеловского выпуска 1978 года, одним парашютно-десантным взводом громили позиционные районы оперативно-тактических ракет «Ланс», «Першинг-1А», командные пункты 5-го, 7-го механизированных корпусов американцев в Западной Германии, кардинально меняли обстановку на театре военных действий. До сих пор мы гордимся славными победами на картах! Не забыли выпускники десантного училища и подполковника Черненко – выдающегося преподавателя кафедры тактики, способного взводом «шуриков» (это мы, курсанты), без поддержки «вертолёнтов», атаковать батальон «Хайматшюц».
Да, что там говорить – учения войск проходили по упрощенному варианту, занятия по предметам обучения не отличались эффективностью, качеством – проводились без учета опыта боевых действий в Афганистане. Командиры частей и соединений относились к занятиям по принципу «как бы чего не вышло», откровенно боясь происшествий, напрямую влиявших на дальнейший командирский рост. В войсках процветал карьеризм отдельной части офицерского состава, пришедшей к выводу – зачем терзать себя обучением и воспитанием личного состава, когда проще во время «колотнуться» перед начальством четким подходом, отходом и фиксацией. Проходило легко и срабатывало сколько угодно раз. Или того хуже: часть командиров отдавало дисциплину на откуп старослужащим солдатам, сержантам и в подразделениях начинался такой процесс обучения…
Другая же часть офицеров-работяг не всегда во время получала звания, должности, к которым они созрели давно, к ним приходило разочарование в службе, начинались неурядицы в личной жизни. Очень жаль многих способных к службе грамотных командиров, сломанных армейской несправедливостью. Так строилась боевая подготовка резерва ставки Верховного Главнокомандования – Воздушно-десантных войск, элиты Вооруженных сил Советского Союза. Что там говорить о мотострелковых, танковых и других частях и соединениях Сухопутных войск…
Давайте вникнем в еще одну элиту в составе вооруженных сил Советского Союза – подразделения специального назначения ГРУ Генерального штаба 70-х годов. На момент ввода в Афганистан в составе 40-й армии находилась одна рота спецназа ГРУ. К 1985 году, когда военному руководству Советского Союза стало совершенно понятно, что четыре года афганской кампании не принести желаемого успеха в борьбе с афганским сопротивлением, оно стало корректировать тактику действий. В связи с этим было сформировано три батальона, затем, 15-я и 22-я отдельные бригады специального назначения, имевшие в своем составе 8 отдельных отрядов специального назначения (ООСпН). 154, 177, 668, 334, 173 ООСпН образовали 15 ОБрСпН, а 370, 186, 411, 459 ООСпН – 22 ОБрСпН. С целью сокрытия факта участия в Афганистане сил специальных операций отряды специального назначения назывались отдельными мотострелковыми батальонами, что совершенно справедливо – дальше тактики действий мотострелковых подразделений спецназ не тянул – обыкновенная пехота в подходе к решению боевых задач. Сформированные наспех из разных мотострелковых частей, бригад (от чего спецназ назвали «солянкой»), подчиненных округам, они были совершенно не способны решать специальные задачи в афганских горах и пустынях.
Специальными операциями руководила оперативная группа «Экран» при штабе 40-й армии. Уровень подготовки специальной разведки в Афганистане соответствовал действиям мотострелковых подразделений в общевойсковом бою – не более того. По боевому применению они были ограниченно способны проводить специальные мероприятия в тылу противника. Принадлежность к ГРУ Генерального штаба, наивная «зашифрованность» напоминала детские игры в войну. Объясню, в состав гарнизона «Шахджой», которым мне довелось командовать в 1987-1988 гг., входил 186-й отдельный отряд специального назначения ГРУ Генерального Штаба (7 ОМСБ). Его сформировали в феврале 1985 года на базе 8-й отдельной бригады специального назначения Прикарпатского военного округа из личного состава двух бригад. 16 апреля 1986 года отряд прибыл в состав гарнизона «Шахджой» – 18 километров южнее уездного центра с одноименным названием для проведения специальных операций.
Особенностью гарнизона «Шахджой» являлось наличие автомобильных караванных дорог, ведущих из Пакистана в Афганистан: «Симурги», «Хонды», «Тойоты», «Мерседесы» пробили маршруты по полупустынной местности, поставляя оружие, боеприпасы из Пакистана отрядам вооруженной оппозиции. Использование фактора отсутствия в регионе советских войск на первом этапе пребывания в гарнизоне, позволило группе капитана Сергеева (выпускника 9-й роты РВДКДКУ 1977 г.) провести удачную операцию – спецназовцы Шахджоя первые в Афганистане захватили американские «Стингеры». Но дальше этого успеха дело не пошло. О «тайных операциях» спецназа, его полетах на вертолетах знали все «духи» в округе, что никак не способствовало решению специальных задач. Полеты «вслепую» в зоне ответственности без агентурного сопровождения задач не приносили результатов. Увидят «спецы» на маршруте полета трактор на тропке, «бурубухайку» – налетят, досмотрят, порвут электрооборудование и улетят. Ни системной разведывательной работы, ни организации добывания данных о противнике – все на авось. При этом спецназ нес потери, несоизмеримые с результатами боевой деятельности. В работе специальной разведки должна всегда присутствовать изящность, творчество, мысль, не стандартные решения. Если бы так воевали мы, разведчики 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, то комдивы Рябченко и Слюсарь закопал бы нас живыми. И поделом. Признаться, до тошноты насмотрелся я на бездарную работу «спецов», которая вызывала недоумение и разочарование. 1988 год, афганская война подходила к завершению, но они так и не научились быть подразделением специального назначения, от чего несли большие неоправданные потери. Отсутствие профессионализма офицерского состава, содержательной работы с изюминкой (они же были приписаны к спецназу), неспособность мыслить творчески, делало деятельность «спецов» малопродуктивной. Выпускники Киевского ВОКУ не смогли быть убедительными для боевых отрядов моджахедов.
Мне в спецназе все же нравился один очень важный момент – самостоятельность командира отряда (батальона) в принятии решений. Нам, комбатам ВДВ, самостоятельности как раз всегда и не хватало – над нами всегда довлела куча начальников и командиров. Казалось бы, есть все козыри для эффективной работы на результат, однако – нет. Вылазки «спецов» сопровождались большими потерями в личном составе, а «лихое» переодевание в афганскую форму для проведения налета на моджахедов приводило к гибели солдат без результатов операции. Командованию специальных операций не приходило в голову мысль – без агентурного сопровождения спецназ – легкая добыча для боевиков сопротивления, имеющих огромный опыт ведения партизанской войны.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ЗАМЕСТИТЕЛЯ КОМАНДИРА 7-Й ПАРАШЮТНО-ДЕСАНТНОЙ РОТЫ ГВАРДИИ СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА ВЛАДИМИРА БУРМИСТРОВА: «На окраине Калата располагалась резидентура Главного Разведывательного Управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР, поставлявшая информацию батальону спецназа ГРУ, находившемуся в Шахджое. По словам офицеров батальона, информация, поступавшая из Калата, почти никогда не подтверждалась и результатов не приносила…»
Вот вам оценка работы специальной разведки, добывающей информацию о противнике агентурным путем. Неудивительно, что спецназ действовал в слепую, по наитию: попалась машина с оружием – хорошо, нет, на это и суда нет. Но так быть не должно, мы это знаем. Далее вспоминает Владимир Бурмистров: «В начале марта 1987 г. провинциальный центр город Калат был атакован с нескольких направлений отрядами оппозиции. По тревоге поднялись спецназовцы в Шахджое и на броне ушли на выручку поставщикам информации. Низкая облачность не позволила поднять «вертушки», обеспечивающих боевую деятельность батальона ГРУ. Атаку душманов отразили без потерь и несколько дней простояли в Калате. Резидент ГРУ, находившийся в Калате, поставил вопрос перед своим руководством о собственной безопасности. В итоге было принято решение передислоцировать в Калат из Шахджоя 7-ю парашютно-десантную роту 317-го парашютно-десантного полка».
Из базового лагеря «Шахджой» 3-го парашютно-десантного батальона два взвода 7-й роты были переброшены для защиты разведывательного органа ГРУ, неспособного организовать получение информации о противнике. В то же самое время в Калате находились батальон ХАД, батальон «Царандой», имевшие свои источники информации о противнике, но они не использовались должным образом для работы на результат.
У меня до сих пор не укладываются в голове некоторые моменты: «спецы», при выполнении одного из заданий, снимаются с засады и уходят на базу, при этом оставляют спящим разведчика спецназа. Только в лагере вдруг обнаруживают – солдата «Петрова» нет. Позднее изуродованное тело разведчика найдут без признаков последнего героического боя, когда вокруг должно, по меньшей мере, валяться до десятка трупов врагов – пастухи просто забили спящего «рейнджера спецназа» камнями...
Или другой момент: как может работать разведывательная группа в тылу противника, которая не смогла заметить, как «духи» багром у одного из дувалов «без шума и пыли» выдернули и утащили одного из разведчиков спецназа? Было и такое…
Еще пример: притащили «спецы» однажды «духа», посадили его в землянку, выставили часового разведчика. Пленный ночью прокопал в песке тоннель и был таков, пройдя через все посты батальона специального назначения. Часовому повезло, а ведь мог проснуться с собственной головой под мышкой.
Абсолютный непрофессионализм командования 186-го отряда специального назначения в организации засадных действий. Разведывательная группа, захватившая машину с оружием, оказалась без сопровождения обеспечением и элементарного прикрытия. Утро следующего дня показало беспомощность командования отряда в решении специальных задач – разведчиков попросту бросили на съедение превосходящим силам противника. В результате – группа была уничтожена, враг надругался над телами убитых. Действия командира группы были абсолютно безграмотны – самонадеянность – не лучшее качество для разведчика.
Действия спецназа легко просчитывались противником, который работал на упреждение, уделяя огромное внимание собственной разведке, но спецназ не был готов действовать на равных и нес большие потери. Результатом слабого профессионализма специальной разведки явилась мараварская трагедия в апреле 1985 года, когда силами афганского сопротивления была уничтожена группа разведчиков 154-го отряда специального назначения в количестве 28 человек. Напомню, 154-й отряд спецназа – бывший «мусульманский» батальон, принимавший участие в штурме дворец Амина в декабре 1979 года.
Недавно по телевидению показали выступление офицера 154-го отряда, окончившего Московское общевойсковое училище. Замечу, славное военно-учебное заведение выпускало общевойсковых офицеров для командования мотострелковыми подразделениями – командиров пехотных взводов. Со слов экранного «короля спецназа», он, командуя разведывательной группой, выполнял задачу на территории Пакистана. Конечно, кроме улыбки, подобные заявления ничего не вызывают. Какой там Пакистан и зачем? У парня здорово развито ассоциативное представление своей значимости в рядах специальной разведки, что вызывает улыбку не только у меня, а целой компании разведчиков, обсуждавших телевизионную передачу рейнджера. Развеселил нас парень. Хотя попасть на территорию Пакистана он, действительно, мог, но только в одном случае – заблудился с группой в горной местности. Других причин просто нет – превентивные действия по уничтожению боевиков на сопредельной территории не имело ровно никакого смысла. Овчинка выделки не стоила. Что может сделать группа в 13-15 человек обыкновенной пехоты? Их нещадно били в своей зоне ответственности, а на пакистанской территории границу с Афганистаном контролировали ребята в черных беретах, это точно спецназ пакистанской армии.
Руководство сил специальных операций в Афганистане знало качество подготовки своих подразделений и никогда не ставило сложных задач. Спецназ выполнял рядовые операции по досмотру караванов и караванных маршрутов, проводил засадные действия на возможных путях перемещения оружия, боеприпасов, частично контролировал отдельные базовые районы сил сопротивления. Что здесь сверхъестественного? Подобные задачи выполнялись всеми разведывательными подразделениями мотострелковых частей и соединений. В апреле 1984 года на долгосрочной основе началась операция «Завеса», к которой были привлечены 11 мотострелковых батальонов с целью перекрытия караванных маршрутов на афгано-пакистанской границе. Обыкновенная пехота совместно с разведывательными подразделениями выполняла те же самые задачи, которые выполнялись силами специальной разведки.
Но вернемся к нашему герою: со слов «короля спецназа» его группа на территории Пакистана уничтожила ножами несколько человек боевиков. Скажу сразу: в спецназе ГРУ имела место похвальба друг перед другом – работали ножами. Нож в разговорном сленге «спецов» – нечто вроде фишки, но им, поверьте, надо вначале научиться колбаску резать – грамотно, а потом применять по противнику. У разведчиков ВДВ есть другое выражение – дешевый непрофессионализм. На самом-то деле работа в разведке строится без контакта с противником, если таковой не предусмотрен задачей. В этом-то и заключается главный смысл действий разведчиков в тылу противника! Ни в коем случае нельзя доводить ситуацию до необходимости – работать ножами, входить в контакт с противником на близкое, значит, опасное расстояние. Для этого нужна такая подготовка, которая спецназу ГРУ в те времена и не снилась! Просто это опасно для успеха выполнения боевой задачи и для группы в целом – никогда нет гарантии, что лихость приведет к положительному результату. Для таких действий есть ПБС: тихо, надежно, без суеты. Кстати, спецназ имел на вооружении приборы бесшумной беспламенной стрельбы к автоматическому оружию и пистолетам Стечкина, пожалуйста – работайте.
Но дальнейший рассказ бойца спецназа предвосхитил все наши ожидания. Мы долго давились от смеха и как анекдот рассказывали при встрече друг другу. «Король спецназа» с азартом рассказывал следующее: уничтожив боевиков ножами, он с группой отходил в район экстрадиции, при этом, как говорит рейнджер, он забыл карту с нанесенной на ней обстановкой и своей фамилией на пакистанской территории. Дорогие мои, кто имеет хоть какое-то представление о разведке, знает простую истину: на боевое задание в тыл противника карта командиром группы не берется, как не берется любая документальная составляющая, которая может сыграть на руку противнику в случае провала группы, опасность которого существует всегда. Разведчики на задании не имеют имен, званий, орденов – они тени, просто тени и больше никто и ничего. Ничто не должно говорить об их принадлежности к разведке, но рейнджеру спецназа я опять верю, он мог оставить карту с нанесенной обстановкой и своей фамилией. В Московском общевойсковом училище его готовили командиром пехотного взвода, учили оформлять карту за свои войска и войска противника. Он делал все правильно – только в разведывательном спецназе этого быть не должно. Командир разведчиков всю информацию держит в своей голове – такая работа.
В ВДВ это делалось так. За сутки до ввода в Афганистан, в Балхаше – на аэродроме «подскока», мне, командиру разведывательной группы 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, начальник штаба полковник Петряков вручил совершенно обезличенную схему аэродрома. Сказал: изучи, Марченко, и запомни. Я представления не имел что это за аэродром, где он находится, мне было ясно одно – изучить его элементы как объекта захвата. Все. Так в разведке ВДВ решались профессиональные вопросы. Сам парень, «боец спецназа», молодец, в этом смысле к нему нет претензий. Есть задор, молодость, кураж – важные качества для разведчика. Его бы еще научить работе в спецназе, и было бы все отлично, но этим, видимо, никто не занимался в системе боевой подготовки подразделений ГРУ. К специальным операциям на территории Афганистана спецназ, с кем мне приходилось работать в боевых условиях долгое время, был не готов в силу своей профессиональной необученности. Впрочем, это не их вина…
ГЛАВА 15
Прогнившая система организации учебного процесса в Советской Армии не работала на оборону государства, строилась на «показухе» высшему командованию – образовалось болото, в которое попала боевая подготовка – ее загнало в угол покрытое плесенью высшее руководство Советской Армии. Летом 1983 года при проведении очередной «показухи» 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии мне представилась возможность воочию увидеть высшее командование вооруженных сил Советского Союза. Рассказываю то, что видел своими глазами. На показные занятия в учебный центр «Казлу Руда» прибыли Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Д.Ф.Устинов, начальник Генерального штаба ВС СССР Маршал Советского Союза Н.В.Огарков, начальник Главного политического управления СА и ВМФ генерал армии А.А.Епишев, командующий Объединенными вооружёнными силами стран – участниц Варшавского Договора Маршал Советского Союза В.Г.Куликов, поразившие нас, офицеров дивизии, своей физической немощью. Вот почему старческий маразм высших должностных лиц государства, партии, армии, неспособность их к творческому мышлению привел в тупик обороноспособность великой страны! Хорошо Рейган «пошутил» с программой «звездных войн», ох, пришлось бы нам непросто …
70-е годы – разгар «холодной войны», Советская Армия могла серьезно потрясти военным кулаком в виде Ракетных войск стратегического назначения, атомным флотом, способным патрулировать вдоль берегов Америки и стратегической авиацией, совершающей облеты зон экономических и военных интересов СССР. Вот три кита, на которых держалась обороноспособность СССР. Сухопутные войска Вооруженных сил были оснащены новейшей техникой, вооружением, способными сдерживать мощь НАТО и других военно-политических блоков. Не было недостатка в количестве и качестве вооружений, боевой техники, имеющей возможность быть надежным щитом мирной жизни граждан Советского Союза. В штабах всех уровней были отработаны планы боевой готовности, учебы войск, составлены графики проведения учений, стрельб от взвода до военного округа. К документальной части планирования процесса боевой подготовки в Советской Армии не могло быть никаких претензий – все было расписано по нотам. Только боевая подготовка в войсках проводилась от случая к случаю. Насыщенность занятий по часовой отработке дисциплин, выносимых на обучение, не соответствовала качеству и требованиям времени: Советскую Армию захлестнули хозяйственные и строительные работы. Офицерский состав в звене взвод-батальон терял методические навыки эффективного проведения занятий, что приводило к дисквалификации командного состава, участвующего в непосредственном обучении личного состава подразделений. Офицерский состав терял практику в организации проведения учений, в выполнении практических стрельб из вооружения боевых машин, вождения техники. Инструкторские и методические занятия проводились для «галочки», не отражая реального положения дел в частях и подразделениях. В то же время, офицерский состав, в самом прямом смысле слова «политические рабочие» загоняли на учебу по вечерам в институты марксизма-ленинизма, некоторых по нескольку раз подряд. Вашего покорного слугу в том числе: я дважды окончил институт марксизма-ленинизма при Каунасском доме офицеров.
После окончания командного факультета Академии имени М.В.Фрунзе на должности заместителей командиров полков, начальников штабов, командиров полков приходили офицеры, не представлявшие объем подготовки и проведения ротных, батальонных тактических учений с боевой стрельбой. Вспоминается командир 108-го гвардейского парашютно-десантного полка в 1982-1983 гг. подполковник Ильин – огромный специалист по уборке территории и в подстрижке травы на газонах. Он мог легко приказать покрасить краской жухлую траву в зеленый цвет для встречи командующего, но вот как организовать учебный процесс полка – для него было неразрешимой задачей. Когда этот же самый полк возглавил гвардии подполковник Халилов Вячеслав Салихович, в тех же самых условиях, боевая подготовка полка стала приоритетной в деятельности части воздушно-десантных войск. Замечательный командир, офицер и человек, Вячеслав Салихович Халилов, поставил учебный процесс полка таким образом, что учебные центры Каунасской воздушно-десантной дивизии «Казлу Руда», «Гарлява» стонали день и ночь от практических стрельб. Когда гвардии подполковника Халилова назначили заместителем командира дивизии, и он стал отвечать за боевую подготовку соединения – уже рыдал учебный центр «Поречье», где на батальонных учениях с десантированием, боевой стрельбой обкатывались части соединения по полной программе. Именно в его командование полком 2-му парашютно-десантному батальону 108-го парашютно-десантного полка доверили проведение показательных учений с боевой стрельбой на БМД-2 для Министра обороны СССР Д.Ф.Устинова, начальника Главного политического управления СА и ВМФ А.А.Епишева, начальника Генерального штаба ВС СССР Н.В.Огаркова. Были показаны отличные действия батальона под командованием гвардии майора Видякина Виталия Феофановича, у которого мне посчастливилось быть заместителем. Личный состав батальона получил благодарность Министра обороны СССР – лично мне никогда не забудутся месяцы насыщенной боевой учебы.
Приведу другой пример: Литовская ССР, Алитус, 97-й парашютно-десантный полк. Для организации и проведения боевой подготовки в полном объеме работает директриса боевых машин, стрельбище, танкодром, рядом с частью находится аэродром, площадка приземления. В суточный наряд заступает всего лишь парашютно-десантный взвод – лучших условий для того, чтобы ковать боевую подготовку, не было во всех ВДВ. Командир полка подполковник Пурин организует прекрасный процесс боевой учебы по батальонно: комбат готовит недельный план боевой учебы, выносит его на утверждение командиру и целую неделю – день и ночь, батальон занимается боевой подготовкой. Командир полка на высочайшем уровне проводит методические занятия с офицерским составом части: учит комбатов искусству отработки ротных, батальонных учений на карте, где отрабатывается взаимодействие подразделений с учетом изменения обстановки. Затем, вводными установками наращивает условия выполнения задачи, которые привязывает к действию подразделения, обозначавшего «противника». С удовольствием я вспоминаю насыщенный процесс боевой подготовки в 97-м парашютно-десантном полку в период 1984-1985 гг., когда частью командовал гвардии подполковник Владимир Пурин. В 1985 году Владимир Николаевич уходит в Афганистан, на его место назначается майор Евгений Минаев. Что началось… Во-первых, на должность командира полка был назначен офицер, который очень отдаленно представлял, что такое вообще боевая подготовка, потому что ни до академии, ни после ее окончания он с ней никогда не встречался. Во-вторых, отработанный предыдущим командиром процесс боевой учебы полка подменяется хозяйственными работами, строевой подготовкой. Вот, где Минаев был на коне!!! Что там Маршал Советского Союза Жуков! Строевая подготовка стала приоритетом в «боевой» учебе. Командир полка с утра выходил на перекресток дорог на территории части и часами стоял, принимая отдание воинской чести, проходящих мимо него, военнослужащих. Он млел, испытывая оргазм от того, как офицеры, солдаты "рубили" строевым шагом, прикладывая руку к головному убору. Строевая подготовка! Он мог о ней говорить часами, сутками, но чтобы появиться на директрисе боевых машин, стрельбище – никогда. Он боялся боевой учебы, не знал ее и не хотел ею заниматься. Вскоре его сослали советником в Афганистан "советовать" афганской армии, как воевать с душманами. Теперь мы понимаем, кого, зачастую, отправляли в Афган и Африку "советовать"?
Вот несколько примеров, когда при равных, казалось бы, условиях одни командиры были способны решать вопросы боевой подготовки, другие – совершенно нет. Не беру на себя ответственность упрекать всех командиров частей в их неспособности организовать процесс боевой учебы, но система боевой подготовки Советской Армии к началу афганских событий деградировалась и покрылась плесенью. Командиры частей – продукт системы армии, неспособной готовить войска для укрепления боевой мощи страны, учить тому, что необходимо на войне. Только самородки от бога могли процесс боевой учебы войск поддерживать на должном уровне. Афганистан явился мерилом оценки в способности армии действовать в бою, открыл глаза многим военачальникам на то, что мы были не в состоянии вести боевые действия грамотно и умело – нам некогда было учиться.
Введенные в Афганистан 5-я, 108-я и 201-я мотострелковые дивизии до марта 1979 года были кадрированного состава, они занимались хозяйственными работами, вообще не представляя, что такое боевая подготовка. Единственное полноштатное соединение в составе 40-й армии, воевавшее в Афганистане с первого и до последнего дня – 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, на примере которой я показал степень и качество проводимых занятий по боевой подготовке. Поэтому боевое мастерство, слаженность подразделений при действии в горной местности приобреталось нами непосредственно в боевых условиях и слава советским солдатам, офицерам, самоотверженно выполнившим воинский долг в жесточайших условиях навязанной войны!
Теперь немного о личном составе, находившегося в запасе. Контингент граждан, находившийся в запасе, был приписан к воинским частям. По мобилизационным планам военных комиссариатов он в указанные сроки обязан был прибыть на сборные пункты для дальнейшего убытия в действующие части. Далеко ходить не будем – в конце декабря 1979 года в среднеазиатских республиках была проведена мобилизация приписного состава и в составе вышеуказанных мотострелковых дивизий брошена через Саланг и Кушку в Афганистан. На марше по горным хребтам Гиндукуша они подверглись огневому воздействию мятежных отрядов оппозиции, понесли потери – 10 человек убитыми, 6 ранеными, проявив полную неспособность к оказанию элементарного сопротивления. Страшная и жалкая картина представилась нам в Кабуле 28 декабря 1979 года после завершения военного переворота в стране – оборванные, грязные сорокалетние мужчины (узбеки, таджики, туркмены) в крови и бинтах, шинелях образца 41-го года сидели на поле Кабульского аэродрома и беспомощно плакали, думая, за что же Аллах придумал им такие испытания. Абсолютная неспособность призывного контингента решать боевые задачи повергла в шок руководство армии, оперативную группу министерства обороны.
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ НАЧАЛЬНИКА РАЗВЕДКИ ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНЫХ ВОЙСК (НА МОМЕНТ ВВОДА СОВЕТСКИХ ВОЙСК – НАЧАЛЬНИК ШТАБА ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ ВДВ В АФГАНИСТАНЕ) ГВАРДИИ ПОЛКОВНИКА А.В. КУКУШКИНА: «108-я гв. МСД совершила шестисоткилометровый марш по высокогорному маршруту в зимних условиях. Только что отмобилизованные части дивизии мало походили на советское войско. Вид большинства призванных солдат был отвратительным, жалким и не вызывал к ним никакого уважения. Мобилизованные отцы многодетных узбекских и таджикских семей меньше всего походили на бравых солдат, прибывших оказать интернациональную помощь афганцам. Уверен, что большинство, отягощенных мыслями о покинутых семьях, так и не поняли, зачем привезли их в эту аллахом забытую страну».
Комментировать нечего, боль фронтовика, награжденного шестью боевыми орденами, очевидна. До чего надо было довести Советскую Армию, чтобы увидеть ее такой, какой увидели мы ее в афганских событиях! К марту 1980 года была проведена замена 33 тысяч рядовых, сержантов запаса – военнослужащими срочной службы. Это был печальный итог системы боевой подготовки Советской Армии, когда реальные условия боевых действий парализовали волю граждан страны, призванных из запаса, привели в полную неспособность решать простейшие задачи совершения марша.
Военные комиссариаты по мобилизационным планам призывали граждан страны, находящихся в запасе, для повышения боевой выучки, подготовки, изучения, поступавшей в войска новой техники и вооружения. Реально же всех бросали на уборку урожая, хозяйственные работы, а военкоматы ставили отметки о проведенных мероприятиях, касающихся вопросов мобилизационной готовности страны. На самом деле – никакой отработки вопросов обороноспособности с гражданами страны, находившимися в запасе, не проводилось. Ну, кто этого не знает?
Контингент советских войск в Афганистане не был готов к ведению боевых действий в горной местности, зеленых массивах, полупустынях. Огромное количество техники, вооружения не могло быть инструментом победы в бою, потому что невозможно использовать боевой потенциал частей и подразделений на полную мощь в условиях общевойскового боя в горах. Тяжесть боев легла на плечи солдат, офицеров – отважных рабочих войны. В самом бою было поздно учиться войне, на ней, чтобы побеждать, надо было уметь воевать. Огромные неоправданные потери – закономерный итог боевых столкновений с коварным и жестоким врагом. Да! Мы могли охранять себя, объекты, но никак не воевать, потому что мы этого не умели делать.
К началу 70-х годов в Советской Армии прочно установилась порочная практика: учения, занятия, практические стрельбы, вождение боевых машин проводить по принципу перестраховки. Это явление подменило главный принцип подготовки армии к защите Родины – «учиться военному делу – настоящим образом». Как будто в насмешку, система подготовки войск строилась на методически грамотно оформленных конспектах командиров взводов, рот, батальонов. Жесткая требовательность к заполнению, правильному ведению журналов боевой подготовки подразделений никак не сочеталась с реальной отработкой учебно-боевых задач по дисциплинам обучения. Произошла подмена понятий в достижении результатов боевой подготовки командным составом всех степеней.
Начальник Генерального штаба Вооруженных сил России генерал армии Макаров недавно по телевидению сказал следующие слова: «Выросла целая плеяда полковников, даже генералов, которые за всю службу не провели ни одного занятия, ни одного учения». Вот вам реальная оценка боевой подготовки армии, прошедшей после Афгана две кампании по наведению конституционного порядка в Чечне. Военачальники сегодняшних дней имеют мужество признать проблемы боевой подготовки Российской армии, но в 70-80-е годы прошлого столетия советским полководцам такие мысли в голову не приходили.
Сержантский состав перестал играть роль младших командиров, непосредственно отвечавших за подготовку солдат в повседневной жизни. Сержантское звено было выбито из командирской среды, что стало главной проблемой армии, привело к искривлению дисциплинарной практики – «дедовщине». Надо же понимать, что сержанты постоянно находятся с личным составом: днем, ночью, на занятиях, внутреннем наряде – вся теневая жизнь казармы у них на глазах. Поверьте на слово, шесть лет я был сержантом и проходил службу в должностях сержантского состава в Советской Армии и Рязанском высшем воздушно-десантном училище. Сержанты о своих подчиненных знают все: сильные и слабые стороны, кто и как спит, дышит, кушает – они способны объективно влиять на успешное решение задач боевой подготовки, воинской дисциплины. Кто не знает, скажу: казарма имеет две стороны жизни – днем и ночью. Это два отличных друг от друга мира, где проходит служба солдат разных призывов, национальностей, способностей к выполнению воинских обязанностей. Днем, под руководством офицерского состава, ни шатко, ни валко проходили занятия, разного рода работы, подготовка суточного наряда. В целом, поддерживались вопросы воинской дисциплины, правил порядка, субординации. Ночью же, после отбоя, многим солдатам младшего призыва не хотелось жить – в подразделениях начиналось откровенное издевательство: нанесение ударов – не в лицо, будут синяки, в грудину, почки, печень. Не дай бог молодой солдат не в состоянии выполнить элементарную программу физической подготовки молодого бойца – «висеть» ему на перекладине до утра. В отдельных подразделениях подобная практика продолжалась едва ли ни каждую ночь.
Молодых солдат «деды» учили, как «на самом деле надо служить», давали личному составу установку на любые действия. Молодежь управляема в состоянии страха, сержанты, наблюдая картину издевательств, унижений, зачастую, сами участвовали в дембельских оргиях. Политработники такое состояние дисциплины в подразделениях называли искривлением дисциплинарной практики, неуставными взаимоотношениями, «дембелизмом», при этом, совершенно не понимая, что сами же порождали подобные явления в армейской среде. Таков итог потери младших командиров в армии к началу 70-х годов.
Сержанты взвода, роты – гарант добрых отношений в воинском коллективе, но для этого необходимо было в корне менять систему подготовки сержантского состава, начиная с отбора кандидатов в учебные подразделения, заканчивая воспитанием. Во времена великого полководца Георгия Жукова сержанты были костяком армии, Маршал Советского Союза понимал, сержантский состав – цементирующая сила воинского коллектива, на нем держится дисциплина, порядок, моральный дух подразделения. Сейчас немедленно надо вернуться к подготовке сержантов при действующих частях, создать учебные подразделения, полковые школы сержантского состава, где будущие младшие командиры до обеда должны заниматься теоретической подготовкой, после обеда – работать с солдатами разных призывов. Не иначе. Никакие централизованные учебные центры не станут кузницей подготовки младшего командного состава, потому что выпускники центров будут страшно далеки от солдатских казарм. Дышать воздухом казармы надо каждый час, день, ночь – без такой закалки деятельность сержантского состава обречена на провал.
В начале января 2009 года был обнародован Указ Президента Российской Федерации, устанавливающий новую численность Вооруженных сил России. В этом приказе отдельной строкой прописано: Министерством обороны РФ определены шесть высших учебных заведений, где на профессиональной основе будет проводиться подготовка младших командиров для Вооруженных сил России. Уже в феврале 2009 года из солдат-добровольцев и военнослужащих запаса сформируют группы по 100 человек в Санкт-Петербургской Военно-космической академии, Московском высшем военном командном училище, Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище, Рязанском военном автомобильном институте, Военном институте физической культуры и Омском танковом инженерном институте. Будущих сержантов-профи решено обучать по специальной программе, рассчитанной на 2,5 года. После окончания учебы сержанты-контрактники получат диплом о среднем специальном образовании, и будут руководить воинскими коллективами на профессиональной основе. Дай бог, чтобы это случилось быстрей, события, связанные с грузино-осетинским конфликтом в августе 2008 года, показали большие проблемы Российской армии в вопросах реагирования на агрессию в жестком режиме.
К 70-м годам из Советской Армии уволились последние офицеры-фронтовики, способные воспитывать и обучать солдат, сержантов срочной службы тому, что необходимо на войне. Пришедшие на смену фронтовикам выпускники военных училищ, получившие среднетехнические и средне-специальные образования (высших училищ было не много) не имели опыта военной службы. Приходили в войска лейтенантами и только там начинали «в живую» работать с солдатами, не имея практического опыта. Они отставали в подготовке от своих предшественников, фронтовиков, кстати, имевших в войсках огромный авторитет среди личного состава, и не могли дать солдату необходимых навыков военной профессии. Солдатские коллективы чувствовали несоответствие в подготовке офицерского состава и включали солдатскую смекалку, которая работала не только на успешное выполнение поставленных задач, но и на то, как отлынить от них. Поговорка «солдат спит – служба идет» постепенно подменяла основную задачу армии: учиться войне настоящим образом, и в солдатской среде постепенно приобретает привлекательный оттенок. «Королями казармы» становятся каптеры – особо приближенные к командирам и старшинам подразделений солдаты. Им доверяются ключи от каптерок, подсобных помещений, которые они с особым шиком демонстративно крутят на указательном пальце. Каптер отличался по форме одежды, прическе, по особой походке. Он уважаем демсоставом роты, даже если младше по призыву, потому что по ночам он открывает каптерку «дедам» для подготовки «дембельских парадок», альбомов, «воспитания» молодежи, пьянства. Если бы знал офицерский состав роты, что происходило ночами в каптерках их подразделений! Мне, прошедшему все сержантские должности подразделения, можно написать об этом отдельную книгу. Каптерка – особый мир со своими законами. Зайти солдату в нее непросто – для этого существовал целый ритуал, но об этом в следующий раз.
Почетными становятся свинари подсобных хозяйств частей, солдаты, обеспечивавшие инфраструктуру военных городков – теневые бойцы Советской Армии, игравшие в системе боевой подготовки черную роль: сослуживцы несли за них службу, сдавали проверки, совершали прыжки с парашютом. Эта «привилегированная» категория становится особой «кастой» армии. Если вам доводилось видеть уволившихся в запас солдат, разодетых в ярко петушиный вид, с множеством «гирлянд» на худых груденках, знайте – это каптеры, свинари, сантехники – особо приближенные к отдельным командирам солдаты.
Во второй половине 60-х годов из армии уволились последние сержанты, окончившие полковые школы младших командиров, которых готовили настоящие фронтовики, прошедшие Великую Отечественную. Взамен полковым школам пришли «учебки», наспех готовившие сержантский состав для войсковых подразделений – полгода кое-какой подготовки и в действующие подразделения. Обучение сержантского состава проходило в отрыве от практической работы с солдатами разных призывов. Стажировка курсантов учебных подразделений в строевых частях, если таковая предусматривалась планом подготовки, существовала только для того, чтобы показать будущему сержанту живого солдата – не более того. Новоявленные сержанты приходили в войска, где командиры взводов и рот вынуждены были говорить: «Забудьте то, чему вас учили в «учебке» и делайте так». Процесс обучения начинался по новой программе, в которой солдаты первого года службы были подготовлены куда лучше, чем младшие командиры, окончившие учебные подразделения. Программа адаптации сержантского состава, чтобы придать ей какое-то оправдание, получила название: «Ввод младших командиров в строй». Так начиналась подмена одних понятий – другими, а в целом, сержантам уже не доверял офицерский состав. Постепенно сержантский состав подразделений перестал играть роль непосредственных командиров солдат, терял на глазах уважение, значимость в воинских коллективах. Младшие командиры сливаются в единую массу с рядовыми солдатами – звено сержантов существует только в штатном расписании рот, батальонов, полков и не приносит положительной динамики в вопросах боевой подготовки, воинской дисциплины.
Молодые лейтенанты, командиры взводов, окончившие военные училища, также не блистали своей подготовкой, их деятельность вынуждены были подменять командиры рот, а ротных страховали комбаты. Образовался порочный круг, разорвать который армия не может до сих пор. Офицеры, окончившие военные училища, в основе своей, имели недостаточную подготовку, были не способны являться инструментом наведения порядка в подразделениях. Они чувствовали свою беспомощность в вопросах боевой подготовки, решения проблем воинской дисциплины, что приводило к самоустранению от выполнения должностных обязанностей. Вакуум заполнялся нерадивыми солдатами, сержантами, которые вводили свои понятия о воинской службе. Таким образом, в Советской Армии произошла разбалансировка в командном звене взвод-батальон в подходах воспитания личного состава, что резко снизило принципы боевой подготовки, ее качество, эффективность.
В 1969 году Советская Армия перешла на двухгодичный срок действительной военной службы. Старший призыв дослуживал третий год, на смену ему пришли солдаты, которым предстояло служить два года, что вызвало резкий перепад отношений между разными призывами воинских коллективов. Реформа привела к тому, что воинская дисциплина в войсках серьезно пошатнулась за счет падения качества боевой подготовки – разница в призывах в вопросах физического развития, общей подготовки солдат слишком бросалась в глаза. В системе проведения занятий по предметам обучения «двухгодичники» явно уступали тем, кто дослуживал третий год. Старослужащие солдаты, естественно, стремились к быстрому увольнению в запас, для чего требовались отличные результаты отделения, взвода, роты – старший призыв подтягивал молодежь. Днем для «совершенствования» качества боевой подготовки времени не было, но после отбоя, когда офицерский состав уходил домой (когда должна начинаться работа сержантов), молодые солдаты оставались в полном распоряжении старослужащих вояк. Ночная казарма превращалась в «спортивный городок», «стрельбище», «танкодром». Для пущей убедительности к «непонятливой» молодежи применялись пинки, подзатыльники. На первом этапе – «за дело». Младший призыв подобной методике воспитания вынужден был подчиняться. Дембелям важен был конечный результат: подтягивание на перекладине нужное количество раз, выполнение временных нормативов в беге, уверенная стрельба по упражнениям, несение службы во внутреннем наряде. Под страхом зуботычины молодежь из кожи лезла вон, чтобы прийти к нужной личной подготовке, которая достигалась в ходе ночных занятий. Кстати, для многих офицеров, такое положение дел не являлось секретом и даже поощрялось: командиру взвода, роты был важен итог боевой учебы – повышение в должности, получение очередного звания, в том числе, квартиры – зависело только от успехов в боевой и политической подготовке.
Призванные на действительную военную службу солдаты, в течение первого года службы овладевали необходимыми теоретическими и практическими навыками, которые позволяли сдавать проверки, проводимые в войсках два раз в год. Общий результат взводу, роте, батальону определяла общая оценка за подразделение, которая складывалась из результатов каждого военнослужащего. Это значит, личный состав срочной службы должен был успешно сдавать дисциплины, выносимые на проверку: один за всех и все за одного – лучше не выразить мысль. Отдельные командиры подразделений, в силу отсутствия навыков, опыта работы с личным составом, возможной лености не могли быть наставниками в подготовке личного состава к проверкам. Они перепоручали подготовку молодого пополнения к итоговым испытаниям дембельскому сообществу – все работали на результат, не взирая на издевательства, мордобой, унижения младшего призыва. Действительно, результат имел место, за ним шли повышения в должности, очередные воинские звания офицерам, увольнения в запас в числе первых партий – старослужащим солдатам, но какими методами все это достигалось, можно только догадываться.
Дальше – больше, демсостав, понимая «значимость» своего положения в воинских коллективах, при определенных обстоятельствах, давал понять офицерам подразделения, что успех взвода, роты зависит исключительно от их действий. Стоило только командирам приводить дембелей к порядку, что называется, «строить», ставить на место, сплоченная кучка старослужащих солдат давала негативную установку подразделению и ближайшая проверка, показные занятия проваливались с треском. Командира роты снимали с должности, задерживали звание, отправляли в забвение – в подразделении правили бал дембеля. Многих офицеров ожидала подобная участь, ломала судьбы – жизнь бросала на дно армейского водоворота. Министерство обороны СССР, Главное политическое управление Советской Армии и ВМФ владело ситуацией положения дел в войсках. Командному составу армии постоянно доводились приказы о случаях издевательств над военнослужащими младших призывов, а на этой почве самострелов, дезертирств – «дедовщина» в вооруженных силах страны процветала, приобретая новые формы искривления.
В обычные дни служебной деятельности офицеры в 18.00 заканчивали службу, личный состав оставался в расположениях под руководством сержантов. В казармах начиналась другая жизнь, законы, понятия. В средине 70-х годов в подразделениях и частях вводится дежурство ответственных офицеров, в задачу которых входил контроль личного состава до проведения вечерней поверки, отбоя. Повседневная офицерская служба, учения, проблемы семейного быта, мат перемат старших командиров и без того влияли на психику молодых офицеров – нормальных советских парней. Многие имели семьи, детей, но вечная неустроенность дальних гарнизонов постоянно преследовала служивых людей: жены в военных городках и базах сидели без работы, не находили применения в реализации жизненных планов, интересов. Мужья большее время находились на службе, отдавая себя выполнению воинского долга. Вследствие разных причин происходило непонимание в отношениях супругов, раздражение, разочарование – семьи распадались. Свободное время офицеров не изобиловало разнообразием – алкоголь во все времена «успешно» решал многие проблемы службы, быта, семьи. Ломались от водки замечательные командиры, офицеры, просто люди, чьей работой была профессия защищать Родину. Их перемалывала система, установившаяся в армии, государстве, которая, в конечном итоге, привела к распаду великой страны.
«Институт ответственных офицеров», конечно, не мог решить возникших проблем: зараза «дедовщины» расползалась по армии. Тем более, нехватка призывного состава в вооруженные силы привела к необходимости призыва на действительную военную службу категорий граждан, отбывших наказание в местах не столь отдаленных. Зоновские законы в той или иной извращенной форме переносятся на армейские коллективы. Оставление воинских частей, дезертирство, самострелы, расстрелы в казармах, караулах обидчиков молодых солдат становятся отдельной строкой в отчетах политработников. Молодежь боится идти выполнять воинский долг в вооруженные силы страны – появляется новая тенденция призывной части молодежи – «косить от армии».
Для советского комсомольца 70-х годов не попасть на службу в армию, пусть даже по медицинским показателям, было немыслимым положением – легко могли записать изгоем в рабочем коллективе, в учебной аудитории. Да, что там изгоем? Девчонки таких парней презирали, не дружили. Служба в Советской Армии была престижным явлением в жизни советского человека. Каждый гражданин страны советов гордился тем, что был защитником Отечества и носил это почетное звание с гордостью, честью, достоинством. Сформировавшаяся система уродливых отношений между разными призывами воинских коллективов прямым образом влияла на морально-психологическое состояние призывной молодежи, общество, обороноспособность страны в целом.
В начале 70-х годов в Вооруженных силах страны был введен институт прапорщиков, который должен был поднять профессиональную основу армии, в которую поступало современное вооружение, техника. В соответствии с военной доктриной советского государства перед защитниками Отечества ставились более глобальные и широкие задачи. Я с великим уважением отношусь ко многим прапорщикам, с кем сводила меня двадцатилетняя служба в армии, у многих из них я учился армейским премудростям в самом лучшем смысле этого слова. Но общее положение прапорщиков в системе Вооруженных сил, конечно, желало быть лучшим: не прошло и полгода, страну захлестнули анекдоты про прапорщиков с одним погоном на плече, больше, чем про Чапая и Анку. Так появился образ прапорщика Задова, завершившего служебный путь в российской армии. Дальше нет смысла рассказывать: армия потерпела очередную неудачу в стремлении поднять престиж, боеготовность, уважение народа.
После вывода советских войск из Афганистана я получаю частые приглашения для выступлений перед разными аудиториями: от зоны для малолетних преступников, общества глухонемых – до школьных классов, гимназий, аппарата чиновников. В ходе этих встреч и бесед довольно часто слушатели задают мне один и тот же вопрос: нужно ли было Советской Армии входить Афганистан? На что со всех трибун отвечаю: «А где бы мы еще учились воевать?» В военно-политическом противостоянии двух мировых систем карты пали на Афганистан, такой расклад положения дел не имел принципиального значения – Советской Армии нужна была военная площадка, на которой она должна была учиться воевать. Да простит меня бог, не потому, что я кровожаден или ограниченному контингенту был важен исход афганской революции, а потому, чтобы «протащить» часть своей армии через горнило боевых действий, получить реальную практику ведения боевых операций. Сложившиеся положение дел в Советской Армии привело к суровой необходимости обучения командиров организации современного общевойскового боя, в приобретении умения войск сражаться в настоящем бою, когда свистят пули и рвутся снаряды. Господа, несогласные со мной, напоминаю: на дорогах Российской Федерации только за один 2007 год в автокатастрофах погибло 33963 человека. За 9 лет афганской войны мы потеряли 14453 своих защитника, но там мы хоть чему-то научились на этой войне, опыт которой пригодился российской армии в наведении конституционного порядка во множестве «горячих» точек. Так, где же война, объясните народу?
Продолжение следует...
ГЛАВА 16
Анализ военно-политической обстановки первых месяцев пребывания ограниченного контингента советских войск на афганской земле, приводит к следующему заключению – Бабрак Кармаль принял решение использовать ресурс 40-й армии на полную мощь. Советским товарищам, окружавшим его, он указал на тех, кто является врагом сейчас, кто будет завтра, а кто, по его представлению, может оказаться в дальнейшем. Подчеркиваю, личным врагом Кармаля в вопросах удержания власти, что совсем не означает – для афганского народа. Советская прямолинейная стратегия лишила политическое руководство СССР гибкости решения афганского вопроса в комплексе проводимых мероприятий. Чего бы не поиграть на противоречиях афганских политических партий: одних привлечь на свою сторону, «прикормить», направить на других, затем наоборот? Общая обстановка в афганском сопротивлении северных, центральных и восточных провинций располагала советнический аппарат Советского Союза в Афганистане к более умным подходам в борьбе с внутренней оппозицией. Надо было понимать и такой факт – в афганской войне Советский Союз мог поддержать и любую другую сторону, при этом политическая ситуация ничуть бы не изменилась в общем контексте афганских событий. Но чтобы объективно оценивать спектр афганских вопросов, возникший в конце 70-х годов, на уровне политических советников в Афганистане необходим был аналитический аппарат для формирования решений для высшего руководства СССР, способный проводить мониторинг политической и военной обстановки, а также вырабатывать предложения, по которым бы принимались эффективные решения. Какой на самом деле работал в Афганистане советнический аппарат по направлениям деятельности, мы уже имеем представление, поэтому нет ничего удивительного в том, что силы афганского сопротивления сплотились, объединив усилия в борьбе с ограниченным контингентом советских войск.
Просчеты афганской действительности в политическом направлении привели к тому, что пострадала и военная составляющая. Начавшиеся боевые операции советских войск не закрепляли успеха в провинциях: уходили войска «шурави» – появлялся вакуум, тут же заполняемый не представителями афганской партийной, государственной власти на местах, а исламскими комитетами, отрядами душманов. Как будто ничего не менялось в общем положении дел: часть душманов превращалась в «мирных дехкан», трудилась на полях, растила урожай, посевы мака, другая часть охраняла их «мирный труд». Поступала команда исламского комитета «в ружье» – все уходили в горы. Сожгли колонну бензовозов русских, получили «бакшиш» – пора и мак собирать, готовить соломку для наркотиков – душманская жизнь была в постоянных заботах. Героиновый бизнес и война шли параллельными путями, причем, не только не мешая, но и дополняя друг друга. Такова действительность начавшихся боевых действий с вооруженными отрядами оппозиции и советнический аппарат в Афганистане был бессилен и никак не влиял на развитие обстановки в стране. Процесс «втягивания» советских войск в боевые действия проходил постепенно – по нарастающей…
Как это было, что ощущали мы, рядовые бойцы «высокой политики» – об этом дальнейший рассказ. Приглашаю вместе обсудить афганскую тему за «круглым столом», на зеленой лужайке под Витебском – здесь начинался Афган в декабре 1979 года, здесь он и закончился в феврале 1989-го…
Мы, разведка дивизии, на фоне затишья перед бурей, первыми ощущали напряжение обстановки. Каждую мы ночь уходили в поиск, разведку местности, населенных пунктов, перевалов, дорог в зоне ответственности дивизии, проводили засадные действия. Наблюдали явную активизацию действий мятежников: в горах зажигались костры, зловеще мигая в темной ночи, из кишлаков им отвечали огни и блики больших и малых фонарей – шел взаимный обмен информацией. Повсюду сновали связные душманских отрядов: в горы – обратно, мы гонялись за ними у кишлаков Тарахейль, Паймунар, Дехъийхья. Наблюдением отслеживали действия противника, проводили поиск, захват душманских связных.
Война становилась очевидной уже не только заявлением Маршала Советского Союза С.Л.Соколова на партийном активе, но и комплексом мероприятий, направленных на подготовку боевых действий в штабах частей и соединений армии. Приходило понимание серьезных намерений командования ограниченного контингента о подготовке и проведении боевых операций. Началась активная боевая подготовка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
Для 80-й отдельной разведывательной роты дивизии для такой работы была определена горная вершина с добрым названием – Ходжа-Раваш, как центр горной, тактической, огневой и специальной подготовки. Она служила нам и местом удобного наблюдения на север от Кабула, где мы также фиксировали активный обмен световой информацией душманских отрядов с кишлаками. После ночного выполнения боевых задач по разведке и короткого отдыха, дивизионные разведчики, захлебываясь потом и кровью, учились действовать в горах на участке горного хребта Ходжа-Раваш – Ходжабугра.
После событий, определивших участие ограниченного контингента советских войск в боевых действиях, примерно, до средины февраля 1980 года был относительно спокойный период – шло благоустройство военных городков, гарнизонов. Стояла холодная зима, перешедшая в сезон дождей – непролазная слякоть парализовала движение по дорогам и тропам долин. Затишье позволило как-то благоустроиться, оглядеться, частично адаптироваться к новой обстановке. Параллельно велась боевая подготовка подразделений в условиях горной местности, несение службы в нарядах, боевом охранении, проводилась работа по обеспечению армии для участия в полномасштабных боевых операциях. Вокруг вырастали палаточные городки с элементами жизнеобеспечения, оборудовались позиции опорных пунктов взводов, рот для охраны военных городков, на которые выдвигалась артиллерия, системы залпового огня, танковые подразделения. Активно работала разведывательная и военно-транспортная авиация, 34-й смешанный авиационный корпус занял основные и запасные аэродромы, вертолетные площадки, командование ВВС армии планировало маршруты полетов.
В единый механизм приводилось взаимодействие родов войск, соединений, частей армии, отрабатывалась система огня. Налаживалась радио- и проводная связь, решались вопросы материально-технического обеспечения войск, в том числе, с учетом зимних условий и действий в горной местности. Шли поставки конструкций для строительства домиков, печек для обогрева личного состава, завозились строительные материалы, обмундирование. Работа кипела по всей территории военного городка, несмотря на сезон дождей, превративший местность в грязное непролазное месиво. Мы приняли меры для усиления палаток личного состава каркасом из досок, установили печки-капельницы для обеспечения чистой среды проживания, но от «Паларисов» не отказались, продолжая согреваться «реактивной тягой». Зима в Кабуле 1980 года была не только холодной, но и очень снежной.
Начавшиеся дожди не унесли ощущение холода, от них не стало уютней в палатках. Началась массовая поставка строительных материалов для оборудования городков – благоустраивались основательно. На занятиях по боевой и политической подготовке, мы, командиры, акцент делали на действия в горах. Так постепенно мы адаптировались к новым условиям жизни, организовали боевую подготовку, жизнь, быт, элементарную смену белья, баню.
Однажды 108-я мотострелковая дивизия проводила ночные занятия в предгорье по вождению боевых машин. Мотострелки переполошили штаб 103-й воздушно-десантной дивизии: на горном хребте, западнее перевала Паймунар, они обозначили трассу выставлением банок с горящей соляркой. Боевое охранение нашей дивизии приняло светящийся серпантин в предгорье за передвижение техники мятежной части афганской армии. Начальник штаба дивизии полковник Петряков приказал мне в составе разведгруппы выдвинуться в указанный район, оценить обстановку. Я выдвинулся к горному хребту, оценил – молодцы мотострелки, время даром не теряли, доложил по возвращению в штаб дивизии – боевое охранение успокоились. Казалось бы, маленький эпизод, но подобные казусы в организации боевых действий еще не раз сыграют отрицательную роль. Дело в том, что на уровне штабов частей, соединений армии были слабо отработаны элементы взаимодействия в проведении тех или иных мероприятий. Мы не знали о действиях соседних частей, они не представляли наших намерений, что приводило к огневому воздействию друг на друга. Неоднократно я лежал с разведчиками под разрывами снарядов родных Д-30 и мой отборнейший мат по радиостанции в адрес артиллеристов был слабым утешением – хорошо еще лупили не из «Акаций», «Гвоздик» и «Гиацинтов-С».
Были и другие досадные эпизоды: не зная, что в том или ином районе действовали афганские подразделения, наши наводчики наводили на них огонь артиллерии, авиации – «зеленые» в панике залазили в норы. В целом обстановка до второй половины февраля 1980 года носила противоречивый характер – повсеместно отмечались вылазки душманов, нападения на городки, колонны военной техники. Все стало на свои места с началом крупномасштабных рейдовых операций – к войне готовились по настоящему.
Для разведчиков 80-й отдельной разведывательной роты дивизии перевал Паймунар, вершина горного хребта Ходжа-Раваш стали не только полигоном, но и родным домом. Ежедневные занятия с разведчиками я проводил с максимальной отдачей сил, энергии – с ужасом отмечая: наша профессиональная подготовка для действий в горах может служить не более чем базовой, которую необходимо восполнять ежедневными упорными тренировками. На первом этапе занятий разведывательной группе я ставил задачи, которые состояли только в том, чтобы просто подняться на вершину горы со штатным вооружением, снаряжением без отработки тактических и огневых задач. Например, выдвинуться по маршруту: базовый район – вершина горы Ходжа-Раваш с целью ведения разведки, обнаружения противника, определения координат для корректировки огня артиллерии и авиации в зоне ответственности дивизии.
Первые тренировочные подъемы на вершину горы продолжались около двух часов. Штатное оружие, боеприпасы, сухой паек, вода, снаряжение весили до 30 килограммов – каждый подъем на горный хребет был тяжелейшим испытанием на физическую прочность и выносливость. А каково было пулеметчикам и гранатометчикам со штатным оружием! Несколько восхождений на вершину дали четкое понимание – тренировки должны продолжаться по нарастающей динамике. Неимоверная усталость, тяжесть на тело наваливались после каждого подъема на гору, судороги схватывали икры ног и не отпускали по нескольку часов. Массаж мышц приводил в относительную готовность к дальнейшим занятиям, которые с каждым разом я усложнял с переходом на ночь. С карандашом в руке частенько сидел и чертил схемы вариантов выдвижения группы в тыл противника, порядок действий, наращивал обстановку вариантами встречи с душманами, обеспечения прикрытия, страховки, ухода на другой маршрут, вынос условных раненых, убитых.
Тренировки в горах продолжались неделями – днем и ночью: интенсивные, тяжелые. От неимоверной нагрузки разведчиков тошнило, пот выедал глаза солевыми потоками – сам валился с ног от усталости и напряжения. На вершине горы, захлебываясь потом, мы падали в изнеможении, занимали оборону, наблюдали за местностью, лежали, выравнивая дыхание, а сердца рвались из груди. После продолжительных покорений вершины и штурма горного гряды к нам приходила постепенная уверенность в силах. Теперь уже каждый разведчик совершенно точно знал: при действиях в горах каждому из нас необходима величайшая выносливость. Выносливость и еще раз – выносливость! Эту физическую возможность человека и сейчас ставлю на первый план.
Сильный и крепкий парень Борис Иванов лежал пластом на вершине горы и не мог повернуться, чтобы принять положение «к бою». Молодой разведчик Владимир Сокуров потянул сухожилие ноги, прихрамывал, но, глотая пот и слезы, карабкался на вершину горы, не отставая от своих товарищей. Мой заместитель Сергей Сафаров, таджик по национальности, привычный к горам парень, мастер спорта по борьбе, для которого нагрузки – привычное дело, долго лежал на камнях, приходя в себя от дикой нагрузки. Сколько раз приходилось мне ползти на коленях от одного разведчика – к другому, чтобы помочь, поддержать, потому что ноги уже не работали.
Тем не менее, с каждой последующей тренировкой я шел на усложнение задачи: придумывал мишени, которые выставлял до вершины горы по ярусам – они обозначали противника. Действия разведывательной группы выстраивал в режиме реального времени: по установленному мною маршруту я направлял головной разведывательный дозор, который вел наблюдение за местностью, обнаруживал противника (мишени), подавал нужные сигналы. Разведгруппа занимала одно из боевых положений, отработанное на тренировках («домашние заготовки»), которые я готовил во множестве вариантов, каждый раз усложняя на практике. Разведдозор, прикрывая основной состав разведчиков, открывал огонь по мишеням, тем самым, обеспечивая выход группы из боя с уходом на другой маршрут. Обнаруживал нового противника – ярусом выше (ниже), стремящегося перехватить группу при совершении маневра. Постоянно находясь в движении (противника надо закружить, сбить с толку) он принимал удобное положение для ведения боя, открывал огонь на поражение. В работу включалась группа прикрытия тыла – вместе с головным дозором она автоматным огнем уничтожала противника. После чего следовал сигнал – «путь свободен».
Основная группа выходила на запасной маршрут, продолжая движение к объекту задачи. Группа прикрытия переносила огонь на следующего противника, обеспечивая отрыв основной группы от места боестолкновения, и следовала за ней. Далее еще находились мишени: справа, слева – с обеих сторон, обозначавшие внезапное нападение из засады. Опять работали по ним, маневрировали, уходили, прикрывая друг друга до самой вершины. Наконец, линия водораздела. Обессиленные мы валились на камни, в голове стучали молоточки – только бы не потерять сознание. Коротенький отдых, наблюдение за кишлаком (реальным) и опять бесконечные тренировки. Мы нарабатывал тактику действий группы во множестве вариантов, которые могли бы иметь место при выполнении задач поиска, засадных действий, наблюдения за противником
Далее я опять усложнял задачу появлением условных раненых, убитых, которым разведчики оказывали первую медицинскую помощь, эвакуировали в безопасное место. Затем следовал отдых в замаскированном месте с принятием мер предосторожности, после чего я применял третью степень сложности боевого применения группы – подъем в гору с выполнением тактических, специальных и огневых задач, с эвакуацией условных раненых и убитых. Такие тренировки продолжались днем и ночью с параллельным выполнением реальных боевых задач.
По такой вот методике до конца марта 1980 года дивизионная разведка готовилась к ведению боевых операций. Мне много раз приходилось говорить на разные аудитории: «Слава богу, что у нас выдалось время на подготовку к боевым действиям». Война отвела нам время для того, чтобы мы психологически и профессионально вросли в обстановку. Подчеркну, мы – разведка ВДВ и в Союзе нам равных не было! У нас, в отличие от подразделений других родов войск, была сильнейшая подготовка. Проведены учения, разведвыходы, стрельбы, вождение боевых машин, но в Афганистане подготовка к боевым действиям начиналась с нуля. Нам многое еще предстояло узнать и постичь, чтобы быть успешными в настоящей войне.
ГЛАВА 17
Моя разведывательная группа, которой я командовал уже более года, вела разведку местности с начала января наступившего 1980 года. Район кишлаков Тарахейль, Дехъийхья, Паймунар вызывал беспокойство у командования дивизии и армии. О противнике мы знали немного, любая информация о его действиях послужила бы хорошим подспорьем в принятии решения на боевые действия. Противника вроде бы и не было, но он везде проявлял себя нападениями из засад. Невозможно было планировать боевую операцию, не имея представления о вражеском подполье в кишлачной зоне, о душманских отрядах, характере их действий. Разведка дивизии работала активно: в горах вела наблюдение за местностью, кишлаками, собирала информацию о передвижении связных между горными массивами и кишлаками. В разных направлениях мы фиксировали обмен световыми сигналами, отмечали другие косвенные факты деятельности вражеского сопротивления. Создавалось впечатление, что мы и противник присматривались друг к другу, изучали, чтобы где-то нанести внезапный удар.
Подготовка к боевым операциям отдельных группировок советских войск не являлась для «духов» секретом: работа с техникой, вооружением, перемещение гусеничных, колесных машин красноречиво обо всем говорило. Границы базового городка нашей дивизии постоянно окружали толпы афганцев, наблюдавших, как веселые «шурави» обустраивали лагерь. Шустрые «бачата» предлагали сигареты, насвай, жвачку – постоянно что-то меняли – наши тайком несли на обмен сухие пайки, обмундирование, обувь. В базарных рядах наши военнослужащие буквально хватали косметику, платки, бижутерию, батники, джинсы – выбор был настолько разнообразный – глаза разбегались. Натуральный обмен товарами жестко преследовался особым отделом дивизии, партполитаппаратом соединения Тревожное затишье, не владение обстановкой раздражало войска, но нам, разведчикам, скучать не приходилось: ночная разведка, дневные занятия оставляли немного времени на отдых.
А в Кабуле стояла настоящая зима – с морозом, снегом и очень холодными ночами. Получение белых маскхалатов и лыж для выдвижения в район поиска и ведения разведывательных действий мы расценили подарком. Стало гораздо удобней передвигаться по каменистой местности с высоким снежным покровом. Маскировка обеспечивала скрытое выдвижение в районы нашего внимания. Начальник разведки дивизии майор Скрынников Михаил Федорович, а по-нашему – дядя Миша, требовал от нас, командиров разведгрупп, данные о противнике за хребтом Паймунар, а также состояние обстановки в полосе восточней аэродрома Кабул 8-10 километров, где вдоль горной гряды Хингиль раскинулась широченная кишлачная зона. Мы работали над задачей из ночи – в ночь, трудились, но ничего существенного не было – зацепиться за «духов» никак не могли.
По периметру базового лагеря нашей дивизии и с элементами Кабульского аэропорта было выставлено боевое охранение, прикрывшее нас от душманских атак, нападений. Прикрытие аэродрома с восточного направления обеспечивало боевое охранение в составе парашютно-десантного взвода, под командованием старшего лейтенанта по имени Александр. Каждый раз, следуя через его охранение в душманское логово, я уводил группу в черно-белую мглу: белый снег, черные горы. Рядом с охранением находилось кладбище и мраморный карьер, из которого личный состав базового лагеря забирал каменную крошку для оборудования подъездных путей. Недавно в карьере случилась трагедия, унесшая жизни целого отделения солдат, прибывших без оружия за щебенкой и крошкой. «Духи» всех уничтожили, надругавшись над телами убитых бойцов. После этого случая я дал себе слово – быть адекватным к врагу и держал его в течение четырех лет выполнения воинского долга и меня не мучают ночные кошмары от уничтоженных мною нелюдей в человечьем обличье.
К боевому охранению я выводил группу скрытно, но так, чтобы в нужное время оказаться в поле зрения его наблюдателей. Могло всякое быть, к примеру, наблюдатель Мажмунов, может вначале полоснуть из пулемета, а после этого запросить пароль. Такое бывало не раз. Мажмунов – таджик по национальности, хороший в общем-то парень, но за неряшливый вид командир частенько «пристегивал» его к пулемету для наблюдения в тыл. По линии боевого охранения постоянно сновали местные жители, «бачата», в надежде на взаимный с нами обмен, они частенько собирались кучками смотреть на «шурави». Через Мажмунова можно было пообщаться с ними, напомнить им, что нельзя пересекать запретную зону, где несут службу русские солдаты.
Наш таджик был исполнительным солдатом, но, призванный из высокогорного аула Таджикской ССР, он иногда путал не только команды, но и действия. Однажды к нему «под раздачу» попали и мы. Я как всегда вывел группу к боевому охранению, чтобы с его командиром уточнить взаимодействие по ночной работе. Вдруг слышу лязг затвора и дикий окрик:
– Дрищ! (Стой)
Упали на снег – не дышим. Вступаю в разговор, пытаясь ему объяснить солдату:
– Мы разведчики, нужно переговорить с командиром.
Ни в какую – хоть убей.
– Командир отдыхает, будить не велел.
– Ладно, – говорю отличнику Советской Армии, – мы встаем и уходим.
Думаю, уйдем с линии огня, а там разберемся. Только попытался встать – длинная, во всю мою жизнь, очередь из пулемета прижала к земле. На выстрелы прибежал Александр, командир охранения, пинком откинув бойца от пулемета.
– Живые? Никого не задело?
– Да, живые, но резкость потренировали, черт бы его взял.
Выброс пламени из ствола пулемета был виден – рядовой Мажмунов взял левее, так сказать, «причесал» нас маленько – для порядка.
Остынув немного, спрашиваю защитника Саурской революции:
– Мажмунов, ты нас узнал, перед тем, как крикнуть «стой»?
– Узнал, товарищ лейтенант, – радостно доложило дитя горных отрогов Памира.
– Так почему же не запросил пароль, а всадил очередь?
– ?..
– Ну, бля, парень, у меня и слов-то нет!
– Да, оставь ты его, Валер, разберусь!
Александр потянул меня на свое КП.
После случая тренировки на резкость мои разведчики «зауважали» пацана из солнечного Таджикистана, позднее признались мне – ребра ему все же помяли – «за дело».
– Девять, – сквозь снежную метель слышу окрик наблюдателя.
– Два, – отвечаю ему.
«Не Мажмунов», – радуюсь про себя – уже повезло. Пароль «одиннадцать» будет сутки служить пропуском в дивизии – есть еще армейский пароль, но на позициях боевого охранения его не применяют – только в Кабуле и на проездных путях.
Опорный пункт охранения, прикрывший аэропорт со стороны горного массива с восточной стороны, представлял систему траншей, ходов сообщения, перекрытых щелей, НП командира, окопов для стрельбы из стрелкового оружия, аппарелей трех БМД – основных и запасных. Система огня опорного пункта взвода была выстроена таким образом, что обеспечивала круговую оборону подразделения в случае нападения на него противника. Такую скромную тактическую единицу, как парашютно-десантный взвод, можно было назвать заставой, боевым охранением, но в любом случае, оно находилось на передовом рубеже выполнения боевой задачи. Дальше был только противник – жестокий, коварный и десантники чувствовали его незримое присутствие неуловимой атмосферой опасности.
Один из наблюдателей, расположившись на башне боевой машины, изучал местность, фиксируя обстановку по времени, данные заносил в специальный журнал. Другой наблюдатель, с ручным пулеметом, контролировал тыл опорного пункта и подходы к нему от находившегося рядом кладбища. Перед фронтом опорного пункта раскинулась долина, которую с обеих сторон, словно клешнями, охватывали два довольно высоких хребта, встречавшиеся километрах в четырех далее охранения, образуя узкий проход – дефиле. Правая гряда отличалась черной громадной вершиной, которая своим основанием, словно бы села на хребет, господствуя при этом над всей заснеженной местностью.
Темный цвет горушки притягивал взгляд. Она не нравилась мне, раздражала и командира поста – Александр говорил мне не раз, что с ее вершины ведут наблюдение «духи». Беспокойство взводного можно понять: застава как на ладони, а четыре километра до горной гряды с отдельной вершиной – хорошее расстояние, чтобы не попасть под обстрел, но быть под наблюдением «духов» – совсем ни к чему. Темную вершину я отнес к ориентиру, присвоив ей мрачное имя – Черная гора. Надо сказать, что оно прилепилось к ней на все время пребывания советских войск в Афганистане.
Обменявшись паролем, мы зашли в расположение, зарывшегося в землю и камни, парашютно-десантного взвода. Ребята устроились крепко: тепло и уютно от пылающей жаром печи, они еще спали перед выходом на ночь, но скоро подъем. Десантники заступят на боевое дежурство и будут до утра всматриваться в темную холодную ночь, ловить звуки, свет фонарей, костров, возможно, дыханье крадущихся «духов».
Запах керосина, тепло от печки расслабил разведчиков, вытянув ноги вперед, они присели у стенки чуть отдохнуть. Скоро их склонит ко сну, а мы с командиром охранения по решаем ряд взаимных вопросов.
– Привет, Саш, – жму руку старшему лейтенанту, вышедшему встретить разведку.
– Привет, Валерик. Что нового на большой земле?
– Все забытое старое, – в тон отвечаю ему. – Сам-то как?
– Нормально, курим потихоньку. Что-то долго не был у нас.
– А… ходил за Паймунар.
– И что? Там спокойней?
– Безопасней, Саша. Как твои-то «духи»? И моя «черная леди»?
– «Душки-то» шевелятся, огоньками обмениваются, – вздохнул Александр, – в горах у них кое-что наблюдается, а вот кишлаки скрывает твоя несравненная леди – Черная гора. Раздражает она меня, Валер.
– Иду вот к ней на свидание – примет, не примет – не знаю, а твое неудовольствие передам обязательно. Пока снежок с ветерком, морозец – махну через долину, а утречком вернусь. Не возражаешь?
– Да, ради Аллаха.
Черная гора – отличное место для наблюдения, я вполне допускаю, что «духи» оборудовали на ней наблюдательный пост, может, посты. С ее вершины в бинокль виден весь аэродром, северная и восточная часть военного городка и все подходы к кишлачной зоне Дехсабзи-Хаз, раскинувшейся на многие километры.
По траншее вышли к командному пункту, где с командиром боевого охранения обсудим кое-какие вопросы взаимодействия, обмена информацией.
– Осторожней – ступеньки, – Александр откинул полог промерзшей палатки.
– У тебя еще до Черной горы голову сломишь.
– Нормально, привыкнешь. Проходи, – хмыкнул хозяин.
Взглядом скользнул по обжитому блиндажу, обложенного вокруг камнями. Легкий шум керосиновой «капельницы» создавал уют, тепло и покой, запитанная от аккумулятора лампочка, освещала рабочее место командира и висевшую на стенке карту с нанесенной на ней обстановкой в зоне ответственности дивизии. У стены стояла аккуратно заправленная одеялом кровать, над ней – автомат с примкнутым магазином. Вполне прилично, подумалось мне. Мы же, разведчики, жили в палатках с «Паларисом», дающим черную копоть и постоянную опасность возгорания. Здесь же чувствовалось основательность Александра не только, как командира, но и хозяина, который занимается бытом подразделения, благоустройством армейского порядка.
– Противника-то у тебя маловато, Сань, а дивизии нужны результаты, – кивнул я на карту, присаживаясь к печке.
– Что видим – фиксируем, а других источников нет.
– Маловато, Сань, маловато, думай о добывания информации не только наблюдением – другими способами.
– Задействуем приборы ночного видения, фиксируем движение транспорта, людей, вьючных животных…
– Это все так, Сань, но «духи», мне думается, проявят себя только тогда, когда найдут слабое звено в твоей обороне и удар нанесут там, где, по их мнению, будет успех. Вот и получается, что ты для них – самый удобный успех. Извини за каламбур, но ударить по тебе и уйти безнаказанно – весьма привлекательно, – хлопнул я по плечу Александра.
– Да, понятно, Валера. Я в отрыве от главных сил, оказать мне быструю помощь в случае нападения – вряд ли возможно. Даже если «броня» стоит в лагере в готовности №1, подход ее возможен минут через 40, не менее.
– …а пока ты разберешься с обстановкой, доложишь в дивизию, пока там поймут, что ты о них хочешь, пока поставят задачу на оказание помощи, пока эта помощь подоспеет и разберется на месте… По тебе и твоему взводу будут играть фанфары, но, заметь, не победные марши, – подхватываю мысль командира десантников.
– Похоже, что так, – задумался Александр.
– Послушай, Сань, ни для кого не секрет – войска готовятся к войне, это очевидно, как божий день – нужна глубокая разведка. Пойми! Если я с группой по десятку «языков» буду притаскивать за ночь – это все равно не решит вопроса информации. Понимаешь?
– Угу.
– С местными беседуешь? Ну, как-то общаешься? Через моего друга, к примеру?
– Пробовал, но запретили в дивизии.
– Что так?
– Боятся «фарцовки».
– Ясно.
– Но я с ними общаюсь, – ухмыльнулся Александр, – у них, душар, принцип такой: купи – продай, все продается и все покупается – просят бакшиш. «Казачков» засылать надо.
– Вот, мой друг! – воскликнул я, – мозги у тебя не усохли. Хочешь, продам идею.
– Ну?
– Исходи из того, что «душки» позиции твоего охранения знают не хуже тебя – изучили. Прогнать их – не прогонишь, «бачата» всегда отираются рядом. Озадачь моего «друга» Мажмунова и через него «прикорми» нескольких пацанят и собирай через них информацию. Они все знают, что делается вокруг твоего охранения и даже то, когда их отцы и старшие братья придут отрезать ваши головы.
– А в дивизии узнают, свои голову оторвут, – усмехнулся радушный хозяин.
– Правильно, оторвут, но в нашем деле, Санек, что главное? – Реализм и мотивация: общайся с бачатами через Мажмунова, знающего их обычаи и восточные заморочки. Скрынникову я доложу, что мы вместе занимаемся получением информации через местное население, и не сомневайся – он поддержит перед начальником штаба дивизии. Кстати, политотдел тоже возражать не станет – ты же проводишь работу с населением, доводишь дехканам идеи революционных преобразований и прочий бред. Ты везде на коне! А меня будешь угощать настоящим чаем! Я оценил, – смеясь, толкнул его в бок. – Чай – класс, спасибо, Сань. Так что?
– Что-что? …твою мать, надо прикинуть.
– Давай сюда Мажмунова.
– Дежурный, сорбоса ко мне!
Через пару минут глухой топот кирзовых сапог возвестил о том, что мой «друг» на подходе. Разговор я с ним начал издалека:
– Мажмунов, ты отличный солдат, приглянулся разведке. Беседуем с твоим командиром о тебе, хочу тебя к себе забрать. Как на это смотришь?
Сын памирских гор, переминаясь с ноги на ногу, соображал, причем, не так уж бестолково, как могло показаться на первый взгляд – преданно смотрел в глаза командиру. До обидного жаль, явного рвения в разведку у моего «друга» я не обнаруживал.
– Тут такое дело, – продолжаю атаку на сообразительного солдата, – разведывать будешь не в горах, а здесь, на заставе.
Мажмунов с интересом взглянул на меня, даже показалось – с уважением, что мне, безусловно, польстило. Расслабился. Не теряя канвы разговора, продолжаю:
– Пообщаешься с земляками, Мажмунов: «Хубасти, шурасти, чендурахсти», но так, чтобы тебе поверили. Задача такая: говори с бачатами о чем угодно: о себе, солнечном Таджикистане, ценах на рынках, но осторожно интересуйся о дехканах с оружием. Сколько? Где? Что делают? Выспрашивай о кишлаках за хребтом, людях в горах, про ночные костры. Момоджон, понимаешь, о чем говорю?
– Так точно!
Вытерев испарину, уточняю:
– Душманы, готовят нападение на заставу. Об этом есть информация. От тебя многое зависит, Мажмунов. Врубаешься в это?
– Так точно! – преданно ответило дитя гор, но тут же спросило:
– А сигареты на платок обменяю?
Сдернув шапку с головы, я беспомощно взглянул на Александра.
– Ты озадачиваешь меня, Момоджон, я думал ты угрюмый парень, но, похоже, нет. Думаю, командир разрешит тебе натуральный обмен. А, товарищ командир?
Встретившись взглядом с Александром, мы грохнули смехом – все в этом мире продается и все покупается...
– Развеселил ты нас, парень. Ладно, свободен.
Мысль опроса местных аборигенов нам с Александром понравилась.
– Саш, ты его проинструктируй детально. Пусть ведет беседы на свободные темы. Языковые диалекты разные, но они прекрасно понимают друг друга. Главное: что делается за горным хребтом и Черной горой. Скрынникову я доложу о новом способе получения информации – против, я думаю, не будет. Сейчас нужны любые данные, пойдем к карте, глянем.
Нанесенная на карте обстановка обозначала: красный цвет – наши войска, синий – противник, данных было немного. Западнее Кабула – Пагман – «яйцо» синего цвета, район Суруби – тоже синее «яйцо». И все! Почти ничего.
Вспомнилось, как жестко требует данные о «духах» начальник штаба дивизии Петряков, размахивая кулаком с наколкой «Коля». Давай ему координаты противника, места баз, маршруты выдвижения, связь с кишлаками. Где их взять? Как раздобыть? Втереться в доверие к «духам», чтобы предоставили на блюдечке с голубой каемочкой? Ни одной зацепки, на которые можно опереться, чтобы начать работать! Я рассчитывал на охранение, думая, что за неделю у них что-нибудь будет конкретное. Полистал журнал наблюдений, в котором отмечались данные, записей было много: зафиксирован проезд машин, движение людей, один «отличник» записал проход двух ишаков. Но все не то, исходной информацией для работы это не служит.
– Шурик, покажи свои «огоньки», время их появления, характер сигналов. Какие у тебя соображения? – устраиваюсь за столом командира.
– Черт их поймет, Валер, стройной системы нет ни по времени, ни по характеру. В горах фиксирую отблески света, прямого огня не видно, он скрыт рельефом. Ночью в прицел хорошо наблюдается зарево открытого пламени: колеблется. Через 10-15 минут исчезает. За ночь зажигают два-три раза. Кому они предназначены? Черт его знает!
– Постой, – вскочил я, – а может в звездную ночь преобразователь прицела дает фон, похожий на источник огня?
– Да нет. В ясную ночь видно невооруженным взглядом, – отмахнулся Александр, но обзор кишлачной зоны ограничен Черной горой. Что там, не знаю, но сигналы, похоже, адресуются в то направление.
– Черная гора, «черная леди»… Что же делать с тобой? – в голове появились кое какие мыслишки, которые формировались в решение, но тревожно на душе, беспокойно. Подошел к карте и молча смотрел на подходы к горе.
– Чой ми хури? – вернул на землю Александр. (Чай пить будешь?)
– Хуб, – я посмотрел на часы. (Хорошо).
– Мажмунов, – крикнул хозяин за полог палатки. Топот кирзовых сапог и влетел измазанный сажей Момоджон. – Передай повару, пусть принесет что-нибудь покушать и чай с сахаром.
– Понял я вас, товарищ старший лейтенант.
– Не «понял я вас», а «есть, товарищ старший лейтенант», – гаркнул взводный.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, – вытаращив черные глаза, бухнул Мажмунов.
– Уйди от меня, ради Аллаха, – безнадежно отмахнулся Александр.
– Пей чай, Валер, пойду своих подниму – пора к ночи готовиться.
– Хорошо, я погреюсь немного.
Тепло печки разлилось по телу вместе с настоящим чаем, крепким, ароматным. «У «духов» берет, не иначе», – подумалось мне.
С командиром боевого охранения мы сдружились недавно. По приказу начальника разведки дивизии я прибыл к нему на заставу для организации взаимодействия на случай, если при ведении разведки в зоне его ответственности, мы нарвемся на «духов» и потребуется помощь. Связь, сигналы, порядок действий мы с ним отработали до деталей. Прикинули варианты эвакуации группы при неблагоприятном развитии событий. На этот случай санинструктор заставы по кличке «Таблетка» подготовил кое-что из медикаментов, но лучше бы, конечно, они не потребовались. Взвод охранения сейчас поднимется, наведет порядок, поужинает, и личный состав до утра заступит на боевое дежурство. Оно сегодня будет тревожным: в «духовский» тыл уходит разведка дивизии. В темной холодной мгле десантники взвода будут слушать ночь, изучать местность, отслеживая обстановку, всматриваться сквозь метель и пургу, чтобы не упустить красной ракеты беды – звуки боя у Черной горы. Они знают, разведчики рассчитывают на помощь боевого охранения, если ввяжутся в непредвиденный и никому не нужный бой.
Пока Александр занимался бойцами, готовя их на дежурство, пожалуй, загляну к своим разведчикам, погляжу им в глаза. Они не знают, по какому принципу я одних беру с собой в разведку, других оставляю на базе. «Глаза – зеркало души», – сказано умным человеком. Не всех парней я беру с собой на задание: наряд по роте, больные – само собой, но психологически неготовых к работе бойцов, по разным причинами, я тоже оставляю в лагере. Они никогда не узнают причины, по которой кто-то из них остался в расположении роты, а не пошел с группой на боевое задание. Спрашивать нельзя – не положено: командиру виднее, оставил – так надо.
В тылу противника разведчик должен думать только о том, как лучше выполнить приказ командира группы, чтобы сработать на успех операции. Все действия разведчиков подчинены грамотным, хладнокровным и взвешенным решениям. Никакие другие мысли не должны отвлекать их от боевой задачи – эмоции, лирика души приведет к провалу группы. Психику молодого человека легко разбалансирует письмо из дома, от девушки, неважное настроение, самочувствие. В эти минуты важно поддержать человека душевным участием, вниманием, глядишь, и проходит хандра: улыбается – цели, задачи командира достигнуты.
Солдатские письма – лакмусовая бумажка внутреннего состояния разведчиков. Они уходят в них и видят себя дома, с мамами, любимыми, друзьями. Все сопереживания в глазах: хорошие, тревожные, веселые. Почта для солдата – это, собственно, жизнь! Когда почтальон приносит письма из штаба дивизии, я располагаюсь где-нибудь возле парней, фиксирую выражение их глаз, лиц. В разведывательной группе всего 14 человек и состояние каждого просчитывается довольно легко. Личное время – лучший момент для понимания своих подчиненных. Кто-то уединяется, перечитывая письма в уголочке, грустный, задумчивый, я всегда подойду побеседую, поддержу – иначе нельзя. Нам, если не сегодня-завтра в бой и морально-психологический настрой должен быть высоким. Молодым разведчикам уделяю больше внимание не в плане опеки, а человеческой поддержке словом, взглядом.
Бывает, приболеет солдат, сказать об этом стесняется, крепится изо всех сил, полагая, если признается, другие примут за симуляцию. Солдат переносит болезнь на ногах, а когда открывается правда – у него третий день температура под 40. Быть очень внимательным надо к бойцам – это обязанность командира, знать каждого из них, чувствовать, чем дышит, необходимо в двойне. Армейский коллектив, скажу я вам – такая штука, где надо быть на уровне: контактным, коммуникабельным, общительным. Тогда легче жить на равных, среди равных себе, но, к сожалению, не всем дано быть таковыми. К примеру, Володя Сокуров неделю ходил в горы на боевые задания с растяжением ступни, пока я не обратил на него внимание. Заставил снять сапог – нога опухла, парень терпел страшную боль, но все время держался в строю. Мне своих парней вести туда, откуда не всегда возвращаются, поэтому здоровье разведчиков – прежде всего.
В расположении десантники охранения заканчивали ужин, моих ребят напоили чайком, они сидели, ждали команды, негромко беседуя о чем-то своем. Солдатские разговоры всегда начинаются с одной темы: есть ли «земеля», откуда родом, где призывался. Архипов что-то бубнит Сокурову – подначивает Вовчика, оба смеются. Миша Гапоненко немного смурой, замкнутый – паренек из белорусской деревеньки, тихий, спокойный, иногда бывает в подавленном настроении. Ему уделяю больше внимания: он только что окончил «учебку» и сразу в Афганистан. За его спиной нет разведывательных выходов, проверок, втягивание его в ритм боевых задач проходит гораздо труднее. Да, что там говорить – всем достается, но хватит мысленной лирики, парни бодры, веселы, не сомневаюсь – готовы к работе, психологический настрой соответствует норме.
ГЛАВА 18
На последнем рубеже боевого охранения, отделявшего нас от противника, в сознание каждого разведчика я вбиваю мысль – здесь мы переходим черту, за которой только озверевший и жестокий враг. Требую до предела собрать волю, разум, сознание, забыть обо всем, что мешает задаче – на кону наши жизни, ребята. Уточняю действия дозорных при встрече с противником, последние наставления группе захвата, прикрытия тыла в обеспечении выхода из боя. Довожу порядок отрыва и ухода на базу в случае огневого контакта с противником. Проверяю связь и с внутренним пожеланием всем нам: «С богом!» – даю команду на выдвижение. Как-то само собой сложился своеобразный ритуал выхода в тыл противника – важный элемент психологической подготовки.
– Перекусил?
– Что, Саш?
– Перекусил, спрашиваю?
– В порядке, спасибо.
– Мои минут через пятнадцать будут на постах. Местных в округе не видно, похоже, спрятались от стужи. Мороз, Валера, усиливается и ветер тоже – тебе на руку, спокойненько перемахнешь долину. Увидишь овраг – иди по нему, хотя, черт его знает, могут мины поставить. В случае чего, человек пять на лыжах, у меня будут в готовности встретить тебя. Кажется, все. Ну, ни пуха, – хлопнул меня Александр.
– К черту, Сань, пока.
Разведчики разобрали лыжи, смонтировали крепления к своим «кирзачам».
– Так, попрыгали. Не гремит? Сафаров, проверь.
Заместитель прошелся вдоль группы, кому-то ткнул в бочину, поправил:
– В порядке, товарищ лейтенант.
– Ну что ж, с богом – вперед!
Мухаметзянов – старший дозора, с Ксендиковым первыми двинулись за боевое охранение – они уже в боевой задаче.
– Прокопенко, не теряй дозор, сигналы. Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Связист, задачу помнишь?
– Помню, – ответил солдат.
Показалось, что не очень доволен боец особой задачей. Парень из взвода связи, прикомандирован к моей группе на время задания, отстает в подготовке – не занимался в горах последние пару недель. Парня, конечно, я погонял по горушкам, подтянул выносливость, но в боевом сколачивании еще тормозит, надо освоиться в группе.
– Нищенко!
– Я, товарищ лейтенант.
– Не отставай и никого не потеряй.
– Понял.
Игорь толковый сержант, немного с гонором, но парень цепкий. Задача у него, можно сказать, объемно-панорамная: в случае внезапной встречи с «духами», со своими парнями связывает противника боем и уводит в сторону от группы, дает нам возможность уйти от противника. При всем этом он обязан следить за общей обстановкой, чтобы никто из разведчиков не остался на поле боя.
Скрытое выдвижение к Черной горе, если честно, захватывает дух – там еще не ступала нога советского солдата. Волнение большое, никуда не денешься, иногда, кажется – сердце переворачивается. Чем дальше втягиваемся в «духовские» места, тем сильнее переживаю за живучесть группы. Взгляд по сторонам, пытаюсь оценить расстояние возможного обнаружения группы. Головной дозор почти не виден – нормально, разведчики Игоря Нищенко, прикрывшие тыл – неясные тени, скрытые мглой и легким снежком. Полученные накануне маскхалаты, словно размыли группу на белом фоне покрова – тоже сойдет. По компасу сверил направление – в порядке, все глубже и глубже втягиваемся в душманское логово.
За Черной горой, прилепившись к горному хребту, рассыпалась кишлачная зона. С линии боевого охранения я много раз изучал долину в хорошую погоду – довольно открытая местность, просматривается до самых хребтов, образующих узкий проход. Но что за горой – можно только догадываться. Прислушался к себе, стараясь понять: готов ли я сунуться туда, где противник везде и группе никто не способен помочь. Острые вопросы возникали и раньше, даже вчера, когда готовился в поиск к Черной горе. Вроде и ответы были – справимся, надо идти, но сейчас, признаться, уверенности меньше. Что-то где-то играет, причем, ощутимо. «Ладно, не дергайся», – приказываю себе, хоть и мосты не сжигали, теперь только вперед.
Погода меняется часто – снег прекратился, минут через десять, вероятно, начнется опять, возможна оттепель, к утру – мороз. Снежные заряды, идущие плотной стеной, намели сугробы, которые можно преодолеть только на лыжах. Как прогнозировать афганскую погоду? – понять невозможно, но сегодня погода наша. Вот бы перемахнуть через долину и скрыться среди скал и камней, но внезапная встреча с противником возможна всегда. Усталость, обыденность, похожие действия притупляют бдительность, а выход в тыл противнику – важный момент. В народе не зря говорят – беда приходит неожиданно, бородатые парни появляются быстро, наносят удар и уходят. Подразделения наших войск несут потери, потому что не учитывают фактор внезапной атаки врага – смерть в горах поджидает всех, кто хоть на секунду теряет контроль обстановки.
Сложное состояние внутри человека, когда все дальше уходишь на территорию занятую врагом, где уже никто тебе никогда не поможет! Сказать что страшно – ничего не сказать, здесь – не страх, волнение – сильное, захватывающее до дрожи в коленях. Адреналин бушует в крови, лезет наружу – вперед, словно, толкая на скорость, рекорд, которого надо достигнуть. Азарт, захватывая, реагирует на любой, схваченный взглядом предмет. Обостренное чувство опасности, невероятно быстрая реакция мозга в секунды просчитывает варианты решений. Вроде овражек? А что в нем? Спуститься, идти по нему? – хороший вариант – противник нас не увидит, но и мы не заметим «духов», способных выскочить с любой стороны. Риск столкнуться с врагом возможен прямо сейчас, кто окажется резче, быстрее в данный момент – трудно сказать. Мысли, дурные в том числе, складываются в цельный клубок только тогда, когда решение принято.
Маршрут я выбрал по склону оврага – в таком положении наши головы выше общего плато долины и мы незаметней на открытой площадке, можем следить за противником на дальних подступах к группе. Если внезапная встреча все же с ним состоится, овражек послужит укрытием. В разведке мы не допускаем встречи с врагом, если она не запланирована заданием. Но сейчас нам нужен связник – «язык», который бы дал информацию о характере действий противника в зоне ответственности соединения. Цель операции совершенна конкретна: командованию дивизии требуются данные обстановки в 10 километрах северо-восточней Кабула. Населенный пункт Тарахейль на важном направлении, горы соединяют его с кишлачной зоной Дехсабзи-Хаз. В районе столицы много наших и правительственных войск, но кишлак Тарахейль настолько «духовский», что терять внимание – смерти подобно.
Движение на лыжах согрело, скользим на хорошей скорости. Вместе с тем приходит уверенность – группа незаметна с левой стороны долины и больше половины расстояния до Черной горы уже позади. Оглядываюсь кругом, назад – дозорных впереди не вижу.
– Прокопенко, дозор?
– Идут. Снег скрывает.
– Так, понял. Держи дозор на зрительной связи.
– Я вижу его, товарищ лейтенант.
– Хорошо, не отставай.
Погода позволяет скрытно пересечь, открытую врагам и ветрам, долину. Двигаемся по склону овражка, не спуская глаз с местности – вероятность встречи с противником увеличивается. Взглянул на часы, прошло около часа с начала движения, скоро появится хребет – конец первого этапа задания.
Вскоре, действительно, замаячила гряда темной громадой массива, только овражек вывел правее намеченной точки подъема. Повернули к основанию хребта, прошли вдоль подошвы скальной основы, нашли расщелину, в которой оставили лыжи, ненужное в горах снаряжение – схрон замаскировали снегом. Я засек ориентир тайника, чтобы на обратном пути не проскочить мимо. Ну, вот и все, теперь – к точке восхождения на гору. Поглядев в сторону боевого охранения, от которого мы отмахали километра четыре, я прикинул, как лучше нам уходить, если встреча с противником нас не минет. По компасу сверил направление маршрута, выходит, лучшее место отхода – наш незаметный овражек. Придется повторяться, ладно, разберемся.
Принятие важного решения – все равно, что садомазохизм. Постоянное терзание мыслей и личное убожество перед смертельной опасностью. На чем сосредоточить усилия? Выбор небольшой – Черная гора, либо кишлачная зона за ней. И то, и другое – важные звенья задачи, которые надо решать. За «черной леди» кишлак Тарахейль, за ним – горный Хингиль с душманскими базами, с которых «духи» наносят удары по центральным провинциям страны. Вероятно, Черная гора – первичное звено передачи информации «духовским» отрядам через цепочку кишлаков и горных хребтов. Примерно, так вытанцовывалась ситуация с обменом информации световыми сигналами. Связники также несут информацию, но другого плана или других объемов, они перемещаются пешим порядком по нехоженым тропам. В данный момент у меня два варианта: первый – провести разведку Черной горы, значит, прямо сейчас начать восхождение на горный хребет. Второй – сунуться на обратную сторону горы, обойдя ее с левой стороны, где раскинулась кишлачная зона Тарахейль, чтобы взглянуть хоть глазком, что же там? Останется время, поднимемся в горы, чтобы сверху оценить кишлак по структуре, впрочем, если удачно отработаем в самом кишлаке и ускользнем от душманской разведки.
Решение приходило не сразу, одно дело, сидя у печки в палатке, размышлять над задачей и совсем другое – находиться в реальной ситуации: вот тебе гора, «духи» – хочешь песню пой, а хочешь спать ложись. Ощущение обстановки сейчас и ранее принятое решение – разные вещи. Прислушиваюсь к интуиции, чувствую, что надо реагировать быстрее, время – драгоценныйдар. Подмывало, конечно, подойти к кишлаку, маскируясь хребтом с Черной горой, но внутренний голос говорил другое – надо работать иначе. Но опять же, чертовски удобный представился случай – непогода располагала к глубинной разведке, а завтра – кто его знает?
Замешательство, как в той поговорке: и хочется, и колется… Сколько бы шел соревновательный процесс мыслей – не знаю, но благоразумие побеждает эмоции, которые плескались в адреналине и дало установку не лезь в кишлаки – рано. Разброд и шатания в голове, наконец-то приобретает нужные формы, вырабатывает четкое решение: разведка горного хребта с Черной горой. Досадую, конечно, на себя: слабо в кишлачок-то? Но подлая мыслишка, лаская, успокаивала – с вершины горы кишлачная зона, как на ладони, а на ней реальная возможность расположения пункта наблюдения «духов». Прикинул вариант, если «духи» выставили наблюдательный пост на горе, то наблюдателям не позавидуешь: очень холодно на жестком ветру. Снег, минус 20 нам, конечно, на руку. «Духи» замерзли, малоподвижны, их легче взять, уничтожить – уйти без помех.
Решение было принято. Я дал сигнал на выдвижение группы, минут через двадцать вышли на рубеж восхождения. Прикрывшись от ветра каменным козырьком, всмотрелся вверх, прикидывая примерный маршрут подъема. Взвесив направление ветра, положение боевого охранения, крутизну ската, после некоторых колебаний, выбрал северный склон. Скальные глыбы горной породы, снежные заносы расщелин не вызывали восторга – предстояло тяжелое восхождение. Видимость в 20-30 метров закрывалась зарядами снега, порывы жесткого ветра вышибали слезы из глаз, отчего, замерзая, слипались ресницы.
Пора! Надо до рассвета разобраться с Черной горой. Действуем по обстановке:
– Мухаметзянов, линию водораздела разбираешь?
– Просматриваю.
– С Ксендиковым выбирайте паузы в порывах ветра. Убедились, что чисто – рывок. Не отклоняйтесь от правого склона хребта, обратный скат держите на контроле! Появляется мертвая зона – стой, осмотрелись - вперед. Понял?
– Так точно, – ответил старший дозорный.
– Не торопись, Виль, никто вас не торопит, но ничего не упустите. Чаще используй «ночничок», контролируй подъем.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Еще момент: на плато, у стенки Черной горы – стой! Наблюдать и ждать меня, сигналы прежние. Столкнетесь с «духами» – мощный огонь и кувырком вниз. К боевому охранению выходите самостоятельно, отход прикроем. Вопросы?
– Нет, товарищ лейтенант.
– Вперед.
Дозор, скользя по камням, пошел по склону маршрута. Я проверил ракеты в «разгрузке» – на месте, в случае боя обозначу положение группы, охранение увидит.
– Нищенко, что у тебя?
– Перемотал портянки, товарищ лейтенант, сбиваются.
«Чертовы «кирзачи», как работать в горах?» – ругнулся про себя.
– Не отвлекайся: с Ивониным и Сокуровым держите тыл, если дозор нарвется на «духов», прикроем и отходим к боевому охранению. Понятно?
– Так точно.
– Цель обозначу трассерами – сразу работаете всеми стволами. Вопросы?
– Никак нет.
– Успехов, ребята.
– К черту, то есть, спасибо.
– Пожалуйста, – едва не засмеялся, жаль времени нет, – к черту, черту, Нищенко.
Сафарову с Баравковым уточнил:
– Сергей, с Баравковым работаете на захват «языка», со связистом прикроем, остальное – по плану.
– Понял, товарищ, лейтенант.
– За мной.
– Угу.
Пошли на подъем: Мухаметзянов с Ксендиковым, сливаясь с камнями, шли впереди. От дозора не отрывался Прокопенко, следуя на расстоянии зрительной связи, он фиксировал сигналы старшего дозорного. Следом шел связист с радиостанцией - его задача особая: связь с базой и неотрывно следовать за мной, исключая любую возможность пападания в плен командира группы, то есть, при угрозе моего попадания к "духам", он должен был меня расстрелять.
У основания хребта преодолели огромные валуны, за ними, заметенные снегом расщелины, острые камни, ставшие препятствием. Спотыкаясь и падая, мы пошли на подъем. Внезапная встреча с «духами» может дорого стоить. «Домашние заготовки», отработанные группой во множестве раз, в сложнейшей обстановке не достигнут эффекта. В первые секунды боя «духов», конечно, «зашкалим» огнем из автоматов и быстрым уходом на новый маршрут. Не сомневаюсь, сработает прикрытие, запутает противника и не позволит вести прицельный огонь, но в полутора километрах кишлак. «Духи» могут блокировать нас и отрезать отход к боевому охранению, а помощи ждать не откуда – расчет только на собственные силы.
Подъем становился круче, очень трудно было идти, вести наблюдение – ветер швырял в лицо комья колючего снега. Черные глыбы камней на белом снегу создавали неприятные ассоциации, дозор падал, изучал подозрительные места, всматриваясь во мглу, пробирался вперед к исчезнувшей во мраке вершине. Около часа мы шли меж скальной породы, выбирая наиболее легкий маршрут. Я думал о возможной засаде, которую может устроить противник, но раньше мы здесь не "светились" и выбор разведки Черной горы выпал спонтанно, в последний момент – командира дивизии данный район стал интересовать со вчерашнего дня. Встреча с душманами может быть только случайной, но кто его знает, господин великий случай может подбросить сюрприз.
Пот заливал глаза, застывая на ресницах холодными льдинками, щеки пылали от резкого ветра – пора сделать привал, отдохнуть. Просигналил «Опасность» – разведчики упали за камни, чтобы взорваться огнем. Молодцы. Тренировка на резкость – лучшее средство не скиснуть, а вот отдохнуть не мешало. Волнение улеглось, мне, кажется, оно осталось у подножья хребта. Наступившее спокойствие пришло, благодаря сильнейшей физической нагрузке, я этопо себе чувствовал. Видимость увеличилась, но вокруг снег, мгла, контуры скального грунта. Ветер немного поутих, но крепчал мороз – становилось прохладней. Прикинул, треть хребта одолели, часа через два площадка – плато перед стенкой на Черную гору. Несколько дней назад я вел наблюдение за хребтом с линии боевого охранения и понимал, что все все трудности еще впереди - Черная гора была где-то там в верху. Без тренировки на Ходжа Раваше сюда невозможно соваться – высота 2100 метров, снег, мороз, пурга, а если засада, бой? Ладно, все понятно: сигнал «Вперед».
Я вел группу чуть ниже линии водораздела, контролируя обратный скат, за ним скрывалась опасность внезапного появления «духов» – много парней погибло, не контролируя обратные склоны хребтов… Подъем становился круче, ноги вязли в снегу, а где его не было, скользили «кирзачами», расшибая коленки о камни. Ноги дрожали от напряжения, тяжесть снаряжения кидала на снег - тогда передвигались на четвереньках. Секундная передышка – лицо в сугроб, чтобы остудить пылающие щеки, схватить губами снег – и снова вперед. В сапогах сбивались портянки, натирая ступни натруженных ног, но медленно и верно мы подбирались к плато перед Черной горой. Но самый трудный участок маршрута был еще впереди – стенка на гору, преодолеть который было непросто.
Сигналю – отдых. Жесткое дыхание сушило горло, вызывая, разрывающий легкие, кашель. Лежа на снегу за камнями, постепенно выравнивали дыхание, но расслабляться нельзя, трудно будет вставать, запускать организм на новый рывок. Кажется, теряю бдительность, сознание "танцевало" на мысли: как бы дойти до вершины, а противник, опасность уходили на второй и третий план. Мобилизую волю, собираюсь каждой клеточкой тела.
Оглядевшись, пополз на четвереньках к скальной глыбе, где лежали дозорные, от нее лучше был виден путь на вершину. Пока ничто не говорило о присутствии «духов».
– Мухаметзянов, какие соображения?
Старший дозора, прищурив глаза, смотрел туда, где, по его мнению, должна находиться вершина:
– Здесь круче подъем, товарищ лейтенант, застрянем в камнях.
– Ну, и?..
– Может, с обратной стороны?
– С обратной?
Карабкаться вверх, действительно, легче по стенке хребта, обращенной к кишлачному массиву – менее крутой подъем, но, если внезапный бой, база не услышит группу по связи, охранение не увидит красной ракеты опасности. Гора служит своеобразным экраном, через который не проходят волны радиостанций УКВ диапазона – нужна прямая геометрическая видимость. Допуская мысль о наличии на вершине «духовских» постов, я прихожу к выводу, что подниматься наверх душманам удобней от кишлака, откуда они, вероятно, тропинки давно протоптали. Для нас же опасность встречи с противником увеличивалась на этапе подъема.
Вспоминаю карту, общее направление горных хребтов: с северо-запада – на юго-восток. С точки нашего стояния они не просматривались – ночь, снег мешали обзору. Там базы боевиков, куда аккумулируется вся информация о дислокации советских и правительственных войск. Она идет с рубежа, где находимся мы: Черная гора – Тангакалий – Хингиль – это передаточные звенья информационной цепочки. Анализ местности наводит на мысль о том, что Черная гора служит первичным звеном этой цепочки.
Одной из задач, которые командование дивизии ставило нашей разведке, было пресечене утечки информации о характере действий советских войск в районе военного городка, аэропорта Кабул, на котором дислоцировались части ВВС 40-й армии. Просто зафиксировать активность «духовской» разведки – мало, задача моей группы состояла в добывании сведений, которые бы подтвердили или опровергли те или иные умозаключения командования. Нам также ставилась задача, направленная на упреждение устремлений противника по обмену информацией, что зафиксировано наблюдением боевого охранения и давало основание считать – противник располагает данными, которые передавались световыми сигналами.
В течение определенного времени «духи» вели наблюдение, собирали информацию, а затем передавали ее в горы. Существовала и обратная связь – кишлаки, куда приходили сигналы подтверждения, ответа, установки – осталось во всем убедиться самим: захватить «языка», который бы пролил свет на действия противника.
– Виль, уходим за обратный скат, но смотри, – показал сержанту кулак.
Вскоре ветер утихнул, развиднелось, появились звезды, левее внизу обозначились контуры кишлачной зоны…
– Сигналят, товарищ лейтенант, сигналят!
Вздрогнув, я обернулся к связисту:
– Бл…ть, ты еще заори!
От неожиданного возгласа связиста, я присел, всматриваясь в направление, обозначенное солдатом.
– Вон еще…
– Вижу, парниша, вижу, – прихожу в себя от вскрика бойца.
Сердце рвалось из груди: мигающая серия бликов явственно обозначилась в глубине кишлака. Источник света с нашего места не определить – далековато, но, похоже, фонарь, который по определенному алгоритму кодовых знаков закрывают и открывают.
– Мухаметзянов, «ночник».
Припал к ночному прицелу. Изучаю кишлак, пытаясь анализировать систему отблесков света. Он разный по времени и ритму: серия – пауза, опять серия – снова пауза.
– Вон еще, товарищ лейтенант, и вон, – сидя на корточках, связист потянулся вперед.
«Духи» совсем озверели – в разных местах кишлака одновременно заработали четыре световых объекта. Время – около полуночи. Кому идет информация? В горы – понятно, и в кишлаки! В них точно зимуют душманские группы, иначе теряется весь смысл световой информации. Вот в чем вопрос! Душманы проявили активность, в которой есть определенный резон. В чем он заключается? Что за этим стоит?
Решение – вперед на вершину. Мороз крепчал, это значит, снег скоро прекратится и улучшится видимость по горизонту – расширится поле наблюдения. Подъем.
– Мухаметзянов, возможно, перед нами «духовский» пост! Черт его знает, «духи» горазды на выдумки. Обходим вершину с обратной стороны, там есть плато – что-то вроде площадки, внимание до предела. Понятно?
– Понятно, – ответил сержант.
Дозор пошел по склону, обходя верхнюю часть Черной горы с обратной, кишлачной стороны.
– Прокопенко, не спускай глаз с Мухаметзянова и Ксендикова, фиксируй их сигналы.
Реальная опасность подстегнула разведчиков: враг проявил себя световой гирляндой. Верхний участок подъема – самый сложный кусочек маршрута, который необходимо преодолеть, как можно быстрее, чтобы выяснить наличие душманских глаз на горе.
Через час погода совсем прояснилась, прекратился снежок, звезды на небе обозначили путь свой в пространстве. Сверил время, сделав несложный расчет: на осмотр вершины отводилось не более часа и быстро назад. За темное время суток мы должны отойти к своему охранению – дневка в горах смерти подобна, замерзнем в камнях, засыпанных снегом.
Склон перешел в пологий подъем, приближая нас к верхнему плато. Сигнал «Внимание» – группа в готовности к бою легла за укрытия, дозорные оглянулись, чтобы синхронно сработать на случай душманской атаки. До самой вершины лежал серебристый при звездах снег. Я пытался разглядеть на нем нечто, похожее на следы – ничего! Пожалуй, сделаю привал, чтобы собраться с силами перед броском на вершину. Просигналил! Принято! Стоя на коленях, перемотал портянки, поправил снаряжение, на ствол автомата навинтил ПБС. АКМС 7.62 мм. с прибором бесшумной беспламенной стрельбы – на случай тихого устранения «духов». Магазин с трассерами я поменял на магазин с патронами с обыкновенным сердечником. Трассера я брал с собой для целеуказаний при необходимости плотного или сосредоточенного огня по противнику – моя очередь укажет разведчикам конкретную цель.
Ладно, отдышались, силы восстановили, пора обследовать верхнее плато хребта.
– Сафаров, Баравков, связист – за мной, Прокопенко, контролируешь тыл.
– Есть.
Разведчикам определил сектора наблюдения – Нищенко с Фетисовым поручил контролировать склон горы со стороны кишлаков.
– Дозор, вперед.
Мухаметзянов с Ксендиковым выдвинулись к вершине, я с группой захвата и связистом следовал за ними. Ветер утих, улучшилась видимость, хорошо были видны лежащие внизу кишлаки, но все равно неспокойно: а вдруг «духи» заминировали подходы к верхней площадке? Дело не только в том, что они вели наблюдение за нами, им же надо отдыхать, питаться, то есть, отвлекаться от охраны поста. Прикрыться минами на уязвимых участках – вполне рабочая ситуация, впрочем, мины для «духов» пока дефицит, проще гранаты вывести на растяжки.
Мухаметзянов подал сигнал. Пригнувшись и проскочив между валунов, я сблизился с дозором. Старший дозорный в ночной прицел изучал выложенное из камня сооружение, темневшее перед нами.
– Виль, дай-ка.
Сержант подал прицел. Прижавшись к окуляру правым глазом, я изучал объекта внимания – следов не видно, возможно, припорошило снегом, дымком не пахло. Каменный склеп был перекрытым и замаскирован под рельеф вершины. С воздуха его не было видно, он сливался с фоном снежного покрова. А дальше? Система была построена с обзором в сторону аэродрома, базового лагеря. Основной сектор наблюдения – западное направление, составлял, примерно, градусов 90, захватывая аэродром и полосу до складов ГСМ у Ходжа Бугра. Хорошее дело, «духи» не сегодня контролируют нашу инфраструктуру, отвергая рискованные варианты выхода на ближние подступы к подразделениям нашего соединения. С вершины Черной горы для них открывалась прекрасная панорама визуального наблюдения за советскими войсками, в том числе – за их передвижением.
А что у нас с минами, растяжками? «Духи» могли подсунуть «сюрприз». Глубина снега до полутора метров, верхний его слой сдувался ветром, образуя на скатах проплешины, кругом были камни, валуны – вряд ли мы что обнаружим... В этом, признаться, мы были профаны.
Дальше я изучал местность по рубежам – до пункта наблюдения были видны скальные образования, открытые участки засыпаны снегом. Пока ничто не говорило о присутствии людей. Первичный осмотр вершины создавал впечатление, что «духи» бывают здесь эпизодически, возможно, они ориентировались на погодные условия и задачи, которые получали от своих командиров. Наблюдательный пункт в зимнее время должен быть с обогревом, иначе в нем человеку не выдержать и пару часов – он просто замерзнет.
– Мухаметзянов!
– Я, товарищ лейтенант.
– Прикрой.
– Есть.
– Слава, чуточку дальше.
– Сейчас отползу.
– Внимательней, если что – нас не задень.
– Ну что вы, товарищ лейтенант!
– Что-что! В оба смотри!
– Понял.
– Готов?
– В порядке.
Дозор я вывел на удобную позицию, чтобы в случае огневого контакта с противником, отсечь его от группы захвата и дать ей возможность выйти из-под удара.
– Игорь, расположи ребят по кругу, развиднелось, «душки» могут пожаловать прямо сейчас.
– Двое прикроют тыл, товарищ лейтенант, двое от долины.
– Пойдет, размещай парней. Гена, Сергей – за мной.
След в след очень мы осторожно подходили к груде камней, уложенных таким образом, что, расположившись в них, можно вести наблюдение в сторону нашего городка, до которого было около семи километров. Сам городок, возможно, не просматривался на всю глубину, но подходы к нему с восточной стороны: от домостроительного комбината были как на ладони. Боевое охранение с элементами обороны также попадало под наблюдение противника - не зря Сашка беспокоился о безопасности взвода. Хорошо видна каменоломня…
Что там дальше? Стоп. Каменоломня? Черт! Ну-ка! А не отсюда ли «духи» выследили машину с нашими бойцами, приехавшими за мраморной крошкой в карьер? Что это? Совпадение? Выходит, с Черной горы была дана информация душманскому отряду, совершившему дерзкий налет на безоруженных советских солдат! Мысль ошарашила таким поворотом дела. А что? Реальный ход событий.
– Товарищ лейтенант, смотрите, – прервал размышления Сафаров.
На хребте за кишлаком, в противоположной от нас стороне, загорелся костер, затем другой – совершенно четко виднелось колеблющееся пламя. В кишлаке, оказывается, спалине все, он жил своей тайной и только ему ведомой жизнью – кишлак ожил: ответил один фонарик, за ним два других, вон – еще… Костры приобрели мигающий фон определенной системы. Тело сжалось в тревожном ожидании – вот-вот загорится огонь на нашей горе. В этом была полная уверенность! Но нет! Не видно.
– Обмениваются, сволочи, – выругался Баравков.
Сигналы обрели определенный алгоритм: с гор мигающая серия – пауза, следом ответная серия с кишлаков, затем, наоборот – передают горы, принимают кишлаки. Зафиксировал время «иллюминации». У нас тихо. Про себя рассуждаю – «духи», вероятно, используют Черную гору для наблюдения в дневное время. Вряд ли у них есть приборы ночного видения, да и в темное время суток наши войска не передвигаются – объекты внимания для наблюдателей противника не работают. То есть ночами «духам» здесь делать нечего – наблюдение ведут днем, получают информацию, обрабатывают и в ближайшую ночь с кишлаков передают в горы. «Гнать» информацию можно и с Черной горы – она господствует над местностью, не будь на виду боевого охранения. Не исключено, что экстренный способ передачи сигналов существует именно отсюда. Скорее всего, так и есть. Значит, работают и ночью. Возможно, прямо сейчас.
Пригнувшись, в готовности к открытию огня, мы подошли к каменному сооружению, откуда человеческим присутствием и продуктами его жизнедеятельности не пахло. Что там внутри? Включив НСПУ (ночной стрелковый прицел унифицированный) я сунул ствол автомата в открытое оконце в виде прямоугольного отверстия. Рассмотрел внутреннее расположение, но ничего особенного, за что бы зацепился глаз, я не заметил – голые стены каменного мешка. Лезть внутрь не имело смысла, засветим себя или нарвемся на мину. Что-нибудь интересное там вряд ли обнаружим, а себя обозначим противнику. Принимаю решение аккуратно уйти от наблюдательного поста, не оставив следов на снегу и наблюдать за долиной с обратной стороны горы, которая не просматривалась с позиции боевого охранения и была закрыта грядой.
Дозору с прикрытием Нищенко я уточнил задачу: спуститься метров триста ниже вершины и понаблюдать за кишлаком. Отдохнув и поправив снаряжение, я повел группу на спуск в долину.
ГЛАВА 19
Если, кто думает, что с вершины горы или хребта спускаться легче – он глубоко ошибается. Я и сейчас убежден, спуск вниз в физическом смысле гораздо сложнее. Нагрузка концентрируется на определенные группы мышц, в частности, на икры ног и почти не распределяется на другие мышцы. Первые метры, действительно, скатываешься, словно на саночках, но только первые. Скоро приходит ощущение боли в ногах, переходящей в острые судороги. Мы спускались вниз боком по условной линии, похожей на синусоиду, чтобы тяжесть тела со снаряжением распределялась более равномерно. Но, к сожалению, существовала опасность мин, поэтому при спуске необходимо стремиться идти более прямым маршрутом. Разведгруппа на местности передвигается след в след - в горах, понятное дело, трудно следовать этому правилу, но стремиться обязательно надо.
Мухаметзянов для наблюдения выбрал удачное место. «Сержант свое дело знает», – отметил я про себя. С одной стороны скальные образования защищали от ветра, с другой – кишлачная зона была как на ладони.
Прикрывшись от внезапного появления «духов» с направления спуска, разведчики вели наблюдение за кишлачной зоной, остальным я дал возможность расслабиться. Рассчитал время на спуск и выдвижение до боевого охранения. Получается, минут 40 остается на наблюдение, чуть передохнем, а затем, снимаемся и уходим.
– Товарищ лейтенант, «база», – связист протянул гарнитуру станции.
– Передай: «111» и радиомолчание.
– Понял. «База», я «30», прими «111», выхожу из связи.
«111» – все в порядке, большего сообщить начальнику разведки я не могу. Михаил Федорович – порывистый и очень энергичный человек. Понимаю, как ему тяжело дается ожидание разведчиков с боевого задания, тем более, сегодня ночью одновременно работают несколько разведывательных групп. Вернемся на базу, дядя Миша, как любовно мы называем его, «отведет» на нас душу, но, отойдя от переживаний, похвалит. Работа у него такая – волноваться за разведчиков.
Посмотрел на часы. Пора сниматься.
– Товарищ лейтенант, вижу костер, – доложил связист.
– Так, вижу.
На хребте за кишлаком появился костер, наверное, «духи» используют солярку. Переключаю внимание на кишлак и вижу остолбеневшее лицо Сафарова:
– Товарищ лейтенант, – Сергей показывает рукой.
На склоне нашей Черной горы, метров триста ниже нас по уровню высоты, загорелся фонарь – закрытый источник огня. Тут же «заиграла» серия миганий. Подключились кишлаки, ответили горы – заработала устойчивая система световых алгоритмов. Минут пять уверенной «иллюминации» и световая гирлянда исчезла.
Пришел в себя. Что же получается? «Духовские» сигнальщики поднимались на гору с обратной, то есть, восточной стороны. Мысль об этом уже приходила, но они поднимаются не на вершину горы (во всяком случае, ночью), а на две трети вверх и передают, собранную за день информацию, дальним кишлакам и напрямую в горы. А как они от кишлаков выдвигаются к Черной горе ?
– Мухаметзянов, НСПУ.
Ночным прицел «пробежался» по местности от кишлака до хребта. Сектор наблюдения вправо был не очень небольшой - закрывала правая оконечность гряды, но кое-что было видно. Пытаюсь определить путь сигнальщика от Тарахейля до рубежа подъема на гору. Запоминаю предметы на местности, которые в последующем могут служить ориентирами. Зафиксировал. Пригодится для организации засады на сигнальщиков и наблюдателей на участке между кишлаком и горной грядой. Не думаю, что «духи», поднимаясь на гору, каждый раз ходят разными маршрутами – они у себя дома, чувствуют себя уверенно, тропок у них немного. Пожалуй, хватит. Достаточно, чтобы хоть как-то представлять информационный характер действий «духов» в восточном секторе зоны ответственности. Выводы были неутешительными: обмениваясь информацией, имеющей системный характер, противник проявляет активную деятельность. Так! Время? Поджимает, снимаемся. Сигнал «Вперед». Нам предстоял сложный и утомительный спуск в долину с последующим выходом на базу.
Двигаясь правым боком по склону, я периодически менял положение тела, ноги немели – поворачиваюсь левым боком. Кажется, незнакомые места, но компас не оставлял сомнений – идем в нужном направлении. Через час сделал отдых. Упали за камни, вытянув ноги, чтобы расслабились икры ног. Морозец раннего утра крепчал, успокоился ветер. Погода не совсем, конечно, располагала к скрытому возвращению к боевому охранению, но хотелось спокойно перемахнуть долину, а вот видимость улучшалась, демаскировала нас. Сейчас сложилась именно такая ситуация, когда противник не должен догадываться о работе разведки «шурави» в его ближайшем тылу, в противном случае, он насторожится – опасность засады увеличится, уменьшая шансы на захват «языка». Мне думалось, что мы за что-то зацепились, увидев панорамную работу световых сигналов противника. Появилась основа для развития успеха - «язык». От нее будем опираться, наращивая усилия информационной составляющей и проработки захвата источника информации.
Я исходил из того, что, если противник сигналит – у него есть, что передавать, чем делиться с горами, где ждут своего часа душманские отряды. Не спится же им в пещерах, отапливаемых авиационным керосином, который загоняют «духам» господа прапорщики авиационной базы. (Недавно «особисты» прихватили одного мафиози, выручившего таким образом свыше ста тысяч чеков Внешпосылторга, которые спрятал в запасном колесе КАМАЗа).
Изматывающий спуск в долину отбирал последние силы. Не сомневаюсь, это была первая боевая задача, отнявшая огромный запас физических возможностей каждого из нас в отдельности. Одно восхождение на вершину – победа над собой и слабостью. На базу возвращались с результатом, над которым предстояло еще размышлять, анализировать. «Иллюминация», устроенная «духами», подтверждала прежние выводы и намерения противника: в районе Тарахейль активизируются действия. Что бы это значило? Нужны были дополнительные сведения, которые бы расширили информационное поле о противнике. Мы, разведка дивизии, располагали только базовой основой, от которой следовало двигаться вперед.
Предложения начальнику разведки я, конечно, сформулирую в развернутой форме - ясно и понятно, но до боевого охранения еще надо добраться. Ноги совсем онемели, а спуску не было видно конца. Отдельные участки маршрута преодолеваем скольжением на спине и заднем месте. Идти все было трудней, периодически разминаем икры ног. Стоп. Очередной привал -отдохнуть, оглядеться. Долина уже где-то недалеко, но опять же - внизу возможен противник. Внимание, еще раз, внимание! В прицел я изучил горизонт, вероятней всего, мы были у цели - видны ориентиры расщелины, где спрятаны лыжи. Наш тайник левее скального образования. Я показал Сафарову, заместитель кивнул головой.
– Сергей, с Геной – к лыжам. Обрати внимание на следы, увидишь – стой. Если «духи» обнаружили их, возможна засада, могли и заминировать. Осторожней.
– Понял, товарищ лейтенант.
Сафаров с Баравковым двинулись вниз.
Посмотрел на разведчиков – парни устали, измотались на спуске.
– Братва, осталось немного, скоро долина, не расслабляться, внимание. Все на местах? – обвел я взглядом усталые лица разведчиков.
– А Черняев?
Возникла пауза, которой не должно быть в принципе.
– Да вот он, товарищ лейтенант, – Гапоненко кивнул головой на груду камней.
Я подошел к валуну округлой формы, разведчик Черняев сидел, привалившись к нему, и спал. Пинком поднял солдата.
– На базе разберемся. Фетисов, ко мне.
– Я здесь.
– Идешь с Черняевым, не теряй его из вида.
– Понял.
За Баравковым и Сафаровым мы спустились к основанию хребта – тишина. За ночь пурга намела большие сугробы, шли вдоль проклятой гряды, проваливаясь в снежном заносе. Прокопенко поднял руку – упали, наблюдаю за группой захвата. Через минуту сигнал - «В порядке» – пошли к тайнику, где оставили лыжи.
Наконец, добрались, остался бросок через долину - четыре километра открытого поля, переметенного снегом.
– Нормально, товарищ лейтенант, следов не видно. Я думаю, «духи» в мороз не болтаются по снегу.
– Болтаются – не болтаются, фонарь на горушке ты видел. Минимум двое «духов» обеспечивали передачу сигналов. Вот и рассуждай – боятся они мороза или нет.
– Согласен, товарищ лейтенант.
– В долине они легко разыграют сценарий перехвата группы, за нами охотятся – точно. Ладно, об этом потом, разобрать лыжи. Дозор – вперед, Нищенко, тыл на контроле.
Движение к овражку прошло без задержек, скрылись в нем - открытый участок теперь не помеха. Горный массив Черной горы постепенно удалялся за нашими спинами, пока совсем не скрылся из виду. Ни дна ей, ни покрышки.
Чем ближе приближались к позиции боевого охранения, тем явственней носы разведчиков ловили запах вкусного дыма. На востоке полоска светлеющего неба обозначила контур опорного пункта.
– Шесть, – крикнул боец из окопа.
– Пять, – ответил дозор.
Можно идти. Группа втянулась в траншею позиции взвода, на площадке возле ПХД скинули лыжи, рюкзаки, снаряжение – разведчики падали от усталости. Подбежал командир охранения.
– Ну, что? – схватил за руку Александр.
– Что-что? …твою мать, думал криндец, не дойдем.
Присев на снег, я повалился на бок – хорошо бы полежать, расслабив уставшие ноги.
– Саш, согрей парней горячим чайком.
– Не беспокойся, Валер, чай готов и перекусить найдется – всю ночь поджидали вас. Скрынников по радио устроил разнос – ты как сквозь землю провалился. Доложил ему – в полосе разведки спокойно, красной ракеты не видно, но твоя радиостанция молчала.
– Хорошо, Сань, потом, разберемся... Ты лучше скажи – у тебя что-нибудь есть?
Сашка вытаращил глаза.
– Есть, есть, Валер, не волнуйся.
– Ног не чувствую.
– Ты их сейчас шаропом, шаропом.
– Вначале душу, Саша, и только душу! Ты вот что! Уточни, с какого растояния твои зафиксировали группу визуально и в ночные прицелы.
– Это тебе прямо сейчас надо?
– Саш?
– Ладно, подъем, двигай ко мне, я минут через пять буду.
– Хорошо.
Перевернувшись на живот, я встал на четвереньки, оперся на одну ногу, другую. Поднялся.
– Сафаров.
– Я, товарищ лейтенант.
– Парней в расположение - только не спать. Чаем вас напоят, накормят.
– Понял.
– Действуй, Сергей. Черняева не трогать – разберусь.
Разведчики, переваливаясь от усталости, вошли в расположение взвода. Следом за ними зашел и я.
– Товарищ лейтенант, пусть ребята присаживаются, сейчас накроем, – дежурный сержант поставил термос.
– Садись, разведка, в беде не оставят.
Повар разлил по кружкам чай, принес сдобренную мясом перловку. Разведчики из РД достали свои припасы: баночки с беконом, тушенкой, вскрыв ножами, намазали на кусочки нарезанного хлеба. Появились улыбки, перебрасывались словами – напряжение немного проходило, но усталость говорила о дикой нагрузке, которую все мы пережили прошедшей ночью. Где Черняев? Ага, вот.
– Привет, гусар, – хлопнул по плечу молодого разведчика, – как дела?
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Если нормально – смотри веселей, – лицо парня посветлело – переживает.
Ладно, главное сейчас психологически расслабиться.
– Пойдем, пойдем, Валер, – Сашка тащил меня к командному пункту. В знакомой уже землянке от запаха жареной картошки сводило челюсти.
– Ну, ты даешь!
– Скинь "десантуру", ополоснись и за стол, – торопил Сашка, суетливо расставляя тарелки.
Десантную куртку я кинул на кровать и буквально упал на стул, но, собрав волю в кулак, встал и подошел к умывальнику ополоснуть лицо и руки.
– Сто грамм не повредит, Валер - поможет.
Сашка из целлофанового пакета плеснул по кружкам желтовато-зеленую жидкость.
– Стоп-стоп, Сань, мне еще Скрынникову докладывать.
– Херня, Валер, не обижай меня, ешь картошечку и все будет в ажуре.
– Ладно, за успех нашего дела безнадежного.
Сосредоточившись, словно перед атакой, я опрокинул в рот омерзительную жидкость. Даже луковица не спасала от вони местной самогонки. С привкусом ацетона шароп растекался по венам, вызывая рвотный рефлекс. Чего там только не было! Абрикос, куриный помет, табак - в голову шибало так, что тормозило центры головного мозга и вызывало головную боль. Это вам не русская водочка, а местная гадость, от которой плавились мозги. Пойдет. Сейчас все пойдет.
– Значит так, – Сашка с аппетитом заедал шароп, – группу заметили метров за сто, в прицел БМД – на большем расстоянии. Нормально. Со стороны проезжей части движения не было, видеть вас не могли, так что – отдыхай, братишка.
– Хорошо бы, Санек, но там такое поле работы, а "светиться" бы "духам" не хотелось.
– Давай ешь и рассказывай. Кстати, Скрынников за вами выслал машину. Кузов зашвартуем тентом, никто вас не увидит, минут через тридцать будешь на базе.
– Спасибо, Сань, уже "рубит".
Веки слипались, очень хотелось спать.
– Стоп, Валерик, рассказывай.
– Вывод один, Сань: в любой момент ожидай атаки. Там такая светомузыка "играет"! Не думаю, что у них много информации по базовому городку. Все-таки прикрытая войсками территория и просто так не зайдешь в закрытую зону. Ты первый на их пути, напасть на тебя, похоже, дело «духовской» чести. Черная гора – наблюдательный пост, с обратного ската сигналят фонарями - тебе этого не видно. Объем передаваемой информации большой. О чем? Ты, как на ладони, значит, о тебе - боевом охранении. И что получается? Нанести удар по тебе – для «духов» самое удачное решение.
– Да-а-а …Валер, за «здрам желам» ничего не получается, на ночь сменю систему огня и обороны. Днем нельзя – заметят шевеление, просекут, – задумчиво сказал Александр, растягивая слова,
– Сань, «бачат» натаскивай сегодня, сейчас, не теряй время. Дяде Мише я доложу обязательно. Сегодня 16 февраля, скоро сезон дождей, видимость ноль, «духи» воспользуются этим.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант.
– Слушаю, Смирнов.
– Со стороны аэродрома машина.
– Она за разведкой. Пропусти.
– Есть, – солдат вышел наружу.
– Давай, брат, пока. Проводи, едва ноги несу.
– Может, еще по капельке?
– Нет, Сань, спасибо, сейчас и так пиз…лей получу, да и не пойдет шароп. Фу, гадость!
– Ну, как скажешь, дружище.
– Скоро вернусь, доберем.
Машина подъезжала, осторожно минуя шлагбаум, заехала на рабочую площадку ПХД. Коробицын выпрыгнул из кабины.
– Здоров, дорогая пропажа.
– Привет, Серега, только не трогай – упаду.
– Загружайся, Валер, Скрынников ожидает.
– Кроет матом ?
– Еще как!
– Сафаров, группу в машину.
Попрощались с Сашкой. Я обнял его:
– Сань, с меня причитается.
– Да будет тебе. Жду.
С помощью Коробицына я залез к своим парням в кузов, тент закрепили веревкой, чтобы не расчехлился воздушным потоком.
– Домой, братва!
Дядя Миша ожидал доклада о нашей работе, чувствую, достанется мне. Ладно, все же есть о чем доложить начальнику …
– Хватит спать, подъем, – слышу голос Коробицына.
Открыл глаза. Уснул что ли? Сразу и не "врубился". Тент машины был поднят, разведчики, положив головы на плечи друг друга, спали безмятежным сном. За полчаса езды до лагеря все уснули от усталости. Перевалившись через задний борт, я встал у машины, ожидая высадку разведчиков. От палатки офицерского состава шел Михаил Федорович Скрынников, следом Комар.
– Товарищ гвардии майор, личный состав разведывательной группы после выполнения боевого задания прибыл. Потерь не имею. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Глаза-буравчики начальника смотрели испытывающе, слегка подозрительно, но мы-то хорошо знали: дядя Миша поругается, накричит, между тем, он добрейший души человек, понимающий нелегкую службу своих подчиненных.
– Тьфу, твою мать, всю ночь из-за тебя не уснул.
Михаил Федорович сверлил острыми глазами до самых кишок. Докладываю:
– Товарищ гварди майор, задание выполнено, выходить в эфир не позволила обстановка, готов доложить результаты разведки. Разрешите, дам указания Сафарову?
– Давай. Жду.
– Есть.
Обернулся к группе, выгружающей снаряжение, и распорядился Сафарову:
– Сергей, сдать оружие, привести себя в порядок и до обеда отдых. Особенно не расслабляться, возможно, вечером повторим подвиг сегодняшней ночи, и не вздумай воспитывать Черняева. Понял?
– Так точно.
– Вот и хорошо, я на доклад.
Подошел Комар:
– Иван Геннадьевич, не возражаешь, что мои отдохнут до обеда? Сегодня досталось на проклятой горе.
– Конечно, Валера! Никаких вопросов, – ответил Иван.
– Ну, как там?
– Серьезное дело, Геннадьич, если вцепимся в район Черной горы – результат будет.
– Устали?
– Не спрашивай, едва стою.
В офицерской палатке Михаил Федорович за что-то отчитывал Родина, заместителя командира роты по радиоразведке и связи. Анатолий Артемович оправдывался, нервничал, в чем-то не соглашался с начальником. Ситуация вызывала смех офицеров, которые старательно прятали его от Скрынникова. Михаил Федорович легко переключался на каждого из нас, если подозревал что-то неладное. Надо знать характер дяди Миши, а вот Артемыча надо было выручать.
– Товарищ гвардии майор, я готов, – громкий голос отвлек начальника разведки от Родина, он тут же переключился на меня:
– Ладно, давай карту?
Доклад начальнику разведки я начал с описания местности, населенных пунктов, применительно к которым я реализовывал решение на разведку. Отдельным вопросом вынес значение Черной горы в системе охраны, обороны стратегических объектов: аэродрома, базового городка, других объектов, отметил факт наличия противника в непосредственной близости от аэропорта. Отметил, что душманы проявили себя в кишлаках и горной местности активной передачей световой информации. Сформулировал вывод о том, что боевые отряды «духов» вероятней всего имеют в кишлачной зоне своих сторонников, с которыми поддерживают регулярную связь. (Только ли методом световой информации?) Сделал упор на активность противника в передаче информации - два-три раза за ночь, что дает основание считать – «духам» есть, что передавать.
Высказал предположение о том, что душманское подполье изучает советские войска в районе аэропорта Кабул. Существует связь кишлаков с горами не только методом световой информации, но и, вероятно, через связных и курьеров. Душманы организовали сбор разведывательных данных о наших частях, подразделениях боевого охранения, которые являются объектами их пристального внимания. В части сбора информации о душманском сопротивлении, я предложил применить метод общения с местными жителями (выложил вариант работы боевого охранения Александра). Далее, сделал вывод по работе за ночь: факт активизации действий противника восточней аэропорта Кабул 7-10 километров, дает основание предполагать о его возможных атаках на воинские подразделения Советской Армии, задействованных в боевом охранении по периметру Кабула.
Михаил Федорович детально расспросил меня о впечатлениях прошедшей ночи, безусловно, я ему доложил об огромной физической нагрузке, которую испытали разведчики. Вернулся к вопросу организации связи разведывательных групп с базой – предложил отработать связь таким образом, чтобы выход в эфир командира группы являлся крайним случаем. Высказал мысль о необходимости организации агентурной разведки в кишлаках, которая позволит нам получать более полные и свежие данные о противнике. Обратил внимание начальника разведки на такой момент: Черная гора очень удобна для обстрела самолетов из ПЗРК, которые совершают взлет и посадку в непосредственной от нее близости.
В целом, восточное направление зоны ответственности дивизии я оценил, как важнейший район деятельности дивизионной разведки, но долину за перевалом Паймунар - также нельзя оставлять без внимания. Это звенья одной цепочки. В конце доклада я попросил начальника разведки заручиться поддержкой начальника штаба дивизии, начальника политотдела по работе с местным населением на участке нашего боевого охранения.
Михаил Федорович эмоционально реагировал на некоторые мои, с его точки зрения, авантюрные предложения, но за работу группы выразил благодарность, после чего отправил отдыхать.
– Шароп заедай лучше, Марченко.
– Есть, товарищ майор.
Пререкаться с Михаилом Федоровичем не имело смысла – достанется. Комар напомнил, что вечером во взводах проведем общие собрания по подведению итогов. Минут через пять я провалился в глубокий сон…
Около четырнадцати часов Толик Родин разбудил меня на обед. Выслушав новости боевых друзей, я схватил пачку писем с Родины и приступил к их изучению. Письма с Союза – отдельная история в жизни для каждого из нас. Прошло много лет после окончания афганской войны, но их роль, как части нашей жизни, и по сей день не приуменьшилась. Мы жили письмами близких и родных нам людей, подпитывали внутренние резервы душевного состояния в тяжелой работе на войне.
Подведение итогов боевой деятельности, дисциплины в роте, взводах за неделю было плановым мероприятием. С одной стороны – для галочки, требовал политотдел дивизии, с другой – необходимо было взглянуть на себя с объективной точки зрения, оценить работу в реальном измерении. По ощущению настроений в штабе дивизии, чувствовалась атмосфера серьезной подготовки к войне – формировалась группировка войск для проведения крупной операции. Меры скрытого характера подготовки подчеркивали значимость проводимых мероприятий, но офицерский состав дивизии знал о предстоящих боевых действиях.
Начальник разведки дивизии майор Скрынников поставил работу разведывательных подразделений соединения на действия в горах - каждую ночь мы уходили в горы, где изучали и изучали противника. Скажу одно – физическая нагрузка валила с ног. Вспоминая суровое время первых месяцев 1980 года, я всегда думаю: как это мы, разведчики, выдержали? Наверное, молодость, кураж и задор победили тяжесть испытаний, выпавших на долю нашего поколения.
ГЛАВА 20
Накануне, 13 февраля, в нашей 80-й отдельной разведывательной роте дивизии прошло комсомольское собрание, на котором с докладом выступил командир роты старший лейтенант Комар Иван Геннадьевич. Он сделал акцент на усиление бдительности при выполнении боевых задач по разведке противника, охране и обороне государственных объектов. (В этот период дивизионные разведчики сводной группой охраняли резиденцию Маршала Советского Союза С.Л.Соколова и литерную стоянку самолетов на Кабульском аэродроме). Из уст командира роты прозвучала тема изыскания новых методов партийно-политической работы по воспитанию комсомольцев подразделения. Комар подчеркнул о необходимости усиления боевитости в решении вопросов жизнеобеспечения, быта, досуга личного состава. В докладе он поднял вопрос о недопустимости натурального обмена вещей с афганцами, покритиковал морально-этическое поведение отдельных комсомольцев, выраженное в нанесении татуировок на теле.
14 февраля прошло собрание партийного актива соединения, а сегодня, 16 февраля 1980 года, мы подводили итоги боевой работы во взводах нашего подразделения. Разведывательный взвод дивизионной разведки – воинский коллектив, в составе которого четырнадцать человек. Эта небольшая тактическая единица самостоятельно решала боевые задачи в тылу противника. Оценка деятельности взвода проводилась, как правило, до действий каждого солдата и сержанта в отдельности.
В своем выступлении я напомнил разведчикам о задачах, стоявших перед подразделением, проанализировал ход их выполнения. Отметил Иванова, Ксендикова, Архипова, Ивонина, действовавших в разведке смело и уверенно. Сказал о добросовестной работе механиков-водителей Зуева, Орлова по подготовке боевой техники к боевым операциям. По итогам боевой деятельности, воинской дисциплины лучшим за неделю я определил 3-е отделение под командованием сержанта Игоря Нищенко. Второе место заняло 1-е отделение старшего сержанта Сергея Сафарова. Третье место досталось 2-му отделению младшего сержанта Геннадия Баравкова. Сергей и Геннадий не оканчивали учебного подразделения в Гайжюнае, где готовили младших командиров для ВДВ, они добросовестным трудом достигли сержантских званий и уверенно командовали отделениями.
Затем, «прошелся» по недостаткам, которые имели место во взводе: деликатно коснулся последнего случая с Черняевым, который мог остаться в горах и погибнуть, обратил внимание на системный контроль друг за другом на боевых операциях. Сделал замечание ефрейтору Мандрыко за неряшливый внешний вид, отметил плохую уборку расположения личным составом, заправку кроватей. Подчеркнул малую эффективность утренней зарядки, которая на самом деле должна была способствовать общему физическому развитию.
В конце собрания я поставил задачи сержантам на совершенствование тактики ведения разведки в районе наших интересов, боевую и политическую подготовку, воспитание морально психологических и боевых качеств подчиненного им личного состава. После подведения итогов я отпустил разведчиков отдыхать, писать письма домой. Не скрою, написание солдатами писем домой, зачастую носило принудительный характер. Командованию дивизии жаловались родители десантников о том, что их сыновья редко писали родным. Волнение матерей было объяснимым явлением, поэтому у нас, разведчиков дивизии, вопрос написания писем ставился так: написанные солдатами письма сержанты приносили своим командирам взводов, которые контролировали процесс написания. Офицеры отдавали письма почтальону или сами относили их в штаб дивизии для отправки в Союз.
После общего собрания взвода, я отправился в палатку офицерского состава. Гудел раскаленный «Паларис», офицеры готовились к ужину: смех, громкий разговор – начало очередного розыгрыша Анатолия Родина.
– Артемыч, – кривился Ленцов, – это ты производишь неприличные звуки?
Толик, лежа на кровати, делал вид, что не обращает внимание на наши проделки.
– Анатолий Артемович, прекрати заниматься свинством, здесь же все-таки люди, – продолжал «атаку» на Родина Гришин.
Толик постепенно багровел – первый признак того, что Артемыча все же достали. На этой бы фразе и прекратить зондаж выдержки и нервов заместителя по связи, но выступил неугомонный Чернега:
– Вот ты «брянский волк» Толик (Артемыч был родом из Брянска), может, это у вас и принято по этикету, но в приличном обществе это позорно.
Лучше бы Сашка не говорил этого – Родин «взлетел» над кроватью, схватив табурет, кинулся за Чернегой, который едва успел выскочить из палатки. Дружный хохот десяти здоровых глоток разорвал тишину.
Толик Родин был объектом наших частых розыгрышей, хотя все могло быть совершенно иначе, но Артемыч довольно остро реагировал на приколы, которые в нашей среде, действительно, имели место. Он бурно взрывался, ревел диким голосом: «Ё… твою мать нехай, – хватал что-нибудь и бежал на обидчика, вызывая смех и бурю эмоций офицеров роты. Но это нас расслабляло, смешило – молодые, здоровые, крепкие, парни – нам был не чужд обыкновенный мальчишеский задор и кураж.
Накрытый нехитрой снедью стол украшала фляжка спирта, который имел привкус жженой резины. Весельчак и балагур Юра-истребитель, прикомандированный к нам штабом армии в качестве авианаводчика, разлил по кружкам «божественный» напиток. Одетый в летную куртку, с ПМ в кармане, Юра шутками-прибаутками из жизни летчиков истребительной авиации морил нас до гомерического смеха. За одно особое у него качество, он пользовался, у нас, разведчиков, непререкаемым авторитетом: никто кроме него не мог за один раз выпить столько спирта, сколько это мог сделать Юрий. Однажды из Союза к нам прибыл летный экипаж военно-транспортного борта и заночевал у нас. Экипаж принес канистру спирта, который мы тут же «откушали» с нескрываемым удовольствием. Юра превзошел самого себя, перепив весь экипаж «транспортника», чем доказал, что летчики-истребители в деликатном деле пития – вне конкуренции.
Сегодня на ужин были пельмени из мяса, которое у нас вызывало сомнение. Не смотря на внешнее сходство с бараниной, оно не походило на нее по вкусу и запаху. Тем не менее, мы приготовили фарш, тесто и сообща слепили хороший национальный продукт. В гости забежал Паша Лаговский, друг нашей роты – команда собралась отличная.
– За успехи, господа офицеры! – Тост командира роты был коротким, как выстрел!
Спирт запили «Фантой» и с аппетитом перешли к пельменям, рассуждая между собой: что за «зверя» мы все-таки кушаем. В ходе «исследований» и дебатов пришли к мнению – такая порода баранов, которых нам поставляют из Союза. (Позднее мы разобрались, что это мясо было австралийским деликатесом, кенгурятиной).
Вечерние часы за столом, когда офицеры роты собирались вместе, проходили в дружной атмосфере сильного мужского коллектива: мы вспоминали Витебск, обсуждали работу, прогнозировали дальнейшие события. Иван Комар рассказывал о новостях в штабе дивизии, переходили на обсуждение вопросов охраны резиденции Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, литерной стоянки самолетов, ведения разведки. Говорили о подготовке к боевой операции, в которой задействовались части дивизии. На учебном поле предгорий Ходжа-Раваш тренировались подразделения 317-го парашютно-десантного полка. Мы не знали района боевых действий, целей, задач операции, но подготовка к масштабным боевым действиям шла полным ходом. Офицеры штаба дивизии отрабатывали документы, планы, схемы, графики, проводили комплексные мероприятия по организации взаимодействия частей и подразделений. Чувствовалась особая озабоченность в лицах офицеров оперативного отдела – в операции участвовали афганские подразделения, а опыт совместных действий еще не был наработан. Мы понимали, что на разведку дивизии ложилась ответственность за данные о противнике, предстояло много работать в горах. Сегодня за столом вокруг этих тем и шел неспешный разговор.
– Сань, – не замечая тусклого взгляда Ленцова, обратился к заместителю Комар, – завтра примешь командование по охране резиденции Соколова. Продумай вопросы обеспечения бойцов, обрати внимание на форму одежды, питание, баню, вопросы взаимодействия с Долговым.
– Понял, Иван Геннадьевич, – ответил недовольный Ленцов.
Заместителю командира роты пришла очередь нести службу на объекте государственной важности.
– С Долговым будь аккуратней, чтобы не было вопросов, – добавил Иван.
Последняя реплика Ивана была не просто пожеланием, а важным моментом: мы, дивизионные разведчики, несли службу по охране Маршала Советского Союза Соколова во втором поясе охраны. Командир парашютно-десантного взвода старший лейтенант Игорь Долгов охрану осуществлял на БМД-1 – в третьем, наружном поясе. С ним необходимо было отработать радиосвязь и взаимодействие по рубежам, времени и задачам. Вопрос был не праздным и имел ряд существенных нюансов: Игорь Долгов – бывший командир нашей роты, которого сняли с должности и отправили служить в 357-й парашютно-десантный полк командиром взвода. Он был сыном известного испытателя парашютов, человека-легенды – полковника Долгова, Героя Советского Союза, погибшего при совершении прыжка с парашютом из стратосферы. Кроме всего прочего, Игорь Долгов имел славу неуправляемого, вспыльчивого человека, способного к неадекватным поступкам. С ним было сложно работать. Иван хорошо знал об этом, поэтому подробно инструктировал Ленцова. Я сидел рядом с Шурой и также вникал в детали разговора, потому что командир роты мог и меня назначить на охрану резиденции руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР. Через полторы недели так и случилось…
– У всех налито? – Взял слово Гришин, – товарищи офицеры, прапорщики, мой тост простой – за наших родных и близких, которые ждут нас дома, волнуются. Здоровья им, настроения, удачи.
Выпили стоя. Разговоры о Витебске продолжались в шумной и веселой атмосфере: Чернега вспомнил нашу охоту на кабанов в Зароновском лесу, что находится рядом с учебным центром Лосвидо, где мы чуть-чуть не перестреляли друг друга. Вспомнили учения, разведвыходы, многочисленные проверки. Смех, шутки – добрый получился и замечательный вечер.
– Толян, да, прекрати ты отрыгивать пищу, – поморщился замполит.
Мы переглянулись – ясно, разыгрываем Артемыча.
– Кстати, отрыгивать полезно, говорят врачи, – назидательно-невозмутимо отреагировал Толик, пробежав глазами по лицам своих сослуживцев.
– Может, и так, Артемыч, но здесь не скотобаза, – Гришин обострял обстановку.
Толик становился багровым, а Чернега, осторожно встал и пошел к выходу, бросив на ходу:
– Мужики, выйду «харч метнуть» – тошнит.
Родин вскочил, хватая надежное оружие – табурет и рванул за Чернегой. Сашка уже был вне палатки. Толику не хотелось преследовать более резвого Чернегу – сел за стол.
Минут через пять, чихнув, заглох движок, в палатке стало темно, только по белому пологу прыгали тени от раскаленного «Палариса». Анатолий Артемович отвечал за освещение роты, силовую установку – ему необходимо было выйти на мороз, чтобы разобраться с техникой.
– Вот и движок обиделся на Артемыча, – сокрушенно вздохнул «Слободян», как мы звали Петра, старшего техника роты.
Толик кинулся наружу к источнику электроэнергии. От горящего «Палариса» было достаточно света, чтобы не пролить остатки спирта, разлитые Юркой с любовью по кружкам. Картина – блеск, словно оказались в сказочном царстве – гудела труба с горящей соляркой, образуя немыслимые тени, ветер снег швырял за палаткой, проверяя на прочность крепления. Разговор, прервавшись смехом, перешел в анекдоты, шутки – снова переключился на службу.
– Подождем Артемыча, – заметил Иван, намекая, что Родина оставить в покое.
Зашел, осыпанный снежной порошей Чернега, смеется:
– Перекрыл кран подачи топлива, Толик не может разобраться, в чем там дело.
Опять веселый гогот.
– Артемыч, посмотри топливо, – крикнул наружу Ленцов.
Через минуту послышался отборнейший мат заместителя командира роты, сообразившего: Чернега опять его разыграл. Запустился двигатель, загорелся свет и в палатку с широченной улыбкой вошел Анатолий Артемович.
– Извини, Толян, я больше не буду!
Приклонил повинную голову перед Толиком Чернега. Снисходительно отмахнувшись от хулиганистого Сашки, Родин присел за стол – розыгрыш был исчерпан.
– Слово Родину Анатолию Артемовичу, – предложил замполит. (Тогда еще не было афганского третьего тоста).
– За женщин! – выдал Толян.
Он был немногословным, но надежным парнем. Опрокинув остатки спирта, продолжили беседу.
– Валер, – Иван повернулся ко мне, – завтра в ночь уходишь в район кишлаков. Пока ты отдыхал, я был в штабе у дяди Миши, он доложил Петрякову твою информацию о действиях «духов» сигналами – выводы и предложения еще анализируются, но Петряков согласился, что «духов» в твоем районе надо разрабатывать дальше. Завтра наше боевое охранение получит приказ на частичное общение с местным населением, но в ограниченном порядке, особый отдел нашу работу будет держать на контроле.
– Понял, Иван Геннадьевич. Одна просьба: люди устали, пусть поспят до обеда.
– Хорошо. С Артемычем поработай по связи – радиомолчание группы в боевой задаче беспокоит командование. Сам понимаешь…
– У меня же отработано взаимодействие с охранением – зажмут, обозначу ракетой, выйду открытым текстом.
– Ты это комдиву скажи.
– Понял, Иван, мой выход в эфир будет дублировать боевое охранение работой в качестве ретранслятора. В зоне разведки мне нельзя «светиться» – я исхожу из того, что противник слушает эфир, что позволяет «духам» сработать на перехват.
– Хорошо, Валера, согласен, с утра поговорим со Скрынниковым, – подытожил Иван, – давайте послушаем, что говорят «буржуины».
Переглянулись. «Обслуживающий» роту «особист» Игорек, был у насчастым гостем. Знаем, что он как-то «пронюхал» о том, что офицеры разведывательной роты слушают ночами «Голос Америки». Однажды он «подъехал» ко мне с разговором:
– Валер, я знаю, что офицеры разведки дивизии слушают «Голос Америки».
– Да, ты что, Игорек? – Как можно естественней воскликнул я!
– Стоп, Валер, стоп, ты тоже слушаешь!
– Игорек, ты же хорошо знаешь, где я нахожусь ночами.
– Знаю! Но знаю и то, что вы хулиганите.
– Не может быть, Игорек, офицерам разведки некогда слушать вражеские голоса, их вокруг нас и без того достаточно.
– Не подкалывай, а неприятности вы наживете, – подытожил работник военной контрразведки.
В целом, Игорь был нормальный парнем, из «мухобойщиков» зенитного дивизиона. Он часто ужинал с нами, мы его знали по службе в «Зеленом городке» в Витебске, но, тем не менее, у Игорька такая служба – пронюхивать обо всем и обо всех. Надо сказать, что в течение многолетней службы в Советской Армии, у меня с органами военной контрразведки было несколько неприятных случаев, причем, серьезных, о которых расскажу позднее. Слава богу, что они закончились для меня без последствий, а вот с Игорем мы решили однозначно: «вражеские» «Голоса» мы не слушаем, в конце - концов, все офицеры-разведчики члены партии, находимся на передовом рубеже оказания интернационального долга. Игоря даже пристыдили по этому поводу: как он мог такое о нас подумать? Больше с ним вопросов не возникало.
А слушать «Голос Америки» мы все-таки слушали. Не скажу, что это занятие носило регулярный характер, но время было такое, когда хотелось о самих себе услышать правду. В эфире, сквозь мириады помех, пробивался голос на русском языке, терялся, вновь набирал силу. Мы слушали о вводе советских войск в Афганистан, как о захватнической акции Советского Союза, о протестах мирового сообщества, осудившего военный путь решения афганского вопроса. Кстати сказать, о противнике, с которым нам предстояло воевать, мы гораздо больше узнавали из информационных сообщений «Голоса Америки» или «Би-би-си», чем от своих разведывательных и советнических органов.
Величайшая глупость коммунистической пропаганды в освещении афганского вопроса заключалась в том, что ее закрыли от советского народа, который строил коммунистическое будущее… Забыли идеологи коммунизма испанские события конца тридцатых годов. «Над всей Испанией безоблачное небо» – сигнал начала мятежа в Республиканской Испании, поднявший не только «пятую колонну» внутри государства, но и мощнейший интернациональный всплеск на мировой арене. Советский народ рукоплескал воинам-интернационалистам и рвался на борьбу с фашистской чумой, но афганская информационная составляющая была начисто проиграна советским руководством. Наши идеологические противники по всем позициям одержали победу над прогнившей и покрытой плесенью коммунистической пропагандой.
Рядовым коммунистам начала 80-х годов, честно исполнявшим долг перед партией, бывших в первых рядах строителей коммунизма до сих пор стыдно вспоминать дешевый лепет, откровенное вранье руководства КПСС в освещении афганской тематики. Игорек – винтик той самой системы, которая обманула чаяния советского народа, его стремление к светлому будущему, выполнявший команду «фас» своего начальства. Он зондировал, в первую очередь, настроения офицерских коллективов по афганскому вопросу.
Слушали мы «вражеских» «доброжелателей», в общем-то, без комментариев. Молча ложились и лежали – возразить «буржуинскому голосу» было нечем – аргументы и доводы были взвешенными и очевидными.
– Да-а-а уж, – произнес Артемыч, выключая приемник.
Помехи забили и без того слабенький голос – уже ничего разобрать. Каждый, думал о своем, сокровенном. В газетах, приходившим нам из Ташкента, писали, что мы находимся в Афганистане на учениях. Только почему-то с литерной стоянки самолетов, до которой от нашей палатки было не более 50 метров, часто взлетали борта с деревянными ящиками, в которых были забиты гвоздями цинковые гробы. У нас возникало много вопросов о выполнении нами интернационального долга, но ответов, мы знали, не будет, да и не было времени задумываться, анализировать, обсуждать, с чем-то соглашаться или, наоборот, отрицать – окунулись в войну с головой.
– Руководители групп политзанятий, с утра политподготовка! – крикнул Гришин.
– Есть, товарищ «комиссар», – шутливо отозвался Чернега.
Вторник, пятница каждой недели – политические занятия, пусть даже земля перевернется – они должны были состояться. Я иногда хулиганил и выкраивал время на решение вопросов взаимодействия группы за счет политических занятий. Делал я это следующим образом: минут тридцать диктовал солдатам под запись ответы на вопросы занятий, остальное время посвящал тактике действий разведывательной группы применительно к очередному боевому заданию.
Политические занятия проверялись политотделом дивизии, поэтому конспекты, планы занятий руководители групп делали на совесть. В противном случае, у каждого из нас, офицеров, могли быть большие неприятности, тем более подвести замполита роты, которого очень уважали, мы не имели права. Владимир Николаевич Гришин – человек непререкаемого авторитета, которого уважал не только личный состав разведчиков, но и политотдел дивизии, он предъявлял жесткие требования к политзанятиям, строго спрашивал за ведение конспектов, составление планов занятий.
Но пора спать, завтра тяжелый день.
– Пойду к бойцам, Иван Геннадьевич, посмотрю отбой.
– Давай, Валер.
Вышел на свежий воздух. Морозный вечер был заполнен невероятным светом луны. Синий фон заснеженных гор создавал удивительную картину Востока. Фантастика! «Развиднелось, однако», – подумалось мне, завтра выход за Черную гору, а тут хоть иголки считай. Впрочем, сутки еще впереди… Разберемся.
Под «грибком» часовой в тулупе с автоматом в положении «для стрельбы стоя». Солдат методично мерил шагами расстояние вдоль линии палаток роты и обратно, через два часа его сменит другой часовой и так до утра. Дальше располагались тылы дивизии, охраняемые личным составом их подразделений. Несколько дней назад перед сном я вышел подышать морозным воздухом и вдруг услышал одиночный выстрел – присел. Из палатки выбежал прапорщик автомобильной роты, мы с ним кинулись на звук только что прозвучавшего выстрела. Возле ограждения из колючей проволоки нашли часового, пустившего пулю в висок – солдат не выдержал тягот и лишений воинской службы и выполнения интернационального долга.
А сейчас я решил пройтись к туалету, обозначенного на местности в виде вырытой на пустыре траншее. Оправление естественных надобностей в полевом туалете требовало определенных физических данных, в противном случае, можно было поскользнуться и упасть в … туалет. Подходить к нему надо было также с умом – по всей солдатской науке, как, если бы идти по минному полю – осторожно и взвешенно. Сам процесс был не таким уж простым и … естественным, он отличался наличием особой сноровки при двадцатиградусном морозе, бодрящем открытые части тела и почему-то не располагавшим к лирическому настроению.
Возвращаясь к линии палаток, я услышал разговор и смех подчиненных:
– Вижу, выскочил Чернега, – узнал я голос Сокурова, – он подошел к движку, тот пару раз чихнул и заглох – взводный побежал в туалет. Следом выбежал Родин, матеря всех на свете чертей.
Стало, действительно, смешно от байки взводного балагура – бойцы все видят и подмечают. Розыгрыш заместителя командира по связи не остался незамеченным в солдатском коллективе и живо обсуждался бойцами.
– Встать. Смирно, – скомандовал Архипов, первым увидевший меня.
– Вольно.
– Сокуров, значит, анекдоты про офицеров рассказываешь?
– Никак нет, товарищ лейтенант, – парировал разведчик, – я просто обратил внимание на взрывную энергию товарища старшего лейтенант Родина! – бодро доложил солдат. Бойцы засмеялись.
– Так, может, мне Родина пригласить и вместе обсудим тему резкости, а? Тебя, «Зигфрид», за одно потренируем, кстати, где у нас лопаты?
Разведчики умирали со смеха, но в глазах Сокурова веселые чертики уже не прыгали.
– Ладно, садитесь.
Володя Сокуров по кличке «Зигфрид» был отличным парнем. За арийскую внешность получил знатное прозвище, которому вполне соответствовал: высокого роста, с голубыми глазами, чувством природного юмора, такта. Несмотря на то, что он служил разведчиком первый год, завоевал авторитет коллектива. Боевым друзьям рядом с ним было легко и весело – контактный, отзывчивый, он всегда был в стабильно ровном настроении.
– Как отдохнули, гусары?
– Нормально, товарищ лейтенант, – за всех ответил Фетисов – самый возрастной солдат в подразделении: серьезный, основательный. До армии Александр окончил институт, получил высшее образование, но был объектом частых шуток и приколов Сокурова. На мой взгляд, с Александром Фетисовым больше никто не пытался шутить – он был физически крепким и здоровым мужиком. Впрочем, Архипов тоже мог «проехаться» по здоровяку, но в рамках дозволенного: «Дед» себя в обиду давал.
– Как с письмами, все получили?
– Получили, товарищ лейтенант.
– Как там, на дембеле, Сокуров?
– О-о-о, товарищ лейтенант, на дембеле…
Разведчики засмеялись. «Зигфриду» рано думать о дембеле – служить, да служить, что не могло не вызвать смех сослуживцев.
– Не задерживайтесь с ответом, пишите, – сказал я, присаживаясь на кровать.
– Товарищ лейтенант, после утреннего осмотра письма сдам почтальону, – уточнил Сафаров.
– Хорошо, Сергей, возьми на контроль.
Посмотрел на разведчиков, наверное, они поняли важность прихода своего командира – притихли, смотрят, словно, галчата.
– Завтра в ночь за Черную гору, ребята … самоотводов нет?
Разведчики подтянулись, в наступившей тишине «Паларис» завывал дикую «песню» об афганской войне.
– Настало время сунуться в душманское логово – нужен «язык»… С утра поработаем над деталями, отдохнете, а в ночь – в Тарахейль.
Сразу все заговорили: вспомнили прошлую ночь, подняли общие темы, обсудили обстановку в Афганистане, задачи, которые нас ожидают, но завязавшийся разговор о войне, которую мы ощущали собственной кожей, постепенно затих – выговорились и полегчало.
– Товарищ лейтенант, – обратился Архипов, – самоотводов не будет, только вот Сокуров задницу натер на горе.
Смех зашатал палатку.
– Не задницу, Архипов, а промежность, – изящно парировал «Зигфрид».
– Это яйца, что ли?
Дальше в теплой палатке сидеть было невозможно – разведчики «катились» от смеха и слез. Во взводном закуточке, пропахшем соляркой, скипидарным запахом портянок, можно было говорить и шутить до утра, но было пора – вечерняя поверка, разведчикам необходимо сбегать в туалет и перекурить за палаткой.
– Ладно, ребята, скоро отбой, отдыхайте. Письма сдать Сафарову до политзанятий. Сергей, командиры отделений, проверить ноги, болячки, утром доложить.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Всем до свидания, – вставая, я попрощался с бойцами – пора и самому засыпать.
Выйдя наружу, поглядел на луну – красота необыкновенная! Неужели рядом война? Просто не верилось, что сказочная красота скрывала смерть и печаль.
В нашей палатке офицеры лежали. Толик Родин крутил приемник, все еще пытаясь что-то услышать в эфире, но «глушилка» забила «вражеский» голос. Николай Андрейчук собирался на вечернюю поверку, надевал десантную куртку с портупеей. Николай Владимирович проведет отбой, назначит дежурных следить за «Паларисами», чтобы не сгореть в палатках. Такие случаи в армии были, и приказы о ЧП до нас доводили – личный состав сгорал вместе с палаткой за считанные секунды.
Шура Ленцов, сосредоточенно думая, дописывал письмо. Не было видно Сашки Чернеги, наверное, тоже беседовал со своими парнями. Его разведчики «отличились». Охраняя литерный борт Маршала Советского Союза Соколова, они нацарапали на шасси самолета: «Дембель – весна 1980». Надпись увидели сотрудники 9-го управления КГБ, сопровождавшие военачальника в поездках по Афганистану. Был неприятный разговор.
Серега Коробицын с Николаем Тютвиным спали снами праведников. Пора и мне было раздеться, упасть на кровать, но из головы все не выходил завтрашний выход к кишлачной зоне – разведка душманского гнезда увеличивала опасность. Все ли пройдет нормально? Может быть, Санек что-нибудь «накрутит» через местных «бачат». Взрослые афганцы тоже ходили вокруг да около, близко к линии охранения не подходили, но какие у них глаза! Как смотрят! На секунду зевнешь и порубят на куски. Что-то они готовят, замышляют... Вроде бы и нет против них ничего, но опасность витала вокруг неведомой тенью – непредсказуемый народ. Вряд ли они знают, что такое душа. Хорошо, что Сафаров может общаться с ними на одном языке, Гена Баравков понимал канву разговора – тоже сгодится. Пора отдыхать, голова "раскалывалась" от забот и мыслей.
ГЛАВА 21
На зарядке я пробежался вдоль кромки аэродрома с бойцами. Утренний моцион взбодрил тело, поднял настроение. Умывальник у нас был за палаткой – в снег и мороз мы умывались на свежем воздухе, что придавало свежести и бодрости на целые сутки.
Позавтракали, затем, на развод – Ленцов доложил Комару о построении личного состава.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ гвардии старший лейтенант.
– Вольно.
– Вольно, – продублировал заместитель командира.
Как всегда по утрам личный состав, свободный от нарядов и службы, строился, командир роты проводил развод на занятия, боевую и другую работу.
– Порядок работы следующий, – Иван Геннадьевич уточнил план на сегодняшний день, – под руководством командиров взводов – два часа политических занятий. Затем, 1-й и 2-й взводы готовятся к службе по охране государственных объектов, разведчики 3-го взвода до обеда отдыхают, а в ночь уходят на выполнение боевой задачи. Взводы связи и радиотехнической разведки обеспечивают внутренний наряд подразделения и усиливают разведгруппу лейтенанта Марченко. Вопросы?
– Иван Геннадьевич, вечером баня, – уточнил Андрейчук.
– Да, старшина, доведи график помывки до командиров взводов.
– Есть.
– Еще вопросы, товарищи?
– Никак нет, – дружно ответила рота.
– Владимир Николаевич, порядок политзанятий, – напомнил командир замполиту.
Гришин уточнил места проведения занятий, проверил конспекты руководителей групп политзанятий.
– Все, Владимир Николаевич?
– Так точно, Иван Геннадьевич.
Командир роты скомандовал:
– Товарищи офицеры, в строй. Равняйсь. Смирно. К торжественному маршу. Справа повзводно, первый взвод прямо, остальные – напра-во. Шагом марш.
Торжественным маршем рота прошла мимо командира роты и сразу же разошлась по местам политических занятий.
Проверив у разведчиков наличие конспектов, я объявил тему, цели, задачи лекции, затем под запись дал содержание учебных вопросов. Для семинарского занятия – достаточно, главное, чтобы солдаты могли сформулировать четкий, но ясный ответ по вопросам, сделать выводы.
Занятия обозначены – теперь к делу. Если кто-нибудь из политотдела зайдет проверить политподготовку, у меня все в порядке: план занятий есть, личный состав конспектирует лекцию. Теперь о главном:
– Товарищи разведчики, в ночь убываем на задачу! Сделав паузу и, собравшись с мыслями, я продолжил:
– В этот раз, в смысле физической нагрузки, будет проще, но в то же время – сложнее – идем в душманское пекло. Мы знаем, Тарахейль обрел дурную славу после того, как душманы из числа его жителей убили наших солдат и, поправ все законы человеческой чести, надругались над телами погибших. Враг жестокий, коварный – ошибок не прощает. От нас требуется максимум сосредоточенности, воли, чтобы выполнить задачу, а, при благоприятно сложившихся обстоятельствах – захватить «языка».
Сосредоточившись на мысли, я продолжил:
– Есть основание считать, что противник поддерживает связь между отрядами, подпольем в кишлаках не только методом световой информации, но и связными, курьерами, которые передвигаются в горы и обратно. Это главный момент, который сослужит нам доброе дело. Боевой порядок группы: старший дозора – Ивонин, с ним – Ксендиков.
– Андрей, принцип движения такой: посмотрел в ночной прицел – чисто, продвинулся вперед, опять посмотрел – вперед. Только так! Любая опасность – стой, сигнал. Ясно?
– Так точно, – ответил старший дозора.
– Не забывай – маршрут выбираешь так, чтобы луна не слепила глаза.
– Понятно, товарищ лейтенант.
Передохнув, я посмотрел на Мухаметзянова.
– Виль, вчера со Славой сработали нормально, а вот почему – нормально, кто ответит?
В палатке повисла тишина.
– Материал не знаете, товарищи разведчики. Номально потому, что не вляпались «духам». Надеюсь, понятно?
– Так точно, – хором ответили бойцы.
– На этот раз ситуация опасней – заглянем к «духам» в кишлак, а вот насколько глубоко и серьезно, сориентируемся по обстановке, но задача захвата «языка» остается главной. Сегодня, Виль, работаешь старшим группы обеспечения. Твоя задача – прикрыть группу захвата до ее ухода к боевому охранению. Поддержишь Сафарова и Баравкова на всех этапах задачи.
– Есть.
С Мухаметзяновым хорошо работалось, он быстро соображал, знал, что от него требовалось, не задавал лишних вопросов.
– Хорошо. Прокопенко?
– Я.
– Действовал молодцом, дозор не терял, держал на зрительной связи, – похвалил я разведчика.
Задача ведущего группы следовать за дозором и ни в коем случае не терять его из виду, фиксировать сигналы и реагировать на них в установленном порядке.
– Сегодня отпусти дозор подальше, но не теряй, ночь, вероятно, будет светлее и видимость лучше. Если Мухаметзянов и Ксендиков столкнуться с противником, прикрой огнем, пока дозор выходит на новый маршрут, но от меня со связистом не отставать. С этим понятно?
– Понятно.
Связисту, прикрепленному к группе, задачу ставлю отдельно, она специфична и других разведчиков не касается.
– Сергей, – обращаюсь к заместителю, – с Баравковым работаешь в захвате. С Геной еще поработайте, чтобы было тихо, быстро и без писка. Если «облом» – в сторону, я с Гапоненко прикрою. Это тоже понятно?
– П-предельно, товарищ лейтенант.
Я посмотрел на Гену, не прикалывает ли меня? Глаза сержанта смотрели преданно и верно: пошутить он любил, посмеяться тоже, но игривость настроения перед опасной работой была не уместной.
– Хм, ну, ладно.
Гена потупился, понимая некорректность легкого настроения. Я проинструктировал группу обеспечения, на которую возложил не менее серьезные обязанности.
– Нищенко, – показываю сержанту кулак, – ты понял?
– Так точно, товарищ лейтенант, – кивнул командир отделения.
Сержант сообразительный, учтет потерю из вида Черняева, уснувшего за камнем. Видимый образ кулака настроит на более основательный лад.
– Игорь, с тобой Фетисов, Архипов, Сокуров. Задача – все видеть и держать на контроле все этапы работы. В случае огневого контакта с противником, обеспечить выход из боя. Особое внимание на тыл. У всех четверых головы должны крутиться на 720 градусов – не позвольте «духам» «пристроиться» с тыла. Понятно?
– Так точно.
– Ивонин!
– Я!
– С тобой – Гапоненко, Яруков, Пальцев. Задача: работать по ведению разведки, в случае огневого контакта с противником, обеспечить эвакуацию раненых и убитых, контролировать ситуацию и никого не оставить в бою. Надо показывать, как вводить промедол?
– Никак нет.
– Взять у санинструктора бинты и жгуты.
– Есть, товарищ лейтенант, «Таблетка» получил.
В мой разведвзвод Андрея Ивонина командир роты перевел из управления роты. Парень рвался в бой, в разведку, шел на конфликт с ротным, но добился перевода в разведывательный взвод. С моими разведчиками он прошел полный курс тренировок на Ходжа Раваше, зарекомендовал себя боевым и решительным парнем – влился в коллектив легко и непринужденно.
– Пальцев, вводная установка: у Гапоненко пулевое ранение в предплечье правой руки. Действуй!
– У меня жгута с собой нет, товарищ лейтенант, – заморгал глазами рыжий здоровяк.
– Пальцев, – заорал на него, – у Гапоненко ранение в предплечье правой руки!!!
Суетясь, ефрейтор вскочил, пытаясь куда-то бежать, потом сообразил, что делает что-то не то, выдернул брючный ремень, опрокинул Гапоненко на кровать и перетянул ремнем предплечье руки условного раненого.
– Еще проявишь не резкость – останешься в роте. В бою, Пальцев, не будет времени на размышление, стандартные ситуации должны быть отработаны до автоматизма. Может, я что-то не то говорю, и ты меня поправишь?
Молчание. Тишина. На шум, раздавшийся снаружи, бойцы повернули головы.
– Что случилось? – замполит роты, вбежав, оглядел группу политических занятий 3-го разведывательного взвода.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, – вскочил Архипов, – у Гапоненко от перенапряжения в голове открылось кровотечение правой руки.
Реплика без разрешения, смех разведчиков на политзанятиях не понравился Гришину.
– Архипов, у меня такое ощущение, что ты со вчерашнего дня не махал лопатой, – тяжелый взгляд замполита остановился на чернявом балагуре.
– Никак нет, товарищ старший лейтенант.
– Владимир Николаевич, – вмешиваюсь в ситуацию, – я сделал условный перерыв и отработал вводную по наложению жгута на рану – три минуты, чтобы встряхнуться.
Гришин понимающе кивнул, но Архипова не оставил без внимания:
– Скажи-ка мне, Архипов, что такое развитое социалистическое общество?
Раскачиваясь на носках сапог, замполит роты остановил взгляд на шутнике взводного масштаба. Вляпался парень основательно, старший лейтенант Гришин – человек принципиальный, жестковатый.
– Товарищ старший лейтенант, развитое социалистическое общество это фаза коммунизма, где действует принцип: от каждого – по способностям, каждому – по труду. По мере развития социализма и его укрепления, государство диктатуры пролетариата превращается в общенародное социалистическое государство, выражающее волю и интересы рабочего класса, крестьянства и интеллигенции. Утверждается новый социалистический образ жизни, – стоя по стойке «смирно», доложил Архипов.
Замполит роты, ошеломленный бойким ответом, удивленно смотрел на разведчика
– Продолжайте, Валерий Григорьевич, – и пошел дальше проверять занятия по наиважнейшей дисциплине в Советской Армии.
– Архипов, а лопату я тебе вручу, – пообещал я скромному, в принципе, парню, сумевшему заявить себя с лучшей стороны.
Не скрою, приятно было, что солдат, не растерявшись, достойно ответил на не самый легкий вопрос темы занятий. Шутки, они и есть шутки, в первую очередь – это настроение. Через несколько часов мы выходим на боевую задачу и молодым парням не мешает разрядка, но, конечно же, не за счет политподготовки. Смех, хорошее настроение помогут достичь внутреннего баланса, способствуют большей уверенности разведчиков в боевой обстановке. Посмотрев на часы, я удивленно поднял брови: пора заканчивать. Скоро обед и отдых личного состава.
– Сафаров, покормишь людей и отбой. Подъем в 18.00, ужин, получение оружия, снаряжения, подготовка к работе. В 19.00 доклад о готовности группы. Вопросы?
– Никак нет.
– Всем приятного аппетита.
– Встать. Смирно, – скомандовал заместитель.
– Вольно. Разойдись.
Я зашел в офицерскую палатку, где готовились к обеду. Шура Ленцов собирался для убытия в Кабул в резиденцию Маршала Советского Союза Соколова. Толик Родин инструктировал связиста, который сегодня пойдет со мной на задание. Тут же Чернега лениво подначивал Ленцова:
– Шура, ты Соколову передай привет.
– Я все ему передам, Саня, все.
Ленцов явно был не в настроении, ему не хотелось отрываться от коллектива, тем более, заниматься не совсем специфичным для разведчиков делом. Однако он энергично собрался, а через пару часов Александра Ивановича мы проводили с группой разведчиков охранять резиденцию руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР.
В последние недели события развивались по динамике нарастания. Отдельной разведывательной роте приказано выполнять несколько важных задач: охрану литерной стоянки самолетов и резиденции Маршала Советского Союза Соколова. Вопросами охраны занимались 1-й, 2-й разведывательные и специальные взводы – мне же досталась работа по ведению разведки в зоне ответственности дивизии. Получилось так, что распределение функциональных обязанностей внутри разведывательной роты дивизии утвердилось именно таким образом – задачи ставились командиром соединения, начальником штаба – мы же, разведчики, их выполняли.
Я прилег на кровать, укрывшись десантной курткой, но сон все не шел – мысли крутились вокруг возможной встречи с противником. Не думаю, что «духи» могли устроить засаду на пути выдвижения к Тарахейлю, для этого нет оснований, но группу сегодня я все же поведу по другому маршруту.
Позапрошлой ночью мы могли «засветиться» противнику и нельзя было рисковать в повторении маршрута выдвижения в исходный район. Мои разведчики, в случае необходимости, могли работать в тылу противника тремя самостоятельными единицами. Случись внезапная встреча с «духами» – каждая из них перейдет в автономный режим деятельности. Отход к боевому охранению мы можем осуществить и по классической схеме, уходить, прикрывая друг друга, изматывая противника быстрой сменой позиций. Другое дело, если «духи», действительно, засекли нас, необходимо выбрать такой маршрут, чтобы противник не смог сработать на перехват при выдвижении в район задачи. Обратно, уж, как получится...
Анализирую ситуацию с точки зрения душманского командира: в тылу замечена разведка «шурави». Русские провели мероприятия по изучению господствующего над местностью хребта, зафиксировали световую передачу информации в местах скопления кишлаков, прилегающих к горам. Может это заинтересовать русских? Конечно. «Шурави» не могли не обратить внимания на активные действия моджахедов в районе кишлаков, прилегающих к горным массивам. Какие дальнейшие действия? Безусловно, будут наращивать усилия по получению информации не одной, а несколькими группами, а в дневное время привлекут авиацию. Правда, авиация малоэффективна, отряды моджахедов в горах замаскированы и находятся в пещерах – обнаружить с воздуха базы почти невозможно. Несколько вылетов покажут бесперспективность воздушной разведки – русские сделают акцент на войсковую разведку, которая уже обследовала горную гряду и обязательно попытается углубиться дальше. Что может быть за этим «дальше»? В кишлаки вряд ли полезут – опасно, а устроить засады в границах района, который интересует «шурави» – весьма привлекательно. Остается просчитать возможные маршруты движения русских групп, чтобы их перехватывать несколькими отрядами.
Анализируя обстановку с точки зрения полевого командира, мне стало жутковато. Стоп, где карта? Будь я «духовским» начальником, как бы я размышлял в отношении устройства засад? Так, смотрим местность, изучаем, анализируем: что относим к очевидным фактам? Они заключаются в следующем: русская разведка свои действия привязывает к боевому охранению. Значит, подразделение «шурави» в составе боевого охранения берется под жесткий визуальный контроль: не спускать с него глаз ни днем, ни ночью. Само охранение не высылает разведку вперед, только ведет наблюдение, обороняя собственные позиции. Вывод: разведывательные мероприятия русских проводятся подразделениями, которые предназначены для специальных операций. В темное время суток они скрытно прибывают на заставу и по определенным маршрутам уходят в кишлачную зону. Открытый участок местности они преодолевают в ночное время, кстати, не просто в ночное, а в непогоду, иначе увеличивается риск оказаться замеченными.
Теперь, по каким маршрутам может выдвигаться русская разведка в интересующий ее район? Их, на самом деле, немного – открытое пространство. Где могут пойти «шурави» к объекту своих интересов? Возможно, используют мандех, который по диагонали пересекает долину, могут выдвинуться вдоль хребта к северной окраине кишлачной зоны, но, в любом случае, цель – кишлаки. Значит, здесь их и надо ожидать, выставив несколько засадных групп перед жилой зоной и после нее, на случай, если просочатся через первый заслон.
Да-а, не завидна наша роль… Поймал себя я на мысли, что вжился в образ «духовского» командира, но от этого стало не легче. Что это значило? Только одно: о боевом охранении придется забыть – оно под «духовским» контролем. Следующий момент опять неприятный: «духи» вычислят наше появление у кишлаков по погоде – в ясную морозную ночь мы не полезем – светло, видимость отличная. В снегопад и ветер – пойдем, непогода, несомненно, увеличит опасность встречи с противником.
Из размышлений следовало, что выход к кишлакам необходимо осуществлять методом от противного. То есть, «духи» не должны ожидать от нас действий с проникновением в кишлачную зону, а мы в это время, как раз и должны работать на их территории. Только неординарность решения на разведку послужит успехом в достижении поставленных целей. Да и чего скрывать? – Целее будем.
Вскочив с кровати, хлебнул глоточек водички.
– Чего не спишь? – спросил Андрейчук, подшивая подворотничок к полушерстяному обмундированию - полевой форме одежды офицерского состава и прапорщиков.
– Да, Коля, вертится мыслишка – маленькая такая, но, похоже, не самая худшая.
– «Выкручивай» ее.
Накануне думалось, что работа по кишлакам отнимет меньше физических сил. Как бы не так! Черная гора тяжело далась, тело разламывало от последствий восхождения, но куда делась командирская линейка, черт побери? Ага, вот. Что получается? – До семнадцати километров обходного пути… Хорошее расстояние, в смысле – обалдеть, но с этого направления «духи» нас точно не ждут. Паймунар – отдельный кишлак, севернее Кабула километров пять. Он не был связан с кишлачной зоной Тарахейль – далековато, значит, выводить группу в район захвата лучше всего с обратной стороны перевала с одноименным названием – Паймунар. Даже хорошо, если паймунарские «духи» засекут нас на своей территории и будут уверены, что мы работаем в их районе. Только наш интерес совсем в другом направлении – Тарахейль с его кишлаками за Черной горой, а Паймунар – элемент отвлечения противника от главной задачи. Лучше в этой ситуации сработать двумя группами: одна отвлекает внимание, специально «светясь» в Паймунаре, другая уходит в Тарахейль с основной задачей – разведка кишлачной зоны с захватом «языка».
– Валера, твои парни готовы, – крикнул мне Андрейчук.
В недоумении оторвался от карты.
– Куда?
Старшина удивленно смотрел на меня.
– ?..
– Тьфу, черт, «зарулился», Коля, извини.
– Вижу, колдуешь чего-то, но пора! Возвращайся на землю.
– Мысли, Коля, одолели, мысли. Скрынникова не видно?
– Скоро будет, звонил.
– Что у нас на ужин?
– Перловочка со свиной тушенкой.
– А, что? Отличный продукт, одних калорий сколько! А белков?
– Утром что-нибудь придумаю.
– Пойдет.
Не успел сложить карту и положить ее в тумбочку, как на линейке раздалась команда: «Смирно!» В расположение роты прибыл начальник разведки дивизии. Вскочив с кровати, я поправил одеяло, курточку повесил на вешалку.
– Товарищи офицеры!
Мы встали и приняли положение «смирно».
– Товарищи офицеры, – Михаил Федорович махнул рукой – садитесь, мол.
Оглядевшись, начальник устроился за широким столом, где мы кушали, решали боевые задачи, резались в карты, домино и не только...
Комар присел напротив в готовности доложить обстановку, следя за острыми буравчиками глаз дяди Миши, скользнувших по лицам собравшихся на совещание офицеров. Молчим. Дядя Миша сегодня не в духе.
– Почему не убираем территорию, Комар?
– С утра убирали, товарищ майор.
Поднявшись, Иван готов был ответить на претензии начальника, прибывшего в не настроении. Он мог нас «выпороть» за недолжный порядок, плохо заправленную кровать, неподшитый воротничок.
– Присаживайся, Иван Геннадьевич, плохо, очень плохо! Дивизия готовится к боевым действиям, а я вот думаю – разведчики правильно понимают свою роль и задачу, отведенную им командиром дивизии?
– Так точно, товарищ майор.
Михаил Федорович тяжело вздохнул.
– Не знаю, с чего и начать, но ответственность на нас ложится, товарищи офицеры, огромная, – продолжал начальник разведки, – назревают и другие, не менее важные события, которые вы подтверждаете работой в горах.
– Подробней можно, товарищ майор?
– А, что подробней? Данные агентурной разведки следующие: в Кабуле назревают события, которые могут привести к вооруженному восстанию. В столицу прибывают отряды оппозиции, они принадлежат различным партиям, у них много хозяев, но цель у всех одна – свергнуть правительство Кармаля.
Придвинувшись к столу, мы не спускали глаз с почерневшего лица начальника.
– И это еще не все, – продолжал Михаил Федорович, – идет процесс втягивания советских войск в активные боевые действия – инициатива исходит от руководства Афганистана.
Начальник разведки, помолчав секунду другую, продолжил:
– На сторону душманских отрядов переходят отдельные части афганской армии. Обстановка в стране тяжелая и не предсказуемая, товарищи. Высшее командование советских войск в Афганистане приняло решение о проведении войсковой операции на востоке страны в провинции Кунар. От разведывательных подразделений дивизии к операции привлекается разведрота 317-го парашютно-десантного полка старшего лейтенанта Мостибродского. Остальные разведподразделения работают в зоне ответственности соединения. В связи с тем, что вооруженные отряды оппозиции концентрируются в Кабуле, разведке дивизии приказано сосредоточить усилия на получении информации о противнике, то есть, все, что касается душманских баз, пунктов сбора, мест и способов просачивания в город. Мы должны знать намерения душманов, товарищи разведчики! – Михаил Федорович устало опустил голову, – нам с вами отводится важная роль в предстоящей опасной работе.
Начальник разведки обвел взглядом сосредоточенные лица офицеров, расстегнул десантную куртку.
– Иван Геннадьевич, у нас есть что-нибудь?
– Так точно, – слегка оторопев от резкого перехода начальника, ответил Иван.
– Старшина.
– Слушаю, Иван Геннадьевич.
– Давай, собери там… побыстрей.
– Есть.
Коля выскочил из палатки и побежал в хозяйство. Глаза у дяди Миши засветились улыбкой:
– Где тут у вас куртку повесить?
– Давайте, товарищ майор.
Петро Слободов взял «десантуру» начальника и положил на кровать.
– Ленцов убыл?
– Убыл, товарищ майор, – ответил Иван, покосившись на меня.
Я кивнул в знак понимания и достал дежурную фляжку со спиртом, которую нам подарили ночевавшие у нас летуны из Ташкента. Между тем, Михаил Федорович посетовал:
– С утра никакого настроения. Петряков шкуру рвет за отсутствие разведданных, комдив вызывал на доклад – попенял, что мы мало знаем о противнике. Одним словом, ребята, обстановка серьезная, грядет большая война.
Притихнув, мы смотрели в усталые глаза начальника.
– Да, уж…
Не выдержал паузы Родин.
– А ты, Артемыч, готовь с Тютвиным аппаратуру.
– Понял, товарищ майор.
Михаил Федорович повернулся ко мне:
– Готов, Валера?
«Вот и моя очередь», – мелькнуло в голове.
– Так точно!
– Будь внимательней, не лезь на рожон, но информация нужна. Понимаешь меня?
– Понимаю, товарищ майор.
Михаил Федорович переживал, прекрасно зная, что разведгруппа работает на пределе сил и возможностей.
– Все будет в порядке, товарищ майор, но вот нужна ваша санкция.
Скрынников насторожился.
– Ну?
Решение я принял, но доложить его начальнику необходимо было четко и убедительно.
– Сегодня в боевое охранение я не полезу – в Тарахейль выдвинусь через Паймунар.
Лицо Скрынникова вытянулось, начальник напрягся, скользнул взглядом по мне, ну, пиз…ц, думаю, в лучшем случае, отправит к авантюристам служить или еще дальше.
– Где карта?
– Вот.
Начальник уткнулся в район разведывательных действий.
– Что предлагаешь?
– Товарищ майор, задача не меняется, она остается прежней. Я только скорректирую выход в кишлачную зону через обратную сторону перевала Паймунар.
Линейкой я приложился к карте.
– Сколько здесь?
Михаил Федорович поднял голову.
– Около 17 километров.
– Ну, а суть?
Я исхожу из того, что противник нас все же почувствовал на Черной горе – до сигнальщиков было не более 300 метров. В горах это большое расстояние, но исключать ничего нельзя: засада противника, перехват группы – реальные вещи.
Михаил Федорович не останавливал меня – уже хорошо.
– Мысль такая, товарищ майор, около 19.00, Тютвин подкинет меня на машине вот сюда, – показываю карандашом на карте, – на ходу я спешиваюсь и увожу группу через хребет. Николай открытым текстом ничего не значащих фраз будет выходить в эфир. Если «духи» ведут перехват, пусть считают, что мы выдвигаемся для работы на север. На самом же деле, нас там не будет, группу я уведу правее перевала вдоль подножья хребта по местности, хорошо изученной на тренировках. Если «духи» и вычислят нас, мы от них оторвемся, потому что они будут думать, что наша цель в полосе Паймунар – Дехъийхья. Я же уйду в другое направление, на восток, и выйду в Тарахейль с обратного ската хребта, за Черной горой, откуда нас точно никто не ожидает. Хорошо бы иллюзию «духам» «подработать» еще одной группой, но сил не хватает, поэтому предлагаю подключить Тютвина в качестве радиопоста. С одной стороны, он на Ходжа-Раваше сработает ретранслятором – обеспечит устойчивую связь со мной, с другой – изучит долину в направлении Баграм. Это тоже пригодится. Прошу разрешения, товарищ майор, на предложенный вариант.
Закончив доклад, я смотрел на Михаила Федоровича – в палатке повисла тишина, «Паларис», кажется, убавил мощь реактивной тяги. Понимаю сомнение начальника, тревогу, обеспокоенность – в случае его согласия на мой вариант, группа в кишлачной зоне остается вообще без прикрытия – даже со стороны боевого охранения. И это еще не все – в районе крайней восточной точки хребта связи с группой не будет, даже, если Тютвин сработает в качестве ретранслятора – мертвая зона для УКВ диапазона, в случае завязки боя помощи ждать не откуда.
– Товарищ майор, лишний «крючок» в 17 километров обезопасит группу на входе в задачу и поможет вернуться назад. Это суть моего замысла.
Начальник разведки не торопился. Глядя на карту, он что-то рассчитывал, прикидывая возможность реализации предложенного ему сценария. Мы, поглядывая друг на друга, сидели в ожидании решения Михаила Федоровича. Оживление внес ужин, который принес дежурный наряд – осталось определиться с главным.
– До рассвета не успеешь вернуться, – нарушил молчание начальник.
– Товарищ майор, группа готова, а до хребта мы на машине.
Михаил Федорович возбужденно вскочил.
– Тьфу, опять ночь не спать. Где тут у вас? Давайте!
Я быстро подал Чернеге фляжку – с авианаводчиком они были непревзойденными специалистами по разливанию жидкостей крепкого содержания.
– Коля, «Фанта» осталась? – спросил замполит.
– Секунду.
Старшина из тумбочки достал баночку «Фанты» и поставил на стол. Перловая каша с тушенкой, порезанное сало, хлеб с луком – ежедневная, богатая калориями пища.
– Ладно, за нас, товарищи разведчики, – произнес дядя Миша.
Опрокинули по глоточку, закусили, смачно хрустя репчатым луком – тепло приятной истомой прокатилось по телу. Михаил Федорович придвинулся ближе.
– Затея твоя, Валера, мне не особенно нравится.
Я напрягся, понимая, что серьезный разговор с начальником еще не закончен. Ситуация объяснима очевидными фактами – Скрынникову важно понять: на сколько разумны мои доводы в принятии решения на поиск. Если окажусь не убедительным – придется повторяться в маршруте движения по открытой долине, что очень бы не хотелось.
– Товарищ майор, выход за хребтом достигнет важной цели – внезапного появления группы с северного направления. Оттуда нас «духи» точно не ждут, если даже мы и «засветились» у Черной горы.
– А маршруты отхода?
«Отходов сколько угодно, – думал я про себя, – повторяться не следует»:
– Выход из задачи вдоль Паймунарского хребта с нашей стороны считаю лучшим вариантом.
– Почему?
– Долина есть долина – открытое место, множество оврагов, в непогоду за 30 метров ничего не видать.
– Думаешь, на выходе «сыграют» на перехват?
– Могут, товарищ майор.
– Что еще надумал? Ведь врешь же, что-то скрываешь!
Михаил Федорович прищурился. Ладно, чего уж там, думаю, терять уже нечего:
– Там и «срублю» «языка», товарищ майор…
– «Языка»? В кишлак собрался лезть?!
Начальник разведки вскочил и шустро пробежал по палатке.
– Ну, что-то вроде этого...
«Убьет, расстреляет», – мелькнула мысль.
– Ты что, охренел?
– Никак нет.
Начальник разведки от возмущения кричал:
– Марченко, лезть в кишлак запрещаю!
– Товарищ майор, – даю отступного, – вы меня не так поняли.
– Что не так понял?
– При вскрытии кишлака я допускаю захват «языка».
– Допускает, видите ли, он, «король паркета».
Майор Скрынников, успокаиваясь, присел.
– Чернега, чего сидишь, наливай.
Фляжка обошла по кругу мимо солдатской кружки, которую я закрыл ладонью.
– Мне уже хватило, начальник влил.
– Пошути еще у меня!
– Понял, товарищ майор!
Михаил Федорович наклонился ближе.
– Марченко, пойми же ты – информация афганской агентуры подтверждает усиление активности «духов» в населенных пунктах, прилегающих к Кабулу. Не исключено, что Тарахейль – перевалочный пункт, в который сунуться – значит, подвергнуть себя огромному риску.
– Товарищ майор, я похож на авантюриста?
– Похож, похож! – Начальник реагировал быстро.
– Тем, не менее, в столкновение с «духами» я не полезу – полажу вокруг да около, посмотрю, понюхаю, чем дышит кишлачная зона и назад.
– Район не изучен, Валера, а данные, которые есть, вызывают беспокойство.
– «Духи» всюду, товарищ майор, кто этого не знает? – Они находятся рядом с нами, боевым охранением, в населенных пунктах. Иллюминация, которую устроили ночью, вообще поразила – они чувствуют себя хозяевами!
– Ты это брось, хозяевами...
Начальник задумался, изучая карту за Черной горой.
– Хотя, ты где-то и прав, Марченко…
Михаил Федорович еще не раз взрывался, переходил на высокие нотки, не соглашался с Комаром, Перепечиным, Чернегой, которые вносили свои предложения по захвату «языка». Они спорили, настаивали – шла творческая работа по организации разведки в тылу противника.
– Товарищ майор, душманскую зону глубокой разведкой «вскрывать» еще рано, обещаю – с дуру хрен не ломать и к рассвету вернуться.
Михаил Федорович, вскочив, замахал руками:
– Забудь глубокую разведку и не лезь в кишлаки! Твоя задача – захват связника во внешнем поясе зоны, дальше соваться запрещаю. Авантюрист, чистой воды, авантюрист, черт бы тебя побрал!
В конечном итоге решили: ночью я отработаю северную окраину Тарахейль, а там по обстановке – других вариантов не было.
– Валера, еще раз проверь и взвесь возможности группы, я буду на связи, нарвешься на «духов» – работай открытым текстом. Понял?
– Так точно, товарищ майор!
– Ну, давай, удачи! Только смотри у меня!
– Есть, товарищ майор, разрешите готовиться?
Михаил Федорович безнадежно отмахнулся.
С Тютвиным я уточнил взаимодействие, сигналы по радио, пробежался глазами по переговорной таблице. Разведчики строились, завершая подготовку к ночному поиску.
ГЛАВА 22
В специальный карман десантной куртки я положил пистолет, пристегнутый к стропе, подтянул ремень АКМС – 7,62 мм. с прибором бесшумной беспламенной стрельбы, разгрузочный лифчик на шесть магазинов, штык-нож от АК, ракеты, две гранаты, промедол. На спине РД с дополнительным боекомплектом, сухим пайком, водой, медицинской аптечкой и парой сухих портянок. Подогнал снаряжение, попрыгал. Пойдет.
Сашка Чернега из-за спины дяди Миши просигналил: будешь? Я отрицательно крутнул головой и вышел из палатки.
– Товарищ гвардии лейтенант, разведывательная группа для выполнения боевой задачи построена. Заместитель командира группы гвардии сержант Сафаров.
– Вольно, Сафаров.
Прошел вдоль строя разведчиков, стоявших в шеренгу, посмотрел на лица парней. Интересная история. Не могу отделаться от поразившего, однажды, меня впечатления: перед выходом на боевое задание – это другие ребята. Собранность, взвешенный взгляд – в строю стояли не мальчишки, юнцы, а воины, готовые жертвовать собой во имя долга перед Родиной, пославшей их на войну. На базе остались их имена, документы, письма родных и любимых, все, что имело отношения к разведке. Передо мной стояли солдаты с жестким и полным решимости взглядом: Сергей Сафаров, Андрей Ивонин, Владимир Сокуров, Игорь Нищенко, Геннадий Баравков, Александр Архипов, Александр Фетисов, Михаил Гапоненко, Вячеслав Ксендиков …
– Равняйсь. Смирно, равнение направо.
Я зашел в палатку с докладом начальнику разведки:
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа для выполнения боевого задания готова. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Встав, Михаил Федорович, подошел ко мне и просто по-отечески сказал:
– Хорошо, Валера, будь аккуратней, работай через Тютвина и делай все, как надо! К утру будем ждать.
– Есть, товарищ майор! Но так, действительно, меньше риска и неожиданностей…
– Да, я понял. Коробицын подкинет. Чернега, ты уснул?
Михаил Федорович повернулся к Сашке, суетливо открутившего фляжку.
– Товарищи разведчики, за наши успехи.
Переглянувшись между собой, мы махнули по «единой». Офицеры роты, прапорщики пожали мне руку, говоря напутственные слова пожеланий. Начальник разведки, Комар вместе со мной вышли к разведчикам.
– Смирно! – подал команду Сафаров.
– Вольно.
Начальник вышел на средину строя, оглядел разведчиков и будничным голосом спросил:
– Готовы, ребята?
– Так точно, товарищ майор, – не сказать, чтобы дружно, но ответили уверенно.
Михаил Федорович молча смотрел на парней в белых маскхалатах, возможно, подыскивая нужные к таких моментах слова:
– Будьте внимательны, рты не разевайте – противник ошибок не прощает.
Задумался и как-то буднично спросил:
– Ну, а задачу надо выполнить, ребята, как на это смотрите?
– Постараемся, товарищ майор, – весомо ответил Фетисов.
– Вот и хорошо, пойду, доложу Петрякову и с богом.
Майор Скрынников, пожелав нам успехов, неспешно пошел докладывать начальнику штаба дивизии о готовности группы.
– Сергей, людей в машину.
– Есть, товарищ лейтенант.
Я обернулся к стоявшему рядом Комару.
– Иван Геннадьевич, что-нибудь есть?
– Связь проверена, Валера, в порядке, если что – открытым текстом, бронегруппа дивизии выйдет к боевому охранению, а взвод Перепечина я переведу на усиленный режим.
– Понял.
– Не лезь на рожон, остальное – ерунда.
– Добро, Иван, – пожав руку командиру, я пошел к Тютвину.
Николай что-то объяснял связисту – парень шел на первое боевое задание. Выше среднего роста, крепкий, жилистый, мне понравился больше, чем его предыдущий напарник.
– Рядовой Кибиткин, – представился связист.
– Как настроение, Кибиткин?
– Нормально, товарищ лейтенант.
С прищуром взглянул на солдата – оценил и тихо сказал:
– Запомни одно – чтобы ни случилось, быть рядом со мной, не отставать и не потеряться. Это сложно будет?
– Справлюсь, товарищ лейтенант.
Спокойная уверенность рядового понравилась.
– Не забывай о том, что нам в плен с тобой попадать нельзя. Понимаешь, Кибиткин?
– Так точно!
– Тогда – в машину.
Улыбкой проводил солдата – парнишка толковый.
– Пора, Коля.
– Иду-иду, Валера, на всякий случай возьму пару «сто сорок восьмых».
– Пригодятся.
Заглянул в кузов машины: разведчики привычно расположились, откинувшись на деревянные борта ГАЗ-66.
– Готов, Николай?
Тютвин, стараясь не упустить детали, чуть суетился.
– Кажется, да.
– Не торопись, проверь.
– На горушку взял запасной аккумулятор.
– До утра хватит и достаточно. Теперь, главное, Коля: на гору поднимайся по знакомому маршруту. Ничего не выдумывай, на вершине расположись таким образом, чтобы исключить возможность незаметного подхода «душков». Они знают, что горушка за нами, могут устроить все, что угодно.
Тютвин выполнял несвойственную для командира связистов задачу, но ничего не поделаешь, не хватало офицеров-разведчиков, задействованных на целевые задания.
– На всякий случай возьми пару сигналок, прикроешься ими со стороны перевала. Каждые 30-40 минут включайся в эфир и говори какие-нибудь цифры.
– Надолго?
– Пару минут что-нибудь «побурбулекай» и выключайся, затем, опять поработай.
– Ясно.
– Если паймунарские «духи» ведут перехват, они сделают вывод, что мы ведем радиообмен в их собственном тылу, а пока поморщат лбы и разберутся, мы перемахнем хребет. Смотри на карту – около полуночи я выйду к северной окраине Тарахейль. С этого момента я работаю следующими сигналами: нажатие тангенты один раз – все в порядке, два раза – возвращаюсь на базу, три – необходима срочная помощь. Ну, как?
– Понятно, Валер.
– На Ходжа Раваш поднимайся осторожно. Я поведу группу восточней перевала – наши маршруты почти параллельны. По времени ориентируйся следующим образом: когда пройдешь половину подъема, мы уже будем на горной гряде – у меня перепад высот несколько меньше. Когда достигнешь вершины, я уже буду внизу обратного ската – далее действуй, как договорились.
– Во сколько мне возвращаться?
– Сигнал тангентой «два раза» – снимайся и вниз, только не расслабляйся, Коля.
– Понял.
– Давай в кузов.
Подошел Коробицын.
– Ну, что у вас?
– Готовы, Серега! Вот смотри, – показываю по карте, – мы выскочим на ходу на этом рубеже, делаешь обычный круг и на базу.
– И все?
– Мало?
– Я-то думал!
– Ладно, забирай мою карту, положи в планшетку на тумбочке.
– А что в тумбочке?
Засмеялись. Коробицын знал, что в ней у меня сгущенное молоко и сигареты, которые выдают офицерам в качестве дополнительного пайка. Я не ел сгущенку, курить не научился, поэтому сигареты и баночки вкусного продукта отдавал солдатам за успехи в боевой и политической подготовке.
Машина нужна была на первом этапе для скрытой доставки группы в район поиска. На пути следования размещалось множество постов разных частей, подразделений, которые запрашивали пароль, действующий в течение суток. С караулами надо было входить в контакт, давать объяснения, при этом ни в коем случае не раскрывать наличие в кузове разведывательной группы. Коробицын знает пароль, порядок преодоления охраняемой зоны в системе сложнейшей инфраструктуры аэропорта.
– Сокурова не забыли? – спросил я в темноту дребезжащего на ухабах кузова.
Тишина…
– Никак нет, товарищ лейтенант, – испуганно отозвался Зигфрид.
– А я думал, оставили.
Разведчики прыснули, толкая друг друга – напряжение спало. Вовик купился – разыграл командир.
– Ну, а, если ты здесь, Зигфрид, расскажи нам, сколько осталось до дембеля?
Еще больший смех раздался в машине – Сокурову только в мае исполнится год, как призвали – еще служить, да служить. Но цель была достигнута, и скованность снята, разведчики уже переговаривались, делясь друг с другом новостями последних событий.
Машину швырнуло на колдобинах – признак того, что выехали за линию взлетной полосы аэродрома. Водитель, погасив фары, вел машину по знакомой дороге. Расчет у меня был прост и строился следующим образом: если кто-то и обратит внимание на ГАЗ–66 – ее примут за одну из машин авиационной базы. Мы же покинем машину на ходу и через минуту растворимся в снежном пространстве. «Шестьдесят шестая» без остановки пройдет по кругу и, развернувшись в обратном направлении, вернется в лагерь – вряд ли кто заметит нехитрый маневр разведчиков.
Не обратит на это внимания и командир роты охранения капитан Юрий Солдатов. С ним всегда, как и с Александром, я согласовывал действия, уводя группу на север. Сегодня ситуация другая и Солдатов не должен знать о работе дивизионной разведки в зоне ответственности его подразделения – я допускал, что противник контролировал охранение. Не исключал и того факта, что наше появление у Паймунарского перевала «духи» зафиксируют в реальном времени, но опять же, это должно быть не раньше, чем мы преодолеем половину пути к Тарахейлю.
– Приготовиться к десантированию.
Парни встали по бортам кузова, откинув в сторону тент, чтобы не трепало ветром.
– Не греметь оружием.
Сигнал. Разведчики прыжком из машины. Кувырок в снежной пороше и мы лежим в готовности отразить нападение. Гул машины затих. Слушая тишину, привыкаем к характерным звукам предгорья. Подошел к Николаю, чтобы уточнить маршрут до вершины.
– Хорошо, Валера, дойдем.
Вскоре Тютвин со связистами исчез на фоне горной гряды.
Глубокий вдох-выдох – вперед.
– Ивонин, направление движения – груда камней на фоне неба. Наблюдаешь?
– «Схватил», – ответил старший головного дозора. – За линией водораздела оцени обратный скат, прикинь маршрут спуска восточней кишлака. Пока подтянемся к тебе, вникни в местность.
– Ясно.
– Давай, – хлопнул Ивонина.
– Прокопенко, «отпусти» дозор вперед и за ним.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Связист, сигналы понятны?
– Так точно.
– Хорошо. Идешь впереди меня и дышишь в спину Прокопенко – не потеряй его из виду.
– Понял.
– Что ты понял?
– Не потерять из виду Прокопенко, не пропустить сигналы.
– Еще?
– Исключить возможность вашего пленения, – уверенно ответил связист.
– Ладно, пусть будет так – исключай, Кибиткин, а пока иди за направляющим.
Обернувшись к группе захвата, уточнил:
– А вы, гусары, за мной, работаем отдельно.
– В-в-вопросов нет, товарищ лейтенант, – ответил Баравков.
– Нищенко.
– Я.
– При спуске с обратной стороны, особое внимание – верхнему ярусу. Не пропусти «духов», которые, могут оказаться выше, тогда нам «криндец». Понятно выражаюсь?
– Предельно, товарищ лейтенант, – хмыкнул смешливый сержант.
– Работаем.
Наш хребет не похож на Черную гору – высота седловины перевала гораздо меньше – 1900 метров. Пологий подъем и спуск на обратную сторону гряды не очень крутой, местность хорошо изучена. Технически преодолеть его не составляет труда, но есть важный момент – «духовская» разведка. Она не спит по ночам и ведет наблюдение за аэропортом и военным городком дивизии. Положение хребта очень удобно для наблюдения и не дай бог, если наши маршруты пересекутся среди каменных глыб – возникнет бой и о задаче придется забыть.
В ночной прицел обследовал движение группы Тютвина – молодцы, в «ночник» я ничего не обнаружил, маскируются при подъеме. Николай отличный парень, но у нас, в дивизионной разведке, не хватало сил, и он работает в качестве командира разведывательной группы. Его задача – устойчивая и бесперебойная связь, тем не менее, я не сомневался в нем, Коля справится и «подыграет» мне игрой в эфире. Если «духи» слушают радиообмен наших групп с базой, Николай собьет их с толку открытым выходом в эфир, отвлечет от моей группы, работающей в ближнем тылу. Здесь пригодилась бы аппаратура Сергея Коробицына, которая способна была контролировать «духовские» станции, но, увы… они остались в Витебске. На учениях, проводимых несколько месяцев назад, специалисты Сергея парализовали работу армейского узла связи. Кажется, вечность прошла с тех памятных пор, когда мы вели разведку в лесах Беларуси, вскрывая объекты условного противника – сегодня противник реальный.
Не вижу дозора… Ага, вот он – Ивонин поднимался уверенно, внимательно осматривая маршрут, а вот Ксендиков больше смотрел под ноги, чем по сторонам, упуская из поля зрения перспективу возможной засады противника. Мало того, что Ивонин с Ксендиковым были обязаны заранее разглядеть душманов, но и сыграть на упреждение, чтобы встреча с противником не оказалась последней. Скорректирую парня на спуске вниз. Остановился на пару секунд, чтобы скользнуть прицелом по группе Нищенко, прикрывшей тыл – в порядке, дистанцию выдерживают, два ствола вправо, два – влево, командир замыкает группу.
До линии водораздела осталось немного, пытаюсь представить маршрут движения у подножья обратного ската гряды. Беспокоила глубина снежного покрова – не станет ли снег препятствием при движении по едва заметной тропинке? Местные жители днем ходят по ней, а вот сейчас, возможно, перемело сугробами. Мы же будем двигаться с максимальной скоростью, чтобы успеть к полуночи выйти в тыл кишлачной зоны с северного направления.
Размышления о цели задачи незаметно вывели к верхней линии горной цепи. Ивонин с Ксендиковым, прикидывая спуск в долину, исследовали обратный скат хребта. Дозору важно было «схватить» ориентиры, чтобы выбрать удобный маршрут и не сбиться в пути. Сигнал – залегли, наблюдаем. Есть немного времени, чтобы перевести дыхание, оценить обстановку.
– Товарищ лейтенант, смотрите.
Ивонин показал диагональ примерного спуска к Паймунару, южная окраина которого упиралась в основание гряды. С гребня хребта в северном направлении хорошо была видна долина с разбросанными по ней кишлаками. Я вспомнил карту, местность, изобилующую широкими плантациями виноградника, мелкими оврагами, заметенных снегом.
– Хорошо, Андрей, к окраине не прижимайся, обходи ее справа – ветер на нас, собаки не почувствуют запах. Особый контроль правой стороны хребта по ярусам, не пропусти «духов», которые могут быть выше.
– Понятно, товарищ лейтенант.
– Вперед.
Поглядываю вправо вверх – на обратный скат Ходжа Раваш, где группа Тютвина , вероятно, достигла плато вершины. Душманы могли выдвинуться на хребет в промежутке между нашими группами – для них очень удобно подниматься вверх с южной окраины кишлака. Внезапная встреча с ними на участке спуска, вполне допустима, поэтому вниз я направил группу по условной диагонали, обеспечивая контроль за пространством. Пока было спокойно, но, чем ниже мы спускались к подножью хребта, тем сильнее до нас доносился кислый запах животных, пронзительный крик ишаков.
Наступал важный момент первого этапа задачи, можно сказать, изюминка – неожиданный поворот вправо на восток. Если условно представить, что душманы «вели» группу до самого спуска, то смысл моих действий заключался в том, чтобы потеряться, исчезнуть с поля зрения «духовской» разведки. Находясь вблизи кишлака, мы сливались с местностью и противнику не уследить за маневром группы.
Мы должны были спутать рассуждения противника: идем не на север, как подсказывала логика, а на восток. Тютвин, выйдя к вершине горы, включится в работу и в эфир полетят «радиограммы»… Клюнут «духи» – хорошо, нет – роли уже не играло – группа вышла на скрытый маршрут к объекту своих интересов. «Духам» потребуется время, чтобы разобраться в обстановке и понять, что же произошло на самом деле? А пока они будут думать, мы оторвемся от них на максимальной скорости!
Сигнал «Стой», залегли, наблюдаем. С Кибиткиным подошел к Ивонину.
– Андрей, прицел.
Включив прибор, осмотрел местность в обратном направлении – Нищенко не вижу, только угадываю положение группы. Посмотрел на склон хребта, обращенный на север, убедился – «духи» не пристроились следом. Провел к вершине, где Тютвин раскинул пост ретрансляции, ничего особенного не отметил – можно вперед.
– Андрей, обстановку на контроль, скорость максимальная.
– Есть, товарищ лейтенант. Слава, внимательней к подножью хребта.
– Да, Андрюха, – ответил Ксендиков.
По едва заметной тропинке мы уходили на восток. Двигались ускоренным шагом, переходили на бег, уставая, снова на шаг. Дозор пробивал маршрут, но темп движения не сбавлял, шел к намеченной цели. Запас времени нужен по горло, вырываем его энергичным броском в «духовский» тыл. Со стороны, вряд ли, нас было видно, скрывали халаты белого цвета. Парни прикрытия тыла слились с белым покровом искристого снега, Нищенко я видел только в прицел. Скорость, еще раз – скорость… Время? – Нормально. Минут через сорок втянемся в зону отсутствия связи – прямую видимость с вершиной, где сидит Николай, закроет горный отрог. Преодоление «мертвой» зоны займет около часа – момент, когда встреча с противником совсем нежелательна.
– Кибиткин, контроль времени, сигнал тангентой – «В порядке».
– Есть, товарищ лейтенант.
Зафиксировал время передачи первой информации, теперь Михаил Федорович знает: у нас все нормально, группа входит в полосу поиска. Вряд ли он уснет сегодня – дивизионные разведчики только начинают работать.
Хребет постепенно удалялся назад, отдаляя нас от долины, где вгрызлось в гранит боевое охранение Александра. Чтобы вернуться к нему после выполнения задачи, нам предстояло пройти через ущелье, которым рассекались хребты. В позапрошлую ночь мы выдвигались к Черной горе с обратной стороны хребтов, с линии боевого охранения. Сейчас же мы вышли к оконечности северо-западного отрога Паймунарского хребта и начинаем, словно из-за угла, втягиваться в кишлачный массив Тарахейль.
Молотим по открытой местности, не жалея сил и отборного мата в душе – душманская зона поглотила нас в своем чреве. Занемевшие ватные ноги, усталость кидала на снег, но пару-тройку километров надо держаться. Пересохшее горло саднило хрипом, обжигающим трахею, язык становился деревянным, но вперед, только вперед.
Прокопенко сигналит – «Внимание», упали, остужая раскаленные лица в снегу. На четвереньках выдвигаюсь к дозору.
– Собачий лай, – шепчет Андрей.
– Прицел.
В зеленом фоне ночного прицела высветилась полоска внешних дувалов жилого массива. Добрались? Посмотрим, еще раз уточним. Да, ребята, вот вам и Тарахейль.
– Андрей, метров двести вперед, изучи окраину и возможность входа в кишлак.
– Понял.
Минут через пять я подтянулся к дозору. Лежали, всматриваясь в темную даль, и слушали ночь.
– Кишлак, вроде, не спит, товарищ лейтенант, собаки…
Не спит? Посмотрел на часы – первый час ночи, да-а-а …
– Какие соображения?
– Может «духи» пришли на ночевку?
– Ну, да, получили увольнительную, и пришли на побывку.
– Хм, – хохотнул Ивонин.
– Думаю, нам будет не очень смешно.
Сигналом подтянул Сафарова.
– Сергей, выходим к дувалам и осторожненько втягиваемся в кишлак. В случае чего, Ивонин с Ксендиковым обеспечат отход до ущелья Черной горы. Ваша задача – «язык». Понятно?
– Да, товарищ лейтенант. Вы уходите с нами?
– Если засветимся раньше времени и душманы попрут, я останусь с группой, будем сдерживать их, чтобы дать вам уйти с «языком». Все остальное время с вами, Сергей.
– Ясно.
– Давай в кишлак.
– Есть. Гена, за мной.
Сафаров с Баравковым, пригнувшись, пошли к дувалам, обозначившим внешнюю линию кишлака. Я в прицел сопровождал их выход на исходный рубеж. В принципе, нормально, подождем, понаблюдаем, прислушиваясь к звукам жилого массива, разберемся в обстановке.
Потянуло кислым дымком. Прицелом повел по глиняным стенкам, жилым строениям, однако, глазу зацепится было не за что, людей не видно. Далековато, конечно, надо бы подойти поближе, но чертовки опасно и колотун, аж скулы свело. Наблюдаю за кишлаком и группой захвата, прижавшейся к дувалу, надеюсь, ситуация сама подскажет дальнейшие действия, но в слепую лезть в кишлак – отдать себя на съедение.
Если представить, что «духи», действительно, спустились с гор и разбрелись по норам, не дай бог «засветиться». Семь километров открытой долины до боевого охранения… не выдержим, забьют, как мамонтов. Бронегруппа застрянет в снегу и не поможет огнем, короче, жареный петух кукарекает, чувствую ... не только душой.
– Внимание, слушаем, – передал Баравкову, тот дальше по группе.
Ходжа Раваш с Тютвиным вдалеке, она сливалась с небом, и было трудно понять: сработает ли гора ретранслятором?
– Кибиткин, включайся.
Взяв гарнитуру, я услышал в эфире Есаулкова, связиста группы Тютвина.
– 32241, 14552, 64528, выдавал он пятизначные группы цифр.
Отличная связь. Подождав перерыв в передаче, я нажал на тангенту – тут же ответный щелчок. Принял Есаулков! По станции, настроенной на другую волну, Тютвин передаст условную цифру, которую примут на базе и доложат начальнику разведки – у Марченко в порядке.. Но дядя Миша все равно не уснет до утра. С его энергетикой невозможно остаться спокойным – огромная тяжесть давила на человека, пославшего разведчиков в самое пекло войны. Отдавший многие годы службе в разведке, Михаил Федорович знал специфику трудной работы, где требовались не только железные нервы, но и полная самоотдача в достижении цели.
– Товарищ лейтенант, – Ивонин коснулся плеча.
Схватив «ночничок», припадаю к прицелу. Хорошо вижу искры, летящие вверх, колебания света, тени. Цокот копыт, скрип дверей не оставил сомнений – населенный пункт оживал, похоже, «духи», действительно, заглянули в кишлак. Дехкане ложатся спать с заходом солнца, утром рано вставать, чтобы думать о хлебе насущном. Напряжение достигло предела, сжались в комок онемевшие мышцы – нужно решение, быстрое, возможно, отчаянное. Оно, в принципе, было и созрело на базе – оставалось только решиться. Группой соваться в кишлак безрассудно – под удар подставляемся все, значит, с собой я беру группу захвата и двух человек в прикрытие, остальные обеспечат отход к боевому охранению. Мысли работали быстро – механизм захвата включился на полную мощь.
– Со мной – Сафаров, Баравков – берем «языка». Сокуров, Фетисов, прикроете захват. Андрей, остаешься старшим, обеспечишь нам выход из кишлака. Далее следуем к боевому охранению – это общее направление движения. Вопросы?
– Может быть, ближе подтянуться, товарищ лейтенант?
– Не надо, Андрей, опасно, позиция в ста метрах от окраины вполне сойдет. Мы глубоко не полезем, так, втянемся слегка, посмотрим.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Нищенко, в случае боя, прикроешь Ивонина и со своими парнями уходишь последним. Никого не оставить, отвечаешь лично.
– Понял.
– Кибиткин, остаешься с Ивониным, через каждые тридцать минут сигнал «Всё нормально».
Связист кивнул.
– Вопросы?
– Никак нет.
– Сергей, вперед, я оттянусь назад
Пригнувшись, пошли к кишлаку, появилось не только второе и третье дыхание, но и нервная бодрость, кураж. Сильнейшая доза адреналина привела в трепет каждую клеточку тела. К дувалам вышли нормально, стенки из глины осыпались, разбиты, торчащие жерди создавали ощущение заброшенности, но впечатление было обманчиво – пахло продуктами жизни животных.
Оглянулся назад. Оставшаяся в долине группа, укрылась в снежном покрове ночной пеленой. Дымком тянуло сильнее, ветер на нас – есть надежда, что разведку «шурави» не почуют собаки. Вышли к узкому проходу меж глиняных стенок, образующих улочку. По средине русло подстывших отходов и сточных вод – запашок едва не вывернул напрочь кишки. Склонился к Сокурову:
– «Зигфрид», с Фетисовым прикройте нас и смотрите за тылом.
– Есть, – выпучив глаза, ответил разведчик.
– Сергей, – шепчу Сафарову, – давай вдоль левого дувала, я вас с Геной страхую. Бери объект поприличней – и сразу в сторону. Лишних валю из ПБС. Ну? Вперед!
Прижавшись к глиняной стенке плечом, осторожно заходим в кишлак. Идем по безобразно пахнувшей улочке, ловя ухом малейшее дуновение ветерка. Кроме запаха, щемящего обоняние, ничего. Присели, слушаем тишину – она пугающе зла. На другом конце кишлака тявкали собаки, прокричал ишак или мул, черт их разберешь. Страшна тишина и чертовски коварна душманская ночь.
Прошли метров двадцать, стоп – впереди, вроде, движение, но не в узком проходе, а внутри за дувалом. Сафаров с Баравковым залегли под левую стенку, я упал на обратную сторону улочки – слушаем ночь. Через минуту Сергей повернулся ко мне, показывая рукой направление источника звуков – слева от нас. Гена, в знак согласия, кивнул головой. Прошли еще метров пятнадцать, обнаружили вход с мощными дверями из деревянной породы. Внутри слышалось переступание ног копытных животных, скорее ишаков, возможно, верблюдов, голоса людей. Сигнал «Стой».
– Сергей, – шепнул Сафарову, – ближе к дверям и послушай, о чем говорят.
Заместитель подполз под самую дверь, прислушался, сигналом вызвал меня. Достигнув скользкого входа, я расположился правее Сафарова.
– Говорят о Кабуле, – шепчет Сергей, – …завтра собираются в город… много оружия… упоминают «бисьёр туфанча» – точно разобрал. Они только что спустились с гор, говорят, зимой там плохо, холодно… «забистан», «харбан»… мало еды… ждут весну, сезон дождей… «бахор», «бара»... лучше в горах…Товарищ лейтенант, говорят «дарваза» – дверь, сейчас куда-то пойдут, – взволнованно шепчет Сафаров.
Мгновенно откинулся на правый бок:
– Захват!!!
Гена с Сергеем превратились в пружины и мышцы – внимание на массивную дверь, которую с той стороны, гремя засовами, уже открывали душманы. В темном проеме появился мужчина с автоматом на правом плече и стволом оружия вверх. Нас разделяли не более трех метров и вряд ли, что понял душман – рывок группы захвата смел «духа» от проема двери. Шедшие следом моджахеды, по инерции сделали пару шагов… навстречу смерти – трижды стреляю с удобной позиции снизу вверх – «духи» осели на землю. Писк ПБС вряд ли различим в общем характере звуков, но я успел удивиться – в кино убитые падают совсем по-другому. Вскочив, схватил взглядом панораму двора – никого, «духи» без признаков жизни, руками пробежался по одеждам убитых – пусто. Схватил два душманских АК китайской работы, оружие третьего зажато собственным телом, ремень через голову, и с ходу вытащить ствол невозможно. К черту, рванул за группой захвата, тащившей на себе «языка».
– Сокуров, отход на контроль.
– Есть.
– Гена, не задави «душка».
– Ну, что вы, товарищ лейтенант!
Проскочив дувалы последних жилищ, бежим по открытой долине – кишлак позади. Пока уходили нормально, из кишлака нас выпустили - стрельбы и криков слышно, но вот-вот "духи" обнаружат убитых и противник устроит погоню, либо сработает на перехват. Район ущелья Черной горы – удобнейшее место засады на встрече горных хребтов. Вышли на группу Ивонина, я прохрипел:
– Отходим в ущелье, в дефиле не соваться, изучишь выход к боевому охранению.
– Понял, товарищ лейтенант, – Ивонин рванулся вперед.
– Не задерживайся.
От дувалов ушли метров семьсот, может, больше – в тылу тишина. Нищенко принял обеспечение выхода группы из задачи захвата.
– Игорь, прикрываешь отход до охранения, если «духовский» перехват, связываешь боем и уходишь за нами.
– Понял.
Бег по снежному полю – испытание адом, трофейные автоматы мешали бежать, стесняли грудь и дыхание.
– Фетисов, держи, – кинул Александру китайский АК.
Разведчик налету поймал трофей, продолжая бежать по глубокому снегу. Пленный приходил в себя, пытаясь двигать ногами, Гена свободной рукой нанес удар под сплетение – душманский боец обмяк. Парней надо менять.Устали.
– Прокопенко, Гапоненко, взять "языка".
Пленного подхватила новая пара разведчиков.
– Товарищ лейтенант, – Гапоненко повернулся ко мне, – «дух» пришел в себя.
– На снег его, Миша, гоните перед собой.
– Буру, буру, "душара", – крикнул Сафаров, помятому «духу».
Слева виднелось очертанье Черной горы, правее - хребет Паймунара. Большую часть открытой долины прошли без помех. Планирую выход через узкий проход к охранению Александра.
ГЛАВА 23
Держим бросок? Сколько? Минут тридцать, сорок? Загоним себя. Делаю привал, чтобы перевести дыхание. Сигнал – с разбегу падаем в сугроб, хватая снег искусанными губами. До дефиле около километра, успеют ли «духи» закрыть проход между хребтами?
– Сергей, с Геной усильте Ивонина, скоро ущелье…
– Есть, товарищ лейтенант.
Разведчики жуют комочки колючего снега, приходя в себя от дикой нагрузки. «Спокойно, – твержу про себя, – спокойно, прорвемся», но командиру боевого охранения сообщать рановато о том, что разведка дивизии рвется к его охранению, душманы, возможно, ведут перехват радиосетей и понять их сейчас невозможно. Мы ушли далеко от объекта захвата, но связь-то у противника есть, исключать засаду – абсолютно было нельзя.
– Кибиткин, сигнал «Нормально» дублируй три раза.
– Понял, – задыхаясь хрипом, ответил связист.
– Держись, дружище, осталось немного. Всем круговое наблюдение.
Снегом остужаю лицо, а пот, зараза, выедает глаза, и за пазухой – хоть выжимай. «Это не Боровуха, черт побери», – мелькнула наивная мысль, однако, что с нашим «душком»? Встав на ноги, подошел к захваченному «духу». Миша Гапоненко, лежа на снегу, придерживал пленного.
– Не задави душару, упакуй, как надо.
– Да, он хлипкий, товарищ лейтенант.
– Не бурчи, Миша, делай, как сказал.
– Понял.
– А сколько осталось? – привстал Прокопенко.
– Немного, ребята.
Пленника спеленали чалмой виде петли-удавки на шее, свободным концом перехватили, связанные за спиной, руки. Пригляделся к лицу моджахеда, старше средних лет – не юноша. Вероятно, испытывал боль, которую ему причинили два мастера спорта по вольной борьбе. Ладно, лишь бы не сдох… ущелье б пройти и мы дома... да…
– Ивонин, возьми правее, прикроемся подножьем гряды. Слышишь меня?
Андрей смотрел куда-то в сторону.
– Товарищ лейтенант...
Я уже видел – почти на вершине Черной горы мигает фонарь. Мерцающие блики пронзали ночное пространство в нужном режиме: серия сигналов на передачу, затем, пауза – прием информации корреспондента.
– По нашу душу сигналят…
– Ивонин, прицел.
Передача световой информации, скорее всего, результат наших действий в душманском тылу. «Духи» приняли меры к перехвату группы до выхода к боевому охранению, кажется, пришло время уносить ноги по-настоящему.
– В тылу чисто, товарищ лейтенант, – доложил старший дозора.
– Хорошо. Ну, что, еще повоюем? Опасность засады очевидна, успеем проскочить ущелье? Если «духи» закроют его, хреново придется. Все поняли?
Разведчики, поправляя снаряжение, молча кивнули.
– Быстро перемотать портянки, уходим в тень подножья гряды.
Тяжелый, изнуряющий бег продолжался словно целую вечность, во всяком случае, так казалось. Хриплое дыхание разведчиков обжигало легкие, ноги, утопая в снегу, заплетались.
– Миша, подменить?
– Пока держусь, товарищ лейтенант, – выдохнул Гапоненко, гоня перед собой скисшего «духа».
– Резче, Миша, резче, надо успеть перемахнуть через ущелье.
Гапоненко с Прокопенко почти несли под руки пленного бойца заснеженных гор, едва перебиравшего ногами. Пот лил из-под наших шапок, заливая глаза, пелена застилала обзор. На ходу хватаю снег, вытираю лицо, мать твою…где этот хребет? Легкие рвало на куски…
– Стой, три минуты привал.
Упали. Пригоршнями хватаем снег, вытирая лицо от липкого пота. Молодцы! Только держаться! Оглянулся назад – Нищенко, Иванов, Орлов замыкали группу – не отстают ребята, в порядке.
Вспомнил слова Сафарова, переводившего «духов» во дворе кишлака – душманы спустились с гор и вели разговор про оружие. Вероятно, что-то затевали. Нашего «духа» – кровь из носа – надо донести до штаба дивизии, ему точно есть, чем поделиться с нами. Однако, пора.
– Вперед! – прохрипел разведчикам.
Перевалившись на бок, на живот, встали и опять побежали к узкой расщелине. Контуры Паймунарской гряды уже были видны на фоне белой долины, она растянулась правее Черной горы, обозначив узкий проход к боевому охранению. Группу вывожу к подножью скальной основы, чтобы слева обойти острую оконечность горной цепочки.
Постепенно подходили к рубежу, где вероятность душманской засады достигла предела. Узкое ущелье на стыке горных хребтов – ключ к жизни и смерти разведывательной группы. Преодолеем его без помех – через полтора часа окажемся перед фронтом заставы Александра,. нет – сложим головы все… «духи» нас не выпустят.
Бег в снежной мгле к подошве хребта продолжался недолго, затем, перешли на ускоренный шаг. Пропустив перед собой разведчиков, тащивших пленного под руки, пристроился следом за ними, стволом автомата подталкивая «духа» вперед. Ослабли, ребята, падаем в снег, снова встаем, идем, заплетаясь ногами.
– Сергей, смените парней.
Сафаров с Баравковым на ходу подхватили душмана.
– Если встретимся с «духами», – задыхаясь, говорю заместителю, – самостоятельно добирайтесь до заставы, уход обеспечим.
– Ясно, товарищ лейтенант.
– А где обувь у «духа»?
Показалось, что душман чешет по снегу без обуви, но на заледенелых ногах моджахеда обнаружил сандалии. Да, в шлепках воевать не просто, впрочем, ноги его нам не нужны, но голову сберечь обязаны.
Контур Паймунарского хребта обозначился в виде сказочного чудовища. Уходим к его основанию, чтобы слиться с горным массивом и не попасть под наблюдение «духов» с Черной горы. Через километр линия хребта совершит поворот направо и образует вход в горловину ущелья.
– Кибиткин, как?
– В порядке, товарищ лейтенант.
Парня шатнуло, едва подхватил за плечо.
– Держись, парниша, привал.
Группа захвата и пленный лежали рядом друг с другом, пытаясь восстановить дыхание. Баравков, уткнувшись в снег головой, держал свободный конец чалмы, которой спеленал душмана. «Язык» явно раскиснул и с трудом передвигал худые, утопавшие в снегу, ножонки.
– Андрей, что у нас перед ущельем? Пройдись «ночником» по склонам.
Ивонин осмотрел участок маршрута и вход между хребтами.
– Вроде нормально, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Встаем, ребята, вперед.
Группу вывожу к правой стороне ущелья, чтобы контролировать склоны, образующие узкий проход. Площадка перед входом в узкий проход открыта и хорошо просматривается, опасность исходит от гребней обеих хребтов, которые удобны для душманской засады. Расположившись на них, «духи» закроют ущелье, и мы окажемся внизу под перекрестным огнем с двух направлений – конец однозначный. Только один момент тешит душу и то теоретический – «духи» не могли оказаться быстрее нас для выхода блокировки ущелья. Иллюминация, устроенная «духами» на Черной горе, безусловно, связана с нашим появлением в кишлаке. Если это так, то команда на перехват нашей группы давалась только заранее подготовленной засаде. Расчет времени показывал – сыграть противнику на опережение невозможно, у него не было оснований считать, что «шурави» проскользнули в его тылы на участке Черной горы – на Тарахейль мы шли по другому маршруту. В кишлачную зону втянулись, практически, с противоположного направления и хребет перевалили в пятнадцати километрах севернее проклятого ущелья. То есть, «духовская» засада возможна только в одном случае, если она была подготовлена заранее.
Исключив из анализа обстановки заблаговременность засады противника и допустив, что противник в кишлачной зоне рассредоточен в разных местах, «духи» все равно не в состоянии организовать засадные действия сходу – у них маловато времени для выхода на рубеж внезапной атаки. Не знаю, есть ли смысл надеяться на лучшее и верить в то, что мы хоть на один шажочек, на одну минутку, но идем впереди. Возможная засада, конечно, усложнит положение группы, но решение принято – пробиваться к боевому охранению через ущелье по самому короткому маршруту. Другие пути выхода из нашей задачи составляют более двадцати километров и противник в течение часа-полтора их перекроет. Мы не успеем выйти к своим…
Лежа на снегу, изучаю ущелье. В прицел хорошо видны склоны хребтов, скаты горных цепочек, гребни, удобные для засад. Несколько раз прошелся «ночником» туда и обратно, но ничего за чтобы зацепился глаз, не заметил, а место очень опасное …
– Ивонин, с тобой – Ксендиков, Прокопенко, Яруков. Выдвигаешься по левому краю ущелья с целью обеспечения выхода группы к боевому охранению. Обрати внимание на скат, Андрей, в случае атаки, есть, где укрыться – свяжешь «духовскую» засаду боем. Сафаров поможет с правой стороны, и работать наверняка – одиночными. Только не стой и не втягивайся в бой – маневрируй, двигайся, отвлекай и, в любом случае, пробивайся к охранению.
– Сергей втянется с правой стороны?
– Да.
– Слышишь, Сафаров?
– Слышу, товарищ лейтенант.
– С тобой, Сергей – Баравков, Гапоненко, Пальцев. Если Ивонин выскочит на «духов», прикрой, вам удобней вести огонь с правого плеча. Замысел понят?
– Уловил – перекрестный огонь?
– Верно, прикрывая друг друга, выходите параллельными маршрутами вдоль склонов, на обратной стороне поможете нам. До боевого охранения четыре километра – прорвемся, понятно?
– Угу.
– Гена, за «духа», отвечаешь головой.
– Есть.
Баравков хлопнул ладошкой по голове пленного.
– Понял, душара, что сказал командир?
И добавил несколько фраз на фарси.
– Он понял, – товарищ лейтенант.
– Гена, цирк потом, вопросы?
– Никак нет.
– Хорошо. Слушают все: осталось немного, собраться в комочек, делаем крайний бросок. Никто, кроме нас!
– Никто, товарищ лейтенант!
– Вперед.
Группы Сафарова и Ивонина осторожно двинулись к входу в ущелье. Движение разведчиков я контролирую в ночной прицел – пока нормально, сигналом подтянул группу Нищенко. Игорь отреагировал быстро. Минут через пять Ивонин без особых помех втянулся под правый козырек гряды. Его группа залегла в ожидании выхода Сафарова к левому краю узкой части прохода между хребтами. Молодец Андрей, чувствует схему преодоления опасного участка – вырываться вперед нельзя, останется без прикрытия. Так, Сергей с разведчиками вышел на рубеж входа в узкий проход, отдыхают, оглядываются. В прицел отчетливо видны обе группы, расположившиеся вдоль скатов ущелья.
– Нищенко, замыкаешь группу и держишь тыл.
– Понял.
Сигнал «Вперед» – разведчики Ивонина и Сафарова втянулись в горловину ущелья, двигаясь метрах в ста пятидесяти перед нами. Момент кульминации: есть засада или нет? Пять минут – тишина, десять – тишина. Закрыв плотно глаза, жду, жду и жду… Кажется, вечность прошла. Тишина. Проверим ущелье на прочность. Приложился к ночному прицелу – чисто, даю сигнал «Вперед» и на четвереньках ползу через заметенную снегом груду камней. Нечаянным ударом колена о камень, испытал сильнейшую боль, слезы сыпанули из глаз. Перевернувшись на левый бок, растер ушибленное место, с минуту выждал и снова вперед. Всего какие-нибудь триста метров отделяли нас от долины перед боевым охранением.
Иду, прижимаясь к скале правым плечом, не спуская глаз с противоположного склона хребта. Оглянулся, Баравков с «языком» отстали – Гена почти нес ослабевшего «духа». Я остановился, подождал. Ущелье расширялось, угадывалось открытое поле, на которое выходили группы Ивонина и Сафарова. Обернулся назад, Нищенко, замыкая группу, не отставал, выдержал дистанцию. Скользнул прицелом по склонам хребтов – в порядке. Неужели проскочили? Но вперед, только вперед, ни секунды остановки, открытый участок необходимо проскочить, как можно быстрей.
Долина, открывшись простором снежного покрова встретила группу легкой поземкой. Сориентировался: левее в двух километрах овражек, по которому позавчера выдвигались к Черной горе, но нам он сегодня не нужен, взял направление на правый фланг боевого охранения.
Черные громады хребтов оставались за нашими спинами, исчезая в предрассветной пелене наступающего утра. Выбиваясь из сил, падали, вставали, но упорно шли к охранению, преодолевая последние километры пути. До него оставалось несколько сотен метров – пора обозначить себя. Личный состав парашютно-десантного взвода не знает о том, что перед фронтом позиции сосредоточилась разведгруппа дивизии, могут принять за «духов», обработать огнем БМД.
– Кибиткин, включайся, – связист протянул гарнитуру:
– «Гора», я «03», прими «111». Немедленно для «101»: прошу обеспечить выход, получи подтверждение.
– Понял, «03», понял, – слышу в эфире Есаулкова.
Стало легко и свободно. «Вышли, не легли под душманскими пулями! Значит, можем!» – думал я в ожидании ответа Тютвина, который связывался с боевым охранением Александра.
– «03», «03», я «Гора», «101» принят. Встречает! До встречи.
– «Гора», рад слышать, пока.
Не удержал я эмоций, захлестнувшие нас. Вернулись!
ГЛАВА 24
Крайний рывок – он трудный самый. Выдержав нечеловеческое напряжение, мы вышли к заставе. «Хорошо, если Мажмунов в наряде и бдительно не вглядывается в ночь», – подумалось мне. Показались темные контуры линии обороны боевого охранения, несколько человек бежали навстречу, подхватив на руки пленного «духа». Сашка схватил меня за руку, поддержав на последних метрах пути.
– Сань, спасибо, полежу немного, вникни: нет ли наблюдения за заставой.
– Валера, обследуем местность, думаю, все в порядке – вчера перешел на усиленный вариант. Через пару минут вернусь.
Разведчики сползли в траншею, по которой вышли к хозяйственной площадке ПХД. Там было свободное место, на котором мы всегда останавливались, разбираясь с оружием и снаряжением.
– Сафаров, строй.
– Становись. Равняйсь. Смирно. Товарищ лейтенант, группа по вашему приказу построена.
– Вольно, Сергей.
Я смотрел на разведчиков, поддерживающих друг друга в строю за рукава ободранных маскхалатов, чтобы, не дай бог, не упасть на утоптанную порошу.
– Мы вышли, ребята. Я же говорил – никто, кроме нас!
Начиная с правого фланга я подходил к каждому разведчику и прижимал его к груди, соленый пот или слезы, разъедали глаза. Связист не выпал из строя, достойно выдержав первую боевую задачу.
– Как звать, Кибиткин?
– Сергей, товарищ лейтенант.
– Спасибо, Серега, у нас будет время поговорить. Давай связь.
Кибиткин подал гарнитуру.
– «База», я «03», вышел к «101», задачу выполнил. Жду «коробочку». Прием…
– Внимание всем! Сейчас в расположение, не спать, скоро будет машина.
Подбежал начальник заставы.
– Валер, ребят напоим чаем, покормим.
– Спасибо, Сань. Сафаров, парней в землянку, а «духа» – на КП командира.
– Есть.
Хотелось самому взглянуть на результат адского труда, ради которого было затрачено столько сил, энергии, здоровья, нервов.
– Идем ко мне, – взял под руку Александр, – там разберемся.
Ног своих я не чувствовал – не слушались и подгибались. Опираясь на стенки траншеи, я шел за Александром в его «апартаменты», бухнувшись на табурет, вытянул онемевшие ноги. Неужели закончилась дикая гонка по снегу и можно прикрыть глаза? Усталость сковала тело, «вырубала» со стула.
– Валер, не упади, сейчас сообразим.
– Сообразим?
– А, то?
Перед глазами стоял кишлак, снег, звук «бесшумника» с короткими «бзык» три раза и «духи», осевшие на землю. Шедший последним душман, возможно, увидел опасность и сделал движение к оружию. Не успел, проваливаясь вперед, на АК. Сходу не удалось вытащить ствол, так и остался он с хозяином в пролете открывшейся двери. Первые «духи» ничего не поняли – все развивалась стремительно…
Зашел солдат с паяльной лампой, гудевшей синим пламенем и приспособлением, на котором разогревалась пища, затем, Сафаров с пленным.
– Распеленай его, Сергей.
Заместитель размотал чалму, которой спеленали душмана, усадил его на глиняный пол. Затекшие руки душмана повисли плетями.
– Присаживайся, Сергей, на скамейку.
Пленный, раскачиваясь, забормотал что-то невнятное.
– Что он лопочет?
– Молится, думает, что убьют.
– А что, хорошая мысль, так и скажи ему, будет молчать, прибьем и выбросим на помойку собакам, – сказал, вошедший, Александр.
– Ладно, спроси, как зовут, и попробуй «разговорить».
Сафаров перевел. Пленный оставил его без внимания, продолжая разговаривать с Аллахом.
– Может, лампой «пройдемся» по «духу»? – не унимался Александр.
– Не надо, товарищ старший лейтенант, – вмешался Сафаров, – он считает себя великомучеником и готовится к смерти, чтобы оказаться в раю. Физическое воздействие еще больше убедит его в этом, и мы от него ничего не добьемся.
– Во, бля… Ну, говори с «земляком».
Сафаров знает психологию мусульманина, подождем, не убудет. Вскоре пленный притих, огляделся и я бы не сказал, чтобы он был чем-то напуган, взгляд, напротив, выражал достойное спокойствие.
– Сергей.
Сафаров заговорил с пленным душманом. «Борец за веру», согревшись молитвой или уютом землянки, отвечал не торопясь, взвешенно, пытаясь жестикулировать руками, покрытые коростой.
– Он дехканин, товарищ лейтенант, живет в кишлаке, где схватили его.
– Ясно, спроси, про оружие и когда он спустился с гор?
Сергей перевел, пленный пространно что-то объяснял: «куаст», «забистан» (горы, зима) и говорил бы еще долго, но Сафаров остановил.
– Короче так, товарищ лейтенант, в горах отряд, около тридцати человек, все с оружием. В пещерах плохо – холодно, зима, мало еды, больные. Их командир сказал моджахедам, что скоро они в Кабуле выступят против русских и Кармаля. Отряд, спустившись с гор, сосредоточился в кишлаке, а сегодня днем, под видом мирных жителей, им приказано просочиться в Кабул. Оружие они спрятали в арбах под тюки с хозяйственным грузом. В городе их встретят.
– Спроси, кто те двое, что были с ним?
Сафаров перевел. Пленный, ответил и замолчал.
– Ну, что?
– Говорит, что они из одного отряда, готовили вьючных животных для поездки в Кабул. Утром собирались выехать.
– Сколько единиц оружия подготовили к переброске?
Сафаров перевел.
– 12 автоматов, два гранатомета, много патронов.
– Где планировали въехать в город?
– Здесь, – был ответ.
– Где – здесь?
– Возле заставы «шурави» безопасней.
– Почему?
– «Шурави» не досматривают машины, груженые повозки, а «сорбозы» проверяют и берут бакшиш.
– Спроси – сколько человек этой ночью спустилось с гор, и находятся в кишлаке?
Пленный, разминая затекшие руки, ответил:
– Несколько отрядов по 20-30 человек в каждом. Вооружены.
– Ничего себе, – воскликнул я, – вот бы прессанули, вляпайся им!
Ответ «языка» вызвал холод не только в кишках, переглянувшись с Сашкой, мы поняли – пленный давал информацию особой важности.
– Товарищ лейтенант, «духовские» отряды к вечеру должны быть в Кабуле, – уточнил Сафаров.
– Понял, Сергей, понял.
В голове стучали молоточки – действия группы по варианту быстрого отрыва, возможно, спасли нас от гибели в снежной долине. Кто его знает, может, «духи» пытались устроить погоню, но опоздали с перехватом у Черной горы, впрочем, это уже из области лирики. (Пройдет чуть более года. Командуя разведывательной ротой 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, именно здесь, в Тарахейле, я со своими разведчиками встречусь в бою с группировкой противника, которую мы будем уничтожать в течение нескольких дней. Будут раненые, убитые…). Сегодня же мы выполнили очередное задание командования по захвату «языка», чтобы получить информацию о намерениях противника.
– Сергей, ты понял, какого мы взяли «душка»?
– Да, уж, товарищ лейтенант, – кивнул заместитель.
– Береги его, как зеницу ока и держи рядом с собой.
– Понял.
– Давай к ребятам, скоро на базу.
– Есть.
Александр был весь на иголках, едва дождался, когда я отправлю сержанта к разведчикам.
– Давай быстрей, – толкнул меня в бок, – скоро машина.
Хозяин лихо плеснул в кружки желто-зеленую жидкость – шароп. Ну, и… черт с ним.
– Валер, давай.
Опрокинули в рот самогон, вызывающий рвотный рефлекс, но ничего, прокатилось. Чего уж там, сейчас все пойдет…
– Саш, давай Мажмунова, пусть покрутит «душка», глядишь, что-нибудь и накрапает.
– Валерик, я думал…
– Саня, думает начальство, мы – командиры. Если бы ты раньше работал с местными, глядишь, и владел бы уже информацией.
– Пожалуй.
– В Кабуле, Сань, затеваются дела. Ты понял, о чем говорил «душок»?
– Да, понял я. Вчера еще обратил внимание на грузы, которые везут мимо заставы. За последнюю неделю увеличилось количество вьючных животных с тяжелыми тюками.
– Нужен досмотр!
– «Особисты» оторвут голову, уже предупреждали, Валер.
– Хорошо, давай моего друга.
– Дневальный! Мажмунова, – крикнул взводный.
Прикрыв глаза, я прислушался к себе – шароп разносил по жилам мерзкую дурь. Что же получается? «Духовские» отряды спускаются с гор и размещаются перед самым Кабулом. Таким образом, в кишлаках образуются перевалочные базы, пункты сбора для последнего броска в столицу. В них же складируется оружие, боеприпасы, задействуются жители для операций в Кабуле. Одним словом, оппозиция готовит активные действия.
Вне сомнения, лидеры душманских формирований знают, что в районе Кабульского аэропорта сосредоточены крупные силы русских, преданные правительству части афганской армии. Тем не менее, идут на вооруженную конфронтацию. Что это значит? С большой вероятностью можно сказать – оппозиция концентрирует силы для ведения боевых операций в городе с расчетом перехода на сторону мятежников частей афганской регулярной армии. Хороший расклад. Похоже на то, о чем говорил начальник разведки перед уходом на задание – в городе отмечается «брожение». Вот где нужны «Каскады», «Кобальты» для агентурной разработки данных войсковой разведки! А пока их толстые животы трясутся по улицам Кабула за фарцовщиками армейского хламья и "каскадеры" стреляют в наших офицеров, вместо того, чтобы брать их с поличным, если уж те переступили закон ... (В марте 1980 года группа "Каскад" КГБ ССР сделала засаду в Кабуле на продававаших трофейный хлам офицеров и прапорщиков 317-го ПДП и застрелила офицера разведывательной роты полка. Примечание автора.)
– Товарищ старший лейтенант, прибыл майор Скрынников, – доложил начальнику заставы вбежавший в землянку сержант.
Пытаюсь вскочить, чтобы доложить начальнику разведки, но едва получилось встать, ноги не слушались. Совсем не ожидал, что Михаил Федорович лично прибудет за группой. О «языке» он знает, видимо, хочет сам допросить, а то армейская разведка заберет к себе в штаб, и оставит нас без информации. Кое-как вышли наружу. Михаил Федорович направлялся в нашу сторону.
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа боевое задание выполнила. Произведен захват «языка» и первичный допрос. Потерь не имею. Командир разведгруппы гвардии лейтенант Марченко.
– Валер, ты молодец, конечно, но я-то всю ночь не спал, – хитро улыбаясь, жал мою руку начальник.
– Знаю, товарищ майор, но у меня ночь тоже была вроде как без сновидений.
– Не подначивай старого майора.
– Никак нет! Как можно? Да и какой вы старый?
Скрынников повел носом.
– Успел?
– Немного, камкам (чуть-чуть).
– За что тебя люблю – не врешь.
Какой «не врешь» – шаропом несло за версту.
– Устали?
– Не то слово, товарищ майор, едва стою.
– Ну, ты – это ладно, как народ?
– В порядке, выдержали. Надо представить к наградам.
– Давай «языка» посмотрим, а там разберемся.
– Есть. Баравков, «языка» на КП начальника заставы.
Подмигнув Александру, я обратился к начальнику:
– Товарищ майор, не возражаете, если переводчиком будет Мажмунов – солдат с заставы, таджик, призванный из забитого кишлака – он больше расположит «земляка» для беседы.
– Давай.
Александр вызвал на КП лучшего «друга» разведчиков, куда вскоре прибыл Баравков с пленным душманом. Начальник разведки сходу взял «языка» в оборот, но минут через десять допрос прекратил.
– Валера, твой душман – бесценный кадр, его нужно в разработку. Он дает такую информацию, на которую необходимо реагировать сегодня, сейчас, иначе мы опоздаем по многим позициям.
– Понял, товарищ майор.
– Быстро в штаб дивизии, – дал команду Михаил Федорович.
– Гена, в машину!
Махнул Баравкову рукой. Геннадий уже понял задачу, потянув пленного к выходу с КП командира взвода. Повернувшись к Александру, я пожал ему руку:
– Спасибо, Сань, кажется, оживаю. Удачи тебе и прими меры к «бородатым парням». Все слышал сам, сметут неожиданной атакой. Кстати, что-нибудь есть по работе с «бачатами»?
– Так, отдельные намеки, но всего-то пару деньков работаем. Маловато.
– Хорошо, не скучай, дружище, – хлопнул Александра.
Группа с пленным и снаряжением загружалась в машину. «Духа» положили в кузов, прижав с обеих сторон ногами к дощатому полу, и поехали в базовый лагерь мимо домостроительного комбината, построенного нашими специалистами в начале 70-х годов. Прошли вдоль взлетной полосы аэродрома и в городок заехали со стороны КПП литерной стоянки. С чувством исполненного долга мы выгрузились из машины, начальник с двумя разведчиками повез пленного в штаб.
Я доложил о прибытии Комару. Иван, приобняв за плечи, спросил:
– Ну как?
– Нормально, Иван, разберусь с людьми, доложу подробно.
– Хорошо, старшине я дал команду – завтракают и отдыхают.
– Понял. Спасибо.
Зашел в палатку – навстречу улыбающийся Тютвин. Его группу сняли раньше и он успел переодеться.
– Привет, Валера?
– Привет, дружище! Сработали отлично.
– Ты знаешь, когда прикинул по времени, что ты уже в кишлаке, заволновался – у тебя пауза в передаче сигналов оказалась большой.
– Получилось так, Коля…
– Да-а-а, ночью в горах жутковато, представляешь, Валер, ветер воет в скалах, за каждым камнем мерещатся «духи».
– Еще как представляю! Мне и сейчас душманы мерещатся, а ты говоришь в горах… там в любую секунду атака…
Уже сидя на кровати, спросил:
– Что-нибудь в долине отметил?
– Да. Кишлаки работали по нескольким направлениям, но мне кажется – в горы. Пытался поймать алгоритм сигналов по «Морзе» – полная ерунда, у них другое.
– Доложи начальнику, потом пообщаемся, валюсь с ног.
– Ложись, ложись, сам вот-вот упаду.
В объятья Морфея провалился мгновенно.
ГЛАВА 25
Под вечер, проснувшись бодрым и здоровым, я потихоньку размялся. Но, как болели ноги! Старшина за столом сверял материальные запасы роты по приходным и расходным книгам, составлял меню на прием пищи личным составом. Толик Родин, о чем-то мечтая, лежал на кровати, и вяло переговаривался с Коробицыным. Больше в расположении никого не было.
– Какие новости, господа?
– У нас одна новость: ... кто-то приехал в волость, – потренировался в юморе Толик, нехотя вставая с кровати.
– Артемыч, ты, похоже, в Брянске курсы юмористов заканчивал.
Родин покосился в мою сторону, но ничего не сказал – не в духе сегодня Толик и дальше развивать тему Брянска опасно. Взяв полотенце, бритвенные принадлежности, я выскочил наружу помыться. Солнце клонилось к Пагману, показалось, что к вечеру оно стало теплей.
Умылся, побрился – надо заглянуть к разведчикам.
– Коля, я у своих.
– Давай.
Расположение взвода через пару палаток, рядом. Часть разведчиков готовилась к службе в наряде, другие писали письма, отдыхая в курилке, обсуждали последние новости.
– Товарищ гвардии лейтенант, во время вашего отсутствия происшествий не случилось, – доложил Сафаров.
– Хорошо, Сергей, покушали?
– Так точно.
– Как самочувствие народа?
– Нормально, вот ноги гудят.
– Гудят, Сергей, гудят! А что делать? Возьми «таблетку» и проверь ноги бойцов, проследи, чтобы ногти обрубили. Командир роты в штабе дивизии, похоже, по нашим делам… можем еще и сегодня махнем за хребет.
– Понял, товарищ лейтенант. Начальник разведки не ругался, что на связь выходили не часто?
– Да, обошлось, он же понимает и волнуется не меньше нашего.
– Вчера, когда вы стреляли «духов, было слышно, как пули пробивали тела – «плюх», «плюх»...
– … мне тоже показалось, Сергей, – нервный озноб коснулся лопаток, – а вы с Геной молодцы, сработали быстро и чисто, я краем глаза видел, как дернули «духа». Дальше работал на «автомате»… Хорошо, кучкой шли, а если бы еще находились внутри?
Помолчали с заместителем, заново переживая прошедшую ночь.
– Повезло, Серега, ушли, а ночью в кишлак спустилось до сотни «духов».
– Получилось же, вроде, нормально, товарищ лейтенант?
– Если сидим с тобой и разговариваем, то – да, нормально, но нужна наработка нескольких вариантов с гранатами. В кишлаке они сгодятся, и знаешь, почему?
– Нет.
– Первых двух «духов» я валил мгновенно, но третий реагировал на опасность, правда, не успел – пуля быстрее. Получается, что по трем целям работаю на одном дыхании, но следующие уже способны к защите, сопротивлению, значит, нужна подстраховка. Ладно, Сергей, что-нибудь придумаем, а расклад сложился как надо – действовали быстро и решительно, почти по «домашней заготовке». В разведке везение необходимо, но рассчитывать на него глупо.
– Да, товарищ лейтенант.
– Пойдем к парням, поговорим.
– Сокуров, – слышим с Сафаровым голос Архипова, – в ночное время ты нас демаскируешь.
Сафаров засмеялся, вероятно, зная, о чем у разведчиков шел разговор.
– Как это?
– С тобой опасно рядом.
– Почему? – насторожился Зигфрид.
– Белки глаз сверкают, как у черной пантеры.
Разведчики хохочут.
– Встать. Смирно, – подал команду Ивонин.
– Здравствуйте, товарищи разведчики.
– Здравия желаем, товарищ гвардии лейтенант.
– Вольно. Садись. Продолжай, Архипов, посмеемся вместе.
– Он иссяк на Сокурове, товарищ лейтенант.
– Тогда поговорим о дембеле, – разведчики опять засмеялись.
Дембель неизбежен, кто этого не знает? О нем можно говорить сколько угодно.
– Дембель, товарищ лейтенант, это о-о-о… – продолжил Сокуров, закатив глаза за уши. Володя – импровизатор, сощурившись в улыбке, может долго философствовать на свободные темы.
– Время быстро летит, ребята! Меня, кажется, совсем недавно провожали в армию, а уже 7 лет на службе. Вот такая штука – время, не останавливаясь, движется вперед. Мы взрослеем, мужаем, становимся старше. Мудреем.
Разведчики, придвинувшись ближе, устроились на табуретках и соседних кроватях. Продолжаю неторопливый разговор о службе, доме и вообще о своем месте в жизни.
– Мечтал я стать офицером-десантником – стал им. Горжусь, что связал свою жизнь с ВДВ. Вы также будете вспоминать службу в десанте, рассказывать друзьям, близким, знакомым.
Помолчали, каждый, думая о своем, сокровенном.
– Кто нибудь думал о военном училище?
Тишина. Вопрос не то, чтобы завис в воздухе, он был неожиданным и ответ на него не требовал быстрой реакции.
– Я, товарищ лейтенант, – поднял руку Ивонин, – у меня отец военный, буду поступать в десантное училище.
Посмотрел на стройного, подтянутого парня с уверенным взглядом, всегда стремившегося к результату, не стеснявшегося быть лидером в коллективе. Я частенько сдерживал его энергичность и неутомимость, которые приходилось направлять в нужное русло, но мне всегда нравились живые, подвижные, немножко с «хулиганинкой», парни. Из них получались настоящие разведчики!
– С твоим отцом я встречался, Андрей, когда он приезжал тебя навестить, ты с ним говорил на эту тему?
– Да, обсудили окончательно.
– Молодец! – жму руку, разведчику.
– Сокуров хочет в училище, товарищ лейтенант, – подал голос Фетисов.
– Не-а, товарищ лейтенант, «Дед» подкалывает, – среагировал Сокуров.
– А чего не хочешь, Володя? Что надо – при тебе.
– Тут у меня свои планы, надо подумать, – пустился в объяснения Зигфрид…
– Думай, время есть.
– Хорошо, товарищ лейтенант, подумаю, – с элементом тонкой дипломатии ответил Владимир.
Еще посидели, посмеялись, я рассказал парням о десантном училище, принципах подготовки офицеров ВДВ, системе обучения.
– Рота. Смирно! – послышалась у «грибка» команда дневального – из штаба дивизии вернулся командир роты.
– Сафаров, порядок в расположении. Сейчас отдыхайте. Не забудьте про письма. Проверю.
– Есть, товарищ лейтенант.
Выскочив на линейку перед палатками, я увидел Комара с Андрейчуком. Он что-то обсуждал со старшиной.
– Подумаем, – сказал Николай.
– Давай, прикидывай, но баня нужна.
– Понял, Иван Геннадьевич, решим, – старшина пошел к хозяйственному пункту. Несомненно, у Ивана было хорошее настроение, значит, в штабе дивизии новости были не самыми плохими.
– Отдохнул, Валера? Как парни?
– Нормально, Иван. Ломает, конечно, но отойдем понемногу.
– Твой «язык» дал такую информацию, что разведка армии вцепилась в него и увезла с собой. Становится ясным положение в Кабуле и контуры намерений мятежного сопротивления.
– В чем же роль «духовских» банд, спустившихся с гор?
– Пленный показал, что за последние дни в Кабул просочилось большое количество боевиков, одним словом, вскрылись серьезные планы «духов» по столице Афганистана. Они проводят мобилизацию местного населения, сосредотачивают их в городе, вооружают, в итоге – готовят восстание по свержению правительства Кармаля.
– Душман говорил, что просачиваются в Кабул, и они собираются в отряды, строят планы – все так и есть, Иван. Но я думаю вот о чем – первый этап операции они завершили, то есть, вышли на исходный рубеж перед Кабулом и собираются в кишлаках по периметру города. Теперь приступят ко второму этапу исполнения своих намерений – выведут силы на ближние подступы к Кабулу и возьмут столицу в кольцо. Следующий шаг душманского руководства – формирование группировки в столице, аналогично «пятой колонне», чтобы в нужный момент взорвать обстановку захватом ключевых объектов.
Комар повернулся в сторону хребта за аэродромом – Паймунар.
– Значит, и там «духи»?
– Ночью, Иван, я спустился к юго-восточной окраине кишлака – в нем я не зафиксировал посторонних… Как бы это сказать? С наступлением ночи жизнь в кишлаках замирает, стоит непробиваемая тишина, слышен иногда отдельный лай собак, крик ишаков. Шум, производимый собаками, животными характерен и мне знаком. Наличие посторонних звуков ночью определяется сразу: скрип дверей, тихий лязг засовов, шарканье ног по улочкам – звуки чувствуются каждой клеточкой тела. Прошлой ночью в Паймунаре стояла тишина. В Тарахейле другое дело – тайную жизнь кишлака мы почувствовали сразу: возня во дворах, перебирание ног копытными, собачий лай, тени, запах дыма, жилья. Совершенно понятно, люди не спали, что-то делали, кишлак поздней ночью жил своей жизнью.
– Возможно, «духи» еще к Паймунару не вышли, подойдут сегодня, завтра?
– Вполне.
Ссутулившись, Иван закурил «Столичную» и смотрел на яркий закат, ушедшего за хребет, солнечного светила.
– Может, в ночь сходить на север, посмотрю со стороны, и все станет ясно? – осторожно спросил командира.
Комар о чем-то думал и, как бы в никуда, произнес:
– Люди измотаны, Валера, да и у тебя, кроме глаз, ничего не осталось.
– Ночью в направлении Баграма Тютвин наблюдал световую информацию, возможно, это сигнал выхода на исходный рубеж.
– Ладно, Валера, отдыхай, готовься на завтра, не будем горячиться.
– Понял, Иван, пойду-ка я напишу письма.
– Привет Витебску.
– Добро, – усмехнулся я командиру.
– Кстати, обратил внимание, что погода меняется?
– Да, к вечеру стало теплее, а вот ночь была морозной, черт бы ее побрал.
– Скоро дожди, авиация не будет работать – удобный момент для выхода «духов» на рубежи атак перед броском на Кабул, – задумчиво бросил Иван
– Конечно, все в строчку, Геннадьич, возможно, они свои действия подрабатывают к погоде, сезону дождей.
Ну, что за погода в Кабуле? Вчера мороз не менее двадцати, сегодня тепло, потом дожди, говорили летчики, прилетевшие из Союза с продовольствием и боеприпасами. Сегодня из Ташкента прилетели два экипажа АН-12, разгрузившись, заночуют у нас – вечером ужин.
Летные экипажи военно-транспортной авиации совершали рейсы в Кабул последние несколько лет и хорошо знали погодные условия Афгана. Они останавливались у нас в отдельной палатке и, как положено, приходили поужинать с канистрой спирта. Свободными вечерами было о чем поговорить за столом, тем более, нас интересовали рассказы ребят о событиях на Родине. Они делились и коммерческими успехами, получая часть зарплаты чеками внешпосылторга, меняли их на местные «афошки», скупали в дуканах джинсы, дубленки, косметику. Оптом увозили в Ташкент, приспособившись уходить от досмотра таможенных органов в приграничных с Афганистаном пунктах оформления. Летчики рассказывали нам и про словесный бред об афганских событиях, который несли в Союзе средства массовой информации. Народ беспокоился – семьи советских граждан получали цинковые гробы с погибшими в Афганистане солдатами, офицерами, которых работники военкоматов рекомендовали хоронить под покровом тайны. Дела…
От экипажей мы узнавали об истинном положении в Союзе, за рубежом. Оказывается, ограниченный контингент советских войск в Афганистане находился на учениях, «ковал» в горах боевую подготовку, которую завалили в местах постоянной дислокации. Советские граждане поздними вечерами, прильнув к радиоприемникам, слушали «вражеские голоса», чтобы узнать правду о событиях в стране, где гибли их дети, мужья, отцы. Мы и сами в свободное время слушали «Голос Америки», ужасаясь цинизму пропаганды, подаваемой народу деятелями от политики. Если в этот момент в палатку заходил Игорек, оперуполномоченный особого отдела, мы ненавязчиво переводили разговор на другие темы. Так, что экипажи летчиков были источником информации о нас же самих и по событиям, происходящих в стране. Ладно, есть время, напишу родным, жене, начнется нелетная погода, письма будут валяться в штабе дивизии.
В офицерской палатке Родин со старшиной обсуждали важную тему.
– Что-нибудь получается, господа?
– Не перебивай, – отмахнулся Артемыч.
Склонившись над плечом старшины, я увидел на столе листочек бумаги, на котором с любовью был вычерчен проект бани.
– Ну, вы даете! – выразил я восхищение «проектировщикам» стратегического объекта.
– Здесь – вход, справа – парилка, камни с песком привезу, – уверенно уточнил Анатолий.
– Ага, Артемыч, желательно из мраморного карьера, – не выдержал я и встрял в разговор, – там мало голов порезали.
– Поговорю с начальником по вопросу сопровождения.
Стоп. Мраморный карьер. Толик одной фразой навел на хорошую мысль.
– Анатолий Артемович, поговори с начальником, чтобы разрешил мне на БМД сопроводить тебя до карьера, а то ночами я избороздил его вдоль и поперек, а днем не видел. Заодно понаблюдаю со стороны, какое внимание «духи» оказывают боевому охранению.
– А чего нет? Давай.
Неожиданно возникшая мысль, понравилась – понаблюдать днем за людьми, следующими из провинции в Кабул. Как показывал пленный, «духи» в город проникали в светлое время, есть возможность понаблюдать за перемещением в столицу. Более того, можно спланировать перехват оружия в момент доставки его городскому подполью, то есть, реализация своей же разведывательной информации.
От хорошей мысли засвербело в носу. Надо обмозговать и подготовить предложения начальнику разведки. Безусловно, нужна организация взаимодействия с боевым охранением Александра, мы должны походить на подразделение сопровождения, иначе, привлечем внимание «духовской» разведки. А что? Выйдем на БМД к мраморному карьеру и посмотрим въезд гужевого и автомобильного транспорта в черту города. По Кабулу и окрестностям катается много боевой техники, поэтому две-три боевые машины, сопровождающие ГАЗ-66, воспримутся противником как охранение, а не разведывательными машинами наблюдения. Может быть, за что-нибудь и зацепимся.
С позиции мраморного карьера хорошо просматривалась долина до Черной горы и участок маршрута от выхода с ущелья до боевого охранения, по которому мы тащили захваченного «духа». Мы будем использовать долину в разведывательных мероприятиях, она еще пригодится, изучим ее досконально. Снег скоро сойдет, откроется естественный рельеф местности, который мы облазим до каждой ложбинки.
– Толик, Слободов в парке?
– Там, – кивнул головой «архитектор» бани.
Парк боевой техники разведывательной роты дивизии находился в пятидесяти метрах от линии палаток, возле литерной стоянки самолетов. Машины стояли в боевую линию стволами орудий на взлетную полосу. Механики-водители во главе со старшим техником роты Петром Слободовым обслуживали БМД после выполнения тренировок по вождению машин в горных условиях.
– Привет, Петро.
– Здоров, коль, не шутишь.
– Как «коробочки»?
– Нормально, проверим фильтры, заправим и до завтра.
– Когда сезонное обслуживание?
– Будет приказ, начнем хоть сейчас.
– Понятно. Я полажу по вооружению, проверю связь.
– Давай, я тоже покопаюсь с топливным насосом.
– Добро.
Проверка боевой техники заняла немного времени. Механики-водители – Болотов, Зуев, Орлов – опытные специалисты. Валерию Болотову в мае домой, недавно прибыл из отпуска, объявленного за успехи в боевой и политической подготовке еще в Союзе. Александра Орлова назначу старшим механиком взвода, парень прошел учения, за плечами имелся стаж практического вождения. Зуев отслужил всего восемь месяцев, но парень добросовестный, работящий, знал машину и водил ее уверенно. В общем, с техникой проблем не было, но проверка ее готовности командиром носит обязательный характер.
– Так, механики-водители, а … вы не хотите ли?
Измазанные соляркой и маслом, ребята засмеялись.
– А теперь серьезно, парни, в ближайшее время воевать будем на технике, которую вы готовите к эксплуатации в горных условиях. Предусмотрите возможные технические поломки и порядок устранения в ходе марша – вплоть до эвакуации с поля боя. Буксировочные тросы, запасные траки, пальцы запасите в необходимом количестве. С этим, надеюсь, вопросов нет?
– Никак нет, товарищ лейтенант, подготовили и проверили, – доложил Болотов.
– Хорошо, тезка, продумайте вопрос, как лучше разместить и закрепить на броне емкости с водой, сухими пайками, дополнительным боекомплектом. Крепить будем сверху, в десантном отделении расположится только личный состав разведгруппы с оружием и снаряжением. Спешивание по задаче будем проводить на ходу.
– Понятно, товарищ лейтенант.
– Зуев, как ты? – поинтересовался я у молодого механика.
Небольшого роста парнишка все больше молчал, но я-то знал, к технике подходил серьезно, по-хозяйски и мне он нравился своей основательностью.
– Нормально, товарищ лейтенант. Разрешите сказать?
– Давай.
– Когда наступит жара, двигатели будут «кипеть», и на марше придется останавливаться – надо что-то думать.
Взглянул на паренька, действительно, толковое замечание – техника будет греться на марше. В условиях высокогорья ситуация усложнится и повлияет не в лучшую сторону на выполнение задачи.
– Молодец, Сергей, признаться, я не думал об этом, а вот фактор нагревания придется учитывать и следить за приборами.
Разведывательные действия на боевой технике мы еще не проводили, используя только на экстренные выезды в «советский городок», где проживали наши советники и специалисты, чтобы отразить нападения и обстрелы домов мятежным подпольем. Теперь же ситуация развивалась таким образом, что технику будем привлекать для решения боевых задач.
– Письма отправили? Обещают непогоду, авиация будет на приколе.
– Напишем после обслуживания, товарищ лейтенант, – ответил тихий с виду Болотов.
Худощавый паренек с Кемеровской области находился в отпуске за успешные действия на учениях в августе прошлого года. Когда вернулся из отпуска в Витебск, мы уже находились в Афганистане. Недавно с очередной партией груза он прилетел на самолете для дальнейшего прохождения службы, еще не адаптировавшись к новым условиям.
– Ладно, заканчивайте, ребята, скоро обед. Где там Слободов?
Старшего техника не было видно.
– Петро, собирайся, пора обедать.
– Иду, Григорьич.
Ноги старшего техника роты торчали из машинного отделения. Закончив копаться с топливным насосом высокого давления, Петро спрыгнул на землю, ветошью вытер руки и мы пошли перекусить в палатку, прикидывая, чем же нас сегодня накормит старшинка. Андрейчук с Родиным заканчивали обсуждение строительства банного «комплекса». На лице Артемыча светилась неприкрытая удовлетворенность. Мы не сомневались, что эти парни сделают баню.
– А где командир? – спросил Слободов.
– Звонил Скрынников, Иван убежал в дивизию, – ставя на стол бутылочку «Фанты», сказал Коробицын.
Иван опять прибежит с вводной и кучей задач, а мне надо морщить лоб над обстановкой в Паймунаре и отработать тему мраморного карьера. Первая задача не сложная – район изучен, подходы знаю, несколько раз водил группу возле самых окраин – справимся. Вчера Тютвин отметил световую передачу сигналов, но кишлак не вызывал беспокойства ни у нас, ни у штаба дивизии. Теперь стало понятно – «духи» стягивали силы к Кабулу, и обмен информацией у них носил рабочий характер. Душманские отряды придут в Паймунар не сегодня-завтра. Если этот факт зафиксируем разведкой, дело хреновое, с одной стороны, подтвердятся мои опасения, что противник стягивает силы к Кабулу, и в столице Афганистана назревают события, с другой – базовый городок 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и Кабульский аэропорт становятся объектами внезапной атаки душманов.
Поэтому кишлак Паймунар и территорию вокруг него необходимо проверить не позднее следующей ночи. Местность открытая, но она изобилует множеством не очень глубоких оврагов, которые играли роль ирригационной системы и подводили воду к виноградникам, раскинувшихся в долине на десятки километров. Еще был важный момент – дневная разведка района мраморного карьера. Зацепимся взглядом за груз вьючных животных, досмотрим, страхуясь группой прикрытия. Не исключено, что караваны с оружием сопровождаются «духовской» охраной в скрытом режиме, которая находится рядом с обозом и до поры до времени себя не проявляет. Она отслеживает действия афганских сорбозов, «шурави» и включается в бой только, если ситуация выходит из-под ее контроля. Но, каким же образом мне с группой включиться в работу? Пойдет ли на это комдив? Посты афганской армии проверяют транспорт, гужевые повозки, следующие в Кабул и надо быть очень аккуратными в выборе места захвата и принятия мер противодействия, чтобы не нарваться на пули «зеленых».
– Рота. Смирно! – крикнул за палаткой дневальный.
Из штаба дивизии прибыл ротный, забежав в палатку, Иван спросил на ходу:
– Не обедали?
– Тебя ждали, Иван Геннадьевич.
– Обедаем, и заодно поделюсь новостями, – снимая портупею с фуражкой, сказал командир.
Сели за стол, из общего котла разлили первое. Комар начал делиться последними событиями, которые обсуждались в дивизии.
– В штабе суета, господа, разведданные по Тарахейлю дали основания к принятию срочных мер по нейтрализации мятежного подполья. Ожидается, что в ближайшее время в городе вспыхнут волнения, которые могут перерасти в вооруженное сопротивление частям правительственной армии. Принято решение – советские войска поддержат афганские регулярные силы в ликвидации вооруженного подполья. Особое внимание уделяется объектам государственной важности: посольствам в Кабуле, аэродромам, объектам зоны ответственности.
Иван, отхлебнув наваристого супа, продолжил:
– Валера, завтра в ночь на Паймунар, задача прежняя – разведка противника на рубежах предполагаемых атак.
– Есть, Иван Геннадьевич.
– «Язык» остается важной составляющей! Валера, дерзай! «Твой» «душок» дал серьезные показания, которые проверяет ХАД и наши чекисты.
Ивана слушали молча, продолжая, есть гороховый суп.
Однако дела обстояли куда серьезней, чем это мог показать поверхностный анализ. В провинции Кунар готовилась армейская операция, в самом Кабуле поднимается «пятая колонна» и, похоже, не слабая, если явно игнорирует концентрацию советских частей и афганских войсковых подразделений. Впрочем, время еще есть и можно все еще взвесить, размышляя над информацией, доведенной командиром роты.
– У Ленцова в порядке, – слышу голос Ивана, – в резиденции Соколова идет активная деятельность по организации взаимодействия советских и афганских войск. От 317-го парашютно-десантного полка в операции участвует 3-й батальон Васи Кустрьо.
– Мы с его батальоном несколько раз стреляли в Лосвидо, – напомнил Володя Гришин.
– Это такой сухощавый и с остреньким носом? – переспросил Слободов.
– Ну, да!
И я вспомнил Кустрьо. Прошлой зимой в учебном центре Лосвидо подразделения 317-го парашютно-десантного полка выполняли 3-е упражнение учебных стрельб из вооружения боевой машины ночью. Дивизионные разведчики также работали по единому плану, утвержденному командиром дивизии. В батальоне, которым командовал Василий Кустрьо, что-то не заладилась стрельба, комбат собрал офицеров и начал разнос, после которого заставил командиров подразделений отрабатывать упражнение методом «пеший по машинному» на двух направлениях. Одно направление директрисы оказалось свободным, я подошел к командиру батальона и попросил разрешения поработать на нем со своим взводом. Комбат разрешил. В течение сорока минут я сделал пять-шесть тренировочных заездов по упражнению, управляя машинами по «сто сорок восьмой» станции, что, собственно, и определило на контрольном занятии отличную оценку взводу.
– Мостиброцкий тренирует своих разведчиков на Ходжа Раваше, – продолжил Иван, – готовится группировка 350-го парашютно-десантного полка на боевых машинах под командованием подполковника Шпака Георгия Ивановича. Командир «полтинника» закрутил полк на всю катушку – лично проверяет каждое подразделение, взвод, солдата. В общем, ситуация, товарищи офицеры, настолько серьезная, что дальше некуда.
Мы молча слушали Комара, пили чай в прикуску с сахаром, каждый из нас, командиров, думал о вопросах, которые необходимо было решить в ближайшее время. Сколько осталось этого времен? – Никто не знал!
– Вот, кажется, все, – закончил Иван, – почту я отдал дежурному.
Командир взял Толика за локоть.
– Что у нас с баней, Артемыч?
– Сейчас, Вань, минуту.
Родин вытащил из тумбочки план объекта, карандаш, стал объяснять Комару замысел строительства «банно-прачечного комбината», а мы, пока почтальон разбирает письма, упали на кровати и лежали, лениво переговариваясь, друг с другом. Дядя Миша в это время бывает редко, если и нагрянет неожиданно, мы услышим команду дневального, успеем вскочить и поправить одеяла. Ушли в себя, думая о событиях, которые постепенно становились образом жизни, разворачиваясь в душах страшным ликом войны. Она незаметно захватывала нашу жизнь во всех ее проявлениях и входила в нее основным содержанием. Мы попали под влияние войны незаметно, однажды, оглянувшись назад, с удивлением обнаружили – война и мы неразделимы, она проходила черной нитью по судьбам тысяч мальчишек, выпав на долю нашего поколения черной вуалью смертей. Вот уж поистине – время выбрало нас!
Кишлак Паймунар от базового лагеря отделяло не более пяти километров – бросок через горный отрог и мы оказываемся в зоне боевой задачи. С высоты горной гряды район Паймунара был изучен нами вдоль и поперек. Я много раз водил свою разведгруппу вдоль его южной и юго-восточной окраин, словно присматриваясь и зная заранее – еще пригодится. Северная часть кишлака имела вытянутую форму, протянувшись своим острым концом к виноградным плантациям Дехъийхья, и в поле нашей деятельности попадала в меньшей степени.
Планируя выхода к кишлаку, я прикидывал возможность подхода к населенному пункту с дальнего направления, то есть, со стороны Ходжачишта, чтобы не «засветиться» «духам», которые реально могли этой ночью прийти в Паймунар. Местность перед кишлаком была открытой равниной, пересеченной руслами высохших арыков, засыпанных снегом, и она, к сожалению, не располагала к скрытому выходу к глиняным строениям. В любом случае мною учитывался ветер, подветренная сторона, чтобы не вызвать лай афганских овчарок ростом с теленка, и засаду лучше всего организовать в русле одного из арыков, пересекавшим долину и подходившим к окраинам населенного пункта.
Всегда допуская внезапную встречу с противником, я рассуждал: нарвемся на «духов», прикроемся руслом речонки и вернемся к предгорью хребта – пусть ищут в каменных скалах, но нас они там уже не найдут. В кишлак я не полезу. Второй раз через сутки лезть к «духам» в тылы – явная дерзость, поэтому – только визуальная разведка и немного послушаем ночь. Если «духи» оседлали кишлак, мы их услышим по возне и рабочему шуму: движение людей, животных, запах дыма, беспокойство собак – эти явные признаки скрыть невозможно.
Можно, конечно, выбрать и «ленивый» вариант: с линии хребта Ходжабугра – Ходжа-Раваш понаблюдать за кишлаком и не спускаться вниз на обратную сторону горной гряды, а вьючных животных, которые выйдут из кишлака на рассвете в направлении Кабула, подвергнуть досмотру. Если повезет, сделаем несколько удачных захватов, нет – уйдем восвояси. Но в случае успеха, «духи» поймут механизм перехвата, и будут искать другие пути переброски оружия в город. Работа разведки дивизии ограничивалась рамками того, что мы видим, слышим и какую информацию вытянем из захваченных в плен «языков» – откровенно, это немного. Нам нужна информация из самих кишлаков, «духовских» баз, чтобы действовать на упреждение намерений противника и проводить результативные операции захвата или уничтожения «духовского» подполья.
Но такая деликатная информация добывается агентурной разведкой методами специальной деятельности внутри мятежного подполья и «духовских» банд. Для работы по разработке душманских отрядов необходимо взаимодействие местного подразделения ХАД с нашими специальными службами. Что делает хваленый «Каскад» в настоящее время? Мы много раз встречались с представителями этой спецгруппы, но они не создали у нас впечатления рейнджеров – в возрасте, склонные к полноте ребята, они явно служили в тиши кабинетной прохлады, оснащенной кондиционерами, а их начальство ориентировало на боевые действия с душманским зверьем. Нам нужны были рэксы бойцовской породы, способные ломать хребты «духовской» своре. Войсковая разведка способна отгрызать душманские головы, но для этого нужно взаимодействие со специальной разведкой в проведении совместных операций. Нам катастрофически не хватало информации из нутра душманского логова, которую бы мы реализовывали в ходе специальных операций.
С первых дней нахождения на афганской земле разведка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии решала задачи получения достоверной информации о противнике, характере его действий, проводила специальные разведмероприятия, раскрывавшие намерения душманских лидеров. Мы проводили засадные действия с захватом «языков», от которых получали сведения об отрядах вооруженной оппозиции, первичную информацию перепроверяли другими источниками, уточняя с данными авиационной разведки. В проведении специальных операций мы стремились максимально сократить время от получения информации из источника до момента ее реализации.
ГЛАВА 26
Мысли прервал телефонный звонок.
– Старший лейтенант Комар, слушаю.
Около пяти минут Иван говорил по телефону – уточнял, переспрашивал, периодические повторяя однозначные фразы.
– Понял, товарищ майор. Да. Так точно. Сделаем. Никак нет. Все будет нормально.
Положив трубку ТА-57, Иван повернулся ко мне.
– Валер, для тебя новость от шефа. Вернее две.
Приподнявшись с кровати, я смотрел на Ивана.
– Одеваться?
– Да, погоди ты, не спеши, как голый на е…ю. Завтра в районе боевого охранения твоего друга «зелёные» выставят пост для досмотра грузов, которые следуют в Кабул. Будут работать по нашей информации и просьбе командования армии на предмет изъятия у «духов» оружия и боеприпасов.
– Реагируют быстро, значит, печет. Вот бы отслеживать караваны на подходе к Кабулу, вести их в город и брать в удобных местах.
– Пока принято такое решение.
– «Духи» занервничают, будут перестраиваться, поток оружия в город уменьшится, а это уже результат, который у нас не отнимешь.
– Ну, да, запишем в актив.
– Нам запишут, Иван.
– Ладно, теперь главное, Валера – через два часа прибудешь в боевое охранение Александра. С группой доберешься на машине, не раскрывая себя. Есть информация о том, что «духи» вышли к вершине мраморного карьера, возможно, на боевое охранение готовится атака. Отмечены два срабатывания сигнальных мин над козырьком карьера. Начальник заставы доложил об этом минут тридцать назад. Учитывая факт отсутствия в районе наших и афганских подразделений, ситуация навевает весьма печальные мысли – «духи» осторожно подтягивают силы. В связи с этим, командир дивизии приказал провести разведку хребта мраморного карьера.
– Ну, дела… Час от часу не легче, отдохнули, что называется.
Иван понимающе развел руками:
– Фюрер сказал: «Москва в Африке, значит – в Африке».
– Понял, Иван Геннадьевич, собираюсь.
Холодный воздух за палаткой взбодрил.
– Дневальный, Сафарова ко мне.
– Есть, товарищ лейтенант.
Через минуту заместитель прибыл с докладом.
– Сергей, в 17.30 группа стоит в готовности действовать в районе мраморного карьера. Три боекомплекта в РД, сухой паек у старшины, фляжки с водой. Вопросы?
– Никак нет, товарищ лейтенант, думал, сегодня отдохнем.
– Я тоже думал, но приказ комдива, – молча махнул рукой, давая понять – к чему лишние разговоры? – Действуй.
– Есть, товарищ лейтенант.
Повернув лицо на свежий ветерок, постоял немного и пошел в «апартаменты».
– Москва все-таки в Африке.
Группа без суеты заняла места в машине, прикрыв тент кузова, затянули его веревкой. Не люблю такое состояние внутри самого себя, когда нет куража на работу, поэтому молча и равнодушно трясся в машине, рассуждая о только что полученном приказе. Что там за «духи» топчут сигнальные мины средь белого дня? Хотя сам же и предупреждал Александра об опасной обстановке в районе его охранения. Мысленно представил карьер, ставший символом вероломства и жестокости «духов», прикинул с какой стороны лучше выйти на его козырек, чтобы обследовать опасный участок. Действительно, если «духи» займут там позиции, могут нанести серьезное поражение людям – застава внизу и видна, как на ладони. Сработали сигнальные мины. Кто их ставил? В каком месте? Есть ли схема минного поля? Вопросы!
Родин, старший машины, вез нас вдоль аэродрома к боевому охранению. Несколько раз нас останавливали – запрашивали пароль, Толик отвечал, и мы продолжали движение. Выехали на дорогу, ведущую к заставе: слева был домостроительный комбинат, справа огни аэродрома. Темнело, фар мы не включаем, но водитель уверенно вел ГАЗ-66 в восточном направлении. По сигналу мы спешились, приняв боевой порядок, осторожно двинулись к подразделению сторожевой заставы. Пароль, отзыв и мы в расположении Александра.
– Сафаров, проверь магазины, гранаты, минут пятнадцать перекур.
– Есть, товарищ лейтенант.
Я зашел к Сашке в землянку, обнялись. За столом сидел молодой лейтенант в расстегнутом обмундировании – чистенький, свеженький, длинные светлые волосы. Не наш.
– Знакомься, Валер – военный переводчик, дали на усиление.
– Виктор, – представился парень.
– Валерий.
Переводчик, присев, закурил иностранную дрянь. «Раскованный хлопец», – подумалось мне, а вот внешность не под местных аборигенов, где применить этого парня? Разве только в теплой палатке, допрашивая «языков» и местных дехкан.
– Окончил институт восточных языков, – продолжил Александр, – знает фарси, английский. Всему выпуску присвоили звание лейтенантов и бросили в Афган переводчиками.
– С оружием-то как, Виктор?
– Ну, как? Пистолет дали, но практики мало.
– Понятно. У Александра с этим нормально, передаст тебе практику, – кивнул я в сторону друга.
Сашка засмеялся:
– Времени сколько угодно. Ладно, ребята, перекусим и я, Валер, тебе все расскажу.
– Уж, сделай одолжение, я которые сутки не сплю.
– Ничего-ничего, хороший ужин с местной зеленью и все будет в порядке.
– Угощай, если не шутишь, но пить я не буду, – предупредил движение Александра к тумбочке, из которой он в прошлый раз достал пакетик с шаропом.
– Чего так? – недоумевал хозяин.
– «Духи» почувствуют запах, расшифрую себя.
Посмеялись, вспомнив, как однажды мы с Сашкой «метали харч» из шаропа. Жесткая штука.
– Не хочу, Саш. Не обращайте внимания – работайте по плану. Просто не можется сегодня.
– Вот-вот, Валера, как раз и надо – шароп нервы лечит.
Понял, что бесполезно отказываться, безнадежно махнув рукой, сказал:
– Кам-кам.
– Понял – не дурак, – хохотнул Александр, наливая в кружки уже хорошо знакомую желто-ядовитую жидкость.
– Будем жить, ребята!
Чокнулись, сжатыми в кулаках кружками, выпили.
– Валер, тут такое дело, – прожевывая тушенку, стал рассказывать Александр, – сегодня дважды, с интервалом в две-три минуты, сработали «сигналки». Такого еще не было. Думал, случайность, зверь какой задел, в другое бы время не обратил внимания. Но…
Александр, сделав мхатовскую паузу, внимательно смотрел на меня.
– Сегодня днем у боевого охранения никого не было – ни бачат, ни взрослых. Понимаешь, Валер, о чем говорю?
– Кажется, понимаю, Сань.
– Валер! Сегодня к моему боевому охранению впервые за все время не подошли «бачата»! Страшно подумать! О чем это говорит?
Подняв вверх указательный палец, Александр, наверное, ждал от меня умного ответа.
– Думать можно все, что угодно. Вчера во второй половине дня в их поведении было что-нибудь необычное?
– В том-то и дело, Валера, – наливая по второй, сказал, Александр, – именно вчера Мажмунов обратил на это внимание.
Отрицательно покачав головой, я закрыл свою кружку.
– Больше не буду, рассказывай.
– Так вот, Валер, твой таджикский друг, сказал – что-то у них произошло, пацанов к вечеру стало меньше, они были испуганы, а сегодня – сработали мины. Мне думается, «духи» со вчерашнего вечера заняли исходный рубеж на гребне карьера. Наступает время «Ч», они готовят атаку. А что? С верхнего яруса застава просматривается, прижмут огнем, а две-три группы одновременно атакуют с нескольких направлений, и мы уже с тобой, Валера, никогда не выпьем шаропа.
– Хороший расклад, я бы, пожалуй, так и поступил.
– Ты еще пов…ся.
– Я только чуть-чуть, Сань.
– Ну, хорошо, прощаю.
– И такой момент, – вступил в разговор переводчик, – побеседовать с местными я еще не успел, но обратил внимание на пост «зелёных», выставленный с утра. Досмотр вьючных животных, груженых машин заключался только в одном – снять «бакшиш» и пропустить в город. Ввести в Кабул можно все, что угодно – роль поста «зеленых» абсолютно условна.
– Да, ребята-демократы, что-то холодок под ложечкой… раскачали вы меня. Давайте еще, по капельке.
– Секундочку, дружище. Вот я и доложил свои сомнения в дивизию, ты уж не взыщи. Валер, – сам настропалил.
– Да, нет, Сань, я не об этом, ты все правильно сделал. Тут ситуация глубже, чем мы себе представляем – через день-два в Кабуле начнутся события, которые, возможно, перерастут в волнения. «Духи» практически вышли на исходные рубежи вокруг Кабула и атаку начнут одновременно в городе и по периметру боевого охранения. Вот, в чем дело. Давай лучше к нашим баранам! Что делаем? Кто ставил «сигналки»? Где? Надо схему минного поля!
– Какая схема, Валер? Я взял у пехоты несколько штук, думал, пригодятся – оказалось, в самую «строчку». Сам ползал по снегу и устанавливал – на всякий случай, прикрылся сверху – не нравится мне горушка надо мной, а тут еще «духи» порезали наших…
– Черная гора тебе не нравится, карьер, хрен тебе угодишь.
– Ну, привередливый я такой.
– Бери лист бумаги, карандаш, рисуй.
– Это мигом. Где карта? Смотри – «пятидесятка». Вот гребень, мины установлены вдоль него на фронте метров 300 – не более. Без схемы понятно?
– Угу, а то покажешь?
– У меня застава, Валер. Жаль, но рубеж установки мин найдешь по следам. По ним и иди.
– Ага, к «духам» на съедение.
– Чего?
– Ты же сам говоришь – «духи» пасутся на гребне.
– Ну, да.
– Сань, я сейчас думаю, как лучше подняться на гребень, чтобы самому не залезть на «сигналки» и не демаскировать группу.
– Понимаю, но лучше иди с левой стороны – положе подъем, и выйдешь к «духам» прямо во фланг. И такой момент – поднимешься на гребень, далее, метрах в семидесяти, увидишь несколько разработок, пещер. Я не лазил туда, но мне, кажется, они довольно длинные, если «сигналки» сработали «духи», то в пещерах обязательно устроили дневку.
– Хорошо. Что у нас получается? Именно сегодня ночью, максимум – завтра, атака. Понимаешь, о чем говорю?
– Еще бы!
– Сань, не будем терять время! Спокойно, без суеты выводи заставу в режим полной боевой готовности. Людей укрой от огня сверху, но атаку жди со всех направлений. Возможно, с козырька отвлекут внимание, а удар нанесут во фланг и не со стороны карьера, а, наоборот, с долины, чтобы спровоцировать тебя на распыление сил и правый флаг попадает под удар от кладбища.
– Увеличу сектор стрельбы для БМД.
– Может, сядешь за оператора, и мы будем в сети слышать друг друга? В случае необходимости подработаешь из боевой машины пулеметом и орудием.
– Принято, давай еще…
– Будем!
Плеснув остатки жидкости в кружки, выпили.
– Хорошо пошел, зараза.
– От нервов помогает. Замечено.
Поймал взгляд раскованного переводчика.
– Возьми с собой, Валер?
Я не сразу понял вопрос.
– Куда? Ты имеешь в виду – с группой?
– Конечно.
– Да, черт его знает, куда мы вляпаемся, Виктор! Будь с Александром! Если что, у вас здесь такой начнется концерт!
– Знаешь, я давно хотел сходить с разведчиками. Не получалось. Возьми, Валера.
– Ну, даешь! Сань, как ты смотришь на это?
– А мне что?– Пусть идет. Петряков узнает – голову не мне оторвет.
Виктор напрягся – парень рвался в бой, для него наступил момент истины: возьмут в разведку или не возьмут?
– Ладно! Пять минут на сборы, – вздохнул я тяжело, – моя доброта меня и погубит.
– Я мигом.
Виктор схватил ремень, куртку.
– Сань, я выхожу через 10 минут, позывные те же. Давай, брат, как договорились.
– Минутку, Валер, выйдем вместе.
Сашка оделся, взял автомат и пошел на выход. Я осмотрел экипировку переводчика.
– Виктор, будешь с пистолетом, автомат не брать. И помни – это приказ, – я повернулся к нему спиной, – видишь мой затылок?
– Вижу.
– Чтобы не случилось, мой затылок должен быть всегда перед тобой. Понял?
– Понял, – кивнул переводчик, суетливо надевая перчатки. Я заметил – его колотило, похоже, «добро» на разведку коснулось души. Волнуется? Нормально. У самого холодок в животе.
– Готовы? Идем.
Александр, пригнувшись, вышел наружу, я потянулся за ним. Легкий морозец коснулся лица – свежо, озноб по спине, огляделся вокруг, привыкая к темноте. Повернулся к злополучному карьеру – мраморная разработка белого цвета хорошо видна на фоне темной громады хребта. Где-то там наверху сработало пару «сигналок», устроив свистящий салют – фейерверк. Стояли же два месяца и ничего, а сегодня сработали.
– Очкуешь?
– А то? Ладно, Сань, раньше уйдем – раньше придем. Давай – рули.
Заглянув в землянку, я крикнул:
– Сафаров, подъем, через минуту доклад.
Топчусь на рабочей площадке заставы, скрытой натянутой сеткой, жду доклад заместителя о построении группы. Под сеткой установлена кухня КП-130 с форсунками – отличный агрегат для походной жизни солдат. Можно готовить всевозможные блюда, правда, запах солярки бьет в самые ноздри.
– Группа, становись, – скомандовал Сафаров.
– Отставить, Сергей. Ну, что, гусары, как настроение?
– В порядке, товарищ лейтенант, – ответил Есаулков, новый связист, впервые вышедший с группой.
– Повоюем, Николай?
– Конечно.
– Ладно, слушать внимательно. Обстановка такая: там, – я показал на карьер, – возможно, засада. Сегодня сработали сигнальные мины, чего не было ранее. Есть основание считать, что «духи» спланировали нападение на заставу. Задача: подняться на гребень мраморного карьера и провести разведку местности. Говорю сразу, на 99 процентов – там «духи» и боя не избежать. Мы готовы к нему?
– Т-так точно, товарищ лейтенант, – чуть заикаясь, кивнул Баравков. Гена при волнении иногда заикался.
– Вот и хорошо. С нами пойдет военный переводчик лейтенант Семыкин. Его место в боевом порядке – за мной. Вопросы?
– Никак нет.
– Ивонин – дозор с Сокуровым, подъем на гребень с левой стороны. Наверху, в скальной породе, выработки – пещеры. Примите левее, на них не лезьте, зайдем с левого фланга. Если там «духи», им неудобно вести огонь с левого плеча. Вы первые столкнетесь с ними, у меня, что у Кабанихи, сердце – вещун. Не торопитесь, работайте спокойно. При выходе наверх – стоп. Дальше стоят «сигналки», движение только ползком – от укрытия к укрытию. Сейчас прохладно, «духи», скорее всего, залезли в пещеры. Это понятно?
– А, если схватим «сигналку»?
– Тогда нам пиз…ц, Сокуров! Мы все на виду, поэтому будьте внимательны и в любом случае – рывок в сторону, в укрытие. Нас осветит ракетами, мы будем, как на ладони.
– Ясно.
– Нищенко, задача прежняя.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Вопросы?
В ответ тишина.
– С богом, орлы. Виктор, держись меня, наблюдаешь вправо и вверх.
– Понял, Валера.
От заставы до рубежа подъема на гребень расстояние небольшое, прошли на одном дыхании. Поднимались наверх с таким расчетом, чтобы при выходе наверх оказаться левее пещер, о которых говорил Александр. Все-таки сердце щемило, почему все-таки сработали «сигналки»? Вероятность выхода «духов» на козырек карьера была очень большой и мое беспокойство, волнение были также понятны.
Восхождение длилось недолго, минут через сорок показался гребень карьера, обозначенный темной границей скального грунта. Еще немного и появилась площадка, где, по словам Александра, он поставил «сигналки» – открытое место, занесенное полуметровым слоем серебристого снега. Кое-где были навалены груды породы, которую, вероятно, вытаскивали, добывая мрамор. Чуть правее впереди нас – скала, в которой местные жители долбили руду и поделочный камень. Наклон площадки был в нашу сторону, то есть, пещеры, где, возможно, находились «духи», были выше по отношению к нам. Позиция оказалась крайне невыгодной, надо бы еще забрать левее, чтобы выровняться с условной линией пещер. Тогда мы окажемся на одном ярусе с местом возможной засады. Что ж, я скрытно вывожу группу к ближайшей пещере.
Растяжки «сигналок» засыпаны снегом. Как их обнаружить, чтобы не зацепить и скрытно приблизиться к «духам»? – Я с трудом представлял, что делать в такой ситуации, но обходить их надо было с левого фланга, чтобы выйти на линию плоской стены горной гряды. Это значит, ползком мы преодолеем метров триста по гребню скалы, потом повернем направо и незаметно от «духов» сблизимся с пещерами.
Дозор просигналил «Стоп». Выдвинувшись ползком вперед, я осмотрел местность перед каменной стенкой. Пещер или нечто похожее на разработки не было видно, они, по рассказу Александра должны быть дальше и правее. На площадке то и дело валялись груды камней, разбросанных в хаотичном порядке и, в принципе, было, где укрыться, если встретимся с «духами». Вопрос возникал только о том, как подобраться к камням, не провоцируя бой в невыгодном для нас положении.
Прицелом пробежался по стенке, в которой должны быть пещеры, но ничего особенного не зафиксировал. Беспокойство росло… Ладно, разберемся.
– Ивонин, метров семьдесят выдвинься вперед вдоль разработок и с Сокуровым займите рубеж за камнями. Смотри, Андрей, будьте очень внимательны на случай отхода «духов» в долину. С Сокуровым пройдете «сигналки», две из них, как мы знаем, сработали, оставив следы на снегу. Участок между сработавшими минами расцениваешь, как примерный проход на рубеж засады. Понял?
– Так точно.
– Пещерные ниши расположены в стенке с правой стороны от нас, их глубина неизвестна, «духи» могут находиться, как в одной из них, так и в нескольких сразу. Наблюдаете?
– Угадывается что-то, – шепнул Сокуров.
– Это пещеры. «Духи», как видите, могут укрыться только в них – вокруг открытое пространство. Ваша задача – преодолеть растяжки сигнальных мин, подобраться к пещерам с правой стороны и отрезать «духам» отход вниз, если они сделают попытку прорваться. Будьте готовы провоцировать «духов» на какие-либо действия, но только тогда, когда окажетесь в «мертвой зоне». Камни выработки укроют вас, на «духовский» огонь не отвечать – от него вреда не будет, а противник занервничает.
– С замыслом понятно?
– Понятно.
– Если, что – прикроем, «духам» неудобно вести огонь по вам с левого плеча. Проскочите «сигналки», занять на позицию и не высовываться. Вопросы?
Бросил взгляд на Сокурова и чуть не удержался от смеха – у него, действительно, белки глаз сверкали на фоне лица.
– Мы у вас на виду, Андрей, контролируйте выход из пещер и прикройте нас, когда мы подберемся ближе к «духовским» норам.
– Есть.
– Давайте.
Дозор пополз по гребню карьера в надежде увидеть точки срабатывания мин, чтобы ориентироваться по ним и случайно не заскочить на растяжку. Основную группу я повел левее оконечности хребта, охватывая стенку гряды от правого фланга притаившихся «духов». Метров через двести повернули направо и сблизились с линией пещер, которые обозначились в стенке темными неровными пятнами. Тишина вызывала мандраж и тревогу, и тут, как нарочно – из дальней от нас пещеры я увидел сигнальные блики. «Духи»!
Ивонин с Сокуровым, заметив миганье фонарика из темной ниши скалы, затаились, наблюдают, стараясь понять намерения «духов». Дрожь пробежала по телу, липкий пот скользнул меж лопаток. Ну, сколько до входа в пещеру? Метров 150, не более, но здорово придумали падлы, с охранения свет не видать – закрывает гребень скалы, «духи» рядом с заставой на верхней точке карьера и, что хотят, то и делают. Недооцениваем мы противника, ох, как недооцениваем – коварны, хитры, изворотливы!
– Не отставай Витя. Видишь, что делается?
– Угу.
– Как ты?
– В порядке, Валер.
– Держись, сейчас что-то будет!
Однако, сколько же здесь «духов»? Человек десять, двенадцать? Наверное, не больше, но борзые ребята. Ладно, посмотрим – отступать уже некуда.
– Сафаров, с Геной на линию скалы и ждете нас. Держите на контроле выход из ближней каменной ниши.
– Понял, – кивнул Сергей.
Взглянул на часы – дозор уже должен пройти сигнальные мины, и минуты через две-три выйдет на рубеж каменной кладки. Стало легче дышать – Ивонину с Сокуровым удалось не влететь на растяжки от мин. Я пополз за Сергеем и Геной – Виктор дышал мне в затылок, за ним полз Есаулков с радиостанцией. Скосив глаза на черневшие уже рядом каменные ниши, я оценил ситуацию – постепенно уходим с опасной линии возможного огня.
«Духовский» сигнальщик словно остервенел, выдавая порции новых сигналов. И пусть. Ослепив себя светом фонарика, он не увидит нас на фоне белого снега. Правее темнело пятно, усыпанное кучей фрагментов – сработанная «сигналка», следов не было видно, значит, растяжку зацепили от нас в стороне. Проползли еще метров сорок к плоской скале, скорее всего, растяжки остались где-то там за нашими спинами.
Вот и скальная порода с пещерами – вышли «духам» во фланг. Огляделся, сливаясь с местностью, наши тела не отбрасывали тени. Пару минут остановка – перед нами самый опасный участок. Толкнул в ногу Сафарова. Дозор слаженной парой пополз к отверстию ниши, прижимаясь левым боком к стенке скалы. До нее оставалось метров двадцать, как резкий хлопок взорвал тишину. Вверх, рассыпая грозди горящих брызг, взлетели ракеты, осветив площадку на десятки метров вокруг. Вой, со свистом огненных хвостов поднялся в небо. Шок и трепет! Автоматные очереди из пещер звучат отрезвляюще. Пуль я не слышал.
– Живы?
– В порядке.
Взорвавшаяся ночь поразила воображение. Несколько «духовских» автоматов били из дальних пещер. По выбросу пламени из стволов было видно – «духи» хлестали очередями по гребню карьера. Они не видят нас и бьют наугад? Скорее всего, так и есть! «Сигналка» ослепила душманов, наверное, решивших, что мы вышли на гребень карьера и лежим за камнями.
Пауза в «духовской» неразберихе нам не помешает. Но «духи» только ли в двух правых пещерах? Из левой, ближней к нам, не стреляли. Может, пустая? Теперь только вперед!
Стрельбой из автоматов себя обозначили восемь-девять «духов». И все? Возможно, остальные не стреляли в силу ограниченного пространства.
– Сергей, Гена, гранаты. Ползком к пещере, бросать одновременно. После взрывов влетаем втроем, но не стрелять – рикошет. Работать ножами и шевелитесь быстрей!
Разведчики вставили запалы, выдернув чеки, изготовились к броску.
– Огонь.
Гранаты, щелкнув капсюлями-детонаторами, полетели в пещеру. Взрыв, другой – вскочив, бежим к темному входу. До сих пор не пойму, как это случилось, что переводчик, стреляя на ходу из пистолета, обогнал нас и первым ворвался в пещеру. Пули, выбивая искры, с диким визгом летали вокруг. Упали, разбивая ноги о камни.
– Виктор! Ложись! – кричу сумасшедшим голосом.
Магазин пистолета пустой – успокоился, черт бы его взял! Встав на колени, подсветил фонариком пещеру – Сафаров с Баравковым кончали контуженых «духов». Тупые удары ножей, свистящие хрипы не вызывали сомнений – кончено …
– Все, товарищ лейтенант, трое, больше, вроде бы, нет, – слышу голос Геннадия.
В грязных лохмотьях одежды валялись искромсанные трупы душманов, оружие, несколько банок, коробки.
– Обыскать, трофеи в РД. Гена, разряди «духовские» стволы.
Схватив Виктора за плечи, вытолкнул его ближе к выходу.
– Спрячь пистолет, а то пр…ёшь.
Переводчик присев, приходил в себя. Шок. Что же с ним делать? «Духи» из соседних пещер вели плотный огонь – короткие очереди резали морозную мглу – берегли, сволочи, патроны.
– Ко мне, быстро!
Группа сосредоточилась в каменном «мешке», отвоеванном у душманов. Осмотревшись, принимаю решение.
– Есаулков, гарнитуру! – прижав наушник к уху, доложил:
– «База», я «03», веду бой на гребне карьера. Противник – до десятка «духов», уничтожены трое. «200-х» и «300-х» нет. Прием.
– Понял вас «03», я «База», – ответил дежурный связист. Облегченно вздохнув, включил «сто сорок восьмую» для связи с Александром.
– «101», я «03». Прием.
Сквозь скрежет и шелест в эфире слышен отчетливый голос:
– «03», я «101», слышу нормально. У меня тихо. С твоей стороны море огня. Как ты?
– В порядке. Возможен отход моих «духов» в сторону твоего левого фланга. «Коробочкой» достанешь?
– Да. Там метров 500 открытой местности. Бегу туда.
– Сань, не теряй внимания, у меня жарко.
– Вижу, «03».
Кинул станцию Гапоненко.
– Миша, это застава. Слушай эфир,
– Есть, товарищ лейтенант.
– Нищенко, что дозор?
– «Духи» перенесли огонь в сторону Ивонина, но они с Сокуровым залегли где-то дальше, ниже по высоте – отсюда не видно.
– Понятно. Следующую пещеру берем по аналогии. Работаем двумя парами: Сафаров – Баравков, Мухаметзянов – Ксендиков. Вас страхуем с Гапоненко. Миша, понял?
– Так точно.
– Первая пара кидает гранаты, через пару секунд – вторая и всем лежать! Подвиг Матросова не совершать! Нищенко, лейтенант Семыкин с тобой. Вопросы?
– Никак нет.
– Сергей, вперед.
Сафаров с Баравковым ползком двинулись вдоль скалы к средней пещере, из которой «духи» вели ленивый и неэффективный огонь. Они, вероятно, пытались понять – откуда опасность и не могли разобраться. Следом за Сафаровым пошла вторая пара.
– Есаулков, на месте. Со мной Гапоненко.
– Есть.
Прижимаясь к стене, мы с Мишей ползли за Мухаметзяновым. Ивонин с Сокуровым, действительно, находились где-то ниже, с нашей позиции их не было видно – закрывали, лежащие перед нами камни. На огонь противника они не отвечали, ожидая момента, чтобы смести «духов» огнем из засады. Дай бог, чтобы все было именно так.
Позиции «духов» были на входе пещер. Ослепнув от выброса пламени собственных автоматом, они вели огонь больше для «шкала». Внимание! Сергей и Гена были готовы бросить гранаты. Баравков ковырялся с чекой, не может выдернуть, что ли… Нервничаю, но сержант уже разобрался – бросок. Два взрыва, один за другим, разорвали каменную нишу. Вторая пара подбегает и кидает гранаты – взрывы. Броском лечу к темному входу пещеры – «духи» лежали, привалившись, друг к другу. Двое. Нет, еще один – чуть дальше, ноги четвертого торчали из-за камней. Бросаюсь к нему и стреляю в упор. Живой, убитый – не важно – страхуемся обязательно. Схватив автомат убитого «духа», разрядил его и бросил Гапоненко.
– Мухаметзянов, Ксендиков, трофеи в кучу. Сафаров, Баравков, обыскать трупы.
Сигналом вызвал группу, Есаулков бежал с гарнитурой в руке.
– Товарищ лейтенант, «база» вызывает.
Схватил наушники.
– «База», я «03», прием, – руки тряслись, и голос срывался.
– «03», что у тебя, почему не отвечаешь? – слышу голос начальника.
– «База», я «03», докладываю – захвачены две пещеры, оружие, боеприпасы. Уничтожены семеро «духов», потерь не имею. Опустил тангенту, ответа нет.
Повернулся к Сафарову, возившегося с телом душмана. Сергей выворачивал содержимое карманов убитого и собирал трофеи в десантный рюкзак.
– Оставь его и приготовь гранаты.
Разведчики достали «эргэдэшки», ввинтили запалы. Пауза в эфире затянулась – хочется выть. Ну, отвечай же! Не выдерживаю и нажимаю тангенту:
– «База», я «03», приступаю к работе.
Сквозь треск эфирных помех:
– Ты это, смотри, будь осторожней, – выдал «рекомендацию» шеф.
– Понял, «База», понял.
Пока мы были, что называется, в ударе надо развивать успех – берем последний рубеж. Только бы не «зарыться» в какую-нибудь глупость.
– Сафаров, Мухаметзянов, ничего не меняем, работаем по схеме. Готовы?
– Так точно.
– Вперед, ребята.
Разведчики пошли на сближение с пещерой. Оглянулся на группу.
– В порядке, Нищенко?
– Да, товарищ лейтенант.
– Смотри за тылом.
– Контролирую.
– Витек, как дела? – спросил переводчика.
– Нормально, Валер.
– Держись за мной, не отставай.
Осторожно вышли из укрытия и поползли вдоль линии скальной породы. Сафаров с Мухаметзяновым вышли к душманской норе на расстояние броска – вот сейчас... Я не успел моргнуть, как двое душманов, поливая огнем автоматов, выскочили из ниши и рванули вниз. Опешив на секунду, крикнул:
– Сафаров, гранаты в пещеру.
И кинулся к каменной выработке, за которой исчезли резвые «духи». Успею – не успею? Срежут ведь очередью. Сзади взрыв, второй, падаю на снег, реагируя на человека, высунувшего голову из-за камней…
– Товарищ лейтенант, это я, Ивонин, «духов» завалили.
Разведчик перебирается ко мне через груду породы.
– Мать… мать… мать, – долго звучало эхом в горах.
– Ты где должен быть? Как здесь оказался?
– «Духи» поперли прямо на нас, мы открыли огонь, всех положили, Сокуров собирает трофеи, а я к вам…
Руки колотило, пересохло во рту, я бросил автомат – ё…твою… Чуть не застрелил своего разведчика. Но ведь кинулся помочь командиру! «Духи» выскочили прямо на дозор, который точно выполнил приказ – скрытно занять позицию, отрезать «духам» путь к отступлению. Ладно, обошлось.
– Быстро к Сокурову, вывернуть «духов» и через десять минут быть у крайней пещеры.
– Понял, товарищ лейтенант.
Ивонин побежал к нижнему краю площадки, где Сокуров уже заканчивал с «духами». Немного успокоившись, я осмотрелся, не исключено, что душманы засели где-нибудь дальше.
– Не возись, заканчивай, – торопил Ивонин напарника.
– Иду, Андрюха.
– Пакуй в палатку, остальное заберу.
– Уходим, уходим! – кричу разведчикам.
Дозорные, оторвавшись от «духовских» тел, подошли ко мне.
– «Духи» совсем доходяги, товарищ лейтенант.
– Проверил на жирность?
– Ну, вроде, того.
– Нас бы слопали с удовольствием, – не удержался Ивонин.
– Ага, а нервов не хватило – ломанулись, как бешенные псы.
– Может, голодные, «Зигфрид»?
– Конечно, товарищ лейтенант, из продовольствия – кусочек баранины и то, мне, кажется, ржавой и больше ничего.
Поднялись к стенке каменного мешка. Нищенко, с группой разведчиков вел наблюдение, обеспечивая работу в пещере. Внутри распоряжался Сафаров:
– Собрали? Быстрей! Товарищ лейтенант, двоих «духов» забили, собираем трофеи.
– Хорошо, Сергей, автоматы увяжите ремнями – удобней спускать, хламье в плащ-палатки, внизу разберемся. Три минуты на сборы, Есаулков – связь!
Прижав гарнитуру к ушам, присел на холодные камни – хоть остынуть немного, успокоить нервную дрожь.
– «База», я «03», прием.
– «03», я «База», – ответил связист.
Показалось, что у шефа на связи Кибиткин.
– Работу закончил, все в порядке, спускаюсь вниз. Жду «коробочку».
– Понял «03», я «База».
Осветив фонариком пещеру, огляделся – внутри каменоломни снег, забрызганный кровью, исполосованные осколками трупы душманов. Комфорта минимум – каменный «мешок» глубиной метров десять без обогрева и условий жизни. Сколько здесь находились душманы? Две, три ночи? Думаю, не больше. Наблюдали и готовили атаку на охранение, если не сегодняшней ночью, то через сутки – точно. Кстати, насколько удобно «рубануть» по заставе огнем с козырька? Встал, пошатнувшись, схватился за выступ скалы, пошел к гребню карьера. Да, застава, была на ладони, по прямой линии метров 500 – дальность действительного огня из стрелкового оружия. Могли легко положить охранение, могли, причем, выждав момент построения взвода – внезапный огонь и пишите письма. Ладно, пора уходить.
– Нищенко, замыкаешь группу. Ивонина ко мне.
Посмотрел на кишлачную зону Черной горы. Жилой массив, конечно, не было видно, но узкий проход к нему угадывался по схождению горных хребтов. Впрочем, мысли были не о том: как появилась «сигналка», на которую нарвался Сафаров? Сашка указал рубеж выставления мин, обозначенный сработавшими минами днем. Мы его преодолели, однако, Сафаров с Баравковым «схватили» растяжку перед левой пещерой. Что получается? «Духи», попав на сигнальные мины, одну из них все-таки сняли и прикрылись ею – на нее и влетели ребята. Сафаров? Нет, все-таки – Гена, Сергей полз сзади. В результате получили фейерверк с визгом и морем огня – «духи» могли всех нас положить на снегу …
– Товарищ лейтенант, ефрейтор Ивонин по вашему приказанию прибыл.
Разгоряченный боем, передо мной стоял разведчик, хватая ртом морозный воздух. Мне навсегда запомнилась картина – я бегу к камням, за которые прыгнули «духи», а навстречу разведчик Ивонин…
– Уходим по своим следам, Андрей, ни шагу в сторону. Возможно, «духи» заминировали подходы. Не расслабляться. Вопросы?
– Никак нет.
– С Сокуровым вниз.
Трудно было сказать, сколько же «духов» сидело в засаде – одиннадцать, убитых в пещерах, или еще схоронились и ждали атаки. Осмотреть «духовские» норы по-настоящему не было времени, где, возможно, были тайники – надо срочно назад. Налет на заставу возможен в любую минуту и наша помощь десантному взводу, конечно, будет не лишней.
Прихватив оружие, вещи уничтоженных «духов», которые предстоит еще исследовать, мы спускались вниз к позиции взвода с мыслью – мы отомстили душманам за наших парней, погибших в неравной схватке в карьере. Завалив «духовское» рванье в честном бою, мы головы им не отрезали, животы не вспороли – пусть будет пирушка шакалам, нам духмянского мяса и на дух не надо. Все честно, как на войне!
На заставу втянулись под самое утро, подошли к знакомой площадке.
– Становись! Сафаров, трофейное оружие, боеприпасы выложить в линию – проверю лично. На палатки остальной захваченный скарб. Вопросы?
– Никак нет.
– Оружие к осмотру.
Проверил оружие, гранаты – отдельно запалы.
– Перекур. Сергей, на ПХД отмойте руки, куртки – кровью пахнут.
– Я же снегом протер, товарищ лейтенант.
– Тьфу, пойду, умоюсь, пальцы до сих пор липкие.
– Стоп, стоп, иди сюда, – крикнул Александр, бежавший от своего НП.
– Ну, ты даешь, Валер, у тебя на гребне такое творилось! Обалдеть! В первые минуты был просто шок! Что делать – не знаю!
– Думаешь, я знал, что делать, когда засвистели «сигналки»? Всего «колотит» до сих пор... Что-нибудь есть, Сань?
– А-а…это мигом. Идем.
Размеренным шагом, не торопясь, мы с командиром направились на его НП .
– Саш, Виктора держи при себе, никуда не отпускай.
Александр недоуменно взглянул, затем, кивнул.
– Хорошо. Я понял.
Переводчик в расстегнутой куртке сидел у пылающей печки и что-то делал с пачкой «Столичных».
– Привет, Витек, – негромко сказал Александр.
– Ну...
– Как жив-здоров?
– Нормально.
– Ну, вот и отметим, как положено, крещение боем, все путем – на сто пудов.
Командир заставы – тонкий психолог, грамотно подъехал к парню, поддержав его в нелегкий момент душевного сопереживания. Нам с Сашкой по 26 лет, ему же 21, мы были старше этого парня на целую вечность.
– Не переживай, Вить, – я склонился к нему, – думаешь, меня не «колотит»? Смотри на мои руки! Знаешь, почему я не проверил оружие «духов»?
– Ну?
– Трясутся. Тяжелее собственного… Ничего держать не могу.
Дружный смех здоровых мужиков поднял настроение.
– Реакция на опасность, Вить, Санька нальет нам шароповых капель и все пройдет, пойдем дальше «выкручивать» «духов».
Виктор, сбросив куртку, слегка ободрился – сто грамм омерзительной гадости восстановит душевный баланс. Вроде бы я и расслабился, но руки дрожали – парилочку бы с веничком и винчика канистру... Помнится, отдыхали мы как-то с Чернегой в баньке на Московском проспекте в Витебске, где попивали незабываемый аромат молдавской «Изабеллы». Да-а-а, сбудется ли мечта романтиков?..
– Будем живы, друзья!
Санька призывал выпить за общий успех безнадежного дела. Ну, и выпьем!
– Будем!
Чокнулись, глотая кружку дерьма.
– Сейчас горяченького.
Сашка выскочил наружу, оставив нас с переводчиком. Мы сидели с ним, лениво пережевывая свиную тушенку.
– Как, Витек?
– Не знаю, Валер, словно в кино – не со мной это было: «сигналки», свист, стрельба… тупые удары ножей…
Сидели молча, переживая бой над карьером.
– Меня пружиной бросило ...
– Да, уж, я не хило бегаю, но ты обогнал.
Помолчали. Дрожь в руках все не проходила.
– Нормально, Вить, – тронул я за рукав переводчика, – в узкой пещере нужно бить аккуратно, иначе сразит рикошетом, а ты в аффекте был, за границей напряжения.
Сашка в землянку влетел ураганом: довольный, веселый.
– Чуточку подождем, горячее будет.
Обсуждение темы войны и участие в ней прервал дежурный сержант.
– Разрешите, товарищ старший лейтенант – со стороны городка машина.
– За разведчиками, Большаков, запроси пароль.
– Есть.
– Сань, еще по одной и пора закругляться.
– Успеем, Валера, пьем за победу.
Сашка быстро плеснул, опрокинули, закусив килькой в томате. Дожевывая на ходу, я выскочил с НП командира. С Михаила Федоровича станется – может лично приехать за нами, а встретить его надо, как положено, доложить. Машина подошла к ПХД, из кабины спрыгнул Сергей Коробицын.
– Живы, Валер?
– Живы, Серега.
Обнялись, хлопнув, друг друга.
– Валер, тебе к комдиву.
– Во дела, а мы «шаропа» махнули.
– Собирайся, действительно, ждет.
Я обернулся к землянке, где отдыхали разведчики.
– Сафаров, ко мне.
– Я, товарищ лейтенант.
– Строй людей.
– Есть. Всем строиться!
Разведчики вышли и стали в шеренгу. Проверив наличие, подал команду:
– Быстро в машину.
Кинули в кузов, связанные в охапку АК, несколько «буров-303», патроны в палатках, расселись на привычных местах.
– Сань, – я обнял товарища, – мы еще повоюем.
– Повоюем, брат, нам этого хватит.
– До встречи, дорогой!
ГЛАВА 27
Не более чем через час с начальником разведки дивизии стояли перед командиром дивизии генерал-майором Рябченко.
– Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
С майором Скрынниковым командир соединения вызвал нас на доклад по результатам боя над мраморным карьером. Генерал, вероятно, не спал прошедшую ночь, устало встал из-за сборного столика, на котором лежали карты, документы, посмотрел на меня.
– Скрынников, как обеспечены разведчики для действий в горах?
– Товарищ генерал, по нормам довольствия получено все, что положено.
Комдив покачал головой.
– В сапогах-то как воюется, Марченко?
Вздохнув, я ответил:
– Ногу легко потянуть, товарищ генерал.
– Что? Так плохо?
– В горах неудобно, ступни ног болтаются.
Комдив, согласно кивнув головой, присел за походный столик.
– Потерпите, ребята, в Министерстве обороны решается вопрос о направлении в Афганистан специальной формы одежды. Скоро, думаю, получим.
– Хорошо бы, – не выдержал Михаил Федорович, зная наши проблемы в экипировке личного состава.
– Обстановка сложная, товарищи, причем, по всем направлениям, – продолжал генерал, – форсирование вопроса по новой одежде, наверное, будет не правильным. Вы, думаю, это понимаете?
– Так точно, товарищ генерал.
– Ладно, перейдем к делу. Марченко, доложи о бое в районе карьера. Как вы его – Черным, называете?
– Гора у нас Черная, товарищ генерал, карьер – мраморный.
– Хорошо, докладывай.
– Есть.
Доклад комдиву я выстроил на основе предварительной информации, полученной от «языка» по обстановке в кишлаках по периметру Кабула. Акцент сделал на обмен световой информацией противником в звене горы – кишлаки.
– Далее, товарищ генерал, – докладывал я комдиву, – организовал взаимодействие с заставой боевого охранения. Последующие события показали – есть основание считать, что противник готовит нападение на позиции боевого охранения.
– Каким образом? – Перебил генерал. – Взвод зарылся в скальном грунте, три боевые машины…
– Противник, товарищ генерал, на мой взгляд рассчитывал, по меньшей мере, на два варианта развития событий: первый – атака на позиции боевого охранения с одновременным началом действий в Кабуле. Другой – нападение ближайшей ночью с целью отвлечения внимания от мятежного подполья в столице. Характер действий противника говорит о том, что мятежники решили действовать по второму варианту, то есть, атакой на боевое охранение отвлечь внимание советских войск от активных событий в столице – завладеть инициативой.
– А почему решил, что нападение должно произойти сегодняшней ночью?
– Вопрос понял, товарищ генерал! Основания следующие: противник сорвал сигнальные мины вчера во второй половине дня, понимая, что это не могло остаться незамеченным нашим боевым охранением. Тем не менее, душманская боевая группа не ушла в кишлаки или горы, она осталась ночевать на исходной позиции для атаки, рассчитывая, что мы не сунемся под вечер наверх – отложим на завтра. Они просчитали все точно! Атака на охранение, вероятней всего, готовилась на раннее утро, до нее оставалось несколько часов.
– Какие еще аргументы в пользу нападения?
– Душманский отряд над карьером был вооружен, в основном, автоматическим оружием, имел при себе большое количество боеприпасов – все было готово для скоротечного боя. Расчет душманов строился на внезапный огонь с заранее подготовленных позиций. При обыске тел уничтоженных «духов», нами не были обнаружены запасы продуктов питания, воды. Значит, шли на сутки, не более.
– Как представляешь действия противника в случае нападения на заставу?
– Задача «моих» «духов», товарищ генерал, вероятно, состояла в следующем, – с наступлением темноты выбрать момент для нанесения огневого поражения личному составу заставы. Такой момент, к сожалению, имеет место – построение на инструктаж личного состава перед выходом на боевой дежурство и замена дежурных смен, когда вместе собираются до полутора десятков человек. Душманская группа верхнего яруса, как я полагаю, должна была открыть огонь с гребня карьера с тем, чтобы вывести из строя основную часть живой силы подразделения заставы. Одновременной атакой засадной группы сверху, противник, вероятней всего, предполагал атаковать боевое охранение двумя-тремя группами с нескольких направлений – со стороны кладбища, в том числе. Результат мог бы иметь катастрофические последствия для парашютно-десантного взвода, находящегося в охранении. Надо отдать должное командиру взвода, товарищ генерал, он периодически менял систему охраны, обороны, огня, позиции техники и тяжелого вооружения. Исходя из полученных данных, анализа обстановки в районе карьера, Черной горы можно предположить – в Кабуле назревают события с выступлением боевых отрядов мятежников.
– Понятно, Марченко.
Командир дивизии подошел к карте, висевшей на стене командного пункта, задумался, затем, повернувшись к нам с Михаилом Федоровичем, спросил:
– Страшно в бою?
– Жутковато, товарищ генерал, если честно, зубы до сих пор стучат.
Комдив с начальником разведки рассмеялись.
– Держись, разведчик, вся война впереди, а награды для вас – я подумаю. Тяжело с орденами, товарищи, с трудом проходят в высших инстанциях – мы же с вами, вроде, как на учениях… Ладно, Михаил Федорович, ты останься, а Марченко готовься воевать, так и скажи своим разведчикам.
– Есть, товарищ генерал. Разрешите идти?
– Идите.
Генерал пожал мне руку, и я вышел с КП командира дивизии. Минут через пятнадцать прибыл в роту.
– Иван Геннадьевич, комдиву доложил, как положено! К нашим действиям претензий нет, а вот к войне готовиться надо – так сказал генерал.
– Хорошо, Валер, отдыхай, не ровен час, опять куда-нибудь дернут.
– Спасибо, Иван, уже сплю.
Я упал на кровать, укрывшись курткой, и вскоре уснул.
Проснулся под вечер от шума движка. Загорелся свет, в палатку вошел довольный Артемыч, отвечавший за освещение.
– Ну, как?
– Отлично, Анатолий Артемович, можно и письма черкнуть, – повеселел старшина.
– Всем написать, проверю – сказал замполит из своего уголочка.
– Артемыч давно не писал, Владимир Николаевич, – «закладывает» Родина Слободов.
– Е… мать, нехай, вчера отправил!
Немного пошутили над Родиным, его брянским происхождением, но решили оставить его в покое. На самом деле, Анатолий Артемович писал письма очень часто, об этом мы знали и шутили. Он же наши «подначки» воспринимал уж слишком серьезно и болезненно, от чего становился объектом еще больших нападок.
– Что там, на улице, Толик?
– Ветер поднялся, теплеет.
Полог палатки трепало больше обычного, то и дело раздавались хлопки брезентовой ткани при очередном порыве снаружи. Я решил пройтись, поглядеть на погоду. Хлебнув водички, вышел прогуляться по свежему воздуху, посмотреть, чем занимаются разведчики. Накинув десантную куртку, я вышел из палатки, которую рвали прохладные ветры с Пагмана. Белые шапки вершин горной системы взметнулись в небо на четыре с половиной тысячи метров. Рваные клочья облачной пелены обложили долину – Ходжа Бугра исчезла в тумане вместе с перевалом отрога, отделявшего аэродром от Паймунара и Дехъийхья. Ветер не просто резкий – жесткий, принес низкую облачность, которая вот-вот прольется холодным дождем. Верно, говорили летчики, летавшие в Кабул по нескольку лет, сезон дождей в Афганистане – испытание не только для авиации, но и для тех, кому лазать в горах. Ненастный прогноз подтверждался наступившим хмурым и неуютным вечером. Промозгло до дрожи в лопатках, пожалуй, дам команду приготовить плащ-палатки к выходу в завтрашний поиск.
– Товарищ гвардии лейтенант, разрешите обратиться? – прервал размышления Кибиткин, ходивший со мной на задания.
– Да, Сергей, – поглядел я на парня, хорошо показавшего себя в боевой обстановке.
– Такое дело, товарищ лейтенант, – замялся связист.
– Не тяни кота за хвост, рассказывай.
– Думаю поступать в военное училище, товарищ лейтенант, хотел посоветоваться с вами.
– А чего стесняешься? Нормальное дело – решил, значит, поговорим. Так, Серега?
– Так точно.
– Но ты подошел именно ко мне, а не к своему командиру Тютвину, значит, решил поступать не в училище связи, а в десантное. Так?
– Так точно.
– Вот и молодец. Скажу сразу, у тебя есть все данные для поступления в Рязанское высшее воздушно-десантное училище – остальным премудростям научат. Главное решить для себя – хочу ли я связать свою жизнь с армией, ВДВ? Если – да, значит, максимум уверенности в себе, своих силах и все получится. Давай сделаем так – поговори с ребятами, может, еще кто-нибудь решил посвятить себя этой стезе, подходите ко мне – обсудим тему подробней. Добро?
– Так точно.
– А сейчас набирайся сил – завтра пойдешь с группой, Есаулков отдохнет. Кстати, какие впечатления от задач, которые решаем в последнее время?
– Нормальные, только аккумуляторы станций быстро садятся.
– Завтра с утра проверь и подготовь к работе, я попрошу Тютвина, чтобы дал тебе время.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Отдыхай, Сергей, напиши письма, а насчет училища посоветуйся с родными.
– Хорошо, я понял.
Приложив руку к головному убору, Кибиткин сделал четкий поворот кругом и пошел в расположение взвода. «Хороший парень, – подумалось мне, – толковым будет офицером». Подошел к разведчикам, Сафаров доложил о подготовке личного состава к выходу на Паймунар.
ГЛАВА 28
Утро следующего дня не принесло хорошей погоды, правда, дождевые потоки умерили пыл, но дороги и тропинки до штаба дивизии превратились в непролазное месиво. Рваные клочья облаков неслись над палатками, выбрасывая новые потоки воды. Ветер швырял их в лица, вызывая озноб холодного душа – зябко было от влаги, проникшей до самых кишок. Неприятное ощущение вызывала сырость в палатке, мокрой одежде, постельном белье, влажные портянки не лезли в сапоги. Вечером у раскаленного «Палариса» и «капельниц» мы сушили одежду, от которой исходил кисло приторный запах цианидов.
Я готовил группу к выполнению новой задачи. С заданием было понятно, вот что предпринять от дождя? Простыть легко, а для разведчиков в тылу противника насморк – демаскирующий признак, может стать роковым, жар уложит в постель любого амбала. Прошел к разведчикам посмотреть подготовку к поиску.
– Встать. Смирно, – скомандовал Ксендиков.
– Вольно, щеглы, как настроение?
– Да, как-то не очень, – уныло ответил Сокуров.
– «Зигфрид», а где блеск в глазах у высшей расы?
– О-о-о, товарищ лейтенант, – покачал головой здоровенный парень.
– Давайте, гусары, больше оптимизма. Мы еще повоюем! Сафаров, что с плащ-палатками?
– В порядке, товарищ лейтенант, но через час под дождем станут «колом», скуют движения.
– Значит, так, Сергей, попрошу старшину приготовить нам сменку, переоденемся по возвращении на базу. Сейчас всем надеть носки, иначе ноги натрем.
– Товарищ лейтенант, а помните – в Витебске вы с нас снимали «вшивники», носки и рвали на ветошь? – спросил Архипов, невинно глядя в глаза.
– Помню, Архипов и обещаю – в Витебске буду рвать, а сейчас всем быть в носках.
– Товарищ лейтенант, – вкрадчивым голосом обратился Сокуров, – а фронтовые 100 грамм нам положены?
Разведчики загалдели, ободрились.
– Наливай.
Обалдевшие глаза «Зигфрида» рассмешили разведчиков.
– А, ведь, правда, Вовчик, ты ночами демаскируешь группу. На карьере меня напугал.
Группа угорала от хохота.
– Ладно, ребята, повеселели и хорошо. Сафаров, фляжки с «колючкой», после обеда – отбой. Подъем в 17.00, готовность к выходу в 18.30.
– Понял, товарищ лейтенант.
В офицерской палатке продолжалось заседание специалистов по строительству бани. Каждый вносил свою лепту в возведение важного объекта дивизионных разведчиков, конечно, больше советами, чем топором и лопатой. Я тоже подумал, если не внесу свое предложение – бани у нас не получится, поэтому главному «архитектору» Родину я задал важный вопрос:
– Артемыч, у тебя в плане отсутствует «греческий» зал?
– Какой?
– Греческий.
– Зачем?
– Чтобы пятки чесать после парилки, – вмешался Чернега.
Так, повод появился, чтобы «пройтись» по Артемычу.
– Анатолий Артемыч, что делал персонаж Райкина в греческом зале? «Ах, в греческом зале, в греческом зале…».
– А-а-а, да, посидеть, отдохнуть…
– И выпить, дорогой ты мой, – под общий смех завершил Чернега.
Приняли решение о внесении в проект бани помещения, где можно будет посидеть после пара в раскрепощенном состоянии.
– Заметано, – поставил точку «архитектор» строительства.
Скрипучий звонок ТА-57 раздался, как всегда неожиданно. Мы затихли: связь со штабом дивизии.
– Командир разведывательной роты гвардии старший лейтенант Комар, – представился Иван.
Командир слушал абонента – начальника разведки, мы молча сидели, понимая, что Иван принимает очередную задачу дивизии.
– Да. Так точно, товарищ майор. Понял, – монотонно отвечал Иван.
Выслушав, Комар положил трубку.
– Валера, карту и бегом к Скрынникову. Чернега, завтра с тремя бойцами – подвижной патруль в районе аэропорта – с задачей пресечения «фарцовки». Артемыч, занимаешься баней в полном объеме, наше предложение утверждено, – выдал Иван результат беседы с начальником.
«Хорошее дело – иди к Скрынникову», – ругнулся я про себя. Как добраться через такую грязь до штаба дивизии? Но приказ есть – приказ, он выполняется быстро, точно и в срок. Надел куртку, принесенную Сафаровым, плащ-палатку.
– Не поминайте лихом, господа, – откланявшись всем, я ринулся в дождевой поток.
Сказать, что грязь на пути следования была выше пояса, значит, ничего не сказать. Липкая, густо замешанная цементирующая масса схватывала сапоги, которые я рисковал оставить на маршруте выдвижения к штабу дивизии. Пробирался, выбирая более удобный путь, но ничего не получалось – проваливался в вязкую жижу. Вытаскивая по очереди сапоги, медленно приближался к хлебозаводу, слева раскинулось расположение батальона связи, окруженного колючей проволокой. Кое-как вышел на площадку, засыпанную мраморной крошкой из злополучного карьера. Обмыв обувь и куртку от налипшей грязи, пошел к палатке начальников служб дивизии.
– Товарищ гвардии майор, лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
– Садись, – Михаил Федорович кивнул на кровать.
Устроившись рядом с начальником, я достал из-за пазухи карту, простой карандаш, записную книжку.
– Твою информацию по Тарахейлю, показания пленного проверили разведывательные органы армии, ХАД, агентурная разведка – все подтвердилось. Таким образом, получается следующая картинка – вооруженные отряды оппозиции проникли в Кабул с целью организации вооруженного мятежа.
Пробуравив меня прищуренным взглядом, словно проверяя, все ли я понимаю как надо, начальник разведки продолжил:
– Противник сосредоточил в Кабуле достаточно сил, чтобы выступить против правительственной армии. Есть данные о трех направлениях, по которым идет приток вооруженных отрядов в Кабул. Ничего не известно о северном направлении, со стороны Баграма через Паймунар, – Михаил Федорович остановился.
– Товарищ майор, с направления Баграма душманы, на мой взгляд, должны вот-вот подойти. Светомузыку Тютвин наблюдал – это знак того, что в рабочем порядке они обмениваются информацией и выйдут к кишлаку в последний момент. Расстояние от массива Хингиль, где основные душманские базы, до Кабула не более 20-25 километров – один переход. Возможно, сейчас они подтягиваются в район Паймунара.
– Не сгущай уж краски, Марченко.
– Товарищ майор, Тютвин же докладывал вам о световой передаче сигналов в долине Дехъийхья.
– Ну, и что?
– Бросок через перевал «духи» сделают быстро, на охранение Солдатова они не полезут, обойдут по флангам и он ничего не успеет предпринять, – торопливо излагаю мысль, пришедшую в голову только сейчас.
Осенило, что называется. Начальник разведки, склонившись к карте, нашел опорный пункт парашютно-десантной роты капитана Солдатова, прикрывшей аэродром с базовым городком с северного направления.
– Здесь же склады ГСМ, – ткнул карандашом Михаил Федорович, – двумя выстрелами из гранатомета сожгут к чертовой матери.
– Сожгут, – кивнул головой, – причем сделают сходу при одновременной атаке на аэродром и военный городок.
Начальник задумался, вскочив, прошелся по скрипучему настилу палатки, присел.
– Хамаганов, скоро пойдем к разведчикам в баню, – крикнул Михаил Федорович, лежавшему на кровати, начальнику медицинской службы дивизии.
– Отличная идея!
– А пока, может быть, с ними в поиск рванем?
– Да, ну, тебя, Миша, гепатит людей валит, думаю, как быстрей провести вакцинацию.
– Ладно, Вячеслав Гамбоевич, разведчики скоро пригласят нас попариться.
– Федорович, какие вопросы?
Обменявшись репликами, начальники служб соединения продолжали решать наболевшие вопросы.
– Хорошо, давай к нашим баранам, – мудро предложил дядя Миша.
– Значит, что получается? Отслеживаем обстановку в районе Паймунар, Дехъийхья. Факт появления «духов» в кишлаках – сигнал готовности к мятежу в Кабуле. Понимать надо именно так, – обобщил обстановку начальник разведки.
– Так точно, товарищ майор.
– Исходя из этого, задача на ночь такова – выдвинуться в район кишлаков Паймунар, Дехъийхья и провести поиск в полосе ориентиров, – очертил на карте карандашом полосу ведения разведки.
– А вообще, Валера, необходимо еще найти свидетельства намерений «духов», которые бы подтверждали подготовку мятежа в столице. Что тут выдумывать? Говорю, как есть.
– Понятно, товарищ майор, работаю на возможный захват «языка» – вариант наиболее продуктивный.
Михаил Федорович задумчиво взглянул на меня. Замечательный у нас начальник, понимает прекрасно, как измотаны нервы у сидящего рядом с ним лейтенанта и его разведчиков, но приказы не обсуждаются, их выполняют. Сложив карту, я встал.
– Разрешите идти, товарищ майор?
– Давай, Валера. Успехов.
Обращение к подчиненному по имени о многом говорило, в том числе, о человеческом понимании чувств молодого лейтенанта, которому в проливной холодный дождь через три-четыре часа идти в тыл противника.
– Есть.
Повернувшись через левое плечо, вышел из палатки под жесткий ливень. Да, дела. Как добраться до расположения, не утонув в проклятой грязи? Возвращаться по старому пути – это значит, утонуть в районе хлебозавода и не выбраться из грязи. Решил пробить маршрут через медицинский батальон, которым командовал майор Русанов. Мелькнула мысль, что-нибудь раздобыть из медикаментов от простуды, перевязочный материал. Возможно, увижу Сашку Малькова – одного из хорошо знакомых офицеров. Подумав, я уверенно зашагал по дорожке посыпанной мраморной крошкой. Шагать по ней одно удовольствие, через пару минут показались палатки медицинского батальона.
Ориентируясь по биркам, какое подразделение, где располагается, я вышел к ряду палаток, стоявших в стык друг с другом. На площадке перед ними несколько солдат укладывали в гроб тело солдата в парадной форме. Гудела синим пламенем паяльная лампа, разогревая паяльник для запайки цинковой обшивки деревянной конструкции гроба. Заглянул в палатку – морг. Несколько тел в десантных комбинезонах лежали в ряд на деревянном полу, рядом оцинкованный стол, на котором проводили вскрытие два военных врача в зеленых халатах. Работали с телом погибшего бойца, заталкивая человеческие внутренности в полость живота. После чего, один из них, ловким движением заштопал линию разреза. Тело от сгустков крови обмыли водой и перенесли на соседний стол, на котором помощники надели на тело погибшего парадную форму. С солдатских тел, лежащих на полу, стали снимать комбинезоны и готовить к вскрытию. Солдата, которого только что вскрыли и одели в «парадку», перенесли в гроб. Закрыв крышкой, приступили к запайке по периметру оцинкованным железом. В стеклянном окошечке виднелось лицо погибшего парня, готового к отправке на Родину.
А дождь хлестал по палаткам – непогода сводила с ума. Будут ли в ближайшие дни самолеты, чтобы отправить погибших в Союз? Сколько придется им ждать в одной из палаток медсанбата, чтобы завершить последний путь на земле? Картина обнаженной до предела действительности поразила – вот так, по-деловому, вспороли, зашили и уложили на отправку домой. Увиденная в медсанбате картина, оставила на сердце шрам на всю оставшуюся жизнь. До сих пор помнится лицо погибшего солдата лежавшего на оцинкованном столе при вскрытии – в пыли и с подтеками грязи...
– Разведчик, заходи.
Я повернулся на голос с глиссирующим «р» – Володя Стручков, командир саперного взвода. Вместе служили в «Зеленом городке» в Витебске. Близко мы не были знакомы, но друг друга знали, встречались, наши подразделения располагались в одной казарме.
Со Стручковым завернули в палатку, зашли в перегороженный простынями кубрик. Стол, несколько стульев, железный ящик с документами, понятно – помещение служило канцелярией.
– Присаживайся, – Стручков показал на стул.
Достал флакон для растворов и разлил содержимое в кружки. Запах не оставлял сомнений – спирт, причем, медицинский. Выпили, запив прогорклой с хлоркой водой.
– Вот так, – развел руками Володя.
Слов не было. Молчали. Стручков еще плеснул по кружкам. Чокнувшись, выпили, тепло разлилось по жилам.
– Ты как? – спросил у меня.
– Нормально.
– А я вот тут, сам видишь…
– Понимаю…
Владимир налил по третьему разу.
– Спасибо, Володя, не буду, ухожу с группой.
– Как? А, третий?
– Что третий?
– Третий тост будем пить за этих парней – кивнул он на выход палатки.
Мысль пронзила душу и сердце. Да! Надо обязательно поминать парней, помнить о них особым афганским способом, который бы оставил память навечно! ТРЕТИЙ ТОСТ! Стоя и молча – за них!!! Так впервые я встретился с традицией третьего афганского тоста.
Вернулся в расположение роты оглушенным и опустошенным. В голове не укладывалась картина увиденной повседневной трагедии. То ли еще будет…
– Чего невеселый, шеф озадачил? – спросил Комар Иван.
Я сел на кровать и смотрел на командира.
– Вань, в медсанбате я увидел то, что запомнится на всю мою жизнь.
И рассказал ему о встрече Стручкова, которого Иван хорошо знал по службе в «Зеленом городке», о конвейере последнего пути для погибших, о своих мыслях, которые я не мог собрать до кучки. Командир, опустив голову, сидел за столом и смотрел на огонь гудящей «капельницы».
ГЛАВА 29
Зарядка под дождем продолжалась недолго. Главное содержание утренней пробежки заключалось в том, чтобы проснуться после сложнейших нагрузок в горах, разбудить организм и запустить его в ритм рабочего дня. На этот раз бег по кромке взлетной полосы аэродрома в промозглой пелене дождя не принес ожидаемой свежести, к которой привыкли разведчики – тоска зеленая и только. Я бежал вместе с взводом, инструктируя на ходу Сафарова по деталям подготовки выхода на ночь. Группу определил по составу и тактике предстоящих действий.
Бритье под холодным дождем все же взбодрило и погода, чего уж пенять, располагала к деликатным мероприятиям, которые нам планировало командование на ближайшее время. Завтрак, развод, ожидание вечера, насыщенное множеством факторов, так или иначе, было связано с подготовкой к выполнению задания – прежде всего, в психологической сфере. Ожидание вступления в выполнение задачи было трудным делом и, зачастую, более мучительным, чем наступление конкретной работы в горах. Что бы каждый из нас ни делал, каким бы образом не отвлекался от предстоящего выхода в ночь, мысли все равно направлялись в одном направлении – боевая задача и связанные с ней ответственность, опасность для жизни. Через себя пропускалось тысячи сопереживаний, терзавших душу и сердце. Было тяжело. Очень. Поэтому я всегда с нетерпением ожидал наступления вечера, когда, наконец-то, прекращался бой с собственной тенью и наступал момент, чтобы ринуться в бой.
Чем меньше оставалось времени до выхода, тем сильнее приходило ощущение того, что все это происходило не со мной, а с другим во мне человеком. Вместе с тем формировалось внутреннее состояние, в котором мы становились другими людьми по форме и содержанию, чем в обычной жизни – с иной психологией, пониманием действительности, окружавшей нас. В подсознании активировались психологические комбинации, которые, складываясь совокупной системой, запускали программу «война». Такое ощущение было в сознании каждого из нас, ориентируя, скорее всего, на смерть, чем на жизнь и созидание. Сложнейшие процессы, происходившие в душах разведчиков, вызывали неоднозначную реакцию, которая проявлялась в поведении, образе жизни и тогда - на войне и сейчас...
Вот и все! Пора! Решение на создание самостоятельных подгрупп в очередном задании приняло окончательный вид. Дозор возглавит Ивонин, с ним же Сокуров, они сработались вместе, притерлись, понимают друг друга с полуслова. Нищенко со своими парнями, Фетисовым и Архиповым, обеспечит прикрытие тыла. Сафаров с Баравковым как всегда действуют в захвате – менять я ничего не буду. Оружие готово к применению, магазины переснаряжены, проверены возвратные пружины, подаватели патронов, осмотрены боеприпасы, комплектация РД в порядке. Разведчики, слава богу, здоровы и могут идти на задание. Время «Ч» неумолимо наступало, вместе с ним приходила нервная дрожь, лихорадка, суета – скорей бы вперед!
Светлое время ненастного дня пролетело, группа в ожидании команды собралась в палатке. К рубежу спешивания и входа в задачу, что в пятистах метрах от опорного пункта роты Солдатова, нас на машине подбросит Тютвин. С Юрием мы в предыдущих встречах отыграли взаимодействие по прикрытию группы – осталось лишь уточнить сигналы, порядок связи. Солдатов разведчик бывалый, выходец из дивизионной разведки, он прекрасно знает нюансы работы, поэтому задержки по обеспечению группы быть не должно.
Завершившийся промозглый день обещал не лучшую погоду ночью.
– Иван Геннадьевич, группа к выполнению боевого задания готова, – дожил я вышедшему к группе Комару.
– Достанется вам, – не выдержал ротный, поправив капюшон ОЗК.
– Чему бывать, того не миновать, Иван Геннадьевич.
– Оптимизма и удачи, Валера.
– К черту, Иван.
ГАЗ-66 была готова к движению, запущен движок, я вместе с разведчиками запрыгнул в кузов, прикрыв его тентом от хлеставшего ливня.
– Как дела, Есаулков?
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Со мной, не теряйся и не вздумай уснуть. Камни бросать я больше не буду – только булыжник.
Намекнул я связисту об одном из случаев, когда Есаулков, после нескольких бессонных ночей, шел с группой в засаду и нечаянно «приснул». Чтобы не демаскировать группу и разбудить связиста (он всегда находится рядом), мне пришлось осторожно кидать в него камни. Сработало, больше не спал.
– Понял, товарищ лейтенант.
Махнул Ивану – машина тронулась и поехала через посты охраны аэродрома. Нас останавливали, запрашивали пароль, Николай отвечал на вопросы часовых, после чего, выключив фары, машина съехала с взлетной полосы и затряслась по раскисшей «грунтовке».
Хорошо знакомая дорога к охранению Юры Солдатова была размыта сточными водами сезона дождей. «Шестьдесят шестую» кидало в стороны, заносило, местами срывало с обочины. На рубеже спешивания, сидевшие с краю разведчики, откинули тент, закрепили, я скомандовал: «Приготовиться» и первым выскочил на дорогу, присел, всматриваясь в жуткую ночь. Следом «скатились» разведчики, приняв положение «К бою», сориентировались, и я повел их к охранению роты.
Выбирать удобный маршрут вдоль разбитой дороги оказалось бесполезным занятием – грязь по колено. Идти по колее опасно – возможно минирование, проводивших активные мероприятия «духов». Мы двигались на контур вершины хребта, который был виден на фоне темневшего неба.
Намокшие палатки сковали движение, с зимних шапок за ворот стекала вода. Непрактичность одежды разведчиков обсуждалась множество раз, но пока мы воевали в том, обмундировании, в котором прибыли из Витебска. С наступлением тепла в «духовский» тыл мне придется идти в полевой фуражке, портупее и галифе. Про «кирзачи» ничего не скажу, они спасли тысячи солдат от мороза и слякоти, но в горах мы рисковали остаться без ног – ступни выворачивали камни, портянки сбивались, образуя потертости, в них попадала инфекция, вызывавшая язвы. В горах кирзовые сапоги не годились, нам нужна была обувь, блокирующая стопы ног от растяжений. Кстати, вернемся на базу, осмотрю ноги Сокурова, мне показалось, что «Зигфрид» хромал.
От афганских складов ГСМ, осторожно, вышли к опорному пункту парашютно-десантной роты Солдатова. Вот и охранение – едва заметный проблеск фонарика, Ивонин ответил скрытым сигналом. Прибыли в расположение Юры Солдатова, встретившего нас у командно пункта.
– Привет разведке.
– Привет, Юра. Пустишь обогреться?
– О чем речь? Проходи!
– Спасибо. Сафаров, в блиндаж, перемотать портянки, двадцать минут – перерыв.
– Есть!
В теплой, по-фронтовому оборудованной землянке командира роты, я скинул промокшую палатку, издававшую неприятный скрежет, и кинул в угол.
– Рассказывай новости, – улыбнулся капитан.
– Новости? Те же самые, Юра, на которые тебя ориентируют из штаба дивизии – обострение обстановки в Кабуле и вокруг него. На восточном направлении «духи» вообще подкрались к столице. Комдив поставил задачу изучить Паймунар. Что-нибудь есть за последнее время?
– Ничего особенного, правда, через перевал людей стало ходить поменьше – это точно, а так все в обычном режиме.
– Понятно. Сегодня далеко не полезу, углублюсь километров на пять к Дехъийхья, ближе к западной окраине Паймунара, если получится, посмотрю, что на севере и к утру вернусь.
– Добро, Валер, работаем тангентами?
– Да.
Не хотелось вылезать из уютного блиндажа командира роты, а ведь надо было идти.
– Чай еще будешь?
– Спасибо, душу согрел, пожалуй, пойду.
«Задубевшую» палатку накинул на десантную куртку, привязав тесьмой у подбородка, и вышел наружу.
– Пойдем, провожу, – сказал командир, – посмотрю, как мои под дождем, надо будет сменить.
Накрытый тентом пункт хозяйственного довольствия жил от приема до приема пищи. Наряд по кухне зачищал котлы, мыл посуду, готовил к утру заготовки.
– Дежурный, – крикнул Солдатов, – передай разведке – на выход.
– Есть, товарищ капитан, – ответил сержант и кинулся в расположение, где грелись разведчики.
Представляю, каково им сейчас выходить.
– Сафаров, строится.
– В одну шеренгу, становись, – скомандовал Сафаров.
Докладывать не надо – не плац. Поправив автомат под палаткой, я оглядел разведчиков. Собраны, сосредоточены. Ощущавшийся мандраж выражался реакцией на опасность: хотелось справить нужду, жажда, сухой язык – у каждого было по-разному. У меня, к примеру, садился голос, появлялся озноб, дрожали колени. Организм реагировал на вхождение в зону опасности, когда психика бунтует к непривычному для нее состоянию риска, который подсознанием оценивается, как критический, смертельный. Психологическое состояние тонизировало, возбуждало – адреналин действовал на организм, балансируя отрицательные реакции до нормы самоконтроля. Прыжок с парашютом – один из примеров аналогичного состояния, так, что все в порядке. Парни, настроившись на предстоящую работу в тылу противника, заглянули в потаенные уголочки души, сосредоточились – дальше противник.
– Ну, с богом!
Взглядом я оценил группу, пора! Теперь только сигналы и жесты, слов бывает немного.
– Андрей, общее направление – перевал, – уточнил задачу Ивонину, – хребет перемахнем левей седловины. Внимательней на подъеме, видимость ограничена, максимально используй прицел.
– Есть.
– Мухаметзянов, с Ксендиковым – направляющие, не теряйте дозор. Мы с Есаулковым за вами.
– Понял.
– Николай, за мной, как привязанный!
– Как всегда, товарищ лейтенант.
– Мандрыко, твои – за связистом! А ты, Игорь, «духов» не «посади» на хвост.
Замыкающий группу Нищенко, кивнул головой.
– Ясно.
Разведка уходила в ночь, в неизвестность…
По траншее боевого охранения вышли к гнезду пулеметчика. Солдат, в набухшей от дождя плащ-палатке, лежал и вел наблюдение в сторону горной гряды. Нам как раз туда, куда был направлен ствол его пулемета, и мы, словно тени, один за другим поднялись из траншеи и скрылись в пелене промозглого ливня. Шум дождя заглушал шаги в вязкой массе проклятой грязи. Минут через сорок вышли к подошве хребта. Стоп, легли, осмотрелись – в порядке. Группу веду левей перевала, где мы еще не «светились» – меньше шансов нарваться в засаду. Тем более, противник стягивает силы к Кабулу и, конечно же, находится в полной готовности к встрече с «шурави». Последняя вылазка в кишлачную зону наделала много шуму, и, несомненно, «духи» приняли меры безопасности не только в Тарахейлье, но и Паймунаре, Дехъийхья. Рисковать не стоило. Пять-шесть километров по нехоженой местности – гарантия живучести группы.
Настроена ли нервная система на опасный режим? Вне сомнения, появилась энергичность, бодрость, кураж – дождь не уже замечался. Тело расслабилось и приготовилось к реагированию на опасность – мы были в боевой готовности.
Дождевая мгла, образующая нулевую видимость – наша погода, но она опасна внезапной встречей с противником. Как говорится, палка о двух концах: «духи» нас не видят, но и нам нелегко уследить за врагом. На Ивонина и Сокурова я полагаюсь, они способны действовать быстро и грамотно, но основная их задача – не пропустить «духовской» засады. Встреча с душманским отрядом на встречных курсах нами ожидаема, мы сметем его одной из «домашних заготовок», отработанных на Ходжа Раваше. Другое дело – засада, подготовленная заблаговременно. Попади в нее – противник в секунды нанесет огневое поражение с максимальным уроном. В засаде присутствует такое преимущество, как внезапность, которая решает исход нападения, мы, разведчики, используем этот фактор во всех видах деятельности, зная его эффективность.
Появившаяся под ногами щебенка, камни были верным признаком выхода к горной гряде – грязь понемногу отступала, ноги чувствовали жесткую опору. Но видимости никакой, ночные приборы тоже не помогали – за 20 метров человеческий контур не виден. Скоро подъем на хребет – пора уточнить маршрут восхождения. Не успел подумать, как вдруг Мухаметзянов с Ксендиковым упали на землю – падаю следом. Вячеслав показал в направлении дозора. Пригнувшись, выдвинулся вперед: Ивонин, стоя на коленях, смотрел в ночной прицел, Сокуров сигналил «Внимание». Вижу. Подполз к нему.
– Что у вас?
– Дым, товарищ лейтенант?
– Дым? Откуда?
Разведчик недоуменно пожал плечами. Втягивая носом воздух, я привстал на колени – действительно, запах, но откуда? Кишлак за хребтом – далеко и ветер с другой стороны. Опять потянул ноздрями – вроде, не пахнет. Лежали на мокрой щебенке, пробуя воздух на запах. Нет, что-то все-таки есть, дым вперемежку с солярой тянет от горной гряды.
– Когда почуяли? – спросил я Андрея.
– Минут десять, товарищ лейтенант, думали, показалось, но ветерок в нашу сторону …
– Что это может быть?
– По-моему солярка, – шепнул Ивонин, – но кто ее запалил?
– Может, «духи» греются рядом?
– Оставь свои шутки, Сокуров.
Мурашки скользнули по телу, не до юмора, черт побери, в местных порядках мы чуть-чуть разбираемся: в это время мирные дехкане волей Аллаха спят. Но если, действительно, допустить, что рядом находятся люди, греясь огнем от солярки, ими могут быть только «духи», причем, без вариантов.
– Андрей, нюхайте воздух, надо понять направление дыма. Минут через пять вернусь.
– Понял, – ответил разведчик.
Возвратился к группе прежним путем.
– Сафаров.
– Я.
– Чувствуете запах?
– Есть, товарищ лейтенант
– Вот. Отсюда задача – определить источник дыма, возможно, у «духов» рядом ночевка. Работаем двумя парами: ты с Баравковым с левого направления, Ивонин с Сокуровым – с правого, Ксендиков и Мухаметзянов прикроют. Вопросы?
– Никак нет.
– Игорь, за старшего. Завяжется драка, прикроешь выход из боя и отход в направлении базы.
– Понял.
– А мы, с тобой, Сафаров, к Ивонину.
Через пару минут залегли у дозора.
– Ну, что нового?
– Дым слева от хребта, товарищ лейтенант, но зацепиться не за что, ничего не разобрать.
Подходы к хребту довольно открыты, без оврагов и стоков воды, размывавших грунт – спрятаться негде, но придется проверить.
– Андрей, работаешь с Сокуровым от гряды, Сафаров с Баравковым – от боевого охранения, я в центре боевого порядка. Если «духов» не более трех – захват двумя группами одновременно, я страхую. Более трех человек, я их «валю» «трассерами» – вы добиваете. Связь зрительная, сигналами. Вопросы?
– Никак нет.
– Вперёд.
Обе группы захвата я выслал с таким расчетом, чтобы дозор, выдвигаясь к источнику дыма, прижимался к горам. Если «духи», действительно, устроились на ночь, им удобней залечь под самым хребтом, так безопасней – прикрыты и хороший обзор. Сафаров с Баравковым выйдут с левой стороны, от охранения, отрезая уход противника вдоль горной гряды. Со мной я оставил Мухаметзянова и Ксендикова, мы выдвинемся в центре боевого порядка, страхуя группы захвата, расположившиеся левее и справа от нас.
Дождь хлестал, превратив плащ-палатки в жесткий каркас, натиравший шеи. Ночное ненастье промочило насквозь брезентовую ткань, но где-то уже угадывалось подошва хребта, от которого тянуло дымком. Ивонин, присев на колено, посмотрел в прицел. Сигнал «Внимание. Противник»! Стоп, Андрей видит врага, оценивает. Мы в готовности к бою, нет, спокойно, сигнал «Вперед», движемся дальше. Метров пятьдесят прошли без помех, показалось и дымом не пахнет, дозорные смотрели в прицел, действуя уверенно, без лишних задержек. Я не вмешивался в действия, Ивонину на месте видней ситуация.
Бросок теней в ложбинку не нарушил шума дождя. Я был рядом с разведчиками, Ивонин на пленнике, руки которого уже за спиной. Сокуров, набросив петлю-удавку на шею захваченного «духа», соединил ее со свободным концом скрученных рук и подтянул к затылку. Двигать руками в таком положении невозможно, любая попытка движения, затягивает удавку на шее, душит.
Огляделся. За большим валуном, прикрытая тканевым материалом яма, внизу на камне находилась горелка с синеватым огнем, испускающим чад. Понятно: потянул ветерок в нашу сторону и запах горевшей солярки для нашего «духа» стал роковым. Что это душманский разведчик мы поняли сразу: китайский АК, бинокль, планшет, стопка бумаг и … метла.
– Сафаров, развяжи ему рот и быстро – кто он и что здесь делает?
«Язык» – небольшого роста мужчина с раскосыми глазами и вдавленным у переносицы носом что-то бормотал.
– Ну, что, Сергей?
– Мычит непонятное, товарищ лейтенант, ничего не разберу.
Удар ножом плашмя по затылку душмана не привел к ожидаемому результату – понятней для Сафарова он не заговорил. «Духовский» разведчик, похоже, толковый – надо тащить на базу, поэтому принимаю решение:
– Мандрыко.
– Я, товарищ лейтенант.
– Слушай правительственное задание, – приказываю сержанту почти без иронии, – с Яруковым доставить пленного с документами и оружием к Солдатову. Он его отправит в штаб дивизии. «Дух» – ценный кадр, отвечаешь за него головой. Гнать бегом и не останавливаться. Помнишь пароль боевого охранения?
– Так точно, «девять».
– Хорошо, отход обеспечим. Вопросы?
– Никак нет.
– Покажи, Мандрыко, на что способен сын украинского народа!
– Есть, товарищ лейтенант.
Больше инструктировать моего хохла не надо – разобьется в кровь, но выполнит приказ, как положено! Через пару минут сопровождение с пленным скрылось в унылом дожде непогоды. Обследование схрона захваченного «духа» большего ничего не дало. Я махнул на хребет:
– Уходим.
Группа уменьшилась на два активных штыка, но обойдемся, «язык» уже есть, остальная часть задания – по обстановке. Возможно, залазить в кишлак не придется – захваченный «дух», несомненно, из местного отряда и какой-то информацией он все же поделится, а дальше посмотрим.
Между глыб и огромных камней дозор вышел к точке подъема. Хребет невысокий, восхождение прошло без особых усилий, через час вышли на линию водораздела, откуда открылась долина на север, Баграм, с раскинувшимся внизу кишлаком Паймунар. Видимость по горизонту была плохой, в кишлаке и долине в ночные прицелы мы ничего не отметили. Ладно, спустимся вниз.
– Андрей, держись ориентира. Пошли.
Спуск на обратную сторону хребта завершили в штатном режиме, без особых помех и напряжения. Несколько раз я останавливал группу для наблюдения, чтобы убедиться в отсутствии «хвоста». Внизу, ближе к предгорью, видимость улучшилась, возможно, дождь рассеял туман. Оценив ветер и местность, я повел группу по грунту с мелкой щебенкой северо-западнее Паймунара, где местные дехкане вели разработки горной породы.
Из лощинки вышли на открытую местность, спустились в низинку, выбрав путь по склону овражка. Сигнал Сокурова «Стой» врасплох не застал, присев, наблюдаем. В прицел я видел Владимира, изучавшего местность, и вдруг с Андреем они упали на землю – опасность! Неужели «духи» выходят к хребту? Мысли о том, что можем нарваться на «духов», одолевали всегда, но все получилось внезапно. Подполз к дозору, Сокуров указал направление возникшей тревоги и протянул «ночничок». Я не верил глазам – в зеленом фоне прицела стоял ишачок, рядом другой, прядут большими ушами. Рядом поклажа, вьюк – в прицел не разобрать. Осмотрелся, чисто. Ну, дела! – Захват.
– Внимание, действуем по той же схеме, акцент на поклажу. Очередь трассерами по цели – работаем на поражение и уходим в сторону Ходжа Бугра. Вопросы?
– Товарищ лейтенант, – шепнул Сафаров, – мой рубеж подальше, Андрею бы выждать немного, а то я не успею на синхронный выход.
– При выходе на исходный, просигналь, Серега, в «ночник» я увижу.
– Понял, Андрюха.
– Все у вас?
– Да.
– По местам.
– Нищенко, круговое наблюдение и прикрытие группы.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Виль, прикрой захват.
– Готовы, – кивнул Мухаметзянов.
– Работаем.
Выждав выход разведчиков на рубеж броска, я просигналил «Захват». Обе группы у цели. Подбежал в готовности нейтрализовать любое вышедшее из-под контроля движение. Нормально, из кучи тряпья Сафаров вытащил тело, которое тут же упаковал, лишив возможности крикнуть или оказать сопротивление. Беглый осмотр не дал результата: с вещами, предметами, изъятыми в месте захвата, надо разбираться на базе. Вроде дехканин, оружия, документов, приборов наблюдения нет, но специалист визуальной разведки такие улики не носит с собой – спрятал вблизи городка или аэродрома, возможно, имеет легенду.
Оценив обстановку, решил: дальше углубляться в долину, тем более, соваться в кишлак, необходимости нет, надо возвращаться на базу, «светиться» у кишлака не стоит. Два захвата за ночь – результат неплохой, если, конечно, получим нужную нам информацию.
– Сергей, пообщайся с «духом».
Сафаров, склонившись к «языку», задал вопросы. Не сказать, что у них завязалась беседа, но шел свободный разговор на фарси.
– Ивонин, грузи ишаков и уходим через перевал, больше с нашими динозаврами мы нигде не пройдем.
– Товарищ лейтенант, ишак с поврежденной ногой.
– Что у него?
– Колено разбито.
– Бросай, грузи второго.
– Есть.
«Пробежался» в «ночник» по дувалам, осмотрел кишлачок – ничего особенного. Тишина, собаки не лаяли, спят ишаки, «духами», вроде, не пахнет – надо в отрыв. Трофейный транспорт закидали поклажей, вьюками, пора на базу.
Перевал – опасное место, «духи» считают за честь контролировать такие объекты, минируя узкие проходы, отвесные стенки. Но иного выхода не было – дорога с захваченным трофеем лежала через перевал. Дозор Ивонина усиливаю Ксендиковым и Фетисовым, группу Нищенко – разведчиками отделения Мухаметзянова.
– Уходим.
Поблизости может устроить ночевку душманский отряд – надо срываться и немедля исчезнуть во мгле.
Ишачок оказался характерным, как в известном фильме про Шурика – отчаянно уперся ногами. К моему пинку остался спокоен, даже показалось – чуть равнодушен, но оставить его нельзя, на нем все вещи «языка», которые могут нести полезную информацию, будут интересны специалистам госбезопасности, ХАД. Сафаров прибег к более действенным методам стимуляции – наш Иа пошел, резво перебирая ножками. Ишаки очень выносливые животные, имея небольшие размеры, способны нести на себе тяжелый груз на большое расстояние.
– Сергей, что «душок» говорит?
– Да бред несет, товарищ лейтенант. Легенда.
– Почему?
– Речь простого дехканина строится по-другому, я это знаю.
– Ладно, разберемся, займись ишаком.
Впереди угадывалась дорога, ведущая на перевал, если «духи» ее «оседлали», нам конец – не выпустят. Усиленному дозору Ивонина ставлю задачу на разведку седловины перевала – его верхней точки. Парни должны изучить маршрут на предмет присутствия «духов», впрочем, и отсутствия тоже, убедиться, что на дороге не «валяются» мины. Хотя бы так – не «валяются», если противник их установит, обнаружить мы все равно не сумеем и нам тоже «криндец». Мои разведчики способны выделить «духовскую» засаду, принять бой, но мины нам не под силу – коварен противник на минных ловушках.
Из-за камня на узкой тропинке, ведущей к перевалу, наблюдаю вверх, где сходятся в линию горный хребет с небосводом. Хмурое небо – видимость плохая, но движение людей на фоне темного неба, если таковое будет, я увижу. Визуально держу на контроле Андрея и троих разведчиков, которые следуют выше, проверяя подъем к седловине. Убедившись, что противника нет, Ивонин дает сигнал на движение – щелчок тангентой. Я слышу его в наушнике «сто сорок восьмой» – путь свободен. Метров сто поднимаемся вверх, и опять ложимся за камни в ожидании сигнала. Так будем подниматься до верхней линии хребта.
Поэтапный подъем займет не менее двух часов, на спуск по обратному склону хребта уйдет около часа и минут сорок, чтобы выйти к боевому охранению. Не сложный расчет времени, которое требуется для завершения задачи.
Половину подъема на хребет одолели – противник не обнаружен. В ночной прицел изучил седловину верхней части перевала. Ничего особенного. Осторожно крались по узкой тропинке, вьющейся между камней – слева контуры разбитой мечети. Однажды, в начале зимы, изучая долину за горным хребтом, рядом с ней я устроил засаду. Был снег и сильный мороз, помнится, продрогли тогда до костей.
Подъем был не слишком крутым, но выход из задания выбран мною не самым удачным – слишком явный маршрут, по которому мы выходили на базу. Противник через свои посты наблюдения может нас обнаружить и сработать на перехват. Мысленно даю себе слово – больше здесь не появляться – только бы все обошлось и больше на этом перевале ни ногой. Седловина ощущалась, переходящей в горизонтальную плоскость тропинкой, вот-вот перевал – сигнал «Стой», наблюдаем. Перегруппировка сил. С этого момента я перевожу усилия на прикрытие группы с тыла – мы уходим вниз, в нашу долину. Мухаметзяновым и Ксендиковым укрепляю группу Нищенко на случай, если «духи» пристроились к группе или засекли с наблюдательных постов на хребте. Мы уязвимы при спуске вниз, прикрытие нашего тыла свяжет противника боем и даст нам возможность успешно спуститься в долину. Ивонин с Сокуровым идут в головном дозоре – с главной задачей на подъеме ребята справились, теперь нагрузка ложится на Нищенко и его разведчиков.
Трофейный ишачок, ловко перебирая ножками, шустро спускался вниз. Очередной щелчок в наушнике – дозор вышел в долину, путь свободен. Вскоре вышли на Ивонина и Сокурова, разведчики, привалившись к камню, ждали нас у подножья гряды. Остался крайний рывок до охранения Солдатова. Отдохнув после спуска, я только тогда почувствовал дождь – вода стекала за ворот «хэбэшки». Оказывается, все это время он лил, извергая потоки воды, а я его не замечал целых восемь часов.
Запросив пароль и услышав отзыв, через некоторое время сваливаемся в траншею боевого охранения парашютно-десантной роты готовой к отражению душманских атак.
– Ну, ты даешь, – качнул головой капитан, когда я зашел на НП командира, – на черта похож и «духовский» караван притащил.
– Уж так откровенно не подкалывайте, товарищ капитан, – на иронию отвечаю иронией, – трудно поверить, но трофей-то подобран в пути. Мои-то, добрались?
– В порядке. Покормил и «духа» не забыли. Со старшиной отправил в дивизию.
– Спасибо, Юра.
– Не за что.
Сняв задубелую от влаги плащ-палатку, куртку, бросил их на ящики из-под гранат и патронов, приспособленных для хранения ротных бумаг. Присев на стул у раскаленной печки, с удовольствием вытянул к огню окоченевшие руки. Прикрыл глаза: «Господи, как немного же надо для счастья»! Тепло постепенно охватывало тело – «и жить хорошо, и жизнь хороша».
– Не расслабляйся, прими.
Открыл глаза, Юра с кружкой со спиртом.
– Вот «Фантой» запей.
– Ну, будем живы!
– Будем, Юра!
После холодного душа сто грамм настоящего спирта не дадут умереть от простуды. Что называется, проверено, повторили еще по единой. Все-таки, можно воевать в плохую погоду – больше оптимизма и победа за нами. Спирт сыграл свою добрую (кто бы сомневался?) роль: встряхнулось сознание, пришло расслабление и вместе с ним желание поговорить с человеком, который службу начинал в разведке. Юрий был из тех офицеров, которые играли в карты и шахматы также здорово, как и стреляли из всего, что стреляло в Советской Армии. Спокойный, рассудительный, аналитического склада ума офицер, способный верно и взвешенно оценивать ситуацию и действовать грамотно в любой обстановке.
– Ну, что – третий?
Хозяин плеснул, встали, устремив взгляд в никуда, вспомнили лица друзей, которых никогда не увидим в строю. Не чокаясь, выпили. Пожалуй, пора собираться к начальнику в штаб.
– Да, Юра, если «духи» пойдут, обойдут тебя слева. Там ложбинка, ведет к ГСМ, по ней легко просочиться и ты их ничем не достанешь. Может, пока «напряженка», в ночное время выставишь пост? Скрытый.
– Подстрахуюсь, конечно, дождь, плохая видимость… Тебя с группой заметили метрах в пятидесяти от позиции – опасность очевидна. С рассветом посмотрю, что-нибудь придумаю.
– Товарищ гвардии капитан, с базы машина, – доложил вошедший сержант.
– За разведчиками, встречай и светомаскировку не забудь.
– Понял, – ответил дежурный и вышел выполнять указания ротного.
– Ну, что, Юра, спасибо за приют, сдается мне, будем видеться чаще – обстановка располагает к этому. Просьба к тебе:
– Давай.
– Ишачка оставлю у тебя, присмотри, а там разберемся.
– Хорошо, отходы есть, прокормим. Будь.
– Буду.
Вышел под унылый и грязный дождь, разведчики, схватив чайку, заканчивали перекур. Подошел, прибывший на машине, Тютвин.
– Определенно, тебя, Николай, надо ставить командиром разведывательного взвода.
– Ладно, Валера, обойдемся, тут езды-то тридцать минут.
– Мандрыко доставил «душка»?
– В порядке, Скрынников допрашивает, но «дух» какой-то не наш.
– «Не наш»? В каком смысле?
– Переводчик с ним бьется, а тот «закосил» или вообще не афганец.
– Ты смотри…
– Становись! – скомандовал Сафаров.
Разведчики построились в шеренгу, я проверил оружие, гранаты. Запалы уложили отдельно в карманы разгрузки.
– Хорошо, Сафаров, все на месте?
– На месте, товарищ лейтенант. А ишак?
– Оставляем, Сергей! Потом заберем!
– А мы хотели покататься, товарищ лейтенант, – подал голос Сокуров.
– В следующий раз на нём поедешь в дозоре.
Спокойный Солдатов и тот не удержался от смеха.
– Все, успокоились. По местам.
Крепко пожал Юрию руку.
– До встречи, дружище. Спасибо за гостеприимство.
Запрыгнув в кузов машины, откинулся на борт, а дождь барабанил по крыше – грязный, унылый… Не наш.
Вспомнилась родная Парабель в сибирской глубинке, где родился и рос. Отец, любивший умываться водой из бочки под стоком – чистой, прохладной. Меня приучил к дождевой воде по утрам… Неужели это было когда-то? Добрая память о детстве часто приходила в воспоминаниях. Они – неотъемлемая часть нашей действительности. Детство и юность – пора, которой жили, дышали в горниле афганской войны. Мы с гордостью ощущали себя участниками мировых событий, время выбрало нас, поколение молодых людей, выполнявших интернациональный долг. Добрые, светлые мысли об этом переполняли сердца. Мокрые и холодные, грязные и голодные, но с сознанием исполненного долга тряслись мы в машине. С добрыми чувствами многие годы будем смело бросаться в пекло боев, но никогда не пожалеем о том, что время выбрало – именно нас.
ГЛАВА 30
– Валера, вставай быстрей, подъем!
Сразу не понял, что же случилось? Командир роты тряс за плечо:
– Подъем, боевая задача!
Ничего не соображая я оделся, часы показывали пятый час утра. Только что вернулся с Паймунара, и опять что-то случилось. Тело ломало болью в суставах, пояснице. Склонившись к сапогам, быстро намотал портянки. Несколько наклонов туловища, приседаний, мышцы размялись – уже ничего, можно терпеть.
– Иван, ополоснусь.
– Давай.
Выскочив к умывальнику, поплескался холодной водой. Взбодрился. Свежесть погнала по жилам застывшую кровь. Поиск за перевалом в течение нескольких ночей подряд измотал, но дело сделано – «языки» подтвердили намерения оппозиции к вооруженному восстанию в Кабуле. Захваченный в предгорье «язык» оказался китайским разведчиком, который работал на «духовскую» разведку. Я лично конвоировал его с группой в расположение советников КГБ СССР, где тот дал признательные показания в том, что являлся сотрудником китайской разведки. Его метла не являлась случайным предметом, она была оснащена тайником, в который закладывалась шифрованная информация о расположении советских войск, обнаружена фотопленка с кадрами объектов аэродрома, военного городка.
Второй «язык» также подтвердил планы мятежников к востанию, рассказал о концентрации душманских отрядов в столице Афганистана. Войсковая разведка работала в усиленном режиме. Приятно, что мы, разведчики, 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, подтвердили разведывательную информацию о готовящемся вооруженном мятеже в Кабуле. Большая роль в этом принадлежала разведчикам 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, которые дни и ночи напролет отслеживали передвижение душманских отрядов и с риском для жизни работали на получение информации о противнике. Это Андрей Ивонин, Владимир Сокуров, Сергей Сафаров, Геннадий Баравков, Игорь Нищенко, Вячеслав Ксендиков, Михаил Гапоненко, Борис Иванов, другие парни, с честью выполнявшие воинский долг. Мы не знали, что это еще цветочки и столько крови еще впереди…
Забежал в палатку. На месте Чернега, Тютвин, Родин с Коробицыным и Слободовым. Гришин влетел следом за мной.
– Рота поднята, Иван Геннадьевич, время еще есть, старшина покормит.
– Хорошо, Владимир Николаевич, присаживайся.
Иван положил трубку ТА-57.
– Прошу внимания, товарищи офицеры. Дивизия поднята по тревоге – в Кабуле мятеж. Часть наших подразделений выдвинулась в город, чтобы деблокировать улицы от баррикад. Толпы народа бьют в барабаны, стрельба, мятежники окружили советское посольство, на охране которого только одна рота спецназа ГРУ. Нам приказано быть в готовности к действиям в городе. Обстановка понятна?
– Иван Геннадьевич, в целом, понятна, а в частностях? – спросил Петруха.
– В частностях, товарищи офицеры и прапорщики, поздравляю вас с днем Советской Армии и Военно-Морского Флота! Всех благ, здоровья и успехов по службе! Больше ничего не знаю, – Иван засмеялся своим особенным смехом.
Закрутившись на службе, мы едва не забыли про главный праздник защитников Отечества. Но, сориентировавшись, поздравили друг друга, обнялись, пожали руки, высказав взаимные пожелания.
– Товарищи офицеры, – продолжил Иван, – завтрак и готовимся к выходу. Вариантов несколько – возможно, задействуем технику. Слободов с механиками в парк, через час проходим исходный рубеж.
– Понял, Иван Геннадьевич.
– Тютвин, связь в колонне и с базой, проверь радиостанции и аккумуляторные батареи.
– Все готово.
– Хорошо. Ты, Валера, действуешь автономно. Старшина, группе Марченко сухой паек на трое суток.
– Есть, Иван Геннадьевич.
– Всем находиться в расположении, я на связи с начальником разведки, жду команду.
Офицеры стали готовиться по направлениям и задачам. Я вышел из палатки, Сафаров доложил, что группа к выходу готова.
– Сергей, строится!
Через пару минут я обратился к разведчикам.
– Товарищи, в Кабуле бои с мятежниками. Возможно, будем действовать на боевых машинах в условиях города – новое для нас, но сознание не терять, разберемся. Сафаров, в рюкзаки по три боекомплекта к стрелковому оружию, у старшины получить сухие пайки, термоса заполнить водой, проверить медикаменты, промедол.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Делать все мигом.
Едва успели позавтракать, команда дневального:
– Рота, смирно.
Прибыл начальник разведки. Началось. Командир выскочил наружу и доложил начальнику о готовности роты к боевым действиям. Михаил Федорович, не скрывая озабоченности, скомандовал:
– Офицеров в палатку, Комар.
– Товарищи офицеры, в палатку.
Зашли. Присев на табуреты, достали записные книжки, карандаши.
– Все последнее время мы к этому готовились, товарищи разведчики, информировали командование. Одним словом, в городе мятеж. Вечером 20 февраля в Кабуле начались беспорядки, которые затем перешли в демонстрации и митинги. Мятежники окружили посольство Советского Союза, построили баррикады. Царандой, силы безопасности пытались навести порядок, но ситуация вышла из-под их контроля. Со вчерашнего дня отряды мятежников начали боевые действия с правительственными войсками, в городе убито до 100 человек. Вооруженную оппозицию поддержала часть населения столицы, не исключено, что отдельные подразделения афганской армии перейдут на сторону противника. Обстановка сложная, применять в городе тяжелое вооружение нельзя – будут многочисленные жертвы мирного населения. Авиация по этой же причине не может работать бортовым оружием. Командованием приняло решение: силами офицерского состава 80-й отдельной разведывательной роты провести штурм баррикад с вертолетов. Работать будете ручными пулеметами, смонтированными на бортах, автоматами. Экипажи вертолетов будут готовы через час, – начальник разведки сделал паузу, передохнув, продолжил. – Для операции задействуются две пары вертолетов Ми-8 и Ми-24, в расчете на каждую вертушку по два офицера. Взаимодействие с экипажами отработаете по прибытии на аэродром. Вопросы?
– Никак нет.
– Разбей офицеров на пары, Иван Геннадьевич, – приказал Скрынников.
Что-то пометив в книжке, Комар обратился к нам:
– Чернега, работаешь с Перепечиным, Андрейчук со Слободовым, Родин с Тютвиным. Валера, мы с тобой.
– Понял, Иван Геннадьевич.
– Выезд на аэродром через пятнадцать минут, подготовить оружие и снаряжение, не забудьте воду, – распорядился командир роты.
Бегу во взвод, снимая на ходу портупею.
– Сафаров, я работаю по отдельному плану, остаешься за меня, быстро четыре пулеметных магазина с трассерами и пару фляжек с водой.
– Есть, товарищ лейтенант!
Небо прояснялось: кое-где появились голубые «оконца». Позволит нам вылет погода, не позволит? Трудно сказать.
– Товарищ лейтенант – магазины, – доложил Сафаров.
– Перемотай изолентой по два и в РД.
– А вы что стоите? Помогите командиру, – Сафаров «накрутил» Баравкова с Гапоненко.
Парни подогнали рюкзак, чтобы удобней сидел на спине, Сафаров положил в него магазины с трассерами, две фляжки с водой, сухпаек. Я по привычке попрыгал – не гремит, не жмет.
– Спасибо, ребята, нормально. Сергей, быть в готовности действовать по жесткому сценарию. Видите, что твориться?
– А вы куда, товарищ лейтенант?
– На аэродром, потом – не знаю, если что – летим на штурмовку с вертолетов.
– Возьмите с собой, товарищ лейтенант, – Ивонин рвался со мной.
– Команда дана только офицерам, Андрей, но будьте готовы и вы: сдается, вас в любой момент кинут в задачу. Загрузите пайки и фляжки с водой. Давайте, ребята.
Махнув рукой разведчикам, я побежал к «грибку» дневального, где курили Чернега и Слободов
– Ну, ты даешь, Петро, выглядишь, как янки во вьетнамских джунглях, – смеюсь над боевым видом старшего техника роты.
Чернега подхватил:
– Давай намотаем Петрухе на… метров пять пулеметной ленты, тогда воще – герой Вьетнама.
Но дальше Слободова «развести» не получилось, подбежавший Иван, скомандовал:
– В машину!
Расположившись в кузове «газончика», мы двинулись мимо груды самолетного лома в сторону КДП. Выскочив на одну из рулежных дорожек, понеслись вдоль стоянки самолетов афганской авиакомпании «Ариана». Вертолетная стоянка бурлила: техники заканчивали заправку топливом, боеприпасами. Выпрыгнув из кузова на асфальт, гурьбой пошли к экипажам. Боевые Ми-24 стояли в ряд и своим устрашающим видом вызывали откровенное уважение – кассеты с «нурсами» делали их хищными, опасными. Из открытых бортов вертолетов торчали стволы пулеметов со снаряженными в контейнерах лентами. «Восьмерки», стоявшие несколько дальше, еще заправлялись, но процесс, вероятно, шел к завершению. В стороне стояли экипажи, разговаривали, курили, общались.
– Командир разведывательной роты дивизии, гвардии старший лейтенант Комар, – представился Иван экипажу «восьмерки».
Обменявшись рукопожатием, мы познакомились с экипажами других вертолетов, которые готовились к вылету. Вертолетчики были веселы, энергичны, покуривая, мы разговорились в ожидании команды. Выяснилось, что конкретной задачи никто не знает.
– Мне приказано, – пожал плечами командир вертолетчиков, – подъедет начальство, уточнит. Через пятнадцать минут мы будем готовы.
– Мы с тобой на «восьмерке», Валер, на ней командир звена, – наклонившись ко мне, уточнил Иван.
– Понял, Вань. Мне теперь, что калым, что Колыма – все едино.
Хохотнули. Какая нам разница, на чем лететь? Ситуация принимала такой оборот, что события развивались непредсказуемым и никому неведомым образом.
На большой скорости к стоянке подлетел «Мерседес» черного цвета, из которого вышел человек высокого роста в форме советника и направился к нам.
– Товарищи офицеры, – на всякий случай скомандовал командир вертолетчиков.
– Здравствуйте, товарищи офицеры!
– Здравия желаем!
Товарищ в форме советника представился генералом оперативной группы Министерства обороны.
Без особых церемоний он довел, что ему поручено командованием ввести нас в оперативную обстановку и поставить задачу на действия по подавлению мятежа в Кабуле. После чего уточнил:
– В Кабуле серьезнейшая обстановка, товарищи. Мятежники окружили советское посольство, строят завалы и готовятся к штурму. Вокруг посольства баррикады с десятками и даже сотнями вооруженных людей, которые ведут бой с наземными войсками. Применить по ним тяжелое вооружение мы не можем – будут многочисленные жертвы среди мирного населения. Вертолетам также нельзя работать бортовым оружием, что, очевидно, тоже понятно. Ваша задача: автоматно-пулеметным огнем с бортов вертолетов нанести поражение мятежному отребью на баррикадах. Патронов не жалеть, боеприпасы подвезут. Вопросы?
– Ведут ли бои с мятежниками афганские подразделения, товарищ генерал? – спросил Комар.
– Ведут, товарищи. Наши войска тоже вступили в бой. Сейчас главная задача – деблокировать посольство. На технике к нему не пробиться – мешают завалы, баррикады, теперь все зависит от вас.
– Понятно, товарищ генерал.
– Удачи вам, ребята! По местам!
– Спасибо.
Мы с Иваном подбежали к «восьмерке» командира звена. Рюкзак с боеприпасами, водой и продовольствием я швырнул за топливный бак, выкрашенный желтой краской. Пока «вертушка» «раскручивала» винты, я осмотрелся, зацепился поясом безопасности, чтобы не выпасть из вертолета. Проверил крупнокалиберный пулемет с колиматорным прицелом, пришвартованный к полу вертолета, наложил на приемник ленту, снаряженную трассирующими и бронебойно-зажигательными патронами, закрыл крышку ствольной коробки. Устроившись за пулеметом, нашел упоры для ног и, проверив устойчивость тела в положении для стрельбы, несколькими тренировочными движениями стволом по кругу, влево, вправо, вверх, вниз, изготовился к стрельбе. Все равно, что-то не так. Сдвинулся влево, чтобы угол зрения увеличить вперед – в перспективу. Кажется, в порядке. Иван, открыв блистер правого борта, также приноравливался с автоматом к ведению огня с вертолета.
– Иван, как?
– В порядке, Валер!
– Ну, бля, я такого еще не испытывал!
– То ли еще будет, Вань!
Несущий винт главного редуктора с легким свистом набирал обороты, вращаясь все быстрей и быстрей. Лопасти крутившегося винта заложили уши звонко-свистящим, переходящим в хлопанье, звуком. Наша пара Ми-8 катилась по «бетонке», выруливая на взлетную полосу. Далее, километрах в семи восточней аэродрома, на фоне кучевых облаков проецировалась Черная гора.
В синеватом мареве керосиновой гари, я видел рулившего за нами ведомого и, «крадущихся» следом «двадцать четвертых», хищно ощетинившихся навесным оборудованием неуправляемых реактивных снарядов. Развернувшись на заснеженный Пагман, приготовились к взлету: контрольный подъем, спуск, небольшой разбег и «восьмерочка», оторвавшись от «бетонки», пошла в набор высоты.
В открытой двери вертолета замелькали пестрые квадратики окраин Кабула, кучки грязных, махавших руками бачат. Сеточка городских кварталов становилась мельче – вертолет забирался все выше и выше, утопая в смоге отработанных газов, продуктов горения, охвативших утренний Кабул …
Удерживающий от выпадения с борта вертолета пояс безопасности, фиксировал положение тела относительно пулемета и не позволял высунуться в дверь, чтобы остудиться воздушным потоком. «Схватывая» по курсу полета условные цели пулеметным стволом, я удерживал их в кругах колиматорного прицела, затем, переводил точку прицеливания на другой, третий объект, приспосабливаясь к наиболее удобной позиции для ведения огня.
Мы вышли к центру Кабула, куда по замощенным улочкам устремились танки, «бэтээры», толпы людей – противник или мирные люди, идущие в дуканы или базары столицы? Реагирую на перекошенное лицо борттехника с поднятой рукой – внимание!
Открывшаяся панорама множества завалов, баррикад, перегородившей улицы техники, рассредоточила внимание по выбору цели. Мне даже показалось, что люди на одном из завалов нам машут руками, но эта иллюзия в оценке ситуации оказалось ошибкой, едва не погубившей нас – снизу велся прицельный огонь.
Боевым разворотом на левый борт вертолет «сваливается» на кварталы заваленного мусором города. Улица с толпами стреляющих по нам людей неслась на меня с бешенной скоростью. Совмещаю круги прицела с вооруженной толпой на ближайшей из баррикад и нажимаю спуск пулемета. Длинная очередь зеленоватых трассеров сметает мятежников первых рядов, опрокидывая их наземь. Оставшаяся шайка оцепеневших боевиков не успевает реагировать на огненный смерч и кучу окровавленных трупов – по ней из автомата «прошелся» Иван. В толпе мятежного сброда свинцовый огонь «пробил» «коридор» на ширину заваленной конструкциями и труппами улицы. Переношу огонь в глубину дворов и кварталов, отсекая вооруженных людей от трущоб и узких переулков, откуда стреляют мятежники. Веду стволом вдоль обшарпанных домов, всаживая очередь за очередью в рассеявшиеся кучки вооруженных людей. Не нравится? Экипажи «двадцать четвертых», летевшие за нами, завершают атаку шквалом огня – Чернега с Петрухой били наповал.
С глубоким креном уходим в набор высоты, вызывая перегрузку, швырнувшей тело назад. Подтянувшись к пулемету, ловлю кругами прицела остатки кое-где не успевшей схлынуть в подъезды толпы. С высоты ста метров хорошо видна вооруженная орда, бегущая в узкие проходы между оградой, домами и арками, где их находят пули раскаленного стрельбой пулемета.
Нулевая перегрузка, выравнивая тело, плотно прижимает его к закрепленному на растяжках пулемету. С выходом на боевой курс длинной очередью опрокидываю всех, кто не успел шмыгнуть и скрыться за фасадами домов и оград немыслимых конфигураций. Из открытой двери вертолета хорошо видны вооруженные люди.
Где-то там внизу посольство Советского Союза, которое необходимо было деблокировать, но разобраться в калейдоскопе мелькавших за бортом вертолета кварталов не представлялось возможным. От быстрого полета над плоскими крышами домов рябило в глазах. «Схватываю» панораму улиц центра столицы, перекрытых десятком баррикад – набор высоты по кругу и перед глазами новый завал через улицу, где свыше ста вооруженных людей ведут бой с наземной группировкой войск. «Сваливаемся» в атаку и несемся вдоль заблокированной улицы. Мятежная орда не успевает схлынуть в кварталы домов – разметаю пулеметной трассой с десяток, другой человек – остальные распластались на асфальте.
Эшелон. Выбор цели. Высунул голову за борт в воздушный поток от винта, чтобы «схватить» глоточек прохлады, Иван с обезумевшими глазами втаскивает меня в салон.
– Крайний заход и на базу.
– Понял!
«Подкрадываемся» к цели. Экипаж «подработал» мне креном на левый борт, чтобы удобнее было вести огонь с вертолета – мятежники кинулись в стороны. Трассой достаю тех, кто не успевает скрыться во фрагментах завала, но что это? Пустая лента скатилась на ребристый пол вертолета – боеприпасы расстреляны полностью. Комар махнул экипажу – домой. Развернувшись над крышами домов, уходим на аэродром. Мелькнули на секунду «двадцать четвертые», работавшие чуть в стороне, но тут же потерялись из виду среди пестрых кварталов трущоб.
На посадочную полосу заходили с Пагмана, оставляя с правого борта городок, палатки, самолетную свалку. Хлопающий винт вертолета резал воздушный поток, заглушая все возможные звуки. Коснувшись «бетонки», порулили к стоянке, где столпились в ожидании нас техперсонал и несколько человек в советнической форме. Подъехал заправщик, машина с боеприпасами.
Оглушенные шумом двигателя, стрельбой, мы с Иваном сошли с вертолета и сели возле рулежной дорожки. Облокотившись на руку, Иван закурил, задумчиво глядя на хлопавших винтами «двадцать четвертых», становившихся рядом. Аэродромно-техническое обслуживание приступило к работе с бортами. Специалисты облепили машины, проверяя системы, вооружение, двигатель. Командир звена, сняв гермошлем, устало махнул нам рукой. Вместе с подошедшими к нам Чернегой и Слободовым, мы направились к командирской «восьмерке».
– Ну, и как вам? – кивнул командир на хвостовую балку машины, которая сплошь была в пулевых отверстиях. Обошли вертолет.
– Вон еще! И вот! – показал борттехник аккуратненькие пулевые отверстия на консоли подвески.
– Ни х…я себе, – сокрушился Чернега. – Так по вам молотили?
– Сам видишь!
– Ну-ка, ну-ка!
Сашка пошел вокруг вертолета, считая на его корпусе пробоины.
– Эй, гусары, 32 штуки! Плотненько вас обработали!
– А у вас?
На «двадцать четвертых» было меньше пробоин, но по десятку дырок в хвостовую балку они получили. А, если бы в главный редуктор несущего винта?
Собравшись кучкой, мы решили обсудить тактику действий при заходе в атаку. Спорных вопросов с экипажами не возникло, я только попросил командира, по возможности не создавать перегрузки, которые отрывали меня от пулемета. В результате пришли к единодушному мнению – с учетом поражения стрелковым оружием с земли, заходить в атаку будем с высоты сто метров. То есть, неожиданным выходом на цель атакуем и уходим за крыши домов. С учетом того, что баррикады были расположены по условной окружности, мы решили отрабатывать их, летая по кругу: отработали одну цель, затем, другую...
Техники осмотрели заправленные боекомплектом машины, и мы были готовы к следующему вылету. На взлет! Обнялись и рванули бегом к вертолетам. Теперь я устроился за пулеметом, сдвинувшись чуточку влево, чтобы видеть перспективу и иметь возможность захватывать цель заранее. Пулеметная трасса хорошо видна, и по ней не сложно ориентироваться относительно цели, но мы на малой высоте «ходили» над крышами домов и городские кварталы сливались в сплошную мозаику.
Пристегнувшись поясом безопасности, я огляделся и принял удобное положение. Вертолет вырулил на полосу. Короткий разбег с отрывом от «бетонки» и мы пошли в набор высоты. В цветном калейдоскопе замелькали кварталы Кабула, оставляя внизу бесконечные сети дувалов. Выходили на центр городских кварталов, огибая слева гряду Баги-Бала с вершиной Алиабад в 2142 метра над уровнем моря. И когда районы Кабула Дехнау и Картайи-Чахар остались позади, я взглядом наткнулся на огромную в мареве вершину в центре столицы – Шердарваза – телецентр, вещающий программы афганского телевидения на центральные провинции страны.
Подлетное время до центра столицы составляло не более пятнадцати минут, и время позволяло, чтобы настроиться на работу и приготовиться к бою.
Пошли на снижение. Линия горизонта опустилась к несущимся за бортом кварталам, мелькавшим серой сплошной полосой. Прижимаясь к крышам домов, мы заходим на ближайшую баррикаду вдоль улицы. Цель! В кругах прицела завал из конструкций, столбов и стреляющие по колонне БМД мятежники. Они поздно заметили летящий над их головами огненный смерч – длинной очередью рву баррикаду вместе с толпой. В зеленой трассе огня кувыркались десятки вооруженных людей: они бежали за стены домов, дворы и, вероятно, пытались отработать по нам, но вертолет нырнул за крыши строений и выходил на линию следующей атаки.
Следом неслась пара «двадцать четвертых» с Андрейчуком и Петрухой на борту. Внезапность налета двумя парами «вертушек» была настолько очевидной, что эта тактика сыграла важную роль в разгроме опорного пункта мятежной толпы. Остальное уже было делом техники и не имело никакого значения: БМД, танки, личный состав парашютно-десантных подразделений преодолеют заграждения и прорвутся к посольству.
А мы в это время смешанным вертолетным звеном становились в очередной круг и входили в зону атаки. Летчик поднял правую руку – «цель», делая при этом левый крен на борт вертолета. Прижимаюсь к пулемету, совмещая прицел с появившейся баррикадой. Мятежники в «кругах», а, значит, в аду – очередью разношу «духовскую» плоть на куски. Выражение – «косить из пулемета» – приобрело реальный смысл. После двух заходов уходим в сторону от огня автоматов. Вертолет маневрирует, меня валит на пол, прижимая к борту, я болтаюсь, как … но боекомплект закончился, вылетевшей из приемника крайней расстрелянной лентой. Иван кивнул, показывая пустые магазины:
– На базу.
Совершив посадку, подрулили к раскаленной на солнце стоянке. Я лежал у желтого бака с «горючкой» и, кажется, был не в состоянии двинуть ногой. Но все же каким-то образом встал и присел рядом с Иваном. Винты еще вращались, а мы с ним, вывалившись на «бетонку», шатаясь, брели к ожидающим нас разведчикам.
Пока наша офицерская штурмовая группа громила мятежников в городе, поступила команда на усиление удара с привлечением еще одного звена вертолетов. Тактика действий с воздуха оказалась верной и продуктивной, что и послужило к принятию командованием решения о выделении дополнительных средств с личным составом 80-й отдельной разведывательной роты. Разведчики готовили оружие, снаряжая магазины трассирующими патронами.
– Работаем «трассерами», Сафаров! Быстрей! Быстрей!
С Иваном и Чернегой мы на ходу инструктировали разведчиков, улетавших на штурмовку противника. Обвешанные пулеметными лентами, магазинами к автоматам, они бежали на посадку к готовившимся к вылету боевым вертолетам. В небо уходили новые штурмующие группы разведчиков.
23 февраля 1980 года, в день Советской Армии и Военно-морского флота, разведчики 80-й отдельной разведывательной роты дивизии сделали по 3-4 вылета на подавление мятежной своры в Кабуле. Результат был очевидным и не менее убедительным – к вечеру советское посольство деблокировали подразделения 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, действовавшие в городе на боевой технике.
На следующий день разведчики с воздуха не работали: обстановка изменилась в лучшую сторону. Противник мелкими группами еще кое-где оказывал сопротивление, но совместными действиями парашютно-десантных подразделений и частей афганской армии, преданных правительству, мятежники были уничтожены и рассеяны. Дальше работал Царандой (милиция) и ХАД (служба безопасности) Афганистана, наша задача по подавлению мятежа в Кабуле успешно закончилась без потерь.
Анализ сложившейся в Афганистане обстановки, связанный с вооруженным мятежом в Кабуле, послужил принятием оперативной группой Министерства обороны СССР, командованием 40-й армии, советническим аппаратом ряда срочных мер. Последующие события с участием ограниченного контингента советских войск в Афганистане стали началом той самой необъявленной войны, в которую вступили части и соединения советских войск. И так 9 с лишним лет!
Что же касается 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, то нам вменили дополнительную задачу по охране и обороне телевизионного центра в Кабуле, расположенного на горе Шердарваза с вершиной в 2232 метров над уровнем моря. Приказом командира разведывательной роты гвардии старшего лейтенанта Комара была сформирована сборная группа разведчиков, которая под командованием старшего лейтенанта Родина убыла для охраны телецентра. Вместе с Анатолием Артемовичем на телецентр убыл летчик-истребитель авианаводчик Юра, выросший у нас в специалиста по дегустации спирта. Таким образом, командование соединения поручило разведчикам дивизии новую ответственную задачу! Разведка противника в зоне ответственности соединения, охрана резиденции Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, литерной стоянки правительственных самолетов оставалась в силе.
ГЛАВА 30а
1-я кунарская операция 29 февраля – 2 марта 1980 г.
К концу февраля 1980 года динамика событий в Афганистане перешла в резкую фазу обострения обстановки. Силы афганского сопротивления активизировались по всем направлениям: мятеж в Кабуле, выступления оппозиции в провинциях, переход частей афганской армии на сторону мятежников – накалили ситуацию до критической. Вооруженная оппозиция, выступив с серьезной заявкой по кардинальному изменению ситуации и расстановке сил в свою пользу, пыталась «отсечь» ограниченный контингент советских войск от дальнейшего участия в афганских делах. Но только на первых порах! В дальнейшем оппозиционные Бабараку Кармалю силы поняли важный момент, в котором ими советским войскам в Афганистане отводилась главная роль в решении многих вопросов, интересующих противников нового правительства.
Провалившийся в Кабуле мятеж силы афганского сопротивления не расстроил, а как раз наоборот – цели, которые ставились перед ними, были достигнуты привлечением внимания к афганским событиям мирового сообщества. Политические оппозиционные элиты перестраивали свое участие по изменению обстановке в Афганистане обращением к Лиге арабских государств, европейским странам.
Правительство Кармаля не собиралось отдавать инициативу мятежным формированиям и наращивало усилия по ликвидации вооруженных выступлений. Бабрак Кармаль активизировал действия регулярной армии при поддержке ограниченного контингента советских войск на физическое уничтожение оппозиции, чтобы таким образом деморализовать ее, разъединить и переломить ситуацию в свою пользу.
Серьезное беспокойство у Кармаля вызывала обстановка, сложившаяся в восточной провинции страны – Кунаре, откуда все чаще поступали сообщения об изменах частей регулярной армии. Последняя информация о переходе к мятежникам 30-го полка 9-й горно-пехотной дивизии специального назначения под командованием майора Рауфа, расположенного под Асмаром, разгневала руководство Афганистана.
Горные «рейнжеры» изменили правительству Амина еще 20 августа 1979 года – до ввода советских войск в Афганистан, но им удивительным образом удавалось не раскрыть своих истинных намерений ни перед Амином, ни сменившим его Бабараком Кармалем. Командование мятежного полка, оценивая обстановку, активных действий не предпринимало, накапливало силы и средства.
Командир полка майор Рауф, его начальник штаба имели высшее военное образование, окончив в Москве академию имени М.В.Фрунзе. Тактику действий частей и подразделений сухопутных войск Советской Армии они знали прекрасно. Полк под их командованием был оснащен техникой и вооружением по штатному расписанию, экипирован и готовым для действий в горных условиях.
На первом этапе командир мятежного полка явно не выступил против правительства Кармаля, хитрил, создавая иллюзию борьбы с вооруженной оппозицией. Реально же дело обстояло так: ряд родственников майора Рауфа были полевыми командирами душманских формирований, которые он, прикормив, объединил под своим командованием. Вместе с тем, Рауф слал регулярные донесения в штаб своей дивизии о, якобы, успешно проводимых им боевых операциях против врагов революции. Он требовал у своего командования дополнительное вооружение, боеприпасы, продовольствие и снаряжение. Заявки Рауфа удовлетворялись, что позволило мятежному полку обеспечить себя всем необходимым довольствием.
Не подозревая о предательстве Рауфа, в расположение мятежного полка однажды прибыл начальник политотдела 9-й горно-пехотной дивизии, чтобы отблагодарить личный состав за его службу новому правительству. Вертолет с начальником политотдела, совершив посадку на мост не далеко от штаба полка, был тут же захвачен мятежниками. Горные стрелки, рейнджеры афганской армии, прибывшему начальству вместе с экипажем вертолета отрезали головы и повесили за ноги на ветках деревьев. Экипаж второго вертолета, прибывшего к мятежникам с грузом, постигла такая же участь.
Командование мятежного полка сделало очередной запрос на следующий вертолет и пригласило в гости командира дивизии. Подлетев к расположению мятежного полка, пилот комдива обратил внимание, что на площадке приземления, как это принято, никто не встречает начальство. На втором круге над крепостью – штабом полка, он не увидел государственного флага республики, почувствовав неладное, он возвратился на базу.
В то же самое время, один из сержантов мятежного полка убежал в Пакистан, но, через несколько дней, возвратившись в Афганистан, доложил об измене в Министерство обороны. Рауф официально поднимает мятеж, объявив об этом личному составу, и уводит полк в Пакистан, где проводит переформирование и возвращает его обратно в Афганистан на позиции в районе населенного пункта Барикот, в 3-х километрах от пакистанской границы. Полком командует начальник штаба (Рауф остался в Пакистане).
В сложившейся обстановке правительство Афганистана приняло решение об уничтожении мятежного полка и не допущении его выступления на стороне оппозиции, что служило плохим примером для других частей афганской армии. Бабрак Кармаль настоял перед руководством оперативной группы Министерства обороны СССР о проведении боевой операции против мятежников силами советского воинского контингента. Руководитель оперативной группы Министерства обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л.Соколов принял личное участие в разработке плана операции и проведении боевых действий в провинции Кунар.
Для выполнения задачи по разгрому мятежного полка горных стрелков была привлечена часть сил и средств 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под командованием начальника штаба соединения гвардии полковника Петрякова, в состав которых вошли: 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка под командованием капитана Кустрьо, разведывательная рота старшего лейтенанта Мостибродского, минометная батарея, инженерно-саперный взвод.
Создана наземная группировка войск 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, в состав которой были включены 3-й парашютно-десантный батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка на боевых машинах под командованием майора Фроландина и оперативная группа под командованием командира полка подполковника Шпака Георгия Ивановича. В операции также задействовались: мотострелковый батальон 108-й дивизии и усиленные танками два батальона афганской армии. Руководителем и исполнителем операции был назначен генерал-лейтенант В.А. Меримский – заместитель руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР.
Замыслом операции предполагалось внезапное применение для противника тактического воздушного десанта в составе усиленной группировки 317-го парашютно-десантного полка, которая должна была десантироваться посадочным способом на горное плато в районе Барикот – вдоль афгано-пакистанской границы. В дальнейшем тактическому воздушному десанту следовало в боевом порядке спуститься в долину, охватывая с флангов подразделения мятежного полка, и прижать их к наземной группировке советских войск на боевых машинах. После чего совместными усилиями обеих группировок при поддержке армейской авиации планировалось уничтожение противника с захватом крепости – штаба мятежного полка.
Маршалом Советского Союза Соколовым отрабатывалось взаимодействие войск по рубежам, времени и задачам, как об этом трактовали боевые уставы. В данной операции время охвата мятежников и замыкания их в кольцо тактическим десантом и наземной группировкой фиксировалось планом операции – 12.00. Сутью замысла операции была проверенная во Вьетнаме тактика американской армии, получившая название «молота и наковальни».
Реально же ситуация развивалась следующим образом. 28 февраля 1980 года усиленная группировка 350-го гвардейского парашютно-десантного полка под командованием командира полка гвардии подполковника Шпака, совершив марш по маршруту Кабул – Асадабад, сосредоточилась в указанном районе и приготовилась для броска в район боевых действий. Утром 29 февраля по предполагаемым опорным пунктам противника был нанесен массированный бомбоштурмовой удар армейской авиации. В 6.00 29 февраля 1980 года группировка 317-го гвардейского парашютно-десантного полка, оперативная группа дивизии под командованием полковника Петрякова в качестве тактического воздушного десанта взлетела на вертолетах с аэродрома Кабул и взяла курс на Кунар.
Вертолетные экипажи, успешно доставив десант к 7.00 в район боевых действий, десантировали его на горное плато и благополучно вернулись на базу. После десантирования и сбора на ходу десантники приняли боевой порядок: левый фланг – 7-я парашютно-десантная рота капитана Тарасевича, центр боевого порядка – 8-я рота капитана Самохвалова, правый фланг – 9-я рота капитана Хапина. Таким образом, тактический воздушный десант, отрезав предполагаемый отход мятежного полка в Пакистан, начал наступление с плато вниз в долину.
Бронегруппа 350-го гвардейского парашютно-десантного полка с батальоном 108-й мотострелковой дивизии, афганскими подразделениями, совершая марш на боевой технике по ущелью Шегал, двигалась на соединение с силами воздушного десанта. Но противник, знавший замысел операции, на маршруте движения бронегруппы сделал завалы, минновзрывные заграждения, атаковал из засад. Наземная группировка войск, застряв на горной дороге, вынуждена была принять бой в невыгодных для себя условиях.
Из воспоминаний начальника связи 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии гвардии подполковника Горового Евгения Иосифовича: «Планирование операции в дивизии началось за 10 дней до начала ее проведения (с 20 февраля 1980 года). Провинцию Кунар контролировал мятежный полк, который перешел на сторону душманов. Командовал полком майор Рауф, закончивший в СССР академию имени Фрунзе.
Провинция Кунар расположена на северо-востоке Афганистана и граничит с Пакистаном. В нее ведет только одна дорога по ущелью. Было создано две группировки войск. Из 40-й армии были приданы инженерная техника по разминированию и устройству мостов, авианаводчик. Общее руководство осуществлял генерал-лейтенант Меримский.
Замысел операции состоял в следующем: первая группа десантировалась с вертолетов на плато в 2-х километрах западнее пакистанской границы. Вторая группа совершала марш с Асадабада и должна была, блокировать пути отхода мятежного полка на юг – в сторону Асадабада. Затем совместными огневыми средствами мятежники должны были быть уничтожены.
На территории штаба дивизии сделали макет местности боевых действий, на котором ставились боевые задачи командирам подразделений, отрабатывались вопросы взаимодействия. При постановке задач присутствовали командиры афганских подразделений – с ними также решались вопросы взаимодействия. Общий замысел, время начала операции, они, конечно, знали прекрасно.
Бронегруппу батальона майора Фроландина с приданными средствами возглавил лично командир полка подполковник Г.И. Шпак. 28 февраля 1980 года она совершила марш по маршруту Кабул – Асадабад и сосредоточилась на его северной окраине. Группировка 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка к 5.30 29 февраля сосредоточилась на аэродроме Кабул. В 6.00 началась ее переброска вертолетами в район боевых действий. Командовал группировкой начальник штаба дивизии полковник Петряков. С ним десантировался заместитель начальника политотдела подполковник Шемитило с отделением связи, в которое вошли: капитан Голубев и авианаводчик – ефрейтор из штаба 40-й армии с радиостанцией Р-809.
Непосредственно перед высадкой десанта по району боевых действий был нанесен бомбоштурмовой удар. Это была первая крупная боевая операция советского воинского контингента в Афганистане. Мы еще не предполагали о коварстве и предательстве так называемых союзников по борьбе с бандформированиями. Замысел операции, время начала стали известны командиру мятежного полка Рауфу, соответственно, мятежным полком были заняты все господствующие высоты, устроены огневые точки на склонах гор, пристреляны сектора обстрела, а нанесенный бомбоштурмовой удар эффекта не произвел, так как душманы находились в укрытиях. Единственная дорога от Асадабада, проходящая по ущелью на протяжении, практически всего маршрута, была завалена огромными валунами, мосты взорваны и заминированы.
Что же произошло на самом деле? Как только десантировалась с вертолетов первая группа и начала движение вниз, на десантников обрушился со всех высот шквал огня. В первые минуты погиб авианаводчик. (В ВДВ по штату радиостанций Р-809 для связи с армейской авиацией не было, поэтому штаб армии на первом этапе боевых действий придал нам солдат-связистов с Р-809 полагая, что офицеры-десантники способны наводить вертолеты на цель. В действительности работе с авиацией нас, офицеров ротного и батальонного звена, стали учить позже – уже в Афганистане. Ефрейтор был убит в первые минуты боя - спровоцировала антенна: духи выбивали в первую очередь звенья управления войсками. Поэтому "вертушки" нарезали круги над местом боя вслепую и не знали куда работать. Примечание автора.) Десантники попали в ловушку. Бронегруппа с трудом пробивалась на помощь. Встреча двух группировок вместо 12.00 произошла около 24.00 .
Но задачу десантники выполнили: захватили штаб полка со средствами связи, уничтожили часть живой силы, взяли в плен наемника из Саудовской Аравии».
Далее операция развивалась по самому драматичному варианту: бомбоштурмовой удар авиации успеха не имел – противник заранее вывел свои подразделения из-под удара и потерь не понес, сохранив при этом систему обороны. Через 15 минут после десантирования на горное плато и спуска в долину тактический десант попал в «огневой мешок» – опорные пункты противника, оборудованные на склонах хребтов, господствовали над местностью.
Разведка района боевых действий руководителем операции должным образом не проводилась и командиры подразделений тактического десанта систему обороны противника не знали. Бой с первых же минут развивавлся по наихудшему сценарию, что заставило личный состав батальона залечь под сильнейшим огнем противника. Через 30 минут после начала боя полковник Петряков вынужден был приказать командиру разведывательной роты старшему лейтенанту Мостибродскому о выделении двух его взводов для оказания помощи 7-й и 9-й ротам. Противник с заранее подготовленных позиций шквальным огнем стрелкового оружия наносил невосполнимые потери. Командование оперативной группы 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии уже понимало, что замысел, цель операции противнику каким-то образом известны, он основательно подготовлен к бою. Своими силами и средствами изменить динамику боя в сторону улучшения оперативная группа соединения была уже не в состоянии.
Бой развивался под массированным огневым воздействием противника, разорвавшего мелкими, активно маневрирующими группами, боевые порядки парашютно-десантных рот. Противник, просачиваясь в бреши боевого порядка батальона, атаковал тылы наших подразделений. Командиры рот и взводов, растерявшись, оказались не в состоянии реально оценить обстановку, чтобы объективно разобраться и принять грамотные решения на бой. Мятежники, маневрируя мелкими группами, применили активную тактику «просачивания», чем и разрознили боевой порядок десанта, превратив его в «слоеный пирог»: противник – наши, опять противник – снова наши.
Расстановка сил на поле боя запутала командование десантной группы, ввело в заблуждение. Сложилось впечатление, что противник был везде и всюду, вел огонь со всех направлений, о чем в последствии подтвердили участники боя. Отчасти это так и случилось: командиры не могли «привязаться» к местности и контролировать боевой порядок подразделений. В этой сумятице мятежные горные стрелки воздействовали на подразделения десанта с разной плотностью огня, поэтому одни подразделения батальона, не встречая активного воздействия, проскочили вперед, другие же лежали под шквальным огнем. В силу этого, боевой порядок рот, его «рисунок» нарушился, чем и воспользовался активно маневрирующий на поле боя противник. Просачиваясь через бреши и стыки подразделений, он наносил удары с тыла и флангов.
9-я рота капитана Хапина, находясь на правом фланге батальона, с первых же минут подверглась массированному огневому воздействию, что совершенно не предполагалось замыслом операции. Бой для десантников приобрел очаговый и непредсказуемый характер. Развиваясь стремительно, он перечеркнул все планы командования – появились раненые, убитые. Взвод старшего лейтенанта Клепикова, «выпав» из боевого порядка подразделения, был вынужден залечь под огнем противника. Десантников отсекли от основного состава роты, окружили. Командир взвода, проявив малодушие, с одним из сержантов покинул поле боя и ушел по сухому руслу ручья. Гвардейцы, оставшись без командира, приняли последний бой. Два других взвода роты, проскочив вперед, оказались ниже по высоте и уже не могли обеспечить выход из окружения попавшим в беду товарищам. Подкрепление, высланное командиром роты, не смогло пробиться к окруженным десантникам и в полном составе погибло.
Командование брошенным взводом принял рядовой Ефимов. Управляя боем, он поддерживал устойчивую связь по радиостанции с командиром батальона. Десантники, отбивая бесконечные атаки противника, несли тяжелые потери. Мятежники атаковали беспрерывно, но бойцы стояли насмерть. Раненый в ногу Ефимов доложил об этом командиру батальона, но поле боя не покинул, продолжая командовать десантниками. Получв ранение в голову, он также не вышел из боя – командир батальона Кустрьо принимал доклады солдата. Несколько часов длилась неравная схватка, в которой противник усиливал натиск. Командир десантников, получив третье ранение, продолжал вести неравный бой.
Через некоторое время на связь с комбатом вышел другой солдат, доложив ему о гибели Ефимова, о том, что принял командование горсткой героев, силы которых заканчивались - в живых оставалось несколько человек, но сдаваться врагу они не собирались. В неравном бою все погибли героями! После завершения операции командир батальона ходатайствовал перед командованием соединения о присвоении гвардии рядовому Ефимову звания Героя Советского Союза – посмертно.
Во второй половине дня мелкие группы противника, не углубляясь в боевые порядки 7-й и 9-й парашютно-десантных рот, маневрируя, входили в ближний бой с десантом. В открытый эфир один за другим следовали доклады командиров 7-й и 9-й парашютно-десантных рот: «У меня двое «двухсотых», трое «трехсотых», через несколько минут снова доклад: «У меня один «двухсотый», трое «трехсотых». Потом выяснилось, что мятежники контролировали наш радиообмен и знали, что десантники несли большие потери, поэтому до самой темноты не ослабевали натиск. Командный пункт батальона, оперативная группа дивизии едва успевали принимать доклады командиров подразделений о потерях. В сложившейся ситуации командиры рот уже не владели обстановкой: бой по всему фронту наступления батальона принял многослойный, очаговый характер.
Позиции и огневые точки мятежного полка, примкнувших к ним душманских отрядов, были замаскированы камнями. Они были неуязвимы от воздействия стрелковым оружием. Имея на вооружении английские «буры» калибром 7,65 мм., дальностью прямого выстрела в 600 метров, мятежники вели эффективный огонь по наступающему десанту. Характер рельефа местности располагал к ситуации, при которой, чем ниже спускались в долину десантники, тем больше оказывались на линии огня противника. Общее направление наступления батальона – вниз, в пологую седловину, открывало мятежникам его правый фланг и тыл разрозненного боевого порядка. Снайпера противника, в первую очередь, поражали военнослужащих с радиостанциями – антенна демаскировала органы управления, офицерский состав, который выделялся наличием средств связи, формой одежды. Если бы не активные действия разведывательной роты гвардии старшего лейтенанта Мостибродского, личное мужество самого командира полковых разведчиков, батальон бы понес катастрофические потери.
В одном из эпизодов боя создался критический момент, при котором возникла угроза захвата в плен или уничтожения оперативной группы дивизии полковника Петрякова. Разведчики Мостибродского, приняв на себя удар противника, обеспечили выход оперативной группы в безопасное место. Наступившая ночь с огромной луной стали союзницей тем, кто дошел до крепости и уцелел в кровавом бою, но эта ночь стала Варфоломеевской резней для бойцов, кто, истекая кровью, лежал среди камней и ждал последней минуты...
Из воспоминаний командира разведывательной роты 317-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии подполковника Мостибродского Александра Львовича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года:«В феврале 1980 года я получил приказ прибыть в штаб 317-го парашютно-десантного полка на совещание, на котором присутствовали командир 3-го батальона капитан Кустрьо, командиры рот Тарасевич, Самохвалов, Хапин. Начальник штаба полка сориентировал нас на участие в боевой операции в составе усиленного батальона полка в провинции Кунар, в том числе и моей разведывательной роты.
Вслед за этим была организована рекогносцировка для командиров подразделений, задействованных в операции. На самолете Ан-26 с аэродрома Кабул мы совершили перелет в Джелалабад, где прямо в самолете Маршал Советского Союза Соколов поставил нам задачу на боевые действия. В отношении противника Маршал Советского Союза отметил следующее: один из полков афганской армии вышел из-под контроля Министерства обороны Афганистана и выступил против правительства. Мятежники подчинили себе разрозненные отряды душманов и координировали их действия. Командир мятежного полка, начальник штаба полка окончили академию Фрунзе в Москве. В данный момент командир полка находился в Пакистане, полком командовал начальник штаба, который в настоящий момент готовит боевые действия против советских войск и подразделений афганской армии. Под предлогом борьбы с отрядами душманов, для боевой подготовки командование мятежного полка вытребовало у своего начальства большое количество боеприпасов, оружия. Полк вооружен основательно.
Затем Маршал Советского Союза Соколов дал команду генералу ВВС нанести бомбоштурмовой удар по позициям мятежного полка. Немедленно взлетела пара Миг-21, через некоторое время еще три пары истребителей, которые отработали по противнику и вернулись на базу. После этого участники рекогносцировки пересели в вертолеты Ми-24 и полетели в район предстоящих боевых действий.
Я летел в одном вертолете с Хапиным. Чтобы не попасть под огонь противника, полет проходил на высоте нескольких метров над землей. Непосредственно в районе боевых действий мы набрали высоту до двух километров. С вертолета хорошо просматривалась крепость (штаб мятежного полка), угадывались позиции опорных пунктов противника, БТР. С земли наблюдались проблески огня – по нам вели огонь из ДШК. После возращения на аэродром в корпусах вертолетов мы обнаружили множество пробоин от пуль, в том числе от крупнокалиберного пулемета.
Затем началась подготовка к боевым действиям: занятия, стрельбы, смотры. Получили бронежилеты, каски. Состав тактического десанта насчитывал до 300 человек личного состава. Мою разведывательную роту доукомплектовали несколькими солдатами из внештатной 6-й разведывательной роты полка.
29 февраля 1980 года, утром, мы загрузились в вертолеты и вылетели в район боевых действий. Десантировались на горное плато в нескольких километрах от пакистанской границы. Моей роте была поставлена задача: обороной на плато прикрыть действия батальона с господствующей высоты. 3-й батальон в боевом порядке начал спуск вниз. День был ясный, тишина. Ничто не предвещало каких-либо трудностей в выполнении задачи.
Минут через 15 по радиостанции пошли первые доклады командиров 7-й и 9-й рот о раненых и убитых. Через 30 минут бой разгорелся по всему левому и правому флангу батальона. Плотность огня противника была очень сильной. Полковник Петряков приказал мне одним взводом поддержать 7-ю роту. Я дал команду командиру 2-го взвода Мельнику выдвинуться на левый фланг батальона и подержать 7-ю роту огнем. Заместителем Мельника был сержант Мироненко. Взвод вовремя вышел к разрозненному боевому порядку 7-й роты и сходу вступил в бой.
Затем полковник Петряков дал мне команду об оказании помощи 9-й роте. Начальник разведки полка майор Качанов забрал четыре человека из 3-го взвода лейтенанта Султанова, дополнил их солдатами другого взвода и с группой в десять человек выдвинулся для поддержки 9-й роты. Но пробиться к десантникам разведчики не смогли, огонь мятежников разил на повал.
Оперативная группа дивизии полковника Петрякова, штаб батальона спустились вниз метров на 500, после чего я получил команду выдвинуться к ним. Взвод лейтенанта Султанова в количестве 10 человек я оставил на плато для прикрытия оперативной группы и начал спуск к штабу батальона. Перед фронтом 9-й роты я наблюдал выдвижение двух групп противника до 50 человек в каждой, которые, поднимаясь вверх, охватывали правый фланг роты, совершая маневр с подъемом на плато.
Через полтора часа по радиостанции Султанов мне доложил, что противник ведет по нему огонь из стрелкового оружия, ему требуется помощь. Султанов паниковал, это чувствовалось по разговору в эфире, через некоторое время связь с ним прекратилась. Я доложил об этом Петрякову. Начальник штаба дивизии приказал мне взять с собой 10 человек, подняться на плато и оказать помощь Султанову. С группой разведчиков я начал подъем к площадке десантирования. Противник обстрелял меня с направления плато, отрезав подходы к взводу Султанова. В этот момент в эфир по радиостанции в открытом режиме вышел рядовой Перешеин, молодой солдат из взвода Султанова: «Товарищ старший лейтенант, взвод погиб, раненых «духи» добили. Я тяжело ранен».
Под огнем противника я ускорил выход на плато и с двумя солдатами пробился к взводу Султанова. Остальные остались внизу: моим кавказским горцам не хватило мужества померяться силами с афганскими горцами, они залегли в кустах и не двинулись с места. На плато я нашел раненого в голову рядового Перешеина, которому пуля по касательной сорвала кожу, что вызвало сильную кровопотерю. Он доложил: в момент боя на плато, когда мятежники вышли наверх, командир взвода Султанов бросил позицию и убежал. «Духи» вышли к ним и добили раненого Тулегенова (из 6-й роты усиления), забрали автомат, боеприпасы и ушли. Рядовой Перешеин в брошенном рюкзаке своего командира лейтенанта Султанова нашел радиостанцию, включил ее и доложил обстановку.
Через некоторое время на плато стали по одному собираться оставшиеся в живых солдаты взвода Султанова. Появился и он сам. Я высказал ему все, что думаю о нем, возложил на него личную ответственность за гибель солдат. До конца боя Султанов, словно привязанный, находился со мной – не мог совладать собой по низким психологическим качествам. Задач я ему больше не ставил.
Сержант Александр Мироненко (заместитель командира 2-го взвода), ефрейтор Задворный (наводчик-оператор), рядовой Сергеев (механик-водитель) решили захватить БТР мятежников, который стоял на огневой позиции недалеко от кишлака. При выдвижении к нему произошла неожиданная встреча с противником. Начался бой. Ефрейтор Задворный, получив ранение в бедро, погиб в первые минуты боя. Рядовому Сергееву удалось скрыться от пуль противника и уйти. Сержант Мироненко принял неравный бой в одиночку и вел его до последнего патрона. Когда нашли его тело, рядом валялось множество стреляных гильз его автомата. Кисти рук были оторваны, возможно, отстреляны из автоата. Ефрейтору Задворному душманы отрезали голову (уже мертвому). Рядового Сергеева мы нашли на третьи сутки. Парень безвольно сидел на камнях. Его подозвали. «А вы стрелять не будете?» – был вопрос сломленного солдата. Успокоили бойца, забрали с собой…
Бой продолжался. Погиб рядовой Кальной – высокий симпатичный парень, родом из Минской области. Пуля снайпера попала прямо в лоб. Только с наступлением темноты мы смогли пробиться к крепости, где размещался штаб мятежного полка. Пять километров от площадки десантирования до рубежа встречи с усиленной группой 350-го парашютно-десантного полка дались нам большой кровью. Наступила лунная ночь, солдаты упали от страшной усталости и уснули. Кое-где слышались выстрелы «духов».
На следующий день мы собирали убитых. Местность была очень сложной – молодые горы, закрытое пространство. В отдельных местах на тропе – двоим не разминуться. Для того чтобы эвакуировать убитых, нам приходилось сбрасывать их с 20 метровой высоты. По-другому вытащить тела погибших не представлялось возможным.
На следующий день выяснилось, что система обороны мятежного полка была направлена на дорогу, на колонну бронетехники 350-го парашютно-десантного полка. Именно таким образом были оборудованы опорные пункты и огневые точки противника. Тактический десант связал боем противника, и бронегруппа не понесла больших потерь. В противном бы случае удар на себя приняла колонна парашютно-десантного батальона Фроландина, мотострелки и два батальона афганской армии.
Личный состав мятежного полка, за исключением дежурных средств, находился в кишлаке и выходил к подготовленным опорным пунктам, занимая их по сигналу. Огневые позиции противника были выстроены таким образом, что обеспечивали автономное ведение оборонительного боя в течение нескольких суток. Для этого в огневых точках имелся запас пищи, воды, боеприпасов. После окончания боя несколько дней батальон оставался в районе боевых действий. Затем на вертолетах нас вывезли в Кабул.
В июне 1980 года 3-й парашютно-десантный батальон перебросили в Кандангар, а в июле меня назначили начальником штаба этого батальона. Афганская война только начиналась. В Кандагарской «зеленке» развернулись ожесточенные бои. Батальон практически не выходил из боевых операций и рейдов, но об этом потом».
Разведывательная рота 317-го парашютно-десантного полка, проявив мужество, стойкость, самоотверженность с честью выполнила боевую задачу. Потери в бою составили 5 человек убитыми – тяжелых боев без потерь не бывает. Александр Львович служил в Ферганской воздушно-десантной дивизии, где личный состав подразделений едва ли не каждый день отрабатывал учебно-боевые задачи в горной местности. Дивизия занималась горной и специальной подготовкой и, вне всякого сомнения, на местности провинции Кунар могла бы вести боевые действия профессионально. Но в июне 1979 года приказом начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР Н.В. Огаркова ее расформировали, она перестала существовать как оперативная единица в составе Вооруженных Сил СССР. Александр Львович с болью говорил об этом. В Афганистан бросили воздушно-десантное соединение, которое по своему предназначению было направлено на западный театр военных действий.
Воспоминания командира разведчиков 317-го парашютно-десантного полка Александра Мостибродского вряд ли кого оставят равнодушным. Передо мной сидел интеллигентный, тактичный офицер и ровным голосом рассказывал о событиях почти тридцатилетней давности. Человек с высоким чувством офицерского долга, чести, мужества, пронесший через годы боль и трагедию первого боя. Он вспоминал без снисхождения к самому себе и сложившейся ситуации для его разведчиков. Он мог много раз погибнуть в этом бою, но судьба распорядилась так, что пришлось вести своих солдат только вперед, а потом выносить тела погибших, чтобы ни одного не оставить на растерзание «духам».
Жизнь его разведчикам предоставила одинаковую возможность проявить себя с достоинством и честью в тяжелейших испытаниях, навязанного противником боя. Командир разведчиков знает, кто из его подчиненных и как заявил себя в момент истины и спустя тридцать лет помнит по фамильно солдат, которые рядом с ним сражались в том жестоком бою…
ГЛАВА 31
Бой в Кунаре развивался не по боевым уставам Советской Армии. К полудню 29 февраля 1980 года противник полностью контролировал обстановку в полосе боестолкновения. Тактика действий мобильных отрядов мятежников предохраняла их от ударов армейской авиации. Войдя в близкое соприкосновение с наступающим десантом с плато, душманы навязали ему ближний и не выгодный бой.
Командиры рот Хапин, Мостибродский пытались наводить вертолеты по скоплениям находившегося в движении противника, но это не приносило положительной динамики в развитие боя. Обойдя батальон с флангов, противник группами в 40-50 человек вышел на плато, где занял удобные во всех отношениях позиции и воздействовал огнем на разрозненный десант, подразделения которого, оставляя раненых и убитых, продолжали спускаться в долину…
Смешанная группировка 350-го парашютно-десантного полка с приданными ей средствами пробивалась по ущелью Шегал к зажатому в тиски и погибавшему без поддержки десанту. Задача бронегруппы – к полудню завершить окружение противника, оставалась не выполненной. Противник, выставляя засады, на всем протяжении ущелья делал завалы, взрывал мосты, нарушал управление колонной – снайперы отстрелили часть антенн радиостанций боевых машин. Тем не менее, связь не была потеряна, группировка управлялась на марше и в бою.
Огромную роль в обеспечении устойчивой и бесперебойной связи сыграла качественная работа начальника связи дивизии гвардии подполковника Горового. Евгений Иосифович со своими связистами сделал все возможное, чтобы командиры управляли войсками на всех этапах боевой операции. Более того, каждое подразделение имело радиостанции УКВ и КВ диапазонов, командир батальона Василий Кустрьо держал надежную связь со штабом дивизии в Кабуле, оперативной группой и командирами подразделений. Десантники, вооруженные коллективным оружием: пулеметами, гранатометами, имели приемники Р-254, Р-255, что также сыграло положительную роль в управлении боем.
Из воспоминаний начальника связи 3-го батальона 317-го парашютно-десантного полка гвардии майора Быкадорова Алексея Петровича, десантировавшегося на горное плато Кунара 29 февраля 1980 года: «Батальон высадили с вертолетов на господствующие вершины около 7.00 утра. Внизу, в долине, находился противник, в 3-х километрах за спиной – Пакистан. Через 15 минут движения батальона вниз мы попали под шквальный огонь противника, который заблаговременно замаскировался. Входы в пещеры были закрыты камнями: убрал камень – огневая точка, из которой «духи» вели огонь из стрелкового оружия. Поражали они в первую очередь офицерский состав, отличавшийся формой одежды и связистов, имеющих на себе радиостанции с полутораметровыми антеннами.
Так в первые минуты боя погибли авиационные наводчики из ВВС 40-й армии. Связь с авиацией была утеряна, ее пришлось осуществлять через командный пункт дивизии, находившийся в Кабуле, с помощью Р-129. Поэтому эффективной работы с авиацией по целеуказаниям позиций противника не получилось.
Связь с ротами обеспечивалась радиостанциями Р-129 КВ диапазона и Р-107м. У командиров рот и взводов были радиостанции Р-148, в отделениях – приёмники Р-254 и Р-255. Таким образом, радиосвязью были обеспечены все звенья управления батальона, она доходила до каждого солдата и в течение всего боя была устойчивой.
С самого начала боя на командный пункт батальона поступали доклады командиров 7-й и 9-й рот о наличии раненых и убитых. Ребята вынуждено залегли и заняли круговую оборону. До темноты батальон отстреливался. Потери были большие, особенно в 9-й роте капитана Хапина, где взвод старшего лейтенанта Клепикова был полностью окружен, было много убитых.
Капитан Хапин пытался выдвинуть к позиции этого взвода другой взвод, но они не пробились – 7 человек погибло. В результате взвод Клепикова был полностью уничтожен, в живых остался сам Клепиков и один из его сержантов, которым удалось выбраться по высохшему руслу реки. В этом взводе был сапер сержант Чепик, который вместе с остальными бойцами взвода занял круговую оборону по 4-5 человек. Десантники отбивались, пока не были тяжело ранены или убиты. Так, Чепик, когда у него закончились боеприпасы, взорвал себя и окруживших его душманов миной…
Батальон не мог поднять головы под шквальным огнем. Командный пункт батальона вместе с оперативной группой дивизии полковника Петрякова от верной гибели спасли разведчики Мостибродского, не допустившие выхода душманов к командному пункту. Все они, в том числе сержант Мироненко, который подорвал себя и душманов гранатой, погибли. Эти 20 минут боя позволили командному пункту батальона переместиться в более безопасное место. С наступлением темноты батальон вышел из окружения и спустился в долину, куда к этому времени подошел батальон Фроландина и подразделения афганской армии.
На следующий день были организованы группы поиска раненых, которых мы не смогли вынести. В ходе поиска были видны и душманы, которые также собирали своих убитых и раненых – они уходили в Пакистан. В этот момент мы друг друга не трогали. Были найдены все наши бойцы, их тела были изуродованы. Потом батальон возвратился в Кабул в расположение полка. Так закончилась эта операция. Мы приобрели в этом бою огромный боевой опыт, жаль только, что ценой многих молодых жизней.
В последующем наш батальон был переброшен под Кандагар, затем Лашкаргах. Нами было проведено много боевых операций с хорошими результатами. Потерь личного состава было не много, людей берегли. В батальон из Союза за приобретением боевого опыта приезжали офицеры из академии, учебной дивизии, Рязанского воздушно-десантного десантного училища. До декабря 1981 года наш батальон был признан лучшим в составе ограниченного контингента советских войск по эффективности ведения боевых действий».
Бездарный руководитель операции генерал Меримский, в силу абсолютной неспособности влиять на ситуацию в ходе завязавшегося боя, не принял внятных своевременных решений, которые бы смогли изменить рисунок боя. Он занимался более знакомым для себя делом, кроя матом по радиостанции командиров, оказавшихся исключительно по его вине в «огневом мешке» мятежников. Воздушный десант погибал под огнем, находившегося в более выгодном положении противника. Наземная группировка войск, разгребая завалы в ущелье, также отбивалась от противника. Она не успевала выйти на указанные рубежи с целью охвата противника в установленное планом операции время.
Командир 350-го парашютно-десантного полка гвардии подполковник Шпак уверенно руководил подразделениями. В тяжелейших условиях, сложившихся для его «бронегруппы», Георгий Иванович, проявляя личное мужество, командирскую волю, делал все возможное, чтобы избежать неоправданных потерь. Вне всякого сомнения, он уже понимал, что противник подготовился к встрече и понять бы это генералу генерального штаба Меримскому (извиняюсь за каламбур), что противник знает план, задуманный им и Маршалом Советского Союза Соколовым операции. «Огневой мешок» был подготовлен заранее и в него втянулся, истекающий кровью десант.
Если бы десантируемая группа 317-го парашютно-десантного полка не связала боем мятежников, не подставила себя под удар, всю тяжесть атаки приняла бы на себя «бронегруппа» 350-го парашютно-десантного полка, мотострелки и приданные батальоны афганской армии. Противник выдвинул тяжелую технику на позиции, с которых подготовил систему огня по принципу «огневого мешка» – туда войти можно, обратно – нет! Воздушный десант, спускаясь к крепости, штабу мятежного полка, сковал силы мятежников, а группировка на боевых машинах, опоздав на двенадцать часов, не вышла вовремя на рубеж атаки – бой десанта в седловине уже закончился. Два основных фактора, не позволившие мятежникам расстрелять «бронегруппу» 350-го парашютно-десантного полка. Десант же был обречен.
К началу операции противник насчитывал до 1200 человек личного состава горно-пехотного полка афганской регулярной армии, имеющего статус «специального назначения». Мятежный полк был полностью вооружен советским вооружением, средствами связи, командование полка имело дипломы выпускников академии М.В. Фрунзе в Москве. Мятежники обладали качественной горной и специальной подготовкой для ведения боевых действий в горах. Даже по самой поверхностной оценке нам противостоял серьезный противник, владеющий замыслом операции, ее целями, задачами, способный активно действовать мелкими подразделениями в автономном режиме. Теперь понятно, почему противник, «разорвав» боевой порядок десанта, «просочился» в образовавшиеся бреши и оказался в боевых порядках 9-й роты капитана Хапина? Попавший в окружение взвод Клепикова и посланное ему подкрепление также было обречено на гибель и не имело никакой возможности оказать поддержки товарищам. На него воздействовал противник, находившийся выше по ярусу господствующих высот. Это тоже один из способов действий в горах: те, кто находится выше, прикрывают огнем действия находившихся ниже.
Напомню: противник подготовил позиции заранее, зная замысел операции. Командование десанта это поняло тогда, когда оказалось в огневой ловушке. Командование группировок 317-го, 350-го парашютно-десантных полков, оперативная группа дивизии докладывали сложившуюся обстановку генералу Меримскому, но у руководителя операции, кроме брани по средствам связи, не было вариантов решений. Ни он сам, ни его штаб, как заместителя руководителя оперативной группы Министерства обороны СССР, не внесли коррективы в ход боевой операции, чтобы направить ее в нужное русло. Этого не случилось даже тогда, когда обстановка полностью вышла из-под его контроля и требовала кардинального вмешательства в ход боевой операции.
По сложившейся традиции командно-штабных учений и тренировок подготовка к этой операции носила поверхностный характер. Руководством оперативной группы Министерства обороны СССР были проведены только аэрофотосъемка дислокации противника силами 263-й отдельной разведывательной эскадрильи на МиГ-21Р и воздушная рекогносцировка. Другие же мероприятия по разведке противника не проводились, как не проводилась и качественная оценка противника, без чего не может быть верным решение командира на боевые действия. Личный состав войсковой группировки даже не представлял, что его противником является мятежный горно-пехотный полк регулярной афганской армии специального назначения, а не разрозненные группы душманского отребья.
Штаб руководителя операции не занимался анализом возможных рисков в ходе проведения боевых действий, замысел операции был рассчитан на «ура»: пройдем, мол, походным маршем до встречи с бронегруппой, уничтожим противника в его же «логове». Американская тактика действий «молота и наковальни», которую никогда и нигде не отрабатывали на практике, не сработала в реальных условиях.
Генерал Меримский учился искусству войны только на учениях и академиях, рисуя на картах «красные яйца» – за свои войска, «синие» – за войска противника. Другого опыта у него не было, но уж очень хотелось «отличиться» как на полевых занятиях: дерзко и уверенно. Дух, разработанной им операции, строился не на трезвом расчете выработанных решений, а по «накатанной» практике учебных полигонов: десантироваться, выйти на рубеж, окружить противника и уничтожить. То есть по принципу: пришел – увидел – победил. Но лавров победы и звона фанфаров не было! Матери погибших солдат к 8 марта 1980 года получили страшные подарки, и музыка там была совершенно иная…
Итог операции в Кунаре возвращает нас к вопросу о том: насколько советский воинский контингент был готов к боевым действиям в Афганистане? Насколько качественной и эффективной была наша готовность вести бой с мятежной частью регулярной афганской армии? Замечу! Не с армией какой-либо страны, входящей в НАТО, а афганской, где народ и поныне живет в эпоху средневековья. Что мы фиксируем реально? Рядовой войсковой операцией, в которой задействовалось-то всего несколько батальонов, командовал генерал-лейтенант, а Маршал Советского Союза страховал его действия. То есть, продолжалась та же самая порочная практика Советской Армии – перестраховка. Не должен был генерал-лейтенант, тем более – Маршал Советского Союза командовать полком или бригадой!
Совместная группировка советско-афганских подразделений по личному составу, технике и вооружению равнялась усиленному мотострелковому полку. Искусственно вводимые звенья управления при ведении боевых действий: оперативные группы полков, дивизий, Министерства обороны СССР в элементарном тактическом бою вносили только сумятицу, неразбериху, что не приводило к желаемым результатам. Начальники тем и отличаются от командиров, что они за все «болеют», но ни за что не отвечают - ответственность лежит на командирах.
Приведу один из примеров из моей командирской деятельности в Афганистане, когда бестолковое вмешательство в боевые действия моего парашютно-десантного батальона оперативной группы Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, привело к многочисленным жертвам. В июле 1988 года командир 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии генерал-майор Грачев поставил моему батальону задачу блокирования высокогорного перевала Тир с целью обеспечения выхода в Союз гардезско-газнийской группировки советских войск. Обстановка сложилась следующим образом: подразделения моего батальона заняли позиции в скалах гардезского горного «серпантина» и воспрепятствовали противнику выход к магистральной дороге. Колонна выводимой группировки войск, медленно, но уверенно поднимаясь на перевал, преодолевала его в штатном режиме. Большая часть техники уже спустилась вниз и следовала по открытой долине в сторону Кабула. Все шло по плану до тех пор, пока противник, пытаясь выйти к дороге, не открыл огонь по позициям 7-й парашютно-десантной роты.
Более того, душманы сделали попытку «сбить» несколько «блоков», чтобы выйти к трассе и нанести поражение беспомощной на подъеме колонне. В этот момент в боевые порядки взвода старшего лейтенанта Плотникова прибыло несколько полковников оперативной группы Генерального штаба. Старший офицер оперативной группы, обругав командира взвода за, якобы, неправильный выбор позиции, распорядился выдвинуть боевые машины на другой рубеж. Полковник с отборнейшим матом совершал действия вопреки приказу командира дивизии генерала Грачева, на который ссылался командир взвода Плотников. Представитель оперативной группы Генштаба, не владея обстановкой в районе боевых действий (а «порулить-то» хотелось), направил взвод из трех БМП на рубеж, где было выставлено минное поле системы спецминирования. Под гусеницами БМП сработали мины, взвод вынужден был остановиться под огнем противника на открытом заминированном плато. Командир взвода, оказавшись в «патовом» положении, не мог спешить личный состав, потому, что кругом были мины, и по той же причине он не мог выйти на новый рубеж, чтобы огнем боевых машин сдерживать противника.
Плотников, доложив мне по радиостанции о сложившейся обстановке, запросил о срочной помощи. Я выслал к нему БТР с отделением саперов под командованием старшего лейтенанта Мельника, которому поставил задачу по выводу парашютно-десантного взвода с минного поля и обеспечению его прикрытия. Командир саперного взвода, конечно, не знал, как не знал этого никто, что силами специальной разведки (в Газни дислоцировался 177-й отдельный отряд спецназа ГРУ) было установлено минное поле системы «Охота-2», которое не обезвреживается обычными средствами. Саперы старшего лейтенанта Мельника вместе с командиром подрываются на минах.
Противник усиливал давление на участке попавшего в беду взвода Плотникова, пытаясь выйти к дороге – узкой, извилистой ниточке, по которой шла колонна выводимых войск. Колесная техника с личным составом тыловых служб была беспомощна перед огнем душманского отряда, занимавшего выгодные позиции и готового вот-вот ударить по колонне. Плотников, понимая, что с саперами оказался в сложном положении и не в состоянии обеспечить прикрытие «ниточки», доложил мне о нависшей над колонной опасности. Мне ничего не оставалось делать, как сорвать со своего командного пункта хозяйственный взвод, связистов, водителей, и, посадив их на два БТР-80, «полететь» по гардезскому серпантину на помощь к Плотникову. Ну, благо, мы успели и буквально сходу, с дороги, вступили в бой. На противника обрушился шквал огня крупнокалиберных пулеметов (КПВТ), стрелкового оружия и мы заставили его отойти в ущелье. Подоспевшие к нам «вертушки», которых я вызвал по радиостанции (опять же не на прямую, а через оперативную группу полка), завершили уничтожение душманской группы, создавшей угрозу колонне.
Это один из множества примеров, когда в действия войск вмешивались «операторы» бесконечных перестраховочных направлений, что приводило в боевых подразделениях к неоправданным жертвам. Писаря в полковничьих погонах мнили из себя больших начальников! Офицеры-десантники, отрабатывавшие взаимодействие в высоких штабах, рассказывали нам, что отдельные полковники оперативной группы Генерального штаба едва умели «рисовать» схемы и таблицы. Про расчеты и анализ обстановки, возможные варианты развития обстановки лучше было молчать – такое на анализируют и насчитают! Эти господа в полковничьих погонах выполняли задания курьеров и порученцев – «табе пакет» и орден на груди.
ГЛАВА 32
Болью в наших сердцах отозвалась трагедия Кунарской операции. Личный состава соединения переживал тяжелые потери, которые понес 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка. Мне довелось встречаться со многими участниками тяжелого боя и общаться с ними в доверительной обстановке. Их рассказы, оценка сводились к одной, но очень важной мысли – надо, наконец-то, учиться воевать по-настоящему. На примере боя в Кунаре я сам учился войне, учил своих подчиненных, как надо действовать в открытом бою. Анализ боевой операции, воспоминания участников трагедии, фактические данные, мои личные наблюдения с уже наработанным опытом позволяли видеть отдельные эпизоды боя со стороны, в реконструкции.
По замыслу операции, разработанной под личным руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова, 9-й роте капитана Хапина отводилась меньшая роль. Не потому, что это хотелось руководителю оперативной группы дивизии полковнику Петрякову или рота Владимира Николаевича имела меньший боевой потенциал, а потому, что его подразделение находилось на правом фланге боевого порядка батальона. Командование, штаб операции (Соколов, Меримский) полагали, что основные силы противника находятся на противоположном, левом, фланге тактического десанта (разведывательных мероприятий как таковых не проводилось) и, в случае боестолкновения, мятежники будут воздействовать на боевые порядки 7-й парашютно-десантной роты капитана Тарасевича. Ошибка командования (Соколова и Меримского) в оценке противника оказалась с точностью до наоборот. Основные силы мятежного полка сосредоточились как раз на правом фланге боевого порядка батальона. Парашютно-десантная рота капитана Хапина приняла на себя огневой шквал противника, засевшего на склонах хребтов на заранее подготовленных позициях.
Я считаю за честь быть знакомым с Владимиром Николаевичем Хапиным, командиром 9-й парашютно-десантной роты – весь 1981 год мне посчастливилось командовать разведывательной ротой знаменитого «полтинника», где он был моим руководителем – начальником разведки полка. Честный, порядочный офицер, достойный человек, обладавший скромностью, аналитическим складом ума и способностью мыслить масштабно, творчески. Судьба его с ротой кинула в мясорубку навязанного боя. Ничуть не сомневаюсь – он в сложнейшей обстановке сделал все возможное, чтобы сберечь людей и выполнить задачу.
7-я рота капитана Тарасевича, составившая левый фланг батальона, также оказалась под плотным огнем противника. Ей досталось сполна! Рота понесла потери в командном составе: ранен командир роты, тяжелейшие ранения получил его заместитель лейтенант Игорь Дивинский, мой товарищ по десантному училищу. Серьезно ранен командир взвода лейтенант Богатиков, ставший после излечения командиром разведывательного взвода в нашей дивизионной разведке. Но 7-я рота продолжала сражаться с врагом, пробиваясь к рубежу встречи с бронегруппой 350-го парашютно-десантного полка.
Находившейся в центре боевого порядка 8-й роте капитана Самохвалова было легче дышать, хотя противник и ее доставал огнем с обеих флангов, но командиру роты было проще управлять подразделением при относительно небольшой плотности огня. Командир подразделения, используя тактику ведения общевойскового боя и сохранив боевой порядок при спуске в долину, прикрыл стыки флангов с соседями. Он как мог, взаимодействовал с ними.
Вне всякого сомнения: видеть, понять обстановку, оценить ее можно только тогда, когда сам находишься в центре событий, и панорама боя воспринимается в реальной действительности. Атака противника для десантников была настолько неожиданной и ошеломляющей, что командиры подразделений с первых минут боя потеряли управление личным составом. Они не владели обстановкой и потом, когда необходимо было перестроиться с наступления вниз, в долину, на занятие жесткой обороны. Сложившееся положение дел закрутило их так, что небо померкло в глазах! Что там говорить о рядовых солдатах, молодых офицерах занимавшихся в войсках стройками и хозяйственными работами? Впервые оказавшись в бою с подготовленным противником, они получили сильнейший психологический удар. Должен сказать, что потеря управления в бою заключалась не в том, что не работала связь – она была устойчивой на всех этапах операции, а в том, что личный состав не имел возможность выполнить команды командиров. Солдаты лежали под огнем противника и не могли поднять головы. Используя эффект внезапности, мятежники шли на сближение с десантниками.
Положение по выполнению поставленной задачи усугубил факт того, что командование (Соколов, Меримский) вводило в бой тактический воздушный десанта, как на учениях, при явной недооценке противника. Что, мол, там пять километров спуститься до крепости, штаба мятежного полка, где, встретившись с бронегруппой подполковника Шпака, разогнать душманов? Кстати, настроение личного состава со слов участников операции, было именно таким, вольготным, не рассчитанным на серьезный общевойсковой бой в сложной горной местности.
Недооценка противника командирами всех степеней была налицо, как и вольность, с которой они приступили к выполнению задачи, что и привело к необратимым последствиям. Но в любом случае, драматизм создавшейся ситуации это лишь следствие. Главное заключалось в том, что к ведению общевойскового боя в горах десантники были совсем не готовы. Не потому, что в системе боевой подготовки на зимних квартирах они ни разу не выполняли задач с применением вертолетов, и даже не потому, что на них никогда не летали, а потому, что руководство операцией (Соколов, Меримский) не представляло характер действий противника, не владело обстановкой в районе боевого применения десанта. Войсковая разведка, как вид боевого обеспечения, не велась в системном режиме, не проводилась в сочетании с другими видами разведок: воздушной, специальной, агентурной. Руководитель операции, генерал Меримский, оказался совершенно неспособным к оценке обстановке, чтобы ход операции направить на сохранение личного состава. Поэтому вся беда заключалась в том, что десант, спускаясь вниз к седловине, даже не представлял, что втягивается в заранее подготовленный «огневой мешок». Никто из командования (Соколов, Меримский, Петряков) не ожидал, что именно 9-я рота примет основной удар мятежников. Противнику понадобилось всего 15 минут, чтобы усиленный парашютно-десантный батальон (не мотострелковый или танковый, представляете, что было бы тогда?) оказался в западне и понес тяжелейшие потери.
Руководитель оперативной группы 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии полковник Петряков, сориентировавшись по ходу развития боя, доложил по радиостанции обстановку генералу Меримскому, о понесенных потерях, о том, что операция пошла не утвержденному им по плану, но командование операции (Соколов, Меримский) оказалось не в состоянии внести коррективы в ход боевых действий.
Во второй половине дня перед десантом стояла только одна задача – выжить и пройти оставшиеся несколько километров по горам, чтобы соединиться с группировкой 350-го парашютно-десантного полка. Они вышли к крепости и упали в изнеможении на каменистую афганскую землю. В наступившей лунной ночи то и дело сверкали вспышки выстрелов – мятежники искали раненых десантников, находили и зверски добивали, уродуя их тела.
Ситуация к утру кое-как прояснилась и командиры подразделений, наконец-то, могли оценить обстановку, уточнить потери. Они были ужасающими: 35 человек убитыми и столько же ранеными, причем, до 60 процентов погибших были ранеными, но за ночь мятежники их отыскали и добили, надругавшись над телами. С убитых солдат душманы сняли бронежилеты, одежду, сапоги, забрали оружие и боеприпасы. Одного из раненых сержантов захватили мятежники и увели в Пакистан. В ходе операции был захвачен командный пункт – крепость командира мятежного полка Рауфа, много радиостанций, оружия, боеприпасов. Часть сил мятежников была уничтожена, рассеяна, но основная группировка ушла в Пакистан.
Советские солдаты, впервые оказавшиеся в серьезном бою, проявили лучшие качества из всего того, что они умели делать. В трагической ситуации молодые пацаны оказались способными идти на самопожертвование, вести бой до последнего дыхания. Вечная им память!
Не раз я ставил себя на место комбата Василия Кустрьо – все-таки самому довелось шесть лет командовать парашютно-десантным батальоном. Понимая его, как офицера, командира, склоняю голову перед его мужеством, он не по своей вине оказался с батальоном в «огневом мешке» и поэтому считаю, что только ему позволено право давать оценку своим подчиненным в том жестоком бою.
В ходе этой операции мне было приказано командовать группой охраны Маршала Советского Союза С.Л.Соколова и сопровождать его в район боевых действий. Моя разведгруппа прилетела в Джелалабад вместе с Маршалом Советского Союза Соколовым на Ан-26 капитана Жихарева. Прикрыв собой Маршала, мы вышли к кромке аэродрома, где разгружалась колонна запыленных «бэтээров», на которых лежали завернутые в окровавленные плащ-палатки тела погибших десантников. Людей не хватало. Маршал Советского Союза Соколов приказал мне с группой сопровождения снять с брони растерзанные тела бойцов и выложить их на «бетонку». Мы выложили в ряд 35 тел погибших: раздетых, в пыли и грязи. Многие солдаты были со вспоротыми животами, обезображенными лицами. Пять тел были разрублены на куски. Человек пятнадцать раненых солдат в окровавленных бинтах и полной психологической прострации, поддерживая друг друга, стояли рядом с погибшими товарищами. Ближе ко мне стоял раненый в голову и руку солдат. Я подошел к нему и спросил:
– Как же это случилось?
Раненый боец не сразу понял, что от него хочет офицер в спецназовской «песочке». Переварив вопрос, прошептал сухими губами:
– Стреляли со всех сторон, нас ожидали… Это почти все «дембеля», – показал он на убитых.
Больше я от солдата ничего не добился. Протянул ему фляжку с водой, а поняв, что раненый не может пить самостоятельно, поднес ее к его обветренным губам.
В это самое время Маршал Советского Союза Соколов смотрел на страшную правду войны, ставшей итогом утвержденной им операции. Военачальник находился в психологическом ступоре! Я говорю это точно! С расстояния полутора метров я видел окаменелое лицо старенького, в зеленой форме, небольшого роста человека, заявившего нам недавно на собрании партийного актива о дальнейшем нашем участии в выполнении интернационального долга. Маршал испытывал не меньший шок, чем все мы, стоявшие рядом.
Еще около часа мы стояли в ожидании самолета из Ташкента. Ближе к полудню совершил посадку Ан-26 белого цвета и без опознавательных знаков. В течение получаса, завернув в палатки тела погибших, мы загрузили их в самолет. Следом посадили раненых. Борт, взлетев, взял курс на Ташкент. Мне на всю жизнь запомнился белый самолет – «белый тюльпан», который увез погибших на афганской войне. Остальных увозили на «Черном тюльпане». Не думаю, что первым повезло больше…
В1980 году в провинции Кунар 40-я армия проведет еще две боевые операции: в мае и декабре, которые по тем же причинам не приведут к желаемым результатам. Боевые действия советских войск не закреплялись конечным результатом ни отвоеванием у вооруженной оппозиции территории, ни выдавливанием ее в горные районы или Пакистан. Операции советских войск, проведенные в Кунаре в мае и декабре 1980 года, несмотря на более широкие по глубине и объему цели, главную задачу так и не выполнили. Мы даже не отвоевали у оппозиции провинцию Кунар и не закрепились в ней, чтобы контролировать часть территории, примыкавшей к Пакистану. А ведь Кунар – административно-территориальная единица важнейшего направления, через которое оппозиция осуществляла массовые поставки вооружения боевым отрядам моджахедов. Горные отроги Гиндукуша высотой до 5000 метров разрезали территорию вдоль долины реки с одноименным названием – Кунар, образуя тайные маршруты перебросок оружия в центральные районы страны.
Общая ситуация усугублялась еще и тем, что с уходом советских войск из зоны боевых действий, «саурские» революционеры не смогли быть убедительными для населения провинции, они не в состоянии были представлять государственную власть на местах, которую бы уважали племена. Это ключевая составляющая внутриполитической жизни афганского общества, которая привела политику НДПА, органов государственной власти в работе с местным населением к провалу.
Оппозиция же на местах, укрепляя связь с жителями провинций, устраивалась основательно. Сельское население поддерживало ее и пополняло душманские формирования, отряды наркопроизводителей и местных феодалов. То есть, кто как платил. Силы вооруженного сопротивления находились среди дехкан в кишлаках, что давало душманам прекрасную возможность общаться с народом, быть понятным ему в своих намерениях и действиях. Неудивительно, что силы сопротивления не только сохранили, но и усилили влияние на местное население, которое в сложившейся обстановке, все больше склонялось к неприятию государственной власти.
Выводы боевых действий в Кунаре были для нас печальными и связанными с тяжелыми и неоправданными потерями, цели и задачи операции были достигнуты с огромными и неоправданными потерями. Советские войска, местные органы власти не закрепились в провинции Кунар, чтобы управлять ею рычагами государственной власти. Поэтому положение становилось на круги своя: боевые подразделения, завершив операцию, возвращались в места дислокации, а реальную власть опять захватывали «исламские комитеты», имевшие большую популярность в народе. Более того, теневые органы власти привлекали религиозных деятелей, которые имели свои вооруженные формирования, руководили ими и проводили успешные боевые операции против советских и правительственных войск.
Служителей культа вывозили в США, Пакистан, другие страны арабского мира, где им давалась нужная установка для борьбы с советскими войсками. Представители власти в глубинке: уездах, провинциях, несомненно, знали свою уязвимость и даже зависимость от вооруженной оппозиции и не шли с ней в жесткую конфронтацию, стараясь находить, если не компромиссные, то взаимоприемлемые соглашения. Главным содержанием контактов с местными органами власти для вооруженной оппозиции являлось получение от нее информации о намерениях правительства, советских войсках, районах боевых операций, силах и средствах, привлекаемых на их проведение.
Начавшиеся боевые действия ограниченного контингента с отрядами оппозиции проводились с участием подразделений афганской армии. Это предполагало мероприятия по организации с ними взаимодействия и согласования военных вопросов. Подготовка боевых операций 40-й армией проводилась с широким размахом (как на учениях в Союзе, кстати, от этого мы так и не избавились за все годы афганской войны). Множество машин, БТР сновали в штаб армии, обратно в войска – штабы частей, соединений. В парках боевых машин шла работа по подготовке к рейдовым операциям, для чего задействовались инженерные, транспортные машины, которые постоянно передвигались с одного места на другое. Постановка боевых задач проводилась методом командно-штабных учений: сбор офицерского состава от командира подразделения до руководителя операции, где помногу часов заслушивались решения на боевые действия начальников служб, командиров частей, батальонов. С командирами афганских подразделений организовывалось взаимодействие – они знали замыслы операций, сроки и районы их проведения, привлекаемые для этого силы и средства. Неудивительно, что конфидициальная информация становилась достоянием командиров вооруженного сопротивления. На примере Кунарской операции несложно понять к каким тяжелым последствиям это приводило.
Активизация подготовки рейдов не оставалась без внимания визуальной разведки противника. Ею фиксировалось любое передвижение советских войск и техники, включая номерные знаки на броне, отслеживались мероприятия от начала подготовки операции до выхода рейдовой группы в район боевых действий. А поскольку подготовка боевой, инженерной, специальной и другой техники, транспортных машин, задействованных в рейды, проходила на глазах населения, то для противника наши намерения были очевидными. Техника постоянно перемещалась с одного места на другое, поднимая пыль над военными городками, что, конечно же, являлось демаскирующим признаком понятных противнику мероприятий «шурави».
«Исламские комитеты», полевые командиры придавали огромное значение своим разведывательным органам. У вооруженной оппозиции существовала стройная и хорошо отработанная система получения разведывательной информации. Она была качественной и системной. Источниками информации служили штабы частей, соединений афганской армии, органы государственной власти, местное население. Мы сами, зачастую, безграмотными действиями давали закрытую информацию противнику. Для подготовки рейдовых операций включался механизм, в который вовлекалось сотни единиц боевой техники, тысячи военнослужащих, десятки вертолетов и самолетов. Об этом рассказ будет ниже, но ничто не послужит оправданием тому, сколько было затрачено бесполезных сил солдатами и офицерами, которые несли большие потери!
Командованию 40-й армии, на которое легла вся тяжесть боевых операций, приходило более глубокое понимание сложившейся ситуации, им вырабатывалась тактика борьбы с душманскими отрядами, предполагавшей не только ведение боевых действий, но и работа с местным населением, установление власти на местах. Вместе с тем требовалось более широкое привлечение к участию в операциях частей и подразделений афганской армии. В этой части звучит замечательная мысль начальника штаба армии генерал-лейтенанта В.Панкратова, записанная в его рабочей тетради: «Приезжал полковник Кабир, командир второго армейского корпуса. Обсудили с ним вопросы, касающиеся задач в районах Нау-Зад, Мусакала и Киджали. Завтра будем планировать более детально. Сошлись во мнении по тактике действий: стоять лагерем, выход по наводке отдельными отрядами на удаление 40-60 километров с утра. Возвращение в лагерь, а на ночь засады и секреты на возможных путях подхода или выхода. Это тропы к воде, к дорогам, к населенным пунктам. Не менее 3-4 дней на одном месте. В это же время работа с населением, с партийными активистами и установление власти».
Последнюю мысль я выделил в особую категорию, потому что с племенами пуштунов и белуджей, населявших юго-восточные и восточные территории страны должна была проводиться тонкая и гибкая политика. Афганские племена не приемлют понимание государственной границы! Совершенно нормальное явление, когда часть племени находилось в пределах Афганистана, другая – на территории Пакистана и между ними действуют постоянные связи. Контакты с местным населением методом привоза в кишлаки муки и продуктов питания не могут быть приемлемыми афганцами в силу особенностей мусульманского жизненного уклада, тем более, если подобные акции делаются руками советских солдат – с их точки зрения – оккупантов. Налаживание связей со старейшинами племен (именно так, а не иначе) должна была осуществляться через выходцев из этих племен, поддержавших Бабрака Кармаля. Не просто было советскому присутствию разобраться в афганских родоплеменных отношениях, но без этой работы попытки привлечения на свою сторону племен были обречены на провал. Тысячи дехкан готовы были погибнуть за честь племени, что является нормой, установившейся веками.
Эту мысль я завершаю двумя выводами: необходимостью ведения системных разведывательных мероприятий силами агентурной и войсковой разведок с немедленной реализацией разведданных совместно с мобильными отрядами на вертолетах и боевых машинах в составе усиленного батальона – не более. Тогда бы нам удалось избежать многие жертвы в бестолковых рейдовых операциях, которые абсолютно ничего не решали в борьбе с моджахедами.
Второй вывод не менее важен: работа с активом уездов и провинций, поверившим Кармалю, по установлению власти на местах. Успех любой операции был за нами! В этом мы не сомневались, но успех необходимо было закреплять приведением к власти той части населения, которое поддерживало (в том числе – колеблющиеся) новое правительство. Должен был запускаться механизм роста популярности власти среди сельского населения, оказание ему правительственной помощи.
Кунарская операция в феврале-марте 1980 года стала первым трагическим примером в войне с вооруженной оппозицией, показавав, что тактика борьбы с противником должна была строиться на принципиально новых подходах в организации и проведении боевых операций. Советским войскам необходимо было опираться не только на боевые уставы «рота – батальон», «полк – дивизия», но и опыт партизанского движения Второй мировой войны, национально-освободительного движения стран Африки и Латинской Америки.
ГЛАВА 33
Первые боевые действия, проводимые в рамках соединения, дались нам тяжело. Командир дивизии генерал майор Рябченко, штаб разработали комплекс мероприятий, который предусматривал горную подготовку подразделений для эффективного ведения боевых операций. Планы учебных занятий предполагали выходы подразделений дивизии к горной гряде Ходжабугра, где личным составом выполнялись стрелковые тренировки в сочетании с действиями в горной местности. Стрельбище оснастили новым оборудованием, которое позволяло выполнять упражнения из всех видов стрелкового оружия, пулеметов, гранатометов. Запустили направление для отработки метания ручных осколочных гранат и стрельбы с АГС-17. То есть то, что мы, разведчики, освоили за два последних месяца упорных тренировок, сейчас приказом командира дивизии внедрялось в парашютно-десантные подразделения.
Регулярными стали контрольные занятия по тактике в горах, огневой подготовке, вождению боевых машин. У подполковника Блесткина, старшего офицера оперативного отдела штаба дивизии, появилось родное направление деятельности – проверки. Блесткин очаровательной улыбкой вводил в заблуждение многих командиров, которых он проверял. Внешне контактный, добродушный, он был непререкаем в оценке, которую ставил на проверке. Если «двойка», значит, «двойка», и ничто не заставит его поставить оценку выше. Нам, разведчикам, приходилось много раз сдавать ему итоговые проверки в Витебске, применяли разные варианты «расположения» к себе проверяющих, в том числе, из штаба ВДВ, причем, очень действенные, чтобы обсуждать с ними ту или иную оценку. С Блескиным наши ухищрения были бесполезны: даже ложка конька на термос кофе была для него неприемлемой. Я благодарен ему за принципиальность, которую он проявлял к нам на проверках, и без поблажек фиксировал реальные результаты.
Однако боевые действия продолжались. В их орбиту включались все новые и новые части, соединения 40-й армии. Становилось понятным: уже ничто не может остановить полномасштабные войсковые операции. Под Джелалабадом и Кандагаром шла настоящая война: отряды душманов насчитывали до пятисот и более человек. Они совершали переходы из Пакистана по ущельям, высохшим руслам рек и уверенно вступали в бой с советскими войсками. Оружие в Афганистан новым отрядам моджахедов перемещалось на вьючных животных и машинах, в горах оборудовались базы, склады. В провинциях Заболь, Кандагар, Гильменд противник использовал колесную технику, что позволяло ему проводить быструю передислокацию вооруженных отрядов в нужные регионы на довольно большие расстояния. На транспортных магистралях душманы применяли минновзрывные заграждения, завалы, ловушки, с арыков спускали воду на проезжие части дорог. Боевые столкновения носили постоянный характер. Части и соединения 40-й армии приступили к активным боевым действиям.
Оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова металась по Афганистану, координируя действия частей и соединений 40-й армии, в том числе – с афганскими подразделениями. Маршал Советского Союза Соколов, генерал армии Ахромеев, генерал-лейтенант Меримский регулярно летали на Ан-26 капитана Жихарева в Кандагар, возвращались в Кабул, организуя операции по уничтожению отрядов оппозиции. Командование 40-й армии постоянно работало в войсках по подготовке проведения боевых операций, которые приобретали системный характер.
Беда Советской Армии состояла в том, что батальоном командовал не командир батальона, а командир полка, дивизии, усиленным батальоном командовал заместитель командующего армией. Маршал Советского Союза вместе с генералом армии, разрываясь, летали по Афганистану, организуя взаимодействие боевых операций, в которых задействовалась всего-то мотострелковая бригада и парашютно-десантный батальон.
Командуя группой сопровождения военачальников, я лично видел создавшуюся ситуацию, которая у нас, офицеров, вызывала недоумение. В боевых действиях, на которые привлекался один батальон с приданными средствами, «пристегивались» оперативные группы полков, дивизии, что, несомненно, мешало комбату в принятии решений на боевые действия. Страховка следовала за страховкой одного командного звена другим, а то и вообще шла прямая подмена одних командиров старшими начальниками. Терялся святой принцип армии – единоначалие. Все это приводило к неспособности командиров к грамотной организации боя, а значит, потерям.
Читаем запись из рабочей тетради генерал-лейтенанта Панкратова, датированной 14 июня 1980 года: «Батальон начал движение в 4.30 утра. Всё идет нормально… В 12.15 прилетел Маршал Соколов С.Л. Доложил ему обстановку и решение по ней… В 15.25 начали перемещение, я улетел на вертолете. Сел в пустыне в 2 километрах от 2-го мотострелкового батальона…, шли пешком, ощущение неприятное, дюны дышат жаром. Около 16.00 начал движение со вторым батальоном, в 18.00 принял решение – становиться лагерем».
Надо ли комментировать очевидное? Место начальника штаба армии не в боевых порядках мотострелкового батальона, а на командном пункте армии, где он должен был управлять боевой операцией и принимать необходимые, не терпящие отлагательства решения по реагированию на изменение обстановки. К примеру, как это случилось в Кунаре с тактическим воздушным десантом 317-го парашютно-десантного полка, когда потребовалось мгновенное принятие грамотного решения руководителем боевых действий на изменение плана операции. Но такого решения не было! И десятки погибших солдат, офицеров стали результатом беспомощности одного из генералов. Но мало того, что начальник штаба армии находится в боевых порядках мотострелкового батальона – на усиление прилетает Маршал Советского Союза…
Читаем запись от 16 июня: «Выступили по обеим сторонам в 4.30. Захватили машину с отлитыми пулями. Сожгли. В Али-Бала захватили склад в доме главаря банды: 4 винтовки и 4 пистолета, сахар – всё сожгли. К реке близко подойти не удалось – барханы, берега обрывистые. Уже идем по пустыне 6 дней, 4 человека отправили с желтухой».
Обращаю внимание на то, что я цитирую строки из рабочей тетради не командира мотострелкового взвода или роты, который записывает в свой актив захват 4 винтовок и 4 пистолетов, а начальника штаба 40-й армии.
Следующая запись от 17 июня: «В 6.00 вылетел на разведку. Нашел дорогу (тропу между барханами) до реки».
Представляем о чем речь? Генерал-лейтенанты Советской Армии в должности начальника штаба армии ищут тропы в барханах и выходы к реке, и так далее… Понятно, что мыслить оперативно в масштабах соединений, объединений эти люди были не способны. Поэтому войсковые операции с привлечением огромного количества техники и личного состава планировались безграмотным руководством без учета таких составляющих, как возможные потери, закрепление и развитие успеха, конечный результат боевых действий.
21 июня генерал-лейтенант Панкратов в своей рабочей тетради записал: «В 6.00 вылетел в Кандагар. Через 20 минут встретил Ахромеева. Совещание проводил генерал армии Ахромеев. Решили в ночь с 24 на 25 июня Кандагар окружить и изолировать нашими частями, одновременно подразделениями 2-го АК взять под охрану объекты внутри города и организовать патрулирование. Всё это провести в течение 6 суток. Дальнейшие действия – в зависимости от обстановки».
Войсковая операция с блокированием провинциального центра, который находился всего в 80-ти километрах от пакистанской границы, называется термином «все это…». И следующая фраза – «в зависимости от обстановки» – говорит только об одном, что элемента разработки операции, как такового, не было, события шли по принципу «по ходу дела», по наитию.
В период март-август 1980 года под Кандагаром и Лашкаргахом велись ожесточенные бои с отрядами моджахедов. Наши войска несли тяжелые потери. В штабах планировались рейдовые операции в отдаленные провинции страны, а Маршал Советского Союза с генералом армии совещаются об окружении Кандагара, где, собственно-то, и находятся только 70-я отдельная мотострелковая бригада и 3-й батальон 317-го парашютно-десантного полка, переброшенный туда после боевого крещения в Кунаре с мятежным полком майора Рауфа. Других войск в этом районе не было. Для мероприятий по окружению Кандагара, его «зачистке» вполне достаточно командира бригады в звании подполковника и его штаба. Десант был способен поддержать действия мотострелков активными мероприятиями. Взаимодействие же между ними и афганскими подразделениями мог бы организовать полковник оперативного управления штаба армии, участвующий в разработке операции. Но то, что это не дело Маршала Советского Союза и генерала армии – это точно. Им необходимо было решать вопросы оперативно-стратегического направления в рамках всей военной составляющей в Афганистане.
Вот почему советские войска преследовали неоправданные потери, которым не было конца, а результаты операций были «нулевыми». Почему «нулевыми»? Потому что результат оценки боевых операций в Афганистане должен был определяться не количеством уничтоженных «духов» и захваченного оружия, а тем, насколько мы продвинулись вперед по укреплению власти на местах, насколько население верило правительству, которое мы поддержали военной мощью, насколько та или иная территория контролировалась нами. Надо помнить о том, что восполнение живой силой отрядов моджахедов происходило быстро. По оценке Генерального штаба Вооруженных Сил СССР в 1980 году силы афганского сопротивления насчитывали около 25 тысяч человек. В 1981 году – 31 тысячу, в 1982 году – 44 тысячи. Теперь обратим внимание на 1986 год, когда вооруженная оппозиция достигла общей численности 125 тысяч человек. Восполнение живой силой шло только в динамике возрастания. В 1987 году уже 137 тысяч активных душманов сражались с советскими и правительственными войсками. «Материала» для пополнения душманских отрядов было сколько угодно, начиная с детишек 13-14 лет. Десятилетние бачата уже подавали патроны в бою, снаряжая магазины автоматов своим отцам и старшим братьям. Примеров тому сколько угодно: «духи» в кишлаках забирали «бачат» в отряды на вспомогательные работы и ведение разведки.
Но это еще что! С мая 1980 года начались крупномасштабные рейдовые операции, которые привели к потерям личного состава, техники без достижения каких-либо результатов. В афганской войне проведение рейдовых операций, пожалуй, самое никчемное решение руководства всех уровней: оперативной группы Министерства обороны, главного военного советника, командования 40-й армии. С ума можно было сойти от количества структур, которые планировали и разрабатывали боевые операции. Звеньев управления было больше, чем подразделений, участвующих в боевых действиях. Сейчас, благодаря телевидению, появилась возможность увидеть тактику действий американского контингента в Афганистане. Сержант американской армии в провинции Гильменд руководит отрядом в сто человек и успешно проводит боевые операции с применением нескольких десятков единиц техники. По системе навигации привлекает любой самолет НАТО, находящийся в зоне, для оказания помощи и поддержки. Сержант! А у нас, пожалуйста, начальник штаба армии генерал-лейтенант Панкратов лично руководит мотострелковым батальоном, неделями находясь в его боевых порядках.
Но война идет не только на юге Афганистана. Пылают Балх, Кунар, Нангархар. Лидеры оппозиции еще не объединили усилия по совместной борьбе с советскими войсками. Более того, они не могут выработать единую линию по захвату власти в Кабуле – ссорятся, воюют друг с другом. Вооруженные отряды политической оппозиции Хекматиара, Раббани ведут между собой кровопролитные бои, в них включаются более мелкие фигуры афганского политического сопротивления. Для всего советского присутствия в Афганистане создалась уникальная возможность проявить гибкость в афганских делах, используя драку оппозиции между собой в свою пользу. Нужно было «вбивать клинья» в их интересы, играть на противоречиях, вести переговоры с одними, игнорировать иных, поддержать одну оппозицию, чтобы ее натравить на другую, третьих уничтожать. Разделяй и властвуй! Конфуций для кого это выдумал? Отвечаю: для тех, кто занимается политикой на Востоке.
Для проведения изящной политической линии в отношении афганского сопротивления в Афганистане был создан огромнейший аппарат советских политических советников, Главного военного советника, оперативной группы Министерства обороны. В Афганистане находилась мощнейшая структура центрального аппарата КГБ, но реальные действия этих ведомств не говорили о том, что обстановка развивалась в стратегически выгодном для нас направлении. Мелкие успехи, как склад с оружием и боеприпасами, уничтожение двух-трех десятков «духов» – жалкий результат военных достижений. Складом оружия квалифицировалось захват 5-6 единиц стрелкового оружия старого образца, которое попадало к нам в результате боев. Уничтожение двух десятков моджахедов квалифицировалось уничтожением банды. Афганистану нужны были такие действия советского воинского контингента, которые бы привели к кардинальному изменению обстановки в стране в пользу назначенного правительства. Но мероприятия такого ранга не проводились, а полумеры «ленивого» плана оставались без результатов и механизмов укрепления власти. Без этого фактора проведение боевых действий теряло всякий смысл.
Правительство Кармаля, нервничая, понимало: только активная стратегия в отношении вооруженной оппозиции может изменить обстановку в лучшую сторону. Оно давило на советское руководство, руководителя оперативной группы Министерства обороны, которые в свою очередь, задействовали 40-ю армию на полномасштабные боевые действия. Весной 1980 года акценты советского руководства в афганских делах сдвинулись на военную составляющую в борьбе над противниками Саурской революции. Вынужден еще раз напомнить об ошибке, которая не позволила советскому военному и политическому руководству разъединить афганское сопротивление и использовать его в своих интересах. Она заключалась в том, что всех политических антагонистов назначенного нами руководства, мы зачислили в свои противники. Наш главный соперник на мировой арене, США, подошли к этому вопросу куда умней и деликатней. Соединенные Штаты повели игру по всем правилам утонченной дипломатии: они явились лидером в примирении оппозиции, объединении и направлении ее сил против советского воинского контингента. В итоге мы получили консолидированного противника на все 9 лет афганской войны.
ГЛАВА 34
Дивизия приходила в себя от понесенных потерь. Разведчики с болью в душе и сердце восприняли гибель товарищей в Кунаре. В операции приняли участие знакомые нам офицеры, прапорщики, солдаты, сержанты. Мужественно крепились мы друг перед другом, стараясь с пониманием оценить ситуацию. Противник жестокий, коварный. С ним воевать надо без страха и упрека. Я беседовал с разведчиками, воочию видевшими тела растерзанных бойцов, эвакуированных с поля боя, подбодрял парней, находясь с ними все свободное время. Мы понимали: живым врагу не сдаваться. С карандашом в руке и листочком бумаги я частенько вычерчивал всевозможные варианты событий, с которыми мы могли столкнуться в тылу противника. Продумывал действия ухода из-под огня «духовских» засад, разрабатывал меры по введению душманов в заблуждение. Было ясно: только дерзкие и уверенные действия могут быть гарантией успеха при выполнении разведывательных задач. Вычерчивая схемы горной местности, я переносил обстановку на равнинную, кишлачную зоны, прикидывал работу группы в автономном режиме в течение нескольких суток. Понимание сложной работы разведчика в условиях риска находило решения в моих схемах и набросках.
– Ну что, колдуешь, командир?
Я поднял голову, Леха – бортинженер экипажа Ан-26 с номером «05», на котором мы сопровождаем Маршала Советского Союза Соколова. Несколько дней назад мы вместе летали в Джелалабад, где я познакомился с этим чернявым старшим лейтенантом. Там, в субтропическом аэропорту, я в какой-то момент присел на обочину «рулежки» после отправки тел погибших солдат, он подошел ко мне ленивой, вразвалочку, походкой и представился.
– Леха.
– Валерий, – пожали руки.
Перед вылетом в Джелалабад из Кабула, в ожидании Маршала Советского Союза Соколова, познакомиться мы не успели. Подъехал Маршал, мы быстренько сели в самолет и полетели. Теперь же один из членов экипажа «05» борта стоял передо мной – смуглый небольшого роста парень лет 26 с немногого плутоватыми глазами на круглом лице.
– У тебя есть лишнее оружие, Валер?
Вопрос нового знакомого застал врасплох.
– Нет, только по штату. А тебе-то зачем?
– Летаем по Афганистану, а вдруг вынужденная посадка? В экипаже нет даже пистолета, чтобы застрелиться.
– Вообще не вооружены?
– Кроме собственного … ничего нет.
– Не беспокоятся Военно-воздушные силы о своих кадрах…
– Смотрели на растерзанных ребят, хоть бы пистолет какой, чтобы в случае чего – живыми к ним не попасть…
– Хорошо. Попадется трофейный ствол – подарю.
– Заранее спасибо.
– Да, не за что.
Так произошло знакомство с членом экипажа легендарного «05» борта Леонидом Злобиным, с кем на долгое время мы, офицеры-разведчики, свяжем свою жизнь в Афганистане и после него… До сих пор мы поддерживаем с Леонидом Павловичем Злобиным самые дружеские отношения – ныне старшим тренером сборной команды города Минска по карате-до, инструктором международного класса по боевым искусствам, имеющим третий дан по джиу-джитсу и первый дан по карате-до.
– Привет, – отрываясь от схем, поздоровался я с Леонидом, – колдую, Леха, колдую, чтобы на куски не порубили.
– Да, уж, этого не забудешь, – устроился рядом «бортач».
Как-то получилось так, что имя Злобина – Леонид, а все его звали – Леха. Ну, Леха так Леха и мы его стали так называть.
– Куда-то летали с утра?
– Возили в Ташкент Соколова. Недавно вернулись.
– Как в Союзе-то? Все ли в порядке?
– Нормально, как будто и нет Афгана – люди живут, радуются.
– А что по радио говорят?
– Вообще тишина.
– Да-а-а…
Подумалось, что ребятам все же везет, бывают в Ташкенте. У нас же перемешались дни с ночами – круглые сутки работа и работа.
– Валер, экипаж хочет познакомиться с вами. Командир просил узнать: вы не против, если вечерком мы «зарулим» в гости?
– Леш, какие вопросы? Приходите. Кстати, вечером – баня. Открыли на днях, хорошая возможность попариться экипажем.
– Спасибо, Валер, мы пустыми не придем.
– Да брось ты, будем ждать.
– Слушай, а сейчас пойдем на борт, познакомлю с командиром, ребятами.
– Ну а что? Только недолго.
Поднявшись, мы пошли к литерной стоянке, до которой от расположения роты было не более 100 метров. Ан-26 с откинутой рампой стоял у края рулежной дорожки. В его тени, изнывая от жары, сидели и лежали несколько человек в летной голубой форме. Явно скучали.
– Саша, познакомься, командир группы разведчиков, которые с нами летали в Джелалабад, – обратился Леонид к крепышу с черными, как смоль, волосами.
– Валерий, – представился я.
– Александр, – ответил рукопожатием командир экипажа.
– Очень приятно.
Подошел к остальным ребятам, познакомились. Стало чуть веселей.
– Слава, правый летчик, – назвал себя высокий и самый молодой парень.
– Николай, штурман, – протянул руку с лысеющей головой и доброй улыбкой член экипажа. Дальше представились радист – Виктор и Демьян, бортмеханик, пожалуй, самый возрастной из членов экипажа.
С ребятами присел под плоскостью самолета, «откидывающей» легкую тень. Первому знакомству не мешал шум взлетающих и идущих на посадку бортов. Выяснилось, что ребята из Белоруссии, где «возили» командующего Белорусским военным округом. Поговорили, не заметив, что солнце уходило на запад. Мне пора было в роту, а экипажу на базу.
– Значит так, земляки, к 19.00 жду в баню. Командира предупрежу, что будут гости из родной Белоруссии.
– Валер, мы придем, как положено, – командир летчиков звонко рассмеялся.
– Понял, жду, ребята. До встречи.
Махнув рукой, я пошел в направлении бани, которую Артемыч запустил пару дней назад.
Спустившись вниз в предбанник, я с удовольствием отметил, что дневальный заканчивал уборку просторного помещения, позволявшего мыться одновременно целому взводу. Есть место для раздевания, мытья, парилка, «зал» для посиделок. Анатолий Артемович удачно решил проблему досок, договорившись со знакомыми артиллеристами, которые дали ему снарядные ящики – бесценный строительный материал в Афганистане для внутренней отделки помещений.
При жаркой погоде, постоянно висящей над городком пыли, всегда хотелось ополоснуться. Баня – наше детище. Вспомнив чертежи Артемыча на листках бумаги, схему планировки я оглядел то, что получилось. Явно главным архитектором бани были применены творческие новшества, которые нарабатывались уже в процессе возведения «объекта». Разведчики, одобрив вдумчивый подход Родина в строительном новаторстве, поставили ему в заслугу его инициативные начинания. Толик рос в наших глазах, да и получилось у него все на «отлично» – перед новыми знакомыми стыдно не будет. Я вышел наружу и направился в расположение роты.
– Земляки объявились, Иван Геннадьевич! – крикнул я, войдя в палатку.
Иван, поднявшись с кровати, где перечитывал последние письма, удивленно спросил:
– Откуда, Валер?
Я рассказал офицерам о знакомстве с экипажем Ан-26 Маршала Советского Союза Соколова. Все были не против, что встретим белорусских гостей. Комар распорядился о накрытии соответствующим образом стола, прикинув, что до прихода гостей успеем попариться, Иван распорядился:
– В баню!
Парилка получилась на славу. После первого захода мы сидели в предбаннике, потягивая крепкий чай из кружек, вспоминая банные походы в Витебске. С Сашкой Чернегой, перебивая друг друга, рассказали о нашем походе в баню за магазином «Комсомольский», где из 20 литровой канистры мы до поздней ночи тянули молдавскую «Изабеллу», а потом три дня ходили пьяными.
Второй заход в парилку получился, что называется, с чувством, толком и расстановкой. Не торопясь, парились веником из эвкалипта, привезенного советниками из Джелалабада.
Колючий, жесткий веник продирал до костей, но он был полезным для тела и здоровья предмет банного обихода. После бани, расслабившись, лениво перебрасывались фразами, лежа на кроватях, перечитывали письма и готовились к встрече гостей. Они появились в лице Лехи, просунувшего голову в откинутую полу палатки. За ним гуськом вошел экипаж. Вскочив навстречу гостям, поставленным голосом, я объявил:
– Товарищи офицеры и прапорщики, экипаж Ан-26 Белорусского военного округа. Прошу любить и жаловать!
Палатка наполнилась голосами, смехом, как-то стало тесновато в шумном гомоне здоровых мужиков.
– Так, ребята, вещи на кровать, – подсказываю гостям.
Сложив куртки на одной из кроватей, ребята расставили на столе пакеты с колбасой, фруктами, а рядом – вызывающую уважение емкость с жидким содержимым.
– О-о-о…
Взявший в свои руки инициативу, Иван, распорядился:
– Сделаем так: Валерка проводит вас в баню – парьтесь, мойтесь, а затем поужинаем. Возражений не будет?
– Ну, что ты, Иван Геннадьевич, все отлично, – приобнял Ивана, излучавший обаяние, командир экипажа.
– За мной, ребята, – увлекаю гостей за собой.
– Выходим, выходим, – Жихарев энергично выталкивал экипаж из палатки.
Гурьбой мы направились в баню, где издалека была слышна реактивная тяга горящих форсунок. Подумалось: «Ну, дает истопник – жару дадим».
– А где массажистки, Валер? – Оборвал мои размышления штурман, – у Славки заклинило спину?
С располагающей улыбкой Коля обернулся к парням. Дружный смех раззадорил второго пилота, которому, как и нашему Артемычу, вероятно, доставалось от своих сослуживцев. Славка замахнулся на штурмана, отскочившего от «правака» за спины ребят.
– Побузи» мне еще!
Второй пилот заводился.
– Не занимайтесь херней, – урезонил командир экипаж.
Как-то Леха рассказал мне историю, случившуюся со Славкой в одном из их прилетов в Ташкент – словом, гульнули ребята. «Нормальные парни, – усмехнулся я про себя, – вместе радости невзгоды, словом: экипаж – одна семья».
Неугомонным гостям я показал, как следует наливать холодную, горячую воду, как на раскаленные камни «кинуть» водички, чтобы их не залить и самому не обжечься. С шутками и смехом экипаж окунулся в приятное банное действо.
Присев в предбаннике, я вытянул ноги, чтобы расслабиться от очередного суматошного дня. На самом-то деле, не так уж и много нужно человеку, чтобы чувствовать себя уютно и комфортно. Баня – это не отдых, даже не средство гигиены, баня – сердце души: снимает усталость, расслабляет, восстанавливает, делает здоровее.
Экипаж выскочил из парилки, именно выскочил, а не вышел. Разгоряченные паром молодые тела были покрыты следами эвкалиптового веника. Больше всех пострадал Леонид.
– Мазохист ты, Леха?
Здоровый смех обязывал «развести» «бортача». Невозмутимо вытираясь солдатским полотенцем, Леха буркнул:
– Да уж, такой я извращенец, веничком люблю помахать.
– Не этим веником машешь, – подал голос Славка.
Смех заглушил ответную реплику Лехи, который вел себя так, как будто смеялись над кем-то другим.
Отдышавшись от влажного пара, парни устроились в просторном предбаннике, откинулись на стены, обшитые досками от ящиков, в которых хранятся снаряды от БМ-21.
– Подай «Фанты», Лех, – попросил командир.
Леша подал Александру бутылку апельсинового сока. После глоточка прохладного напитка, сделанного с нескрываемым удовольствием, Жихарев передал ее сидящему рядом Демьяну. Минут пятнадцать посидели, переговариваясь о чем-то не очень значительном, и снова в парилку. Хлопок шипящего пара, восторженный крик, шлепки веника по влажным телам. Доброго здоровья, ребята!
Накрытый в палатке стол, ожидал компанию. Шумной толпой мы ввалились в расположение, обсуждая последние новости.
– Товарищи офицеры, к столу, – сходу объявил Иван.
Не торопясь, расположились за длинным столом. Жихарев подал знак Леониду, который шустрым движением достал емкость литра на три, отработанным движением открыл и разлил по кружкам. Запах не вызывал сомнения – спирт. Мне еще подумалось: Леха у них в экипаже, как у нас Сашка Чернега, – специалист по разливанию жидкостей. Слово взял Иван, командир встречающего коллектива.
– Товарищи офицеры, прапорщики, сегодня радостный день. Не только потому, что наступила весна, и через несколько дней поздравим своих жен с праздником 8 Марта, но и потому, что за тысячи километров, в другой стране, встретились земляки, которые вместе несут трудную службу. Выпьем за знакомство, дружбу, за нас. Ура!!!
Встали, стукнулись кружками. Леха, встретившись взглядом со мной, подмигнул. Выпили. Ребята с экипажа привезли из Ташкента, минералки, фрукты, которые замечательно украшали застолье. Чернега колдовал по второму заходу, уверенно наливая из непривычной емкости. Но не запятнал чести Воздушно-десантных войск: с блеском справился с задачей.
– Алаверды! – крикнул Иван, приглашая командира экипажа к ответному тосту.
Саша Жихарев с достоинством встал, обвел взглядом сидящих за столом:
– Товарищи, выражу общее настроение вверенного мне экипажа: спасибо за приглашение, за прекрасную баню. Ничуть не сомневаюсь, что дружба ВВС и ВДВ продолжится на должном уровне. За нас, ребята. Будем жить!
Громкое «ура» сотрясло палатку. Так началась дружба двух коллективов, встретившихся на земле Афганистана за многие тысячи километров от Белоруссии. Последующие полтора года все тяготы и лишения службы переносили вместе – весело, с юмором. Чудили? Конечно, чудили, но в самые трудные, пасмурные для души и сердца дни находили слова участия и поддержки друг для друга. И сегодня, спустя тридцать лет, также перезваниваемся, чтобы сказать несколько теплых слов приветствий и пожеланий друг другу.
Чернега налил ТРЕТИЙ – молча встали, выпили. После чего начался мужской разговор о войне, о жизни в Союзе. Экипаж часто летал в Ташкент, оставаясь там на ночь, они в гостинице смотрели телевизор, читали газеты и получалось, что нас на Родине забыли. Даже не верилось, что там, в Союзе, шла веселая нормальная жизнь, а нас как будто бы и не было. Мы не существовали для страны, пославшей нас выполнять интернациональный долг, о котором каждый день мы рассказывали солдатам. Оказывается, чтобы услышать правду, советские граждане поздними вечерами, прильнув к радиоприемникам, слушали «Голоса» о том, что делается в Афганистане, где гибли их дети, мужья, отцы. Мы сами слушали «Голос Америки», ужасаясь цинизму пропаганды, распространяемой деятелями от партии. Дешевая ложь народу, воспитанному на патриотизме, вызывала тревогу и недоумение граждан, которым политические маразматики не удосужились поведать правду. «Черные тюльпаны» летали домой, увозя в последний путь оцинкованные гробы интернационалистов. Всему миру была понятна акция первого в мире социалистического государства, только собственному народу о ней почему-то не говорилось. Мы выполняли воинский долг, взрывая себя гранатами, гибли под огнем противника – нам не было стыдно за себя, Родина! Вспомнишь ли ты когда-нибудь о своем долге перед нами?..
ГЛАВА 35
После морозной и снежной зимы, сезона проливных и холодных дождей весна 1980 года в Афганистане принесла много солнца, пыли и мух. Замиравший в мареве Кабульского смога раскаленный воздух насыщался белой цементирующей пылью, ставшей бичом для личного состава ограниченного контингента советских войск. Проклятой пылью забивались личные вещи, ею переносились вирусы заразных заболеваний, валивших интернационалистов в палаточные медсанбаты. Энтероколит, гепатит, паратиф, лихорадки укладывали в койки сотни солдат и офицеров 40-й армии.
Зарождавшийся воздушными массами «афганец» – ветер с заснеженных гор, закручивал в турбулентных потоках воронки, атаковавшие базовый лагерь 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. «Хоттабыч», как мы его называли, несся с бешеной скоростью, срывая крепления палаток, забивая глаза и уши пылью афганских дорог. Обожженная солнцем кожа лица, покрывалась коростой, вызывавшей сильную боль при бритье «Невой» и улучшенным «Спутником». Попадая в порезы и трещины кистей рук, инфекция зачастую проявла себя сплошными кровоточащими ранами.
Гепатит расцветал скрытым инкубационным периодом в течении 45 суток, когда появлялись первые клинические признаки заболевания. Офицерским составом 80-й отдельной разведывательной роты принимались строгие меры соблюдения солдатами и сержантами правил личной гигиены, приема пищи. Питьевая вода в бочках и емкостях различных объемов насыщалась хлорным раствором до белесого цвета – умывальники, мыло стали для разведчиков нормой жизни, а фляжки с водой – атрибутом формы одежды.
После очередного приема пищи ложки, котелки и поддоны для них замачивались в специальные баки с хлорным раствором, но гепатит, не отступая, «косил» людей. Старшина Андрейчук организовал сбор верблюжьей колючки, которую повара заваривали крутым кипятком и настаивали ее для употребления вместо чая: утром, в обед и вечером. Настой из верблюжьей колючки укреплял желудочно-кишечного тракт, работа которого зачастую расстраивалась, угрожая боевой готовности разведывательной роты. Отсюда у солдат появилось пикантное выражение – «сесть на струю», что не вызывало улыбки разведчиков, вынужденных переносить болезнь на ногах с температурой и общей слабостью организма.
С началом весны 1980 года в войсках армии возникла проблема массовых инфекционных заболеваний, лихорадок. Медицинская служба 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии под руководством подполковника Хамаганова организовала поточный метод прививки от гепатита, паратифа и других не менее опасных инфекций. Военная медицина дивизии и армии в целом принимала всевозможные меры предупреждения болезней южных регионов. Обострение инфекционных заболеваний приходилось на весну и лето – самый благоприятный период их появления и распространения среди личного состава, жившего в условиях пыльных палаток.
Заболел гепатитом Саша Перепечин, командир первого взвода разведчиков и ближайшим бортом убыл на лечение в Ташкент. Несколько солдат специальных взводов нашей роты были также госпитализированы и отправлены в Союз для борьбы с болезнью, в том числе и рядовой Владимир Климов, который после излечения в госпитале, совершив солдатский подвиг разведчика, вернулся в дивизионную разведку через государственную границу СССР самым невероятным способом. Позднее ташкентский госпиталь уже не справлялся с наплывом инфекционных больных, их будут направлять на лечение в другие округа Советского Союза, а в районе Кабульского аэропорта откроется инфекционное отделение армейского госпиталя.
Тем не менее, пауза, возникшая в боевых действиях после Кунарской операции, не вводила нас в заблуждение. Мы прекрасно понимали, что итоги операции анализировались, делались выводы, они включались в разработки новых планов предстоящих боевых операций. Разведчики, исследуя зону ответственности соединения на полную ее глубину, приходили к выводам, которые отнюдь не радовали командование дивизии и штаб 40-й армии. Наша работа была не заметной для парашютно-десантных подразделений, она проходила, как правило, в темное время суток, о ней в войсках знали не очень много, но каждую ночь в поиск и засады уходили разведывательные группы соединения. Порой нам казалось, что ночь поменялась с днем.
Гораздо хуже было с повседневной жизнью разведчиков, возвращавшихся с заданий под утро. Мы завтракали и ложились отдыхать в раскаленные солнцем палатки, кишевших синими мухами, которые кусали через простыни потные, уставшие за ночь, тела солдат и офицеров.
Это вам не черные мушки средней полосы России – афганские, кусавшие больнее, чем слепни сибирской тайги. От них не скроешься в полуденной жаре пыльных палаток и духоте наспех собранных модулей. Мы ополаскивали простыни водой и накрывались ими, чтобы как-то забыться и уснуть до наступления полуденной жары. Но минут через 30-40 простынь становилась сухой, и процесс ее полоскания в холодной воде повторялся сначала.
Остальные же подразделения дивизии только приступали к служебной деятельности в огромном механизме войны, создавая невыносимый шум перемещаемой по лагерю техники, команд, нормального русского мата. Находившийся рядом столичный аэродром также не способствовал сну и отдыху разведчиков ревом реактивных турбин, принимая и отправляя в кабульское небо боевую и гражданскую авиацию.
Включавшие на взлете форсаж, равный звуком залпу гаубичной батареи, истребители МиГ-21Р улетали на разведывательные задания в зоны боевых операций. Следом совершали посадку военно-транспортные борта Ан-12, Ан-22 ”Антеи“, Ил-76, привозившие в Афганистан не обстреляных с “учебок” бойцов с грузом боеприпасов, авиационных бомб и коробками армейского имущества, продовольствия.
Потом «раскручивались» «вертушки», хищно растопырив навесное оборудование «нурсов» и авиационных пушек, они улетали в ущелья Гиндукуша «отработать» по духам, долбившим колонны КАМАЗов при подходе к Салангу и после него – под Джабаль-Уссараджем и Чарикарской «зеленке». Сна и отдыха разведчикам выделялось немного, а с наступлением ночи мы опять уходили на задания в горы и кишлаки, отслеживая процессы в душманской среде.
Но сегодня был особенный день – 8 Марта – праздник женщин, который мы решили отметить своим армейским коллективом, «как положено»: вечером баня, «фуршет» с экипажем только что прилетевшего из Ташкента «05» борта. Будем говорить тосты, приятные слова, на которые были горазды ребята соседней авиабазы, и кушать фрукты, которые они привозили к нашим совместным застольям. Мне же не повезло с мероприятием, связанным с 8 Марта, я его вынужден был пропустить в силу полученного от начальника разведки дивизии задания по ведению разведки самой северной границы зоны ответственности соединения.Сегодня в ночь я увожу группу за перевал Паймунар, чтобы впервые приблизиться к глиняным дувалам кишлачка Дехъийхья, раскинувшего виноградные плантации на изрезанной вдоль и поперек арыками степи Альгой. Там возникали интересные варианты взаимодействия душманских отрядов, концентрирующих силы и средства в горном массиве хребта Хингиль, к которому подходит кряж Нарайгашай с отдельными вершинами Ходжачишт, Хуласахтгар, Манджнунгар, Джойбаргар и Карадушман высотой в 2000 метров. Цепочка небольших кишлачков подлежала тщательному исследованию силами дивизионной разведки, чтобы командование соединения, планируя боевые операции вдоль магистральной трасы Кабул – Баграм – Чарикар, располагало информацией о местах возможного скопления душманских отрядов в непосредственной близости от столицы Афганистана.
После февральского мятежа в Кабуле обстановка в нашей зоне носила относительно спокойный характер, но это совсем не означало, что «духи» залегли в своих пещерах и ничего не предпринимали. Под Кандагаром, Лашкаргахом и Джелалабадом шли кровопролитные бои, в которых наши войска несли большие потери. Ситуацию в целом надо было менять в сторону укрепления позиций нового правительства и ограниченного контингента советских войск, вынужденного включиться в вооруженную борьбу с афганской оппозицией. Офицерский состав 80-й отдельной разведывательной роты ощущал накал событий по интенсивной работе штаба дивизии и понимал, что разведчикам вот-вот «нарежут» задачи и мы пойдем воевать по полной программе.
Утро 8 Марта 1980 года было жарким и пыльным, с тучами адаптировавшихся к «шурави» подлючим афганским мухам. Коля Андрейчук, приспособив несколько досок к прямым солнечным лучам, загорал. Медно-красного цвета лицо старшины приобрело некую схожесть с индейскими героями фильмов Гойко Митича. Присев рядом от нечего делать, я решил уточнить у него новости в родном подразделении.
– Чем занят, старшинка?
– Ай, Валер, кости грею, – отмахнувшисьь от от злючих мух, ответил Николай.
– Как женщин-то поздравим? Прикинул?
– А что прикидывать? Команду дал – попаримся, стол накроем, посидим, поговорим.
– Ясно. Письма были?
– Почтальона отправил в дивизию, скоро вернется. Борт из Ташкента пришел.
Я слышал около получаса назад заунывный тон двигателей, рулившего к литерной стоянке «05» борта.
– Ну, да, подождем. Пока суть да дело – схожу своих посмотрю.
– Давай! Ты же уходишь в ночь, твоих помою завтра.
– Хорошо, Николай.
По линии палаток мимо грибка дневального я пошел к расположению своих «разгильдяев», как любовно я называл своих разведчиков.
– Товарищ гвардии лейтенант, происшествий не случилось, – доложил, вскочивший с кровати Сафаров.
Я показал кулак заместителю, чтобы не расслаблялся в отсутствие командира и не сидел на кровати.
– Чем занимаетесь?
– Еще личное время, товарищ лейтенант, пишем письма, приводим в порядок одежду.
– Баня завтра, Сафаров, с заменой белья. Проверь ноги солдат, если надо – обруби ногти, сегодня по деревьям лазать не будем.
– Есть, товарищ лейтенант, – усмехнулся Сафаров.
– Где «таблетка»?
– Еще в медсанбате.
– Распорядись проверить склеры глаз, цвет мочи! У всех обязательно!
– Сделаем, товарищ лейтенант. У соседей гепатит, человек пять больных уже выявили.
– Вот-вот, надо беречься. После обеда – чистка оружия. В ближайший выход на Ходжа Бугра проведем пристрелку. О камни бьем автоматы, бьем, надо проверить.
– Я понял.
– Давай Баравкова и с ним потренируйте захват. Поработайте, разомнитесь. Минут через пять подойду.
– Есть!
Надо было справить нужду в полевом туалете. Еще неделю назад пройти по непролазной грязи к месту оправления естественных надобностей было непросто. По проходившей между палатками и туалетом дороге то и дело сновали машины, превращая высохшую грязь в белую пылевую массу, забивавшей глаза и уши личного состава. Поэтому естественный процесс освобождения человеческого организма от продуктов его жизнедеятельности нам удовольствия не доставлял.
Выбор места для принятия удобной позы в траншее, часть которой была засыпана землей в силу ее наполнения, располагал к абсолютному ассоциативному мышлению: остановись, не торопись, оглядись – прими решение и только тогда осуществляй свой замысел. Другая часть инженерного сооружения – рабочая, обрабатывалась хлоркой такой концентрации, что будь здесь на пастбище мамонты, они бы вымерли без воздействия на них ледникового периода.
Уже несколько дней как у меня расстроился желудок, и острая боль резала живот. Посмотрел цвет мочи – нормальный. Первые признаки гепатита – темная моча, пожелтевшие склеры глаз, тошнотные рефлексы от жирной пищи, отвращение к курению. Вроде бы ничего такого не было, я вернулся к палатке, где Сафаров с Баравковым уже разминались.
– Гена, Мандрыко и Гапоненко ко мне.
На тренировку по захвату «языка» нужны были спарринг-партнеры для реальной отработки элементов захвата, чтобы разведчики поработали, что называется – вживую, по-настоящему.
– Есть, – хохотнул Баравков, вероятно, представив неряшливого Мандрыку из украинских Сум в качестве «языка». Гена вообще-то веселый парень, общительный, но недолюбливал острого на язык и полного сарказма парубка. Пусть вместе поработают – полезно.
– Сергей, размялись?
– В порядке, товарищ лейтенант, разогрелись.
– Ефрейтор Гапоненко по вашему приказанию прибыл, – не очень внятно доложил, вынырнувший из-за моей спины земляк из Гомельщины.
– Обозначаешь «духа», Миша. На «голгофу».
Ефрейтор Гапоненко, отойдя несколько шагов в сторону, приготовился «изображать» душманского сорбоза. Жаль парня, помнут немного, но тренировка – дело святое.
Сафаров с Баравковым, один страхуя другого, подкрадывались к объекту захвата, проводимого разведчиками филигранно – без вскриков и оказания сопротивления противником. Прыжок Сафарова на Гапоненко и оба валятся на землю. Баравков, страхуя старшего группы, заводит руки объекта захвата назад, и ремнем, выдернутого из брюк несчастного Миши, связывает ему руки. Тело захваченного «языка» рывком бросают на плечи и бегом обозначают отход по намеченному мартшруту.
– Стоп, Сафаров, стоп. Миша, почему не кричал?
– Сафаров горло перекрыл.
– Не п…ди как сивый мерин. Я видел. Повторяем. Баравков – захват, Сафаров страхуешь.
Гапоненко, стряхивая пыль с «хэбэшных» брюк, снова вышел на исходный рубеж. Хитрит землячок: знает, закричи он, тренироваться будут долго, до самого вечера.
– Начинаем.
Баравков, обозначив скрытый подход к противнику, левой рукой сделал спарринг-партнеру «гриф» горла, правой – закрыл ему рот и, свалив на землю, обвил ногами Гапоненко сдавливанием его грудины. Железно! Сафаров быстрым движением дорабатывает «языка» перехватом рук, кидает на себя и в отрыв.
– Гена, а что неустойчив на ногах?
– «Кирзачи» подвели товарищ лейтенант,
– Так, еще разочек, Мандрыко, твоя очередь.
– Понял.
Сын украинского народа нехотя вышел на исходный рубеж. Поработали в паре – нормально.
– Работаем вариант «облом»: противник уходит из-под захвата, создавая угрозу раскрытия группы. Тренируем отскок Сафарова с Баравковым от объекта захвата. Внимание! Гена, я что сказал?
– Работаем «облом»!
– Не отвлекайся! Возможна неудачная попытка захвата в стандартной ситуации – многие факторы действуют против нас. Вы с Сергеем отскакиваете в сторону с занятием позиций и в готовности действовать огнем автоматов. Но! В крайнем случае! Я расстреливаю объект захвата из ПБС, после чего вы оба в секунды обыскиваете тело на предмет документов, амулетов, медальонов. Вопросы?
– Никак нет.
– Приступаем.
В действительности же, если в реальном захвате мы не нарушим тишины и благоденствия, тело душмана надежно прячем и продолжим выполнять задание.
Отработали несколько подходов. Пойдет. Потренировали захват двух «языков» одновременно с учетом того, что одного из них, если ситуация выйдет из-под контроля, уничтожаем сразу.
– Все. Отдых. Сергей в 20.00 доклад о готовности к выходу.
– Понял. Разойдись.
– Кости целы, Миша? – спрашиваю у Гапоненко.
– В порядке, товарищ лейтенант.
– Да не скисай ты, еще повоюем. Вон хохол Мандрыко умоется, отряхнется, покажет кукиш в кармане, и будет ходить довольный. Так, что веселей, дружище!
– Понял, товарищ лейтенант!
Миша заулыбался. Все знают, что Мандрыка вредный хлопец, мстительный. От него можно ожидать прикола.
– Своих поздравил с праздником?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Ну, отдыхай.
Я пошел в палатку, чтобы узнать про нашу почту. Точно. Андрейчук разбирал письма – мне сразу четыре. До вечера прекрасное проведение времени – читать письма родных и любимых людей. Что может быть лучше? Дома все хорошо, дочь подрастала, жена работала в детском садике. Положив письма в прикроватную тумбочку, где лежали сигареты «Столичные», и баночек пять сгущенки, я прилег на кровать. Это призы для бойцов, вернемся с задания – вручу.
ГЛАВА 36
– Валер, подъем! На подходе «05» борт в лучший день на свете 8 Марта.
Открываю глаза, надо мною Чернега.
– Давай, давай, просыпайся, пошли ребят встречать.
Встал, пошатываясь, вышел к умывальнику. Ополоснулся.
– Чернега, ты где, баламут?
– Здесь, – Сашка бежал от траншеи.
– Гоняет?
– Третьи сутки.
– Я тоже на «струе».
– В срочном порядке проведем закрепление слабостей.
Хохотнув от предвкушения, двинули на литерную стоянку к недавно совершившему посадку Ан-26. По открытой рампе на раскаленную бетонку сбежал улыбавшийся Леха.
– Привет, десантура!
– Привет, «сталинский сокол»!
С подошедшими к нам Злобиным и Жихаревым мы обнялись, похлопывая друг друга по спинам.
– Как там любимая Родина? Помнит ли своих сыновей?
– А как же! – Леха поднял баулы с чем-то существенным и очень весомым. Засмеялись, с пониманием оценивая подарок с далекой Родины.
– Как Ташкент – звезда Востока?
– Но-о-рмально, Валера.
– Тогда «по единой»? – подхватил Чернега.
– Понял. Товарищ командир, есть предложение: «по единой».
– Не возражаю сегодня, – улыбнулся Жихарев.
Леха метнулся на борт: принес стаканчики, канистру с ощутимо булькающим содержимым. Коля-штурман, порезав сало, по глоточку налил в комплект стаканчиков, приготовленный экипажем для неформальных, но очень трогательных встреч.
– За женщин, – вставая с бортовой скамейки, произнес командир.
– За них, – подхватили друзья.
Спирт деранул по горлу, разливаясь приятной истомой по телу. Действовал сразу, пьянил: тяжели веки, голова – лучше его не перепивать в застольях, иначе страшная головная боль по утру сведет до могилы. Проверено! Месяц тому назад, пролетом, у нас в расположении гостил экипаж Ан-12, вынужденного заночевать в Кабуле по непогоде Ташкента. Вечером, как повелось, застолье. После третьего тоста зашел разговор, нетрезвый, конечно, кто больше выпьет спирта. Свои кандидатуры на конкурс выставили представители военно-транспортной авиации, истребительной (авианаводчик Юра) и ВДВ. Представлять ВДВ доверили мне. Как «рубанулся» – не помню. Только утром узнал, что в соревновании мне было присвоено почетное второе место после, конечно же, истребительной авиации. Но я был близок к смерти, причем, в самом прямом смысле этого слова. Такой головной боли и последствий я до сих пор не испытывал. Страшно вспомнить.
– Ну, что господа, соколы, кидайте якорь и – к нам, пойду, проверю баньку. Сань, не увлекайся – ткнул я в бок веселого Чернегу.
– Обижаешь, брат, – усмехнулся коллега.
Чернега слыл заводным парнем – лучше его придержать, да Иван будет нервничать. Однажды, Сашка, приняв лишнего, на «уазике» авиабазы «рассекал» в ночное время по аэродрому, что могло спровоцировать охрану аэропорта на открытие огня. «Схватить» пулю охранных подразделений в такой ситуации было очень легко.
Принцип действия построенной нами бани строился, прежде всего, на солдатской смекалке, что позволило для ее отопления в качестве нагревательного элемента использовать форсунки от походной кухни КП-130. Ими в рабочую камеру под давлением подавалась солярка, перемешиваясь с воздухом, она сгорала с выделением большого количества тепла, нагревая камни и воду в баке, снятого с разбитого самолета. Важным моментом технического замысла являлся фактор пропорционального нагрева воды и камней. Артемыч рассчитал подачу тепла в придуманную им конструкцию таким образом, что вода в ней нагревалась до кипения вместе с оптимальным нагревом камней до температуры, способной давать горячий пар на 12-15 человек.
Спустившись в предбанник, я посмотрел порядок, наведенный одним из дневальных: веники, замоченные горячей водой, лежали в тазике, мыло, мочалки, простыни – все было на месте. Плеснул на раскаленные камни немного воды – пыхнуло паром. Неплохо, думаю, хватит всем, тем более, по-настоящему парятся всего несколько человек, остальным же нравится процесс банного действа: полежать на пару.
Офицерский состав роты, собравшись в палатке, производил рабочий шум: накрывали стол, суетились, убирали одежду под кровати, чтобы внешний фон расположения соответствовал праздничному настроению.
– Иван Геннадьевич, «05» с Чернегой встретили, баня готова, можно давать команду принести чай и что-нибудь прохладительного, – доложил я командиру.
Братва зашевелилась, восторженно приветствуя мое появление. На базе офицеров было немного: Ленцов с группой разведчиков охранял резиденцию Маршала Советского Союза Соколова. Толик Родин после мятежа в Кабуле находился старшим по охране телевизионного центра. С ним был авианаводчик Юрка на случай, если нечто подобное, как феврале, повторится – ему отводилась роль наведения на цели истребительной авиации.
Сергей Коробицын с Николаем Тютвиным периодически подменяли Родина на объекте стратегической важности. Сашка Чернега со старшиной на боевых машинах возили личному составу, охранявшему телецентр, пищу, воду, письма. Они периодически меняли людей, чтобы помыть их в бане, сменить белье. Моя группа на постоянной основе работала в горах. Все были заняты делом.
– Как экипаж? – спросил Иван, подходя к телефону.
– В порядке, закроют самолет, скоро будут.
Кивнув мне, он взял трубку ТА-57 и стал что-то обсуждать с начальником разведки.
– Товарищ майор, у меня нет офицеров, все работают по своим направлениям. Да. Да. Так точно. Тютвина дать не могу, он обеспечивает связь с группами и телецентром. Пусть дивизия ищет в полках. Хорошо. Понял, товарищ майор, – закончил Иван разговор с начальником, видимо, работавшего над новой вводной для разведки соединения.
– Озверели в штабе дивизии – выделяй им офицера на патрулирование Кабула. Все и так с ног валятся, – раздраженно произнес Иван Геннадьевич.
– А мысль неплохая – походить по «рядам», – заметил не вдруг Андрейчук.
– Старшина, заканчиваем дебаты. Готовность в баню через 10 минут.
Нетерпенье командира было понятным: посидеть, отойти от забот, звонков, задач и совещаний… Просто расслабиться. Задергали разведку, черт побери.
– Понял, Иван Геннадьевич.
Захватив с собой несколько простыней, Николай вышел распорядиться дежурному наряду в отношении чая и всего такого прочего. Ну что ж, пора и нам выдвигаться, набраться сил и терпенья к предстоящему празднованию женского дня.
Вышли гурьбой. Хорошо и легко было на душе от солнца, тепла и уюта, от сверкающих на западе снежных вершин Сильсилакохи-Пагмана, над венчающим хребтом которого темно-синее небо создавало ощущенье добра и спокойствия. После проливных и холодных дождей в долину Кабула пришли обжигающие зноем дни, остужаемые прохладой ветров с заснеженных гор Пагмана. Они с глоточком свежего воздуха приносили ощущение бодрости, настроения и желания сделать что-нибудь большее в нашей нелегкой службе за пределами Родины.
От самолетной стоянки послышался крик экипажа – ребята махали руками. Ответили им дружным «ура», от которого, лениво бродивший по линейке часовой, принял положение «смирно». Летчики заканчивали подготовку борта на ночь и сдачу его под охрану разведке. Мы еще успеем зайти в самое пекло парилки, а затем ее уступить ребятам из экипажа Александра Жихарева.
Необыкновенное ощущение пара и жара испытываешь при хлестании веником по влажному телу. Успевай только крутиться на раскаленном полке, чтоб не обжечься и не потерять сознание. Все! Для первого раза пойдет. Тазик холодной воды на себя и в предбанник, где раздевшиеся Николай с Иваном обсуждали конструкцию бани.
– Ну, ты даешь сибирский человек, – качнул головой Иван, – идем, старшина, а то нам пара не хватит.
Сегодня хватит всем. Просто Коля с Иваном парятся в меньшей жаре, а мне, прошедшему школу деда Антона и отца Григория Антоновича, хочется пекла. Вытянув ноги вперед, обретаю дыхание, восстанавливаю его, на сколько это получится в душном предбаннике. Чувствую, что выживу только после чая покрепче.
А Иван с Николаем разошлись в парной не на шутку. Зря я о них плохо подумал – хлестались нещадно.
Раздавшиеся снаружи голоса не оставляли сомнений: экипаж «05» был на подходе и с желанием париться.
– Всем новый привет, господа! Раздеваться и в парилку.
– Привет-привет, Валер, давно не виделись, – шутил Александр, снимая верхнюю часть летной одежды.
– А где Иван Геннадьевич? – осмотрелся Жихарев взглядом, говорившим о том, что после моего ухода с борта ребята еще не «единожды» приложились к канистре.
– Сейчас выйдут, Сань. Раздевайтесь
Летчики, сняв комбинезоны, повесили их на вбитые в стену гвозди.
– Лех, а ты чего не раздеваешься? Критические дни что ли?
Не преминул я кольнуть своего цыганистого друга. Не сделай я шаг на упреждение его атаке, значить отдать инициативу Леониду, который уж, если разойдется – мало не покажется.
Переминаясь с ноги на ногу, Злобин, на удивление не проявил интереса на мой требующий ответной реакции выпад.
– Боишься показать обрезанное «хозяйство»? – доставал я Леху более чем вызывающим намеком, – где-то у Артемыча был метр, сейчас замерим.
Но, отмахнувшись от нас, Леха вел «бой» с собственными сопереживаниям, не обращая внимания на галдеж, производимый здоровыми мужиками. Что это с ним? Ладно, поговорим потом.
Посмеявшись над Лехой, ребята обсуждали прошедший полет в Ташкентский Тузель. По их разговору не трудно было понять, что они хорошо посидели в ресторане, где была возможность воочию оценить узбекский национальный колорит женского персонала. Должен заметить – это очень важный для интернационалистов момент, не избалованных вниманием афганских женщин! Впрочем, о чем это я?
Из парилки, шатаясь, вышли Иван с Николаем. Экипаж встретил их не менее дружным «ура», чем мы их приветствовали на подходе к бане.
– С твоего разрешения, Иван Геннадьевич, идем на посадку.
– Только отдышусь, ребята, вперед.
Обнявшись, похлопали друг друга, и я вместе с парнями рванулся в парилку.
– Лех, ты на себя не похож. Что-нибудь случилось?
Наш общий друг не хотел в парилку и был вялым, без всякого настроения на отдых. Его состояние обеспокоило командира Жихарева, да и мне Леонид сегодня не особенно нравился.
– Да нет, пойду. К тебе есть дело, Валер.
– Давай. А что так таинственно?
– Знаешь, Чернега сказал, что ты уходишь в кишлак. Да?
– Ну, ухожу. Как будто не знаешь, где я бываю ночами, когда ты, подлец, без своего друга хлещешь спиртягу.
Леха, начисто игнорируя армейские шутки, продолжая думать о чем-то своем – земном и очень важном.
– Знаю, поэтому и спрашиваю.
– Ну, и…
Леха присел, снимая ботинки. В парилке царил отборнейший мат с веселым смехом мужиков. Кажется, ребята привезли новый анекдот из Ташкента и рассказали его Коле с Иваном.
– Возьми с собой, Валер.
Взглянув с недоумением на Леху, я произнес не членораздельное:
– Ну, ты, бля, даешь!
– Я давно хотел спросить б этом…
– Даже не знаю, что и ответить. Ты с Жихаревым говорил?
– Нет.
– Мне кажется, Леша, тебе надо с ним поговорить.
– Я с ним решу, все вопросы, Валер.
– Пойми ты и такую вещь, дружище, мне не жалко взять тебя с собой за перевал, чтобы ты проверил свое очко на эластичность, но обстановка сейчас такая, что мы можем не вернуться. Наибн…т и пишите письма. Понимаешь?
– Понимаю, Валер! Но возьми с собой.
– Черт бы тебя побрал, Леха! Давай так: иди, парься, вечером разберемся. Добро?
– Хорошо. Но ты не возражаешь?
– Я-то – нет, но есть порядок, определяемый командиром. Разберемся.
Лешка, скинув комбинезон, кинулся в парилку, откуда вывалились Иван с Николаем и упали на лавку.
– Ну, как, ребята?
– Это что-то! – выдохнул Коля.
– Вот! А что вам говорил сибирский человек?
Иван, беспомощно откинувшись на стенку предбанника, тяжело дышал, кажется, перебрал парку. Ничего, отойдет после хорошего веника из эвкалиптовой рощи Джелалабада. Пар, что надо, правда, слегка припахивает соляркой, но это ерунда.
– Чайку, Иван?
– Чуть-чуть, Валер! А лучше – фанты.
Я подал командиру полную кружку напитка, Иван взял ее и, отпив несколько глоточков апельсинового сока, оглядел свое пораженное псориазом тело. Иван стеснялся раздеваться до голого торса, как это обычно делали мы, и порой болезненно переживал псориаз, высыпавший на теле красными шелушащими пятнами.
Смех и галдешь в парилке долго продолжаться не мог. Первым выскочил радист, следом, с блестящей загорелой лысиной – штурман. Славка-«правак», с командиром Жихаревым и Лешкой, все еще истязали себя вениками.
После них я забежал на минутку в парную, чтобы лихо отработать серию веничком и выскочить наружу. В предбаннике уже разливали… По «единой». Экипаж, завернувшись простынями, приходил в себя.
– У всех? – Сашка внимательно осмотрел посуду.
– Сань, в порядке.
– Командиру слово! – Жихарев жестом пригласил Ивана на первый тост.
Комар встал, оглядев присутствующих рядом офицеров, не торопясь, произнес очень важные для всех слова:
– Друзья, за многие тысячи километров мы помним наших женщин, которые ждут мужей, растят и воспитывают детей. У них такая работа – ждать. Наверное, непросто. 8 Марта – день и настоящих мужчин, которые чествуют любимых жен, невест, говорят им хорошие, добрые слова. Поднимем за них наши фронтовые сто грамм. Пусть им будет легко, тепло и весело, и дай Бог, всех нас встретят живыми и здоровыми на белорусской земле.
– Ура! – подхватили мы тост командира разведчиков.
Выпили за жен, невест и всех женщин планеты Земля. Через минуту выяснилось, что все женаты, за исключением Славки, имеют детей. У «правака» все впереди, у него не болит голова о семье, детях и это здорово! На войне трудно быть женатым, очень трудно. Появляется свободная минута – мысли только о семье и детях: как они там? Все ли хорошо? Не болеют ли?
– Кто еще желает в парилку? – уточнил Андрейчук.
– Спасибо, хватит, Николай, – загалдел экипаж, – в следующий раз!
– Хорошо! Есть предложение к присутствующим: в палатке накрыто, перейдемте на базу, где есть развернуться бойцам. Принимается?
– Добро.
– Кто моется сегодня, старшина?
– Взвод Чернеги, Иван Геннадьевич, и остаток наряда, Марченко помоет своих завтра, когда вернется с задания.
– Хорошо, давай команду.
Расслабленные паром, мы вышли наружу. Леонид был тут как тут.
– Валер, заметано?
– К Жихареву, Леха, к Жихареву! Решай с Александром, я на секунду к своим.
– Бегу.
Взвод отдыхал перед выходом на очередное боевое задание. Люди спали. Ладно, тревожить не буду. Дежурному по роте напомнил, чтобы моих поднял в 18.00.
Расположившись в офицерской палатке, мы повели общий разговор, так – обо всем и не о чем. У Лехи я взглядом спросил: ну? Он отрицательно качнул головой – нет, еще не говорил. Пальцем стучу по запястью левой руки: мол, время, пора.
Чернега не дремал за столом: в кружках было налито и слово представилось Александру Жихареву. С неповторимым обаянием Саша обратился с поздравлением в адрес женщин, за что мы все с удовольствием выпили. Не успев закусить, как следует спирт, в карьер сорвался Леха:
– Товарищ командир, разрешите с разведчиками на задание?
Жихарев поперхнулся.
– Ты о чем это? – командир экипажа смотрел на Лёху, затем, повернулся ко мне. – Сговорились?
– Я не возражаю, Сань, если отпустишь Леонида со мной. Как, Иван Геннадьевич, обкатаем нашего друга?
Иван пожал плечами, мол, зачем искать приключения, если все мы так хорошо сидим.
– Не знаю, зачем это нужно Лехе, пусть командир решает.
На Леху жалко было смотреть. Экипаж знал о его целеустремленной натуре, да и мне это открылось недавно. В палатке наступила тишина, сравниваемая с моментом истины. Отпустят в разведку? Не отпустят?
– То-то я смотрю – Леха не в себе, а он, видишь ли, мысль вынашивал – в разведку!
– Это вопрос чести офицера ВВС, товарищ командир.
– Хм, надо обсудить. Наливай, Сань, чего сидишь?
Нам уже ясно: Жихарев для порядка помурыжит Злобина и разрешит ему выход на поиск в «духовский» тыл.
– Ладно, Лень, не возражаю.
Пожав командиру руку, Леха обнял меня – грудь ходуном, взволнован, а Чернега в своем амплуа – прозрачную, как родниковая вода, жидкость разливал по кружкам.
– Лень, – тронул я плечо разведчика Военно-воздушных сил, – третий и все.
– Понял, командир.
Леха был вне себя от радости. Но пора! Встаем. Пауза. Тишина. Третий! Посидели, покушали.
– Я собираюсь Иван Геннадьевич.
– Давай, Валер. По готовности доложи.
– Понял.
Не мешая сидящим за столом офицерам, я тихонечко вышел к стоявшей в уголке кровати и дал Леониду сигнал.
– Вот тебе курточка, Леш, прикинь. Автомат Чернеги. Пристрелян. В «лифчике» шесть магазинов, один примкнешь. Фляжку наполни водой. Собирайся, я на пару минут к своим.
– Понял, Валер, я мигом, – засуетился от волнения Лёха.
– Не торопись, минут двадцать еще есть.
Вышел к взводу, увидев, что Сафаров собрался докладывать – остановил его жестом: продолжай готовить людей. Сегодня со мной пойдет Куранов, заместитель Чернеги – здоровый тренированный парень, заодно посмотрю подготовку. Пожалуй, поставлю его в тыловое прикрытие к Баравкову. Признаться, не люблю брать с собою «чужих», но двое моих разведчиков приболели, и Комар в усиление группы выделил Куранова.
– Гена, подойди.
Баравков подбежал.
– Ты Куранова хорошо знаешь?
– Н-н-нормально, товарищ лейтенант, – немного заикаясь, доложил сержант.
– Сегодня прочешем долину до Дехъийхья, в направлении Шаникала. Там еще не бывали. Далековато. Понял?
– Понял.
– С Курановым обеспечите тыл. Ты старший, пригляди за ним.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Сафарову передай: жду доклад.
В дивизионную разведку Куранова взяли из разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка. Случай редкий. Обычно сержантов мы набирали из «учебки», а не из частей дивизии, где младшими командирами приобретались качества, которые у нас в разведке считались недостатками – там атмосфера иная, а нам нужны были сержанты без «налета» полковой службы. Куранов занимался тайским боксом, проявляя недюжинные способности в этом виде спорта, а у нас в дивизионной разведке таких специалистов не было, поэтому летом 1979 года он оказался во взводе Юры Хижняка, не чаявшего в нем души.
Застолье шло полным ходом. Женский день праздновали на достойном уровне. В Афганистане – впервые, но, наверное, не хуже по настроению, чем в Витебске, потому что женский дух витал везде и во всем. Праздник продолжался, ну, а нам с Леонидом скоро в опасный и сложный путь.
– Готов, Лёш?
Друг был в боевом облачении: небольшого роста, решительный, упорная сосредоточенность во взгляде – не самые плохие качества для сегодняшней ночи.
– Дай автомат.
Взял АКС, проверил.
– Леш, запомни правило: патрон в патронник не досылать.
Полное недоумение моего друга.
– Не знаешь почему?
– Не-а.
– В группе следовать будешь за мной, а мне очень не хочется, чтобы ты из автомата наковырял дырок в моем затылке.
Леха натянуто улыбнулся.
– Если серьезно, Лёш, слушай внимательно: твоя задача – быть рядом со мной и больше ничего не делать. Поверь, это тоже много и не очень просто – быть рядом и наблюдать. Для этого патрон в патронник досылать не обязательно, кому надо это сделать – сделают, и будут работать в соответствии с заданием. У каждого в группе свои обязанности, у тебя – наблюдать.
– А, если…
– Без всяких «если», Леш. Думаю, 8 Марта обойдемся без стрельбы и экзотических кульбитов. Смотри, как хорошо сидят ребята. Чертовски не хочется уходить, а вот ничего не поделаешь: вернемся – продолжим.
– У меня с собой «заначка», Валер, отметим, как положено!
– Ну, ты – гусар! Хвалю!
– Понимаю ответственность момента.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Идем.
Сафаров, построив группу в одну шеренгу, проверял готовность разведчиков к выходу, оружие. Все эти действия отработаны до автоматизма с незапамятных времен разведывательных выходов в Витебске. Я не мешал работать заместителю, он свое дело знал и уверено проверял готовность каждого бойца для действий в тылу противника. Командиры отделений доложили Сафарову о готовности к выполнению задания. Кажется, готовы. Я принял доклад Сергея, прошелся вдоль строя.
– Вольно. Как настроение, народ?
– Нормальное, товарищ лейтенант.
– Отлично. Все здоровы?
– Жалоб не было, – уточнил Сафаров.
– Хорошо. Мам и барышень поздравили?
– Так точно!
– Время не будем терять. Задача: выдвинуться в район виноградников Дехъийхья с целью поиска и ведения разведки. Есть основание считать, что «духи» не оставили попыток установить свое влияние в Кабуле – это фиксирует воздушная разведка. Мы отслеживаем противника до предгорий Хингиль, где сосредоточены его основные базы. Но между Хингилем и боевым охранением дивизии происходит движение противника с целью его просачивания в Кабул для совершения диверсионных актов. От своего влияния на столицу Афганистана «духи» не отказались. Сегодня выйдем в поиск к самой северной границе зоны ответственности дивизии, где еще не ступала нога разведчика ВДВ. Действуем по обстановке, меняя направление движения на маршруте, где местность изобилует мощной ирригационной системой арыков и каналов, подводящих воду к виноградным полям. То есть, местность, не смотря на равнинный ландшафт, полузакрыта и вызывает опасение в скрытом и выходе противника к группе. В целом обстановка понятна?
– Так точно, товарищ лейтенант!
По задаче вопросы есть?
– Никак нет!
– У кого, что еще есть?
– А чеки, выдадут, товарищ лейтенант? – поднял руку Архипов.
– Твой вопрос прямо таки в «тему», Архипов. Молодец! Знаю одно: обещают к десятому марта.
Народ переглянулся от хорошей новости по денежному довольствию, которое задерживали финансисты армии. Солдатам надо было купить подшивочный материал, личные принадлежности, что-нибудь прихватить из «булдыря». Вопрос-то на самом деле серьезный, требующий ответа.
– Товарищи разведчики, сегодня с нами работает представитель ВВС старший лейтенант Злобин. Это важный элемент дружбы войск в выполнении интернационального долга. Возражений нет? – Я обвел взглядом бойцов дивизионной разведки. – Не поступило. Что ж, прошу любить и жаловать!
– Если больше нет вопросов, Ивонин с Сокуровым – дозор, быть внимательней на маршруте. Не торопитесь, но и ничего не пропустите.
– Баравков с Курановым – прикрытие тыла. Не посадите на хвост «духовскую» разведку. Гена, работаешь ночным прицелом.
– Понял, т-товарищ лейтенант.
– Нищенко – общее обеспечение.
– Понял.
– Есаулков, впереди меня.
– Ясно.
– Связь?
– В порядке, аккумуляторы заряжены.
– Равняйсь! Смирно! Равнение направо!
Я доложил командиру роты о готовности к движению:
– Товарищ гвардии старший лейтенант, группа для выполнения боевой задачи готова. Командир разведывательной группы гвардии лейтенант Марченко.
– Валер, иду.
Подошли с Иваном к готовой выйти на задание группе,.
– Вольно!
Всматриваясь в бойцов, Комар спросил:
– Как настроение?
– В порядке, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо. Вот только «духи» зашевелились. Приказано выявить их намерения там, где Макар телят не пас. Командир дивизии ставит задачу поиска в районе виноградников, который нами еще не изучен. Расширяем радиус действий разведывательных мероприятий. Опыт у вас достаточный – будем шире раскидывать щупальца. Информация должна идти по динамике нарастания, чтобы был материал для анализа характер действий противника. Если нет вопросов – вперед, Валерий Григорьевич.
– Есть.
Иван повернулся к Леониду и попросил его в самое ухо:
– Будь рядом с Валеркой, Леш и не отставай от него. Я очень убедительно прошу об этом.
– Что я маленький, Вань? Понимаю.
– Ладно, к черту.
Плюнули три раза через левое плечо. Сегодня выдвигаемся в пешем порядке через линию боевого охранения Юры Солдатова.
ГЛАВА 37
К боевому охранению капитана Солдатова я вывел группу от склада ГСМ, обойдя его по овражку, в котором охрана объекта никогда бы нас не заметила. Обменявшись паролем с дежурной сменой заставы, мы вышли к минометной позиции, где на широкой площадке можно было присесть и собраться с мыслями перед броском в никуда.
– Десять минут перекур, Сергей, и собраться в «кучку».
Это значит, что на последнем рубеже перед противником разведчики должны были оставить здесь все плохое и хорошее и сосредоточиться только на задаче, которую предстояло выполнить в течение ночи.
– Понял, товарищ лейтенант.
Для меня, как командира, это стало, едва ли не ритуальной обязанностью – на крайнем рубеже дать группе немного времени, чтобы настроиться. Перекур – это предлог для перестройки сознания разведчиков на работу в крайне опасном режиме. За линией боевого охранения, разделявшей нас на своих и чужих, мы становимся другими, причем, в самом прямом смысле этого слова. У меня было абсолютное понимание того, что у нас в головах происходили перемены, напрочь отсекавшие второстепенные вопросы, настраивая мозг на работу в узком, целевом направлении.
– Привет, разведка, – вальяжно вышедший навстречу, Солдатов улыбался доброй улыбкой хозяина.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Не поверите, но я рад вас видеть. Обжились-обжились: отдельный анклав соединения... М-да…
– Подкалывай-подкалывай, но устроились со вкусом. Посмотри.
– Не сомневаюсь, если хлоркой тянет до самого лагеря.
– Увы, двоих отправил с гепатитом.
– Косит, зараза, к сожалению, косит, но специалисты, Юра, провели исследования, и пришли к неожиданным выводам.
– Да, ну?
– Как говорят, все гениальное просто, а простота заключатся в следующем – красный глаз не желтеет.
– ?..
– Да-да.
Солдатов рассмеялся.
– Понял. Сейчас понял.
А суть заключалась в том, что, регулярно «принимающих на грудь» товарищей, гепатит обходил стороной. Статистика. Замечено было, что в первую очередь гепатитом заболевали спортсмены и непьющие, а те, кто в меру проводил "дезинфекцию" и "дезактивацию" печени спиртосодержащими растворами, этой болезни подвергались в меньшей степени. Если говорить серьёзно, то именно так и выглядела ситуация с гепатитом на протяжении всей афганской кампании.
– Знакомься, Юра, Леонид – ВВС в действии с разведкой ВДВ.
– По-о-нял. Но я бы не настаивал на разведке за пределами моего «гарнизона», можно, например, у и меня остаться, предаться «храпу», партнеров по картам не хватает.
– В следующий раз устроим карточный турнир престижа войск.
– Хорошо, Валер, принимается.
– Меня берете в качестве рефери. Буду принципиален. Ладно, Юр, хочется пораньше вернуться. Мы пойдем. Как у тебя?
– Ничего особенного, скорее тишина.
– Понятно. Сегодня заберусь дальше, посмотрю обстановку за виноградниками. Частоту радиостанций не менял?
– Нет. Частота и позывные те же.
– Хорошо. Вроде бы, и все. До встречи утром, что ли?
– Успехов. Не лезь далеко, Валера – это мой добрый совет.
– Хорошо, Юр, принял!
Попрощавшись с командиром охранения, я просигналил Сафарову – строиться: группа через минуту стояла в готовности действовать в тылу противника. Я прошелся вдоль шеренги молодых, здоровых парней: сосредоточены, собраны, а глаза у Сокурова-"Зигфрида" все-таки светятся, и сажей их не замажешь.
- Бля, "Зигфрид", что с тобой делать?
- А что случилось, товарищ лейтенант?
- Да, ничего, Сокуров, ничего!
Стемнело. Луна все еще находилась в первой четверти, освещая местность мерцающим светом. Через хребет, маячивший перед нами темным драконовским горбом, я выведу группу по узкому проходу левее перевала, образующего тень множеством глыб и острых скал. Есть, по крайней мере, где укрыться. На обратной стороне гряды, примыкавшей к изрезанной арыками степи Альгой, выдвинусь по ложбинкам в направлении полуразрушенного кишлачка Баба-Шервали, что в километре западнее Паймунар. Прижиматься к населенным пунктам не будем – опасно, да и собак поднимем своры.
– С богом! Вперед, Ивонин.
Твердая опора под ногами располагала к движению быстрым шагом. Ходко вышли к точке подъема, оглядевшись, начали восхождение на верх.
– Лень, не отставай.
– Угу.
– Баравков, прицел?
– Понял.
– Подтянись и чувствуй дистанцию.
– Есть, товарищ лейтенант.
Подъем в горы без снежного покрова забирал, конечно, меньше сил, но появился неприятный фактор – сыпучесть камней при движении вверх, что являлось недопустимым и демаскирующим признаком группы. Чтобы не вызвать осыпание каменного грунта ставим ноги осторожно и взвешенно, без характерного звука в ночной тишине. Убедившись в твердой опоре под сапогами, размеренным шагом поднимаемся выше и выше.
Сзади слышу напряженное дыхание Лехи. Понимаю, что тяжело ему в горах без тренировок: автомат, куча патронов. Черт возьми, проверю, не загнал ли он патрон в патронник.
– Леха, – шепчу напарнику.
– Да.
– Автомат!
Леонид протянул оружие стволом на меня.
– Не направляй ствол на людей. Понимаешь?
– Ну.
– … загну.
Отомкнув магазин автомата, отвожу затворную раму назад – патрон в патроннике.
– Оторву голову, Леха, и сделаю это раньше, чем тебе в этом помогут «духи». Понял?
– Угу, а если, действительно, «духи»?
– Леша, если «духи», разберемся, а сейчас этого делать не надо. Случайным выстрелом раскроешь группу или грохнешь кого-нибудь из нас – меня, например. Ясно?
– Теперь, да.
– А раньше?
– Думал, сомневаешься, что я стрелял из автомата.
– Тьфу, е… мать. Сейчас не думай, а делай так, как я тебе говорю, и все будет в порядке. Что не понятного?
– Все, Валера, все!
– За мной.
Отметив, что Леха передохнул – пошли дальше. Минут через тридцать оказались на верхней линии гряды. Странно. Но красиво! Мерцание четвертинки луны накрыло долину, обрамленную горами с трех сторон. По горизонту за спиной распластались огни Кабула, не вызывая ощущения огромного города. Залегли. Отдыхая, наблюдаем за кишлаком и долиной, изрезанной сетью русел множества речушек, появившихся после дождей. «Большая медведица» с перевернутым ковшом освещала нам путь на север, где находилась Родина – Советский Союз. Сюрреализм чистой воды, идиллия…
– Товарищ лейтенант, – подполз ко мне Баравков, – что-то сверкнуло на верхней горушке справа.
– Прицел.
Прижавшись к резиновому окуляру прицела, чтобы зеленый свет от электронного преобразователя не попал на лицо, внимательно изучаю местность по линии спуска. Видимость была отличной – любое движение фиксировалось отбрасываемой от предметов тенью. Разрешающая способность ночного прицела при звездном небосводе позволяет в темное время суток видеть гораздо лучше, чем мы это видим при солнечном свете дня.
В прицел я ничего особенного не разглядел, но «мурашки» по телу прошлись холодной волной. Перевел прицел на кишлак, повел им справа налево, обратно – в порядке, ничего подозрительного не отметил.
– Может, отблеск падающей звезды?
– Да, нет… не похоже…
– Гена, не спускай с этого направления глаз.
– Понял, товарищ лейтенант.
Драгоценное время терять не будем, отдохнули и вперед – на север, где мы еще не бывали.
– Внимательней, Андрей, – ориентирую Ивонина на спуск в долину, – общее направление – левый угол наружного дувала кишлака. Внизу стой. Оглядимся и дальше. Мне в этом мире не все понравилось.
– Есть, понял.
– Давай.
Осторожно спускаемся вниз, чтобы не вызвать шорох осыпавшихся камней, следим за обстановкой внизу и правее от нас – опасность проявляется интуитивной реакцией организма на катящиеся камни. Плохо – демаскирует.
– Леша, осторожней, – оборачиваясь, прошу друга.
– Ничего, вниз идти легче.
– Скоро поймешь, что это заблуждение, а ноги ставь стопой по диагонали плоскости спуска. Понял?
– Угу.
– Аккуратно за мной.
Выдерживая направление, спускаемся ниже к подошве хребта таким образом, чтобы не оказаться между кладбищем – справа, хорошо видимого в ночной прицел, и развалинами кишлака – слева, опасными удобным положением для «духовской» засады. Контролирую пространство на зрительную связь с группой, отдельные фрагменты изучаю ночным прибором –
нормально. Не «зацепившись» взглядом за что-то особенное, что вызвало бы у меня тревожное ощущение опасности, я вывел дозор в ближайшее русло арыка, где решил понаблюдать за оставшимся сзади кладбищем и кишлаком Паймунар. Данный элемент тактических действий в разведке я называл: «Понюхать воздух», причем, в прямом смысле этого слова.
Дозор, ожидая ядро разведывательной группы, занял рубеж начала выполнения основной задачи. Вскоре подтянулись и мы, расположившись в удобных местах для изучения местности. Выполнен очередной этап входа в задачу. Что у нас с ветром? Северо-восточный. Уже хорошо – собачий нюх испытывать не будем.
– Сафаров, круговое наблюдение, Баракова ко мне, – прошептал я на ухо заместителю.
Подтянувшийся сзади Гена был встревожен:
– Из головы не выходит отблеск на горушке, товарищ лейтенант.
– Ну?
– А, если нас «присекли» на хребте?
– «Присекли», говоришь, Гена? Могли. И мне что-то не нравиться здешний режим, как говорил Попандопуло. Бери прицел и контролируй кишлак, не на секунду не упускай тыл.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Как Куранов?
– Н-н-нормально.
– Давай на место. Еще минут пятнадцать «понюхаем» и вперед!
Баравков отполз по склону арыка к Куранову. Уточнив Сафарову порядок движения группы на равнинной местности с учетом множества арыков, канав, русел с дождевой водой, я сориентировал Ивонина на вдумчивое и неторопливое движение по маршруту.
– Не торопись, Андрей, вникай и только потом вперед, посмотрел, вник – рывочек. Только так. Ясно?
– Есть, товарищ лейтенант.
– Кишлак обходим по ложбинкам и низким местам. Достигнешь северной окраины – перемещайся влево, общее направление – Ходжачишт, до него около пяти километров. Пересечешь Баграмскую ЛЭП – стой. Оценим обстановку, двинемся дальше.
– Понятно.
– Будь внимательней.
Оглянувшись назад, порадовался, Леонид, не отставая, держал в группе нужную дистанцию. Подождал пока подойдет.
– Ты еще не убежал к «духам», Леха?
– Пока нет. Судорогой ноги тянет.
– А скулы?
– Подъ…шь?
– Нисколько. Я же говорил тебе как ноги ставить на спуске? Тяни на себя стопы ног, массируй икры. Пройдет. Я на минуту к Баравкову.
Тыловое прикрытие группы смущало меня присутствием Куранова, который был старше Гены по призыву, званию и занимаемой должности. Надо посмотреть на их слаженность в паре.
Пригнувшись, несколькими бросками подтянулся к ним. Оба наблюдали за кишлаком.
– Как у вас, Гена?
– Все путем, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Ты как, Куранов?
– Обстановка под контролем.
– Ну-ну.
Самонадеянность парня не понравилась.
– Оба – глядеть в оба. Каламбурчик понятен?
– Предельно.
– Работаем дальше.
Вернулся к Леониду. Леха что-то творил с автоматом.
– Ты чего?
– А-а, так, примерился.
– Смотри у меня!
Меня что-то тревожило: тишина, спокойствие, внешний фон без видимых признаков опасности, но что-то было не так.
– Леха, может, вернемся, а?
– Все издеваешься?
– Нисколько.
– Что-нибудь случилось?
– Да нет, не отставай от меня.
– Как можно, товарищ командир?
Юморит Ленька, приспосабливаясь к обстановке, у меня же нервы ни к черту стали. А небо! Какое небо над нами! Оно касалось горных отрогов по периметру чашеобразной долины, обрамлявших плодородные земли солидной оправой хребтов. Темные горбатые кряжи достойно держали на мощных плечах усыпанный звездами и осколком ущербной луны небосвод. Красива южная ночь на Востоке, и мы, растворившись в ней, словно скользим в потустороннем пространстве к цели своего прибытия – виноградным плантациям кишлаков, в которых, без сомнения, «духи» вынашивали замыслы уничтожения русских гяуров.
– Все, Андрей, вперед, – тронул я локоть Ивонина.
Лирического настроения не получилось. Ночь на Востоке опасна и страшна не усыпающими сказками божественной Шехерезады или великолепными рубаятами Омара Хайама, а непредсказуемым течением вселенского времени, в котором люди – песчинки планеты Земля.
Кишлак, оставаясь правее курса движения группы, терялся в ночи. Его, как я и планировал, мы обходили с западной, подветренной стороны, чтобы не вызвать бурной реакции афганских собак.
Припахивало кисло-приторным дымком с запахом жилья и скотины. Кое-где вскрикивали ишаки, лениво лаяли собаки, не вызывая агрессии в поведении. Минут через тридцать мы должны были достичь северной окраины Паймунара, откуда до виноградников рукой подать. Раскинувшись на многие километры, они отделяли кишлаки от горных массивов, с которых подавались сигналы, фиксируемые нами несколько недель назад. Что там были базы противника, мы в этом не сомневались. После разгрома в Кабуле «духи» затаились в ожидании момента для возобновления активных действий.
Оценив звонкую тишину, я огляделся. Пару минут перевести дыхание не повредит.
– Ксендиков.
– Я, товарищ лейтенант.
– Ивонина не теряешь?
– Нет, вижу на фоне неба.
Плохо, могут увидеть и «духи», ночь – хоть иголки считай.
– «Отпусти» его подальше.
– Понял.
Сигнал – вперед. Под ногами ощущалась твердая почва, зимой, в сезон дождей, много сил уходило на выдвижение к объектам разведки и возвращение на базу. Сейчас другое дело: легко идти, чувствуя под ногами каменистый покров, правда, шорох камней в тишине все же был слышен в южной ночи. Обернувшись, я увидел Леху, старательно ступавшего следом за мной. Может, он и пожалел, что втянулся в разведку, но мосты, что называется, были сожжены – теперь только вперед.
… Автоматные очереди хлестанули сзади, разорвав тишину на куски. Показалось, что звездное небо рухнуло сверху. Огонь от развалин с нескольких точек сразу на мгновение выбил из колеи. Внезапность атаки была полнейшей. Шелест пуль прошелся правее, между идущим впереди Кибиткиным и направляющим группы Ксендиковым. Неприятное – «вжиг» ощутила каждая клеточка организма, бросив тело к земле.
– За мной, Леха!
Отползая, я выглянул из лощинки и увидел «духов», перемахнувших через внешний дувал. Они бежали от взорвавшегося огнем кишлака. Немедленная круговая оборона в первую минуту боя, чтобы прийти в себя и разобраться: что же произошло? Ясно было одно, что Баравков с Курановым на доли секунды первыми открыли огонь по обнаруженному противнику. По характеру выстрелов ощущаю, что для группы прикрытия тыла ситуация развивалась стремительно, внезапно, она открыла огонь – следом ответный из нескольких стволов от окраины кишлака. До него было метров триста. Всмотрелся в видимые контуры дувалов – до десятка «духов» бежали, отрезая дозор от группы. Несколькими очередями из автомата прижимаю их к земле. Скатываюсь вниз. Черт, ослеп от выхлопа пороховых газов. Слышу, что Ивонин с Сокуровым вступили в бой, стреляя одиночными выстрелами. Духов это «шкалит».
– Не отставай, Леха. Нищенко, прикрой группу, уходим на «три часа».
Пригнувшись, несусь к тыловому обеспечению – живы, контролируют кишлак.
– Т-т-товарищ лейтенант, – заикаясь, доложил Баравков, – «духов» заметил в прицел, они перемахнули дувал и залегли…. Вы их из ложбинки не видели. Нам с Курановым ничего не оставалось, как сработать на упреждение.
– Понял, Гена, береги тыл. От группы не отставать.
Огонь «духов», замеченных Баравковым, усилился, они переключились на дозор, воздействуя на него шквалом автоматных очередей. Ивонин с Сокуровым оказались в плотном огневом контакте с душманами, бежавшими на них в полный рост. "Духи", вероятно, предполагали отсечь дозор от основной группы, чтобы обойти его с обеих сторон и зажать в лощине.
Только не лежать! Двигаться, маневрировать, сбивать противника с толку! Десанту в Кунаре «духи» устроили подобный урок. Бой на открытой местности не выгоден, он смерти подобен.
– Леха, Есаулков, со мной! Ксендиков, Гапоненко, прикройте выход дозора!
«Духи» наседали с двух направлений, прижимая к земле огнём автоматов. Связывают боем, перехватывают инициативу, падлы, чтобы закружить, замотать, заставить делать ошибки. Нужен срочный выход из боя!
– Валер, что делать? Стрелять?
– Леш, не мешай, будь рядом. Сейчас - рывок, приготовься.
Дозор огрызался короткими очередями, не подпуская "духов" к себе. Душманы, прикидывая ситуацию, залегли под огнем автоматов Ксендикова и Гапоненко. Надолго ли? Полезут еще бешенней и отрежут нас с обеих направлений – дозора и отхода на базу. Назад уже не уйти – плотный огонь противника с возможным перехватом на обратном пути где-нибудь у разбитой мечети перевала Паймунар и криндец! Что же делать? Решение должно быть невероятным, с резким выходом из боя в отрыв – единственный шанс на сохранение живучести группы.
– Сафаров – старший! Группу в кишлак!
Дикий взгляд заместителя сверкнул при свете луны. Сергей, стоя на коленях, онемел.
– Ё… В кишлак! – заревел я на Сафарова, показывая рукой направление. Разведчики рванули в разрыв образовавшийся между душманскими группами...
– Нищенко, стоп! Работаем по «духам» в полмагазина. Приготовиться! «Огонь».
Пять автоматов парализовали перемещение душманской засадной группы, прижавшей Ивонина и Сокурова к земле.
Надолго ли? Парням нужна была пауза для выхода из огневого контакта с «духами» и немного времени, чтобы подтянуться к нам.
– Нищенко, в кишлак. Уводи своих.
Группа «метнулась» в проход между дувалам, из-за которых нас атаковали «духи». Подползли запыхавшиеся Баравков с Курановым.
– Режим тишины, Гена. Никого не оставили?
– Все ушли.
– Хорошо, прицел.
«Ночником» "выхватил" из темноты несколько «духовских» голов. Их чалмы торчали на фоне высвечивающихся луной складок местности. Закрутившись под огнем автоматов, душманы, видимо, выпустили из виду Ивонина и Сокурова. Но где они сами, черти? Ни секунды промедления, надо уходить!
– Гена, метров тридцать вперед, посмотри дозор - прикроем. Дальше не суйся.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Замыкайте с Курановым группу, через минуту уходим.
– Товарищ лейтенант, ползут, – шепнул Куранов.
– Тише, прикрой.
Тяжело дыша, на нас все таки вышел дозор.
– Что у вас, Андрей?
– Прижали огнем, товарищ лейтенант, едва ушли по лощине.
– Понял. Уходим в кишлак.
– В кишлак?
– Рывком в кишлак! Ё… Вперед! Гена, с Курановым прикройте отход. Не отставай, Леха!
– Что это такое, Валер?
– Это пиз…ц, Леша, уходим!
Пригнувшись, бежим к дувалам. В сплошной наружной стенке всего лишь один проход, образующий узкую улочку, идущую в глубь кишлака, в которую шмыгнула группа Сафарова. Летели вдоль глиняных стенок, между которыми стекал сточный ручей с невероятным запахом дерьма, поглотившего нас в лабиринте дувалов. Не заблудиться бы в этом гадюшнике и выйти к восточной окраине Паймунара! Дувалы – наше спасение. Теперь «духи» могут преследовать нас только на догонном курсе, а вот тут мы еще повоюем. Ожидали, сволочи, готовя встречу, значит, перекрыли отходы на базу.
Десять минут бешеного бега, пятнадцать… Окраина «духовского» кишлака! Хочется повернуть направо, где находится лагерь. Нельзя! Там, скорей всего, западня, перекрыты отходы к гряде, за которой аэродром и городок дивизии.
Сафаров с разведчиками, ощетинившись автоматами, прикрыл наш выход из лабиринтов дувалов и каменных стен.
– Все на месте, Сергей?
– На месте, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Уходим на север два километра. Скорость на пределе!
– Понял, – ответил Ивонин и с Сокуровым рванул к виноградникам Дехъийхья.
Я на ходу пересчитал разведчиков. Еще раз. Все. Отлегло. А теперь в отрыв, как мы это делали сотни раз на учениях и боевых заданиях.Вот где нужна выносливость!
Короткий бой, лай собак взбудоражили кишлак. Возможно, «духи» уже разгадали лихой маневр и потянулись за нами. Срочно уходим – зажмут и не выпустят живыми, положат всех в виноградной лозе. Здесь нам никто не поможет. Вот так 8 Марта!!!
– Живой, Леха?
– Живой, – выдохнул «бортач».
– Держись в режиме, дружище. Не отставай.
Леха – спортсмен, но без опыта горной подготовки. Подъем на хребет и спуск в долину забрал немало сил у члена экипажа Александра Жихарева.
Метров семьсот сумасшедшего бега за пределами кишлака подкосили и без того уставшие ноги. Сигналю «Стой» – упали, залегли. От нехватки кислорода разрывалась грудь, дыхание с хрипом рвалось наружу. Казалось, сейчас буду отхаркиваться тренированными и не знающими никотина легкими. Стимулирую дыхание порционным выдыханием воздуха. Легчает. Полежал на спине, перекатившись на живот, вгляделся назад. Преследования не было видно. Оторвались?
Сейчас главное – «сбросить» погоню и заплутать подрастерявшихся «духов». Следующий этап – выход на базу, который бы они не смогли просчитать и устроить засады на путях нашего отхода. Они знают местность, что дает им возможность легко обложить нас и уничтожить до наступления утра. Лучше их никто этого не умеет делать.
– Прицел, Гена.
Местность в тылу не вызывала подозрений. «Духов» не было видно. Хватит лежать – вперед.
– Ивонин, выводишь группу к виноградникам, поворачиваешь влево - на запад и чешешь вдоль плантаций. Огибаем долину с северо-запада и выходим к нашему хребту с обратного ската Ходжа Бугра – там и перемахнем гряду.
– Это километров пятнадцать, товарищ лейтенант.
– Выхода нет, Андрей, «духи» отходы перекрыли классическим способом - везде засады. Ты понял, что нас ожидали у кишлачка?
– Я хотел об этом доложить.
– Вот и доложил. Бери прицел у Баравкова и вперед.
– Есть.
Три-четыре минуты отдыха восстановили дыхание, придали сил работать на выживание группы. Мы еще поборемся, бородатые!
– Радиостанцию не разбил, Есаулков?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
Парень, выдерживая неимоверную нагрузку с радиостанцией, словно привязанный, следовал в задаче. Молодец, вписался в группу должным образом, понял свою роль в общем замысле действий.
– Гарнитуру!
Вошел на связь с Тютвиным:
– «База», я «03», прием.
Через шипение в эфире пробился голос Николая:
– «03», я «База». Приём.
– Прими: восточнее «550» 250...
Из продиктованных в эфир зашифрованных фраз корреспондент получит информацию о том, что группа попала в засаду, потерь не имеет, пробивается к базе. Открылось второе или третье дыхание – не знаю, но оставшийся позади кишлак уже менее беспокоил меня потому, что перед нами открылась виноградная плантация, вызвавшая неприятные ассоциации и надо было собраться на решение новых возможных проблем. Борозды с жестковатой лозой, появившиеся под ногами, расценились мной ориентиром, выводившим нас к северной оконечности зоны ответственности соединения, которую нам предстояло исследовать. Ивонин с Сокуровым сориентировались верно: попади мы в засаду снова – есть куда сунуть голову от первых пуль. А там разберемся.
Группу я повернул на Пагман, снежные шапки которого можно видеть с любой точки кабульской долины. С точки зрения внезапной встречи с противником мы были уязвимы со всех направлений и в первую очередь – от кишлака Данишманд, утопавшего в виноградной лозе и открытой горным ветрам, рождавшим «афганец», степи Колай-Ходжи. Выйти к ней мы должны были по плану задания, изменившегося внезапной засадой, устроенной противником при входе в задачу. Попав в засаду, мы вынуждены были уйти с маршрута, чтобы, оторвавшись от погони, запутать душманов в их же безобразном логове. Таким образом, мы оказались километрах в трех севернее планируемого заданием маршрута и теперь, огибая огромную долину по кругу, выходим на линию Ходжабугра с отметкой вершины 2087 метров над уровнем моря.
Противник в суматохе потерял нас из поля зрения и теперь искал группу на всех с его точки зрения возможных маршрутах – жаждал мщения. Я не сомневался, что «духи» рыскали вдоль хребта Ходжа Раваш, полагая, что мы выйдем к лагерю коротким путем через перевал – так подсказывал действовать инстинкт самосохранения. Мы же ушли от них через кишлак, и я повел группу в обратном направлении от базы, тем самым, введя противника в заблуждение – ненадолго, конечно, но эти минуты сохранили нам жизнь.
Засадой на группу «духи» почти достигли внезапности, но – только почти. Против «духов» сыграли несколько очень важных моментов: Баравков, увидев засаду, первым открыл огонь на поражение, иначе бы нам конец – основная группа, спустившись в ложбину, противника не видела из-за ограниченного пространства. «Духи» отчасти поторопились – пропусти они нас метров тридцать вперед, внезапным бы огнем справа скосили группу в течение нескольких секунд. Мы бы уже не оправились от понесенных потерь и при любом развитии событий не смогли бы сохранить живучесть группы. Есть еще момент, сыгравший в нашу пользу – удачно выбранное расстояние до дувалов, то есть – места засады. Именно оно позволило нам принять круговую оборону и в целом достойно принять неожиданный бой. Но уйти бы нам все равно не дали, ё – моё. Я в своих головоломках едва не упустил главный момент, который должен сыграть на нашу победу! Черт побери, нервничаю что ли?
– Лех, а Лех?
– Ну?
– Сколько до дембеля дней?
– Ну, тебя.
– Ладно, не ершись! Что ты думаешь, я делаю?
– Мастурбируешь что ли?
– Нет, Леха! Я это делал вместе с тобой, когда влетели в засаду, а вот сейчас? Сейчас!
– Ну?
– Что ну-ну, ё… мать?
– Так, что ты делаешь?
– Вспоминаю, Леха.
– Угу. Нам сейчас пиз…ц будет, а он вспоминает!
– Леш, теперь мы выберемся, а вспоминаю я, знаешь, что?
– Ну?
– Опять «ну»?
– Что?
– Лё-ё-ё-ш, помнишь у Жванецкого: « …но у нас было…».
– …мать... твою… забыл, Валерка!!!
– Тише, придурок, давай фляжку. Не потерял?
– Нет, со мной.
– Смотри, иначе бы отправил за ней в кишлачек!
– Ага!
Вот тебе и «ага»! Давай!
Хватив пару глотков спирта, я, едва не закатил глаза за уши от испытанного удовольствия. Вернулась способность мыслить с улыбкой. Прислушался к себе: прокатилось. Обалдеть! Точно выберемся!
– Давай сам, – протянул я «живительную влагу» Лехе.
Глоток, еще глоток, мотнул головой – обжигает зараза. Ну, лады. Пора.
– Собираемся, Леша, не отставай, осталось-то всего – замкнуть круг к нашему хребту. Понимаешь?
– А нас не ждут?
– Ждут, Леша, еще как ждут, но пока упустили. Надо как можно быстрей подтянуться к хребту и перевалить его где-нибудь у Ходжа Бугра. А сейчас не расслабляться – полный вперед!
– Я только штаны подтяну.
– Давай, Леша.
Смешная фраза из очень известного фильма взбодрила, стало легче дышать – морально, конечно. Самое страшное уже позади, избежать бы случайной встречи с «духами» и выйти к своим. Но дозор просигналил «Стой». Легли, наблюдаем на все триста шестьдесят градусов в округе. Выдвинулся к Ивонину.
– Как, Андрей?
– Пока чисто.
– Справа уже не достанут – мы отошли от хребта, а вот с кишлака еще могут, где-то рыщут там. Значит, так: направление на Ходжабугра – вершину ты видишь. Не торопись, действуй, как всегда: прошел – посмотрел в прицел, рывочек – снова посмотрел.
– Понял.
– «Зигфрид»?
– А, товарищ лейтенант.
– Не «А», а «Я». Что с твоими глазами делать? – Даже не знаю. Прищурься что ли.
– Соломой их заткнуть, – тихо хохотнув, подал голос Ивонин.
– Не болтать. Вперед.
Обходная дуга кишлака Паймунар в моем представлении составляла километров четырнадцать. Замыкаясь на вершине Ходжабугра, она должна была вывести нас к крутому склону из каменных глыб на всем протяжении подъема наверх. Закрытая местность просматривалась не более чем на несколько метров. Дозор выходил на нее, чтобы занять оборону, и наблюдать, пока группа подтянется к подножию хребта.
Вдруг Есаулков падает, показывая направление опасности. Мы с Лехой уже за камнями в готовности открытия огня.
– Что, Есаулков?
– Дозор сигналил.
– Приготовиться к бою. Леша, осторожно патрон в патронник и на предохранитель. Понял?
– Да.
– Не направляй на меня автомат, убери его в сторону.
– Угу.
Неужели «вляпались»? Но тишина. Ивонин наблюдал за кишлаком, до которого не более двух километров, на его западной окраине нас «прищучили» «духи». Мы обошли по кругу долину и вернулись к хребту, который надо перевалить в этом месте.
– Так, Андрей? – подполз я к дозорным.
– Товарищ лейтенант, «духи».
– Прицел.
Да-а-а, метрах в пятистах у подножья гряды движение людей – десятка полтора. А на перевале? Условная линия подъема обозначается на видимом фоне темного неба. Пожалуйста, «духи» и там – обложили хребет вдоль южной окраины кишлака. Вероятно, ситуация была такова: потеряв нас из виду, «духи» организовали поиск несколькими группами. Вырисовывалась тактика действий душманов: они постоянно в движении, реагируют на малейшее изменение обстановки. Двигаются от одного рубежа – к другому, наблюдают, опять перемещаются, рыщут, как стая шакалов в предвкушении легкой добычи, изучая один район, другой… Медлить опасно.
– Андрей, поднимаемся вверх, будь внимательней. Сдается мне, мы их не всех видим.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Сокуров.
– Слушаю, товарищ лейтенант.
– Помнишь место, где взяли «душка» с ишаком?
– Примерно.
– Сейчас там «духи».
– О-о-о, – вымолвил «Зигфрид».
Белки его глаз на лице стали еще светлей.
– Вперед, ребята.
Трудным был подъем на хребет. Скальная порода не позволяла совершать восхождение по наикратчайшему пути, приходилось обходить массивные породы, искать выходы к вершине наиболее удобным маршрутом. Крутые места преодолевали на четвереньках, но двигались вперед и только вперед. Через каждые двадцать-тридцать метров – минутная остановка, чтобы поправить снаряжение, перевести дыхание.
Дозор, изучив очередной участок подъема, выбрал наиболее рациональный путь к линии водораздела: что там, на обратном скате гряды, с которого Кабул как на ладони? Опасность неожиданной встречи с противником вряд ли уменьшилась.
– Внимание!
Залегли, наблюдаем.
– Ксендиков, Прокопенко, усилить дозор.
Принимаю решению усилить с Леонидом на спуске Ивонина.
– Андрей, выдвигаемся парами - внимание до предела, мы за вами с ночным прицелом. Спокойненько – вперед.
Следуя за дозором, я в прицел оглядел кишлачок – ничего особенного я не заметил, осмотрел верхнюю линию хребта до Ходжабугра – спокойно, душманской разведки не видно. Дозор достиг водораздела, подтягиваюсь к ним. Чтобы не "высветиться" с нижнего яруса или подошвы гряды, верхнюю линию хребта преодолели ползком - наблюдаем. Перед нами раскинулись огни восточной столицы - Кабула, но опасность еще не миновала – спускаемся в долину, где, не более, чем в трех километрах раскинулся лагерь 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, а стало быть - наша база.
ГЛАВА 38
Сердце трепетало от переполнявших меня эмоций – выкарабкались! Но все равно еще трясло от напряжения на спуске к подножью гряды. Нужно было остынуть и передохнуть, чтобы встряхнуться и оценить устроенную нам западню.
– Вот и выбрались, Леха! – пихнул я в бочину, сопевшего рядом друга. – Да убери ты от меня ствол! Дай-ка сюда.
Разрядив оружие Леонида, я сдвинул предохранитель в верхнее положение, чтобы уберечь боевого товарища от случайного выстрела.
– Держи. Уже не понадобиться.
– Угу, не понадобится…
– Ты чего, Лень? Вышли! Не волнуйся! Теперь можно штаны подтянуть и шагать с улыбкой в лагерь!
– Все у тебя шутки.
– Какие шутки? Вон Кабул, а рядом – база!
Но распластавшийся на прохладной породе Ленька был весь поглощен сопереживаниями, охватившими его неугомонный темперамент.
– Что это было, Валер?
Охватив колени руками, я «отматывал» назад калейдоскоп событий, предшествующих душманской засаде. Где я «прокололся»? Где? В возникшей паузе не находилось ответов на мучавшие меня вопросы, как не находилось и объяснений о засаде, ожидавшей группу на окраине кишлака. Успокаиваясь и приводя мысли в порядок, мне почему-то не верилось, что мы «засветились» от повторного появления в районе кишлаков Паймунар и Дехъийхья. Хотя, почему – нет? «Духи» имеют полное право рассчитывать на активные мероприятия разведки «шурави» в прилегавших к Кабулу районах. Несколько боестолкновений за последние несколько недель красноречиво говорили об участии в них разведывательных подразделений русских, выполнявших специальные задачи в их оперативном тылу.
«Прихватившие» нас на маршруте душманы совершенно точно знали, что мы выходили в их тыловую зону именно этим маршрутом. Могли они нас вести от самого лагеря? Могли! Но маловероятно, хотя с другой стороны, китайского разведчика мы захватили недалеко от аэродрома. Предметы, изъятые у него в схроне, явно говорили о его интересе к аэродрому и базовому лагерю дивизии. Если допустить, что «духи» отследили наше выдвижение от лагеря, то информацию о нашем выдвижении они передали боевому отряду, находившемуся в кишлаке, по радиостанции, а затем «привязали» к нам его засадные группы. Если это, действительно, так и визуальная разведка «духов» «вела» нас от базового лагеря, то в качестве кого они маскируются? Тоже вопрос. Хотя, стоп! Зачем «духам» отслеживать движение русской разведки от лагеря? Опасно, открытая местность, а вот от боевого охранения и до хребта – лучше не придумать полосы наблюдения, взяв которую под наблюдение, можно контролировать деятельность заставы и все, что вокруг нее делается.
Условно представив, что дело в связке последних событий обстоит именно таким образом, то посты наблюдения «духов» должны находиться на вершине хребта, причем, с одним очень важным обстоятельством: у «духов» появились приборы ночного видения и радиостанции. Тогда «вырисовывается» следующая схема работы «духовской» разведки: с началом темного времени суток душманы занимают позиции для наблюдения. В приборы ночного видения они отслеживают ситуацию на участке: боевое охранение – горный хребет, где им открывается прекрасный обзор для контроля над местностью, в ходе которого они фиксируют выдвижение разведывательной группы, а затем, по радиостанции или сигналом дают информацию в кишлак. Далее их наблюдатели отслеживают движение группы до спуска в долину и по радиостанции выводят свои подвижные отряды на нас.
На перехват нашей группы работало два боевых отряда противника, атаковавших нас с двух направлений одновременно. У душманов не получилась синхронизация атаки по времени, поэтому они упустили момент, что позволило прикрытию тыла Баравкова опередить их на секунды в открытии огня на поражение. Противник не успел замкнуть «огневой мешок» охватом группы с обеих сторон – ему чуть-чуть не хватило слаженности в действиях. Огневой шквал прикрытия, сбив напористый ритм атаки, «зашкалил» душманов, они слегка подрастерялись, а, когда пришли в себя – потеряли нас из виду. Вероятно, они кинулись за нами наперерез по маршруту, который сразу приходит в голову – в базовый лагерь. Мы же, обманув их ожидания, рванули в их собственный тыл – кишлак, укрывшись лабиринтами его дувалов. Теперь мне был понятен дикий взгляд Сафарова после моей команды ему на увод группы в кишлак. «Почему в кишлак?» – Спрашивали его глаза, но больше было некуда – везде открытое пространство, на котором мы были уязвимой мишенью.
– Нищенко, Сафарова ко мне.
Через минуту заместитель присел возле меня.
– Ну как, Серега?
– Не могу успокоиться, товарищ лейтенант.
– Какие мысли по этому поводу? Где «засветились?»
Сафаров прилег возле меня, мысленно проигрывая ситуацию, которая всем нам едва не стоила жизни.
– Может, случайно?
– Ничего себе – случайно, охватывали с обеих сторон. Если бы, Сергей, не Гена, открывший огонь с Курановым на секунды раньше, представляешь, что могло случиться?
– Да, уж … Но с кишлаком вы «закрутили», товарищ лейтенант – к «духам» в тыл... Я думал – нам будет п…дец. Только на ходу сообразил – в нем-то и укроемся.
– Поэтому именно тебе приказал выводить группу через кишлак, где ты не заблудишься, а я, черт его знает, мог и «блудануть». Кстати, уходил за тобой, ориентируясь на слух по лаю собак, поднятых тобой. В дувалах легко потеряться и можно бегать по кругу целую ночь.
– Они имеют систему, товарищ лейтенант, нам надо освоиться в них, привыкнуть.
– Понятно, но все равно – в кишлаках мы еще не умеем работать как надо, мало практики.
– Разберетесь, Валер, – вмешался Леонид, вероятно, желая поучаствовать в разговоре.
– Так-то – оно так, Леша, но мало у нас общения с местным населением. Если бы были у нас в Паймунаре осведомители, которые бы давали нам информацию о «духах», мы бы горя не знали, реализовывая ее захватом или уничтожением.
– Захваты у нас отработаны, товарищ лейтенант.
– О чем я и говорю. Нам нет необходимости ввязываться в бой, мы – тени, молнии. Мгновенно кромсаем и уходим в отрыв.
– Как сегодня, товарищ лейтенант?
– Не трави душу, Серега.
Поговорив немного о наших задачах, пришли к пониманию о необходимости применения против душманов тактики налетов, которая может носить результативный характер. В конце-то концов, мы не пехота, мы – разведка ВДВ.
– Глоточек будешь? – пододвинулся к Сафарову Леха.
– Ты что, обалдел? Убери!
Хватило же ума предложить выпить сержанту в присутствии его командира.
– А я не пью, товарищ старший лейтенант.
– Было бы предложено, – смущенно реагировал Леонид.
– Хватит болтать. Через три минуты готовность.
Сегодня на себе мы «примерили» тактику «духов», предпочитавших охватывать противника превосходящими силами и держать его под ошеломляющим огневым воздействием. Постоянно маневрируя, они заходят в тыл, во фланг и бьют, бьют, бьют. Вот почему ребята в Кунаре не ориентировались в бою: «духи» их закружили огневой каруселью. Другого объяснения нет.
– Чего грустишь, командир? Выбрались же!
Теперь Леха меня ободрял, положив свою руку мне на плечо. Помолчали.
– Все не так просто, Леш. Разберемся. Сам-то как?
?..
– Чего молчишь? Или больше не пойдешь?
Таким серьезным и собранным Леонида не часто увидишь: от балагура и весельчака не осталось следа. Передо мной сидел усталый и много переживший за ночь человек.
– Валер, вы почти каждую ночь уходите… и сегодня… могли уйти и не вернуться… Скажи честно, это надо? Если – да, я перед тобой и твоими парнями склоняю голову, если – нет, тогда зачем все это нужно?
Я не сразу ответил Леньке, задумавшись, как на экзамене по тактической подготовке в воздушно-десантном училище.
– Леш, ни у тебя, ни у меня, ни у этих парней никто ничего не спрашивал – оказались здесь и делаем свою работу каждый на своем участке. Теперь ты сам понимаешь, что делать ее плохо нельзя – это просто смерть, а какой она бывает, ты тоже в Джелалабаде видел.
Помолчали.
– Не забивай себе голову, давай, – хлопнул я его по спине.
– Ха-ха, ну, ты молодец, Валерка, – живенько встрепенулся чернявый друг, положив рядом с собой автомат.
– Честное слово, забыл, старею что ли?
Спирт прокатился легонько и ровненько, словно вода из-под крана.
– Есаулков, доложи на базу: все нормально, выходим к охранению.
– Есть, товарищ лейтенант.
Эх, полежать бы еще на камнях, расслабиться и поразмышлять над выкрутасами жизненных ситуаций. Да-а… повезло в этот раз! Ох, как повезло! Поэтому колотит тело от дрожи и мороз меж лопаток. Но сработали неплохо, молодцы мои парни. Становимся единым целым в бою, понимая и чувствуя локоть друга в сложнейшей обстановке. Не сомневаюсь, что внутреннее состояние моих разведчиков на психологическом кураже и все потому, что разведывательная группа способна действовать самостоятельно, а роль каждого разведчика органично сочетается с задачей, поставленной командиром. При выполнении боевого задания «рисунок» действий группы никогда не должен повторяться, над этим мы еще будем работать. В этой боевой задаче мы свой «рисунок» где-то нарушили…
– Товарищ гвардии майор, разведывательная группа с боевого задания прибыла. Потерь не имею. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Я стоял в положении «смирно» перед кипевшим от негодования начальником разведки дивизии.
– Как это случилось? Нельзя было обойти кишлак стороной?
– Можно, товарищ майор, но к нему «привязывалось» задание, которое требовалось выполнить без потерь.
– Дивизия поднята на ноги, Марченко, я должен аргументировано доложить комдиву о случившемся.
– Так и доложите, товарищ майор, – я также закипал не справедливым с моей точки зрения подходом Скрынникова к оценке обстановки, – «духи» в кишлаке, а мы этого не знаем. Агентуры нет, информации тоже, ходим вслепую – вот и нарвались на «духов».
– Что еще прикажешь доложить?
– Извините, товарищ майор, но мы об этом не раз говорили. Где-то я проморгал, не заметил…
– Вот. Другое дело, учись признавать свои ошибки, а не задираться на старших.
Михаил Федорович постепенно отходил, старясь сосредоточиться на фактах, которые едва не угробили группу при выполнении задания. Я старался, как можно спокойней, выдержать атаку начальника, но это вряд ли хорошо у меня получалось. Упреки начальника казались обидными, не справедливыми, понимаю, что он должен был меня вздрючить, поругать за допущенный прокол Я был готов был нести ответственность в полном объеме, но только за то, в чем был виноват.
– Товарищ майор, часть агентуры, примыкавших к Кабулу кишлаков, надо выводить на нас, войсковую разведку. Мы будем реализовывать ее информацию по «духам» качественно и результативно. После событий в Кабуле мы об этом не раз говорили, а воз и ныне там. Вы же знаете…Где эти «Каскады», «Кобальты»? Или они для того, чтобы стрелять из-за угла по нашим парням за ржавые и никому не нужные трофейные радиостанции?
– Ну, ну! Успокойся! Сергей, конечно, глупо погиб, но у них такая работа!
– Работа? В кишлаках их работа по налаживанию агентурных сетей, а не в том, чтобы катать свои задницы в «Мерседесах» по Кабулу.
– Марченко!
– Я, товарищ майор!
– Прекратить болтовню!
– Есть!
– Ты, что? Хочешь, чтобы вам головы открутили, а мне потом отвечай?
– Так быстрей открутят, товарищ майор! «Духи» приспособились к нам, они ищут пути противодействия, а мы, как топтались на одном месте, так и продолжаем топтаться. Надо подключать радиоперехват. Где он? «Духи», вероятней всего, вели нас средствами связи от боевого охранения. Обнаружить душманских наблюдателей ночью невозможно, они скрыты рельефом местности, который им понятен и привычен в обыденной жизни. Мы же вынуждены ко всему приспосабливаться.
– Невозможно, невозможно…
Начальник разведки смотрел уже без хищного испытывающего прищура. Может, пронесет и на этот раз, все же вернулись…
– Значит так, Марченко: анализируешь ситуацию, к обеду доложишь. Сейчас отдых.
– Есть.
Повернувшись кругом, я был готов выскочить из палатки: столько пришлось пережить, чтобы вернуться, а тут на психику давят, виноватых ищут. Но дядя Миша остановил порыв, подошел вплотную.
– Хренова-то было, Валера?
– Хренова-то, товарищ майор. Мозги до сих пор набекрень.
Я все еще стоял перед начальником неприступной скалой.
– Ты это давай, не обижайся. Как доложил о засаде, я не знал, куда деваться.
– Мне самому оставалось деваться только в кишлак, поэтому и рванул к душманам.
– Обложили?
– Обкладывали. Когда увидел бегущих наперерез дозору «духов», понял, что они ожидали нас и не о какой случайности не может быть и речи. У них все было готово к атаке.
– А к кишлаку какого хрена полез?
– Так ведь кишлак – вроде, как на рыбалке, если «духи» находятся в нем, значит, есть возможность кого-то схватить.
– Все-таки лезешь туда, куда не надо соваться.
– Я и не совался, выбрал дистанцию и держался ее до атаки.
– Ладно, отдыхай.
Михаил Федорович обернулся к Андрейчуку.
– Старшина, у нас что-нибудь есть?..
– Так точно, НЗ не трогаем.
– Давай по чуть-чуть, думаю, Иван Геннадьевич возражать не будет.
– Командира заберу в обед с телецентра, товарищ майор, когда отвезу им горячую пищу, – уточнил Николай, доставая из тумбочки фляжку защитного цвета.
Мне всегда казалось, что тумбочка у старшинки имеет три или больше дна: там было все и на все случаи жизни.
– Вот и ладненько. Давайте. Чернега, Слободов…
Дядя Миша присел на скамейку, мы устроились вокруг него, вдыхая спирт, отдающий вкусом жженой резины.
Сашка плеснул по кружкам – будем жить!
Глоток обжигающей жидкости, прокатившись легко и свободно, обволок желудок приятным теплом. Немного перекусив, мы сидели молча, каждый, думая о чем-то своём, сокровенном. Михаил Фёдорович, вероятно, прикидывал, как лучше ему сформулировать доклад командиру дивизии о попавшей в засаду группе, что не схватить п…ей по самое «здрасти». Колю Андрейчука, скорее всего, беспокоило обеспечение личного состава по видам довольствия, охранявшего телецентр. Сашка Чернега, готовясь к обеспечению прикрытия БТР с продовольствием на гору, наверное, мысленно материл забитые автомобильным хламом грязные улицы Кабула, по которым предстоит проехать. На Петре Слободове «висела» боевая техника роты, переводимая под его руководством на летний период эксплуатации. У меня же перед глазами стояли вспышки выстрелов «духов», бегущих наперерез дозору. Бля, ну, как же мы вляпались?
– Николай, народ на телецентре не жалуется? – Отвлек меня от тягостных мыслей вопросом к старшине Михаил Федорович, с удовольствием хрустя луком с порезанным на ломтики салом.
– Бываю у них часто, товарищ майор: баня, замена белья, постельное – все у них есть. Условия жизни, как на войне – спартанские. Обстроились, конечно, только вот «духи» беспокоят ночами – постреливают с нижнего яруса.
– Все еще не успокоятся после мятежа, а ведь они планировали захват телецентра.
– Подходы к нему заминированы, товарищ майор, огневые точки оборудованы, – вмешался со знанием дела Чернега, – «духи» ведут огонь из жилого массива, прилегавшего к телецентру. Там глиняных мазанок тьма. Вспышки выстрелов наблюдаются оттуда.
– Комар на месте вникнет в ситуацию, а вечером подумаем, чем можно ответить, – кивнул головой начальник.
– На горе нужен ночной прицел, товарищ майор, – не унимался Сашка, – в роте он всего один и тот у Марченко.
– К обеду буду у комдива, доложу ему обстановку, думаю, поможет нам со средствами наблюдения ночью.
– И бронежилеты необходимо на всех получить, товарищ майор, – напомнил начальнику Николай, исходя из последней информации о том, что разведку дивизии привлекают к готовящимся рейдовым операциям.
– Вопрос решается, старшина, получим, когда сделаем баньку? Приду с Соколовым и Хамагановым попариться. Ребята просили…
– Если не возражаете, завтра вечером, товарищ майор. Сегодня вымоем базовый лагерь, обслужим форсунки, и завтра к вечеру все будет готово.
Хватив по «крайнему» глоточку спирта, покушали тушенку с макаронами, ставшими основным продуктом в солдатском не мудреном рационе. Ладно! Хватит горячительных напитков, в мыслях-то я все еще бежал по кишлаку с разведчиками – все еще не отпускала картина последних часов под Паймунаром. Вот так вляпались! Как бы немного уснуть и забыться...
Проводив Михаила Федоровича в штаб дивизии, мы прилегли на кровати, но сон не шел. Как же так получилось, что «духи» нас ожидали? Ведь ждали – точно! Вспоминая до мельчайших подробностей события прошедшей ночи, я не мог успокоиться. Встав, хлебнул хлорированной водички, пожалуй, пойду еще разок послушаю Гену – они с Курановым первыми увидели перепрыгнувших через дувал душманов.
Выйдя наружу, чертыхнулся, увидев поднявшего пыль «афганца», гнавшего «Хоттабыча» на лагерь. Закрыв палатку, накрепко затянул тесьмой входную дверь, чтобы хоть как-то уберечь внутреннее расположение от слоя проклятой пыли, забившей тумбочки и кровати.
– Дневальный!
– Я, товарищ лейтенант! – вытянулся в положении «смирно» солдат.
– Баравкова ко мне.
Через минуту сержант доложил о прибытии.
– Присаживайся, Гена, закуривай, и давай-ка еще разок «пробежимся» по нашей задаче.
– Д-давайте, товарищ лейтенант.
– «Въезжай» в обстановку... Вот мы спустились в долину, и выдвинулись низинкой в обход кишлака… Ты в этот момент наблюдал группу?
– Я видел Фетисова, Архипова, Нищенко.
– В скольких метрах от тебя находился замыкающий группу Фетисов?
Наморщив загорелый лоб, Гена уверенно выдал:
– Метров сорок – не больше. Я «отпустил» «Деда» вперед и следовал за ним.
– Что-нибудь насторожило тебя при спуске или выходе в долину?
Задумавшись, Баравков пожал плечами.
– Никак нет, товарищ лейтенант, ничего особенного не было.
– Куранов следовал перед тобой?
– Так точно.
– Как он работал?
– В целом нормально, но он какой-то неугомонный.
– В каком смысле?
– У него постоянно какие-то идеи, что-то придумывает.
– Что в этом плохого?
– Да, ничего…
– Ну-ну, продолжай, Гена.
– Ну, в общем, к нему надо привыкнуть.
– Понятно. Кто из вас первым увидел душманов? Как это было? Только подробно.
Протерев кулаком глаза, Баравков, вспоминал очень важный с моей точки зрения эпизод.
– Когда вы спустились в ложбинку, товарищ лейтенант, группа просматривалась довольно хорошо. Мы находились выше вас, поэтому обзор был нормальный – до кишлака оставалось метров 300, хорошо ощущался запах жилья. Я еще подумал о возможно ночевавших в нем душманах, присел и «прошелся», как я это обычно делаю каждые метров 150-200, по нему «ночником». Смотрю, через дувал перемахнули человека четыре, причем очень быстро – Куранов различил их без прицела. Мне в тот момент и в голову не пришло, что Фетисов с Архиповым их не заметили, но потом схватился, что от них не последовало реакции. Понял, что «замыкание» пропустило «духов», которые на бегу выстраивались цепью, охватывая вас с тыла. Но нас, товарищ лейтенант, «душары» не заметили.
– То есть?
– «Духи» обходили группу таким образом, что подставили нам свой левый фланг. Если бы я не открыл по ним огонь на упреждение, они бы развернулись к нам спиной. Получается, что они не видели нас, иначе бы такой оплошности не допустили.
– Значит, они атаковали сходу? Без подготовки?
– Какая там подготовка, товарищ лейтенант? Сразу ломанулись в атаку.
– Это очень важно, Гена, выходит, подтверждаются мои самые худшие опасения – на нас их наводили с хребта по радиостанции – другого объяснения нет. Это, пожалуй, «духовская» изюминка, которой мы едва не подавились. Обидно, досадно, но ладно. А вторая группа?
– У меня уже не было сомнений, товарищ лейтенант, что вы не видите «духов». Времени, чтобы согласовать действия даже с Курановым не было: двое, потом еще несколько человек перемахнули дувал, оставляя за собой длинные тени. Открыв огонь одновременно по обеим группам, я прижал их к земле, как мы и тренировали подобную ситуацию на Ходжа Раваше.
Гена сделал паузу, вспоминая детали.
– Куранов среагировал мгновенно, открыв огонь следом за мной. Вначале мы ослепли от выхлопа пороховых газов, но потом ничего – прозрели.
Гена хмыкнув, качнул головой.
– Они знали о нас, товарищ лейтенант, уж больно торопились с атакой… Внезапной…
– Таким образом, сколько вы наблюдали человек?
– Восемь-девять – точно заходили в тыл.
– Так. Завязался бой, вы сразу переместились к нам или какое-то время пытались понять, что же происходит?
– Сразу, товарищ лейтенант. «Духи» последней группы открыли по нам плотный огонь, мы с Курановым, прикрывшись лощинкой, в которую вы спустились, двинулись за вами, контролируя тыл…
Помолчали. Докуривая сигарету, Баравков, уткнувшись в землю, вспоминал детали прошедшей ночи. Мне же хотелось еще раз убедиться в правильности своих заключений.
– Ген, все-таки подумай и взвесь, это очень важно: у тебя не сложилось впечатления, что мы встретились с «духами» случайно? Они вроде бы, как делали свои дела, мы – свои. Не торопись, вспомни характер их действий – они шли к нам целенаправленно или, выскочив случайно, увидели нас и решили проверить на «вшивость»? Пойми, очень важны нюансы.
– Нет-нет, товарищ лейтенант, они ломились к нам. Мне даже кажется, что они бежали, опаздывая на перехват. Засады у них не получилось, потому что они не успевали с выходом на наш маршрут. Перемахнули дувал и мы перед ними. Им ничего не оставалось, как без подготовки ринуться в атаку, сходу охватывая с тыла. Минут пять им не хватило, чтобы занять позицию на пути движения группы.
Похоже, все – верно, худшие предположения находят подтверждения. «Духи» вели нас, но откуда? Где их наблюдатель? Или наблюдатели?
– А тебе не думается, что «духов» на нас вывели откуда-нибудь с хребта?
Глаза Баравкова округлились.
– Т-товарищ лейтенант, они точно торопились. Вы думаете, они нас засекли на маршруте и навели по радиостанции?
– О чем тут еще думать? Но… Есть одно – «но». Где они нас засекли? В какой момент? Ты говоришь, они торопились на перехват?
– Определенно.
– Давай рассуждать: если «духи» засекли нас на рубеже боевого охранения, то наблюдатель по радиостанции вывел бы их на группу заранее. По кишлаку они перемещаются быстро и задача у них простая: отслеживай маршрут нашего движения и все дела. У них же получилось в авральном режиме – торопились. Почему?
– Может, наблюдатели, потеряв нас при спуске в долину, не разобрались в каком направлении мы двинулись дальше?
– Конечно, может. Но, потеряв нас при спуске, им несложно было просчитать – с какой стороны кишлака мы окажемся после того, как выберем маршрут по равнинной местности. Это очевидно, Гена.
– А что, если «духовские» наблюдатели отслеживали обстановку перед населенным пунктом, а не с хребта? От чужаков, например, охраняли кишлак.
– Дельная мысль, имеет право на жизнь, но исключать наблюдения за нами с хребта и на подступах к кишлаку, абсолютно нельзя. Главный вывод заключается в том, что у них появились приборы ночного видения и радиостанции. «Духи» основательно готовятся к войне, Гена. Нам вот, что важно понять! Легко не будет: они едва не "скушали" нас сегодня, а завтра?
– Точно, товарищ лейтенант, «духи» какие-то ученые стали.
– Да, уж, способные... Ладно, иди – отдыхай, скоро последует реакция с дивизии. Получается, что душманы опять перед нашим носом и не собирались уходить в горы – легли на дно и готовы воевать.
– Нам бы еще один НСПУ для прикрытия, товарищ лейтенант.
– Начальник решает вопрос. Завтра узнаем. Отдыхай.
Вытянув ноги в курилке, я откинулся назад, но в мыслях все еще бежал по ночному кишлаку под лай озверевших собак, поливая огнем простенки дувалов.
ГЛАВА 39
После обеда с телецентра вернулся Комар. Иван был уставшим, раздраженным, что-то шло не по плану командира роты.
– Дежурный, через 10 минут рота стоит.
– Есть, товарищ гвардии старший лейтенант!
Сержант убежал строить подразделение.
– Владимир Николаевич, ты разобрался с четвертым взводом?
Бухнувшись рядом с Гришиным на кровать, Комар с явным намерением хотел решить с замполитом мучивший его вопрос.
– Да, Иван Геннадьевич, факт искривления дисциплинарной практики имел место, «хвоста» им накрутил – виновного уволим в последнюю очередь, о чем сообщим родителям. Письмо я написал, подработаю, дам ознакомиться.
– Ясно!
Ротный разбирался со неприятным случаем во взводе Сергея Коробицына: старослужащий ефрейтор заставил молодого солдата стирать свое обмундирование. Факт стал достоянием гласности замполита, не прощавшего подобные случаи, и Комар с Гришиным решили использовать его в воспитательных целях личного состава по полной программе. Видимо, Иван решил на построении поставить точку в этом вопросе, чтобы на будущее пресечь подобные случаи в разведке дивизии.
– Товарищи офицеры, в строй.
Застегнув на ходу портупеи, офицерский состав, прапорщики стали во главе своих взводов.
– Равняйсь. Смирно! Товарищ гвардии старший лейтенант, личный состав отдельной разведывательной роты по вашему приказанию построен. Заместитель командира роты старший лейтенант Гришин.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ гвардии старший лейтенант.
– Вольно.
– Вольно, – продублировал Гришин.
Заместитель командира роты – Ленцов находился в охране резиденции Маршала Советского Союза Соколова, поэтому в его отсутствие замполит проводил построения роты.
– Товарищи разведчики, – как всегда спокойным взвешенным тоном обратился к личному составу Иван Геннадьевич, – начинается активная фаза боевых действий. Ограниченный контингент советских войск проводит боевые операции против врагов Афганистана, революции и правительства Бабрака Кармаля. Мы с вами решаем сложнейшие задачи, поставленные командованием и надо сказать, командир дивизии, начальник штаба дают нам высокую оценку по результатам нашей работы. Вчера на совещании в штабе дивизии генерал Рябченко просил нас, командиров, довести до личного состава соединения о планируемых в ближайшее время рейдовых операциях против душманских формирований с привлечением подразделений на боевой технике
Сделав паузу, Иван скользнул глазами по лицам разведчиков.
– Вам это ясно, механики-водители?
Нестройное «так точно» означало, что механики во главе со Слободовым готовы работать в условиях высокогорья.
– Слободов, даю три дня на завершение подготовки техники к работе в условиях контрастных температур и горной местности.
– Есть.
– Не могу не сказать о том, – продолжал Иван, – что в дивизии свирепствует гепатит, проводится вакцинация личного состава. Завтра с утра, по плану подполковника Хамаганова, пройдем процедуру прививки, но правила личной гигиены никто не отменял. Гепатит – болезнь грязных рук! Это всем понятно?
– Так точно!
Дружный ответ вызвал улыбку командира.
– Вот и отлично. Теперь о печальном: в роте появились негодяи, позволившие себе нездоровое отношение к молодым солдатам, так называемые – «деды». Давно не проявлялась эта гадость в подразделении, где личный состав успешно выполняет боевые задачи командования. Ефрейтор Черясов.
– Я.
– Выйти из строя.
– Есть.
Черясов, сделав три шага из строя, повернулся к нему лицом.
– Товарищи разведчики, этот негодяй нанес оскорбление молодому солдату, заставив его стирать свою одежду. Посмотрите на это убожество, которое еще полгода назад ходило, боясь перекладины и рукопашного боя. «Оно» теперь «выросло» до «деда». В строю послышались смешки. Рота знала Черясова не очень аккуратным и хитрым солдатом. Ему частенько доставалось от командира взвода Коробицына и, если бы не Афганистан, в роте бы он не продержался и дня – перевели бы служить в другую часть. Но закрутилась такая «карусель», что отдельные моменты в подборе личного состава нами, офицерами роты, были упущены, что, собственно, и послужило появлению «черясовых».
– Tще "бурчишь"?
Иван подошел к разгильдяю, вероятно, «буркнувшему» что-то в свое оправдание, положил ему руку на плечо. Боец напрягся, сжавшись в комок. Признаться, я и сам напрягся, зная, что Ивану на ринге в Витебске не было равных боксеров, а сейчас он стоял перед солдатом с посеревшим лицом. Но Комар, контролируя себя и ситуацию, произнес:
– Запомни, дерьмо, еще подобное узнаю, закопаю в траншее.
И показал рукой на отхожее место, накрытое сверху серой под пыль маскировочной сетью.
– Ты понял?
– Так точно.
– Стать в строй.
– Есть.
– Товарищи разведчики, вы должны помнить, что мы на войне, где как никогда нужны поддержка и помощь друг другу, уважение и понимание не только при выполнении боевых заданий, но и в повседневной жизни. Из этого строится коллектив, которому равного нет! А вот такие вещи, о которых я вынужден говорить, нашу работу сводят на нет. Кому это не понятно?
– Ясно, товарищ старший лейтенант.
– Добро. Теперь о работе. Я только что с телецентра, где часть роты под командованием старшего лейтенанта Родина несет службу по охране стратегического объекта столицы Афганистана. Ваши товарищи, успешно выполняя задачу по его охране и обороне, находятся под огнем противника, где даже днем их обстреливают из стрелкового оружия. Сегодня мы получим ночные прицелы и снайперские винтовки. Пристреляем их на стрельбище, и будем использовать в боевых операциях.
– Вопросы ко мне?
– Никак нет!
– Старшина, баня по распорядку с заменой белья – нижнего и постельного. Как сказал на совещании полковник Красный, с этим проблем в дивизии нет.
– Есть, товарищ старший лейтенант.
– Вот и отлично! Рота, равняясь! Смирно! К торжественному маршу. Справа по взводно. Первый взвод – прямо, остальные напра-во. Шагом марш.
Подразделение торжественным маршем прошло мимо командира и повзводно разошлось по плану работы взводов. Сегодня вторник – политические занятия. Лекцию личному составу базового лагеря прочитает Гришин. Чернега со старшиной получат НСПУ и снайперские винтовки (СВД), аккумуляторные батареи к ним. Сашка хорошо разбирался в этих системах, поможет старшине выбрать на складе нужный «товар».
Мне же Иван приказал находиться в готовности для доклада комдиву о засаде под Паймунаром, поэтому в ожидании вызова на «ковер» в штаб дивизии я пошел проверить порядок во взводе, тумбочки, заправку кроватей солдат.
В палатке моих «разгильдяев» стояли ровные ряды табуреток, аккуратные «кирпичики», заправленных одеялами, кроватей. В тумбочках лежали стопочки писем, предметы личного обихода: зубные щетки, паста, бритвенные принадлежности, сложенный «вчетверо» материал для подворотничков. Выборочно посмотрел несколько простыней – не рвут ли оттуда? Целые! Иногда это кажется странным! У Орлова между простыней и матрасом нашел подтяжки. Разгильдяй! «Конфисковал» их для публичного уничтожения. У демсостава «помочи» служили своеобразным «шиком», который в повседневной жизни офицерским составом роты пресекался решительным образом.
У Архипова вижу, как всегда «не во время», закончились личные принадлежности - командиру отделения Нищенко укажу на недосмотр подчиненных. А это что? «Вшивник», майка, бог весть где и каким образом приобретенная – тоже в «конфискат» на уничтожение. Ага, вот и щипчики «духовские» для ногтей! Уже успел поменять у бачат. А на что? Сигареты? Сгущенку? Получит сегодня по самое «здрасти». «Навтыкаю» для порядка и командирам отделений, чтобы о службе помнили и знали. Ну, а так – пойдет. Имея шестилетней стаж сержантской службы, мне было не сложно в течение нескольких минут проверить личный состав на предмет порядка, наличия всего, что положено, дисциплины и морального климата во взводе. Я видел «насквозь» постели и тумбочки солдат, сержантов, хорошо зная психологические портреты своих подчиненных. Опыт – великое дело.
Здесь же в палатке «прошелся» по экипировке РД бойцов, магазинов на предмет работы пружин подавателей патронов, посмотрел, замоченные в хлорном растворе, котелки, ложки и пошел по лагерю, изнывая от неопределенности и безделья.
В палатке Комар разбирался документами, схемами, картами, что-то помечая на листочке бумаги, вырванном из школьной тетради.
– Иван Геннадьевич, из штаба ничего?
– Нечего, Валер, не дергайся! Скрынников сказал, что позвонит, будь где-нибудь рядом, сегодня в ночь не пойдешь – отдыхай.
Я уж хотел было выйти из палатки, чтобы, ополоснувшись под душем, полежать на солнышке вместе с любившим это занятие Андрейчуком, но остановился от мелькнувшей неожиданно мысли.
– А, что, Иван, если мне рвануть на телевышку и ночью с прицелом понаблюдать за «духами», которые мучаются бессонницей? Утром вернусь.
Оторвавшись от документов, Иван задумался, прикидывая, вероятно, не самое худшее предложение, вытекающее из его недавнего посещения телецентра.
– В принципе, я не возражаю, Валер, Родину нужно помочь на «вышке» в организации обороны и мер по локализации распоясавшихся «душков»… Ты это хорошо придумал, – встал со скамейки, все более зажигаясь, Комар. – Я согласую этот вопрос со Скрынниковым и постараюсь заручиться его «добром». Если дядя Миша будет не против, поступим следующим образом: Чернега со старшиной получат ночные прицелы и «снайперки», Тютвина я отправлю подменить Ленцова в резиденции – Шура помоется в бане. Ты за это время пристреляешь на Ходжа Раваше оружие с ночными прицелами, а после обеда с Чернегой убудешь на телецентр. По-моему, все «ровненько и пряменько». А?
– Отлично!
– Звоню начальнику.
– Понял, Иван Геннадьевич! – вскочил я измученный от «ничего неделанья».
Подставив лицо под палящее солнце – к обеду явно перевалит за сорок, я пошел к пункту хозяйственного довольствия, где для охраны телецентра готовилась пища. Несколько солдат дежурной смены, выделенных для обслуживания кухни, чистили картофель, наводили порядок по соблюдению правил личной гигиены. В стоящие рядом емкости, наполненные хлорным раствором, были замочены котелки для дезинфекции от гепатита и прочей заразы. Хлорка была большой концентрации, от нее на жаре разъедало глаза, которые и без того слезились от постоянной в воздухе пыли. В отдельном баке с кипяченой водой заваривалась верблюжья колючка, отвар которой подавался личному составу вместо чая.
Хозяйственная жилка старшины роты позволяла Андрейчуку успешно контролировать процессы, замыкавшиеся на его должностных обязанностях: приготовление пищи, материальное обеспечение по видам довольствия, служба внутреннего наряда, учет расхода товарных ценностей. Работы у него было много: часть личного состава находилась в отрыве от роты, его надо было мыть в бане, менять белье, доставлять горячую пищу. Вопросы обеспечения разведчиков решались им непосредственно через заместителя командира дивизии по тылу полковника Красного. Лев Маркович слыл суровым тыловиком – дисциплина, порядок у него были на первом месте. И надо сказать, Андрейчук пользовался авторитетом у Красного и личного состава разведчиков, был уважаемым человеком в соединении.
Размышления, связанные со службой и пребывание у черта «на куличках», не мешали в свободное время любоваться взлетом и посадкой на Кабульском аэропорту огромного количества авиации различных видов и типов. Только что взлетевший «Боинг-737» афганской авиакомпании «Ариана», под большим углом пошел в набор высоты над предгорьями Пагмана, покрытого шапками вечных снегов. Делая левый вираж, лайнер уходил от пиков величественных и гордых хребтов и жилого массива Хайрхана, опасных для него возможным пуском ракет. Красотища! Вечерними рейсами «Боинги» возвращались из Индии и Пакистана, совершая посадку в кабульском аэропорту, они подруливали к зданию аэровокзала и замирали в ожидании следующего дня, чтобы ранним утром опять взмыть в лазоревое небо Афгана.
Камуфлированные истребители МиГ-21Р, включив форсаж, с рассветом первыми уходили на задания по разведке душманских баз и бомбометанию по обнаруженным ими целям. Боевые вертолеты Ми-24, взлетали вместе с «восьмерками» для решения задач патрулирования маршрутов и доставки грузов в отдельно стоявшие в горах гарнизоны. Шла интенсивная, налаженная работа аэропорта, принимавшего в единицу времени большое количество бортов военно-транспортной авиации: Ил-76, Ан-12, Ан-22. Один за другим они совершали посадку на аэродромный узел афганской столицы, поставляя из Союза 40-й армии грузы различного назначения: продовольствие, боеприпасы, строительные материалы, а также личный состав для укомплектования ограниченного контингента, взамен выбывшего из строя.
Поставки военных грузов транспортными колоннами в Афганистан через Термез и Кушку были связаны со многими условностями, которые приводили к потерям личного состава, вооружения, материальных запасов. Они подвергались налетам душманских засад, сжигавших колонны «наливников» с топливом для боевой и другой техники, что нарушало графики обеспечения частей и соединений 40-й армии необходимыми для ведения боевых действий средствами.
Сложности маршрутов на горных отрогах Гиндукуша были настоящим испытанием для молодых водителей тяжелогрузных армейских машин, перевозящих ГСМ и другие материальные ценности. Им не хватало защищенности от поражения стрелковым оружием «духов» и осколков гранат РПГ, она частично компенсировалась бронежилетами, которые вешались солдатами на двери кабин, но это не спасало их от смертельного риска афганских дорог. Позднее кабины машин будут усилены сварными листами из стали, они прикроют водителей от душманских пуль, но это, отнюдь, не решит проблем безопасности личного состава колонн. Душманы с ожесточением громили беззащитные "ниточки" по Салангу, Чарикарской зеленке, Мирбочакоте.
Механизм поставок армейских грузов, работавший сутками напролет, оснащал боевые соединения армии всем необходимым для ведения полномасштабной войны. Ограниченный контингент советских войск готовился к рейдовым операциям, предполагавшим боевые действия в ряде провинций Афганистана, поэтому командование 40-й армии усиливало соединения новыми видами вооружения и техники. Это ощущалось нами по возросшему количеству самолетовылетов военно-транспортной авиации, колоннам, прибывавшим в Кабул, но, когда на кабульском аэродроме приземлились первые «Антеи» с боевой техникой и вооружением, нам стало понятно – Ан-22 работали на обеспечение крупномасштабных боевых операций, планируемых в летней кампании.
Прибывавшие ранним утром из Ташкента борта будили личный состав базового лагеря 103-й воздушно-десантной дивизии. Войска, не задействованные в боевых операциях, просыпались, бежали на зарядку и окунались в повседневную жизнь, расписанную армейскими уставами. Однажды, любуясь, интенсивной работой авиации: боевой, разведывательной, военно-транспортной, я обратил внимание на заходивший на посадку от Черной горы Ан-12. Проскочив момент приземления на полосе, командир экипажа, вероятно, поздно заметил ошибку и дал двигателям полную тягу, чтобы взлететь и уйти на следующий круг, но ему не хватило «взлетки». Выскочив за ее пределы, самолет «проутюжил» позиции боевого охранения, крылом сбил кабину Газ-66 с реактивной установкой «Град», водитель которой погиб на месте и только тогда остановился. Самолет загорелся, что создало объективную опасность взрыва его топливных баков вблизи позиций боевого охранения дивизии. Мне ничего не оставалось делать, как рвануть с несколькими военнослужащими к уткнувшемуся в землю самолету, подручными средствами разбить фрагменты покореженной кабины и извлечь из нее членов экипажа, но уже, к сожалению, без признаков жизни. Тела летчиков мы загрузили в машину и отправили в расположенный рядом медсанбат майора Русанова. Не пострадал в катастрофе стрелок-радист, находившийся при аварии в кабине хвоста самолета, и солдаты, сопровождавшие груз в гермокабине – отделались испугом.
Не менее драматичный случай произошел на глазах разведчиков около недели назад – два солдата роты аэродромно-технического обслуживания кабульской авиабазы перебегали взлетную полосу. В этот же самый момент, включив форсаж, на взлет помчалась пара камуфлированных МиГов разведывательной авиации. Одного из солдат, не успевшего проскочить полосу перед несущимся на взлет истребителем, разрубило подвеской крыла. Сорвавшись с крепления, она покатилась по «взлетке», а МиГ-21, набрав положенную скорость разбега, оторвался от «бетонки» и, сделав круг над аэродромом, благополучно приземлился на базу...
– Наверное, почту встречаешь, Валер? – услышал вкрадчивый голос подошедшего сзади Чернеги.
Обернулся и глазам не поверил - с несколькими разведчиками своего взвода Сашка, получив снайперские винтовками, ночные прицелы, стоял передо мной с улыбкой героя из французского кино.
– Идем, разгрузимся, время еще есть, чтобы пристрелять «снайперки» и выверить ночные прицелы.
Сашка был доволен произведенным на меня эффектом, а я, что называется, сходу оценив удлиненные стволы винтовок, испытал огромное желание поработать с оружием.
– Са-а-а-ня, дай-ка свое сокровище.
Снайперская винтовка Драгунова (СВД) не стояла на вооружении ВДВ, ее поставили только сейчас, когда возникла необходимость в ее боевом применении. Компактная и не сложная по конструкции винтовка вызвала уважение и некоторый трепет. Я забрал у Сашки прицелы ПСО-1 в чехлах, инструкции, цинк с боеприпасами и приспособлением для его открывания и побежал к Комару. Доложив ему о готовности к выезду на стрельбище, взял с собой двух разведчиков и минут через двадцать уже был у подножия Ходжа Раваш, где наша разведывательная рота отрабатывала действия в горах. Помощники, выставив мишени, подошли к огневому рубежу, где я уже расположился в готовности к работе. Снарядив магазин десятью специально усиленными для винтовки патронами, я приготовился к пристрелке.
– Сокуров, в предгорье никого?
– Никак нет, товарищ лейтенант, вроде никого.
– Так, вроде? Или никого?
– Никого, товарищ лейтенант.
– Тогда приступим.
До мишени были положенные в таких случаях 100 метров – расстояние, при котором пристреливается стрелковой оружие. Расположившись за камнями, я приспособился к имевшему малый угол зрения прицелу, что с первых же минут создало неудобство в обнаружении цели. Привыкнув видеть цели не только по линии прямой видимости, но и «хватать» их боковым зрением на доли секунды и вести по ним огонь на поражение, со снайперской винтовкой у меня этого не получалось – в силу особенностей оптического прицела ПСО-1.
Первый выстрел рванул сильнейшей отдачей, что вызвало непривычные болевые ощущения в плече.
– Ни х… себе, отдача.
– Сильно бьет, товарищ лейтенант?
– Да, уж, попробуешь.
Сделав три выстрела, не меняя точки прицеливания, я изучил мишень – пули легли кучно, в копеечку, но ниже и левее центра мишени. Отлично! Бой, что надо! Скорректировал винтами поправку прицела по вертикали, горизонтали и сделал еще три выстрела. Пошли смотреть.
– Надо еще, товарищ лейтенант, чуть поправить по горизонтали.
– Принимается, Есаулков, уральскому охотнику видней.
Слегка подкрутив прицел, сделал еще три выстрела с упора, не меняя точки прицеливания. Бежим к мишеням.
– О-о-о, без вопросов.
«О-о-о» – у Зигфрида высшая форма оценки.
– Пойдет, Есаулков, с Сокуровым делаете по три выстрела.
Разведчикам показал на прицеле, что и как наводить на цель при расстоянии до нее в 100 метров. Они отработали по серии каждый, осмотрели мишени – неплохо. Одна винтовка к работе готова, но все равно было что-то не то – мишень есть мишень. Осмотревшись, я нашел в предгорье камень, прикинул до него расстояние, и плавным спуском произвел выстрел. Поднявшееся от камня облачко пыли не вызывало сомнений – цель поражена. Дал разведчикам пристрелянную винтовку, чтобы потренировались в стрельбе, а сам занялся пристрелкой второго «винта».
– Отдача сильная, товарищ лейтенант, – сделал заключение Есаулков, когда они с Сокуровым закончили стрельбу.
– У нее усиленный патрон, – разминая плечо, объяснил я связисту с навыками уральского охотника.
Сильная отдача при стрельбе и мне не понравилась. Понимаю, что надо освоиться, привыкнуть к оружию, но первое впечатление о снайперской винтовке сложилось именно такое.
К нормальному бою привели две другие винтовки, постреляли по целям в горах, затем опробовал ночные прицелы, используя защитную диафрагму от лучей прямого света. К часу дня вернулись в расположение роты. Доложив Ивану о проведенной пристрелке оружия, пообедал и стал готовиться к отъезду на телецентр.
Комар поручил Чернеге отвезти команде телецентра продукты питания, воду, кое-что из подменного белья и доставить меня с НСПУ для работы в ночное время. Собрались мы быстро. Бойцы загрузили необходимые продукты питания, воду и на одной из БМД-1 мы выехали на Шердарвазу – телецентр.
Первые кварталы по улицам Кабула прошли без помех: никого не сбили, не переехали – это уже было большим достижением. Рассказывать о езде на боевой технике по улицам столицы Афганистана, что у меня всегда вызывало непередаваемые ощущения, можно бесконечно долго. Во-первых, правил дорожного движения для всего транспорта: автомобильного, гужевого на улицах Кабула, как таковых, не существует. Прав тот из водителей, кто резче и быстрее совершит маневр, обгон, перестроение и так далее. Разделительных линий, предписывающих и других знаков, европейский водитель на его улицах также не увидит. Но вас это пусть не обескураживает – на больших перекрестках в серой форме и белым полем фуражки с высокой тулей может стоять регулировщик, который весьма своеобразно регулирует движение потоков машин. Но это все равно – цирк.
Во-вторых, афганские водители – это прирожденные специалисты вождения немыслимой, в самом прямом смысле этого слова, техники. Реально такая техника ездить не может, но она не только ездит, двигается, да еще перевозит огоромное количество людей, которые, словно муравьи, облепляют ее со всех сторон. При этом водители умудряются одновременно вести машину, разговаривать, исправлять на ходу поломки и не совершать наездов друг на друга. Поэтому, когда оказываешься в круговороте мощного потока экзотически разношерстной техники, гужевого транспорта, вьючных животных становится откровенно не по себе. Голову грузит только одна мысль: не наехать, не раздавить. Афганские водители могут при этом скалиться в улыбке проезжающим мимо «шурави», отвлекаться от управления машиной, чудом избегая наезда гусениц боевых машин. Одним словом, проехать по улицам Кабула – надо иметь железные нервы и выдержку, у меня это не всегда получалось, поэтому я прибегал к своему «гаишному» жезлу – автомату – помогало. Шарахались о меня в сторону и не приближались к броне боевой машины.
Слава Аллаху – проехали центральные улицы города, начался подъем к телевышке по извилистому и довольно крутому обрыву, вначале, потому что, чем выше забираешься в гору, обрыв превращается в пропасть. Телецентр Кабула расположен в самом городе на высокой горе, которую со всех сторон окружают тысячи глиняных домов беднейшей части населения. Панорама открывается необыкновенная. Частный сектор (назовем его так) по периметру горы поднимается по ее склону вверх, прилепившись к нему с разных сторон. Отдельные направления склона были заминированы еще до нашего прихода в Афганистан. Где и как, никто этого не знал и не мог показать на карте, схеме или местности, так как документов минных полей не было, поэтому лазить, где попало – опасно.
По склону горы извилистой линией была обозначена оборона в виде общей траншеи, окружавшей верхнюю площадку по периметру, на которой были расположены элементы телецентра для его автономной жизнедеятельности. Наиболее опасные направления были прикрыты отдельными окопами, которые усовершенствовали разведчики для мало-мальского прикрытия в случае возникновения боя. За время нашего присутствия на горе разведчики доработали позиции, новые окопы, перекрытые щели, чем частично усилили линию обороны. Февральский мятеж в Кабуле показал, что оппозиция планировала захват телецентра, чтобы выступить с него с обращением к миру об агрессивной сущности советской экспансии в Афганистане. Поэтому руководством ограниченного контингента было принято решение по его охране и обороне силами 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Командир соединения генерал-майор Рябченко приказал эту задачу осуществить силами 80-й отдельной разведывательной роты дивизии.
В последнее время ночами «вышку», как мы ее называли, обстреливали из стрелкового оружия. Пули летали над головами разведчиков, в принципе, не мешая работе, закаляли, но сегодня «духи» стреляли, не причиняя вреда, а завтра будут бить на поражение. Мне необходимо было в прицел ночного видения изучить обстановку вокруг горы и постараться понять, откуда противник ведет огонь по телецентру, выявить его огневые точки, понять механизм этой стрельбы для принятия ответных мер.
Наше появление на горе вызвало огромную радость разведчиков, охранявших объект. Для солдат – это новости, разговоры, свежие лица, горячая пища, вода, но главное – письма родных и любимых. Ведь психологически очень сложно изо дня в день делать одну и ту же операцию, монотонную работу в присутствии одних и тех же лиц. Все это раздражает, угнетает, вызывает депрессию, утомление. Жара, постоянная пыль, отсутствие элементарных норм санитарной гигиены вызывали заболевания солдат, что еще больше усугубляло внутреннее состояние бойцов. Разведчики занимались благоустройством расположения, пункта хозяйственного довольствия, мест написания писем. После обеда отдыхали, а в ночь едва ли не в полном составе заступали на боевое дежурство: начинались обстрелы, бившие по психике и сознанию, возможность «духовской» атаки. Одним словом, непростыми были условия службы на телецентре, и наш приезд для ребят, был глотком настоящего свежего воздуха.
– Привет, господа, – с широченной улыбкой встретил нас Родин.
– Привет, Артемыч, похудел что ли, не пойму?
– Это он писем заждался! – подначил Толяна Чернега.
Мы обняли Толика, одичавшего на горе от несвойственной ему, связисту, работы. На базе можно было хоть пошутить, посмеяться, вспомнить Витебск, найти интересную тему для разговора. Здесь же Артемыч был предоставлен только своим мыслям, переживаниям, которые не вязались с мироощущением истребителя Юрика, приданного ему на усиление, поэтому всю неуемную энергию Родин направлял на благоустройство жизни своих подчиненных. Человеком он был мастеровым, хозяйственным, способным не только организовать, но и сделать какие-то хорошие и добрые вещи.
– Как вы-то там? Что нового?
Понимаем Артемыча – письма в первую очередь. Я отдал пачку посланий для личного состава охраны и лично ему из Брянска.
– Толик, тебе целых пять, читай, мы с Чернегой пока оглядимся.
Родин, раздав письма солдатам, уединился к себе с письмами родных и близких. Дежурная смена, разгрузив емкости с пищей и водой, готова была к отъезду на базовое хозяйство.
Подойдя к склону обрыва, я залюбовался Кабулом. Панорама с горы была потрясающей! Сколько оттенков домов, улиц, минаретов, мазанок: от слегка розового, утреннего, до лазурно небесного! Окраины города растворялись в дымке на фоне заснеженных гор, а его жилые кварталы, простираясь из одной долины – в другую, терялись за горизонтом.
У горы телецентра приютилась паутина глиняных строений различной конфигурации, среди которых ни за что не найти двух похожих друг на друга жилищ. В лабиринтах улиц можно заблудиться навечно, кажется, зайдешь туда, а выбраться не сможешь. Что я могу увидеть сейчас? Наверное, кроме необычного вида восточной столицы ничего особенного. Откуда стреляют? Да хоть откуда – с любого дома. Поговорю с бойцами, которые в охране, может, покажут примерное направление огня.
– Привет, гусары, что-нибудь наблюдается?
– Здравия желаем, товарищ лейтенант. Ничего необычного.
Солдаты взвода радиотехнической разведки вели наблюдение в сторону штаба армии.
– Беспокоят ночами?
– Молотят, иногда здорово.
– С какого направления? Как-то пытались определить?
– В нашем секторе стреляют одиночными – примерно оттуда и оттуда, – показал солдат. – Впечатление такое, что с одних и тех же позиций. Вспышки выстрелов бывают видны.
– Хорошо, посмотрите на местность и спроецируйте ночные наблюдения на то, что видите днем. Постарайтесь определить примерное место, откуда ведется стрельба.
Солдаты, прикидывая, и перебивая друг друга, вырабатывали общее мнение, и сошлись на следующем:
– Возможное место, товарищ лейтенант, – район дома у скальной выемки темного цвета. Другой ориентир – дворик дома с цветными коврами. Примерно так.
Рассматривая в бинокль предполагаемые позиции «духов», с учетом солнечных лучей, порождавших «зайчик» демаскирующий наблюдателя, я прикинул расстояние до первого ориентира – метров пятьсот, до второго – шестьсот. Дальность прицельного огня из стрелкового оружия, ночью, правда, без ночного прицела стрелять невозможно, а днем – выстрел в цель.
Изучив подходы к горе до линии мазанок, пришел к выводу, что открытое пространство составляет около четырехсот метров камней и скальной породы. Дальше – заминированный участок до самого гребня верхней площадки, на которой находится телецентр. Конечно, брать штурмом телецентр снизу – безумие, но от «духов» можно ожидать всего, что угодно: обкурятся – и в атаку. Другое дело, скрытно выйти по единственной дороге, серпантину, ведущей к телецентру – более реальный вариант захвата в случае чрезвычайной ситуации. После февральского мятежа обстановка в Кабуле отчасти стабилизировалась и контролировалась правительственными войсками, но после неудачного первого мятежа, что мешает оппозиции подготовить другой? Мы должны быть готовы к любому варианту развития событий.
К сожалению, повседневность расслабляет, притупляя основные рефлексы человеческой физиологии, что может привести к непоправимым последствиям. Противник, затаившись по норам, на базах в горах, имеет колоссальное терпение и способен совершить дерзкую атаку в самый неожиданный момент. Только бы не прозевать его – потери будут страшными, невосполнимыми! Какие же варианты мятежные силы могут использовать при атаке на телецентр? Открытая атака противника захлебнется на минах и нашем огне из стрелкового оружия, но мелкими группами можно просочиться к вершине, зная заминированные участки, которыми можно воспользоваться в нужный момент для внезапного налета. Какой еще вариант имеет право на обсуждение? Внезапной атакой с серпантина на технике и десантом на броне! Рванут на верх на стареньком БТР-70 и поминай, как звали. Фактор внезапности, плюс дерзость наделают много беды. У Родина в подчинении были специалисты радиотехнической разведки, они не обучены к такого рода боевым столкновениям, поэтому Толику, действительно, требуется помощь в организации обороны – он же пока занимается только охраной, а этого мало.
Итак, противник лениво, но воздействует огнем стрелкового оружия на охраняемый объект, возможно, отвлекая нас от других, задуманных им мероприятий, поэтому необходимо усилить наблюдение, используя приборы ночного видения, предусмотреть зарядку аккумуляторных батарей. Далее, дорогу к телецентру необходимо перекрыть таким образом, чтобы техника, идущая наверх, максимально замедляла скорость на участке, который возьмет под контроль расчет гранатометчиков. И наблюдение, наблюдение… Что тут придумывать? Не терять бдительность при любых вариантах развития событий! Быть всегда готовым к нападению! Вот и вся тактика, и стратегия – тоже!
– Привет десантуре! – улыбается авианаводчик Юрка, «подруливая» ко мне слегка «развинченной» от стоптанных сандалий походкой.
Давно не виделись. Загорел, почернел, слегка выбрит, но в боевой и бодрой форме.
– Привет, Юрик, до чего революция довела! Похудел, поседел и от безделья сходишь с ума. Не проси, – замахал я рукой, видя блаженный вид лица истребителя, – Комар запретил спускаться вниз.
Худенькие плечики Юрика безвольно опустились, поник и взгляд.
– Не расстраивайся, братан, фляжку я привез, поужинаем.
– Валер, я всегда тебя уважал, ты настоящий парень! – Вскинулся по «мхатовски» Юрка. Артист!
– Ну, будет тебе, будет! Спасибо, оценил. Как ты? Надоело?
– Не говори, по ночам вспоминаю Есенина, его друга Джима и вою на луну.
– О, луна-то какая у вас!
– Угу, но не радует, Валер.
– Представляю маяту необузданного темперамента.
– Так бы еще ничего, если шаропчика «залудить», но ведь ничего же нет, неделю «на струе», аппетит пропал, желание жить – тоже, Валер, ты представляешь?
– Э, Юр, лукавишь, – беру на «мушку» парня, – ходят разговоры по Кабулу, что бражонку «затер» и попиваешь лунными ночами – романтика чистой воды, а вой при луне – выражение чувств любимой женщине.
– Как можно, Валер? Посмотри в мои голубые глаза, разве они могут лгать? – сокрушенно воскликнул Юрий.
Действительно, если не считать смеющихся «бесенят» в глазах «истребителя танков», можно поверить.
– Ладно, Юр, пойдем к Родину, обсудим тему, заодно и перекусим.
– Всегда готов!
По круговой траншее вышли к командному пункту. Чернега, заканчивая дела, готовился к отъезду: загрузил ненужное имущество, инструктировал экипажи машин.
– Ну, я готов, ребята! – объявил он нам и, прыгнув на место механика-водителя, запустил двигатель боевой машины. Я глазом не успел моргнуть, как он поехал на спуск к серпантину.
– С ума сошел? – воскликнул Родин.
Вот обалдуй! Чернега не имел достаточной практики вождения боевых машин. Он окончил 9-ю роту нашего училища, где специализацией являлась глубинная разведка, иностранные языки. С техникой ребята занимались немного, и беспокойство за Сашку, севшего за рычаги БМД, было обоснованным. Спуск – сложный элемент вождения боевой машины при фрикционном типе управления. Надо хорошо знать действия бортовых фрикционов и на практике чувствовать их затягивание: правого – машина на спуске идет не вправо, как следует ожидать, а наоборот – стремится влево, и надо резкими движениями подрабатывать бортовым, чтобы выдержать направление движения.
Минут через пятнадцать получаем доклад по радио: БМД Чернеги вылетела на обочину серпантина и остановилась у пропасти. Пришлось немедленно собирать специальную группу солдат для оказания помощи командиру 2-го разведывательного взвода.
– Ты, Сань, страдаешь авантюризмом и непредсказуемостью, но так нельзя, понимаешь? – выговаривал я ему, помогая снять боевую машину с камней, которые, собственно, и удержали БМД от падения в пропасть.
– Машину бросило вправо, Валер, – виновато оправдывался Сашка, – неожиданно, едва удержал фрикционами.
– Принцип действия фрикционов при спуске имеет обратное действие, необходимо работать резкими, хорошо рассчитанными движениями. Тебе надо потренироваться на более легкой местности, а ты с людьми на броне рванул по такой крутизне, где справиться с управлением сложно даже опытному механику.
– Все! Больше не сяду во веки веков! Смотри, руки трясутся.
– Затрясутся, подойди к обрыву и посмотри вниз. Представляешь, сколько бы ты «свистел» вниз, и чтобы от вас осталось?
Сашка искренне переживал необдуманный шаг. Были у него и ранее моменты, когда в не совсем адекватном состоянии он садился за руль «уазика» и «рассекал» по аэродрому, рискуя попасть под пулю часового, если не нашего, то афганского – точно. Те после команды «Дрищь» стреляли на поражение сходу, и только потом разбирались. Ну, как мой друг Мажмунов. Одним словом, Чернегу иногда заносило в неожиданный штопор, приходилось сдерживать, контролировать его действия. Слава богу, все закончилось нормально и на этот раз! Мне до сих пор кажется, что командование роты, дивизии так и не узнало об этом эпизоде, едва не приведшем к большой катастрофе.
ГЛАВА 40
На завешанной маскировочной сетью площадке телецентра Анатолий Артемович проводил развод личного состава разведчиков, заступавших на охрану и оборону стратегического объекта ночью. Инструктировал жестко и требовательно:
– Ё… мать, нехай, кому еще не понятно, что пуля не еб…т, она – убивает?
Гробовая тишина при наличии двух десятков бойцов, стоявших по команде «смирно», свидетельствовала, по меньшей мере, об искреннем уважении начальства, не на шутку рассвирепевшего от надоевшего ему однообразия повседневных будней. Личный состав, внимая заместителю командира роты, своим видом показывал, что он с пониманием относится к обстановке, сложившейся вокруг телецентра и делает все возможное, чтобы не вызвать необузданного гнева старшего лейтенанта Родина. Но не тут-то было!
– Мельников!
– Я, товарищ гвардии старший лейтенант!
– И она убивает по-настоящему, товарищ солдат! – постучал пальцем по голове солдата Родин, – а у тебя распиз…й внешний вид, что не говорит о твоем рвении служению Родине! Я правильно говорю?
– Никак нет, товарищ старший лейтенант!
– Это еще почему? – оторопел Артемыч.
– Выполняя приказ старшего лейтенанта Родина, – бодро рапортовал солдат, – по обслуживанию кухни, я привел ее в полную боевую готовность. Техника может варить, жарить, парить любые продукты!
Вытянувшийся в струнку и глазами «евший» начальство солдат, показывал полную самоотдачу на совершение подвига во имя жестких, но справедливых требований старшего лейтенанта Родина. Что явно понравилось Анатолию Артемовичу, позволившему себе небывалую «роскошь» в отношении бойца – Родин, на удивление маленького и все знающего о нем гарнизона, не отправил его долбить окоп в скалистом грунте или чисть сапожной щеткой вымазанные сажей руки.
– Ну, то-то же! Молодец!
– Служу Советскому Союзу! – лихо «рубанул» солдат, которому было уже все равно, что колым, что Колыма – Родин, если захочет, все равно сгноит на этом пике «Коммунизма».
Довольный бодрым ответом подчиненного, а также – поставленной в строй старенькой, но очень нужной в хозяйстве кухни, найденной где-то на дивизионном складе, Родин инструктировал дальше:
– С наступлением темноты, товарищи солдаты, «духи» постреливают – не расслабляться и не спать, если не желаете проснуться с собственной головой под мышкой. Ваша задача состоит в том, чтобы не допустить захвата противником стратегического объекта и сохранить свои жизни. Понятно?
– Так точно, товарищ старший лейтенант! – дружно ответила заступавшая на боевое дежурство смена.
– То-то и оно!
Весомо фиксировал Родин, конкретно и по делу! Убедительная форма инструктажа замкомроты по радиоразведке и связи впечатляла личный состав своеобразным брянским эмоционально-матерным фольклором. Ничего не скажешь – Родин был от земли! Она его любила!
Получив боевую задачу, разведчики, в соответствии с боевым расчетом, заняли оборудованные из камней и подручного материала позиции, с которых им предстояло в течение ночи вести наблюдение за противником и быть в полной готовности к его возможному отражению со стороны расположенного внизу жилого массива. Мы же с Родиным и вечно одетым в летную куртку Юриком, собрались на командном пункте телецентра поужинать и заодно обсудить характер действий «духовского» подполья в Кабуле.
К обнаглевшему и палившему из стрелкового оружия противнику необходимо было выработать ответные и не менее убедительные меры. Стрельбой «вслепую» «духи» не более чем психологически давили на охранение телецентра и таким образом давали понять нам о своем присутствии, напоминая, кто здесь на самом деле хозяин.
Но противник вооружался и, где это было возможным, наносил смертельные удары по советским гарнизонам, после чего скрывался в горах. Приказы по армии, которые доводились командиром дивизии офицерскому составу на служебных совещаниях, проливали свет на большие потери 40-й армии, не связанные с боевыми действиями. Это удручало! Возвращавшийся с «совещаловок» в дивизии Комар собирал нас, офицеров разведывательной роты, и доводил информацию о нападениях «духов», носивших все более яростный и агрессивный характер.
– Ну, что у нас сегодня?
Хмурый Артемыч, взглянув на нехитрый ужин, доставленный в штаб дежурным ефрейтором с положенной в таких случаях повязкой, скорбно отвернулся. Сегодня он был в своеобразном «не в духе», что очень плохо сказывалось на личном составе и ефрейтор об этом не только догадывался, но и совершенно точно знал, заранее приготовившись к испытаниям.
– Гречка с тушенкой, товарищ гвардии старший лейтенант, – тем не менее, бодро доложил солдат, понимая, что старшему лейтенанту Родину необходимо еще и угодить, если не содержанием скромного ужина, то хотя бы достойным ответом.
Депрессивный взгляд начальника обороны телецентра не предвещал ничего хорошего дежурному, в том числе – его ближайшему «дембелю» в запас.
– Ладно, уж, принеси чего-нибудь закусочного.
– Сало, лук?
– Неси, – отмахнулся Родин от ефрейтора, все же не оплошавшего перед начальством вполне находчивым предложением.
Устроив нечто вроде маленьких «Филь», мы втроем, не откладывая в долгий ящик проблемы, обсуждали вопросы обороны вверенного нам командованием армии объекта.
– Артемыч, быстренько перекусим – вы с Юриком отдыхайте, а я похожу с «ночником» на позициях, понаблюдаю подходы к горе. Может быть, за что-нибудь зацеплюсь, а утром обсудим и прикинем ответные меры.
– А что их наблюдать? Все заминировано еще при Амине – так мне объяснил один из «фюреров» этой «богадельни», подойти – не подойдешь, пролезть невозможно. Схем минных заграждений не осталось, одним словом, "труба дело".
– Хм, что здесь мин напихано, не вызывает сомнений, Артемыч, я говорю о другом…
– О чем еще говорить?
– Мышиной возней «постреливания» по телецентру поздними вечерами, «духи», не исключено, отвлекают тебя от более опасных и неблаговидных дел.
– Думал я об этом, Григорич, ночью местность у нас не просматривается более, чем на пятьдесят метров и распознать на ней крадущихся с ножами в зубах «духов» не представляется возможным… Все это учитывалось мной, когда я «лепил» охрану по периметру запретной зоны.
– Вот и посмотрим, что ты там налепил, а заодно и оценим любителей пострелять ночами. Чего сидишь, Юр? Банкуй!
Горевший от нетерпения и запаха спирта Юрка уже захлебывался собственной слюной, разливая по кружкам животворящий напиток. Он даже чуть пританцовывал у шаткого, наспех сколоченного Родиным столика, бормоча под нос одну из известных в 30-х годах авиационных песенок.
Ну, вот и дождались мы награды! Опрокинутый внутрь «спецпаек», любезно переданный мне Леонидом для офицеров телецентра, с удивительным ощущением прокатился в потаенные уголочки души, вызывая в ней энергичное желание действовать, творить, созидать.
Закусив сдобренной свининой в гречневой каше, обмякли, прислушиваясь к приятному теплу, разливавшемуся в венах, и дававшему необыкновенную веру в светлую будущую жизнь. Философ, твою мать!
– Ты часто, Юр, связываешься со штабом ВВС?
Нарушил я молчание, означавшее, что между первой и второй – промежуток маленький.
– По мере необходимости, Валер, но вечерами я докладываю по обстановке за день.
– Ты вот, что скажи, в случае необходимости, сколько потребуется времени для прибытия к нам истребителей прикрытия?
Юрка пожал плечами.
– Пара баграмских «мигов» находится готовности «раз», команда – и на взлет.
– А карта у тебя привязана к местности, ориентирам, предполагаемым для авиации целям?
– Это еще, Валер, зачем?
– Ё мое … Зачем?
Фыркнул я от возмущения.
– А затем, Юра, что, если потребуется – оперативней сработать, отбить нападение «духов».
– Ну, ты «офуел»!
В свою очередь возмутился «сталинский сокол», как мы, смеясь, дразнили Юрку в своем офицерском коллективе.
– Давай так, Юр, ночью я понаблюдаю за «духами», а завтра с утра мы пройдемся с тобой по обороне и наметим опасные подходы к горе, определим координаты, подготовим данные для авиации. Применять ее у нас опасно – истребители разнесут телецентр, а вот для «вертушек» – ориентиры нужны.
– А я о чем говорю? Мои «ятребки» снесут телецентр к ****и матери вместе с нами и не заметят этого!
– Ну-ну, как они прицеливаются при бомбометании, ты уже рассказывал, но все равно возбуждаешь во мне агрессию! Наливай, а завтра обсудим!
– Давай, – скомандовал Толик, с удовольствием потирая жилистые руки деревенского парня-трудяги.
Разлив еще по грамульке, выпили – стало веселей на Аллахом забытой горе или это так думается? Посмотрим!
– Изучил почту, Артемыч?
– В порядке! Я вот думаю, доживем ли мы до отпусков, о которых пока ни слуху и ни духу?
– М-да, отпуска – хрустальная мечта нашего детства, ничегошеньки про них неизвестно!
– С ними и у нас тишина, – оживился Юрий, снимая летный реглан с неразлучным пистолетом в кармане, – встряли в историю и все, как в тумане. Хоть бы что-то объяснили… На сколько? Зачем?
– Не нервничай, братан, – убежденно хлопнул его по спине Анатолий, – лучше послушаем, что говорят за «бугром» буржуины!
– А, что? Послушаем «голосок», господа! За Афган они нас уже прокляли! Теперь хают Олимпиаду в Москве! Что еще придумают? Кстати, обратили внимание, что наши так ничего и не ответили на бойкот Олимпиады?
– Еще бы! – буркнул Артемыч, – американцы «прое…ли» Афган и уж, конечно, не простят нам помощи этому средневековью с его натуральным хозяйством.
– Ну, да! Американцы Иран с его революцией проспали, теперь смрадный Афган, – добавил авианаводчик, прицеливаясь фляжкой на рядок стоявших на столе солдатских кружек.
– Хорош, ребята, хорош – третий и вперед, – остановил я разгоряченных спиртом офицеров.
Юрий плеснул в опшарпаные посудины, мы встали и в прохладе наступившего вечера хватили вяжущего гортань спиртяги.
– Будем чай?
– Пожалуй, нет, Толик, – отмахнулся авианаводчик.
– Я тоже не буду! Разомнусь!
– Было бы предложено! – пожал плечами Родин
– Где я присну, Артемыч? Всю ночь болтаться не буду, посмотрю, прикину и успею поспать.
– Давай здесь, Валер. Поместимся. Пару курток еще принесут и пойдет.
– Добро, я пойду, а вы уж сидите. Распорядись по Шакурову, как мы уже говорили, он знает опорный пункт, а дальше я сам разберусь.
– Хорошо.
– Пока приготовлюсь к ночи, покопаюсь с прицелом.
– Добро! Дневальный! – рявкнул Родин, не сомневаясь, что, стоявший на входе с автоматом солдат, его услышал, – Шакурова ко мне.
– Есть, товарищ старший лейтенант!
После выпитого лицо Артемыча приобрело багровый оттенок, а вместе с ним пришла энергичность и способность «рулить» до утра.
Прибывший по его приказу связист доложил о готовности поступить в мое распоряжение для работы ночью. Меня уже ничто не задерживало в обжитом штабе Анатолия Артемовича – можно было выходить на охоту: пару выстрелов «духи» уже сделали и, вероятно, были готовы палить до утра.
Забравшись от ночной прохлады в видавшую виды «десантуру», я вышел наружу, где меня ожидал солдат из числа связистов с обгоревшим на солнце лицом в конопушках.
– С чего начнем, Шакуров? С опасного участка или как?
– Можно с опасного, товарищ лейтенант, здесь недалеко. Только у кольцевой траншеи пригнитесь. Черт его знает: то ли «духи» пристрелялись, то ли «ночник» у них появился – пули ложатся рядом.
– Понял! А красотища-то у вас какая!
Слов не было, чтобы описать ночной Кабул с высоченной Шердарвазы – горы, взметнувшейся в небо раздвоенным пиком в центре столицы. Распластавшийся в нескольких, переходящих друг в друга, долинах мегаполис выглядел изумительным сокровищем, окруженного оправой величественных и неприступных гор! Кабул не заливали огни рекламных щитов, броское освещение городских кварталов, но он и без признаков начавшейся глобализации превосходно смотрелся с господствующей над его пространством вершины. Заснеженные цепочки отдельных хребтов, ввинтившись в жилые кварталы по берегам грязной и забитой отходами речушки Кабул, символизировали Вечность. Обманчиво мелкая в центре столицы река набирала силу восточнее города, где, падая на турбины Сурубийской ГРЭС, она давала электричество центральным провинциям страны.
Наступление темноты смахнуло с городских улиц машины, гужевой транспорт и тысячи арб, запряженных ишаками и мулами – действовал комендантский час, в тишине которого звучало грозное: «Дрищь!» («Стой!»). Подвижные патрули армии и царандоя разъезжали по зачуханным городским кварталам на стареньких разбитых машинах, контролируя порядок и в Семитхане – «советском районе» проживания граждан СССР различных ведомств: советников, строителей, военных. Здесь частенько вечерами начиналась стрельба из автоматического оружия, в которой принимали участие боевики оппозиционных группировок, посылая в разные стороны трассера, они искусственно для западных журналистов, создавали иллюзию серьезного боя.
Однажды и мне начальником разведки дивизии была поставлена задача на срочный выезд в «советский район» для оказания помощи патрулю афганской армии. Ориентируясь на «строчки» трассирующих очередей, я прибыл к месту перестрелки, чтобы каким-нибудь образом повлиять на распоясавшееся «духовское» подполье, но стрельба вскоре прекратилась и «духи» исчезли в городских трущобах. Покатавшись по разбитому асфальту улиц «советского района», мы к утру так и ни с чем вернулись на базу...
Красив ночной Кабул. Будет ли время любоваться красотами ночного города, над которым то и дело летали трассера автоматных очередей? Пожалуйста, «строчки» разноцветных огоньков прочертили траектории над городом. Кто стреляет? Куда стреляет? С этим вопросом не разобраться обычными средствами. Беспорядочная стрельба возникает внезапно и прекращается неожиданно, перекидываясь волнами в разные концы огромного города и так всю ночь. Ладно, хватит рассуждений, кажется, прибыли к месту внимания «духовских» стрелков.
– Начнем, Шакуров?
– Давайте посмотрим обстановку и пойдем по кругу.
– Как скажешь.
Автомат с ночным прицелом я положил на бруствер траншеи, выложенной из камня, устроился, чтобы удобней было наблюдать из полусогнутого и не совсем удобного для стрельбы положения. Работая с ночным прицелом, учитываю особенности его применения при ярких источниках света – может засветиться электронно-оптический преобразователь. Стрелком используется естественное освещение небосвода и большего света для успешной стрельбы на поражение не требуется. Есть другая особенность: при подготовке его к стрельбе надо аккуратно прижимать окуляр прицела к ведущему глазу, чтобы не высвечивалось лицо стреляющего в момент включения прибора. Демаскирует стрелка.
Настроив прицел на дальность прямого выстрела АКС-74, я приложился к прикладу и «прошелся» им по линии ближнего рубежа расположения жилых строений. Передо мной в зеленом фоне преобразователя открылись глиняные мазанки немыслимо раскиданных трущоб столицы Афганистана. Какие лабиринты! Как в них разобраться?
Прямого света от вылепленных и усиленных деревянным каркасом из бревен мазанок не бывает, они устроены таким образом, что внутреннего освещения снаружи не видно. Однако в ночной прицел свет в жилых помещениях обнаруживается наблюдателем по косвенному его излучению. К примеру, открылась дверь жилища во внутренний дворик – в электронном преобразователе появляется светлое пятно, которое ориентирует местонахождение источника света.
Особенность строений жилого сектора такова, что они имеют плоский второй этаж-площадку, на которой всегда что-нибудь сушится: виноград, абрикосы, другие фрукты. Днем людей наверху в раскаленном пекле мало – они там что-то делают, но не задерживаются, работая в закрытых дворах. Бегают женщины в цветных нарядах, носятся бачата, хозяин под навесом в тенечке «пиалит» чай. Однообразная и умиротворяющая картина Среднего Востока, куда инородцам вход закрыт по определению.
Мне и в голову не приходило, что вскоре представится столько возможностей взглянуть на все это изнутри, что не приведи Аллах! А пока в зеленом цвете прицела бежала размеренная ночная жизнь обитателей жилищ. Вот сквозь неплотно зашторенную дверь мелькнул лучик света и тут же исчез. Вышел мужчина, сел на кушетку, следом женщина, что-то подала мужу и быстро ушла. Далее провел прицелом, оказывается, после захода солнца на площадках много людей – в основном мужчины, женщины выходят и, не задерживаясь, покидают второй этаж строений. Наверное, отдыхают в ночной прохладе после изнурительного трудового дня. Местами видны фонари, вроде нашей «Летучей мыши», ими жители пользуются при перемещении в темноте, потому что в этом районе города освещение улиц отсутствует. Люди закрыты друг от друга высокими границами, дувалами, вылепленными из глины вперемешку с соломой и прутьями гибкого ивняка. Стемнело – все разошлись по жилищам, опасаясь выходить наружу.
Выстрелы раздались неожиданно – от подножия горы. Вспышек я не увидел, засмотревшись в прицел, которым водил по квадрантам жилого массива.
– Товарищ лейтенант, ниже, на четыре часа.
Переместив автомат по целеуказанию Шакурова, засек на площадке одного из домов троих сидящих мужчин, которые, похоже, трапезничая, оживленно жестикулировали руками. Тот, что был напротив меня, возился с автоматом – что-то у него не получалось с «калашом». Все трое были хорошо видны до отдельных деталей одежды, поэтому я не церемонился в выборе особого решения – расстояние? Не более 400 метров! Можно любому из них бить прямо в лоб. Вот и попробуем.
Стрелял в нашу сторону, видимо, тот, кто сидел напротив меня в тюбетейке с прямоугольным вырезом спереди, блестевшей в прицеле серебром вплетенных в нее нитей. Этот вырез, темневший над надбровными дугами, я и выбрал точкой прицеливания. Автомат у него заело, что ли? Двое других были тоже с оружием, но вели себя степенно, поглаживая бороды, выделявшиеся на фоне светлых халатов. Все это я разглядел, внимательно изучая обстановку в целом. Больше никого? Одна огневая точка? Или скрыты в нагромождениях конструкций?
Мирно беседующая троица, повернувшись к телецентру, вдруг, сделала несколько одиночных выстрелов в нашу сторону, причем, я отметил важный момент – стреляли навскидку, куда Аллах пошлет. Означает ли это, что в их действиях отсутствует система в организации воздействия на телецентр. Отвлекают? Сбивают с толку? Возможно!
Припав щекой к автомату – вдох, выдох, как на соревнованиях в тире, выверенными тремя одиночными выстрелами с перемещением «галочки» прицела по удобно расположенным ко мне целям, валю всех троих на площадку крыши. Еще одну пулю всадил в грудину любителя пострелять ночью, завалившегося на бок как-то не очень убедительно. Теперь порядок! Все трое лежали кучкой без каких-либо признаков жизни. Ответные меры не вызовут сомнений у «духов» в отношении того, что «шурави» имеют возможность пресечь любые действия, посягающие на нормы восточной добропорядочности.
– Меняем позицию, Шакуров, а то наиб…т с какой-нибудь другой точки.
– Дайте взгляну, товарищ лейтенант? А?
Шакуров от нетерпения суетился возле меня, горя желанием увидеть результаты выстрелов.
– Взгляни и уходим.
Я протянул солдату поставленный на предохранитель автомат.
– Лихо, товарищ лейтенант. Лежат. Может, подождем, еще кто-нибудь выйдет? А?
– Нет! Меняем позицию. Охотиться будем дальше.
Ускоренным шагом мы прошли по траншее, тянувшейся по условному кругу телецентра, и вскоре вышли к парному посту разведчиков.
– Товарищ лейтенант, во время несения службы происшествий не случилось, старший дозора ефрейтор Ратников
– Хорошо, ребята, что нового?
Это вы сейчас отстрелялись, товарищ лейтенант?
– Да. Попробовали с Шакуровым автомат с ночным прицелом!
Хохотнув, Шакуров уточнил:
– Пристреляли, у троих возражений нет, работает нормально!
– Ну, а у вас как?
– Бывает, что снизу бьют одиночными, а так – тишина.
– Давайте ее посмотрим и послушаем.
Положив автомат на бруствер, я взглянул через прицел на местность возле горы и стал ее изучать, начиная с фрагмента отдельного дувала, от которого начинались глиняные жилища. Картина была та же самая: на площадках домов что-то делали люди, сидели, пили чай, другие разговаривали. Сновали женщины, приносили и уносили какие-то вещи, предметы, меняли посуду. В лабиринтах скопления человеческих организмов жизнь кипела и после захода солнца – в смраде отходов, текущих по улочкам, и антисанитарии с миллиардами мух, не мешавших афганцам плодиться, жить, воевать в средневековой клоаке забвенья.
На это посту склон горы был гораздо положе, чем на предыдущем опорном пункте, поэтому жилища поднимались выше и ближе к позициям охранения, до которых по прямой от жилого сектора было метров 350 – не более. Слабое звено в системе обороны телецентра было именно здесь – в нем я увидел опасность личному составу охраны.
– Вас ориентировали в отношении заминированных участков в секторе наблюдения?
– Так точно, товарищ лейтенант! Сказали, что внизу мины, которые поставлены еще при Амине.
– И все?
– Все!
– М-да…
Мысленного разделив сектор наблюдения на одинаковые примерно части, чтобы при исследовании не упустить важных моментов, я изучал особенности каждой из них в отдельности.
Этот сектор был слабым в оборудованной обороне телецентра! Если он и был заминирован, о чем, безусловно, знает душманское подполье, обкуренные «духи» преодолеют его одним броском. Разведчики не успеют среагировать на бешенный рывок противника, их просто сметут внезапной атакой снизу и порежут на куски.
Минут через двадцать наблюдения я пришел к выводу, что нам самим необходимо минировать опасные участки местности и усиливать инженерными заграждениями систему охраны и обороны объекта. Работать на упреждение! Самим навязывать душманам правила игры и перехватывать инициативу психологического воздействия на советских солдат, переламывая ситуацию в свою пользу.
– Успехов вам, парни! Нюх не теряйте – у вас по-настоящему опасно. Сегодня на разводе старший лейтенант Родин вам об этом доходчиво все объяснил! И не забывайте о том, что у «духов» главное оружие – внезапность.
– Ясно, товарищ лейтенант.
– Пойдем, Шакуров.
Я шел за связистом, спотыкаясь о камни и выбоины неглубокой траншеи, выдолбленной в скалистом грунте. Следующий пост был метров через сто, он находился на возвышенном месте, и двое разведчиков, заметив нас, обменялись с нами условным паролем.
– Не скучаете?
– Никак нет, товарищ лейтенант.
– Красотой любуетесь? А обстановка?
– Постреливают иногда. Возвышенность выделяется из общего рельефа и мы у «духов» как ориентиры.
– Ну, уж и ориентиры?
Я с интересом взглянул на соображающего парня, грамотно рассуждавшего в тактическом плане. Молодец! Значит, будет порядок.
– У камня не маячьте, будьте внимательны.
Пристроившись с автоматом у булыжника, «схватил» прицелом предгорье перед постом. Ничего особенного не случилось в остановившейся жизни востока, люди перед сном сидели на верхнем ярусе домов. Стрелять они могли с любой для их удобной точки положения – для этого не нужны были специально оборудованные позиции. Те, трое, возможно, трапезничая, от скуки постреливали в сторону телецентра. Мне было важно понять – это была беспорядочная стрельба от нечего делать ненавистников «шурави» или выстроенная игра, задачей которой служило отвлечение внимания охраны от более коварных дел оппозиции. Системной стрельбой по телецентру притуплялась бдительность охранного подразделения, в том числе, возможно, отводилось внимание от более серьезной акции с самыми тяжелыми последствиями. С этим надо было разбираться. Я был убежден, что противник может терпеливо долгое время выжидать удобного для него случая, чтобы день ото дня готовить нам западню или ждать стечения благоприятных для него обстоятельств, за которыми последует удар – жестокий и точный.
Наблюдение ничего не дало. Сосредоточив внимание разведчиков на маскировке места своего пребывания, приказал им сделать несколько запасных и ложных позиций. Пусть «духи» думают, что это направление усилено большим количеством солдат, и рассчитывать здесь на легкую удачу не представляется возможным.
Следуем дальше. Поздний вечер принес относительную прохладу, которая через пару часов вызовет озноб и нескрываемый холод. Резкий контраст температур: днем изнывание от жары, ночью – от холода. Пост остановил нас цифровым паролем, ответив, мы с Шакуровым подошли к наблюдателям, гревшихся дедовским способом – круговым маханием рук.
– Замерзли, пацаны?
– Еще нет, товарищ гвардии лейтенант.
– Ну-ну, молодцы! Рекомендую камешек килограммов на пять покачать перед собой – помогает.
– Качали уже! Меняем формы разогрева.
– Это хорошо. Ну, что у вас под началом? Показывайте! Какие особенности? На что обратили внимание?
Вышли к краю обрыва, с которого обширней была видна панорама подходов к горе. Старший поста – сержант, показывая рукой на открывшуюся местность, ввел меня в обстановку.
– Так-то ничего особенного, товарищ лейтенант, но иногда ближе к полуночи создается ощущение, что внизу находятся люди.
– То есть?
– Угадываются движения, какая-то возня.
– Старшему лейтенанту Родину докладывали?
– Никак нет. Мало ли кто бродит у «духов» ночами?
– Мало ли – много, но мирные афганцы, если вообще таковые есть в этой стране, в это время спят. Или не знаешь об этом?
Сержант, опустив виноватую голову, понимал, что о таких вещах, конечно, докладывать надо, но… Дело, вероятно, было в другом и я догадывался в чем …
– Шакуров, такие вещи надо доводить до людей, – попенял я помощнику, – они же каждую ночь наблюдают жизнь населения, фиксируют, а обратной связи нет. Для нас, разведчиков, годится самая незначительная информация, на основе которой мы делаем выводы – это лишним не будет.
– Понял, товарищ лейтенант.
– И что же на ваш взгляд представляет возня? – спросил я сержанта, чтобы понять источник производимого внизу непонятного шума.
– Да, кто его знает! Гранаты у нас готовы, если полезут, метнем для начала штуки четыре.
– Ага! Сообразили! Но «растяжки», надеюсь, не поставили?
– Думали, но об этом надо товарищу старшему лейтенанту Родину докладывать, а мы пока…
Сержант, сделав паузу, прикидывал корректный ответ.
– Одним словом, из тактических соображений промолчали? – помог я ему с ответом.
– Так точно!
– Понятно, – кивнул я сержанту, понимая настроения бойцов с полуслова. Старший лейтенант Родин страху нагнал.
– Посмотрим на вашу возню.
Ночной прибор высветил сектор наблюдения, за который отвечала пара разведчиков, обнаруживших в его границах нечто подозрительное. Людей уже не было видно ни на крышах домов, ни в узких проходах дувалов. Они ушли в помещения готовится ко сну – завтра новый день в делах и заботах, а вставать до восхода солнца – так велит Аллах, сотворивший ночную красоту Востока. Все это великолепие – творение Создателя, которая Им управляется и направляется во Вселенной его велением.
Уж не обнаруживаю ли я на себе философское влияние Корана? Не приходит ли часом мне под огромной с синеватым отливом луной осознание своей связи с Аллахом – соединения духа и материи при совершении поступков? Поступок человека – материя, а осознание им своей связи с Аллахом при выполнении каких-либо действий – дух. Что в конечном итоге подразумевает поступки человека в соответствии с велениями и запретами Аллаха при осознанной связи с Ним – единение материи и духа. Вот что!
Но стоп! Философию потом. Мне уже не кажется, что у нас под горой раскинулась скучное однообразие ночи. Не все, наверное, уснули. Вижу мелькнувшую вытянутую тень, другую – они движутся вдоль дувала в направлении окраины жилого сектора. Внимание. В прямую видимость прицела попали двое мужчин в широких одеждах, они вышли на рубеж, отделявший жилой массив от участка, который по нашей информации должен быть заминирован. Следом еще обозначилось несколько теней, которые с удивительной легкостью следовали к площадке перед поясом охраны телецентра.
Не было никаких сомнений – «духи». Они подошли к открытому участку, откуда начиналась опасная зона и сходу поползли в нашу сторону.
– Внимание! – шепнул я бойцам.
– Что? «Духи», товарищ лейтенант?
– Не думаю, что это туристы, Шакуров. Приготовиться!
На лбу появилась испарина. Спокойно, не волнуйся, приказываю себе – расстояние до крадущихся «духов» позволяет стрелять им хоть в бровь, хоть в глаз. Смущало другое: у них не было оружия, на что я сразу обратил внимание при оценке на предмет опасности, и они ползли на минное поле, возможно, уже находились на нем. Отработанные движения ползущих навстречу смерти людей вызвало недоумение. Поймав прицелом теменную часть черепа первого из них, я положил палец на спусковой крючок автомата, выбрав при этом его свободный ход – этих двоих легко оставлю лежачими на камнях хоть на целую вечность, но что-то меня останавливало. Мне было интересно понять действия людей, которые явно затеяли что-то неординарное и уверенно работали на выполнение своих целей и задач. Хорошо. А троица, сопровождавшая парочку? Эти ребята, как? Знаково! Как три богатыря в современном исполнении – с «АК» 7,62 мм первого выпуска, причем, «рагрузками» для магазинов на груди. Вот это компот!
Оба ползущих впереди человека, расположившись на одной линии, стали копаться в камнях. Группа с оружием, оттянувшись назад, по-видимому, вела наблюдение за окружающей их обстановкой и выполняла роль прикрытия копавшейся парочки. С ума сойти! «Духи» в минном поле делают проход.
– У вас с Родиным есть связь? – тронул я локоть сержанта.
– В случае чего – красная ракета в сторону опасности. А что, «духи», товарищ лейтенант.
Я протянул старшему поста автомат с прицелом.
– Смотри по склону!
Сержант через пару секунд выдохнул:
– Ё…
– Вот тебе и «ё»…
Стрелять ли по «духовским» саперам? Сработаю без промаха. Вступлю в перестрелку с прикрытием, которое вряд ли меня обнаружит впервые минуты боя. Находясь сверху за укрытием, у меня нет проблем устроить с ними дуэль. "Не торопись с ответом, - приказываю себе, - думай, как разумней сейчас поступить".
Приложившись к автомату, я аккуратненько зафиксировал «галочку» прицела на голове одного из копателей опасных предметов. Меня подмывало «завалить» «духов» на разминировании и коварной попытке подкрасться к обороне объекта. Цель была беззащитной и доступной: два выстрела и два трупа. Ну, а потом? Прикрытие группы разминирования, расположившись на открытой площадке, находится от ближнего дувала метрах в двадцати пяти – откровенно далековато, и уйти от моих пуль они не успеют. Тоже плюс в мою пользу. Но, что же делать? Может, понаблюдать за ними и оставить все как есть: пришли сегодня, придут и завтра?
«Духи» готовят проход к телецентру, значит, не отказались от попытки его захвата. Проход они делают боевому отряду, который в определенное время пойдет на штурм позиций охранения. Других вариантов нет, но какую игру затеять с «духами»? Поставить мины вдоль прохода, проделанного ими, и ждать появления штурмовой группы? Выждав момент втягивания «духов» в проход, «сработать» мины и пошли они все разом к «афганской» матери… Навалим кучу «духов» и другим будет не повадно. Наверное, такое решение будет более эффективным, но опять же, нашим саперам придется провести изящную операцию по установке мин с выдвижением навстречу противнику и снятию, установленных ранее мин. Сложный получается расклад.
Может, сейчас несколькими выстрелами все и закончить? Саперов завалю на одном вздохе. Прикрытие? Одного из них положу - точно, как поведут себя остальные – посмотрим. Убежать за дувалы они не успеют и пока разберутся, откуда ведется по ним одиночный и не очень видимый огонь, я им продиктую условия боя, от которых они лягут рядком. На открытом для «духов» пространстве это будет сделать не сложно, примерно, как в тире, но, что же делать? Что?
Наблюдение за «духовскими» саперами дало некоторое представление о проделанной ими работе по обезвреживанию мин и расчистке прохода. Осторожно разгребая камни, они обследовали грунт, старались не пропустить «растяжку» или поставленную на неизвлекаемость ловушку. Движения их были тренированными, рассчитанными на экономию времени в посталенной им довольно деликатной задаче. Обнаруженную мину они сдвигали на край намеченного ими прохода, маскировали, что при возможной атаке не будет мешать атакующим нас боевикам. Коридор прохода для боевой группы обозначен естественной искривленной линией убранных в стороны камней. В случае штурма, это будет вполне достаточным, чтобы не высочить за его границы на мины. Вроде бы все просто, но, а дальше-то что? Дальше?
ГЛАВА 41
Насколько «духи» продвинулись вперед? – Определить не берусь, копошились, делая подлые душманские дела и хоть бы что! Если предположить, что за ночь к позициям охранения они продвигаются метров на десять-пятнадцать, то подготовка прохода у них займет не более недели. Время еще есть, чтобы взвесить намерения душмаского подполья в отношении телецентра, чтобы принять к нему эффективные меры. Завтра же, вернее уже сегодня, доложу Скрынникову о тайных намерениях противника для принятия командованием дивизии, но, скорее всего, армии ответных действий реагирования. Вывод был очевиден: противник не оставил попыток влияния на ситуацию в Кабуле, продолжая подготовку к боевым операциям, которые с его точки зрения имеют ключевое значение. В столице Афганистана опять сосредотачиваются силы оппозиции для ведения активных мероприятий по изменению существующего строя, и ограниченному контингенту советских войск необходимо не ждать нового мятежа и вооруженных выступлений в Кабуле, а в срочном порядке влиять на сложившуюся ситуацию. Вне всякого сомнения, на местах, то есть, провинциях – тоже.
Вероятно, ситуация не такая простая, каковой она кажется на первый взгляд, поэтому для себя принимаю решение: уничтожение нескольких «духов» в данной ситуации – не лучший вариант, пусть копаются: проинструктирую бойцов, предложу Родину свои соображения по принятию дополнительных мер. Тем более, если ХАД отслеживает действия этих «духов» и ведет их разработку, я попаду не в дурацкое положение, а под срыв операции службой государственной безопасности. А это уже, извините, трибунал! Все! Решение принято! Идем дальше по линии боевого охранения вверенного разведчикам стратегического объекта.
– Шакуров, смотри внимательно, фиксируй и запоминай.
Немного суетясь, помощник пристроил НСПУ к наблюдению.
– Ниже и чуть правее.
– Вижу, товарищ лейтенант: двое роют.
– И больше ничего?
Пауза.
– Смотри от угла крайнего дувала, ближе тридцать.
Шакуров неуверенно произнес:
– Кажется, трое – за камнями. С оружием.
– Точно, трое и с оружием. Какие выводы?
Шмыгнув носом, помощник шепнул:
– Подкрадываются.
– Похоже, так. Теперь вы смотрите, – я передал автомат с ночным прицелом наблюдателям. – Ну, что, парни, понятно, откуда ноги растут? Если кто еще «тормозит», объясняю популярно: к вам подбираются – тихо и уверенно. Однажды можно проснуться, как говорит мой друг старший лейтенант Родин, с головой под мышкой, поэтому бдительность привести в режим чрезвычайного положения. Без ночного прицела вы ничего не увидите, вы просто слепые! С Шакуровым мы обойдем охранение по периметру, а утром Родин проведет с вами занятие по прицелу и будете работать с «ночником».
– Есть, товарищ лейтенант.
Солдаты подтянулись, увидев собственными глазами тихо крадущихся врагов.
– Успехов и не теряйте нюх. Шакуров, пошли.
Двигаясь по линии охранения, я периодически останавливался для изучения местности под горой и жилого сектора. Сверху сооружений людей не было видно. Поздно. Вторая половина ночи, скоро рассвет, город проснется и снова заживет жизнью вековых устоев.
В оставшееся до рассвета время я изучил серпантин, ведущий из города к телецентру, чтобы выработать предложения по исключению возможного штурма и с этого направления. Прикинул рубежи оборудования преград из камней на проезжей части дороги для исключения возможности разгона техники для неожиданной атаки со стороны единственного заезда на телецентр. Да и наши будут аккуратней ездить по опасному серпантину, а не как «отличившийся» вчера Чернега. Светало, пора бы чайку с сахарком хлебнуть, а то и перекусить.
– Шакуров, как ты?
– Нормально, товарищ лейтенант. «Духи» не выходят из головы.
– Это понятно, главное ты видел своими глазами. Доведи до всего охранения: надо быть очень внимательными ночью. Мы с тобой сегодня увидели только самую вершину обстановки, сложившейся вокруг телецентра. Она гораздо сложнее, глубже и тревожней.
– Я понял, товарищ лейтенант.
– Вам бы сюда аппаратуру перехвата и пеленгации – результат был бы совсем другой, отличный.
– Теперь-то, наверное, поставят.
– Доложу начальнику, что пост прослушивания и контроля эфира у вас обязательно нужен. Счастливо оставаться, – пожал я руку солдату, – считай не только дни до дембеля, у вас тут серьезные дела.
– Спасибо, товарищ лейтенант.
– Да, не за что! Береги себя!
На командном пункте Артемыча, которому пора было вставать и приступать к выполнению обязанностей, а мне пора отдохнуть. Приедет старшина или Чернега, привезут продовольствие, заодно прихватят меня.
– Толик, подъем!
Не успел я присесть, как зловещий рык Артемыча оповестил на одну вторую телецентра – начальник проснулся.
– Ё… мать, нехай, поспать не дадут.
– Пора, Артемыч, пора: меня отправил на охоту, а сам всю ночь дрых, как сурок.
Потягиваясь с хрустом в суставах, Толик резко присел на кровати.
– Ну, что у тебя, Валер?
– Что-что, ё... мать? «Духи» подкрадываются к тебе, так что спать по ночам становится вредным.
Родин проснулся окончательно. Видно, после выпитых ста граммов с вечера сон был, действительно, крепок.
– Вставай, приходи в себя, минут через пятнадцать встретимся за столом. Где ополоснуться?
– Выйдешь и направо, спроси у дневального.
Толик опять потянулся. Утренний моцион занял не много времени, за столом продолжили беседу. Артемычу я рассказал о наблюдаемой ночью обстановке вокруг телецентра, об источниках стрельбы и вероятных причинах ее возникновения. Подробно остановился на проходе, который «духи» проделывали к телецентру. Затем высказал предложения относительно системы охраны, обороны инфраструктуры объекта, указал ее слабые стороны. Мы оговорили вопросы, волнующие нас, и пришли к выводу, что необходимо оформить документы, отражающие решение на действия охраны в случае нападения. На том и закончили завтрак, служебное совещание.
– Привет, ребята, – Юра плюхнулся рядом, – как у нас обстановочка и осталось ли с вечера?
– Потерпишь до ужина. Там разберемся, – Толик был непререкаем.
Юра, вздохнув, потянулся за кашей.
– Ну, а «духи» еще терпят нас?
Оптимизму парня можно было завидовать.
– Ты с утра умывался или тебя привлек запах походной кухни?
Толик не преминул подначить помощника по авиации.
– Обижаете, собственно, я встал, чтобы перекусить и продолжить сон.
– Понятно. Мы, Юрик, уже надоели бородатым властителям ночи, копают под нас.
– Неужели серьезно?
– Пока воздушные волки спят по ночам, Юра, к ним незаметно крадутся их земные сородичи.
– Только без подколок, господа, кто на кого учился, поэтому претензии не принимаются. Что у нас еще на завтрак?
Легко быть беззаботным по характеру, а Юрка лишним голову не забивал.
– Выпьем чайку и пройдемся по линии охранения.
– Без вопросов, я готов.
– Спасибо за завтрак, Артёмыч, может, действительно, пройдемся втроем и наметим варианты в случае усложнения обстановки?
Мне бы хотелось прилечь, пока солнце не жарило, но уж если приехал, надо было отработать как надо.
– Двигаем минут через десять, пойдет?
– Полежим в тенечке.
Расположившись с Юркой под тентом, прикрывшим часть пункта хозяйственного довольствия, мы прилегли с ним на скамейку под свежим с ночи ветерком. Через пару часов станет жарко, налетят миллионы мух, и станет всем не до сна.
– Слушай, Юр, еще разок расскажи, как летчик МиГ-21 заходит на цель при бомбометании?
Юрка отмахнулся.
– Как, как? По правой ноге, я же рассказывал.
– Так же вероятность промаха большая.
– Ну, это не ко мне вопросы, мы приспособились.
– Да-а, с вами не соскучишься, соколы.
Лежать было не очень удобно, поменяв положение, прикрыл глаза.
– На МиГ-21 нет оборудования для бомбометания, поэтому применяем дедовский способ.
– Юр, это не дедовский способ, это, можно сказать, реликтовый способ, – нехотя парировал я авианаводчика.
– Пусть будет так, но люди-то работают.
– Ты так и не понял, почему я спрашиваю.
– Ну?
– Что ну? Тебе здесь делать нечего, вот что.
– Так я о чем говорю вашему и своему командованию? – Юрка вскочил, – а меня взяли и отфутболили. Здесь нужен наводчик армейской авиации для точечной, филигранной наводки вертолетов на цель. Мои-то разнесут бомбой пол горы вместе с нами.
– Ладно, уж, где там Артемыч? Пойдем и посмотрим еще разок, а ты сформулируй свои предложения, я доложу начальнику разведки.
– Понял, не дурак.
Остыв немного, встали, отряхнулись от пыли и пошли навстречу Родину, матом разносившего одного из солдат за неопрятный внешний вид.
– Оставь ты его, Артемыч, пошли.
Обняв за плечи начальника стратегического объекта, я повел его к позиции охранения, с которой вчера уничтожил трех любителей ночной стрельбы по телецентру. Ничего примечательного. В бинокль рассмотрел площадку, где ночью находились трое вооруженных людей, периодически стреляющих в сторону охранения. Сейчас никого не было, по мусульманскому обычаю, сегодня до захода солнца убитых должны похоронить. Возможно, увидим что-нибудь интересное. Родину и Юрию я показал площадку жилого дома, ориентиры на случай, если это окажется местом сосредоточения «духов», и по нему придется наносить удар авиации. Присмотрели несколько возможных путей подхода к горе, которые необходимо было взять под особый контроль. Толик уточнил общую задачу постам наблюдения с учетом складывающейся здесь обстановки и для убедительности помахал кулаком перед лицом разведчиков. Ну, это так, для острастки. С утра у него возбудилась отрицательная энергия, скоро она успокоится и широкая улыбка появится на его добродушном лице.
Постепенно от поста к посту мы вышли к месту проделывания прохода в минном поле. Приняв меры предосторожности, скрытно понаблюдали в направлении деятельности «духовских» саперов. Проход угадывался сверху и был очерчен линиями камней, убранных по обочинам маршрута движения к горе. Вполне достаточно, чтобы в ночное время не сбиться в сторону.
Почему именно это направление выбрано «духами» для подготовки нападения? Чем оно привлекательней других? Внимательно изучив местность, делаю вывод: нет ничего существенного, за что можно было бы зацепиться. Расстояние до гребня было не больше, чем ста метров. Крутизна склона примерно одинакова на всем протяжении линии обороны телецентра. Мины? Они везде есть, их надо убирать с пути вероятного движения штурмовой группы, если таковая планирует захват объекта. Пытаюсь смотреть на гору глазами противника. Огляделся вправо, влево, может, «духи» посчитали, что здесь нет поста наблюдения? Маловероятно, конечно, местность они изучили не менее тщательно и скрупулезно. В терпении для достижения цели им не откажешь: могут сколько угодно выжидать удобного случая или стечения обстоятельств в свою пользу, чтобы нанести мгновенный, выверенный удар и отскочить в сторону. Времени для наблюдения было предостаточно, чтобы принять решение для отработки практического варианта.
– Хочу понять, Толик: почему именно здесь?
Родин в задумчивости глядел вниз в сторону прохода.
– Здесь, так здесь, главное знаем их намерения, будем готовиться. Усилю пост пулеметным расчетом и ночным прицелом.
Помолчали, наблюдая за общей панорамой подходов к объекту. Так ни к чему и не придя, мы обошли траншею по периметру обороны. Авиационный наводчик на плане Кабула нанес места наиболее вероятного нападения противника на телецентр. Определил координаты предполагаемых целей, нанес их на карту. Договорились о том, что в эфир давать только шифрованную информацию, и ни при каких обстоятельствах не упоминать о противнике.
Выйдя к командному пункту Артемыча, хлебнули настоя из верблюжьей колючки.
– Толик, я немного посплю до жары, потом не получится.
– Падай, к обеду разбужу. Прикину расчет сил, возможно, что-нибудь изменю в системе охраны, доложишь Скрынникову.
– Хорошо, готовь предложения.
Спустившись в расположение Родина, я устроился на топчане, устроенным Артемычем и вскоре провалился в глубокий сон.
Разбудил старшина:
– Вставай, сурок, пора на базу, через двадцать минут убываем.
Привстав, протер глаза.
– Коля, ты уже примчался? Который час? – недоуменно смотрю на Николая, улыбавшегося добродушной улыбкой.
– Скоро четырнадцать, вставай, перекуси и домой.
– Понял, я быстро, новости есть?
Взяв курточку, вышел вслед за Николаем.
– Есть письма, остальное, вроде, без изменений.
– Лады, двигаем к Артемычу, махнем чайку и поедем. Подожди секунду, сполосну лицо.
– Толик, привет, ну, что получилось?
Родин, ссутулившись над столом, складывал карту и стопку бумаг. Наверное, переделал, уточнив план обороны объекта по новому варианту развития событий.
– Вот, смотри, если Скрынников утвердит, будем работать по такой схеме. Присаживайся.
– Артемыч, тебе на месте лучше ориентироваться в обстановке, ты скажи свои пожелания.
– Нужен еще прицел ночного видения, бинокли для работы в ночных условиях. Кроме этого необходимо развернуть пост радиоперехвата и пеленгации. «Духов» надо слушать и проводить анализ их радиообмена. Это позволит нам работать на упреждение.
Не могу не восхититься заместителем командира разведывательной роты по радиоразведке и связи.
– Передам, Толик, не сомневайся, – обнял его за плечи, – попьем чайку и нам с Колей пора.
– Стоп, стоп, Валер, доложи своим, что мне здесь делать нечего, – энергично вмешался, подбежавший Юрий.
– Юр, я помню, доложу с вашими предложениями и пожеланиями.
Юрка от удовольствия руки потер и глядел на меня, словно о чем- то спрашивая. Я отрицательно качнул головой, чтобы никто не заметил. Намек Юрия понят: предлагает выпить перед отъездом, но сейчас нельзя – буду докладывать начальнику о результатах поездки, а дядя Миша бывает скор на расправу, если усмотрит факт злоупотребления, да и, черт его знает, в дивизию вызовут по засаде.
– Потом, дружище, потом, когда снимешься с горушки.
– Понял, – ничуть не смущаясь, пожал плечами авианаводчик. Думаю, возможность сняться с горы он отметит прямо сейчас, без моего участия.
– Заканчиваем, пора, – торопит нас старшина, – успеть надо засветло пройти через город.
– Толик, разберемся, завтра к тебе кто-нибудь подъедет, к этому времени созреют новые мысли.
Родин морщил лоб, боясь упустить что-нибудь важное в передаче информации начальнику разведки.
– Ладно, вперед, буду зреть до новых решений.
– Другое дело, Артемыч, – хлопнул по плечу Андрейчук, – привезу хлорки, дополнишь доклад.
Толик отмахнулся:
– Езжайте вы уж. Всем привет!
Посмеявшись над подуставшим Толиком, который сегодня был на редкость не собран, пожали его мужественную руку и поехали вниз.
При спуске с горы внимательно следили за обстановкой жилого массива, из которого могли влупить из автомата. Обошлось, въехали в город, вписавшись в общий поток снующих вокруг автомобилей. Минут через сорок подъехали к базовому городку дивизии.
Дымилась банька, вызвав положительные эмоции: попариться в самый раз. Окинул глазом литерную стоянку – «05» борт на ней не наблюдался. Ребята, видимо, были в Ташкенте. Спрыгнув на землю, я доложил Комару о прибытии с задания.
– Перекусишь?
Иван собрался дать команду принести сальца.
– Спасибо, Вань, не буду. Коля покормил.
– Как хочешь. Рассказывай.
Доложил общую обстановку Ивану за прошедшие сутки по охране телецентра, систему обороны, предполагаемые действия на случай нападения.
– Все это я видел, Валера, позавчера. Что предлагаешь нового?
– Я пока ничего не предлагаю, Иван Геннадьевич, а вот Артемыч передал пакет документов, касающихся уточнений в охране и обороне объекта, – отдал Ивану схемы, расчеты, доработанные Родиным.
– Мое пожелание такое: дать им ночной техники и установить в ближайшее время пост радиоперехвата и пеленгации. Это нужно, Иван.
Комар перелистал документы Родина, кивнул головой, видимо, соглашаясь, с пожеланиями Толика.
– Хорошо, доложу Михаилу Федоровичу, будем пробивать в дивизии. Что еще?
– Вань, не удержался, положил под горой троих стреляющих по охранению. Может, дяде Мише не будем докладывать?
Иван, пожав плечами, заметил:
– Доложи, а то Игорька проинформируют, а он – комдива, возникнут вопросы. Ничего особенного. Ты и отправлялся на телецентр с задачей предотвращения обстрела охраны стратегического объекта: изучая обстановку, обнаружил противника, ведущего огонь по охране и принял ответные меры, адекватно сложившейся обстановки.
– Понял, Иван, спасибо.
– Да не за что. А вот в отношении прохода, над которым стараются «духи» – вопрос серьезный. Хорошо, что не сработал по ним, а то кто его знает: может, действительно, работают под контролем госбезопасности. Влезем и огребем по шее. Доложу начальнику наши предложения, информацию передадут в ХАД. Это их вопросы и пусть принимают меры, а нам надо быть на горушке внимательней.
– Понятно.
– А что понятно? Сам доложишь Скрынникову, скоро придет париться.
Я вопросительно взглянул на Ивана.
– Да-да, ждем «05», без фляжки спирта не обойтись. Придется сбегать.
– Ребята в Ташкенте?
– Там. Повезли Соколова.
– Хорошо, схожу к своим, посмотрю.
– Сафаров на месте, рулил, как надо.
Приятно, что командир хорошо отозвался о взводе, которому выпали дополнительные сутки отдыха от боевой работы.
Вышел из палатки, солнце спускалось к хребту. Вечерний «Боинг-737» с крутого разворота заходил на посадку из Пакистана. Через полчаса наступит ночь. Вечерняя прохлада принесла отдых от зноя, пыли и мух. С чувством выполненного долга и предстоящей бани я зашел к разведчикам. Остановил рукой Сафарова, вскочившего для подачи команды и доклада.
– Всем привет.
– Здравия желаем, товарищ лейтенант.
Перестав заниматься делами, парни придвинули табуреты.
– Как вы?
– Все путем, товарищ лейтенант.
– У тебя, Гена, всегда все путем, только подшивка закончилась, а ты не замечаешь.
– А вы откуда знаете?
– Посмотри на шею Архипова.
Засмеялись. Известно, разведчик Архипов – не самый большой чистюля во взводе.
– Ладно, рассказывайте, что нового?
Сокуров подвинулся ближе.
– Зигфрид, только без анекдотов, не до юмора.
– Нет, товарищ лейтенант, я, собственно, по другому вопросу.
– Выкладывай.
– Мы, конечно, выполняем серьезные задачи, часто отсутствуем на базе, но, несмотря на это, жизнь продолжается. Хотелось бы, товарищ лейтенант, как-то отмечать некоторые события …
– Постой, ты предлагаешь по сто грамм, что ли?
Взвод разразился хохотом.
– Товарищ лейтенант, зашлем его в дукан, – подхватил Архипов, по которому уже прошлись асфальтовым катком.
Палатка зашаталась от смеха полутора десятка разведчиков.
– Тише. Зигфрид, формулируй мысль короче. Ты уж начал, как-то издалека.
– Так, я и говорю, товарищ лейтенант, надо отмечать события глобальной значимости.
– Это что: приезд Папы Римского в Вечный город?
– О-о-о, нет, например, дни рождения.
В палатке стало тише. Сокуров на самом деле поднял хороший и важный вопрос. Парни постоянно находились в зоне максимального риска, выполняя задачи на пределе сил и возможностей. Досуг солдатской военной жизни был самым примитивным. Чертовски прав Володя Сокуров! Надо отмечать дни рождения, надо чествовать друг друга даже на войне, помнить наши скромные даты.
– Значит так, товарищи разведчики, тонкий намек командиром понят. Полностью поддерживаю предложение комсомольца Сокурова: будем праздновать дни рождения разведчиков третьего разведывательного взвода. Баравков, взять под контроль дни рождения. Накануне события докладываешь мне, обеспечение за мной.
– И фронтовые сто грамм, товарищ лейтенант? – Архипов никак не успокоится.
– Да, Архипов, и фронтовые сто грамм «Фанты» – тоже.
Раздались дружные аплодисменты, не переходящие в овации, но не менее значимые в суровой солдатской службе.
– Ребята, единственная просьба: гигиена, гигиена и еще раз гигиена. Гепатит, паратиф продолжают косить.
– Понятно, товарищ лейтенант, – Сафаров отнес мое пожелание к себе как заместитель и требовательный командир.
– Отдыхайте, напишите письма. Скоро будет начальник, посмотрите порядок в тумбочках и поправьте кровати. Смотреть не буду, каждый самостоятельно отвечает за свой участок.
– Будет сделано, товарищ лейтенант, – произнес Гена Баравков уверенным, без заикания, голосом.
– До вечерней поверки.
– Встать! Смирно! – скомандовал Сафаров.
– Вольно.
Вышел из палатки в ночь. Дневальный прохаживался вдоль передней линии палаток в готовности встретить начальника разведки. Его бы не проморгать: майор Скрынников внимательно смотрит службу внутреннего наряда и общий порядок в подразделении. Мы, офицеры роты, к приходу Михаила Федоровича убираем лишние вещи, поправляем кровати, чтобы внешне было все аккуратно.
Майору Скрынникову я доложил об обстановке, сложившейся вокруг охраняемого нами телецентра, предложенях Анатолия Родина, личных наблюдениях, а также мерах по усилению наших позиций по его обороне с использованием средств радиотехнической разведки и приборов ночного наблюдения. В течение последующей недели по периметру телецентра ночью несколько раз возникала стрельба, которую мы отнесли к тому, что контрразведывательная служба Афганистана ХАД, воглавляемая доктором Наджибом (будущим президентом Афганистана), провела мероприятия по пресечению попыток оппозиционного подполья по захвату стратегического объекта. Позднее Михаил Федорович сообщил офицерскому составу разведывательной роты, что информация вокруг телецентра была доведена советническому аппарату по линии ПГУ КГБ СССР, который реализовал ее соответствующим образом через ХАД. Включиться в дальнейшую работу по усилению оборонных мероприятий на телецентре мы, разведчики, не успели по объективным причинам. Начавшаяся фаза активных боевых действий в составе рейдовых группировок с привличением разведчиков дивизии послужила тому, что в июне 1980 года оборона "вышки", как мы ее называли, была передана охранному подразделению, прибывшему из Союза. Они же взяли под охрану и Кабульский аэропорт.
ГЛАВА 42
Конец марта-начало апреля 1980 года в Кабуле выдались жарким «афганцем», срывавшим палатки напором «Хоттабычей» и горячим – в боевом применении разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Офицеры-разведчики были информированиы о проводимых частями 40-й армии боевых операциях по обеспечению функционирования автомагистралей Кабул – Джелалабад, Кабул – Кандагар, Кабул – Хайратон и Кандагар – Шинданд. Мы не строили иллюзий в отношении военной составляющей, развивающейся в Афганистане по драматичному варианту, и своего участия в боевых операциях.
Вооруженная оппозиция наносила многочисленные болезненные удары из засад вдоль основных дорог, по которым ограниченный контингент обеспечивался материальными запасами, вооружением, боеприпасами и продовольствием. Советские войска несли потери без какого-либо преимущества над душманами, контролировавшими дорожную сеть. Противником сжигались колонны большегрузных машин, перевозивших армейское имущество, топливозаправщиков с горюче-смазочными материалами для боевой и другой техники. На афганских дорогах гибли советские солдаты и офицеры.
Выжидательная позиция политического и военного руководства СССР в Афганистане не приносила результатов, и чуда не происходило: противник усиливал боевой потенциал отрядов, активизировал деятельность по созданию крупных формирований, оказывающих существенное влияние на настроение местного населения уездов, провинций в части противодействия советским войскам.
Командование ограниченного контингента в срочном порядке принимало меры по перехвату инициативы и перелому ситуации в русло решительных действий в отношении вооруженной оппозиции, которая проявляла активность на внутренней, взорвавшейся войной, площадке и во внешней политике.
Таким образом, у советского руководства, отвечавшего за афганские дела, возникли контуры общего замысла по расширению зоны правительственного (афганского) и советского влияния на отдаленные территории Афганистана, где и развивались на региональном уровне основные события в борьбе за интересы, власть, наркотрафик.
Вооруженные отряды политической оппозиции и разношерстного душманского толка, действуя мелкими отрядами, наносили внезапные, хорошо выверенные, точечные удары по частям ограниченного контингента, не вступая с ними в боевые действия и уходили в горы, рассасывались по кишлачной зоне с целью ведения разведки базовых районов "шурави" и подготовки новых операций. Командование 40-й армии, оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова исходили, скорее всего, из необходимости проведения войсковых операций, а также – комплекса мероприятий по решительному развитию событий с задачей взятия под контроль стратегически важных территорий. Для решения задач первого этапа было решено «оседлать» воинскими подразделениями транспортные магистрали основных направлений, а также – часть менее значимых в оперативном отношении дорог, обеспечивавших поставку материальных запасов. Вторым этапом планировалось – усилением военного влияния на административно-территориальные образования создать необходимые условия местным органам власти и закрепленным за ними военным гарнизонам в решении вопросов внутренней политики. У политического руководства и военного командования СССР родилась мысль, а затем и замысел проведения глубоких рейдовых операций в стратегически важных провинциях страны, которые бы деблокировали транспортные артерии для поставки военных грузов и нагнали бы страху вооруженной оппозиции. Информация о принимаемых командованием решениях доходила до нас, офицеров-разведчиков, через штаб дивизии, армии, а также - летные экипажи, «возившие» по Афганистану военачальников, которые после полетов ночевали у нас в подразделении. Обстановка была тяжелой.
Несколько дней назад я встретился с Сашей Мальковым, товарищем из медицинского батальона, с которым мы в хороших дружеских отношениях. Проверяя службу по охране литерной стоянки самолетов, я столкнулся с ним при загрузке в его санитарную машину, эвакуированных вертолетами из района боевых действий тел погибших солдат и офицеров. Тела перегружали из приземлившихся рядом «вертушек» в «таблетку», на которой Мальков увозил их в медицинский батальон для подготовки к отправке в последний путь на Родину.
– Саш, привет, тысячу лет не виделись, – обнялись мы с Мальковым, – или забыл, где находится разведка дивизии?
– Закрутился, Валер, все некогда! Видишь!
Показал он на открытую дверь «санитарки», где лежали в завернутых и набухших от крови плащ-палатках, погибшие в бою десантники.
– Угу, дела…
– И вот так – каждый день! Но обещаю – буду!
– Предупреди заранее, Сань, попаримся, посидим.
– Без вопросов, Валер.
Александр торопился в машину, и мы уже было стали прощаться, но я спохватился.
– Слушай, ты в медсанбат?
– Ну, да!
– Подбрось до штаба дивизии.
– Ради бога, садись… Там, кстати, в ящике тело офицера.
– Я с боку приткнусь, езды-то, пять минут.
– Садись-садись, Валер.
Открыв дверь с задней стороны машины, я запрыгнул к лежавшему в проходе ящику, в котором, как сказал мне Александр, находилось тело офицера. Держась за прикрепленные сбоку носилки, я осмотрел ящик, с которого, при езде по колдобинам, съехала крышка, и в образовавшейся щели угадывалось покрытое грязью серое тело, сбоку – удостоверение личности офицера. Не удержавшись от любопытства, я двумя пальцами вытянул документ и открыл его на странице с фотографией. В ту же секунду был поражен: с фотографии на меня смотрел Игорь Турченков, однокашник по десантному училищу со второго курсантского взвода. Не веря глазам, прочитал: Турченков Игорь Алексеевич – никаких сомнений. Приподняв крышку ящика, обомлел: лицо моего однокашника было изуродовано до неузнаваемости. Не было больше круглолицего, всегда румяного Игоря с добродушной улыбкой на лице. Тело было располосовано по всей его длине, без внутренностей. Такого лучше б не видеть …
– Слышишь, Сань?
– Да.
– Мы вместе учились. Откуда его привезли?
– По-моему, с Джелалабада.
– Ты что-нибудь знаешь о нем? Что? Как?
– Вертолетчики рассказывали, что он с взводом зажал в ущелье горстку «духов», один из которых был европейцем. Ты же знаешь установку: «бледнолицых» не уничтожать, брать живьем, американские советники.
Несколько «духов», как они рассказали, стояли, прижавшись к скале. «Бледнолицый» также стоял с остальными с поднятыми вверх руками, но короткого «Узи» на предплечьях его рук никто не заметил. Твой однокашник с тремя бойцами вылез из БМД, чтобы их разоружить, а европеец из «Узи» положил всех очередью. Двое «духов» схватилиза руки тело лейтенанта и потащили вниз, в ущелье. «Бледнолицый» прикрывал отход. Через пару часов подошло подкрепление и к вечеру ушедших «духов» уничтожили. Рядом с ними лежало обезображенное тело твоего сокурсника. Ему раздолбили камнями голову, вскрыли живот и набили его камнями… Все, что можно, отрезали. Вот такая история.
Пораженный увиденной картиной и рассказом товарища, я с комком в горле вышел у тропинки, ведущей к штабу дивизии, и долго еще стоял, переживая стресс. Полный ненависти к животным в человечьем обличье, я чувствовал, как в душе собиралась жажда мести к дикарям средневековья, не имеющим ничего святого в их единении души и материи – даже к мертвым. Ненависть с кровью растекалась по телу, в висках стучало: пощады не будет зверью, оно не имеет право на жизнь. И сейчас, много лет спустя после афганских событий, мне не стыдно признаться ни себе, ни общественности на частых встречах, что этой установке я следовал до последнего дня афганской войны. Ни в первый период пребывания в Афганистане, ни во второй у меня не было пощады к уродам добропорядочной и самой мирной религии на земле...
Сложная обстановка диктовалась, прежде всего, возросшей активностью отрядов оппозиции: нападения, засады, минирование дорог – эти явления стали обыденным. Методика обычного анализа не располагала к выводам, которые следовало принимать в отношении прогноза развития событий. Противник, перехватывая инициативу по всем направлениям, выдвигал Пакистан в качестве основной базы для своих вооруженных отрядов, с его территории наносились удары по советским и правительственным войскам.
Хотелось бы верить, что советнический аппарат в Афганистане, командование 40-й армии понимало важный момент, назревший весной 1980 года – политической конъектуре свойственно меняться. Политические лидеры афганской оппозиции находили удовлетворяющие стороны компромиссы объединительных решений в общей борьбе против ограниченного контингента советских войск. Расставление акцентов в нужные направления и выбор приоритетов оппозицией протекал на фоне консолидации американцами сил всего афганского сопротивления, которое выступило на борьбу с советскими войсками. Они организовывали системные поставки вооружения, боеприпасов, снаряжения, продовольствия душманам всех мастей. Фаза противостояния достигла апогея – духовные лидеры Афганистана объявили джихад советскому присутствию в стране. Радикальный ислам мусульманского мира дал отмашку отрядам наемных фанатиков на боевые действия с советскими войсками. Ситуация зрела не сразу – отдельными фрагментами, вовлекая 40-ю армию в жесточайшие столкновения с отрядами вооруженной оппозиции.
Бои шли повсеместно: восточные провинции Афганистана полыхали в огне, горел Кандагар, Гильменд, душманы бились за расширение влияния в провинциальных центрах. Исламские комитеты, возглавляемые зачастую духовными лидерами, брали власть на местах и вели за собой население, их влияние на массы было безграничным: слово муллы – закон для мусульман. В кишлачных массивах формировались душманские образования, в горах оборудовались базы, с которых совершались нападения на советские войска. Но боевые операции, проведенные в ряде провинций весной 1980 года, имели временный военный успех, местные органы власти не могли закрепиться в уездах и кишлаках, что возвращало ситуацию в исходное положение. Напрасные потери в живой силе, технике, недостигнутые цели раздражали командование армии, советнический аппарат. Решение афганского вопроса выходило из-под контроля лиц, отвечавших за ее разрешение: более того, Афганистан, взорвавшись войной, расшатывал устои в примыкавших к нему среднеазиатских республиках СССР.
Политические и военные события обсуждаются, как это принято мировой практикой, кругом специалистов, которые учитывают многие факторы сложившейся ситуации, из которой вытекают выводы для принятия ключевых решений. Тем более, если речь шла об акции мирового масштаба, связанной со страной, в которую были введены войска для решения безопасности собственных границ. В этой части огромная роль должна была отводиться советническому аппарату в Афганистане по направлениям деятельности. А вот он-то, как раз и не приблизиться к центрам принятия решений в афганском вопросе настолько, чтобы грамотно формулировать политику государства, которому он был призван «советовать».
Такое положение дел не могло не отразиться на отношении афганского народа к советским войскам, принимавшим участие в уничтожении душманских формирований. Бойцы душманских отрядов – он же афганский народ, ушедший в горы решать собственные цели, о которых я уже говорил. Попытки приблизить народ к «революционным идеям» Саурской революции возможностями НДПА не имели успеха: народ предпочитал уйти к душманам и всячески избегал мобилизации в вооруженные силы страны.
Дезертирство в армии приобрело повсеместный характер: аскеры не хотели служить революции даже при поддержке ограниченного контингента советских войск – цели революционных преобразований были для них неубедительными. После таких умозаключений можно сколько угодно рассуждать о конфликтности советской политики того времени, и во сколько она обходилась советскому народу. Муэдзины с минаретов мечетей по утрам сзывали правоверных на молитву, где муллы взывали: «Нападайте на шурави, где можно, убивайте неверных». Таким образом, война набирала обороты…
… Со стороны ПХД несло приятным варевом, что, несомненно, вызывало нормальный физиологический рефлекс у личного состава. Нарядом по кухне завершались последние приготовления к приему пищи. Старшина заменил наряду белые халаты, выдал новые, это и понятно: Михаил Федорович пригласил в гости к разведчикам начальника медицинской службы соединения подполковника Хамаганова. Тот, конечно же, посмотрит на быт и жизнь разведчиков, и
в этом смысле пункт хозяйственного довольствия для него – объект особого внимания.
Огромная луна с сумасшедше-сказочным отливом синего цвета свидетельствовала о наступлении темного времени суток – холодало. Неуютно было парням, ушедшим на задание в районы, раскинувшихся по долинам кишлаков. Понятны были проблемы, связанные у разведчиков со светлыми ночами, когда находишься где-нибудь у «духовского» кишлачка, словно голый на площади, и становишься беззащитным перед опасностью. Разведчики действовали круглые сутки: ночь – время решения специальных задач.
Сегодня мы отдыхали от проведенного накануне поиска за Черной горой, пространство которое мы «окучивали» с особым усердием и пока умудрились не нарваться на «духов». Сегодня мои разведчики отдыхали по личному плану, а поскольку наряды в армии никто не отменял, частично несли службу дневальными по роте, ПХД. Повседневная рутина становилась привычной к условиям войны, если в ней сформирована система устоявшихся отношений. Солдаты знали друг о друге, наверное, все, прижились на войне, ее особенностям. Острота переживаемых ощущений вызывала настоящую бурю эмоций и в свободное время они делились своими впечатлениями.
Я находился с разведчиками в боевой и обыденной обстановке, когда мы говорили на отвлеченные темы, общались, обсуждая политические и другие новости, письма из дома. Вглядываясь в их лица, я был уверен, что они не жалели о том, что, не попав по разным причинам в институты и техникумы, оказались на самой настоящей войне. Как я думаю, не завидовали и сверстникам, одноклассникам, поступившим в высшие учебные заведения. У моих разведчиков была своя школа: мужская, настоящая, боевая! Я ничуть не сомневался в том, что, придя на гражданку, их востребует общество в строительстве замечательного и светлого будущего, найдет им достойное место в жизни для свершения трудовых побед. После «мясорубки», которую они прошли в Афганистане, им будет все нипочем: ни тяготы, ни лишения не собьют их в жизни с верного пути. С любовью и гордостью я наблюдал за ними, иногда смеялся, слыша их шутки и смех. В моей памяти они остались мальчишками – дерзкими и готовыми на подвиг.
Чего только стоил Володя Сокуров, вечно подсмеивающийся над Архиповым или «дедом» Фетисовым, которому 24 года! Смешливый Баравков, принимавший серьезный вид, но давящийся внутренним смехом при виде грозного, а от этого – смешного, Анатолия Артемовича Родина. Андрей Ивонин, стремившейся вперед, в самое опасное место, зачастую я сдерживал его горячность, темперамент. Сергей Сафаров, мой заместитель, отличный спортсмен, способный взять на себя командование разведывательной группой. Слава Ксендиков, лучший наводчик-оператор боевой машины, метко стрелявший по противнику из вооружения БМД. Виль Мухаметзянов, сосредоточенный, малоразговорчивый, толковый командир отделения, пользующийся уважением подчиненных. Александр Фетисов, имевший высшее образование, старший из разведчиков: рассудительный, основательный мужик, его уважают, ценят советы, пожелания. Остальные солдаты моего взвода, которых я вспоминаю с теплом, были не менее достойны уважения. Так уж получилось, что судьба бросила их в пекло войны, которая только набирала ход, потери, поразившие нас вначале, были только цветочками в кровавом месиве многолетней бойни. Впереди еще было несколько Панджшеров, Нангархар, Газни, Гардез, тот же Кунар еще не раз польет свинцовым дождем…
С какой бы стороны, и на какую глубину я не анализировал события афганских лет, всегда вспоминаю разведчиков, которыми мне посчастливилось командовать: самоотверженных, преданных, вынесших на мальчишеских плечах все тяготы войны, решавших вдали от Родины проблемы разрушаемой страны. Говорят, что относительно небольшое количество военных, прошедших через Афган, растворившись в советском обществе, так и осталось непонятым народом. Неправда! Это враги общества в высшем эшелоне советской власти желали, чтоб именно так и случилось. Они уже развивали теории развала великого государства, продавшись «загнивающему» Западу, проводили политику внутреннего «разброда и шатания» общества, ими расчищалась площадка для нейтрализации прогрессивных сил, способных остановить процесс разложения государства. Вскоре к власти в стране пришел человек, так и не научившийся грамотно говорить на языке Пушкина, Лермонтова, Толстого, Достоевского. Смесь «французского с нижегородским» – малороссийского, была настолько неубедительна народу, что навевало мысли об абсолютной недалекости партийного функционера времен запоздалого Брежнева. Серость суждений о демократических началах оттолкнула народ от так называемого плюрализма, ускорения и перестройки, что и случилось в начале дешевой компании по переустройству советского общества.
В драматичные моменты истории России начала 90-х годов ХХ столетия, находясь в запасе, разведчики 80-й отдельной разведывательной роты дивизии воевали в своем государстве с не меньшим врагом: бюрократизмом, застоем, партийной косностью коммунистических лидеров, тормозивших развитие страны. Мне не стыдно ни за одного своего парня, с кем я под душманскими пулями выполнял воинский долг. Каждый из нас нашел место в переродившейся стране и честно выполнял обязанности гражданина, достойного лучшего к себе отношения со стороны государства.
А пока я смотрел на бойцов специальных операций ВДВ с гордостью командира и старшего товарища, готового помочь в трудную минуту в бою, повседневной солдатской жизни. Много отдыха для разведчиков не бывает: необходимо восстановить физические силы, отдохнуть от перегрузок и снять внутреннее морально-психологическое напряжение. Последнее, пожалуй, главное: физическое восстановление приходит после 8-9 часов хорошего сна, морально-психологическое равновесие может не состояться. Оно имеет особенность его накопления до критической массы, после чего происходит взрыв, выраженный любыми неадекватными действиями, порой, с тяжелыми последствиями.
Чертовски опасное состояние внутреннего дисбаланса человека, выполнявшего боевые задачи в тылу противника. Командир работает на упреждение опасных явлений в коллективе, для чего старается быть рядом с солдатом в его повседневной жизни, где его внутренние эмоции проявляются ярче. Отчасти это происходит потому, что человек расслабляется вне выполнения боевых задач, он на виду у сослуживцев, товарищей по оружию, поэтому я часто говорил с разведчикам о дембеле – трепетной теме солдат. Разговор о будущей жизни вызывал положительные эмоции. Кому, как не мне, знать такую простую вещь в солдатском коллективе? Беседы, общение – позитивный элемент влияния на психику молодого человека. Даже на политических занятиях я находил возможность уйти от темы лекций, чтобы поговорить с солдатами, что называется, за жизнь.
Они до сих пор помнят минуты свободного отступления от тем политических занятий. Недавно из Лондона мне позвонил Александр Бусыгин, разведчик моего взвода, первым сказавший мне такие слова:
– Командир, очень хорошо помню политические занятия, где Вы говорили не только о Брежневе и Политическом бюро, состав которого я помню до сих пор, но и вели задушевные беседы о жизни.
Это Бусыгин сказал! Думаю, лучшей оценки в отношениях офицера с солдатами просто не выдумать.
На днях из Ирака звонил мне Андрей Азарнов: «Спасибо Вам, Валерий Григорьевич, что научили нас настоящему делу – воевать!».
Разве имеют цену слова моих подчиненных, сказавших их мне через 30 лет после начала афганской войны? Андрей Азарнов окончил несколько академий, полковник, выполнял специальные задачи в Афганистане в начале 2000 года, Китае, Ираке, других странах. До сих пор находится на боевом посту, защищая интересы России за рубежом. Я горжусь своими разведчиками, и мне сегодня не стыдно за прожитую жизнь, зная о достойной смене, которая служит на благо Великой России, ее могущества и процветания.
ГЛАВА 43
Спустя много лет, появилась возможность поведать о внутреннем психологическом состоянии каждого из нас, разведчиков, при выполнении боевых задач в тылу жестокого и коварного противника. Отчасти эта тема была мной освещена несколько выше, но я коснусь ее вновь, потому что в Афганистане мы подвергались опасности не только на боевых заданиях - всегда. Опасность для жизни, как внешний фактор воздействия на человека, имела место повсюду, но сейчас мы поговорим об опасности особого рода - смертельной, крайней степени риска, когда в боевой задаче солдат, офицер объективно рискуют погибнуть. Насколько получится мне заглянуть в душу к самому себе, чтобы приоткрыть ее сокровенные уголочки, выразить сложность противоречивого состояния в минуты опасности – судить читателю, но определенно одно – очень непросто находиться в зоне смерти и при этом выдержанно и уравновешенно выполнять поставленные задачи и… остаться в живых. Многих людей, не испытавших состояние смертельной опасности, интересует вопрос: страшно ли было в бою, на заданиях в тылу у "духов"? Вопрос, задаваемый мне бесконечное количество раз в беседах с молодежью, в воинских коллективах, учреждениях образования всегда заставлял меня отвечать на него жестко, конкретно и по делу. Теперь же я позволю себе немного пофилософствовать на эту тему в гуманитарном, духовном аспекте проблемы.
Понимание смертельной опасности, ее ощущение каждой клеточкой тела происходит всегда, когда высшая нервная система сигнализирует: «Опасность». С этого момента организм живет и работает в условиях действия этой команды. Он по-разному реагирует на опасность, у каждого это состояние выражается неодинаковыми физиологическими признаками, в том числе - внешними. Мы все индивидуальны, имеем свою и только свою комбинацию генного кода и по-своему воспринимаем чувство опасности, как фактор психологического воздействия на психологический механизм человека. Организм оценивает ее самостоятельно на основе восприятия, анализа и выводов, формируя собственную защиту относительно степени риска в условиях действий. Условно я бы опасность разделил на следующие степени риска: минимальная, относительная, смертельная. Уточняю сразу: они все допускают смертельный исход, но в каждом отдельном случае шансов остаться в живых где-то больше, где-то - меньше, но просчитать в бою, на задании возможные риски и степень опасности не всегда удается. Конечно, мне, как командиру, положено оценивать ее в условиях боевых действий, но бой, разведывательные действия в тылу противника имеют высшую категорию опасности, в которой рассчитать возможные варианты развития событий не представляется возможным.
В любом виде боевых действий бой может развиваться в непредсказуемом для нас, командиров, направлении. Косвенные факторы появляются оттуда, откуда их никогда не ожидаешь, и бой приобретает совсем иной характер, иной исход. Соответственно, степень опасности уменьшается, или, наоборот, увеличивается в динамике событий. Организм реагирует на все изменения, происходящие в зоне опасности: мозг анализирует развитие событий, оценивает опасность, дает команду на реакцию человека. К примеру, опасность снизилась, я оцениваю ситуационную обстановку: «Ух, пронесло», – выдыхаю, вытирая потный лоб. Или видишь, что противник обходит, создавая угрозу для жизни, он уверен в своих силах и готовит атаку на уничтожение - в голове проносится: "Ах", – мозг включается в режим «Смертельная опасность», дает команду на конкретные действия. Будут ли они правильными или нет – другой вопрос, но он заставляет принимать решения, мобилизуя организм на работу сверх его возможностей.
Человек в минуты смертельной опасности открывается с самой неожиданной стороны: может совершить бесстрашный поступок, может растеряться и войти в ступор, из которого трудно его вывести, а потом с трудом себе самому объяснить, что же с ним произошло. Может поддаться панике: потерять над собой контроль, совершить неадекватное действие. В этой ситуации внешний фактор один – смертельная опасность, а внутренних факторов – сколько угодно: морально-психологическая подготовка, физическое состояние, готовность бороться за жизнь, личные качества и боевые возможности, поддержка товарищей, способность быстрого принятия грамотного решения и т. д. Вот здесь-то и проявляется клиника реакции организма на опасность. Как человек не только воспринимает ее, но и как реагирует во внешнем и внутреннем проявлении.
Постараюсь применительно к себе выразить реакцию организма на смертельную опасность. Для меня набор клинических реакций всегда был примерно одинаков. Они выражались в совокупности примерно одинаковых внешних и внутренних признаков, комбинации которых в различных случаях отличались друг от друга, но «букет» признаков был одним и тем же. Внешне опасность отражалась на мне набором классических признаков реакции организма: дрожь в коленях, когда руки и тело были в порядке, но коленки отбивали барабанную дробь "Марша славянки". Иногда судорогой сводило челюсти даже после того, как опасность уже миновала. Я их долго не мог разжать - зубы сжимались в сработанный капкан до немеющей боли в челюстном отделе. Частые позывы к оправлению естественных надобностей не только по «легкому», но и «тяжелому» – тоже сопровождали меня в режиме опасности. Озноб прокатывался волнами по спине и рукам, вызывая «мурашки» по телу. Что было, то было.
Внутренние проявления выражались общим волнением на сложившуюся ситуацию в целом. Это можно сравнить с прыжком с парашютом: волнение, выраженное необычным, противоестественным действием, которое предполагает совершение шага в бездну. Высота вызывает боязнь, если даже смотреть на нее с девятого этажа жилого дома, а здесь надо шагнуть в нее и делать что-то грамотное. Тем не менее, этот шаг при сильном, но контролируемом человеком волнении делается, и дальнейшие действия позволяют ему уверенно управлять парашютом, выбирать точку приземления, приземляться. Так и при выполнении боевой задачи: есть четкое понимание риска, опасности для жизни, есть волнение - сильное, захватывающее, оно заставляет быстрее осмысливать происходящее, принимать быстрые решения, действовать в интересах выполнения приказа.
Есть такое понятие – страх, которое я объясняю следующим образом: состояние психологического состояния человека в режиме бесконтрольной реакции на возникшую ситуацию. Человек теряет способность мыслить, совершать разумные действия, то есть попадает в состояние психологической гибели. Говорят, страх парализует, это, действительно так. Страх толкает человека к любым, не поддающимся никакой логике, действиям. Вспомните 1-ю Кунарскую операцию, о которой я рассказывал выше, проанализируйте действия отдельных персонажей и вам многое станет понятным. Сознание, разум мечутся в противоречиях друг с другом, заставляя совершать безумные действия, которые в последствии приводят к гибели. Паника, выход психики человека из работы нормального режима – процесс носит неуправляемый характер, требующий решительного вмешательства товарищей из вне.
Поэтому не будем смешивать в одну хорошую рюмку вина безумие и действия человека, вызванные временным смешением чувств. Вы думаете, у меня не было смешения чувств у кишлака Паймунар, когда я увидел «духов», охватывающих группу с обеих сторон? Они же могли нас уничтожить в течение несколько минут! Сколько было ситуаций при выполнении боевых задач, когда наши головы готовы были отделиться от тел! Но находили же мы варианты, чтобы избежать этого? Контроль над собой, своими действиями должен быть исключительно постоянным!
Бой – ситуация, которая развивается быстро. Она может продолжаться несколько секунд, но при этом принести непоправимые потери. Реакция, мышление должны быть настолько быстрыми и грамотными, чтобы не позволить противнику перехватить инициативу и диктовать условия боя. Мгновенное принятие решения в сочетании с железным отпором врагу, нанесением ему максимального ущерба, перехватом инициативы и развитием успеха жесткими, стремительными действиями. Здесь не надо церемониться и помнить о таких общеизвестных вещах, как гуманность, человечность – это пустое. Только огонь, огонь и еще раз огонь! Захват пленных, допрос, получение информации, удар ножом и вперед развивать успех! «Шкалить» противника по полной, лишать его глоточка воздуха, давить всеми силами и средствами! Никакой жалости к шакалам в человеческом обличье – только пуля приведет их к милосердию на этой земле! Поверьте мне, это так! А на том свете пусть они вымаливают милость Аллаха, авось поможет, у меня возражений нет.
Нам, разведчикам, помогало наработанное самообладание, появившийся опыт, желание – проявить себя в сложнейших ситуациях, а главное показать свой десантный разведывательный кураж. Без него мы бы ничего не сделали в бою! Это важный психологический момент состояния разведчиков ВДВ, несущий в сердце великое предназначение к ВОЙСКАМ ДЯДИ ВАСИ! Почувствовав силу и способность противостоять врагу в боевых операциях, у нас появилась дерзость, разумный подход к уничтожению коварного и жестокого противника.
Еще не раз я вернусь к внутреннему состоянию каждого из нас при выполнении боевых задач. В разведке это особенно важно и характерно. Мы действуем в тылу противника, вдали от главных сил, где у начальника разведки не всегда имеется возможность оказания нам своевременной помощи в случае попадания в засаду, эвакуации раненых, убитых. На это необходимо время, решения старших командиров, наличие соответствующих сил и средств. Мы, как правило, предоставлены самим себе по роду своей деятельности и можем рассчитывать только на свои возможности: смекалку, личную подготовку, выдержку и волю к победе. В боевой деятельности в Афганистане мы, разведчики, искали не каждого, а только нужного нам противника. Это специфика разведки! Нам нужен был только тот вражина, который был для нас носителем информации, другой противник нас не интересовал, с ним мы старались не встречаться во имя выполнения главной цели – задания. Не потому, что мы были не готовы к принятию боя, а потому, что перед нами были совершенно другие цели, подходы, приоритеты. Профессионализм выполнения боевых заданий разведчиками ВДВ в душманском тылу как раз и состоял в том, что они решались нами тихо и незаметно – разведка любит тишину! Еще раз повторяю: мы – тени, летучая мышь – эмблема военной разведки.
Внутреннее состояние каждого из нас в тылу противника очень напряженное. Враг повсюду и встреча с ним нежелательна, она может произойти неожиданно по воле стечения обстоятельств, и тогда мы вынуждены принимать, как правило, неравный бой. От этой ситуации мы уходим всеми возможными способами, поэтому напряжение зачастую просто зашкаливает. Поверьте мне, на самом деле, тишина, очень страшное состояние. С одной стороны, она необходима! Это значит, что противник нас не видит и не знает о нашем присутствии в его тылу, с другой - она невыносима непредсказуемым развитием событий. Пробираешься ли ты в горах, лесной местности – тишина, спокойствие – вроде бы все как надо, но в любой момент она может взорваться выстрелами и разрывами гранат. Поэтому, мы, разведчики, уважаем тишину, для нас она добрый знак, но мы ее и боимся. Что она принесет нам в следующую минуту? Как повернется? Только Богу известно.
В общевойсковом бою все гораздо проще: завязалась схватка, ты так или иначе видишь противника, контролируешь его, принимаешь решения. Нет дикого напряжения в его ожидании: командир отдает боевые приказы, производит перегруппировку сил, средств. Идет боевая работа, где каждый из военнослужащих знает место, роль в боевых порядках подразделения.
В разведке не так. Бой нам, во-первых – не нужен! Но он может возникнуть в любой минуту. Постоянная тревога в ожидании боевого столкновения с противником – очень тяжелый и напряженный момент. Он отнимает все резервы душевных и физических сил – мне тишина всегда была неприятной. До сих пор я ее боюсь! Бывает, просыпаюсь ночью и трясусь в неописуемом страхе – синдром отдаленных последствий после десятков лет окончания войны. Мне неприятны американские боевики и тем более наши, доморощенные, где «рейнджеры» творят в бою чудеса храбрости, при этом ковыряясь зубочисткой во рту. На самом деле все далеко не так: после боя трясет и колотит – организм реагирует на нестандартную обстановку бурно и болезненно. Но замечу, трясучка больше всего приходится на время после боевого столкновения. Во время боя принимаешь решения, действуешь, мозг контролирует ситуацию, дает команды на выполнение задач, и нет сопереживательных моментов в опасности. Знаешь, что она подстерегает тебя везде и всюду, принимаешь меры по ее минимизации, продолжая выполнять поставленные задачи. Другое дело после боя, на базе, особенно ночью, когда расслабляешься и в мозгу "прокручивается" прошедший бой – вот когда приходит страх, приходит ужас!
Морально-психологическое состояние разведчиков при выполнении боевых задач я раскрыл в рамках психологических ощущений, когда в условиях смертельной опасности сознание работает в режиме общего надрыва. Это тоже важный момент, требующий предельного контроля своих действий при выполнении задач, принятие быстрых и грамотных решений. Важно и такой момент: самого себя подчинить главной задаче, направить волю, усилие на ее выполнение. Героями не рождаются. В определенный момент боя создается обстановка, когда подготовленный человек совершает нечто такое, что недоступно другим. Организм помимо воли человека реагирует на опасность вне желания последнего совершать геройские поступки. Солдаты, военнослужащие на войне всегда подвержены опасности, и они это понимают. Сознание в зоне боевых действий адаптируется к режиму этого состояния и ставит его в нужные рамки повседневной деятельности. Не хочу сказать, что привыкаешь к опасности. Совсем нет. Сознание ставит организм в условия, когда опасность становится образом жизни и происходит адаптация на уровне подсознания. Морально-психологическое состояние военнослужащих, действующих в боевой обстановке, требует системной тренировки под руководством специалистов и командиров.
До сих пор иногда вскакиваю ночами от страха, пришедшего во сне видения какого-либо боя, имевшего место много лет назад. Буквально колотит от переживаний пришедшего сновидения. Пот заливает глаза, трясутся колени, зубы стучат по стакану с холодной водой – лучше с водкой. Страшное состояние, постепенно переходящее в спокойствие, но в эту ночь уже не заснешь. Лежишь, вспоминая бой во всех его подробностях, он может быть не самым жестоким и напряженным, но мозг подсознательно откликнулся именно на него – вот и вспоминаются события давно минувших дней…
Есть такое понятие, как подвиг – высшее напряжение душевных, моральных и физических сил. На поле боя создается обстановка, в которой избранники судьбы, способные на подвиг, с риском для жизни совершают действия, которые соратники по бою относят к героизму. Такие действия, как правило, изменяют его ход к победе. Я это рассказываю потому, что последствия боевых действий оставили в каждом из нас неизгладимые впечатления. Спустя много лет в разных вариантах они всплывают в памяти и подолгу не отпускают от себя, живой картинкой встают перед глазами, как будто и не было последних лет: молодые лица ребят и время, где мы еще все живы… Не рассказать об этом будет несправедливо, не получится полной картины войны. С одной стороны дерзкие боевые дела, с другой – сопереживания их последствий. Одно с другим неотделимо. Это важно понять не только воевавшим, но и тем, кому не дай бой Бог, придется столкнуться с войной…
…Морально-психологическая подготовка частей Советской Армии, призванных с оружием в руках вести боевые действия в Афганистане, конечно же, не соответствовала требованиям боевой обстановки. Сложной и драматичной оказалась она для контингента советских войск. Я подвергнул критике военачальников, бросавшихся в боевые действия в звене батальон – бригада, не потому, что они не соответствовали своим должностям – время было такое, а потому что ни их не учили, ни они сами не умели делать того, что необходимо на войне. Конечно же, не их дело решать задачи тактического уровня. От этого страдало оперативно-стратегическое направление боевых операций советских войск, которое не приводило к изменению обстановки в нужной нам динамике в рамках страны.
Военачальники прекрасно знали о слабой боевой подготовке частей и соединений, вошедших в Афганистан, поэтому стремились собственным присутствием в войсках эффективно влиять на ход боевых операций с меньшими потерями. Они рисковали собой, честью, репутацией, но вынуждены были бросаться в огонь боевых действий, организовывая взаимодействие, согласования боевых операций. Конечно же, честь и хвала Маршалу Советского Союза С.Л. Соколову, бесстрашно бросавшемуся в самые горячие районы боевых действий, генералу Меримскому. Они понимали в минуты суровых боев, что ротой должен командовать командир роты, а батальоном – командир батальона, но поступить другим образом они не могли – честь, долг высших офицеров Советской Армии заставлял их быть в передовых рядах воинского контингента. Такова реальность тех пламенных дней.
Слабое управление войсками, отсутствие современных средств связи не позволяло быстро менять динамику боевого столкновения, совершать маневр в ходе боевой операции. Неспособность командного звена полк – бригада – дивизия к быстрому реагированию на изменение обстановки, к принятию грамотных решений, заставляло руководство Оперативной группы Министерства обороны лично прибывать в войска для обеспечения взаимодействия и организации боевых действий. Высший командный состав вынужден был личным вмешательством решать несложные тактические задачи, с которыми могли бы справиться командиры батальонов, полков. Но сложившаяся порочная практика организации боевой подготовки Советской Армии не научила самостоятельности командиров самого действенного звена: батальон – полк – бригада принимать решения на бой, отдавать боевые приказы смело, решительно и доводить их исполнение до логического завершения. Поэтому высшее руководство Министерства обороны СССР, владея сложившейся ситуацией, лично выезжало в районы боевых действий для увязки простейших вопросов. Без их личного участия войска стояли, не зная ни задач, ни маневра, ни противника, постоянно подвергаясь нападениям моджахедов.
Душманы хорошо чувствовали нерасторопность, неуверенность, замешательство советских войск, использовали их недостатки в свою пользу. Удар следовал за ударом. Нашим подразделениям приходилось только «огрызаться» огнем стрелкового оружия, артиллерии, чтобы сохранить себя и боевую технику. Терялось время, отсутствовало взаимодействие с авиацией, другими подразделениями, находившимися по соседству для нанесения совместных массированных ударов по противнику, уменьшавших его боевой потенциал. Поэтому мы видели Маршала Советского Союза Соколова на самых важных в боевом отношении направлениях, пытавшегося властью, данной ему, привести в порядок войска для организованного вступления в бой.
Другим военачальникам армейского звена, также приходилось, что называется, курировать свои подразделения, вступившие в боевые столкновения с противником. Командиры батальонов, полков, выполнив ближайшую задачу в рейдовых операциях, зачастую не знали последующей задачи, дальнейшего порядка действий. По открытым средствам связи, которые контролировались противником, они уточняли задачи у старших начальников. Совсем неудивительно, что на пути движения наших войск устраивались засады, завалы, менялись русла рек, арыков для размывания дорог, устанавливались мины, фугасы. Первые рейдовые операции, в том числе в провинцию Вардак уезда Бехсуд в мае 1980 года показали, что противник отлично ориентируется относительно путей нашего движения и заблаговременно принимает меры противодействия продвижению колонн бронетехники.
В итоге первой рейдовой операции невозвратные потери дивизии составили: тринадцать солдат и офицеров убитыми и около двух десятков раненых. Начальнику инженерной службы 350-го гвардейского парашютно-десантного полка майору Курлюку, командиру разведывательной роты этого же полка гвардии капитану Литошу, есть о чем рассказать, вспоминая эту операцию. И мне многое вспоминается. Со своими разведчиками я принимал участие в первом для дивизии рейде, за успешные действия в котором был награжден орденом Красной Звезды, мои разведчики – боевыми медалями.
Я рассказываю о рейдовых операциях в Афганистане, их организации, тактике, чтобы читателю было легче ориентироваться в действиях командиров различных степеней, оценивать обстановку со своей точки зрения и главное – понимать, почему события развивались именно таким, а не другим образом, возможно, более эффективным и разумным. Основные причины были мною изложены выше и, к сожалению, они не всегда играли важную роль по конечному результату боевых действий. Кураторство, создание дополнительных звеньев управления (оперативные группы) откровенно вносило сумятицу в процесс ведения боя. Командиры батальонов, полков, оглядываясь на начальников вышестоящих штабов, не брали на себя ответственность на принятие нужного, своевременного решения, чтобы нанести поражение противнику. Упускалось драгоценное время: противник безнаказанно уходил, либо в командирской неразберихе наносил удары и скрывался на базах в горах. Надо обязательно было помнить, что в бою динамика событий менялась каждую минуту, секунду, командиру отводилось мало времени на оценку обстановки, принятие решения и отдание разумного боевого приказа. Это очень важный фактор в управлении боевыми действиями, которые носили еще и абсолютно непредсказуемых характер.
Противник воздействовал со всех сторон, маневрировал, заходил в тыл, фланг, уходил и вновь появлялся, перегруппировавшись, атаковал с направления, откуда его совсем не ждали. Командиру в таких ситуациях важно было не терять время на различные уточнения, согласования по средствам связи, а быстро и решительно реагировать на обстановку, работать по противнику всеми имеющимися в его распоряжении силами и средствами. Командир должен быть способным к самостоятельным решениям, независимым от различного рода кураторов, оперативных групп, центров боевого управления. Ему необходимо работать по задаче энергично, не оглядываясь назад, принимать решения на бой и бить противника, бить.
ГЛАВА 44
Для советских солдат и офицеров афганская весна 1980 года явилась начальным классом постижения опыта жестоких боев с отрядами моджахедов в составе крупных рейдовых группировок. Но окончание операций не приносило радости войскам – потери в личном составе и технике затмевали успехи, носившие, как правило, временный, частный характер. Тем не менее, личный состав обретал в боях опыт ведения боевых операций с применением бронетехники, артиллерийских систем, авиации. Командиры испытали себя на способность к управлению войсками в настоящем бою с решением вопросов взаимодействия с различными родами войск. Личный состав, понюхав пороха, прочувствовал свист душманских осколков и пуль, горечь потерь товарищей. В войсках формировалось понимание о бое, имеющего целью достижения победы, как о серьезной, кропотливой работе воинских коллективов, начиная от его подготовки до завершения эвакуации раненых и погибших.
Сложившаяся обстановка с началом активной фазы боевых действий и проведения войсковых операций диктовала штабам соединений армии о необходимости организации системной работы по добыванию о противнике разведывательных данных, его местоположении, намерениях. Без разведывательной своевременной и достоверной информации о боевом потенциале душманских отрядов ведение против них боевых операций было малоэффективным и обречено на провал. Противник, находясь в постоянном движении, менял базы, места дислокации, оседал в кишлаках для проведения полевых работ, опять уходил в горы, маневрировал, выискивал уязвимые места для нанесения по ним быстрых ударов, после чего скрывался в недоступных ущельях.
Над тактикой противника, применяемой им в различных видах атакующей деятельности, мы, разведчики, много работали, анализировали и набирались боевого опыта. Командуя разведывательными подразделениями соединения до конца 1981 года, я со своими разведчиками участвовал во всех рейдовых операциях, проводимых 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизией в провинциях Вардак, Пагман, Парван, Кабул, Каписа, Логар и других. Появившийся опыт боевых действий с использованием техники в горных, отрезанных от центра уездах, мы, разведчики, успешно применили при уничтожении душманских отрядов в кишлачных массивах и «зеленках». Именно в этих мероприятиях нами была отработана тактика молниеносного охвата районов оседлого проживания сельского населения, пополнявшего душманские отряды, где мы проводили специальные операции по захвату «языков», складов с оружием, боеприпасами, отвоевывали у «духов» кусочки территории. Наши интересы распространялись на кишлачные зоны, в которых приобреталась практика ведения боя в условиях жилых сооружений, осваивалась тактика действий в зеленых массивах, отличавшаяся особым способом перемещения на местности с ограниченной видимостью. И, слава Богу, воевали без потерь!
Активная деятельность разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии позволила расскрыть замыслы противника о формировании им крупных отрядов для нанесения советским войскам наибольшего поражения. В провинциях, прилегавших к Кабулу, полевые командиры планировали крупномасштабные операции, пополняя отряды местным населением. Они его на базах готовили для боевых операций против советских войск.
В провинциальных и уездных центрах, контролируемых вооруженной оппозицией, действовали исламские комитеты и законы шариата. «Борцы за веру», вступавшие на путь войны с неверными подвергались активной религиозно-психологической обработке религиозными деятелями - муллами, которые, зачастую, возглавляли вооруженные формирования. Дисциплина у них была – железная! Эту информацию разведчики дивизии добывали тяжелейшей работой на износ в условиях максимального риска для жизни.
Обстановка накалялась. Правительство Кармаля было в полной неспособности, чтобы закрепиться властными полномочиями на местах и проводить там внятную государственную политику, быть убедительным народу в своих реформах и преобразованиях. Руководство Афганистана во главе с Бабраком Кармалем, отсиживаясь в Кабуле, не влияло на ход событий. Причины пассивного поведения руководителя Афганистана я анализировал выше, напомню лишь о том, что Бабрак уже понял ответ на ключевой вопрос: сельское население, составлявшее основу афганского народа, приняло сторону его противников. Все меры, прнятые им для укрепления собственной власти в стране, были исчерпаны: 40-я армия втянута в боевые действия с оппозицией по всему спектру афганских проблем, но это не дало желаемых результатов, а, значит, не было смысла в посещениях уездов, провинций, подвергаясь риску нападения пособниками заклятых врагов. Он отсиживался во дворце под охраной батальона десантников и пил от безысходности «горькую», время от времени показываясь на приемах высших лиц государства и военного руководства ограниченного контингента. Ничего не поделаешь, оставалось уповать на Аллаха – Всемилостивого и Милосердного.
Оперативная группа Министерства обороны СССР под руководством Маршала Советского Союза С.Л.Соколова после соответствующих консультаций с Москвой, приняла решение на активные боевые действия в центральных провинциях страны с целью подчинения их афганскому правительству. Таким образом, к маю 1980 года обстановка в Афганистане сложилась в пользу проведения крупных рейдовых операций, которые становятся основным механизмом уничтожения вооруженного сопротивления оппозиции, именно на них ложится вся тяжесть боевых действий .
Душманские отряды нападали на колонны советской техники, места постоянной дислокации, минировали магистральные и другие дороги. Тактика действий противника «укусил – отскочил» работала полным ходом! Возникшая необходимость в уничтожении сил душманского сопротивления решительными мерами, привела к планированию крупномасштабных боевых операций с привлечением в них большого количества личного состава и техники. Высшее командование предполагало жесткими мерами выбить почву из-под ног оппозиции, лишить ее инициативы в нападениях на советские и правительственные войска. Не думаю, что в вопросах планирования рейдовых операций у руководства оперативной группы Министерства обороны СССР и командования 40-й армии было единство. Предполагаемые потери личного состава при уничтожении душманских отрядов, баз, складов с оружием, отвоевании административно-территориальных образований были несоизмеримо выше расчетных. Тем не менее, операции готовились и сводились к привлечению к ним мощных войсковых группировок, которые маршем перебрасывались в труднодоступные районы боевых действий, где они силой оружия решали задачи павшего в кому правительства страны.
Кунарская операция уже показала эффективную тактику противника в создании им преград на путях движения колонн с организацией на них засад, завалов, а также способность воздействия огнем на боевую технику и личный состав советских войск. С мерами ответного противодействия противнику в рейдовых операциях формировались отряды обеспечения движения (ООД) для осуществления ими деблокации путей сообщения. В них включалась инженерная, специальная и вспомогательная техника, которая обеспечивала движение колонн боевой и другой техники по задействованным в операциях маршрутам, расчищала завалы, минновзрывные заграждения. Препятствия на проездных коммуникациях, как правило, минировались душманами изощренным образом, в том числе - минами-ловушками. Расчистка техникой проездных путей сообщения от осыпей осуществлялась под огнем пртивника, саперы обезвреживая мины, фугасы, вынуждены были вступать в бой с засадными группам противника собственными силами или при поддержке парашютно-десантных подразделений. Спешиваясь, десантники занимали склоны хребтов, расположенных вдоль дорог и связывали боем подвижные отряды душманов, зачастую, в жестких и невыгодных для себя условиях, стараясь сбить противника с позиций, занявшего вокруг господствующие высоты. Зачастую «духам» удавалось навязывать правила боя советским войскам, провоцируя их на спешивание с боевой техники, а затем - втягивание в «огневой мешок», в котором они дерзкой атакой наносили поражение и безнаказанно уходили в горы.
В быстроменяющейся в бою обстановке ситуация порой складывалась таким образом, что для спешивания и прикрытия колонн на марше командирами планировались одни подразделения, имевшие опыт ведения боевых действий в горах, но развитие событий в боестолкновении ставило их в такое положение, что им приходилось спешивать другие, в том числе – технические, тыловые, которые едва владели оружием. А связь с вертолетами, которую мог осуществить только подготовленный офицер по соответствующеим средствам связи? Сигнальные ракеты, дымы, обозначавшие свои подразделения и противника? Командиры, способные определить свое местоположение относительно ориентиров, чтобы навести вертолеты на цель? Их было немного в таких ситуациях... Способных. Все эти нестыковки во взаимодействии и управлении боем приводили к потерям в личном составе и технике. Армейская авиация, как и артиллерия, могли по ошибке несведущих начальников, нанести огневой налет по своим же подразделениям, харкающим кровью и кусками легких под огнем противника.
Механизм выполнения задач рейдовыми группировками «привязывался» к их организованному накануне взаимодействию с артиллерией, авиацией, разведывательными и другими подразделениями. Я рассказываю об этом не потому, что об этом мало кто знает, а потому что самому неоднократно приходилось делаться маленьким-маленьким, чтобы уберечься от снарядов своих же «Градов», гаубиц и вертолетов. Почему-то в именно этих моментах на их экипажи и расчеты порой не действовали наши дымы, сигналы, связь по радио – авиация и артиллерия «молотили» по площадям, а до десанта в горах им было "хоть не рассветай". Неопытные офицеры был и в авиации, и на пунктах управления огнем артиллерии, да, мало ли причин на войне, которые приводили к досадным и несогласованным действиям между штабами, подразделениями, приданными и усиливающими десант средствами, а значит – потерям? Поэтому до обидного жаль, что в такой вот не самой сложной обстановке погиб начальник штаба 350-го парашютно-десантного полка майор Иванов, заместитель командира по политчасти этого же полка гвардии майор Гуринов. В том же бою, просто не за что, погиб заместитель командира парашютно-десантной роты старший лейтенант Валерий Федоровский и половина отделения десантников. Случаев таких было сколько угодно!
Первая рейдовая операция 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии началась ранним утром 1 мая 1980 года и проводилась она в провинции Вардак, уезд Бехсуд – в ста девяносто пяти километрах юго-западнее Кабула. Боевая операция планировалась заранее, что позволило подразделениям, принявших в ней участие, качественно подготовиться к техническому обеспечению марша привлекаемых войск на большое расстояние в условиях высокогорья и жаркого климата.
В операции задействовался 1-й батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка с приданными средствами, артиллерийские подразделения соединения, оперативная группа дивизии под командованием генерал-майора Рябченко Ивана Федоровича. Сформированной группировкой 350-го гвардейского парашютно-десантного полка командовал гвардии подполковник Шпак Георгий Иванович. От 80-й отдельной разведывательной роты дивизии в состав рейдовой группировки вошел экипаж радиостанции Р-142 на БТР-Д во главе со старшим лейтенантом Анатолием Родиным (на телецентре его заменил Сергей Коробицын) и разведывательная группа, которой посчастливилось командовать мне.
Район предстоящих боевых действий в уезде Бехсуд пострадал от ударов правительственной авиации Амина, которому долгое время не удавалось подчинить себе провинцию Вардак, поэтому наша задача состояла не только в боевой операции по уничтожению душманских формирований, но и в доставке населению продовольствия, предметов первой необходимости. В боевых порядках дивизии шла техника, груженная мукой, продовольствием, другими товарами, которые предполагалось раздать местному населению, полагая, что нашу миротворческую "миссию" оценит афганский народ глубинки, к которому «шурави» пришли с благими намерениями. Мысль на первый взгляд была радужной и заслуживающей внимания едва ли не всех европейских гуманитарных институтов, внимающей дехканами, ждавших от нового правительства и братского советского народа помощи. Возможно, все бы так и получилось: красиво, впечатлительно, но не в стране, воевавшей столетия со многими завоевателями.
Излишне говорить, что афганские племена составляют мусульманское сообщество, для которого война, извините – благо, несущее возможность попадания в рай, где, погибших в войне с гяурами мужчин, будут лелеять семьдесят две чернооких гурии. Цивилизации с незапамятных времен страдали от войн, в которых гибли ни в чем не повинные люди, но это в принципе не относилось к афганским племенам, для которых состояние войны – нормальное явление в их размеренной духовной жизни. В свое время сей невероятный факт открыли такие великие полководцы, как Александр Македонский, Чингиз Хан, Тамерлан, принявшие своевременные решения о выводе своих войск с территории нынешнего Афганистана.
В данном случае важно понять основы фундаментальной философии афганских племен, в которой война создает им блага, условия для продолжения жизни. Людские потери в войнах пополняются за счет молодого поколения, рвущегося в бой с малолетства. Надо помнить об афганских женщинах, с тринадцати лет приносящих по ребенку в год, тем самым пополнявших потомство родов и кланов, которое к двенадцати годам с оружием в руках сражается за честь племени, идеи ислама и достаток в семье. Поэтому рейдовые операции советских войск с проникновением их в отдаленные провинции страны, несмотря на то, что несли в себе гуманитарную составляющую, были заблаговременно обречены на провал. Мы в любом случае для афганского народа были иноверцами, гяурами и подлежали презрению и уничтожению. Афганский народ не приемлет подачек неверных: дети будут недоедать и умирать от голода, но не возьмут пакеты специального пайка, предназначенного для питания. Наглядный пример вторжения в 2001 году американского контингента в Афганистан показал, как тысячи тонн продовольственной помощи, сброшенной с самолетов беднейшей части населения, отверглось им, несмотря на голод и недоедание. Это Афганистан, а не страна европейской цивилизации, о чем я напомнил читателю вначале повествования, Афганистан – это больше, чем Восток, его изучают тонко, деликатно, прикладывая к этому душу и сердце, чтобы понять гордый своеобразный народ, его культуру, самобытность и самоопределение.
Рейдовая операция с участием частей и подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии была разработана по всем правилам военного искусства. Частям и подразделениям, вошедшим в рейдовую группировку, были поставлены задачи, организовано взаимодействие, в том числе – с авиацией и артиллерией. Был учтен опыт предыдущих боевых действий, в том числе – Кунарской операции, поэтому войска готовились к маршу с учетом особенностей предстоящей операции: накануне были проведены тактические занятия, стрелковые тренировки, отлажена система связи, отработаны задачи на картах, схемах и макетах местности. Выдвижение рейдовой группировки в район предстоящих боевых действий планировалось при поддержке боевых вертолетов МИ-24, которым была поставлена задача на сопровождение "ниточки" на всю ее глубину. С точки зрения замысла операции, решения, принятого на ее проведение, предусматривалось несколько вариантов, которые должны были осуществляться отработанными схемами "акамедических" заготовок.
Подготовительная часть операции прошла в спокойном и рабочем режиме. Штабом группировки было организовано взаимодействие с ротой специального назначения афганской армии, которой задача ставилась в ограниченном плане – мы еще помнили кровавый Кунар. Находясь в резерве командира дивизии, ей была приказано следовать в колонне главных сил группировки и быть в готовности действовать в пешем порядке по уничтожению душманских отрядов. Емко, весомо, но без конкретной задачи и раскрытия замысла операции.
Мы, разведчики дивизии, на первом этапе операции находилась в резерве командира дивизии с целью решения неотложных или внезапно возникающих задач. Готовность к действию разведывательной группы составляла пять минут, определенных мне комдивом при постановке задачи.
Наиболее возможные варианты, которые могли иметь место на боевых действиях, я "проиграл"с разведчиками с карандашом в руке и листочком бумаги, на практике, создавая условные ситуации на марше, спешивании по прикрытию саперов, прикидывал способы их выполнения. Накануне не упустил возможность поработать с боевой техникой в предгорьях Ходжа Раваш, так как это был первый случай выполнения задания такого плана на боевых машинах. Наводчики-операторы на полигоне отработали практику стрельбы из орудия 2А28 осколочной гранатой, спаренного пулемета. Сокращенные экипажи боевых машин потренировались в спешивании, общевойсковом бою, отражении нападений на колонну. Готовились серьезно.
Моя разведывательная группа имела боевой опыт разведывательных операций, засадных действий, ребята были обстреляны, владели собой, принимали грамотные решения и были способы самостоятельно, в отрыве от главных сил, решать поставленные командованием задачи. В них я был уверен: ходил с ними в поиск, засады, каждого знал в бою, а вот техника вызывала тревогу: расстояние до района боевых действий высокогорным маршрутом составляла сто девяносто километров в одну сторону. Механики-водители не вылазили из боевых машин, занимаясь регулировкой агрегатов, ходовой части, топливных насосов, смотрели главные и бортовые фрикционы, натяжение гусениц. Работы хватало. Наводчики-операторы обслуживали вооружение, прицелы, снаряженные ленты пулеметов, выстрелы к орудию. Шла кропотливая работа подготовки боевой техники к предстоящим боевым действиям.
Много времени мною было уделено приведению оружия к нормальному бою: стрелкового, коллективного, вооружения БМД-1, были пристреляны автоматы, гранатометы, снайперские винтовки. Сверху на броне был закреплен боевой запас (ящики с патронами и гранатами, мешочки с дополнительным боекомплектом), термоса с питьевой водой, загружена теплая одежда - на марше предстояло преодолевать перевалы высотой до 3500 метров с вечными снегами, мерзлотой и морозом до 15 градусов.
Размещение необходимого для войны имущества и снаряжения сверху на броне обеспечивало разведчикам в десантных отсеках БМД относительные удобства для ведения наблюдения за маршрутом, противником, спешивание в случае необходимости прикрытия оперативной группы дивизии. К выполнению боевой задачи разведывательная группа 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, экипаж радиостанции Р-142 Анатолия Артемовича подошли ответственно и серьезно. Начальником разведки дивизии майром Скрынниковым был проведен строевой смотр (без него не обходилось ни одно боевое мероприятие), о чем было доложено начальнику штаба дивизии полковнику Петрякову. Мы были готовы к войне на боевой технике!
Время выхода в рейдовую операцию было известно мне из полученной накануне боевой задачи, поэтому подъем личного состава разведчиков, принимавших в ней участие, я произвел в 3.00 ночи. Завтрак, экипировка личного состава, посадка в машины прошла по графику расчетного времени. Участвующие в операции подразделения дивизии в парках запустили двигатели, от рева которых проснулась половина Кабула, и «вытягивали» технику к местам построения колонны. Боевая и специальная техника, выдвигаясь по полю через позиции боевого охранения, занимала места согласно схемы построения «ниточки», но клубы поднятой пыли, свет фар в темноте, ослепили глаза командиров, механиков-водителей. В условиях ограниченной видимости ряд командиров, потеряв ориентировку, увело свою технику не туда, куда следовало. Перепутав места построения, они «воткнулись» за другими подразделениями, внеся сумятицу в порядок построения колонны. Командиры выскакивали из машин, куда-то бежали, уточняли, возвращались, искали свое место в колонне – находили, но оно оказывалось занятым техникой соседней части. Им ничего не оставалось делать, как «вклинивать» свои машины в колонну, где придется, чтобы не отстать и не потеряться в этой броневой армаде.
А что творилось в эфире? Мат-перемат служил лучшим средством управления войсками! И это правильно! В противном бы случае, «духовские» «слухачи» узнали бы о замыслех первой крупнейшей боевой операции десантников до ее начала, но русский мат в эфире ими был не постижим! А наши офицеры все понимали: одни командиры затыкали рот другим, требуя режима радиомолчания, другие, наоборот, «рулили» открытым текстом, словно на плацу военного городка, добиваясь докладов своих подчиненных. Такая была "карусель"! Включившись в сеть командира дивизии, я услышал краткие шифрованные доклады связистов, знающих, что такое дисциплина связи, в сети начальника разведки работа также была корректной, внятной, (подполковник Горовой, начальник связи дивизии, научил своих подчиненных режиму связи), но, переключившись на маршевую частоту колонны, я опять услышал такое!.. Ну, да, ладно!
Во всей этой неразберихе мне было проще: бронетранспортеры батальона связи имели множество антенн и были видны издалека – оперативная группа дивизии, мне за ними. Осторожно, чтобы не переехать бойцов парашютно-десантных подразделений, метавшихся от одной машины – к другой, я на трех своих «коробочках» подъехал к командному пункту группировки. Выбрав удобный момент, «втиснулся» в общую колонну, о чем тут же доложил начальнику разведки. Получив «добро» от майора Скрынникова, я сидел на связи, слушая затихавший в эфире перемат – войска постепенно, разбираясь в обстановке неразберихи, находили свои места в маршевой колонне.
Поступила команда «Вперед». Исходный рубеж преодолели во-время и без проблем, но это еще было не все: впереди - Кабул, его мы должны пересечь с северо-востока на юго-запад к выходу на трассу Кабул-Газни, ведущую в провинцию Вардак. Забившая глаза и уши пыль скрипела на зубах, она была на лице, щекотала под «хэбэшкой», белесым слоем покрыла броню. Пыльной инверсией закрыло направление выхода на дорогу, в темноте я почти не различал, идущей впереди машины, попытка "привязаться" к местности по карте окончилась ничем. Ориентировался относительно окраин Кабула и освещенных элементов аэродрома, но определить свое местоположение на местности я не брался. В ориентировании по топографической карте я был неплохим специалистом, но «зацепиться» за ориентиры, характерные предметы в поле моего зрения, которые бы помогли в определении точки моего положения, все не представлялось возможным. Сидя на башне, крутил головой, чтобы понять, где же я нахожусь? Пока не осенило – контуры хребтов. Есть! Схватил!
Склад ГСМ… Азимут – двести сорок, четыреста метров западнее… Проекция контура хребта на карте … Визуально… Проводим линию до пересечения с азимутом. Все! Точка пересечения – мое положение на местности! Но мы были в движении, значит, точка – величина переменная, ее необходимо все время корректировать, сверяя с картой и местностью. С этого момента ориентирование я проводил с оценки положения хребтов, линий водораздела, которые «привязывал» к карте и сличал с рельефом. Результат был поразительным! Далее маршрут движения с выходом в заданный район я держал на контроле.
Каково же было Литошу, командиру разведывательной роты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, который вел рейдовую колонну в район боевого применения! Даже в кошмарном сне в тот момент в мою голову не могло прийти, что по окончании операции, я получу приказ командира дивизии эту же самую колонну вести назад, через Кабул, где в одном из его городских кварталов я встряну в такую ситуацию – хоть стреляйся. Помогла выдержка и опыт разведчика, иначе бы - конец, в самом прямом смысле этого слова.
Кабул трепетал от грохота брони «шурави», растянувшейся на несколько километров. "Гусянкой» вскрывая асфальт, броня утюжила улицы спящей столицы и, словно ножом, разрезала город на две неравные части. Выйдя на автомагистраль, она «утонула» в прохладе утреннего ветерка, обдувавшего десантников.
– «03», обстановка?
– В порядке, отставших нет, – доложил по радио Нищенко, замыкавший оперативную группу.
Тремя боевыми машинами разведывательной группы я прикрыл несколько радийных машин «Демос» и БТР-Д «Сорока», обеспечиващих связь группировки со штабом армии.
– Внимание. Следить за режимом.
Опасаясь перегрева силовых установок в высокогорье, от которого увеличивалась нагрузка на двигатели, я требовал от механиков контроля за показаниями приборов.
«Пробежавшись» глазами по карте, оценил расстояние до поворота в ущелье – пятнадцать километров, после которого начинается подъем на гребни трех мощнейших перевалов горной гряды Гиндукуша: Ао-Бен-Кутал – 2850 метров над уровнем моря, Унай – 3352 метра, Навар-Кадир – 2680 метров, накрытых покрывалом вечных снегов. Серьезное испытание перевалами предстоит пройти водителям колесных и гусеничных машин. Они им станут вехой профессионализма и мастерства!
Следуя по равнинной с виноградниками и полезными культурами местности, я невольно поражался трудолюбию местного населения, работавшего на полях примитивными орудиями труда. Высохшие и выгоревшие на солнце до черноты мужчины в широченных штанинах и длинных рубахах единого цвета и материала, взмахивающие мотыгами при обработке земли. Пацанята, бегущие стайками вслед за машинами – это уже радовало, значит, «духовской» засады поблизости не было. Тишина! Тишина и отсутствие людей в кишлаках – вот, где крылась опасность встречи с душманским зверьем.
Командиры отслеживали маршрут, ориентируясь на открытой местности, анализировали возможные действия душманов на пути движения. Сомнений не было: будет или не будет воздействия на колонну, я по карте и местности оценивал возможные места душманских засад. Потом бросил пустое занятие – это может случиться сейчас, через минуту, две, потому что «духам» удобно на всем протяжении маршрута долбить нас с горных хребтов. Но естественные сужения в ущельях все-таки выделил в отдельную группу ориентиров, как возможные позиции душманских засад, где можем столкнуться с ними в открытом бою. Это «песня» другого жанрового искусства, у которого совершенно иные подходы – мы специалисты засад, налетов, захватов, поиска, но идти в атаку по пехотной тактике, мне бы откровенно не хотелось. Мои парни понимали особенность новой задачи, на что я их нацелил на занятиях в предгорьях Ходжараваш: потренировал перебежки от укрытия к укрытию, контроль флангов, тыла, поработал над нюансами боя, близкого тактике мотострелковых подразделений. Такая уж специфика разведывательных подразделений, которые носят разноплановый характер.
Неровными, порой судорожными рывками, колонна боевой техники поворачивала направо, и длинной змеей осторожно втягивалась в ущелье, заросшее ивняком и высоченными чинарами. Впереди был Вардак. В провинцию от Кабула вела единственная дорога, которую была задействована огромным количеством техники и с нее нам отныне не свернуть ни вправо, ни влево – только вперед! С этого момента душманам открылся незамысловатый замысел «шурави» о районе проведения войсковой операции, контуры которого обозначались ущельем, поглотившим группировку вместе с ее техзамыканием.
Тут же в душманские базы полетели сигналы о противодействии войскам «гяуров». Ответные мероприятия «духов» последуют незамедлительно, в рабочем порядке: исламский комитет оценит русскую группировку на предмет нанесения ей поражения средствами минновзрывных заграждений, засад, нападений. Поставит задачи визуальной разведке, отслеживающей наши действия днем и ночью на маршруте движения, подрывникам, которые на единственной дороге установят заряды на козырьках узких ущелий, на обочинах дорог. Срабатыванием взрывчатки осыпется скальный грунт, которым перекроется проезжая часть. Завал душманы усилят миной-ловушкой, поставленной на неизвлекаемость, она разнесет все вокруг по мере расчистки камней и разгрузки мины. Выше я рассказывал о «духовской» тактике минирования, поэтому останавливаться на ней подробно не буду.
Вот о чем я думал, подъезжая к уездному центру Майданшахр, откуда колонна, повернув направо, начнет втягиваться в глубокое и довльно широкое ущелье. Все! Готовность номер один! С одной стороны, мы прикроем оперативную группу в случае нападения на нее из засады, с другой – немедленно действуем по неожиданно возникшей задаче. Повернув орудие машины на козырек отвесного хребта, нависшего над нами, я расположился таким образом, чтобы верхняя часть тела защищалась открытым люком башни, а нижняя находилась за корпусом брони. Такое положение тела позволяло контролировать пространство на приличное расстояние, и помогало избежать пулевых ранений от засадных групп противника, занимавших позиции с обеих сторон дороги.
На открывшемся слева обрыве, механики сбросили скорость, чтобы не вылететь не нароком за габариты "грунтовки", сплошь покрытой камнями. Пыль, жара, пот вместе с грязью заливали глаза, вызывая раздражение, боль. Шлемофон сдавил голову, словно тисками, от проклятого зноя гудела голова. Разведчикам, находившихся в боевом отделении БМД, было откровенно тяжко.
– Обстановка, Сафаров? – спросил я по внутреннему переговорному устройству заместителя.
– Нормально, товарищ лейтенант, но засыпало пылью и броня раскалилась!
– Терпи, брат, «кондеров» нам не выдали, будем жариться.
– До «дембеля-то» немного осталось, товарищ лейтенант. Потерпим.
– Хвалю за оптимизм.
Действительно, для Сафарова, Орлова и Фетисова эта боевая операция была последней, по возвращении на базу они увольнялись в запас. Жаль было расставаться с этими парнями, но об этом мы еще поговорим! Сколько с ними было пройдено горных дорог, перевалов, жестоких боев и походов в разведку! Гену Баравкова назначу заместителем, его уже готовлю к этому важному шагу. «Учебки» он не заканчивал, был доморощенным сержантом, всего достиг трудом, добросовестным отношением к делу и преданностью разведке. Этого было достаточно в нашем деликатном деле. В Геннадия я верил: он был требователен к подчиненным, быстро реагировал в сложных условиях, пользовался уважением в коллективе, владел местным наречием. На место Баравкова возьму сержанта из учебного подразделения. Парня выберу лично, как это принято у нас в разведке. Впрочем, это все еще впереди…
Множество антенн оперативной группы, следовавшей впереди моего взвода, пугало – ориентир для противника, указывающий на центр боевого управления. По Кунару мы знали, что у «духов» к органам управления войсками - особое внимание. А что было делать? Связь по радиостанциям УКВ диапазона могла осуществляться только при развернутых антеннах, поскольку горные хребты являлись экраном для его волн. Радиостанциям КВ было проще: связь ими будет обеспечена, но антенны все равно необходимо разворачивать, что опять же обращает на себя противника. Поэтому, в случае засады, «духи», вероятней всего, ударят по оперативной группе – привлекательная мишень.
– Сокуров, передай - соблюдать питьевой режим.
– Понял, товарищ лейтенант.
При жаре в 45 градусов лучше всего перетерпеть желание пить. Если этого не сделать, придет конец. Организм затребует еще большее количество жидкости, при этом жажда не утолится, а усилится, провоцируя обезвоживание организма, потерю сознания, смерть. Лучше потерпеть час – полтора, станет легче. Запаса воды у нас хватит. Тылы группировки ею обеспечены, а вот в районе операции не будет источников ее пополнения. Вода являлась основным возбудителем гепетита, поэтому к ней были особые требования: засыпали такую концентрацию хлорки - зубы вязало, но ничего не поделаешь…
Колонна, свернув с магистрали, около часа следовала по ущелью. Первые часы суматохи прошли, ажиотаж прекратился, установилась дисциплина связи с нормами радиообмена: позывным, шифрованным координатам рабочих карт. Обстановка стала спокойней в плане движения к намеченной цели, но это ничуть не обманывало внутреннее ощущение тревоги. Противник нас "вел" на маршруте, наблюдая за колонной с горных хребтов, он присматривался, оценивал, прикидывая, с какой позиции ударить. Это было знакомо.
Местность не создавала уверенности в спокойной жизни, где мирные дехкане работали на полях и виноградниках. Сейчас время его обработки, но вдоль дороги то и дело разбитые и сожженные кишлаки. По характеру разрушений – работала авиация, артиллерия. Амин огнем и мечом утверждал свое положение главы правительства. Очевидно, население к власти относилось плохо: не видно сеточек полей, террас, засаженных рисом, другими культурами – полная разруха, покинутые места проживания. Люди спрятались в ущельях и плато, где выращивали скот, виноградник, возделывали рисовые поля и мак... Народ полон жажды мщения за порушенное хозяйство, убитых соплеменников...
Командование дивизии ориентировало командиров подразделений: после карательной акции Амина в уездах провинции не было правительственных войск, власти, способной организовать жизнь народа, попавшего под раздачу Саурской революции. Хотя власть-то была: душманская, исламских комитетов, проводившая улучшение народной жизни куда эффективней правительственной. Пострадавшее от «революционных» преобразований население, устроив в горах базы, имело оружие, опыт боев не только с аминовскими войсками, но и с отрядами разных племен, пытавшихся подчинить его себе или просто ограбить. Оно было обозлено на всех и, несомненно, будет жестко противодействовать нашей военно-гуманитарной операции.
Между тем колонна приближалась к хребтам, раскинувших скалы вдоль обеих сторон дороги. Начинался горный массив. На карте я отметил: дорога, постепенно сужаясь, вела к дефиле – узкому проходу между хребтами.
– Зуев, отпусти БТР вперед. Двигайся след в след, – дал я команду механику.
БМД замедлила ход, отстав от машины оперативной группы – так Зуеву лучше видно дорогу. Техника здесь, вероятно, проходила нечасто: камни, расщелины, раздолбанные обочины. Какой-то транспорт здесь, вероятно, появлялся, и вновь зависала тишина над разбитой дорогой.
Узкий участок ущелья начинался отвесной скалой, нависшей над нами с правой стороны проезжей части. Высунувшись из башни, осмотрел гребни хребтов, откосы скал - мне сразу это все не понравилось.
– Я «Сокол». Внимание всем, готовность полная, спешивание по команде, прикройтесь «коробочками».
Командиры отделений доложили о готовности работать в пешем порядке. Включившись в сеть начальника разведки, услышал истошный с надрывом голос:
– Нахожусь перед техническим замыканием, обстрелян из стрелкового оружия. Есть «трехсотые»...
«Началось...». Замыкание было не более, чем в двух километрах у меня за спиной: «духи» нас пропустили, а "хвост" колонны обстреляли из стрелкового оружия.
В сети комдива суматоха продолжалась: инструктажи, уточнения, дополнения, отмена команд. Командиры, перебивая друг друга, открытым текстом давали в эфир никому не нужные указания. Из всего эфирного бедлама я понял - на подлете «двадцать четвертые», которые прикроют колонну на опасных участках и обеспечат выход группировки в район первой ночевки.
ГЛАВА 45
Колонна втянулась в ущелье с широкой плодородной поймой, дававшей населению небольших кишлачков урожаи с раскинувшихся по обоим берегам реки Майданруд обширных плантаций виноградников. Стремительная артерия живительной влаги, обеспечивая систему арыков и кяризов, орошала высушенные на солнце земли, от которых кормились многодетные семьи дехкан. Обветшалым в длинных рубахах правоверным землю в вечное пользование отдал Аллах и только ему – Создателю, принадлежало великое право распоряжаться ею по усмотрению вне зависимости от желания власти земной. С раннего утра и до позднего вечера ее обрабатывали мужчины в свободных одеждах, высоко взмахивая мотыгами над потными затылками в черно-бордовых тюбетейках и засаленных лунгах. Земля кормила жителей вылепленных из глины кишлаков, давала им жизнь, созидание и, поэтому, отношение к ней афганских племен носило во все времена чрезвычайно особый характер – на ней, как и на воде, лежала воля Всевышнего.
Мои размышления мешались с радугой брызг, веером поднявшихся над мутной волной у порогов и леденящим зноем от белого-белого солнца в зените. Осматривая привычным «прищуром» изрезанные русла речонок, склоны хребтов, тянувшиеся вверх к перевалу, я пытался увидеть нечто такое, что вызывало бы чувство тревоги. Еще не понимая, что рассуждения мои били набатом, перекликаясь колокольцами мыслей в очумевшей от жары голове. Я с ужасом и восхищением оглядывался на железную махину рейдовой группировки напичканной танками, артиллерией, системами залпового огня, растянувшейся по ущелью на километры. Мы вторгались в нечто материальное и духовное, неведомое нам, что было святым для этих изнеможенных непосильным трудом сельчан. Этим символом в их понимании была земля и вода, которыми распоряжался Творец, сотворивший мироздание по своему образу и представлению! Вторжение армады иноверцев на исконные земли дехкан начисто разрушало их представления о содержании хадисов Пророков, с которыми те обращались к мусульманам по велению воли Аллаха.
Испещренный арыками ландшафт, купаясь в зелени плодоносных деревьев, поднимался выше к заснеженным хребтам и там, у горизонта, он касался безумно синего неба. Аллегорией казались мне разрушенные взрывами бомб кишлаки, заваленные фрагменты дувалов, соседствуя с могилами кладбищ, утыканных шестами с кусочками материи различных цветов. «Не простят нам вторжения покойники и оставшиеся в живых дехкане! Не простят они нам дерзости, пришедшей к ним с севера», – думал я, вытирая рукавом «комбеза» лицо с потеками грязи на впалых щеках.
Об этом, наверное, думали все командиры, внимательно вглядываясь в окружающий их пейзаж: необыкновенный, завораживающий чудной природой и следами войны. Мечом и огнем прошлось по нему изгнанное недавно правительство, а новое вообще отличилось – привело с собой «шурави». Не придумать страшнее греха в этих местах! Насколько это воспринималось личным составом группировки, раскисшим от пыли за горячей броней – не знаю, но мирная иллюзия, окружавшая нас, была только иллюзией, и что-то во мне надломилось. Появившееся ощущение неловкости за бесцеремонное вторжение «брони» в порушенное войной ущелье, осторожно подбиравшейся к своим интересам, сменилось на усталость и почти равнодушие.
Привалившись к люку башни боевой машины, я чувствовал себя, если не мишенью, которую могли расстрелять в любую секунду, то объектом пристального внимания зачумленных средневековьем людей, бросавших нам вслед из подлобья взгляды, плескавшейся в них ненависти и неприкрытой вражды. Появление русских в этих местах было для них определенной неожиданностью, которую они, вероятно, компенсируют тем, что вернутся с полей в кишлаки, где на подворьях сменят хозинвентарь на автоматы Калашникова и «буры». Выйдут в ночь на дорогу, и будут ждать «броню» «шурави», чтобы ударить по ней с остервенением из всего, что стреляет, оставшееся у них после интервенции английской Короной.
Откуда нападут? Отовсюду! С любой скальной расщелины, из-за каменных кладок, разделявших земельные участки, из плотной «зеленки», в избытке растущей в пойме реки, «козырька» гряды, нависшего над дорогой. А мины? Фугасы? – Это отдельная история, о которой я рассказывал выше: рванут ли они через секунду, час или позже – от нас ничего не зависело. «Духи» уж больно ушлые стали или как говорит Баравков – умные. Оставалось лишь запастись терпением и внутренней улыбкой, предоставив себя судьбе, надеюсь, благосклонной к каждому из нас.
Замысел рейдовой операции в его постановочной части: размытый, нечеткий, меня откровенно не радовал. Толи мы были волонтерами, оказывающими помощь населению, толи инструментом наведения «революционного» порядка в так называемой «глубинке». В разведке у нас по-другому! – Конкретная цель, способы ее достижения и вперед! Здесь же получается, вроде как нам надо «переиметь» ситуацию, исходя из того, что, если вы, дехкане, лояльны к нам и встречаете с миром, мы вам – хлеб! Нет? Получайте море огня! В этом замысле было нечто такое, что без ложного кокетства я бы назвал – делегированием карательных функций предыдущего правительства – нам, «шурави» с целью уничтожения оппозиционных формирований чужими руками. Раздвоенность задачи не нравилась в принципе, поэтому развитие дальнейших событий я ожидал без особого энтузиазма. Это мне помнится точно!
Извилистая, разбитая со времен короля Дауда дорога, прижавшись правой обочиной к подошве вытянутого подковой хребта, поднималась к одному из трех перевалов – Ао-Бен-Кутал. Трудно себе представить, что нас ожидало в его верхней точке – «седловине», по мере продвижения к нему маршрутом, который уже начинался с проблем: механики доложили о греющихся на подъеме двигателях боевых машин. Тем более, меня, командира, беспокоил, едва ли не терявший сознание, личный состав, изнывавший за броней от жары и духоты. На любую опасность требовалось наше мгновенное реагирование со спешиванием с техники и принятие боя в невыгодных для нас условиях. В горах необходима свежая и соображающая голова, легкость на подъеме и кураж. Не растеряем ли мы все это в «парилках» десантных отсеков БМД?
Вынырнувшие из ущелья «горбатые» со звоном пронеслись над головами, обследуя «ниточку» на пути к перевалу. Слаженной парой они «прошлись» над руслом речонки и, взмыв над гребнем, «провалились» за водоразделом в мареве полуденного зноя. «Двадцать четвертые» с воздуха прикрыли головную походную заставу, и поддержат ее в случае воздействия на нее душманской засады. Не случайно «бороздят» ущелье «горбатые», возможно, комдив нацелил их и на поддержку разведчиков Литоша, спешившихся на склоны хребтов.
– Внимание, «Стрела», – циркулярным по радио даю команду командирам отделений, – я «Сокол», усилить наблюдение на марше.
Сержанты доложили об усилении внимания к участку суженного прохода между отдельной вершиной Ходжамайдани-Баба с отметкой 2342 метров над уровнем моря – слева и раздвоенным не очень глубоким ущельем горного массива – справа. Место было во всех отношениях удобное для организации душманами засады, с него была реальная возможность нанесения по колонне огневого поражения и успешного отхода по мандехам в горы.
– «Двадцатому», – командую Баравкову, – контролируешь ущелье и гребень склона справа, огонь на поражение при воздействии «духов» по «ниточке».
– Понял, «Сокол».
– «Тридцатый», не спускаешь глаз с горушки слева – задача та же.
– Понял вас, – ответил Нищенко.
Двумя боевыми машинами я держал на прицеле опасные места в секторе наблюдения экипажей, сам же «шарил» стволом изрытые берега нескольких речонок, откуда было не менее удобно ударить по колонне из гранатометов и скрыться в кяризах, где уж «духов» ни за что не найти.
Приоткрытые люки десантных отделений не создавали прохлады или доступа свежего воздуха, пыль с выхлопом из эжекторов сгоревшей солярки, идущих впереди машин, забивала глаза. Не терять сознания! Держаться и только вперед!
– На участке … завал, двигаться не могу, – слышу в наушниках встревоженный голос.
«Труба дело», – фиксирую воспаленной от жары головой, похоже, «духи» наращивают усилия по противодействию колонне. Возможна засада. Ситуация усложнялась искусственно сооруженным «духами» завалом, который необходимо отряду обеспечения движения расчистить и, возможно, разминировать, что требовало времени и особой сноровки.
Обеспечение движения головной походной заставы (ГПЗ) возглавлял начальник инженерной службы 350-го гвардейского парашютно-десантного полка майор Курлюк: опытный и грамотный офицер, специалист своего дела. Видимо, он и доложил комдиву о завале по радио. Таким образом, на командира разведывательной роты полка Николая Литоша ложилась задача прикрытия саперов при проделывании ими прохода в завале. Пока инженерная техника будет «распихивать» груду камни за обочину дороги, разведчики прикроют их со склонов хребтов. Но для выполнения этого замысла разведке «полтинника» необходимо было подняться в горы и занять удобную для возможного боя позицию. В случае, если душманы попытаются атаковать колонну или ООД, полковые разведчики прикроют их огнем стрелкового оружия и попытаются «сбить» противника с ритма ведения по «ниточке» прицельного огня. В последующем не исключено такое развитие событий, что разведроте полка придется выдвинуться по склонам хребтов параллельно дороге и прикрыть колонну, используя свое преимущество в высоте. Не позавидуешь полковой разведке: сильнейший перепад тех же самых высот, огонь противника и возможность попадания под «раздачу» своих же вертолетов. Внимание, слышу очередной доклад комдиву:
– Принял решение, обнаруженную в завале мину, уничтожить накладным зарядом. Прием!
– Убрать людей за укрытия и работайте!
Бесстрастно ответил комдив Курлюку.
Что еще выдумывать? Взрывом толовой шашки сдетонировать мину или фугас, затем, подчистить бульдозером проезжую часть и вперед – на перевал, чтобы там, выставив охранение, устроить ночевку.
На расчистку скального грунта «козырька» гряды, обрушенного на дорогу подрывом взрывчатки, ушло около полутора часов. ООД осторожно последовал дальше, скорость его движения не превышала двадцати километров в час, что обеспечивало, с точки зрения Курлюка, маршевую безопасность колонны. Далее дорога расширялась, образуя на откосе террасы – засеянные площадки обработанной почвы, нисходившие к руслу реки, несущей кусочкам полей мутные, но нужные урожаю воды. Шум ее потока заглушали ревущие натужно двигатели, но он угадывался быстрым течением, крутившим водовороты и бурунами, сносившими переправы из тонких жердей.
Горный массив таил в себе опасность разбросанными в ущельях кишлаками, прилепившихся к берегам узких, но быстрых речушек, летящих с вершин ледников с синеватым отливом. «Духовская» местность – не иначе», – думалось мне, она имела множество скрытых выходов к трассе и, конечно же, задействовалась противником для атак на колонну. Единственный шанс, предоставленный нам «духами» в качестве форы, исходил не из снисхождения к «шурави» или там – растерянности, а в неорганизованности к отпору огромной группировке советских войск. Но это временное, а, значит, не стратегическое упущение…
Дымами была обозначена площадка приземления, на которую уже нацелились «восьмерки» – появилась возможность эвакуации раненых и оказание им медицинской помощи. «Двадцать четвертые» прикрыли их посадку. Образуя круг над нашими головами, они хищно рыскали, наблюдая за местностью. Пострадавших разместили в одном из вертолетов, из другого выгрузили запасные части к боевым машинам, что-то еще. Хлопая винтами, «вертушки» взлетели вдоль русла реки, прикрытого стволами парашютно-десантных подразделений. В открытой двери ведущего борта я вдруг увидел, стоявшего в полный рост, Андрейчука. Николай прилетал за ранеными. Помахав вертолетам, улетавшим по ущелью, я рассчитывал, что Николай заметит меня, но, увы – это было невозможно.
Поступила команда «Вперед». Колонна, вытянув длинное тело, поползла вверх к перевалу. Дорога, забираясь выше и выше, принесла ветерок с вечных снегов – свежий, прохладный. Дышалось легче и пыли убавилось – покрытие было сплошь из камней и мелкой щебенки. Полдень. Время обеда. Война войной, а перекусить не мешало.
– Я «Сокол», двадцать минут на прием пищи, как поняли?
– Поняли, – доложили командиры отделений.
Спокойно перехватим сухого пайка, водички, что будет дальше – трудно сказать, а подкрепиться бы надо. Расположившись в башне боевой машины таким образом, чтобы можно было вести наблюдение вправо, я ополоснул руки из фляжки с водой.
– Товарищ лейтенант, – протянул банку с беконом Сафаров, сухари, рыбный паштет.
– Спасибо, Серега.
Ложка со мной. Быстро покушали, прижимаясь к триплексам для наблюдения. Хлебнули водички с сахаром, макая в нее сухари и галеты. Можно воевать и дальше.
Кажется, успели, доклад в эфире – в районе кишлака Джальрез путь преградила река. Колонна остановилась, обеспечение движения Курлюка принимало меры к преодолению водного препятствия. Пытаюсь понять: насколько глубока водная преграда? Арык, думаю, метр глубиной и не очень широкий, но ситуация прояснилась позже: очередным завалом «духи» изменили направление водного потока, направив его на проезжую часть. Дорога оказалась размытой, под водой образовались вымоины, которые сходу технике преодолеть невозможно. Справа скала, слева арык, размывший дорогу, в результате чего колонна оказалась зажатой в ущелье. Преграда была настолько серьезной, что лишила колонну маневра, а время было за полдень. В горах темнеет быстро и, возможно, «духовский» сюрприз устроен для ночи – в темное время ударить по «ниточке».
Разведчики «полтинника» во главе с Николаем Литошем вышли на гребень хребта с целью прикрытия саперов Курлюка, которым необходимо было определиться в отношении тактики соприкосновения с «духами» и быть под контролем «вертушек». Обе задачи требовали слаженного взаимодействия и не допускали вольности в принятии решения старшим начальником. Душманы находились рядом, наблюдая за обстановкой с оборудованных, не исключаю, заранее позиций и были готовы открыть огонь по колонне. Но что-то их удерживало от активных действий! Все было за ними: территория, горы, ненависть, жажда мщения! Или смущала махина, которая к ним пришла, сила, которая в их среде была уважаемой членами общества, племени? Может, испытывали опасение, что наша авиация отработает по кишлакам и разнесет жилую зону вместе с их семьями? Возможно. Они выжидали, оценивая крупную группировку «шурави», которая без агрессивных пока намерений втягивалась в двухсоткилометровое ущелье нагорья Хазараджат.
Раздавшийся впереди колонны взрыв бросил меня на место наводчика-оператора, я припал к прицелу и «прошелся» стволом орудия по правому хребту, куда спешились разведчики Литоша. Горы, горы, камни и синее небо! Больше ничего я не увидел. Возникшая пауза подтянула к оценке обстановки с позиции противника. Что задумал бородатый душман? Как поведет себя в этот раз? Наблюдаем, пытаясь разобраться с заминкой, но пока ничего не говорило о боестолкновении с противником. По обмену в радиосети выяснилось, что саперы подорвали грунт для отвода воды с проезжей части, сейчас они засыпали промоины.
Через час поступила команда вперед. Подъехав к месту преграды, я осмотрел дорогу и в очередной раз поразился ушлости «духов». Место ими было выбрано у протекающей вдоль проезжей части реки, к которой с обеих сторон подходили хребты. Рассчитав нужную мощность взрывчатки, они несколькими взрывами направили воду на дорогу, отрезав тем самым колонну от трассы. «Ниточка» оказалась в беспомощном состоянии и, в случае атаки сверху, не могла оказать сопротивления. Узкое ущелье с нагромождением скал не позволяло развернуть артиллерию, боевую технику, чтобы каким-то образом оказать сопротивление атакующему нас противнику. Удобнейшее место для организации засады! Как тут не оценишь? Нестандартное в данном случае решение Курлюка, позволило взрывом отвести хлеставший на дорогу водный поток, и в короткие сроки устранить преграду. Колонна продолжала движение.
«Духов», вероятно, спугнули вертолеты, «утюжившие» колонну вдоль и поперек. Отказавшись от нападения днем, они, скорее всего, уповали на то, что подъем на перевал еще только начинался, и не торопили события. Противник умел выжидать. Двигаясь вверх по извилистой дороге, колонна несколько раз была обстреляна «духами», но как-то лениво, исподволь. Командиры подразделений, не останавливая технику, давали команду на огонь сходу, раненых и убитых по докладам не было.
Преодолев кусочек маршрута без особого воздействия противника, мы вышли к седловине перевала Ао-Бен-Кутал. Он не показался нам сложным: подъем был не очень крутым, проезжая часть позволяла протиснуться технике вверх, но в условиях гор боевой потенциал ее вооружения было невозможно применить на полную мощь. Орудия и спаренные с ними пулеметы не поднимались на нужный угол ведения огня по целям, расположенным над нами. Погрешность исправляли дедовским методом, ставя боевые машины на камни носом к верху для увеличения угла возвышения орудия, позволявшего вести огонь осколочной гранатой на гораздо большее расстояние. В нашей ситуации применить этот метод мы не могли: отвесная стена почти терлась о правые борта машин, что ограничивало поворот башни в нужную нам сторону.
Нельзя было переоценить дальновидность командира дивизии генерала Рябченко, принявшего решение устроить ночевку на перевале. Взяв под контроль ближайшие к нему высотки, подходы, опасные выходы от горного массива, мы успели за светлое время расположить боевую технику таким образом, что ею прикрылись от нападения душманов. Разведывательная рота «полтинника», действуя по периметру лагеря, была в готовности к отражению атак противника. Мы же, обслужив и дозаправив технику, подготовили ее к дальнейшему маршу, отдохнули перед следующим днем настоящей войны.
Ночь прошла спокойно, «духи» постреливали, но больше всего для того, чтобы самим не заснуть и не быть застигнутыми врасплох разведкой «шурави». Позавтракав утром следующего дня, командиром дивизии были уточнены задачи, колонна стояла в ожидании команды на марш. Понравилась постановка задачи командиром 350-го гвардейского парашютно-десантного полка подполковником Шпаком: спокойно, уверенно, без надрыва. Основой группировки был его полк, и Георгий Иванович в полном объеме проводил мероприятия ее боевого обеспечения.
Одетый в «песочку» генерал Рябченко был в неизменных темных очках, он невозмутимо сидел на раскладном походном стульчике, наблюдая, как подразделения дивизии преодолевали очередное препятствие. Не вмешиваясь в действия командиров, он поглядывал на часы, контролируя, как очередная рота преодолевала рубеж. Забегая вперед, отмечу: после прохождения перевала Навар-Кадир группировка преодолевала водную преграду – Гильменд. Противник воздействовал на колонну мелкими группами, но командир дивизии с невозмутимым спокойствием сидел в тенечке у берега реки на том же стульчике, наблюдая, как дивизия форсировала реку. Он спокойно отдавал распоряжения по радиостанции через находившегося рядом связиста или Павла Лаговского, который сопровождал генерала. Комдив уверенно на всех этапах руководил выходом группировки в район боевых действий.
Наконец-то, поступила команда, и колонна двинулась на обратную сторону перевала – предстояло преодолеть самый трудный участок маршрута. Не задерживаясь, мы спустились в долину на ровное плато, откуда начинался сложнейший подъем на Унай – перевал вечных снегов, где был только снег, лед и мороз.
Не успев спуститься в долину, чтобы оглядеться и сосредоточиться на трудном подъеме, были атакованы протвником, появились убитые. Сопровождая колонну на параллельных маршрутах, «духи» обстреляли ее из стрелкового оружия. Мелкими группами душманы вели огонь с разных направлений, уходили в горы, вновь появлялись, наносили поражение и прятались в ущельях.
Вертолеты висели над нами, работая по обнаруженному противнику «нурсами», пушками, авианаводчики уточняли им цели. Замена вертолетных пар происходила в воздухе: одни вертолеты, расстреляв боекомплект, уходили на базу дозагружаться, другие, подлетая, сопровождали колонну. И так в течение всего светлого дня продолжалась работа армейской авиации. Насколько эффективно она трудилась, сказать невозможно, «духи» хоть и лениво, но держали нас под постоянным огнем.
Около полудня начался подъем на Унай, в этот момент душманы, численностью до двадцати человек, вышли к рубежу атаки на оперативную группу. Мы увидели их в полукилометре от нас на гребне хребта. Они перебегали к защитному козырьку из камней, и попали нам на глаза в приборы наблюдения. «Духи» ошиблись дважды. Первый раз, когда не учли время развертывания артиллерийской батареи, которая была в составе оперативной группы. Я впервые увидел слаженную работу расчетов на скорость. Развернув гаубицы на прямую наводку, артиллеристы открыли огонь. «Духи», не успев оправиться от огневого налета, заметались, взрывы разметали их по гребню, а вершина скрылась в дыму.
Развиднелось, ничего не было видать, все смешалось на плато, по которому минутой раньше бежали душманы.
– «Сокол, ответьте «10», прием, – слышу в эфире.
Признаться, я не сразу сообразил, что это меня вызывает офицер связи командира дивизии. Замешкался.
– «Сокол», я «10», прием.
С хрипотцой отвечаю в эфир:
– Я «Сокол», прием.
– Надо быстрей отвечать.
– Понял.
– Срочно прибыть к «10», прием.
– Есть.
До командно-штабной машины генерала Рябченко было метров триста. Собственно, мне видна его «коробочка», на которой сидели офицеры оперативной группы. Протиснувшись на БМД мимо техники, стоявшей на дороге, я выскочил из башни и подбежал к комдиву.
– Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
Комдив был возбужден, его эмоции хлестали через край.
– «Духов», Марченко, наблюдал?
– Так точно, товарищ генерал.
– Что скажешь?
– Артиллеристы накрыли.
– Сколько времени надо, чтобы подняться и оценить результат?
Внутренне сжавшись, ответил:
– Если без «духовского» огня, за час-полтора поднимусь. Если…
Комдив перебил:
– Марченко, «вертушки» над нами, артиллеристы, зенитчики прикроют. Разведчики Литоша спешились, время тебе два часа.
– Понял, товарищ генерал, разрешите выполнять?
– Давай, разведчик, будь внимательней.
– Есть.
Через пару минут я был у своих.
– Сафаров, уходим в горы, на сборы две минуты.
– Есть, товарищ лейтенант.
Без суеты, надев разгрузочные жилеты, проверили гранаты, магазины.
– Фляги с водой.
Через минуту группа стояла в одну шеренгу, Сафаров доложил о готовности.
– Слушать боевую задачу: по «духам» отработала артиллерия, необходимо подняться наверх и оценить результат. Дозор, группа прикрытия в прежнем составе. Связист со мной. Вопросы?
– Никак нет.
Подбежал Павел Лаговский, начальник топографической службы дивизии, заправляя на ходу автоматные магазины в разгрузку.
– Валера, комдив разрешил с тобой.
– Понял, Паша, работаем вместе. Ивонин, особое внимание на засады и мины. «Духи», возможно, прикрылись.
– Есть.
– Чего стоишь? Вперед.
Прикинув маршрут до вершины горы, сориентировал Ивонина на основные ориентиры, которые наблюдались всеми. Группа на глазах командира дивизии, штабных офицеров пошла на горный хребет. Они наблюдали за нами в бинокли, прицелы боевой техники. Забегая вперед, скажу: после выполнения задачи офицеры-операторы сказали мне, что были поражены быстротой подъема разведчиков на горный массив.
Над головой пролетел вертолет, едва не задев наших затылков. Ну, черти, буквально бреют хребты «крокодилами». Если честно, такого внимания не надо – отвлекает, но с другой стороны, «духи» боятся «вертушек». Склон горы – закрытая валунами и скалами местность. Я видел впереди идущего Лаговского, чувствовал дышавшего в затылок Есаулкова, остальных разведчиков скрывала горная порода. Так что засада была вполне вероятной, ландшафт позволял противнику спрятаться в любую расщелину, чтобы в удобный момент открыть огонь на поражение.
– Николай, по цепочке – не растягиваться.
– Есть.
Связист передал приказ сзади идущему разведчику. Тот – другому. Группу я подтянул к себе, сократив дистанцию между разведчиками, она стала компактней, более управляемой на закрытых участках. Минут через тридцать подъема запал бодрости несколько спал, появилась усталость, пот выедал глаза. Но половина пути уже позади. Левее открылась панорама с множеством кишлаков и, похоже, жилых: скот, женщины в чадрах, стайки бачат. Впереди крутой подъем на вершину, уходящую в вечность, кажется, ей не было видно конца.
– Сафаров, привал.
Упали на раскаленные солнцем камни. Биноклем я «прошелся» по условному маршруту – ничего примечательного. Подъем на вершину был закрыт валунами и глыбами. Черт побери, это становится опасным. Около часа назад здесь находились «духи», наблюдая за нашей колонной, готовили атаку. Мы шли по их маршруту. Всех ли накрыло снарядами гаубиц? Кстати, а колонна? Поднявшись, я зашел с другой стороны каменной груды и поразился картине, открывшейся мне: «ниточка» просматривалась на всю глубину. «Духи», сопровождая нас по гряде, отслеживали колонну и выбирали моменты для новых атак.
Мы поднимались правее Уная, с нашей точки его не было видно, перевал закрывали вершины, покрытые снегом.
– Внимание! Вперед. Ивонин, порезче, «духи» могут быть рядом.
– Понял.
Подъем становился положе, постепенно мы вышли к линии водораздела. Оценить нахождение «духов», которых накрыла артиллерия, с нашей позиции трудно, местность кажется везде одинаковой. По радиостанции я связался с офицером оперативной группы.
– Я «Сокол», вышел на рубеж, скорректируйте выход на точку. Прием.
– «Сокол», тебя наблюдаем, азимут десять, дальше двести пятьдесят, готовы прикрыть.
– Спасибо, работаю.
Комдив, контролируя группу, сосредоточил мое внимание на рубеже возможной встречи с противником. Метров через семьдесят – линия водораздела, я ее вижу. Принимаю решение выйти к ней, чтобы убедиться в отсутствии «духов» на обратном скате хребта. Площадка, по которой нанесла удар артиллерия, находилась несколько ниже, но контроль обратных скатов в горах – дело святое. Мы спустимся ниже, исследуем зону поражения, но только после того, как убедимся, что противник не скрылся на обратных скатах. Вот и верхняя точка.
– «Духи», товарищ лейтенант, – Ивонин показал направление.
Я присел от неожиданности, человек двадцать «бородатых» в чалмах спускались на обратную сторону ущелья. Они устремились на соседний хребет. Лихо бегают черти! Пока мы поднимались вверх от дороги, они по обратному скату спустились вниз и уже поднимались на противоположную сторону, разделявшего нас ущелья.
– Всем наблюдать. Сокуров, винтовку.
Володя протянул оптический «винт». В прицел я поймал «духа» в светлой чалме – метров шестьсот. Риской прицела с циферкой «шесть» я «накрыл» его и сделал плавный спуск. Душман в белой чалме остановился. Промахнулся? Ловлю его в прицел, но он, упав на колени, завалился на спину. «Духи» остановилась. Делаю два выстрела подряд. Падают. Душманы залегли и, не видя нас, открыли огонь в никуда. Очнулись, называется.
Вызвав оперативную группу по радиостанции, я дал координаты противника. Вертолеты, ходившие по кругу в режиме барражирования, сходу свалились в пике. Заход делали с юга, от колонны: первый тремя снарядами пропахал землю рядом, но не очень убедительно. Делаю поправку:
– Дальше тридцать, курс прежний.
Вторым заходом «нурсы» накрыли «духов». Пару человек пытались бежать, но ведомый «двадцать четверки» их увидел и расстрелял из пушки. С душманами было покончено, о чем я тут же доложил комдиву. Не теряя времени, приступаем к изучению местности, которая испытала удар артиллерии. Кругом валялось цветное тряпье, одеяла, раскрутившиеся в полтора десятка метров чалмы темно-зеленого цвета, порванные вдоль и поперек безрукавки, ручные часы. Среди разбросанного хламья лежали четыре разорванных труппа, оружия при них не было.
Исследуем район разрыва снарядов. Вот мешочки с насваем, камни, политые кровью, которой питались синие мухи. Насчитал несколько мест с потеками крови, «духи» с собой захватил, по меньшей мере, пять трупов, которые можно было нести и оружие. Что могли прихватить – прихватили, остальных оставили до следующего раза. Подведем черту: в районе находилась приличная группа. Мы видели не всех, только малую часть. А где остальные? Наблюдают за нами? Готовят атаку?
– Всем за укрытия, усилить наблюдение! Сокуров, Гапоненко, на контроль обратных скатов, Фетисов, Архипов, собрать трофеи.
Проведя тщательный поиск, собрали: боеприпасы к автоматам АКМ, английским «бурам», снаряженные ленты. С Сафаровым обыскали труппы, вернее то, что от них осталось. Проверили куски человеческой плоти на предмет бумаг, документов, личных вещей, денег. Кажется все, пора возвращаться.
Доложив командиру дивизии о выполнении задания, я получил команду на возвращение. Уточнил задачу дозору, группе прикрытия и вдруг тишина – нет вертолетов. Ушли на базу? Ну, вот, спускаемся вниз на свой страх и риск.
Спуск занял не более часа. Соблюдая меры предосторожности, вышли к колонне, где я доложил комдиву:
– Товарищ генерал-майор, разведывательная группа, выполнив задачу, прибыла на базу.
– Какая база, Марченко? Горы и «духи», – улыбнулся комдив. – Докладывай.
– Товарищ генерал, разрешите с панорамы?
– Давай.
– Колонна с хребтов просматривается на всю глубину. С левой стороны кишлачная зона. Жилая. Совместно с вертолетчиками уничтожили до двадцати душманов. Что касается артиллерии, объективно: четыре труппа лежат, пораженные осколками, пятерых унесли. Оценка – по пятнам крови на камнях. Всех унести у «духов» не хватило сил, и сами не успели уйти. Уничтожены. Захваченные трофеи: боеприпасы, медицинские принадлежности, часть одежды в крови, деньги, документы, забрали все, что вызывает интерес. Вывод: противник сопровождает колонну на пути следования, ищет слабые места, обстреливает, способен на атаку. Уничтоженная группа уходила в направлении Гардандеваль, северо-восточней Унай – двадцать километров. Возможно, в этом районе очередная засада.
Командир дивизии кивнул, видно было, генерал был в хорошем настроении.
– Ладно, Марченко, сработал нормально. Тяжелый подъем?
– Тяжелый, товарищ генерал, но группа подготовлена. Опыт есть.
– Я видел! Молодцы! Передай разведчикам благодарность.
– Есть.
Что касается нашей горной подготовки, несколько позднее, я еще раз отличился перед комдивом. Три дня спустя, мы вышли к уездному центру Бехсуд, где наше командование устроило соревнования со спецназом афганской армии. Задача состояла в следующем: две равные по численности и вооружению группы (моя и афганского спецназа) должны были по времени подняться на одну из довольно высоких вершин. Затем с вершины спустить на время одинаковое количество условных раненых и убитых. Разведывательная группа 80-й отдельной разведывательной роты под моим командованием на всех этапах задачи была не только первой, мы далеко в горах оставили хваленый афганский спецназ, подобранный из горцев. Я был горд за своих разведчиков, показавших себя настоящими бойцами, мужественно выполнявших боевые задания.
ГЛАВА 46
Холодок уже полз по телу – Унай напоминал о себе прохладой вечных снегов и, покрывших его вершину, ледников. На высоте около 3000 метров над уровнем моря, когда уже ощущался выход к его верхней точке, температура опустилась на минус. Обочина дороги, разделявшая проезжую часть от пропасти, была засыпана снегом, спрессованным в наст, и, чем выше колонна продвигалась к перевалу, тем чаще встречались куски ледниковой массы.
Темнело. Ничто не вызывало сомнений в моих расчетах, что верхнюю точку перевала преодолеем ближе к полуночи. Устроившись на башне боевой машины, я внимательнейшим образом отслеживал положение пропасти с левой стороны по ходу движения. Механики-водители, уставшие от пыли, жары, а теперь – наступившего холода, могли уснуть за рычагами и вместе с экипажем свалиться в бездну. Время от времени я хлопал по шлемофону своего Орлова, чтобы механик, не дай Бог, задремал на подъеме.
– «Стрела», следить за водителями, – скомандовал сержантам по радио.
Командиры отделений, сидевшие в боевых машинах слева от механиков, периодически хлопали их по затылкам, чтобы «механы» не уснули на ходу и не опрокинулись вместе с экипажами в пропасть. Зуев и Болотов – механики двух других боевых машин моего взвода из последних сил, преодолевая усталость, «тянули» «коробочки» вверх за моей командирской БМД-1К. Машины с надрывом (двигателям не хватало воздуха) карабкались вверх к перевалу. Слева была пустота – пропасть, справа – стенка из вечного снега, что не оставляло мне ни малейшего шанса отслеживать маршрут по карте. Я бросил ее на сиденье, как ненужный в данном случае атрибут, и косился на уходившую вниз темно-свинцовую бездну.
Несмотря на то, что ночь была светлой от снега, отражавшего свет небосвода, она обостряла ощущение абсолютной беспомощности перед природой, «духами» и самим собой. Интересно, я не мог поверить, что бородатые приверженцы Корана могут где-то здесь сидеть в ожидании нас в засаде, чтобы расстрелять колонну из гранатометов и безоткатных орудий. Свирепевший над ледниками шквальный ветер прижимал меня к покрывшейся инеем броне, проникал за воротник десантной курки, швыряя в лицо колючим настом.
Неизвестная обстановка, остановки на подъеме раздражали, нервировали и без того натянутые до предела нервы. Иногда по часу мы были в ожидании расчистки дороги от снежных заносов отрядом обеспечения, чтобы «протиснуться» на технике в узком коридоре спрессованного снега. Не все машины втягивались в сложный режим подъема: одни останавливались, скатываясь назад, другие перегораживали проезжую часть и были не в состоянии сдвинуться с места. Неимоверным усилием воли, физических сил технари растаскивали их на обочины машинами, освобождая путь для колонны всеми имеющимися средствами, вплоть до сталкивания в пропасть. Танками, БАТами (большой артиллерийский тягач) они цепляли, буксующие на скользком покрытии боевые машины, и вытягивали их на седловину перевала. Колонна судорожными потугами, медленно, но верно подходила к высшей точки перевала, где, наконец-то, достигла площадки, ведущей к обратному скату отрога.
Мы были на Унае. Ветром пронизывало десантные куртки, сковывало движения рук – они немели, коченели от холодной брони, приходилось по очереди прятать их за пазуху и греть теплом своего тела. Снежные заряды, следовавшие волной один за другим, закрыли видимость до идущей впереди машины. Более, чем на десяток метров вперед ничего не было видно. Снегопад в горах – это не мягко падающий снежок родной Сибири: пушистый и белый, а хлопья снежной массы, наметавшие в течение получаса огромные сугробы, которые можно было убрать только специальной техникой.
Очередным снежным зарядом закрыло видимость слева по ходу движения – там была пропасть, в которую, если свалиться – пропасть на веки вечные. Подъем становился положе, колонна настойчиво подбиралась к заветной цели – перевалу. Снежная стенка была выше машин, создавая впечатление, что мы двигались по тоннелю, не имевшего крыши.
Вот и седловина перевала. По вечному леднику мы вышли на его условную горизонтальную поверхность, с которой примерно через пару километров начнем спускаться вниз. Обернулся. Машины моего взвода шли одна за другой, отставших не было, командиры отделений, расположившись на башнях, контролировали проход в снежном коридоре.
Половина пути была преодолена, но спуск – не менее серьезное испытание, которое предстояло пройти уставшим механикам-водителям, но останавливаться нельзя – только вперед. Я запросил командиров отделений о самочувствии парней, валившихся от усталости на приборную доску. За исключением добросовестного и работящего Зуева, Орлов и Болотов были старослужащими солдатами, через месяц увольнялись в запас. Парни мужественно держались за рычагами бортовых фрикционов и делали свое нелегкое солдатское дело.
– Как самочувствие, Орлов? – спросил я по внутренней связи своего механика.
– Нормально, товарищ лейтенант.
– «Рубит»?
– Да нет, верчу головой.
– Давай, держись. Осталось – начать и кончить!
– Ага, товарищ лейтенант, – хохотнул ефрейтор-москвич.
– Сафаров, бутерброд Орлову.
– Понял.
Такую же команду дал Баравкову и Нищенко, чтобы командиры отделений поддержали механиков хотя бы бутербродами – парни были на пределе своих сил и возможностей.
Относительно ровная поверхность ледника позволяла перекусить на ходу, на спуске в долину будет не до приема пищи. Воспользовавшись очередной остановкой (чья-то машина не выдержала нагрузки и остановилась), перехватили тушенку с галетами и сухарями. Спрыгнул на снег и несколькими упражнениями размял затекшее от неудобного положения тело. Оправление естественных надобностей и опять на броню. Время 23.40. Рассчитывая маршрут по карте к подножью отрога, прикинул, что в узкой долине ущелья мы окажемся не ранее обеда следующего дня. А что следующий день? Он уже наступил, время перевалило за полночь.
Колонна осторожно начала движение к спуску на обратный скат сложной гряды Хазараджата. Следуя за оперативной группой, я прислушивался к поведению машины на предмет ее скольжения по льду и потери управляемости водителем. Шли нормально, обе машины спускались вниз, не отставая от моей – командирской. Приходилось постоянно оглядываться назад, чтобы отслеживать движение машин Баравкова и Нищенко. Нормально. Шли, как положено. Сейчас бы только спуститься с ледника и почувствовать под гусеницами каменистую почву, которая обеспечивала устойчивое положение БМД на трассе.
Сложный подъем, снег, мороз притупили бдительность. С одной стороны – «духов» здесь быть не должно: вечные снега и лед, с другой – нас «вели» на маршруте и мы в этом уже убедились. Дорога измотала нервы, а впереди еще был Навар-Кадир, перевал относительно проще, если судить по карте, но тоже высокий и сложный. Беспомощное нервное состояние выводило из равновесия. Мы находились в ситуации, не зависящей от самих себя. Вот где нужна морально-психологическая подготовка!
Машина «поплыла». Вначале я не понял, что произошло, но когда дошло, моя БМД ударила впереди идущий БТР-Д батальона связи. Удар был, не ахти какой, но смысл не в этом – машина потеряла управление, Орлов не удержал ее на спуске. Из люка БТР-Д высунулась голова офицера связи, я махнул ему, мол, все в порядке. Оглянувшись назад, он снова скрылся внутри, напиханной аппаратурой «коробочки». Понятно: удар в задний лист машины мог вывести из строя радиостанции.
– Не торопись, Орлов, «отпусти» его дальше, а то разнесем к чертовой матери. Головы снимут. Ты понял?
– Так точно, товарищ лейтенант. Сам не пойму, как произошло.
– Будь внимательней.
– Есть.
– Внимание всем. Увеличить дистанцию, – командую командирам отделений, лучше, думаю, «перебдеть», чем наоборот. Снежный заряд заканчивался, слабел, это чувствовалось по фронтальному напору воздушной массы, гнавшей цепляющиеся за вершины гор облака. Просматривалась, идущая впереди колонна, она угадывалась на фоне снега черной извилистой лентой. Окинул взглядом скалу справа – нет, даже отчаянные «духи» вряд ли одолеют ее в стихии жесточайшего ветра. Живая плоть бессильна перед природой, превратившей без стыда и совести две воюющие стороны в пылинки.
Беззащитность перед вечным возносилась в ранг высшей духовности на пространстве, где решались земные дела противников. Это уравнивало шансы русских и душманов, решавших вопросы своих интересов параллельным образом. Глубокий снег, возможные на высотах лавины, как мне думалось, не позволяли вооруженному населению ущелья выйти на рубежи атак к серпантину, по которому спускалась колонна. От воздействия «духов» нас страховала погода, неприступные горы, где невозможно понять свое местонахождение в пространстве. Внизу, в более привычных для нас условиях, мы разберемся, как поступить, чтобы не быть битыми «духами», но сейчас необходимо сосредоточиться, чтобы не упустить момента окончания снежного покрова при выходе на каменистую трассу. «Духи» знают, что перевал измотал «шурави», притупил их бдительность, сейчас это важно понять – они могут ударить в расчете на усталость.
Рельеф трассы сменился с точностью «до наоборот»: пропасть на спуске разверзлась справа по ходу движения, открыв перед нами субтропики долины Гильменда и зеленой зоны, раскинувшейся по руслу реки. Мы находились высоко над ними, но, как показывали расчеты, ближе к полудню войдем в ущелье, где снова жара и палящий зной.
С этого направления в Бехсуд, через только что покоренный нами отрог, вела всего лишь одна дорога, имевшая набор сложностей для любого транспорта, на котором бы осмелился проехать человек. Немыслимо представить «попугайские» «бурубухайки», провозившие ящики фруктов через перевал на рынки Кабула. Подумать только! А зимой? В провинцию лучше всего летать вертолетами, но и этот путь небезопасен: у «прилепившихся» на склонах гор кишлаков оборудованы позиции ДШК, с которых душманы «валят» все летающие объекты в пределах досягаемости их крупнокалиберных пулеметов.
А карательные акции Амина? Интересно, какие все же цели преследовал свергнутый премьер? Возможно, старейшины местных уездов не подчинились жесткой политике нового лидера, к тому же посчитав его причастным к гибели Тараки. Не исключен и такой вариант, что вооруженные формирования какой-либо оппозиционной партии, взяв под контроль регион, отделили его от власти в Кабуле.
С политической обстановкой в стране, вооруженной борьбой партий необходимо было разбираться и разбираться, чтобы понять принципы отношений: кто за кого и кто против кого. Воюют друг с другом, с нами, новым правительством. Атакуют на марше колонну! Кто? Отряды политической оппозиции или «духи», жившие местью? А может отряды самообороны кишлаков, защищающие свою территорию от нас и боевиков различных мастей? Кто будет разбираться с противником, который до сих пор не понятен ни нам – интернационалистам, ни армии советников?
Что душманы были неоднозначными по племенной принадлежности и структуре – понятно с начала боев. Они отличались одеждой, которую мы обыскивали на труппах, она везде носила самобытный, особый характер, начиная с тюбетеек, вышитых бисером, заканчивая безрукавками с множеством карманов. Национальная принадлежность также присутствовала, имея свой отпечаток в вооружении, тактике действий в горах ли, на равнинной местности. Нескончаемый поток вопросов, с которыми разбираться все недосуг?
Вечные снега заканчивались рассыпанной на проезжей части щебенкой. Климат менялся на противоположный: жаркое влажное марево постепенно окутывало, вызывая то озноб, то обильное потоотделение тела. Организм адаптировался к климатическому поясу равнины. Пора было готовиться к встрече с «духами», притаившихся, словно голодные шакалы, в норах и расщелинах, готовые рвать и терзать «шурави» на куски. Какими «духами»? Политическими, бандитскими, наркомафиозными, ополченскими? Поди – разберись! Все стреляют по нам с удовольствием!
Светлеющий на востоке горизонт насыщался желтовато-розовой палитрой наступающего утра, и по мере того, как мы спускались к «зеленке», контуры дня проявлялись ярче, контрастней.
– Внимание всем, я «Сокол», занять места по расчету и быть готовым к спешиванию, – рыкнул я по радио, встряхивая себя и уставших разведчиков, сидевших в замкнутых пространствах десантных отделений.
Монотонные доклады сержантов не убедили в точном выполнении приказа! «Прошелся» еще разок по командирам отделений, возбудив у них желание включиться в работу. Оценка местности по карте, сличение ее с положением оперативной группы в «ниточке», растянувшейся на спуске, позволила определить, что уровня долины мы достигнем часа через полтора.
Панорама была изумительной. Слева на сотни километров раскинулся горный массив, хребты которого, переплетаясь, снисходили в юго-западном направлении, справа – вытянулась долина реки Гильменд, покрытая простиравшейся до горизонта «зеленкой». Природное естество скрывало «духовские» формирования от воздушной разведки «шурави» и правительственной авиации. За последние годы в ней могли быть вырыты сооружения для успешного ведения оборонительного боя с замаскированными путями отхода в глубину кишлаков, а дальше – в горы. Тянувшийся вдоль реки сероватый шлейф кишлачной зоны, жилой, действующей, располагал к абсолютному пониманию непростых отношений племен, народностей, где сотни местных дехкан воевали друг с другом, войсками правительства, а теперь – «шурави».
Молодежью пополнялись «духовские» отряды, она же обеспечивала их разведывательной и другой информацией, продовольствием. Здесь же, в кишлаках, полевые командиры готовили нападения, решали повседневные дела дехкан, создавая у них впечатление присутствия власти, поддержки, разрешения споров.
– Усилить внимание «ниточки», обстрелян передовой отряд. Есть «двухсотые», – ожила радиосеть голосом связиста оперативной группы.
Ну, вот, не втянулись в «духовскую» зону, как уже атакован передовой отряд. А ведь нападение в жилой долине – знак того, что в покое нас душманы не оставят.
– Внимание, я «Сокол», «духи» обработали «ниточку». Приготовиться, – командую в эфир.
До уездного центра Бехсуд, утопавшего в зелени Гильменда, оставалось не более пятидесяти километров сложнейшей в тактическом отношении дороги. Плоское плато широкого ущелья, на котором находился населенный пункт, вбирал в себя дороги и тропинки, «бежавшие» к нему со всех направлений. Они, словно ниточки, собирались и вновь разбегались по кишлачкам и предгорьям, кое-где, образуя, проезжую часть заезжему транспорту. Местность не изобиловала изрезанными разломами почвы, горной породы и позволяла контролировать междолинное пространство на большое расстояние.
После того, как станем лагерем, окопаемся, выполнение последующей задачи мне представлялось с трудом. Она была «размазана» гуманитарным содержанием и заключалась в раздаче продовольствия населению. Как это будет выглядеть в реальном исполнении – трудно сказать, но размытость ситуации позволяла более творчески подходить к нашему присутствию в Аллахом забытых местах.
А пока колонна, осторожно спускаясь по разбитой дороге, подходила к ровной полоске долины. Ширина ее вряд ли была более четырех километров, где в сезон проливных дождей неслись потоки мутной воды, образуя множество отдельных речушек. Сейчас они высохли, оставив после себя истерзанную мандехами землю с катившейся по ней острой верблюжьей колючкой.
Уставшая от марша группировка в очередной раз остановилась, словно приглядываясь глазами командиров, где ей стать лагерем: на широком плато, ограниченном горами или ближе – к кишлакам, зарывшимся в зеленой полоске садов?
Оказывается, генерал-майор Рябченко собрал командиров частей и подразделений, уточнил им задачи и отдал боевой приказ, суть которого заключалась в следующем: колонне боевой техники занять оборону таким образом, чтобы она образовала круг, внутри которого расположится личный состав группировки. Внутреннюю охрану организуют командиры подразделений, выставлением парных дозорных, внешнюю обеспечит боевое охранение в составе двух парашютно-десантных рот. Получилась оптимальная конфигурация лагеря, прикрытого надежной охраной по его периметру.
Оставшееся светлое время мы посвятили обустройству лагеря, организации боевой деятельности охранения, разведки силами разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка, обслуживанию техники, вооружения. Шла кропотливая работа по выполнению приказа командира дивизии. К вечеру командиры частей доложили ему о проделанной работе и, в принципе, к ночи группировка была готова в полном объеме выполняемых задач. Подразделения, выделенные в боевое охранение, за день отдохнули, выспались и собирались к выходу на позиции. Внутри лагеря заканчивались мероприятия по охране подразделений, приготовлению пищи и размещению личного состава на ночь. Моему взводу задач не ставилось: командование позволило отдыхать. Люди устали, сработав в горах – восхождение было нелегким. Да и сам переход вымотал нервы, но я – командир, поэтому чувствовал, что комдив дал отдых разведке дивизии неслучайно. В любой момент могла поступить команда «Вперед».
Горы находились от нас в километре, и огонь стрелкового оружия, на мой взгляд, был не особенно опасен, но пересеченная местность позволяла противнику просочиться по высохшим руслам рек, оврагам и расщелинам. Поэтому артиллерийский дивизион, развернув гаубицы Д-30 веером на горы, готовил данные для ведения огня по наиболее опасным участкам, прилегавшим к нашему лагерю.
После отбоя я проверил разведчиков по их устройству внутри боевых машин. Молодцы, пообтерлись к внутренней начинке боевых машин - шишек набили, но адаптировались к тесноте. В машинах были матрасы, которые не без солдатской смекалки разведчики использовали для вполне приличного отдыха. Сам я разместился на месте механика-водителя, положив голову на кресло командира машины, ноги вытянул на место пулеметчика, укрывшись сверху курткой. Можно было в таком положении забыться на несколько часов тревожным, военным сном.
Ночь прошла спокойно. Проснувшись с помятыми лицами, разведчики вылезли наружу, умылись. Утро дышало прохладой гор. Я торопил бойцов позавтракать, потому что могла поступить команда на выполнение внезапно возникшей задачи.
Быстренько приготовили завтрак, расселись за машиной.
– Товарищ лейтенант, присаживайтесь.
– Спасибо, Сергей.
Устроившись с Сафаровым на плащ-палатке, я перекусил, поговорил с разведчиками. Тушенка говяжья, свиная, бекон, паштет, сухари вперемежку с галетами – разложили кучкой и хрустели ими, щурясь на взошедшее в ущелье солнце.
После завтрака подготовили снаряжение, оружие, «разгрузку» с магазинами, гранатами, сигнальными ракетами. Если команда, мы через пару минут готовы лететь на задание.
– Конечно, разведчики себя не обидят! – услышал я знакомый голос и быстро вскочил.
Командир 350-го гвардейского парашютно-десантного полка подполковник Шпак, обходя линию обороны лагеря, вышел на нас. Приложив руку к головному убору, я доложил:
– Товарищ гвардии подполковник, разведгруппа отдельной разведывательной роты дивизии принимает пищу. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
– Хорошо, Марченко. Все ли в порядке?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Больных нет?
– Никак нет, здоровы.
– Молодцы, вчера хорошо поработали. Так держать.
– Есть.
– Людей приведи в порядок, не сегодня-завтра прилетает командующий ВДВ генерал-полковник Сухоруков. Проведет награждение личного состава, отличившегося при захвате объектов в Кабуле, изучит обстановку в районе боевых действий.
– Понял, товарищ подполковник.
– Будьте здоровы, разведчики, – сказал командир полка и пошел дальше по кругу расположенной техники.
– Все слышали?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Делаем так, Орлов с механиками - обслуживание техники, остальным привести в порядок вооружение. Дальше десяти метров без моего разрешения не отлучаться. Вопросы?
– Никак нет.
– Давайте чаек и за работу.
Попили чай, перекурили, расположившись в тенечке, тихонько переговаривались.
По объему мероприятий, которые проводились в группировке, создалось впечатление, что мы расположились здесь основательно, надолго: боевое охранение отрыло окопы, позиции для боевых машин, соединяло их траншеями. Артиллеристы тренировались в выполнении огневых задач, подготовке данных для стрельбы с открытых огневых позиций. Разведчики 350-го парашютно-десантного полка вели разведку в окрестностях лагеря, изучая местность и возможного противника. То есть, командование группировки рассчитывало на долгосрочное пребывание в здешних местах. Шла организация боевых действий. Лагерь расположился удобно: горы были далековато, «зеленка», идущая вдоль реки, еще дальше. Возможные подходы к лагерю дополнительно изучим, перекроем. Разве, что кишлаки пристроились с боку, но разберемся и с ними. Чего не воевать с базовой точки?
Воевать-то воевать, для этого и вышли в труднодоступный район, отрезанный от центральных провинций, но прежде, чем начать боевые действия, проводится разведка противника. Другими словами, разведчикам предстоит большая работа: работать на путях возможного движения противника, вскрывать его местонахождение, базы, давать координаты артиллерии, авиации, кстати, которой почему-то сегодня не видно. В этом случае предстоит много опасной разведывательной деятельности.
Лагерь под Бехсудом приобрел необходимые очертания: система охраны, обороны, выход на позиции артиллерии, организация пунктов хозяйственного довольствия. Везде наблюдалась кипучая деятельность личного состава. Разведчики «полтинника» вели наблюдение за кишлаком, который хорошо просматривался в прицелы боевых машин. В нем было много населения, видны магазинчики, базары, снующие на ишаках мужчины в чалмах. Я было задремал. Часов в 10.00 из штаба оперативной группы прибежал посыльный.
– Товарищ гвардии лейтенант, вас вызывает командир дивизии.
– Спрыгнув на землю, я схватил автомат, поправил снаряжение. Кажется, вспомнили о нас, причем, гораздо раньше, чем я предполагал. Разведчики, увидев посыльного, затихли, внутренне собрались. Молча, посмотрел на них, подмигнул и пошел к оперативной группе, раскинувшей антены метрах в трехстах левее нас. Командир дивизии, заместители сидели за раскладным столиком, обсуждая какую-то тему. Я отметил, что в палатке не было командиров частей, отдельных подразделений дивизии – лишь офицеры-операторы.
– Товарищ генерал-майор, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
Комдив, сняв черные очки, улыбнулся.
– Отдохнули, разведчики?
– Так точно, товарищ генерал.
– Хорошо. Вчера показали неплохую подготовку на выносливость и результативность. Молодцы! Думаю, и сегодня сработаете.
Я, молча, стоял перед генералом, офицерами штаба дивизии. Комдив испытующе смотрел на меня.
– Задача такова, Марченко: с нами желают встретиться старейшины уездного центра Бехсуд. Договоренность достигнута, встреча произойдет вот в этом месте, – генерал показал на карте место обусловленной встречи.
Около трех километров от лагеря. Площадка была открытой, правее кишлак, горный массив раскинулся дальше. Место встречи, на первый взгляд, не очень опасное, если там, конечно, не подготовлена засада. Вариант заманивания в засаду командования советской группировки маловероятен. На такую подлость старейшины вряд ли пойдут, слишком сильны русские – ответ будет адекватным. Другое дело, выяснить обстановку, планы, оценить опасность «шурави» - это вполне объяснимо, если учесть, что мы расположились по соседству с кишлаками. Скорее всего, так и есть.
– Твоя задача, Марченко, обеспечить прикрытие группы офицеров на случай, если будет провокация или противник совершит нападение. Суть задачи понятна?
– Так точно, товарищ генерал. Но мне бы минут на тридцать выехать раньше, чтобы оценить обстановку на месте, возможно, одну машину оставить там, а двумя другими встретить офицеров.
Генерал Рябченко, задумавшись, посмотрел на карту, потом на заместителей.
– Хорошо. Но осмотришь местность так, чтобы у них не сложилось впечатления, что мы опасаемся и не доверяем старейшинам. У нас для них гуманитарная помощь, акт, так сказать, милосердия, встреча с ними должна пройти организованно и на высоком дипломатическом уровне.
– Понял, товарищ генерал, люди подготовлены, сработаем.
Комдив кивнул.
– Хорошо. На подготовку даю час. Хватит?
– Так точно. Разрешите вопрос?
– Давай.
– Кто будет старшим группы?
Генерал, усмехнувшись, ответил:
– Старшим буду я.
– Понял, – приложив руку к головному убору, я спросил разрешения выйти.
– Действуй.
Выскочив из командирской палатки, метнулся к разведчикам.
– Сафаров, подъем, через минуту доклад.
– Есть.
Сержант кинулся к разведчикам выполнять приказ, понимая, что от комдива получено задание. Открыв карту, я всмотрелся в район встречи, выделив кусочек отдельного плато, где не было мандехов, высохших арыков, по которым можно подкрасться к месту встречи. Изучил подходы на расстояние действительного дальности огня стрелкового оружия, то есть метров на шестьсот вокруг. В принципе, ничего особенного, если бы с нами не было комдива и группы офицеров.
ГЛАВА 47
Размышления по размещению техники взвода, броней которой я планировал прикрыть генерала и офицеров дивизии от возможного нападения «духов», привели меня к мысли об эффективной расстановке боевых машин на местности. С Павлом Лаговским мы решили выставить машины оперативной группы треугольником, что обеспечило бы нам оптимальное наблюдение за местностью и быстрое реагирование на неожиданную атаку противника.
Опасные направления от линии внешних дувалов кишлаков и ближайшего отрога анализировались мной по карте на предмет скрытых выходов к месту встречи сторон. Если вдруг командиру дивизии потребуются мои предложения по организации встречи, я ему доложу функциональный план, выработанный из условий складок местности и наличия возможностей наших сил и средств. Опасность-то собственно исходила от неровностей рельефа, позволявшего скрытое перемещение групп нападения противника. И, если инициатором встречи выступили местные старейшины, что с одной стороны гарантировало относительную добропорядочность, как объяснил нам прикомандированный к оперативной группе переводчик, с другой – сложно было понять, какие силы, партии контролировали уезд, и что закладывалось аксакалами в сам процесс переговоров.
– Товарищ гвардии лейтенант, разведывательная группа для выполнения боевой задачи построена. Заместитель командира группы старший сержант Сафаров.
Я вздрогнул от неожиданного доклада заместителя, вернувшего меня от размышлений к действительности, и скомандовал:
– Вольно. Здоровы? Больных не наблюдается?
– Так точно, – бодро ответила группа.
– Вот сейчас бы нам его не потерять, – мрачно пошутил я, оглядывая экипировку разведчиков.
Парни насторожились.
– Задача, разведчики, вроде бы и не сложная, но она беспокоит меня не стандартным и не очень привычным для нас содержанием. Всего-то там – обеспечить встречу командира дивизии со старейшинами уездного центра и вернуться назад. Каково вам? Не испугал?
– Ну, что вы, товарищ «…нант» – осклабился Сокуров.
– Я тебе, «Зигфрид», дам «нант» и пять БК (боевой комплект) в РД (рюкзак десантный) для уверенности в силах.
Бойцы хохотнули от скользкого сокуровского «нант», а не «лейтенант» и притихли, видя озабоченность в глазах командира. Оглядев голубоглазого блондина, я пытался понять: не приборзел ли ивановский паренек от скорого перехода в солдатскую категорию – «годок»?
– У тебя голос резаться стал, Сокуров?
Попавший в неловкое положение здоровяк, прятал в сторону глаза. Совесть все-таки есть! Хорошо!
– Да, я ничего, товарищ лейтенант! Это я для тонуса!
– Ну-у-у… Для тонуса разве… Я так и думал!
Этого достаточно! В свободное время солдаты «пройдутся» по «Зигфриду» «приколами» о его «старении» на солдатском поприще и Сафаров в стороне не останется – поговорит с новоявленным «годком» на служебные темы. Вовчику этого хватит, чтобы быть попроще и деликатней в ответственные моменты… Вообще-то смешно смотреть на «взрослевшего» в собственных глазах Сокурова – абсолютно безвредного, но умористого парня. Сейчас не было времени на воспитание солдата корректным темам, но мне-то, прошедшему солдатскую науку в Забайкалье, солдатский сленг понятен и очень знаком. Сам, будучи замкомвзводом, обращался к двадцатилетнему лейтенанту Кузнецову, моему командиру взвода: «Товарищ «нант». Что уж пенять Сокурову, находившегося в плену казарменного жаргона?
Расслабление на секунду, другую перед заданием – полезно, но пора было менять тон разговора к тому, чем мы займемся в ближайшее время. Солдаты, вздохнув с облегчением, переминались с ноги на ногу, сняты были нервозность и беспокойство задачей: командир выдал ее содержание коротко и ясно. Опасна она или нет – другой вопрос, но парням уже понятен замысел предстоящих действий.
– Слушать внимательно! Минут через сорок я докладываю комдиву о готовности к выполнению задания. После чего на трех боевых машинах выезжаем по маршруту… Командиры, карты...
Карандашом я вывел маршрут движения, который не сразу вел к месту намеченной встречи сторон. Скорее, наоборот! Я его вычертил формой эллипса с постепенным приближением к плато, на котором планировался переговорный процесс. По ходу движения заодно изучим подходы к расположению лагерю, чтобы иметь более четкое представление о местности.
– Всем отслеживать обстановку в приборы наблюдения, но так, чтобы у «духов» не сложилось впечатления, что мы проводим разведку. Едем себе и едем. Ясно?
– Так точно.
– По щелчку тангенты останавливаемся, оправляем естественные надобности, перекуриваем, то есть создаем у визуальной разведки противника впечатление разгильдяев, продолжая движение к плато. В точке встречи оставляем БМД Нищенко с его экипажем. А вот теперь, Игорь, слушай главное!
– Весь внимание, товарищ лейтенант!
– Делаешь вид, – загораясь сценарием встречи, я развивал задачу сержанту, – что произошла поломка машины. Оператор остается в башне! Гапоненко, слышит меня?
– Так точно!
– А чего глаза за уши закатил?
– Это я так, товарищ лейтенант!
– Так, ё… Глаз не спускать с кишлака! Понял?
– Так точно!
– Какой-то сонный ты сегодня, Миша? Дни до дембеля считаешь, что ли?
– Никак нет!
– Никак нет! Отвлекаться не надо! Отслеживаешь местность в готовности к открытию огня! И никаких «гвоздей»!
– Есть!
– Зуев!
– Я, товарищ лейтенант!
– Ходишь с кувалдой вокруг машины и бьешь по «гусянке», короче, «ремонтируешь». Понял?
– Так точно!
– Мы же на двух других машинах возвращаемся назад, берем под охрану три БТР-Д с комдивом, офицерами оперативной группы и сопровождаем их к вам. Встреча произойдет именно у вашей машины. Ваша задача – застолбить это место и никого к нему не подпускать. Ясно, Нищенко?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Нюх не терять – вредно для здоровья! Собранность и готовность к отражению атаки! Черт его знает, что от них ожидать? В одиночестве вы будете около сорока минут, а может и часа. Не рыпаться и думать! Думать!
– Понял!
– Сафаров!
– Я, товарищ лейтенант!
– У командиров отделений «148», проверь связь и позывные.
– Сделаем.
– Роль каждого из вас понятна в задаче?
– Так точно.
– Оставаться на местах, я иду к комдиву.
Сложив для удобства пользования карту, я пошел к штабу оперативной группы. Запаса времени еще хватало, поэтому я на ходу прикидывал возможные варианты исполнения задания, размышляя над его содержанием. У штаба встретился с Лаговским. Павел уже был готов обеспечить посадку офицеров на подготовленные к поездке «бэтээры» и весело блестел беззаботной улыбкой.
– Привет, Паш, как скоро?
– Ждем, Валер, ждем.
– Слушай, поставь одну машину вот здесь, – показал я Лаговскому точку на карте, где, по-моему, мнению, необходимо было блокировать кусочек пространства от гор. Паше не надо было долго объяснять, что к чему, он начальник топографической службы соединения, поэтому мы с ним быстро согласовали наши действия по карте и надеялись, что на местности у нас получится не хуже.
– Переговоры, Паша, будут вестись за твоими машинами, я же своими прикрою по внешнему кольцу.
– Идет, Валер.
Павел, хохотнув, продолжал откусывать щипчиками ногти.
В палатке командира дивизии, задействованные во встрече офицеры, обсуждали порядок переговоров с почтеннейшим советом старейшин. В тот момент, как я «нарисовался» перед командованием соединения, генерал заслушивал предложения офицеров по гуманитарной акции выдачи продовольствия населению.
– Товарищ генерал-майор, разведывательная группа отдельной разведывательной роты к выполнению боевой задачи готова, – доложил я, закрыв за собой полог палатки.
– Готовы, разведчики?
– Так точно!
Командир дивизии, поправив неразлучные очки, встал из-за стола.
– Товарищи офицеры, выезд через пятнадцать минут. Вопросы ко мне? Нет? Все свободны.
– Докладывай, Марченко.
Открыв карту, я доложил комдиву замысел превентивных действий разведывательной группы по прикрытию встречи.
Генерал, слушая, уточнил момент:
– Сержант справится?
– Так точно, товарищ генерал.
– А, если провокация и «духи» приготовили засаду? Не растеряется?
– Никак нет, товарищ генерал, опытный и обстрелянный командир, да и разведчики у него воевали.
– Хорошо, «уговорил», выезжаем через десять минут. Связь по радио.
– Есть! Разрешите идти?
– Давай.
Я вышел от командира дивизии с легкой дрожью, прокатившейся по телу. Задач подобного плана еще не доводилось выполнять. Сам-то я был готов к любому развитию событий, но прикрыть комдива с офицерами управления – особая специфика. Но, что поделаешь? Приказы в армии не обсуждаются, а выполняются – быстро, точно и в срок.
Подбежав к своей командирской машине, я открытым текстом включился в связь:
– Доложить о готовности к движению!
Если «духи» слушают радиосеть, пусть думают все, что угодно о нас, а мы их ненавязчиво «пощупаем» на «вшивость».
– «01», 02», «03» готовы, – ответили сержанты по радио.
Я, в свою очередь, доложил подвижной оперативной группе о готовности к движению, получив «добро», скомандовал:
– «Стрела», я «Сокол», вперед.
Не спеша, вывел колонну за линию лагеря, затем – боевого охранения, «грунтовку», ведущую в кишлак, обошел стороной: двигаться по ней предельно опасно – местные черти, вне всякого сомнения, заминировали ее каким-нибудь фугасом или «итальянку» присыпали пылью.
По открытому участку равнины, по которому вообще никогда не ездил транспорт, я вывел БМД к обрыву высохшего русла реки, откуда кишлаки просматривались на большую глубину. С плоских крыш раскиданных мазанок на нас глазели кучки чумазых «бачат», одетых в цветастые одежды. Наблюдение велось и взрослыми дядями с черными, как головешки, лицами, искоса бросавшими взгляды на боевую технику, бороздившую их владения. Мы были на близком расстоянии от жилой зоны, что, вероятно, раздражало местное население, привыкшее к средневековой и только им привычной жизни. Опасно! Но «душков-то» мы все-таки подразним, посмотрим их реакцию на наши якобы чудаческие выходки.
Тангентой переговорного устройства я подал сигнал остановки. Вышедшие из машин разведчики, не спеша, оправили естественные надобности, закурили, о чем-то стали болтать, не обращая внимания на кишлак. Сделав свои дела, они сели на броню и подъехали к втекавшему в кишлак арыку. Сняли курточки, обмыли руки, лица. Оружие оставалось на машинах. У «духов» должно сложиться впечатление, что, вышедшие из боевых машин «шурави», не имеют при себе оружия. Конечно, им не было видно, что оно лежало на броне силовых установок, и в случае опасности, оно через секунду будет в руках разведчиков и взорвется огнем на поражение. В то же самое время наводчики-операторы, разведчики, находившиеся внутри боевых машин, внимательно изучали местность вплоть до самого кишлака. До рези в глазах и я смотрел в 1ПМ22М1 – прицел БМД-1, чтобы «схватить» какую-нибудь ошибку противника, может, зацепку, если «духи» все же «разводят» нас на засаду.
Но ничего подозрительного я не заметил. Сигнал – все опять за броней, движемся намеченным маршрутом. Что сказать о местности, прилегавшей к месту переговоров? Если противнику необходимо подойти на расстояние выстрела, он это сделает – изрезанная складками равнина скрывала множество подходов. Все ее особенности фиксировались в памяти, что, в конечном итоге, и послужило окончательному решению в расстановке машин оперативной группы для прикрытия комдива от возможного нападения «духов». Прикроемся от кишлаков и цепочки холмов с потрескавшейся землей и клочками верблюжьей колючки, вызывавших у меня особое беспокойство. Непредвиденные обстоятельства, а они могли иметь место, придется корректировать группой разведчиков, которые будут действовать вне боевых машин. Старшим назначу Ивонина, с ним выделю Сокурова, Фетисова и Ксендикова. Справятся – парни опытные.
Кривая к условной точке рандеву постепенно замыкалась, пора было действовать: опасные подходы определены, решение на прикрытие их «бэтээрами» оперативной группы принято. Большей опасности я не видел, во всяком случае, не различал ее в общей обстановке.
Ну, с Богом. Сигналю тангентой. Машина Нищенко, дернувшись, остановилась, изображая поломку. Мы же на двух других БМД, как ни в чем не бывало, продолжали двигаться к лагерю. Я видел, как Нищенко приступил к «театрализованному представлению» по устранению «неисправности» боевой машины. Играть ему эту роль не менее сорока минут, может, чуточку больше.
На двух других «коробочках» мы двигались к лагерю, не меняя скорости, объезжая валуны, неровности дороги. Преодолев линию боевого охранения, подъехали к выстроенным в походный порядок трем БТР-Д оперативной группы. Спрыгнув с машины, я доложил комдиву:
– Товарищ генерал, место встречи выбрано, можно работать!
– Значит, в порядке?
– Так точно, товарищ генерал.
– Связь?
Ответить я не успел – вмешался офицер оперативной группы:
– Связь устойчива, товарищ генерал.
Командир дивизии, не уточняя деталей, сказал просто:
– Поехали, товарищи.
Участники встречи заняли места на пыльных «бэтээрах», выстроившихся колонной за двумя моими машинами.
– «03», обстановка?
В ответ – щелчок тангентой – в порядке. Продолжая «ремонтировать» БМД, Нищенко, подтвердил: обстановка в зоне встречи нормальная. Предупредив механиков-водителей командования дивизии о недопустимости выезда на дорогу, я повел колонну к месту встречи по самому короткому пути, почти напрямую. У «духов» не должно сложиться сомнения в том, что мы основательно подготовились к встрече.
На пути были камни, булыжники… Машины бросало из стороны в сторону, но мы уверенно двигались к намеченной цели. Были опасения, что может слететь «гусянка», но пока ситуация развивалась по намеченному плану. Минут через пятнадцать показалась машина Нищенко, которая все еще «ремонтировалась» кувалдой и ломом. Парни напахались в постановочном сценарии, но ничего, молодые – полезно.
БМД сходу вышли на заранее намеченные рубежи и, «ощетинившись» орудиями, стали по намеченным секторам. Машины оперативной группы также прикрыли участников встречи с опасных направлений, как мы это спланировали с Лаговским. Паша молодцом, поставил машины, как надо, а главное – быстро. Группа офицеров во главе с генералом Рябченко за секунды была надежно прикрыта броней!
В прицел я ловил движение в кишлаке, отметив наконец-то у дувалов группу местных жителей человек в двадцать. Они медленно вышли из кишлака и, не торопясь, пошли в нашем направлении. «Пробежавшись» прицелом вокруг бородатых и наимудрейших аксакалов, я опять же ничего особенного не зафиксировал, хотя сама картина вызывала интерес: старейшины вышли на пятачок, блокированный техникой, и, остановившись, топтались на месте. Я отметил, что среди них была, видимо, своя иерархия, при которой вперед выдвинулся, главный старейшина, трое стояли за ним, еще троица, замыкала основной костяк их представительства. Остальная толпа остановилась чуть поодаль.
Командир дивизии с обозначившимся уже животиком спрыгнул с БТР-Д и пошел навстречу аксакалам. За ним офицеры-участники встречи. Наимудрейшие с седыми бородами, разглядев в нем главного «шурави», оценивающе смотрели на генерала в «песочке» не имевшей знаков различия.
От старейшин отделился тот самый, что был впереди аксакал – загорелый, крепкий, с острым пронизывающим взглядом старик в светлых одеждах, белой чалме и почти без зубов. В левой руке он держал четки. Остальные жители остались на почтительном расстоянии. Старейшина, припадая на правую ногу, подошел к генералу Рябченко и заскорузлыми руками взял его за лицо. Какое-то время старейшина смотрел в глаза комдиву, затем дважды прижал его голову к своим щекам и, сделав шаг назад, стал говорить с ним медленно и степенно... Наш тарджимон (переводчик) Саша переводил. С Александром мы были знакомы, он несколько раз работали с нами в поиске и засадах. Окончил он институт восточных языков, владел английским и фарси и вообще – был нормальным парнем.
Беседа русского генерала с афганским спинжираем (старейшиной) началась неспешно. Я не слышал о чем у них шла речь, но любопытства от этого меньше не стало. Посмотрев в очередной раз в прицел, я осторожно покинул машину и тихонько подошел к группе офицеров оперативной группы. В конце концов, мне была поставлена задача охраны командира дивизии. Чего кокетничать и стоять в стороне?
Беседа шла на общие темы (я уже был в зоне слышимости). Аксакал жаловался на трудную жизнь дехкан, плохой урожай, болезни населения, отсутствие воды на отдельных участках плодородной почвы. Фразы он строил весомо, с достоинством, при этом внимательно смотрел в глаза командира дивизии, видимо, пытался понять реакцию последнего. Комдив снял темные очки и, сложив руки на животе, время от времени кивал головой. Старейшина, закончив говорить, оглянулся на соплеменников, те, осмелев, подтянулись поближе.
Генерал Рябченко вступил с ними в беседу. Речь его была вдумчивой. Простым и понятным языком он говорил дехканам о том, что русские войска пришли к ним с миром, они не собираются убивать мирное население. Пусть все спокойно работают и не боятся военных. Более того, отметил генерал, для жителей уездного центра Бехсуд «шурави» привезли муку, продовольствие, которое по договоренности с уважаемым старейшиной готовы передать населению. У русских нет намерений вести боевые действия, но на пути следования мы неоднократно подвергались нападению. Есть убитые, раненые. После чего задал аксакалу интересный и очень важный вопрос: могут ли они, уважаемые люди, дать гарантию того, что по нам не будут стрелять? Мы пришли с миром, помощью и желаем помочь афганскому народу в его революционных преобразованиях. Во время монолога командира дивизии, перевода речи переводчиком старейшина молчал, соглашался со всем сказанным русским командиром.
Затем старейшина подошел к жителям кишлака и они стали о чем-то говорить, применяя активную жестикуляцию руками. Переводчик не слышал их слов – далековато-то, но минут через десять старейшина вернулся обратно. Подойдя к командиру дивизии, он заверил, что по русским они стрелять не будут, пусть чувствуют себя, как дома, ни о чем не беспокоятся. Казалось бы, наиболее острая тема встречи была исчерпана, генерал со старейшиной обсудили вопрос гуманитарной помощи населению. Решили так: афганцы во второй половине дня подъедут к нашему лагерю на транспорте, где и произойдет передача им продовольствия.
Вопросы, интересующие обе стороны, закончились, главный старейшина, приблизившись к комдиву, взял его за руку и, согнувшись, сделал попытку ее поцеловать. Генерал вежливо, но энергично отнял свою руку у спинжирая. Белобородый вновь взял лицо командира дивизии руками, дважды прижал его к своим щекам, повернулся и пошел к жителям. Встреча была закончена.
Офицеры оперативной группы расположились на БТР-Д, генерал Рябченко сел в один из них. Я же на своей командирской машине, выскочив вперед, возглавил колонну, прикрывая оперативную группу на маршруте следования. Минут через пятнадцать мы добрались до лагеря без каких-либо происшествий. Командир дивизии молча пожал мне руку и кивнул – все как надо. Наступившее следом расслабление придало уверенности в том, что и эту задачу мы, разведчики дивизии, выполнили должным образом.
После обеда к боевому охранению подкатило несколько «бурубухаек», гужевой транспорт. Солдаты тыловых подразделений перегрузили в них около сотни мешков муки, ящиков с продуктами питания. Вскоре афганцы уехали делить гуманитарную помощь «шурави», а мы молча наблюдали за происходящим, пытаясь понять главную мысль: они теперь за нас?
Долгого расслабления не получилось, поступил приказ комдива: к утру следующего дня группировка должна быть готова к встрече командующего ВДВ генерал-полковника Сухорукова. Оставшееся время мы посвятили подготовке внешнего вида, боевой техники и, конечно же, подготовке группы на случай, если каким-либо образом придется прикрывать Командующего. Я на всякий случай прикинул варианты, которые могли возникнуть в ходе прибытия военачальника в отдаленный район страны, где части дивизии несли потери. Тем не менее, отработали парадный вид, аккуратно сложили форму в десантных отделениях боевых машин, нашли крем, щетку для чистки сапог, ставшими рыжими от пыли. Прошлись по боевым машинам: протерли броню, привели в соответствующий вид оружие.
Заместитель командира 350-го парашютно-десантного полка по политической части сделал объявление: для личного состава, свободного от выполнения боевых задач, вечером будет фильм. Мы обрадовались, как дети, помниться, праздничное настроение охватило нас всех. Я решил ужин провести пораньше, чтобы разведчики спокойно отдохнули до фильма, пообщались друг с другом, отвлеклись от постоянной тревоги. Так и поступил: поужинали, попили чай, заранее подготовили места для отдыха ночью в боевых машинах. В охранение дивизионную разведку не ставили, поэтому я предполагал после фильма провести отбой, чтобы разведчики отдохнули до утра и были готовыми к встрече командующего войсками.
Стемнело, в стороне от штаба оперативной группы замполит полка соорудил приспособление, на котором из сшитых вместе простыней вывесили экран. Получилось высоковато: скамеек, стульев не было, поэтому фильм предполагалось смотреть, задрав голову, сидя на земле. Было очень неудобно. Офицерский состав, сетуя на политработников (кто же еще виноват?), устраивался для просмотра фильма. Пишу эти строки и думаю: сколько жизней спасла элементарная небрежность замполита 350-го парашютно-десантного полка?
Перед экраном на земле расположилось человек двести личного состава, свободного от боевых задач. Начался фильм: титры, музыка первых кадров и сцен известной с самого детства киноленты. Десантники заворожено смотрели на экран! В какой-то момент я заметил, что экран трепыхается из стороны в сторону, исказилось изображение, полетели куски материи. Не сразу дошло, в чем здесь было дело! Фильм продолжался, а экран разлетался в клочья.
– Внимание, к бою! «Духи» ведут огонь, – слышу голос за нами.
Осенило: «духи» молотят из автоматов по светящемуся экрану, который видно издалека. К счастью, в момент просмотра личный состав лежал или сидел на земле гораздо ниже светящегося экрана. «Духи» не могли этого видеть, автоматные очереди шли над нашими головами, по великой случайности не задев скопление людей на земле. Экран потух, выключились динамики, слышна была стрельба с окраины кишлака. Боевое охранение вело ответный огонь. Бухнул залп гаубичной батареи, от неожиданности мы распластались на земле.
Страшное зрелище представляет собой стрельба артиллерии ночью, если находиться рядом с ней. Грохот – ничто в сравнении с огромными языками пламени, вылетающими из стволов орудий. Началось светопреставление: огонь из боевых машин открыла линия боевого охранения, включился артиллерийский дивизион. Канонада стоял такая, что объясняться друг с другом можно было только языком жестов. Так продолжалось минут двадцать. Постепенно огонь прекратился: «духи» уже не стреляли, увидев страшную мощь, которую привезли с собой «шурави». Никто из нас не сомневался: огненный ураган в Бехсуде запомнится «духам» надолго.
Вот и угостили хлебушком «душков», мучки дали. А что в ответ? Старейшины заверили командование, что по нам стрелять не будут, но реакция получилась обратной – огонь по людям в мирной обстановке: вне ведения боевых действий. Таким образом, меры, принимаемые нами по охране командира дивизии с группой офицеров, были не напрасными. Возможно, «духи» прикидывали нападение из засады. Лично для себя в который раз я сделал выводы: верить этим животным в человеческом обличье ни в коем случае нельзя. Если уж заверения старейшин ничего не стоили, то ничего святого не может быть в их исламском мире. С тех пор я верил только мертвым душманам: они – самые честные и порядочные парни, не сомневайтесь и поверьте мне на слово.
ГЛАВА 48
Тем не менее, ночь прошла спокойно. «Духи», вероятно, оценивали итоги своей акции и безусловную мощь «шурави», огнем которой без особых церемоний была распахана часть жилого сектора ближайшего к нам кишлака. Утро началось обычной зарядкой, завтраком, после которого я распорядился разведчикам привести себя в порядок, надеть сносную подменку и «пройтись» по кирзачам сапожными щетками. Оставшись довольным внешним видом подчиненных, проверил у них оружие, снаряжение, затем в полной боевой готовности разместил их на боевых машинах. Командование объявило, что вертолет командующего ВДВ прибудет к 10.00 утра. Время еще было, чтобы обсудить вчерашний инцидент с обстрелом: офицеры тихонько травили меж собой анекдоты, солдаты дремали на солнышке – обстановка в группировке была спокойной.
В центре лагеря авианаводчики подготовили площадку для приема вертолетов, один из них проверил направление ветра и был в готовности «подработать» экипажам дымами и сигналом по радио. По периметру лагеря действовали разведчики 350-го парашютно-десантного полка, в готовность приведена артиллерия для ведения упредительного или заградительного огня. Выдвинутое вперед боевое охранение, усилило меры противодействия противнику на случай, если он каким-либо образом проявит себя. Все было готово для встречи военачальника в боевой обстановке.
Около 10.00 на бреющем полете с грохотом пронеслась пара «горбатых». Хищно и дерзко они прошлись над нами и стали кружить над окраиной кишлака, огрызнувшегося ночью огнем. «Вертушки» зашли вдоль него с севера на юг, порыскали по периметру лагеря, метрах в семистах от нас обработали «нурсами» местность. Минут через десять появились Ми-8 и сходу зашли на площадку приземления, обозначенную выложенным камнями кругом и оранжевыми дымами. К ведущему борту подошел командир дивизии с группой офицеров оперативной группы. Командующий был в обычной генеральской повседневной форме, седой, серьезный. Выйдя из вертолета с несколькими офицерами, сопровождавшими его, он принял доклад генерал-майора Рябченко. О чем-то поговорив, они пошли к построенным для встречи войскам. Выйдя к центру строя, командующий приветствовал личный состав группировки:
– Здравствуйте, товарищи десантники!
– Здравия желаем, товарищ командующий, – прогремело над «духовским» нагорьем Бехсуда.
Генерал армии Сухоруков обратился к нам с речью, в которой им была подчеркнута особая роль дивизии, выполнявшей воинский, интернациональный долг в Афганистане. Он обратил внимание на то, что в эти минуты части соединения находятся на боевых действиях, успешно решают возложенные на них функции. Далее он рассказал о первых днях вхождения дивизии в Афганистан, где ряд военнослужащих, совершив воинский подвиг, были достойны награждения государственными наградами. Пользуясь случаем, отметил командующий, он с удовольствием выполнит миссию Верховного Совета СССР по награждению десантников боевыми наградами. В течение получаса командующий вручал правительственные награды офицерам, солдатам, сержантам, проявившим себя в революционных событиях 25 декабря 1979 года. Затем командующий опять обратился к нам со словами, суть которых заключалась в достойном служении Родине.
После официальной части генерал армии Сухоруков некоторое время еще находился в штабе дивизии, где генерал Рябченко доложил ему обстановку в районе боевых действий и свое решение на выполнение поставленной задачи. Получив от командующего твердое «да», они стали прощаться. Генерал армии Сухоруков в сопровождении комдива, офицеров оперативной группы вышел к своему вертолету. Пара «двадцать четвертых», напомнив о себе, со звоном пронеслась над лагерем и взяла в сопровождение «восьмерки» к Кабульскому аэропорту. Вертолеты улетели, оставив нас посреди гор и «духовской» блокады…
Поздравив знакомых офицеров, получивших боевые ордена, я вернулся в расположение взвода. Разместившись в тени боевых машин, разведчики были рады, что командование нас не задействовало в операции превентивного прикрытия командующего. «Нас надо привлекать для более важных и ответственных заданий, где применяется сила, огонь и сноровка», – вещал «Зигфрид» в кучке друзей. «Лопату ему, что ли дать! Разговорчив, уж больно стал», – подумал я о Сокурове.
Заместитель командира 350-го парашютно-десантного полка по политической части объявил личному составу группировки, что в честь получения боевых наград сегодня объявляется праздник и дальнейшие мероприятия проходят по плану выходного дня.
– Кино мы не пойдем смотреть, товарищ лейтенант? – спросил у меня Сокуров после команды «разойдись».
Народ закатился смехом. Намек на вчерашний случай с обстрелом во время просмотра фильма, едва не стоивший жизни многим бойцам.
– В кино мы, «Зигфрид», не пойдем, вход дороговатый.
Тем не менее, ни я, ни мои разведчики еще не подозревали, что по плану заместителя начальника политотдела дивизии нам было уготовано большое доверие: защищать честь разведки ВДВ. Прибежал посыльный из штаба оперативной группы и доложил:
– Товарищ гвардии лейтенант, вас вызывает замначпо.
«Что случилось, черт побери?» – подумал я про себя, выдвигаясь в штаб оперативной группы.
Вот и палатка политотдела. Зашел.
– Товарищ гвардии подполковник, гвардии лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
Заместитель начальника политотдела мужик был жестковатым – прошел Кунар, но юмора не потерял.
– Тут дело такое, Марченко: в группировке есть рота специального назначения афганской армии, они десантники, разведчики, подобраны из горцев, ну, вроде, как ваши коллеги. Есть возможность посоревноваться с ними, чтобы показать, чего мы стоим, поэтому в рамках спортивных мероприятий проведем состязание. В каких-то соревнованиях будут участвовать другие подразделения группировки, тебе же главная задача – победить афганскую военную элиту.
– И как это будет выглядеть, товарищ подполковник? – спросил я политработника.
– Ничего особенного, Марченко, пойдем.
Мы вышли из палатки, замначпо показал мне на вершину горы, господствующую над местностью метрах в семистах от нашего лагеря. Гораздо дальше за линией боевого охранения. Возможно, в этот момент «духи» с нее наблюдали за нами.
– Что я должен сделать?
– Вот теперь к делу. Ваши группы будут иметь равное количество личного состава, экипированы, снаряжены совершенно одинаково при прочих равных условиях. Задача: первыми подняться на вершину горы. Затем по команде спустить вниз условных раненых и убитых. Действия по времени и на скорость. Вот и все. «Ё… Офигеть…», – подумалось мне.
– Мы там с «духами» сцепимся, товарищ подполковник.
– Ничего подобного, – заверил политработник, – вертолеты сделали облет, все чисто. «Ни хрена себе – опять подумал я. – Там могут быть не только условные пострадавшие. Охренели они, что ли?»
Но опять, без согласования с командиром дивизии, вряд ли такое мероприятие пришло бы в голову заместителю начальника политотдела.
– Понял, товарищ подполковник! Когда?
– Соревнования начнутся через час. Подготовь людей и в 13.00 быть у моей палатки.
– Есть.
Я пошел к своим рейнджерам, травившим во главе с Сокуровым анекдоты.
– Ну что, Сокуров, допиз…ся?
«Зигфрид» вскочив, принял положение «смирно».
– Вы о чем, товарищ лейтенант?
– Два твоих анекдота выставляются на конкурс.
– О-о-о, это люкс, – «Зигфрид» расплылся в улыбке.
– Слушай первый анекдот, впрочем, слушают все – готовность в полной боевой форме через пятнадцать минут.
Разведчики в недоумении смотрели на меня.
– Горушку все видят? – показал я на вершину, которую предстояло штурмовать.
– Так точно.
– Сокуров, не слышу твой голос.
– Так точно, товарищ лейтенант, – зычным голосом ответил «Зигфрид».
Так вот, в полной боевой форме на нее надо подняться быстрее афганского спецназа. Вопросы?
– Поня-я-я-тно, товарищ лейтенант.
– Анекдот второй: спустить с вершины условных раненых и убитых быстрее спецназа «духов». Это понятно?
– Понятно, товарищ лейтенант.
– У меня все анекдоты, Сокуров. Вот здесь тебе и сила и ловкость… Таким образом, товарищи разведчики, командование дивизии решило провести спортивные мероприятия с участием роты специального назначения афганской армии, которая находится в нашей группировке. Остальное вы уже слышали: подняться первыми и спуститься – тоже первыми. Без всяких «если». О них знаю только одно: воевали, бойцы, горцы. А теперь, Сокуров, я слушаю твой анекдот.
«Зигфрид», поежившись, смолчал…
– Ну, что, бойцы, покажем этому спецназу, что мы не лыком шиты. Как?
– Сделаем их, товарищ лейтенант, – спокойно ответил Сафаров.
– Тогда так, Сергей, десят минут на подготовку. Единственная просьба: соревнование соревнованием – могут быть и… «духи». На маршруте быть внимательней, помогать друг другу. Этому рванью я не верю!
– Понял, товарищ лейтенант.
В установленное время группа стояла перед палаткой замначпо. Я доложил ему о прибытии, он вышел и поприветствовал разведчиков.
– Марченко, немного подождите, афганцы на подходе.
Хорошо. Мы легли рядом с палаткой, закурили.
– «Духи», товарищ лейтенант.
Я оглянулся на голос одного из разведчиков и обомлел. К нам подходила группа афганцев в специальной, камуфлированной форме. Такой формы у Советской Армии еще не было. Небритые бандитские рожи заросли волосами, зверский взгляд. Словно загнанные в угол звери, они приближались к палатке, остановившись, что-то обсуждали, размахивая руками. Сафаров склонился к моему уху.
– Товарищ лейтенант, может, кончим их прямо сейчас?
– А что они бурчат?
– В общем-то, это банда может хоть сейчас податься в горы.
Афганцы не знали, что двое среди нас свободно говорят на их языке. Сафаров, слушая их разговор, понял, спецназ – готовый «духовский» отряд.
– Серега, спокойно, слушай и переводи.
– Они недовольны войной, на которую их взяли. Пусть, говорят, русские воюют, а их оставят в покое. Иначе сами уйдут в горы.
– Ни хрена себе, союзнички саурской революции.
– Значит так, – обратился я к группе, – с «духов» не спускать глаз, быть готовыми для вступления с ними в бой. Вопросы?
– Никак нет.
– Сергей, вы с Ивониным идете чуть сзади группы и контролируйте афганцев с тыла и флангов, если что – валите всех подряд: вы снизу, мы с верху не дадим поднять им головы.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Баравков, со своими идешь первым, возьми с собой больше гранат, в случае атаки закидаешь «духов» сверху. Сафарову и Ивонину удобней из автоматов. Рыпнутся, положим всех,
– П-понял.
– Сафаров, с Баравковым контролируйте разговоры афганцев, вы на их земляков не похожи. В случае обострения обстановки – сигнал немедленно. В крайнем случае, огонь на упреждение. Не церемониться.
– Ясно.
– Все. С богом, вперед.
Я подошел к заместителю начальника политотдела.
– Товарищ подполковник, ну и соперников вы подобрали. Откровенные «духи». В горах придется с ними воевать.
– Не драматизируй обстановку, Марченко, все нормально. Нам их придало Министерство обороны Афганистана – верные революции люди. А зверские морды? Ну, что поделаешь, если они такие?
– Товарищ подполковник, мои парни слушали их разговоры, они далеки от задач революционных преобразований и в горах останутся очень легко. Докладываю сразу: я меры принял, как будет дальше – не знаю.
– Ладно, ладно, не горячись. Сейчас переводчик поговорит с ними и расскажет условия соревнований. Сам-то готов?
– Я ко всему готов, товарищ подполковник.
– Ты это, смотри… Престиж ВДВ!
Подошел Александр, дивизионный переводчик, пообщавшись с командиром афганского спецназа, он довел до него суть совместных соревнований, показал на нас, что мы – их соперники. Подошел ко мне.
– Ну и ребята тебе достались. Одни рожи чего стоят.
– Чем-нибудь себя проявили?
– Да нет, вроде, спокойны, но это совсем не отражает действительного положения дел. В душу к ним не залезешь – скрытные.
– Ладно, Сань, разберемся.
Запрыгнув в машину, мы поехали к месту турнира – к подножию вершины, которую предстояло нам штурмовать. Вместе с нами прибыла парашютно-десантная рота на боевых машинах для прикрытия соревновательного процесса, несколько офицеров оперативной группы, связисты. На старте собралось довольно много народа. Вышли к линии условного старта, где всем руководил замполит 350-го полка. Обе группы (моя и афганская) стали в исходное положение на расстоянии друг от друга метров в семьдесят. Переводчик еще раз объяснил афганцам задачу, показав на вершину, путь следования и конечную точку подъема, откуда по команде необходимо спустить условного убитого и двух раненых. Объяснил им, что за группами будет вестись наблюдение в бинокли и прицелы боевых машин, что мне очень понравилось.
Замполит подал команду «Вперед». Восхождение мы начали одновременно: афганцы, гортанно крича, бросились, шустро прыгая с камня на камень, мы, как раз, наоборот – спокойно и тихо.
– О чем они, Баравков?
– Уроды! Подбадривают себя криками.
– Чуть-чуть отстанем, Гена, пусть рвутся первыми, так их легче контролировать – все на виду.
Втянувшись на крутой подъем, где не разбежаться и барсу, афганцы затихли, уже не слышны были дикие вскрики, бег они сменили на шаг. Размеренно, не торопясь, мы подпирали их снизу, но вперед не рвались – рановато. Минут через тридцать выяснилось, что у афганцев получился разнобой: по физическим возможностям у них образовались три группы. Человека три вообще отстали и явно не претендовали на спортивные достижения. Отчетливо было видно, что физическая неспособность держать темп не позволяла им следовать с группой, то есть я фиксировал отсутствие сколоченности группы. Командир афганцев несколько раз что-то кричал, грозно размахивая автоматом, но прибавить скорость отставшие не могли. Группа, поднимавшаяся по центру, также захлебывалась потом, от чего и без того зверские лица «союзников» приобрели еще более дикий вид.
Мы же шли хорошо отработанным темпом: от первого в группе Баравкова – до последнего Сафарова двигались компактно, по-боевому. Порядок держали, словно уходили в тыл к противнику, были готовы к вступлению в бой. Примерно на средине маршрута я подал Баравкову сигнал – увеличить темп. Чисто тактически наступила пора вырубать из соревнований слабую группу афганцев – пусть подыхают внизу. Они уже задыхались.
– Расслабить тело, ноги, двигаться свободней, не зажиматься, – подбадривал я парней.
Местами карабкались с помощью рук: подъем был очень крутым, но мы шли только вперед. Пот заливал глаза, курточка, прилипнув к телу, неприятно раздражала кожу. Скашивая взгляд на афганцев, я видел, что общая их группа оставалась позади, а те, кто слабее, отстав метров на 200 от основной группы, сидели на камнях, переобувая ботинки. О таких мокасинах нам было только мечтать.
Так, этих выключили, они уже не соперники, время засекается по последнему солдату, пора сбивать с темпа главную группу.
– Гена, держи скорость, вверху отдохнем.
– Понял, товарищ лейтенант, – прохрипел Баравков.
Минут через десять оглянулся назад. Афганцы, остановившись, практически, пали на камни.
– Гена, тормози, отдыхаем. Следить за дыханием.
Теперь уже ленивым, вразвалочку, шагом, мы поднимались вверх, экономя силы. До вершины оставалось около двухсот метров, пожалуй, надо пройти без остановки. Я уже видел площадку с огромным булыжником, которую я отнес к конечной точке подъема.
– «10», я «Сокол», вышел на финиш. Прием, – доложил я по радиостанции.
– Вижу, «Сокол», фиксирую время. Готовность к спуску по второй задаче через десять минут.
– Есть, понял.
Разведчики, раскинув руки, лежали на камнях – потные, изнеможенные…
– Так, кого назначим убитым и ранеными?
Сквозь порывы знобящего ветра послышался голос Сокурова.
– Меня можно в убитые, товарищ лейтенант?
Лежавшие рядом разведчики задохнулись от смеха. Зигфрид весил килограммов под сто, а с оружием и снаряжением все сто тридцать. Вовчик, конечно, шутя, предложил свое тело в качестве… тела, но сразу поднялось настроение. Афганцы были где-то внизу, их даже не видно.
– Значит так, условный убитый – Гапоненко, раненые Архипов и Мадрыко. Готовность к спуску через пару минут.
Приспособив Гапоненко и условных раненых для эвакуации вниз, я доложил по радиостанции:
– «10», я «Сокол», к спуску готов.
– Понял, «Сокол». Время пошло.
Спускались мы не по прямой линии, а синусоидой с небольшой амплитудой. Учитывая особенности склона, ринулись вниз по кривой. Длинный спуск с вершины намного труднее, чем подъем – я об этом уже говорил: икры ног немеют, в них появляется боль, которую невозможно терпеть. Поэтому спускались вниз левым, затем, правым боком, распределяя нагрузку равномерно на тело и ноги.
Спустившись, примерно, на треть, мы увидели афганский спецназ. Аборигены не делали даже попытки подъема на гору.
– Товарищ лейтенант, у них, наверное, комсомольское собрание. Решают: остаться в горах или вернуться на базу, – ввернул «пострадавший» Архипов.
– Ты еще по п…ди, брошу, – пригрозил Баравков.
Сейчас было не до шуток. Меняясь на ходу, мы перехватывали друг у друга «раненых», «убитого», падали, вставали, упорно приближаясь к подножью горы. К финишу прибыли без потерь! Упав на землю, разведчики выпили из аллюминиевых фляжек последние капли воды.
– Встать! В одну шеренгу – становись! Заправиться. Равняйсь! Смирно! Равнение на право.
Обозначив, на сколько это было возможным, строевой шаг, я подошел с докладом к подъехавшему посмотреть соревнования специальных групп командиру дивизии.
– Товарищ генерал-майор, разведгруппа 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, выполнив условия соревнований, на финиш прибыла в полном составе.
Удивленно подняв изогнутые брови, комдив спросил:
– А где афганцы, Марченко?
Сходу ответить я не не мог - задыхался. Пока переводил дыхание, чтобы заговорить, кто-то из окружения комдива сказал:
– Может в горах остались?
Стоявшие рядом, засмеялись.
– Я их вижу, – доложил артиллерийский наблюдатель, контролирующий обстановку в прицел, – возвращаются.
– Фу, – выдохнул генерал, – хорошо, что не остались. Встретьте и поприветствуйте союзников, - повернулся генерал к замначпо. - Александр, попереводишь. Слышишь меня?
– Так точно, – ответил переводчик.
– Марченко, а мы пойдем к разведчикам.
– Есть.
Я шел за комдивом, думая лишь о том, чтобы не упасть на земь на глазах офицеров. Мышцы ног ломило от дикой боли.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ генерал-майор.
Комдив с радушной улыбкой доброго и отзывчивого человека (склонность к полноте генерала его таковым делала), приложив руку к головному убору, властным голосом объявил:
– За проявленное мужество, выносливость, отличную горную подготовку личному составу разведгруппы объявляю благодарность.
– Служим Советскому Союзу, – дружно ответили разведчики.
– Вольно.
Комдив прошел вдоль разведчиков, каждому, пожав руку, сказал слова благодарности. Было очень приятно в эти минуты душевных эмоций. В голове каждого из нас стучало: командир дивизии нами гордится! Очень почетно!
Генерал Рябченко уехал. Проверив оружие, снаряжение, мы убыли к машинам и вскоре прибыли в лагерь. Афганский спецназ, как потом мне рассказали, появился минут через сорок после нашего отъезда, так и не добравшись до вершины горы, определенной условиями соревнований. В лагере я молча пожал руки разведчикам. Никто, кроме нас!
– Отдыхайте, ребята, всем спасибо. Сергей, одного на охрану. Я у себя, немного посплю.
– Понял, товарищ лейтенант. Разойдись.
Разведка дивизии всегда была первой и гордилась успешным выполнением не только боевых, но и всех внезапно возникаюших задач повседневной деятельности.
А задачи не заставили себя ждать. Они появлялись днем и ночью - от максимально опасных по содержанию до деликатных по изящности, имевших свои особенности. Всегда, где бы мы ни были, чтобы мы не делали, если поступала команда «Вперед», в кратчайшие сроки разведывательная группа действовала по самому жесткому сценарию развития событий. У меня, как у командира разведчиков, выработалась независимая от всех реакций организма – реакция на внезапное выполнение действий, поставленных командованием дивизии.
Отмечаю в лучшую сторону всех своих разведчиков, бывших со мной на боевых заданиях. Я гордился ими всегда и во все времена! Если бы не они, о разведке нашей дивизии говорили бы совсем по-иному. В труднейших условиях боевой действительности, мы выполняли боевые задачи и, слава Богу, (я убежденный атеист) пока без потерь. За то, что мы уже сделали в боевой работе, каждый из моих разведчиков достоин памятника у себя на Родине. Они это заслужили самоотверженным трудом во благо Родины, пославшей их на тяжелейшие испытания войной. Мы еще не знали, что это только начало – будущее будет еще более кровавым и жестоким на всем протяжении афганской войны.
Рейдом в провинцию Вардак командование армии рассчитывало привлечь на свою сторону часть населения. Но хлеб, мука, другие продукты питания, переданные местному населению знаком доброй, мирной воли, не только не сыграли положительной роли, а позволили боевикам совершить нападение. Можно ли назвать людьми тех, кто кусает руку, дающую помощь? Животные, как мы знаем, и те не нападают на людей, которые их кормят. За совершенный поступок душманы подлежали уничтожению, как бешеные афганские шакалы. Гвардии капитан Литош, командир разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка, со своими разведчиками прочесывал ближайшие горы. Гаубичная и реактивная артиллерия подготовила данные для стрельбы по разведанным нами опорным пунктам противника и периодически вела беспокоящий огонь по его позициям. В один из напряженных боевых будней командир дивизии поставил мне отдельную боевую задачу…
Она была обычной и на первый взгляд ничем не отличалась от всех тех, которые мы выполняли последнее время. Суть ее заключалась в следующем: выдвинуться в район узкой долины, расположенной восточней Бехсуда для проведения поисковых и засадных действий по обнаружению и уничтожению противника, подходящего со стороны горного хребта Баба, кишлаков Гардандеваль, Джалиль. Серьезность поставленной задачи не вызывала сомнений: противник в районе боевых действий был озлоблен еще на правительство Амина, а теперь и на нового, поддержанного советским воинским контингентом. Всего год назад уезд прочесали армейские части афганской армии, по нему нанесла удар артиллерия - вокруг видны кишлаки разбитые бомбоштурмовыми ударами авиации, в результате которых погибло мирное население. Через год в страну вошли войска советского государства и вот сейчас пытаются войти в контакт с жителями пострадавшего района. Но «шурави» все равно враги. Наши гуманитарные акции доброй воли для них неприемлемы. Психологию местного населения мы начинаем понимать в ходе допросов пленных, бесед с дехканами через Сафарова и Баравкова, владевших местным диалектом.
Подготовка к выполнению поставленной задачи не заняла много времени, ко всем неожиданностям мы были готовы всегда. Заполнив фляги водой, разместили в РД сухие пайки, по пять боекомплектов патронов в магазинах и специально сшитых мешочках. После проведенных соревнований и нескольких выходов на разведку местности мы отдохнули, набрались сил, терпения и вот включились в боевую работу. Мы понимали, что после нападения на лагерь оставаться в ожидании следующего нападения глупо. Командир дивизии уточнил план боевых действий группировки, преодолевшей двести километров сложнейшего пути в дикий, забытый уезд. Оставалось провести разведывательные мероприятия по определению местоположения противника, районов его передвижения, баз и нанести по нему сокрушительный удар. Сил и средств у нас было достаточно, можно разнести в пух и прах не одну провинцию. Противника надо было лишать его боевого потенциала (личного состава, вооружения, боеприпасов, продовольствия), а также влияния на него старейшин, духовных лидеров.
До противника была доведена одна, но понятная вещь: не признаете центральное руководство – война, признаете или пойдете с ним на компромиссы – уже хорошо. Но в любом случае, должен был действовать справедливый закон: договорные обязательства не нарушать, выполнять в полном объеме. Господа старейшины, даете гарантию мира? – выполняйте, не можете – так и скажите, мы ее сами найдем, но несите ответственность за дикость ваших сыновей и внуков, день и ночь нападавших на войска «шурави». Будет война! Сотрем с лица земли кишлаки, хоть одним выстрелом ответившие нам.
Примерно в таком ключе прошла еще одна встреча командира дивизии со старейшинами уездного центра. Оправдание аксакалов исходило из того, что в райне действовали отряды моджахедов не подчинявшиеся совету старейшин провинции. Такое положение дел могло иметь место в обществе, разрываемого войной, но нам от этого было не легче – мы ожидали нападения. Опять же, пассивный режим выжидания нас не устраивал, поэтому группировка приступила к активной фазе боевых действий по уничтожению тех, кто не принял правил игры государственной власти Афганистана и страны, поддержавшей ее революционные преобразования.
Мы, разведчики, став слугами тьмы, ушли в ночь и потерялись в ее тени за линией боевого охранения. Углубившись в долину, размытую сезоном дождей, прошли мимо дорог, идущих с Гильменда, водной артерии, вдоль которой располагалась большая кишлачная зона и не менее серьезная «зеленка».
«Духи», обработавшие нас, несомненно, были из этих мест, они не подчинились совету старейшин, исламскому комитету уездного центра. Значит, у них были свои цели, задачи, которые отрабатывались в русле указаний своего руководства: партии, наркомафии, местного полевого командира, феодала. Советнические аппараты, оперативная группа Министерства обороны СССР, представители других силовых ведомств Советского Союза на территории Афганистана не проводили качественных мероприятий по изучению противника. Поэтому в отношении сил афганского сопротивления не вырабатывалась тактика и стратегия противодействия: какого противника уничтожать в ходе боевых операций, какого привлечь на свою сторону, чтобы направить на третьих и пусть бы они били друг друга. У советского руководства не было понимания в том, что оставшийся в живых противник в ходе межусобиц, примкнул бы центральному правительству и был бы нашим, пусть временными, но союзником в укреплении завоеваний Саурской революции. Именно с ним, играя на амбициях, можно было говорить о дальнейшей судьбе Афганистана. В результате пассивной и непродуктивной политики всего советского присутствия в Афганистане не удалось ослабить позиции и боевые возможности сил вооруженного сопротивления, отчего они только укреплялись.
Несмотря на большое количество партий, претендующих на власть, полевых командиров с более скромными задачами (на уровне провинций, уездов), с ними нужно было вести переговоры, предлагать привлекательные предложения, которые бы устраивали стороны. Ничего этого не было. Советнические аппараты, оперативная группа Министерства обороны не ориентировали войска на выполнение боевых задач в гибком русле, что привело бы, несомненно, к более успешным, эффективным результатам.
Поэтому ситуация в Афганистане вырисовывалась иная: силы сопротивления, отрабатывая цели и задачи, поставленные их лидерами в вооруженной борьбе с действующим правительством, войсками «шурави», навязывали нам свои правила игры. А вот с этим бороться было бесполезно – пустая трата сил и времени. Поэтому подразделения рейдовой группы, мы, разведчики, выполняли боевые задачи на свой страх и риск, совершенно не представляя их конечного результата, который всегда имел исключительно условный и временный характер. Речь идет не о том, что мы уничтожили сто, двести, триста душманов, а о том, что уезд, провинция все равно останется под контролем исламских комитетов, а количество убитых душманов совершенно не играет роли в определении успеха боевой операции. На самом деле, сколько бы мы не уничтожили «духов», общая ситуация в нашу пользу не изменится, иногда совсем наоборот. К «духам» примыкали новые отряды из ранее колеблющихся в своих взглядах дехкан, молодое поколение подростков 13-14 лет.
Ряды душманских формирований пополнялись озлобленными к «шурави» бойцами. Они жаждали смерти русским и мстили зверским образом за погибших отцов и братьев. Бессмысленность рейдовых операций была очевидной с самого начала их проведения: блокируем район, возьмем уезд, поставим там какую-то власть, но через сутки после нашего ухода, приходят душманы и правят бал с еще большим усердием и остервенением. Мы же, грязные, оборванные, возвращаемся на базу с чувством удовлетворения и радости, что победили врага, сделав почти невозможное, не видя откровенных насмешек Ахмад-Шах Масуда, муллы Мадата, других полевых командиров, для которых наши усилия были равны укусу комара и смешны не только результатом, но и бесперспективностью. Полезным был опыт, практика боевых действий, которые мы приобретали в горах. Это, действительно, нормально, но огромные потери в рейдовых безрезультатных операциях приносили разочарование личному составу ограниченного контингента. Вот в чем беда.
ГЛАВА 49
Линию боевого охранения прошли скрытно, удаляясь от лагеря по пересеченной равнине. Километров через пять вышли к довольно широкому оврагу, уходившему в узкую долину, заросшую проклятой «зеленкой». «Зеленка» упиралась в кишлачный массив, создавая, таким образом, естественный оборонительный рубеж жилого сектора.
Ускоренным шагом спустились ниже уровня края оврага, чтобы контролировать кусочек открытого пространства левее от нас по ходу движения. Овраг, расширяя границы перед садами, оказался заросшим внизу высокой травой, похожей на камышник русских озер. Он был выше человеческого роста, что, несомненно, позволяло нам предельно скрытое выдвижение к объектам нашего интереса. Тем не менее, я понимал, что и «духи» могут использовать его для решения против нас точно таких же задач. Недавняя «отповедь» им огнем артиллерии, думаю, научила их более внимательному отношению к тактике действий против войсковой группировки "шурави".
Продолжая втягиваться в «духовскую» зону, я несколько раз оглядывался назад, прикидывая пути отхода в случае внезапной встречи с противником.
Ситуация в этот раз складывалась несколько иным образом, моя формула 30+70 в данном случае при ее применении не срабатывала. Напомню, что тридцать процентов усилий от боевой задачи мной тратилось собственно на выполнение задания, а семьдесят – на то, чтобы выйти из задания и удачно прибыть в базовый лагерь. Сейчас же обстановка разворачивалась с точностью до наоборот: в нашей задаче необходимо было рискнуть настолько глубоко, откуда было только два выхода: или ты на щите, или порвут на куски. Сложные сопереживательные процессы в принятии решения обычно носят тягостный характер, тем не менее, мозг считает, анализирует и взрывается радостным – вот оно! Действуем так! Наступает радостное настроение, желание действовать, кураж! Есть понимание, как это делать! Чем! Варианты применения к ситуации. Принято и мною решение, каким образом войти в задание!
– Ивонин, – шепчу старшему дозорному, – различаешь хмызник на дне оврага?
– Так точно.
– Следуешь с Сокуровым по условной линии водослива с задачей разведки маршрута. Вникай и слушай ночь. Чуть что – связывай противника боем и самостоятельно уходи к лагерю.
– Понял, товарищ лейтенант, а не блуданем в камыше?
– Ё… Полярную звезду видишь?
– Ну, да.
– Направление выхода к объекту задачи примерно на север. Вот и держись ее при следовании в кустарнике.
– Понял.
– Но главное, Андрей, не выскочи на «духов». Ляжем все.
– Я понимаю, товарищ лейтенант.
– Сокуров, ближе.
– Слушаю, товарищ лейтенант.
Голубоглазому и в последнее время очень разговорчивому блондину я показал кулак.
– Суть понял?
– Так точно.
– И не сверкай белками, накроют.
Сокуров с Ивониным хмыкнули смешком. Взбодрил парней нехитрой шуткой, но пора и вперед.
– С Богом. Поехали.
Дозорные шмыгнули вниз по обрыву, где, как мне виделось в «ночник», стеной стоял суходол. Они исчезли в песчаном русле речонки, высохшей после дождей. Группа двинулась следом, сохраняя дистанцию и боевой порядок во время движения. Успели.
А что же «духи»? Неужели боятся приблизиться к базе или на этот счет у них свои намерения? Овраг, заросший камышом, или как он у них называется? Удобен подходом к нашему лагерю из кишлаков через «зеленку». Ведь могут воспользоваться… Что же касается нас, то нам труднее уйти из расщелины зажатой в теснине. Если нарвемся на «духов», огрызнемся с двух направлений и уходим по руслу в обратном направлении, прикрывшись тенью обрыва. В живых останется тот, кто первым увидит врага и откроет огонь. «Мой выстрел первый и в цель» – девиз воздушного десанта. Артиллерия, конечно, поможет в случае, если влетим под раздачу, но контакт-то с противником близкий – огонь на себя? Выдержим ли? Ладно, не буду торопиться с выводами: настроюсь и разберусь. А не следят ли они за нами, не ведут ли нас по маршруту, чтобы в удобный момент завалить кинжальным огнем из хмызника? Стоять. Сигнал. Переведу дыхание, что-то сегодня волнение «шкалит» больше обычного.
Мы не рейнджеры дешевеньких американских фильмов, поэтому смотрим на вещи реально: противник коварен и очень опасен. Его надо почувствовать, вовремя обнаружить и косить огнем автоматов. Не получится внезапно – уходить, уносить ноги, потому что он не выпустит нас: достанет, не отпустит, и будет преследовать до полного уничтожения. Зная о своем превосходстве в силах, «духи» зажмут и будут атаковать с воздействующим на психику криком «Аллах Акбар». От «духовского» визга сознание мы не потеряем, прижмем к земле огнем и броском ему навстречу несколькими тройками одновременно прорвемся через их боевые ряды. Одна из моих домашних заготовок, которую я отрабатывал с разведчиками на Ходша Раваше – ошеломить «духов» жестким ударом в лоб и сразу в прорыв: оторваться, уходить. Терять уже нечего: бездействие – верная гибель, а внезапный удар собьет их с ритма атаки, ошеломит, а дальше – судьба…
Контролировать обстановку с мероприятиями противодействия противнику надо всегда. Позволит ситуация – схватить пленных, снять информацию их же методикой. «Духи» трусливы и боятся смерти в обычных условиях. Им нужна показушная, постановочная смерть во имя Аллаха и не обязательно в пятницу – тогда они видят себя великомучениками. Это суть самопожертвования террористов-смертников. В других же ситуациях они продадут отца и мать и Святого Духа вместе с Всевышним. Главное – лишить их идеи самопожертвования, нарушить в сознании ритуал мучинической смерти во имя Аллаха Всемилостливого и Милосердного и тогда они становятся ягнятами.
Но внимание! Легко нарваться на местных бойцов, которым придется объяснять, зачем мы ночью лазим по их территории. Вывожу группу к Гильменду – довольно широкой реки, не приближаясь к обрыву расщелины или узкой долины. «Зеленка», кишлачная зона, душманы, обложившие лагерь – все здесь, полный букет. Противник знает, что мы на их территории будем недолго и готовят для нас обратный путь: ставят засады, завалы, минновзрывные заграждения. Стаей шакалов бродят они по периметру базы, чтобы напасть, укусить, обстрелять. Они где-то рядом! "Духи" чувствовались каждой клеточкой тела.
Узкая долина, ограниченная обрывами, - удобное место для тайных операций разведчиков. Уже около трех часов крались мы по самой нижней линии ее рельефа. Душновато.
Шириной не более четырех километров, где-то больше или меньше, заросшая высокой травой и кустами, долина была удобна возможностью скрытого выдвижения к нашему лагерю. «Духам» было выгодно по ней подбираться к нам и наоборот – моей группе к ним. Действовали мы на встречных курсах в узкой полосе, заросшей высоким сухостоем.
Вероятность неожиданного столкновения в высокой траве оставалась очень высокой. Дозор в составе Ивонина и Сокурова продвигался медленно, останавливаясь, разведчики вслушивались в звуки «духовской» ночи, в прицел изучали местность. В предыдущих боевых операциях ограничением видимости нам служили каменные глыбы, хребты, мокрый туман, сейчас же – высокая трава, местами кустарник. Непривычно. Еще недавно потоки воды проносились по руслу реки, но теперь оно пересохло, оставив после себя промоины. При реализации замысла выхода противника к нашему лагерю, он обязательно воспользуется ими для скрытого выдвижения к рубежу атаки.
Изучение по карте подходов к кишлачной зоне Гильменда, этот участок мною был выбран совсем неслучайно. Я всегда исходил из случайных обстоятельств, которые могли привести к неожиданным столкновениям с противником. Это главное, чего не должно случаться в нашей работе в разведке. Случайные факторы в выполнении разведывательных мероприятий, чего уж скрывать, частенько сопровождают нас, разведчиков, поэтому я всегда старался предвидеть развитие событий, принимая решения, которые бы упреждали неожиданные составляющие. Главная случайность в наших заданиях, чего бы мне откровенно не хотелось – нарваться на «духов» при движении в район предстоящих действий. Достаточно нам и Паймунара.
Выход к противнику по верхнему плато вдоль обрыва овражной расщелины – значит, двигаться по открытому месту. В случае встречи с душманами, даже укрыться негде: ровная местность просматривалась на приличное расстояние. В высокой же траве, если нарвемся на «духов», - большая гарантия потеряться и ускользнуть от цепких лап противника.
Соблюдая осторожность, мы пробирались через стебли высокого хмызника, росшего по всей ширине высохшего русла реки. Размышляя о возможном характере действий противника при его выходе к нашему лагерю, я бы на месте «духов» выбрал маршрут по верхней части долины: все же родная вотчина, знакомая местность. Тем более, мне не думалось, что «духи» после интенсивного обстрела артиллерией боялись нас настолько сильно, чтобы позволить себе тернистый путь сухих кустарников и жесткой травы. Хотя, кто его знает? Пренебрежение правилами разведки – смерти подобно.
Полыхнувшие за спиной зарницы возвестили об открытии огня артиллерии группировки по разведанным накануне целям противника. Канонада орудийной стрельбы свалила нас на землю, мы упали, изготовившись к бою. Надо было понять, что же происходит вокруг и оценить первый за время операции массированный артиллерийский налет по душманскому скоплению. Зрелищно. Мощь орудий ощущалась на большом расстоянии, после которого, вероятно, последует беспокоящий огонь до утра. Огонь гаубичного дивизиона по выявленному противнику расценилась мной, как психологическая поддержка, которая необходима нам как никогда. Она пригодится нам при отходе назад, а пока мы все дальше внедрялись в места расположения «духовского» сопротивления, двигались быстро, но тихо и аккуратно.
Артиллерийская канонада рассредоточила внимание противника, заставляя его концентрироваться на общем положении на местности нашего лагеря, а не на частных кусочках прилегавшей к нему территории. Нам же, как раз и были нужны эти кусочки, чтобы по ним сократить расстояние до противника, оставаясь при этом незамеченными.
Освещенный залпами 122-х миллиметровых гаубиц небосвод виден был душманами за многие километры, пусть вспоминают Аллаха и делают выводы о собственном коварстве и желании отомстить «шурави». В трудный момент артиллерия была с нами, от этого стало, если не веселей, то гораздо спокойней. Великое дело – поддержка, а с ней пришло вдохновение, кураж, второе и третье дыхание.
Одной из задач разведывательной группе ставилось - наведение огня артиллерии по обнаруженному противнику. Со мною была карта, на которой имелась кодировочная сетка, действительная только на время задания. По ней в нужное время я буду определять положение противника на местности, и наводить на него огонь артиллерии, передавая по радиостанции шифрованные координаты на пункт управления огнем. И в другой ситуации, если понадобится помощь артиллерии, я ее вызову по радио таким же образом. Разорвавшиеся под ногами у «духов» несколько снарядов, уменьшат их «духовскую» активность и позволят нам уйти без потерь. Ребята мы ходкие, в чем убедился афганский спецназ, уйдем и от «духов»…
Но засадные действия, нанесение противнику урона в живой силе – было определено командиром дивизии главной задачей. Командование дивизии предполагало: внезапным огневым налетом нанести поражение живой силе противника, тем самым лишить его способности к активному сопротивлению. Выполнение задачи планировалось завершить быстрым уходом по верхнему плато левого обрыва долины с корректированием огня артиллерии для прикрытия отхода группы к базовому лагерю.
Задача по исполнению была серьезной и очень ответственной. Первый этап операции, носившей гуманитарный характер по выдаче продовольствия населению, не выдержал испытания на порядочность местным советом старейшин и собственно «духами», поэтому считался провалившимся. Второй этап – активного влияния на душманское сопротивление имеющимися средствами, предполагал, как это можно было судить по задаче, поставленной мне командиром дивизии, вариант жесткого воздействия точечными, но эффективными ударами по «духам».
Это было понятно. Но, как выяснилось из общения со старейшинами, в районе Бехсуд действовало множество боевых отрядов, принадлежавших разным полевым командирам и политическим партиям. Несмотря на то, что все они были разрознены и не имели общих задач, было основание считать – в нужный момент они могли объединиться в один сплоченный отряд. Полученная от местных старейшин информация приводила нас к выводам о характере действий боевиков, о том, что они находились в постоянном движении и горели желанием нанести поражение советским войскам. Аксакалам такое положение дел также не нравилось, мы это чувствовали по их раздражению, которое они от нас не скрывали. Надо отдать должное одному из наших переводчиков, таджику по национальности, ему удалось, что называется, влезть в нутро спинжираям, понять их возмущение и почувствовать искренность в их словах и бурных заверениях. Где это видано, чтобы большинство отрядов сопротивления не подчинилось совету старейшин и действовало по указанию своих командиров? Нарушался вековой порядок.
Местные жители не приняли кабульскую власть. Это понятно. Что она для них сделала? Ничего. Население еще воспоминало карательные акции аминовского режима, унесших сотни жизней дехкан. Трудно говорить с людьми, дома которых были разрушены правительственной авиацией, под обломками которых погребены люди племени, рода, клана. А мы, русские, были для них вообще марсианами, вторгшимися на их территорию, а от того еще большими врагами, поэтому найти с местным населением общие точки соприкосновения вряд будет ли возможно. Если даже по совокупности положительных факторов мы все же заручимся поддержкой местных старейшин, нескольких полевых командиров, это совсем не будет означать, что другие вооруженные формирования на нас не нападут, не будут стрелять. Впрочем, под огонь попадут и те, кто поддержит войска «шурави» в короткий период их пребывания в провинции.
Такая вот не простая политическая и военная обстановка сложилась в районе нашего пребывания, где местные жители приняли нашу материальную помощь, но она не сыграла положительной роли в общей задаче. На акт милосердия мы получили море огня. Не все так просто было в центральных уездах страны (Вардак примыкает к провинции Кабул), а что делается в глубинных районах? – Трудно представить.
Но вернемся к задаче, стоявшей перед разведывательной группой. Для ее успешного выполнения были необходимы несколько условий: выявление наиболее вероятных маршрутов выдвижения противника, заблаговременное его обнаружение, минимально короткое время на организацию засадных действий с внезапной атакой и уходом на базу.
При постановке боевой задачи командир дивизии сделал акцент на то, что противник может объединиться в более крупные отряды для совместного нападения на группировку. То есть при выдвижении в район боевой операции, можно было нарваться на объединенное формирование «духов» во много раз превышавшее нас по силам и средствам. Поэтому на взаимодействие группы с артиллерией комдивом обращалось особое мое внимание, оно должно было быть отработано тщательным образом. На помощь других подразделений, в том числе на бронегруппу, рассчитывать не приходилось – они не успевали по времени. Семь-восемь километров, на которые мы оторвались от группировки, не позволяли быстрый подход брони по изрезанной равнине. Разведывательная рота 350-го парашютно-десантного полка гвардии капитана Литоша работала в другом направлении и не могла оказать поддержку в случае необходимости.
Потянуло ветерком. Первый признак выхода на открытое место, где есть разгуляться ночному ветерку. Долина, похоже, заканчивалась, начиналась пойма реки Гильменд, создававшая турбулентность воздушным массам. Русло реки сопровождалось мощной «зеленкой» и кишлаками. Стоп! Лучшее время, чтобы оценить обстановку, уточнить координаты по карте: противник находится рядом и поддержка артиллерии может понадобиться в любой момент.
Мне не составило труда подготовить данные нескольких заградительных рубежей на случай, если противник нас обнаружит, чтобы огнем артиллерии отрезать противника от группы. Пойдет. Осмотревшись, просигналил «к бою» и выдвинулся к парному дозору.
– Андрей, «ночничок».
Выглянул из травы, я оценил полоску местности перед «зеленкой», которая показалась мне довольно открытой. До зеленой зоны было метров триста, за ней кишлаки и река. Выйдя из поросшего сухостоем русла бывшей реки, мы оказались метрах в четырехстах от левого обрыва верхнего плато равнинной местности, с которого должна была просматриваться кишлачная цепочка, растянувшаяся вдоль берегов реки. Отрезок пути к обрыву мне не понравился, он был покрыт жухлой травой, и на нем не было ничего такого, за чем можно было укрыться. Обстановку усугубляло наше положение относительно местности, мы находились ниже общего уровня рельефа, значит, были уязвимы с верхнего рубежа обрыва. Если бросок в район засадных действий я устроил в режиме максимально скрытого выдвижения, то выход на боевые позиции нас открывал и ставил в опасное положение. Оценив местность с нескольких направлений, пришел к выводу, что выступ обрыва – лучшее место для устройства засады. Оно доминировало над равниной, что позволяло контролировать широкий овраг и выходы из «зеленки». Да и кишлаки должны были просматриваться в ночной прицел.
Не задерживаясь, вперед – к выступу обрыва. Именно там удобное место засады. С него открывалась возможность просмотра всех направлений и контроль низа долины до 500 метров и плато до начала поймы реки. Мы оказывались в выгодном тактическом положении: на нашей стороне находился базовый лагерь, артиллерия и не самый плохой путь отхода.
Расположение засады было выбрано непосредственно на местности, что в данной ситуации являлось ключевым звеном в цепочке выполняемого задания. Следующим шагом было уточнение по карте рубежей прикрытия отхода группы дивизионом гаубиц после выполнения мероприятий, предусмотренных задачей. «Пробежавшись» по координатной сетке карты, я «привязал» ее к нескольким видимым на местности ориентирам, прикинув резервный маршрут ухода по оврагу. Если что-нибудь пойдет не по плану, координаты нескольких рубежей, на случай отхода, были уже подготовлены, отойдем к своим под прикрытием артиллерии. Подготовив отход группы, я пришел к окончательному решению о выводе группы к месту засады, обрыву, нависшему над выходом из оврага и открытого участка равнины перед «зеленкой».
Чувствуя явную опасность, исходящую именно оттуда, я нервничал и торопился:
– Андрей, направление на обрыв. Наблюдаешь?
– Вижу.
– Там организуем засаду. Выйдешь на плато – местность под контроль, обеспечишь нам выход наверх. Внимание на пределе.
– Понял.
– Фетисов с Архиповым подстрахуют на подъеме.
– Ясно.
Ивонин и Сокуров были внешне спокойны, собраны: парни опытные, надежные, способные работать на упреждение. Думаю, что они не пропустят противника на встречном курсе, тем более – наступал ответственный момент выхода к месту засады, когда вероятность встречи с "духами" возростала до максимума. Она становилась высокой, как никогда. От решительных и быстрых действий дозора зависела живучесть группы. Ребята первыми выйдут на врага, чтобы работать на упреждение. В случае неблагоприятной обстановки они должны сходу перехватить инициативу у противника и обеспечить уход группы с линии огня.
– Вперед, гусары.
Коснувшись плеча Ивонина, я подтолкнул его в направлении к обрыву.
Обе пары: дозор и прикрытие двинулись из хмызника к указанной цели. Обернувшись к Нищенко, я шепнул:
– За тобой тыл, Игорь, не повесь «духов» на хвост.
– Понял.
– Все в порядке?
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Поглядывай по сторонам.
– Есть.
Выдвигаясь к выступу обрыва, мы пересекали широкий овраг, похожий на мини каньон, по диагонали. Трава при выходе на открытый участок была уже не очень высокой и не путалась под ногами. Опять же – исчезла ее камуфляжная защита, не позволяя нам сливаться с естественным фоном местности.
Усиленный Фетисовым и Архиповым дозор, страхуя друг друга, поднимался на верхнее плато обрыва, тем не менее, мы еще находились в невыгодном для себя положении. Захватить кусочек обрыва на пересечении поймы реки и долины было задачей номер один. Дальше – проще, нам уже не светила внезапная встреча с противником, мы уже будем контролировать местность.
Я надеялся на разведчиков, ушедших в дозор. В случае опасности парни примут бой, как положено, но еще рано, очень рано думать о драке, нужно немного времени, чтобы разобраться с обстановкой наверху и организоваться в опасную для «духов» засаду.
Ночной прицел «танцевал» в моих дрожащих от напряжения руках. Включил его поворотом потенциометра – на открывшейся в преобразователе местности не сложно было различить движение людей, вышедших на открытый участок перед входом в расщелину оврага. На его высокой оконечности расположились мы, не успев принять боевой порядок засады. «Духи». Сгрудившись кучей, они остановились, вероятно, принимая решение в соответствии с замыслом разработанной ими операции. Решив организационные вопросы, как охарактеризовал бы я действия противника, душманы, вытянувшись в колонну по одному, пошли в нашем направлении. Только теперь, вышедший из зеленого массива душманский отряд можно было пересчитать. Мне показалось, что «духов» было слишком много – вспомнил информацию штаба дивизии о возможном их соединении в более крупные формирования. Несколько раз я пересчитывал колонну противника, пытаясь понять – один это отряд или все же две-три отдельные группы?
– Спокойно, ребята, спокойно, отслеживаем движение.
Это одна группа, других движений на фронте моего наблюдения я не видел, значит, предполагать синхронные мероприятия противника в ближайшее время не приходилось.
Темные контуры «духов», «накладываясь» в прицеле друг на друга, размеренным шагом двигались к намеченной цели. Восемнадцать человек я видел точно, если кого-то и выпустил из вида, все равно их было не более двадцати. Где они пойдут? По оврагу под нами или выйдут наверх и выйдут в расставленную им засаду? Сердце билось в груди, готовое выскочить наружу.
А душманский отряд, вытянувшись колонной, шел, не торопясь, через поле. Что бросалось в глаза? Противник не посчитал возможным выставить дозорных: ни головных, ни в тылу – уверенным, неторопливым шагом «духи» шли налегке без снаряжения и тяжелого вооружения. Большинство душманов держало автоматы за ствол на плече, что облегчало их перемещение в походном порядке. Именно в походном, а не в предбоевом или боевом, что говорило бы об их настороженности при выходе к рубежу проведения акции против войсковой группировки русских. Впрочем, чего им опасаться? Они у себя дома и, похоже, вообще не допускали присутствия «шурави» у кишлачной зоны – шли спокойно, с достоинством, как на работу.
Момент имел ключевое значение. Мне необходимо было понять путь, по которому пойдет душманский отряд, чтобы выстроить конфигурацию засады таким образом, чтобы она была наиболее эффективной при уничтожении врага в первую минуту – дальше разберемся. Я отслеживал движение противника от первого бойца до последнего, не теряя надежды, что должны же, наконец, «духи» определиться с маршрутом выдвижения к объекту атаки. По оврагу? Или, поднявшись на обрыв, выйдут прямо на нас? Третьего пути у них не было. Назад они уже вряд ли повернут – настроены решительно.
Полевой командир, словно подслушав мои сопереживания, принял решение… Душманский отряд повернул на нас. Я оторопел, рассчитывая, что «духам» выгоднее было идти по долине широкого оврага. Вот и пожалуйста – у них совершенно иное мышление на, казалось бы, очевидные вещи. Надо срочно менять конфигурацию засады перемещением нескольких разведчиков на ударную позицию – ближе к выступу обрыва!
– Ксендиков, Мандрыко, Гапоненко – к Ивонину, – шепотом скомандовал я разведчикам. Ваше место в общей схеме засады, но не мешайте друг другу.
– Понятно, товарищ лейтенант, – ответил Ксендиков.
– Вперед-вперед.
Схема моего замысла был несложной. Если «духи» полезут наверх, они как раз выйдут на усиленную группу Ивонина, задача которой внезапным огнем подавить живую силу душманского отряда, а мы, подключившись с правого фланга, завершим его уничтожение. Выдвинувшись ползком к выступу обрыва, парни через пару минут усилили принявшую боевое положение подгруппу Ивонина.
Душманы продолжали неторопливое движение по направлению к нам. В прицел хорошо были видны детали одежды, задумчивое выражение в лицах. Они, словно бы ушли в самих себя или разговаривали с Аллахом. Бородатых было немного – больше всего молодежь, оторванная от полевых и хозяйственных работ. А если профессиональные бойцы с опытом контрабандного перемещения наркотиков в соседний Пакистан? Впрочем, какая теперь разница? – Противник постепенно сокращал расстояние до установленной на них засады.
Перед горловиной оврага «духи» опять сменили направление, смещаясь по натоптанной тропинке в тень расщелины обрыва. Спина стала мокрой. Подниматься на плато «духи» не собирались, они выбрали путь внизу под расставленной нами засадой. Интересное решение: я бы в боевое столкновение с противником так группу не повел. Неужели они нас ни за кого не считают? Решили прикрыться гребнем обрыва, вернее, тенью от него, чтобы выйти к нашему лагерю. Срочно опять менять конфигурацию засады и акцент сместить на нашу подгруппу.
– Яруков, ко мне Ивонина, Фетисова и Сокурова. Мандрыко – старший.
– Есть.
Через пару минут возле меня оказалась тройка разведчиков.
– Андрей, «духовскую» затею понял?
– Да, пойдут внизу под обрывом.
– Понимаешь, что это значит?
– Прямо под нами, товарищ лейтенант, это практически в упор под огонь наших автоматов.
– Схватил. Молодец. Ваша позиция – чуть ниже козырька, чтобы «духи» не просекли снизу на фоне светлого неба.
– Ясно.
– Сигнал на открытие огня: мои трассера по головной группе. Ты со своими парнями работаешь по центральным бойцам. Баравков?
– Я, товарищ лейтенант.
– Валишь остальных, уцелевших и способных к сопротивлению. Вперед.
Ивонин со своей подгруппой выдвинулся к обрыву и занял позицию под козырьком. Душманы пойдут прямо под ними метрах в сорока, если, конечно, опять не поменяют направление.
– Нищенко, для твоих ребят – последние пятеро «духов». До них будет метров пятьдесят. Твоя задача: не дать уйти к кишлакам. Отход по сигналу, прикрываешь группу до лагеря. Вопросы?
– Никак нет.
– Давай на позицию.
Кажется, готовы. Для артиллерии держу в голове координаты первого рубежа прикрытия отхода к лагерю.
«Духовский» отряд неумолимо приближался к нам. В ночной прицел я уже не смотрел, опасаясь обнаружить себя отсветом ЭОПа, да и смысла уже не было – вот они, приближались колонной все ближе и ближе. Оставалось немного, метров сто пятьдесят, до начала внезапной атаки. Намеченный мною ориентир я хорошо различал в темноте. Как только ведущий в отряде боевик достигнет его, я его первого разорву трассерами и несколько идущих следом за ним душманских бойцов. Кто они первые? Старшие по возрасту, походка у них менее легкая: основательная, уверенная, остальные сообразовали по ним движение. Значит, опытные следуют первыми, молодежь позади. Тоже тактика.
Приложившись к автомату, я подвигал им вправо, влево, расположился так, чтобы открывался сектор ведения огня. Патрон в патроннике, не торопясь, поймал на мушку через прорезь прицела первого, второго, третьего душмана. Прикинул: смогу ли троих на одном дыхании. Первые, в два патрона очереди, прогремят неожиданно и свалят двоих, третьего валю, что называется, влет.
Душманы шли компактно, не растягиваясь… Осталось метров тридцать... Сжав зубы до предела, я прислушался к собственному сердцу, оно молотило так, что стук его, вероятно, был слышен на базе. Первый душман подходил к условно намеченной точке, в которой он попадает под огонь моего автомата. Он в прицеле. Плавный спуск не вызывал сомнений: мой выстрел первый и в цель. Идущий следом душман, по инерции сделал шаг, другой и упал на первого. Третий не успел укрыться, заметался и он не боец – падает рядом.
Грохот автоматных очередей длился несколько секунд. Показалось – целую вечность. «Схватив» взглядом панораму, заметил, что духовский отряд огрызнулся несколькими очередями, но они тут же замолкли, словно им заткнули глотку. Ответный огонь захлебнулся: тридцать-пятьдесят метров – в упор не оставляют шансов на жизнь и способность к сопротивлению.
– Товарищ лейтенант, кончено, – доложил Ивонин.
– Бегом «пройдись» одиночными и уходим.
Желание подмывало кинуться и собрать трофеи. Верх эмоционального всплеска! Много оружия, боеприпасов, вещей, которые могли послужить информацией, но долой эмоции, времени в обрез. Стрельба разнеслась по округе и подкрепление «духам» может оказаться рядом с местом события. Затихли одиночные выстрелы Ивонина. В порядке. Отходим в сторону базы. Ивонин, Сокуров уже были впереди, к ним подтянулась группа. Вижу Нищенко, пересчитал – все на месте.
– В отрыв.
Размашистым бегом уходим к лагерю. Бежали легко, освежаясь прохладой верхнего яруса плато. На ходу схватив тангенту связиста, передал в эфир:
– Я, «Сокол», работу закончил, выхожу на базу.
– Понял вас, «Сокол», поддержка нужна?
Дал координаты первого рубежа прикрытия после выполнения задачи, предупредив, что открытие огня только по моей команде. Первый рубеж уже был за спиной, метров четыреста – опасное расстояние для вызова огня артиллерии: накроют вместе с «духами». Если последует преследования, оттянемся метров на триста вперед, и пусть они «молотят» до утра.
Сигнал остановки – залегли, круговое наблюдение. «Духов» можно встретить и здесь, на путях отхода. В ночной прицел «пробежался» по местности, в тыл. На открытом кусочке равнины видимость была хорошей: нас не преследовали.
– Вперед.
Наблюдая по сторонам, ускоренным шагом двигались к лагерю. Противник может шататься где-то рядом, «шакалить», искать лазейки.
– Товарищ лейтенант, связь, – доложил Есаулков.
Схватил гарнитуру.
– Я, «Сокол», прием.
Офицер связи оперативной группы:
– «Сокол», доложите обстановку.
«Открытым текстом докладывать, что ли?»
– Я, «Сокол». Наработал до двадцати «двухсотых» «душков» со стволами. Потерь не имею, прикрытие пока не требуется, мои координаты…
– Я понял, «Сокол», понял.
Связь закончилась, офицер-связист, вероятно, пошел доложить комдиву об обстановке на нашем направлении.
Преодолев второй рубеж прикрытия, я дал сигнал остановки. Залегли, отдышались. Изучил местность – в порядке, подозрительных движений не наблюдалось. Пройдена половина пути, до лагеря осталось чуть более трех километров. Можно было отдохнуть.
– Сокуров, понаблюдай.
Протянул «ночничок» «Зигфриду» и распластался на земле.
Пока Сокуров со знанием дела осматривал местность, я лежал на спине, а перед глазами был скоротечный бой. Первые «духи» упали от двух моих очередей, у третьего была возможность укрыться, но замешкался. Группа сработала синхронно, что положительно важно в засаде. Нищенко действовал верно, не позволив уйти нескольким «духам», замыкавшим колонну. Среди «духов» были и раненые, но они не имели права на жизнь. Ивонин «застолбил» результат одиночными – свою установку к зверью я менять не собирался.
«Духи» были ожидаемыми на нашем пути, тем не менее, психологически они появились неожиданно. Выходили на нас, несколько раз меняя направление движения. У меня оставалось времени только на то, чтобы понять их маршрут и рационально распределить разведчиков. Результат радовал, сработали нормально. Всего несколько очередей в нашу сторону. Немного. Эффективность огня разведчиков не оставляла ни малейшей возможности «духам» оказать сопротивление, оно было подавлено в первые секунды боя. Душманы оказались не способны к отпору: пара очередей в никуда не сыграли роли в общем успехе операции – в полном составе была уничтожена боевая единица противника. Вне всякого сомнения, завтра от старейшин, местных жителей мы получим информацию о нашей работе. Несмотря на то, что результат был очевиден, необходимо было подтверждение из других источников. Таков порядок, и мы с пониманием относились к этой процедуре.
Оставалось разумно добраться до лагеря.
– Что там, Сокуров?
– Пока ничего.
– Еще раз «пройдись» перед собой.
Усталость, напряжение последнего часа немного прошла, успокоилось дыхание. Пора вперед.
– Чисто, товарищ лейтенант.
– Володя, прицел Ивонину и вперед. Нюх не терять.
Резво кинулись в сторону лагеря. Впереди бухнуло несколько выстрелов – беспокоящий огонь артиллерии. В течение ночи артдивизион будет стрелять в определенном алгоритме: через пять, десять, пятнадцать минут. Приближение лагеря ощущалось огнем артиллерии – скоро боевое охранение. Ивонин, думаю, помнит пароль, а то придется валяться под стволами своих же парней. Перешли на шаг.
– Ксендиков, зеленую ракету, может, пригодится.
– Есть.
Если боевое охранение не распознает нас по паролю или что-то напутает, зеленая ракета вверх – сигнал «свои». Хотя бы стрелять не будут.
Последний километр преодолели с ощущением душевного подъема и удачно выполненной задачи. Совершив опасный выход по долине к скоплению «духовских» сил, мы удачно расположились в засаде и получили результат.
Впрочем, все это завтра, уже угадывался лагерь, линия боевого охранения.
– Стой, «семь», – слышен выкрик солдата.
– «Четыре», – ответил Ивонин.
Пароль на сутки «одиннадцать». Охранение пропускает нас в лагерь. Неторопливым шагом мы прошли боевые машины, расположенные по периметру базы. Группу повел к штабу оперативной группировки для доклада командиру дивизии. Дневальному, стоящему под грибком, сказал:
– Доложи оперативному, разведка дивизии прибыла на доклад.
– Понял, сейчас.
Солдат забежал в палатку, тотчас же вышел офицер оперативной группы, заступивший на дежурство.
– Товарищ гвардии подполковник, разведывательная группа отдельной разведывательной роты прибыла в полном составе. Доложите командиру дивизии.
– Генерал ждет, заходите.
– Есть. Сафаров, перекурить, быть рядом.
В палатке доложил комдиву о прибытии.
– Заставил нас поволноваться, Марченко, набегами на местных боевиков, – улыбаясь, сказал генерал Рябченко, выходя из-за раскладного столика, на котором лежала карта, темные очки.
– Получилось, товарищ генерал, но времени было в обрез. «Духи» из «зеленки» и сразу к нам.
– Волновался?
– Так точно, товарищ генерал, «духи» попались основательные. Мужики матерые, чувствовалась уверенность в действиях.
– А вели себя?
– Вышли из «зеленки» и сразу в походное положение в колонну по одному, охранения не было, возможно, чувствовали себя в безопасности. Во всем была какая-то обыденность, словно шли на работу.
– На работу и шли, Марченко. Один из старейшин предупредил о возможной атаке на лагерь. Они выходили на нас, поэтому сегодня и дал команду на упредительный огонь по возможным скоплениям противника. А этих ничего не испугало, решили и пошли. Как работала артиллерия? Со стороны видна?
– Так точно, товарищ генерал, залегли от неожиданности! Канонада мощнейшая, освещались облака небосвода. Впечатляющее зрелище.
– Вот видишь, их даже это не остановило. А почему не работал с артиллерией?
– Необходимости не было, товарищ генерал, оторвались нормально. Преследования не было. Подмывало сработать по одному – двум рубежам, намеченных для прикрытия, но не рискнул. Надо с артиллеристами еще поработать, они ошибутся или я и группы нет.
– Ладно, поработай, скоро придется часто вызывать огонь артиллерии. Готовлю задачи, связанные с артиллерийскими подразделениями. Имей в виду, будешь работать с «Градом», не только с гаубичной артиллерией.
– Понял, товарищ генерал.
– Где твои парни?
– За палаткой, товарищ генерал, перекуривают.
– Строй, через пару минут буду.
– Есть!
Я выскочил из палатки комдива.
– Сафаров, строиться.
Разведчики стали в одну шеренгу, вышел комдив.
– Равняйсь, смирно, равнение направо. Товарищ генерал-майор, разведывательная группа по вашему приказанию построена. Командир разведывательной группы гвардии лейтенант Марченко.
– Вольно, Марченко. Как настроение, товарищи разведчики? Наказали душманов за наши потери?
– Так точно, товарищ генерал.
– В очередной раз за успешное выполнение боевой задачи объявляю благодарность.
– Служим Советскому Союзу!
– Это еще не все, Марченко. Разведчиков, отличившихся при выполнении боевого задания, представить к государственным наградам. Лично вас, товарищ гвардии лейтенант, за мужество и героизм, проявленные при выполнении заданий Правительства СССР представляю к ордену Красной Звезды.
– Служу Советскому Союзу!
– Отдыхайте, товарищи, предстоит еще немало дел по уничтожению врага. Мы только начинаем широкомасштабные боевые операции. Вам, разведчикам, сам Бог велел быть на передовом рубеже. Будет много боев, засад и налетов, держитесь до последнего, берегите себя, чтобы ваши близкие и родные дождались вас из Афганистана. До свидания.
– До свидания, товарищ генерал, – дружно ответила группа.
Генерал Рябченко по-отечески пожал нам руки и, тяжело повернувшись, пошел по лагерю. Может, прогуляться – до утра оставалось немного, а может, продумать очередную боевую операцию. У него не было сомнений в том, что все еще впереди, в афганскую войну мы влезли основательно, дальше было некуда. Частям дивизии предстояло провести бесконечное множество боевых операций…
ГЛАВА 50
Боевые действия продолжались. В южном направлении в горах, примыкавших к плато, на котором расположился лагерь рейдовой группировки, работали разведывательные группы Николая Литоша. Полковые разведчики день и ночь вели разведывательно-поисковые мероприятия по обнаружению и уничтожению противника, так и не оставившего своих намерений по воздействию на советские войска. Постоянные боевые контакты с противником не вызывали сомнения в том, что враг не отступил от своих планов и выбрал выжидательную тактику – до первой нашей ошибки. С каждым днем натиск противника становился жестче, агрессивней, характер его действий говорил об организованном сопротивлении. Душманы не собирались сдаваться, тем более, сложить оружие. Становилось ясным: необходимо было перехватывать инициативу у противника активными, убедительными боевыми операциями. Враг понимал только силу, с ней он считался и принимал ее как убедительный аргумент. Душманские отряды находили возможность атак, оказания вооруженного сопротивления советским войскам. Не вызывал сомнений тот факт, что кишлачная зона вдоль русла реки Гильменд была основной базой противника. Становилось понятным, почему Амин в свое время прошелся авиационным ураганом по провинции, не подчинившейся правительству. Теперь местное население не хочет принять новое руководство страны, поддержанное войсками Советского Союза.
Конечно, тогда у нас не было понимания простой истины, почему отдельные регионы Афганистана упорно сопротивлялись действующей власти. Это пришло гораздо позже: сельскому населению не нужна была власть – в большинстве провинций народ жил самостоятельно, возделывая необходимые для жизни культуры. Власть не помогала народу и не собиралась ему помогать. Эта убежденность была настолько очевидной, что ее не скрывали старейшины кишлачной зоны провинции Вардак. Из всего этого следовало: сколько бы не находилась в Бехсуде мощнейшая группировка иностранного государства, она должна была понимать, что воюет не с отдельными вооруженными отрядами, не принявшими новую власть и помощь другого государства, она воюет с афганским народом.
Вероятно, такое понимание приходило не только мне и офицерам, анализировавшим ход афганских событий, но и командованию армии, соединения. После нескольких встреч с командиром дивизии генерал-майором Рябченко у меня сложилось твердое убеждение: он прекрасно ориентировался в том, во что мы влезли. Мне приходилось часто его видеть, получать от него боевые задания, докладывать об их выполнении. Сосредоточенный вид генерала говорил о том, что не такое развитее событий предполагал он в афганских революционно-интернациональных делах. Другое дело, он вынужден был, как профессиональный военный, выполнять правила игры, навязанные политическим руководством страны, государством, советническим аппаратом, оперативной группой Министерства обороны СССР. Я нисколько не сомневаюсь в том, что у комдива было ясное ощущение того, что мы в этой стране делаем что-то не так, но размышлять об этом не было времени, надо было разрабатывать и проводить новые боевые операции.
Таким образом, группировка, завершив подготовку к маршу, направилась через перевал Навар Кадир в район Мархана, граничащий с провинцией Бамиан. Марш проходил по горной дороге с теми же проблемами (завалы, заграждения), но прошел относительно спокойно. Местами противник воздействовал огнем стрелкового оружия, но в открытое боестолкновение с советскими войсками не вступал. Кишлачная зона осталась севернее перевала, вокруг господствовала горная местность без жилой зоны. На этом участке маршрута противник реагировал вяло и серьезного сопротивления не оказывал, поэтому мы вполне удачно добрались до провинции Бамиан. После нескольких ночевок в новом районе, проведения гуманитарных акций по выдаче продуктов питания местному населению, рейдовая группа направила усилия на обратный путь.
Боевая техника подверглась сильной нагрузке, но, надо отдать должное: боевые машины десанта выдержали тяжелейшие испытания горных дорог, показав эффективность действия в условиях горной местности. Конечно, были технические неполадки, устраняемые в ходе обслуживания на привалах, что позволяло колонне следовать, не выбиваясь из временного графика. Техническое замыкание колонны проводило работы по восстановлению техники и возвращению ее в строй. Находясь в невыгодном для себя положении (при небольшом прикрытии и выходе из строя техники, требующего остановки и ремонта), замыкание зачастую оставалось один на один с душманами. Технари делали все возможное по восстановлению техники, применяя новые технические решения для обеспечения ее к движению. Приходилось останавливаться на ночь, когда колонна уходила на десятки километров вперед. Одни, без воды и пищи, с разбитыми руками, технический состав замыкания проводил ремонтные работы, подсвечивая себе едва дающими свет переносками, брал на буксир технику и тащил ее десятки километров по перевалам и горным дорогам, зачастую под шквальным огнем противника. Технические работники – заместители командиров батальонов по вооружению, старшие техники рот, специалисты ремонтно-восстановительного батальона дивизии, ремонтных рот полков – основа технических замыканий на марше. Проявляя личное мужество, они обеспечивали исправность и возможность техники к движению. Мне бы это хотелось отметить отдельно.
Рейдовая операция в провинции Вардак не изобиловала боевыми действиями с базового лагеря, расположенного возле уездного центра Бехсуд. Несмотря на то, что местное сопротивление дало нам понять, что оно не собирается свертывать свою деятельность по нанесению поражения группировке, мы проводили только частные операции силами разведывательных подразделений, наносили удар артиллерией, авиацией по скоплениям боевых отрядов моджахедов. Активные боевые действия с задействованием парашютно-десантных подразделений практически не проводились: они охраняли самих себя.
Завершив мероприятия общего плана рейдовой операции с выдачей гуманитарной помощи местному населению, в конце мая мы стали готовиться к возвращению в Кабул. Времени было достаточно, чтобы обслужить и подготовить технику группировки к длительному и тяжелому маршу по горным дорогам через перевалы. Сомнений ни у кого не оставалось: противник подготовился к встрече с группировкой на всем протяжении пути до Кабула. И вот прозвучал приказ командира дивизии генерала И.Ф.Рябченко на возвращение колонны на место дислокации соединения.
Усиленный разведчиками 350-го парашютно-десантного полка под командованием Николая Литоша отряд обеспечения движения ранним утром вышел в направлении Кабула. Предстояло пройти около двухсот километров сложнейшего пути. Полковым разведчикам была поставлена сложнейшая задача по обеспечению прикрытия колонны с ведением разведки на маршруте. К возвращению назад мы готовились основательно. Таким образом, рейдовая группировка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, преодолев исходный рубеж, начала движение в обратном направлении.
Отряд обеспечения, боевой разведывательный дозор успешно преодолели узкую долину широченного оврага, послужившую моей разведывательной группе для скрытого выдвижения к месту засадных действий. После чего дорога начинала ввинчиваться вверх на горную гряду. Слева оставалось русло Гильменда, впереди, километрах в шестидесяти, перевал Унай. В принципе, подъем на него уже начинался: отметки горных вершин на карте говорили о постепенном увеличении высоты над уровнем моря. Колонна уверенно двигалась по дороге, втягиваясь в высокий горный массив.
В первые же часы начала движения колонны душманы подвергли огневому воздействию передовой отряд, но мелкие укусы противника нас не остановили, марш проходил организованно. Разведчики гвардии капитана Литоша прикрыли со склонов хребтов отряд обеспечения, кое-где приняли бой на себя, что позволило первый кусочек маршрута пройти без потерь. На отдельных участках полковые разведчики спешивались, поднимаясь на хребты выше уровня проезжей части, и в пешем порядке двигались параллельно колонне, обеспечивая ее безопасный проход в местах возможных засад противника.
Опасный участок проявил себя километров через сорок от исходного рубежа, где дорога прижималась к пойме реки Гильменд, возле в которой раскинулся кишлак Гардандеваль. Лесной массив разросся по всему руслу реки и подходил к самой обочине дороги, что позволяло душманам ее минировать, делать завалы, совершать безнаказанные нападения.
Подъем на снежный Унай мы начали без особых проблем. Крутизна его обратных скатов была примерно одинаковой и столь же опасной на всем протяжении. Внимание командиров, личного состава было сосредоточено до предела, экипажи боевых машин вели наблюдение в установленных секторах, обеспечивающих круговой обзор.
В какой-то момент в сети командира дивизии я услышал доклад:
– С направления «зеленки», азимут 60, дальше 400, обстрелян противником. Веду ответный огонь: «200-х» и «300-х» нет.
Так, убитых и раненых нет, колонна, натужено гудя двигателями, поднималась к седловине перевала.
Последовал новый доклад старшего отряда обеспечения движения майора Курлюка:
– Перед нами завал. Взорванной частью скалы перегорожена проезжая часть.
– Принять меры к освобождению дороги, – потребовал командир дивизии.
«Духи» усложнили задачу колонне осыпанием скального грунта на проезжую часть дороги, теперь внимание: возможна засада. Комдив приказал полковым разведчикам спешиться, подняться выше по склону и прикрыть отряд обеспечения Курлюка. Разведчики, поднявшись по склону, сразу же попали под огонь противника и вынуждены были принять бой в невыгодных для себя условиях.
Противник, занимая подготовленные позиции на верхнем ярусе обороны, контролировал обстановку примерно на четверть длинны колонны. Тем не менее, полковой разведке удалось обойти душманский опорный пункт с обоих флангов и сковать их действия угрозой выхода в тыл. «Духам» маневр не понравился, свернувшись, они исчезли в ущелье. Успех был достигнут активным маневром разведчиков Николая Литоша, что позволило сбить противника с позиций, и он отступил. Наращивание усилий по уничтожению душманов осуществилось с помощью вертолетов. Появившаяся над колонной пара «горбатых» зашла в атаку от перевала, пропахав «нурсами» «зеленку» и пути отхода душманов. Шелест неуправляемых реактивных снарядов и следующие за ним разрывы с черным выхлопом дыма накрыли «духов». Обозначив себя дымом, разведчики продолжали обходить противника, прижимая его к скалам – в тупик. Пара Ми-24, освоившись с обстановкой на земле, вышла на боевой курс и ударила залпом. Душманский отряд, отходивший в ущелье, перечеркнули разрывы снарядов.
Полковым разведчикам уже не было необходимости преследовать противника, они оценивали ситуацию возвращения на исходный рубеж вдоль маршрута следования колонны. Часть разведчиков, как я понял из докладов в эфире, заняла позиции вдоль дороги, часть из них – рядом с завалом, чтобы обеспечить работу передового отряда под командованием майора Курлюка. Саперы сняли несколько мин, о чем доложил по радио начальник инженерной службы полка, оставалось немного: пройтись большим артиллерийским тягачом по проезжей части, чтобы ее «пригладить» и сделать ровнее. В этот момент раздался взрыв. Черное облако дыма, выскочив наверх, накрыло градом камней отряд обеспечения движения – в завале сработала мина-ловушка. Через несколько минут в эфире я услышал свой позывной:
– «Сокол», выдвинуться на площадку (дальше следовали зашифрованные координаты) с задачей прикрытия «Катка». Прием.
– Я «Сокол», вас понял, выполняю.
Короткая команда командирам отделений по радио и на трех боевых машинах я рванул к указанной мне точке, с которой требовалось прикрыть саперов. Но как обойти колонну? Машины загораживали путь корпусами: не обойти. Выскакивая на броню, я матом крыл механиков этих боевых машин, чтобы те убирали «коробочки» к обочине дороги. Через мат перемат все же нам удалось выйти на плато. Я ожидал худшего, но расщелина, бывшая некогда дорогой, позволила БМД подняться наверх. Подъем был очень крутым, возможно, максимальным для боевой машины. Увеличив расстояние между «коробочками», чтобы избежать столкновения в случае скатывания назад, мы «вскарабкались» на более-менее ровную площадку.
– «12» и «13», боевая линия – левее меня, – скомандовал я по радио Баравкову и Нищенко. – Стать на малый клиренс, наблюдение за массивом от ориентиров: седловина горы – выступ острой скалы.
Не успев принять доклады командиров отделений, в прицел орудия и спаренного с ним пулемета я увидел нескольких душманов, наблюдавших за колонной сверху. Опираясь на ствол автомата, впереди стоял старик с седой бородой и белой чалме. Поймав в прицел светлый халат «духовского» лидера, короткой очередью я резанул по нему из пулемета. Аксакала развернуло, и он просел на землю. Его подхватили, стоявшие рядом соратники. Перевести огонь на них я не успел, из соседней машины по ним сработал Ксендиков, сразив наповал троих боевиков. Мне удалось достать, не успевшего скрыться душмана, и «пройтись» очередями по телам. По радио доложил комдиву:
– Я «Сокол», уничтожил пятерых бородатых, предполагаю наличие мелких групп противника справа от «ниточки».
– «Сокол», вас понял, продолжать прикрытие «кротов» и «катка». У нас трое «двухсотых», четверо «трехсотых».
– Понял вас, выполняю.
Наконец-то появилось время, чтобы уточнить задачи экипажам разведчиков. Да, на взрыве мины, установленной в завале, потеряли троих убитыми и четверых ранеными. Я еще не знал, что среди тяжело раненых саперов майор Курлюк, начальник инженерной службы 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, под руководством которого отряд обеспечения движения пробивался среди мин и завалов.
Забегая вперед, скажу: через год, вылечившись в Союзе, гвардии майор Курлюк вернулся в родной полк, в котором я уже командовал разведывательной ротой. В очередной рейдовой операции в районе Бамиана в ставшем знаменитым «полтиннике» я с разведчиками прикрывал саперов под командованием майора Курлюка. Недалеко от перевала Шибар моя разведывательная рота, которой мне посчастливилось командовать, прикрывая работу отряда обеспечения движения, попала одновременно в три расставленные душманами засады. Мы приняли неравный бой. «Духи» уничтожили танковый взвод отряда обеспечения, мою роту прижали огнем в винограднике, рассчитывать на поддержку не приходилось – она застряла в ущелье. Благодаря майору Курлюку мне удалось со своими разведчиками успешно выполнить задачу: захватить кишлак и очистить его от «духов». Видя, что душманы зажали нас с трех направлений, он организовал мне поддержку последним уцелевшим в бою танком, который пробился к саперам.
Растерявшийся противник отошел вглубь населенного пункта. Двумя разведывательными группами, на «плечах» у «духов», мы ворвались в горящий кишлак, где уничтожили около двух десятков боевиков, четверых захватили в плен. Раненых душманов тут же «записали» в убитые – возиться с ними не было времени. Поставленная роте задача была выполнена: уничтожены три засадные группы противника, захвачен кишлак, пленные, обеспечено движение колонны. Разведчики потерь не понесли, пулевое ранение в ногу получил ефрейтор Комков. Снайпер. После излечения в медсанбате он вернулся в боевой строй полковой разведки. Вот так через год мне довелось повоевать с майором Курлюком, боевым офицером, ныне проживающем в городе Витебске.
Прослушивая эфир, я владел общей обстановкой на маршруте: боевики атаковали колонну с нескольких направлений. Мы, к сожалению, несли потери, но колонна забиралась на высоту 3000 метров, где душманский огонь постепенно ослабевал: начинались снега, холод, «духи» не имели возможности пробиваться к нам по глубокому снегу. Скорость колонны уменьшилась до 5 километров в час, но она упорно карабкалась к верхней точке перевала Унай. С наступлением темноты противник уже не воздействовал на колонну, после полуночи, преодолев подъем, мы приступили к спуску по восточному склону массива Хазараджат.
Преодоление высокогорных перевалов дало огромный опыт механикам-водителям, которые уверенно чувствовали себя за рычагами боевых машин. К утру следующего дня колонна спустилась в долину западнее кишлака Дальрез. Здесь беспокоила «зеленка» вместе с кишлачной зоной, протянувшиеся с запада на восток до шестидесяти километров. Противник неоднократно обстреливал колонну с разных направлений, но сбить темп движения «ниточки» душманы не смогли: мы уверенно двигались к Кабулу. Махом преодолев Ао-Бен-Кутал, по сравнению с Унаем он показался менее значимым, постепенно выходили из ущелья.
До выхода на Кабульское направление оставалось немного: пройти уездный центр Майданшахр, поворот налево и нам открывалась финишная прямая к столице Афганистана. Несчастье случилось там, где его совсем не ждали: бронетранспортер, в котором находился начальник штаба 350-го гвардейского парашютно-десантного полка гвардии майор Иванов и старший офицер связи майор Литовцев, душманы обстреляли почти на самом повороте к Кабулу. Механик-водитель сманеврировал, чтобы уйти от автоматно-пулеметного огня противника, но правая гусеница машины провалилась в обрыв. БТРД, опрокинувшись, полетел вниз. Начальник штаба полка погиб, Литовцев и несколько с ним человек получили ранения…
Грязные, небритые, в ссадинах и ушибах мы прибыли на базу, где попали в объятья друзей. В лагере нас встретили шумно. Несколько недель находясь в отрыве от главных сил, мы выполняли трудные задачи первой рейдовой операции. Удовлетворение от участия в крупных боевых действиях чувствовали все, но оно было омрачено горечью утрат. Невосполнимые потери составили тринадцать десантников, ребята погибли, честно выполняя воинский долг, около двадцати человек получили ранения. Потеряны несколько единиц боевой техники. Тем не менее, уничтожено много боевиков душманских отрядов, местным жителям были показаны наши мирные намерения: безвозмездно передана мука, продовольствие. Проведены встречи со старейшинами племен, где в доступной форме командование группировки поведало им о роли присутствия ограниченного контингента советских войск на их территории, то есть, выполнили политическую и гуманитарную часть операции. С другой стороны, в воздухе завис вопрос, ставший позднее главным просчетом проведения рейдовых операций: мы ушли из провинции Вардак, но там не осталось ни одного русского воинского подразделения, ни формирования афганской армии. Кто теперь руководит уездом, провинцией в целом? Вопрос несложный и ответ на него лежал в плоскости всей афганской проблемы: территориальным образованием продолжали управлять вооруженные отряды политической оппозиции, полевых командиров различных течений и толков. Если совет старейшин не являлся авторитетом душманским отрядам, то в стране имело место полного развала государственной и сложившейся веками родовой власти. Да хотя бы потому, что в провинции не было ни одного представителя действующего правительства Кармаля. О чем тут еще говорить?
Ограниченный контингент советских войск в Афганистане продолжал быть инструментом удержания власти Бабрака Кармаля. Дезертирство из афганской армии, уклонение от военной службы достигло катастрофических размеров. Молодежь, подлежащая призыву, уходила в горы, создавая новые отряды сопротивления. Она всегда имела возможность возвращения в кишлаки для возделывания урожая, обеспечения продовольствием семей на суровый период зимы. Все остальное время, большая часть молодежи находилась в отрядах полевых командиров, феодалов, представителей политических партий. За участие в борьбе против советских войск им платили неплохие деньги. О тарифных ставках за убитых советских солдат, офицеров, уничтоженную боевую технику мы говорили в начале повествования. Мотивация играла огромную роль в формировании еще большего количества вооруженных отрядов сопротивления.
В июне 1980 года части сил 103-й воздушно-десантной дивизии, в том числе 80-й отдельной разведывательной роте была поставлена задача: совместно с подразделениями афганской армии в районе Дехсабзи-Хаз, что в двадцати километрах северо-восточнее Кабула, блокировать кишлачную зону для проведения мобилизации молодежи, подлежавшей призыву в армию. На боевой технике мы сделали бросок в указанный район и отрезали кишлаки от горного массива, не позволив убежать призывникам в ущелья и предгорье. Подразделения афганских войск зачистили жилой массив, хватая молодых людей без разбора, и силой увозили их в Кабул для призыва в воинские части, преданные правительству. Там их одевали, вооружали, давали первичные навыки ведения боевых действий и бросали в бой.
Тех, кто во время «призыва» прятался, пытался бежать, прижимали к земле огнем автоматов, зачастую били на поражение на глазах жителей кишлаков, родных и близких. Не думаю, что есть необходимость рассказывать дальше о той негативной реакции, которую вызывали наши действия у местных жителей. А призванные силой в армию аскеры в первом же бою стреляли в спины своим командирам, советским советникам и с оружием в руках уходили в горы, пополняя ряды душманских отрядов, где находились их братья, отцы и деды.
Командование армии планировало и проводило рейдовые операции, направленные на увеличение территориальных образований, преданных правительству, руководство которых высказывало лояльность Кармалю. Вместе с тем расширялась география боевых действий. Для осуществления одного из замыслов, связанных с увеличением зоны ведения боевых действий по принуждению ряда провинций примкнуть к действующему правительству, мне была поставлена боевая задача начальником штаба дивизии полковником Петряковым. В составе разведывательной группы на самолете Ан-26 Маршала Советского Союза С.Л.Соколова вылететь в Чагчаран, центр провинции Гор, который находился в 360 километрах западнее Кабула, с задачей захвата аэродрома, его оценки на предмет совершения посадки самолетов военно-транспортной авиации для доставки туда личного состава, грузов, материально-технических запасов.
Когда ребята из экипажа Саши Жихарева узнали об этом, они прибежали к нам, мы молча смотрели друг на друга: это что – судьба? Лететь в неизвестность одной группой, где за сотни километров не было ни одного солдата правительственных войск, представителей действующей власти, где правили бал мощнейшие формирования политической оппозиции – это же смерти подобно. Но задача уже была поставлена экипажу наших друзей и мне лично. Мы долго сидели за фляжкой божественного напитка, рассуждая о задании и, наконец, пришли к решению: борт Ан-26 без опознавательных знаков с номером «05» на борту и больше ничего, что могло бы его идентифицировать на принадлежность к стране. Нам была поставлена задача: определить возможности аэродрома на предмет посадки самолетов. Хорошо. Первое, в каком состоянии полоса, ее протяженность, мы можем определить, пройдя вдоль нее на бреющем полете. Штурман Николай Логинов по приборам рассчитает ее длину. Остальные члены экипажа с высоты тридцати метров визуально определят ее состояние. Второе, если полоса разрушена, далее выполнять задание не имело смысла, уходим на Кабул. Если полоса в исправном состоянии, садимся, подруливаем к контрольно-диспетчерскому пункту, не выключая двигателей, останавливаемся. Я с разведчиками стремительным броском врываюсь в здание КДП с тем, чтобы у обслуживающего персонала (если он там будет) через Сафарова расспросить о готовности системы навигации, другого оборудования аэродрома к принятию бортов. По возможности производим захват диспетчера контрольно-диспетчерского пункта и взлетаем на Кабул. Главное в замысле – не дать опомниться охране и вообще понять, что произошло. Иначе мы вынужденно ввяжемся в бой и потеряем время, что усложнит нам взлет с аэродрома.
Прикинув ряд вариантов, обсудили, проанализировали, но решили остановиться на этом. Время еще оставалось, чтобы потренировать порядок покидания самолета в момент выхода на захват контрольно-диспетчерского пункта, а также действия группы прикрытия, обеспечения. Поработали над выносом раненых, убитых, осуществлением прикрытия при посадке в самолет на аэродроме захвата. Разведчиков я расположил по линии двух бортов с таким расчетом, чтобы выход позволял иметь максимальную скорость броска по захвату объекта. Предусмотрел покидание самолета группой при рулении самолета по рулежной дорожке (при работе двигателей на малых оборотах). При выполнении боевой задачи каждая секунда стоила жизни. Возможно, на аэродроме находилась вооруженная охрана еще прежнего правительства, она контролировала аэродром, его элементы. Возможно и «духи» использовали его для полетов над Афганистаном, перевозя героиновую продукцию. Мы ничего не знали об этом.
Конечно, в задании было больше иронии, чем реальной действительности, но решение захвата аэродрома Чагчаран с последующей посадкой на нем самолетов военно-транспортной авиации для обеспечения действий 5-й мотострелковой дивизии, расположенной в Герате и Шинданде – было задачей далеко идущих планов командования армии. На западе Афганистана местность постепенно переходит от мощных горных массивов (на севере хребет Баба – 4951 метров над уровнем моря, горы Банди Амир – выше 4500 метров, хребет Фирозкох – 3507 метров, на юге хребет Банди Баяк – 3715 метров) в более умеренные по высоте горные массивы. Чагчаран расположен в долине реки Герируд, как раз на полпути от Кабула до Герата. Местность была сложной и предполагала полет над высокими хребтами, что было довольно опасным мероприятием.
Выполнение задачи было определено на утро следующего дня. Если маршал Советского Союза Соколов выделил свой самолет для ее выполнения, наше понимание важности миссии было очевидным. Это многое значило в понимании ответственности за порученное дело. С вечера группа подготовила снаряжение, экипировку, вооружение, боеприпасы. Я учитывал возможность ввязывания в бой, но как действовать дальше, как выйти из него, кто поможет? – Оставалось неразрешимой загадкой. Опять включался извечный принцип разведчиков – действуем по обстановке.
Шепотом, чтобы не слышали разведчики, я вместе с экипажем обсуждал ситуацию, если самолет будет сбит и пойдет на вынужденную посадку. Хотя, какая там вынужденная? Горы, горы и горы – даже раненых не будет. Тем не менее, мы предусматривали порядок действий и при таком развитии событий. Что задача неординарная и требует особого мастерства – сомнений не вызывало, просто в ее решение вплеталось много случайных моментов, не зависящих от воли и профессиональной способности группы.
– Сафаров, через пять минут доклад о готовности к вылету.
– Есть, товарищ лейтенант.
Уточнив ряд вопросов с заместителем, подошел к Комару.
– Иван Геннадьевич, конечно, сделаем все, что можно, но летим, черт знает куда…
Комар сидел за широким столом в палатке, уткнувшись в карту, и вслух рассуждал:
– Дали самолет Соколова, выходит, изначально задачу ставил именно он. О противнике ни слова: кто на аэродроме? За кого? – Никто не знал. С кем войти в контакт, чтобы выяснить обстановку на месте? – Тоже не понятно. Значит, никто не имел представления о ситуации в центре провинции Гор. Валер, ты знаешь, что на этот счет сказали в штабе дивизии?
– Нет, ты не говорил.
– Там сказали: прилетят, разберутся.
– Так и сказали?
Иван повернулся ко мне.
– Будь внимательней, там, возможно, душманская власть и больше никого. Что это такое, ты знаешь лучше меня. Если что – никакой посадки, разворот и обратно в Кабул. С Сашей Жихаревым мы все обсудили.
– Я понял, Иван, но я отвечаю за выполнение задачи, а экипаж подставляется под огонь. Вот в чем проблема. Мне надо еще беречь самолет с экипажем. Обещаю – в дерьмо не полезу, что-нибудь придумаю… Лоб уже морщится.
– Лады, давай на посадку.
На линейке перед палатками, Сафаров доложил:
– Товарищ гвардии лейтенант, разведывательная группа к выполнению боевой задачи готова.
– Хорошо, Сергей, вольно.
Задумчиво я смотрел на парней, с которыми было пройдено столько дорог, о которых напишут множество книжек. Для некоторых из них – это точно крайняя боевая: увольняются в запас Сафаров, Орлов, Ксендиков, Болотов, Иванов. На днях из Союза доставят новых парней, которых надо будет вводить в строй, многому учить, тренировать – боевых задач никто не отменял. Молодежь буду протаскивать через боевые действия по принципу: от простого – к сложному. Полгода без потерь. Хорошо бы сейчас полетать над Афганистаном и вернуться назад. В противном случае, погибнем не только всей группой, а вместе с экипажем, с которым сроднились за последние месяцы совместной службы.
– Все помнят, что надо делать?
– Так точно, товарищ лейтенант!
Улыбки появились на лицах разведчиков.
– Ну, поехали, экипаж ждет. Работаем жестко и резко, ни секунды потерянной даром.
Через пятнадцать минут борт «05» Маршала Советского Союза Соколова раскручивал винты двигателей на взлет в неизвестность...
ГЛАВА 51
Набор высоты прошел в штатном режиме, после чего вышли в эшелон в пределах отработанного штурманом коридора. Я находился в кабине пилотов за спиной Лехи Злобина – лучшего друга в Афганистане. Его рабочее место между Сашей Жихаревым, командиром и Славкой, вторым пилотом. Хоть убей меня, но никому из нас не приходило в голову, что нам придется вместе выполнять боевую задачу. Судьба – не иначе. Вчера мы долго обсуждали тему задания, подходили к ее решению с разных сторон, и вот курсом на Чагчаран, жившего отдельной жизнью от афганского государства, наш «05» борт распластался над Гиндукушем.
Совпадения можно рассматривать стечением многих обстоятельств, собранных воедино, после чего факторный анализ приводит к умозаключениям объективной реальности, от которых никуда не денешься – курс самолета пролегал на высоте 7200 метров над ущельем провинции Вардак, из которого мы выбрались несколько дней назад. Далеко внизу был Унай, Навар Кадир, Бехсуд, оставившие в памяти не лучшие воспоминания о коварстве противника, но давшие нам неоценимый опыт работы с местным населением.
Солнце залило салон ослепительным светом, его лучи, отраженные от вечных снегов, резали болью глаза, вызывая их покраснение, но красотища была неимоверной. Разведчики сосредоточенно смотрели в иллюминаторы, чувствуя важность предстоящей операции, от которой зависели многие составляющие, в том числе – наращивание группировки советских войск в западных и центральных провинциях Афганистана. На этом в постановке задачи сделал акцент начальник штаба соединения полковник Петряков, мысль которого я довел до участвующих в операции разведчиков.
Я не довел парням о возможности, что нас могут сбить на подлете к аэродрому силы ПВО, прикрывшие его от воздушных атак, как это принято у афганцев на всех других подобных объектах. Если это случится, нам уже ничто не поможет, опять же – судьба. Лучше им не знать об опасности, перед которой бессильны все на борту. Я им не сказал о неясной обстановке с властью, правившей провинциальным центром в данный момент, а также – с кем мы можем столкнуться в бою, имея в виду противника, в случае боевого столкновения на объекте захвата. Такой информацией надо полагать не располагала ни действующая власть, ни советнические аппараты «шурави», ни те, кому это надо было знать по функциональным обязанностям пребывания в Афганистане.
Следуя курсом на запад, мы оставляли за собой заснеженные шапки величественных и умудренных столетиями гор. Я подошел к штурману не мешая ему уточнять логарифмической линейкой курс, смотреть приборы, карту, сложенную на коленях. Заметив меня, он улыбнулся.
– Ну, как?
– Нормально, Коля, сколько осталось?
– Минут через сорок, Валер, выйдем на аэродром.
Хлопнув его по плечу, я вернулся к своему иллюминатору любоваться пейзажем внизу. Западная гряда Гиндукуша, постепенно расширяясь, превращалась в широкое плодородное ущелье, сходила на меньшие по высоте вершины хребтов. Раскинувшиеся вдоль реки Герируд кишлаки питала водная артерия, приносившая урожаи жителям забытой властями провинции. Здесь теплилась жизнь. Это было видно по многим сеточкам полей, на которых с раннего утра и до позднего вечера трудились люди. Трудно сказать: есть ли еще какое сообщение между населенными пунктами кроме ниточек тропинок, бегущих от дувалов одного кишлака – к другому, в горы, водным источникам. С большой высоты не разобрать, возможно, и здесь натуральное хозяйство является главным механизмом выживания тысячам дехканам, живущим в долине, зажатой мощными хребтами горной системы. Какая им разница, кто правит в Кабуле? Вот она жизнь – без всяких прикрас.
Самолет качнуло, последовал провал. Снижаемся? Пошел в кабину пилотов, Саша Жихарев, повернувшись ко мне, прикрыл глаза. Понятно без слов: выходим на глиссаду снижения к аэродрому. В салоне самолета кое-кто из разведчиков дремал. Я прошелся вдоль обоих бортов и шлепками по затылкам всех разбудил.
– Внимание, готовность. Бросок по боевому расчету.
Вошедший в салон Злобин, видя наши маневры, слегка побледнел. Осознание опасности пришло к Леониду по-настоящему, до развязки оставались минуты.
– Все будет в порядке, Лень! Помнишь 8 марта? Там покруче было…
– Помню, Валер, но это тогда … А сейчас?
– Сделаем и сейчас. Следи, чтобы никто из моих не остался на взлетке, а то газонешь и улетите без нас.
И после секундной паузы я его попросил:
– Если убитые и раненые, Лень… Помоги закинуть на борт.
Лицо Леонида посерело.
– Конечно, Валер.
Он протянул мне руку, которую я ее крепко пожал.
– До встречи, дружище.
Повернувшись, Леха удалился в кабину, понимая, что мы входим в зону особого риска, решая задачу всем экипажем. Что поделаешь? В минуты опасности хочется поговорить, пообщаться… Мысленно я благодарил Леньку за его доброе, человеческое участие.
Теряя высоту, Ан-26 уверенно шел на снижение. Открылась зеленая долина реки Герируд: поля, террасы, сеть арыков, подводящих живительную влагу серой земле. В глазах зарябило от безумно синего неба и «зеленки», раскинувшейся до горизонта.
На аэродром заходили левее реки. Через иллюминатор я пытался увидеть полосу, чтобы определить ее состояние, разведчики засекали наличие средств ПВО, так как зенитные батареи располагались вблизи аэродромов. Подбираясь к земле, самолет в турбулентном потоке, то и дело кидало вниз и стороны.
По линии горизонта прикинул высоту: метров 300 – квадратики дувалов, глиняных домиков, овраги, пунктиры тропинок мелькали быстрей и быстрей. Снижаемся до ста пятидесяти метров, и я увидел аэродром: стандартные элементы полосы, ангары, КДП, но где охрана, зенитки и техника? Контрольно-диспетчерский пункт – небольшое здание со стеклянным колпаком для обзора. Я его «срисовал» одним брошенным на него взглядом. Рядом с ним не было боевых машин, подготовленных позиций, людей, что было важным моментом для осуществления его захвата.
По дороге, ведущей к аэропорту, брело несколько человек и больше людей в ближайшей округе не было видно. Метрах в пятидесяти проскочив над полосой, мы с левым креном ушли на круг – первая часть задания была выполнена. Николай по приборам засек ее длину и возможности. Я же, охватывая ее взглядом, разрушений на всем ее протяжении не заметил.
– Как полоса? – крикнул я, повернувшись, к разведчикам.
– Свободна и целехонька, – поступили доклады парней.
Я кинулся в кабину пилотов.
– Садимся, Саня?
Откинувшись в кресле, Жихарев, кивнул черной шевелюрой.
Прилипшая ко лбу командира потная прядь, сосредоточенный взгляд не оставляли сомнений в том, что Александр видел лишь полосу, на которую вел самолет. Вот она финишная…
Наше появление в этих местах должно быть полной неожиданностью для охраны и работников, обслуживающих аэродром. Прийти в себя не дадим – зашкалим, как надо… Это единственная возможность отработанной заранее внезапности, за счет которой обеспечивается успешное выполнение задания.
Земля, приближаясь, летела навстречу серой лентой взлетно-посадочной полосы. Скользнувшая внизу полосатая «зебра», касание с пробегом по бетонке и объект захвата по правому борту, как предусматривалось заданием. Рулежка, поворот направо и, пожалуй, стой. Высшую степень готовности обозначаю вскинутой рукой. В открываемую дверь врывается пропитанный керосином и поднятой пылью аэродромный воздух. Разворачиваемся «хвостовым опереньем» к диспетчерскому пункту, чтобы после задания выйти по прямой на полосу и взлететь без лишних маневров. Остановка. С группой захвата прыгаю на бетонку и лечу в центральную дверь КДП. Меня обогнали Ивонин, Сафаров, Сокуров. Влетели в здание и по лестнице вверх, где должны были находиться помещения, с которых происходило управление воздушным транспортом. Задержавшись у входа, я оценил обстановку. Группа обеспечения Баравкова заняла позицию у здания КДП на случай, если охране аэродрома не понравится наше присутствие, и она окажет сопротивление – Гена свяжет ее боем.
Группа прикрытия Нищенко отвечала за самолет и наблюдала к подходным путям на КДП. Мною допускалось появление отрядов любого политического и душманского толка для выяснения обстановки на аэродроме. Нормально, все были на местах. Наверх. Сафаров на пункте управления полетами допрашивал двух мужчин. Склонившись к лицу одного из них, он задавал вопрос за вопросом. Человек был явно напуган, сбивался в ответах, жестикулируя руками, он то и дело показывал на взлетно-посадочную полосу и сидевшего рядом коллегу.
– Переводи, Сафаров: кто они и что здесь делают? – Энергично вмешиваюсь в ситуацию.
Вопрос переведен. Перебивая друг друга, задержанные выдают фразы, которые, мне показалось, не содержали нужной нам информации.
– Сафаров, короче!
– Они диспетчеры, товарищ лейтенант, регулярно выходят на работу, но полетов давно уже не было, поэтому они занимаются тем, что обслуживают систему навигации.
– Спроси: в данный момент аэродром может по техническим возможностям осуществлять посадку и взлет самолетов?
После перевода диспетчеры утвердительно закивали головами и стали что-то объяснять.
– Товарищ лейтенант, аэродром к приему готов, но в данный момент отключена подстанция, питающая освещение полосы и оборудование в ночное время.
– Кто охраняет аэродром? Какие силы и средства выделены для его охраны и обороны?
Сафаров перевел и выслушал ответ:
– После революции самолеты прилетали не часто, власти выставили охрану в количестве не более десяти человек – что-то вроде народного ополчения. Они не военные, службу несут в круглосуточном режиме. Вооружены автоматами.
На послышавшийся в коридоре шум, я вскинул оружие на уровень пояса и выскочил наружу. Баравков толкал перед собой по лестнице двух пожилых мужчин в потрепанных халатах и засаленных чалмах.
– Товарищ лейтенант, спали на первом этаже здания. Одного из них пришлось «рубануть», а эти сопротивления не оказали.
Понял, что это и есть охрана аэродрома.
– Спроси: сколько человек охраняют объект?
– Шесть, товарищ лейтенант.
Немного.
– А есть ли рядом военные части, и что за власть контролирует город?
После перевода афганцы пожали плечами. Сафаров что-то им втолковал, размахивая руками не меньше аборигенов.
– Товарищ лейтенант, людей с оружием в городе много, но военных нет. Для них власть все те, кто ими командует и платит деньги.
– Понял, Сафаров, уходим.
Выскочили наружу из здания – все проходило по плану: Нищенко подал сигнал – в порядке, группа Баравкова уже была в самолете, Сафаров завершал посадку.
– Все на месте, товарищ лейтенант, – доложил, подбежавший Нищенко.
– В самолет!
У двери стоял Леонид.
– Валер, я сам.
Задраив дверь, он побежал в кабину.
Двигатели, набрав обороты, вышли в нужный режим. Покатились по бетонке, затем, вырулили на полосу – разбег, плавный отрыв от земли и выход в набор высоты. Посмотрел на часы: с момента захвата КДП и до взлета прошло пятнадцать минут.
Вытянув ноги, я откинулся на борт самолета.
– Сафаров, проверить оружие.
- Есть.
В иллюминаторе, растянувшись с запада на восток, пролегало залитое солнцем ущелье, и кругом только горы с восхитительными пиками вершин.
В какой-то момент я обнаружил дрожание рук. Онемели что ли? Хотя, вряд ли, неметь им было некогда. Пойду-ка я лучше к ребятам в кабину. Лехина спина в голубом комбинезоне сразу бросалась в глаза. Он сидел на рабочем месте борттехника, не видя меня, и крутил головой, обращаясь то к Александру, то ко второму пилоту – Славке. Славка, что-то говорил по переговорному устройству. Жихарев кивал, улыбаясь цыганскими глазами. Я хлопнул по спине Леонида.
– Не делай серьезного лица Леха, это тебе не идет. Бери пример с командира.
Смешливое настроение пришло взамен напряжения последнего часа, связанное с только что проведенной и может быть не самой сложной операции.
– Мы, думаю, заслужили того, чтобы отметить успех совместного мероприятия. Так, Валер?
Командир повернулся ко мне.
– Никаких возражений, Сань, – схватываю на лету добрую мысль Александра.
– Свяжись с Соколовым по радио – пусть распорядится в своей резиденции подготовить баньку и, к слову сказать, поляну накрыть. Заслужили.
– А то? – Не унимался командир «05», сверкнув белозубой улыбкой.
– Ничего. И наша пойдет, дай Бог прибудем на место.
Взгляд цеплялся за южную оконечность снежного Пагмана, ослепляя глаза отраженным светом солнечных лучей. Кабульское плато раскинулось по курсу, заходившего на посадку самолета. Столица Афганистана, раскинувшись на десятки километров, находилась правее. Серо-синие кварталы Кабула, словно перетекали из одной долины в другую через цепочки отдельных хребтов. Даже с большой высоты этот невообразимый по колоритности город не окинешь взглядом не только потому, что он задыхался от висевшего над ним слоя тяжелого смога, но и от большой протяженности его застроек.
Мы уже заходили на посадку в столичный аэропорт и через несколько минут неслись по знакомой бетонке, с правой стороны которой раскинулся палаточный городок дивизии.
Зарулив на литерную стоянку, экипаж выключил оборудование, двигатели. Из кабины появился Злобин.
– Ну, вот и приехали, – выдохнул Ленька.
В открывшуюся рампу ворвался зной палящего солнца с характерным керосиновым запахом аэродрома. Сели под плоскостью у края рулежки, огляделись, от расположения роты к самолету шла представительная команда во главе со Скрынниковым: Иван Комар, Сашка Чернега, Сергей Коробицын.
– Сафаров, строиться.
– Товарищ гвардии подполковник, разведывательная группа поставленную задачу выполнила. Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Михаил Федорович, ставший недавно подполковником, приобрел начальственную осанку, отчего мы иногда улыбались, но в глаза ему смотрели серьезно и преданно.
– Как настроение, разведчики?
– Нормальное, товарищ подполковник.
– Это хорошо. Молодцы. Парней, Валера, в лагерь и с подробным докладом ко мне.
Повернувшись к довольным оценкой ребятам, я Сафарову сказал:
– Людей в палатку, Сергей, оружие сдать и под душ.
– Есть, товарищ лейтенант.
Подошел к начальнику, который разговаривал с офицерами роты и, приложив руку к головному убору, доложил:
– Товарищ подполковник, к докладу готов.
– Идем в палатку, там все и расскажешь!
За многоцелевым столом командирской палатки я докладывал начальнику разведки соединения по уже сложившейся в голове структуре отчета.
– Аэродром Чагчаран, товарищ подполковник, представляет собой взлетно-посадочную полосу длинной в 1800 метров, что было зафиксировано штурманом во время пролета над ней. Прошлись на минимальной высоте. Экипаж, группа визуальным наблюдением установили внешнее состояние полосы на всем ее протяжении: разрушений и видимых заградительных сооружений, а также средств ПВО не обнаружено. Командир экипажа принял решение на посадку. Приземлились, подрулили к КДП. Захват объекта провели за секунды. Опрос обслуживающего персонала аэродрома, охраны позволяет сделать следующие выводы: оборудование, система навигации в рабочем состоянии, периодически обслуживается. Охрана – несколько человек из числа местного ополчения. Возможно, это и позволило им сохранить инфраструктуру аэродрома. Средств ПВО нет, воинские части отсутствуют, – перевел я дыхание и продолжил доклад. – В городе много вооруженных людей. Какая там власть? Кого она представляет? За кого стоит? – Народ это не интересует. С этим нам надо еще разбираться. Вывод: комплекс аэродромного оборудования, взлетно-посадочная полоса готовы к приему бортов для перемещения через него личного состава и грузов. Доклад окончен, товарищ подполковник.
Михаил Федорович, не скрывая, что рад успешному выполнению задачи, которую курировал лично Маршал Советского Союза Соколов, приобнял меня.
– Спасибо, Валер!
– Служу Советскому Союзу!
– От молодец! – вскрикнул начальник разведки, – и даже не моргнул. То есть, согласен на медаль?
– Так точно! – Ловлю мысль начальника и сходу ее реализую:
– Товарищ подполковник, сработали нормально, двое у меня еще не представлены к наградам.
Скрынников хитрым прищуром окинул меня и «чапаевским» жестом махнул:
– Представляй.
– Есть!
Теперь точно можно говорить об успешном проведении задания: Болотова представлю к медали «За боевые заслуги», Зуева – к медали «За отвагу». Заслужили ребята!
– Что у нас с баней, Иван Геннадьевич? – дядя Миша хитро смотрел на Ивана.
– Сделаем, товарищ подполковник.
– Обязательно пригласите летчиков.
Михаил Федорович давно проникся уважением к экипажу капитана Жихарева.
– Дай команду старшине.
– Понял, товарищ подполковник.
Вечером сабантуйчик в тесном коллективе. Почему бы и нет?
– Да, Иван Геннадьевич, – спохватился Скрынников, – завтра прилетает молодое пополнение: сержанты, наводчики-операторы, механики-водители. Пойдем встречать. Готовь дембельский состав первой партии на увольнение.
– Есть, товарищ подполковник.
– До вечера, ребята.
– До вечера, товарищ подполковник.
Начальник разведки пошел в направлении штаба дивизии, а мы решили пообедать и немного поспать, чтобы зарядиться на новые еще неизведанные нами задания.
Итоги нашего полета в Чагчаран послужили тому, что в ближайшее время командование 40-й армии сформирует группировку сил и средств, которая будет переброшена в центр провинции Гор, где ей предстоит вести боевые действия с душманским сопротивлением в зеленой зоне реки Герируд. География боевых действий советских войск в Афганистане расширяла свои границы на самые глубинные уезды и провинции страны.
Ранним утром следующего дня в Кабульском аэропорту совершили посадку первые борта из Ташкента. Как всегда – день начинался с шума идущих на посадку самолетов. Зарядка личного состава разведчиков прошла под рабочий гул интенсивной работы аэродрома. Не успел затихнуть свист реактивных турбин Ил-76, с мерным рокотом соосных винтов приземлился огромный «Антей». Вперемежку садились Ан-12 – работяги военно-транспортной авиации. «Черный тюльпан», подрулив, стал на литерной стоянке. Отсюда на Родину лежал последний путь груза «200», на нем же увозили раненых, контуженных и больных гепатитом солдат, офицеров. Ранним утром происходила поставка материальных средств, оружия, боеприпасов, продовольствия, строительных и других материалов воздушным транспортом ограниченному контингенту советских войск.
Иногда слышались залпы хлопков. Это, включив форсаж, очередная пара МиГ-21Р уходила на разведку душманских районов, нанося по ним бомбоштурмовые удары. Ближе к полудню включалась в работу армейская авиация: Ми-24, Ми-8 улетали для поддержки десанта, частей армии, поставки грузов, а также эвакуации раненых и убитых из районов ведения боевых действий. Который месяц подряд Кабульский аэропорт был насыщен активной работой, обеспечивая взлет и посадку всех типов бортов, в том числе – гражданской авиации. Утром совершался рейс «Боинга-737» афганской компании «Ариана» в Индию и Пакистан. Белоснежный лайнер изящно выруливал на старт и после стремительного разбега уходил под крутым углом в лазоревое небо, коснувшегося снежного Пагмана.
С утра Комар и начальник разведки убыли на «газончике» на аэродром встречать молодое пополнение. Выбрать в роту толковых и сильных парней, способных стать разведчиками, задача была непростой. Не было сомнений в том, что предстояли широкомасштабные боевые действия, и разведывательной роте дивизии нужна была достойная замена, способная быстро адаптироваться не только к местным условиям, но и сохраниться боевой единицей в выполнении специальных заданий командования.
С моего разведывательного взвода в запас увольнялись настоящие парни, с которыми еще в Витебске я сдавал трудные проверки, совершал многокилометровые переходы, вскрывал объекты условного противника, постигая сложную науку разведчика воздушно-десантных войск. До боли жаль было расставаться с Серегой Сафаровым – моим заместителем, Борисом Ивановым – посыльным в Витебске, Валерием Болотовым – толковым механиком-водителем и земляком, Орловым Александром – также механиком из Москвы, Александром Фетисовым, отслужившего полтора года, так как имел высшее образование. Много боевых операций мы провели в одной команде, не потеряв ни одного из своих товарищей. Мне, командиру, было приятно осознавать важнейший момент нашей деятельности: боевые операции, которые я проводил, были направлены на сохранение своих подчиненных, на то, чтобы все они живыми и здоровыми вернулись домой. И вот скоро на Родину в Советский Союз, где их с нетерпением ждали родные, близкие, друзья и подруги. Еще вчера на вечерней поверке я довел им радостную новость о предстоящем увольнении в запас. Сейчас они кучкой сидели, о чем-то тихонько переговариваясь, готовили дембельские «парадки», листали альбомы. Им не стыдно будет приехать в родные места в голубых беретах и тельняшках, в форме славных Воздушно-десантных войск. На груди у каждого боевые медали за мужество и героизм, проявленные при выполнении воинского, интернационального долга. Все мои разведчики, уходившие в запас, были награждены боевыми наградами.
Впереди была замечательная светлая жизнь, в которой, без сомнения, ребята найдут достойное место. Кто-то пойдет учиться, работать, создадут семьи. Появятся дети, они будут растить, воспитывая их в духе любви к Родине, Отечеству и, несомненно, вспоминать жестокие годы афганского лихолетья. Теперь их не испугать трудностями жизни, они пройдут через них без потерь, научат других, как их преодолевать в условиях перестройки. Мне было приятно, что судьба столкнула меня на горных дорогах афганской войны с сильными парнями. Не перестаю и сейчас гордиться ими, спустя десятилетия со дня афганских событий.
К великому сожалению, в радостные минуты последних дней их пребывания в Афганистане никто из них не мог представить, что через несколько лет не станет Родины – Советского Союза. Кто мог тогда подумать, что найдутся партийно-коммунистические гнусы, предавшие советский народ, бросят его в пучину этнических войн, а парни, защищавшие коммунистический миропорядок в соседней стране, окажутся брошенными на произвол судьбы?!
А пока они готовили себя и форму для убытия в Союз. Глядя на них, я понимал, как нужна им морально-психологическая адаптация в условиях гражданской жизни. Сколько у них будет бессонных ночей, кризисов, депрессий, проблем со здоровьем и желания просто выжить в мире прогнившего лицемерия и вранья с приходом к власти меченого самим сатаной политического урода!
Незаметно прошли завтрак, уборка территории, наведение порядка в палатках. Ждали прибытия с аэродрома командира роты, чтобы провести развод на занятия и учебно-боевую работу. С севера потянул упрямый «афганец», к обеду атакуют «Хоттабычи» и пыль толстым слоем накроет палатку. Вот и старый «газончик» прошел в проем колючей проволоки, огораживающей территорию, и остановился возле ПХД. Из кабины выскочил начальник разведки. Комар руководил высадкой из кузова молодого пополнения. В новой отглаженной форме, с рюкзаками, бледнолицые парнишки выстроились в шеренгу. Оглядываясь по сторонам, они пытались понять, куда их привезли. Непривычный зной, пыль и горы вокруг вызвали растерянный вид у пополнения, от чего они стали жалкими, забитыми. Незагорелые лица неестественным образом выделялись на фоне пыли, готовой подняться столбом.
Для прибывшего пополнения старшина приготовил завтрак, отвар верблюжьей колючки. За долгую дорогу ребята проголодались, отвыкли от горячей пищи (до прибытия в Кабул питались сухими пайками). Минут через тридцать построение роты. По случаю прибытия молодого пополнения к личному составу обратился начальник разведки.
– Товарищи разведчики, в армии повелось, что одни уходят, отслужив положенный срок действительной службы, на смену к ним приходят другие. Сегодня памятный день, мы принимаем в свои ряды новых ребят, а других парней готовим к отправке в Союз. Я не сомневаюсь, что на смену ребятам, выполнивших воинский долг, пришли ребята, у которых подвиги еще впереди. Им предстоят боевые операции, и героизма хватит на всех. Сейчас командир роты распределит прибывших солдат и сержантов по взводам, мне остается пожелать только одно: успехов, мужества и победы в бою.
Михаил Федорович пожал руку Комару и пошел в палатку, чтобы позвонить оперативному дежурному штаба дивизии.
– Смирно! – подал команду ротный.
– Вольно, Комар, занимайтесь по плану.
Командир, достав блокнот, расписал пополнение по должностям и зачитал фамилии по списку. Вначале 1-й разведывательный взвод, затем 2-й. Прибывшие сержанты, наводчики, механики-водители становились в штат своих подразделений. Дошла очередь до моего взвода. Пять человек молодого пополнения строевым шагом стали в строй. Несколько специалистов вошли в состав взводов связи и радиотехнической разведки. Таким образом, 80-я отдельная разведывательная рота дивизии, с учетом убытия дембельского состава, была укомплектована прибывшим пополнением. Нам, офицерам, предстояла огромная и кропотливая работа по его подготовке к боевым действиям. Ко мне во взвод пришли два новых механика, два разведчика и командир отделения. После прохождения торжественным маршем я молодому сержанту скомандовал:
– Через десять минут построить прибывших. Доклад жду в командирской палатке.
– Есть, – бодро ответил сержант.
Крепыш понравился открытым лицом и внешне спокойным выражением эмоций. Среднего роста, выдержан, думаю, что выйдет из него неплохой командир. Задачу на построение молодого пополнения я ему поставил, чтобы приглядеться, разобраться, что сержант собой представляет, как поведет себя в новой обстановке.
В командирской палатке Комар рассказал нам несколько хороших новостей: с роты снимают охрану резиденции Маршала Советского Союза Соколова и телецентра. Это значит, что Шура Ленцов вернется в подразделение, Сергей Коробицын с авианаводчиком Юрой также вернутся в базовый лагерь. Рота соберется в месте постоянной дислокации, и будет действовать по уничтожению бандформирований – так прозвучало в приказе командира дивизии. Решался вопрос о снятии с дивизионной разведки охраны литерной стоянки самолетов. Нам становились понятны намерения командования: разведку дивизии ориентировали на активные боевые действия, для чего подразделение собирали в единую боевую единицу.
– Кажется, Иван Геннадьевич, предстоят большие дела?
Гришин задумчиво смотрел на Ивана.
– Похоже, что так и есть.
– Что-нибудь еще рассказал дядя Миша?
– Ничего особенного, будем подтягивать молодежь. Валера, – обращаясь ко мне, Комар положил свою руку мне плечо, – в штабе работают над новой рейдовой операцией. Практику в этом безобразном деле имеешь только ты со своими разведчиками, поэтому сам понимаешь – готовься.
– Ясно, Иван Геннадьевич, но пятеро молодых парней – не многовато ли для взвода?
– Что я тебе могу сказать? Вводи в строй. Единственно, чем помогу – Ходжа-Раваш в твоем распоряжении в свободное от разведки время.
– Разрешите?
Повернувшись на голос вошедшего, я увидел моего нового сержанта.
– Товарищ гвардии старший лейтенант, разрешите обратиться к лейтенанту… Возникла пауза. – Извините, фамилию не знаю.
– Марченко, – подсказал я младшему командиру.
– К гвардии лейтенанту Марченко.
– Обращайся, – Комар испытывающе смотрел на нового командира отделения.
– Товарищ гвардии лейтенант, вновь прибывшее пополнение по вашему приказанию построено. Командир отделения сержант Азарнов.
– Иван Геннадьевич, разреши приступить к вводу в строй молодого пополнения, – обратился я к командиру.
Комар развел руками.
– Тебе и карты в руки! Желаю успеха!
– После ужина, Валерий Григорьевич, молодежь в Ленинскую комнату, – уточнил замполит.
– Понял, Владимир Николаевич, будут во время.
Выйдя из палатки, я скомандовал:.
– Вольно, Азарнов,
– Вольно, – продублировал сержант.
Эти чистенькие молодые парни только что из Союза. Закончив «учебку» в Гайжюнае их направили для прохождения службы в Афганистан. Немного растерянный взгляд. Для них все новое: война, горы, неизвестность. Психологической подготовкой с ними никто не занимался, но они закончили маленький Гайжюнай, теперь им не должен быть страшен большой Бухенвальд. Под этим солдатским девизом они воспитывались в 44-й учебной дивизии в лесах заброшенной Руклы. Привыкнут, служба закрутит так, что не до эмоций и душевных сопереживаний, а пока с неестественно белыми лицами они стояли в строю – парни советской страны, призванные Родиной для выполнения интернационального долга.
– Гвардии лейтенант Марченко Валерий Григорьевич, ваш командир, – представился бойцам, – с этого дня вы отданы приказом во взвод, которым командую я. Вам выпала честь занять боевые места в строю вместо парней, увольняемых в запас.
По глазам пытался понять: насколько мои слова доходили до их сознания в минуты решения военной судьбы. Вроде, без эмоций.
– Будете принимать участие в боевых действиях с жестоким врагом. Понимаю, в Союзе вам говорили, что мы здесь на учениях и занимаемся охраной объектов. Вскоре убедитесь, что это не совсем так. Поэтому единственная просьба и приказ: на лету хватать все, чему буду учить на занятиях и в практической деятельности. Так же перенимать опыт разведчиков старшего призыва. Сделать это надо в самые короткие сроки. Ваша жизнь в ваших руках: не более – не менее. Это понятно?
– Так точно, – ответил за всех Азарнов.
– Вопрос на «засыпку»: все добровольно изъявили желание служить в Афганистане?
Молодежь без паузы дружно ответила:
– Так точно.
– Больше об этом спрашивать не буду, вечером замполит расскажет вам о стране, политической и военной ситуации, чем на самом деле занимается ограниченный контингент советских войск в Афганистане. Вы узнаете о боевой работе нашей роты и вообще узнаете все, чем вам придется заниматься в ближайшие полтора года.
Оглянулся к палаткам своего взвода.
– Баравков, ко мне.
Подбежавший Гена, немного заикаясь, доложил:
– Товарищ гвардии лейтенант, сержант Баравков по вашему приказанию прибыл.
– Товарищи разведчики, представляю вам исполняющего обязанности заместителя командира взвода гвардии сержанта Баравкова – старший сержант Сафаров увольняется в запас.
Баравков с достоинством стоял перед молодым пополнением и, вероятно, оценивал круг возложенных на него обязанностей.
– Сержант Азарнов.
– Я.
– Назначаетесь командиром второго отделения вместо Баравкова.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Теперь, пожалуй, главное. Хочу, чтобы каждый из вас понял: вы, ребята, прибыли на войну, «всамделишную», где убивают по-настоящему. Чтобы вы в это быстрее поверили, завтра я вас поведу на экскурсию.
Гена слегка усмехнулся – парням предстояла экскурсия в морг медицинского батальона, через который я «протаскивал» молодежь. Впечатляет, конечно, но это было необходимостью психологического плана. Далее я продолжал:
– Баравков покажет места в палатках, кровати, тумбочки, туалет и расскажет общий порядок поведения в лагере. Запомнить одно: без моего разрешения ни одного шага от палатки. Вопросы ко мне?
– Когда на боевые действия, товарищ лейтенант?
– Это может случиться сейчас, через минуту, сутки – такая обстановка.
– Часто будем на боевых операциях? – спросил худенький механик.
– Скажу одно – вам столько достанется, вы даже не представляете! Войны хватит на всех и с лихвой. Командуй, Баравков, покажи границы лагеря, его элементы.
– Есть. Нале-во. За мной шагом марш.
Гена закрутит парней, им будет не до скуки. Что поделаешь? Жизнь продолжалась, будем готовиться к суровой борьбе, чтобы выжить в афганской бойне.
ГЛАВА 52
Новость, пришедшая из штаба дивизии, с одной стороны, обрадовала, с другой – вызвала откровенное сожаление. Пришел приказ об откомандировании в Рязанское высшее воздушно-десантное командное дважды Краснознаменное училище имени Ленинского комсомола сержанта Мухаметзянова, младшего сержанта Ивонина, ефрейторов Гильмутдинова, Кибиткина, Панчука для сдачи ими вступительных экзаменов. От меня уходил замечательный разведчик Андрей Ивонин, участник многих боевых операций по разведке, поиску, захвату и уничтожению противника. Много раз под пулями Андрей выходил из самых сложных ситуаций. Практически всегда он работал старшим дозора, принимая на себя первый удар противника, выводил группу на новый маршрут, прикрывая ее выход в менее опасное место. Действовал он уверенно, мужественно, чем не единожды спасал жизнь товарищам и группе в целом. Проявили свои лучшие качества Виль Мухаметзянов, Сергей Кибиткин, Гильмутдинов. Действуя в боевых операциях одной командой по захвату и уничтожению душманского зверья, они зарекомендовали себя отличными разведчиками. Хуже было с Панчуком – хитроватым и темным парнишкой, в роте он служил всего несколько месяцев, проявить себя – не проявил, может, пока не раскрылся…
Учиться на офицеров воздушно-десантных войск уходили замечательные ребята. В течение последних двух месяцев я проводил с ними неоднократные беседы на предмет поступления в училище. У меня не было никаких сомнений в том, что они успешно поступят в кузницу офицерских кадров ВДВ и станут настоящими офицерами, имеющими боевой опыт в Афганистане. Жаль было расставаться с людьми, с кем хлебнул военного лиха, но, с другой стороны, кому, как не им расти в этой жизни, приобретая профессию защитника Родины. В добрый путь, ребята, и новых высот на командирском поприще в будущем! К слову сказать, через четыре года и три месяца они успешно окончили Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище, сложились, как офицеры, проявив свои лучшие качества в нелегкой армейской службе.
А увольняемые в запас разведчики с вечера ожидали борта из Ташкента, на которых они должны были убыть в Союз. Торжественный и праздничный ужин не испортили тревога или духовское нападение. В зоне ответственности дивизии было спокойно, и разведчики, улетавшие на Родину, в последний раз кушали солдатскую пищу, разговаривали, обнявшись за плечи, вспоминали боевые выходы, обменивались адресами. Конечно же, обещали не забывать друг друга, писать письма, поддерживать связь. Радостно было смотреть на парней, которые завтра окажутся на родной земле с боевыми наградами на парадной форме и мужественным взглядом на загорелых лицах. Народ, вне сомнения, увидит в них особых защитников Отечества – солдат афганской войны: сильных, достойных, полных решимости к дальнейшей деятельности во имя процветания Родины.
Мы уже тогда понимали, что в общности «советский народ» появляется новое братское сообщество – союз воинов-интернационалистов. Не может такого быть, чтобы в их памяти не остался Афган, боевые друзья, Паймунар и Тарахейль, Черная гора и Унай. Они не потеряют друг друга, будут держаться командой на всей территории Советского Союза. Мне постоянно думалось, что на Родине наступили новые времена: перестройка, веяния нового, необычного образа жизни. Советский народ приступил к следующему этапу строительства общества свободного от предрассудков, осудившего многие преступления сталинизма. Появилась открытая риторика в средствах массовой информации, доступность к архивам, много лет имевших грифы «Секретно». Огромный пласт неизведанных тайн обрушился на советский народ, с трудом переваривавшего одну сенсацию за другой. Приоткрылась «форточка» за «железный занавес». Мы узнали, что есть другая жизнь, в Советском Союзе нет секса – это было очень важным открытием для нас, молодых и здоровых парней.
Многое предстояло увидеть и ощутить на себе парням, улетавшим на любимую Родину. Чувство гордости за исполненный долг, необыкновенный эмоциональный подъем делали их взрослее, сильнее, чувствовалось – им все по плечу. Но они не знали главного: уже работал план по развалу Советского Союза, проводилась дискредитация афганских событий и воинов, принимавших в них участие. Началась кампания, ставившая целью опорочить смысл интернационального долга, выполняемого частью граждан советского общества. Из щелей вылезли так называемые правозащитники, диссиденты, которым с запада потекли активы для создания в стране организаций враждебных советскому образу жизни. Вернувшиеся из Афганистана парни, выполнившие долг перед Родиной, оказались опасной прослойкой уже загнивающего коммунизма. Это поняли наверху и негласные директивы, «указивки» в устной форме органам партийной и государственной власти сознательно принижали роль воинов-интернационалистов. Затем началось откровенное неприятие афганского движения в обществе. «Мы вас в Афганистан не посылали» – стало лозунгом советской власти по отношению к афганцам.
Парни, увольняемые в запас в июне 1980 года, первыми столкнулись с бюрократической машиной партийно-чиновничьего аппарата и были вынуждены слоняться по инстанциям, выбивая жилье, работу, элементарное признание прав. Они поняли, что надо создавать афганские общества, союзы, ассоциации, фонды для того, чтобы выжить в стране, интересы которой защищали за рубежом. В одиночку нельзя было не выжить: затопчут, оскорбят и отправят на улицу. «Из огня да в полымя» – гласит русская пословица. Это про парней, которые сегодня прощались с боевыми друзьями.
Рано утром следующего дня состоялось общее построение личного состава. Заместитель командира роты по политической части гвардии старший лейтенант Гришин доложил командиру подразделения:
– Товарищ гвардии старший лейтенант, личный состав отдельной разведывательной роты по случаю убытия в запас воинов, отслуживших положенные сроки службы, построен. Заместитель командира роты гвардии старший лейтенант Гришин.
– Здравствуйте, товарищи разведчики.
Дружное и громкое:
– Здравия желаем, товарищ гвардии старший лейтенант.
– Вольно. Разведчики, увольняемые в запас, выйти из строя.
Перед ротным строем оказалась добрая четверть разведчиков. Иван Геннадьевич выступил с речью:
– Товарищи разведчики, сегодня радостный и светлый день. Мы провожаем домой наших ребят, достойно выполнивших воинский долг. В суровых боях с противником они всегда выходили победителями из самых сложных ситуаций. За мужество и отвагу они отмечены боевыми наградами. Как командир не могу не сказать: мы не потеряли ни одного боевого товарища, все живыми и здоровыми возвращаются домой, чтобы и дальше трудиться на благо советского общества. Желаю успешно добраться к родным и близким, уверенно заявить себя на гражданском поприще. До свидания, товарищи!
– До свидания, товарищ гвардии старший лейтенант!
Комар обошел дембельский строй, пожал руку каждому разведчику, сказал напутственные слова. Некоторых из них хлопнул по плечу, вспоминая отдельные случаи в службе. Хорошее настроение овладело нами. Вспомнил и я свою солдатскую службу в суровом Забайкалье, где торжественные проводы домой не были предусмотрены уставом: все было скромнее, выдали документы и домой.
Выступил Владимир Николаевич. Надо сказать, нашего замполита солдаты очень любили и уважали. Как офицер, он пользовался непререкаемым авторитетом среди солдат, сержантов, офицеров. Строгий, но справедливый политработник, всегда мог выслушать солдата, дойти до его проблем, оказать действенную помощь. После его слов дембеля закричали громкое «ура», захлопали в ладоши.
В процедуре прощания мы не заметили, как совершил посадку Ил-76, включив реверс заднего хода. Взревели турбины на больших оборотах, через некоторое время, затихнув, они издавали легкий свист. Красавец лайнер аккуратно рулил по дорожке. Следом шел на посадку другой, третий борт – начиналась работа Кабульского аэропорта. Пора было прощаться. Машина готова. Со скромными баульчиками, приобретенными в военторге, увольняемые в запас сели в машину. Теперь же «ура» гремело от роты, личный состав которой махал руками улетающим домой друзьям. Пройдет немного лет, разведчики сдержат свое слово: не потеряются в обломках страны и других катаклизмах, в которые ее ввергнут бонзы КПСС. Они выживут, и будут встречаться в Москве, Витебске, Рязани, других городах некогда великого государства.
В подразделении началась активная подготовка молодого пополнения к ведению боевых действий. Пока в штабах разрабатывались планы предстоящих операций – возникла пауза. Для новых разведчиков роты Ходжараваш и Ходжа Бугра стали учебным полигоном. За полгода пребывания в Афганистане, нами, офицерами роты, наработалась эффективная методика подготовки разведчиков для действий в горах. Выносливость – первое, что я всегда ставил в основу занятий. Марш-броски в полном снаряжении и штатным оружием, ограничение в употреблении воды, умение маскироваться – было нормой каждого выхода. «Ты жив, пока не заметен», – определил я девизом подготовки молодых разведчиков.
Днем и ночью тренировал бойцов умению вести бой в сложнейших условиях гор. После отработки элементов индивидуальной подготовки каждого разведчика приступал к действиям группы в целом: поиск, засада, ведение разведки, наблюдение. Отдельным вопросом выносил тренировку сигналам, необходимым при выполнении боевого задания. Учебный процесс шел по степени усложнения задач: выносливость, одиночная подготовка, передвижение в горах, выбор укрытия. Затем следовала отработка в комплексе с ведением огня из штатного оружия. Действия переносил на группу: молодых разведчиков учил действовать при захвате объекта, языка, прикрытия товарищей, обеспечения выхода на другой маршрут. Отдельные элементы увязывал в систему мероприятий, создавая обстановку по ее отработке в составе группы.
Нового командира отделения сержанта Азарнова учил не только тактике действий в тылу противника, но и организации боя отделением разведчиков. Его задачи были гораздо шире: в подчинении пять человек, которыми надо было управлять в бою, принимать решения, отдавать боевые приказы, контролировать их исполнение, организовывать взаимодействие – сложнейшая командирская работа, которая всегда требует творческого подхода и решимости.
Надо сказать, получилась хорошая практика для молодого пополнения при подготовке к боевым действиям. Загорелая, с задубевшей на лице кожей, молодежь ежедневно овладевала боевым мастерством. С чувством дикой усталости, но и удовлетворения я вваливался вечерами в палатку и падал на кровать без движения. Кушать не хотелось, бутерброда с чаем вполне хватало, чтобы утолить голод. Спать, только спать.
Однажды утром, с трудом поднявшись с кровати, я обнаружил жар. Пришедший санинструктор смерил температуру: 39,5. Пришлось лечь.
– Иван Геннадьевич, херня какая-то, чувствую себя очень плохо. Что-то я все же «схватил». Внутри жжет. Вчера искупался в роднике, вероятно, простыл.
– Полежи, Валера, отдохни. Забегался на занятиях, выходах, к вечеру будет в порядке. А «таблетке» я дам команду, чтобы температуру держал на контроле и давал лекарство. Пройдет.
Несколько успокоившись, я вызвал Баравкова.
– Гена, меня прихватило, работаешь по плану роты. Приведи в порядок оружие, снаряжение, организуй хорошую чистку и обслуживание. Не забудь проверить оружие на разряжание. Механиков контролируй по обслуживанию техники. Давай, дружище, работай – до вечера я отлежусь.
– Понял, товарищ лейтенант, сделаю, как надо.
– Не забудь: конспекты командиров отделений должны быть отработаны и мне на проверку.
– Мы уже пишем, скоро будут готовы.
– Хорошо, Гена, иди.
Баравков вышел, я кое-как поднялся с кровати. Завтра контрольно-проверочные занятия по вводу молодого пополнения в строй. Проверяет начальник разведки, мне надо было написать конспект по разведывательной подготовке. В палатке я находился один, офицеры и прапорщики были заняты своими делами. В течение часа я написал конспект, пробежался глазами, что получилось, положил на тумбочку. Задремал.
В палатку зашли Комар с Ленцовым. Разбудили.
– Привет, больной!
Сашка схватил мою руку, пожал. Веселый, порывистый, загорелый, рад, что вернулся с охраны резиденции Маршала Соколова. Только теперь я понял, что соскучился по неунывающему заместителю командира роты, с кем вместе учились в училище и пришли в разведку дивизии.
– Привет, Санька. Рад тебя видеть, немного вот захирел, но пройдет. Не обращай внимания.
– Ничего, ничего, поправляйся. К вечеру прибудет Артемыч с горы, сделаем баньку, попаришься, сто грамм на грудь – и как не бывало, – беззаботно смеялся высокий амбал, – пройдусь по палаткам, к Андрейчуку на ПХД, посмотрю, что у него на обед.
Сашка вышел, а Иван обратился ко мне:
– Валер, у тебя конспект готов?
– Да, Вань, написал.
– Давай подпишу, вечером будет Скрынников, отдам ему на утверждение.
Приподнявшись с кровати, я хотел взять конспект, который накануне положил на тумбочку, но его там не оказалось. Что за черт! Хорошо же помню, положил его именно туда.
– Иван, конспект лежал на тумбочке, а сейчас его где-то нет.
– Может, в тумбочку кинул?
Я открыл, посмотрел. Кроме банок сгущенного молока, сигарет «Столичные» ничего не было. Посмотрел за кровать – тоже ничего.
– Иван, конспект написан, я его положил вот сюда. Вроде, никто не заходил, я был в палатке один.
Непонятно почему, но Комар болезненно отреагировал на отсутствие тетрадки для конспектов, но я-то точно знал, что он написан и лежал на тумбочке.
– Ну и где он?
– Не знаю, буду искать. Ты что, не веришь мне?
– Веришь-не веришь, а конспекта нет.
Может, от болезни, начавшейся бурно с большой температуры, может, от расшатанных войною нервов, я взорвался на Комара матом. Не сдержался. Иван вскочил с кровати, стоявшей рядом:
– Я тебе этого не прощу.
– Пошел вон.
В палатку ввалились Ленцов, Сашка Чернега, Петро Слободов.
– Что за шум, а драки нет? – громко спросил Ленцов.
– Твой друг говорит, что написал конспект и положил на тумбочку, а его нет. Возникли сомнения.
Я подскочил с кровати
– Ты зря, Иван, так. Не по офицерски это…
Чернега растерянно подошел к Ивану.
– Да, прекратите х…й заниматься, я взял у Валерки конспект, чтобы переписать. Тема одна и та же, чего там выдумывать и терять время. Он приболел, задремал, я не стал его беспокоить, взял, переписал, вот возвращаю.
– Отдай его, Сань, командиру.
Отвернувшись, я уткнулся в подушку лицом и вскоре уснул. К вечеру температура была под сорок. Перед глазами появились черные круги, полнейшая беспомощность. Состоялась баня, ужин, я же не мог оторваться от подушки, пот заливал лицо и пылавшее жаром тело. Таблетки не помогали, температура зашкаливала все допустимые нормы. Как прошла ночь – не помню,
Утром следующего дня Сашка Чернега с ротным санинструктором повели меня в медицинский батальон. Сам идти я не мог. В медсанбате меня приняли и поместили в палатку с хирургическими больными – ранеными офицерами. В ней находилось человек пятнадцать с ранениями разной степени тяжести (пулевыми, осколочными, были контуженные). Стоны, крики, бред. Температура воздуха доходила до пятидесяти градусов выше нуля. Пыль висела над больными, создавая эффект тумана, стаи мух атаковали раненых. Тяжелая, гнетущая атмосфера давила на психику и сознание. Мне, кажется, я порой терял сознание. К обеду подошел врач.
– У вас подозрение на пневмонию, будут прокалывать через каждые четыре часа в течение суток.
– И ночью?
– Да, будем сбивать температуру.
Не в состоянии пошевелить руками и ногами, я лежал, откинувшись, на подушке. Подошел санинструктор, сержант срочной службы, перекатил меня на живот, и я получил первый из ста двадцати уколов. Даже не мог предположить, что эта процедура продлится целых три недели, обе половинки заднего места превратятся в коросту, а боль будет такой, что лежать будет можно только на боку и животе.
К вечеру температура опять под сорок. Я лежал, словно в бреду: вроде слышал разговоры, стоны, кто-то подходил, что-то со мной делал, но до сознания это не доходило. Не помню, спал ли я, бредил ли прохладной ночью, но к утру температура немного падала. Приходил врач, санинструктор приподнимал мое тело, доктор слушал меня, что-то говорил помощнику. Тот приносил таблетки, следил, чтобы я их глотал и не выбрасывал под кровать.
Так продолжалось три дня. Я привык к запаху крови, стонам, крикам раненых. Одних уносили, других приносили, кого-то везли в операционную, других в самолет на отправку в Ташкент. Температура к полудню спадала, к вечеру опять поднималась за тридцать девять градусов.
Однажды я услышал знакомый голос – Леха. В палатку зашли Саша Жихарев, Славка, Коля, Леня Злобин – экипаж АН-26 был в полном составе.
– Где тут наш больной? – бодро спросил командир экипажа. Но, увидев раненых (некоторые были без рук и ног, в кровавых бинтах), стих в неловком молчании.
– Извините, ребята, не знал.
Пошарив глазами в палатке, Сашка обнаружил меня. Подошли гурьбой.
– Валерик, привет, – тихо сказал Александр, – как ты?
У меня в глазах стояли слезы, говорить я не мог, а он стоял с пакетом фруктов, «Фантой», загорелый, как медный пятак. Показав глазами – присядь, я кивнул ребятам, изобразив нечто улыбки: нормально. Поняли, толкаясь, подошли к кровати, на краешек которой присел командир.
– Валер, мы тут принесли, покушай. Вчера к тебе не пустили. Час назад прибыли из Ташкента и сразу к тебе. Как ты?
Прикрыл глаза: в порядке, еще повоюем.
– Вот взяли фруктов, соки, колбаски – перехвати.
В знак благодарности я кивнул головой.
– Хреново? – спросил Леонид.
– Угу.
Помолчали. Затем, Ленька поведал:
– Мы взяли фляжку с собой, ничего?
Я скосил глаза вправо, влево – докторов и санинструкторов не было. Показал глазами на раненых – налейте им. Саша окинул взглядом палатку.
– Ребята, кто будет?
– Плесни, командир, – подал голос сосед через кровать.
Еще несколько человек, изъявив желание, приложились к солдатской фляжке, удовлетворенно откинувшись на постель.
– Полегчало? – Леха взял кружку у раненого в плечо офицера.
– Какое там! – отмахнулся здоровой рукой капитан, – завтра в Ташкент отправляют – терпеть до утра.
– Ничего, браток, держись.
Леня обошел раненых, налил желающим выпить.
– Валер, тут осталось немного, будет в тумбочке. Лучше станет, примешь. Вот пакет, что привезли. Поправляйся, дорогой мой, держись. Мы еще подойдем, наши Тамарки приготовят горяченького, доставим, как положено.
В знак согласия я кивнул головой.
– Пока не набежали врачи, потихоньку пойдем. Поправляйся, братишка. Одного не оставим.
Экипаж, кивая головами, сжатыми в кулак руками показал: держись, мол, все будет хорошо. Приподняв руку, я махнул им на прощанье, ребятам, с кем была связана жизнь на войне.
Следующий день начался с беготни персонала медицинского батальона. Мы тоже кое-что узнали: из Москвы прилетел большой медицинский начальник, генерал, будет проверять работу медсанбата. Как всегда: чистка и мытье палаток, уборка территории, приведение в порядок отхожих мест, кухни. Ближе к обеду в палатку хирургических больных зашла свита в сопровождении командира медицинского батальона подполковника Русанова. Впереди был в накинутом халате плотного телосложения – генерал. Красные лампасы на брюках не скроешь от глаз даже раненых.
– Здравствуйте, товарищи. Я генерал-лейтенант Вербицкий, главный терапевт Министерства обороны, прибыл ознакомиться с положением дел медицинского обеспечения в Афганистане, – обратился к нам генерал, осмотревшись в палатке. Затем повернулся к Русанову:
– Здесь только хирургические?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант.
Слева и немного сбоку от главного терапевта Советской Армии находился врач, обследовавший меня и поставивший диагноз: пневмония. Немного дернувшись, он подался к генералу:
– Товарищ генерал, есть один терапевтический… В тяжелом состоянии.
Сказал и виновато посмотрел на Русанова. Плохо, конечно, что не доложил обо мне комбату, поместив к раненым, но палатки терапевтического отделения были забиты больными гепатитом.
Чтобы не заразить меня заразой, он распорядился положить в эту палатку. Русанов этого не знал, тем более доложил генералу, что в палатке хирургические больные, оказывается, это было не совсем так.
– Где?
Генерал оказался у моей кровати.
– Что у тебя, сынок?
Насколько мог я это сделать – пожал плечами.
– Понятно.
После этого начался разговор двух медицинских специалистов скучный не только больным, но и совершенно здоровым людям. Генерал прослушал мою грудную клетку, прощупал ребра, спину, пробурчал что-то в нос, повернулся и ушел. Минут через пятнадцать меня взяли в оборот: анализы, кровь, флюорография, к вечеру опять пришел генерал с курирующим врачом.
– Значит так, сынок, у тебя лихорадка – характерное заболевание для этой местности. Хуже другое: она дала осложнение на легкие. У тебя двухсторонняя пневмония нижней части левого легкого. Снимок показал три очага поражения. От этого высокая температура – организм борется с инфекцией. Держись. Отныне будешь принимать лекарства, привезенные из Москвы. Они как раз к твоему случаю. Через несколько дней станет лучше. В Кабуле я еще буду работать в течение трех-четырех дней. Обязательно зайду. Не раскисать, борись!
Генерал ободряюще улыбнулся, встал и вместе с доктором вышел наружу.
Надо отдать должное генералу Вербицкому: ко мне он заходил еще раза три, слушал, обследовал. Благодаря ему – я выжил (ничуть не преувеличиваю), победив «КУ» лихорадку со всеми ее осложнениями.
– Почему нас генералы не лечат? – полушутя вздохнул один из раненых.
– Придурок, – ответил один из ходячих, – он же терапевт, а у тебя пули в животе наковыряли дырок.
Кто мог смеяться – обозначили смех.
Дня через два, действительно, я почувствовал улучшение, стало немного легче. Температура еще держалась, в глазах появлялись темные круги, но это была уже другая история. Хотелось говорить и говорить, несмотря на отвращение к пище. Получилось так, что в течение недели я практически ничего не кушал. Специальный паек от ребят с экипажа я отдал раненым, которые шли на поправку – им требовалась дополнительная пища. Мне есть не хотелось, только пить и пить. Благо в медицинском батальоне отвара из верблюжьей колючки было хоть отбавляй, жажду утолял зеленовато-желтым настоем.
На десятый день пребывания в медицинском батальоне я попробовал встать самостоятельно. Сел на кровать, но чертовски закружилась голова. Лег, через некоторое время сделал следующую попытку. Сидел, держась за душку кровати, чтобы не упасть на подушку. Головокружение постепенно прошло, но слабость оставалась, едва хватило сил, чтобы сходить в туалет. До этого в необходимый момент дежурный фельдшер или санинструктор подставляли мне «утку», потом убирали. Психологически процедура была болезненной, но в нашей палатке естественные надобности подобным образом оправляли все лежачие раненые. Теперь я учился делать заново то, что заложено человеку природой.
Оздоровлению способствовал очередной визит экипажа Ан-26 в усиленном составе. Ребят сопровождали три Тамарки – повара авиационной базы, с которыми экипаж был в хороших отношениях. С разных мест Советского Союза три молодые дивчины с одинаковым именем «Тамара» служили в летной столовой, готовили пищу, кормили моих друзей. Девчонки между собой различались, отчего получили соответствующие клички: Тамарка «Вышка» – девушка из Волгограда лет 23-х, ростом 185 сантиметров – не менее, вызывала уважение мужчин, оказавшихся рядом с ней и вдруг обнаруживших, что они сантиметров на десять ниже волжской прелестницы. Тамарка «Пышка» – тоже лет 23-24 дивчина, имевшая круглые аппетитные формы, за что получила прозвище, подчеркивающее ее аппетитность. Добрая, скромная, способная создать внутренний духовный уют и комфорт в компании. И, наконец, Тамарка «Глупышка» – относилось к девушке веселого, беззаботного нрава. Она легко смеялась, хохотала, не отягчая себя умными разговорами «за жизнь», была сверстницей первых двух девчонок и, думаю, легко путала два соседних государства: Афганистан и Пакистан. Для нее это было одно и тоже.
Ребята, конечно, пришли не пустые: с учетом первого посещения они принесли столько всякой всячины словно рассчитывали на целую палатку раненых. Выбрав момент, когда медбратья ушли на ужин, они ввалились компанией. Ходячие парни, сдвинув кровати, расположили на них принесенные экипажем яства и мы устроили пир. Трудно было найти слова, чтобы выразить чувства замечательного вечера, который получился в медсанбате для раненых бойцов-интернационалистов. Отменная пища, килограмма три спирта, девчонки. Не сомневаюсь в том, что это дало нам дополнительные силы для быстрой поправки и возвращения в строй. Мы поверили в себя, в возможность выздоровления, в жизнь, которая ждала впереди.
На кровати напротив стонал офицер, лейтенант-десантник. Его только что привезли из операционной, извлекли пулю из ноги. Дивизия проводила очередную боевую операцию. Болевые ощущения беспокоили офицера: стон вырывался из его широкой груди. Высокий, красивый блондин корчился на кровати, стиснув зубы от боли. Прозвучала команда:
– Налить!
Плеснув в кружку спирта, поднесли ее раненому лейтенанту. Десантник, приподнявшись, нашел в себе силы опрокинуть спирт и представиться:
– Владимир.
Назвав свои имена, дали ему закусить. Спирт сыграл свою роль, Володя забылся, уснул. Проснулся, когда ребята с девчатами уже ушли. Поскольку наши кровати стояли ногами друг к другу, мы общались с ним, видя друг друга. Из разговора я узнал, что фамилия его Дервенков, окончил в 1979 году РКПУ. Во вчерашнем бою получил пулевое ранение в ногу. Ему сделали операцию, обнадежив, что кость не задета, пулей были пробиты мягкие ткани - заживет, будет бегать.
… Прошло много лет, наступил 1986 год – начало горбачевского развала страны. В 97-й гвардейский парашютно-десантный полк в Алитусе взамен убывшего в Афганистан майора Василия Серебрякова из учебной дивизии прибыл комбат. Командир полка, собрав офицеров, представил нам нового командира батальона.
– Гвардии капитан Дервенков, – назвался новичок высокого роста.
После представления я с новым комбатом встретился глазами. Мелькнуло понимание того, что мы уже знакомы.
– Валерий?
– Он самый.
Обнялись, вспомнив июнь 1980 года, медсанбат дивизии, где мы лежали рядом в беспомощном состоянии. Вместе с Владимиром в Алитусе я прослужил чуть более года, и убыл в Афганистан второй раз защищать Саурскую революцию. С ним у нас сложились замечательные дружеские отношения. Он служил в 44-й учебной дивизии и ему, конечно, было нелегко войти в ритм боевой учебы парашютно-десантного полка. Мои пожелания по тем или иным вопросам он воспринимал нормально, тем более, я командовал парашютно-десантным батальоном уже около трех лет, имея опыт служебной деятельности с не лучшим в ВДВ командиром полка.
Володя пришел в период, когда прекрасным в боевом отношении 97-м полком командовал майор Минаев, сделавший все, чтобы полк после замечательного его командира подполковника Владимира Пурина, ушедшего в Афганистан, стал худшим в дивизии. Тем не менее, капитан Дервенков завоевал авторитет и уважение подчиненных, уверенно командовал батальоном. О нем у меня сохранилась самая добрая память.
… Прошло еще четырнадцать лет. В 2000 году в Минске проходила республиканская конференция ветеранов войны в Афганистане, на которую я был делегирован от Витебской городской организации. В перерыве между заседаниями в холе Центрального Дома офицеров, где проходила конференция, ко мне подошел Александр Борисович Гудков, председатель Витебской областной организации ветеранов войны в Афганистане.
– Валер, мне сейчас хочется посмотреть на тебя и особенно на выражение твоих глаз, – хитро улыбаясь, сказал Александр.
– Ну?
– Сейчас, сейчас.
Из кучки делегатов, обсуждавших вопросы афганского движения, отделился человек в цивильном костюме и мобильником в руке. Вначале я не обратил внимания – собрались афганцы со всей Республики, много было знакомых, но вдруг меня осенило – Дервенков.
– Володя!
– Валера!
Мы одновременно бросились навстречу друг другу. Объятья, пожатия рук.
Гудков, стоя рядом, посмеиваясь произведенным на меня эффектом. Прошло столько лет! Совсем не изменился десантник – гусарского склада, энергичный, стремительный. Из разговора с Владимиром я узнал, что он руководил администрацией Центрального района города Гомеля. Удивляться не приходилось: целеустремленность, желание работать на результат у Владимира были всегда. Он избирался депутатом Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь, занимал другие ответственные должности в государственных структурах. Не сомневаюсь, что вскоре мы услышим о нем, как о политике, формирующем внутреннюю и внешнюю деятельность белорусского государства. Успехов и процветания, Володя!..
А пока мы лежали с Дервенковым в пыльной палатке медицинского батальона, отбиваясь от скопления назойливых мух. Он скрипел зубами, сдерживая боль ранения. Мне становилось лучше, я уже передвигался по палатке, выходил наружу подышать вечерней прохладой уходящего дня. После раскаленного зноя было приятно, сидя на лавочке, перечитывать письма жены, родных, друзей. Приходили меня навещать офицеры роты, мой неугомонный личный состав. По всему, дело шло на поправку, хотелось быстрее в роту, к друзьям.
Дивизия вела затяжные боевые действия, в медицинский батальон по нескольку раз в день поступали убитые, раненые. Лежать на кровати не было сил: с я чувствовал себя лучше, уверенней, хотелось быстрее вернуться в строй, к ребятам, дни и ночи проводившим в горах. Через врача я то и дело зондировал обстановку о выписке. Однажды, взвесившись на весах, я не поверил, что похудел на двенадцать килограмм. Получалось, что при моем среднем весе в семьдесят или чуточку больше, я сдал основательно. Но аппетит постепенно восстанавливался, впервые за несколько недель появилось желание кушать. Тем не менее, я понимал – какой из меня вояка в таком состоянии? Генерал Вербицкий, в одной из последних бесед, обмолвился:
– Ты парень сильный, основное выдержал.
Я с удивлением смотрел на главного терапевта Вооруженных Сил страны.
– Что вы имеете в виду, товарищ генерал?
– То и имею в виду, что выжил и идешь на поправку. Этого мало?
– ?
– Тебе, сынок, помогло то, что ты не курил и организм задействовал внутренний резерв. Вот и вытянул…
– Что? Опасно было?
Человек, спасший мне жизнь, улыбнулся.
– Теперь уже нет. Помогли лекарства от лихорадки, которые я прихватил из Москвы. Они сыграли важную роль в твоем лечении.
– Спасибо, товарищ, генерал.
– Ладно, поправляйся, лейтенант, но помни: язвы на легком будут рассасываться долго, каждый месяц делаешь контрольный снимок в медсанбате. После выписки полгода не делать нагрузку на легкие. Понятно?
– Так точно, товарищ генерал, еще раз спасибо.
Генерал, пожав мне руку, попрощался с ранеными и вышел из палатки. Больные, как мы официально назывались, периодически менялись: одни поступали, других отправляли в Союз. Постоянным в раскаленной от солнца палатке оставались только крики, стоны и боль метавшихся на кроватях хирургических больных.
Однажды около полудня к соседней палатке подъехало с аэродрома несколько машин. Началась очередная разгрузка погибших, которых эвакуировали из районов боевых действий на вертолетах. Перегрузив тела убитых в машины, их доставляли в медсанбат для подготовки к отправке в Союз. В этот раз перед палатками в один ряд выложили восемнадцать тел погибших парней. В основном это были десантники в комбинезонах. Особенность покроя наших десантных комбинезонов затрудняла высвобождать тела погибших. Кто-то из медсанбатовских офицеров попросил:
– Ребята, может быть, кто поможет снять комбинезоны с убитых.
Ближе ко мне лежало тело молодого солдата лет девятнадцати, покрытое грязью и пылью, на груди у него растеклось бурое пятно засохшей крови. Выдернув из ножен штык-нож у стоявшего рядом бойца, я распорол комбинезон погибшего по окружности пояса. Стянув с него нижнюю часть комбеза, как снимают штаны с беспомощного человека, я распорол рукава и освободил его руку. Перевернув тело на бок, освободил другую. Стянул тельняшку, пропитанную кровью, трусы. В средине худенькой груди хорошо было видно входное отверстие пули – небольшое с запекшейся кровью. Выходного отверстия не было – слепое пулевое ранение не совместимое с жизнью. Тело положили на носилки и унесли в палатку для вскрытия.
Я приступил к следующему погибшему… Рядом, тем же самым делом, в рабочем, обыденном порядке занималось несколько офицеров. Шла война. В медсанбат поступали не только больные и раненые, но и погибшие в боях интернационалисты, которых в установленном порядке отправляли в Союз.
После обеда я сидел в тени палатки и ждал доктора, который должен был обследовать меня и сделать заключение о моей дальнейшей судьбе. Слабость, конечно, ощущалась, иногда пошатывало – это было очевидно. И хотя ничего не болело, температура в порядке, но прогулка в пятьдесят, сто метров по территории медсанбата вызывала отдышку, жжение в легких. Пока бойцом я был неважным, если не сказать – никаким, требовалось время для восстановления организма.
– Ну, что, разведчик, пойдем, поработаем с тобой.
– Пойдемте, доктор.
– Как чувствуешь себя? Только не ерепенься – все вижу и знаю.
– Нормально. Слабость, конечно, есть, а так ничего: аппетит, крепкий сон, гуляю – через недельку стану на ноги.
– Нет, дорогой мой, здесь ты не станешь на ноги. Генерал сказал мне так: за лейтенанта отвечаешь головой. Стало быть, отправляю тебя в Союз по полной программе: лечение, восстановление, отпуск. Иначе, дружище, удачи тебе не видать.
– Выпиши меня, доктор, а там я разберусь.
– Хм, выпиши его. Выписать-то недолго, что дальше? Тебе сейчас нужен длительный период реабилитации, восстановления организма. Много еще, что нужно. Понял? Значит так, в принципе, готовься к выписке, к завтрашнему дню я документы оформлю, но лечение продолжишь в других условиях. Поверь, это очень тебе надо.
– Спасибо, доктор, понимаю, но больше здесь находиться не могу.
– Порядок, дорогой мой, есть порядок.
Лечащий врач ушел, а я, вздохнув, крепко уснул.
Пришел в себя я от громкого стона раненого капитана, лежавшего через кровать. Его привезли вчера, заштопали, ждет отправку в Союз. Он испытывал постоянные сильные боли. Мне было жаль смотреть на заросшего, со впалыми щеками и ввалившимися глазами офицера. Как мог он крепился, но боль была сильнее. Сколько еще молодых офицеров пройдут через палатку хирургических больных? Сколько стона и крови останется здесь на афганской земле? Никто этого не знал. Только для меня была хорошая новость: выписывают. Собирая нехитрые вещи, я думал, быстрей бы в роту, к друзьям, только бы не видеть мучений раненых в раскаленной и пыльной палатке.
Наутро с нехитрыми пожитками я ожидал вызова доктора для оформления выписки. Получив документы, попрощался с ребятами. Обошел каждого раненого, как мог, ободрил. Задержавшись у кровати Володи Дервенкова, я поговорил с ним, пожал боевому товарищу руку. Кто-то из раненых сказал:
– Никто нам больше не нальет, Валер, и ребята с экипажа уже не придут. Плохо.
– Ничего, друзья, остались живыми – остальное приложится. Поправляйтесь и до встречи в Союзе!
На том и расстались… В роту, только в роту к друзьям!
ГЛАВА 53
«Слава богу, что все обошлось нормально: поправился, встал на ноги. Как мои разведчики? Насколько молодежь за время моего отсутствия подготовилась к боевым действиям? Первое, что сделаю, зайду в расположение взвода». – Так я думал медленно пробираясь по пыльной дороге в расположение роты. Накануне болезни я привел в морг медицинского батальона новичков, прибывших на замену. К виду тел убитых необходима была адаптации: терять сознание в бою от разорванной плоти – непозволительная роскошь для разведчиков. В Кунарской операции командиры отметили такой факт: на следующий день, когда собирали на поле боя тела погибших солдат, многие бойцы, потрясенные увиденным, были не в состоянии эвакуировать растерзанные тела товарищей. Психологическая травма в условиях реальной действительности оказалась сильнее, чем это можно было ожидать накануне. Мне приходилось учитывать серьезный недостаток в морально-психологической подготовке личного состава, поэтому экскурсии в морг я проводил регулярно с целью подготовки разведчиков к деятельности, которой им предстояло заниматься. Пусть посмотрят, оценят, поймут – лицо войны имеет страшный вид, но это наша работа, в которой мало выжить, выполнить задачу, к ней надо приспособиться на простом житейском уровне – без истерик и крика.
Далеко не всем и не сразу приходит понимание процессов, связанных с боевыми действиями. Только опыт, приобретенный личным участием в бою, способен дать необходимый результат индивидуальной подготовки каждого разведчика. Потом будет легче, придет ощущение войны, как таковой, без драматических потрясений в психике. За примером ходить не надо. Когда меня привели в медсанбат больного и положили к раненым, их стоны, крики, кровь вызвали сильные сопереживания. Рядом лежали молодые парни без рук и ног, они кричали от страшной боли. Видеть подобное мне еще не приходилось. Через пару недель лечения я уже не обращал внимания на кошмар, творившийся вокруг меня. Получается – адаптировался.
Никогда я не забуду первое вскрытие человека, на котором я присутствовал от начала и до конца. Откровенно повело, земля зашаталась под ногами, а потом ничего, я с любопытством рассматривал строение внутренних органов человека, необычную работу патологоанатомов.
Прибывшее молодое пополнение приходилось учить по ходу войны. Слава богу, появлялись паузы между рейдовыми операциями, ведением разведки, поиска, которые я заполнял усиленной подготовкой в горах. С разведывательной роты пока не снимали задач по контролю обстановки в зоне ответственности дивизии. Ночами я уходил с группой в районы вероятного появления противника, отслеживая его действия, и передвижение. Любая информация о вооруженной оппозиции была для командования дивизии ценной и полезной. Штаб ее анализировал, сопоставлял, делал выводы для принятия решений.
Месяц упорных занятий с молодыми разведчиками привел к положительному результату: молодежь, в принципе, была готова идти на боевые операции, им можно было ставить задачи и требовать их выполнение. Хорошим подспорьем в боевой слаженности роты явился факт ее сбора в полном составе. Шура Ленцов, заместитель командира роты, отвечавший за боевую подготовку подразделения, упорно продолжал занятия, выходил на выполнение разведывательных мероприятий в тыл противника. Мой временный выход из строя, связанный с болезнью, не повлиял на качество выполняемых задач. Мои разведчики под командованием сержанта Геннадия Баравкова успешно их решали.
Ушел на повышение Саша Чернега, ставший командиром 9-й роты 3-го батальона 317-го парашютно-десантного полка, воевавшего в Кунаре. В данный момент батальон находился в Кандагаре под оперативным управлением 70-й отдельной мотострелковой бригады и вел кровопролитные бои в Кандагарской «зеленке». На его место пришел боевой офицер и толковый парень гвардии лейтенант Сергей Богатиков, участник Кунарской операции в составе 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка. В том бою он получил тяжелое ранение, вылечившись, возвратился в строй командиром разведывательного взвода нашей роты.
Вскоре ушел на повышение заместитель командира роты по политической части гвардии старший лейтенант Гришин Владимир Николаевич. Уход Володи Гришина переживал весь офицерский состав подразделения. Мы точно знали – лучшего политработника у нас никогда не будет. Время совершенно точно подтвердило наши прогнозы: пришедший на его место Сергей Захарик не явился достойным приемником своего предшественника. Владимир Николаевич был назначен замполитом 3-го батальона 350-го парашютно-десантного полка, выполнявшего боевые задачи в автономном режиме. Батальон в составе группировки полка под командованием гвардии подполковника Георгия Ивановича Шпака участвовал в Кунарской операции на боевой технике, где покрыл себя воинской славой.
Конечно, лучшие офицеры роты должны были расти и продвигаться по служебной лестнице. Коллектив разведчиков гордился ими и не сомневался, что на более высоких должностях они проявят себя лучшим образом. Заранее скажу: Володя Гришин, Саша Чернега достойно заявили себя в боевых действиях и с честью выполнили воинский долг до конца своего пребывания в Афганистане. Мне всегда приятно вспоминать моих боевых друзей: Володю и Сашу, с которыми у меня сложились самые замечательные отношения.
Возвращение в роту стало радостным событием. Ребята заранее знали об этом, приготовили баню, хороший стол. Ближе к вечеру прибыл начальник разведки дивизии гвардии подполковник Скрынников Михаил Федорович. Как всегда были тосты, пожелания, в какой-то момент дядя Миша взял слово и, собравшись с мыслью, сказал:
– В течение полугода дивизионные разведчики успешно выполняют боевые задачи. Командование дивизии положительно отмечает разведчиков по вскрытию замыслов противника в зоне ответственности соединения. Активные разведывательные мероприятия позволили контролировать вооруженные отряды оппозиции в уездах, примыкавших к Кабулу, а также наносить им существенный урон. Ряд офицеров подразделения выдвинуты на вышестоящие должности, заслужив повышения ратным трудом, добросовестным отношением к службе. Так будет всегда. Поднимаю солдатскую кружку за нас, разведчиков, за успешные дела без потерь!
Под раздавшиеся аплодисменты выпили. Начались разговоры… Ждали экипаж Саши Жихарева – они улетели в Ташкенте и должны были скоро возвратиться. Мы вышли перекурить, Михаил Федорович подошел ко мне.
– Значит так, Валера, послезавтра улетаешь в отпуск: отдохнешь, поправишься и снова в бой.
От неожиданности я онемел: отпусков в дивизии вообще еще не было, о них не говорили, они даже не планировались и не предусматривались планами боевых действий.
– Какой отпуск, товарищ подполковник?
– Нормально, наберешься сил, они еще пригодятся. Если есть возможность отдохнуть, надо ее использовать.
– Как-то все это неожиданно…
Я стоял, переваривая, слова начальника. Новость была невообразимой, а значит, еще более приятной по содержанию.
– Комар знает об этом?
– Да, Ивану сказал.
Радость неожиданного сообщения поразила воображение. В отпуск…
– Все за стол, – пригласил Иван офицеров.
В палатке расположились на своих местах. Иван Геннадьевич взял слово:
– Предлагаю выпить за первого отпускника нашей роты!
У всех недоумение на лицах.
– Лейтенант Марченко послезавтра убывает в отпуск. Добавлю следующее: в дивизии издан приказ, завтра, как сказал начальник разведки, мы его получим. Командирам частей приказано предоставить график отпусков для офицеров и прапорщиков на 1980 год. Таким образом, прямо сейчас можем планировать отпуска, за что и выпьем.
Дружное «ура» распахнуло полы палатки. Не знаю, что по этому поводу подумали солдаты, но радость свою мы не скрывали. Что касается первого отпускника, то есть, меня, понятно – из медицинского батальона я вернулся настолько худым и хилым, что иногда шатало от слабости и головокружения. Какой из меня вояка? Это понимал Михаил Федорович, друзья, поэтому он и «пробил» у командира дивизии отпуск своему офицеру. До сих пор я ему благодарен за доброту и человечность, проявленную в трудных условиях афганской войны.
Палящий зной августовского лета не снижал накала развернувшихся боевых действий. Группировки одна за другой уходили в рейдовые операции для блокирования районов сосредоточения противника, включая кишлачные зоны, с последующим уничтожением его потенциала, и в первую очередь – живой силы. Оценка сил противника сводилась к следующему: несмотря на потери, понесенные «борцами за веру» в летних операциях, произошло их качественное изменение – вооруженные отряды моджахедов приобрели значительный опыт ведения боевых действий с превосходящими по силе в технике рейдовыми группировками ограниченного контингента советских войск. Тактика действий противника находила применение в нанесении значительного ущерба транспортным колоннам, поставлявшим через Термез и Кушку материальные запасы частям и соединениям 40-й армии. Силы оппозиции наносили консолидированные удары по советским и правительственным войскам на условном фронте ведения боевых действий. Разведывательные мероприятия войсковой разведки позволяли делать выводы: моджахеды применяли тактику объединения нескольких отрядов в более крупные формирования для проведения эффективных атак на советские войска.
Авторитет исламских комитетов, создаваемых для организованного сопротивления войскам «шурави», становился непререкаемым. Местное население, призываемое муллами, неформальными лидерами, вооружалось и уходило в горы. Формировались новые отряды вооруженной оппозиции, постепенно входившие под опеку Центрального разведывательного управления США. Американское разведывательное ведомство взяло на себя функции организующего и направляющего органа афганского сопротивления в борьбе с советскими и правительственными войсками. Конгресс США проголосовал за выделение помощи вооруженным формированиям афганского сопротивления в размере пятнадцать миллиардов долларов, официально узаконив вмешательство во внутренние дела Демократической Республики Афганистан. При этом фракционная борьба в НДПА продолжалась, укрепление единства рядов партии не состоялось, что, несомненно, отвлекало основные силы партии от работы с населением, в первую очередь, проживающего в сельской местности.
Загоралась военная звезда Ахмад Шах Масуда, державшего под контролем Панджшерское ущелье, Саланг, зеленый массив кишлачной зоны Махмудраки, Чарикар, Джабаль-Уссарадж. Проведенная в апреле 1980 года первая Панджшерская операция показала силу и мощь полевого командира, способного не только контролировать большие территориальные образования, но и проводить широкомасштабные боевые действия против войск «шурави». К проведению операции в ущелье Панджшер были привлечены три батальона советского ограниченного контингента: парашютно-десантный, десантно-штурмовой, мотострелковый, два афганских мотострелковых батальона, а также оперативные подразделения ХАД. Совместные группировки наступали двумя группами навстречу друг другу: из Анавы и Паси-Шахи-Мардан. На участке наступления кишлаки блокировались советскими подразделениями с последующей зачисткой силами правительственных войск.
Операция, в которой противник понес существенные потери, длилась четверо суток, но она не имела дальнейшего положительного развития: не хватило сил и средств для последующего закрепления успеха. Местная власть, правительство Афганистана, в который раз оказались не в состоянии обеспечить положительную динамику в усилении своих возможностей. Временный военный успех возвратился к исходному положению – отряды Масуда, спустившись в Панджшерскую долину с гор, продолжали контролировать ущелье.
Ахмад Шах Масуд сын Дуст Мухаммаджи родился в 1953 году в кишлаке Джангалак, уезда Панджшер, волости Базарак в семье крупного феодала – кадрового военного. По национальности таджик, мусульманин-суннит. После окончания столичного лицея «Истекляль», учился на инженерном факультете Кабульского университета. Там же он вступил в организацию «Мусульманская молодежь», которая была создана Раббани, Хекматиаром и Саяфом. Масуд принимал активное участие в подготовке восстания в родных местах в июле 1975 года, которое было подавлено войсками короля Дауда. В 1977 году примкнул к Раббани – лидеру политической партии Исламское общество Афганистана. Саурскую революцию 1978 года он не принял, сразу же приступил к формированию вооруженных отрядов в Панджшерском ущелье. К концу 1979 года им была создана сильная вооруженная группировка, взявшая под контроль ущелье Панджшер, трассу Кабул – Хайратон. От соратников он получил кличку Масуд, что означает «счастливый». Обладая незаурядными личными и деловыми качествами, организаторскими и военными способностями, Ахмад Шах создал вооруженную новейшим оружием боевую единицу, базировавшуюся на финансовой независимости, получаемой от продажи в Пакистане изумрудов, лазурита, наркотиков.
Во второй половине 1980 года войсковой разведкой 40-й армии было отмечено перемещение отдельных отрядов Ахмад Шаха в центральные провинции страны. Несомненно, полевой командир, чувствуя силу, работал на упреждение действий советских войск в зоне его военных и экономических интересов. Рейдовые операции 40-й армии предусматривали блокирование отдельных районов сосредоточения противника со сжатием кольца окружения и последующим его уничтожением. Отряды Масуда применяли аналогичную тактику, они подтягивались к столице, окружая ее со всех сторон. При этом полевой командир преследовал цель активизации боевых действий на подступах к Кабулу с пополнением отрядов, понесших потери в летних операциях, местным населением. Хотя некоторые другие полевые командиры центральных провинций (Вардак, Каписа, Логар, Парван) отдали приказ своим вооруженным отрядам спрятать оружие и слиться с мирным населением, на время затаиться. Ими преследовалось несколько целей: приведение живой силы в порядок после понесенных потерь, пополнение отрядов дехканами после уборки урожая, организация боевых действий в условиях зимы.
Несмотря на разногласия политической оппозиции за зоны влияния в стране, происходило ее постепенное объединение в борьбе с советскими войсками. Часто боевые отряды оппозиции вступали в схватку друг с другом, но им ничто не мешало совместными усилиями воевать против наших частей и подразделений. Противник делал акцент на проведение боевых действий против правительственных войск, нанося им поражение с таким расчетом, чтобы деморализовать их до неспособности оказания сопротивления. Дезертирство в афганской армии приобретало катастрофические размеры: призыв на военную службу порождал еще большие проблемы у правительства страны. Афганская молодежь, оторванная силой от земли, уборки урожая, с надеждой уходила в душманские отряды разных мастей.
Анализ рейдовых операций, проводимых 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизией в период с мая по сентябрь 1980 года, показывал: соединению ставились задачи не только в достижении военного успеха в отдельных регионах страны, но и в оказании помощи населению отдаленных районов. Сформированные группировки войск выполняли две параллельные задачи: военную и гуманитарную. Военная часть операции состояла в нанесении поражения вооруженным отрядам оппозиции, захвате складов с оружием, боеприпасами, отвоевании отдельных уездов, провинций, уничтожении боевого потенциала сил сопротивления. Гуманитарная часть боевых операций предполагала раздачу населению продовольственных товаров, муки, остро необходимых продуктов в повседневной жизни дехкан. Кроме этого, предусматривались и проводились встречи с местным населением с попытками понять народ, испытавший на себе прелести Саурской революции и реформ Амина.
В течение этого периода в провинциях Логар, Газни проводились рейдовые операции в обеспечение движения транспортных колонн по дороге Кабул – Кандагар. Но опять же, афганское правительство было не способно закреплять военные успехи советских войск усилением местных органов власти в регионах страны. Афганская армия не проводила самостоятельных боевых операций, которые бы наращивали наши общие победы. Это было очередным провалом власти, в то время, как «исламские комитеты» перехватывали инициативу и правили бал на местах, мобилизуя моджахедов на дальнейшую борьбу с «шурави». Напрасными были жертвы, огромные материальные затраты, малопродуктивная работа советнических аппаратов, истерика афганского руководства в потере политических и военных позиций сводили к нулю достигнутые результаты.
Такая вот непростая обстановка сложилась в Афганистане на момент моего возвращения из отпуска в начале августа 1980 года. Время отдыха не прошло даром: посвежел, поправился, пришел в себя и был готов к дальнейшему участию в боевых операциях. В отпуске был Шура Ленцов, готовились к нему другие офицеры, прапорщики роты. Многое из увиденного и услышанного в Союзе я рассказал ребятам, дал оценку общего мнения в стране по событиям в Афганистане, но множество вопросов, задаваемых мне боевыми друзьями, оставались без ответа. Что мне было рассказать о сокровенных мыслях советских граждан, если близкие и родные мне на Родине люди не понимали происходящего в южной стране? Конечно же, за столом, при встречах с одноклассниками, я объяснял им простые истины, побудившие партию к принятию решения на ввод ограниченного контингента в Афганистан. Не думаю, что я был убедителен для моих слушателей на Родине. Но, вернувшись в пекло боевых действий, я не мог объяснить друзьям-офицерам, почему народ Советского Союза с молчаливым недоумением воспринимал события, происходившие в Афганистане.
– Понимаете, господа офицеры и прапорщики (конечно, я говорил с иронией,) мы с вами находимся на учениях, что-то здесь охраняем и больше ничего! Какая-то иная информация в прессе, по телевидению или радио не освещается.
Друзья смотрели на меня с откровенным недоверием.
– Так ведь сотни гробов идут в Союз! С этим-то как?
Слободов кипел от возмущения.
– А никак, Петро! Если и обсуждают эту тему, то не далее кухонь панельных домов и то лениво, если семью не задела беда. Ладно, увидите сами, пойду готовиться к «учениям».
Я вышел из палатки офицерского состава, Гена Баравков был тут как тут.
– Товарищ лейтенант, оружие в порядке. Механикам дал людей в помощь для обслуживания. Наводчики поработали, привели вооружение к нормальному бою. В принципе, мы готовы к дальнейшей работе.
Заместитель, после повышения по службе, подхватив эстафету Сергея Сафарова, уверенно командовал взводом, пользовался авторитетом. С ним считались, его мнение в коллективе имело вес. Я не думал, что Баравков будет хуже справляться с личным составом, у него все получалось.
– Как Азарнов, Гена?
– Н-нормально, товарищ лейтенант, – слегка заикаясь, ответил заместитель и утвердительно кивнул головой, – только поговорить любит.
– Поговорить? В смысле п…деть, что ли?
– Так точно, пофилософствовать.
– Пусть философствует, если есть что сказать.
Я всегда думал и считал хорошим тоном, если человек владел риторикой общения в коллективе, тем более, в качестве командира отделения. На срочной службе в Забайкалье у меня был командир взвода лейтенант Андрей Анищенко. Для меня он до сих пор является лучшим образцом армейского оратора в воинском коллективе. У него я многому научился, что, несомненно, помогло в командовании разведывательными подразделениями, когда был очень важен непосредственный контакт с каждым подчиненным в отдельности.
– Увидите сами, товарищ лейтенант.
– Хорошо. Как молодежь вписалась в разведку? Не обижают?
– Да, вы что? Кто их обидит? Нормальные парни.
– Что, даже «калабашки» не отвешиваешь? Ну, за «дело»?
Гена на «удочку» не ловился.
– Никак нет, товарищ лейтенант.
Преданный взгляд заместителя, руки по швам не совсем убедили меня. Гена мог отвесить «калабашку» за незначительную провинность, например, за нерезкость выполнения команды. Это я знаю точно, поэтому, молча, я ему показал кулак. Гена все понимал, поэтому еще преданней смотрел на меня.
– Значит так, не сегодня-завтра работаем по задаче, шлифуем действия группы в целом. Как у нас?
– Получается, товарищ лейтенант. Молодежь обкатается в бою, почувствует порох обстановки.
– Скоро так почувствуем порох – мало не будет!
– П-понимаю.
– С письмами как, пишут?
– Да, товарищ лейтенант, за этим слежу.
– Не забывай, я только что из Союза. Если б вы только знали, как там ждут наших писем! Держи это на контроле, Гена.
– Есть.
– Отдыхайте, пройдусь по лагерю. Проникнусь обстановкой.
Не спеша, я двинулся вдоль палаток, к грибку дневального, дальше к ПХД, где готовился ужин. Скоро вечер, что нам принесет завтрашний день? В мыслях я часто возвращался к отпуску, встрече с родными, женой, дочерью. Шел процесс адаптации к боевой обстановке. Часть души и сердца все еще находились дома на Родине. Конечно, необходимо еще несколько дней, чтобы отступила отпускная блажь: выходы, задачи закружат, отвлекут, но все еще чертовски непросто забыться от воспоминаний.
– Товарищ гвардии лейтенант, вас вызывает командир роты, – доложил подбежавший ко мне дневальный.
– Иду.
Быстрым шагом я зашел в офицерскую палатку. Иван Комар говорил по телефону с начальником разведки.
– Есть, товарищ подполковник. Понял: минут через пятнадцать будут готовы.
Разговаривая по телефону, Иван махнул мне рукой, показывая на стул: присаживайся. Я присел, но, вспомнив, что надо взять тетрадь для записей, я достал из тумбочки блокнот, ручку и ждал конца телефонного разговора. Напряженный голос Ивана, сосредоточенность не вызвали сомнений, что речь идет о какой-то важной задаче.
– Будем готовы, товарищ подполковник, сделаем, как надо.
Бросив трубку ТА-57, Комар уселся рядом.
– Валер, ты обратил внимание на «Боинг» пакистанской авиакомпании, который стоит на «взлетке»?
– Нет.
Я с изумлением поднял взгляд на Ивана.
– Ладно. Слушай задачу.
Придвинувшись ближе к командиру, я был в готов важные моменты помечать в блокноте.
– Около часа назад в Кабульском аэропорту, – начал констатирующую часть Иван, – совершил посадку самолет пакистанских авиалиний, захваченный в воздухе террористами. Он стоит на полосе, на борту более сотни пассажиров. Выйдем, посмотрим. Задача: тремя боевыми машинами выдвинуться на полосу и блокировать самолет так, чтобы он не мог взлететь. В боевых машинах оставишь наводчиков и механиков, а остальным личным составом возьмешь террористов в кольцо. Угонщиков, предположительно, пять-шесть человек. Вооружены стрелковым оружием и готовы к самым крайним мерам.
Раздался телефонный звонок, Иван бросился к аппарату.
– Будем готовы во время, товарищ подполковник. Да, ставлю задачу Марченко. Есть.
И положил трубку.
– Нервничают в штабе дивизии, торопят. Слушай дальше. Чтобы выяснить намерения террористов, с ними входят в контакт представители нашего посольства. Что у них там получается? – Никто не знает. В течение сорока минут самолет будет заправлен, но за это время ты его должен заблокировать. Дальше действуешь по обстановке.
– ?
– Что я тебе скажу? Только то, что дядя Миша сказал по телефону. Все! Большего никто ничего не знает.
– А если «духи», тьфу, террористы, начнут косить пассажиров в салоне, что мне тогда делать?
– Не знаю, Валера, не знаю!
Иван нервно пожал плечами и полез за пачкой «Столичных».
– Короче, так: группе тревога. Через пятнадцать минут – готовность к убытию на аэродром.
– Понял.
Схватив автомат, «лифчик» с шестью магазинами, я выскочил на линию палаток:
– Баравков, тревога.
Гена, едва высунул нос из палатки, снова нырнул в ее глубину. Через несколько секунд из расположения один за другим выскочили разведчики со штатным оружием, надевая на ходу разгрузочные жилеты с магазинами. Баравков, заправившись, торопил бойцов.
– В одну шеренгу становись.
– Вольно, Гена, вольно.
Я вышел на средину строя.
– Механики, два шага вперед.
Три механика, из них двое прибывших недавно из учебки солдата, вышли из строя. Зуев был старшим.
– Пять минут и машины готовы к движению. Вопросы?
– Никак нет, – ответил Зуев и бегом с механиками в парк.
– Товарищи, начальником разведки поставлена задача блокирования захваченного террористами самолета. Цель: обеспечение ведения переговорного процесса сотрудниками нашего посольства. Выдвигаемся на боевых машинах по аллее к контрольно-диспетчерскому пункту. Далее, по моей команде, внезапным выходом на «взлетку», блокируем "пакистанца" и без распоряжения на то старшего начальника не позволяем ему взлететь. Напоминаю, действовать – только по команде. Один наш неверный шаг может спровоцировать угонщиков самолета на неадекватные решения в отношении пассажиров. Вопросы?
– Никак нет.
– Готовность к движению через три минуты. По машинам!
В составе экипажей разведчики кинулись в парк для посадки в боевые машины. Через пять минут я доложил по радио:
– «База», я «03», к движению готов. Жду команды.
– Я понял, докладываю «Канарису», – ответил Иван.
Пока Комар докладывал начальнику разведки о нашей готовности к работе, я проверил связь с машинами: в порядке – устойчивая.
– «03», вам - «Вперед», работать по задаче, - скомандовал Комар.
ГЛАВА 54
Колонной из трех боевых машин мы двинулись по аллее, которая вела к центральному зданию аэровокзала города Кабул. Зеленая посадка скрывала нашу «ниточку» от полосы, на которой находился угнанный террористами самолет. Не зная задачи в полном объеме, я решил действовать так: незаметно подойти к диспетчерскому пункту со стороны города, в прицел оценить положение объекта на взлетной полосе, а дальше – по сигналу выскочить к самолету на трех боевых машинах одновременно и блокировать его со всех сторон. Я себе не представлял, что в сложившейся ситуации можно было придумать более толкового и разумного, тем более - в условиях ограниченного времени.
Огромное сооружение аэродромного комплекса с множеством обслуживающих его зданий раскинулось на несколько десятков метров и представляло собой довольно внушительное зрелище. На малой скорости мы пересекли магистральную трассу, идущую из города, и остановились возле стены, разделявшей линию торговых духанов с запретной зоной аэропорта. Это обеспечило нам скрытое расположение от полосы, на которой находился интересующий нас объект. Исходный рубеж для броска к самолету был занят вовремя, о чем я доложил на базу.
Стоявший на рулежной дорожке самолет я увидел сразу. Белого цвета с зелено-оранжевой исламской символикой «Боинг-737» стоял без признаков жизни и внешне не вызывал какое-либо беспокойство у обслуживающего персонала аэропорта. На него никто не обращал никакого внимания. Кабина пилотов, иллюминаторы были зашторены и, если б не знать, что он захвачен террористами и на его борту находится свыше ста пассажиров, впечатление было бы такое, что он пустой. Расстояние, от изготовившегося к броску разведывательного взвода на боевых машинах до него, не превышало трехсот метров. Немного. Я вызвал к себе командиров отделений с механиками-водителями и подбородком указал на самолет.
– Объект наблюдаете?
Они кивнули, разглядывая, невдалеке кучки людей, снующих из одного духана – в другой. От пестроты, вывешенной на фасадах платков, бижутерии, косметики, немыслимых расцветок рулонов материи рябило в глазах.
– Не отвлекаться, Болотов, и слушать задачу!
– Есть, товарищ лейтенант!
Ситуация была интересной. Горожане торговались, делали покупки, громко разговаривали, не обращая на нас никакого внимания, а мы с любопытством разглядывали необычный ассортимент продукции местного рынка, радиотехнику, которую мы никогда не видели в глаза. Удивительное это средневековье, где основные экономические понятия: «спрос» и «предложение» гармонично переплетались друг с другом. Впрочем, о чем это я? Перед нами стояла серьезная задача, поставленная командованием дивизии, поэтому сосредоточимся на ней.
Каждому отделению мною был определен порядок действий, который я перенес до каждого разведчика персонально: механикам-водителям указал рубежи остановки боевых машин с таким расчетом, чтобы наводчикам-операторам, в случае необходимости, было удобней вести огонь на поражение, уточнил порядок спешивания с боевых машин и окружения самолета, проверил связь.
– Вопросы?
– Никак нет.
– Готовность к захвату – одна минута.
Рассыпавшись по боевым машинам, командиры отделений вышли на связь и доложили о готовности действовать.
– Внимание, «12» и «13», обратный отчет: 10, 9, 8... 3, 2, 1 – выход.
Одновременно три боевые машины десанта вылетели на взлетную полосу к объекту блокирования и заняли указанные рубежи. Остановка. Через десантные люки разведчики выскочили наружу и расположились вокруг самолета. На блокирование борта ушло не более минуты – самолет уже не взлетит. Не думаю, что угонщики успели что-либо сообразить и принять ответные меры.
– «База», я «03», первый этап выполнен, – доложил я Комару.
– «03», понял, вашу работу наблюдал вместе с «Канарисом». Нормально. Дальше – по обстановке, прием!
– «03» принял.
Какая к чертовой матери обстановка?! Самолет стоят, не подавая признаков жизни. Тишина. Сделал несколько попыток представить возможные варианты развития событий, чтобы на них быстро и грамотно реагировать. Даже мысленно поставил себя на место угонщиков и «проворачивал» в голове различные ситуации и решения, которые могли быть приняты террористами. Борт скоро заправят. Хорошо, заправили. А дальше? Взлет? Если – да, то, что делать мне в этой ситуации? Самолету взлететь мы не дадим, ну, а потом? - Угонщики начнут убивать пассажиров, требуя выполнения их требований. Какие действия должны быть с моей стороны? Одним словом, пришел я к убеждению, возможности группы не распространялись дальше того, что мы не позволим экипажу самолета вырулить на взлетную полосу, но решение остальных вопросов было делом террористов.
Темнело. Со стороны КДП на полосу медленно выехал трап. Об изменении обстановки доложил Азарнов. Кажется, что-то начинается – наблюдаем. Свою боевую машину я расположил напротив двери самолета, полагая, что через нее производится посадка и высадка пассажиров, а значит перемещение людей из самолета – в самолет. Именно к ней подъехал трап, не доезжая до борта самолета сантиметров семьдесят, как стало известно позднее – это было требованием угонщиков. В прицел спаренного с пушкой пулемета дверь была хорошо видна – она открылась. Я видел двух человек: вне сомнения – мужчин, один из которых стоял сзади, прикрываясь телом другого. Сообразил: террористом является тот, кто стоит за спиной первого, обычного пассажира. Мысль подтвердилась тем, что у второго в руке был виден пистолет.
Не прошло и трех минут, как обстановка усложнилась новым событием: от КДП к самолету двигались машины с включенными фарами. Три. На капоте передней машины совершенно четко был виден флаг СССР. Ага, посольские ребята. Из нее вышли два человека, один остался у машины, другой решительно двинулся к трапу самолета, по которому энергично поднялся наверх. Остановившись метрах в двух от людей в самолете он, вероятно, о чем-то начал с ними говорить. Не было видно жестов, движений: на трапе стоял человек, представитель советского посольства, и разговаривал с одним из угонщиков. Переговоры велись минут десять, после чего товарищ из посольства, повернувшись, сбежал по трапу вниз, сел в машину, и колонна на большой скорости двинулась в город.
Новой информации по радио не поступало. Я с собой взял радиостанцию Р-148 для связи с «Базой», машинами и двинулся по периметру блокирования самолета. Разведчики лежали на бетонке, кто-то на земле – за пределами рулежной дорожки. Людей я разместил более-менее эффективно с точки зрения активных действий и удобней, чтобы провести ночь в ожидании развития событий. Кого-то передвинул, убрал, указал новое место положения, понимая, что ночь предстоит переждать в дежурном режиме.
Так и получилось, наступившая прохлада остудила тела, а взошедшая луна превратилась в союзника, освещая объект наблюдения. Периодически я выходил из машины, шел по цепи окружения самолета, разговаривая с разведчиками. В какой-то момент меня насторожила возня в боевой машине Болотова. Подойдя ближе, я приоткрыл люк – прислушался. На месте пулеметчика находился разведчик Каюпов.
– В чем дело? Что за возня?
Из машины потянуло дрожжами. Не поверив обонянию, гаркнул:
– Ко мне!
Каюпов вылез, разрешив мои сомнения: разведчик выпил приготовленной заранее браги.
– Жидкость на бетонку, Болотов! Время – минута.
На бетонную основу полосу легли четыре солдатские фляжки с брагой.
– Ну?
Прослуживший около года Болотов – сержант, он, в целом, толковый парень, но, как я разобрался, умудрился на хлебозаводе запастись дрожжами и сахаром. Остальное было делом техники. Вот и решили мои разведчики от скуки «шлифануть» бражонкой солдатские души.
– Божественный напиток, Каюпов, на бетонку.
Сын башкирского народа содержимое одной фляжки – за другой вылил на рулежную дорожку. А как запахло!
– Всех к машине, Болотов.
Пятеро человек построились за десантным люком БМД. Я обошел всех на предмет оценки количества употребленной жидкости. Похоже, только попробовали, махнуть, как следует, не успели.
– Разбор потом, господа бражники, а теперь по местам.
Залетев в машину, не состоявшиеся искатели приключений затихли, продолжая наблюдать за объектом выполняемой задачи.
Ночь прошла спокойно – в самолете стояла тишина, за все время наблюдений я ничего особенного не отметил.
– «03», я «База», прием, – услышал я в наушнике радиостанции.
– «03» на приеме.
– Минут через тридцать к объекту подъедут те же самые люди. Обеспечьте их безопасность.
– «03» понял.
В сложившейся ситуации мною было принято решение: в прицел я взял входную дверь самолета, прикидывая положение сотрудника посольства в момент ведения переговоров. Необходимо было выбрать нужный момент, чтобы не задеть его очередью из спаренного пулемета, в случае, если мне придется работать на поражение. Ракурс положения машины был удобен для относительно безопасной работы по террористам, если те окажутся в проеме двери. Без резких движений ствол боевой машины я повернул на цель.
– «12», «13», готовность номер «один». Об изменении обстановки – докладывать немедленно.
Не успел я сделать уточнение, как, сидевший на месте командира моей боевой машины Баравков, доложил:
– Товарищ лейтенант, дверь самолета открылась, вижу человека с пистолетом в руке.
Припав к прицелу, я увидел человека в темной одежде. Срезать его из пулемета я мог хоть с закрытыми глазами. Стоя в проеме двери, террорист изучал обстановку, остановившись взглядом на моей машине. У меня сложилось впечатление, что мы с ним через прицел встретились глазами.
Доложил Азарнов о посольских машинах, выехавших на взлетную полосу. Возле трапа они остановились. Представители посольства вышли из машины, и поднялись по трапу для ведения переговоров. Мне хорошо был виден террорист: мужчина лет сорока с небритым темным лицом. Перед ним остановились сотрудники посольства, начав с ним переговорный процесс. Все-таки не хотелось думать, что угонщики откроют огонь по нашим сотрудникам, но я не исключал попытку захвата их в качестве заложников.
Террорист, с прижатым к груди пистолетом, находился в прицеле пулемета, в то время, как наши работники стояли чуточку правее, вне линии огня. Сложность моей задачи заключалась в том, что любое движение угонщика можно было принять за акт агрессии, следовательно, я должен был реагировать… Каким образом? Нажатием кнопки на пульте прицела, то есть стрелять? Верны ли будут мои действия, если террорист неосторожно сделает резкое движение? Но слава богу, дипломаты спустились по трапу, сели в машины и уехали. Трап, отъехав от самолета, взял курс на аэровокзал.
– «База», я «03», наши уехали, прием.
– Понял вас, «03», работайте дальше.
Хорошо, думаю, дальше так дальше, покормлю разведчиков, организую отдых, а дежурную смену выставлю для ведения наблюдения. В течение дня они по очереди отдохнут и к ночи будут огурчиками. С радиостанцией я вылез из люка наводчика-оператора и пошел к машине Болотова.
– Как обстановка, товарищи бражники?
Опущенные головы солдат должны были мне говорить о некоем чувстве вины. Хотелось бы в это верить.
– Нормально, товарищ лейтенант.
– Ладно, Болотов, корми людей, оставь наблюдателя, остальным до обеда – отдых.
– Есть, товарищ лейтенант.
Болотов повеселел: командир взвода матом не крыл, может, все и обойдется. Честно говоря, у парня слабая иллюзия на этот счет: на базе есть множество методик по проведению политико-воспитательной работы, в том числе – в жестком режиме. Кстати, надо вырыть аппарель для боевой машины, которую необходимо поставить на дежурство в ночное время. Это будет основной позицией, запасная отрывается в обязательном порядке на случай смены основной. Мне думается, что в воспитательной работе, точнее, ее вводной части, такой подход будет педагогически правильным. Ладно, разберемся, надо уточнить задачу двум другим экипажам. Не успел. Показалось, что послышался выстрел. Быстрым броском прыгнул на место наводчика-оператора, дверь самолета «ловлю» в прицел, но иллюминаторы были зашторены – ничего не видно.
– «03», я «13», – слышу в эфире Азарнов, – в салоне самолета зафиксирован выстрел.
– Понял, «13», вести наблюдение.
Значит, не послышалось. Выстрел был в самолете.
– «База», я «03», прием.
– Я «База».
– Минуту назад внутри объекта отмечен выстрел.
– Я «База», принял, наблюдайте.
– Товарищ лейтенант, дверь, – доложил Баравков.
– Понял, Гена, вижу.
В открытом проеме двери я наблюдал, мне кажется, двух человек в темных одеждах, на одном из них был костюм европейского типа. Осмотревшись, они пообщались, затем, исчезли, но дверь оставалась открытой, появились снова, подтянув к двери нечто похожее на рулон.
Все мои попытки рассмотреть, что же это такое? – Не увенчались успехом. Эти двое, надо полагать – террористы, выбросили на бетонку тюк. Раскинутые в стороны руки и ноги не оставили сомнений – внизу лежал труп человека. Дверь закрылась.
С минуту я изучал тело, лежавшее на бетонке, пытаясь сообразовать свои дальнейшие действия, но пока был вынужден зафиксировать лишь один момент: похоже, оно принадлежало мужчине восточного типа. Крови, раны на нем не было видно, но то, что он был однозначно мертв – не вызывало сомнений, видимо, выстрел, услышанный нами, предназначался ему.
– «База», я «03», прием.
– На приеме.
– Докладываю: двое угонщиков «пакистанца» выбросили из объекта труп мужчины. Дверь закрыта, внешне – спокойно.
– Понял вас, «03».
Наблюдение за кабиной самолета, иллюминаторами – ничего не дало, все было, как и прежде – тихо и спокойно.
Минут через двадцать в эфире раздался щелчок:
– «03», я «База».
– Я, «03».
– В течение получаса подъедет машина обслуживания аэропорта с афганским экипажем. Обеспечьте загрузку тела.
– «03» понял.
Еще раз, осмотрев в прицел тело погибшего, я вылез на бетонку определить место остановки санитарной машины, которая не должна была раздражать начинающих нервничать террористов. Я определил ей место рядом с моей БМД.
Экипаж санитарной машины прибыл оперативно. Из нее вышли три афганца в военной форме, но без оружия под командованием офицера. Двое аскеров вынесли носилки и направились ко мне. Я махнул им рукой – следовать за мной, понимая, что угонщики отслеживают наши действия, жестами показал в направлении самолета, что у нас нет оружия. Группой из трех человек мы подошли к телу, выброшенному наружу террористами. Разглядывая лицо убитого, одежду, я обратил внимание на набухший от крови пиджак. Видимо, в погибшего стреляли в сердце со спины.
Аскеры повернули тело на спину, и мы все отчетливо увидели входное отверстие под лопаткой несчастного. Положив его на носилки, мы пошли к санитарной машине, в которую загрузили тело погибшего пассажира. Машина двинулась в аэропорт. По радиостанции я доложил:
– «База», я «03», тело эвакуировали на аэровокзал.
– Понял вас, «03», понял.
Устроившись на броне, я надел шлемофон и слегка задремал.
– «03», я «База», прием.
Ладонью прижал наушник расстегнутого шлемофона
– Я, «03».
– Сейчас подойдет заправщик для заправки самолета, как поняли, прием?
– «03» понял вас. Мои действия?
– Наблюдать. По факту заправки – доклад.
– Понял, выполняю.
Вот и развязка событий: самолет заправят, затем отправят куда-нибудь от греха подальше, а наше участие в разрешении конфликта с угоном самолета будет завершено.
Пятитонный заправщик не заставил себя ждать, подрулив к самолету с помощью обслуживающего персонала, с него начали перекачивать топливо в заправочные емкости самолета. Процесс заправки много времени не занял. Отсоединив систему, уложили, и топливозаправщик поехал к диспетчерскому пункту.
– «База», я «03», заправка произведена, прием.
– Принял, наблюдайте.
Драматическое развитие событий уже позади, я ожидал от «Базы» следующей команды.
Солнце раскалило броню боевой машины, спустившись вниз за пульт управления наводчика-оператора, я в прицел произвел внешний осмотр самолета. Не заметив ничего особенного, я решил подремать, но не успел, в сознание привел шипящий наушник шлемофона:
– «03», прием.
– На приеме.
– Спокойно, без резких движений снять оцепление объекта, и выдвинуться на базу.
Наконец-то принято мудрое решение: позволить самолету с террористами бороздить воздушное пространство вдали от афганских рубежей.
– «База», вас понял, выполняю. Гена, команду экипажам: запустить двигатели, готовность к движению через пару минут.
– Есть.
Баравков по нашей радиосети продублировал команду. Колонна из трех «коробочек» быстро исчезла из поля зрения угонщиков. Дальнейший ход событий нас не касался. Аэропорт работал в обычном режиме: утренний борт «Арианы», взлетев, взял курс на восток – в Пакистан, Индию. Вечером вернется назад. Боевая авиация работала в обычном режиме, обеспечивая боевые действия наземных войск.
Позднее нам стало известно, что курируемый нами самолет пакистанских авиалиний, запросил посадку в Дамаске. Ему отказали в этом. Заправившись в одной из мусульманских стран Ближнего Востока, он вернулся в Пакистан, а угонщики самолета сдались властям.
Ну что ж, разведка дивизии выполнила очередную задачу, может, быть не самую ответственную, потому что больше находились в качестве статистов, но необычную с точки зрения нашей деятельности. Ее также запишем в актив, не сомневаясь, что следующие задания нам будут носить более ответственный характер.
ГЛАВА 55
Вооруженная оппозиция наращивала усилия по организации и проведению крупных боевых операций против советских и правительственных войск. Понесенные в боях потери, не остановили ее намерений по активизации действий. Затаившись, она выжидала благоприятного развития обстановки, чтобы с новыми силами навалиться на базовые лагеря ограниченного контингента, автоколонны с материальными запасами, подразделения, совершавшие марш по дорожной сети.
Надо признать, что более половины провинций страны контролировалось силами афганского сопротивления. Потери не останавливали противника, он перестраивался на более эффективную тактику вооруженной борьбы с применением визуальной разведки, изучение объектов нападения, выбор времени нанесения удара, внезапную атаку, отход. При этом нашей войсковой разведкой отмечалась высокая подготовка душманских отрядов в проведении дерзких налетов на колонны и места дислокации советских войск.
«Духи» научились более гибкой тактике, в том числе – политического плана, примирившись с частью своих идейных противников, они заключили соглашения с бойцами героиновых плантаций, согласовали взаимодействие с отрядами исламских фанатиков. Они умели выжидать, выбирая исключительно удобные моменты кровавых атак, в результате которых советские войска несли невосполнимые потери. Что мы могли противопоставить коварному противнику? Какую тактику выбрать, чтобы склонить на свою сторону большую часть сельского населения, поддержавшее афганское сопротивление? Высшим военным руководством планировались различные варианты уничтожения душманских формирований, но в дебатах и дискуссиях победила тактика проведения рейдовых операций.
Горный хребет Пагман с вершинами в 4500 метров над уровнем моря протянулся с севера на юг более, чем на семьдесят километров. Северная оконечность высокой горной системы, развернувшись к востоку, охватывала Чарикарскую «зеленку» с выходом к Панджшерской долине. По восточному хребту горного массива раскинулась зеленая зона уезда Исталиф, контролируемая вооруженной оппозицией. Правительственным войскам не удалось изменить ситуацию в свою пользу – дорога в главную авиабазу страны Баграм подвергалась яростным атакам противника. В этот период я со своими разведчиками трижды на боевой технике выполнял задания в ночное время, проскакивая на огромной скорости в район Баграма. Получалось! «Духи» нас пропускали, не сделав ни одного выстрела по боевым машинам разведывательного взвода. Даже на самом опасном участке – Мирбочакоте обходилось без особых проблем, пролетая по разбитому асфальту в нужный нам район. Но такое положение дел, ни о чем не говорило – обстановка на этом участке дороги была напряженной и опасной.
Авиабаза Баграм служила оплотом советских войск, которым была поставлена задача держать под контролем перевал Саланг, Чарикарскую «зеленку», вход в долину реки Панджшер. Она была важным пунктом приема материальных запасов, перевозимых воздушным транспортом из Союза. В Баграме дислоцировался 345-й гвардейский отдельный парашютно-десантный полк, покрывший себя славой в борьбе с вооруженными отрядами афганской оппозиции. Подразделения полка были задействованы в системные боевые операции, замыслы которых были направлены на нанесение невосполнимого урона душманским формированиям. Личный состав десантников нес большие потери. Свыше 400 военнослужащих гвардейского полка погибли на афганской земле, достойно выполнив воинский и интернациональный долг.
Рейдовая операция 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии совместно с подразделениями афганской армии по уничтожению бандформирований в районе Исталиф предполагала кардинальное изменение обстановки в пользу действующего правительства. Замысел операции состоял в плотном блокировании кишлачной зоны, примыкавшей к Пагману с последующим сжатием кольца окружения и нанесении противнику огневого поражения имеющимися средствами.
Созданная группировка войск, основу которой составила 103-я гвардейская воздушно-десантная дивизия, имела в своем составе приданные средства и средства усиления, которыми предполагалось нанести серьезное поражение противнику, его опорным пунктам и базам. В ходе операции планировалось уничтожить боевой потенциал вооруженных формирований сил сопротивления, действовавших в районе баграмской дороги.
Ранним утром рейдовая группировка дивизии, преодолев исходный рубеж, выдвинулась в район боевых действий. Огромные тучи пыли зависли над Кабульским аэродромом, скрыв от командиров и механиков-водителей маршруты выхода на основную трассу. Началась очередная рейдовая операция дивизии по уничтожению бандформирований, действовавших на подступах к Кабулу.
Марш в район боевых действий проходил организованно: подразделения на боевых машинах следовали в общей колонне группировки и сверху прикрывались армейской авиацией. Восхищаясь виртуозной работой боевых вертолетов, проносившимися над нашими головами, мы ничуть не сомневались в успехе операции. Очередная пара «двадцать четвертых» с грохотом пронеслась над колонной, взмыла вверх, спикировав, пошла в трех-четырех метрах над землей, хищно рыская по мандехам и руслам высохших рек.
Связь по радио была устойчивой, надежной, о чем свидетельствовал не менее устойчивый мат, постоянные запросы командиров об обстановке на маршруте. «Ниточка», «коробочки», «карандаши», «горбатые» – «страшно» закодированные от противника понятия постоянно звучали в наушниках станций, создавая порой невообразимый хаос.
Душманы не воздействовали на колонну, наблюдая за бронированной армадой. Противник знал о проводимой «шурави» операции, поэтому частью сил заранее заминировал подъездные пути к населенным пунктам и ушел в горы, охраняя убежавшее туда население. Поэтому позиции «духовских» отрядов тянулись вдоль цепочки кишлачного массива и в предгорьях где, с точки зрения душманов, они могли достойно противостоять «шурави».
Основные силы боевиков были разбиты по задачам и заключались в следующем: передовые отряды душманских формирований встречали наши войска на подступах к опорным пунктам, жилому массиву. Они умело маневрировали мелкими группами, неожиданно появляясь в различных местах, наносили внезапное огневое поражение и уходили в укрытия, используя овраги, кяризы, русла высохших рек. Опять неожиданно появлялись, нападали и скрывались в складках и неровностях местности.
Частью сил душманские отряды занимали заранее подготовленные позиции на окраинах кишлаков, опушках зеленых массивов, минировали дороги всеми изощренными способами. Отдельные группы душманов оборудовали жилой массив и «зеленку» под опорные пункты, сосредоточив в их глубине крупнокалиберные ДШК для поражения воздушных целей.
Таким образом, глубоко эшелонированная оборона противника была «вязкой», затягивающей и способствовала устойчивому сопротивлению русским войскам. Душманы учитывали воздействие на них вертолетной авиации, артиллерии, поэтому приняли исключительные меры маскировки своих позиций с учетом естественного фона местности, скрывавшего их оборудованные огневые средства. Что-либо разглядеть в хаотично разбросанном глиняном массиве было трудной задачей. Противник, имея сеть подземных коммуникаций, постоянно менял положение маневренных групп, появлявшихся в самых неожиданных местах. Слаженность его взаимодействия в боевом отношении была отработана настолько четко, что каждый «дух» прекрасно знал свою роль, задачу, порядок действий в бою.
Общая протяженность маршрута до района боевых действий составляла около пятидесяти километров. Дорога пролегала вдоль населенных пунктов, к ней с обеих сторон прилепилось огромное количество духанов, базаров, лотков, торговавших невообразимым ассортиментом товаров. Общий фон составляла многокрасочная палитра цветов. Любование восточным колоритом утомляло глаза, и взор устремлялся на горы, раскинувшие вершины слева по курсу движения. Почему-то они вызывали необъяснимый трепет, уважение. Мы-то знали, что именно там находится противник, имевший боевой опыт не только против наших и правительственных войск, но и в междоусобной борьбе разных кланов, течений, родов. Враг много воевал и был опасен для группировки, начавшей боевую операцию.
Тревожно было ехать в неизвестность, а в этот раз она была какой-то особенной. Разведчики, лениво переговариваясь, задумчиво смотрели на синие горы с белыми шапками снегов, разноликую толпу на обочинах дороги, чумазых бачат, вертевшихся рядом. Жевали галеты солдатских пайков, прикуривая друг у друга «Приму»… Настроение – нужная вещь на войне, как неотъемлемая часть чего-то хорошего, доброго, что неизменно присутствовало в наших сердцах. Но сейчас собранность отдавала холодком. Как передать внутреннее состояние солдат, идущих на войну? Они знали об опасности, на которую шли в колонне, покуривая горькие сигареты, они вспоминали последние письма родных, думали об увольнении в запас и возвращении домой.
Мои размышления прервала команда «Сирена-15» – начало маневра группировки по охвату контролируемой противником зоны. Разделившись на отдельные подразделения, колонна приняла предбоевой порядок и сходу пошла в наступление на кишлачную зону и, вытянувшуюся вдоль хребта, «зеленку». С рубежа начала атаки парашютно-десантные роты, приняв боевой порядок, сообразовывали движение вперед с изрезанным рельефом местности.
Завершив маневр по сходу с основной магистрали и выстраиванию техники в «боевую линию», подразделения атаковали кишлаки с восточного направления. Действующим самостоятельно парашютно-десантным подразделениям предстояло пройти не менее двух километров, чтобы сблизиться с населенными пунктами, подготовленными «духами» к жесткой обороне. Несмотря на то, что атакующие подразделения на местности выглядели разорванной на лоскуточки ленточкой, они образовали панорамный рисунок атаки множеством единиц бронированной техники, который на противника должен был произвести впечатление.
Остановившаяся на магистрали оперативная группа дивизии, выбирала момент съезда с трассы и выхода в район развертывания командного пункта. Убедившись в уверенном выходе группировки по назначенным для атаки рубежам, оперативная группа минут через двадцать прибыла в назначенный пункт и приступила к развертыванию средств связи и штаба для управления боевой работой.
Возросший с началом активной фазы боевой операции шум и хаос в эфире не мешал мне слушать корреспондентов в сети начальника разведки и командира дивизии. Из форсированного голосами командиров радиообмена я понял, что две боевые машины десанта подорвались на минах. Что с экипажами? – Было не понятно.
– «03», я «21», прием, – услышал я позывной начальника разведки.
– Я, «03».
– Прикрой КП от кишлаков и жди указаний.
– «03» понял, выполняю.
Закрываем первую дыру общей задачи группировки. Сличив местность по карте, я вывел свои боевые машины на позиции прикрытия. Каждому командиру отделения поставил конкретную задачу:
– Азарнов, машину в укрытие, если надо – уменьши клиренс. Сектор наблюдения – основной... Дополнительный... В случае появления противника – огонь на поражение и немедленно доклад.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Далее! Твоя машина, Андрей, будет находиться ближе к кишлаку, поэтому внимательней, возможна система кяризов, которые «духи» задействуют для передвижения под землей. Появиться они могут в любой момент, в любое время! Местность изучишь до метра – ночью будет не до этого. Понял?
– Так точно.
– И последнее: зафиксируй ориентиры по секторам наблюдения, чтобы каждый разведчик их четко знал и представлял на местности. Вспомнить тактику общевойскового боя, и, вообще, нюх не терять! Обо всем замеченном – доклад немедленно.
Участие Азарнова в первой для него рейдовой операции меня не беспокоило. Парень был смышленым: тактику действий разведчиков хватал на лету, проявлял инициативу, пользовался уважением в коллективе, но еще не обстрелян в серьезных делах. Появившаяся возможность проявить себя в боевой обстановке позволит ему раскрыть свои внутренние способности, которые мной не останутся незамеченными. Имевшийся у Азарнова опыт выполнения разведывательных задач в составе группы прирастет опытом действий в составе рейдовой группировки на боевых машинах. Опыт приходит в практической деятельности, и эта практика будет неоценимым подспорьем в его сержантской работе.
Для БМД Нищенко я определил наиболее удобное, с точки зрения тактики, место, которое он займет со своим отделением в условиях естественной складки на местности.
– Наблюдай, Игорь, и фиксируй. Лишний раз не высовывайся. Вперед.
– Есть!
Спустя многие годы, я вспоминаю об этой операции с каким-то необъяснимым чувством тревоги. Мне она запомнилась особенно ярко, может быть потому, что на душе тяжелым комом лежало ощущение недолговечности жизни на этой земле, наверное, меня уже тянуло на философские размышления о жизни и смерти, космическом Вечном. Уже было проведено много опасных операций – проносило. А сейчас? Помнится, я сидел на башне боевой машины, размышляя об испытаниях новыми боями. Что поделаешь? Так было!
На первом этапе этой операции мне командованием конкретной задачи не ставилось, кроме того, чтобы на марше прикрыть оперативную группу соединения. Размытая по содержанию ситуация вызывала беспокойство и, как показывала практика последних боевых действий, мою группу неожиданно бросали в самое пекло, давая мне на размышления минуты, секунды. Мне нравились конкретные задачи, над которыми я кропотливо работал, размышлял, прикидывая варианты различных способов их выполнения. То есть, в своей разведывательной деятельности я склонялся к творческой, мыслительной работе, требующей от меня, как командира, изящных, нестандартных решений. А «затыкать», извините, дыры там, где они появлялись по нераспорядительности отдельных начальников – не лучшее, что иногда выдавалось разведке дивизии. Поэтому, отрешившись и положившись на «авось», я сидел, прикрывшись люком, на башне боевой машины и любовался заснежнными горами, размышляя о чем-то своем, незначительном.
Разведывательная группа была готова к выполнению заданий командования в автономном режиме, на боевой технике и в пешем порядке. С учетом опыта прошедших рейдовых операций, в которых моей разведывательной группе довелось быть постоянным участником, в БМД размесили запасы воды, продовольствия, боеприпасов. Вместе с опытом, который у нас было не отнять, разведчикам хотелось в крупной операции показать себя с лучшей стороны, а не сидеть в ожидании, как это было не раз, в полной боевой готовности у штаба оперативной группы команды на выход по появившейся где-то там не стыковке. С таким, примерно, настроением мы «шуровали» в колонне на трех боевых машинах в район предстоящей боевой операции.
Первый ажиотаж с началом движения и выходом на трассу прошел. Перекусив, разведчики запили водичкой бекон с сухарями и наблюдали за пестрой местностью, умиротворяющей красками самобытной жизни афганского населения.
– Причунял, Баравков?
– Н-никак нет, товарищ лейтенант, – живенько отозвался Гена по внутренней связи.
– Настроение?
– Нормальное, товарищ лейтенант.
Я ногой пихнул его по загривку:
– Прекратить «чуняловку», выходим в район.
– Понял.
Смешанная колонна рейдовой группы двигалась со скоростью 25 – 30 километров в час – компактно, собрано. Личный состав вел наблюдение, задействуя для этого бинокли, прицелы боевых машин. Мы знали, что противник контролировал территорию от выхода с Панджшерского ущелья до Мирбочакота и, по сути дела, был на этом участке хозяином положения. Во время движения по трассе мы делали все возможное, чтобы предотвратить попытки нападения на колонну и, в случае необходимости, прикрыть броней оперативную группу дивизии. В этой части операции нам помогали «двадцать четвертые», ходившие по кругу и вдоль колонны, придавая особую бодрость личному составу, порой веселили. Похожие на крокодилов «вертушки» в нескольких метрах проносились над головами, вызывая у нас восхищение и радость. Это были экипажи мастеров летного дела, бороздивших ущелья афганских провинций. Задрав головы вверх, мы с восторгом смотрели на боевые вертолеты с кассетами «нурсов» на внешних подвесках. Позднее ситуация изменится на более прозаическую, и мастеров в армейской авиации поубавится, что не останется незамеченным ни нами, десантниками, ни самими экипажами летчиков.
«Ниточка» втягивалась в район боевых действий, изготавливаясь к выполнению замысла первого этапа операции, предполагавшего ее поворот влево с дороги на 90 градусов с образованием боевой линии машин, которые должны были сходу ринуться в атаку на кишлачный массив. Неожиданным маневром парашютно-десантных подразделений предполагалось ошеломить силы душманской обороны, которую усиленная войсковая группировка охватывала с двух направлений вместе с «прилепившейся» к горам «зеленкой». Таким образом, основные формирования сил афганского сопротивления оказывались прижатыми к горной системе Пагман. В последующем они должны были быть уничтожены средствами рейдовой группы, имеющей в своем распоряжении системы залпового огня и тяжелой артиллерии.
Превентивные попытки душманских отрядов уйти в горный массив не имели бы успеха: они пресекались бы огнем артиллерии и авиации. Оставшиеся в кольце окружения разрозненные отряды «духов» планировалось уничтожать силами парашютно-десантных подразделений в пешем порядке при поддержке армейской авиации. Так выглядел общий план боевой операции, в которую были вовлечены части и подразделения 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и афганской армии.
Но исламский комитет, контролировавший обстановку в данном районе, вряд ли намеревался сверять свои действия с нашими планами. Хотя конкретной информацией о противнике нас, командиров, как всегда не снабдили, мы понимали, что душманы нашу группировку встретят огнем уже на равнинной местности. И хотим мы того или нет нам придется принимать бой с противником в невыгодных для себя условиях.
Головой колонна постепенно приближалась к рубежу начала маневра по глубокому охвату противника. Пробежавшись глазами по местности, я оценивал ее характер: изрезанность, проходные пути, возможные места минирования. Механики-водители до «слез» были мной проинструктированы, что все передвижения на технике должны осуществляться вне дорожной сети – все подъездные пути душманы заминируют. Оба механика, сидевшие за рычагами боевых машин, впервые участвовали в рейдовой операции. Накануне операции стармех Зуев мне доложил, что парни в совершении марша кое-какой опыт приобрели, положиться на них, в принципе, было можно. И Слободов выразил уверенность в способности молодых ребят действовать на пересеченной местности. Это меня, как командира, конечно, устраивало.
Вне основной трассы все дороги однозначно будут забиты минами, составлявшими главную опасность у нас на пути. С этим приходилось считаться!
– Зуев.
– Я, товарищ лейтенант.
– Выходим к рубежу, внимательней при съезде.
– Понял.
– «12», «13, – ориентирую по радио командиров 2-го и 3-го отделений, – приготовится. Следовать за мной след в след.
Командиры отделений Азарнов и Нищенко доложили о готовности действовать в случае нападения противника. Оглянувшись назад, я обратил внимание на сосредоточенные лица механиков, командиров отделений следующих за моей командирской машиной двух остальных «коробочек» взвода. Съезд с основной транспортной магистрали на грунтовые дороги был очень ответственным и опасным моментом – именно в этих местах «духи» устанавливали мины или фугасные заряды. Из головы не выходила коварная душманская тактика минной войны: по одной и той же колее могли проехать десять, двадцать машин, а двадцать первая взрывалась на мине. Ни саперы, ни их инженерная техника не гарантировали безопасного прохода по грунтовым дорогам, поэтому мы применяли более-менее один надежный метод – езду вне дорог.
Оперативную группу соединения возглавлял командир дивизии генерал-майор Рябченко. В ее составе были машины батальона связи, комендантской роты, подразделений тыла. В «бэтээре» под номером 190 находился начальник разведки подполковник Скрынников Михаил Федорович, координируя работу разведывательных подразделений дивизии в рейдовой операции. С Михаилом Федоровичем мне работалось легко и свободно – он был душой разведки. Да, ругал! Крыл матом! Но для дела! Много месяцев он руководил разведкой соединения – грамотно и по-человечески справедливо. В этом смысле нам, разведчикам, повезло! К нему можно было подойти для решения всех проблем: от боевых – до бытовых. Мы всегда рассчитывали на его поддержку и понимание. Резкий, взрывной, в то же время добрый характер дяди Миши, как мы уважительно называли про себя Михаила Федоровича, всегда создавал хороший настрой на боевую работу. За нас, разведчиков, он стоял горой, если надо, сам разбирался, наказывал, но в беде не бросал никогда. При всем этом, Михаил Федорович, всячески способствовал росту офицеров разведки по командирской линии.
Мои размышления прервала команда «Сирена-15» – начало маневра группировки по охвату контролируемой противником зоны. Разделившись на отдельные подразделения, колонна приняла предбоевой порядок и сходу пошла в наступление на кишлачную зону и, вытянувшуюся вдоль хребта, «зеленку». С рубежа начала атаки парашютно-десантные роты, приняв боевой порядок, сообразовывали движение вперед с изрезанным рельефом местности.
Завершив маневр по сходу с основной магистрали и выстраиванию техники в «боевую линию», подразделения атаковали кишлаки с восточного направления. Действующим самостоятельно парашютно-десантным подразделениям предстояло пройти не менее двух километров, чтобы сблизиться с населенными пунктами, подготовленными «духами» к жесткой обороне. Несмотря на то, что атакующие подразделения на местности выглядели разорванной на лоскуточки ленточкой, они образовали панорамный рисунок атаки множеством единиц бронированной техники, который, на противника должен был произвести впечатление.
Остановившаяся на магистрали оперативная группа дивизии, выбирала момент съезда с трассы и выхода в район развертывания командного пункта. Убедившись в уверенном выходе группировки по назначенным для атаки рубежам, оперативная группа минут через двадцать прибыла в назначенный пункт и приступила к развертыванию средств связи и штаба для управления боевой работой.
Возросший с началом активной фазы боевой операции шум и хаос в эфире не мешал мне слушать корреспондентов в сети начальника разведки и командира дивизии. Из форсированного голосами командиров радиообмена я понял, что две боевые машины десанта подорвались на минах. Что с экипажами? – Было не понятно.
– «03», я «21», прием, – услышал я позывной начальника разведки.
– Я, «03».
– Прикрой КП от кишлаков и жди указаний.
– «03» понял, выполняю.
Закрываем первую дыру общей задачи группировки. Сличив местность по карте, я вывел свои боевые машины на позиции прикрытия. Каждому командиру отделения поставил конкретную задачу:
– Азарнов, машину в укрытие, если надо – уменьши клиренс. Сектор наблюдения – основной... Дополнительный... В случае появления противника – огонь на поражение и немедленно доклад.
– Есть, товарищ лейтенант.
– Далее! Твоя машина, Андрей, будет находиться ближе к кишлаку, поэтому внимательней, возможна система кяризов, которые «духи» задействуют для передвижения под землей. Появиться они могут в любой момент, в любое время! Местность изучишь до метра – ночью будет не до этого. Понял?
– Так точно.
– И последнее: зафиксируй ориентиры по секторам наблюдения, чтобы каждый разведчик их четко знал и представлял на местности. Вспомнить тактику общевойскового боя, и, вообще, нюх не терять! Обо всем замеченном – доклад немедленно.
Участие Азарнова в первой для него рейдовой операции меня не беспокоило. Парень был смышленым: тактику действий разведчиков хватал на лету, проявлял инициативу, пользовался уважением в коллективе, но еще не обстрелян в серьезных делах. Появившаяся возможность проявить себя в боевой обстановке позволит ему раскрыть свои внутренние способности, которые мной не останутся незамеченными. Имевшийся у Азарнова опыт выполнения разведывательных задач в составе группы прирастет опытом действий в составе рейдовой группировки на боевых машинах. Опыт приходит в практической деятельности, и эта практика будет неоценимым подспорьем в его сержантской работе.
Для БМД Нищенко я определил наиболее удобное, с точки зрения тактики, место, которое он займет со своим отделением в условиях естественной складки на местности.
– Наблюдай, Игорь, и фиксируй. Лишний раз не высовывайся. Вперед.
– Есть!
Машины Азарнова и Нищенко я расположил таким образом, что они составили правый и левый фланги взвода, которые мне удобней было контролировать, прикрывая штаб оперативной группы от возможного нападения "духов". Место своей боевой машины я выбрал в центре боевого порядка, откуда мне были видны БМД подчиненных и представлялась возможность воздействия огнем на подход противника с наиболее вероятных направлений. Опасность такого развития событий имела место всегда, когда наши подразделения выполняли аналогичные по содержанию задачи. Противник нападал на звенья управления войсками, стараясь вывести их из строя с целью дезорганизации взаимодействия войск и нарушения порядка ведения боя. Доложив подполковнику Скрынникову о выходе взвода на указанные им рубежи, я приступил к изучению местности.
Ближайший к боевой машине Азарнова кишлак располагался что-то около двух километров от занимаемой ею позиции. Скорее всего, это была череда кишлаков, раскинувшихся сплошной цепочкой вдоль покрытого снегами Пагмана. Перемешанная лесным массивом жилая зона, бросалась в глаза палитрой серо-зеленого пейзажа, касавшегося где-то там у горизонта лазоревого неба. Полоска плодородной равнины, отделявшая кишлаки от командного пункта дивизии, представляла собой местность, изрезанную руслами высохших арыков, оврагами, виноградниками, бахчевыми и другими культурами. Казалось, не возможно было преодолеть ее на технике, если вдруг поступит мне команда «Вперед». Мысленно я «пробивал» маршрут по полю, на которое мне, возможно, придется направить машины, противодействуя противнику. Но мои ассоциации более, чем на триста метров вперед не распространялись – местность была закрытой. Полевые дороги я не учитывал – минная война была в полном разгаре и я их автоматически вычеркивал из "употребления" на технике.
В прицел боевой машины я рассматривал изрезанную вдоль и поперек полоску равнины, которую, вероятно, подтопляло в сезон проливных дождей, русла больших и малых речушек избороздили виноградники, выделявшиеся квадратиками ухоженных плантаций. А вот несколько витиеватых овражков, вытянувшихся от кишлаков в направлении командного пункта, вызвали у меня опасение, я их отнес к маршрутам, которые позволяли противнику скрытый от наблюдения проход к охранению с последующим выходом к пункту управления войсками, что я и зафиксировал в журнале наблюдения, взяв данный участок под особый контроль. Возможность подхода противника к командному пункту с этого направления я оценил объективной реальностью.
Артиллерийские подразделения заняли позиции дальше. Гаубичные батареи, системы залпового огня «Град» разворачивались их расчетами метрах в четырехстах восточнее КП группировки в соответствии с временными нормативами. Слаженная работа расчетов при подготовке вооружения к применению меня уже в который раз восхитила. Молодцы! Так было под Бесхудом, так и в этой операции артиллеристы показывали мастерскую подготовку. Пункты управления огнем готовили данные для стрельбы по обнаруженному авиацией противнику и координатам, переданным им по радио артиллерийскими наводчиками, находившимися в боевых порядках подразделений.
Началась кропотливая работа штабов по анализу первичной информации, куда уже поступали доклады командиров о противнике, выходе их подразделений на рубежи выполнения ближайших задач. Делались первые выводы о характере душманской обороны, говорившие командованию об отсутствии единого фронта сопротивления, в основном ее позиции располагались в глубине кишлачной зоны. Штаб оперативной группы в этом отношении готовил решения наступающим на боевой технике подразделениям по началу следующего этапа операции, которые по средствам связи доводились исполнителям.
Противник тоже не дремал. Выход подразделений группировки на позиции отслеживался его визуальной разведкой: фиксировались позиции артиллерии, расположение командных пунктов, намечались возможные к ним подходы для осуществления мероприятий атакующего плана. От командиров подразделений, занявших рубежи блокирования кишлачной зоны, поступали доклады о небольших группах душманов, входивших с ними в боестолкновение, но не вступавших в открытый бой. После перестрелки «духи» отходили в «зеленку», скрывались в кяризах и оврагах.
Возникавшая перестрелка веером проносилась по линии окруженного противника, заканчивалась, снова начиналась в разных местах… Стороны изучали друг друга, проверяя крепость собственных нервов, но активных атакующих действий не предпринимали. Шла разведка боем! По всему было видно, что штаб операции затягивал время, возможно, потому, что еще не все подразделения вышли на рубежи начала совместной атаки, может что-то еще не сработало в соответствии с замыслом операции. Противник тоже не обозначал свои позиции, присматриваясь к нам, он оценивал слабые места расположенной по периметру его обороны боевой техники "шурави". Шла позиционная перестрелка между изготовившейся к бою рейдовой группировки 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии и отрядами будущего «Льва Панджшера» Ахмад Шах Масуда, позволивших себе выход в центральные провинции Афганистана.
ГЛАВА 56
Выполнение задачи первого этапа операции – блокирование жилого массива, закончилось с некоторым опозданием утвержденного плана операции. Для нашей группировки сложным оказался выход техники к рубежам прикрытия, наступающего в пешем порядке десанта: местность, изобилуя изрезанным рельефом, имела много естественных препятствий, которые преодолевались с огромным трудом. С боевых машин слетали гусеницы, грелись двигатели, техническое замыкание не имело возможности оперативно реагировать на помощь экипажам в устранении неполадок.
Наконец-то броня вышла на определенные задачей рубежи и была готова поддержать десантников, ожидавших команду «Вперед». Командиры батальонов, развернув командные пункты, оценивали местность, противника, который не проявлял себя активными действиями, устанавливали связь с десантом, спешившимся с боевых машин, со штабом группировки, уточняли взаимодействия с соседями, авиацией и артиллерией. Парашютно-десантным батальонам были приданы авиационные и артиллерийские наводчики, задачей которых было наведение на противника армейской авиации и огня артиллерии. Они находились в боевых порядках наступающего на кишлачную зону десанта и работали в его интересах на всех этапах боевой операции. Задержка с выходом на рубеж начала атаки не повлияла на общий план операции, десантники, справившись с заминкой, готовились к броску на кишлачный массив.
В сети командира дивизии прозвучал ожидаемый, но волнующий всех приказ: «Внимание, «Стрела», всем «111» – команда в атаку. Образуя цепь наступления, десантники приняли боевой порядок и перебежками пошли на кишлачную зону, утопающую в садах фруктовых деревьев. Сразу же потребовалась поддержка с воздуха. Изрезанная оврагами и системой орошения местность не везде позволяла боевой технике подойти к кишлакам, чтобы поддержать огнем штатного вооружения наступающий десант. БМД-1 с механиками и наводчиками-операторами оставались на позициях и не везде наблюдали наступающую цепь подразделений, а значит, не могли оказать им помощь в подавлении огневых точек противника.
Наблюдая в прицел за наступающими на передовую линию обороны противника десантниками я понимал состояние личного состава не готового ни психологически, ни тактически атаковать душманов по правилам общевойскового боя. «Ну, как вы идете, ребята? Пригнитесь! От укрытия – к укрытию! Расстояние до дувалов сокращайте, не торопясь! Наблюдайте за «духами»! Вы уже на прицеле их «буров», – кричала душа и желание положить на землю жидкую цепочку бойцов.
– Товарищ лейтенант, они что там? Тронулись? – Коснулся плеча Баравков.
– Тише, Гена, тише! – Отмахнулся я от заместителя, – ну, разве так можно идти в наступление, Гена? Смотри и запоминай, как нельзя поступать! Идут на таран, ё…
В прицел мне были видны съезжавшие на бок каски солдат и обстановка на фронте их наступления. Неуверенно оглядываясь по сторонам, они шли вперед, не понимая сути происходивших перед глазами событий: куда наступать? Можно ли стрелять и куда? Почему молчат командиры, определявшие им на учениях места в боевых порядках? Где противник?
Разве увидишь "духов" залитыми потом глазами? Пообщавшись с Аллахом, они внимательно отслеживали сквозь листья деревьев и щели дувалов наступавших на их дома «шурави», ловили на мушки зеленоватые фигурки изготовившихся к бою солдат. А бойцы все еще были в недоумении и крутили головами по сторонам. Найдя глазами товарищей, ободрялись, выравнивали цепь подразделений, как этому учили на полигонах, закуривали, скрывая тревогу и дрожь, вспоминали письма от девчонок, друзей или мам, вглядываясь вдаль, где раскинулось море «зеленки» и серо-желтые крыши домов.
Неудобное и тяжелое в бою снаряжение, боевой комплект измотали бойцов до изнеможения, но они упорство сближались с противником, визуально определяя его позиции, огневые точки. Никчемные каски съезжали на воспаленные потом глаза, в которых пылали цветные круги и горло жгло пылью афганских полей.
И вот началось. Огневой контакт с душманами произошел метров за пятьсот до окраины жилой зоны. Противник, не выдержав, открыл огонь по наступающим войскам. Нестройные в начале щелчки выстрелов переросли в плотное воздействие на десантников. Упав за груды камней, бойцы скрылись из поля зрения "духов" за складками местности, в руслах высохших рек, укрывших бойцов от пуль и осколков безоткатных орудий, сделавших несколько выстрелов.
Оглядевшись и оценив ситуацию, личный состав понял, что по нему стреляют, засевшие за дувалами и ветками деревьев душманы. Выхлоп пороховых газов из стволов «духовских» «буров», поднятая пыль были достаточно хорошо видны при внимательном наблюдении за линией полуразрушенных местами дувалов. Включались в работу командиры, ободряя бойцов, они выбирали момент броска подразделений для сокращения расстояния до противника, который, на первый взгляд, был, действительно, невидимым. Постепенно командный состав атакующих подразделений входил в обстановку, ориентировался в ней и принимал меры подавления огневых точек ожившего противника.
Скрывавшую позиции «духов» «зеленку», по решению командиров рот, необходимо было «чесануть» пулеметным огнем боевых машин. В эфир полетели запросы комбатам в поддержке наступления парашютно-десантных подразделений боевыми машинами. Командиры батальонов и сами уже понимали необходимость наращивания усилий в оказании давления на открывшего огонь противника. Они вспомнили о приданных в их распоряжение авиационных и артиллерийских наводчиках, которые тут же получили от них координаты, засевших в дувалах «духов». К работе подключилась армейская авиация, крутившаяся поблизости несколькими парами боевых вертолетов, артиллерия, развернувшаяся с размахом у штаба оперативной группы. Рейдовая группировка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, адаптировавшись к условиям общевойскового боя, приступила к выполнению основной задачи.
Выстрелы орудий БМД осколочными гранатами всколыхнули дувалы, их разрывы, обозначившие позиции «духов», наступающим десантом воспринялись, как целеуказание. Огонь боевых машин десанта прижал противника к дувалам, потом – к земле, чем и воспользовались, лежавшие за укрытиями бойцы. Навстречу врагу они сделали несколько десятков шагов и снова упали на постылую землю – душманы усилили огонь. Сходу подавить противника и сбить его с внешнего пояса обороны не удавалось, командир дивизии наращивал усилия.
Первыми удар нанесли боевые вертолеты. «Вертушки», ощетинившись подвесками «нурсов», парами заходили на цель и залпами давили огневые точки противника. Находясь в боевых порядках подразделений, авианаводчики наводили вертолёты на опорные пункты душманов, отработав по ним, «двадцать четвертые» отскакивали в сторону, принимали координаты следующей цели и вновь заходили в атаку.
Кишлачная зона покрылась дымом, пылью и горелым запахом кислой дряни. Начавшиеся пожары, поглотив часть жилых построек, перекинулись на сады. В работу включилась гаубичная артиллерия. Вступив в бой одиночными выстрелами, она постепенно перешла на залповый огонь, сносивший 122-х миллиметровыми снарядами целые кварталы глиняных строений. Это было что-то!
Наблюдая динамику боя, я думал, как бы я поступил, чтобы «зацепиться» с группой за дувалы, и развить успех внутри кишлаков, учитывая несплошной характер обороны душманов. В ней срочно надо находить бреши, проходы и задейстовать их в наступлении! Что думали по этому поводу командиры взводов и рот - трудно сказать и судить, но переключая радиостанцию в разные сети, я слышал доклады комбатов в штаб оперативной группы и владел динамикой развития боевых действий группировки. По их докладам у меня сложилось твердое убеждение в том, что командиры всех степеней принимали необходимые меры, возможные в бою, чтобы сохранить личный состав от поражения противником. Они не посылали людей на пули без предварительной обработки его позиций средствами старшего начальника. Бросок навстречу врагу имел место только при огневом сопровождении артиллерийскими системами и поддержки авиации – тогда десантники устремлялись в обнаруженные ими бреши дувалов, застроек, садов. По всему фронту гремела канонада, поддерживая наступавший десант, сметая на пути засевшие группы душманов.
Но в оборудованной «вязкой» обороне противник держался, переносил огонь на пути прорыва десантников, пытаясь подавить их атаку интенсивным воздействием безоткатных орудий и ДШК. Местами душманам удалось перехватить инициативу и прижать к земле наступавшие на них советские войска. Часть парашютно-десантных подразделений залегла перед дувалами на плантациях виноградника и от огня не могла поднять головы. И все же «духи» опоздали, в целом, десанту удалось достигнуть кишлаков по периметру охваченной им зоны и закрепиться на окраинах населенных пунктов.
Часть сил душманского сопротивления, вероятно, потянулось в горы, потому что за спиной у меня раздался гул, от которого волосы стали дыбом. Реактивыми системами «Град» были обработаны ближайшие склоны хребтов. После артналетов и ударов авиации «духи» уже не могли оказывать стойкого сопротивления: частично были уничтожены, деморализованы, отходили назад. Решительной атакой десант преодолел площадку перед жилой зоной и втянулся в лабиринты дувалов. Начался тяжелый бой за кишлачный массив, покрытый садами, а по-нашему – «зеленкой».
Наступательный бой в кишлаке имел ряд особенностей, которые учитывались командирами при втягивании их подразделений в глубину населенного пункта, где оборона душманов выстраивалась не сплошным рубежом, как на фронте – вот русские, вот – немцы, а отдельными и, зачастую, независимыми друг от друга очагами сопротивления, в которые включались сооружения, проходы, зеленые массивы, разноплановая сеть дувалов. Изобретательные подходы противника к местности позволяли ему "привязывать" позиции к жилым массивам, узким расщелинам, системе орошения полей, что делало его оборону «вязкой», устойчивой и жизнеспособной. Ряд узлов его обороны вообще не связывались единым комплексом мер противодействия «шурави» и не предполагали длительный бой, что, в принципе, противоречило боевой тактике «духов».
В нашем случае структура кишлачного массива была таковой, что ее конфигурация не требовала устройства специальных элементов оборонительных сооружений: жилища, дворы, дувалы, насаждения представляли собой естественные опорные пункты, служившие препятствием наступавшим войскам. На отдельных участках подготовленных заранее позиций «духами» устанавливались минно-взрывные заграждения, ловушки, завалы, тупики, в которые не сложно было попасть, не имевшим опыта рейдовых операций десантникам. Расплатой была собственная жизнь. Рельеф кишлачного массива имел перепады высот, которые противник успешно использовал, организуя ярусную систему обороны. Строения двухэтажных и более мазанок «духи» "связали" общей линией обороны и системой огня, перекрывавшей к ней подступы.
Кишлачная зона с прилегавшими к ней полями, плантациями бахчевых культур и фруктовых садов была изрезана бесконечным множеством мандехов, кяризов, арыков, многими руслами высохших рек, наполняемых водой в сезоны дождей. Они же служили противнику средствами быстрого и незаметного перемещения вдоль линии обороны, перегруппировки сил, ухода в другой район и просто, чтобы вырваться из окружения. Пересеченная местность изобиловала зелеными насаждениями не только в виде кустарников, плодовых деревьев, но и лесными массивами, скрывавшими кварталы строений. Даже приборы наблюдения были бессильны, чтобы в них разглядеть подготовленные для боя позиции, коммуникации перемещения противника. Каждый фрагмент дувала, строения, дворовой пристройки служил огневой точкой, хитро оборудованной и замаскированной под серовато-зеленый фон кишлака.
Сложно было воевать десантникам в кишлачном массиве! Он представлял собой лабиринт глиняных сооружений, где сержантскому составу отводилась важнейшая роль в достижении победы. Самостоятельность, взаимодействие, связь, решимость – были главными составляющими ведения боя в населенном пункте. Он требовал величайшей слаженности подразделений с отработанным внутри их взаимодействием, где приоритет отдавался маленьким тактическим единицам – отделениям, которыми командовали сержанты. Полоса наступления отделения составляла не более пятнадцати метров вправо, влево и фланги свои, соседей скрывали препятствия. Надо было чувствовать локоть соседа, чтобы не увлечься, не отстать, быть в готовности к самостоятельным нестандартным решениям, которым не обучают в «учебках», на полевых занятиях и учениях. Вот где нужна была подготовка младших командиров в полковых школах в свете военной науки великого полководца Георгия Жукова!
Начало боя в кишлачной зоне характеризовалось стремлением противника к «связыванию» огнем наших сил и средств. Противник, активно маневрируя, находился в постоянном движении, менял позиции, мелкими группами наносил неожиданные удары с разных направлений. Тактика душманов не предполагала длительного оборонительного боя с войсками «шурави», они ускользали от прямого боестолкновения. Используя удары во фланг, тыл, одновременно с нескольких направлений, они стремительно атаковали и уходили в укрытия.
Бой в окруженных кишлаках носил очаговый характер. Он возникал неожиданно, был скоротечным. Небольшие группы противника неожиданно выскакивали, обстреливали и тут же уходили за дувалы, снова появлялись – огневой контакт и "духи" словно «проваливались» сквозь землю. Боестолкновение развивалось по принципу падающего домино – следить за его динамикой было непросто. Я это чувствовал по радиообмену командиров, которые докладывали комдиву обстановку и свои решения на бой.
Десантники, действуя в сложной конфигурации кишлачного массива, преодолевали строения, комнаты, ниши, проходы, ходы сообщения – везде душманы встречали огнем. Важно было в общей схеме наступления не потерять направление атаки, которое необходимо было выдерживать в течение боя. Потеря ориентировки в кишлаке приводила к немедленным тяжелым последствиям! Кроме воздействующего на десант противника, можно было оказаться под ударом своей авиации, артиллерии, огнем соседнего подразделения. Каждый шаг командира должен был продумываться и взвешиваться с точки зрения - права на жизнь.
Динамика боевых действий с противником постоянно менялась: одни подразделения, выполнив ближайшую задачу, углубились в жилой массив и вытесняли «духов» на открытое поле, другие – только что вступили в кишлак, увязнув в «зеленке». Нарушился рисунок боевого порядка, в котором образовался разрыв. Этим воспользовался противник. Он группами вышел в тыл нашим подразделениям и ударил автоматно-ружейным огнем в спины десантникам. Мы понесли потери!
«Духи» отошли в глубину обороны и через некоторое время появились в другом месте - огонь и скрылись в подземных коммуникациях. Видя, что тактика «укусить – отскочить» им приносит плоды (мы продолжали нести потери), «духи» совсем осмелели: неожиданно появляясь с различных направлений, они провоцировали атакующие подразделения на атаку, втягивая их в подготовленную ими систему огня, имевшую участки сплошного поражения. Для реализации коварного замысла «духи» создавали иллюзию отступления по нескольким улочкам, отходя к заранее подготовленным позициям. В нужный момент они занимали жесткую оборону, обрушивая разящий огонь на парашютно-десантные подразделения. Для засады противник использовал все, что угодно: строения, дувалы, заросли, груды камней – иногда казалось – все стреляло в десантников, даже небо. Группировка несла потери.
Схватывая взглядом панораму боя, я обратил внимание на неодинаковое сопротивление противника нашим войскам. Где-то наши подразделения вырвались вперед, не встречая активного противодействия «духов», другие увязли в кишлачном массиве. Несколько взводов вообще лежали в «зеленке» без возможности сдвинуться с места. Сейчас важно было удержать боевой порядок в кишлачном лабиринте и не потерять управление боем, что сразу бы увеличило риск душманской засады и создало условия попадания под кинжальный огонь противника.
Кое-где душманы пропустили наступавших десантников и рассосались по кишлакам, но опять же, командирам нельзя было обманываться – это могло быть хитрым маневром местного ополчения, охранявшего кишлаки. Сеть коммуникаций позволяла «духам» в считанные минуты оказаться в самом неожиданном месте, в том числе там, где их совершенно не ждали. Для этого противник использовал тактику внезапных атак мелкими группами в 5-7 человек, заблаговременно спрятавшихся в ходах сообщения, погребах, кяризах, и оврагах. После прохождения через них атакующих подразделений десанта, «духи» выскакивали наружу и открывали смертельный огонь на поражение. Нападение длилось секунды, минуты, и душманы опять растворялись в бесконечных лабиринтах дувалов, поэтому, если оставил противника в тылу, недосмотрел, упустил – через десять-пятнадцать шагов – выстрелы в спину.
Изощренная и отработанная тактика ведения боя в кишлачных зонах и зеленых массивах позволяла «духам» за пару минут превратиться в мирных дехкан, которые, якобы, трудились на полях и виноградных плантациях. Стоило потерять бдительность, как душманы наносили разящий удар с кровавыми последствиями. «Духи» применяли тактику изматывающих действий, атакуя мелкими группами с разных направлений, затем отходили вглубь обороны, занимали подготовленные позиции, опять атаковали.
Усиление боевой техникой наступавшего в кишлаках десанта не представлялось возможным. Ограниченное пространство, завалы, тупики, возможность противника вести огонь из-за каждого угла, окна, строения делало ее легкой добычей в бою, причем, без малейшей возможности применить вооружение. Более того, «духовские» подрывники использовали тактику быстрого минирования для чего отслеживали движение техники по узким улочкам кишлака и ставили мины в пыльную колею за секунды до появления первой машины. Для подобных акций привлекались «бачата», старики, входившие в местное ополчение охраны кишлаков. Присыпанные пылью «итальянки» не видны на дорогах и БМД, танки, БТР вместе с экипажами на них подрывались.
Невероятно сложная, порой невозможная стояла задача перед десантниками: захват кишлачной зоны, протянувшейся с севера на юг вдоль горного хребта Пагман. Афганский кишлак представляет собой сотни различных по высоте и конфигурации переплетавшихся друг с другом глиняных дувалов, строений, создающих невообразимый лабиринт жилищ, которые в свою очередь делятся на десятки комнат. Вся эта система увязывается нишами, ходами сообщения, вырытыми в земле укрытиями, где скрывались готовые к бою «духи».
Средневековый кавардак строений десантники вынуждены были обрабатывать огнем автоматов, закидывать гранатами – везде валялись убитые и раненые «духи». Казалось бы, в этом аду невозможно было выжить человеку, но стоило наступавшим бойцам углубиться на несколько десятков метров вперед, как в тылу у них начиналась стрельба. Вот так, шаг за шагом, прикрывая друг друга, десантники продвигались к западной окраине кишлака. Только там можно было организовать остановку на ночь, привести себя в порядок, пополнить боекомплект и немного отдохнуть. Рубежа выполнения первого этапа задачи необходимо было достигнуть к исходу дня, иначе подразделения могли увязнуть в кишлачной зоне, где в ночное время будут подвержены атакам противника. Этого допустить было нельзя. Командование группировки, понимая сложность сложившейся ситуации, требовало от командиров подразделений выдавливания противника из жилого сектора к темному времени суток. Бой носил очаговый характер, он то разгорался, то затихал, переходя в ленивую фазу перестрелки, вновь начинался и так по всему периметру окруженного противника.
В какой-то момент у меня сложилось впечатление, что армейская авиация не будет активно воздействовать на кишлаки. В них, действительно, находилась часть не стрелявшего в нас населения: старики, дети и противник, вероятно, рассчитывал на более мягкий с нашей стороны вариант развития событий. Но его ожидания не оправдались: боевые вертолеты нанесли удар реактивным снарядами, уничтожая «духов» в узлах сопротивления. В воздухе, сменяя друг друга, кружили пары боевых «двадцать четверок», то и дело заходивших в атаку на цель. Пламя, охватив деревянные перекрытия глиняных сооружений, перекинулось на восточную опушку «зеленки». Возникли пожары. Клубы дурно пахнувшего дыма разнеслись по округе. К сожалению, другие варианты на «духов» не действовали, наши потери увеличивались и чем дальше мы углублялись в душманский рассадник, тем свирепей огрызались оборонявшиеся в нем «духи».
Справедливости ради скажу: в жилой зоне мирного населения было немного, в основном, это были не способные уйти в горы престарелые люди. Они прятались в погребах и глубоких ямах. Это еще было одним фактором, говорившим о том, что противник заранее знал о готовившейся против него операции и вывел население в горы…
Вертолетчики увеличили количество вылетов, артиллерия методично разносила опорные пункты противника. Теряя живую силу, «духи» не выдержали, сменив позиции, отходили вглубь кишлаков, но огонь их был еще довольно сильным. В приборы наблюдения, оптические прицелы хорошо были видны прикрывавшие друг друга душманы, маневрируя, они выходили из боя, снова бросались в атаку. И все же дрогнули! Собираясь группами, они предприняли попытку выскочить из кишлаков, но безрезультатно – в бой вступила реактивная артиллерия. Несколько залпов по склонам хребтов, куда устремился противник, нанесли ему невосполнимый урон. Спрятаться в горах оказалось невозможным, оставаться в кишлаках – тоже, «духи», озверев, яростно сопротивлялись в каждом жилище. Противника давили, вытесняя в долину перед горным массивом, где системы залпового огня, авиация завершали разгром его разрозненных групп.
В кульминационный момент боя заработала станция:
– «03», я «21», прием, – услышал я Скрынникова.
– Я «03».
– Слушай задачу: на позиции оставить сокращенные экипажи, заместителя, с остальными «карандашами» – ко мне.
– «03» понял, выполняю.
Перехватило дыхание. Куда же опять бросят разведку дивизии?
– Зуев, запуск, к Нищенко и Азарнову.
Механик не замешкался. Через минуту мы летели на БМД за разведчиками, затем, повернули на КП группировки.
– Товарищ гвардии подполковник, разведывательная группа по вашему приказанию прибыла, – доложил я Михаилу Федоровичу.
Начальник без предисловий вытащил карту:
– Товарищи разведчики, по показаниям захваченного в плен душмана, на южной окраине населенного пункта Исмулла, отметка 1758, в доме собрался исламский комитет. Пленный готов к сотрудничеству с нами и показать его положение с вертолета. Он утверждает, – нахмурился дядя Миша, – что в данный момент там находится около двенадцати человек душманского руководства. Верить пленному или не верить – вопрос, но мы отработаем по его информации.Таким образом, задача: вылететь двумя подгруппами на Ми-8 при поддержке звена «двадцать четвертых» для захвата исламского комитета. Замысел операции следующий: пленный покажет на местности душманский штаб, «двадцать четвертые» сработают по нему «нурсами». Вы на «восьмерках» приземлитесь вблизи указанного объекта и броском с двух направлений захватываете «духовских» начальников. Если получится! Нет?
Михаил Федорович перевел дух.
– Уничтожаете на месте! Времени, товарищи, мало! Вопросы?
– Никак нет, товарищ подполковник! Работаем двумя подгруппами? Первую возглавлю лично, вторую – Азарнов.
– Ты уже работаешь, Марченко – «восьмерки» на подлете.
- Понял!
Группа захвата - девять человек. Немного.
– Слушать внимательно! Со мной Сокуров, Ксендиков, Архипов, остальные с Азарновым, он – старший.
Сержант не успел побледнеть, уверенно ответив:
– Есть!
– Соблюдать осторожность при десантировании. Пока не уйдут «вертушки» лежать и не пропустить мои сигналы. Вопросы, разведка?
– Никак нет.
Я улыбнулся ребятам:
– Мы еще повоюем, сознание не терять! Так, что ли, Сокуров?
– Так точно, товарищ лейтенант!
– Ну, вот, а ты «бурчишь» – не по разведке дело! Работать резко и без напряга! За мной на площадку!
«Двадцать четвертые» рыскали над головами, высматривая «духов» между ближайшим кишлаком и командным пунктом. Мы же бежали к приземлившимся «восьмеркам», поднявшим пыль на площадке, обозначенной дымом.
Обернувшись при посадке, чтобы помочь разведчикам подняться на борт, я увидел Михаила Федоровича с автоматом, бежавшего к моему вертолету с офицером штаба дивизии, переводчиком и пленным афганцем. Я подпихнул их в дрожащую и рвущуюся в небо машину. Взлет. И земля поплыла под ногами мельканьем квадратиков полей и дувалов.
Пленного подвели к кабине пилотов, чтобы он сориентировался в воздухе, и ему было удобней распознать дом, в котором находился исламский комитет. Появилась пауза, чтобы собраться с мыслями, и что-то решить по выполнению задачи, в которую войдем минут через десять полета. Что мы имели: «двадцать четвертые» «пройдутся» по «духам» парой заходов, выведут их из строя, какое-то время они не смогут оказать сопротивления. Три-четыре минуты заминки мы выиграем. Приземляемся и одновременным выходом с двух направлений захватываем душманский штаб вместе с его обитателями. Между мной и подгруппой Азарнова будет метров семьдесят – не больше, до объекта – триста. Успеем ли уйти за дувалы пока «духи» приходят в себя? Должны. Обязаны! Иначе получим ответный огонь от подразделения прикрытия, работавшего в интересах душманского руководства.
В открытой двери вертолета раскинулась, утопавшая в зелени, панорама длинной череды кишлаков, где один кишлак переходил в другой, к ним прилепились меньшие по размерам, тянувшиеся до горизонта. Много было пожарищ, дыма, горел Калайи-Салар, распаханы снарядами виноградники восточнее Дехи-Ходжа-Хасан, два звена вертолетов армейской авиации шли курсом на Заргаран – крупный кишлак перед входом в ущелье. Не понять, где противник? Наши войска? Видно было, что бои перешли в затяжную фазу, войска что-то выжидали, может, поддержки с воздуха или застрявшую в виноградниках парашютно-десантную роту.
Поднявшись с вертолетной площадки штаба группировки, расположенного западнее кишлака Саузсанг, мы двумя парами шли в стороне от «зеленки», кишлачных строений, прижимаясь максимально к земле. Противник огрызался огнем ДШК и мог влупить по "вертушкам" на подлете к объекту.
В отдельных местах виднелась техника, стоявшая за дувалами, рядом с ней копошились бойцы. С высоты полета район боевых действий просматривался всю глубину. Мне с трудом представлялась сложность задачи десантников, которым требовалось пробиться в лабиринтах глиняных мазанок! Множество насаждений фруктовых деревьев, кустов скрывали целые кварталы афганских жилищ - тяжелые бои шли в охваченной войсками зоне.
Выглянув наружу, я увидел «двадцать четвертых», пристроившихся сзади и чуть выше над нами. Отстреливая грозди тепловых ловушек, они прикрывали наш выход к объекту захвата. Пленный, мне показалось, разговорился, жестикулируя, он через блистер что-то показывал переводчику, объяснял, но нашего тарджимона (переводчика) это, вероятно, его не устраивало, он нервничал. Возможно, они не совсем понимали друг друга. Михаил Федорович, подавшись корпусом к ним, внимательно слушал обоих, переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять, насколько правдивы показания «духа». Бурный разговор пленного и переводчика так бы еще и продолжался, но афганец в очередной раз показал на мелькавшую внизу землю и что-то пояснил переводчику. После чего вместе рассматривали пеструю панораму земли и что-то между собой уточняли. В конце концов, переводчик принял решение, склонившись к Скрынникову, что-то ему сказал, Михаил Федорович кивнул головой и склонился к уху командира звена.
Наша «восьмерка» с левым креном пошла по кругу, а «двадцать четвертые» куда-то исчезли – шли же за нами, я их наблюдал… Стоп. Скрынников махнул мне рукой.
– Слушаю, товарищ подполковник!
– Смотри, Валера – объект!
Распластавшись на полу вертолета, я выглянул наружу. Ага, вот они, «двадцать четвертые»! Вертолеты заходили в атаку на полыхавшие у виноградников, объединенные общим дувалом жилища, которые, как я понял, и были объектом нашего интереса. Клубы черного дыма, пыли, поднятые в стороны перекрытия, красноречиво говорили об удачном заходе «горбатых» на цель. Мы же на «восьмерках» все еще шли по кругу, ожидая, когда Ми-24 закончат работу. Экипажи боевых вертолетов свое дело знали – залп с броском в сторону, в набор высоты и цель исчезла в пыли разорвавшихся «нурсов».
«Восьмерки» с двумя подгруппами захвата пошли на посадку. Сжав зубы, я поднял правую руку вверх: «Готовность полная» и оценивал высоту до площадки, исчезнувшей в проклятой пыли. Вертолет еще не коснулся земли, как за мной в открытую дверь рванулись Сокуров, Архипов и Ксендиков. Кувырком, проскочив под потоком возмущенного воздуха, мы заняли позицию, прикрывая уход вертолета. «Молодец Азарнов», – отметил я, наблюдая за «восьмеркой», десантировавшей группу Андрея в метрах ста левее нас. «Вертушки» медленно, словно нехотя, уходили от площадки, скрываясь в поднятой винтами пыли. «Ну, быстрей же, быстрей!» – торопил про себя я командира звена». Тишина обрушилась с неба невыносимым звоном в ушах…
Несколько глиняных сооружений, собранных в единую систему общим дувалом немыслимой конфигурации, с треском горели, вызывая снопы искр бушевавшего в сорокоградусной жаре пламени, слышимого на десятки метров вокруг. Огонь рваными языками рвался вверх, выбрасывая горячий пепел на зеленый сад, где, возможно, находились позиции охраняющего комитет подразделения "духов".
От точки нашего приземления до объекта захвата было не более двухсот метров, их необходимо было преодолеть быстро, пока «духи» приходили в себя от нанесенного по ним «нурсами» штурмового удара авиации. Надо было на одном дыхании проскочить кусочек местности, чтобы укрыться за полуразрушенными дувалами и, выложенными рядом с ними, стенками из камня.
Сигналом я бросил группу к объекту задачи. Под звон двигателей, ставших кругом «двадцать четверок», мы понеслись к намеченной цели. Перебежками. Падали, кувырком уходили с линии возможного огня, вставали и снова бежали вперед, не спуская глаз с глиняных стенок горевшего штаба душманов. Ближайший к нам внешний дувал, опоясывавший штаб по периметру, мы успевали преодолеть без огневого воздействия противника. Я это отметил, когда понял, что охрана исламского комитета где-то замешкалась, не оказывая нам противодействия. Слава Богу, «духов», не было видно!
Тем не менее, в горящем бедламе я контролировал возможное движение противника и, признаюсь, болезненно реагировал на треск пылавшего пламени, похожего на звуки выстрелов, «тренировавших» нашу резкость в принятии положения к бою. Характерные щелчки бросали нас на землю, мы падали, откатывались в сторону, но объект захвата из-под наблюдения не выпускали. Ситуация развивалась не более минуты, но она сконцентрировала наши возможности в решительном броске к намеченной цели, который ни в коем случае не должен был умалять фактора внезапной атаки. Оставалось немного.
– Сокуров, с Архиповым левее, – прохрипел я «Зигфриду», предполагая вторгнуться на объект через узкий проем в полуразрушенной стенке.
Не успели! За разбитым взрывом «нурса» дувалом мелькнули «нуристанки», шапки, которые носили этнические таджики. Сходу полоснул по душманам очередью, другой – больше для острастки, чем на поражение, упал, перевернувшись влево, и снова вперед. Мы уже достигли глиняной стенки интересующего нас строения и сейчас было важно не отвлекаться второстепенными раздражителями и рваться вперед.
С противоположной стороны объекта захвата, где действовали разведчики Азарнова, послышалась стрельба. "Что у Андрюхи?" Его подгруппы не было видно, она, автономно выходила на объект с противоположного направления с целью предотвращения ухода членов исламского комитета в соседние сады. И теперь, когда мы уже вышли на объект, разведчики Андрея все еще не достигли нашего рубежа и находились перед глиняной стенкой, вытянувшейся левее нас метров пятьдесят.
С нашей стороны «духов» мы не наблюдали, стрельба разгоралась с направления Азарнова. Длинные очереди хлестали из глубины жилого сектора, не давая, вероятно, Андрею сблизиться с объектом захвата. Я еще подумал: «Не похоже на приличных «духов», безобразно расходовавших боеприпасы!»
Но соображать надо было на ходу.
– Сокуров, работаешь с Архиповым, Ксендиков – со мной.
– Понял, – выдохнул перемазанный пылью Вовчик.
Перемахнув через дувал, разделявший ряд помещений, мы оказались во внутренней части дворика, усыпанного абрикосом и высушенным кишмишем, на котором в луже крови валялись двое раненых «духов». Один был с разорванной грудью, другой без руки. Осколки «нурсов», не особенно церемонясь с плотью, прошлись по телам, невидящий взгляд залитых кровью глаз раненых обнаруживал признаки контузии. У душманов, принадлежавших не к охранному обеспечению исламского комитета, о чем красноречиво говорил пистолет на груди одного из них, сил хватило только на то, чтобы добраться к дувалу, и упасть на изюм от потери собственной крови.
Не теряя времени на выбывших из строя «духов», мы осторожно вдоль перегородки прокрались в соседний дворик, откуда стучали автоматные очереди. Через проход, прикрытый массивной дверью, проскользнули на примерно такую же площадку, на которой оставили раненых душманов, и увидели нескольких "духов", стрелявших по разведчикам Азарнова. В три автомата сходу мы разнесли «духовскую» плоть на куски, не оставляя им никакой возможности к сопротивлению.
– Архипов, прикрой, Азарнова ко мне.
– Что-нибудь собрать у «духов»?
– Давай, но не пропусти охрану.
Во внутреннее помещение с полуоткрытой дверью Сокуров метнул гранату – взрыв, следом за ним я влетел в полутемную комнату, где на коврах и подушках корчилось несколько тел. Размотавшиеся белые лунги были забрызганы кровью, но бородатые члены исламского комитета подавали признаки жизни и не сдохли от взрыва гранаты.
Если cудить по одежде, один из них был муллой – старший по возрасту, остальные были средних лет. Вероятно, по занимаемой должности, мулла был также немалым начальником – сидел на отдельных подушках.
Откинув ногой оружие от скорчившихся в болевом шоке душманов: АКС 5,45 мм с десятком снаряженных магазинов, которые сволочи забрали у наших погибших солдат, я скомандовал:
– Время – три минуты! Оружие связать охапкой, документы, боеприпасы – в плащ-палатку. Вперед!
Сам приступил к обыску захваченных в плен руководителей исламского комитета, приходивших в себя от осколочных ранений. Поверхностный осмотр не вызывал сомнений, они большей частью были контужены и оглушены разрывом гранаты… Один, получив ранения в голову, был, кажется, тяжелым, что вызвало у него обильное кровотечение из затылочной части.
– Сокуров, двоих забираем, этого кончай, – показал я на безнадежного душмана. Быстро! Через минуту уходим. Ксендиков, шевелись, потом разберемся. Документы, карты, схемы – в палатку.
Слава развернул на забрызганном кровью ковре скрученную в рулон плащ-палатку и стал швырять на нее раскиданные на коврах бумаги, тетрадки, отдельные листы – ХАД разберется. Здесь исламский комитет заседал, принимал решения, руководил операциями своих боевых отрядов. В бумагах было много полезной информации, которую можно будет использовать в своих интересах, но были ли в советническом направлении госбезопасности специалисты, разбиравшиеся во всей этой «кибинематике» – трудно сказать. Впрочем, это уже нас не касалось.
– Товарищ лейтенант, у меня в порядке, – крикнул, влетая, Азарнов.
– Целы?
– Так точно!
– Понял! Срочно наверх, Андрей, прикроешь отход до площадки. С тобой пленные. Мулла, документы остаются с нами – с остальными разберемся. Давай! Давай! Не задерживайся!
– Бегу, товарищ лейтенант!
– Есть.
– Ксендиков, осмотри помещение, если что интересное – с собой и не задерживайся – работай резче, Слава! Резче! А то «духи» «причешут» нас!
Вячеслав схватил палатку, набитую трофеями, Сокуров погнал перед собой пожилого муллу-«комитетчика», замотанного чалмой.
– Архипов – тыл, уходим прежним маршрутом.
- Понял!
Не задерживаясь в проемах дувалов, внутренних перегородках, мы рванули по дворикам к площадке. Возле дувала оставались лежать раненые члены исламского комитета. Не оставлять же вот так! Сходу обоих «пригвоздил» к земле очередями, перемахнул через дувал и только сейчас заметил, что «двадцать четвертые» носятся над головами, поднимая афганскую белую пыль. Молодцы ребята! Экипажи боевых вертолетов, прикрывая отход обеих подгрупп, контролировали местность, чтобы, в случае появления «духовской» охраны, ударить по противнику «нурсами».
«Восьмерки» с круга зашли на посадку и тут же исчезли в пыли. Мы нырнули в нее и сразу к двери вертолета, в ее проеме стоял почерневший от волнения и пыли Михаил Федорович. На борт затолкнули муллу, палатку с трофеями, затем, сами заползли в раскаленный солнцем салон. Я последним на четвереньках влез в вертолет и подполз к иллюминатору: подгруппа Азарнова вместе с захваченными пленными заканчивала посадку. В порядке! Успели. Уходим!
Исламские комитеты прикрывались крепкой охраной, но сейчас она по какой-то причине не сработала: «комитет» был разгромлен, трое его членов захвачены в плен. Один из них – мулла, видимо, был председателем комитета. Таков был итог специальной операции дивизионных разведчиков, проведенной не более чем за пятнадцать минут.
За бортом вертолета плыла земля. Я лежал на полу салона возле топливного бака, окрашенного в желтый цвет. Дядя Миша протянул мне фляжку, как я подумал с водой, но – нет, жидкость была крепче по содержанию, чем я мог предполагать. Отхлебнув несколько глотков, я едва не задохнулся доброкачественным, не пахнувшим резиной, спиртом и, кажется, стал оживать. Разведчики переводили дыхание, лежа со мной с закрытыми глазами. Офицер-переводчик подал им воду, они попили, плеснули на покрытые потом и солью лица. Стало легче, веселей. Опершись на локоть, я обратился к Скрынникову:
– Товарищ подполковник, шестерых положили, троих захватили. По-другому не получилось.
Ставший похожим на Луи де Фюнеса, Михаил Федорович замахал руками:
– Ну, ты даешь, Валера! Лежи, лежи – сработали нормально!
Потом вскочил и, повернувшись к кабине пилотов где, прижавшись к борту, сидел пленный афганец, вывевший нас на исламский комитет, вскричал:
– Тьфу, б...ть, как они воняют!
Парень правильно нас вывел на цель, показав расположение своего руководства, возможно, молит сейчас Аллаха о прощении, а может, это всего лишь эмоции? Есть ли у них вообще что-нибудь святое? Мулла пришел в себя окончательно, безразлично слушая свистящий шум работавших двигателей. Ему было около шестидесяти, повидал на своем веку немало, лидер соратников, организатор сопротивления.
В открытую дверь влетал раскаленный солнцем воздух, освежая, распластавшихся на полу вертолета разведчиков. Полетного времени до штаба группировки, расположенного западнее кишлака Саузсанг, оставалось немного. Комдиву уже доложили по радио о выполнении задания, показания пленных ему требовались для уточнения им следующего этапа операции.
В иллюминаторе я разглядел палатки штаба рейдовой групировки, позиции реактивной батареи, оранжевый дым – место приземления вертолетов. Вираж по замкнутому кругу и мы аккуратно садимся на взбудораженную винтами землю с которой поднимаются вверх сотни килограммов пыли.
Качнувшись, Ми-8 занял на площадке устойчивое положение. Борттехник, установив сход, выскочил на землю, принимая палатку с трофеями, пленных, помог остальным покинуть борт вертолета. Вертолеты сейчас пойдут на Кабул, где заправятся топливом, боекомплектом и снова вылетят на поддержку десанта. В течение дня экипажи вертолетов сделают еще несколько вылетов на задания – такая работа.
– Пленных к комдиву, Валера, – распорядился Михаил Федорович.
И пошел к встречающим нас офицерам штаба дивизии, с интересом разглядывающих захваченных в плен душманов. Из штабной палатки вышел командир дивизии, Михаил Федорович подбежал к нему и доложил:
– Товарищ генерал-майор, боевая задача выполнена. Исламский комитет свою деятельность прекратил.
– Молодцы, разведчики, Михаил Федорович, молодцы! Сейчас посмотрим, кого они нам притащили! – Улыбнулся комдив, вне сомнения, довольный результатом операции.
Он был, как всегда, в солнцезащитных очках, спокойный, невозмутимый, не спеша подошел к построенным мною разведчикам.
– Смирно!
– Вольно, Марченко.
Измазанные сажей, залитые потом вперемешку с пылью лица разведчиков, наверное, о многом говорили командиру дивизии. Подбирая слова, он сказал просто, по-отечески:
– Мы с вами часто встречаемся, товарищи разведчики. Молодцы, одним словом! Работаете быстро, профессионально, без потерь. Сегодня вы уничтожили региональный орган душманских отрядов, координировавший душманов в полосе дороги Кабул – Баграм, а также – проход наших транспортных колонн по магистрали. Они принесли нам немало бед, совершая нападения на колонны, устанавливая мины, фугасы. Благодаря вам, их больше не существует. Спасибо за усердие, разведчики!
– Служим Советскому Союзу, – нестройно, но уверенно ответили разведка дивизии.
– Михаил Федорович, наиболее отличившихся разведчиков представить к правительственным наградам, – подняв вверх указательный палец, приказал комдив.
– Есть, товарищ генерал!
Начальник разведки приложил руку к головному убору. Комдив с офицерами штаба пошел к пункту управления войсками, начальник разведки распорядился:
– Вызывай «коробочку» и на позиции, дай людям отдохнуть, дальнейшую задачу я уточню.
– Есть, товарищ подполковник.
Михаил Федорович подошел ближе, взглянул на меня острым взглядом, вздохнул.
– Береги себя и людей, Валера! Понял?
– Так точно!
– Ну, тогда – давай, рули! Я у «операторов».
Глядя ему вслед, я думал: сколько же он пережил душой, летая над нами во время захвата объекта? Всегда волновался, отправляя нас на задания, не всегда, конечно, показывал вид, но, зная его человечность, мы это чувствовали. Сейчас не только мы переживали психологический стресс, у него также был не меньший эмоциональный надлом. Что-то у «духов» не получилось – не могли оказать сопротивления. Повезло. В противном случае, нам пришлось бы несладко. Мы это знали, переживая минуты прошедшего захвата.
– За мной.
Я увел разведчиков с командного пункта, по радио Баравкову напомнил, чтобы выслал за нами машину и упал на землю, не замечая, что она чертовски колючая.
– Перекур.
Лежа, мы приходили в себя от недавнего боя.
– Андрюха, что у тебя случилось после десантирования.
Азарнов повернулся ко мне:
– Вышли нормально, «вертушка» ушла, заняли позицию. Когда пошли на объект, увидели «духов», они были еще не в себе и не сразу окрыли огонь – минуты через две. Наблюдая за ними, мы скрылись за складки на местности, но они по нам открыли море огня, правда, стреляли бестолково, не пришли в себя после обработки авиацией. Вы их завалили, я осмотрел подходы к объекту и к вам.
Азарнов замолчал, покусывая желто-зеленую веточку верблюжьей колючки.
– Вроде бы и все.
– Хорошо. Вы их отвлекли от нас, перед нами был только ровный кусок пыльного поля … И колючка, за которой не укроешься...
Мы, молча, лежали кучкой, переживая скоротечный бой.
Выполнено очередное боевое задание. Почему-то сначала операции было очень тревожное чувство, мороз меж лопаток. Неужели и в этот раз обошлось? «Зигфрид» лежал, раскинув ноги, Слава Ксендиков, с обгоревшим на солнце носом, задумчиво грыз соломинку. Вечно ироничный Архипов смотрел вдаль, пытаясь закурить поломанную «Приму». Андрюха Азарнов, принявший с ребятами на себя душманский огонь, рассматривал ободранные пальцы рук.
«Да, ладно, больше оптимизма, – думал я, скидывая куртку, – дрожь пройдет, придем и мы в себя. Все станет на свои места».
– Товарищ лейтенант, Зуев подъезжает, – привел в сознание Ксендиков.
– Подъем, к машине.
С трудом залезли на покрытую пылью раскаленную броню. Вперед. Там разберемся.
Операция продолжалась. Бои шли на западной окраине кишлачной зоны Исталиф, десантники, наступая на фронте Махалла – Гудара, выдавливали противника в ущелье по направлению Самуси, Кули-Карам. Но кое-где удалось «зацепить» противника на открытой местности, принуждая его бежать к горам. Этого и ожидали расчеты систем залпового огня: пути вероятного отхода душманов ими были пристреляны. Как только их разрозненные группы пытались перемахнуть открытое поле перед горным хребтом с отметками высот выше двух тысяч метров, они открывали огонь от которого горели камни и скалы. Противник нес ощутимые потери, оценить которые пока не удавалось, но то, что он был уже сломлен, не способен к атакам - это было очевидно. Тем не менее, «духи» старались сохранить свой потенциал, вывести его из-под огня: они маневрировали, меняли позиции, но не для новых атак, а чтобы выйти из-под удара наступавшего по фронту десанта.
Хитрость перевоплощения «духов» в «мирное» население также не получилась. На этот шаг они были мастера, но по рекомендации оперативно-мобильной группы ХАД, работавшей в составе рейдовой группировки, десантники хватали всех подозрительных мужчин, способных носить оружие и сгоняли их на окруженное дувалами поле. Представители службы безопасности Афганистана (ХАД), включившись в работу, установливали личности задержанных, допрашивали их, проверяли данные по документальной базе. Местной госбезопасности помогали активисты, осведомители, находившиеся вместе с ними с закрытыми лицами.
Невдалеке складировалось захваченное в боях оружие. Его было много: от АК китайского производства – до шведских безоткатных орудий, советских ручных гранатометов и пулеметов. Здесь же собиралось огромное количество боеприпасов различных калибров, мин, выстрелов, стартовых зарядов, они паковалось в ящики от реактивных снарядов службой ракетно-артиллерийского вооружения. Захваченные трофеи впечатляли.
Врагу был нанесен урон в живой силе, вооружении, морально-психологическом плане, что значительно ослабило его боевой потенциал. Думалось, что душманы не скоро придут в себя от поражения, чтобы вновь организовать сопротивление на транспортной магистрали Кабул – Баграм. Дорога до Баграмского поворота, Чарикара на несколько месяцев должна быть спокойным участком магистрали Кабул – Хайратон. Но мы понесли безвозвратные потери, много было раненых, травмированных солдат, офицеров. Войны без потерь не бывает, они прогнозируются, просчитываются, но боевые действия зачастую перечеркивают плановые показатели и они идут отдельной строкой кровавых сценариев.
Противник был вытеснен из жилого массива Исталиф, рассеян, уничтожена его базовая основа. Часть вооруженного формирования просочилась в горы, где зализывала раны, охраняла население, покинувшего жилую зону в канун операции. Советские войска совместно с подразделениями правительственной армии планомерно «зачищали» кишлаки и зеленые массивы от недобитых душманских бойцов. Кое-где противник оставался в убежищах и укрытиях, его группы внезапно появлялись, обстреливали, но это была агония тяжело раненого зверя. От жилища к жилищу десантники осматривали жилой сектор, ямы, ниши, погреба, где прятались недобитые "духи", забрасывали их гранатами, выкуривали дымами. Работа была опасной, кропотливой, противник, отступая, выставил на растяжки гранаты, поставил мины. Бойцы очень осторожно продвигались вперед, чтобы не попасть на минно-взрывные ловушки. Вначале бросали гранату и только потом врывались в помещение для досмотра, изъятия оружия и боеприпасов.
Кое-где велась работа с населением, которому через активистов объяснялось, что мы воюем только с вооруженными душманами, нападавшими на «шурави» и правительственные войска. Мирным дехканам не следует бояться русских, мы готовы им помогать и сотрудничать в налаживании новой жизни. Проводились встречи со старейшинами. Зная их влияние на дехкан, им объясняли политику Советского Союза в отношении Афганистана, цели и задачи, которые стояли перед «шурави». Отчасти эта работа имела локальный успех: находились сторонники нашей политики, помогавшие нам разведывательной и другой информацией, которая, кстати, десятки раз перепроверялась другими источниками. По большому-то счету это была бесполезная работа: кругом еще валялись неубранные труппы их родственников, погибших в последних боях с «шурави», разбитые авиацией и артиллерией кишлаки… Какая уж там агитация и пропаганда за светлую жизнь?
Операция в кишлачной зоне Исталиф подходила к своему завершению. Войска выходили на исходные рубежи, приводили себя в порядок, обслуживали боевую технику, готовя ее к маршу на место постоянной дислокации. Проверялся личный состав, оружие, боеприпасы, уточнялись задачи. Расстояние до Кабула составляло не более пятидесяти километров, которое смешанная колонна преодолевала за два с половиной-три часа. До конца операции разведку дивизии больше не трогали, мы прикрывали КП дивизии от возможного нападения душманов и находились, как всегда, в резерве командира дивизии. Обошлось. У нас было время проверить стоявшую на позициях технику, помыться, побриться. Доложив подполковнику Скрынникову о готовности к началу движения, мы сидели в ожидании команды.
Командный пункт дивизии свернулся, комендантская рота закончила погрузку штабного имущества, ПХД. Команда на марш могла поступить с минуты на минуту.
– Баравков, готовы?
– Так точно, товарищ лейтенант.
– Скоро домой, доедайте пайки, ужинать будем горячим.
– Понял, «дохрустим».
Около полудня в эфир включился Михаил Федорович:
– «03», приготовиться к движению.
– «03» готов.
По своей радиосети я передал:
– «12» и «13», приготовиться.
После доклада командиров отделений о начале движения, я залез на излюбленное место – башню наводчика-оператора и приступил к вытягиванию БМД в общую колонну оперативной группы. К вечеру рейдовая группировка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии благополучно прибыла на базу.
– Иван Геннадьевич, 3-й разведывательный взвод в полном составе с выполнения боевой задачи прибыл. Потерь не имею - только трофеи, – доложил я о прибытии Комару.
Дружно засмеялись с Иваном, обнявшись, хлопали друг друга по спинам. Взвод в подразделении уже ожидали: раскаленная жаром баня, сменное белье, горячий ужин, а главное – встреча с боевыми друзьями, объятья, разговоры, письма с Родины. Вот так закончилась очередная задача для разведчиков 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Боевая работа продолжалась.
ГЛАВА 57
Близилась осень. Ночи заметно становились прохладней, разница температуры дневной от ночной была довольно значительной. Днем жарило солнце, знойный ветер, поднимая тучи пыли, бросал их на базовый лагерь. Ею забивались палатки, кровати, места приема пищи. Обожженные солнцем лица бойцов также «шлифовались» пылью, образуя на них болезненную коросту. С наступлением темноты становилось холодно, разведчики надевали десантные куртки, чтобы не простыть в учебно-боевой деятельности. Но ритм боевой работы не менялся: шли плановые занятия по разведывательной, огневой подготовке. Занятия сменялись выходами на разведывательные действий в зону ответственности. Она была под нашим контролем: мы знали обстановку в ней, отслеживая ее изменение.
Ряд операций, проведенных в центральных провинциях страны, несколько стабилизировал положение. К ноябрю 1980 года советским войскам удалось взять под контроль прилегавшие к Кабулу районы. В декабре ограниченный контингент закрепил успехи проведением операции под кодовым названием «Удар». В центральных провинциях удалось установить управляемую правительством власть. 40-я армия наращивала усилия по контролю регионов, освобожденных от вооруженных сил оппозиции.
Противник проводил перегруппировку сил, вместе с тем, планируя боевые операции против наших и правительственных войск. Впереди была зима. Исламские комитеты работали с учетом наступавших холодов, часть своих отрядов они высвободили из режима ведения боевых операций и отправили их на зимовку в Пакистан. В последнее время войсковая разведка отмечала, что боевые отряды Ахмад Шах-Масуда выходили из насиженного ими Панджшерского ущелья в долину центра провинции Каписа – Махмудраки. Несколько позднее было отмечено появление сил «панджшерского льва» по линии Гульбахар – Махмудраки – Ниджраб. То есть, Ахмад Шах наращивал усилия с охватом большого территориального образования, в котором традиционно проживало сельское население, поддержавшее политику опозиционных правительству партий.
345-й гвардейский отдельный парашютно-десантный полк вел кровопролитные бои в провинции Каписа, пытаясь сдерживать агрессивные атаки с Панджшера. Противник явно стремился восполнить вакуум, образовавшийся после его разгрома в кишлачной зоне Исталиф, делая новые попытки оседлать дорогу Кабул – Баграм, чтобы вернуть былое влияние. Между тем политическая обстановка в лагере оппозиции сложилась таким образом, что политические силы так и не достигли договоренностей о разделе зон влияния. Но лидеры политических движений не мешали Ахмад Шах-Масуду проводить независимую политику в борьбе с советскими войсками. Формально он подчинялся председателю партии «Исламское общество Афганистана» Раббани, но лидеры политической оппозиции: Гульбеддин Хекматиар, Абдул Саяф, Гилани считались с мощью вооруженных формирований полевого командира. Находясь в стороне от политических дрязг, Ахмад Шах сохранил силы, авторитет, желание противодействовать советскому военному присутствию в Афганистане. Его влияние в стране и за рубежом день ото дня укреплялось.
Это был период, когда возобновились столкновения между боевыми отрядами разных политических толков. В основном они происходили между сторонниками Гульбуддина Хекматиара («Исламская партия Афганистана») и Раббани («Исламское общество Афганистана»). Каждый из них вступал в борьбу друг с другом за утверждение личного влияния, но Ахмад Шаха интересовали его героиновые плантации в долине реки Панджшер, которые он стремился сохранить любым путем. Он просчитывал действия советских войск, получая разведывательную информацию из источников высшей политической и военной верхушки Афганистана. Понимая, что после успешных операций проведенных советскими войсками в провинциях Парван, Лагман и Логар, очередь дойдет до его вотчины, он активизировал деятельность в провинции Каписа. Центр регионального образования Махмудраки, уезд Ниджраб становятся зоной боевых действий 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.
80-я отдельная разведывательная рота продолжала проводить разведывательные и поисковые мероприятия в зоне ответственности. Собранная в единый кулак, рота самостоятельно решала боевые задачи, мы их выполняли повзводно на боевых машинах и в пешем порядке, вылетали на вертолетах по маршрутам движения караванов с целью проведения досмотровых мероприятий. Динамика событий не позволяла расслабиться в ритме проводимых заданий, они, как всегда были неожиданными и незапланированными. Иногда приходилось сходу вникать в обстановку и действовать быстро, решительно, без промедления. В один из таких дней в палатку вбежал, прибывший из штаба дивизии Комар:
– Валера, вперед. Работаешь по данным агентурной разведки: один из кишлаков захвачен противоборствующими отрядами, кишлак горит, много погибших дехкан, взлет на вертолетах через двадцать минут. Экипажи дежурных звеньев «восьмерок» и «двадцать четвертых» готовятся к вылету.
На ходу схватив снаряжение, автомат, "разгрузку" с магазинами, ракетами и ножом, я крикнул заместителю:
– Баравков, тревога. Построение через три минуты.
Гена, не успев высунуть нос из палатки, снова в нее нырнул .
– Взвод, через три минуты возле палатки!
Натренированные к тревогам разведчики выскочили с оружием, боеприпасами и снаряжением. На линейке перед палатками экипировались, проверив подгонку рюкзаков, дымов, гранат.
– Командиры, воду не забыть.
Снаряжение разведчиков находилось в постоянной готовности к действию, его только по команде схватить и построиться для получения очередного задания.
– Какие подробности, Иван?
– Идем в палатку.
Открыв мой любимый масштаб – «пятидесятку», я приготовился слушать:
– Известно немногое, Валер: кишлак уезда Калакан (Иван показал на карте) следовал нейтральной политике. В нем находились «духи», видимо, местного ополчения. Из соседнего кишлака – смотри – южнее вершины Асхаран с отметкой 2024 над уровнем моря, на берегу реки Дандар…
– Вижу, понял, Иван! Дальше!
– На них напали другие «духи», гораздо больше по численности первых, – продолжал Комар. – В итоге жгут кишлак, убивают жителей. Комдив приказал помочь населению, которое, что называется, попало под раздачу боевиков. Бери с собой для связи с вертолетами «809», людей раздели по «восьмеркам» на две подгруппы, «двадцать четвертые» прикроют с воздуха. Им задача поставлена.
– Понял, Иван, бегу.
– Машина у ПХД - до стоянки подброшу, Валер.
Вместе с Комаром мы выбежали из палатки, Иван – к машине, я к стоявшей в шеренгу группе.
– Смирно!
– Вольно, Гена! Слушай боевую задачу: вылетаем двумя подгруппами: первая – 2 и 3 отделение – со мной. Вторая – 1 отделение – с Баравковым. Душманским отрядом захвачен кишлак, судя по всему, небольшой. «Двадцать четвертые» отработают по нему "нурсами", обеспечат нашу посадку. Садимся и сходу в кишлак. Я посмотрел на сосредоточенных и собранных парней.
– Баравков, работаешь на расстоянии зрительной связи – не более. После десантирования находиться в эфире. Вопросы?
– Никак нет!
– В машину! Санинструктор, бинты, промедол?
– На месте, товарищ лейтенант.
– Валер, быстрей, – торопил из кабины Иван.
– Вперед, на месте разберемся.
Запрыгнув в кузов машины, мы поехали к вертолетной стоянке. От «вертушек» отъезжал заправщик – вовремя. Прибыв на стоянку вертолетов, мы разместились по расчету, отработанному в предыдущих операциях. Иван, махнув рукой, исчез в поднятой винтами пыли.
Одновременно двумя парами: Ми-8 и Ми-24 вырулили на взлетку. Контрольный подъем, спуск на бетонку, разбег и взлет. Разноцветные кварталы пригородов Кабула поплыли за бортом вертолета. Открыв карту (это не специальное задание по разведке и карта была со мной), изучил кишлак, местность в округе. Направление полета - северо-восток, в район Дехсабзи-Хаз, это километров 40 от Кабула.
«Надо, – думаю, – уточнить взаимодействие с командиром». Подошел к кабине пилотов.
– Сколько заходов сделают «двадцать четвертые»?
Командир звена «выкинул» два пальца. Понял. Значит, мы в это время пройдем по кругу, оценим ситуацию с воздуха и у меня будет возможность прикинуть наиболее разумный вариант решения задачи.
Командир оглянулся ко мне и кивком показал на иллюминатор, где справа по борту мелькали горы, слева – виноградники и просматривалась трасса в Баграм. Через блистер я увидел несколько очагов дыма, поднимавшихся над одним из кишлаков. Похоже, что наш. Местность, в целом, была открытой и просматривалась на расстоянии, что создавало невозможность скрытого выхода «духов» к объекту задания. Да и прикрывавшим нас с воздуха экипажам, было легче контролировать внезапные подходы «духов» из глубины ущелья.
«Двадцать четвертые» выходили на боевой курс, командир «восьмерок» внимательно смотрел на землю, выбирая площадку приземления «вертушек» с десантом на борту. Потом повернулся ко мне и крикнул:
– «Двадцать четвертые» цели не видят .
"Хорошо, - кивнул ему, – понял".
– Садимся!
И бросился в салон к разведчикам:
– Всем внимание! Работаем, как всегда: десантирование, позиция прикрытия вертолетов и по сигналу – бросок. Вопросы?
– Пленных берем, товарищ лейтенант?
– Ценных, Володя, только ценных!
– Понял!
Прижавшись к земле, «восьмерки» крались к площадке приземления, поднимая за собой пылевую завесу, маскирующую борта. Едва шасси коснулось террасы, мы вылетели наружу и заняли позицию к бою, чтобы, в случае воздействия «духов», прикрыть вертолеты при наборе высоты и оглядеться на местности, врасти в обстановку: что? Где? И почем? Оба звена вертолетов вышли на круг и будут сверху контролировать, а в случае необходимости – поддерживать нас огнем при втягивании в кишлак.
Оценивая обстановку на расстоянии зрительной связи, я зафиксировал свое положение на местности и подгруппы Баравкова, откуда мы входили в задание. Поднятой вверх рукой Геннадий просигналил: «Все нормально, готовы войти в населенный пункт». Ну, что ж, я уже оценил местность с учетом населенного пункта, где предстояла, как я понимал, непростая работа. Кишлак был небольшим, компактным, с точки зрения расположения, он удобно прижался к западному склону огромной вершины, прикрывшей его от холодных северных ветров. Рядом с ним на юго-восток протекала речонка, обеспечивая жителей водой – источником, дающим жизнь многим плантациям спеющего винограда. Где-то больше или меньше по занимаемым ими площадям, они раскинулись в хорошо отлаженной дехканами системе орошения. Жителей кишлака нельзя было отнести к обездоленному средневековьем сословию, пухнувшего от голода, революций и переворотов в эшелонах власти. По-хозяйски основательно вокруг кишлака возделывались зерновые культуры, взращивались фруктовые сады, о чем наглядно свидетельствовали рощи апельсиновых и абрикосовых деревьев. В нескольких километрах от него раскинулись населенные пункты Калакан, Мирбочакот, на рынки которых, вероятно, населением свозились и реализовывались излишки выращенной продукции. Так, что же это за кишлак, в котором с одной стороны – достаток, с другой – развернулись нешуточные страсти, послужившие кровопролитию среди местного населения?
Если бы не очаги пожарищ, доносившие смрадный запах, можно было подумать, что это один из цветущих оазисов, где дехкане выполняют решения правительства о налаживании светлой жизни. Тишина меня не обманывала, я ее остерегался пуще всего и, всматриваясь в окраину кишлака, все думал, что же это такое может гореть и так безобразно пахнуть? Разбираться было некогда и я просигналил: «Вперед».
– «11», не отставать, не теряться из виду.
– «11» понял, – доложил Баравков.
Его разведчики, развернувшись цепью, короткими, но быстрыми, как выстрел, перебежками сокращали расстояние до дувалов. Достигнув кишлака, они "зацепились" за первый проулок, по которому можно было двигаться дальше. Свою подгурппу я подтянул ближе к пожарищу, чтобы встретиться с местным населением и через него вникнуть в суть происходивших в кишлаке событий. Запах гари и смрада усилился. Двигались вдоль глиняных стенок, образующих улицу. Стоп. Так дальше было нельзя – я не видел и не контролировал разведчиков Баравкова.
– «11», выходи на меня.
– Есть.
Минут через пять Гена с ребятами был уже рядом со мной. Сержанатам уточнил задачу:
– Баравков, следуешь по правому дувалу, Азарнов – по левому, прикрываете друг друга до выхода к центральной площадке. Нищенко – тыл. Ну?
– Без вопросов, товарищ лейтенант.
– Вперед!
Прошли не более тридцати метров, как увидели, шедшего нам навстречу, пожилого афганца в самой, что ни на есть затрапезной одежде: грязной, порваной. Падая, поднимаясь, он брел по улочке, на которую мы только что вышли. Он был ранен, в крови – это я понял по характерным разводам на свободной одежде.
– Дрищ! (Стой!) – Скомандовал ему Баравков.
– Гена, быстренько опроси старика! Что у них происходит? Где душманы? И постарайся понять обстановку!
– Понял, товарищ лейтенант!
Баравков заговорил с дехканином. Несмотря на ранения, белобородый оказался разговорчивым. Что-то весомо и пространно объясняя заместителю, он активно подкреплял слова жестикуляцией восточного человека.
– Стоп, Гена! Стоп! Мы его не переслушаем! Только суть!
У нас не было времени на детальный опрос местного жителя, который бы пролил свет на происходившие в кишлаке события, чтобы мы могли каким-то образом на них реагировать и поучаствовать в укреплении народной власти. Пока я нашего участия в делах горевшего кишлака не видел, как не видел и душманов, которых необходимо было призвать к ответу. По поставленной мне задаче выходило, что здесь, в кишлаке, произошли непонятные для командования события, в которых мне предстояло разобраться и принять соответствующие меры.
– Нищенко, обрати внимание на кладбище при входе в ущелье! Там ничего не наблюдаешь?
– Нет, товарищ лейтенант – в порядке.
– Хорошо! Держи на контроле!
– Есть.
Было не ясно все, что происходило в населенном пункте и послужило поводом для атаки одних «духов» – других… Получается – тоже «духов». В данном случае я был просто статистом, фиксируя виденные мною в реальном времени факты, которые пока не подлежали системному или сравнительному анализу. «Ну, дела, твою мать!» – бурчал я себе под нос, пытаясь понять, в каком направлении мне двигаться дальше, чтобы выполнить задание и не оказаться подвергнутым «духовской» атаке. Ситуация мне все больше и больше не нравилась.
– Товарищ лейтенант, – пришел в себя Баравков, – у них тут такие дела… Человек пятнадцать вооруженных мужчин охраняли кишлак от посторонних, никому не мешали, работали…
– А кто они? За кого?
Баравков спросил дехканина, тот в недоумении ответил.
– Да, ни за кого они, товарищ лейтенант…
– То есть, как это ни за кого? Ты у него спросил про власть ?
– Спросил!
– Ну, и?..
– Они, как я понял его, сами за себя.
Я уставился на Баравкова, пучившего в растерянности глаза.
– Это что получается? Они сами – «духи»? Ты меня, Гена, до истерики доведешь!
– Никак нет, товарищ лейтенант! У них такая «петрушка» получается: несколько часов назад на них напали люди из другого кишлака, который находится дальше – в ущелье. Вон видите?
– За развалинами, что ли?
– Так точно!
– Ну!
– Они убили детей, жителей и вернулись к себе.
– Зачем убили, Гена? Спроси, в чем здесь причина? – Оживился я, понимая, что в этом уже что-то есть, чтобы понять суть событий, происшедших в кишлаке.
Разговор на выяснение обстоятельств нападения жителей соседнего кишлака занял не более минуты.
– Ну, Гена! – Торопил я заместителя.
– Значит, так, т-т-товарищ лейтенант, – заикаясь, объяснил Баравков, – у них здесь школа, в которой учились дети, учительница… Он хочет нам показать.
– Потом, скажи ему, Гена, потом! Дальше-то что?
– Он настаивает, товарищ лейтенант!
– На чем?
– Говорит, что надо показать.
– Ну, это «вощще» ни в какие рамки не лезет! Нам, что здесь, идти на эа экскурсию?
– Нет! Я, кажется, понимаю, в чем дело! Надо идти!
Втянуться в кишлак подальше, в принципе, было можно! Посмотреть, разобраться! «Горбатые» ходили над головами и об опасности не сигналили. "Пожалуй, рискну, но подстрахуюсь" - решил я и подозвал к себе Есаулкова.
– Николай, связь с «горбатыми»!
– Гарнитуру, товарищ лейтенант! – подал он мне наушники с тангентой «809» станции.
– «Воздух», я – «земля», прием!
– На приеме!
– Меня наблюдаешь?
– Отлично вижу!
– Хорошо! Я сейчас подтянусь к центру кишлака, посмотрю, что там творится. Присмотри за «бородатыми». Что-то не все мне здесь нравится.
– Я понял, если что – подстрахую! Сейчас «пройдусь» по крышам, посмотрю внимательней.
– Добро, работай, я пошел!
– Удачи, десантура!
– Спасибо, не плошай!
Взаимодействие с авиацией организовано, теперь бы не нарваться на «духов», которым, собственно, все равно кого «шинковать»: «шурави» ли, своих сорбозов…
– Гена, спроси старика: сколько было напавших на кишлак?
Гена задал вопрос, выслушав ответ, перевел:
– Около тридцати.
– Ну, что ж, вперед! Пусть ведет к школе.
– К школе надо, товарищ лейтенант, к школе! Мне, кажется, все дело в ней…
– Озадачил ты меня, Баравков! Ну, пошли!
Внешне аксакал не был похож на Сусанина: ранен, слабоват, но кто его знает? Война научила быть внимательным и осторожным в отношениях с местным населением, от которого можно было ожидать всего: от поддержки, улыбки – до удара ножом из-за угла. Но это был спонтанный случай, который управлялся мной в поставленной мне задаче.
Выдвигаясь за стариком, вышли на «пятачок», площадку, на которой, вероятно, по тем или иным причинам собирался народ. Судя по ее утоптанной поверхности, она служила для проведения массовых сборищ, впрочем, это были только мои предположения. Если оценить населенный пункт по карте, можно было сказать, что мы вышли к его центральной части, где находились значимые в жизни кишлака сооружения. Трудно определить – какие? Но они выделялись более фундаментальной формой и размерами по сравнению со строениями, которые находились на его окраине. Назвать их административными – не поворачивался язык, хотя в этом, наверное, что-то было… Они пылали огнем, издавая мрадный запах, который мы ощутили после десантирования с вертолетов.
Левее горевших строений находилось глиняное сооружение с входом с улицы, справа – дувал, за которым виднелся абрикосовый сад. Афганец жестом показал, что надо зайти внутрь помещения. Переглянувшись с Баравковым, мы достали гранаты. Старик отчаянно замахал руками. Ладно.
– Гена, Сокуров – за аксакалом, я прикрою. Вперед него не лезьте. Остальным – к бою и отслеживать обстановку. Нищенко!
– Я, товарищ лейтенант!
– Ущелье под контроль! И речонку – тоже!
– Понял!
Переступив порог, окунулись в прохладный сумрак помещения, имевшего специфический запах… После яркого света ослепли.
– Присесть! Наблюдаем!
– Дрищь, спинжирай! Дрищь! – Остановил старика Баравков.
– Осмотреться и привыкнуть к темноте.
Приглядевшись и немного освоившись, двинулись дальше. Старик был впереди, но ровно настолько, чтобы не терялся из вида. Подошли к внутренней двери следующего помещения.
– Стоп, Гена! Теперь за мной! Прикрой меня.
Чтобы не видел афганец, я ввернул в гранату запал и разогнул усики чеки. Парни двигались за мной в готовности полоснуть из автоматов, если бы в этом вдруг появилась необходимость.
Мы вошли в открытую аксакалом дверь и оказались в светлом просторном помещении, поэтому остолбенение наступило мгновенно. Я стоял, пытаясь осмыслить увиденное, в глазах потемнело от страшной догадки. Впрочем, какой догадки? Яви! Около пятнадцати девочек 11 – 13 лет лежали в ряд на залитом кровью глиняном полу. В лужах свернувшейся крови, образовавших студенистую массу, лежали отрубленные детские ручонки. Над тельцами худеньких афганских девочек вились тысячи мух, они ползали по их лицам, посиневшим губам, танцуя танец смерти казненным зверским способом детям.
– Гена, спроси: их-то за что?
Баравков заговорил с афганцем, а я пошел вдоль вытянувшихся тел, пытаясь разобраться: все ли мертвы? Перевернутые столики, скамейки валялись у стен помещения, взрослая женщина лежала чуть дальше – ее грудь, живот были в крови. На темной одежде пулевые отверстия ... Наверное, она и есть учительница… Кровью было залито все помещение – ступить некуда, чтобы пройти по линии смерти и вникнуть в случившуюся здесь бойню.
– Ну, что он, Гена, говорит?
– Говорит, что ни с кем не воевали, всех мужчин еще несколько месяцев назад увели в горы. Приезжали люди из Кабула, рассказывали про новую власть, открыли школу, учительницу привезли, помогали мукой, продовольствием. Говорили – от «шурави». Сегодня утром ворвались люди соседнего кишлака, убивали подряд.
– Детей, Гена, за что? Детей?
– За то, что в школу ходили.
– Так. Еще раз уточни, где этот кишлак, люди которого зверски расправились с детьми! Пусть покажет!
Мы вышли на улицу – слегка пошатывало. Гена говорил с афганцем, тот показывал что- то руками, объяснял. Впрочем, и без перевода было понятно: вон кишлак, километра три по ущелью.
Обе пары вертолетов, «нарезая» круги над нами, отслеживали обстановку в кишлаке и его окрестностях – было спокойно и ничто не вызывало тревоги. Ситуация была рабочей и теперь уже понятной, разрешившись страшным содержанием нечеловеческого отношения к жизням ни в чем не повинных детей – надо было принимать адекватные меры.
– Есаулков, авиацию.
– Есть, товарищ лейтенант.
Прижав наушник гарнитуры к уху, я связался командиром вертолетного звена:
– «Воздух», «Воздух», я «Земля», прием.
– Я «Воздух».
– Доложи на базу: вооруженный отряд соседнего населенного пункта разгромил и поджог кишлак. Ими убито много жителей, казнены малолетние дети. По данным местного жителя, каратели вернулись в свой кишлачок, его координаты… Прием.
Через некоторое время я выслушал ответ командира:
– «Земля», я «Воздух» получен приказ: акт возмездия.
– Вас понял, жду на площадке, подработаю дымом. «Двадцать четвертые», прием!
– На приеме.
– Задачу слышал?
– Да!
– Координаты цели… Работать на поражение, не кокетничать и не церемониться! Обеспечить посадку «восьмерок» для зачистки кишлака после его обработки. Как понял?
– Я понял! Работаю!
– Хорошо! Возьми под контроль подходы от Джойбара и Шораба.
– Принял! Поехали!
Командир звена боевых вертолетов, получив координаты душманского отряда, после проведенной им карательной акции, прикроет наш бросок на «восьмерках» к кишлаку, где проживали нелюди, и несколькими заходами распашет его «нурсами». После чего мы войдем в кишлак разведывательной группой и «доравняем» в нем все то, что нам оставят «вертушки». Экипажи находились со мной в одной радиосети, они слышали друг друга и меня в том числе, понимая замысел предстоящей атаки на душманский кишлак.
Через несколько минут мы подбежали к площадке. «Восьмерки», приземлившись на минуту за нами, подняли пыль в звенящем грохоте двигателей. Взлет. Я сразу к кабине пилотов.
– Командир, скомандуй «двадцать четвертым», чтобы по кишлаку поработали с удовольствием! В нем отряд вооруженных нелюдей.
– Я понял, – крикнул мне на ухо летчик.
Борттехник слегка отодвинулся, чтобы удобней общаться с ними.
– Как там?
– Горы человечьего мяса... Своих же детей растерзали.
Покачав головой, «бортач» проверил пулеметную ленту. Подлетали к душманской заразе.
– «Двадцать четвертые» работают в три захода, – наклонился ко мне командир.
– Понял! Посмотрим, где «приводниться».
Через блистер передней панорамы я видел цель: боевые вертолеты по ней уже сделали залп и уходили на следующий круг.
– Качественно, – оценил командир звена, наблюдая за работой «горбатых», – цель накрыта.
– Отлично! Выбираем площадку! Может, на дорогу – ближе к кишлаку?
Командир не согласился с предлагаемым местом посадки.
– Близкова-то, достанут.
– Пожалуй...
Развернувшись вокруг наблюдаемой цели, мы выбирали «пятачок» для приземления вертолетов и высадки группы.
– Пойдет? – Показал я вниз.
Оглядевшись, вертолетчик посмотрел – выбирать не приходилось.
– Садимся!
– Я пошел, командир, не теряй меня из виду.
Кивнув, летчик повел борт на посадку.
Боевые вертолеты, покончив с кишлаком, вышли над нами и прикрыли посадку «восьмерок». Сигнал: «Приготовиться!».
– Осторожней при десантировании!
Выскочив наружу в пыль, заняли позицию, отслеживая ближнюю к нам окраину кишлака. Вертолеты уходили в набор высоты с той же задачей – прикрытие с воздуха.
– Внимание всем! Все живое – цель! – Дал я установку группе! – Не терять друг друга из вида!
Поймав взгляд голубых сокуровских, сработал на упреждение:
– Пленных не брать!
Прикрывая друг друга, перебежками втянулись в кишлак. «Двадцать четвертые» ходили над нами, хищно высматривая цели. Мы же поразились результатами штурмовки авиацией: развороченные взрывом дувалы, мертвые тела, лежавших в немыслимых позах душманов. С оружием. «Буров» не было – автоматы. "Черт побери, «духи» день ото дня вооружаются лучше и лучше!" Перемешавшаяся с кровью пыль образовала вязкую массу, будоража миллионы синих ненасытных мух. Вокруг разрывов реактивных снарядов виднелись прилипшие к дувалам куски разорванной плоти, несколько «духовских» тел валялись в придорожных кустах. Вместе с ними лежала оторванная взрывом нога, которую трудно было идентифицировать на предмет принадлежности к телу. Видимо, «духи», двигаясь по узенькой улице, неожиданно для них самих попали под залп вертолетных снарядов.
– Нищенко, оружие и документы!
Выскочив к площадке жилого помещения, Архипов метнул гранату в отверстие дувала, темневшего возле деревянной двери. Взрыв. Забежали во внутренний дворик, из которого кто-то пытался бежать, но пуля оказалась быстрее, она остановила бородатого душмана с китайским АК наперевес. Ба, да у него же еще и с темно-зеленая «разгрузка» производства той же страны! "Ну, бля, «духи», сегодня удивляют. Вооружаются основательно!" Еще граната. После резкого хлопка – рывком в помещение, где из автоматов обработали комнату напротив. Короткие очереди с улицы, прижали к стене.
– Наружу, уходим по дувалам.
Есаулков ногой ударил ворота. Связка: Сокуров – Архипов нырнула в узкую щель открывшейся двери. Выстрелы. Наспех перевязанные «духи» лежали в полутемной нише. Раненые. Кто-то из своих же братьев-душманов подтянул их с улицы и спрятал в жилище. Ценных пленных среди них не оказалось…
– Баравков, следующий сектор!
– Есть.
Разведчики Геннадия ворвались в соседнее помещение.
– Азарнов – левая дверь! Внимательней!
Рукой Андрей обозначил: понял. Два отделения разведчиков работали по обеим сторонам узкого прохода, служившего улочкой. Впереди слышались выстрелы. Огрызнувшись огнем, несколько «духов» уходили в кишлачный бедлам... Прикрывшись стеночкой, мы рванули им наперерез и выскочили на не резких душманов. Несколькими очередями положили троих зазевавшихся "духов" – они уже точно не откроют огонь.
– Стоп, Баравков! Не рвись! Увлеклись!
– Да, они, товарищ лейтенант, как тараканы, вылезли из кустов.
– Стоять! Видел, что они контуженны и не в себе? Вертолетчики сработали здорово! Вперед не лезть!
– Понял, товарищ лейтенант! Можно перекурить?
– Кури. Пока разберемся!
«Духовское» зверье мелкими группами отходило по улице или валялось там, где их настигли залпы реактивных снарядов. Ослабнув от потери крови, «духи» пытались отстреливаться, но не смогли – лежали под солнцем в раскисшей от крови пыли. В принципе, нам оставалось только добивать полуобморочное рванье, не очень походившее на недавних боевиков.
Опять послышались автоматные очереди. На этот раз душманов не было видно, но зарываться в кишлачную глубинку нельзя – заплутаем и найдем себе приключений по самое "здрасти". По «сто сорок восьмой» радиостанции "подтянул" к себе командиров отделений:
– Баравков, Азарнов, ко мне.
Сейчас было не до позывных. Разведчики обоих отделений вышли из лабиринтов жилого сектора и вместе с Нищенко, собиравшим оружие «духов», выдвинулись ко мне.
– Игорь – тыл!
Привалившись к дувалу, сержант утвердительно кивнул – понял. Таская на себе трофейное оружие и боеприпасы, разведчики устали, но не оставлять же трофеи душманам? И фактическая отчетность по стволам – на лицо!
Невдалеке снова выстрелы.
– Я их вижу, товарищ лейтенант! Они в глиняном сарае, что в центре площадки, – крикнул мне Азарнов.
Осторожно выглянув из-за дувала, я зафиксировал выброс пороховых газов из стволов «духовских» автоматов. Но куда же они «молотили»? Выхлоп пламени был правее того места, где мы залегли.
– Есаулков, «809». «Воздух», я «Земля», меня контролируешь? – запросил я командира «вертушек».
– Не волнуйся, наблюдаю.
– Направление –70, дальше – 300, «духовский» огонь.
– Двухэтажная коробка?
– Что-то вроде этого…
– Ты к ней «прилип» – опасно работать.
– Хорошо, отойду.
– «Земля», будь внимателен, – вмешался командир "двадцать четвертых", – с северо-востока 400 метров – «духовская» группа до двадцати пяти «карандашей», у них огневой контакт с «твоими» «духами».
– Что же, по-твоему, происходит?
– Ничего не пойму.
– Может, активисты?
– Запрошу ЦБУ.
Через пару минут командир звена сообщил:
– «Земля», я «Воздух», в районе нет наших войск, правительственных и активистов тоже. Похоже – «духовская» «разборка». Получил «добро» на работу по обеим группам.
– Принял, отхожу.
Вертолетные пары рванулись в атаку. «Восьмерки» выбрали целью «моих» «духов», а «двадцать четвертые» отработали левее и дальше. Мне не были видны разрывы реактивных снарядов, но по звуку взрывов – не так уж и далеко.
– «Воздух», я «Земля», наблюдаю: «мои» «духи» накрыты, остальных не вижу.
– Понял, еще заходик! На развод.
– Добро, после отработки иду на цель, контролируй меня.
– Давай, если что – сваливай в сторону, отработаю пушкой.
– Понял! Меня точно наблюдаешь?
– Нормально. С «духами» не спутаю.
– Ну и юмор у тебя.
– Это я так – в горячке, не боись, прикроем!
– Как «двадцать четвертые» сработали?
– В порядке, движения не вижу, – завершил диалог командир «двадцать четвертых».
А «восьмерки» вышли на боевой. Черные стрелы дыма обозначили залп реактивных снарядов – вверх полетели куски глины, деревянных перекрытий. Клубы пыли и дыма поднялись над садом.
– «Воздух», сработал «отлично»! Выхожу на объект.
– Работай, наблюдаю.
Пока не рассеялась пыль и «духи» были ошеломлены ударом авиации – вперед.
– Баравков, за дувал, выходи от строения с плоской крышей.
– Понял, вижу.
– Азарнов – с фронта. Прикроем.
Андрей кивнул, распределяя разведчиков для очередного броска.
– Нищенко, собирай оружие.
– Его много, товарищ лейтенант.
– Собирай, Игорь, собирай и тылы не упускай.
Отделение Баравкова вышло на рубеж атаки сооружения, где находились «духи». Обоим сержантам скомандовал:
– Вперед.
Группа Нищенко прикрыла выход отделений Баравкова и Азарнова к объекту. Воспользовавшись минутным затишьем, разведчики скрылись за дувалами. Наступила наша очередь сблизиться с целью атаки – вышедшие вперед парни, поддержат огнем. Двое разведчиков наблюдали за тылом, чтобы не упустить приближения к нам разрозненных групп противника. Укрывшись стенкой сооружения, я лежал с Есаулковым и оценивал обстановку в секторе сближения с «духами». Автоматные очереди постегивали процесс размышления – надо было что-то предпринимать.
Отделение Нищенко, загруженное трофейным оружием, несло основную тяжесть в этой части операции: оно работало на поражение приходившего в себя противника и таскало на себе оружие, захваченное у "духов".
– Стоп, Игорь, дальше не лезь, остаешься здесь со своим арсеналом. Со мной будут Есаулков, Гапоненко и Архипов – с остальными контролируешь тыл и подходы к объекту.
– Понял, товарищ лейтенант.
– Будь внимательней, метров триста восточней какая-то "левая", не местная «духовская» группа. Могут подойти и вступиться с нами в перестрелку. Нам бы этого нам еще не хватало! Одним словом – работай! Мы пошли.
Вчетвером налегке переместились внутрь помещения.
– «11», работаем внизу, как понял?
– Понял, подчистили верхний ярус.
Не успел убрать гарнитуру, как длинная очередь прочертила след на стенке выше наших голов. Залегли, пытаясь понять, откуда велся огонь. Впереди была площадка, деревянные клети и черные проемы окон, в которых просматривалась сухая трава – корм копытным животным. Оттуда по нам «рубанули» автоматной очередью. Гранатой не достать – далековато и неудобно бросать, да и стенку осколки не прошибут.
– «11», прием.
– Я «11».
– Обстановка, Гена?
– В порядке. Закончили верх, одного взяли.
– Понял. Слушай внимательно: внизу на «два часа» огневая точка. Давай-ка сверху гранатами, но осторожней – верх простреливается.
– Сейчас выдвинусь, осмотрюсь.
Продолжая наблюдать за двориком, что находился перед нами, я слушал тишину, размышляя: сколько же там «духов»?
– Вышел, наблюдаю, – услышал я в эфире Баравкова.
– Двумя гранатами, Гена – огонь.
Сжавшись в комочек, приготовились к броску. Взрывы гранат у клетей раздались почти одновременно.
– Вперед!
На одном дыхании влетели внутрь подсобного помещения, где от запаха животных выступили слезы. Упав на левый бок с поворотом по оси, делаю несколько очередей перед собой, создавая таким образом пространство безопасности. Дальше я двигался на получетвереньках, прижимаясь к шершавой стене, вдоль которой уползало тело в рваном халате. Рывком к нему! Ударом ноги опрокинул карателя на спину и, подпрыгнув вверх, приземлился на его щуплую грудь каблуками ботинок. Оглянувшись назад, успокоился: парни обыскивали тела душманов, изымая содержимое их внутренних карманов. Тут же валялся классический «бур-303», автоматы 7, 62 мм и разный хлам, который относился к предметам повседневной необходимости «духов».
– Этого с собой, – указал я на вырубленного душмана.
Подоспевший к нам Баравков ловко упаковал его чалмой, затянув петлей удавкой шею бойца легких побед. Сгодится!
Свободным концом длинной чалмы подтянул связанные руки душмана к затылку. Хрипы, кровь изо рта был хорошим признаком того, чтобы отнести его к «ценным» «духам» и притащить с собой на базу.
– Уходим к Нищенко.
Подхватив «душка» за чалму, потащили его к выходу.
– «11», прикрой отход до площадки. Уходишь последним.
– «11» принял.
– «12», прием.
– Я «12».
– Сообразуешь движение группы. Будь внимателен!
– Принял!
Нищенко распределил трофейное оружие между разведчиками, его осталось только вынести к вертолетам. Уходим.
Перебежками бежали вдоль дувалов в обратном направлении. Где-то рядом были душманы, по которым сработали боевые Ми-24. Рассеялись и ушли?
– Есаулков, гарнитуру. «Воздух», я «Земля», работу закончил, выхожу на площадку.
– Вижу тебя, понял.
«Вертушки» ходили по кругу, высматривая противника в глиняных завалах. Мало, что осталось от кишлака, приютившего зверье. И поделом! Уважаете силу? – Вы ее получили.
Отделение Азарнова обеспечило нам выход к площадке, Баравков прикроет тыл. С ним пленный «душок» – пригодится, вникнем в суть «духовских» разборок. Чего они там не поделили?
Кишлак закончился – площадка. «Восьмерки» заходили на «пятачок» со стороны раскаленного солнца. Пыль. Посадка. Быстренько загрузили оружие – нормально! Все на месте! Вперед! Вертолет поплыл над землей. Мы возвращались на базу.
ГЛАВА 58
Перелет с возвращением на базу занял не более двадцати минут. Вот и задыхавшийся смогом Кабул. Командованию дивизии уже было доложено по радио о нашем подходе к аэродрому. Нас встречали Михаил Федорович и командир роты Комар, возможно, подойдет кто-то из заместителей командира дивизии. За это я не переживал, но видок у нас был еще тот! Грязевые подтеки на лицах, промокшие потом «хэбешки» с солевыми разводами под мышками, наверное, делали нас похожими на чертей. Вывалившись на бетонку из подруливших на стоянку «вертушек», я кивнул разведчикам:
– Становись!
И пошел навстречу начальнику разведки:
– Товарищ гвардии подполковник, разведывательная группа боевую задачу выполнила. Потерь не имеем! Командир группы гвардии лейтенант Марченко.
Всматриваясь в лица ребят, многие из которых были в липкой крови, к счастью – чужой, «духовской», Скрынников покачал головой.
– Ну, как, Валера?
– Нормально, товарищ подполковник, но человечьего мяса… Вот зверье, – показал я ему на пленных! Детям руки отрубили…
Подошли к захваченным "духам". Подвернулись под руку? Прихватили! Хотя я этой задачи не ставил – эмоции перехлестывали через край. «Мой» с переломанной грудью лежал на палатке и, похоже, отходил, а ведь я его сознательно там не добил! Пусть до конца носит свою боль и помнит о загубленных им детях! Месть? А как же? Кесарю – кесарево! Хотя, о чем я говорю? Способны ли звери к сопереживанию?
– Давай своего, Баравков!
Геннадий пихнул в загривок раненого в лицо душмана, снял с его шеи удавку, но руки оставил стянутыми сзади чалмой. Залитая кровью голова была изуродована: вместо левого глаза – сплошное месиво с вынесенной пулей частью височной кости черепа. Взяв его за шиворот, я наклонил затылком вниз, чтобы осмотреть кровавую рану. К-а-артинка… Обалдеешь!
– Спроси его, Гена, зачем они убили детей? – Вмешался начальник разведки, чтобы прояснить ситуацию с кишлаком и доложить о ней командиру дивизии.
Баравков задал вопрос. Душман молчал. Стволом автомата я нанес ему колющий удар в лицо. Пленный упал на бетонку и судорожно засучил ногами. Начальник бросился ко мне:
– Отставить, Марченко!
– Есть, «отставить», товарищ подполковник!
И отошел подальше от греха. "Убью!" – Стучало в голове.
– Гена, повтори недоноску вопрос !
Склонившись над «духом», Баравков перевел. Пленный на удивление заговорил. Это ж совсем другое дело!
– О чем лопочет?
– Говорит, что дети пошли против воли Аллаха.
– О-о-о… Ясно! Это пустой разговор!
Я безнадежно махнул рукой и обратился к начальнику:
– Бесполезно, товарищ подполковник, пустая трата времени! Это нам ничего не даст!
– Похоже, что так. Пусть с ним ХАД разбирается, армия, – махнул рукой начальник, – мы свою задачу выполнили! Верно, Валера?
– Так точно!
– Распорядись: пленных и трофеи – в дивизию, людей привести в порядок и можно отдохнуть! Вопросы?
– Никак нет!
Михаил Федорович, пожав мне руку, пошел через медсанбат к штабу дивизии, где его ожидал с докладом генерал-майор Рябченко. Я уточнил у Комара порядок дальнейшей работы и спросил Баравкова:
– Все выгрузили с бортов?
– Так точно! С оружием разберусь.
– Стоп, Гена! Выложи, я сам!
– Понял!
Оружия было много! Его требовалось разрядить и выложить по системам видам, а представители ракетно-артиллерийского вооружения дивизии его забирут на склад. Нам было чем отчитаться перед дивизией за проведенную операцию!
Как всегда после пережитой опасности, приходила усталость, вялость и даже - депрессия. Волоча ноги за Комаром, я спросил Ивана:
– Может, сделаем баню?
– Ну, а что? Без проблем.
– Хотелось бы отвлечься, Вань, и выпить за вредность положенные граммы спирта! Как там у Высоцкого? – «Уколоться б и забыться и упасть на дно колодца».
– Организуем, Валер.
– Спасибо, Вань! Хотя вряд ли это поможет. Представляешь? Тоненькие ручонки лежат в рядочек с телами? Отрубали безобразным образом…
Иван успокаивающе хлопнул меня по спине.
– Пойдем, Валер, пора ехать, а с ними ещё разберемся!
Четверо разведчиков запрыгнули в машину, чтобы отконвоировать в штаб дивизии захваченных в операции «духов». Откинувшись на расшатанные борта ГАЗ-66, они прикурили «Приму» и тайком передавали ее по кругу, сплевывая на пол табачные крошки. Пленных «духов» кинули на днище кузова, покрытого листовым железом и с обеих сторон прижали ногами.
У меня от напряжения прошедшего боя разболелась голова, давило в висках, а перед глазами видением стояли растерзанные тела афганских детей. Яростные расправы душманов с советскими солдатами, офицерами – понятны, по шариату мы им враги! Но зачем же подвергать мучительной смерти детей-то только за то, что они бегали в школу? Последняя операция в кишлаке перевернула все мои представления о воинской этике противника, морали и нравственности ведения с ним боевых действий. Жестокий враг понимал только силу, запугивая нас диким отношением к попавшим к ним раненым солдатам и офицерам Советской Армии, телам погибших воинов, собственному населению, не вписавшегося в мораль исламского миропорядка.
«Впредь, – в который раз давал себе установку, – работаем на устрашение: пленных – ко мне, рубить на куски не будем, но рай они заслужат от русского оружия!». Я благодарил своих разведчиков, принявшим суровые правила афганской войны, за понимание таких ценностей ведения боевых действий, как справедливость, соблюдение этического отношения к пленным, погибшим, мирному населению. Именно – ценностей! Душманы бросали кровавый вызов цивилизации в принципе, осуществляя массовое уничтожение ни в чем неповинных детей, людей, не имевших ни малейшего отношения к вооруженному конфликту сторон. Произошло противостояние советского солдата новой, неизведанной доселе угрозе, которая позднее расползется по миру массовыми убийствами, террором мирного населения в решении различного рода задач, намерений. Станет инструментом достижения результатов в геополитическом, религиозном и любом другом противостоянии, где договорным процессам уже не останется места.
На следующий день стали известны некоторые подробности взаимоотношений душманских отрядов разных политических толков. Пленный дал показания, подтвердившие ранее полученные данные о том, что у противника было не все так просто: шла борьба за власть не только в политической сфере, но и в среде полевых командиров за регионы влияния. Да, они договаривались в отдельных эпизодах в борьбе с советскими и правительственными войсками, проводили совместные акции, но на временной основе – единства достигнуто не было. В нужный момент полевой командир мог увести свои отряды для проведения каких-то других мероприятий, не выполнив ранее достигнутых соглашений, перекинуться к более влиятельному командиру или исламскому комитету. Одним словом, обстановка в лагере наших противников была нервозной, нестабильной: с одной стороны душманы всех направлений несли большие потери, с другой – они не видели перспективы в вооруженной борьбе с советским военным присутствием. Именно в этот момент политическое руководство Советского Союза получило информацию о том, что в Пакистане полным ходом наладилась работа американских спецслужб по консолидации афганского сопротивления, о поставках ему вооружения, денежных средств. Не остался без внимания факт появления на афганской политической арене других мировых игроков, которые видели интерес в распространении своего влияния на Афганистан. Китай становится поставщиком в Афганистан оружия, в боевые отряды моджахедов посылает инструкторов. Оживился мусульманский мир, проявляя к Афганистану религиозный интерес. Поступала важная информация, подтверждавшая вмешательство ряда государств во внутренние дела Демократической Республики Афганистан.
Выше анализировалась ситуация размежевания политических партий в достижении целей по захвату власти. Появился удобный момент для активизации советского политического аппарата по внесению еще большего раскола в деятельность афганского политического сопротивления. Но прогнившая советская партийно-политическая структура не могла противостоять в афганском вопросе напористой политике американцев и их союзников. Американцы лихо перехватили инициативу по всем направлениям, сыграв в афганской кампании определяющую роль. Поставками оружия в Афганистан они довели наши безвозвратные потери до такого состояния, что зашатались внутренние устои советского государства. Народ, не понимавший роли ограниченного контингента советских войск в Афганистане, роптал за рамками кухонных разговоров. Понятие интернационального долга получило в обществе негативную окраску и дискредитировало суть его выполнения нашими солдатами. Как мне было не вспомнить отпуск, когда лучшие друзья спрашивали меня: зачем вы в Афганистане? Толкового ответа на этот вопрос не было не только у них, но и у меня, воина-интернационалиста. Что уж говорить о простом народе, тайно хоронившим погибших сыновей и мужей?!
Великую страну уже разваливал горбачевский приход к партийной власти, начавшийся с уродливого по форме и содержанию тезиса: «перестройка». Истинные цели скрывались под ничего не объяснявшими народу терминами «плюрализм», «консенсус». «Архитекторы» «перестроечных» явлений «раскачивали» общество априори непопулярными в нем компаниями: «ускорение», «борьба с пьянством». Это было началом краха великого государства. Затем последовала вырубка виноградников, выращиваемых многими поколениями людей, кстати, не только для производства вин. Чем еще можно вызвать было недовольство в общности людей под названием советский народ? Оголить прилавки магазинов, вбросив при этом в народ блудливое словечко, вычитанное в словарике – «плюрализм мнений» и смаковать его в толпе. И это еще не все! Под давлением мирового сообщества пойти на вывод советских войск из Афганистана и противопоставить недавних интернационалистов своему же народу, углубив в нем противоречия до готовности его идти на баррикады. Вскоре ими будут перегорожены улицы Москвы, они разделят народ на «своих» и «чужих» и прольется кровь молодых ни в чем не повинных людей…
А чиновничьих кабинетах, загнивающего уже не капитализма, а социализма «афганцам» будут говорить: «Мы вас в Афганистан не посылали…». Ну да, мы сами поехали туда по туристической путевке! Потом второй раз, а кто-то и в третий отправился с «удовольствием» участвовать в революционных преобразованиях афганского народа. «Из всего вышесказанного можно сделать только один вывод – Горбачев был изменником Родины», – вынес свой вердикт Валентин Варенников, заместитель Председателя Всероссийской организации «Боевое братство». И добавил: «Политика Горбачева во второй половине 80-х и начала 90-х годов в целом характеризуется как предательская».
Не могу не сказать об этом, потому что абсолютное большинство офицеров и прапорщиков, побывавшие в отпусках в Союзе, почувствовали к себе холодное отношение общества. У нас была война, прошедшая через души и сердца, в государстве – развал, политическая ситуация выходила к точке кипения. Партийно-политическая номенклатура, покрытая плесенью лет и бюрократизма, оказалась неспособной сохранить не только страну, но и найти разумные решения, чтобы ход афганской кампании направить по менее кровавому сценарию. Именно ей представлялся шанс размежевать афганское политическое сопротивление, сыграть на его противоречиях, столкнуть лбами на взаимных интересах, подкупа, привлечения к себе одних, консолидирования против других. Пусть бы они били друг друга! Оставшиеся в бы живых примкнули к нам – им просто было бы некуда деться! Нет, не получилось! Совершеннейшая неспособность политического аппарата, отвечавшего за Афганистан, к решению подобных дел, привела к еще большим неоправданным потерям среди личного состава ограниченного контингента. На фоне такой вот политической обстановки советские воины выполняли интернациональный долг.
Шел к завершению 1980 год. Наступившая осень была горячей в боевом отношении, тем не менее, были достигнуты серьезные военные успехи: наконец-то мы стали контролировать провинции, примыкавшие к Кабулу. Это чисто военная составляющая, в которой советские солдаты и офицеры, проявив мужество, героизм, отстояли в боях с моджахедами то, что должна была сделать правительственная армия Демократической Республики Афганистан.
Боевые действия продолжались на фоне организации в подразделениях учебного процесса. Кроме этого, штабом дивизии были спланированы мероприятия по сдаче итоговой проверки за летний период учебно-боевых занятий. Командованию необходимо было отчитаться перед вышестоящим руководством в том, что в условиях проведения военных операций, в войсках продолжалась боевая и политическая подготовка. Для выполнения данных требований, которые, безусловно, требовала обстановка, необходимы были мероприятия по созданию материально-технической базы. Конечно, для практических занятий на Ходжа-Раваше мы готовили мишени, на которых отрабатывали учебно-тренировочные упражнения по огневой подготовке, проводили комплексные занятия по тактике и разведывательной подготовке, но сделать материальную базу в требуемом объеме не представлялось возможным. Но учебный полигон располагал оборудованным стрельбищем, которое задействовалось нами, разведчиками, для выполнения стрельб из всех видов стрелкового и коллективного оружия, которое было у нас по штату. Позднее был введен в действие учебный танкодром с трассой в предгорье, где механики-водители тренировали навыки вождения боевых машин в горных условиях.
Эпизодически обозначаемый в дивизии учебный процесс был переведен в русло сдачи осенней проверки. Оперативный отдел штаба дивизии разработал план, по которому части и подразделения сдавали проверку по военным дисциплинам по принципу, отработанному в ВДВ в местах постоянной дислокации – в Союзе. Надо сказать, что политическая подготовка проводилась всегда, даже в рейдовых операциях мы, офицеры, не снижали её накала: говорили подчиненным о бдительности, интернациональном долге, что, собственно, было установкой политотдела соединения. Слово «бдительность» звучало везде, где политработники проводили занятия, семинары, комсомольские и партийные собрания.
Дивизионную разведку также привлекли к сдаче проверки. На стрельбище ее принимал подполковник Блесткин – человек с удовольствием «варившийся» в проверочных мероприятиях. Он жил проверками! Во время их проведения он буквально расцветал. Они были для него необходимым атрибутом в службе и жизни. В особенности огневая подготовка – лучшего бескомпромиссного специалиста в этой области не было во всех ВДВ. Тем не менее, огневую подготовку и вождение боевых машин мой взвод сдал на твердую хорошую оценку, политическую подготовку – на «отлично». Рота в целом сдала проверку на «хорошо».
В конце сентября приказом командующего Воздушно-десантными войсками мне было присвоено очередное воинское звание – старший лейтенант. Это же звание было присвоено заместителю командира роты Александру Ленцову (все последующие звания Александр Ленцов будет получать досрочно). Мне же эта честь представится однажды: следующее воинское звание – капитан я получу через полтора года за успешную сдачу итоговой проверки, командуя разведывательной ротой 108-го гвардейского парашютно-десантного полка в Каунасе.
Октябрь – ноябрь 1980, как я уже говорил, выдались жаркими для ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Близилась зима, поэтому рейдовые операции требовалось завершить до наступления холодов. В принципе, крупных войсковых операций с привлечением большого количества сил и средств уже не проводилось, боевые действия носили частный характер и осуществлялись в отдельных районах Афганистана силами частей и дежурных средств. Противник после нанесенного ему поражения в летней кампании был разрознен, частично рассеян, приводил в порядок боевой потенциал. Зима не являлась удобным периодом времени, когда душманские отряды готовились к активным боевым действиям. Проблемы подготовки к холодному времени года, зимовка в базовых лагерях недоступной горной местности, теплая одежда, продовольствие, вода – были основными составляющими в обеспечении жизнедеятельности боевых отрядов сил сопротивления. Поэтому они частью сил перешли в кишлаки, откуда вели разведывательную деятельность, а частью оставались в горах, чтобы пережить холодное время года.
Нашей войсковой разведкой отмечалась активизация действий душманских отрядов в кишлачных зонах. Противник в кишлаках не сидел сложа руки, он привлекал дехкан для поставок продовольствия, оружия, боеприпасов в горы. Население, остававшееся в кишлаках, было основным поставщиком необходимых средств душманским формированиям. Небольшие отряды «духов» спускались с гор, забирая заранее подготовленное им продовольствие, имущество и уносили его на базы. Они налаживали агентурную сеть, источники информации, отрабатывали связь с горами. То есть, к наступавшей зиме душманы готовились основательно.
Выходы разведывательных групп для наблюдения за противником в зоне ответственности дивизии подтверждали активность душманов, организовавших связь сигнальными маячками в звене кишлаки – горы. Они давали основание считать, что противник не стремился к боевым столкновениям с советскими войсками, а проводил мероприятия подготовки к зиме. Штабом соединения была спланирована боевая операция силами разведки дивизии. Замысел состоял в следующем: разведывательная группа на боевых машинах должна была выдвинуться в район населенного Карези-Мир, что в 20 километрах севернее Кабула, скрытно спешиться на ходу и организовать засадные действия с нанесением противнику огневого поражения. Задачу по исполнению этого замысла было приказано осуществить силами моей разведывательной группы.
– Вот смотри, Валера, – Михаил Федорович Скрынников склонился над картой, показывая мне карандашом маршрут движения к месту засады, – по главной дороге проходит много техники. «Духи» привыкли к этому и не обратят внимания на замедление скорости при повороте направо, когда вы через десантные отделения спешитесь на ходу .
Начальник разведки, сосредоточившись, смотрел на меня.
– Улавливаешь смысл?
– Так точно.
– После машин в ночной прицел изучишь местность и только после этого выдвигаешься к месту засады – до него около трех километров.
«Расстояние небольшое – нормально, но местность закрытая», – подумал я про себя.
– На рельеф обратил внимание?
Михаил Федорович как будто подслушал меня.
– Техника не пройдет, товарищ подполковник.
– Что это значит? Это значит, что в серьезной драке, «броня» тебе не помощник.
– Войск, активистов поблизости нет?
– Нет!
– Какие активисты, – сморщился начальник. – Работаешь один.
– Ясно.
– За темное время ты должен сняться и уйти, чтобы не «засветиться». Иначе все насмарку. Отход по другому маршруту, «духи» постоянно в движении – можно нарваться.
– Понял, товарищ подполковник, берем «духовский» продотряд.
– Не ёрничай, Марченко, обстановка серьезная, противник понес потери, озверел до крайней степени – завтра зачитаю приказы командующего армии.
– Да, я так, к слову.
– Ладно, понимаю – устал. Соберись и отдохни. Начало движения в 18.00. Кстати, «привязка» по времени к началу сумерек.
– Есть, товарищ подполковник.
Собрав карту, кинул ее на кровать.
– Валер, – поднялся Ленцов, – старшина твоих накормил, дай команду Баравкову и ложись, отдохни.
Комар находился в отпуске и Александр, оставшись за командира роты, «разруливал» разведывательные мероприятия подразделения.
– Хорошо, Сань, пройдусь.
Вышел наружу. Солнце по-прежнему грело, но ледяным ветерком с Пагмана «продирало» насквозь. Вспомнилась прошлая зима в Кабуле: холодная, снежная. Что же будет в этом году? За лето мы подготовились, утеплили палатки, пожароопасные «Паларисы» заменили «капельницами» – стало экологически чище. Раньше, бывало, по утрам мы просыпались в саже и копоти, в горле першило от продуктов сгорания солярки, теперь же издержек таких не бывало.
– Баравков, подойди.
Гена подбежав, четко доложил о прибытии. Молодец: исполнителен, знает сержантскую науку. Школа Сафарова была налицо.
– Всем отдыхать, готовность по времени, пройдемся по задаче и вперед.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
– Проверь аккумуляторы к ночному прицелу.
– Есаулков проверил, доложил.
– Хорошо, отдыхай.
Повернув лицо под прохладу горного воздуха, я постоял, но пора, наверное, спать.
– Сань, – окликнул я Перепечина, – ты сегодня выходишь?
Александр поднялся с кровати.
– Выхожу, Валер. Посмотрю, что в Паймунаре – «духи-то» шевелятся, готовятся к зиме.
– А Серега Богатиков?
– Тоже обсуждает выход.
– Короче, все разбегаемся, некому Артемыча прикалывать.
– Соберемся завтра, попаримся.
– Николаю надо напомнить о бане.
– Ладно, давай спать, вернемся – решим. Пригласим «05» душу «напитком» облить.
– Обязательно.
Укрывшись курткой, я быстро уснул. Пришел в себя от громкого смеха.
– Артемыч, ты кому это пишешь?
Гришин, похоже, разыгрывал Родина.
– На «кудыкину» гору.
После сытного обеда Толик был в образе кота Матроскина – переваривал. Сейчас розыгрыш вряд ли получится: Анатолий Артемович был благодушен, спокоен, с удовольствием жмурился от процессов, происходивших в желудке. Клонило ко сну.
– Отдыхай, Артемыч, скоро уйду, кто тебя будет подкалывать?
Действительно, Володя Гришин ожидал приказ о назначении его заместителем командира 3-го парашютно-десантного батальона 350-го парашютно-десантного полка по политической части. Владимира Николаевича нам будет всем здорово не хватать. На его место планировался замполит роты из батальона связи по фамилии Захарик. Его никто не знал, говорят, спортивный парень, но заносчивый, амбициозный, задиристый. Посмотрим. После ухода Гришина любому праведнику будет сложно работать с личным составом. Нас важно было понять, другого отношения мы, разведчики, не приемлем.
С Володей мы прошли долгую службу в дивизионной разведке, стали друзьями, всегда были вместе, делились сухарем и последним бутербродом. Он в нашей среде пользовался непререкаемым авторитетом, его уважали солдаты, ценили за строгость и человечность.
«Нет, поспать не дадут, надо вставать, помыться, перекусить, а там и собираться пора».
– Коля, сала с лучком не осталось?
– Нельзя, – отрезал Николай.
– Почему?
– «Духи» за версту почувствуют.
Посмеялись, занимаясь подготовкой к выходу.
– Выдели по паре бутербродов, умрем.
Не выдержал Богатиков, включившись в беседу.
– Вставайте, ужин готов. Сало – тоже.
– Шутник ты, Коля, тебе только лейтенантов разыгрывать.
Встал я, нехотя, с кровати.
– Вас, дармоедов, разыграешь.
– Ну, уж на кусочек сала мы всегда заработаем, – возмутился Перепечин.
Сашка уже собирался, искал под кроватью носки.
– Привет разведчикам!
Леонид Злобин собственной персоной.
– Лех, ты как будто чувствуешь, что тебя вспоминают.
– Конечно! Хоть не матерным словом?
– Да нет, только ласковым.
– Тогда не обижусь.
Леха с улыбкой на восточном лице по-хозяйски устроился за столом – сама беззаботность.
– Леш, только по секрету: канистру обновил?
– Ха, а для чего я пришел?
– Наверное, уточнить про баню! Жихарев определил тебя дежурным по экипажу. Так?
– Точно.
– Тогда завтра к вечеру собираемся у нас и размочим, как это полагается… Идет?
– Без вопросов, ребята.
Ленька подошел ко мне. После 8 марта у нас с ним заладились особые отношения. В авиационной армии он стал легендарной личностью. Как же? С разведчиками дивизии в главный женский день сражался с душманами.
– Куда путь держим, Валер?
– Да прокатиться недалече, к утру вернусь.
– Мы завтра в Ташкент собрались, после обеда вернемся. Прихватим фруктов, что-нибудь еще к столу…
– Добро, Лень, ребятам привет.
– Чуть не забыл, разведчики: письма на стол, завтра брошу их в Ташкенте, быстрее придут к адресатам.
– У нас Родин пишет за всех, – не удержался Гришин, – Толик, сдавай.
Артемыч кинулся к тумбочке. Он часто писал письма родным, чем незлобно его донимали.
– Все?
Леха держал в руке стопку написанных нами писем.
– Не буду мешать, господа! Успехов в боевой и политической подготовке! До завтра.
– Оставайся поужинать, Леш!
– Перехватил, ребята, спасибо, бегу.
Борттехник Злобин «понес» пламенный привет разведчиков экипажу Жихарева. Завтра будет баня, бурная встреча с обсуждением не только женщин, но и многих злободневных вопросов. Из Ташкента ребята привезут новости, которые нам всегда интересны и мы готовы были их обсуждать вечерами.
После недолгого сна я привел себя в порядок холодной водичкой. Теперь можно было перекусить и собираться в поход. На линейке показался Зуев, старший механик-водитель.
– Зуев.
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Техника не подведет?
– Никак нет, в порядке.
– Давай так, поужинай и с механиками ко мне, порепетируем десантирование сходу.
– Понял, я мигом.
Стармех убежал, я зашел в палатку, где офицеры садились за стол.
– Где ты ходишь, Валер? Присаживайся.
Коля Андрейчук руководил «приемом» пищи.
– Ну, что, мужики, завтра попаримся? Ты как, Коля?
– Баню сделаем! С утра заверну «водовозку», форсунки обслужим.
Вот и ладненько, расслабимся, с экипажем обсудим новости недели.
В нашем коллективе всегда не хватало общения. Хроническая занятость не позволяла собираться вместе, чтобы обсудить служебные дела, боевые задачи, посидеть и поговорить за жизнь. Завтра намечалась встреча с экипажем Жихарева, который к вечеру вернется из Союза. Вот и пообщаемся
Но, кажется, пора! На линейке слышу команду Баравкова, значит, группа уже строится. Мне первому из офицеров убывать на задание, затем в ночь уходят Саша Перепечин и Сергей Богатиков. Я вышел наружу, где заместитель скомандовал построенной в шеренгу группе:
– Смирно! Равнение налево. Товарищ гвардии старший лейтенант, разведывательная группа к выполнению боевой задачи готова. Заместитель командира взвода старший сержант Баравков.
– Вольно, Гена.
– Вольно, – продублировал заместитель.
Постановка задачи не заняла много времени: я уточнил временные показатели, сигналы, после чего подытожил:
– Работаем на технике! Быть внимательней при десантировании. Дистанция, товарищи механики, 20 метров, не переехать кого-нибудь, если кто-то замешкался. Вы меня поняли?
– Так точно, – ответил Зуев.
– Командиры отделений, по сигналу «Приготовиться к десантированию» включаете станции! В эфир не лезть, работать только на прием.
– Товарищ старший лейтенант, начальник разведки, – подсказал мне Азарнов.
Повернувшись к тылам дивизии, я увидел подполковника Скрынников, шустро идущего к передней линейке подразделения.
– Группа, смирно! Товарищ гвардии подполковник, разведгруппа к выполнению задания готова. Командир группы старший лейтенант Марченко.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ гвардии полковник!
– Вольно. Готовы?
Михаил Федорович осмотрел экипировку разведчиков.
– Так точно!
– Сегодня отработаем на технике. Задача доведена, Марченко?
– Так точно!
– Ясно. Перекурить и по машинам, через десять минут начало движения.
– Вот еще что!
Я повернулся к разведчикам.
– Подогнать снаряжение, чтобы не цеплялось при десантировании. Разойдись!
– Идем в палатку, Валера, – позвал меня Скрынников, энергично зашагав к расположению.
Навстречу выскочил Ленцов, доложив начальнику об отсутствии происшествий. Михаил Федорович без лишних предисловий обозначил суть разговора:
– Товарищи офицеры, пришел приказ командующего войсками о назначении Комара Ивана Геннадьевича заместителем командира 3-го парашютно-десантного батальона 317-го полка…
Мы переглянулись от неожиданного для нас сообщения, спохватившись, захлопали в ладоши.
– В связи с этим назначением командиром 80-й отдельной разведывательной роты, – продолжил Михаил Федорович, – назначен старший лейтенант Ленцов Александр Иванович.
Аплодисменты продолжались – бурные, продолжительные.
– Заместителем командира разведывательной роты дивизии назначен гвардии старший лейтенант Марченко Валерий Григорьевич.
Не скажу, что были овации, но нас с Шурой офицеры поздравили искренне и по-товарищески. Дыхание перехватило от полной неожиданности сказанного. Еще не осознав случившееся нам сообщение, мы с Ленцовым жали друг другу руки, что-то говорили, благодарили друзей, начальника за поздравления.
– Вот и банька к месту, – удовлетворенно изрек старшина.
– Коля, не подведи!
Наши взгляды были направлены на уважаемого нами Николая Владимировича.
– Все будет в порядке, – без многословий сказал Андрейчук.
– Все-все, Марченко, вперед!
Михаил Федорович рванулся к выходу. Едва успевая, я бежал за ним в парк боевой техники, где разведчики уже заняли места в боевых машинах и были готовы к выполнению очередного задания.
ГЛАВА 59
Колонна из трех боевых машин следовала по дороге на Баграм к рубежу десантирования - не доезжая виноградников Баги-Арифхан два километра, с целью доставки моей разведывательной группы к месту проведения засадных действий. На маршруте движения держали режим полного радиомолчания. Прошли перевал Хайрхана, после него втянулись в степь Чамтала, на западе которой раскинулись горы с одноименным названием. Стемнело. По карте я отслеживал положение «ниточки» в контрольных точках, сличая ее с ориентирами на местности, чтобы не дай Бог ошибиться с рубежом десантирования. Многочисленные тропинки, разбегавшиеся от трассы к кишлакам, находившимся в предгорье, могли вести в заблуждение. Поэтому я контролировал положение головы колонны на местности по характерным гребням хребтов, обозначенных на карте, которые я сличал с реальным контуром гор, видимого мне из люка наводчика-оператора. Кишлачок Каладашт, расположенный южнее населенного пункта Карези-Мир, рассматривался командованием дивизии в качестве перевалочной базы, в которой аккумулировались материальные запасы душманского сопротивления с посдедующей их доставкой в горы.
Мы, практически, были у цели, постепенно приближаясь к точке десантирования. Волнение охватывало все больше и больше. Пора. Выглянув из башни машины, я осмотрелся и, убедившись, что подходим к намеченному рубежу, нажал тангенту Р-123М: сигнал «Приготовиться».
Услышав характерный писк в наушниках, командиры отделений продублировали сигнал разведчикам. Михаилу Федоровичу, сидевшему на месте командира, я доложил по внутренней связи:
– Товарищ подполковник, до десантирования три минуты.
Он сидел в моей боевой машине на командирском месте.
– Вижу, Валера! Внимательней. За пятнадцать минут до прибытия к месту экстрадиции – доклад условной фразой.
– Я, помню, товарищ подполковник.
– Давай. Только не лезь, куда не надо.
– Куда уж дальше, товарищ подполковник?
– Ладно, ладно, поговори мне!
Следующий поворот – рубеж покидания машин. Врастаю в обстановку и даю команду механику:
– Зуев, скорость «десять».
– Понял!
Машина плавно замедлила ход и на малых оборотах осторожно вписывалась в крутой поворот. Тремя нажатиями тангенты подаю в эфир сигнал: «Десантирование» и через люк наводчика-оператора выскальзываю наружу. Замешкавшийся у десантного отделения Баравков, едва не вызвал у меня поток ненормативной лексики, но на лирику не было времени, поэтому отработанным приемом я спрыгнул с машины влево по ходу ее движения и изготовился к бою. Укрывшись за придорожным булыжником, я ожидал ухода «брони», оглушившей грохотом двигателей и краем глаза отслеживал обстановку вдоль темневшей дороги. Прислушиваясь к ночи, наступившей с заходом солнца за острозубый хребет, я тихонько адаптировался к тишине, настораживающим теням, свету луны, вызывавшей непонятные блики вдали.
Занявшие оборону разведчики лежали цепочкой и были в готовы к принятию боя, который в этой операции был основным содержанием нашего выхода в тыл к противнику. Сегодня мы были нацелены не на получение разведывательной или другой информации, а на пресечение «духовского» обеспечения населением кишлаков. То есть, наше задание решалось только в контакте с противником, где мы должны были работать на его уничтожение.
Дозор в составе Ксендикова и Гапоненко сигналом отправил по обозначенному на карте маршруту. Сверив по компасу азимут, они двинулись в направлении засады, которую я решил устроить на пересечении путей из нескольких кишлаков, выходящих к предгорью.
– Есаулков, не отставать, – шепнул я связисту следующего в группе за мной.
Боевой порядок при выдвижении к месту засады выдерживался мной по схеме, определенной начальником в лагере. Еще неизвестно было, как «духи» отреагируют на маленькую хитрость с выходом группы из боевых машин на ходу, как отыграют на ее исполнение. Колонну они наблюдали с начала ее выхода из парка, возможно, вели ее, передавая друг другу сигналами, но засечь группу, ушедшую в их в тыл – смерти подобно.
– Гена, с Сокуровым отслеживайте тыл. Не зевать – проглотят! Я ясно выражаюсь?
– Так точно, товарищ лейтенант! Но мне кажется, что «духи» прижимаются ближе к горам.
– А мы куда выходим? К условной развязке их выхода в горный массив, на пересечение натоптанных ими дорог! Так что – смотри! Не зевай!
– Понял!
Баравков был опытным сержантом, владел порядком прикрытия группы с учетом возможных неприятностей, которые могли возникнуть на этапах операции. Он был в составе группы 8 марта в Паймунаре, когда мы влетели к душманам в засаду, где его своевременные действия позволили нам всем остаться в живых. «Духи» резво обкладывали нас с нескольких направлений, и только счастливая случайность, вернее – две, позволили нам успешно оторваться от преследования противника и выйти на базу.
Разобравшись на местности, я ускоренным шагом повел группу к месту засады. Здесь были свои особенности, которые необходимо было принимать за основу и руководству к действию. Первое: насколько мы были незаметны с наезженной дехканами дороги, как мы «вписывались» в рельеф, изобилующий на всем протяжении высохшими руслами рек. Второе: мне сразу не понравились каскады террас, частично уходившие в долину, а частью – в горы, представлявшие опасность многоярусным, господствующим расположением над местностью.
На них, вероятней всего, рос виноград, бахчевые культуры, кое-где зерновые, но вместе с тем они создавали опасные условия внезапной встречи с врагом. Агентурная разведка ХАД нас ориентировала, что в районе душманы проявляют активную деятельность по осуществлению поставок материальных запасов, вооружения и боеприпасов в горные районы, они оседлали тропы, ведущие к базам, организовали наблюдение за ними. С наступлением темноты душманские группы рыскали по кишлакам, решая вопросы обеспечения сил сопротивления, которые на зимний период оставались на территории Афганистана. Мероприятия по подготовки к зиме они старались закончить до наступления холодов. Оставшимся на зимовку формированиям «духов» предстояло в зимних условиях продолжить борьбу с советскими и правительственными войсками, но большая их часть на зиму должна была уйти в Пакистан, с западных провинций страны – в Иран. Правительственная разведка фиксировала активное перемещение «духовских» отрядов в районе, их миграцию по выполняемым задачам, поэтому опасность внезапной встречи с противником носила реальный характер. Подобные встречи я проигрывал с разведчиками до автоматизма, но всегда исходил из благоразумия, чтобы избежать контакта с противником, если таковой не планировался заданием.
Просигналил дозору: «Стоп»! Вести наблюдение. Остановки при выдвижении к спланированной засаде возникают через каждые двести, триста метров. Не торопись! Стой! Оглядись! Замри и слушай! Веди наблюдение! Тишина, спокойствие? Ничего – это может быть иллюзией, самообманом.
Возможно, мы уже были в прицеле душманской засады. «Не обманывайся, – твердил я себе, – оцени ситуацию и снова вперед». Трезвость мышления, чутье, анализ, прогноз – множество других, не зависимых друг от друга факторов, выводят к намеченной цели. А опыт? Великое дело! Значит, вперед и только вперед!
Наработанным на ходу движением я время от времени припадал к ночному прицелу, изучал маршрут движения группы в полосе выхода к засаде. Круговым наблюдением осматривал террасы, склоны холмов, оценивал безопасность окружаемого группу пространства, обследовал, не упуская из виду, тылы. Глаз пока ни за что не «цеплялся»: все вроде бы тихо, спокойно. «Пора», – решил я не терять время на выдвижение и дал группе сигнал: «Вперед». Резерв времени был необходимым условием для выбора более выгодного расположения группы в месте засады, где каждая секунда, порой, имела вес золотого запаса.
Минут через сорок я вывел группу к полуразрушенному и, вероятно, заброшенному кишлаку, маячившему на горизонте вытянутыми в ряд строениями и уродливой формы дувалами. Они огораживали населенный пункт по традиционному периметру и местами имели проломы, которые меня заинтересовали. Они-то нам и были нужны, чтобы через них проникнуть внутрь нагромождений фрагментов некогда жилых помещений. Но стоп! Спокойно! Залегли.
Я был еще не уверен в необходимости детального исследования объекта, но что-то подсказывало мне не торопиться и внимательно подойти к решению дальнейших действий. Вникая в развалины не пришедшегося мне по душе места, я отнес их к категории опасных, поэтому, собравшись «кучкой», не выпускал из вида выдвинувшийся вперед дозор.
Ксендиков действовал правильно, грамотно, ему необходимо было убедиться в отсутствии засады противника. Оставлять за собой в тылу непроверенное естественное укрытие, где могли спрятаться «духи», было с моей и его точки зрения в высшей степени неблагоразумно. Опасный район навевал ассоциации жутковатой картины, отчего, мы все, признаться, испытывали не самые приятные ощущения. Приблизившись к останкам кишлака, в котором оставались не разрушенные революцией здания, дозор двинулся дальше - вдоль ближнего по отношению к нам дувала, к углу, образуемого встык с дувалом другой стороны. Насколько за ним было опасно, а риски переходили «зашкальные» нормы, хотел убедиться Ксендиков, осторожно выглянув из-за угла.
В следующую секунду реакция Славы шокировала. Старший дозорный, отпрыгнув в сторону, спровоцировал удивительную резкость группы. Неведомая сила нас бросила на землю. Распластавшись, я просигналил: «Опасность» и принял положение к бою. Оба дозорных лежали без движения, давая понять – противник! Отскочивший к старшему дозорному Гапоненко, подтвердил опасность поднятым вверх стволом автомата.
Ночная тишина не взорвалась огнем из-за дувалов, значит, у меня еще были секунды на оценку обстановки и принятие решения. Приникнув к ночному прицелу, я «схватил» панораму местности вблизи кишлака и вникал в ситуацию, чтобы наметить следующий шаг. Исследование строений, дувала, за которым лежали дозорные, осмотр прилегавшей к нам территории не выявило опасности. Надо было перемещаться к дозору.
Глиняная стенка оканчивалась углом. Выглянув из-за него, Ксендиков увидел нечто такое, что вызвало его бурную реакцию. Отчего он метнулся прочь, проверив на резкость группу? – Опасность!
Мое положение на местности не позволяло видеть происходившее за углом дувала. Понимая, что там крылась опасность, я «подтянул» к себе разведчиков и шепотом уточнил задачу:
– Нищенко, Есаулков, Фетисов, со мной – к дозору. Гена, прикроешь нас в контакте. Только не суетись!
– Угу.
– Осторожно – вперед.
Сблизились, насколько это было возможно, с дозором. Стоп.
– Игорь, ваша позиция с Фетисовым – здесь. Мы с Есаулковым – к Ксендикову.
Нищенко кивнул. О возьмет под контроль участок до угла дувала, где лежали дозорные. Хорошо! Группу по отношению к строениям, где, вне сомнения, находились душманы, я расположил с трех направлений. Если ввяжемся в бой, в чем уже не было сомнений, «духи» попадут под наш огонь с нескольких сторон, что обеспечит нам прикрытие и выход из боестолкновения.
Вот и дозорные. С Есаулковым подползли к Вячеславу.
– Товарищ старший лейтенант…
– Тише… Слушаю.
– Там, на верхней площадке – часовой. Сидит и «чуняет».
– Ну?
– Дык, за дувалами копыта стучат.
Я остолбенел.
– Ты че городишь? « Духи» стучат?
– Не, наверное, лошадь или ишаки.
– Тьфу, бля! Я его про «духов» спрашиваю - он про копыта… Слава, не нервируй, где «духи»?
Прильнув ближе ко мне, Ксенндиков, зловеще, что у меня по телу рванули мурашки, доложил, что за обратной стороной обращенного к нам дувала, он слышал переступания животных. Копытных.
– Тише, Слава. Тише.
Стоп! «Духовская» ночевка? А? Или «духи» с устатку от душманских дел чуток приснули? Возникший вопрос я переадресовал старшему дозорному.
– Да, товарищ старший лейтенант, да! Я уверен!
– Тише, тише, черт бы тебя побрал!
Колотун моего сердца мог разбудить «приснувшего» на службе «душка». «Так, – включил я «сообразиловку», – полуразрушенный кишлак, возможно, и есть перевалочная база перемещения душманских запасов?». Точнее – один из них.
До запланированного начальником под засаду места мы не дошли метров триста, но это уже не имело значения. Скорее всего, кишлак использовался «духами» в звене обеспечения баз, вынесенных в горы, значит, они были в цепочке, которую мы, надеюсь, нащупали.
Душманы – «наши». Это я понял, когда Ксендиков доложил о "копытах", чем ввел меня в остолбенение… То есть, речь теперь может идти больше, чем о "копытах"! По меньшей мере – о транспортном средстве или средствах смешанного каравана. Выходит, стоп! Оставлять за спиной противника – безумие и нецелесообразно. Засаду переквалифицируем в налет и не полезем в «огневой мешок», подставляясь возможным атакам с разных сторон. Оттуда выход один – ногами вперед. Да, и то отрубят, сволочи. М-да, задачка, твою мать... Сложнее, чем я думал еще часик назад. А «духи-то» – вот! Их надо каким-то образом взять!
Расчет на поддержку брони я отбросил сразу: это по меньшей мере - три километра сложной, пересеченной местности, на которой, кто его знает, могли находиться подвижные отряды душманов, причем, независимые друг от друга по целям, задачам и разной партийной принадлежности. Они чертовски быстры! В случае нашего обнаружения они блокируют группу и будут держать ее в «объятиях» до уничтожения. Броня точно с помочью не успеет. Ночь. Незнакомая местность. Какие тут шансы на выживаемость? Абсолютно не возможно! Выходило, что душманы, действительно, «наши» и надо принимать решение.
– Не двигаться! Есаулков – с Гапоненко, прикройте нас. Мы с Ксендиковым глянем, что за углом.Часовой-то где, Слава?
– На верхней площадке. У пристроечки с проемом сидит.
– Расстояние?
– Рядом. Метров пятнадцать, если бы он не спал, мог заметить меня.
– Аккуратней надо, аккуратней.
– Да, я…
– Тихо.
Контакты с противником в разведке я избегал системной работой превращения группы в теней. Не запланированные, а значит, не профессиональные действия вынуждают работать на опережение: быстро, решительно. Бой в этой ситуации непредсказуем, носит неуправляемый характер, что не допускается его разумной организацией. Командир в этом случае ограничен по времени, нужного на оценку обстановки, принятие решения, реализацию команды. Но сейчас передо мной стояла совершенно другая задача: искать противника, найти и уничтожить. Он был перед нами.
– Животных много?
Задумавшись, Ксендиков, уткнулся вспотевшим лбом в каменистую землю.
– Через трещины в дувале слышен храп животных, переступание копыт. Я сам слышал, товарищ старший лейтенант.
– Ну и сколько их?
– Трудно сказать.
– Ладно. Идем, посмотрим. Ползешь осторожно за мной.
– Угу.
В паре с Ксендиковым выдвинулись к обратной стороне дувала. Я принял решение выйти к условной линии продолжения невидимой нам стенки, чтобы на ее пересечении выбрать позицию и осмотреть образующие угол дувалы. С выходом в нужную точку, я исследовал их, обнаружив в прицел закутанного в одеяло «духа». Он не спал, чертяка, крутил головой, отгоняя прочь дремоту. Замерз.
Часовой сидел спиной к обратной стороне глиняной стенки. В ней я обнаружил пролом, через который можно было проникнуть вовнутрь.
Навел прицел на часового, скользнув по нему взглядом, осмотрел площадки следующих строений. Нормально. В поле моего зрения находился один страж «духовского» отдыха и того клонило ко сну. Решение принималось быстро.
– Слава, видишь темное пятно в дувале?
– Вижу.
– Это пролом. Выдвигайся к Есаулкову и Гапоненко. Как только я «срежу» часового из ПБС, трижды подниму руку. Броском к пролому и берете его под контроль. Больше ничего не делать, ждать меня. Сколько «духов» внутри – не знаем. Так что – давай, осторожно!
– Понял.
Оборудованный под ночной прицел и прибор бесшумной беспламенной стрельбы АКМС 7.62 мм калибра, лег на правое предплечье. Холодная сталь примкнутого приклада привычно коснулась щеки. До часового метров сорок – не больше, можно стрелять с закрытыми глазами.
Убедившись, что Ксендиков вышел к дозору, я мысленно объявил себе установку готовности в десять секунд и начал обратный отчет, чтобы психологически выровнять внутреннее равновесие и волнение. Плавный спуск и «псыг». Звук ПБС не нарушил ночной тишины: часовой секунду, другую сидел неподвижно, потом, завалившись через левое плечо, опрокинулся вниз. Тупой звук упавшего на землю тела, к счастью, не встревожил спящих внутри душманов. Кто его знал, черт побери, что тело опрокинется вниз? «Надо предвидеть детали!» – Ругнулся я про себя. Влететь можно на пустяке, который упускаешь или не додумаешь!
Снятие часового внешней охраны не нарушило тишины, она звенящим бум, бум, бум долбила «молоточками» мозг. Не теряя времени и не сомневаясь в точности выстрела по нейтрализации часового, я просигналил рукой. Разведчики рванули к пролому в стене. В прицел я отслеживал их выход на исходный рубеж, с которого начнется атака на душманский отряд. Тишиной разрывались нервы в куски – дальше играть в «молчанку» в радиоэфире нельзя. Я вышел на связь с Баравковым.
– Гена, прием, – шепнул в микрофон гарнитуры.
– На приеме.
– Выдвигайся ко мне. Как понял?
– Понял, иду.
– Андрей, прием.
– Слушаю, – ответил Азарнов.
– Подтянись к дозору и прикрой его у пролома.
– Понял.
Сержант со своими разведчиками страховал дозор у входа в помещение.
– Игорь, прием.
– На приеме.
– Задачу понял?
– Да.
– Выходи на меня и отслеживай верхний ярус.
– Есть.
Нищенко принял команду к действию, страхуя группу от воздействия на нее огнем с верхних площадок строений, контролируя, таким образом, все пространство задачи по уничтожению «духов». За ним еще было общее обеспечение действий группы до завершения операции, включая ее выход из боя до рубежа посадки в машины. Игорь преуспел во многих боевых делах, он легко переключался на разнонаправленные цели, но это было его коньком.
Дозор, находясь у проломленной стенки, контролировал выход из внутреннего помещения. Отделение Азарнова, усилив Ксендикова и Гапоненко на случай неконтролируемого развития событий, включалось в работу немедленным открытием огня на поражение.
Фиксируя выход подгрупп на рубеж атаки, я огляделся, пора и нам с Есаулковым подтянуться ближе. Не спуская глаз с верхних площадок строений, мы осторожно вышли к дувалу. Мне казалось – именно оттуда исходит наибольшая опасность. До пролома, рядом с которым находились дозорные, оставалось не более пятнадцати метров, как вдруг: возня, хрип и … тишина.
Челюсти мои были сжаты до боли в висках. Да, своей смертью вряд ли помрешь. Что же у них произошло? Впрочем, уже догадался: из пролома вышел душман, возможно, сменить часового и Ксендиков с Гапоненко его нейтрализовали. Удачно ли? Тишина в ушах звенела набатом сотен колоколов!
– Слава, что у вас?
– Шел на нас, собака, из пролома. Двигался шумно, темно, поэтому мы его засекли на подходе.
– Живой?
– Не знаю. Штык-нож всадил по рукоятку, весь в крови.
– Оттащи под стенку.
Взяв за ноги убитого «духа», Ксендиков, потащил его от входа в помещение.
– Андрей, прием.
– На приеме.
– Приготовь гранаты.
– Есть.
Подозвав Баравкова, я уточнил ему отработанный на Ходжа-Раваше порядок атаки. Это было «заготовкой». Ну, кажется, все.
– Гена, гранаты и за мной.
У пролома я лег на живот и медленно вполз в помещение. Прижавшись к стене, прислушался. Характерные звуки животных, всхрапы… Ослов ли, ишаков, лошадей? – Не разобрал. Включив ночной прицел, навел его на шум, различаемый во внутреннем помещении. Лоб тут же покрылся испариной: всего метрах в пятнадцати от меня, издавая храп, стояли лошади, пять-шесть ишаков пряли ушами. И все же не они вызвали дрожь по телу и пот, заливший глаза. Рядом с животными, закутавшись в одеяла, спали душманы. По кучам тряпья оценил: человек двенадцать-тринадцать. Автоматы, «буры» были прислонены к стенкам. Уползаю назад и, задыхаясь, шепчу Азарнову:
– Всем чеки из гранат и ползком в помещение.
Предупредил: гранаты бросать по команде. Пятеро разведчиков, скрывшись в проеме стены, вышли на ударную позицию. Следом за ними нырнул и я.
– Гранатой – огонь.
Щелчки запалов хлопнули почти одновременно. Взрывы.
– Огонь, – крикнул сумасшедшим голосом.
В ночной прицел я ловил все, что шевелилось передо мной, стреляя и стреляя по «духам». Автоматные очереди разведчиков Азарнова напрочь лишили противника сопротивления, плотный огонь сметал все живое.
– Стоп, назад.
Команда подхлестнула разведчиков второго отделения: вылетели наружу, залегли.
– Баравков, по одному – гранатой! Вперед!
Разведчики первого отделения по одному, забегая в проем, кидали гранату и тут же назад. Взрыв! Следующий – бросок и в сторону. Взрыв! Следующий...
– Азарнов, фонарик и за мной!
Вбежав помещение, я кинулся к месту отдыхавшего противника. Фонарик высветил страшную картину: взрывы десятка гранат разметали вокруг людей и животных… Часть помещения утопала в крови, тяжелый ее запах бил по ноздрям, перебивая характерную кислую вонь афганских жилых помещений. Разобрать, где люди, где животные было невозможно, плоть превратилась в сплошное кровавое месиво. Короткими очередями «молотили» в подозрительные места. Тряпье, одеяла разбросаны – «духи» и попытки не сделали к сопротивлению: смерть настигла их в спящем положении.
– Баравков, собрать оружие, боеприпасы. Время – минута, и уходим!
– Азарнов, тела к досмотру, я подсвечу.
Осмотрели залитую кровью площадку – никто из «духов» не ушел. Да и уходить-то некуда, помещение ограничено стенками, а выход блокирован нами.
– Обстановка, Игорь? – Запросил по радио Нищенко.
– Тихо.
– Через минуту уходим. Обеспечь прикрытие при отходе.
– Понял, готов.
– Внимание всем: уходим в прежнем порядке. Ксендиков, ко мне.
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Выдвигайтесь по верхней линии, в низину не соваться. Все! Вперед!
– Есть!
Дозор вылетел наружу, за ним остальные разведчики.
– Есаулков, «сто десятому»: «Работу закончил, встречайте через тридцать минут».
– Понял, передаю.
Уже на бегу пересчитал подгруппу прикрытия. На месте. Сейчас надежда на ноги и хорошее дыхание. Десантников и волков выручают ноги. Бросок от «братской могилы» душманов должен быть скоротечным, быстрым. Нашумели мы здорово, «духи» уже разбираются, что за война у них в глубоком тылу?
Отделение Баравкова уходило с трофейным оружием. Увешанный оружием Гена, косолапо бежал за связистом. Сигналом – переходим на шаг.
– Гена, не греметь железом.
– Неудобно бежать.
– Я сказал – не греметь!
– Есть!
– Бегом – марш.
Очередной бросок по пересеченной местности в направлении трассы, где находилась техника. Пот стекал по спине, выедая глаза, но бегом, только бегом от места налета. Противник знает район, хорошо ориентируется, наша задача – не позволить ему перехватить нас до встречи с колонной.
Половина пути оставалась за нами – короткий привал. Упав на прохладную землю, открытыми ртами ловили лишний глоток кислорода. От неимоверной нагрузки на тело сердце заходилось, но я встал на колени и в прицел изучил маршрут, который выводил нас к рубежу посадки на машины. Мы находились на склоне господствующей по высоте рельефной линии, ниже спускаться нельзя! Если неожиданно встретимся с «духами», что вполне вероятно, потеряем преимущество верхнего яруса. Опасно! Отдышавшись – Баравкову:
– Подгоните трофеи!
– Заканчиваем, товарищ старший лейтенант.
– Через минуту – вперед.
Выдвинулся к дозору:
– Слава, идем нормально. Не спеши, но внимание! Минут через пятнадцать-двадцать выйдем к «броне».
– Дальше местность открыта, легче контролировать выход к дороге.
– Верно, Слава, верно, но нюх не теряй. Понял?
– Да, товарищ старший лейтенант.
– Вперед, дружище.
Ускоренным шагом мы вышли из района задачи, все ближе и ближе приближаясь к дороге. Осталось немного, но мы выскочили к трассе, немного отклонились от указанной точки.
– Есаулков, гарнитуру!
Николай подал наушники радиостанции.
– «110», я «03», прием.
– Я «110», – взволнованный голос начальника.
– Вышел метров 400 западней точки. Прием.
Пауза.
– Понял, встречай.
Подходы к дороге, ближние складки местности беру под наблюдение в прицел.
– Идут, – коснулся руки Баравков.
Прислушался к тишине. Да, шум двигателей очевиден. Колонна была на подходе.
– «110», вас наблюдаю, скорость «пять».
– Принял.
Колонна вышла на нас, снизив скорость до пяти километров в час. На ходу, передавая друг другу трофеи, забрались в БМД.
– «12», «13» в порядке? Прием!
Азарнов и Нищенко доложили о готовности следовать дальше. Плечи, руки как-то сами собой опустились, обмякло тело, дрожь в руках и коленях выдавала страшное психологическое напряжение.
– Чего молчишь? – Привел в себя начальник по внутренней связи.
– Что-то раскис, товарищ подполковник, сейчас доложу.
– Ты это брось, все в порядке.
– Докладываю: группа за «броней» в полном составе. Уничтожено до тринадцати «духов», находившихся на перевалочной базе с караваном вьючных животных. Пустые, без груза. Вероятно, дожидались темноты и момента захода в кишлак. Не успели! Уничтожены. Захвачено оружие: семь автоматов, три «бура», боеприпасы. У меня все, товарищ подполковник.
Вытянув ноги вперед, я постепенно обретал равновесие.
– Горячо было?
– Горячо. Еще трясет, но сработали и быстро ушли.
– Молодцы! Первая твоя операция в должности заместителя командира отдельной разведывательной роты! Должен понимать!
Совсем вылетело из головы: сегодня мы с Шурой Ленцовым отмечаем повышение в должности.
– Спасибо за оценку работы, товарищ подполковник. Понимаю, что с вашей подачи пришло назначение.
– Правильно понимаешь, впереди еще много работы! Будь готов.
– Всегда готов, – пионерским отзывом заверил начальника.
Ревущий двигатель не мешал закрыть глаза и впасть в сонливый транс. Зарево огней Кабула отражалось от небосвода – город угадывался издалека. Перевалили перевал Хайрхана, слева по ходу движения угадывалась вершина почти с одноименным названием – Хайрхана-Шимали с отметкой 2147 метров над уровнем моря. Минут через двадцать наша колонна из трех машин втянулась в грязные улицы столицы. Слева раскинулись ее жилые кварталы Хиссайи-Аваль и Каланаджар, на развязке Дехкепак свернем к крепости Балахисар - расположению 357-го гвардейского парашютно-десантного полка, пересечем город с юга на север и от аэропорта войдем в базовый лагерь. До наступления рассвета еще далеко, отоспимся. Приведем в порядок оружие, снаряжение, я проведу разбор операции, где каждый разведчик получит оценку, и будем готовиться к следующим выходам, о которых еще не известно.
ГЛАВА 60
Наше с Ленцовым повышение мы отметили незабываемым образом. Друзья «05» борта Саши Жихарева привезли из Ташкента фрукты, несколько бутылок водки, русский запах которой мы успели забыть. Организовали замечательный вечер, на котором нас с Александром поздравляли друзья – тепло и искренне. Мы понимали ответственность, ложившуюся на плечи выпускников Рязанского высшего воздушно-десантного училища – последнего маргеловского выпуска 1978 года. Поэтому изначально не строили с ним иллюзий в отношении послаблений в служебной деятельности. Командование соединения доверило нам боевое подразделение, постоянно находившееся в режиме выполнения специальных задач. Произошло естественное движение офицеров-разведчиков на вышестоящие должности. Нам же с Ленцовым предстояло показать не только состоятельность в новом статусе, но и результативность без потерь, ранений и увечий личного состава.
С Александром мы обсудили политику, механизм, который выдвинем в качестве приоритета в нашей работе. Прекрасно зная друг друга, мы в наших отношениях обходились без трений, недомолвок и какой-то закулисной возни. Взаимопонимание в служебной деятельности позволяло нам вырабатывать любые решения оперативно, грамотно, с точки зрения требований руководящих документов и приказов командования.
Начальник разведки выслушивал наши предложения, обсуждал, лично участвуя в их реализации. Уход на повышение Комара ничуть не ослабил роту, она получила новый импульс в выполнении боевых и других задач. На мое место прибыл лейтенант Перьков, выпускник нашего училища, крепкий и здоровый парень. Отсутствие боевого опыта не мешало ему проводить занятия на Ходжа-Раваше, чтобы подтянуть разведчиков последнего призыва до нужного уровня. Мне, как заместителю командира роты, отвечавшему за боевую подготовку, приходилось плотно заниматься личным составом роты. Перькову я передавал богатый опыт в выполнении боевых операций, ведению разведки. К сожалению, в тяжелой форме заболел гепатитом Саша Перепечин и был отправлен в Союз на лечение. В роту прибыл новый офицер, Сергей Карпетченко, сходу приступивший к выполнению задач подразделения.
Образовавшаяся в крупных боевых операциях пауза, позволила офицерам отдельной разведывательной роты качественно проводить занятия по специальной, разведывательной, огневой подготовке. Появилась возможность шлифовать действия по захвату «языков», проведению налетов, засадных действий. Я часто сидел с карандашом и листочком бумаги, на котором чертил, придумывая новые варианты налета на «духов», порядок ухода от преследования. Тренировал выход из-под огня противника в случае внезапной с ним встречи в условиях горной местности. От теоретических вариантов переходил к практическим действиям в составе разведывательных групп. Не скрою, своих парней я не забывал, всегда был у них во взводе, беседовал, шутил, поддерживая теплые отношения с Геной Баравковым, Андреем Азарновым, другими парнями. В неслужебное время частенько беседовал с ними «за жизнь». Андрей принимал решение на поступление в военное училище. Конечно же, я приложил силы, чтобы он поступал в воздушно-десантное, РВВДКДКУ. Но у него были другие планы – он тяготел к военной медицине. Кстати сказать, Андрей в последующей жизни свою мечту осуществил, проявив при этом мужество, лучшие человеческие и профессиональные качества.
Параллельным методом разведывательные группы роты продолжали поиск в зоне ответственности дивизии. Свою территорию мы контролировали: фиксировали передвижения противника, анализировали, делали выводы в отношении реализации полученной нами информации. Активность душманских сил сопротивления спадала, противник приходил в себя от летней кампании, понесенных потерь, но «духи» наращивали усилия по обеспечению отрядов для зимовки в горах. Кишлаки, как я уже говорил, являлись основными поставщиками продовольствия, одежды в отряды боевиков. Но это не решало вопросы обеспечения сил афганского сопротивления в полном объеме. Американцы наладили поставки оружия в боевые отряды моджахедов с территории Пакистана. Караваны вьючных животных, колесной и другой техники тайными тропами шли в Афганистан, обеспечивая всем необходимым душманскую оппозицию. Пока перевалы не закрылись снежным покровом, эта деятельность для душманов приобрела основное содержание. Агентурная разведка отмечала интенсивность следования караванов в провинциях, граничивших с Пакистаном.
Командование армии, изучая обстановку в полосе следования караванных маршрутов, применяло разведывательные самолеты для обнаружения поставок через границу. Армейская, фронтовая авиация наносили удары по обнаруженным целям. Но дело в том, что не все караваны были душманскими, было много коммерческих, перевозивших на афганские рынки товары из Индии, Пакистана, Китая. Поэтому использовать авиацию на поражение караванов без досмотра, определения его принадлежности, было неразумно и некорректно. Правительства стран, торговавших с Афганистаном, могли обратиться в международные институты и обвинить советские войска в разбойных нападениях на перемещаемые через границу коммерческие грузы.
Повсеместно: силами дежурных средств, войсковой разведкой принимались меры по перехвату караванов с оружием на маршрутах их передвижения. Разведывательным подразделениям ставились задачи по их досмотру на предмет обнаружения оружия, боеприпасов, другого военного имущества, поставляемого боевым отрядам моджахедов. У нас, разведчиков, появилось новое направление деятельности, которое необходимо было отработать на практике.
Вычерчивая схемы применения разведывательных групп по захвату, досмотру и уничтожению караванов противника на вьючных животных, технике, я искал лучшие варианты выполнения задачи во взаимодействии с армейской авиацией и применением боевых машин. Лучшие наработки отбирал, систематизировал, отрабатывая с группами по методике «пеший – по машинному», затем – в комплексе всего эпизода досмотра каравана под воздействием противника, отсутствия такового и т. д.
Душманские караваны, имея сильную и хорошо вышколенную охрану, сопровождались ею на путях следования в Афганистан. Как правило, «духи» обеспечивали прикрытие грузов, не расшифровывая себя, следуя в караванах под видом дехкан, перевозивших товары на рынки, передвигались на технике, мотоциклах, следуя параллельными маршрутами. В отдельных случаях «духовское» сопровождение караванов легализовало себя под видом активистов, местного ополчения, поддерживающего власть. Противник всегда был в поиске, находил новые способы противодействия нашим войскам в организации поставок оружия и боеприпасов. Нам же приходилось приспосабливаться в борьбе с коварным врагом.
Несколько разведывательных групп армии попались на удочки «духов» при досмотре караванов и были уничтожены. Надо было оттачивать тактику деликатной и очень ответственной работы до автоматизма. Слаженность разведывательных групп отрабатывалась в непосредственных операциях по захвату и уничтожению караванов, что превратилось в единый механизм борьбы с хитрым и коварным врагом.
В результате занятий, проводимых Сергем Карпетченко, Павлом Перьковым, новыми командирами разведвзводов, к нужному уровню подтягивались разведчики, имевшие недостаточный опыт специальных операций. Я контролировал эти занятия, лично участвуя в их организации и проведении. Ежедневные тренировки приводили к нужным результатам: разведчики день ото дня действовали уверенней, сплоченней, качественней. Сергей Богатиков, имевший огромный опыт боевых операций, работал со своими подчиненными самостоятельно. Он постоянно выходил в поиск, засадные действия, проводил разведку противника в зоне ответственности. За новых офицеров, командиров взводов, я был спокоен и рекомендовал их Ленцову «обкатать» на более серьезных заданиях.
– Рота, смирно! Товарищ гвардии старший лейтенант, личный состав роты занимается по распорядку дня. Дежурный по роте, сержант Гусько.
– Вольно.
– Вольно.
Приняв доклад дежурного по роте, Ленцов срочно убыл в штаб дивизии. Михаил Федорович вызвал его по телефону, упомянув о новой задаче, полученной от командира дивизии.
– Валера, возможно, задержусь в штабе. Проведи развод, уточни внутренний наряд, заступающий вечером, остальное – по плану.
– Понял, Александр Иванович.
Мы только что приступили к завтраку, прикидывая, как лучше задействовать для занятий дневное время.
– Что у тебя сегодня, Серега? – спросил я Коробицына.
Командир взвода не успел ответить – встревает Родин, непосредственный начальник Коробицына:
– Пахать будут.
– Что случилось, Артемыч?
– Бардак в палатке, не обслужена аппаратура – разболтались!
– Коробицын разберется.
– Марш-бросок для начала, – расходился заместитель командира по радиоразведке.
– Ты это брось, Анатолий Артемович, – вмешался Захарик, – никаких марш-бросков в воспитательных целях.
– Разведут тут бардак… – не унимался Толян.
Если Артемыч с утра возбужден, значит, опасен. Лучше его не трогать, пусть отойдет.
– Так, что у тебя?
Закончив завтракать, Коробицын встал из-за стола.
– Вынесу кровати из палатки, вытрясу постельное белье и займусь техникой.
– Артемыч, нет возражений? – спрашиваю Родина.
– Все равно я их «поимею», распустились…
– Хорошо, Артемыч, хорошо. Коробицын озадачит сержантов, сделают как надо. Сергей, время на все не более часа, придет Ленцов, уточнит, через десять минут построение, не забудьте портупеи.
После развода я готовил план боевой подготовки до конца 1980 года. В нем предусматривались мероприятия по тактике действий борьбы с караванами противника. Включил несколько вариантов для практической подготовки разведывательных групп в условиях полигона. Сейчас это было актуальным моментом, который необходимо было довести до его логического завершения. Если другие виды разведывательной деятельности нами наработаны в течение года, то борьба с перемещением оружия по караванным тропам требовала дополнительной подготовки. Обстановка позволяла сделать акцент в этом направлении: крупные операции пока не проводились, остальные вопросы мы определяли и решали сами.
– Рота, смирно! – Разнеслось за палаткой.
– Вольно.
Из дивизии прибыл Ленцов. Я вышел навстречу Александру, стремительно идущего по расположению роты.
– Валера, давай карту, пойдешь на караван. Скоро будет Скрынников, уточнит детали.
– Уже?
– Как видишь, паузы не дают, нужен результат.
– Ясно. Какую задействуем группу?
– Твои предложения?
– Возьму Перькова, конкретный, вдумчивый парень.
– Понятно. Дневальный.
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Лейтенанта Перькова ко мне.
– Есть.
Развернув на столе рабочую карту, я подвинулся к Ленцову.
– Значит, так, – определился Александр, – реализуем информацию агентурной разведки, поступившей по каналам активистов – бывших «духов»… Возможно, настоящих, не удивлюсь. Отмечено, – продолжал он, – от перевала Парвай из Пакистана, через Нангархар, Алихейль, в район Хоши – движение караванов вьючных животных с оружием и боеприпасами. За неделю – три прохода в Логар. Они не контролировались ни правительственными войсками, ни нами. Есть возможность совершить героический подвиг, захватив один из караванов.
– Угу, конечно, есть. Ты это предлагаешь мне?
– А чего нет, Валер?
– Ценю твой оптимизм, Шура, с почти пионерским задором. Но ты представляешь, какое у них сопровождение, если тропы пробиты для системных перебросок оружия?
– Две пары «вертушек» – существенная поддержка.
– Конечно, если мы уверены, что караван «духовский», а не индусский, коммерческий. Пару заходов «нурсами», посадка, захват и все дела. Но вначале нужно определить его принадлежность, а для этого, Александр Иванович, надо им не только приземлиться, но и нам поработать на земле. А вот с этого начинается самое героическое …
– Что же ты предлагаешь?
– То же самое, что и ты, только без пионерско-комсомольского задора.
– Принимается. Какие предложения?
Ленцов – энергичный, подвижный, стремительный холерик. Мы с ним оба такие, если не считать, что я на целую голову меньший холерик в прямом и переносном смысле.
– Сань, на постановке задачи должны быть задействованные в операции экипажи вертолетов. Вместе с ними мы отработаем тактику атаки на караван и взаимодействие по работе.
Шура сморщил лоб:
– Существенно.
– Звони начальнику, пусть решает вопрос с авиацией.
Ленцов покрутил ручку индуктора ТА-57.
– Товарищ подполковник, Ленцов. С Марченко работаем по каравану, пришли к выводу о необходимости участия экипажей «вертушек» на совместной постановке задачи.
Разговор по телефону занял не больше минуты.
– Спасибо, товарищ подполковник.
И Ленцов положил трубку.
– Валера, Скрынников согласен, звонит командиру авиаполка. Скоро будет у вас.
Мы с Александром продолжали обсуждать тему захвата каравана. Зашел Перьков.
– Где был?
Ленцов смотрел на неуклюжего Пашу.
– Проверял частоты на машинах, Александр Иванович.
– Ты хоть говори куда уходишь, а то не дозовешься.
– Понял, не повторится, – ответил здоровый парень с черными усами.
– Твоя группа, Перьков, идет на караван. Старшим будет Валерий Григорьевич. Готовность через тридцать минут. Вопросы?
– Нет вопросов.
– Действуй!
Павел вышел из палатки.
– Нерасторопный лейтенант, – заключил Ленцов.
– Нормальный парень, Шура, не обтерся, не набрался опыта. С людьми тяжеловато ему: все обстреляны, воевали, он же не нюхал пороха. Моральный ущерб.
– Ладно, психолог, вырабатывай у взводного резкость.
Вскочив, Ленцов подошел к тумбочке, достал банку сгущенного молока.
– Дядя Миша придет, чайку попьем.
Затем, уткнувшись в карту, он что-то рассчитывал, записывал в рабочей тетради.
– Слушай, а если местность «восьмеркам» не позволит присесть? Может такое быть?
– Еще как. Случайных факторов много. Действовать придется без прикрытия вертолетов, по обстановке. Останемся на ночь в случае невыхода каравана в дневное время.
– Еще чего? Никаких «на ночь», вечером снимем вертолетами.
Ленцов был против обсуждения ночной засады.
– Шура, весь смысл атаки на караван теряется, они идут ночью, днем отдыхают. Как бы ты поступил?
Ленцов задумчиво смотрел в мутное окно палатки. Что он там увидел?
– Все это так, но извини, оставаться на ночь без прикрытия и страховки – бросить тебя на съедение волкам.
– Хорошо выразился. Но, если действовать иначе, значит, просто «кататься» на вертолетах, показывая «духам», что мы знаем о перебросках оружия, но ничего при этом сделать не можем. Они будут фиксировать пролет авиации в полосе поставок оружия и делать выводы. В этом им помогают американские друзья. Кстати, ты обратил внимание на трофейное оружие последних месяцев?
Ленцов пытался вспомнить стволы, захваченные в операциях.
– Ну и что?
– А то, что «буров» почти не стало, в основном это автоматическое оружие советского и китайского производства. А радиостанции? Поставки, Шура, делают американцы, значит, они их контролируют. Понимать это надо следующим образом: оружие «духам» поступает современное, качественное. Не исключаю, что инструктора специальных операций янки стоят у «духов» на довольствии и пребывают в составе отдельных караванов. Завалить такой караван – совершить подвиг – точно! Пойду готовиться к его совершению.
Ленцов принял иронию, мы засмеялись.
– Нет, подожди, без шуток. Оставаться на ночь, Валера, во всяком случае, сейчас, нельзя. Полетай, приглядись, а потом решим.
– Без вопросов. Думаешь я горю желанием пасти ночами «духовские» караван в полусотне километрах от базы? Адреналина не хватит, поэтому лечу на разведку, посмотрю местность, попадется караван – поработаю с ним, потренирую группу в досмотре.
– Другое дело, а то на ночь… Александр Матросов…
Ленцов вышел из палатки, распорядившись о приготовлении чая.
Михаил Федорович не опаздывал. Услышав команду дневального, я вышел на переднюю линейку – по ней шел начальник разведки. Я остановился, приняв положение «Смирно».
– Здравия желаю, товарищ подполковник.
– Здравствуй, Марченко.
Осмотревшись по сторонам, Михаил Федорович спросил:
– Что? Вертолетчики не подъехали?
– Никак нет, пока не видно. Одну минутку, товарищ подполковник. Гусько!
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Должны прибыть экипажи вертолетов – встретить и проводить к нам.
– Есть!
Откинув брезентовую полу палатки, я пропустил вовнутрь начальника.
– Что с Ленцовым наработали?
Я не успел достать карту, как зашел Александр.
– Распорядился, товарищ подполковник, в отношении чая.
Присели за стол с развернутой на нем рабочей картой.
– Давайте, что у вас?
Ленцов незаметно ткнул меня в бок: докладывай. Я придвинулся ближе.
– Объективно, товарищ подполковник, ситуация такова: группа готова к выполнению подобного рода задач. Отработаны варианты захвата каравана, уничтожения, досмотра. На тренировках учитывались факторы воздействия противника в разных условиях, взаимодействие с авиацией, порядок ухода и эвакуации группы.
Остановившись, с опаской взглянул на Михаила Федоровича. Тот что-то помечал в тетради.
– По задаче. Предлагаю на первом этапе задействовать второстепенные маршруты движения коммерческих караванов и на них потренироваться в досмотре – хотя бы несколько раз. Уверен, что «наши» караваны идут ночами, в дневное время перемещаются коммерческие. Но чем черт не шутит, поработаем, набьем немного руку, легче сработаем с «духовскими», настоящими.
Начальник разведки оторвался от тетради:
– Что у тебя еще? Все?
– По общему плану – да, товарищ подполковник. Сейчас прибудут экипажи, отработаем взаимодействие непосредственно по задаче.
Михаил Федорович кивнул головой.
– Хорошо.
В палатку вошел дежурный по роте и доложил:
– Товарищ подполковник, прибыли вертолетчики.
– Давай сюда.
– Есть.
Экипажи зашли гурьбой – в камуфляжной форме, с планшетами.
– Разрешите.
– Заходите, ребята, заходите.
Михаил Федорович показал на кровати.
– Присаживайтесь.
Устроившись удобней, вертолетчики достали карты.
– Товарищи офицеры, – начальник обвел присутствующих сосредоточенным взглядом, – обстановка складывается таким образом, что наше взаимодействие становится близким. Разведчики благодарны вам за поддержку, которую вы оказываете при проведении специальных операций.
Убедившись, что его внимательно слушают, Михаил Федорович продолжал:
– Командованием армии поставлена задача на проведение досмотров караванов на предмет перемещения оружия, боеприпасов боевым отрядам моджахедов. Наши разведывательные группы во взаимодействии с вами будут проводить эту работу. Общая задача заключается в отработке совместной тактики действий по досмотру караванов.
Скрынников сделал паузу.
– Коммерческие караваны после досмотра следуют своим путем, «духовские» будем уничтожать общими усилиями. В этой части есть вопросы?
– Пока нет, товарищ подполковник, – отозвался командир вертолетного звена.
– Идем дальше.
Началось кропотливое обсуждение тактических вопросов взаимодействия в разных ситуациях. Оговорили последовательность приземления «восьмерок» на досмотр, порядок прикрытия с воздуха «двадцать четвертыми». Обсудили план уничтожения «духовских» караванов с нанесением им поражения бортовым оружием. Предусмотрели действия разведчиков при огневом контакте с противником, а также – связь по Р-809 с летными экипажами, наведение вертолетов на цель. Выслушали предложения летчиков с учетом их специфики и технических возможностей бортов. Затем все суммировали, проанализировали и пришли к общему решению по совместной работе. Возник вопрос: как останавливать караван для досмотра.
– А чего тут думать, – отозвался командир вертолетчиков, – очередь из пушки перед караваном. После чего работаем.
На том и решили, закончив вопросы взаимодействия.
– Одну минуту, – Михаил Федорович встал, – доложу комдиву.
Покрутил ручку телефона.
– Товарищ генерал, Скрынников. Разрешите доложить? Да. Да. Так точно. Отработали.
С минуту начальник слушал генерала Рябченко.
– Так точно, товарищ генерал, к работе готовы, вылет минут через сорок. Понял, доложу. Есть.
Положив трубку, он ободряюще сказал:
– Добро на вылет получено, товарищи офицеры. Остается пожелать нам всем успехов, берегите себя.
Встали, пожав друг другу руки.
– Слушай, ты был на Пагмане, когда брали исламский комитет? – подошел ко мне один из вертолетчиков.
– Был.
– Так это я тебя «утюжил» на своей «двадцать четверке»? Помнишь, ходил по вашим головам?
– Ха-ха-ха!
Обнялись. Разве такое забудешь?
– А ты как узнал?
– Да узнал.
– Вот и встретились.
– Куда мы денемся на войне. Сегодня тоже работаешь?
Я кивнул головой.
– Ну, давай руку, буду глядеть в оба.
– Спасибо, брат.
Крепкое рукопожатие, похлопывание по плечам. Ребята вышли. Через минуту спохватился, как звать вертолетчика? Ладно, разберемся. Пора собираться.
ГЛАВА 61
Двумя парами мы летели в южном направлении, отойдя левее трассы Кабул – Кандагар. Проскочили Чахарасиаб, Дехи-Калан, на малой высоте обогнули вершину Сафедсанг, прошли над Логаром, несущем воды в Кабул и взяли курс на юго-восток – хребет Спингар. Раскинувшийся на обширных территориях провинций Нангархар и Логар горный массив простирался от афгано-пакистанской границы до широкой долины предместий Кабула, пугая «шурави» свинцовым гребнем зловещих вершин. Южнее, в покрытый лесами массив, на высоте двух с половиной тысяч метров, вписался перевал Пайвар, через который из Пакистана в Афганистан шли караванные тропы. Его пик Сикарам, взметнувшийся на 4745 метров над уровнем моря, господствовал над Джелалабадскими субтропиками и словно возвещал чужакам: не суйтесь – умрете.
Провинцию с юга на север пересекала река с одноименным названием – Логар, образуя вдоль своих берегов цепочки кишлачной зоны с зеленым морем фруктовых садов. Привычный афганский пейзаж: яркий, многоцветный расстилался у водных артерий и блеклый, серый там, где заканчивалась жизнь кишлаков. Восточная часть провинции Логар примыкает к Пакистану, северная – к Нангархару и Кабулу, что в географическом плане присваивало ей статус стратегического коридора, через который осуществлялись поставки вооружения оппозиции. В первую очередь – в центральные районы Афганистана, где вооруженной борьбе моджахедов с советскими войсками лидерами оппозиции отводилась особая роль.
Транспортные колонны, следовавшие в Кандагар и Шиндант с материальными и другими запасами, подвергались жестким нападениям душманов и зачастую сжигались вместе с личным составом. Проведенные весной и летом 1980 года боевые операции советских войск позволили взять под частичный контроль магистраль, но душманы не оставляли своих намерений, продолжая атаковать колонны КАМАЗов и охранявшую на марше инженерную, боевую технику. Эти места были опасными для советских и правительственных войск.
Несмотря на признание руководством оппозиции факта потери ею влияния на центральные провинции страны в силу потерь, понесенных в боях с ограниченным контингентом, оружие из Пакистана душманским отрядам поступало в режиме системных поставок. В первую очередь оно шло отрядам, сохранившим боевой потенциал, имевшим в горах базы, тайные схроны в кишлаках и «зеленке». Лидеры оппозиционных партий усиливали подчиненные им формирования оружием, боеприпасами, средствами связи, снаряжением, продуктами питания. Это были ключевые решения сил афганского сопротивления по организации боевой деятельности с частями и соединениями 40-й армии в канун наступавшей осени 1980 года.
Опиумным и героиновый бизнес не мог оставаться в стороне от политических и военных передряг в государстве. Полевые командиры, контролирующие наркотрафик, просили американских друзей о помощи. Заявляя себя «борцами за веру», они привлекали в отряды сельское население, духовенство, подчиняли себе на подконтрольных им территориях исламские комитеты.
Промышлявшие контрабандным товаром, драгоценным металлом, камнями, коврами местные феодалы, также желали из всей этой «заварушки» извлечь свои интересы. Таким образом, «пробивка» караванных маршрутов через границу с Пакистаном становилась приоритетным направлением деятельности сил афганского сопротивления.
Нашей войсковой разведкой выделялись отдельные маршруты переброски оружия в охваченную войной страну. Командование армии пыталось в этом направлении организовать засадные действия силами разведывательных подразделений, ставить, если не заслон в коридорах его перемещения, то хотя бы нарушить системность поставок. Впрочем, это не решало ни одной из задач, направленных на уничтожение вооруженного сопротивления. Разведка 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии была привлечена к решению специальных задач по борьбе с караванами противника в составе разведывательных групп и при поддержке армейской авиацией.
Через иллюминатор были видны узенькие тропинки, дороги, переплетенные между собой в замысловатую сетку. По одним местные дехкане ходили из кишлака в кишлак – они были артериями сообщения в длинной цепочке населенных пунктов. Другие использовались для прогона отар овец, верблюдов, других копытных животных к водопою, местам пастбищ. Были дороги пригодные для передвижения по ним колесной техники к предгорьям вытянутой гряды, где местными жителями добывались различные руды и мрамор. А те, что вились у подошв, с синим отливом хребтов, теряясь в расщелинах и мелких ущельях, дехкане использовали для ухода в горы, где они прятались и пережидали возникшую опасность. Какие из них были задействованы противником для проводки караванов – сразу не скажешь, для анализа этой работы были необходимы более конкретные данные агентурной разведки, в первую очередь – ХАД, но эти вопросы решались не на нашем уровне – гораздо выше.
Вышли в эшелон, требуемый командованием ВВС армии, чтобы не оказаться под огнем ДШК. Картинка дорожной паутинки на земле приобрела объемный рисунок, собираясь пучками в узких проходах между горами, они разбегалась в стороны – опять собирались, имея общее направление на юго-восток.
Пристально изучая в иллюминатор коридор пролета, я на карте выделил транспортный поток, собиравшийся в дефиле и ущелье, обозначил на нем вероятные участки, где, с моей точки зрения, удобно было вести караваны. Вдоль транспортных паутинок фиксировал кишлаки как возможные перевалочные пункты и базы, рядом с ними отметил участки, удобные для посадки «вертушек» на случай досмотра караванов.
Охватывая взглядом примыкавшую к горам панораму долины, я прикидывал места организации засад, пути выхода на рубежи эвакуации разведывательных групп после выполнения задачи. По моей просьбе командир звена вел вертолетную группу с таким расчетом, чтобы она не создавала впечатления у «духов», что мы проводили разведку, изучали местность, примеряя ее к своим намерениям. Размышления прервал Баравков:
– Товарищ старший лейтенант, командир экипажа зовет.
– А?
– Вас летчик зовет!
– Иду!
В кабине пилотов командир экипажа крикнул:
– Наблюдаю два трактора – с тележками.
– Где?
– Смотри правее тридцать!
Через блистер кабины я увидел облако пыли, сносимое ветром на юго-восток, что демаскировало ходкие машины с прицепами.
– Понял! Вижу!
Командира звена я понял сразу.
– Досмотр! «Двадцать четвертых» – на прикрытие. Садимся: мы – в голове колонны, второй борт – с тылу и берем в «коробочку»:
– Понял, – весело крикнул пилот.
Я выскочил к разведчикам:
– Паша, готовность – полная! С Баравковым работаешь по досмотру! Азарнов!
– Я!
– Поддержишь группу лейтенанта Перькова. Черепом крутить на триста шестьдесят!
– Понял!
– Нищенко! Общее обеспечение захвата. Как на уроках! Вопросы?
– Никак нет!
– Работаем!
Оружие приведено к бою. Касание. Вперед. Обе группы одновременно блокировали трактора. Разведчики Баравкова рванули к объекту захвата, на ходу изучая обочину, закрытую хмызником. Мы с Есаулковым, прикрыв его группу от расщелины справа, бросились к ведущему трактору, чтобы с его позиции контролировать общую обстановку и действия групп захвата.
«Рисунок» налета получился красивым по исполнению и выдержан по времени, но разведчики допускали лишние движения и слаженности, черт побери, не хватало.
Выскочившие из тракторов водители упали на землю, вытянув перед собой заскорузлые руки. Не успев добежать до упавших на землю афганцев, я споткнулся, как я подумал, на комочке верблюжьей колючки, но нет – звено «двадцать четвертых» неслось на нас. Звенящий грохот двигателей над головами вверг в шок все живое вокруг.
– Ну, черти! А-а-а… Стоп-стоп! Впрочем... Это ж изюминка, если всамделишный караван! А?
Рывком к последней машине.
– Сокуров, Архипов – тележки, Перьков, Гапоненко – трактора. Досмотр – минута и уходим.
С лежавшими в пыли трактористами возился Баравков. Он их опрашивал, пытаясь понять, на сколько ясен водителям его диалект.
– Спроси по отдельности, Гена: есть ли в кишлаках посторонние люди с гор? Сколько? Что делают?
Заместитель, заикаясь, торопил с ответом перепуганных афганцев.
– Товарищ старший лейтенант, в тележках чисто, только дрова, – доложил Сокуров.
– Понял!
– Валерий Григорьевич, в тракторах ржавые ключи и больше ничего.
– Хорошо, Паша, понял.
Группы сработали быстро, без суеты, я фиксировал время захвата.
– Товарищ старший лейтенант, – подбежал Баравков, – водители говорят, что «духи» и посторонние в кишлаках ночами бывают, но что это за люди, они не знают! Или боятся говорить. Они еще в себя не пришли от атаки «горбатых».
– Хрен с ними, Гена! Уходим! Внимание! Отход! Нищенко, прикроешь посадку.
Поднятой рукой сержант обозначил: понял.
– На посадку!
Взлетели и в нескольких метрах над землей пошли от места учебно-боевого захвата. Время на моем «Ориенте» отмерило четыре минуты от посадки до взлета. Неплохо. Можно домой.
Едва не касаясь верхушек апельсиновой рощи, вышли к магистральной дороге, и по линии электропередачи пошли в направлении Кабула. Кишлаки и «зеленка» оставлялись справа: «духи» могли из ДШК всадить горсть металлолома, поэтому, обогнув столицу по восточной окраине, зашли на посадку с Пагмана.
Оглушенные полетом вышли из «вертушек» на воздух и, не спеша, присели у краешка обшарпанной «рулежки».
– Проверь оружие, Паша, я к «двадцать четвертым». Пока перекур.
– Понял, Валерий Григорьевич!
Экипажи «припарковавшихся» «восьмерок» весело обсуждали выполненное задание. Потные, возбужденные… Норма налета на день была отработана, можно и передохнуть.
– Кто меня чуть не «побрил»?
Летчики смеялись, показывая на рыженького паренька с гермошлемом в руке.
– Каково?
– Едва не кончил от атаки с небес.
Прикурили, постояли, поостыв от полета.
– Ну, что? Обсудим?
– Как, маневр, десантура?
– Сильно! Будем применять! Ложная атака поразительна! Эффектна! Поверьте!
– Принимается, командир.
– Валерий, – протянул я руку парням.
Ребята назвали свои имена.
– Отработали нормально! Спасибо за участие! Не сомневаюсь, что сблизились в работе. Ваш дружеский локоть я чувствовал лично.
– Похоже, до завтра. Теперь нас отцы-командиры не оставят в покое.
– До встречи, Валерий.
Летчики пошли в расположение авиабазы. Нам тоже пора отдыхать и подвести кое-какие итоги прохода к караванным путям. Полет над душманской долиной принес неплохие плоды: у меня сложилось представление о ее дорожной сети, расположении кишлачного сектора, системе транспортно-пешеходных артерий. Формировалось понимание выбранной тактики борьбы с караванами во взаимодействии с авиацией, рождался замысел применения разведывательных групп на разных направлениях. Наработка была реальной! О чем я и доложил начальнику разведки:
– Сеть дорог от гряды Спингар, товарищ подполковник, позволяет противнику перебрасывать грузы на колесной технике, тракторами, вьючными животными. Она обеспечивает подходы к кишлакам, расположенных на путях перемещения оружия и организацию в них перевалочных пунктов. Складирование в них оружия и боеприпасов удобно в сочетании с наличием дорог и маскировкой караванов, причем, под обеспечением своей агентуры в кишлаках. Противник, вероятней всего, исходит из того, что подтягивать караваны к магистральным коммуникациям опасно. Их движение мы, так или иначе, контролируем, поэтому можно предположить, что в районе Хоши противник имеет склады с оружием. Дальнейшее его движение к потребителям осуществляется, скорее всего, мелкими партиями на вьючных животных,
– Хорошо, Валера! Условно, понимаешь, условно я с тобой соглашусь. Ну, а дальше-то что?
– Дальше?
Понимая мои пожелания, Михаил Федорович, тянул из меня жилы, чтобы убедиться: насколько продумана операция, насколько она обоснована и мои предложения имеют право на жизнь.
– Если командование, товарищ подполковник, не торопит, агентурную разведку необходимо нацелить на конкретную работу по нашей задаче. Летать вслепую днем, рыская по дорогам – бесполезный номер. Я в этом сейчас убедился. Да и «духов» насторожит активный пролет авиации… Что им стоит расшифровать замыслы наших намерений и принять меры противодействия? Раз плюнуть! Они наблюдательны!
– Ладно меня уговаривать! Что предлагаешь?
Михаил Федорович приготовился слушать.
– Работаем двумя группами: одна идет на караван, другая прикрывает захват на «вертушках». В случае необходимости – будет досмотровой. Броню привлекаем в частном порядке. В ночное время она может страховать выход групп до магистрали и отвлекать «духовское» наблюдение от цели.
– Ну, да! Зажмут ночью! Пока «броня» подтянется, от вас ничего не останется.
– Хм… Товарищ подполковник, тогда опять я возвращаюсь к вопросу агентурного сопровождения нашей работы…
Михаил Федорович, скривившись, вскочил и, мне показалось, хотел топнуть ногой.
– Вот ты советский человек, Марченко, и не понимаешь простой истины.
– Я…
– Слушать начальника, товарищ старший лейтенант! Учи вас, учи, о чем можно говорить, о чем нельзя! Не на-ша э-то ком-пе-тен-ция! Понимаешь!
«По-о-несло дядю Мишу, сел на конька…». Хотя, чего уж пенять? С агентурой дела за один день не решаются. От трассы до планируемой нами засады более тридцати километров. Скорее он прав, это расстояние… Пока подойдет броня «духи» «пройлут» по нам асфальтовым катком, тем более, информации о них у нас практически нет. Какие отряды? Сколько? Примерные места дислокаций? Ничего, кроме общих и противоречивых данных! Сунемся в душманское логово без страховки и прикрытия, оторвут наши буйные головушки и не поморщатся. Но и на результат можно надеяться только ночной засадой – в этом я был убежден! Возможно, я выдал не лучшее решение, но именно оно давало шансы на результат.
– Как на досмотре сработали?
Я с недоумением повернулся к начальнику: о чем это он? Ах, да:
– Нормально, товарищ подполковник, пойдет. Вертолетчики придумали спонтанную изюминку. Молодцы! До сих пор вспоминаю с ужасом.
Рассказ о психической атаке боевых вертолетов Михаилу Федоровичу понравился. Едва он расслабился, я воспользовался моментом.
– Товарищ подполковник…
– Что еще?
– Оставлять без прикрытия группу на ночь – опасное дело: никто не поможет. Не хотелось бы лезть в душманский рассадник! Но без ночной засады разрабатывать тему перехвата караванов – пустое дело. На захват я возьму Карпетченко, а Перьков подстрахует в резерве, пусть еще обкатается.
– Но Карпетченко, – встрепенулся начальник, – не летал в район.
– Ночью все кошки серы, товарищ подполковник, а у Карпетченко – хватка.
– Все же настаиваешь на ночь?
– Так точно!
Терять было уже нечего. Я смотрел начальнику прямо в глаза.
– Хорошо! Подумаю, авантюрист!
Перелом в настроении подполковника Скрынникова происходил всегда, когда он чувствовал убежденность и силу духа собеседника. Он понимал, что мои предложения рождались не с «кондачка», а после тщательно продуманной аналитической работы.
– Высадить группу, товарищ подполковник, необходимо минут за двадцать до наступления темноты. Под занавес. Осмотрюсь, понюхаю воздух, чтобы часа за полтора выйти к месту засады.
– Прикинул?
Уткнувшись в «пятидесятку», Михаил Федорович что-то прикидывал.
– С вертолета, товарищ подполковник, я обратил внимание на сужение рельефа, где «пучком» собрались ниточки дорог и тропинок. Под контроль возьму несколько троп одновременно, сам буду находиться на господствующей высоте. Вот здесь!
Михаил Федорович кивнул.
– Существенно!
– Если сопровождение каравана прижмет, будет легче держаться.
– ?..
Мы еще долго обсуждали засадные действия, еще раз пять подполковник Скрынников вскакивал, потрясая кулаками, в конце концов у всех появилась хорошая мысль – пора ужинать. Утро следующего дня принесло отличные вести: поступила команда на пролет по району предположительных поставок оружия. Душманским командирам бросалась кость – пусть считают, что через их вотчину проложена одна из воздушных трасс вертолетной авиации, немного привыкнут, не будут болезненно реагировать на ее появление. Решено! Со мной на захват пойдет группа Карпетченко, Перьков будет страховать, находясь на аэродроме в готовности к вылету.
Утренние мероприятия прошли по привычному в таких случаях плану. Без нервотрепки собрались, экипировались. Каждого разведчика в отдельности я проверил на готовность к выполнению боевого задания. Морально-психологическое состояние, самочувствие, состояние ног – ничего не упускал из виду, вглядываясь в лица разведчиков.
После доклада прибывшему проводить нас начальнику разведки, я уточнил с ним порядок кодированной связи по радио в случае, если мне потребуется помощь страхующего меня Перькова. Артемыч, Тютвин разработали для внутреннего употребления переговорные таблицы, которыми пользовались в нештатной ситуации, бою. Основные группы цифр и что за ними стоит, мы знали наизусть, этим же правилом пользовались при выходе в эфир приданные разведгруппам связисты.
– Товарищ гвардии подполковник, усиленная разведгуппа к выполнению боевого задания готова!
– Тебе я все сказал, Валера.
– Высказали, товарищ подполковник!
– Не пререкайся с начальником! Теперь скажу разведчикам. Надо, ребята, сработать! Надо врезать «духам»! Разболтались! Страхуйте друг друга, не выпускайте из вида напарника. Старайтесь видеть все панорамно! Думайте и действуйте! Не опаздывайте к вертолетам. Перьков, смотри у меня – не спать! Держаться! Чуть – что! На помощь Марченко! Понятно?
– Так точно!
– Поехали!
В 8.30 кабульского времени, взлетев двумя парами, пошли в район поиска.
– Сергей, – тронул я плечо Карпетченко, изучавшего в иллюминатор местность, – отслеживай отход к магистральной трассе, засекай ориентиры, в случае боя, выводишь группу на линию электропередач. Вон видишь?
– Схватил, Валерий Григорьевич.
– К кишлаку не прижимайся, будь чуть в сторонке.
– А вон глыба на «семь часов», ее будет видно издалека.
– Пойдет! И как ориентир и есть за что зацепиться.
Мы летели над высохшей долиной, где у противника вряд ли могли находиться средства воздействия на авиацию. Не прижимаясь к населенным пунктам, мы шли над свободным от проживания солончаком Гумаран, где не было полей, арыков, дехкан, ведущих, как правило, активную деятельность на сельхоз работах.
Экипажи вертолетов с уважением относились к ДШК на «Симургах» и подвижных «Тойотах», поэтому к полетам готовились серьезно. Если вменило им командование ВВС эшелон три тысячи метров, они пойдут именно этим эшелоном и будут ему следовать над территорией Афганистана. Что не всегда сопрягалось с реальной обстановкой на маршрутах и требовало от летчиков армейской авиации творческого подхода в решении совместных задач с десантниками. Крупнокалиберными ДШК были вооружены «душманские» группы многих партийных формирований. Они шустро перемещались в нужные им районы, неожиданно появлялись у «пробитых» советской авиацией «коридоров» пролетов.
Поэтому наша вертолетная группа следовала маршрутом, который мог менее всего будоражить противника отстрелом ловушек, противозенитным маневром. Мы крались осторожно, чтобы не вызвать подозрений противника появлением здесь и сейчас. Хотелось еще разок «прицениться» к точке десантирования группы относительно выхода к месту организации засады, взглянуть на рельеф местности ухода к трассе при неблагоприятном развитии ситуации. То есть, были еще моменты, которые необходимо было уточнить в рабочем порядке.
Над «духовской» территорией удалось пройти без резких и лишних виражей, отстрела ракет на ПЗРК. Я увидел все, что меня интересовало в рамках организации засадных действий. Дразнить душманов вертолетами над подконтрольными им территориями, раздражать их наблюдателей, отслеживающих воздушную обстановку не в правилах разведывательных игр. В районе Колангара повернули к магистральной трассе Кабул – Кандагар и вдоль нее пошли к аэродрому. Время полета заняло менее часа, но мне удалось уточнить условия местности, на которой следующей ночью будем действовать в засаде.
В офицерской палатке шло обсуждение итогов полета. Начальник разведки «проиграл» с авиацией взаимодействие по связи. В наше распоряжение выделялась радиостанция Р-809, которая по опыту предыдущих операций обеспечивала устойчивую связь с вертолетами. Группа Павла Перькова с рассветом следующего дня будет находиться на аэродроме в готовности №1 для возможного вылета по оказанию помощи. Что касается боевой техники подразделения, мы пришли к единодушному мнению: задействовать ее для поддержки засадной группы нецелесообразно. Расстояние от места организуемой засады до трассы, где на первом этапе предполагалось ее расположить под видом, не связанным с нашими действиями, было довольно большим. Поэтому наши расчеты сводились к тому, что время ее подхода для поддержки засадной группы не обеспечивало ее своевременного прибытия.
– Что еще не обсудили?
Михаил Федорович оторвался от карты.
– Карпетченко, свою роль в задаче прочувствовал?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Если ввяжетесь в драку, Марченко с отделением Баравкова свяжет боем душманов, остальных ты уводишь в направлении трассы.
Он показал Сергею маршрут выхода к магистральной дороге, где мы могли подтянуть технику и посадить «вертушки» для эвакуации раненых… Ну, и так далее…
– Понятно.
– Долгий и Гусько, – вмешался Ленцов, – у тебя опытные сержанты, в случае чего – не растеряются.
Вникая в карту, Карпетченко отмечал характерные ориентиры в районе предстоящей задачи.
– Ладно, Ленцов, еще поработайте, я пойду в дивизию, может, что-нибудь есть по агентурной линии.
– С афганцами взаимодействия не проводилось, товарищ подполковник?
Укоряющий взгляд начальника поставил меня в неудобное положение.
– Извините, я на всякий случай…
– Думай, о чём спрашиваешь старого подполковника.
– Есть.
Вжав голову в плечи, я вышел наружу хватить глоток прокисшего кабульского смога.
Взаимодействие с афганским командованием по вопросам засады означало одно – противник будет знать все подробности нашей операции. Проще взять простыню в качестве белого флага и идти сдаваться в плен.
Дни стали прохладней. Не только с Пагмана, но и с севера – Паймунара тянуло острым пронизывающим ветром. Ночи были холодными, зимняя одежда не будет лишней.
– Дневальный, ко мне Баравкова!
– Есть!
Подбежавшему заместителю я уточнил некоторые моменты по экипировке разведчиков, не забыв предупредить:
– «Вшивники» надеть! «Дуба» дадим.
– Приготовили, товарищ старший лейтенант, – улыбнулся Баравков.
– Я что, Гена, еще не все порвал?
Спортивные мастерки, безрукавки, джемпера и прочий хлам на утренних осмотрах я снимал с разведчиков и заставлял их рвать перед строем. Изымание из обращения неармейского обмундирования у солдат преследовало единую цель – соблюдение гигиены. Но сколько бы я не проводил карательных акций в отношении «вшивников», они «чудесным» образом появлялись вновь и вновь. Но холодной ночью сегодня они пригодятся в терпеливом ожидании на камнях «духовсой» ниточки. А улыбка Гены понятна: замкомроты «расслабился», но солдат понимает.
У палатки взвода связи курил Есаулков. Николай шел со мной в ночную засаду. Как связист-разведчик в вопросах обеспечения связи группы с базой он проявил себя выдержанным и выносливым солдатом, грамотным специалистом. В течение всего 1980 года он был штатным связистом моей разведывательной группы, выходил со мной на все боевые операции, находясь рядом со мной. Родившийся на Урале парень был немногословным, сдержанным, но основательным в решении задач разведки. Способный, опытный разведчик, он в сложных условиях горной местности выполнял задания, поставленные перед нами командованием.
Иногда проскакивала у него своеобразная уральская ирония, которая мне, командиру, не всегда нравилась, но он никогда не переступал планку воспитанного и добросовестного солдата.
– Все, готово?
– Готово, товарищ старший лейтенант.
– Новенького на «809-й» обучил?
– С группами Карпетченко и Богатикова уже сходил, связь давал нормально.
– Хорошо.
Связисты, ходившие с разведывательными группами на боевые задания, не только поддерживали устойчивую связь с базой, но и наравне с разведчиками выполняли специальные задания. После поступления Сергея Кибиткина в десантное училище со мной связистом ходил Шакуров, чем способствовал успешному выполнению поставленных перед нами задач. Мной он был представлен к награждению медалью «За боевые заслуги», Тютвин Николай Васильевич – орденом «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени. Кстати сказать, разведчики моей разведывательной группы: Сергей Сафаров, Геннадий Баравков, Александр Архипов, Михаил Гапоненко, Андрей Ивонин, Вячеслав Ксендиков, Александр Орлов и Александр Фетисов Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1980 года за выполнение специальных заданий по оказанию интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан, проявленное при этом мужество были награждены медалью «За отвагу». Этим же Указом Борис Иванов награжден медалью «За боевые заслуги». Передавая взвод Павлу Перькову с уходом на должность заместителя командира 80-й отдельной разведывательной роты, я ему сказал:
– В твои руки, Паша, отдаю замечательных парней, прошедших со мной суровые будни войны. Я их сберег. Всех! Повтори и ты этот подвиг!
– Понял, Валерий Григорьевич. Не подведу!
– Надеюсь!
Вылет на боевое задание состоялся в точно намеченный срок по отработанному с авиацией графику. Нам необходимо было прибыть в район десантирования минут за двадцать до начала темного времени, чтобы врасти в обстановку и приступить к следующему этапу операции.
В иллюминатор были видны дороги, тропинки, переплетенные в замысловатую сетку. По одним ходили местные жители из кишлака в кишлак – пути сообщений между населенными пунктами. Другие использовались для прогона скота к водопою, местам пастбищ. Были дороги, по которым машины двигались к предгорьям хребта. А вот те, что ближе к горам, были пригодны только для пешей ходьбы. Какие из них «духи» задействовали для своих караванов? – Сразу не скажешь. Нужны более конкретные данные агентурной разведки. Нужны! Но пока эти вопросы решались не нами.
Картинка дорожной паутинки приобретала системный рисунок – вышли в набор высоты. Дорожная сеть, собираясь в пучок, разбегалась в стороны, имея при этом общее направление – юго-восток. Транспортный поток в узких местах и проходах вился «пучком». Я обозначил на карте вероятные участки местности, где, с моей точки зрения, было удобно вести караван. Вдоль транспортных паутинок отметил ряд кишлачков – возможных перевалочных пунктов и баз, зафиксировал ряд площадок, удобных для посадки «вертушек».
Командира звена я попросил вести вертолетную группу таким образом, чтобы у «духов» не сложилось впечатления, что мы что-то искали или проводили разведку. Тем временем, я охватывал взглядом долину, примыкавшую к горам, прикинул места вероятных засад, пути выхода на рубежи эвакуации после выполнения задания. Все это я помечал на карте.
Час полетного времени над душманской долиной принес хорошие плоды: сложилось структурное представление о дорожной сети, расположении кишлачного сектора в системе транспортно-пешеходных артерий. Рождалась тактика действий в борьбе с душманскими караванами во взаимодействии с вертолетными звеньями. Первой реальной наработкой по теме я остался доволен – проанализирую, выработаю замысел.
– Товарищ старший лейтенант, командир экипажа зовет, – толкнул меня в бок Баравков.
Подошел к кабине пилотов:
– Командир, наблюдаю два трактора с тележками, – летчик показал направление кивком подбородка.
Через блистер кабины я увидел пыль на одной из дорог, по которой шли ходкие машины с прицепами. Немного замешкался, но мысль командира звена я понял мгновенно.
– Досмотр! «Двадцать четвертых» – на прикрытие. Садимся в ста метрах: мы – спереди, второй борт – сзади, берем в «коробочку».
– Понял, – весело крикнул пилот.
Я к разведчикам:
– Паша, готовность – полная. С Баравковым работаешь по досмотру, Азарнов обеспечивает, Нищенко прикроет. Вопросы?
– Никак нет!
– Работаем!
Разведчики привели оружие к бою. Касание. Вперед. Одновременно двумя группами с «восьмерок» блокировали трактора. Баравков короткими перебежками сблизился с объетами захвата, мы с Есаулковым прикрыли бросок.
Из кабин тракторов выскочили водители, упав на землю, вытянули руки вперед. Не успев добежать до афганцев, я распластался на верблюжьей колючке: пара «двадцать четвертых» неслась на нас прямо с небес. Свистящий грохот двигателей над головами вверг в шок все живое.
– Ну, черти!
Вскочив, рывком к тракторам. А вообще молодцы! Изюминка для каравана: хорошая заготовка.
– Сокуров, Архипов, – тележки, Перьков, Гапоненко, – трактора. На досмотр минута.
Подбежал к лежащим в пыли трактористам.
– Гена, спроси у каждого в отдельности: есть ли люди с гор в кишлаках? Сколько? Что делают? – Баравков начал опрос водителей.
– Товарищ старший лейтенант, в тележках чисто, только дрова, – доложил Сокуров.
– Валерий Григорьевич, в тракторах пусто, ржавые ключи, – Перьков рядом со мной.
– Внимание! Отход! Нищенко, прикроешь посадку.
Поднятая рука Игоря: понял.
– Товарищ старший лейтенант, – подбежал Баравков, – водители говорят, что «духов» и посторонних нет. А вот ночью бывают, но что за люди, оба не знают или боятся говорить. Они еще в коме, в себя не пришли от внезапной атаки.
– Понял, Гена, весточка нужная. На посадку.
Группа захвата внутри вертолетов. Взлет, полет над самой землей. Время на своем «Ориенте»: четыре минуты от посадки до взлета. Неплохо. На сегодня хватит, можно домой.
Вышли к магистральной дороге на бреющем, и пошли вдоль нее в направлении Кабула. Кишлаки и «зеленку» оставили справа: «духи» могут всадить из ДШК горсть металлолома. Обогнув Кабул по восточной окраине, зашли на посадку с Пагмана.
Оглушенные полетом, вышли на воздух, не спеша, присели возле рулежки.
– Паша, проверь оружие, десять минут перекур.
Пошел к «двадцать четвертым», парковавшимся в стороне от «восьмерок».
– Кто меня чуть не побрил?
Летчики смеялись.
– Каково?
– Едва не кончил от вашей атаки с небес.
Ребята развеселившись, прикурили, обсудили внезапный маневр.
– А вообще классно! Будем применять. Ложная атака сводит с ума. Эффект поразительный: поверьте мне.
– Принимается, командир.
– Валерий, – протянул я руку парням.
– Михаил, Василий, Иван, Николай, – назвали ребята свои имена.
– Спасибо за участие, сработали нормально. Не сомневаюсь, стали ближе друг к другу. Лично я плотно почувствовал ваш дружеский локоть.
Рассмеялись опять.
– Похоже, до завтра. Теперь нас не оставят в покое отцы-командиры.
– До встречи, Валерий.
И пошли в расположение авиабазы. Нам также пора отдыхать и подвести итоги.
В расположении роты я доложил начальнику разведки дивизии:
– Товарищ подполковник, сеть дорог от гряды Спингар позволяет транспортировку грузов в глубь страны на колесной технике, тракторами, вьючными животными. Она обеспечивает подходы к кишлакам, расположенных на путях перемещения оружия для организации в них перевалочных пунктов. Складировать там оружие, боеприпасы очень удобно. Выходить «духам» на близкое расстояние к магистральным коммуникациям опасно: мы их все же как-то контролируем. Поэтому в районе Хоши, как узловом центре, возможно, находятся склады с оружием.
– Ну, хорошо, дальше что?
Михаил Федорович, прекрасно понимая мою мысль, тянет из меня жилы, что есть мочи. Хочет убедиться: насколько мои предложения продуманы, обоснованы и имеют право на жизнь.
– Если командование нас не подгоняет, надо нацелить агентурную разведку на конкретную работу по нашей задаче. Днем в слепую летать, рыская по дорогам, бесполезный номер. Тем более, «духи» насторожатся активностью пролетов, расшифруют, примут дополнительные меры.
– Ладно, что предлагаешь? – Михаил Федорович приготовился слушать.
– Работать двумя группами: одна по захвату каравана, другая прикрывает захват. Ее можно сделать досмотровой. В отдельных случаях привлекать «броню», в ночное время подстрахует группы со стороны магистрали и отвлечет «духовское наблюдение от истинной цели.
– Ну да, ночью зажмут, пока «броня» подтянется, от вас ничего не останется, – возразил начальник разведки.
С одной-то стороны, он, действительно, прав, расстояние от магистральной дороги до засады около 30 километров. За это время «духи» прокатятся по нам асфальтовым катком, тем более, информация по противнику довольно скудная. Какие отряды, сколько, места дислокаций? Ничего, кроме, общих, зачастую, противоречивых данных, нет. Сунемся без подготовки в душманское логово, оторвут наши головы и не поморщатся, но опять же: результат может дать только ночная засада – в этом я был убежден. Опасно, чертовски опасно оставаться без прикрытия на ночь – никто ничем не поможет, возможно, это не лучшее решение, но именно оно увеличивает шансы на результат. Не хотелось бы лезть на рожон в душманский рассадник без тщательной разведки.
– Как действовали при досмотре?
Недоуменно взглянул на начальника: о чем это он? Ах, да:
– Нормально, товарищ подполковник, пойдет. Вертолетчики молодцы, придумали изюминку – до сих пор вспоминаю с ужасом.
И рассказал Михаилу Федоровичу о психической атаке боевых вертолетов. В конце подытожил:
– Группа готова, товарищ подполковник, но…
– Что опять?
– На захват возьму Карпетченко, будет со мной, а Перьков подстрахует в резерве, пусть еще обкатается.
– Но Карпетченко же не летал и не знает район.
– Ночью все кошки серы, товарищ подполковник, а у Карпетченко – хватка.
– Ладно. Все же настаиваешь на ночь?
Терять уже нечего, смотрю начальнику прямо в глаза.
– Так точно, товарищ подполковник, но высадить группу необходимо минут за двадцать до наступления темноты. То есть под самый занавес. Осмотрюсь, понюхаю воздух, чтобы за час – полтора выйти к месту засады.
– Прикинул? – Михаил Федорович уткнулся в «пятидесятку».
– С вертолета рассмотрел сужение рельефа, где в пучок собрались ниточки дорог и тропинок. Под контроль беру несколько троп одновременно, находясь на господствующей высоте.
Михаил Федорович кивнул.
– Важный момент.
– Прижмет сопровождение – легче держаться.
– ?..
Долго обсуждали детали засадных действий, в конце концов, появилась хорошая мысль – пора ужинать. Утро следующего дня принесло хорошие вести: поступила команда на пролет по району предположительных поставок оружия. Пусть душманские командиры считают: что через их вотчину проложена воздушная трасса вертолетной авиации, немного привыкнут, не будут болезненно реагировать на ее появление.
Перед начальником еще раз настоял – со мной на захват каравана идет группа Карпетченко. Перьков страхует, находясь на аэродроме в готовности к вылету.
В 8.30 двумя парами вышли в район поиска.
– Сергей, – обращаю внимание Карпетченко, – отслеживай отход к магистральной трассе, засекай ориентиры, в случае серьезного боя, уводишь группу. Понял?
– Да, Валерий Григорьевич, – ответил командир взвода, продолжая внимательно смотреть в иллюминатор.
Летели на высоте метров 100 в стороне от населенных пунктов, над высохшей долиной, где маловероятно нахождение противника, средств воздействия на авиацию. «Духи» приучили вертолетные экипажи относиться к полетам серьезно. ДШК на «Симургах» и «Тойотах» – опасное оружие. Усиляя «душманские» группировки, способны быстро перемещаться по равнинной местности и неожиданно появляться в нужном районе.
Вертолетная группа шла по маршруту, не делая маневров, чтобы раньше времени не будоражить противника. Важно было уточнить несколько моментов: точку десантирования группы, где меньше всего привлечем внимание «духов», еще раз взглянуть на район засады с учетом рельефа и характерных ориентиров, возможный отход в случае неблагоприятного развития обстановки. Удачно выбранный курс прохода над «духовской» территорией не потребовал лишних виражей, шли по маршруту в направлении Газни. В районе Колангара повернули к магистральной трассе Кабул – Кандагар и пошли вдоль нее на аэродром. Время полета заняло менее часа, но уточнены необходимые моменты для действий разведывательной группы ночью.
В офицерской палатке обсудили итоги полета. Начальник разведки проиграл взаимодействие по связи с авиацией. В нашем распоряжении будет радиостанция Р-809. Группа Павла Перькова с рассветом следующего дня находится на аэродроме в готовности вылета для оказания помощи. Что касается техники, пришли к единому мнению: задействовать ее для поддержки засадной группы нецелесообразно. Расстояние большое, расход моторесурсов, а главное – время подхода не обеспечивало прикрытия.
– Что еще не обсудили? – Михаил Федорович оторвался от карты. – Карпетченко, свою роль в задаче прочувствовал?
– Так точно, товарищ подполковник.
– Если ввяжетесь в серьезную драку, Марченко с отделением Баравкова свяжет душманов боем, остальных уводишь к трассе.
Показал Сергею маршрут выхода к магистральной дороге.
– Понятно.
– Азарнов и Нищенко – опытные сержанты, – вмешался Ленцов, – в случае чего – не растеряются.
Карпетченко, сосредоточенно вникая карту, отмечал в голове характерные ориентиры района предстоящей задачи.
– Ладно, поработайте еще, пойду в штаб, может, что-нибудь есть по агентурной информации.
– Товарищ подполковник, с афганцами взаимодействия не проводилось?
Укоряющий взгляд начальника поставил меня в неудобное положение.
– Извините, это я так, на всякий случай.
– Думай, о чём спрашиваешь.
– Есть.
Вжав голову в плечи, вышел наружу немного дыхнуть. Взаимодействие с афганским командованием по нашей засаде означает одно: взять простыню в качестве белого флага и сразу идти сдаваться в «духовский» плен – противник будет знать все подробности операции.
Дни стали прохладней. Не только с Пагмана, но и с Паймунара тянуло пронизывающим ветром. Ночью в горах уже холодно, зимнюю одежду возьмем – лишней не будет.
– Гена, надеть «вшивники», ночью дуба дадим.
– Уже приготовили, товарищ старший лейтенант, – улыбается Баравков.
– Что? Я еще не все порвал?
Спортивные мастерки, безрукавки, джемпера на утренних осмотрах я снимал с разведчиков и рвал перед строем, изымая из обращения в целях гигиены. Но сколько бы я не проводил карательные акции, «вшивники» появлялись вновь. Сегодня они пригодятся. Улыбка Гены понятна: замкомроты расслабился, но понимает солдат.
Возле расположения взвода связи курил Есаулков – шел со мной в составе группы в ночную засаду. Как связист, разведчик Николай Есаулков проявил себя выдержанным, выносливым и грамотным специалистом в вопросах обеспечения связью. В последние месяцы, став штатным связистом моей группы, выходил со мной на все боевые операции. Опытный разведчик, способный в сложнейших условиях горной местной выполнять задачи по вскрытию противника. Родившийся и выросший на Урале, парень был не многословным, но основательным. Хотя и проскакивала в нем своеобразная ирония, которая мне, командиру, могла не всегда и понравиться. Мог и пошутить.
– Николай, все готово?
– Да, товарищ старший лейтенант.
– Новенького обучил на «809»?
– Обучил. Уже сходил с группами Перепечина и Богатикова, обеспечил нормально.
– Ну, хорошо.
Связисты, ходившие с группами на выполнение боевых заданий, не только поддерживали устойчивую связь с базой, но и наравне с разведчиками выполняли специальные задачи. После поступления в училище Сергея Кибиткина, Шакуров ходил со мной в качестве связиста, обеспечивая группу связью, чем способствовал успешному выполнению поставленных задач. Награжден медалью «За боевые заслуги», Тютвин Николай Васильевич – орденом «За службу Родине в ВС СССР» третьей степени. Кстати сказать, разведчики моей разведывательной группы: Сергей Сафаров, Геннадий Баравков, Александр Архипов, Михаил Гапоненко, Андрей Ивонин, Вячеслав Ксендиков, Александр Орлов, Александр Фетисов Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1980 года за выполнение специального задания по оказанию интернациональной помощи Демократической Республике Афганистан, проявленное при этом мужество награждены медалью «За отвагу». Этим же Указом Борис Иванов награжден медалью «За боевые заслуги». Когда передавал взвод Павлу Перькову, уходя на должность заместителя командира роты, я сказал ему:
– Паша, отдаю в твои руки замечательных парней, прошедших со мной суровые будни войны. Я их сберег. Повтори этот подвиг и ты!
– Понял, Валерий Григорьевич! Не подведу!
– Надеюсь!
Две пары вертолетов, огибая естественные препятствия, неслись к намеченной цели. Полет, отчасти, сбалансировал внутреннее волнение, морально-психологическое состояние в целом. Я присел у топливного бака и вытянул ноги вперед. Настроиться на опасность не всегда получалось, наверное, кто-то другой сидел в это время во мне и моих разведчиках – мыслил, решал, действуя по иным законам. Взглянуть бы в глаза этому другому – человеку войны!
За бортом вертолета проносились поля, развалины, сплошная полоса кишлаков по обоим берегам Логара. Пожалуй, вон ориентир поворота на юго-восток: перекресток дорог с горушкой за кишлаком Зайдаран. Перескочим мертвую степь Гумаран и в условном треугольнике трех кишлаков с полями культур на выходе из ущелья «впишемся» в зону задачи. «Треугольнику» в задании отводилась роль площадки, на которой должны были развернуться события наступающей ночи. Удобное место! На востоке «треугольником» оканчивалось неглубокое ущелье, получившее начало у пакистанской границы. Разрезая отрог Спингар на неравные части, оно упиралось в солончаки Гумаран, примкнувшей к трассе Кандагар – Кабул. Транспортная артерия – не иначе через горный массив с выходом к столице Афганистана! На что я и обратил внимание при вылете на разведку и выборе района предстоящих действий. Вот он рисунок «пучков» – дорог и тропинок, различаемый с борта вертолета и притянувший внимание разведки дивизии!
Вечернее солнце склонилось за горы. В наступивших сумерках мелькали жутковатые тени развалин, чинар, вызывая озноб и мурашки по телу. Левым виражом вошли в зону задания! «Ориент» фиксировал полетное время – оставалось не более трех минут.
«Двадцать четвертые» «крались» за нами.
В иллюминатор я отслеживал прохождение ориентиров, помеченных мною на карте, ситуацию в полях, кишлаках, чтобы иметь представление о плотности населения с уходом светлого времени суток. Проскочили на бреющем ориентир поворота в район предстоящих действий – перекресток дорог южнее кишлака Сангархейль и с левым виражом вошли в зону задания. Тем самым мы завершали условную "петлю" пролета над контролируемой душманами территорией, чтобы противнику было сложнее "привязать"вертолетную группу к нашему заданию. В этот раз мы прошли вдоль магистрали дальше, чем, вероятно, озадачили «духов».
Вечернее солнце клонилось за гребень хребтов, разбросав по долине жутковатые длинные тени, вызывавшие мурашкина теле. Бр-р-р. В наступивших сумерках светящийся «Ориент» показывал: полетного времени оставалось немного - только, чтобы собраться в комочек.
– Как с настроением, Вовчик? Для анекдота есть пару минут. Давай уж – «ляпи!».
– Он не может, товарищ старший лейтенант.
– Чего это вдруг? А? «Зигфрид»?
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Что там Архипов несет?
– Я констатирую! - Вмешался Архипов, - ему, товарищ старший лейтенант, РД одно место зажал.
Сокуров не мог не реагировать на очередной выпад лучшего друга.
– Вернемся, Саня, я тебе головенку отверну – обе.
– Ха-ха-ха! Шутник ты, Вовик! Не получится!
– Почему?
– А я товарищу старшему лейтенанту Родину доложу, что ты его за глаза «Артемычем» называешь – будешь рыть окоп для стрельбы стоя с лошади.
Старший разведчик Сокуров с признаком обалденности смотрел на лучшего друга – на меня, не зная каким образом парировать колкость Александра. Что там парировать? Группа катилась от смеха, представляя реакцию заместителя по радиоразведке Анатолия Артемовича Родина, и сколько бы он метров земли нарезал Сокурову для оборудования окопа. Хохотнул и я от острой реплики Архипова.
– Так, ладно, ребята – собраться! Прибываем!
Я поднял руку: «Внимание! Приготовиться!» – Группа становилась механизмом со взведенной пружиной.
Встретившиеся взгляды – мой и командира звена вертолетов были в едином порыве… "Как там? В порядке?" – Спрашивал мой. «Подходим», – кивнул головой "звеньевой".
– До встречи, ребята!
Сжатыми вверх кулаками экипаж пожелал нам добра.
– За успех нашего дела – безнадежного! – бросил мне в след командир.
– За успех!
В салоне я склонился к Карпетченко.
– Внимательней за тылом, Сергей, «духи» очень быстры! Не спеши! Старайся видеть все!
– Понял, Валерий Григорьевич.
Трудно представить, какой в нашей жизни будет следующая минута – там, на земле! И будет ли она вообще? Вперед! Группа выскочила за борт вертолета и заняла положение к бою. Вертолеты уходили своим маршрутом, не создавая в окружающей нас пустоте впечатления выборски на одном из квадритиков солончаковой Гумаран группы разведчиков. Мы лежали в прогорклой пыли, ощетинившись стволами, и вдыхали запах звенящей вокруг тишины. Сейчас мы должны превратиться в тень, чтобы с сотнями других теней в долине скользить к горушке в треугольнике трех кишлаков.
На востоке темнеет быстро. Отчего не всегда улавливается грань превращения сумерек в непроглядную ночь, когда тишина становится звонче, опасней, вызывая дрожь в напряженном теле. Мы должны были выйти к расщелине, образуемой вершинами на участке трехсот - не более метров, куда стремился «пучок» многочисленных дорог и тропинок. Дальше они выходили из суженного скалами пространства и опять разбегались, соединяя кишлаки, предгорья, тянулись к магистральной трассе. Меня интересовала вершина с отметкой 2102 метров, вскинувшаяся между ближайшим к нам кишлаком – на севере и горой Срегар в две с половиной тысячи метров – на юге. Именно ее я выбрал для засады, полагаясь на ее выгодное господство над местностью, что позволяло нам контролировать выход из ущелья. Она образовала суженное в несколько сотен метров дефиле, через которое, собравшись с разных направлений в «пучок», проходили дороги. Этот факт стал ключевым в принятии мной решения на организацию засады именно в этом месте.
Мои рассуждения сводились к следующему: если допустить, что караван, выйдя из ущелья, разгружался в треугольнике трех кишлаков, в чем я не сомневался, то, чтобы себя не демаскировать и не «засветиться» на последнем этапе пути, караван-баши должен был завершать проводку, прижимая караван к горам. Это логично. Он уходил в тень подошвы гряды и на определенный период сливался с местностью. Если это так, караван на конечном участке маршрута должен был идти южнее организованной нами засады – ближе к хребту с вершиной Срегар. Караван можно было вести и с севера, причем, в двух, на вскидку, случаях: если считать ближний к трассе кишлак перевалочной базой, то есть, конечной точкой его движения или южное от горы (засады) направление, с позиции «духов», отнести – к опасным. Что я считал менее вероятным.
После десантирования я не торопился: адаптировал группу к темноте, звукам солончаковой степи – свидетельницы тайного вторжения. Оценил расстояние до ближайшего к нам кишлака, чтобы увериться в «подушке» безопасности, которую приходилось создавать всегда, когда был предусмотрен контакт с противником. Учел направление ветра – турбулентной воздушной массы, вырывавшейся из горловины ущелья на открытое перед Кабулом пространство. Притерлись к обстановке, подышали воздухом, насыщенным запахом верблюжьей колючки и чем-то еще, похожим на полынь приволжских степей.
«Пожалуй, в лоб не полезу. Сориентирую дозор, чтобы двигался ближе к хребту, где мы уйдем в тень, отбрасываемой гребнем – верхним контуром гряды».
– Ближе, Ксендиков. Пригляделся? Подышал?
– Так точно!
– Разбираешь, что – к чему?
– Угу.
– Забирай правее и на цыпочках сближайся с горушкой – аккуратно. Осторожно, Слава! Не торопись! Дальше – сигналами.
– Понял.
– Давай!
Ориентация компаса к объекту движения – секундное дело. Азимут девяносто – дальше три тысячи метров, высота, обращенная к нам плоским откосом - место засады в соответствии с принятым ранее решением!
«Оторвавшись» немного от группы, дозор шел по условной кривой, обозначенной при уточнении порядка сближения с объектом засадных действий. Постепенно втягиваясь в тень, образуемой гребнем гряды, мы растворились в ней, потерялись…
Сложный период втягивания в задание обострял рефлексы внешними факторами. В первую очередь – звуковыми! Порыв ли ветра, вой шакалов или крик ишаков кидали тело к земле, шлифуя реакцию самосохранения, данную человеку природой. Сегодня спокойней. Мы контролировали довольно большую вокруг себя оболочку безопасности.
– Как Есаулков?
– Нормально. Молчим.
В эфир не пойдет сигнал тангентой, ни сорвется фраза, типа: «В порядке». Молчим – целее будем! Так думал связист Есаулков, с ним солидарны были Ксендиков и Гапоненко – сработавшаяся в дозоре пара земляков-белорусов… Обкатались на выходах. И сейчас, осторожно зондируя почву, они замыкали кривую выхода в квадрат интересов разведки. Напряжены. Самого волненье штормило.
Тишина становилась звонче, опасней – не тишиной, а волчьей повадкой «духов», крадущихся в густой темноте остывающей ночи.
По времени мы были уже где-то у «связки» дорог, входивших в расщелину «пучком», как я их назвал, впервые увидев с борта вертолета. Расщелина – две вершины расположенных напротив хребтов, создавших в несколько сотен метров узкий проход, по выходу из которого дорожный «пучок», разветвляясь множеством тропинок, бежал к предгорьям Спингара. На левой, ближней к нам, вершине мы организуем засаду, чтобы встретить караван противника, который так или иначе, нас не должен минуть. Пойдет ли он северным маршрутом или южным относительно вершины, на которой мы устроим засаду, принципиального значения не имело: ни для нас, ни для душманов – караван был обречен на любом маршруте. И вот почему. Изюминка состояла в том, что какой бы путь не выбрал старший каравана (караван-баши) после выхода из ущелья: северный ли, южный, караван пойдет мимо нашей горы. Северный? Караван оказывался между засадной группой и кишлаком, до которого было около километра открытой степи. Внезапным огнем из засады мы нанесем ему невосполнимый ущерб, а потом в чистом поле добьем. Уйти – некуда! Дальность действительного огня нашего оружия позволяла работать на поражение при расстоянии шестисот метров до противника.
Правда, в этот сценарий я вносил дополнение – возможную поддержку охраны каравана населением кишлака (местным ополчением). То есть, я не исключал совместной атаки жителей кишлака и прикрытия каравана. Это создавало нам определенную проблему, но все-таки меньшую - атака противника выстраивалась бы с одного направления – консолидированная, но с одного.
Если караван выберет южный маршрут, он, тем более, обрекался на гибель, причем, без вариантов. В этом случае он оказывался зажатым в узкой расщелине на коротком участке пути, где ему трудно было помочь! Без возможности маневра: отхода назад, движения вперед, организованного сопротивления под кинжальным огнем сверху - только к Аллаху. При этом варианте развити событий местное ополчение могло включиться в поддержку попавшего в засаду каравана, тем более, среди боевиков прикрытия должны быть выходцы из района дейстий. Но помощь каравану придет гораздо позднее! «Духам» необходимо будет время, чтобы разобраться в ситуации, выйти на рубеж атаки, что не очень удобно с точки зрения положения на местности их кишлаков – бой будет на обратной стороне хребта. Мы же выиграем время и будем тянуть его до рассвета – прилета за нами «вертушек». Но такой ход развития событий предполагал ведение боя группой на двух направлениях: с охраной каравана – на южном и ополчением кишлака – на северном. Лихо!
Таким вырисовывался расклад предстоящего боя, но только в том случае, если караван все же пойдет! Нет? Осторожно перед рассветом снимемся и уйдем в квадрат (совершенно другой) для эвакуации вертолетами на базу. И будем ожидать следующего случая, чтобы сработать как надо. Без агентурного сопровождения борьбы с караванами, наша работа сводилась к принципу: «повезет – ни повезет». А сейчас?
Вышли к «связке» дорог, основному ориентиру, через который прямой путь к месту организации засады. Второй этап задания окончился выходом к дорожной сети. Чтобы не оставлять в пыли следов своих «буцефалов», пересекать проезжую часть не имело смысла. Уточнив задачу дозору, я повел группу параллельно связке дорог.
Вот и подъем по каменистой пологой возвышенности с грудами камней, разбросанных по склону. Ксендиков подал сигнал «Путь свободен». Стоп! Осмотримся! «Понюхаем» воздух, послушаем горы и степь за спиной. Кто его знает, как «духи» расценили пролет авиации над их территорией вне привязки к магистральным дорогам? Мозги у них работают по-иному: что очевидно нам - для душманов не является истиной.
До вершины оставалось немного. Шли, выбирая путь, чтобы не светиться на контуре горы другим кишлакам. Бросая взгляды по сторонам, я держал направление на вершину, тем не менее, «давил косяка» на выход из темневшего перед нами ущелья, откуда могло быть движение каравана!
Поднимаясь наверх, мы охватывали взглядом панораму степи, остающуюся слева и сзади. Именно в той стороне прижался к речонке беспокоивший меня кишлак. По ходу движения справа перед нами все больше открывалась «изюминка» засады – расщелина, таившая противнику капкан. Крутые ее склоны подходили вплотную к проезжей части на протяжении трехсот-четырехсот метров, не оставляя попавшему в нее каравану не единого шанса на благоприятный исход. Втянулся? И все!
Таким образом, вникая в структуру тропинок в расщелине, у меня не оставалось сомнения в том, что место засады выбрано удачно. «Конечно, – мыслил я, выдвигаясь по склону, – если противоположную вершину усилить подгруппой, эффективность засады увеличится в несколько раз». Но опять же, смешение акцентов на результативность разделением группы на части и работой каждой из них в автономном режиме, я считал преждевременным и опасным. В случае сильного прикрытия каравана мы выглядели бы более, чем скромно. Местность позволяла «духам» на колесной технике подкинуть подкрепление из кишлаков. Поэтому распылять группу, пока я считал, не было необходимости.
Но главное было не в этом! У меня не было нужной информации о противнике, который занимался переброской оружия от границы в центральные районы страны. Сопровождение каравана имело постоянный состав до конечной точки следования, но на отдельных участках могло передаваться другим отрядам одной партийной принадлежности или общих интересов. В любом случае, это был сильный противник, с огромным опытом вооруженной борьбы. Мы же оставались без прикрытия, рассчитывая только на собственные силы.
«Дозор на вершине», – просигналил Ксендиков. Не теряя время, я оценил местность для расположения разведчиков на позициях.
– Сергей, с отделением Нищенко изучи обратный скат в направлении кишлака. Внимание на подходы.
– Понял. Горушку напротив рассмотрим, как усиление засады?
– Хм… Я думал об этом, но пока рановато.
– Мысль понятна.
– Прикрой тылы. Потом разберемся.
– Ясно.
– Выдвигайся ползком, «фоним» от подножья гряды.
– Обратил внимание.
– Добро.
Карпетченко повел отделение по левому склону вершины. С него просматривался выход из ущелья, откуда мог появиться караванный обоз. Подстрахует, прикроет! Работаем дальше.
– Азарнов, у тебя главный сектор атаки. Ты понял?
– Понял, товарищ старший лейтенант.
– Спускаешься ниже. Видишь «гребенку» камней?
– Да.
– Это рубеж! Занимаешь его, дальше – по задаче. Не повторяюсь!
Посмотрев на вершину напротив – нравилась, черт побери, нравилась.
– Глаз с нее не спускать.
– Принял.
Разведчики разместились с учетом особенностей засадной атаки и характера местности. Замысел их выдвижения на боевые позиции предусматривал момент втягивания в расщелину головы каравана до обозначенного на проезжей части ориентира, когда по моему сигналу они откроют огонь на поражение. Караван потеряет подвижность, оказавшись перед фронтом разведчиков Азарнова зажатым в узком проходе «огневого мешка».
Минут двадцать я ползал по вершине и склонам гряды, выбирая места для разведчиков. Остался доволен: позиции обеспечивали обзор в секторах наблюдения, ведение огня, взаимное прикрытие друг друга, воздействие на противника, подходящего от кишлаков, а в случае серьезного боя – отход к вертолетной площадке.
Не прекращая наблюдения, разведчики выложили перед собой из камней бруствера, приготовили гранаты, запалы, снаряженные магазины, рядом уложили мешочки с патронами. Боевой порядок засадной группы был принят в соответствии с решением. Что еще нужно для эффективности засады? Расстояния до ориентиров выверены, наблюдение организовано, порядок воздействия на противника отработан, уход группы к магистрали. До нее было двадцать километров голой степи. Мы находились в условном треугольнике Карезгули – Саудатхейль – Беко, западная сторона которого прижималась к трассе Кабул – Кандагар.
Вершина напротив была идеальным местом для засадной подгруппы, которая бы усиливала действия первой. Карпетченко был прав – расположение группы напротив ставило колонну противника в безвыходное положение. Рискнуть? Засада готова, уход к площадке продуман. А что противник? Информация носила предположительный характер: возможный проход каравана с оружием были данными агентурной разведки на вчерашний день. Больше не было никаких подтверждений. Ночь просидим, померзнем, утром снимемся и улетим на базу. Если же караван пойдет, усиление обратной стороны ущелья – хороший тактический ход. Поручить Карпетченко? Не отразится ли это на замысле операции? Начальник опять назовет авантюристом. А для Карпетченко? Не будет ли «жестью» для первого раза? Ладно. А, что думает сам командир разведывательного взвода.
– С замыслом понятно, Сергей?
– Да, Валерий Григорьевич.
– Что бы ты добавил к нему?
– Мне, кажется, та сторона ущелья напрашивается на усиление.
– Ну, даешь! – Я, молча, развел руками. Добавить было нечего. – Как ты это мыслишь?
– Не теряя времени, выделить группу усиления.
– Ты ее возглавишь?
– Возглавлю!
– Хорошо. Берешь с собой Пальцева, Ярукова, Зуева. Через тридцать минут на месте. Щелчок тангентой – нормально, два щелчка – вижу противника, три – необходима помощь. Вопросы?
– Нет вопросов, Валерий Григорьевич.
– С Богом, дружище.
Главным сектором атаки я выделил узкий участок дорог между вершинами двух расположенных напротив друг друга хребтов. До самой удаленной тропинки было не более 400 метров – дальность прямого выстрела АКС. Не важно, какой пойдет караван: на вьючных животных, машинах, смешанный ли – он попадал под огонь с обеих сторон.
ГЛАВА 62
Прислушиваясь к самому себе, я лежал на камнях и не совсем был уверен, что принял правильное решение, отправив Карпетченко на противоположный откос, чтобы усилить эффективность огня организованной засады? Может поторопился? Парень впервые вышел на боевую операцию и сразу под раздачу. «А сам-то? – Возмущался Некто во мне, – многое ли я знал о душманах, когда с группой под Тарахейлем штурмовал пещеры?»
Тридцать минут прошло, а Карпетченко не подтверждал выход подгруппы в точку усиления засады. Маячившая передо мной вершина, где, по моим расчетам, уже должен был появиться Сергей, была по линии прямой видимости не более, чем в четырехстах метрах. Спуститься с одного откоса, проскочив узкий участок проезжей части, не оставляя следов, подняться на другой, безусловно, требовало физических сил, выносливости и просто – тактической осторожности и внимания. Но он уже должен был выйти и занять указанный ему рубеж! Что же стряслось? Я нервничал.
– Товарищ старший лейтенант, Карпетченко подтверждает выход: «Нормально», – доложил Есаулков.
«Фу, черт! Аж, испарина на спине». Получив вдохновение удачным выходом Карпетченко, я решил пройти по периметру засады и убедиться, что разведчики заняли выгодные позиции и все идет по плану операции.
У Нищенко было в порядке. Командир отделения выполз из выложенного камнями "окопчика" и доложил обстановку в секторе наблюдения.
– Оценил снизу контурность, товарищ старший лейтенант, сливаемся с откосом – не разобрать, может, чуть выдвинуть вперед пулеметчика?
– Не стоит, Игорь, будьте кучкой. Ему сложнее будет уходить, если что-то пойдет не по плану.
– Угу.
– А что с отходом?
– Уходить будем на «9 часов», пулеметчик прикроет.
– Вот видишь? Придай ему помощника, они усилят выход к площадке.
– Понял.
– Хорошо, будь внимательней. Если караван пойдет, то время его, как раз и подходит.
– Ясно.
Окинув взглядом сектор, занимаемый разведчиками Нищенко, я переместился в следующий – атакующий.
– Как у тебя, Азарнов?
– Тихо, товарищ старший лейтенант.
– Тишина – наше оружие, Андрей. Покажи ориентир головы «духовской» колонны, достигнув который, я дам сигнал на «огонь».
– А вон, выступ обратного склона – хорошо виден отсюда.
– Пойдет! По цели я работаю трассерами: очередь – на ней сосредотачиваешь огонь. Если караван не полностью втянется в капкан, не позволяй себя обходить с правого фланга.
– Понял.
Прибыл к Баравкову. Гена «стерег» кишлаки через открытое пространство степи. Мне думалось, что в караванах находились выходцы из соседних кишлаков, которых заранее должны были встречать сообщиники на местах, а, значит, каким-либо образом себя демаскировать: перемещением, отблеском света, сигналом, запахом дыма, лаем собак... Баравков ничего не должен был пропустить. «Не может быть, чтобы у них не было обратной связи! Знают ведь, черти, день, вернее – ночь прибытия каравана. Ждут! Разгружают! Значит, должны себя чем-то проявить, хотя бы косвенно, а мне большего и не надо - важно понять опасность, исходимую от кишлаков. Поймем. Оценим! Встретим!».
Завершив к полуночи обход позиций, изготовившейся к бою засады, я расположился с Есаулковым на стыке отделений Нищенко и Баравкова. С этой позиции хорошо просматривался сектор атаки и кишлачный массив за спиной. Открытое поле, метров 900, раскинулось к дувалам кишлаков, с которых могло подойти подкрепление. Противник, располагая тракторами с тележками, могли их задействовать для переброски ополчения в нужный район. Это направление я отнес к наиболее опасным и не снимал его с контроля разведчиками Геннадия Баравкова. Как там все повернется?
У меня не было ощущения встречи с врагом, не было тайного голоса из вне, что сегодня мы выйдем на караван, ввяжемся в драку. Первые этапы операции прошли как-то обыденно: десантировались, вышли, расположились… Тьфу, примета плохая. В этом-то и заключался профессионализм в подходе к выполнению заданий, когда мероприятия решались обычным рабочим порядком – без нервов и напряжения. Вот только сознание, нет-нет, да и давало знать, что сегодня мы работали без прикрытия, находясь более чем за пятьдесят километров от базы.
Где там площадка? Повернувшись на бок, я взял по компасу азимут, прикинул расстояние. Мы должны были выйти к ней в 7.00 утра, а пока нас угнетала тишина: не слышно звуков скрытой от глаз жизни афганцев, тайного перемещения в населенных пунктах... Тишина.
– Что в кишлаках у нас, Гена?
Оторвавшись от прицела, Баравков доложил:
– Ничего особенного, товарищ старший лейтенант, фон обычный, отблесков не видно. Затаились, видно.
– Но должны же они знать: будет ночью караван или нет?
– Д-д-должны, наверное.
– «Чуняловку» не разводить – наблюдай.
Время перевалило за полночь, изменения обстановки не произошло, по-прежнему было спокойно. Прохлада пробиралась внутрь десантных курток, вызывая дрожь по спине. Методику согрева в засадах я отработал прошлой зимой в Паймунаре и «Черной горе» – зима была суровой. Я садился на плоский камень и в определенном ритме сжимал и разжимал определенный группы мышц. Когда тепло растекалось по телу, переворачивался на живот, отжимался от земли. Минут на двадцать-тридцать хватало, потом сначала.
– Есаулков, наблюдай, я к Азарнову.
– Есть.
Рядом со связистом находились, прикрытые камнями, радиостанции Р-809 – для связи с авиацией и Р-148 – с командирами отделений в группе. Романтик Азарнов любовался звездным небом, бросавшим в Галактике или еще дальше раскаленные всполохи метеоритов.
– Что нового, Андрей?
– Тишина, товарищ старший лейтенант, – встрепенувшись, шепнул Азарнов. – Хоть бы собака тявкнула, так нет же, от нее челюсти сводит.
– Сводит, конечно, но нюх не теряй. Эта аллегория, мистика, обман зрения, «щелкнешь» фуфлом и дяденька душман с кривым ножичком будет тут, как тут.
Помолчали. Азарнов был на главном направлении атаки. Если караван все же пойдет, его разведчики должны огнем парализовать активную охрану, привести ее к неспособности сопротивления.
Через правое плечо я видел темную линию кишлаков, которые угадывались за мной, вздохнул. Если «духовская» орава от них рванет по нашу душу, будет тяжко.
– Кишлаки – опасность, Андрюха. Держи расщелину, я посмотрю, что у Нищенко.
Где ползком, на четвереньках я переполз по вершине к Игорю. Он сидел, прислонившись к каменной глыбе.
– Нормально, товарищ старший лейтенант. Спокойно.
Игорь расположил четверых разведчиков по склону для контроля северной стороны возвышенности и прохода между вершинами.
– Поглядывай в перспективу. Караван ты увидишь первым. Имей в виду: машина ли, дохлый ишак появятся из ущелья – степень опасности равнозначная, как, если бы шло десять, пятнадцать машин, наполненных «духами». Понял?
– Понял.
Нищенко наклонился ближе, чтобы было удобней слушать и вести наблюдение.
– «Духи» не рискнут вслепую послать караван, вначале пойдет охранение, посмотрит и только потом последует груз. Могут сунуть контрольный караван – на живца. Не проморгай, оценивай его на оригинальность.
– А что, если кинут поклажу в предгорьях? Ведь так для них безопасней.
– Я думал об этом, могут и так поступить. Но наступает зима, часть «духовских» сил находится в кишлаках, они и будут охранять склады с оружием, вести разведку, проводить акции. Им выгодней подтянуть вооружение ближе к кишлакам, чтобы обойтись без дополнительных рейсов в предгорье. Тем более, скоро пойдут снегопады, закроются перевалы, дорожная сеть. Груз выгодней забросить сразу в конечную точку, кишлаки и передать его охране, зимующей в тепличных условиях.
Пообщавшись о возможных намерениях «духов», изучали обстановку в «ночник» – ничего. Тишина.
– Не расслабляйся, Игорь, если потянут груз, значит, только через нас. Срезать путь к кишлакам от ущелья у них не получится: рельеф не позволяет. Нищенко в прицел осмотрел дорогу до входа в расщелину.
– Товарищ старший лейтенант, я вот о чем подумал, а «духам» не придет в голову встретить караван заранее, например, у наших горушек? Вышлют навстречу человек пятнадцать-двадцать к заметному издалека ориентиру и…
Холодок в животе поднимался туда, где, говорят, находилась душа.
– Не вводи меня в ужас. Могут встретить! Для чего я Гену «пинаю»? Смотри, – говорю ему, – не пропусти, чтобы мы заранее приняли меры. И, кстати сказать, опасаться нам надо не столько каравана, сколько кишлаков – там все их ресурсы: живая сила, оружие, земля. Возможно, ополчение уже готовится к выходу. Нам, Игорь, нужна системная работа агентурной разведки, по информации которой мы проводили бы захват и уничтожение караванов. Пока не наладим этот процесс, мы будем действовать вслепую. Как сейчас! Придет караван? Не придет. Кто его знает? Понял?
– Угу.
– Вот тебе и «угу».
Нищенко повернулся на бок. Ноги затекали от долгого лежания в неудобной позе, приходилось часто менять положение тела.
– Фиксируем время – 2.30. Не расслабляться, я к Баравкову.
– Мне, все-таки, кажется, что караван мы сегодня не увидим…
– До «вертушек», товарищ сержант, более четырех часов, их надо еще пережить. Пе-ре-жить! Так что, соберись – осталось начать и кончить.
Нищенко хохотнул. Чуть отошел от тревожного и утомительного ожидания неизвестности. Вот такой каламбур!
– Будем жить, товарищ старший лейтенант.
– Будем.
Разведчики Баравкова держали участок перед степью, на обратной стороне которой вдоль берега речонки раскинулись кишлаки. Их было много, длинной цепочкой они тянулись по берегам водного источника, и им не было конца. Меня интересовали два из них – ближние к засаде. Я не мог побороть ощущения, что опасность подстерегала нас именно с этой стороны.
– Что у тебя, Гена?
– В п-порядке, товарищ старший лейтенант.
– Огоньки, звуки, что-нибудь есть?
– Спокойно. Такое впечатление, что сегодня не караванная ночь.
– Вы, что? Сговорились, что ли? Лови каждый звук. Если караван пойдет, его местные «духи» могут встретить прямо под нашей вершиной. С долины глаз не спускать!
– Видимость хорошая, если что – увижу заранее.
– Хорошо, держись и не мерзни.
Пригнувшись, я пошел к Есаулкову. Склонив голову на плечо, Николай лежал на боку. Я тихонько его обошел, но камень взять не успел.
– Не сплю я, товарищ старший лейтенант.
Вот, черт.
– Разыгрываешь меня?
– Я вас метров за тридцать увидел – «засветились» на контуре гор.
– Это хреново-то, уральский охотник.
Присев рядом, я оглянулся назад.
– С нашей позиции переход линии водораздела заметен – угол зрения острый. Чуть ниже или выше – уже не было видно.
– Ладно, Есаулков, проверим.
Спустившись ниже позиции связиста, я посмотрел вверх и отметил, что на линии (контуре) хребта человек при ее пересечении виден не будет. Нельзя было допускать проецирования на небосводе контуров тела с линии дороги и кишлаков. А вообще, прекратить все перемещения. Каждый свою задачу знает. Ждать! И только ждать.
«Ориент» на руке показывал – 4.05. До снятия засады оставалось менее трех часов. Утренний холодок насквозь продирал душу и тело. Пальцы немели на цевье автомата. Расстегнув десантную курточку, я охватил себя руками, а кисти рук спрятал под мышки. Тепло. Согрелись ладони, но не прошло и минуты, как голова склонилась на грудь. Тьфу, черт, так можно и «рубануться». Руки согрелись, застегнув куртку, я стал отжиматься. Перерыв. Отдышался и снова двадцать отжиманий подряд. Сел на камни с упором руками назад, подняв выпрямленные ноги, написал имя дочери – «Светлана», жены – «Наташа», правда, получилось «Ната» – ноги упали на камни. Передохнул, отжался. Достаточно.
– Замерз, Есаулков?
– Никак нет, я с Урала, товарищ старший лейтенант.
– С Урала он! Я из Сибири и то греюсь.
– Я тоже.
– Как?
– Ложусь на спину и отжимаю «восемьсот девятую».
– Ну, да, у тебя «спортивный» снаряд профессионального плана.
– А что? Помогает.
– Я не об этом. У тебя на хребте железа хватает. Вы с Кибиткиным жилистые парни. Серега вот постигает офицерскую науку, сам-то не думаешь об этом?
– Нет, товарищ старший лейтенант, я домой.
– Домой – это хорошо.
Минут пять мы переговаривались шепотом, грелись: я – камнем, Есаулков – радиостанцией. Чем ближе к утру, тем сильней одолевала прохлада. Все-таки, еще разок обойду парней, посмотрю.
– Оставайся, я сделаю кружок.
Связист кивнул, вглядываясь в панель радиостанции.
– Аккумуляторы?
– Нормально!
Пригнувшись, я двинулся к Азарнову. Он сидел на позиции, вглядываясь в темневшие скалы, нависшие над выходом из ущелья.
– Ну, как?
– Спокойно, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо. Не «чунять», осталось немного.
– Я за временем слежу.
– Давай, я к Нищенко.
Командир третьего отделения, увидев меня, перестал отжиматься: холод всех донимал.
– Как у тебя?
– Пока ничего. Тишина,
– Не расслабляйся: в 5.50 снимаемся и уходим к площадке.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
Выдвинулся к Баравкову. Гена заметил сразу.
– Чисто, товарищ старший лейтенант. Зацепиться не за что.
– Хорошо.
Часы показывали – 5.30. Экипажи вертолетов готовились к вылету. Резервная группа Перькова прибудет с ними для обеспечения нашей эвакуации. В 6.30 взлет. Сделав отвлекающий круг, «вертушки» отметятся у трассы и в 7.00 выйдут к точке приземления. Мы уже будем на месте, прикроем посадку «восьмерок».
До рассвета оставалось немного. Мысленно «проиграв» порядок снятия группы с засады и ухода ее к площадке экстрадиции, я выдвинулся к Есаулкову в обратном направлении. Круг замыкать не стал, чтобы не «светиться» на хлипком месте. Через три-четыре минуты я снова приблизился к Нищенко.
– Что-нибудь случилось, товарищ старший лейтенант? – командир отделения удивленно смотрел на меня.
– Нет, Игорь, в порядке. Просто я не пошел по замкнутому кругу, там есть местечко, где можно высветиться на фоне неба. Лучше вернусь в обратном направлении.
– А-а, понял.
Нищенко прислонился к пригретому телом камню. Чуть ниже я обошел его разведчиков, убедившись, что их не было видно по линии гребня, пошел к Азарнову. Андрей с не меньшим удивлением встретил меня. Успокоившись, опустился на камень, но, тут же, вскочил, прижав гарнитуру к правому уху. Я бросился к нему.
– Что?
– Нищенко, просигналил: «Духи», товарищ старший лейтенант.
Ледяной холод по телу. Караван!
– Я же только от него…
Вытянув шею, я пытался хоть что-нибудь разглядеть в направлении отделения Игоря. Ничего, закрытый рельеф.
– Спокойно, Андрей. «К бою». Не суетись! Предупреди ребят, время есть. Я – к Нищенко.
Сбивая колени о камни, я передвигался на четвереньках, полусогнутых, последние метры проскочил, пригнувшись, чтобы не снести головой «козырек» скалы.
– Ну! – скорее выдохнул, чем спросил я сержанта.
Игорь протянул «ночник».
– Едва вы скрылись, товарищ старший лейтенант, правее – вон видите выступ «связки» дорог, послышались звуки, похожие на цокот копыт.
– Так!
– Наблюдаем, слушаем. Впечатление такое, что по дороге едут на лошади.
– Что еще?
– Вроде все.
– Как парни?
– В порядке.
Разведчики сосредоточили внимание на дороге, выходившей из темневшего зева ущелья, лежали за камнями в готовности к бою. Настроив ночной прицел, я смотрел в том же направлении, чтобы засечь движение материальных объектов.
Горячий шепот сержанта:
– Может, разведка?
Движущееся пятно я увидел сразу, но разобрать в нем что-либо конкретное не получалось – объект двигался в нашем направлении. Точно.
– Игорь, пулей к Баравкову, готовность полная, кишлаки под контроль. Появятся «духи» – не кокетничать, открытым текстом в эфир.
– Понял.
Часы показывали – 5.45. Оставалось менее часа до взлета вертолетов в Кабуле, плюс двадцать минут полетного времени без «нарезания» ложных кругов – держаться около часа. Раньше времени «вертушки» не взлетят – темно и приказ! Значит, в течение этого времени расчет только на собственные силы. Выйдут ли «духи» встречать караван, если это он замаячил вдали? И да, и нет. Одним словом – забить караван, а дальше держаться до прихода «вертушек» с резервной группой Перькова.
Вернулся запыхавшийся Нищенко.
– У него тишина, товарищ старший лейтенант.
– Значит так, все по схеме, караван пропускай, пусть втягивается в горловину по самое «здрасти», после моей очереди трассерами, валишь замыкание и отсекаешь его выход в обратном направлении. Азарнов работает по сопровождению каравана, его задача – охрана. Ничего не упусти! Не забывай левый фланг с Баравковым. Быть постоянно на связи, малейшее изменение обстановки – доклад. Яволь?
– Так точно.
В ночной прицел было видно движущееся пятно. Оно постепенно приобретало формы, но разглядеть его конкретный рисунок было еще невозможно.
– Товарищ старший лейтенант, звук копыт по камням – похоже, лошади.
– Слышу, Игорь. Мы с Есаулковым усилим Азарнова. Будь внимателен. Огонь после моих трассеров. Все! Я пошел!
– Понял.
Минут через пять я был у Есаулкова.
– Николай, уходим к Азарнову.
Позицию я выбрал между отделениями Нищенко и Андрея, чтобы
контролировать оба направления.
– Быстро – бруствер.
Укрыв радиостанции камнями, Есаулков выложил перед собой каменную стенку. От пуль укроет. Я подтянул к себе пару камней, положив на них автомат, приложился к прикладу. Так, нормально. Что у нас на дороге? Движущийся в прицеле объект приобретал очертания трех всадников, следовавших по дороге к узкому проходу между вершинами. Разведка. «Духи» ехали не таясь, переговаривались о душманских делах, вели себя свободно, как, если бы ехали по-своему кишлаку. Мне их поведение показалось не совсем обычным: шумным, бесцеремонным. Неужели совсем нас не боятся?
В поле зрения всадников попали вершины, образующие проход. Не останавливаясь, они осмотрели склоны хребтов, и вошли в него, не спешиваясь с лошадей. Остановятся? Нет! Узкий участок их не насторожил. Вероятно, «духи», чувствовали себя хозяевами положения, спокойно входили в ущелье – местные. Они первыми шли.
Каравана за ними не было. Неужели оставили в ущелье? Не рискнули перекинуть груз в конечную точку отгрузки? «Духовская» разведка остановилась. До всадников не более 100 метров: они были хорошо видны, различимы – три выстрела и никаких проблем. Но это разведка! Кого-то она «пасла». Вспышка в прицеле ослепила, я вздрогнул – засветка ярким источником света.
– Сигналят, – толкнул Есаулков.
– Кому?
Фонарик лучиком света выдавал мигания.
– Сигналят назад, товарищ старший лейтенант, – услышал я возбужденный шепот связиста.
Прицелом повел правее дороги – мигание светом. Вот оно что! Караван принял сигнал, идет подтверждение светом – обратная связь.
– Товарищ старший лейтенант, «духи» двинулись дальше.
Тройка всадников пошла по ущелью, затем, повернула направо к ближнему кишлаку. В его направлении полетели световые сигналы. Вот он, капкан! Теперь для нас! Голова опустилась на приклад автомата: ожидал ли я этого? Ожидал. Для этого и посадил отделение Баравкова, чтобы прикрыться от кишлаков. Все случилось до обыденного просто: «духи» просигналили встречать караван.
Время 6.10. Взлет вертолетов через двадцать минут. При оценке ситуации доверяюсь опыту– наступал серьезный момент. Какое решение примут «духи»? Выдвинутся навстречу каравану или будут его ожидать на окраине кишлака? Всадники, приблизившись к дувалу, остановились. Появилась надежда, что «духи» будут ждать караван именно там, где остановились. В противном случае, «духовская» разведка осталась бы на месте и ждала караван примерно под нами. Но этого не случилось, значит, противник уверен – опасности нет.
– Уходим к Нищенко.
Связист, не отставая, ровно дышал в мою спину.
Игорь с парнями всматривался в светлеющее небо, где из ущелья должен пойти караван.
– Ну, что?
– Пока ничего, товарищ старший лейтенант. Тишина.
– «Мухи» приготовили?
– Готовы.
Осмотрелся вокруг. Ничто не предвещало об опасности, нависшей над группой. Но где караван?
– Есаулков, «809» на прием и следи за эфиром. Только прием!
Устроившись спиной к одному из камней, я наблюдал за востоком, где вот-вот вспыхнет заря. Там же был караван. Надо сниматься с засады, чтобы в предутренней мгле проскочить несколько километров и выйти к площадке приземления «вертушек». Но…
– Караван, товарищ старший лейтенант.
На секунду я замер, вдох – выдох. Нищенко не оставлял сомнений. Идет. В ночной прицел я увидел «бурубухайку». Переваливаясь с боку на бок, она медленно шла из-за поворота. Послышалось надсадное урчание двигателя. Где они ее откопали? Вероятно, пристроилась к колонне где-нибудь в долине после преодоления перевала. Шесть верблюдов с большими тюками вереницей шли за машиной. Рядом с животными в пешем порядке следовало до десятка человек в темных одеждах. Двигались они по обеим сторонам дороги. Следом вышли груженые лошади с всадниками. Неспешно продвигаясь за «королями пустынь», они шли общей колонной, растянувшейся метров на триста. «Коммерческий»? Как бы ни так! Сопровождение животных с тюками было вооружено стрелковым оружием.
– Все помнишь, Игорь?
– Так точно.
– Держись, дружище, я к Азарнову.
Осторожно с Есаулковым вышли к нашей позиции. Залегли.
– Прикрой радиостанции камнями.
– У меня приготовлены ниши, не достанет, товарищ старший лейтенант.
– Наблюдай, я на пару минут к Андрею.
Выскочив из укрытия, я переместился к командиру третьего отделения.
– Караван на подходе, Андрей. В голове его - попугайского вида «бурубухайка», старая развалюха. Трассерами я сниму водителя и перенесу огонь на охрану. Ты двумя «Мухами» «гасишь» машину окончательно, затем, огонь по сопровождению. Не дай им поднять головы. Но разумно. Береги патроны.
– Понял, товарищ старший лейтенант.
– Все! Я – правее тебя, «148» на прием.
Вернувшись на позицию, я еще раз оценил расстояние до ориентиров и рубеж, достигнув которого, караван подвергнется огневому воздействию. Трассирующая очередь моего АКМС – сигнал открытия огня на уничтожение.
ГЛАВА 63
Натуженное урчание «бурубухайки» уже отчетливо слышно засевшим за камнями разведчикам. Покачиваясь на ухабах и выбоинах неуклюжим раскрашенным корпусом, она втягивалась в узкую часть дефиле, где полностью лишалась маневра. Хуже того, в случае остановки, блокировала идущую за ней колонну машин и животных, для которых выход из замкнутого пространства был только один – вперед.
Я оценивал смешанный караван противника, втягивающийся в подготовленную ему засаду – в целом и по элементам. Важным моментом была глубина его втягивания в сектор огня, обозначенного ориентирами для каждого разведчика. Учитывая, что участок, подвергаемый внезапному огневому воздействию, был относительно коротким, желательно было, чтобы в его условные границы попало, как можно больше единиц караванной структуры.
Для выполнения этого условия нужно было немногое – плотность каравана в полосе его наиболее эффективного поражения, то есть минимальная дистанция между машинами и всеми животными: ишаками, верблюдами, лошадьми – вместе взятыми. Узким участком рельефа местности это условие соблюдалось – караван замедлил скорость движения: его охрана шла по обочинам дороги у машин ничуть не быстрее колесной техники, едва карабкавшейся по камням и рытвинам.
У меня не было иллюзий в отношении техники, привлеченной душманским руководством к перемещению военных грузов из-за границы, роль которой в караване была не столько в скорости движения, сколько в том, чтобы доехать до конечного пункта и разгрузиться. Это, вероятно, устраивало тех, кто формировал караван в Пакистане и тех, кто встречал его в Афганистане с нужным грузом, в нужном месте. Впрочем, не факт, что машины шли через перевал из Пакистана, возможно, их задействовали на определенных участках маршрута, к примеру – конечных. Что навевало на размышления о наличии в «нашем» ущелье перевалочных баз, пунктов, на которых аккумулировалось оружие, боеприпасы, средства связи, медикаменты, а потом уже все это «расфасовывалось» по отрядам и формированиям. Где же, где наша агентура: КГБ, ГРУ, прочих «экзотических» и «секьюритических» структур? Боже мой!
Я рассчитывал, что замыкание каравана также войдет в полосу воздействия на него оружия засадной группы, «впишется» в нее, чтобы огонь первых секунд атаки лишил его возможности противодействия и выбора способов выхода из создавшегося положения. В прицеле НСПУ я держал кабину первой машины, в ней «отыскал» водителя, сидевшего рядом с ним караван-баши в повязанной белой чалме. Цвет его лунги не вызывал сомнений, что это представитель душманского управления в цепочке поставки грузов. Его-то первым я и буду валить!
До отведенного головной машине рубежа, оставалось не более ста пятидесяти метров. Вереница верблюдов шла за ней, чуть приотстав, но вписываясь в узкую часть ущелья. Компактность втягивания каравана была важным моментом в замысле засады, предполагавшая сосредоточение на коротком участке пути максимального количества караванных единиц. Сектор наиболее действительного огня засадной группы концентрировался в полосе, в которую, по моим расчетам, попадала большая часть охраны. Внезапной атакой активная, с точки зрения оказания организованного сопротивления часть охраны и сопровождения каравана, должны быть выведены из строя, уничтожены.
Визуально я выделил сопровождение каравана, его прикрытие, то есть, охрану, неоднородно распределившуюся по объектам и длине каравана. Для нас принципиальной разницы в функциях сопровождения каравана и его охраны не было: и те, и другие отвечали за караван, его доставку в пункт назначения. Они были одинаково вооружены, подготовлены, злы и кровожадны. В более широком смысле, сопровождение каравана – это его жизнеобеспечение, оно намертво «привязано» к нему узами существующего порядка и правил. Охрана каравана действует в качестве боевого подразделения и исходит из тактических интересов выполнения задач: агентурного сопровождения, ведения боя, привлечения помощи ополчения, вывода каравана на безопасные маршруты. То есть, функции охраны каравана относительно объекта охраны гораздо шире и глубже, нежели у обеспечения каравана, которое отвечает за кормление животных, заправку техники, ремонт, то есть, делает все, чтобы караван двигался по установленным графикам.
Охрана шла по обеим сторонам вереницы животных, ее было немного у машин, что, скорее всего, отражало житейский момент: меньше пыли, выхлопа газов, в поклаже животных находилась вода и питание. «Духи» тоже, как люди, хотели пить, кушать, оправлять естественные надобности, что учитывалось при организации методов борьбы.
Открытие огня по каравану должно быть выверенным. Караван уже втянулся в подготовленную ему западню, в нее вошла большая его часть. Еще немного! Еще! За горловиной суженного участка не должно остаться «хвоста» в виде замыкания. В противном случае, оно окажет сопротивление.
Одна из задач, стоявшая перед Нищенко, была в том, чтобы заблокировать тыловую часть каравана, не дать ей возможности самостоятельных действий. Только тогда «духи» попадали в их классический «огневой мешок».
– Товарищ старший лейтенант, Баравков на связи, – шепнул Есаулков, прерывая мои размышления.
– Слушаю, «11».
– «Духи, «03». До двадцати «штыков» вышли в нашем направлении.
Та-ак, сволочи, взаимодействуют: опять же, как у людей… Посмотрел на часы – 6.40.
– «11», «горбатые» в воздухе. Подпусти метров на пятьдесят и с Богом!
– «03», понял.
На секунду мелькнуло раздражение – в открытый эфир… А ну – засекли? Взглянул на «духовскую» труженицу «бурубухайку», вереницу животных, идущих по тропинке, поздно – роли уже не играет: караван втянулся в узкую часть полосы действенного огня засадной группы, если и прослушали «духи», среагировать не успеют.
– «10», готовность! Себя не раскрывать! Огонь по команде! Прием.
– Понял.
Сергей Карпетченко ответил коротко, но ясно – караван на виду…
Долго тянулось время, минуты, секунды… Караван достигл середины подготовленного ему участка сплошного поражения огнем. Уткнувшись в землю, «духи» шли монотонным шагом, держа на плечах стволы автоматов, кое-кто закинул за спину – спокойны, уверены.
Пора! Белую чалму караван-баши взял на риску прицела. Несколькими движениями потренировал перенос огня с пассажира на водителя. Осталось чуть-чуть, метров сорок … Расслабился, но холодок в животе не становился теплее. Слышен был стук собственного сердца, рвавшего тельняшку. Сигнал. Есаулков кивнул головой. Еще раз окинул караван от машины, идущей впереди, до двух-трех ишаков, замыкавших колонну: втянулись…
Плавный спуск и караван-баши с водителем уткнулись головами вперед. Глухие выстрелы ручных противотанковых гранатометов разведчиков Азарнова остановили первую и замыкавшую колонну машины. Автоматные очереди смели кучку «духов» сопровождения в темных одеждах, следовавшую за «бурубухайкой». Первая цель – внезапность – достигнута. Нельзя упустить «духов», пытавшихся скрыться за камнями, упавшими животными – они быстро организуются и окажут сопротивление. Уничтожение живой силы противника – вторая цель боевой операции. Нищенко и Азарнову по «148»:
– «12» и «13», работать одиночными.
Огонь внезапной атаки превратил «духовскую» колонну в жалкое зрелище: упавшие под пулями животные перегодили дорогу колесной технике, около десятка душманских тел валялось там, где их настигла смерть, раненые ползли в укрытие. Пулю наиболее шустрому, нет, ползет, зараза. Еще выстрел – уткнулся в щебенку.
От каравана щелкнули выстрелы: часть сопровождения каравана в секторе Нищенко отстреливалось. «Подавить сопротивление «духов»!».
– «13», ты под огнем!
– Вижу.
– Добивай, если видишь, ё… мать! Скрываются за лошадьми. Пристреляются – поздно будет.
– «03», меня обходили слева. Огонь сосредоточил на них.
– В порядке?
– Да.
– Гаси и этих, ведут огонь по тебе.
– Понял.
Мне не достать тех, кто отстреливался в секторе Нищенко, мешали крупы погибших лошадей.
– «11», что у тебя?
– «Духи» залегли, оценивают ситуацию. Бой слышат, но пока ничего не предпринимают.
– Возможно, ждут подкрепления. Отслеживай характер действий, немедленный доклад по изменению обстановки.
– Есть.
Баравков контролировал ситуацию с кишлачного направления. Но первый ажиотаж прошел, «духи» приходили в себя.
– «12», несколько человек за «бурубухайкой», не спускай с нее глаз.
– Вижу, туда перетащили раненых.
– Придут в себя, откроют огонь. «Мухой» отработай под машину, рикошет ударит по ним.
– Понял, «смальну».
Бухнуло левее меня. Камни, щебень с пылью поднялись возле машины, создав эффект косвенного поражения укрывшихся за машиной «духов».
– «03», я «11», прием.
– Слушаю.
– От кишлаков выдвинулись две «духовские» группы, человек по десять-пятнадцать в каждой.
– Действия первой группы?
– Зашевились. Кажется, собираются в атаку.
– «Кажется», не в счет, оцени их действия.
– «03», думаю, пойдут в атаку. У них возня.
– Расстояние?
– Метров 600.
Посмотрел на часы – 6.55, вертолеты где-то на подходе.
– «11», себя не обозначай, контролируй «духов». Приготовь дымы, «вертушки» на подлете.
– Понял вас.
Пора на цель выводить вертолеты, «духи» наращивали усилия по деблокированию каравана.
– Есаулков, связь с «вертушками».
Связист протянул гарнитуру «809».
– «Заря», «Заря», я «03», прием.
Сквозь шипящий шелест эфира:
– Я «Заря», прием.
– Внимание, «Заря»: веду бой с «духовской» «ниточкой», координаты… С направления Хоши атакован тремя группами до пятнадцати человек в каждой. Досмотровую группу высади на площадку для обеспечения захвата оружия и загрузку его на борта. Как понял? Прием.
Шипение в эфире «809-й», ожила «148-я»:
– «03», я «11», «духи» перебежками пошли на сближение.
– Понял! Подпусти метров на 400 и вали одиночными, одиночными! Как слышишь?
- Слышу, "03"!
Командир звена молчал, анализировал ситуацию. План эвакуации группы шел по-иному сценарию. Знаю, что ему не нравилась сложившаяся у нас обстановка – рисковал экипажами.
– «03», я «Заря», выхожу на вас, уточни цель.
Хватаю «148»:
– Гена, за камни! «Вертушки» на подходе! Обозначь себя дымами.
– Понял, даю дым.
В микрофон «809»:
– «Заря», «Заря», я «03», своих обозначаю дымом: азимут – 140, дальше – 600, как понял?
– Понял, «03»! Понял! Меня наблюдаешь?
Нет, не вижу! «Вертушки» с обратной стороны вершины.
Хватаю гарнитуру «148-й»:
– Гена, «вертушки» наблюдаешь?
– Да, «03», «горбатые» заходят в атаку.
– Какого хера молчишь? Себя обозначил?
– Обозначил, «03».
В микрофон «809-й»:
– «Заря», я «03», видишь дымы?
– Вижу! Цель тоже.
– Тебя наблюдаю, работай!
– Понял! Я на боевом!
Вытер пот со лба, что там с караваном? Он был бы жалким зрелищем, если бы с его стороны не звучали выстрелы. Три очага сопротивления. Оставшиеся в живых «духи», раненые укрылись за камнями и погибшими животными. Придя в себя, открыли огонь, визг пуль, идущих рикошетом, резал слух. Это в кино показывают свист пуль над головой, они, скорее шелестят, чем свистят.
– «12», что у тебя?
– «Духи» огрызаются.
– Сколько их?
– Четверо раненых.
– Под огонь не лезь.
– Бьют для острастки, выжидают.
Ну, да! Они ожидали подкрепления, не зная, что их помощь «молотят» «вертушки».
Обстановка созрела - пора вводить в бой группу Карпетченко. Панорама обстановки перед глазами, он видит ход развития событий.
– «10», я «03», прием.
– «10» на приеме.
– Очаги сопротивления наблюдаешь?
– Вижу.
– Распредели цели и работай командой.
– Понял «03».
Задача Карпетченко: внезапным ударом с тыла доработать «духовское» сопровождение.
– «03», я «11», прием.
– Слушаю «11».
– Веду бой. Две группы «духов» обработаны «горбатыми».
– Держишься?
– Держусь, но «духи» первой группы лезут вперед.
– Работай одиночными, они «прижимаются» к тебе, потому что уходят от «вертушек».
– До них метров двести.
– Бей одиночными – никуда не денутся. Они жмутся к тебе специально.
Уходя от огня вертолетов, «духи» прессовали разведчиков Баравкова, прижимаясь к его отделению. Они знали, что «вертушки» не станут работать «нурсами» на близком расстоянии от своих.
– «Заря», я «03», прием.
– На приеме.
– Я «03», вызывай звено для поддержки.
– Понял, обстановку доложил, будут минут через тридцать.
– Хорошо.
Посмотрел на часы – 7.35, времени в обрез. «Восьмерки» высадят группу Перькова и вернутся на базу для загрузки боеприпасов. Главное сделано, ситуацию переломили в нашу сторону, успех закрепили. Остается разобраться с захваченными трофеями, которые надо вынести на площадку для загрузки на борта.
Захлопали выстрелы с обратной стороны ущелья: группа Карпетченко открыла огонь.
– «12», «13», внимание! В работу вступил «10», всем наблюдать!
Двое «духов», выскочив из-под машины, кинулись вдоль дороги.
– «12», наблюдаешь?
– Да!
Словно споткнувшись, упал один, следом другой.
– Нормально «12», наблюдай.
Глоточек бы свежего воздуха! Обстановка менялась быстро.
– Товарищ старший лейтенант, «горбатые», – протянул гарнитуру связист.
– «03» на приеме.
– Я «Заря», цель уничтожена. «Бродатые» частично отошли в кишлак, работать по ним не могу, толпа женщин, детей.
– Понял, дружище, спасибо. Как мои «карандаши» у горушки? Не поможешь?
– Наблюдаю, они в контакте с «бородатыми». Очень близко, флангов не вижу.
– Понял!
Бросил гарнитуру «809-й». Из рук Есаулкова вырвал наушник «148-й»:
– «11», я «03», прием.
В эфире тишина.
– «11», «11», я «03», прием.
Баравков не отвечал.
– Есаулков, вызывай «11».
Что с Баравковым? Почему молчит? Тяжесть боя переместилась к нему, это верно, но почему молчит? Что случилось?
– Баравков ответил, товарищ старший лейтенант.
– Гена, мать перемать… Почему не отвечаешь?
– Дэк «духи» лезут.
– Быть на связи. Понятно?
– Так точно.
– Что у тебя?
– Прут в полный рост.
– Спокойно, вали одиночными. Теперь внимание, слышишь меня?
– Да.
– Сейчас помогут «горбатые», обозначь фланги. Как понял? Прием.
– Понял, «03».
– При атаке «горбатых» укройся и не высовывайся.
– Я понял.
Где Карпетченко? Что у него? Пот заливал глаза, мокрая тельняшка прилипла к телу.
– «10», я «03», прием.
– Я «10».
– Как у тебя?
– Цели поражены, замечаний при стрельбе не имею.
Я едва не прыснул от смеха. Сергея считал человеком закрытым, не совсем разговорчивым, а он, оказывается, горазд на шутки: выдал доклад из курса стрельб по окончании стрельбы из стрелкового оружия.
– Понял. Контролируй ситуацию по «духовской» «ниточке». Через пять минут готовность обеспечения посадки «восьмерок» с досмотровой группой. Прием.
– «10» понял.
– Уверен, что чисто, не обработают на посадке?
– Вроде, нормально.
– Будь внимательней, приготовь дымы.
– Принял, «03».
– Есаулков, воды.
Плеснул в лицо водой из фляжки, сделал несколько глотков. О-о! Скрежет раздался за вершиной, где вели бой разведчики Баравкова. Вертолеты работали из авиационных пушек.
– Держи, Николай, дай-ка мне «148».
– «11», я «03», прием.
– Я «11».
– Как обстановка, Гена?
– Нормально. «Вертушки» отработали пушками.
– Слышал. Что наблюдаешь?
– Цель накрыта.
– Не позволяй по себе вести огонь. Добивай методично.
– Понял, «03».
Обстановка У Баравкова утрясалась, пора десантироваться группе Перькова.
– «10», я «03», прием.
– Я «10».
– Готов встретить «восьмерки»?
– Готов.
Изучая забитый караван под горушкой, я прислушался к стрельбе. Внизу не слышно. Затаились? Опасный народ. От «бурубухайки», шедшей первой в колонне, до ишаков, сваленных пулями – тишина. Осмотрел то, что осталось от «духовского» каравана. Азарнов и Нищенко доложили об уничтожении сопровождения.
– «Заря», я «03», как обстановка?
– Я «Заря», «зачистил».
– Добро, высаживай десант. Ориентир: дым на вершине.
– Хорошо «03», разобрался. Дай дым, иду на площадку.
– Понял, «Заря».
Перехожу на «148» с Карпетченко:
– «10», я «03», прием.
– «10» на приеме.
– Давай дым, «вертушки» идут на посадку.
– Понял, «03».
Наблюдаю за парой «восьмерок», заходивших на площадку с досмотровой группой Перькова. «Двадцать четвертые», выстроив круг над горушкой, прикрыли «восьмерки».
– «11» и «12», обстановку на контроль, обеспечить действия «02».
Это позывной Перькова. С первых минут Паше сложно будет войти в динамику боя. Его надо ввести в нее после десантирования. Впрочем, оно уже началось.
Азарнов и Нищенко обеспечивали посадку Ми-8 перед фронтом секторов их ответственности. Касание земли. В открытые двери «вертушек» выскочили разведчики Перькова, занимая позицию вокруг вертолетов.
– «02», я «03», прием.
Шипение в эфире прервал голос командира досмотровой группы.
– Я «02». Прием.
Понимаю состояние Павла, впервые, как и Карпетченко, вылетевшего на боевую задачу и не владевшего обстановкой на земле. Он знает только о том, что наша группа попала в переплет, ему необходимо оказать поддержку в решении общей задачи. Успокою, чтобы не волновался, все не так драматично, как, возможно, ему представляется при виде множества трупов и крови.
– Все нормально, «02», ситуация контролируется, действуем по плану. Как понял?
– Понял тебя, понял.
Паша слышал интонацию голоса, думаю, достаточно, чтобы встряхнуться и работать.
– «02», слушай внимательно: «вертушки» уходят. Караван перед тобой, охрана уничтожена, но будь внимателен, могут постреливать. Спускаешься вниз и тебе тридцать минут для переноса трофеев на площадку. Твои действия прикрою с двух направлений. Как понял? Прием.
– Понял, «03».
Ровный голос Перькова не вызвал сомнений в решимости приступить к выполнению задачи. Его разведчики, прикрывая друг друга, спустились к забитому каравану.
– «02», внимательно изучи «бурубухайку». В кабине старший «духовской» «ниточки».
– Принято, «03».
Внизу прозвучали одиночные выстрелы. Что такое? Ага, добили «духов». Разведчики досмотровой группы энергично приступили к сбору оружия, боеприпасов, мин. Только сейчас понимаю, работы много, физической, трудоемкой и Перькову необходима помощь.
– «11», я «03», прием.
– Я «11».
– Доложи обстановку.
– Нормально, «03». Движения не видно, кишлаки под контролем.
– Ясно. Обеспечишь прикрытие общей задачи. Как понял?
– Есть, «03».
Ситуация в секторе Баравкова больше не вызывала беспокойства. Минут через пятнадцать-двадцать подойдет звено вертолетов для эвакуации трофеев и группы Перькова. Гена прикроет их вместе с Азарновым. Принимаю решение: для оказания помощи Перькову придать ему отделение Нищенко.
– «13», прием.
– Я «13».
– Спускаешься вниз и оказываешь помощь в сборе трофеев. На базу улетаешь с «02». Прием.
– Понял, приступаю.
– «02», я «03».
– На приеме.
– В помощь даю «13», он эвакуируется с тобой, ускорить сбор трофеев. Прием.
– Понял, «03».
Основная часть задачи выполнена, осталась техническая, требующая сил и энергии. Времени, впрочем, тоже: 8.00, на подлете звено «вертушек», поторопимся.
Разведчики досмотровой группы таскали оружие к площадке приземления, на которую я заведу вертолеты для их дальнейшей эвакуации. От нее до разбитого каравана около 200 метров. Адский тяжелый труд, требующий выносливости и самоотверженности.
– «02», прием.
– Слушаю «03».
– Пройдись по трупам, посмотри, что у них за пазухой и в рюкзачках.
– «Бурубухайку» отработал, тела возле нее тоже, иду в конец «ниточки».
– Хорошо.
«Паша молодец, ориентируется, что от него требуется в данный момент. Документы на многое прольют свет в вопросе поставок оружия душманским отрядам. Важный момент был в том, что консолидация арабского мира с американцами в афганском вопросе настолько была очевидна, что шло неприкрытое вмешательство в дела Афганистана в виде поставок оружия силам сопротивления. Наша задача заключалась не только в пресечении подобных попыток, но и в предоставлении мировому сообществу доказательной базы вмешательства», – думал я, управляя процессом сбора трофейного оружия.
Об этом говорил начальник политотдела полковник Тимошенко на прошедшем недавно совещании офицерского состава в штабе дивизии. Вот и доказательства, которые мы тоже представим.
– Товарищ старший лейтенант, «вертушки», – Есаулков смотрел вверх, где слышался шум вертолетных двигателей.
– Давай связь.
Я не успел назвать позывные, эфир запрашивал меня:
– «03», я «Заря-2», прием.
– Я «03», слышу вас.
– Как обстановка?
– Нормально, прикрой, завершаю работу.
– Принял.
Отделение Нищенко, загрузив на себя «духовское» оружие, поднималось по склону вершины. Разведчики досмотровой группы также завершали сбор трофеев у разбитого каравана, поднимались следом. На связи Перьков.
– «03», прием.
– Слушаю.
– «Бурубухайку» с противотанковыми минами подготовил к уничтожению.
– Убедись, что твои «карандаши» ушли и «подними» все это на воздух.
– Понял.
Минуты через три Перьков доложил о готовности взорвать «духовский» минный арсенал.
– Давай.
Рвануло так, что качнулся каменистый грунт, на котором лежали разведчики. Черное облако дыма поднялось над вершинами, разнеся по округе рокот войны. Долго падали вниз камни, щебенка, остатки разнесенной «духовской» «бурубухайки». Сколько жизней экипажей танков, БТР, колесных машин сохранится на афганских дорогах! Мы располагали информацией о том, что душманское сопротивление получало из Пакистана огромное количество противотанковых мин для борьбы с бронированными объектами. «Духи» объявили минную войну, и надо признать, эффективно использовали боеприпас против техники Советской Армии. Несколько позднее, когда поставки в Афганистан получат массовый характер, душманы будут использовать фугасный метод применения противотанковых мин, усиливая их взрывчаткой, снарядами. Потери советской техники на афганских дорогах многократно увеличились.
А пока нами была уничтожена одна из многих партий мин, предназначенных душманским отрядам. Пора уходить.
– «12», я «03», прием.
– На приеме.
– Готовность к движению на площадку – две минуты.
– Понял, «03».
Площадка приземления на соседней горушке была отработана, с нее эвакуируемся.
– «12», броском вперед, прикрою.
– Принял.
Группа Андрея перебежками ринулась вниз. Минут через пятнадцать она поднимется на противоположную вершину.
– «Заря-2», я «03», прием.
– Я «Заря-2».
– Готов к загрузке, даю дым.
– Принял.
По «148» Перькову:
– «02», обозначь площадку дымом, встречай «восьмерки».
– Понял, «03».
Баравков с отделением находился на противоположной стороне вершины, ему дальше идти до горушки напротив. Пора подтягивать Гену ближе к площадке эвакуации.
– «11», я «03», прием.
– Я «11», слушаю.
– Обстановка?
– Чисто, «03».
– Хорошо, через пару минут снимаешься, бросок на соседнюю вершину.
– Есть, «03».
Снимаюсь и я с Есаулковым, подтянемся ближе к Перькову. За разведчиками Азарнова мы с Николаем спустились к дороге, где вперемежку с убитыми верблюдами, ишаками и мулами валялось до двух десятков душманских тел. Повсюду потеки крови: на мелких камнях, светлой щебенке. Несколько тел лежали за придорожными валунами. Вероятно, не попали под огонь первых очередей, успели шмыгнуть в укрытие, а Карпетченко с группой (Пальцев, Яруков и Зуев) достали пулями с противоположной стороны. Развороченные тела «духов» у «бурубухайки» – следствие рикошета от камней гранаты РПГ-18. Хотелось взглянуть на тело главного «духа» в белой чалме, которого я уничтожил первой очередью. Он валялся у машины, его осматривали разведчики Перькова, вытащив из кабины на обочину дороги. Пули попали в грудь выше солнечного сплетения. Пробежался взглядом по телам убитых – по возрасту за тридцать, сорок лет, молодых не видно. Множественные ранения не оставили шансов на жизнь, хотя из этой когорты прихватить с собой «языка» – было бы неплохо, но Перьков доложил, что нескольких «духов» добили – ранения несовместимые с жизнью. Потрепанные халаты, рваные широченные штаны не говорили о достатке «духовских» боевиков: тяжела душманская стезя. Посиневшие ноги трупов были покрыты коростой несмываемой грязи, разбиты, натружены, а ведь горную систему Спингар преодолевали на высоте свыше 4700 метров, где вечные снега, ледники. Легкие сандалии, калоши – не лучшая обувь для таких путешествий. Факт остается фактом: вот они лежат смирные, тихие и совсем не страшные, как могли показаться вначале. Миллионы афганских мух с удовольствием терзали остывающие тела соплеменников. Если бы не знать о диких зверствах, на которые они способны, можно было бы отнести к мученикам Аллаха. Пусть Он с ними разбирается и судит.
– Поторапливаемся, Есаулков.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите у «духа» «лифчик» забрать? Смотрите, китайский.
– Быстро.
Разгрузочный жилет убитого душмана – хорошая вещь для разведчика. Отечественная промышленность не снабжала нас нужным снаряжением и обувью, пользовались трофейным, добытым в бою.
– «03», я «Заря-2», прием.
– «03» слушаю.
– Через двадцать минут «Заря» будет у вас.
– Понял, они в воздухе?
– Да, взлетают.
Так, «Заря-2» эвакуирует трофеи, группу Перькова с отделением Нищенко. Оставшихся разведчиков вместе со мной и Карпетченко снимет с вершины звено «Зари», работавшее с нами с утра.
На площадке приземления я оказался в момент, когда закончилась загрузка в «восьмерки». Едва обнялись с Павлом, обменявшись несколькими словами, «вертушки» взлетели. «Двадцать четвертые», сделав круг почета, пристроились за Ми-8 и последовали на базу.
– «12», я «03», прием.
– На приеме, «12».
– Прикрой «11», он спускается с горушки.
– Готов, прикрою.
Гена Баравков со своими разведчиками спустился к дороге, подтягивался к нам. Минут через пятнадцать мы все будем на площадке приземления. Звено «Зари» на подходе.
Страшная усталость навалилась на плечи. Присел отдохнуть. Физически проделана небольшая работа, но нервов затрачено килограмм: подготовительная часть операции, ожидание, неясность. Обстановка менялась ежесекундно, могла принести любую неожиданность. Противника в районе засады оказалось много больше, чем этого можно было ожидать. Кишлаки изначально не предвещали ничего хорошего, знал, что на зиму в них остается много местных душманов, способных к серьезному сопротивлению.
Доклад Баравкова о том, что «духи» шли на него в атаку в полный рост – также ничего хорошего не предвещал. Понятно, шли под «прикрытие» разведчиков от удара авиации, поэтому прижимались к позиции Баравкова. На что они рассчитывали потом – оставалось неизвестным, но вывод один: терять нюх даже при самой спокойной, на первый взгляд, обстановке – не следовало.
Вертолетчики положили немало душманских бойцов. Сейчас бы задействовать еще одну группу и почистить «духов» уничтоженных в поле. Останется много оружия. В бинокль видны были группы людей на окраине кишлака, до них всего километр, видимо, ждали, когда мы уберемся отсюда, чтобы забрать тела родных, уничтоженных русскими. Хотя это лишь горстка из тысяч других, пришедших с оружием через афгано-пакистанскую границу.
Я осмотрел оружие, которое мы сейчас захватили, и могу его сравнить с тем, которое было у «духов» в начале 1980 года. За год войны качественно изменилось вооружение душманских отрядов, минновзрывные заграждения, средства управления в бою, снаряжение. Радиостанции у «духов» имели маркировку: «Made in Japan», «Made in China», функцию быстрой передачи информации. Это о многом говорило. «Духи» в боевом отношении стали совершенно другими, обозначились четкие контуры тактики действий в сочетании с минной войной.
Перевалы закрылись снегом, уменьшив активность душманских отрядов в горах, населенных пунктах, но это ничуть не уменьшило войну на дорогах. В местах наиболее интенсивной переброски грузов ограниченному контингенту советских войск ставились мины, фугасы. «Духи» мелкими группами проводили засадные действия в отношении колонн автомобильной техники, отдельных бронеобъектов. На вооружении у них появились ручные противотанковые гранатометы китайского производства, способные наносить поражение танкам, бронетранспортерам, безоткатные орудия, состоявшие на вооружении шведской армии. Душманские отряды организовались в штатные структуры, имевшие в своем составе казначеев, мулл, идеологических специалистов. Нам становилось все труднее находить эффективные способы борьбы с вооруженной оппозицией, а использование боевой техники в горных условиях было очень ограниченным. Человеческий фактор играл решающую роль в уничтожении боевого потенциала сил афганского сопротивления, но это приносило нам большие потери.
«Двадцать четвертые», прервав мои мысли, выскочили из-за горушки и с грохотом пронеслись над нами.
– «03», я «Заря», прием.
– «03» на приеме.
– Вышел в зону, чисто, обозначь площадку.
– Понял.
– «12», я «03».
– Я «12».
– Дым.
– «03», обозначил, готов к эвакуации.
– «11», прием.
– Слушает «11».
– Обстановка?
– Нормально, вышел к площадке. Дым наблюдаю.
– Хорошо, доклад о посадке.
– Понял.
Есаулков не отставал ни на секунду, обеспечивая бесперебойную связь с авиацией, группами. Молодец парень, достойная смена Кибиткина, представлю к правительственной награде.
– Гена, твои не отстали?
– В порядке, товарищ старший лейтенант.
– Азарнов?
– На месте, проверил.
– Всем на борт, уходим.
Последним я запрыгнул в дверь вертолета, разведчики помогли забраться в салон. Земля поплыла перед глазами. Я лежал возле открытой двери и смотрел вниз на убегавшие вершины холмов. Краем глаза схватил забитый караван, тела уничтоженных «духов», кишлаки с жителями, рванувших в поле к поверженным родственникам. Все они повязаны, вон, сколько вывалило, бегут к нашим горушкам. Как нам нужна информация агентурной разведки! Через жителей кишлаков, знавших все о «духовских» отрядах, можно было получать сведения первостепенной важности. Ладно, не наше это дело, остались живыми – хорошо.
– Все путем, «Зигфрид»?
– Так точно, товарищ старший лейтенант. Сто пудово!
Разведчики рассмеялись, значит, будем жить!
ГЛАВА 64
Уничтожение одного из множества караванов с оружием открыло череду боевых операции 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии по пресечению поставок оружия, боеприпасов, афганской вооруженной оппозиции. Разведывательные подразделения соединения провели ряд успешных выходов по блокированию караванных троп, организации засад на путях перемещения оружия. Результат был! Но он требовал новых подходов в закреплении успехов в борьбе с душманским сопротивлением. Во главу угла ставился вопрос получения своевременной и достоверной и информации о противнике, выработки специальной тактики борьбы с системными поставками оружия из-за границы.
Война, как форма продолжения политики, носит коллективный характер. В ней принимают участие множество ведомств, структур, действия которых направляются в едином русле выполнения поставленных задач. Для этой цели создаются координирующие органы, задачей которых стоит: разработка концепции, привлечение сил и средств, организация между ними взаимодействия, выбор приоритетов, направление усилий. Не могу сказать, что в Афганистане существовала дееспособная структура, которая бы решала подобные задачи. Я уже говорил о группе «Экран», работавшей при штабе 40-й армии, не отвечавшей требованиям в разрезе возложенных на афганскую кампанию задач, не сумевшей перенаправить жалкие результаты специальной разведки ГРУ в Афганистане на получение ею системной разведывательной информации о противнике, поставках оружия силам афганского сопротивления.
Оперативные центры военной разведки, других специальных служб, развернутых в отдельных провинциальных центрах Афганистана, не смогли организовать результативных операций, которые бы влияли на положительную динамику изменения обстановки, хотя бы на уровне зон ответственности. Их информация носила поверхностный, скудный и не конкретный характер. Эффективно работать по ней ни войсковой разведке, ни боевым подразделениям 40-й армии не представлялось возможным. Специальная разведка была не в состоянии проводить операции по добыванию того, чему она служила в принципе – информации о противнике, его силах, средствах, районах дислокации, намерениях.
Силам вооруженной оппозиции поступало современное оружие, состоявшее на вооружении многих европейских государств. ЦРУ активно проводило объединительные мероприятия афганской оппозиции в борьбе с советскими войсками, наладило ей массовые поставки стрелкового оружия, гранатометов, минометов, реактивных снарядов к пусковым установкам. На протяжении всей афганской войны ограниченному контингенту советских войск так и не удалось поставить заслон массовому перемещению в Афганистан оружия, боеприпасов и другого военного снаряжения. Об этом свидетельствует информация руководителя Оперативной группы Министерства обороны СССР в Афганистане с 1984 года генерала армии Варенникова на последнем этапе войны: «Только в сентябре – октябре 1988 года на территорию Афганистана прибыло 172 крупных каравана с оружием».
Резидентура ЦРУ в Пакистане, совместно с пакистанскими спецслужбами, организовала поставку оружия в Афганистан через наркокурьеров, десятки лет торивших тайные тропы по ущельям и перевалам. С подачи американцев власти Пакистана закрыли глаза на афганских наркодельцов, ввозивших в страну героин. Взамен этого караваны в обратном направлении – Афганистан, загружались оружием, поступавшим в Пакистан через третьи страны. По признанию сотрудников Центрального разведывательного управления США к 1989 году на поддержку афганских моджахедов американцы направили оружия более чем на 3 миллиарда долларов – советские войска несли тяжелые потери. Это общая картина поддержки иностранными государствами вооруженного сопротивления в Афганистане.
Начало зимы 1980 – 1981 годов не предвещало больших холодов. Стояли ясные морозные дни без снежных заносов и пасмурных дней. Завершились рейдовые операции по уничтожению душманских отрядов в центральных провинциях страны. Установилось относительное спокойствие на дорожных магистралях, уменьшились случаи нападений на базовые городки 40-й армии, но все стороны вооруженного конфликта знали – это затишье перед бурей.
В аппарате Оперативной группы Министерства обороны, главного военного советника, штабе ограниченного контингента советских войск проводился анализ результатов летней кампании 1980 года. Высшее руководство советского государства, отвечавшее за Афганистан, имело полное право быть недовольным итогами прошедшего года. Все уровни советского присутствия в Афганистане, независимо от ведомств, которые они представляли, понимали: встряли здорово и надолго. Оценка противника по имеющейся скудной разведывательной информации подтверждала увеличение душманских отрядов, притом, что большая часть населения не поддерживала правительство страны, которое палец о палец не ударило в решении вопросов его жизнеобеспечения.
Между тем противник проводил активные мероприятия по дискредитации правительства Афганистана, советского воинского контингента. Привлеченные к этому религиозные деятели, имамы, муллы, вбивали в головы правоверным нужную информацию. Исламские комитеты в уездах и провинциях играли основополагающую роль в жизни населения афганской глубинки. В отряды боевиков тянулась молодежь, не видевшая перспективы существования в условиях бездеятельности руководства страны. Отряды сопротивления пополнялись новыми «борцами за веру», их борьбе с действующим правительством и «шурави» придавалась не только политическая, но и религиозная окраска.
Исламская Республика Пакистан становилась центром исламизации сил афганского сопротивления нацеленных на свержение действующего правительства Бабрака Кармаля. Пришедший к власти в 1977 году военный режим генерала Зия Уль-Хака, проводил жесткую политику не только внутри собственной страны, но и с соседями. Проводимая модернизация его армии с помощью США и Китая привела к тому, что военные в стране играли важнейшую роль в жизни граждан страны, насчитывающей свыше 80 миллионов человек. Влияние армии становилось безграничным.
Президент Пакистана Зия Уль-Хак выбрал путь развития государства по законам фундаментального ислама, проникшего во все сферы общественной жизни населения. Он приблизил к себе религиозных фанатиков, которые своей деятельностью охватили пакистанское общество. Ислам становился на службу политике, концентрируясь не на духе, а на формах, удобных для управления страной. Лидеры афганского сопротивления, находясь на территории Пакистана, принимали политику президента страны, как манну, свалившуюся с небес. На платформе фундаментального ислама в специально оборудованных лагерях готовились боевики для заброски в Афганистан. Они становились ядрами в формировании боевых отрядов из числа афганского населения, бежавшего в Пакистан. В стране открылись медресе – средние духовные заведения, в которые набиралась молодежь для воспитания в них духа радикального ислама. Рождалось движение Талибан.
По оценкам Генерального штаба Вооруженных сил СССР, в этот период только в восьми северных провинциях Афганистана действовало свыше 200 боевых отрядов моджахедов общей численностью 8,5 тысяч человек, наносивших удары по частям и подразделениям 40-й армии. Это без учета их пополнения по необходимости ополченцами из числа местного населения.
Между тем, серьезно обострились отношения между сторонниками главных оппозиционных партий («Исламской партии Афганистана» под руководством Гульбуддина Хекматиара и «Исламского общества Афганистана» Бурхануддина Раббани). Две самые влиятельные политические силы вооруженного конфликта не могли достичь компромисса и поделить зоны влияния. Это привело к вооруженным столкновениям в ряде провинций страны: Вардак, Фарьяб, Парван, Кундуз, Каписа. Но работа политических и военных советников по оценке ситуации в Афганистане и развитию событий все равно сводилась к силовой составляющей, без гибкой и продуманной политики в отношении основных политических сил.
На совещании командного состава 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии был доведен тезис: ограниченный контингент советских войск не воюет с боевыми отрядами «Исламского общества Афганистана», руководимых бывшим профессором богословия Кабульского университета – Раббани. На политических занятиях личному составу вменяется о позиции правительства Афганистана, аппарата главного военного советника по этой теме. Высшему руководству Советского Союза, наконец-то, приходит понимание, что решение афганского вопроса, где в вооруженной борьбе за власть СССР поддержал одну из сторон, необходимо руководствоваться изящно проводимой политикой.
Но замирение с Раббани в русле стратегического решения афганской проблемы продержалось недолго. Его не использовал Кармаль, не получилось у советнических аппаратов – бои с отрядами Раббани возобновились с новой силой. Внутри Народно-демократической партии Афганистана сражались друг с другом две непримиримые фракции, что серьезно сказывалось на руководстве политической и экономической жизнью страны. Руководство Афганистана теряло контроль над властью, понимая, что ее базовую платформу невозможно удержать силой советского ограниченного контингента. Бабрак Кармаль самоустранился от руководства страной, пустив дела и ход развития событий на самотек. В Москву сигнализировали...
Главный военный советник в Афганистане генерал армии А.М. Майоров написал Министру обороны СССР Д.Ф. Устинову официальный рапорт с развернутым анализом военно-политической обстановки в Афганистане и о полной неспособности руководства Афганистана стабилизировать обстановку. Читаем выдержку из этого документа:
«Нами глубоко и всесторонне изучены военно-политическая обстановка и процессы, связанные с развитием революции и жизни в стране. В ходе нашей работы мы неоднократно высказывали все эти важнейшие проблемы политическому, государственному и военному руководству страны. Свои соображения по этим проблемам в различное время рассматривали и обсуждали с Советским послом, представителями групп партийных советников и руководителями других представительств». Далее отмечаются позитивные перемены в Афганистане и вот в чем они выражались: «… здраво оценивая положение дел, следует видеть, что всё сделано, главным образом политическим авторитетом СССР, экономической нашей мощью, а в борьбе (главная задача) с контрреволюцией внутри страны по-прежнему пока остается решающей силой 40 армия».
Замечу: в рапорте Министру обороны СССР главный военный советник ратовал за усиление давления на Кармаля, политическое руководство страны, но в нем не было даже намека на гибкую политическую линию в борьбе с вооруженной оппозицией. Признается факт тяжести военной составляющей, которая легла на плечи советских солдат и офицеров, но не было ни единого слова о механизме решения этой задачи. Понятно, генерал армии Майоров страховался документом, снимая с себя часть ответственности за общее положение дел в Афганистане, перекладывая на посла, партийных советников их долю ответственности. Но это, опять же, не решало главной афганской проблемы: ограниченный контингент советских войск нес тяжелые потери, не было никакого политического выхода, а рапорт главного военного советника оставался без внимания высшего руководства Советского Союза.
В этой обстановке командование 40-й армии приняло решение на организацию заслона поставкам оружия из Пакистана в Афганистан. Опыт летних рейдовых операций показал: нельзя останавливаться на военных успехах, необходимо было наращивать усилия по закреплению достигнутых результатов. Привлечение частей и подразделений афганской армии для блокирования вероятных маршрутов переброски оружия в Афганистан не могло решить вопрос в принципе. Дезертирство, уклонение от службы носило массовый характер: в силу этого доверять афганским сорбосам не представлялось возможным.
Силы афганского сопротивления на это и рассчитывали: растянуть советский воинский контингент на еще большей территории, воздействуя на него мелкими отрядами при абсолютной безнаказанности. Мне думается, именно в этот период советским военачальникам пришло понимание бесперспективности рейдовых операций как таковых в достижении военного успеха над боевыми отрядами моджахедов. Поэтому высшее военное руководство СССР решило задействовать разведывательные подразделения 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, как наиболее подготовленные, для специальных операций в борьбе с караванами противника при взаимодействии с армейской авиацией.
Разведка соединения получила новое направление в боевой деятельности. Общий замысел состоял в консолидированном подходе агентурной и войсковой разведок по пресечению массовых поставок оружия из Пакистана. Информацию о действиях противника, полученную агентурным путем, планировалось реализовать в максимально короткие сроки. Для решения этой задачи привлекалась армейская авиация, способная доставить усиленную разведывательную группу на большое расстояние. Отрабатывалось взаимодействие с органами безопасности Афганистана, оперативными подразделениями Царандоя, имеющих источники получения деликатной информации о противнике. Разведчики 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии приступили к ее реализации.
Несколько дней назад мы проводили в запас опытнейших разведчиков, отслуживших установленные сроки службы. Со слезами на глазах я прощался со своим заместителем Геной Баравковым, с кем было пройдено немало горных дорог, засад и крещений свинцом. Со Славой Ксендиковым, отличным разведчиком, уничтожавшим противника из вооружения боевой машины, прошедшим засады, поиски, налеты в составе разведывательной группы. Награжденные правительственными наградами ребята уходили в светлое будущее – на Родину. Впереди была вся жизнь: интересная, захватывающая. В 20 лет они прошли огонь и воду, теперь не страшны им трудности, жизненные перипетии. В моем третьем разведывательном взводе остались опытные Володя Сокуров, Миша Гапоненко, Игорь Нищенко – сержант, воевавший во всех засадах и выходах, Сергей Зуев, механик-водитель БМД. Пришло новое пополнение, с которым предстояло работать с самого начала. И так каждые полгода: уходят одни ребята, приходят другие. Жизнь продолжалась.
В палатке офицерского состава уютно гудела «капельница». Офицеры и прапорщики занимались каждый своим делом: писали письма, лениво переговаривались, обсуждая общие темы. Несмотря на мороз за палаткой, настроение было бодрым, веселым. Выполнив мероприятия дня, мы собрались погреться у керосиновой плиты. Скоро Новый 1981 год! Мы планировали его проведение, если не с елкой, то с лапкой эвкалипта из Джелалабада – точно. Это поручим Злобину в ближайший вылет экипажа на восток Афганистана. Письма были написаны, отправлены в Союз. Погода позволяла совершать рейсы самолетов военно-транспортной авиации, перевозивших грузы и почту. При этом, задержек не было: письма, газеты, к счастью, приходили регулярно. В часы свободного времени – чаще всего по вечерам, письма с Родины были главным вдохновителем наших помыслов и надежд.
Сам же я лежал на кровати и в рабочем блокноте чертил варианты блокирования каравана для досмотра, захвата, уничтожения. Включив ассоциативное воображение, я умозрительно «рисовал» ситуации и ход их развития в реальных условиях. Моделировал схемы движения душманских караванов в горной местности, на равнине, населенном пункте, представляя положение его охраны, сопровождения, способность оказания сопротивления в той или иной ситуации. Методика – отработать на бумаге, взвесить, проанализировать по этапам, соединить логической цепочкой в общую схему планируемой операции. Приходилось учитывать фактор хронически недостающей информации о противнике: она была расплывчатой и предположительной, использовать ее можно было – весьма ограничено. Как всегда я полагался на собственные силы, сложившуюся обстановку, что, конечно же, увеличивало шансы безопасности группы, ее живучести и страховки.
– Сергей, ты вот летал на караван неделю назад. На что обратил внимание при обозначении захода в атаку?
Карпетченко, задумался.
– Пожалуй, есть особенность, Валерий Григорьевич, услышав вертолеты, люди выскакивали на обочину дороги и, падая лицом вниз, вытягивали руки вперед.
– Зачем?
– Как зачем? Показывали, что они – торговый караван, оружия нет.
– Вот, Сергей! Что и требовалось доказать! Ты подтвердил мои умные мысли. Рассуждаем. Если караван торговый, сопровождению бояться нечего: на обочину дороги, руки вперед – срабатывает чувство самосохранения купцов. Так?
– Выходит, да.
– Идем дальше. Как поступит охрана «духовского» каравана, если он по самое «здрасти» нафарширован оружием?
Сергей уставился в точку, анализируя ситуацию
– Среагирует…
– Ну-ну! Каким образом?
– Думаю, откроет огонь по «вертушкам», нервы не выдержат.
– Вот! Значит, что мы имеем? Выбираем объект, оцениваем, парой «горбатых» имитируем атаку и для убедительности – из пушки очередью перед караваном. Ну, чтоб проняло до яиц. Потом! Местность не всегда располагает к посадке «вертушек». Ведь, так?
– Верно.
– А дальше: по реакции охраны и сопровождения будем судить о принадлежности каравана. Во всяком случае, они себя чем-то проявят. Если неправильно среагировали, открыли огонь, работаем по каравану столько заходов, сколько потребуется.
– Атака должна быть быстрой и решительной, – уточнил Ленцов.
– Конечно.
Трудно не согласиться – поражение противнику нанесено, он подавлен, деморализован. Этот фактор берем за основу. Затем включается группа захвата, может, просто досмотровая. По функциональным обязанностям они должны страховать друг друга – по обстановке.
– Да брось ты, иди сюда! Рассмотрим уничтожение объекта.
– Давай!
Карпетченко присел рядом.
– Вот смотри.
Я показал на схеме положение объекта, точки посадки Ми-8 относительно каравана с группой захвата (возможно, двумя).
– Одна «вертушка» в голове «духовской» ниточки, другая – в хвосте. Но как?
– По диагонали?
– Верно.
– Что этим достигается?
– Максимальный эффект огневого воздействия, в случае, если противник окажет сопротивление. Вот смотри, с какой бы стороны охрана и сопровождение каравана не подвергли нас обстрелу, нам удобно вести огонь, не подвергая себя опасности поражения. И потом, мы контролируем караван на всю его глубину, не позволяя «духам» улизнуть в благоприятно сложившихся для них обстоятельствах. Кроме того, относительно противника мы находимся на диаметрально противоположных направлениях. Отражая нашу атаку, «духи» вынуждены будут распылять свои силы, потому что она будет с двух направлений.
– Кстати, Валерий Григорьевич, если ситуация осложнится, «вертушки» поддержат огнем авиационных пушек, не боясь зацепить.
– Вот! Если потребуется, мы «оттянемся» в сторону! Что и требовалось доказать!
В полемику «вписался» Богатиков.
– А почему вы, «стратеги», решили, что охрана находится только в караване, а, например, не следует параллельным маршрутом? А?
- Или маршрутами...
Я склонился над схемой. Вопрос нейтрализации охраны, действительно, обсуждался нами пока только в «привязке» к каравану.
– Хм, да… Еще не «доехали»...
В самом деле, в зависимости от местности, ряда других условий, противник пойдет на гибкую тактику сопровождения грузов. Не секрет: несколько удачных налетов и «духи» разработают новые схемы поставок оружия – на каждое действие найдут противодействие.
– Не забывайте, господа, что «духи» маскируют поставки под коммерческие «ниточки». Учитывайте это в «стратегических» замыслах, – вклинился Ленцов в обсуждение темы.
– Верно, – согласился я с Шурой. – Важен такой момент в проводке грузов через границу – запуск контрольного каравана. Прошел «мифический» – нормально, следом пускают «всамделишный» – настоящий.
– Итак, подводим итоги? Что имеем?
– Давай.
Заводной Богатиков потянулся вперед.
– Первое и главное: заброска оружия из Пакистана осуществляется караванным методом. Значит, в ближайшее время мы будем воевать на путях "проталкивания" грузов.
– Правильно, – поддержал я Богатикова, – мы опять пришли к тому, что нам нужна информация агентурной разведки, ориентировки на поставки.
- Есть такое дело!
– Далее! Выделение основных маршрутов перемещения грузов через горные хребты. Перевалы в восточных провинциях закрыты с октября, значит, нагрузка ляжет на юго-восточные провинции: Нангархар, Пактия, Пактика, Газни, Заболь, – уточнил Ленцов.
– Следующее, идентификация каравана, принадлежность на «духовский», коммерческий.
– Есть! Что упустили?
– Тактическая, в смысле – техническая сторона вопроса: реализация захвата.
Сгрудились над схемами, которые я выложил из рабочей тетради.
– Над этим, ребята, "морщим" лбы, думаем!
Долго еще сидели морозным вечером, обсуждая тактические варианты, спорили, соглашались, находили верные, с нашей точки зрения, решения. При этом понимали, что правильность выбора варианта при захвате каравана определит конкретная ситуация, бой, результат. В обсуждении рождалась истина, тактика борьбы с коварным противником.
Разрабатывая способы борьбы с караванными забросками оружия в Афганистан, офицеры-разведчики уделяли внимание особой тактике действий. Этому нас не учили в единственном в мире училище, на учениях, командно-штабных тренировках. Сами, только сами доходили через труд и неимоверную нагрузку, свалившуюся на плечи. Принятые наработки мы оттачивали на Ходжа-Раваше. Они были долгими, изнуряющими. В боевой ритм входила молодежь, личный состав 80-й отдельной разведывательной роты дивизии совершенствовал практику новых методов борьбы с противником. Время летело быстро. Новый 1981 год был не за горами.
ГЛАВА 65
А Новый 1981 год разведчики дивизии встречали традиционной баней, застольем, веселым смехом и хорошим настроением. Не подвел Леонид Злобин, доставивший из Джелалабада веточки эвкалипта, обозначившие в палатке русскую елку. Нарядили ее афганской мишурой, создали уют, понимая, как организуем праздник, так его и отметим. Приподнятое настроение будоражила память «Новогодних огоньков» в Союзе. Вспоминали забавные случаи, имевшие место подшофе, смеялись, шутили. Собрался дружный экипаж «лысого» Ан-26 под командованием Саши Жихарева. «Лысого» – потому, что бортовой номер «05» с него убрали. Соответствующие органы получили информацию об устроенной на него «духовской» охоте и кое-что предприняли, чтобы летавшее на нем по всему Афганистану высшее военное руководство Вооруженных сил СССР чувствовало себя в относительной безопасности. Борт не имел опознавательных знаков, за что и получил от нас дружескую кличку – «лысый».
Компания разведчиков собралась в полном составе. Вначале, как положено, встретили наступление Нового года на восточных рубежах нашей Родины. По мере приближения праздника к Москве, поднимали кружки за родные города и веси каждого из нас в отдельности. Был поднят тост за наступивший Новый 1981 год в Белоруссии, о чем мы возвестили дружным «Ура», прогремевшим над палатками лагеря. Вне сомнения, каждый из нас был под настроением чего-то необычного, удивительного, ощущал радостное чувство счастливого детства.
Ближе к полуночи в палатку прибыл начальник разведки дивизии Скрынников Михаил Федорович, которому мы предоставили право почетного первого тоста:
– Товарищи разведчики, уважаемые гости, – дядя Миша затуманенным взглядом обвел застолье и продолжил, – в новогоднюю ночь примите от меня самые теплые поздравления! Вам и вашим семьям мира, добра и процветания!
Аплодисментами разведчиков и гостей было встречено емкое по содержанию пожелание начальника, а ровно в полночь по местному времени вышли из палатки. Небо расчертили ракеты разных цветов, трассеров, веером улетавших в заоблачную высь. Фейерверк, как и Новый год, удались на славу! Мы просидели до утра: никто нас не поднял, не дернул на экстренный выход.
Первые дни наступившего нового 1981 года начинались обычной зарядкой, завтраком, разводом на занятия, тренировками, службой во внутреннем наряде. Время в повседневных и загруженных буднях летело быстро. Разведгруппами отрабатывали тактику захвата караванов, организацию засад, ведение разведки. Несмотря на плановые учебно-боевые занятия, каждую ночь уходили в зону ответственности дивизии: проводили поиск, наблюдение, засадные действия.
И вот однажды, в один из морозных январских деньков, поступила команда начальника разведки готовить усиленную разведывательную группу для захвата караванов противника. Свершилось! Ожидаемая команда поступила неожиданно и сразу, что называется, засосало под «ложечкой».
Посовещавшись, мы с Ленцовым решили сформировать сборную группу, в которую включим опытных и подготовленных разведчиков. В бой пойдут одни «старики», как это было в известном фильме Леонида Быкова. За основу возьмем 3-й разведывательный взвод, усилим его Игорем Гусько, Владимиром Климовым, Виктором Жиляковым, Александром Безрядиным и разведчиками – Долгим и Лесневским, также имевших опыт засадных действий. В канун Нового года они были в составе досмотровой группы Павла Перькова и помогли мне в уничтожении каравана с оружием. Ребята «обкатались» на том караване, что было важным в предстоящем задании, им будет легче ориентироваться и принимать решения в бою. Возглавить усиленную разведывательную группу по уничтожению каравана было приказано мне, заместителю командира 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Так решил начальник разведки дивизии подполковник Скрынников, согласовав свои предложения с командиром дивизии.
Группу я готовил в обычном режиме, не будоража парней сложностью боевой задачи – они легкими у нас никогда и не были. Люди в этом процессе были главным звеном, поэтому я не изменял своим принципам при отборе разведчиков на боевое задание. Комплектация группы методом отбора опытных разведчиков уже подчеркивала серьезность задания, лишние слова и напутствия были уже ни к чему.
– Что у нас, Андрей? – Спросил я Азарнова, увидев его копошение с гранатами.
– Заканчиваю, товарищ старший лейтенант. В принципе – готовы!
– Что у нас с приданными парнями?
– В порядке!
– Дай команду Гусько: через пару минут ко мне.
– Есть!
Игорь Гусько был толковым сержантом. Земляк, белорус. Вначале он был у меня во взводе, потом перевели в другой – на усиление младших командиров. Я не сомневался в его личной подготовке и способности руководить в бою.
– Ну, что, гвардейцы, есть возражения?
– Никак нет, товарищ гвардии старший лейтенант!
Долгий уверенно смотрел в глаза.
– Может, у кого самоотвод?
Засмеялись – не комсомольское же собрание?
– Самоотводов не будет, – заверил вятич Климов – здоровый парнина в десантной куртке и поднятым вверх воротником.
– Хорошо! Слушай задачу! Гусько – старший. В задание входите усилением боевого потенциала – досмотровой группой. Ваша цель – оценка каравана с воздуха – будь он на машинах или обозом вьючных животных. Убеждаемся, что караван коммерческий, пусть продолжает движение! «Духовский»? – Действуем по наработанной схеме: «горбатые» «пройдутся» по нему «нурсами», посадка на «восьмерках» обоих подгрупп одновременно. Ваша подгруппа работает с головы «духовский» «ниточки». Понятно, Гусько?
– Так точно!
– Товарищ старший лейтенант!
– Да, Климов?
– А, что, если расстояние от площадки приземления до каравана окажется больше, чем мы рассчитываем? Упустим время на рывок к каравану.
– Этого, Климов, допустить нельзя! Точку посадки определяет командир звена, взаимодействие с ним я отработаю отдельно. Еще вопросы?
– Никак нет.
– Через десять минут построение. Разойдись
На линейке перед палатками я по-боевому экипировался: подтянул снаряжение, проверил сигнальные ракеты, дымы. Бронежилет после Бехсуда, майской рейдовой операции прошлого года, я не одевал, но от разведчиков требовал железно – на операциях только в «бронниках»! За этим следил неукоснительно.
– Скрынников на подходе, Валера, – объявил, после разговора по телефону, Ленцов.
– Понял, Александр Иванович, поработаю с группой.
Азарнов доложил о готовности к выполнению задания:
– Товарищ гвардии старший лейтенант, разведывательная группа к выполнению боевой задачи готова. Заместитель командира взвода сержант Азарнов.
– Вольно!
Усиленная группа показалась мне крепкой командой, в которую не вошли парни, прибывшие в роту осенью 1980 года. Им предстояло поработать на горном хребте Ходжа-Раваш, «пошлифовать» общую и специальную подготовку. Я был убежден в трезвости нашего с Ленцовым решения: «В бой идут одни старики»!
«Обкатывать» ребят в жестком варианте никакой необходимости не было, походят еще по ночам в зоне ответственности, адаптируются – боевой работы хватит на всех.
– Товарищи разведчики, слушай боевой приказ! Вылетаем на один из маршрутов поставки оружия душманам! Цель: захват – по обстановке и уничтожение каравана. Работаем тремя подгруппами: первая – под командованием сержанта Гуськова, вторая – сержанта Азарнова, группой обеспечения командует старший сержант Нищенко. Действуем быстро и решительно! Режим связи и сигналы – прежние. Задачи подгруппам могут перераспределяться в зависимости от ситуации. Сознание при этом не терять: только дерзкие действия – залог нашего успеха. Творческий подход – великое дело! Вопросы?
– Никак нет.
– Товарищ старший лейтенант! Начальник разведки! – Кивнул Нищенко в сторону тылов дивизии.
Подполковник Скрынников выдвигался через батальон связи и хлебозавод. Это был его любимый маршрут! Михаил Федорович приходил на ответственные выходы групп и лично инструктировал разведчиков. Я доложил ему о готовности к выполнению боевого задания. Приняв доклад, начальник, обратился к нам:
– Товарищи, по данным агентурной разведки в районе восточнее Джигдалай 10 километров, на стыке провинций Кабул и Нангархар, действует караванный маршрут. По нему с направления долины реки Сурхруд противник осуществляет поставки оружия из Пакистана в центральные провинции страны. Задача: во взаимодействии с армейской авиацией пресечь поставки вооружения душманским формированиям. Задача понятна?
– Так точно, товарищ подполковник!
– Детали уточнит старший лейтенант Марченко. Будьте осторожны и внимательны. Вопросы?
– Никак нет.
– Выезд через десять минут. Александр Иванович, машина готова?
– Так точно, товарищ подполковник, – подбежал Ленцов, услышав команду дневального.
Михаил Федорович прикурил.
– Внимательней, Валера. Результат нужен, чего греха таить … На рожон не лезь. Понимаешь?
– Так точно!
– Слушай, Александр Иванович, что, если усилим группу еще одним офицером? Если выйдут на караван – гибче управление в динамике боя. А?
– Придадим Карпетченко?
– Ты как на это смотришь, Валер?
Михаил Федорович, испытывающе, взглянул на меня.
– Нет возражений. Мне, действительно, будет проще разобраться с караваном.
– Давай Карпетченко, Александр Иванович!
Подполковник Скрынников приказывал тоном, не терпящим возражения.
Через несколько минут Сергей стоял перед начальником разведки в готовности убыть вместе с группой.
По команде разведчики расположились в кузове Газ-66 и мы поехали к вертолетной стоянке. Экипажи стояли в шеренгу, получая на вылет приказ командира звена.
– Здравствуйте, товарищи вертолетчики, разведчики приветствуют вас и рады видеть в добром здравии!
– Привет, десантура, как вы нас …!
– Отставить камасутру, небесные волки, ближе к делу!
Экипажи вертолетов, окружив нас с командиром звена, вникали в детали взаимодействия. По карте выбрали маршрут пролета, который бы не очень «мозолил» «духам» глаза, уточнили порядок прикрытия, сигналы на земле, связь по радио. Экипажи были опытные, мы уже вместе воевали, поэтому вопросы решили быстро, оперативно, согласившись входить в зону поиска через перевал Атальгар. С этого направления, как нам представлялось, «духи» меньше всего ожидали авиацию.
Мы выходили к предгорьям Амиры Гази, где поворачивали на юг и шли вдоль русла реки Чакарихвар до кишлака Хуркабуль. Потом должны были развернуться назад и пройтись «восьмерочкой» по открытому участку, в центре которого высилась гора Катагар. Я с трудом представлял, что делать дальше, если мы ни за что не зацепимся. Думаю, на всякий случай – так, для острастки совести, выделить на карте возможный путь каравана – пройдемся по нему, развернемся и домой.
Информация о караване поступила около трех часов назад. Сколько она шла до нас? Сутки, двое… Этого никто не знал. Поэтому о сути информативной части можно было только догадываться – ее достоверность и своевременность были, мягко говоря, сомнительны по многим направлениям. Но приказы в армии не обсуждались…
– Уточнили?
Командир звена обвел экипажи сосредоточенным взглядом.
– Пожалуй, товарищ командир.
– По местам.
Вырулили. Взлет. Устроившись за борттехником, я осматривал, мелькавшие за бортом квадраты занесенных порошей полей, дувалов, террас. Сложно было представить положение объекта на местности, если мчаться над ней со скоростью двести километров в час на высоте, не превышавшей «хрущевский» панельный дом.
Мне с экипажами выпала творческая работа по выявлению душманской «ниточки» на что я, собственно, не очень надеялся. Душманы до мельчайших подробностей отрабатывали их проводку, не допуская случайностей в этом деликатном деле. Дисциплина, порядок им были знакомы, плюс неприхотливость, живучесть в лишениях, позволяли им быть успешными в сложных условиях гор.
Азарнов, Сокуров, Гапоненко и Нищенко, расположившись у иллюминаторов, брали под контроль коридор пролета по курсу полета борта. «Духи», весьма, приспособились к ДШК, причем, не только на позициях, но и на средствах передвижения: машинах, тракторных тележках, маскируя их от наблюдения с воздуха. В случае опасности они их быстро приводили к бою и, не задумываясь, открывали огонь по воздушным целям. Проблеск, похожий на сварку – ДШК на огневой позиции – резко сваливать в сторону. Вертолеты уходили с маршрута, ныряя за гребни хребтов, прижимались к земле или сходу валили их «нурсами». Но это самоотверженные экипажи. Все зависело от задач, выполняемых армейской авиацией.
Двумя парами вышли правее Черной горы и взяли курс на юго-восток. Проскочив на бреющем знакомые ориентиры, устремились в район прохождения караванных путей. Внизу мелькала присыпанная снегом земля. Мы сидели вдоль бортов вертолета, щуря глаза от сверкавшего на солнце инея. Лучше было смотреть вперед и вдаль – в перспективу, охватывая взглядом линию горизонта, чтобы качественней контролировать коридор пролета.
Отчетливо были видны проселочные дороги, соединявшие кишлаки и поля. Скрываясь в паутине полей, тропинки выходили на магистральные пути сообщения. Местами – в предгорье, где народ веками добывал камни, щебенку, различные руды, они, возможно, имели другое значение в жизни дехкан. Не видно было транспорта, вьючных животных, убран с полей урожай. Наступившая зима была испытанием населению, жившего впроголодь. Собранный урожай продан, что позволило части дехканам заработать на жизнь. Другая часть населения, оставшаяся в кишлаках, добывала хлеб атаками из засад на советские войска. Она не сидела без дела: охраняла оружие, боеприпасы, следила за обстановкой в округе. По приказу исламского комитета – руководства нескольких отрядов региона и территориального образования, они были готовы на выход в засаду, налет. Сам же комитет собирался на недолгое время, обсуждал, принимал решения, вырабатывал план, и члены его разъезжались по разным местам. Конспирация, меры безопасности были – прежде всего!
Осевшие в кишлаках на зимовку душманы, осуществляли связь с расположенными в горах отрядами, они обладали определенной информацией. Схватить кишлачного «языка», «раскрутить» его – было большой удачей.
В горных базах душманы обеспечивались продовольствием, одеждой – выживали в суровый мороз. Зима была испытанием на прочность не только суровым климатом: авиация «шурави» наносила регулярные бомбоштурмовые удары, артиллерия вела огонь. Не вслепую, конечно, разведка проводила мероприятия по обнаружению противника, обеспечивая авиацию, артиллерию координатами в горах, кишлаках и ущельях. Крупные операции зимой не проводились, в этот период увеличивалась роль разведывательных подразделений в добывании разведывательной информации о противнике: шло ее накопление, анализ, выработка решений, действия по их реализации.
Сказать, что душманская среда впала в зимнюю спячку, будет неверным, она затаилась на время, неудобное для дерзких и слаженных вылазок. Оставались открытыми перевалы, которые использовались «духами» по переброске потоков оружия в провинции страны. Тайные тропы, пробитые сотнями лет поставками героинового зелья, действовали круглый год, независимо от суровой зимы и сезона дождей. Где не пройдут «внедорожники», пройдет караван вьючных животных: верблюды, ослы, ишаки, мулы – прекрасная тяговая сила в горных условиях: выносливая и не очень требовательная к пище. Если и они не пройдут – понесут на себе беженцы, находящиеся в Пакистане, привлеченные за определенную плату к героиновому и оружейному бизнесу. Выживали разными способами.
Мы же, разведчики, думали, вычисляя маршруты, по которым шли караваны. В теплой палатке, конечно, было уютно и комфортно сидеть, размышляя над картой о новых замыслах душманского подполья, но в реальной жизни все было гораздо сложнее. Анализом выделяли наиболее вероятные тропы, сопоставляя их с дорожной сетью, рельефом, заносами, фотоснимками авиаразведки. Методом исключения мы отбрасывали менее значимые дороги и тропы, сосредотачивая внимание на более перспективных вариантах. Но думать за «духов» в реальной действительности, чтобы понять возможные планы, было, конечно, не просто.
За бортом вертолета проносилась безжизненная равнина с отдельными хребтами холодных гор. Видны были кишлаки, засыпанные снегом, приютившиеся к предгорьям и быстрым речушкам – многие брошены, разбиты авиацией. Снега в долине было немного, его разносило ветрами по низким местам и оврагам. В отличие от прошлого года, наступившая зима была не очень холодной: мало снега, слабый мороз, а ветра одолели. Тепло из палатки выдувало ночами и утром становилось прохладно.
Расчетное время! Входим в район поиска. Я сверил карту с ориентирами на местности, где-то здесь «засветился» караван противника. Впереди Нангарахар – провинция, изобилующая лесными массивами, множеством небольших рек и речушек. Вот уж поистине местность, где можно было спрятаться целой армии «духов». Ничего удивительного нет – это регион наиболее плотного проживания населения, субтропический климат, развитое сельское хозяйство (выращивается рис, кукуруза, сахарный тростник, цитрусовые). Житница Афганистана. Здесь условия жизни гораздо выше, чем в центральных районах страны. Душманским отрядам раздолье: лесные массивы скрывали их от воздушной разведки, жили в скрытых жилищах из дерева, обеспечены топливом.
Борттехник несколько раз приложился к пулемету, отрабатывая легкость движений при стрельбе из пулемета – для разминки.
– Какие предложения, разведка? – склонился ко мне командир звена.
– В зону поиска вошли, думаю, охоту начнем с дальнего рубежа.
– То есть, дальше реки не пойдём?
– Да, командир. Слева ГЭС Суруби, которую «духи» мечтают взорвать. Вероятно, к ней и подтягивают оружие, взрывчатку, мины. Посмотрим подходы с восточного направления.
– Принято.
Рельеф юго-восточнее Сурубийского серпантина выделялся более-менее равнинными плато, широкой сетью водных ресурсов. Климатические условия в его районе менялись в зависимости от высоты над уровнем моря. При спуске с перевала в долину происходил резкий перепад с 1800 до 400-600 метров и на хребтах появлялись пальмовые рощи, влажные субтропики, где населением собиралось по три урожая в год.
Караван, вероятней всего, прошел по северной оконечности хребта Спингар, затем, через Мамахейль, Хисарак - сблизился с Кабульским плато. В семидесяти километрах восточней столицы он поднялся на него с восточной оконечности и вышел наДжигдалай, где был зафиксирован агентурной разведкой ХАД. Сейчас он затаился в ожидании удобного момента для решающего броска в пункт отгрузки. Он где-то здесь! Местность не располагала к маневрам – опасно.
Предположив, что груз предназначается для диверсии на гидроэлектростанции, каравану надо будет свернуть на север и подтянуться ближе к объекту атаки. Если же поставка оружия одному из боевых отрядов, то вероятней всего, караван следует в район Баграми, где в последнее время отмечалась активная деятельность сил сопротивления.
Нет? Дальше Кабул. Возможна его переброска в столицу, но маловероятно – «духовское» подполье прижато силами безопасности, поэтому версия атаки на ГЭС Суруби – более предпочтительна: объект государственного значения, питал электричеством Кабул, пригороды, окрестные населенные пункты. Неоднократные ориентировки разведорганов в отношении ГЭС – объекта вожделения душманских лидеров, могли служить серьезным основанием считать, что караван направляется в район Суруби. Кстати сказать, в тех же самых ориентировках отмечалось: в случае диверсии на плотине ГЭС вода устремится в столицу Афганистана, что вызовет наводнение в городе и близлежащих его районах. Сурубийское водохранилище питали реки Кабул, Панджшер, Логар и Сурхруд с притоками, что сосредоточило в нем огромные водные ресурсы, которыми желала распорядиться оппозиция. Было о чем задуматься руководству страны.
Мы входили в полосу ведения поиска, ограниченной рубежами: на севере – ущельем Амиры Гази, рассекавшего отрог на части, на юге – излучиной русла реки Чакарихвар. В этой полосе находился искомый нами объект, с одной стороны – похожий на иголку в стогу сена, с другой – границы указанной полосы он должен был пересечь в обязательном порядке. Полоса представляла собой пространство, ограниченное по ширине с востока и запада высокими, но проходными горами. Пройти караван мог только здесь! Все остальные пути были ограничены мощной непроходимой грядой - только птицам летать. С севера на юг по длинне, полосу «чесало» смешанное звено вертолетов - с нами на борту.
– Командир, идем на юг вдоль русла реки.
– Идем.
Правым креном вертолетные пары вышли в направление юг. Принимая за рабочий вариант версию: груз каравана предназначен для нападения на ГЭС, мы отработаем направление, условную линию которого караван, так или иначе – пересекал.
Мы шли над восточным берегом реки, от которого начиналась равнинная местность, снижавшая опасность обстрела. На правом берегу виднелись несколько прилепившихся к гребню кишлаков – опасных своим положением «вертушкам» и удобных для позиций ДШК.
Так, сориентирую наблюдателей.
– Андрей, с Сокуровым глаза на землю, смотреть внимательней.
– Смотрим, товарищ старший лейтенант.
– Не пропустите мелочей: следы на снегу, расщелины – все хорошо просматривается. Обратили внимание?
– Да-да!
– Игорь, с Мишей под контроль кишлаки: блеск огня – доклад.
– Понятно, товарищ старший лейтенант.
Нищенко с Гапоненко отслеживали обстановку с левого борта вертолета, опасного обстрелом с земли: на западе кишлаки замыкали предгорье, восточной окраиной прижались к речонке.
Вернулся к пилотам.
– Прижиматься не будем к хребту – опасно, пойдем правее, – крикнул командир звена.
– Идем Видимость хорошая.
– Слушай, – вертолетчик повернулся ко мне, – минут через двадцать выйдем на Сурубийский хребет, за ним – водохранилище, если ничего не зацепим, повернем на Джигдалай, плато обойдем «восьмерочкой». Как смотришь?
– А что? Попробуем. Охватим большую площадь!
Цепочки хребтов постепенно становились выше, превращаясь в высокий массив, раскинувшийся вдоль дороги на Джелалабад. Горы контролировались душманскими отрядами. Дальше – водохранилище, ГЭС.
– Нельзя! – Командир вертолетчиков кивнул на серпантин. – Опасно.
– Не полезем. Пройдем вдоль подошвы хребта на Джигдалай, там посмотрим.
– Как скажешь!
Развернувшись на 180 градусов, мы пошли над долиной, засыпанной снегом. Речонка осталась по правому борту, слева – горная цепочка, протянувшаяся с юга на север. Вдоль нее развалины кишлаков, разбитых авиацией, вероятно, в дни революционных преобразований войска Амина прошлись огнем и мечом.
Показалась вершина, взметнувшаяся пиком до небес. Остроконечное создание словно изваяли в центре равнины архитектурной изящностью: красиво, броско – она впечатляла стройным совершенством форм. Невдалеке от нее по долине шла машина яркой раскраски, наверное, одна из местных «бурубухайек», каких бесчисленное множество передвигалось между кишлаками. Остановилась, постояв немного, двинулась дальше. Людей перевозит что ли? Ленивым взглядом я скользил по долине, осматривая небольшие кишлачки, овраги – мертвая в снегу пустыня, ничего примечательного.
– Товарищ старший лейтенант, смотрите?
Очнувшись, я повернулся к Азарнову.
– Ну?
– Не туда смотрите. Вон!
Прикрыв глаза от солнечного света, всмотрелся в подножие природного шедевра. С восточного направления, прижавшись к основанию остроконечного пика, двигалась вереница животных, грузовых пикапов. Остолбенев от неожиданности, я приподнялся. Караван!
– Вижу, Андрей!
Откинув тень на обратную сторону от солнца, отдельная вершина маскировала караван от визуального наблюдения с воздуха и с земли. Его практически не было видно. Если бы мы не перемещались на вертолетах, он бы так и оставался незамеченным. Его демаскировали солнечные блики, по мере того, как мы летели над широкой долиной. Углы преломления – физика.
Я рванулся к кабине пилотов.
– Командир, караван! Вон!
Экипаж повернул головы.
– Вижу!
– Команду «двадцать четвертым» – на боевой, уходим в сторону.
– Понял!
В салоне разведчики поправляли снаряжение.
– Приготовиться, гвардия. Работать спокойно, как на уроках.
– Заметано, товарищ старший лейтенант!
«Зигфрид» застегивал куртку, оценивая «разгрузку» начиненную магазинами, ракетами, дымами. Я, было, метнулся к экипажу, но упал – «вертушку» бросило в сторону. Вскочил и к командиру:
– Что такое?
– Обстреляли! Караван «духовский»! – Надрывно крикнул вертолетчик.
– «Горбатые»?
– Наблюдают! Заходят от речки.
– Доложил на базу?
– Да.
Прижались к земле, мелькавшей за бортом сплошным покрывалом пороши. В иллюминатор караван не был виден – глубокий крен в противоположную сторону закрывал горизонт. Бросился к обратному борту – пик вершины, словно провалился в преисподнюю. «Черт, закрутил, ни хрена не разберусь в пространстве. Так, вот она – горушка! Караван, «бурубухайка»… Но что это? Я не сразу сообразил, что это за блеск, сверкнувший в солнечном свете.
– Командир, ДШК!
– Где?
– От машины!
– Вижу! «Двадцать четвертые» разберутся.
– Зайди на караван с головы! Нет ли прикрытия с той стороны?
– Ну, их на хрен! Вдруг пулемет на горе!
– Не прижимайся! Пройдем после захода «горбатых».
– Идет!
Не спуская глаз с каравана, я фиксировал взрывы «нурсов», строчечкой швейной машинки прошедших по ниточке «духов».
– Молодцы! – не сдерживаю эмоций. – Рубани по машине! ДШК сосредоточит огонь на «двадцать четвертых», – хватаю за плечо командира.
– А-а, была, не была…
С глубоким креном вышли на боевой курс, цель – машина. Жуткий шелест с обоих бортов и горсть «карандашей», оставляя дымок, рванулась к цели. Пара «нурсов» легла у маневрирующей машины. Набор высоты, в сторону.
– Как?
– Нормально.
– «Горбатые» сработали?
– Третий заход.
– Что с ДШК, не вижу машины?
– Возятся.
– Давай еще!
– Захожу.
Возле «бурубухайки» копошилось несколько человек, пытаясь, ее оживить. Наша пара «восьмерок», обойдя ее стороной, подкрадывалась спереди. Заметив заходившие в атаку «вертушки», «духи» разбежались – неважно, главное – подавить пулемет, опасный крупнокалиберный ствол. Залп – огненные стрелы устремились в цель. Застучал пулемет борттехника. Еще залп – рывок борта вправо и вверх.
– Порядок, – крикнул командир вертолетчиков.
– Давай на караван! Что там?
– Захожу с головы – «двадцать четвертые» прикроют.
Прижавшись к земле, «восьмерки» пошли на караван. Я перескочил к иллюминатору. Остроконечный пик набегал по правому борту. «Схватил» панораму каравана: тела людей, животных с поклажей, разметавшись, лежали в кровавом месиве снега. Свыше десятка человеческих тел валялось вдоль вереницы упавших животных. Наступило время нашей работы.
– Командир, захват по задаче.
– Понял. Ближе 300 метров не сяду.
– Пойдет! Держи нас крепче!
– Не волнуйся!
Возбужденный азартом горячего боя, старший звена принимал решение на десантирование групп захвата.
Я – к разведчикам!
– Азарнов, готовность!
– Понял!
«Восьмерки» пошли на посадку. Длина разбитого каравана была метров двести, мы его блокировали: с головы – усиленная группа Карпетченко, тыла – Азарнов, Нищенко обеспечивал прикрытие. Я с Есаулковым – связистом и Ветчиновым – санинструктором, координировал ситуацию в целом.
– Приготовиться!
Касание земли.
– Пошел!
Бросок в напор воздушной массы и позиция занята. Вперед! Рывок к объекту атаки. Перебежками пошли на караван, вернее, к фрагментам того, что от него осталось. Взору представилась картина разорванной плоти людей и животных, замешанной на снежной кровавой массе. Разглядеть подробностей не представилось возможным – не успел: одиночные выстрелы щелкнули с предгорий вершины. Несколько «шмелей», вжикнув левее меня, прижали к земле.
– К бою! Наблюдать! «Духи» на позиции!
На четвереньках, где ползком, бегом – за укрытие «духовского» груза. Устроился за плоским телом убитого верблюда. Зашвартованная на нем поклажа прикрыла от пуль, прилетевших пока не понятно откуда. Рядом лежало разорванное тело душмана, от кишок его развороченного осколком снаряда живота поднимался пар.
– Есаулков! Ветчинов, что у вас?
Связист с санинструктором прижались правее меня.
– Вроде в порядке.
– Не высовываться! Связь с «вертушками».
– «Акация, я «03», прием.
– Я «Акация».
– Обработай южный склон, «духи» открыли огонь. Возможно, позиция!
Пауза. В эфире – злое шипение.
– Близко! Работать нельзя.
– Давай из пушки! Нас всех положат рядом с караваном!
– «Двадцать четвертые» зайдут через минуту, – вышел на связь командир звена, – корректируй огонь!
– Понял, наблюдаю.
Осторожно выглянув из-за мертвого верблюда, я осмотрел подножье горы. Где «духи»? Метров триста левее каравана слышен треск выстрелов, очередей. За камнями?
– «Стрела», доложить обстановку.
Сержанты вышли на связь: потерь нет, укрылись за разбитым караваном.
– Внимание! «Горбатые» работают. Укрыться.
Неприятный скрежет над головой – «двадцать четвертые» пронеслись над нами, обработав подножье вершины из авиационных пушек. Пауза! Бросок? Пока «духи» ошеломлены атакой? Оценка ситуации по звукам выстрелов: примерное количество «духов» – двенадцать-тринадцать единиц.
– «03», я «Акация», прием.
– «03»!
– Обстановка?
– Отработали нормально. Разбираюсь! Пройдись еще разок.
– Через пару минут. Укройся!
– Понял.
Позицию «духов» разглядеть удалось – именно позицию, подготовленную заранее: уложенные камни, огневые точки – не вызывали сомнений, что мы вышли на промежуточный пункт поставки грузов, задействованный противником в своих интересах. Получалась такая картина: мы вышли на караван в не лучший для «духов» момент. Они его только что подтянули к подошве горы, служившей перевалочной базой. В основании горы, вероятно, есть галереи, пещеры, пустые выработки ископаемых, в которых можно было спрятать вьючных животных и какое-то время выждать: отдохнуть, дождаться ночи и продолжить путь. Может и другое. Это конечная точка поставки груза. В кишлак заводить караван – опасно, засекут не только «доброжелатели», но и те, кто захочет заработать на информации у местного ХАД. Поэтому организация перевалочной базы вне населенного пункта, которую, скорее всего, охраняло ополчение соседнего кишлака – не такое уж плохое решение. Встречая караван, дежурная смена ополченцев выставила прикрытие, которое прижало к земле огнем обе группы захвата.
Перевернувшись на живот, я видел «горбатых», заходивших на боевой с разворота. «Восьмерки» ходили по кругу.
– Внимание! «Вертушки»! После залпа – броском к камням.
Сжавшись в комок, я наблюдал за парой «горбатых», идущих в атаку. Скрежет 30-миллиметровых пушек неприятно ударил по слуху – позиции «духов» превратились в каменное крошево.
– Вперед!
Рывком за каменный козырек у подножья горы. В порядке, укрылись.
– «11», «12», обходите по флангам, снизу прикроем. Прием.
Карпетченко с разведчиками, перескочив через душманские труппы, убитых животных, бежал за укрытие. Сергею нужно было перемахнуть не многим более тридцати метров, чтобы оказаться вне линии огня. Успел. Получилось. Оглядится, прикинет, как лучше подобраться к позиции уцелевших «духов».
Азарнов, проскочив опасный участок, устремился в обход противника, но вынужден был залечь – душманы с опозданием, но открыли огонь. Разведчики обеих групп были вне видимости противником, которому, мне показалось, было все трудней контролировать ситуацию на флангах.
– «13», радиообмен слышишь?
– Да, «03».
– Контролируй «духов», не давай поднять им головы. Я пойду в центре порядка, как понял? Прием.
– Да-да, – понял. «03», «духи» открыли огонь.
– Вижу! Пока лежи.
Шелест и визг пуль прижали к камням. Хотелось сделаться маленьким-маленьким, но надо было выбираться из-под каменного козырька. Оценил расстояние до позиции «духов» – метров 150, не больше. Сколько осталось в живых способных огрызаться огнем? Судя по выстрелам после атак вертолетов, человек пять-шесть били одиночными. Тактика одиночных выстрелов у душманов была не потому, что им не хватало патронов – уважали себя. Я перенял их «духовскую» методику ведения общевойскового боя. Экономия боеприпасов и соблюдение девиза десантников: «Мой выстрел первый и в цель».
ГЛАВА 66
Обе группы вышли на фланги позиции, занимаемой противником, и готовились к очередному броску.
– «13», что наблюдаешь? Прием.
– «Духи» постреливают, «11» и «12» вышли на исходный рубеж.
– Контролируешь?
– Да.
– Вытаскивай меня. Как понял?
– Понял.
– Готовность минута: огонь в полмагазина. Время пошло. Прием.
– Есть.
– Есаулков, Ветчинов, приготовиться.
Проверил оружие, снаряжение, чтобы ничто не мешало броску под прикрытием группы Нищенко. За спиной полыхнули автоматные очереди.
– Вперед.
Выскочил и рванул к ближайшему камню. Упал. Поднялся – к следующему. Глоточек воздуха и снова бросок за камень, а взглядом ловил следующее укрытие. Есаулков с Ветчиновым, не отставая, неслись за мной. Стой! Упали. Еще бросок! За укрытие! Нарвемся на пули. Метров на пятьдесят сократили расстояние до позиции, где находились душманы.
– Есаулков, как?
– Нормально.
– Говорил – бросай курить, будешь легкими харкать?
– Угу.
Цок, цок – в метре между мной и связистом.
– Не высовывайся, засекли.
Надо срочно выводить группы Карпетченко и Азарнова. Подождем. Дыхание успокаивалось, сухость во рту утолил колючий снежок. Вспомнились лыжные гонки в старших классах на 10 километров. Учитель физкультуры Павел Георгиевич Кривец, он же классный руководитель, здорово требовал от нас спортивных результатов. Мы бежали на лыжах «десятку», морозный иней, застывая на появившемся под носом пушку, превращался в усы. От дыхания ледышки таяли, попадая в рот водой – освежая пересохшее горло. Сейчас вроде того, но о воспоминаниях безоблачного детства потом… Цок. Цок. Цок. "Достают".
- «11», как у тебя?
– Лежу у «духов» под носом, они – выше и контролируют местность. Высунуться не могу.
– Понял, Сергей, лежи.
– «12», ты как?
– «03», я над позицией «духов».
– Уже хорошо. Что наблюдаешь?
– Разбитые окопы, ходы сообщения… Уходят к основанию горы.
– Гранатой достанешь?
– Можно.
– Броском по команде.
– Понял.
После того, как разведчики Азарнова отработают гранатами, мы очередным рывком выскочим к позициям «духов». Что у него там? Почему не реагирует?
– «12», я «03», прием.
– Слушаю.
– Обстановка?
– Поднялся выше, но «духов» не наблюдаю, обзор закрывают камни.
– Меня видишь?
– Примерно ориентируюсь.
Цок. Цок. Несколько пуль шмыгнуло рядом. «Духи» сменили позицию, что ли? Рикошет не понравился: достать за камнями – не достанут, но стрелять с того направления, вроде бы, не должны. Выходит, «духи» подошли к Азарнову, но в пылу боя и меняющейся ситуации, он не видит противника.
– Внимание, «12», «духи» где-то рядом с тобой.
– Кажется, вижу.
– Без «кажется»! Не позволяй им подняться выше тебя.
– Понял, «03».
Избегая столкновений, противник маневрировал, пытался скрыться в пещерах и штольнях горы.
Тактика у «духов» отличная! Они не сидят на месте. Постоянно в движении, передвигаются, глядишь, и «молотят» с другого направления. «Духовскую» методику общевойскового боя я взял на вооружение еще полгода назад и выборочно применял на практике, но нам не хватало органичности передвижений. У «духов» было нечто такое, чего я не замечал ни у себя, ни у разведчиков, которыми командовал – пренебрежение к смерти! Нам же судьба не дала этой тонкой философско-духовной материи, что у душманов заложено природой. Это верно. И, если выражаться вещами, более понятными – нервы в этом тактическом приеме нужно было иметь из стального троса или канатной пеньки.
Осторожно из-за укрытия я «прошелся» биноклем по верхушкам камней. Ничего особенного не увидел: камни, валуны, заметенные порошей ложбинки. Разведчиков Карпетченко и Азарнова - тоже не обнаружил.
– «11», прием.
– Слушаю.
– «Духов» видишь ?
– Нет.
– Ушли?
– Похоже, так.
– Не обольщайся. Осторожно подбирайся к «12», «духи» находятся где-то между вами.
– Понял! Я их не вижу.
«Интересно девки пляшут. Куда же они скрылись? Пока их не забьем, сажать вертолеты для эвакуации караванного груза не представлялось возможным: нас тут же обстреляют и плотно».
Размышления прервали разрывы гранат с фланга, где находился Карпетченко.
– «11», в чем дело?
Сергей не отвечал. Взрывы гранат - дело его разведчиков, «духи» так не работают.
– «11», я «03».
– «03», я «11», «духов» прижал к земле.
– Понял, Сергей, обстановка?
– Выносят раненых.
– Огрызаются?
– Слегка.
– Пока не пришли в себя – вперед! Будь на связи.
– Понял.
На ударную позицию пора выводить Азарнова.
– «12», прием.
– Слушаю.
– Сократи расстояние до «11» и контролируй «духов».
Карпетченко и Азарнов были в одной сети и слышали радиообмен друг друга. Они доложили о готовности действовать дальше.
А, что у нас с противником? Ясно, «духи» выходили из боя, укрывшись в ложбинке между двумя группами разведчиков. Положение моей «тройки» они контролировали – засекли бросок, не успев сработать огнем, но разведчиков Азарнова они могли и не видеть. Но сам Азарнов должен был видеть маневр «духовской» группы, но потерял ее из вида и теперь пытается сблизиться с ней на минимальное расстояние. Закрытое пространство: камни, валуны не позволяли ему отслеживать противника, часто меняющего местоположение. С душманами можно было столкнуться на встречных курсах – лоб в лоб. Опасно! Кто в такой ситуации среагирует первым, тот и победит! В этом «духи» были горазды! Скоротечный бой займет секунды, а там…
Общую ситуацию усугубило шаткое положение Азарнова – в тактическом плане, он с разведчиками находился в более опасном положении. Надо было принимать решение.
– «12», стой. Ты – засада! Наблюдай. Прием.
– «12» понял.
– Сергей, что у тебя?
– «Духи» уходят к «12», выносят раненых, на снегу кровь, следы волочения тел.
– Твоя оценка?
– Думаю, человек восемь-девять сопротивляются.
– Жди меня.
Я не имел права рисковать разведчиками Карпетченко – недостаточно знал их в бою. Они молодцы, «духов» прижали, оставался последний аккорд, чтобы завершить операцию, но с моим участием.
– «13», прием.
– Я «13».
– Не уснул?
– Никак нет.
– Наблюдаешь «духов»?
– Вижу!
– Готовность – минута: огонь в полмагазина. Прижми их, а мы проскочим. Прием.
– Понял, «03».
Рвану к Карпетченко – на месте разберемся. Нельзя было оставлять ситуацию в вялотекущем режиме , «духи» могли применить "заморочку", от которой наши воротники завернутся.
– Ребятки, приготовились – рывок, от меня не отставать.
Автоматные очереди группы Нищенко разнеслись по долине.
– Вперед!
Есаулков с Ветчиновым, выскочив из-за укрытий, рванули за мной. Бег в кирзовых сапогах по камням, припорошенным снегом, я вам скажу, требует особой сноровки – стопы ног выворачиваются очень легко.
Я с Есаулковым и Ветчиновым перебежками бежал от камня к камню, приближаясь к намеченной цели.
– «Духи»!
Упали на камни под автоматную очередь Есаулкова, бежавшего правее меня. Я вскочил, снова упал, увидев за камнями «духовские» штаны. Поздно, вперед! Спина Есаулкова скрылась в расщелине мандеха, прыгнул за ним и стрелял, стрелял, стрелял… Укрывшись на секунду за валуном, выскочил и перекатился к стене.
– Есаулков, ну?
– Нормально, – выдохнул связист.
– Где Ветчинов?
– Наверное, наверху.
Огляделся в мандехе, склон которого был оборудован под позицию! Выложенные булыжником ячейки, ниши, ходы сообщения. Кое-где они были разворочены взрывами «нурсов». Возле стенки валялись тела душманов, погибших при атаке «горбатых»: застывшая кровь на снегу, осколки реактивных снарядов. Они, как правило, мало оставляли надежды на жизнь. Но дело было не в поверженных врагах, а в живых, смотревших прямо в глаза. Двое раненых и замерзших «духа» не спускали взгляда со свалившихся на них «шурави».
– Не отставай, Ветчинов!
– Ударился о камень, искры из глаз, товарищ старший лейтенат.
– Ближе!
«Таблетка» спустился на площадку опорного пункта и во время: цок, цок, цок – ударились пули в каменный бруствер. Такое впечатление, что оставшиеся духи» снова переместились и вели огонь с другой позиции.
– Ни фига себе!
Санинструктор увидел раненых душманов.
– Посмотри, что у них! – кивнул Есаулков, копаясь с радиостанцией.
Не знаю, что меня ударило - я крикнул:
– Стоять! Назад!! В сторону!!!
Глаза! Конечно, глаза – зеркало души, как говаривал один из классиков русской литературы. Именно они включили в моей голове клеточки мозга, просигналившие – опасность. Отскочили.
– «Духи» заминированы! Ветчинов, не подходить.
Солдатской шапкой без кокарды я вытер пот.
– Два выстрела…
Они прогремели за командой. Надо было вперед, но что-то меня остановило.
– Брось стропу.
Санинструктор бросил мне моточек стропы – еще из Витебска, которую мы брали на случай эвакуации раненых. На четвереньках я приблизился к трупу, который только что был раненым «духом» и смотрел взглядом, спасшим нам жизнь. Проверим. Ноги трупа перевязал стропой, отполз за укрытие, после чего выбрал свободный ход. Стропа натянулась.
– Помоги, Есаулков.
Вдвоем мы потянули стропу – земля качнулась от резкого взрыва.
– Вот это да! Едва не вляпались!
Есаулков поправил ремни «809-й» станции.
– Да уж.
«Духи» часто минировали тела советских солдат и офицеров, оставляя нам «сюрпризы» минных ловушек. Эти же «борцы за веру» шли на сознательное самопожертвование. Хотя кто его знает, как там было на самом деле? Впрочем, стоп, здесь все-таки что-то не так…
– Есаулков, давай-ка «духа» ближе.
Не высовываясь, уперлись в щебенку ногами и подтянули за стропу душманское тело.
– Достаточно, Николай, наблюдай. Ветчинов, за мной.
С санинструктором подошли к душману, точнее, к тому, что от него осталось после взрыва подложенной под него мины.
– Помоги раздеть.
Наклонившись к разорванному телу, я разрезал рукав ватного халата, другой. Освободил плоть от одежды.
– Не вороти ты нос, работай.
«Таблетка» споро перебирал тряпье.
– Вот, что-то у него...
– Выкладывай сюда.
– В кровище.
– Пойдет. Ветчинов, как называется тряпка на черепе арабов?
– Черт ее знает, товарищ старший лейтенант.
– Черт-то, черт, но это арабы, Ветчинов. В рюкзаке есть еще место?
– Т-о-о-варищ старший лейтенант…
– Не бурчи, а то еще и «духовские» кишки затолкаю в рюкзак. В тряпку – бумажки, листки – в боковой карман РД. Сгодятся.
Санинструктору не хотелось марать рюкзак окровавленными документами убитого, но в них, как я полагал, могло быть что-нибудь для нас интересное. Что за арабы? Откуда? Сколько?
– Двигаем дальше! Не отставайте.
По выложенному камнями ходу сообщения двинулись к Карпетченко.
– «11», наблюдаешь меня?
– Видел бросок и взрыв.
– Сколько до тебя?
– Почти рядом.
Подобрались к лежавшему за камнями Сергею.
– Ну, как?
– В порядке.
– «Духи»?
– Метров сто впереди, передвигаются медленно, но человек десять у них работают. Пока вас ожидали, мысль появилась.
– Ну?
– Местность закрытая. Охватим душманов и выгоним на Андрюху.
А что? Мысленно прикинул расклад, в принципе, нормальный ход, предложение соответствовало обстановке.
– Принимается, Сергей, значит, так: Долгий, Лесневский – правый фланг, меня слышат?
Долгий поднял руку – принято.
– Безрядин, Желяков – левый.
– Сергей, с тобой Гусько и Климов – работаете в центре боевого порядка. Мы прикроем. За тыл не волнуйтесь! Действовать быстро и хладнокровно – у нас арабы. Вопросы?
– Никак нет.
– Поехали!
Пригнувшись, разведчики выдвинулись по своим направлениям.
– «12», прием.
– На приеме.
– Приготовься! «Духи» подтянулись к вам.
– Понял, встречаем.
Разведчики Карпетченко ушли метров на двадцать вперед. Пора и нам за ними.
– Связь с «вертушками», Николай.
Есаулков подал гарнитуру станции.
– «Акация», я «03», прием.
– «Акация» слушает.
– Сделай ложный заход.
– Нужен?
– Для «шкала». Огрызаются!
– Как быстро?
– Давай через пару минут.
Командир звена вертолетчиков сделал паузу, мысленно выстраивая ложную атаку.
– Работаем!
– «11», «12», через две минуты ложная атака «горбатых». Ваша задача: проскочить под шумок. Приготовиться.
Командиры подгрупп доложили о готовности к броску. Наступил важный момент: уничтожение горстки арабов прикрытия каравана, готовых на крайние меры.
– Есаулков, Ветчинов – ваш тыл. Подтягиваемся. Ближе. Ближе.
Двигаясь за Карпетченко, я не спускал глаз с «вертушек», замыкавших круг для атаки. «Двадцать четвертые», чтобы не попасть под душманский огонь, заходили вдоль склона горы. Они не могли применить бортовое оружие – очень малое расстояние разделяло нас от противника.
– Готовность!
«Вертушки» с угрожающим свистом понеслись в атаку. Панически боясь вертолетов, «духи» скрылись в укрытия, не зная о том, что атака без применения оружия. Расчет на этом и строился – «горбатые» с грохотом пролетели над нами.
– Вперед!
Расстояние до противника сокращали бегом. На ложной атаке «вертушек» мы их провели, выиграв время на бросок. Арабам ничего не оставалось, как уходить к предгорью или готовиться к встрече с Всевышним.
Группа Карпетченко огнем автоматов не давала "духам" прицельно стрелять. Но оценить обстановку я не успел – в душманском лагере закричали: «Аллах Акбар». Мурашки прошлись по спине: противник психовал, готовясь к последней в жизни атаке.
– Внимание, «духи».
Душманы взвинчивали себя до исступления – «Аллах Акбар»! «Велик Аллах»!
– Рванули на Азарнова, товарищ старший лейтенант.
– Вижу! За ними!
Глянул на собственный тыл – чисто. Пора.
– Вперед.
Группа арабских наемников была в ловушке. Они это чувствовали и решились на лобовую атаку – в прорыв. Взрывы гранат, автоматный огонь группы Азарнова отозвались звоном в ушах. Разведчики опрокинули атакующих арабов. Визг «Аллах Акбар» захлебнулся в собственной крови свыше десятка исламских фанатиков.
– Климов, Желяков – за мной, берем «языка». Гусько, прикрой.
Не останавливаясь, мы бежали в мясорубку боя, контролируя валуны, камни, скрытые места. Впереди ложбинка, присыпанная снегом. С ее обратного ската хлестали автоматные очереди засадной группы Андрея Азарнова, встретившей арабов в низинке. Тела лежавших врагов окровавили снег. Я упал у ближнего ската низины и полз вперед, чтобы оценить обстановку. Картина боя впечатлила. Тела одних наемников были выложены в ряд, другие, уткнувшись в землю, валялись среди мерзлых камней и пороши. Это были те, кто кинулся в последнюю атаку на группу Азарнова, бесславно окончив свой путь на земле.
– Стоп!
Я поднял руку вверх – стрельба затихала.
– Стоп «машина»! Азарнов, отслеживать местность, с «духами» мы разберемся.
– Понял!
– Сергей, – крикнул я Карпетченко, – бери Климова и Безрядина, осмотрите тела, Желяков прикрой. Будь внимательней, Виктор, возможно, есть живые.
Собранное из арабских наемников сопровождение каравана было уничтожено! Но все ли оно? Может, засада в одной из пещер? Мало нас для жаркого боя, еще бы группу, другую для поддержки.
Тело лихорило. Так было всегда, когда ситуация разряжалась – начиналась «трясучка». Рано, очень рано, еще много работы с караваном. Поглядел на часы: с момента вступления в бой прошло около часа. Быстрей завершать операцию!
– «12», прием.
– На приеме.
– С направления вершины прикрой работу по духовской «ниточке».
– Понял, «03».
– Гусько, ко мне. Соберешь оружие и подтягивайся к каравану. На все – пятнадцать минут! Осторожней с «духовскими» заморочками.
– Понял, бегу: Долгий, Лесневский, за мной.
Разгоряченные боем, разведчики, собирали оружие уничтоженных «духов», осмотривали тела.
– «13», я «03».
– Я «13», прием.
– Досмотр с головы «ниточки», через двадцать минут на площадке.
– «13» принял.
– Сергей, заканчивай с труппами и быстрей к каравану. Выверни тыл наизнанку.
– Понял, Григорич.
Фу, тяжесть во всем теле. Только сейчас почувствовал, что от спины поднимался пар. Присел на камень, перевел дыхание. Горячо нас встретили парни из арабского мира. В первый раз, но какой! До сих пор не встречались, а ведь совсем другие люди – даже во внешнем обличии. Огромные глаза приготовившегося к смерти наемника... Наблюдал за нами – взглядом "просигналил" опасность. Как это я схватил?
– Товарищ старший лейтенант, раненый араб.
Встав с холодного камня, я пошел следом за Климовым взглянуть на недобитого нехристя.
– Вот, нашли у него…
– На развернутой палатке лежали бумаги, Коран, несколько кокард со звездочками головных уборов солдат Советской Армии, огромный тесак.
– Значит, сувениры собирал… С голов наших бойцов…
Молодой парень в арабской накидке приходил от шока, полученного ранением в предплечье. Рукав рубашки был в кровавом пятне. Помощь ему оказали свои – перебинтовали. Аккуратная бородка обрамляла матово-синее лицо моджахеда. Идейный. Коран привел его в Афганистан к братьям мусульманам вершить священный джихад, а сейчас готовится к встрече с Аллахом, сдыхая на политой кровью земле.
– Желяков, слабо одним ударом отхватить голову «духа»?
– Ну, вы обижаете, товарищ старший лейтенант…
Разведчик, вытянул из ножен иссиня блестящий арабский клинок, принял удобное положение для взмаха. Ведь отхватит же душманскую голову!
– Оставить, Виктор! Ветчинов, погляди ранение.
– А что его смотреть, товарищ старший лейтенант, пулевое – в предплечье. Не сдохнет.
Санинструктор расстегнул одежду раненого «духа», осмотрел повязку.
– Пойдет, товарищ старший лейтенант.
– До Кабула дотащим?
– Куда он денется? Вколю промедол и в вертолет.
– Тогда так, Желяков с Ветчиновым эвакуируете «духа» к площадке. Не вздумайте по дороге отхватить ему голову, арабов у нас еще не было, что-нибудь расскажет.
– А может, за наших парней… Товарищ старший лейтенант…
– Не надо, Виктор, или думаешь, я в тебе сомневаюсь? Глупости. Я его хоть сейчас порублю на куски, но меня останавливает не гуманизм, а простое чувство целесообразности. Мы же разведчики!
– Товарищ старший лейтенант, подойдите…
– Что у вас?
Климов показал на «духовские» тела лежавшие рядком.
– Посмотрите на головы…
Наклонившись к труппам, я осмотрел. Интересно… Примерно в одном и том же месте в голове - пулевые отверстия.
– Свои же, братки-мусульмане, добили раненых …
– Наверное, перед атакой, когда кричали «Аллах Акбар».
– Осмотрели?
– Да, в палатке.
– А ведь тащили, рискуя собой. Ладно, пять минут на сборы и к каравану.
Закончив сбор оружия поверженных «духов», разведчики связали автоматы охапками и грузили их на себя. К площадке приземления надо было пройти метров пятьсот ломового маршрута.
– Быстрей, ребята, быстрей!
Я обошел моджахедов, уничтоженных в последней атаке. Смерть каждого из них настигла в разных положениях, правда, они лежали немного не так: разведчики поработали с телами, изымая из одежды документы, оружие. Мне важно было оценить ситуацию последних минут перед атакой. На смерть, похоже, шли сознательно. Не могли не понимать, что были блокированы и с воздуха - тоже! Уйти не дадим.
Караван прибыл под самое утро. Дальше он не пошел – опасно, поэтому днёвкой стал у высокой горы. Позиции подтверждали наличие перевалочной базы, возможно, последней перед конечным пунктом поставки оружия. Сильная охрана, кстати, «бурубухайка» с оборудованным на ней ДШК (хороший трофей), вела караван параллельным маршрутом, не приближаясь к нему на близкое расстояние. Прикрытие – арабы, что у меня сразу породило вопросы к перемещаемому караваном грузу. Что там?
– «13», я «03».
– Слушаю.
– Обстановка?
– Заканчиваю, через пару минут выдвигаюсь к площадке.
– Хорошо, ускорь выдвижение.
Снимаемся. Окрестные «духи» просекли о захвате каравана.
– Сергей, закончил?
– Да-да, заканчиваю.
– От нас не отставай. «12», прием.
– Я «12».
– Уходим! Следуешь за нами и держи тыл.
– Принял.
С уничтоженными арабами разобрались, тела были осмотрены, трофеи собраны. Кажется, все.
– Гусько, уходим. Безрядин, Лесневский – дозор до площадки приземления. Ветчинов, Желяков, Долгий, Климов – эвакуация «языка».
Не теряя секунды, я обозначил путь, пролегавший среди валунов и камней - через разбитый караван, с которым Нищенко закончил работу.
– Товарищ старший лейтенант, «Акация».
Есаулков подал гарнитуру.
– «03», прием.
– Я «Акация», через десять минут подойдет звено «Зари» с досмотровой группой.
– Понял. Пусть обработают «коробочку» с ДШК, прием.
– Да-да, они в курсе.
– Через десять минут буду на площадке.
– Понял, твоих «карандашей» наблюдаю, обойду район.
Вертолеты "зачищали" район экстрадиции группы, делая облет долины на предмет выявления «духов». Растерзанный реактивными снарядами караван распластался в кровавой кашице снега – едва не дошел к адресату. Следы разорвавшихся «нурсов» чернели на белом снегу. Остывшие тела уничтоженных «духов» валялись ненужным хламом. Вот и весь джихад: кто в раю, кто в аду – грифы порвут одинаково.
Вышли на равнинную местность, не чувствуя ног, разбитых острыми камнями. Оставалось немного – прикрыть посадку досмотровой группы, загрузить трофеи и прочь от горы.
– «13», прием.
– На приеме.
– Что у «душков» в «рюкзачках»?
Нищенко сделал паузу, раздумывая, как доложить в эфир.
– Штук двадцать М-16, малые «коробочки». Много.
Коробочки? При обмене информацией по средствам связи, малая «коробочка» – радиостанция, большая «коробочка» – бронеобъект. Ладно, разберемся, «вертушки» на подлете.
– К бою! Работаем на прикрытие.
Звено вертолетов приземлилось с досмотровой группой для досмотра каравана и «бурубухайки» с ДШК.
– Ветчинов, араб?
– Дышит, товарищ старший лейтенант.
– Вколи еще.
– Сейчас.
– Несите аккуратно, ему есть чем с нами поделиться.
Посадка в вертолеты, взлет и мы пошли на базу.
Я сидел, привалившись к иллюминатору, лениво осматривая равнину, покрытую рваными клочьями снежной пороши. Немного трясло от пережитого волнения и напряжения. Хуже потом, ночью, в теплой палатке, когда бессонница сдавит болью мозг – калейдоскоп событий раскрутится до утра. С задачей справились, выжили – это главное. Откинувшись на борт вертолета, парни сидели с закрытыми глазами. Я их понимал! Дрожавшие от напряжения ноги помассировал руками – саднящая боль растеклась по коленям.
Выскочили к трассе и вдоль нее пошли на Кабул. Разноцветные кварталы пригорода облетели с запада и на посадку зашли с Пагмана. В иллюминатор правого борта мелькнули палатки роты, несколько человек наблюдали за нами. Там уже знали, что мы на подлете, Михаил Федорович с офицерами уже был на стоянке.
Несущий винт вертолета еще не остановился, как я по дюралевой лестнице вывалился в дверь и хлопнул борттехника, стоящего на бетонке.
– Первого несите «духа». Осторожней, Желяков.
Вытащили раненого моджахеда. Начальник разведки бежал навстречу, уткнувшись взглядом в палатку, на которой лежал раненый араб.
– Товарищ подполковник, это раненый «дух».
– Тьфу, напугал, по радио передали – в порядке, а тут выносят тело.
– Товарищ гвардии подполковник, группа боевое задание выполнила. Потерь не имею!.
Дядя Миша на ходу обнял за плечи.
– Хорошо, Валера. Опять по тебе «духи» проехались на танке?
– Да, уж, точно, проехались…
– Ну, как вы?
– В порядке!
– Давай так: выгружай трофеи, потом разберемся.
– Проверю «духовское» оружие, товарищ подполковник, там не было времени. И араба в медсанбат отправлю. Пока живой, что-нибудь расскажет, покажет.
– Хорошо, давай. Перьков, бери бойцов – пленного в машину и в медсанбат.
– Есть! – ответил Павел и занялся арабом.
С Карпетченко подошли к трофеям.
– Сергей Борисович, займись захваченным добром. Отдельно выложи оружие, захваченное в бою! Его необходимо разрядить.
Качественный арсенал трофеев: 18 новеньких М16А1 с боеприпасами – арабской группы моджахедов. Отечественные «духи» не брезговали и карамультуками, а «бур» в их руках был страшным оружием. Шестигранной формы пуля сохраняла убойную силу до трех километров. Но воображение поразило другое. Нищенко раскладывал упакованные в чехлах японские портативные радиостанции. Аккуратные, похожие на пеналы коробочки, лежали на аэродромной бетонке: радиостанции УКВ и КВ диапазонов.
Это значит, что душманы обеспечивали себе связь не только в бою, но и на сотни километров с заграницей, имея аппаратуру закрытия и быстродействия передачи информации. Да, с нашими Р-105 и Р-109 не сравнишь! Р-148 более удобна в эксплуатации, но слабенькой мощности, за угол зайдёшь и связи никакой, кроме связи пол…й.
Отдельно от радиостанций были выложены блоки с ручками управления, приборами контроля режимов, направленные антенны. Тоже интересно, мне кажется, это аппаратура контроля и слежения в эфире.
– Товарищ подполковник, обратили внимание, какой техникой разживаются "духи"?
– Мда-а, Валера.
Возле выложенных автоматов китайского производства («духи» их уважали больше за мягкость при стрельбе) в магазинах и россыпью лежали боеприпасы. Оружие в крови – душманской. Проверил захваченное оружие в бою, оно было автоматическим, современным. «Духи» совсем не те, что в прошлом году. Вооружались!
Вот и арабы, пожалуйста – прибыли воевать за «духовское» сопротивление, экипированы как надо. М16 тащили парням из Саудовской Аравии, Кувейта, Эмиратов – американское оружие им сподручней. Средства связи перемещалось полевым командирам для эффективного управления боем. Караван сопровождался арабской охраной, усиленной ДШК на машине. Другие «духи», совсем другие. Не похожие на тех, кто в рванье скрывался в пещерах мраморного карьера.
Возможно, обеспечение каравана состояло из нескольких групп находившихся у базы, но они не обозначили себя из-за боязни вертолетов – не рискнули. Скорее всего, так и было. Они могли укрыться дальше, в предгорье, за горой Катагар. Дело было еще в том, что мы на «вертушках» выскочили неожиданно и сходу атаковали. Причем мощно, несколькими заходами – арабские парни подрастерялись.
Отметил такой интересный момент, что непосредственное обеспечение движение каравана осуществляли «наши» «духи». Арабы обеспечивали охрану и прикрытие на марше, были вооружены американским оружием, экипированы ботинками с высокими берцами, в которых удобно работать в горах.
– Валера, заканчивай, выезжаем. Перьков вернулся.
– Понял, товарищ подполковник.
Михаил Федорович торопил.
– Пакуй стволы, Гусько.
– Есть!
– Араб живой, Паша?
– Нормально, Валерий Григорьевич, уже режут собаку, жаль скальпелем, а не ножом для разделки мяса.
– Все еще впереди, Паша, с этими парнями мы еще будем встречаться!
В первой половине 1981 года обстановка в Афганистане несколько стабилизировалась: у душманов удалось отбить и взять под контроль 20 уездов, 3 провинции. В 4 провинциях и 10 уездах была установлена власть правительства Кармаля. Но все виды разведок фиксировали участившиеся факты поставок оружия из Пакистана, Ирана и Китая. Общая численность сил афганского сопротивления вначале 1981 года составила 25 тысяч человек, сосредоточившихся в провинциях Герат, Кандагар, Газни, Парван, Нангархар, Баглан, Бадахшан, Кунар, Пактия и Фарах. Боевые действия советских войск в Афганистане приобретали угрожающе затяжной характер.
ГЛАВА 67
Поставка в Афганистан оружия, боеприпасов, средств связи, военного и другого имущества методом караванных перебросок с начала 1981 года набирала обороты. Становилось очевидным, что афганское сопротивление насыщалось боевым потенциалом из соседних стран: Пакистана, Ирана, Китая и командование армии планировало принятие срочных мер, которые бы стали, если не заслоном, то хотя бы препоной в этом процессе. Первым шагом противодействия душманским устремлениям послужило формирование дежурных средств, в задачу которых входило быстрое реагирование по реализации разведывательных данных о противнике. Армейская авиация, разведывательные и боевые подразделения, выделенные в состав этих средств, воздействовали на противника, уничтожая его живую силу и караваны.
После появления в 40-й армии собственной агентурной разведки, казалось бы, появилась возможность проведения специальных операций на качественно новом уровне. Но их результат не отвечал военно-политической обстановке, сложившейся в Афганистане. Силы специальных операций требовали коренного изменения подходов в их формировании, профессиональной подготовке с учетом применения в условиях горной и пустынной местности.
В октябре 1981 года в Афганистан были введены 173-й и 177-й отдельные отряды специального назначения, в задачу которых вменялось: обнаружение и уничтожение баз противника, исламских комитетов, караванов с оружием. Но они не явились препятствием в поставках оружия в Афганистан. Не решили этого вопроса и образованные в 1985 году 15-я и 22-я отдельные бригады специального назначения. Личная подготовка "спецов" была далекой от той, которая была нужна для выполнения ими специальных задач в Афганистане. Способы боевого применения, организация управления, состояние средств разведки не соответствовало задачам, которые им вменялись командованием.
Анализ деятельности специальной разведки в Афганистане позволил Главному разведывательному управлению Генерального Штаба, разведуправлению Туркестанского военного округа (о чем имеется соответствующий документ) отметить в нем "пренебрежительное отношение к управлению разведывательными группами в ходе проведения боевых операций" - конец цитаты. Это заявлено в адрес специальной разведки, находившейся в Афганистане, руководством этой разведкой на самом высоком уровне. Дальше комментировать деятельность отрядов специального назначения в Афганистане я не считаю целесообразным. Спецназ ГРУ не выполнил возложенных на него специальных задач, нес тяжелые неоправданные потери без каких-либо существенных результатов.
А вот силы афганского сопротивления в своем составе имели свой «духовский» спецназ – собикадори джанг, выполнявший деликатнейшие операции в борьбе с советскими и правительственными войсками, способный добывать оперативно-стратегическую информацию о намерениях Кармаля, советского руководства.
Сопровождение караванов задействовалось в том числе из отрядов афганского наркобизнеса, проторившего тропы по горным ущельям. Не надо было искать, готовить людей для переброски оружия в Афганистан, для этого привлекались проверенные кадры, перевозившие наркотик по пробитым маршрутам. Положительным образом решились вопросы взаимодействия с пакистанскими властями, получившими отмашку от американских спецслужб. Зная караванные маршруты по труднодоступным горным ущельям, руслам высохших рек, перевалам, старшие караванов наработали не только практику, но и тактику действий в организации поставок. Надо отдать должное лидерам сопротивления, они в короткие сроки образовали вдоль афгано-пакистанской границы пункты формирования караванов, пути подвоза к ним оружия от портов Аравийского моря.
Чтобы не привлекать разведывательные службы противника, поставки маскировались различными способами. Центральное разведывательное управление США совместно с пакистанскими спецслужбами на высокой профессиональной основе отработало вопрос маскировки пунктов. В зависимости от местности, условий продвижения груза формировались караваны на вьючных животных, лошадях, автомобильном транспорте, тележках на гусеничной тяге. К примеру, в провинциях Кунар, Нангархар, Пактия в основном использовались караваны вьючных животных (горная местность не позволяла использование другого транспорта). В этих же районах имели место поставок оружия через границу на вертолетах ВВС Афганистана – в этой стране все продается и покупается. Люди с малолетнего возраста приучены к бизнесу, зарабатыванию денег. В провинциях Пактика, Кандагар, Гильменд, Нимроз, Заболь (центр Калат) широко использовался автомобильный транспорт: внедорожники, «Тойоты», «Симурги», «Мерседесы», трактора с тележками, что обеспечивало скорость и оборот оптовых поставок.
После первых потерь, понесенных от разведывательных групп «шурави», противник выработал тактику действий, уделяя особое внимание разведке предполагаемых маршрутов. В который раз обращаю внимание – разведке противник всегда уделял особое внимание и вел ее беспрерывно днем и ночью, зимой и летом. Без предварительных разведывательных мероприятий караваны границу не пересекали. На пунктах их формирования назначались люди, отвечавшие за проводку груза до адресата или пункта выгрузки. Задачу, маршрут движения, дневные остановки, конечный пункт прибытия знал только старший каравана, которому подчинялся весь персонал обеспечения проводки, в том числе – и охрана.
По одному маршруту могли направляться несколько караванов – один за другим или параллельными маршрутами. Все зависело от обстановки! Но в любом случае риски сводились до минимума. Маршрут или полоса движения каравана к конечному пункту определялась всего за несколько дней до пересечения границы. Оценивалась местность, возможные места засад, пролеты армейской авиации, участки, где были возможны встречи с правительственными войсками.
За два-три дня до начала движения каравана вперед высылалась группа обеспечения маршрута - в пешем порядке, на лошадях, мотоциклах, где как позволяла местность. В провинции Заболь для обеспечения караванной проводки противником использовались мотоциклы: «Хонды», «Ямахи». Количество человек группы обеспечения на маршруте зависело от величины и важности перевозимого груза. Обычно она насчитывала 15-20 человек не просто боевиков, а людей, которым доверялась часть агентуры в кишлаках, принимавшей участие в перемещении груза.
Обеспечение маршрута имело систему связи, которая позволяла обмениваться информацией, изучать маршрут, полосу движения каравана. Оно встречалось с агентурой, дававшей свежую информацию – с ней же уточнялись сигналы управления. Надо отметить, что агентура в кишлаках создавалась специально для обеспечения проводок. Она отслеживала общую обстановку в районе, контролировала проход каравана, подавала сигнал на дальнейшее движение, то есть работала на успех перемещения груза. Агентура участвовала в организации дневок на перевалочных пунктах, что являлось важным моментом караванной проводки. На отдыхе днем караван был уязвим от авиации, поэтому его маскировка на дневке имела серьезное значение. Агентура собирала информацию о советских и правительственных войсках только в ключе караванной проводки, то есть имела конкретную цель, на другие задачи ее действие не распространялось. Для общего сбора информации задействовались другие агентурные сети со своими целями и задачами.
В местах вероятного появления разведывательных подразделений советских войск, обеспечение маршрута проводило контрзасадные действия, при этом активно привлекало население ближайших кишлаков. Противник использовал местных жителей для выполнения отдельных, разовых задач в интересах проводки. Одним из таких примеров служат события марта 1988 года в провинции Заболь, когда разведывательная группа 186-го отдельного отряда специального назначения перехватила «Мерседес» с оружием. Но совершенно безграмотные решения командира группы, командования отряда позволили «духовскому» отряду обеспечения маршрута привлечь на помощь население ближайшего кишлака, которое утром буквально смело специальных разведчиков, раздавило массой. В этой акции не участвовали какие-то особые душманы с укрепрайона Сурхоган – это было обыкновенное население (ополчение) кишлака, как правило - дети и старики, вооруженные стрелковым оружием, несколькими гранатометами. Но у "спецов" сложилось впечатление, что они попали под раздачу душманского отряда, превышавшего сотню человек. Противник, действительно, по количеству превосходил силами, поэтому действовал дерзко, напористо и без промедления. Группа погибла.
Проводка каравана носила поэтапный характер: преодалевал караван участок маршрута – группа обеспечения отрабатывала следующий. Так, участок за участком, ценный груз перемещался к адресату. В случае встречи с советскими подразделениями, выполнявшими задачу перехвата грузов с оружием, установленным сигналом оповещалась группа прикрытия каравана, которая связывала боем подразделение «шурави», давая возможность каравану уйти в безопасное место.
После того, как усилилась деятельность советских войск по обнаружению и уничтожению караванов, противник перестроил работу в более качественном направлении. Серьезное значение придавалось средствам связи, имеющим возможность передачи закрытой информации в режиме быстродействия. У нас же впомине не было чего-то подобного! Портативные радиостанции имели старшие караванов, группы обеспечения маршрута, прикрытия каравана, агентура на путях движения. Таким образом, противник караванную проводку готовил тщательно. Она стоила того.
Как это осуществлялось в организационном плане. Группа прикрытия каравана отвечала за безопасность каравана на маршруте движения. Она насчитывала 20-40 человек, в зависимости от количества единиц (техники, вьючных животных) в караване и комплектовалась боевиками, имеющими боевой и специальный опыт. Прикрытие действовало по отработанной тактике в конкретно сложившейся ситуации, передвигаясь частью сил непосредственно в караване, его тылу. Другая часть прикрытия следовала параллельным маршрутом или маршрутами, как правило, маскируясь и ничем не проявляя себя. Оно могло передвигаться в пешем порядке, на ишаках, лошадях, машинах.
Автомобильный транспорт, «бурубухайки», маскировались под средства перевозки пассажиров, грузов, в которых устанавливали ДШК, ПЗРК, гранатометы. Вместе с ними следовали автобусы, действительно, перевозившие мирное население, что отвлекало досмотровые группы от реальных машин с боевиками. В составе основного каравана, загруженного оружием, могли запустить ложный, замаскировав его под коммерческий. В нем комфортно располагались бородатые ребята, готовые открыть огонь из всего, что стреляет. Часто пристраивали караваны с оружием к индусским, пакистанским купцам, отличить их визуально было невозможно – они ничем не выделялись из общей массы автомобилей, животных. Сопровождаемый объект, маскируясь, сопровождался на протяжении всего маршрута.
В случае обнаружения каравана советской авиацией группа прикрытия оценивала обстановку, если считала возможным, наносила упреждающее воздействие – открывала огонь из укрытого ДШК, ПЗРК, стрелкового оружия. Могла допустить высадившуюся досмотровую группу к каравану, а потом нанести ей неожиданное поражение, уничтожить. Такая тактика применялась в случае, если старший группы прикрытия рассчитывал выиграть время для принятия решения, вызова к себе дополнительного подкрепления другой части сил или помощь местных жителей.
Караваны перемещались, как правило, в ночное время, когда не летала авиация. С прикрытием каравана могли вступить в бой только засадные группы подразделений советских войск. Для нас движение любого каравана в ночное время означало – это противник, поэтому чаще всего мы открывали огонь на поражение без всякого выяснения принадлежности перемещаемого груза. Надо сказать, что коммерческие караваны в ночное время не ходили и делали остановку на ночь, это всегда учитывали индийские и местные купцы. Стоило вертолетам выйти на боевой курс, они сразу покидали машины, животных и прыгали на обочину дороги, вытянув руки вперед, показывая этим, что оружия у них нет, они – торговые люди.
Если караван попадал в засаду «шурави», группа прикрытия каравана связывала боем подразделение советских войск, принимала меры для вывода каравана на другой маршрут, вызывая на помощь группу обеспечения маршрута, пропустившей засаду. При возможности привлекало местное население. Боевики прикрытия каравана, как правило, бились до последнего моджахеда. Задача наших засадных групп при таком развитии событий как раз и состояла в том, чтобы не попасть на душманскую удочку. От эйфории того, что забили караван, разведчики могли пропустить момент, когда на них неожиданно сваливалось десятка три-четыре, словно из-под земли, появившихся «духов». Бдительность не позволено терять даже при исходе победного боя. Это, пожалуй, главное.
Непосредственно в караване следовали погонщики животных: верблюдов, ишаков, мулл – неважно каких животных, это были вооруженные «духи», готовые к жесткому сопротивлению. Погонщики формировались из расчета два-три человека на животное и управляли ими, выдерживая интервалы движения на марше. В случае попадания в засаду, уводили караван из-под огня, прикрывая отход, при гибели отдельных животных перегружали груз. В зависимости от количества единиц животных, машин в караване, число лиц, обеспечивающих проводку каравана, могло составлять до 60-80 отъявленных головорезов и больше. При досмотре караванов необходимо применять психологические приемы его идентификации - скрытно смотреть в глаза караванщиков – бешеные глаза, на руки. Если настороженность превышает допустимые нормы (это должны чувствовать разведчики), огонь на поражение – потом разберемся. Здесь только успеть, промедление – мгновенная смерть, причем, не успеешь понять, откуда она прилетит.
В 1981 году мы приспосабливались к войне с караванами. Тогда не думалось, что борьба с ними приобретет отчаянный характер. В первые годы афганских событий мы многого не предполагали. Оказавшись в настоящей войне, мы не думали о целях, задачах – просто делали свое дело, как положено. Мы даже не знали о том, сколько времени в нашей жизни отведено интернациональному долгу – выполняли свою работу, как требовала обстановка. Остались живыми – хорошо, теперь скорбим о погибших. Никому из нас не приходило в голову, что война продлится более девяти лет, а мне через пять лет после первой замены, придется еще раз прибыть в Афганистан на целых два года и бить «духов» в южной провинции Заболь, а в феврале 1989 года выводить свой парашютно-десантный батальон в Витебск. Впереди была целая вечность афганской войны.
Но закончим с караванами, все чаще пересекавшими пакистано-афганскую границу, поставляя современное оружие душманским отрядам. Потеря караванов силами афганского сопротивления заставили лидеров формирований отрабатывать и совершенствовать тактику действий проводки к местам назначения. До 1983 года включительно учет уничтоженных караванов в 40-й армии не проводился, а вот в 1984-м их было уничтожено - 287, в 1985-м – уже 1356 с оружием и боеприпасами, другим имуществом и снаряжением. Как видим, статистика впечатляет, но проведение более глубокого анализа позволяет сделать следующие выводы: львиную долю караванов уничтожила армейская и фронтовая авиация на путях их движения, дневках, при пересечении границы. Силы специальной разведки, я уже говорил, не впечатлили душманов результативными мероприятиями. Караванный успех надо записывать в актив летного состава авиации 40-й армии и авиации, работавшей с баз Советского Союза.
Полковник Руцкой, штурмовавший «духов» на грозном «граче», после поражения его "грача" «Стингером» катапультировался и приземлился на территории Пакистана. То есть, штурмовая авиация буквально "брила" афгано-пакистанскую границу в местах формирования караванов, перехватывала их на начальном этапе, и, чего греха таить, частенько бороздила просторы сопредельной стороны. Не сомневаюсь, что пункты загрузки караванов, предназначенных для душманских отрядов, так или иначе отслеживались агентурной разведкой, и штабы 40-й армии, Туркестанского военного округа получали необходимую информацию, которую реализовывала авиация, частично специальная разведка, силы и средства дежурных подразделений.
Но сделать заслон перемещению оружия из Пакистана в Афганистан не представлялось возможным. Караванные пути-дороги, сотни лет служившие наркодельцам невозможно перекрыть завесой засад и бомбоштурмовых ударов. Такой народ, этим живёт, передавая из поколения в поколение наработки, опыт, за что готов воевать вечно, и никакая военная машина не способна уничтожить сложившуюся систему отношений. У американцев появилось желание развенчать жизненный уклад афганского народа, но они за десять с лишним лет с союзниками по альянсу ни на шаг не приблизились к уничтожению талибов, при этом уже потеряли тысячи своих солдат. Президент США Барак Обама акцент внешней политики перенес на Афганистан, считая, что усиленный контингент союзников способен силовым методом решить вопрос с талибами. Наивное заблуждение, если не сказать – инфантильное! Талибан, как движение, замешанное на фундаментальном исламе, до очередного вселенского потопа будет питать и поддерживать богатый мусульманский мир, сосредоточивший в своем активе мощнейший ресурсный запас. Решить военным путем проблему с талибами, в том числе – пакистанскими, рассадником терроризма, методами американцев - невозможно.
Нисколько не сомневаюсь, янки в этой стране хлебнут своей крови и уйдут, как в свое время ушли из Вьетнама. Американцы и в Ираке ничего не решили, создав условия бесконечного террора. Уйдут совсем из страны, образуется вакуум, который заполнят ученики Усамы Бен Ладена. В мире есть серьезные силы, которым нужен постоянно тлеющий факел войны: Афганистан, Ирак – лучшие площадки для нового мирового пожара. Пакистан с его ядерным запасом еще впереди.
Часть третья
МУЖЕСТВО,
ОТВАГА,
ЧЕСТЬ
ГЛАВА 1
Январь-февраль 1981 года выпали советским войскам в Афганистане напряженным периодом боевых действий с силами афганского сопротивления. Наступившая зима не снизила, как ожидалось в штабах ограниченного контингента, активности моджахедов. Это факт проявился характерной чертой для большинства провинций Афганистана – противник не только увеличил количество вылазок против частей и подразделений 40-й армии, но и укрепил позиции в глазах местного населения. Вооруженные отряды сил сопротивления появлялись везде, где была малейшая возможность нанесения ущерба советским войскам. В руководящих документах, риторике командования появляется новый термин в определении организационного статуса противника – вооруженные формирования. Для проведения крупномасштабных боевых операций в уездах и провинциях страны вооруженная оппозиция собиралась в более крупные образования.
Решительные заявления исламских комитетов, взявших на себя функции органов территориального управления на подконтрольных им территориях, не оставляли сомнений в том, что политические лидеры сил сопротивления находят возможность консолидированного выступления против ограниченного контингента советских войск. Учитывая, что деятельность исламских комитетов распространялась на все сферы жизнидеятельности сельского населения, им отводилась руководящая и направляющая роль в отражении интересов большей части дехкан.
Именно в этот момент ЦРУ с целью влияния на афганское население подключило к работе силы специальных операций для его идеологической обработки. Это вам не агитационные отряды 40-й армии, сформированные из прошедших двухнедельные курсы политработников, разбавленных для «убедительности» афганскими «активистами»!
Целевая направленность этой работы распространялась и на духовных лидеров волостей и уездов. Они вывозились в Пакистан, США, Египет, Саудовскую Аравию, где им давалась соответствующая установка религиозного плана, обозначалась политическая составляющая в отношении соответствующего влияния на население страны. В оппозиции правительству Кармаля находились многие духовники, богословы, жившие на территории сопредельных государств: Пакистане, Иране, Китае, объединявшие там беженцев на основе радикального ислама в борьбе с советскими войсками.
Внутренняя политика, проводимая Кармалем, как инструмент управления государством, проваливалась, не находила поддержки у большей части населения. А в отдельные районы страны она вообще не доходила – народ о ней просто не знал. Для решения этой задачи правительство пошло на создание, так называемых, организационных ядер, которые планировало использовать в освобожденных от душманских формирований районах для работы с населением. Для обеспечения безопасности работы оргядер на местах им придавались армейские подразделения, усиливавшие их значимость в глазах населения. Полагая, что такая форма работы с дехканами принесет нужные плоды, в состав оргядра включались представители НДПА, ДОМА, ХАД, Царандоя, лидеры общественных организаций, духовенство, поддержавшее государственную власть.
Оргядра не оправдали надежды правительства в налаживании в регионах нужного порядка, привлечением на свою сторону жителей глубинки, в налаживании жизни местного населения. Качество проводимой ими работы не отвечало сложившейся в стране обстановке и не играло на пользу правительству Бабрака Кармаля. Хотя, по большому-то счету, жившему в бедноте народу, было все равно, кто стоял у власти в Кабуле, до него, как до Аллаха было далеко, а круг интересов большей части населения не распространялся дальше рисовых полей и виноградных плантаций их кишлаков.
С приходом в страну арабских моджахедов: исламских фанатиков Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратов, Кувейта, Египта, других стран мусульманского мира, религиозная составляющая афганского сопротивления приобретала особый оттенок. Вышедшая за рамки Афганистана борьба моджахедов – приобретала международный статус, в первую очередь – в странах арабского мира. Там формировались отряды фанатиков, готовых биться до последнего моджахеда в священной борьбе с неверными – «шурави», посмевшими посягнуть на Коран, зеленое знамя ислама. Душманские отряды пополнялись инструкторами этих государств, принимавших личное участие в боевых операциях против советских войск, в первую очередь это были специалисты из стран арабского мира, Ближнего Востока, Китая, США. Они обучали боевиков душманских отрядов современным методам ведения партизанской войны, разведке, войсковым операциям, минновзрывному делу, пользованию средств связи.
Формировалась когорта полевых командиров афганского сопротивления, проявивших себя с отрядами в традиционных зонах пребывания и усиливающих влияние на центральные провинции страны. Несмотря на потери, понесенные силами вооруженной оппозиции в зимних операциях, они приобрели опыт ведения боевых действий с технически оснащенной армией Советского Союза. На основе полученного опыта ими нарабатывалась новая тактика ведения войны с частями и подразделениями ограниченного контингента советских войск. Боевые отряды Ахмад Шах Масуда, других полевых командиров, выдержав к апрелю 1981 года три боевые операции советских войск в Панджшерском ущелье, уже в мае 1981 года блокировали Кабул и его окрестности. Обстановка вокруг столицы Афганистана резко обострилась.
Противник к вопросу давления на Кабул подходил основательно. В примыкавших к центральным провинциям страны недоступных ущельях создавались укрепрайоны, в них сосредоточивалась живая сила, материальные средства, оружие, боеприпасы. Оттуда проводились вылазки боевых отрядов – жесткие, кровавые. Потери нес не только 345-й отдельный гвардейский парашютно-десантный полк, другие части советских войск, задействованные в операциях, потери несла правительственная армия «зеленых» сорбосов. В июне 1981 года 66-я мотострелковая бригада совместно с частями 11-й афганской джелалабадской дивизии штурмовала крупную базу, оборудованную в ущелье Тора-Бора, ставшую оплотом душманского сопротивления в провинции Нанагархар. Они сумели ее захватить в результате двухдневных жестоких боев, понеся большие потери.
Повсеместно активизировалась разведка противника. Ее деятельность приобретала системный характер по вскрытию планов советских и афганских войск, правительства. Глаза «духов» были повсюду. Визуальная разведка формировалась из местных жителей, бачат, пастухов, специально подготовленных для этой работы иностранными инструкторами. Агентурная разведка «скачивала» информацию из штабов афганских войск, правительственных кабинетов. С поступлением в душманские отряды технических средств разведки эфир наших немощных радиостанций находится под «духовским» контролем. В результате проводимых противником разведывательных мероприятий, замыслы операций советских войск уже не являлись секретом.
Провалившаяся мобилизация в афганскую армию, инициированная правительством Кармаля, увеличила приток молодежи в боевые отряды оппозиции – дезертирство в армии становилось повальным. В период с января 1980 по март 1981 года общее количество дезертиров в афганской армии составило свыше 10 тысяч человек. Большая ее часть пополнила отряды оппозиции. Война, разбитые кишлаки, отсутствие жизненных средств подстегивали мужское население уходить к моджахедам, где привлекательная мотивация для «борцов за веру» играла важную роль.
Потоки финансовых вливаний силам душманских формирований подливали масло в огонь – шло быстрое восполнение живой силой, способной продолжить борьбу с советскими войсками. Целые регионы страны переходили под управление и контроль оппозиции, куда путь представителям правительства был просто заказан. Боевые операции советских войск, проводимые в мятежных провинциях, приносили лишь временный успех. Он не закрепляется на местах, в силу чего ситуация через неделю-другую возвращалась в исходное положение. Напрасные жертвы, потери, издержки…
Размежевание лидеров оппозиционных партий в путях достижения целей, задач, а также дележки оружия, финансовых средств западных стран, в том числе США, приводило к периодическим конфликтам. Жаркие споры о зонах влияния разжигали аппетит руководителей сопротивления. На этой основе возникали стычки местного значения – ленивые, не игравшие существенной роли на общем фоне афганских событий. Кое-кто из лидеров тянул по инерции «политическое одеяло» на себя, представляя свою фигуру более значимой в борьбе с советскими войсками. Но вскоре все становится на места – понимание общей борьбы с советским присутствием в Афганистане было очевидным, выгодным и привлекательным.
Надо сказать, что американцы неплохо ориентировались в пестрой афганской политической кухне: напрямую – не кокетничали и через пакистанские спецслужбы влияли на несговорчивых «полководцев», прекращали усобицы в рядах сопротивления. В апреле 1981 года Конгресс США проголосовал за выделение афганскому сопротивлению помощи в размере 15 миллиардов долларов, официально узаконив вмешательство США в дела Демократической Республики Афганистан. Это сразу же прекратило принципиальные споры лидеров сопротивления, которые тут же занялись объединительными процессами. Советская политическая составляющая в решении нивелирования афганского вопроса в этой ситуации – также оказалась нулевой, никакой.
США, уже не стесняясь, открыто вмешивались в афганский конфликт, оказывая финансовую, военную и другую помощь силам вооруженной оппозиции. Фаза соревновательного процесса двух супердержав в «холодной войне», носившая, отчасти, виртуальный характер, переходила в неприкрытое противостояние и даже – прямое столкновение на афганской военно-политической площадке. Несмотря на инициативу Л. И. Брежнева, поручившего Политбюро ЦК КПСС проработать вопрос вывода советских войск из Афганистана и, в том числе – вывод в Союз в июне 1980 года нескольких танковых, зенитных и ракетных частей, было совершенно очевидно – СССР в афганском вопросе потерпел политическое поражение. Причем на первом этапе.
Стратегия разумной силы Советского Союза в военном перевесе над афганской оппозицией мировому сообществу оказалась неубедительной. Более того, ситуация усугублялась итогами состоявшейся в апреле 1981 года в Пакистане конференции шести антиправительственных афганских организаций, объявивших основной целью своего движения – «создание истинного исламского государства в соответствии с положениями Корана и учениями пророка Мохаммеда». Этот тезис явился консолидирующим стержнем, вокруг которого объединилась вооруженная оппозиция в борьбе с советскими и правительственными войсками. В ответ на это, в июне 1981 года, Пленум ЦК КПСС единодушно одобрил «принятые Политбюро меры по оказанию всесторонней помощи Афганистану в деле отражения вооруженных нападений и вмешательства извне». Коса нашла на камень.
Многоплеменное афганское общество не оставалось в стороне от разбушевавшихся в стране политических страстей: шла постепенная перестройка его сознания в отношении позиции моджахедов и советского воинского контингента. Появились более четкие контуры, разделявшие народ «на своих» и «чужих» в завоевании позиций Саурской революции. Мне думается, что только к этому периоду события в Афганистане приобрели необходимый набор признаков гражданской войны. Произошло то, что в международной практике называется кризисом противостояния в обществе, достигшим социального взрыва.
Многие политические обозреватели трактуют Саурскую революцию 1978 года началом гражданской войны в Афганистане. Не думаю, что это верно, хотя ряд признаков гражданской войны, действительно, имели место быть. Возможно потому, что в ней приняло участие множество политических партий, а также - различных течений исламского толка. Но повторяюсь: Восток нельзя рассматривать с точки зрения теории гражданской войны принятой западной цивилизацией. Это порождает заблуждение, суть которого заключается в том, что афганские события Саурской революции рассматриваются в разрезе теории западного представления о ней, в том числе – с точки зрения буржуазных революций в Европе первой половины ХIХ века. Во Франции, Австрии, Венгрии, Германии, Италии в результате мощного развития промышленного потенциала, появления слоев населения способных к перестройке общества, были сметены феодальные отношения, монархии, тормозящие эволюцию стран – произошло качественное развитие общества с движением вперед. Чего не скажешь об Афганистане, где лишь небольшая часть афганского народа поверила в способность решения задач правительством Кармаля, советским воинским контингентом. В то же время необходимо признать объективный факт: абсолютное большинство жителей сельских районов, горной глубинки тяготело к многовековому традиционному укладу жизни. Суры и аяты Корана, произносимые муллой на молитве были ближе, родней, чем речи представителей власти о революционных преобразованиях Саурской революции. Религиозные деятели, исламские комитеты оказывали на местное население более сильное влияние, чем органы правительственной власти на местах.
Руководители НДПА: Нур, Зерай, Кештманд сидели в Кабуле безвыездно. Высшие лидеры партии пустили на самотек дела революции. Бабрак Кармаль за полтора года совершил только одну поездку в Джелалабад, даже не пытаясь изменить сложную обстановку в провинции в сторону улучшения. Таким образом, политика, проводимая действующим правительством, не находила поддержки в душах и сердцах афганского народа. Вершить революцию дальше не имело смысла – результат был заранее обречен на провал. Ряд партийных функционеров НДПА: Тахзиб, Сарболанд – в открытую призывали высшее военное руководство СССР переложить борьбу с силами афганской оппозиции на 40-ю армию. Советский Союз понес тяжелейшее политическое поражение в афганских делах, приведшее к тому, что перед лицом мирового сообщества, силы сопротивления ассоциировались с афганским народом.
В период зимних месяцев 1981 года части и соединения ограниченного контингента советских войск провели ряд крупных операций, что способствовало снижению к весне активности душманских отрядов. Затишье было временным, тактическим, не влиявшим на общую обстановку в стране. Это прекрасно понимало руководство Оперативной группы Министерства обороны СССР, советнический аппарат, командование советских войск. Противник, сосредоточившись в подконтрольных ему районах и базах, перегруппировывал силы, пополняя ряды новыми «борцами за веру».
Измотанные в зимних боях моджахеды, нуждаясь в оружии, боеприпасах, продовольствии, акцентировали внимание на материально-техническое обеспечение отрядов. Параллельно велась подготовка к летней компании, в которой противник планировал перехватить инициативу. Штаб 40-й армии, планируя летние операции по уничтожению душманских формирований, анализировал политическую, военную и другую информацию, делая выводы с учетом замыслов противника. Динамика роста боевых формирований сил сопротивления развивалась в сторону их увеличения и – напротив, 40-я армия имела скоромные результаты в борьбе с вооруженной оппозицией. Высшее военное руководство Советского Союза приходило к выводам о бесперспективности решения афганской проблемы военным путем. Ситуация переходила в фазу затяжного развития.
ЗАМЕСТИТЕЛЬ КОМАНДИРА 7-й ПАРАШЮТНО-ДЕСАНТНОЙ РОТЫ 317 гв.ПДП В КАЛАТЕ гв.СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ ВЛАДИМИР БУРМИСТРОВ ВСПОМИНАЕТ:
Однажды к нам в расположение пришли царандоевские советники – наши «менты» – жившие рядом с нами в советнической вилле. Ребята были чрезвычайно удрученные:
- К нам едет главный советник из политотдела, проводить агитацию по примирению с местным населением! Сказал, что поедем по окрестностям, агитировать за «советскую» власть.
Дела! Дальше 3-х километров от окраин Калата ни Царандой, ни «зелёные» (военнослужащие афганской армии) не ходили – кругом были «духи» и граница с Пакистаном в сотне километров. Уточнив планы советников по «агитации» и «пропаганде» населения (можно сказать – духов), мы решили поддержать советскую милицию огнём артиллерии, подготовив соответствующие данные для стрельбы.
Приехавший из Кабула «БОСС» определил, что послезавтра собирает совет старейшин, а через два дня – в поход по провинции!!!
Вечером «духи» устроили жесточайший обстрел нашего расположения реактивным снарядами, а ранним утром следующего дня прибегают советники – радостные:
- Поход отменяется!
Выяснилось, что с началом вчерашнего обстрела советники, как всегда, надев каски и бронежилеты, спустились в находившееся под гаражом убежище. «Уговорили» и «БОССА», напустившего на себя вид «бывалого», спуститься в укрытие, чтобы переждать обстрел.
И надо же случиться такому, что над самым углом, где уселся «невозмутимый» начальник, разорвался фугасный РС! Напялив на голову каску, перепуганный «БОСС» уже не заикался о «походе в массы» и ограничился лишь мероприятием по сбору старейшин, а затем убрался в Кабул. Думаю, орден он себе выписал достойный!
И ещё был случай перед моей заменой.
По утру «зелёные» вышли «воевать» в направлении Кандагара за трёхкилометровую зону!!! Вскоре там загрохотало. Под вечер к нам «прискакал» «мушавер»: выручайте, сильно бьют, потери!!!
Начальник гарнизона майор Бортников – заместитель командира батальона (а перед Афганом – советник в Анголе), изрядно «приложившийся» к этому времени, подошел к карте и начал «охватывать стратегические просторы». Мыслительный процесс Виктора Васильевича привёл его к замыслу деблокирования попавшего в беду подразделения афганской армии. Африканский опыт советника подсказывал ему – действовать смело и решительно! Он отдал приказ капитану Смирнову выдвинуться его роте на боевых машинах в район боевых действий с двух направлений и оказать поддержку «зелёным».
Я возразил Бортникову – сильно пересечённая и неизученная нами местность: отсутствие дорог, мандехи, горки, «зелёнка» - весомые аргументы для попадания в «духовскую» ловушку. В таком случае даже артиллерия нам не помощник (замыслом начальника гарнизона предполагалось отправить со мной во главе по бездорожью один взвод на БМП-2).
Меня поддержали другие офицеры и оба взвода на пяти БМП вышли по дороге – основному маршруту сорбозов. Суть замысла Бортникова заключалась в том, что мы должны были на боевых машинах выдвинуться к арьергарду «зелёных» и огнем своего вооружения прикрыть их отход.
Ситуация оказалась сложнее, чем мы этого ожидали. По пути нам стали встречаться разрозненные группы афганских солдат с техникой и без. Я был на башне на головной машины и вел наблюдение за холмами справа по маршруту, а Смирнов на броне у механика – показывал дорогу. Вдруг я увидел разрыв снаряда справа-сзади. Повернувшись, увидел вспышку выстрела из гранатомета слева примерно метров 400 и пролет второй гранаты перед машиной. Башню повернуть я не мог – на броне сидел народ – и одиночными выстрелами сходу из АКС-74 - подавил огневую точку, обозначившуюся вспышками стрелкового оружия и третьим выстрелом с недолетом. На большой скорости мы преодолели опасный участок, причем по остальным машинам уже не стреляли. Остановилсь на указанном советниками рубеже и обнаружили, что «зеленых» здесь уже и след простыл, а мы оказались посредине поля в сумерках.
Бортников, наращивая усилия по воздействию на противника, решил нашими силами в направлении стрельбы (1-2 км) «прочесать» кишлак. Но замполит батальона Назаров, узнав, что нас в этой "зеленке" ждет бесславная гибель или, в лучшем случае, серьёзные потери, встал на нашу сторону и убедил начальника гарнизона отменить своё решение. Развернувшись в боевую линию мы «прочесали» позиции стрелков и, никого не обнаружив, свернулись и благополучно возвратились на базу.
ГЛАВА 2
Разведывательные подразделения 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии вели наблюдение, поиск, засадные действия в зоне ответственности, на путях движения душманских караванов. Для разведки накал боевой работы не прекращался: рейдовые операции, реализация разведывательных данных, засады - были главными задачами, которые возложило на нас командование соединения.
Заканчивался сезон дождей – тусклый, холодный. В установившейся погоде оживился Кабульский аэропорт, возобновились полеты «Арианы» в Пакистан, Индию, Китай. Ранний взлет «Боинга-737», уплывавшего на снежный Пагман, заставал разведчиков на утренней зарядке. Работала боевая авиация: улетали на задания «двадцать четвертые». Включив форсаж, на фотосъемку противника и бомбометание поднимались разведывательные МиГ-21Р. С грузом на борту из Ташкента садились Ан-12, Ил-76, плавно ложись низким «брюхом» на бетонку Кабульского аэродрома «Антеи». После не очень снежной зимы и проливных дождей жизнь базового лагеря приходила в норму.
В середине марта 1981 года меня вызвал в штаб соединения начальник разведки дивизии гвардии подполковник Скрынников. Я прибыл в палатку офицеров дивизии и доложил начальнику о прибытии:
– Товарищ гвардии подполковник, старший лейтенант Марченко по вашему приказанию прибыл.
Пожав руку, Михаил Федорович «просверлил» меня острым взглядом внимательных глаз – предложил присесть.
– Как настроение, здоровье?
– В порядке, товарищ подполковник.
– Я вот зачем тебя вызвал, Валер…
Начальник сделал паузу:
– Приказом командира дивизии ты назначен на должность командира разведывательной роты 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Как на это смотришь?
Неожиданное сообщение начальника, заявленное в форме завершенного действия, несколько обескуражило. Всего лишь три месяца назад я был назначен заместителем командира 80-й отдельной разведывательной роты дивизии. Боевой тандем с Ленцовым состоялся с первого дня совместной службы, и нам с Александром не стыдно было за нашу работу, результаты, которые дивизионная разведка добавляла в общую копилку успехов соединения. Казалось бы, успехи надо наращивать, но факт – на лицо. Ответственное назначение в гвардейский парашютно-десантный полк, которым командовал Георгий Иванович Шпак.
– Как смотрю? Неожиданно, как-то, товарищ подполковник.
– Что неожиданно? С тобой уже был разговор на эту тему ! Отправить тебя командовать парашютно-десантной ротой, ты знаешь об этом, я бы мог давно, но не хотелось терять тебя, как разведчика – ждал удобного момента. Теперь ситуация сложилась таким образом, что Николай Литош уходит в третий батальон замкомбатом, поэтому, давай, принимай разведку «полтинника».
– Есть, товарищ гвардии подполковник!
Приложив руку к головному убору, добавил:
– Спасибо! Доверие оправдаю! Полковая система, правда… Но постараюсь втянуться.
– Хрен с ней с системой, Валера, а вот на раскачку тебе – пару дней. Больше дать не могу, да и Литошу надо улетать в батальон.
– Понял, товарищ подполковник! С Николаем решим, а как командир полка?
– Совсем забыл. Георгий Иванович ушел по замене в Союз, на его место прибыл новый командир полка – Семкин. Ничего о нем не знаю, но завтра 9.00 тебе надо ему представиться. Сегодня на совещании у комдива этот вопрос с ним проговорили. Так что – вперед!
– Есть!
Михаил Федорович сжал мне руку, тряхнул, мол – все в порядке, больше оптимизма. Мы еще повоюем!
Воодушевленным я вышел из палатки, подставив лицо под свежий ветерок с ледников. Оказанное мне доверие – ничего не скажешь, было приятным, но оно несло в себе большую ответственность. Боялся ли я этого? Нет! Хотя, действительно, возрастали объемы задач по глубине и содержанию, втягивание в новый коллектив. Это нормальные явления армейской среды, но я переходил в плоскость механизмов системы, основанных на принципах и традициях мне неведомых. В 350-м парашютно-десантном полку еще в Боровухе-1 их заложил Георгий Иванович Шпак, в результате чего сложился твердый коллектив офицеров, воспитанный на единых подходах в решении задач, досуга и личной жизни. Мне же, новичку, предстояло войти в этот коллектив, заявить себя результатами работы, показать себя, что я стою в бою.
Я принимал подразделение разведчиков у одного из самых достойных командиров в полку – Николая Александровича Литоша и мне необходимо было эту «достойность» не только удержать – двигаться вперед. Впишусь ли я в эту традиционность, зная, что система принимает, помогает, но она и ломает, как спичку тех, кто с нею не дружит?
Будем «вписываться»! «А, что, если прямо сейчас пойти к Литошу и переговорить с ним по приему-передаче роты? Начальник отвел мне на это дело не более двух дней, поэтому все логично!» Мелькнувшая мысль понравилась быстрым решением – надо ее реализовывать! Я двинулся к к «полтиннику».
Если к палаткам полковых разведчиков идти от штаба дивизии, то расстояние до их расположения будет не более двухсот метров. С одной стороны они прижимались к огороженному колючей проволокой парку боевой техники, с другой – граничили с полковым плацем. Далее по ограждению парка разместились специальные подразделения полка: разведчики, связисты Игоря Журавлева, пункт медицинской помощи Славы Наружного. Под углом в 90 градусов к ним примыкали палатки 1-го батальона, которым командовал капитан Войцеховский.
С Литошем я встретился на линии палаток подразделения, где он отдавал распоряжения внутреннему наряду.
– Здравствуй, Николай Александрович.
– Привет, Валера. Ну? Готов принимать хозяйство?
– Готов-то – готов, Николай, но Скрынников приказал завтра начинать.
– Ничего страшного! Разберемся.
– Я не об этом. Может, правильней будет, если сначала представиться Семкину, а то поймет неправильно ...
Николай задумался.
– Пожалуй, ты, прав, проходи, пообщаемся.
– Спасибо.
Мы вошли в расположение командира полковых разведчиков. Небольшой закуток в палатке был огорожен простыней, разделявшей его «апартаменты» от кроватей личного состава. Он же служил ему канцелярией командира и местом отдыха. Кровать, два письменных стола, пара табуретов, тумбочка – весь интерьер. Ротный писарь колдовал над расписанием, встав, принял положение «смирно».
– Иди, перекури.
Ефрейтор вышел. Мы с Николаем сели за стол и включились с ним в очень полезный и интересный разговор. Николай Александрович был опытнейшим разведчиком, воспитавшим многих командиров, ушедших на повышение. В полку служили офицеры, прошедшие с ним суровую школу разведки. Уверенно командовал парашютно-десантным батальоном Вадим Войцеховский – мне довелось при вводе в Афганистан обеспечивать в Баграме посадку его батальона. Невозможно было представить, что гвардии майор Войцеховский через полгода погибнет в бою. В боях в Кунаре сложил голову Иван Прохор, ставший командиром парашютно-десантной роты. Успешно командовал ротой Эдик Козлихин. Офицеры-разведчики не жалели себя, выполняя интернациональный долг.
– С чего начнем?
– С чего? Расскажи, Николай, о задачах полка и вообще о жизни части, роты. Пройдись обзором, а то улетишь в батальон, а я толком ничего не узнаю.
– Добро.
Часа полтора мы сидели с Литошем, беседуя на различные темы. Меня интересовала полковая жизнь, ее особенности, отдельные моменты, которые пригодятся в дальнейшей работе. Хотелось больше узнать о начальниках служб, командовании полка, коллективе, где предстояло служить в новом качестве. Николай Александрович негромким спокойным голосом делился богатым опытом в командовании разведывательной ротой. Делал он это искренне, без прикрас, вещи называл своими именами. Я остался благодарным ему за теплоту, участие в совершении своих первых шагов командира полковых разведчиков. Должен сказать, до сих пор с гвардии полковником запаса Николаем Александровичем Литошем мы поддерживаем добрые отношения.
Я попросил Николая рассказать об офицерах, прапорщиках роты.
– Хорошо. Ну, заместителя ты знаешь – Платонов, 1979 года выпуска, грамотный, подготовленный офицер. Спортсмен, специалист рукопашного боя, энергичный, принципиальный парень, хорошо знает личный состав. Москвич.
– Ну, если москвич – можешь не продолжать.
– Что так?
– У меня к ним особая любовь. Один из моих друзей по училищу – москвич…
– Хм.
Засмеялись. Литош дал характеристику заместителю по радиоразведке старшему лейтенанту Владимиру Кожевникову, офицеру своеобразному, с необыкновенным чувством юмора, знающего свое дело специалисту, ветерану разведывательной роты. Рассказал о работе командиров разведывательных взводов, которыми командовали Сергей Петренко, Александр Ивашко, Сергей Воронин. Отдельной характеристики удостоился старшина роты Савельев, как требовательный прапорщик, наставник солдат, сержантов подразделения. Посидев, мы пообщались о проблемах, общих знакомых, задачах, которые предстояло решать. Не злоупотребляя доверием Николая Александровича, мы договорились с ним, что встретимся утром после моего представления командиру полка, проведем официальную процедуру приема-передачи подразделения. На том и расстались. Вне всякого сомнения, общая тема, канва разговора имела для меня в будущем большое значение.
Утро следующего дня не принесло неожиданностей. Разведчики дивизии занимались по плану боевой работы: занятия, несение службы, отдых после ночного выхода. Мое внутреннее состояние я бы не сказал, что было спокойным: ночь просидел перед печкой, слушая приглушенный гул пламени, думал, прикидывал, размышлял. Конечно же, самому себе задавал вопрос – насколько я был готов командовать разведкой парашютно-десантного полка? Анализировал общую ситуацию, ее составляющие, самоедством не занимался, но давал собственную оценку своим возможностям. Беспокоило одно – полковая система, чуждая нам, дивизионным разведчикам. В полку у меня появится куча командиров и начальников, с которыми необходимо будет ладить, решать, согласовывать многие вопросы. Себя я считал самостоятельным офицером, не терпел опеки, покровительства, не гнушаясь черновой работы – уверенно чувствовал себя на любых мероприятиях. Но полковая «мясорубка» перекрутит любого отчаянного парня. Примеров тому было сколько угодно! Поэтому, размышляя о своем положении, я вводил коэффициент на собственную задиристость – за что можно было попасть под раздачу. Тем не менее, утром наступившего дня, умывшись холодной водой, я мысленно сказал себе: «Вперед!» и внутренние сопереживания сами по себе развеялись. Я подошел к Ленцову, присел.
– Сань, я схожу, представлюсь Семкину, вернусь, поговорим. Ты прикидывал кого на мое место?
– А твои предложения?
– Надо ставить Перепечина.
– Что ж, Александр вдумчивый парень, сработаемся.
– Пожалуй. Не испорчен, трудолюбив, порядочен.
На том и порешили: Александр Перепечин будет представляться Ленцовым на должность заместителя командира 80-й отдельной разведывательной роты.
– Ладно, сбегаю в родной «полчок».
Шутка не показалась смешной ни мне, ни Ленцову.
– Жаль, что уходишь, Валер, но видно стезя такая армейская. Не забывай, приходи, всегда будешь желанным гостем. Да, все в порядке, не переживай.
Ленцов немного расчувствовался. Действительно, жаль было уходить от ребят, друзей, с кем прошел вместе по жизни несколько неспокойных лет. Да и теперь расстояние между нашими подразделениями составит не более 400 метров. Вместе еще повоюем!
– Спасибо, Шура, все отлично, есть о чем вспомнить. Банкет за мной! Немного устроюсь на новом месте.
– Не сомневаюсь, Валера, удачи. С Семкиным я говорил на совещании, дал тебе самую хорошую характеристику.
– Спасибо, Сань.
Ускоренным шагом я пошел к штабу «полтинника», расположенного напротив расположения разведывательной роты полка. Рядом был магазин, накрытый камуфляжной сеткой, дальше саперная рота, которой командовал Владимир Святский, ПХД полка. На другой стороне плаца были расположены подразделения 2-го парашютно-десантного батальона, которым командовал майор Кротик, бывший комбат курсантского батальона в училище. Заместителем командира одной из парашютно-десантных рот батальона служил Саша Козюков ("Васька"), учились с ним в одном курсантском взводе. Командиром роты был у него Валерий Евтухович (будущий командующий Воздушно-десантными войсками России), Сергей Червонопиский с 6-й роты училища, Жора Зизевский, другие офицеры, с кем мы частенько встречались на боевых операциях.
Уточнил, где находится палатка командира полка, подошел, на секунду остановился. «Вперед, Валера», – подтолкнул внутренний голос. Не раздумывая, я откинул полог палатки.
– Разрешите. Товарищ гвардии подполковник, гвардии старший лейтенант Марченко, представляюсь по случаю назначения на должность командира разведывательной роты полка.
Крепко сложенному подполковнику с копной волос соломенного цвета я смотрел прямо в глаза. После рукопожатия он кивнул:
– Присаживайся.
– Есть.
Я присел на табурет, пытаясь сформировать психологический портрет командира части, принявшего под свое командование боевой «полтинник». Командир полка остановил на мне изучающий взгляд. Беседа продолжалась минут тридцать. Семкин высказал свои требования в командовании подразделением, определил задачи, которые предстояло решать в ближайшее время. Собственно, это был стандартный набор тем, который должен был поднять командир любого ранга при назначении на должность нового офицера. Беседа состоялась. Я был уверен, что мне удалось, как надо, заявить себя командиру полка, оставив о себе положительное впечатление.
– Ну что ж, Марченко, принимай роту, вечером с Литошем на доклад.
– Есть, товарищ гвардии подполковник.
Приложил руку к головному и вышел из палатки. Уже снаружи вытер панамой вспотевший лоб, осмысливая сказанное командиром части. Властен, крут, требователен. Один голос чего стоил! «Не подарок», – сделал я уверенный вывод.
Действительно, в течение всего 1981 года командир знаменитого «полтинника» себя ничем не проявит, ему досталась слава полка, завоеванная под командованием полковника Шпака. Очень большая разница в двух командирах бросалась в глаза прошедшим огонь и воду офицерам, сплоченным в мощный кулак еще до афганских событий – в Боровухе. Замена офицерского состава началась позднее, разъедая, как ржа, традиции, заложенные будущим Командующим ВДВ Георгием Ивановичем Шпаком.
– Товарищ гвардии капитан, к принятию должности – готов, – отрапортовал я Николаю Александровичу, переступив «порог» его канцелярии.
Обнялись. Собственно, по приему должности мы переговорили накануне. Сейчас решили разобраться с главным: оружием, техникой, боеприпасами, потом пересчитаем имущество и снаряжение.
– Вперед? Платонов, подойди.
– Здравия желаю, Валерий Григорьевич, – поприветствовал меня подошедший к нам заместитель по боевой подготовке.
– Здравствуй, Евгений.
Пожали руки. Настороженного, скользящего взгляда заместителя я не оставил без внимания.
– Работай по плану, я передаю должность, – уточнил Платонову Литош.
– Я понял, Николай Александрович.
С Николаем мы детально поговорили о сержантском составе: заместителях командиров взводов, командирах отделений. Работу с младшими командирами я относил к приоритетным направлениям командирской деятельности, поэтому сержантский состав изучал досконально, понимая, что от сержантов зависит общее положение дел в подразделении.
– Николай, дай старшине команду выложить все, что числится за ротой, а с Савельевым я сам разберусь по имуществу. Отдохни, скоро улетать в батальон, еще навоюешься в Шинданте.
– Хорошо, Валер, если какие вопросы, офицеры на месте.
– Добро, я ж понимаю, тебе самому надо перестроиться.
Так и решили: старшина роты выложит для смотра имущество, оружие, боеприпасы, старший техник подготовит боевую технику, вооружение, Кожевников – средства связи. Я буду знакомиться с разведчиками.
Многолетний сержантский опыт подсказывал: сержанты гвоздь программы, откроют истинную картину положения дел, поэтому в первую очередь решил познакомиться с младшими командирами. Около полутора часов беседовал с ними и не ошибся: сложилось стройное представление о полковых разведчиках, которыми предстояло командовать в бою. Сержанты в целом соответствовали занимаемым должностям, но предстояла кропотливая работа по их подготовке к выполнению специальных заданий. Дело было в том, что в дивизионной разведке офицерский состав особое внимание уделял индивидуальной подготовке сержантов и солдат, здесь же, мне показалось, такая методика носила размытый характер. Согласен, что подобное суждение имеет субъективный оттенок, тем не менее, сержантский состав произвел на меня неплохое впечатление, о чем расскажу подробнее.
Санинструктор роты сержант Волик. Небольшого роста паренек заявил себя трудолюбивым и добросовестным разведчиком, ответственно подходившим к вопросам соблюдения личной гигиены. Ротный «таблетка» четко доложил о количестве больных, раненых, находившихся на лечении. Я обратил внимание Волика на то, что в теплое время года гепатит, тиф, паратиф косят военнослужащих беспощадно, поэтому работа санинструктора в данный момент очень важна.
Сержант Грезин – командир отделения управления, тихий, спокойный парень. Показался мне вялым, но парень, похоже, был вдумчивым, трудолюбивым в исполнении служебных обязанностей. Земляк – томич.
Сержант Лабушев – заместитель командира разведывательного взвода. Так или иначе, этот сержант требовал постоянного контроля – такое у меня сложилось впечатление. Не искренен. Это чувствовалось по взгляду.
Сержант Горбачев, не сомневаюсь, у него все спереди: добросовестный, перспективный. Хорошо подготовлен, уверенно командует подчиненными.
Сержант Гуленко – заместитель командира второго разведывательного взвода. Прослужил полтора года, секретарь комсомольской организации роты. Принципиальный в суждениях, откровенный, думаю, настойчив в выполнении приказов старших начальников.
Сержант Кравчук прослужил полтора года, амбициозен, не без хитринки – достоин повышения на должность заместителя командира взвода.
Сержант Мысан – грамотный сержант, увольняется в запас.
Сержант Павленко – добросовестный младший командир, прослуживший год, но пока не хватает командирской жилки, опыта. Надо будет помочь.
Младший сержант Курилов – командир отделения радиолокационной станции, грамотный, инициативный командир. Достоин назначения на должность заместителя командира взвода. На предложение – согласился, более того, на свое место порекомендовал рядового Микуцкого, пользующегося с его слов авторитетом и уважением в коллективе.
Побеседовал я с комсомольским активом – опорой командира роты в решении боевых задач, вопросов воинской дисциплины. Комсомольцы подразделения составляли 100% личного состава, сержант Гуленко возглавлял комсомольскую организацию роты. За успехи в боевой и политической подготовке при выполнении интернационального долга в Демократической Республике Афганистан комсомольская организация 350-го гвардейского парашютно-десантного полка была награждена переходящим знаменем ЦК ВЛКСМ. Комсомольцы прославленного полка сражались с душманскими отрядами под лозунгом: «Комсомолец – десантник! Будь достоин высокой награды Ленинского комсомола, добросовестно выполняй воинский и интернациональный долг».
Выяснил, что офицеры-разведчики роты, за исключением старшего лейтенанта Петренко, были членами партии. Непартийность однокурсника Петренко удивила. Правда, вскоре все стало на свои места. Мы его просто не знали, а когда раскусили – ужаснулись: как много дерьма может находиться в одном человеке. Через несколько месяцев Петренко с позором перевели начальником заставы. И кто бы подумал? – На Черную гору, где он также «отличился»: варил в кипятке патроны к АКС и продавал «духам». Кстати, после варки патроны отлично стреляют и пули попадают в цель не хуже, чем до их помещения в «патронный бульончик».
В мае 1981 года тринадцать разведчиков роты подлежали увольнению в запас по окончанию действительной военной службы – практически 20% личного состава подразделения. Вот их имена: сержант Лабушев, ефрейтор Червонящий, ефрейтор Лукоянов, ефрейтор Кашанов, рядовой Бучнев, ефрейтор Логеев (кандидат в члены КПСС), ефрейтор Боровец, ефрейтор Богданов, рядовой Петров, старший сержант Мысан, ефрейтор Киселев, рядовой Барбашин, рядовой Безгребельный. Многие из парней были награждены правительственными наградами. Мне, командиру полковых разведчиков, конечно, хотелось бы знать, как сложилась их жизнь и судьба после афганских событий. Отзовитесь, ребята.
ГЛАВА 3
Скажу откровенно, гвардии капитан Литош Николай Александрович передал мне слаженное подразделение разведчиков, имеющих опыт в выполнении боевых задач. Среди специальных подразделений полка разведчики занимали 2-е место. Мне предстояло бороться за более высокое и почетное положение полковых разведчиков 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Забегая вперед, скажу: разведывательная рота под моим командованием уже через пять месяцев завоевала первое место не только в полку, но и в дивизии. Гвардии сержант Сергей Сучков, заместитель командира разведывательного взвода, кавалер ордена Красной Звезды, имел честь выдвинуться от разведывательной роты полка делегатом ХIХ съезда ВЛКСМ в Москву и представлять на нем комсомольскую организацию 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии. Но это было еще впереди! Предстояли тяжелые, упорные бои с душманскими формированиями, в результате которых командование дивизии достойным образом отметит усилия разведчиков доблестного «полтинника».
Двух дней, отведенных командиром полка на прием-передачу должности, вполне хватило. Без лишних вопросов мы с Николаем Александровичем доложили об этом Семкину, получив от него указания на дальнейшую службу. Литош улетал в батальон, находившийся в отрыве от главных сил дивизии, мне же предстояло окунуться в неизведанную для меня полковую жизнь. Трудно было представить, что меня ожидало в ближайшем будущем! Это я сообразил при выходе из палатки командира полка, столкнувшись со щупленьким рыжеватым майором с академическим значком на «хэбэ».
– Извините, товарищ гвардии майор. Старший лейтенант Марченко, командир разведывательной роты.
Что тут началось!!! Из мощнейшего потока высокохудожественной с оттенками глубинки народной культуры брани, переполненной не придуманными, а естественным образом рожденными, совершенно эксклюзивными, изящными по форме и содержанию фразами, я понял, что передо мной начальник штаба полка майор Чиндаров – мой прямой начальник.
«В полку тебе скучно не будет, Валера», – подумалось мне, когда, пересекая плац, я шел к расположению роты после первого знакомства с «шефом». Откуда мне было еще знать, что Чиндаров при встрече со мной провел только утреннюю разминку? Впереди было совещание офицерского состава полка, сбор командиров подразделений непосредственно подчиненных начальнику штаба полка, потом радиотренировка, развод внутреннего наряда. Если не сам Чиндаров, то его тень всегда была на этих мероприятиях. Что было на этих совещаниях? Не берусь освещать – не получится, об этом лучше всего расскажут Слава Наружный – начальник ПМП, Володя Никитин – заместитель командира саперной роты, Миша Дьяченко – командир ремонтно-восстановительной роты. Я думаю, есть о чем вспомнить Игорю Журавлеву – командиру роты связи, Володе Святскому – командиру саперной роты. Вот кому доставалось от майора Чиндарова! Но замечу сразу: для этой цели нужна отдельная книга ветеранов 350-го гвардейского парашютно-десантного полка – не «Чиндарики», а серьезный, вдумчивый фолиант, по сценарию которого нужно снять афганский вестерн. Хотя, скажу откровенно, лично ко мне майор Чиндаров относился в самом лучшем смысле этого слова – хорошо. Не помню ни единого случая, чтобы он некорректно отозвался обо мне или моей деятельности в должности командира разведывательной роты. На самом-то деле это был грамотный, качественно подготовленный старший офицер, умевший видеть обстановку панорамно, принимать на боевые действия быстрые решения, но в остальном он был артист большого сценического искусства, причем, «Народный», с большой буквы.
В качестве отступления: весной 1983 года в составе комиссии командующего ВДВ, я принимал выпускные экзамены курсантов 226-го учебного полка в Гайжюнае. По прибытии в 44-ю учебную дивизию, я узнал, что этим полком командует подполковник Чиндаров. Я решил представиться лично. Командир полка встретил прекрасно – не только пожал руку – обнял. Мы около часа проговорили с Чиндаровым, вспомнив с ним Афганистан, сослуживцев, офицеров полка, о которых Александр Алексеевич отозвался очень тепло. Но главное было в следующем: на прощание он сказал мне ключевые слова, раскрывавшие феномен Чиндарова:
– Марченко, ты толковый офицер, далеко пойдешь, но напускай на себя дурь, ну, как я – и все у тебя получится.
Пожелание мудрого командира мне запомнилось навсегда. Жаль, я был молод и не прислушался к словам Александра Алексеевича, поэтому пошел не так далеко, как он мне предначертал. А вот он в своей службе достиг высочайшего воинского звания – генерал-полковника. Прислушивайтесь к пожеланиям старших, господа!
Произошло мое знакомство с начальником разведки 350-го парашютно-десантного полка гвардии капитаном Хапиным Владимиром Николаевичем. Рассказывая о первой Кунарской операции в феврале-марте 1980 года, я о нем поведал немало. Замечательный офицер, окончивший политическое училище, но ставший, затем, командиром 80-й отдельной разведывательной роты. Попав в армейскую мясорубку, он не растерял порядочность, принял командование парашютно-десантной ротой. В драматичные часы кровопролитного боя в Кунаре он не потерял самообладания, уверенно командовал подразделением, попавшим в самое пекло душманского огня. Сделал все возможное, чтобы вывести личный состав из-под удара противника и сохранить жизни солдат. Конечно, психологически, Владимир Николаевич, пережил страшную драму, но остался человеком, настоящим офицером.
Мое втягивание в полковую жизнь: веселую, не скучную проходило непросто. Огромный коллектив, службы, подразделения, разноплановые задачи, совещания, инструктажи, строевые смотры. Закрутило! В глазах темнело. Но привыкал, обтирался, знакомился с коллективом, становился своим человеком в полку. Это был период, когда «замена» в Афганистане коснулась командования дивизии и полка, звено рота – батальон осталось нетронутым, спаянным и продолжало воевать. Оно было слаженным коллективом офицеров и прапорщиков, служивших по традициям, заложенных Георгием Ивановичем Шпаком.
Жили мы дружно! Вместе делили радость и горе, чувствуя в коллективе легко и свободно (важный момент). Постоянные проверки, смотры, доклады, совещания, «ответственные», контрольные занятия – набор классических анахронизмов, перенесенных из Союза в Афганистан новым командованием полка и дивизии.
Мое положение в полку в качестве командира разведывательной роты усложнил приказ о весенней проверке (как на зимних квартирах). В 40-й армии (ею командовали уже новые генералы) проверку ввели для того, чтобы показать высшему военному руководству Советского Союза так называемый процесс боевой подготовки в условиях ведения боевых действий. Мол, выполняем интернациональный долг и продолжаем «ковать» боевую подготовку. Жалким было это зрелище! Здесь, на войне, необходимо было не "ковать" боевую подготовку, а учить людей воевать! Это очень разные вещи! Новому командованию, не умевшего организовать ни боевой подготовки в войсках, ни умевшего воевать ничего не оставалось, как продолжать заниматься дуроломством, привезенным из Союза.
Для моей разведывательной роты на весеннюю проверку 1981 года выносились следующие дисциплины:
– политическая подготовка;
– состояние ракетно-артиллерийского вооружения;
– огневая подготовка;
– техническая подготовка;
– разведывательная подготовка;
– военная топография;
– физическая подготовка.
Мне, командиру роты, попавшему из разведки дивизии в полковую систему, это показалось кошмаром. Совершенно не было времени на какие-либо тренировочные мероприятия по сдаче итоговых испытаний, требования которых буквально в чистом виде перенеслись из Советского Союза в Афганистан. Это был экспромт или эксперимент – не знаю, но в худшем его исполнении!
Проверке подвергалось сто процентов офицеров, прапорщиков, солдат, сержантов срочной службы. На личный состав, находившийся на излечении в госпиталях, медицинских батальонах, командирам подразделений было приказано взять справки, подтверждавшие болезнь, ранения, контузии и т. д. Проверялась боевая готовность рот, батальонов, части в целом с соблюдением временных показателей выхода личного состава и боевой техники за пределы военного городка. Разведывательная рота полка подлежала проверке на предмет ведения разведки в составе подразделения в условиях горной местности. Проверялась индивидуальная подготовка разведчиков. Мероприятия предстоящей проверки проходили на фоне выходов каждую ночь разведывательных групп на выполнение боевых задач.
Кроме этого, командиры всех степеней должны были изучить своих подчиненных: их успехи, недостатки в боевой и политической подготовке, должностные обязанности вверенного личного состава. Обязательными для исполнения были строевая песня, гимн Советского Союза. Необходимым было владение «катами» спецприемов рукопашного боя в составе подразделения. Проверялось заполнение ротной документации, книги ознакомления с приказами, военные билеты военнослужащих с учетом изменений по службе. Заявляю авторитетно: приказано было выявить солдат, сержантов срочной службы, не желавших по тем или иным причинам служить в Афганистане. Эту фразу особенно подчеркиваю для писак, утверждавших, что военнослужащих срочной службы силой загоняли в Афганистан. Уж кого туда отправляли, не спрашивая, скажут многие офицеры и прапорщики, прошедшие Афган, а некоторые из них – по два и три раза.
На строевом смотре солдаты и сержанты должны были иметь головные уборы с двумя иголками: с черной и белой нитками. На обмундировании - подшитый подворотничок, нагрудные знаки, начищенные бляхи, ботинки (к этому периоду мы, наконец-то, получили вместо кирзовых сапог – ботинки), носовые платки, расчески, фляги с водой, строевые записки от командира отделения и выше. На 14 апреля 1981 года моей разведывательной роте назначалась сдача проверки: 1-2 час занятий – состояние РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения), на 15 апреля: 1-2 час занятий – строевой смотр, 3-6 час – смотр техники.
В связи с этим 12 апреля я провел комсомольское собрание роты, на котором выступил с докладом. Доклад построил на нескольких базовых моментах: ответственности комсомольцев при сдаче проверки, усилении личной дисциплины, выполнении боевых заданий. В прениях выступил мой заместитель, коммунист Платонов, выразивший оптимизм в подготовке разведчиков, сказав, что у комсомольцев есть еще резервы, необходимые для решения поставленных задач. Выступило несколько комсомольцев, которые ни шатко, ни валко высказали свои впечатления о предстоящем мероприятии. Как всегда, обо всем и ни о чем. В конце собрания, взяв заключительное слово, я подвел итоги выступавших комсомольцев, выразив им пожелание на самостоятельные предложения, призвал к ответственности в поступках.
Кроме этого, штаб полка (читай: майор Чиндаров) потребовал представить на проверку оформленные расписания занятий, заполненные журналы боевой и политической подготовки взводов, рот, батальонов. На самом деле занятия иногда обозначались и записывались в журналы, реально же они не проводились. В свободное от боевых действий время под видом строительства материально-технической базы шло благоустройство городка.
Мы это уже проходили, да? Как все это напоминало процесс боевой подготовки до афганских событий! Прошло уже полтора года боевых действий в Афганистане, и никого ни чему не научила даже война! По замене из Союза пришло звено офицеров: командир полка – заместители командира полка, умевшие только обозначать боевую подготовку в мирное время. Они и здесь продолжали ее обозначать в условиях реальной войны с одной лишь задачей: поставить галочку в якобы проведенных занятиях и доложить по команде. Чем же еще занять себя на войне, если воевать-то они не умели?
Многие офицеры «полтинника», думаю, еще не забыли время строевых смотров с выкладыванием имущества, снаряжения, проверок иголочек, ниточек в головных уборах, когда мат-перемат командира полка слышался в палатках штаба дивизии. Это означало, командир полка Семкин работает, добросовестно исполняет служебные обязанности. Вспоминаю один из тренировочных смотров. Во время прохождения моей разведывательной роты торжественным маршем, командир полка заметил одного из разведчиков, нарушившего форму одежды. Что началось?! Строевой смотр остановлен! Собран офицерский состав полка от командира роты и выше! После чего последовал получасовой «разбор полетов» командиром полка, при котором нормативной лексики было не более трех слов, остальное – безобразным матом. В конце разбора офицерам вменялось, что я – «враг народа», преступил закон, подлежу суду военного трибунала, приговор известен, его требуется привести в исполнение перед строем полка. Сейчас! И немедленно!
Надо рассказывать о том, как эстафету у Семкина перехватил начальник штаба полка майор Чиндаров? Меня Александр Алексеевич не коснулся. Старший лейтенант! Мелко! Ему нужна была аудитория – большая, серьезная, где изящная отточенность словесной брани была настолько самобытной и непредсказуемой, что мы, офицеры, стоя в строю, думали лишь об одном – только бы не рассмеяться.
А новый командир полка на поверку-то оказался хлипким. Психологически. Может, приведу не самый лучший пример, но он характеризует человека в его базовой основе. Я был в наряде дежурным по полку, и надо же было случиться несчастью – покончил жизнь самоубийством начальник медицинской службы полка. Услышав выстрел, я вбежал в палатку, в которой увидел сидевшего на табурете офицера с простреленной головой. Кровь заливала его грудь. Первичным осмотром установил, что выстрел был произведен из пистолета Макарова в висок. Пуля прошла через голову на вылет, о чем свидетельствовали входное и выходное отверстия от пули калибра 9 мм.
Убедившись, что майор мертв и помощи уже не требуется, я побежал доложить Семкину о случившемся. Командир полка и здесь не мог сдержаться от циничного мата! Но, увидев мертвое тело офицера, побледнел, позеленел, потерял способность к извержению брани, поддерживающей тонус дешевого «полководца».
Действия командира полка в бою, принятии грамотных решений также не блистали успехом. Примеров приведу сколько угодно на личном участии в эпизодах боевых операций полка. Такие вот офицеры приходили на замену боевым командирам полков в начале 1981 года и командовали нами в условиях жестокой войны. Впрочем, Семкина я ни в чем не упрекаю, тем более не виню. Он был классическим продуктом своего времени – не более того. Такая методика действовала в Советской Армии и, к сожалению, поощрялась. Мы, десантники, помним одного из танковых полководцев ВДВ на совещании офицерского состава 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, заявившего буквально следующее: «Не женитесь на кухарках». Подзабыл неуч Ильича, который говорил о том, что государством может управлять и кухарка.
Не зная, что такое боевая подготовка, невозможно было решать боевые задачи. Мы несли неоправданные потери – тяжелые, невосполнимые. Согласно приказу командира соединения в период с 14 – 18 апреля 1981 года включительно личным составом 350-го гвардейского парашютно-десантного полка сдавалась весенняя проверка. Не буду говорить о деталях этого мероприятия, но полк получил общую оценку «хорошо», разведывательная рота – «хорошо». 25 апреля 1981 года с офицерским составом соединения было проведено итоговое совещание по сдаче весенней проверки. С докладом выступил командир дивизии генерал-майор Рябченко, давший в своем выступлении оценку достижений парашютно-десантным полкам, отдельным частям соединения. Затем поставил задачи командирам частей. Главная его мысль сосредоточилась на следующих вопросах: действия подразделений по сигналу повышенной боевой готовности, проведению занятий по командирской подготовке и управлению огнем, подготовке дублеров членов экипажей боевых машин. Комдив отметил недостаточную работу командиров по военно-медицинской подготовке, технической, акцентировал внимание на практику вождения боевых машин в условиях горной местности механиками-водителями, пожелал улучшить состояние ракетно-артиллерийского вооружения. Выступление командира дивизии прозвучало взвешенно, основательно, каких-то особых задач в вопросе боевых действий не ставилось, вероятно, подразумевалось, что к этому личный состав должен быть готов постоянно.
29 апреля командир полка Семкин провел совещание с офицерским составом части, на котором зачитал приказ командира соединения «О праздновании 1 и 9 Мая». В приказе определялся порядок проверки пожарной безопасности, подбор на праздничные дни лиц суточного наряда (мы же помним, что этой великой чести удостаивались наиболее отличившиеся коммунисты и комсомольцы). Устанавливалось время доклада «ответственных» (остальные были безответственными?) офицеров дежурному по части: в 6.20, 12.20, 22.20. Определены были временные показатели: до 10 мая закончить перевод техники на летний период эксплуатации, до 16 мая обслужить технику связи, до 20 мая 1981 года подготовить материальную базу. Смотр полка к летнему периоду обучения провести 27 мая (напомню: ограниченный контингент советских войск в Афганистане до 1 января 1983 года официально находился на учениях). Провести комсомольское собрание части. На ближайшие сутки довел пароли: цифровой по дивизии – «10», по армии – «22», словесный по дивизии – «Тула-тол», по армии – «Одесса-огнемет». В заключительной части еще около получаса мы слушали рев командира полка – ну, это на всякий случай, чтобы нюх не теряли.
После «содержательного» выступления Семкина к импровизированной трибуне вышел начальник штаба майор Чиндаров. Переглянувшись, офицеры, подтянулись: начиналось представление, концерт, шоу. Главное было выдержать – не засмеяться, потому что дальше в Красной Армии можно было не служить, наступит вселенское светопреставление. Не дай Бог, если в этот момент Слава Наружный, начальник ПМП, одной линией фломастера нарисует «дружеский шарж» на Чиндарова и пустит его по рядам, сидевших «смирно» офицеров, а Миша Дьяченко, командир ремонтной роты, отпустит шуточку. Что начнется?! Александр Алексеевич Чиндаров был самой яркой, колоритной фигурой «офицерского собрания» 350-го гвардейского парашютно-десантного полка! Я с удовольствием вспоминаю время в Афганистане, когда он был моим шефом по разведке!
Остальные заместители командира полка в меру своих способностей выполняли служебные обязанности, не докучая личный состав полка проявлением природных талантов. Прибывший после окончания академии имени М.В.Фрунзе в Афганистан заместитель Семкина майор Самылов, на фоне двух самобытных личностей – командира и начальника штаба, выглядел бледновато, неубедительно. Поэтому он что-то делал, отвечая за плац, физическую подготовку, но в целом был незаметен. Ничем не выделялся и заместитель по вооружению, затем по замене пришел другой, не оставив в памяти особого следа.
Заместитель командира полка по политической части гвардии майор Гуринов Станислав Михайлович, был, конечно, работягой. Он прошел действительную военную службу. Оставшись на сверхсрочную, в 1970 году экстерном окончил Рязанское высшее воздушно-десантное училище и по служебной лестнице шагнул до замполита полка. Через партийно-комсомольский аппарат полка он решал задачи воспитательной работы личного состава. Был скромным, доступным, порядочным человеком, мне приходилось к нему обращаться по вопросам партийно-политической работы. В полковой разведке заместитель командира роты по политической части не был предусмотрен штатным расписанием, поэтому всеми вопросами партийно-политического воспитания личного состава я занимался сам, оформляя документацию по политической подготовке, стенную печать, Ленинскую комнату. Сколько всего было! Но не прошла даром хорошая школа Володи Гришина! За несколько дней до замены, 16 ноября 1981 года, гвардии майор Гуринов Вячеслав Михайлович погиб в бою, пытаясь «духовский» отряд принудить к добровольной сдаче оружия. Об этом рассказ будет ниже.
ГЛАВА 4
Личный состав полка, не привлеченный к боевым действиям, находился в базовом лагере, занимаясь вопросами быта, устройства, несения службы, создания материально-технической базы, обозначения боевой подготовки, написания командирами подразделений расписаний занятий, заполнения документации. В зону боевых действий переносилась закостенелая еще с Союза порочная практика мероприятий – для «галочки», реальные же занятия не проводились. Бесконечные совещания у командира полка, начальника штаба, начальников служб следовали в течение всего рабочего дня. Командование полка, за исключением замполита, заменилось. Из Союза пришли «резвые» после академий заместители, устроившие с командирами боевых подразделений никчемные «совещаловки» по правилам ношения формы одежды и, не поверите – строевой подготовке, выходившей по количеству часов в неделю на первый план. Она занимала все свободное от боевых задач и службы время, считаясь дисциплиной, утверждавшей боевое сколачивание подразделений. Новый командир полка был на белом коне!!! Громовой голос вперемешку с матом слышен был во всех уголках базового лагеря, и перекрыть его могла по децибелам только боевая авиация, взлетавшая на задания. Командир полка работал! Штаб дивизии опять же – с новым командиром дивизии полковником Слюсарем и прибывшими из Союза его заместителями - знал об этом не понаслышке.
Совещания продолжались в штабах и канцеляриях парашютно-десантных подразделений: комбатов, их заместителей, затем, «спускались» в ротное звено, где работа, помеченная командирами сорока-пятьюдесятью пунктами «ЦУ» в рабочих тетрадях, проводилась в жизнь. Командиры рот (еще не подлежали замене в Союз и были матерыми парнями, поднаторевшими в боевых операциях) метались, порой, не зная за что хвататься: толи готовить людей к боевым операциям, толи чистить сапоги на строевую подготовку. Вместе с приходом из Союза в Афганистан первых «заменщиков» командного звена частей и соединений в боевые подразделения перенеслась зараза дешевой показухи и пошлость ничего «неделанья». Вопрос: почему?
Систему боевой подготовки Советской Армии я анализировал выше на собственном примере до афганских событий в 103-й и 7-й гвардейских воздушно-десантных дивизиях, где проходил службу в должностях командира разведывательного взвода 80-й отдельной разведывательной роты, командира разведывательной роты 108-го полка, заместителя командира парашютно-десантного батальона, командира парашютно-десантного батальона 97-го полка.
Но порочная в мирный период в Союзе практика обозначения занятий, а на войне в Афганистане – преступная, перенеслась в подразделения и части, принимавшие участие в боевых операциях. Уже полтора года шла афганская война, но ничего не изменилось в качественном улучшении боевой подготовки! Бездарная трата времени на ненужные совещания, хозяйственные работы отнимала у подразделений драгоценную, жизненно важную практику действий в горах, управления огнем в звене командир взвода – командир роты, взаимодействия с авиацией, работы на средствах связи. Не буду рассказывать за всю «Галактику» и дивизию в целом, остановлюсь на родной гвардейской части после прихода нового командира полка. Что мы видим? Вот реальное (документ) расписание занятий разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка, составленное мной в мае 1981 года на основе общего плана, разработанного штабом полка:
с 3 на 4 мая – караул;
5 мая: 1-2 час занятий – политическая подготовка;
3-5 час занятий – перевод техники;
6 час занятий – физическая подготовка.
6 мая: 1-5 час занятий – перевод техники;
6 час занятий – физическая подготовка.
7 мая: 1-5 час занятий – перевод техники;
6 час занятий – физическая подготовка.
8 мая: 9.00 – общее собрание роты. Наряд по части.
9 мая – праздничный день.
10 мая: в 9.30 – построение личного состава;
в 10.00 – 14.00 спортивный праздник;
в 19.00 – 20.00 беседа «36 лет Великой Победы» под девизом «Приумножать славные боевые традиции части – важнейшая обязанность каждого воина» – майор Гуринов С.М.
Первая декада месяца закончилась, что из запланированного сделано для получения результата в проведении занятий по боевой подготовке? Ничего!
Смотрим дальше:
11 мая: 1-2 час – политическая подготовка;
3-5 час – перевод техники, создание материальной базы;
6 час – физическая подготовка.
12 мая: наряд по части.
13 мая 1-5 час – перевод техники, создание материальной базы;
6 час – Физическая подготовка.
14 мая: наряд по части.
15 мая: 1-2 час – политическая подготовка;
3-5 час – перевод техники;
6 час – физическая подготовка.
16 мая: парково-хозяйственный день.
Найдете в этом расписании занятия, спланированные командиром роты? Отвечаю – нет! Не найдете, полностью переписано из плана, разработанного штабом полка и утвержденного командиром части. При этом командиром полка, заместителем командира, отвечавшего за боевую подготовку, не было проведено ни одного занятия по боевому сколачиванию подразделений, по удержанию господствующих высот, управлению подразделением на марше, отражению нападения на колонны, организации отпора мелким группам противника парашютно-десантными ротами и взводами. Не проведено ни одной радиотренировки батальона, роты, действующих при завязке боя на боевых машинах, в пешем порядке, при выходе из боя. Ничего не проводилось, потому что командиры полкового звена не имели представления как это делать в Союзе, тем более – на войне. Я был бы не прав, если бы не рассказал о соседней с «полтинником» части – артиллерийском полку, где все было иначе. Боевая подготовка проводилась днем и ночью в свободное от рейдовых операций время: расчеты, взводы, батареи тренировались, овладевая артиллерийскими системами с выходом на огневые позиции, подготовкой данных для стрельбы, совершением марша.
Скажу честно, первые недели после принятия должности командира разведывательной роты 350-го полка я думал только об одном: куда я попал? Натуральный цирк. Мои друзья по дивизионной разведке не дадут соврать, когда мне удавалось на десять-пятнадцать минут заскочить к ним, я говорил: «Заберите меня оттуда». Я видел несопоставимую разницу в подходе к боевой подготовке, отработке элементов боя до отдельных его фрагментов, взамен строевым смотрам, муштре на пыльном плацу «полтинника», организуемых командиром полка. Делал он это профессионально, с изюминкой, с разными вариантами и методиками – войска уходили с плаца в просоленных потом «хэбэшках» прямо на войну.
Первая половина мая прошла, но в расписании занятий не было запланировано ни одного часа боевой подготовки: хозяйственные работы, создание материальной базы (для отчетных документов) над всем доминировало. Надо сказать, что планирование перевода техники в расписаниях занятий подразделений – мифическое, реальный же перевод закончился еще в апреле.
Может быть, в конце месяца штаб спланирует занятия по тактической, разведывательной и специальной подготовке?
Берем расписание (документ) занятий конца мая 1981 года, читаем:
25 мая: 1-5 час занятий – создание материальной базы;
6 час – физическая подготовка.
26 мая: 1-5 час – создание материальной базы;
6 час – физическая подготовка.
27 мая: наряд по части.
28 мая: 1-5 час – создание материальной базы;
6 час – физическая подготовка.
29 мая: 1-2 час - политическая подготовка;
3-5 час - создание материальной базы;
6 час – физическая подготовка.
Есть ли смысл анализировать боевую подготовку 350-го гвардейского парашютно-десантного полка в мае 1981 года? Решайте сами! Но план занятий штаб полка спускал в батальоны, отдельные роты. На его основе командиры писали расписания занятий на неделю, они утверждались начальниками служб, комбатами, командиром полка – круг замыкался, а боевой подготовки как не было, так и нет.
8 мая командир полка Семкин провел с командирами подразделений очередное служебное совещание, довел ряд приказов (документы) под роспись, в том числе секретных:
приказ № 024 от 30.04.1981 года «О службе войск», определявший порядок разбора караульной службы – провести до 10 мая. Двум разведчикам: ефрейторам Татаркину и Куличенко – за отличное несение караульной службы командир полка объявил благодарность. Конечно, приятно, что мои разведчики были поощрены правами командира части;
приказ № 036 от 30.04.1981 года «О присвоении классной квалификации», из которого следовало, что в разведывательной роте полка подготовлено 38 классных специалистов – процент довольно высокий;
приказ № 037 от 30.04.1981 года «Об итогах проверки». В нем были доведены итоги прошедшей проверки подразделений полка;
приказ № 039 от 30.04.1981 года «О предупреждении мер пожарной безопасности». В частях армии сгорело несколько палаток, что привело к гибели личного состава. Суть приказа состояла в том, чтобы все объекты привести в соответствие с нормами пожарной безопасности;
приказ № 041 от 30.04.1981 года «О секретном делопроизводстве», предписывающий офицерскому составу части соблюдать правила секретного делопроизводства при работе с секретными документами и картами.
Здесь же командир полка зачитал выдержку из приказа по армии (документ): «4 мая в 19.30 была направлена колонна машин за боеприпасами. В 23.30 водитель БМП не справился с управлением, боевая машина упала с моста в реку. В итоге 2 человека утонули, 1 человек от полученных травм скончался».
В ходе совещания выступил начальник штаба майор Чиндаров, который, по моему представлению, довел приказ командира полка о переводе в 3-й парашютно-десантный батальон трех солдат разведывательной роты: рядовых Осинцева, Шемплякова и Ганюкова. Да, приходилось по разным причинам переводить в парашютно-десантные подразделения отдельных солдат, сержантов по несоответствию к службе в разведывательном подразделении.
Далее начальник штаба озвучил график банного дня: для разведывательной роты – в 16.00 в артиллерийском полку. В этих документах что-нибудь сказано о боевой подготовке подразделений полка? Ни слова. На период мая 1981 года в 350-м полку не было даже собственной бани для помывки личного состава. Банный вопрос решался с хозяйственным и разумным командованием соседней части.
После совещания у командира полка комбаты собирали командиров рот, отдельных взводов, до которых доводили, уточняя, указания командира части, отдавали свои распоряжения. После чего, командиры рот вызвали командиров взводов, сержантский состав и давали им указания в части касающихся. Командиров отдельных подразделений собирали начальники служб, проводившие те же мероприятия в полном объеме. Таким образом, огромное количество времени уходило на различные согласования, уточнения, которые необходимо было выполнить точно и в срок. Ни в коем случае не хочу представить ситуацию хуже, чем она была на самом деле, но большинство офицеров полка говорили: «Скорее бы на боевые, отдохнем от дурдома». Моральная обстановка в полку оставалась тяжелой, черный ее след оставался до самой замены в Союз.
Замена офицерского состава полка (командование части, как я уже говорил, заменилось) началось в середине декабря 1981 года. До этого времени основу гвардейского полка составляли офицеры, прапорщики, пришедшие в Афганистан из Боровухи-1 под командованием подполковника Шпака. Полк завоевал боевую славу командирами именно этого офицерского костяка, покрыв себя мужеством, отвагой и честью. Был пройден Кунар, Бехсуд, Джабаль-Уссарадж, Махмудраки, четыре Панджшерские операции, Исталиф, множество боев, в которых гвардейцы «полтинника» понесли безвозвратные потери. В 1981 году погибло 4 офицера, назову их поименно:
1. майор Гуринов Станислав Михайлович 16.11.1981г.
2. капитан Войцеховский Вадим Аркадьевич 02.12.1981г.
3. капитан Дасюк Анатолий Андреевич 10.12.1981г.
4. ст.л-т Федоровский Валерий Михайлович 16.11.1981г.
Всех офицеров я знал лично! Общался! Решал совместные задачи не только боевого плана, но и человеческого характера.
Сложили свои головы 14 мужественных гвардейцев-десантников:
1. ряд. Голубков Александр Анатольевич 06.10.1981г.
2. ряд. Донцов Александр Леонтьевич 27.10.1981г.
3. ряд. Кислых Николай Михайлович 12.11.1981г.
4. мл.с-т Кравец Николай Анатольевич 10.11.1981г.
5. ряд. Кашапов Дилар Магсумович 02.12.1981г.
6. ефр. Овечкин Евгений Александрович 02.04.1981г.
7. мл.с-т Пивоваров Игорь Анатольевич 05.06.1981г.
8. ряд. Панфилов Олег Александрович 12.11.1981г.
9. мл. с-т Рыжов Александр Анатольевич 21.01.1981г.
10. ряд. Сергиенко Василий Андреевич 11.11.1981г.
11. ефр. Степанов Анатолий Семёнович 02.12.1981г.
12. ряд. Тюфяков Сергей Викторович 25.07.1981г.
13. ефр. Умеренков Юрий Владимирович 06.09.1981г.
14. ряд. Устюжанин Владимир Владимирович 11.06.1981г.
Анализ потерь показывает – большинство из них пришлось на октябрь 1981 года, когда в провинции Пактика проводилась Ургунская операция. В Ургуне дислоцировался афганский пехотный полк, которому была направлена колонна техники с материальными запасами. Охрану на марше осуществляли подразделения 14-й афганской пехотной дивизии. Моджахеды, применив психологические приемы борьбы, несколькими отрядами одновременно нанесли удар. Сопровождавшие колонну афганцы понесли потери: 16 человек были убиты, 68 получили ранения, 60 машин с грузом уничтожено. Афганцы запросили помощь, которая пришла к ним в лице усиленного 2-го батальона 350-го гвардейского парашютно-десантного полка, совершившего марш в район боевых действий и сходу вступившего в бой.
Душманские отряды, не успев перегруппироваться, понесли потери от решительной атаки десантников и вынуждены были отойти в исходный район. Остатки афганской колонны с материальными средствами под прикрытием парашютно-десантного батальона были успешно выведены из зоны боевых действий. В этой операции погибло 6 десантников 350-го парашютно-десантного полка, восемь человек получили ранения. Тяжелейшее ранение получил Сергей Червонопиский, заместитель командира 6-й парашютно-десантной роты. С Сергеем мы вместе окончили в 1978 году десантное училище, с моим приходом в полк у нас возникли замечательные дружеские отношения. Часто встречались на базе, когда были свободны от боевых действий, общались, вспоминая своих однокашников по училищу.
Когда в полк поступила информация о гибели замполита полка Гуринова, затем Валерия Федоровского – заместителя командира 4-й роты, мне была поставлена задача: вылететь на «вертушках» для оказания помощи батальону. Весь день я просидел с разведчиками на аэродроме, чтобы оказать поддержку нашей группировке, усилить ее, но поднявшаяся пыльная буря не позволила взлететь авиации. Удалось только в морге медсанбата попрощаться со Станиславом Михайловичем Гуриновым и Валерием Михайловичем Федоровским. Помнится, в этот момент одного из солдат приняли за убитого и положили с телами погибших. В морге парень пришел в себя. Удивление было безграничным: с такими ранами не живут, но десантник не только ожил – выжил, после излечения встал на ноги.
В начале 1982 года в полку прошла очередная замена офицеров и прапорщиков. В Союз ушел первый состав боевых офицеров, получивших непревзойденный опыт боевых операций в горах, пустынной местности, прибывший в Афганистан в декабре 1979 года. На смену пришли офицеры, не имевшие боевого опыта, командирской практики управления боем, организации системы огня, действий в горных условиях. Безвозвратные потери увеличились. В 1982 году 350-й гвардейский парашютно-десантный полк потерял убитыми: офицеров – 6, прапорщиков – 1, солдат, сержантов срочной службы – 55 человек.
Надо сказать, что 1982 год был насыщен боевыми действиями. В январе – феврале были проведены боевые операции в провинциях Кандагар, Парван, Каписа. Тяжелые бои шли в зеленой зоне Джабаль-Уссарадж, Чарикар, Махмудраки. Боевые отряды Ахмад Шах Масуда контролировали этот «зеленый» «треугольник» перед входом в Панджшерское ущелье. В апреле была проведена операция в провинции Нимруз – на стыке границ Афганистана, Пакистана и Ирана, где наши десантники попали под раздачу ВВС Ирана.
В мае-июне была проведена пятая Панджшерская операция, в ходе которой осуществлена массовая высадка десанта (впервые десантировалось около четырех тысяч десантников) – в операции приняло участие 12 тысяч советских солдат. Однако и в этот раз достигнутые боевые успехи не были закреплены становлением органов афганской власти на местах: через пару недель отряды «панджшерского льва» опять безраздельно хозяйничали в ущелье.
В августе-сентябре проведена шестая Панджшерская операция, успехи которой также не были закреплены должным образом. Воинский контингент понес большие потери, советские войска вынуждены были уйти из Панджшера. Ущелье оставалось под властью Ахмад Шах Масуда.
Серьезное напряжение сохранялось на дороге Кабул-Гардез – особенно южнее Кабула в провинции Логар. В этом районе в конце 1980 года, разведывательной группой 80-й отдельной разведывательной роты дивизии под моим командованием были уничтожены два «духовских» каравана с оружием. Регион, примыкавший к Кабулу, был очень опасен в оперативном отношении, более того – моджахеды держали местное население в страхе .
В провинции Кунар также обосновались значительные душманские силы, взявшие под контроль население и прилегавшие к границе с Пакистаном территории. К весне возросло общее количество душманских отрядов – с 600 до 900, в их составе насчитывалось до 50 тысяч человек, а 300 исламских комитетов руководили армией «борцов за веру». В эту цифру не входили боевые отряды сил афганского сопротивления, находившиеся на территории Пакистана и местное население, привлекаемое «духами» для выполнения отдельных задач.
Таким образом, боевые операции советских войск с силами афганского сопротивления в 1982 году все ярче рисовали бесперспективную картину решения афганского вопроса военным путем. Обстановка усложнялась.
ГЛАВА 5
Адаптация в бешеном ритме полковой жизни, несомненно, научила принятию множества решений в течение короткого промежутка времени. Не успел принять роту, началась проверка, унесшая килограммы нервов, перевод техники на летний период эксплуатации, увольнение в запас опытных разведчиков, прием молодого пополнения… Закрутилось так! Молодость, оптимизм, желание служить, плечо боевых друзей не дали скиснуть в трудные минуты афганских будней.
Вне зависимости от мероприятий, проводимых полком, личный состав разведывательной роты каждую ночь уходил в зону ответственности дивизии для ведения разведки, поиска, засадных действий, наблюдения за противником. Зона делилась на условные сектора – в каждом работала своя разведка. Моей роте достался участок горного хребта от вершины Ходжа Бугра – один километр левее и до виноградников Дехъийхья – пять километров. У подножия хребта находился склад ГСМ, правее его боевое охранение парашютно-десантной роты капитана Солдатова, которое я много раз проходил, уходя на разведку по другую сторону горной гряды. Задача разведывательным группам не представляла сложности – ведение разведки противника в ночное время методом наблюдения. Если сегодня в ночь уходила группа под командованием старшего лейтенанта Петренко, завтра его меняла группа лейтенанта Ивашко, затем лейтенанта Воронина.
При этом регулярно проводились боевые операции по реализации разведывательной информации. Обстановка вокруг Кабула усложнялась не только атаками отрядов полевых командиров, действовавших в центральных провинциях страны, но и силами Ахмад Шах Масуда, подтянувшего свои формирования ближе к столице. Передвижение отрядов полевого командира фиксировалось разведкой от Панджшерского ущелья – на юг вдоль Чарикарской «зеленки», хребта Пагман, Исталиф, Хасандара, Заргаран и Каламуратбек, охватывавших Кабул с северного и западного направлений.
После второй Панджшерской операции, которая проводилась осенью 1980 года, советскому командованию удалось выйти на соглашение с лидером партии «Исламское общество Афганистана» Раббани о прекращении боевых действий. По партийной иерархии Ахмад Шах подчинялся Раббани, получив приказ о перемирии, он объявил своим формированиям режим временного паритета с советскими войсками. Несмотря на то, что полевой командир полностью соблюдал подписанные им соглашения, он не отсиживался в ущелье, а создавал вооруженное формирование, постепенно блокирующее большое территориальное образование. Более того, под его руководством Панджшерское ущелье превратилось в мощнейший укрепленный район с системой инженерных сооружений, преград, завалов и минных полей. Позиция Масуда не позволяла терять бдительность – создание им мощной группировки на участке Джабаль-Уссарадж – южный Саланг угрожала транспортировке грузов по маршруту Хайратон - Кабул.
Особенностью ситуации временного перемирия с одним из значимых моджахедов состояла в том, что провинция Каписа контролировалась отрядами двух самых влиятельных политических партий – Хекматиара и Раббани. Несмотря на то, что оба стояли у истоков создания в Кабульском университете организации «Мусульманская молодежь», они находились в состоянии непримиримой вражды. Было ясное понимание того, что перемирие с советскими войсками носило не более, чем тактический характер, суть которого – выиграть время, чтобы оправиться от понесенных потерь в Панджшерских операциях. Перемирие длилось несколько месяцев, что позволило отрядам Ахмад Шах Масуда не только восполнить потери, но и взять под контроль стратегически важный район Афганистана – Панджшерское ущелье, перевал Саланг, зеленую зону Чарикар и Джабаль-Уссарадж.
Соглашение с Ахмад Шахом о приостановлении с ним боевых действий полевого командира ни к чему не обязывало, в любой момент он мог начать боевые действия и не потому, что ему этого хотелось, а потому, что советские войска не выполняли условия перемирия. Это становится ясным к весне 1981 года, когда Бабрак Кармаль решительно настаивал перед советским руководством о нанесении ударов по отрядам Ахмад Шах Масуда и возобновлении с ним боевых действий. Перемирие закончилось. Кровопролитная война, в которой советские войска проведут в Панджшере еще десять операций без какого-либо результата, в которых погибнут сотни советских солдат и офицеров, началась с новой силой.
В высшем командовании Вооруженных Сил СССР не было думающей силы, отвечавшей за Афганистан, чтобы развить сотрудничество с Ахмад Шахом, другими полевыми командирами на более эффективной основе. Полевого командира «Исламского общества Афганистана» вместе с его руководителем необходимо было активно привлекать к борьбе с политическими соперниками на более серьезной и долгосрочной основе – для этого были все условия, которые удовлетворяли обе стороны. Но их влияния в стране боялся Бабрак Кармаль – искусственный руководитель государства! Он не шел на компромиссы о взаимном сотрудничестве, толкая советское руководство в кровавое месиво афганской войны. Военный контингент советских войск расплачивался собственной кровью за дешевую политику руководства Советского Союза, шедшего на поводу у Кармаля. Политбюро ЦК КПСС претерпело коллективный политический провал.
А данные агентурной разведки отмечали выход отрядов Ахмад Шаха из Панджшерского ущелья в район Махмудраки-Ниджраб-Шатори. Провинция Каписа превратилась в театр боевых действий 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии, 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка. Широкая кишлачная зона с зеленым массивом начиналась от выхода из Панджшерского ущелья и протянулась более чем на шестьдесят километров, концентрируя население в провинциях Кабул, Каписа, Парван. Неоднократно проводимые в этом районе операции десантников имели частный успех – противник возвращал утраченные позиции, привлекал в отряды местное население, совершая при этом все более жесткие нападения на советские войска.
Массовое дезертирство из афганской армии, переход на сторону сил сопротивления населения, занимавшего зимой выжидательную позицию, активизация душманов в провинциях Логар, Пактия, Нанагархар толкали командование 40-й армии к более решительным мерам. На основе усиленных парашютно-десантных батальонов формировались мобильные группировки, выполнявшие задачи на подступах к Кабулу, в провинциях Каписа, Парван. Сложившаяся обстановка в апреле 1981 года бросила мою разведывательную роту в очередную боевую задачу.
Задачу на боевые действия 1 апреля ставил начальник штаба полка майор Чиндаров. Разведывательной роте в составе группировки парашютно-десантного батальона под командованием капитана Войцеховского предстояло совершить марш в район Мирбачакот с целью уничтожения формирования противника и захвата склада с оружием. Склад, по информации агентурной разведки ХАД, находился на восточной окраине кишлака Даузай, предположительно, в нем находилось до 200 единиц стрелкового оружия.
Противник численностью до 540 человек личного состава имел на вооружении стрелковое оружие, минометы, ДШК, ПУРС, проводил активные боевые операции в полосе Карабаг-Калакан-Дехсабзи-Хаз, воздействуя на дорожную магистраль Кабул-Чарикар-Саланг. Уездный центр Дехсабзи-Хаз контролировал полевой командир Моулави Сидикулло, относившийся к религиозным фанатикам «Движения исламской революции Афганистана» (ДИРА). Объединенным формированием противника руководил исламский комитет лидеров душманского сопротивления под руководством Суфи Расула. Это были силы исламского движения Афганистана, в составе которого находилось множество выходцев из арабских государств и стран Ближнего Востока, имевших серьезный опыт боевых действий.
Начальником штаба была поставлена задача командирам парашютно-десантных подразделений, приданной артиллерии, отряду обеспечения движения. На первом этапе операции разведывательной роте полка отводилась роль боевого разведывательного дозора. Мне необходимо было разведать маршрут движения группировки и прикрыть ее от возможного нападения противника до выхода в район боевых действий. В дальнейшем – выдвинуться в район Карабаги-Калан – Даузай с целью захвата склада с оружием.
На окраине Калакана нашу колонну должна была встретить оперативная группа ХАД, в которой из числа местных жителей находился источник информации. Он (источник) придавался мне для вывода роты к месту складирования оружия и боеприпасов. Необходимо было на месте организовать взаимодействие со службой безопасности Афганистана по уничтожению склада с оружием. Мы могли рассчитывать на посильную помощь подразделения ХАД.
По замыслу второго этапа операции предполагалось: при выходе в район Саузсанг двумя разведывательными группами на боевых машинах – сделать рывок в направлении кишлака Даузай и сходу захватить склад с оружием. Майор Чиндаров уточнил радиоданные, схему связи и взаимодействие с авиацией. Начало движения колонны было назначено на 4.00 утра следующего дня.
Вместе с группой офицеров я вышел из палатки штаба полка.
– Ну что, Миша, по сто грамм – и на войну?
Командир ремонтной роты капитан Дьяченко ни медлил с ответом.
– А что? Пойдем ко мне, колонна из Союза пришла…
– П-о-онял! Идем!
Повернули к палаткам ремонтной роты, расположенных в стык с полковой разведкой.
– Что мне больше всего нравится в постановке задачи, так это драматургическая часть.
– О, да! Но подустал, Алексеич! Куража не было!
– Зато образ не потерял!
– Ну, да!
Мы смеялись с Михаилом, вспомнив багровое лицо Чиндарова со светлыми на выкате глазами.
– Козлов, техника к выходу готова?
Передразнил Дьяченко начальника штаба «чиндаровским» голосом с хрипотцой.
Витя Козлов, командир автомобильной роты, выделял колесную технику для перевозки материальных запасов. Конечно, это не могло не беспокоить начальника штаба, которому необходимо было сделать соответствующие расчеты. Поэтому Вите досталось – на всякий случай. К тому же, Козлов выбрал неверную тактику защиты с эксцентричным начальником штаба: ему бы молчать, не пререкаться, но Виктор имел свою точку зрения на вопросы, поставленные Чиндаровым, для которого другая точка зрения была, словно красная тряпка быку. Получил Витя по самое…
Для нас, офицеров – участников получения задачи подобное развитие событий вызывало смех, причем, не дай Бог, если бы Чиндаров увидел хоть подобие смешинки.
– Ладно, забыли, Валера.
Подошли к палатке командира ремонтной роты. Миша распорядился принести сухой паек. Расположившись, быстренько открыли баночку с тушенкой. Хозяин подразделения достал бутылку настоящей водки. Я глазам не поверил, вспомнив шароп на заставе Александра, спирт Лехи Злобина с «лысого».
– За все доброе!
– Быть бы живу!
– Быть, Валерик!
Опрокинув полкружки «божественного» напитка, я едва не сплюнул содержимое.
– Что за хреновина, Миша? Это же бензин!
Дьяченко спокойно закусывал выпитый коктейль из водки и бензина.
– Так водку в бензине и везли сюда.
– В топливных баках, что ли?
– Конечно. На границе пограничный контроль, вот и приспособились, – прожевав, успокоил Михаил. – Да, не волнуйся, бензина в водке нет, просто воняет.
– Ни х…я себе – воняет! Сдохнуть можно!
Прислушался к себе. Нет, больше не пойдет, лучше афганский шароп с ацетоном.
– Не наливай, Миша! Нет! Нет!
– Во мнительный, ё… – будь проще.
– Да, куда уж проще, едва не вырвало?
– Как хочешь, а я «соточку» приму.
– Я воздержусь, Миш, ну ее на хрен!
Дьяченко не убедил меня в том, что бензин во время транспортировки в топливном баке в водку не попадает. Такое было впечатление, что водка была разбавлена бензином.
– Вернемся с войны, Миша, сходим в гости к друзьям – летчикам. Угостимся спиртиком, пообщаемся, да и то – две недели не виделись.
– Заметано, но я все-таки приму.
– Э, ты смотри, Миш, в четыре – выход, тебе в замыкании достанется. Район я знаю хорошо, там просто не будет.
– Добро, Валер, оставим на потом.
И разошлись. Михаилу надо было формировать техническое замыкание, которое он возглавит на марше в район боевых действий. Мне же необходимо было принять решение по назначению взвода, силами которого будет прикрыт отряд обеспечения движения и подумать над захватом склада с оружием. Сведения о противнике, объекте захвата, были приблизительными, но сомневаться не приходилось: противник панджшерский – очень опасен.
– Рота, смирно, – подал команду дневальный.
– Вольно. Заместителей ко мне, Савенков.
– Есть, товарищ старший лейтенант.
Через пару минут Платонов с Кожевниковым вошли в закуток командирской палатки.
– Присаживайтесь, господа офицеры, чувствуйте себя как дома.
Несколькими фразами изложил заместителям задачу подразделения, ввел в тактическую обстановку. Освоившись с задачей, они думали над предложениями.
– Какие мысли по обеспечению колонны на марше? Кого задействуем?
Евгений с Владимиром переглянулись, понимая, что речь идет не столько о взводе, сколько о командире, которому, если поручить прикрытие «ниточки» при выходе в район боевых действий, стыдно не будет. Прикрытие отряда обеспечения – задача, пожалуй, проще, чем поиск и захват склада с оружием, наверняка охраняемого «духами», способными к активному сопротивлению. Здесь нужен офицер-боевик – резкий, решительный, где-то – дерзкий. Склад с оружием – основная задача, где бой неизбежен и командир взвода должен выполнить приказ без потерь личного состава. Значит, выбор командира должен быть с учетом подготовки и многих других составляющих. Кроме этого, я советовался с заместителями еще и потому, что они знали личный состав гораздо лучше меня. Что такое две недели с момента принятия командования разведывательной роты? Мнение заместителей было важным элементом в принятии мною решения на захват.
– Думаю, Валерий Григорьевич, обеспечение поручить Петренко, – убежденно ответил Платонов. Кожевников, помолчав, наклонился к столу.
– Прикурю, командир?
– Давай, Владимир Петрович.
Заместитель по связи, откинувшись на полу палатки, пустил дымок, отнюдь, не «Примы». «Фарцует» Петрович!
– Почему – Петренко, Евгений Анатольевич?
В мыслях у меня кое-что мелькнуло, но я виду не подал, продолжая размышлять, – Ивашко молодой офицер, пусть обкатается в обеспечении, войны ему хватит, а Петренко – самый опытный в роте.
– Так будет лучше, – упрямо ответил заместитель.
Перейти на откровенный язык общения с командиром Платонов не желал. Ладно. Пойдем с другого конца.
– Хорошо, Евгений Анатольевич! Я вместе с Петренко учился в училище, но это ровным счетом ничего не значит и пусть тебя не напрягает. Должен заметить, что я познакомился с ним в день принятия роты, то есть, две недели назад. Раньше мы с ним знакомы не были, поэтому предлагаю понять одну важную вещь: каждый этап операции сложен по-своему. Мне важно определить место каждого из нас, я имею в виду – офицеров, в задаче. Поэтому ничего удивительного нет, если я спрашиваю: почему обеспечение поручить Петренко, а не, к примеру, Ивашко?
Заместитель по боевой был уже понятен. Я вспомнил Литоша, характеризовавшего офицеров роты, Платонов – москвич, а, значит, не мог без своей, отличной от других, точки зрения обсуждать те или иные вещи, в том числе – при разговоре с командиром ли, товарищем. Это еще называется – упрямством, причем, без видимых и очевидных аргументов, вот – Петренко и все! Это базовая основа характера индивидуума, на которой строится мировоззренческая позиция. Настороженно скользкий взгляд заместителя по факту моего прихода в подразделение это довесочек к той самой позиции. Мой приход в разведывательную роту, безусловно, обсуждался в офицерской среде, что называется – за глаза и он, приход, не вписывался в конфигурацию расклада этих обсуждений, что и вызывало, по меньшей мере – раздражение определенной части заинтересованных. Заместитель был главным заинтересованным. Да, Бог с ним! Не я себя отдал приказом на роту! Вперед!
Николай Литош много лет командовал ротой и с годами у него выработался определенный стиль работы: размеренный, неторопливый, спокойный. Сангвинический темперамент невыразительного со стороны командирского стиля управления подразделением позволял ему некую домашность в отношении с офицерами, личным составом. Мой же неугомонный характер: резкий, взрывной не позволял мне командовать разведывательной ротой в «махровом» халате. Мне нравилась динамика событий, быстрые решения, их реализация и результат!
И с другой стороны, у Платонова, возможно, имелись планы, не связанные с моим приходом в роту, кто его знает? Но сейчас речь шла о другом: кого из командиров взводов назначить на прикрытие отряда обеспечения движением? Если Петренко, то почему не Ивашко или Воронин? Мне важно было понять: на чем строится основание Платонова. Что касается Кожевникова, ему, в принципе, все равно. Это не его тема – кого поставит командир, тот и будет командовать. Но заместитель по боевой подготовке – совсем другое дело, поэтому мне хотелось не только разговорить офицеров, но и понять их отношения в коллективе. Что они не простые – понятно, важно было узнать суть противоречий.
– Слушаю, Евгений Анатольевич.
– Считаю, что первый этап задачи необходимо поручить Петренко.
«Да, парень, в упрямстве тебе не занимать, – подумал я, – а раскрываться не хочешь». Пойдем с другой стороны.
– Твои предложения, Петрович?
Кожевников, не торопясь, загасил сигарету.
– Платонов предлагает Петренко. Пусть будет он, а то намудрит что-нибудь со складом.
Уже результат. Заместители, оказывается, не доверяют Петренко. Почему? Если природное упрямство Платонова не удалось направить в нужное русло, то Кожевников, в общем-то, приоткрыл завесу отношений – не уважают моего однокашника, но и открыто говорить не торопятся. Разберемся.
– Ну, Петренко, так Петренко, – как само собой разумеющееся ответил я, – Ивашко с Ворониным будут работать со мной по складу.
– А я, Валерий Григорьевич?
– Остаешься в лагере! За меня, Евгений Анатольевич. С тобой будут трое больных, совершенствуй с ними материальную базу. Ты же планировал в расписании занятий – создание материальной базы. Вот и займешься этим вопросом.
– Так в роте остается старшина.
– У него свои задачи, к тому же, недостача по курткам. Пропиты? Проданы? Будет разбираться.
– Да…
– Я шучу, – прервал я Платонова.
Вне сомнения, Евгений Анатольевич уже дал себе характеристику. Конечно, его можно взять на боевые действия, старшина Савельев справится с задачами внутреннего порядка, сделает мишени, подготовит документы на списание десантуры. Тем более, в расположении оставалось трое солдат, которых старшина закрутит так, что у них уже завтра пройдут все болезни. Но сейчас вопрос другого порядка: содержательная часть внутреннего психологического состояния заместителя такова, что он априори все воспринимает, если не в штыки, то в противоречие. Такая черта характера. Она, к сожалению, не лечится обычными средствами – надо много работать над собой. Трудно будет Платонову, если с первых дней совместной службы он не поймет сути дела. Николай Литош, имея ровный характер, видимо, считался с недостатком Евгения, но мне, ярко выраженному холерику, такая вольность, в голову не придет, да и некогда. «Работайте над собой самостоятельно, господа, и вы избежите лишних проблем в служебной деятельности», – учил меня в учебке командир взвода лейтенант Онищенко. Трудно будет заместителю, очень трудно.
– Евгений Анатольевич, остаешься на базе!
Упрямство характера – недостаток и с настойчивостью не имеет ничего общего. Блеснувшие глаза заместителя подтвердили избитую истину, но приказ – есть приказ.
– Владимир Петрович, разберись со средствами связи, схемой, радиоданными.
– К работе готовы, радиотренировка проведена.
– Аккумуляторы к переносным станциям?
– В порядке, берем запасные, этого достаточно.
– Зарядное?
– Нормально.
– Хорошо.
Я отдал указания по подготовке личного состава к боевым действиям, уточнил время проверки. Внимание Платонова акцентировал на мешочках к дополнительным боеприпасам в десантных рюкзаках и наличие медальонов у солдат, сержантов на случай гибели или ранения. Зачастую бывает трудно или вообще невозможно установить принадлежность тела погибшего воина, поэтому медальоны (гильза АКС-74 с листочком бумаги, на котором записывались данные военнослужащего и зашивалась в определенное место формы одежды) служили для идентификации тела.
К вечерней поверке подготовка к боевым действиям закончилась, техника была проверена, заправлена, боеприпасы загружены. Проверив личный состав на предмет готовности к боевой операции, я поставил задачи командирам разведывательных взводов – принял от них доклады. Пора было отдохнуть перед выходом на задание. Сон не сон, провалился куда-то, пока не разбудил дневальный по роте.
ГЛАВА 6
– Товарищ старший лейтенант, время.
Вскочив от неожиданности, я схватил лежавшую под кроватью «разгрузку». Тьфу! «Рубанулся» под самое утро – не помню.
– Встаю, Плетнев.
Несколько раз взмахнул руками – бр-р. Ночная прохлада свежа. Несколько приседаний и бегом умываться. Помылся, побрился, личные принадлежности в РД – пора будить командиров.
– Курилов, офицерам подъем!
Дежурный по роте выскочил из палатки. Подошел Савельев.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант.
– Здравствуй, старшина. Как у нас?
– В порядке. Бойцов проверил. Все есть: подшивочный материал, мыло, отвар во фляжках, вода в емкостях на броне.
– Хлорку сыпал?
– По расчету.
– Добро. Решай, что планировали и – вон видишь? Подработай полы палаток – обветшали. По мишеням уточни у Платонова, он едет со мной. Разберись с имуществом, десантными куртками, за тобой еще числится 36 штук. Разберись с «вещевиками». Понял?
– Так точно, сделаем.
Савельев – толковый старшина, но все еще возился с «десантурой», которую на него еще в Боровухе «повесила» вещевая служба. При инвентаризации мною имущества это «вылезло» наружу. Ладно, с куртками решит вопрос старшина. Завершу воспитательный момент с заместителем.
– Плетнев, замкомроты ко мне.
Подошел Платонов – в полевой форме, портупее, то есть – оставался в лагере.
– Доброе утро, Валерий Григорьевич.
– Привет, как настроение?
– Нормальное.
– Вот и отлично! Обстановка изменилась, Евгений Анатольевич, одевайся и со мной на войну. Возьми механиков и после столовой на технику.
Неожиданное решение! Заместитель кинулся собирать свои вещи. Все! В боевом отношении – готовы!
– Рота, подъем! – Раздался голос Курилова.
Его тоже беру на боевые. Энергичному сержанту место – в бою с подчиненными.
Сложившийся в голове план операции, скорее – сценарий, был разложен мной по ролям: командирам групп, сержантам. У каждого была своя задача – в рамках единого целого.
Управление разведгруппами, взаимодействие между ними и штабом группировки, будет за мной на всем этапе операции, в том числе – при захвате склада с оружием. Группы будут действовать в автономном режиме и, безусловно, под огневым воздействием противника. Контакт с ним носит динамичный характер, обстановка меняется не всегда так, как бы этого хотелось нам - командирам. Значит, работаем на упреждение! Плохо, что я мало знал боевые качества командиров взводов, сержантского состава, это вынуждало, порой, дублировать, уточнять команды, проверять их исполнение. Полковая система не позволяла «шлифануть» боевую слаженность групп, оценить их реальные возможности, посмотреть командиров. Разбираться придется в бою!
У штаба полка послышался матерный рык! Командира полка включался в работу! И я посвежел! За три недели пребывания в полку нормального Семкина видеть еще не приходилось. Но запущенный механизм боевой операции набирал обороты: личный состав завтракал, наполнял котелки отваром верблюжьей колючки и чаем. Механики-водители со старшими техниками рот убывали в парк готовиться к маршу.
Отсутствующего в роте старшего техника пришлось заменить Платоновым и поручить ему технические вопросы, проверку загруженного на броню дополнительного боекомплекта. На корпусе БМД крепились ящики с патронами к стрелковому оружию, пулеметам боевых машин. Там же находился скрученный рулоном тент, служивший экипажу для отдыха, маскировки и защиты от раскаленного солнца. Его расстилали на ровной площадке, на одну половину личный состав ложился – другой накрывался. Было удобно, уютно и холод, и дожди нипочем. Все это имущество размещалось на боевых машинах и крепилось таким образом, чтобы не мешало разведчикам на марше, а главное – не стесняло поворот башни наводчика-оператора при ведении им огня по противнику из вооружения БМД. Сверху «коробочек» размещался личный состав, завершая последним штрихом картину "цыганского табора", кочевавшего «по долинам и по взгорьям».
Загруженные имуществом боевые машины выстраивались по подразделениям в общей колонне, в то время как одни командиры уже «вытягивали» технику в плотной пыли, другие проверяли личный состав, третьи – устанавливали связь. Команды, построения, размещение личного состава на броне, уточнение задач – шум, гам. Не избавится от него русская армия! Темнота столичного аэродрома была пронизана десятками фар, в свете которых метались опоздавшие на посадку бойцы. Изрыгая потоки русского мата, командиры строили колонны, докладывали об исполнении в эфир.
Сложно представить владевшего русским языком душмана, слушавшего эфир и переводившего своим начальникам радиообмен «шурави». Советским командирам не нужны были переговорные таблицы (они не удобны в бою), координатные сетки на картах, меняющиеся каждые сутки! Лучшей шифровкой информации в открытом эфире был русский мат: отборный заковыристый! Переведите с русского на фарси: «Мать – перемать…»! А? Нам же понятно все!
Тем не менее, визуальная разведка противника не дремала. Скрыть от внимания «духов» подготовку к боевым действиям сотен единиц техники – невозможно! Бачата, мужчины – просто зеваки свободно перемещались вдоль периметра лагеря, видели работу экипажей, загрузку боеприпасов, имущества. Выход техники из парков боевых машин фиксировался «духовской» разведкой и она сопровождала рейдовую группу на марше до втягивания ее в район операции. Противник передавал нашу «ниточку» от одной группировки – к другой или от границы одного участка маршрута – до следующего системой сигналов или по средствам связи. Зона наших интересов вычислялась несложными умозаключениями душманов со всеми вытекающими последствиями: они минировали подъездные пути, делали завалы, выставляли засады, атаковали колонну.
Первыми нас встречали мелкие заслоны «духов» в 10-15 человек, имевшие на вооружении стрелковое оружие, гранатометы, мины, которые они устанавливали в проклятой нами пыли перед носом машин. Таким образом, задолго до начала боевых действий замысел операции противнику был ясен – вычислить район блокирования войсковой группировкой «шурави» не представляло труда.Проводить операцию, в принципе, уже не имело смысла, потому что противник принимал встречные меры с перехватом инициативы, выбором тактики борьбы, связыванием боем, установкой минных полей или уходом в другой район.
Мелкими группами противник отвлекал внимание от более крупных сил, совершавших маневр, а потом неожиданно атаковал во фланги и тыл. Мог и этого не делать! Терпения у душманов хватало надолго! Тактика их воздействия на рейдовые группировки «шурави» заключалась в изматывании ресурсного потенциала и нанесения точечных ударов в разных местах и с нескольких направлений. В любом случае противник отслеживал передвижения войск, наши маневры, перегруппировку техники, тяжелого вооружения, изменения хода операций. Пользуясь беспечностью и ротозейством, находил слабые места и наносил по ним смертельные удары.
Связь в колонне разведывательной роты работала исправно. Маршевые частоты оперативной группы полка, отряда обеспечения движения, батальона Войцеховского, приданной ему артиллерии были мне известны по радиоданным, полученным на постановке задачи. Я мог включиться в сеть одних или других подразделений, вникая в обстановку на маршруте, что, безусловно, сокращало время и упрощало процесс принятия решений на отражение атак противника.
Взвод Петренко – боевой разведывательный дозор. Он следовал впереди рейдовой колонны с задачей разведки маршрута. Двумя другими взводами разведывательной роты я замыкал отряд обеспечения движения. За мной на расстоянии нескольких километров шли главные силы группировки. Вместе со мной находились Кожевников и Платонов. Владимир находился в моей командирской машине, поддерживая связь с командиром полка, Евгений был в последней БМД ООД, контролируя колонну на марше.
Колонна выходила на магистраль Кабул-Чарикар по избитому маршруту: базовый лагерь-Гайбибаба-Каламурадбек – в обход столицы Афганистана по северо-восточной и северной ее окраине. Этот кусочек Кабульской долины изобиловал множеством дорог, в которых легко заблудиться. Ориентиром служила горная гряда, получившая начало, не поверите – у Черной горы и тянувшаяся от Баграмской дороги слева до кишлака Каламурадбек, что севернее Кабула километров десять.
Петренко почти вслепую выводил на магистраль отряд обеспечения движения. От выбора им маршрута зависел правильный выход всей группировки на основную дорогу. Я включился в контроль за маршрутом, не ровен час – «блуданет» Петренко, колонна уйдет в тупик, из которого потом выбираться и выбираться. Такое на этом участке случалось, в том числе и со мной, но, вовремя, сориентировавшись по линии горных хребтов, я вносил поправку в движение. Главное, чтобы на фоне неба просматривалась гряда, замысловатые конфигурации которой сличались с картой, лучше всего – «пятидесятитысячной».
Чтобы не задохнуться от пыли я обмотал полотенцем лицо, надел шлемофон и удобно устроился на привычном месте наводчика-оператора.
– «21», я «Астра-17», прием.
– «21» на приеме, - ответил Петренко.
– Вышел нормально?
– Следую по задаче.
– Скорость –15.
– Понял.
Сергей Петренко «вытягивал» отряд обеспечения на маршрут рейдовой группы. Нормально. Разобравшись с инженерной техникой, идущей за дозором, я пристроился за ней, следуя в колонне отряда обеспечения.
– «Замок-13», прием.
– На приеме.
– Не теряй «ниточку».
– Понял, «17».
Платонов держал на контроле подразделения головной походной заставы (ГПЗ), идущие впереди его БМД и следовавшую за ним основную колонну. Все в порядке. Разберемся с ООД. Впереди моей машины шел большой артиллерийский тягач (БАТ), выбрасывая через выхлопные эжекторы отработанную солярку и пыль, от которой дальше своего носа я ничего не видел.
– "Отпусти"подальше инженерную машину, – скомандовал по ТПУ механику.
Наконец-то колонна в движении приняла такое положение, что боковым ветром пыль сносилась в сторону, стало легче дышать и в свете фар появились участки местности. «Схватил» конфигурацию гребня хребта, затем карты, сличил расположение вершин – совпадает. Есть! Справа перевал Хазарайи-Багаль, дальше – кишлак с одноименным названием, от которого до магистральной дороги Кабул-Баграм не более трех километров.
– «21», скорость 30.
– Понял.
Петренко двигался уверенно, пыль не мешала ему отслеживать маршрут, но мы, следуя за ним, дальше света включенных фар ничего не видели. «Духовские» минеры подбрасывали мины в колею за несколько метров до движущейся машины. Экипаж в темноте и поднятой пыли не увидит душманского броска – резкий хлопок взрыва взметнется в небо черным огарком свечи.
Метавшиеся в пыльной завесе лучи направленных фар жуткой брони грохотом двигателей пробуждали от сна кишлаки. До утреннего намаза было чуть более часа, но правоверным мусульманам уже не до сна – тревожно в их кишлаках, «шурави» пошли на войну. Едва первые лучики солнца коснутся разбуженных гор, над колонной помчатся «горбатые», прикрывая нас на опасных участках.
Задумавшись, я не заметил, как «пропустил» кусочек маршрута. Где мы? Схватив взглядом вершины хребта, уткнулся в карту: прошли Хайрхана-Шимали, пригрод Кабула Хиссаи-Аваль и вот-вот выйдем на дорогу в Баграм. По ней через Мирбачакот на Калакан и перед нами справа откроется район боевых действий. Он был ограничен территорией, похожей на усеченную пирамиду: на юго-востоке – кишлаком Зимма, на востоке – Асхаран, западе – Калакан и юго-западе – Мирбачакот. Местность изобиловала холмами, виноградниками с системой орошения полей: арыками, кяризами и мелкой сетью тропинок, соедининивших дехкан с уездным центром.
Первый этап Петренко провел молодцом: уверенно вышел на трассу, снизил скорость, чтобы не оторваться от общей колонны.
– «21», скорость 15.
– Принял.
Коротко, четко, лаконично. Почему его в роте не любят? Грамотный, тактичный и начитанный парень, вернемся, надо будет разобраться.
– Командир, – Кожевников был на ТПУ, – «полкан» на связи, ответь.
И переключил меня на частоту командира полка.
– «Факел-10», я, «Астра-17», прием.
– Почему не доложил о прохождении исходного пункта?
Во, настоящий «полководец»! Как на полигоне! Но режим радиомолчания на марше – святое! Как все это Семкину объяснить?
– Соблюдение режима связи.
– Какой режим, мать-перемать? Докладывать о прохождении населенных пунктов.
– В открытом эфире?
– ?..
Создалось впечатление, что командир полка вел группировку не на боевые действия, где нас, скорее всего, ожидали, а на 500-километровый марш молодых водителей. Но в армии приказы выполняются! Координаты населенных пунктов я ему, конечно, дам, но по кодировочной сетке карты, а фразы – по переговорной таблице. Пусть разбирается. Минут через тридцать – кишлак Хаджилайк, докладываю:
– «Факел-10», я, «Астра-17» – «241», «675», «312», «874», «52» и «34», прием.
В эфире тишина:
– «17», что это за х…ню передал?
– Координаты головы «ниточки» ООД.
– Докладывай по-русски.
– ?..
Пришла моя очередь «шкалиться» – как ответить по-русски? В принципе, я знал два-три способа, но этого не скажешь ни в лицо командиру полка, ни в эфир. Ладно, не требует и то хорошо. Слышу смех Кожевникова по внутреннему устройству.
– Ну что, пообщался с «полканом»?
– Сполна, Петрович! Так мы с тобой довоюемся, что «духи» за своих примут.
Заместитель по связи уматывался от смеха.
– Не бери в голову, он говорит с батальоном, если что – соединю.
– Хорошо.
Вот так броневая армада «шурави» с грохотом и лязгом гусениц шла на уничтожение противников Саурской революции.
Раскинувшиеся справа цепочки горных хребтов были отличными для расположения на них «духовских» постов наблюдения. Нас вели, отслеживали, контролируя на всем протяжении маршрута к району боевых действий. Более того, противник слушал эфир, вскрывая наши радиосети, получал важную для себя информацию. Мы имели дело с коварным противником, для которого умереть в бою – попасть в вечное блаженство.
Мы входили в знакомый до боли еще с осени 1980 года район Исталиф, где проводилась крупная боевая операция по уничтожению душманского формирования, контролировавшего дорогу в Баграм. Именно здесь, командуя группой дивизионных разведчиков, на западной окраине кишлака Заргаран я провел захват исламского комитета. Здесь несколько дней шли упорные бои в кишлачной и зеленой зоне по уничтожению противника. Было уничтожено и захвачено в плен большое количество «духов», проведена "зачистка" местности с изъятием оружия, боеприпасов. Но через полгода горный Пагман стал пристанищем еще более крупного душманского формирования, усилившего позиции на северо-западе провинции Кабул и восточном Парване. С соблюдением мер предосторожности сюда прибывали отряды Ахмад Шах Масуда – полевой командир стягивал силы к Кабулу тихо, незаметно. Перемирие закончилось ничем – боевые действия советских войск с его моджахедами возобновились в полную силу.
Щелкнувшая в наушниках тангента, вернула к действительности.
– Командир, «полкан» на связи.
Хриплый голос Кожевникова напряг.
– «Факел-10», я, «Астра-17», прием.
– Где находишься, 17-й?
Взгляд направо, на горы и карту.
– «Факел-10», «718», 584», «454», «125», «58» и «36», прием.
В наушниках тишина – переваривал информацию. Хотя показалось, что со мной говорил не командир полка, а кто-то из его связистов.
– Понял, прием.
Конечно, в эфире связист. Одним словом – «понял» Семкин бы не выразил мысль.
Пора собраться. До рубежа встречи с оперативным группой ХАД оставалось не более 8 километров. Прошли кишлачный массив Рузар, Дакой, втянулись в уездный центр Мирбачакот.
Пришедший на афганскую землю рассвет поднял толпы народа, сновавшего меж торговых рядов и лавок, приютившихся к обочинам дороги. Яркой пестротой бурлила жизнь в большом кишлаке, стайки чумазых бачат таращили глазенки на «шурави».
Глотая дорожную пыль, мы пронеслись, оставляя в тылу недобрые взгляды людей в широченных одеждах. Включился в эфир:
– «13», «ниточку» наблюдаешь?
– Да, в порядке.
Колонна двигалась со скоростью 30 километров в час – достаточной, чтобы не растянуться на марше и быть маневренной в случае обстрела. Неожиданно, со свистящим звоном пронеслись вдоль колонны «двадцать четвертые». Невольно вжал голову в плечи. Пришедшее сопровождение с воздуха, прикроет подразделения при выходе на рубежи охвата кишлачной зоны.
Впереди показались до десятка стареньких, заезженных и покрытых пылью БТР-70. На броне сверху разместилось человек 50 личного состава в зеленой форме афганской армии, гражданской одежде с автоматами – оперативно-мобильная группа ХАД. Среди афганцев я различил несколько офицеров, один из них был славянской внешности – мушавер. Остановив БМД у обочины, я подошел к хадовцам.
– Старший лейтенант Марченко, командир разведывательной роты.
– Майор Самсонов – советник ХАД от госбезопасности.
– Очень приятно. Суть информации, товарищ майор?
– Вам поручена операция по захвату склада с оружием?
– Да.
– Капитан Рахман – знакомьтесь, доведет обстановку, в которой вам следует разобраться. Он со своими людьми поможет.
Стоявший рядом улыбчивый афганский офицер с широченными усами на свободном русском языке пояснил:
– Кишлак Шейху носит дурную славу, рафик. Мы располагаем информацией нашего товарища, что в нем, в бывшем здании школы, находится склад с оружием. Своими силами мы не можем провести операцию потому, что ставим под удар нашего человека из числа жителей кишлака. Враги революции догадаются, что на оружие навел кто-то из местных. Последует расплата, месть, кишлак сожгут вместе с населением: боевики Суфи Расула не церемонятся – у него наемники из Саудовской Аравии. Мы попросили советских товарищей помочь нам в этом деликатном вопросе.
Закончив говорить, афганский офицер, выжидательно смотрел мне прямо в глаза. Вступивший в разговор советник уточнил:
– У меня к вам просьба: мероприятие проведите таким образом, чтобы у местного населения сложилось впечатление, что выход на склад с оружием оказался случайным.
– Место склада предположительно или все же имеет «привязку» к школе?
– Да, товарищ старший лейтенант, школа. Так информирует источник.
– Вы мне его дадите?
– Конечно, рафик, – вмешался «хадовец», – вы его только не показывайте людям.
– Я понял вас.
Офицер ХАД распорядился. Через минуту к нам подошел лет пятнадцати мальчишка и заговорил с «хадовцем». Тот кивнул головой.
– Рафик, вот товарищ Арифхан, он покажет склад.
Худющий паренек спокойно смотрел на меня.
– Не беспокойтесь, – афганский офицер улыбнулся, – товарищ Арифхан воевал с душманами, у него большой опыт.
Добавить мне было нечего, но я все же юноше задал вопрос:
– В кишлаке много жителей?
Афганец перевел, мальчишка сказал несколько фраз.
– Около ста человек в кишлаке, остальныев горы ушли.
– Когда?
– Еще позавчера.
– Как ушли?
– Боятся «шурави».
– Откуда жители узнали о нашем приходе?
Впрочем, о чем я спрашиваю офицера афганской службы безопасности? Не переставая улыбаться, «хадовец» пожал плечами.
– Командир, Платонов докладывает, что «ниточка» уже на подходе, пора трогать, – крикнул Кожевников из люка боевой машины.
Надо торопиться, чтобы не выпасть из общей задачи.
– Петрович – Ивашко и Воронина ко мне.
Уточню взаимодействие с оперативной группой ХАД, чтобы четко понимать: на сколько можно рассчитывать в поддержке местной «бяспеки».
– Товарищ майор, ХАД будет работать по кишлаку?
Советник не замедлил с ответом.
– Да, конечно! Но после вас. Среди дехкан много осведомителей Суфи Расула, пусть думают, что ХАД прибыл по вашему вызову.
– Понятно.
– Вот частота и позывные нашей группы.
– Хорошо.
Пожав руки, афганцы с советником пошли к своему БТР, Арифхан остался со мной.
– Петрович, вот данные – настрой «123» на «зеленых».
Подбежали командиры взводов.
– До объекта 6 километров. В задаче ничего не меняем. БМД за моей машиной идут след в след. Духи» о нашем прибытии знают, на дорогах мины. Вопросы? Нет? Тогда вперед.
Махнул рукой Арифхану следовать в машину.
– Петрович, дай командира полка.
– Даю.
– «Факел-10», я «Астра-17», прием.
Через несколько секунд:
– Я «Факел-10».
Связист, не командир полка.
– «Зеленых» встретил, работаю по задаче, прием.
Тишина, затем щелкнула тангента
– У тебя все в порядке?
«Отец родной».
– Выхожу на объект.
– Будь на связи, доклад по времени исполнения.
– «17» понял.
Хорошо, что вопросов было немного – приступаем к делу.
– Петрович, подай-ка для бачонка мою куртку с шлемофоном.
Своим полотенцем я замотал лицо пацана, сверху на голову надел шлемофон, десантуру. Теперь Арифхана мать родная не узнает. Показал ему место на тенте машины рядом со мной, между Грезиным и Плетневым. От моих разведчиков парень не отличался. Расположившись на башне, я нажал на тангенту
– Всем «222» – вперед!
ГЛАВА 7
Остаток Баграмской дороги прошли спокойно. Вот и Калакан – поворот к объекту захвата. Дальше отряд обеспечения движения Петренко поведет через Карабаги-Калан, где основные силы группировки совершат маневр с охватом кишлаков Бали-Алам, Карабагкарез, Даузай до гряды Чашмайи-Харути, входившей в горный хребет Хингиль с вершинами свыше 3000 метров. Это оплот душманских отрядов, построивших в горах несколько баз.
Не доезжая грунтовой дороги метров пятнадцать (съезды минировались противником), я повернул направо.
– Черняков, обороты!
К объекту захвата проскочим на максимальной скорости. Береженого Бог бережет! «Духи» осведомлены об операции русской группировки, поэтому большую часть населения они убрали в горы, меньшая, разбившись на группы, сторожит наши колонны в таких вот суженных местах. Речонка, развалины пока не мешали на приличной скорости сокращать расстояние до рубежа, где рота разделится на три самостоятельные группы и выйдет к восточной окраине кишлака.
Боец Саурской революции, вцепившись ручонками за ремень крепления тента, вжал голову в плечи. Тем не менее, встретившись с ним взглядом, он утвердительно кивнул головой – идем верным маршрутом. Кишлак Шейху наша цель, с которой мы должны сблизиться в максимально короткое время, путь этот надо пройти рывком, чтобы не попасть под прицельный огонь «духовской» засады, если таковая все-таки есть.
Мощная стена пыли, вылетавшая из-под гусениц, подняла завесу, причем, действительно, закрывая нас с северного направления, куда ее относило ветром.
– Черняков, правее.
Открытый участок дороги по суженому хребтами плато заканчивался развалинами кишлака Занабад, дальше – мелкое русло реки, которое проскочим левее брода, чтобы не нарваться на мину или фугас, установленный предупрежденными об операции «духами». Пыль сносило на речку. Попадая в турбулентность воздушного потока, ее растянуло на сотни метров и она закрыла колонну от опасного нам северного склона гряды.
До кишлака оставалось около полутора километров. По сигналу «777» разведвзвод Ивашко уйдет влево, охватывая его с северной окраины, взвод Воронина – с юго-западной, от речки. Разведчикам Сергея, после спешивания, будет неудобно выдвигаться к объекту по склону вверх. «Тягунчик» небольшой, но преимущество по высоте остается за противником, который может ее использовать чисто тактически. «Поэтому лучшим решением, – прикидывал я на ходу, – поддержать Воронина огнем своей БМД на подъеме и прикрыть его от горушки, что правее объекта – хорошее место засады.
Подлетая на ухабах, БМД неслась по выжженным солнцем сухим комочкам верблюжьей колючки. «Спокойно, еще чуть-чуть, еще!», – твердил я про себя. Нервы были не железными!
– Убери скорость, Черняков.
Обрыв, дувал – расшибемся! Слетит «гусянка» – «духи» нам не позавидуют. С приближением кишлака возникла опасность появления мелких групп противника и даже не столько это! Мы неслись вдоль проезжей части дороги, не выезжая на нее, но хотел я того или нет – на обочинах появились, выложенные из камня стенки, фрагменты дувалов. Надо было выезжать на «грунтовку», ведущую в кишлак.
По мере сближения с объектом захвата и возможным его прикрытием живой силой противника, я исходил из того, что «духам» было известно о начавшейся против них боевой операции. И все же детали ее проведения, думаю, были им неизвестны.
Оценивая противника меня больше всего беспокоила минная обстановка на подступах к объекту: заминированы ли подъездные пути к кишлаку, успеем ли мы от трассы выскочить быстрее к кишлаку, чем душманы проведут системное минирование? Вот и гнал я броню на максимальной скорости, чтобы упредить превентивные мероприятия противника по оказанию нам организованного сопротивления. Успеем вскочить в кишлак с трех направлений, замыкая атаку у школы – отлично сработали, нет – нам может не поздоровиться.
– Арифхан! Хуб?
– Хуб, хуб, рафик!
Уверенно закивал паренек, подтверждая правильное движение разведки полка к обозначенной цели. Другое дело: успели «духи» или нет понатолкать своих мин в пылищу, когда выяснили, что кишлак Шейху – также оказался предметом интереса «шурави» и к нему стремится подразделение "шурави"? Залететь на окраину кишлака и закрепиться в ней – дело нашей чести, но не дальше, потому что лезть на броне в жилую зону – смерти подобно: сожгут из гранатометов, сделают завал, замкнут меж дувалами – уничтожат.
Впереди – разбитые дувалы, развалины, виноградник и сады абрикосов.
– Выходим к объекту, Петрович, «809-ю» – к работе!
– Понял! «Вертушки» над «ниточкой», – крикнул по внутренней связи Кожевников.
– Добро!
Приближался кишлак, в который, скорее всего, придется «нырнуть», но к восточной его окраине – цели атаки, выскочим через ивняк у дороги.
Обернулся к пацану – и вовремя, проводник показывал – прямо. Внимание! Не «блудануть» бы на развилке дорог, где – верный тупик, расстреляют в упор.
– Наблюдать! Черняков – дувал!
Глаза афганского парня были сумасшедшими. Волнуется, что ли? Разобрать не успел – «молоточным» боем долбануло в броню. Стреляют!
– Грезин, по ивняку – огонь!
Скользнул вниз, башню – вправо. «Чесанул» из спаренного пулемета, ивняк, горушку. Открытым текстом в эфир:
– Внимание всем! Противник справа – огонь на упреждение по выхлопу пороховых газов!
Пыльная завеса частично скрывала машины и «духам» сложнее было вести прицельный огонь. Но дорога определенно поворачивала в кишлак, этого еще не хватало!
– Черняков – скорость!
Длинной очередью «прошелся» над кромкой соседнего дувала, где еще вился дымок пороховых газов. Били отсюда, но, скорее всего, «духи» сменили позицию, отошли по садам выше и дальше – в кишлак.
Прижавшиеся к броне разведчики из автоматов валили прибрежный «ивняк», часть абрикосовых деревьев, но так – для острастки, противника не было видно.
– Петрович, координаты «вертушкам»: «84», «38» и «6», ориентир – пыль от «коробочек». Цель обозначу трассерами и ракетами красного цвета.
– Понял, передаю.
– Внимание «22» и «23»: «777», «777»! Как поняли?
Ивашко и Воронин доложили о выходе к объекту по своим направлениям. Повернулся к парнишке, показавшего рукой – вперед. Нас обстреляли – кишлак вражеский, без прелюдий – в атаку.
– «23», обходи слева, объект перед тобой! Внимание на рощицу.
– Понял «17».
Воронин на трех БМД пролетел к обратной окраине кишлака, до которой было метров четыреста кишлачных строений. «Двадцать четвертые» прошлись над нами и, словно зависнув в мареве наступившего утра, развернулись назад. Молодцы – среагировали быстро.
– Володя, команду «вертушкам» – взять под контроль восточную окраину кишлака. Подходим!
– Понял, ответь «полкану».
– «Факел-10», я «Астра-17», прием.
– Что у тебя? Почему не докладываешь?
– Обстрелян с направления 75 градусов, потерь не имею, выхожу на объект.
– Зачем вызвал «вертушки»?
– Прикроют захват, в кишлаке «духи».
– Почему не доложил решение?
Бля, сколько еще будет вопросов? Впереди ухнуло, звонкий выстрел орудия, пулеметные очереди.
– «10», контакт с противником, доложу позднее.
В прицеле орудия дувалы, сады, уходившие «духи». Сколько их? Пятеро?
– Петрович, ротную сеть! «23», обстановка?
– С окраины огонь, отработал осколочной и пулеметами.
– Не стоять на месте! Двигайся!
– Понял.
Скосил глаз на проводника, парень не менее уверенно показывал – только вперед.
– Черняков, за Ворониным.
Похоже, Сергея обработало прикрытие склада. Реакция бачонка не вызывала сомнений – мы на подходе к объекту. Впереди стрельба. Воронин зачищал рубеж спешивания разведчиков. Не отвлекаю его вызовом по радиостанции – спешится, доложит.
Выскочили на «грунтовку», где взвод Воронина попал под огонь. Видны были следы гусениц с выездом на обочину – механики дернулись на выстрелы справа. Попадая в броню, пули, издают резкий звук, схожий на удар молотком по корпусу машины – организм реагирует.
– «17», «духи» мелкими группами по дороге в кишлак.
– Это прикрытие! Только вперед! К объекту!
– Ясно.
Где же Ивашко? Что у него?
– «22», обстановка?
– До объекта метров 200.
– Прикрой «23». Сбивай осколочными «духов»! Сбивай с позиции! Они отойдут.
– Работаю.
Хорошо. «Вертушки» на цель!
– Петрович, «двадцать четвертые» нас видят? Н…нут, мало не покажется.
– Запрашиваю.
Выходим! Выходим!
– Бача, ну?
Проводник закивал – правильно! Отлично!
– Командир, «вертушки» нас наблюдают, просят цель.
– Будет им цель, Петрович!
Сориентировал карту. В эфире Ивашко.
– «17», «духи» на «три часа», дальше – 200, ориентир – разбитые дувалы.
– Координаты! Быстро!
Александр реагировал быстро:
– «84», «38» и «9».
– Понял, берегись «вертушек»! За броню!
– Принял.
Тангенту ТПУ:
– Петрович, «вертушкам»: «84», «38» и «9», подработаю красной ракетой.
– Внимание, «22» и «23»! «Вертушки» приступают к работе! Направление на цель – красная ракета.
– Понял!
Вертолеты шли, огибая нас, справа – налево, не прижимаясь к кишлаку, где обстановка накалялась все жарче. Экипажи должны были засечь ракеты красного цвета, указывающие им направление на противника. Но «вертушки» прошли мимо без ожидаемой нами атаки. В чем дело? Не разобрались с противником?
– Петрович, что с «вертушками»?
– Запрашиваю.
Паренек энергично показывал – верно, противник! Нам туда.
– «17», я «23», прием.
– На приеме.
– Спешиваюсь. Операторы и механики прикроют на склоне.
– Понял! Спешивание по команде. Ждем атаки «вертушек»!
– Командир, «вертушки» атакуют, просили укрыться, – крикнул Кожевников через открытый люк.
– «22», «23, атака «вертушек», людей за броню!
Пара «двадцать четвертых» выходила на цель. Залп! Еще залп! Черно-огненные хвосты «нурсов» уткнулись за абрикосовой рощей – следом скрежет авиационных пушек.
– Цель! – доложил Воронин.
– Петрович, передай – нормально! Еще заход и к «ниточке».
Хищно покачивая корпусами, вертолеты опять заходили в атаку. Залпы разорвали небо. Отработав, они свалили с курса и, словно провалившись, ушли за дувалы.
– Цель!
В эфире Ивашко.
– Понял, «22», контролируй местность.
– Принял.
– «23» – к машинам! Выход прикрою!
На командирской БМД я подскочил к «коробочкам» Воронина и понял, что оставшиеся в них операторы и механики не смогут обеспечить выход разведчиков взвода – местность закрытая садом.
– «Замок», прием!
– Я «Замок».
– Нахожусь: «84», «38» и «8». С управлением прикрою «23»! Всеми «коробочками» обеспечишь выход из задания. Связь по «148-й». Прием!
– Понял, «17».
– Черняков, по следу Воронина. Быстрей!
Подъехали к взводу приготовившихся к бою разведчиков.
– Сергей, бери проводника и на объект. Тыл прикрою.
– Понял.
– «Бача, буру бу хай», – махнул я Арифхану.
Паренек спрыгнул с машины. Хлопнув его по плечу, направил к Сергею.
– Буру! Парня не оставляй в тылу. Держи перед собой и не спускай с него глаз, появятся вопросы… Понял?
– Понял, Валерий Григорьевич.
– Действуй! Тыл обеспечу.
Оглядел кишлак. Старенькие глиняные постройки утопали в многоликой геометрической конфигурации рассыпавшихся от времени дувалов и садах. На верхних площадках жилых строений лепились пристройки кубической формы, висели тряпки разных цветов. Людей не видно: прятались или убежали в горы. Зеленые ветки деревьев – всяких: фруктовых, ив, чинар нависли над дорогой, поднимавшейся вглубь кишлака. Интересующая нас восточная окраина возвышалась над раскинувшейся внизу «зеленкой» у поймы реки. Школа, объект захвата, находилась именно там – в трехстах метрах наверху, куда устремились разведчики Воронина.
Платонов огнем боевых машинах прикроет выход Воронина к складу с оружием. Я же с разведчиками отделения управления обеспечу выход Сергея по «зеленке».
– Евгений!
Платонов спрыгнул с машины.
– Машины – в колонне! Прикрой Сергея, я обеспечу ему выход через «зеленку».
– Понял, командир.
– Не отвлекайся, Жень, от «зеленки».
– Хорошо.
Через небольшие, но частые сады Воронин вышел к объекту. Зелень скрывала панораму объекта, поэтому риск встретиться с противником был очевидным.
– Волик, бинты, жгуты, промедол?
– На месте, товарищ старший лейтенант.
– Грезин, Петров – контроль от кишлака. Богданов, Ганюков – ваш тыл, и не отставать.
– Командир, «полкан» на связи.
– Тьфу, е… мать!
Схватил шлемофон.
– «Факел-10», я «Астра-17», прием.
– Почему обстановку не докладываешь? Что у тебя?
– «10», работаю по объекту, ситуация меняется быстро, доложу через тридцать минут.
– Будь на связи.
– Есть!
Сбил с ритма, черт бы его побрал! По «148» вышел на Ивашко.
– «22», как у тебя?
– Постреливают, а так - спокойно.
– Слушай внимательно: мы с «23» выдвигаемся с направления зюйд, прикрой с норд-оста. Беспокой огоньком, отвлекай, приготовься к залпу осколочными из трех «коробочек» одновременно.
– Понял, «17».
Солнце припекало макушку. По спине стекал горько-солоноватый пот. Становилось жарко от солнца и боя. Пригнувшись, от укрытия к укрытию я передвигался с отделением управления по кускам разбитой глины.
– «17», я «23», прием.
– Я «17».
– Товарищ вывел к объекту, осталось метров семьдесят...
– Приготовься к броску. Тыл контролирую - не отвлекайся! «22» обработает с обратной стороны. Захват по команде, но быстро.
– Понял.
Наступила решающая фаза операции! Ручонки выдавали волнение. По «148-й» включился в эфир.
– «22», мы на исходном! Готов?
– В порядке.
– Слушай внимательно! Залп осколочными и огонь из всего, что стреляет в течение 20 секунд, затем – стоп, мы идем на захват. Готовность – минута. Как понял? Прием.
– Принял, работаю.
– «23», слышал эфир?
– Да. Готов.
Время отчитывало долгие 60 секунд, которые показались вечностью. Сердце стучало и рвалось наружу. Точно знаю, что лучше быть самому на острие атаки, чем посылать под огонь подчиненных. Так и хотелось рвануть по отработанной тактике дивизионных разведчиков. Сколько их было, дерзких атак? А сейчас волновался больше, чем когда-либо сам, сжавшись пружиной, давая команду – вперед и летел с разведчиками навстречу свинцу.
Нестройный залп орудий разорвал отдельные выстрелы «духов». Что началось наверху! Хлесткие очереди танковых пулеметов рванули кишлачную пыль: дым, стрельба, словно, рота пехоты штурмовала цитадель из дотов. Впечатлила огневая мощь единственного взвода на боевых машинах. Но стоп!
– «23», захват!
Рывком с земли и к мазанкам, обработанных огнем. За ними – школа. Воронин был уже там – слышны короткие очереди автоматов. Разведчики отделения управления, не отставая, бежали за мной.
– Грезин, кишлак с левой стороны.
– Контролирую, – ответил земляк из Томска.
Поднялись к постройкам – за ними стрельба. Возле стенки валялись трупы окровавленных «духов». В этой жизни они отстрелялись. Дальше еще тело душмана, залившее кровью белую пыль.
– Не оставляй раненых «духов», Волик! Петров, Богданов – сбор оружия, боеприпасов! Грезин, Ганюков, за вами тыл.
Твою мать! На стенку валится Павленко. Кровь залила голову и грудь молодого сержанта.
– Я, кажется, ранен, товарищ старший лейтенант.
– Волик, ко мне!
Санинструктор на бегу расстегнул свою сумку.
– Лежи, спокойно, лежи, сейчас…
– Кровь… товарищ старший лейтенант, голова кружится.
– Лежи, не шевелись, «таблетка» перевяжет, вколет промедол – станет лучше.
Повернув парня на спину, я подложил ему под голову свернутую в рулон плащ-палатку. Характер ранения, скорее, касательный – парень в сознании.
– Волик, промедол, повязку.
Санинструктор достал материал для обработки раны, несколько бинтов.
– Павленко, нормально. Пуля только задела, все будет в порядке!
– Петров, прикрой с Богдановым ребят! Грезин, Ганюков – за мной.
С двумя разведчиками шмыгнул меж дувалов и вылетел на Воронина
– Сергей, обстановка?
Лейтенант стволом автомата очертил панораму окончившегося боя. Арифхан, наш добрый помощник, с «Калашниковым» в руках подошел к лежавшему на земле «духу» и выстрелил в голову. К следующему – выстрел, еще выстрел!
– Идет по второму кругу, – объяснил командир взвода.
– Садюга! Времени мало, Сергей, проверь бойцов, Павленко ранен. Дай команду принести парня.
– Куда ранен?
– Пулевое – в голову.
– Пошлю ребят.
– Арифхан, «буру», – махнул рукой увлеченному бойцу афганской революции, добивавшего поверженных врагов. Возьмет нож и не хуже баранов распотрошит соплеменников. Жестами ему показал, что надо действовать дальше. Парень кивнул, показывая, что удовлетворен работой, надо идти в помещение. Стоп! Так не пойдет.
– «22», быстро к объекту, будь внимателен – не зайди в тупик, пока работаем по изъятию – контролируешь подходы.
– Понял вас, наблюдаю, буду через пять минут, – ответил Ивашко.
– Сергей, с двумя бойцами осторожно вперед. Смотри мины, растяжки, сработают "духи" фугас – взлетим на воздух. Не торопись, работай спокойно.
– Хорошо, понял.
Неприятно идти в бесконечные лабиринты дувалов, Я понимал Воронина, но цель операции – склад с оружием. Ничего не поделаешь: парень, кажется, не обманул и вывел к нему – «духи» держали объект под жестким огнем на трех рубежах. Оставалось обнаружить оружие, изъять и вывезти его к группировке, а пока доложу командиру полка о выполнении части задачи, не то дернет опять в ненужный момент.
– «Пион-25», я, Астра-17», прием.
– На приеме, - ответил Кожевников.
– Доложи «Факелу» – первая часть задания выполнена! Сделали до десятка «духов», у нас один «300». Через пятнадцать минут эвакуирую на площадку, координаты - дополнительно! Работаю на объекте. Прием.
– Понял, передаю.
ГЛАВА 8
Воронин с разведчиками, прихватив с собой проводника, ушли вперед. Я их догнал у помещения, из которого исходил характерный кислый запах афганских жилищ. Арифхан уверенно заходил в комнаты, если так можно было называть застеленные грязными коврами глиняные убожества. В очередном помещении, куда мы осторожно заглянули, валялись разбросанные вещи, медная лампа, порванный портрет принца Дауда в генеральской форме, выполненный на мелованной бумаге. Бачонок откинул ковер, обнаружив кладку из саманных кирпичей. Под ними была деревянная крышка прямоугольной формы. Оттолкнув парня, я показал стволом автомата на обнаруженный лаз.
– Душман?
Пацан отрицательно махнул головой, показывая рукой на выход из комнаты – ушли. Черт побери! Нет даже переводчика, чтобы у ловкого помощника уточнить какие-то моменты! Сафаров с Баравков в подобных ситуациях быстро вникали в обстановку: допрашивали, переводили, вникали в детали, чего уж скрывать – заставляли говорить. Эх!
– Всем из помещения!
Убранная крышка открыла вход в затхлое убежище. В нем было темно, ничего не видно.
– Стой, Арифхан!
Жестами показал пацаненку, мол, мина, взрыв, «бух».
– На, на! (Нет,нет!) – Замахал помощник руками, опуская ноги в открытый лаз. Ну, да, Аллах с тобой – лезь!
В ожидании взрыва я укрылся за коробкой двери, сделанной из толстого дерева, и вжал голову в плечи. Парень шел на верную смерть. Однако была тишина: ни взрыва, ни парня.
– Рафик.
Услышал я голос внизу. Высунулся в дверь – из отверстия лаза торчало нечто тяжелое завернутое в толстый промышленный целлофан желтоватого цвета. На затоптанном ковре развернул содержимое – новенькие АК-47 китайского производства! Хотя новенькие, пожалуй, будет с натяжкой – бывшие в употреблении, но обработанные специальным составом. Ощущался запах ацетона, лака и чего-то резкого. Три штуки в упаковке.
Парень снова позвал, я принял очередную порцию содержимого, затем, следующую. Стоп. Так не пойдет:
– Сергей!
Воронин двумя разведчиками забежал в помещение.
– Принимай груз и на машины! Не разворачивай, в упаковках удобней грузить. Я отправлю к «вертушкам» Павленко и вышлю помощь.
Выскочил наружу, где разведчики, развалившись в тенечке, обсуждали ход операции.
– Какого хрена болтаем, не ведем наблюдение? Курилов, голову оторву! Глаз не спускать с «зеленки» и поймы реки!
– Товарищ старший лейтенант, «духи» отошли к реке и скрылись в ивняке.
– Е…ть, ты видел, какие проходы они роют в земле? Нет? Вынырнут из какой-нибудь дыры и расхреначат вас вдрызг! Вы, три долб…ба – к Воронину! Лично, Курилов, лезешь в тоннель изучать «духовскую» архитектуру! Остальным – круговая оборона! К бою!
Лицо лежавшего на палатке Павленко приобретало асфальтовый оттенок, темнели губы.
– Как чувствуешь, гусар?
– Ничего, товарищ старший лейтенант, голова кружится.
– Держись, Павленко, держись, сейчас отправим!
Сержант по жизни был тихоней, а тут ранение – скисает! Надо срочно эвакуировать! Так!
– «22», подтянись к объекту и прикрой вынос «300-го» к «коробочкам».
– Принял «22».
– «Замок-13», прием.
– На приеме!
– Встречай «300-го». Одной «коробочкой» эвакуируй его в квадрат «84», «38» и «6». «Вертушки» вызывай немедленно, назад не возвращайся, прикрой нас при выходе из кишлака.
– Понял, «17».
– «Пион-25», слышал?
– Да, уточни координаты.
– «84», «38» и «6»! «Факелу» – срочно нужна эвакуация на «вертушке». Доложи исполнение.
– Принял.
– Грезин, земляк, с тобой трое парней! Раненого вниз. Платонов обеспечит ваш выход из «зеленки». Пройти вам всего ничего, метров триста! Но их надо пройти! На «духов» не нарвитесь!
– Есть!
– Давайте.
Четверо разведчиков, взяв за углы плащ-палатку с раненым, осторожно двинулись к броне.
– Держись, гусар, все будет хорошо!
Рукой коснулся побледневшего парня.
– Все будет хорошо! Сколько уколол, Волик?
– Два.
– Хорошо, будь рядом!
Главная задача была выполнена! Осталось вытащить из схрона оружие, загрузить его на машины и пора уносить ноги. «Духи» придут в себя окончательно, если уже не пришли – в покое нас не оставят. Надо выходить к группировке.
– Курилов, Комков, Бородин – за мной. Волик, не отставай.
Возвратились к Воронину. Возле него лежало более десятка упаковок с оружием.
– Грузи их на машины, Сергей! Всем брать по две штуки и бегом на площадку. Летать, братва, летать!
В хранилище угадывался шустрый афганец, тащивший наружу очередную упаковку с оружием.
– Курилов, помоги бачонку и вникни в «духовский» схрон.
– Есть.
Сержант полез в черный проем тоннеля.
– Смотри, что там осталось. Волик, лампу.
Запалил «Алладиновую лампу» и опустил ее Курилову.
– Огляди подземелье и ничего не трогай.
Теперь и я разглядел подземный бункер, где складировалось оружие «духов». Двести стволов, конечно, не будет, но тридцать упаковок вытащили и до десятка стволов собрали с убитых. Несколько ящиков защитного цвета лежали по углам подземелья. Не похоже, чтобы в них хранилось оружие.
– Проводов, растяжек не видишь?
– Да вроде нет.
– Ты понимаешь, о чем говоришь? А, если, «вроде – да»? А ты не видишь? Смотри внимательней!
Пока Курилов осматривал бункер, парнишка вскрыл один из ящиков, в котором оказались медицинские препараты, хирургические инструменты, шприцы.
– Медсанбат. Тащи сюда, Курилов!
Сержант подтащил к лазу и подал ящик с медикаментами.
– А в тех что?
– Толовые шашки, товарищ старший лейтенант! А вот капсюли-детонаторы, провода, огнепроводный шнур – все в упаковках.
– Давай сюда.
– Товарищ старший лейтенант, а тут замаскированный ход.
– Стой! Ничего не трогать! Наверх и с собой баченка!
Курилов вылез из бункера, вытащив за руку бойца революции.
– Проверь людей! Уходим!
Погрузка трофейного оружия заканчивалась. Воронин проверял его крепление на броне боевой машины.
– Не расслабляться! Вести наблюдение! «22», готовность к выходу! Внимание на «зеленку» у поймы реки!
Послышался стрекот вертолетов, прилетавших за раненым Павленко. Словно в подтверждение зашелестел наушник «148-й».
– «17», я «Замок», «300» на борту. Занял рубеж обеспечения выхода.
– Понял! Встречай через пятнадцать минут.
Задерживаемся! Не к добру!
– «22», выход по-другому маршруту!
– Двину по огороду.
– Внимательней – мины!
Взводу Ивашко нужно было аккуратно выбраться из глиняного лабиринта дувалов и выйти из кишлака другим маршрутом. Пока изымалось оружие – прежний маршрут, скорее всего, был заминирован. В условиях закрытой местности поставить мины «духам» не составит труда – дело пяти секунд.
– Проверь людей, Сергей, уходим к машинам!
Пробежавшись глазами по разведчикам, командир взвода уточнил им задачу.
– Волик, а, это что у тебя?
Санинструктор что-то с собой прихватил.
– Да, так, товарищ старший лейтенант, кое-что прихватил. Не оставлять же «духам».
– Ну-ка, ну-ка! Показывай.
Ротный «таблетка» «приконтровал» кое-что из трофейных медикаментов.
– «Дури» нету?
– Ну, что вы, товарищ старший лейтенант…
– Ты мне не делай преданные глаза – показывай!
Цветные коробочки, бинты, пузырьки.
– Увижу – голову откручу. Оставь себе и не отставай от Воронина! Гляди по сторонам.
– Есть!
Оглядывая заросли, перебежками, спустились к высоким деревьям, где под руководством Платонова бронегруппа обеспечивала наш выход к дороге. Расстояние было небольшим, но очень опасным, мы пролетели его на одном дыхании.
– На машины, Сергей, следуешь за мной.
Кожевников на «коробочке» с сигаретой в зубах поглядывал на «зеленку».
– Петрович – «Факелу»: все нормально, выходим к трассе. Заместитель по связи скрылся в люке БМД.
– Черников, запуск! Внимание к командам! И ни в коем случае не выезжай на колею – мины!
Сейчас только бы выскочить из кишлака. Рельеф не просматривался более, чем на 30-40 метров, заросли садов удобны для засад и нападений. Впрочем, что я кокетничаю? Оперативное подразделение ХАД мается от безделья. Пора им включаться в работу! В схроне многое, что осталось от «духов».
– Петрович, дай мне «зеленых».
Афганская речь заполнила эфир. Работало несколько радиостанций с объемом словесного потока, будто сообщались новости за весь Афганистан.
– Бали-бали…
Щелчок в наушниках и более мощный передатчик забивал эфир.
– «Астер», «Астер», прием, – искажая мой позывной, ответила опергруппа афганской «бяспеки».
– Работу закончил, принимайте объект. Прием.
– Помощь нужна, рафик?
– Спасибо, нет – обеспечьте выход.
– «Астер», понял вас, – ответил улыбчивый «хадовец».
«Бородатые» сориентировались в обстановке, пришли в себя и вполне могли напасть, обстрелять колонну, подготовить засаду. Не вляпаться бы «духам» на выходе из кишлака.
– Куда прешь, Черняков? С колеи! Уходи с колеи!
Опустил кулак на шлемофон механика.
– Я тебе что сказал? На колею ни в коем случае!
Для убедительности еще разок «прошелся» по голове водителя, направившего БМД на проезжую часть дороги.
– Осторожно вдоль дувала. Не вздумай на старую колею – пускай ее между «гусянками» иначе взлетим… Ты понял меня, парень?
– Так точно!
Я оглядывал опушку абрикосовой рощи. Деревья скрыли видимость при выходе из кишлака, создавая опасность на суженных участках дороги.
– «23», строго по следу. Двоих со щупом ко мне.
Подбежавшим ко мне Куличенко и Комкову я поставил задачу на проверку маршрута до выхода из кишлака.
– Не торопитесь. Шаг за шагом. Ни на что не отвлекайтесь, если что – прикроем!
Разведчикам надо было проверить метров триста суженного участка «грунтовки», дальше мы выйдем в поле и последуем по нему к трассе. С точки зрения минной опасности кишлак был серьезной угрозой, потому что все проездные пути внутри его были ограничены узенькими проулками. В пыли могли оказаться мина и хитро замаскированный фугас, которые сложно определить по внешним признакам, указывающих на опасность. Выход в открытое поле отодвигал опасность наезда на мину, поэтому перед Комковым и его напарником стояла задача проверки маршрута. Колонна боевых машин осторожно: след в след следовала за ними, прикрывая парней от душманской засады.
Уже была видна окраина, пыль, поднятая «бэтээрами» «хадовской» группы, подходившей к кишлаку. Опаздывающие афганцы, вероятно, полагали, что мы решили проблему обнаруженного склада, но это было не так. Вскрытый ход подземелья, возможно, был не один и имел протяженность от нескольких метров, до километра и более с выходом к пойме реки. В «душманскую «архитектуру» такого порядка лучше не лезть, она предусматривала неизвлекаемость, то есть, подготовлена к взрыву. Обнаруженный склад с оружием мог служить приманкой, а может – подготовлен к взрыву на случай форс мажорных для «духов» обстоятельств. Можно было купиться и взлететь на воздух целым подразделением. Дальше – дело «зеленых»!
– В порядке, товарищ старший лейтенант!
Доложил, подбежавший к машине Комков.
– Ничего не пропустили?
– Не должны! Следов от ног не видно, в данном случае их не скроешь.
– По местам! На подходе «зеленые»!
Метрах в трехстах при выезде из кишлака мы встретили афганскую мобильную группу ХАД. Соскочив на землю, я вышел навстречу к идущим ко мне офицерам.
– Как дела, рафик? Ранен советский солдат?
Скользнул по советнику взглядом и понял, что афганские товарищи проявили любопытство к нашим радиосетям.
– Да, у нас раненый. Эвакуировали. Товарищ майор, что могли в данной ситуации сделать – сделали, стволов сорок стрелкового оружия изъяли. Глубже копаться не стали, похоже, там целая галерея и взрывчатка в ящиках. У меня нет специалистов по минно-взрывному делу – не полез, да и обстановка не позволила.
– Ясно.
– Огромное спасибо товарищу Арифхану, – обратился я к командиру афганской группы ХАД, – бача молодец, работал достойно – врагов революции ненавидит! Доказал это на деле! Офицер улыбался. Подошедший баченок держал в руках честно заработанный в бою автомат, из которого кромсал поверженных врагов. Трофей заработал, как надо! Похлопал пацана по плечу:
– Хуб, Арифхан, хуб.
Афганский офицер перевел пацаненку – заулыбался.
– Передал ему ваши слова, рафик, он очень рад, что вместе с русскими товарищами воевал с врагами Саурской революции.
Советник ХАД, взяв меня за локоть, увел немного в сторону.
– Говоришь, изъяли до сорока стволов?
– Что-то около этого, товарищ майор.
– Значит, остальные эвакуировали раньше.
– Что значит – раньше?
– То и значит, что «духи» о нашей операции знали заранее, успев переправить в горы или другое место большую часть оружия.
– Да…Когда ж это закончится!.. Утечка за утечкой…
– Вот так и работаем, десантура… Ладно, давай прощаться, может, и свидимся…
Пожав мне руку, майор хлопнул меня дружески и побежал к подопечным, чтобы завершить операцию по изъятию оружия. Бронетранспортеры оперативной группы ХАД, подняв пыль, втянулись в кишлак. Видно было – не просто советнику госбезопасности работать с афганскими коллегами. Действительно, наш офицер КГБ беспокоится, переживая за исход операции, а представитель службы безопасности Афганистана ходит с лучезарной улыбкой.
Ладно, пусть разбираются, свяжусь с командиром полка и доложу ему о выходе к основной группировке. Я пошел к машине, чтобы Кожевников соединил меня с Семкиным, но не успел взяться за броню, чтобы запрыгнуть на БМД – раздался взрыв. От неожиданности присел. Оглянувшись на звук, увидел узкую струю черного дыма, поднявшуюся над въехавшей в кишлак хадовской группой.
– Командир, у «зеленых» подрыв.
– Вижу, Петрович.
– «23», прием.
– На приеме.
– На своей «коробочке» к «зеленым»! Окажи помощь.
Ну, дела… Разговаривали десять минут, после чего афганцы по нашему же маршруту въехали в кишлак и вот – подрыв.
Вскоре Воронин доложил:
– «17», у «зеленых» "взлетела"командирская машина. Наш советник тяжелый «300-й», у «зеленых» – двое «200», в том числе – старший.
– Понял! Раненых ко мне! Прихвати и «200-х», если «зеленые» не возражают.
– Сейчас разберусь.
– Не затягивай.
С обратной стороны машины я подошел к заместителю по связи.
– Володя, «Факел» на связь.
Через минуту я докладывал командиру полка:
– «Факел», я «Астра», задачу выполнил. У «зеленых» подрыв, советник – «300-й» тяжелый, двое «200», нужна срочная эвакуация. Прием.
Через несколько минут командир полка принял решение:
– Встречай «вертушки» в том же квадрате.
– «17» понял.
«В принципе, нормальный ход, – думал я про себя, – Платонов знает местность, прикроет посадку».
– «Замок», я «Астра», прием.
– На приеме.
– В том же квадрате обеспечь посадку «вертушек». Будут минут через десять.
– Принял, выполняю.
С кишлака послышались выстрелы: одиночные, короткими очередями.
– К бою!
Упал на сиденье наводчика-оператора и сразу – в триплекс, прицел. Стрельба левее застрявшей колонны «хадовцев». «Духи»! Наших там быть не должно.
– «23», обстановка?
– С западного направления «зеленые» обработаны «духами». Через десять минут буду у вас, приготовьте встречу, «300» – очень тяжелый.
– Понял, «23».
– Волик, ты где ё…?
– Здесь я, товарищ старший лейтенант.
– Спишь?
– Никак нет!
– Встречай раненого! На броню не лазить – «духи»!
– Есть, товарищ старший лейтенант.
На выезде из кишлака показалась пыль – возвращался Воронин.
– «23», «коробочку» ставь левее меня, прикрою корпусом.
– Я понял.
Волик за машиной разбирал медицинскую сумку.
– Не высовывайся – стреляют.
Воронин подъехал под прикрытие моей машины. Сверху на корпусе лежали тела погибших «хадовцев». Одно из них – изуродованное взрывом, принадлежало улыбчивому командиру афганцев. В десантном люке разведчики Сергея держали на руках советника. Эх, майор, майор, только что попрощались, даже предположили возможную встречу, но чтобы так – я не думал. Тело советника было без ног, страшные раны замотаны пропитавшимся кровью тряпьем. Что может сделать санинструктор-сержант в полевых условиях? Уколоть промедол, наложить жгут на оторванные оконечности ног… Их же нет выше колен…
– Шевелись, Волик!
Худенький санинструктор вполз к раненому в отсек.
– «17», я «Замок», прием.
– На приеме.
– «Вертушки» на подходе.
– Вижу, «коробочка» выезжает. Волик, быстрей!
– Я ничего не могу сделать, товарищ старший лейтенант.
– Уколол?
– Да.
– Из машины!
– Сергей, быстрей на площадку, «вертушки» на посадке.
До нее было не более трехсот метров – две минуты езды, минут двадцать полета до аэродрома, ну, а там – медсанбат дивизии. Вытянет ли майор?
– Командир, ответь Ивашко, – крикнул Кожевников.
– «17» на приеме.
– Вышел к магистрали, все нормально, мои действия?
– Скоро будем! Обеспечь наблюдение и не расслабляться.
– Понял.
Задача была выполнена. Теперь уж выйдем к главным силам группировки! Торопиться было некуда! Проверю людей и подтянемся к трассе.
– Товарищ старший лейтенант.
Волик бинтом вытирал окровавленные руки.
– Ну?
– Майор, кажется, умер… Сразу вам не сказал …
Я присел на обочину – в белую афганскую пыль. Вот так легко и просто судьба распоряжается жизнью людей! Ведь только что стояли рядом, беседовали и вот – пожалуйста.
– Я видел, Волик, что он не жилец.
Огромная потеря крови, травматический шок не оставляли шансов бороться за жизнь.
– Черняков.
– Я, товарищ старший лейтенант.
– Как ты думаешь, почему подорвались «зеленые»?
– Не заметили мины.
– Ну, мы-то проехали?
– Проехали.
– В чем тогда дело?
– Не знаю…
– А почему я знаю?
– Ну, может…
– Нет, Черняков и еще раз – нет. Они подорвались только потому, что у них некому было стучать по голове кулаком механику-водителю. Понял?
– По-о-нял, товарищ старший лейтенант.
– То-то! Думай всегда! От тебя зависит не только твоя жизнь, но и жизнь экипажа.
Похожий на увальня механик полез через десантный люк на рабочее место.
«Вертушка» под прикрытием пары «двадцать четвертых» и Платонова пошла на взлёт. Воронин возвращался – столб пыли сносило от дороги влево, но он еще долго будет висеть над площадкой.
– По машинам.
Запустив двигатели, я повел колонну разведки «полтинника» к магистральной дороге Кабул – Баграм. По расчетному времени, подразделения группировки уже вышли на рубежи осуществления маневра по охвату кишлачной зоны.
Трудно предвидеть конечный результат операции: противник знал о ней, принял меры, изготовился к бою. В отличие от нас, «духовским» отрядам не требовалось времени на организацию боевых действий – они были к ним готовы всегда. С точки зрения тактики противника – изматывание сил «шурави» налетами, засадами давало душманам возможность реализации их замыслов. Враг не пойдет в атаку на скопление сил и техники советских войск, он это сделает тогда, когда притупится наша бдительность, наступит усталость, появятся расхлябанность. Удар будет мгновенным и точным! А сейчас «духи» сделают для нас ряд хитрых ходов: обозначат уход в горы, глубокие ущелья, создадут иллюзию отступления, частью сил станут мирными дехканами. Русские пройдутся по кишлакам огнем штурмовой авиации, зачисткой жилого массива, чем еще больше возбудят отрицательные эмоции населения. Отряды сопротивления пополнятся новыми «борцами за веру».
А пока колонны вытягивались на указанные рубежи, парашютно-десантные подразделения выстраивали предбоевой и боевой порядок, артиллерия, занимая позиции, готовила данные для стрельбы – противник покинул район дислокации, оставив подвижные отряды для дерзких атак и быстрых отходов в горы. Авиация с артиллерией смешает с землей кишлаки, покинутые позиции «духов», склоны хребтов, расходуя в пустую боеприпасы. Канонада день и ночь будет тревожить покой афганских гор, но о характере действий противника никто ничего не узнает.
Возможно, со старейшинами кишлаков будут достигнуты соглашения о временном прекращении огня. Они будут действовать неделю, две, три… Население займется посевом полей, виноградных плантаций. Наша авиация не будет наносить по ним бомбоштурмовые удары. В высокие штабы полетят донесения о сотнях уничтоженных «духах», десятках кишлаков, перешедших, якобы, на сторону народной власти, усилении роли «активистов» в делах афганской революции.
Советнический аппарат запишет в свой актив достижения, по каналам связи доложит в Москву, а там, хоть не рассветай: меры реагирования приняты, планы выполнены – отчетность бьет все прогнозные показатели! По итогам квартала, полугодия кадровики соберут списки для награждения личного состава – по-деловому, буднично. А то, что боевые подразделения в горах, захлебываясь собственной кровью, ведут бесперспективные кровопролитные бои, гибнут десятки и сотни советских солдат, офицеров – мало кого интересует в Москве. Я не говорю о командовании 40-й армии только потому, что оно само было заложником системы, в которой жило общество под названием «советский народ».
ГЛАВА 9
К весне 1981 года обстановка в Афганистане для советского воинского контингента, с точки зрения военной составляющей, обострилась в худшую сторону. Обратили внимание? Ситуация из периода в период ухудшалась, выходила из под контроля ограниченного контингента. Не было ощущения того, что проводимые советскими войсками операции приносили существенный успех в достижении поставленных целей. Речь может идти не столько о боевых операциях частного характера, проводимых группировками войск в окрестностях Кабула, дежурными средствами, имевших системную направленность, а более крупных, которые утверждались в Москве.
Третья по счету Панджшерская операция, проведенная в марте 1981 года, имела наряду с другими исключительно временный успех и не изменила ситуации по улучшению обстановки в провинциях Каписа, Парван. Ее итоги не вызвали оптимизма ни у командования армии, ни у Оперативной группы Министерства обороны СССР, ни у советников всех уровней и направлений. Причины были банальны: утечка информации из штабов, раскрытие противником замыслов операций, неспособность советских войск в использовании внезапных действий, повальное дезертирство из афганской армии. Все эти факторы не служили утешением тем полководцам, которые планировали и утверждали боевые операции, заранее обреченные на провал.
Противник наращивал влияние на народные массы, беднейшую часть населения, проводил акции, дискредитирующие правительство и советские войска. В зонах боевых действий полевые командиры утверждали свои позиции в качестве лидеров. Они входили в состав исламских комитетов, были членами руководящих органов кишлаков, городов, уездов, провинций – играли важную роль в жизни населения подконтрольных им регионов. Афганский народ полагался на лидеров сил сопротивления, на исходившую от них поддержку нормами мусульманского образа жизни. Решения исламских комитетов были понятны абсолютному большинству простых дехкан, поэтому они тянулись к ним, рассчитывая на их реальную помощь.
В этом смысле оказываемая советскими войсками поддержка населению методом завоза муки, продовольствия не вызывала радости у местного населения. Нарушался многовековековой уклад мусульманского образа жизни, через который не переступала многоплеменная афганская общность. Народу нужна была помощь, но давая ее, советским товарищам необходимо было соблюдать установленные Всевышним нормы шариата. При этом, для дехкан мы все равно оставались гяурами, неверными, с кем ни при каких обстоятельствах нельзя было выстраивать полноценные отношения. Это канон и ничего с этим поделать нельзя!
Мировое сообщество помнят телевизионную картинку вторжения американцев в Афганистан. Парашютным способом «америкосы» сбрасывали афганскому населению десятки тонн продовольствия, полагая, что этой акцией им удастся расположить к себе народ. Что же делали голодные афганцы с гуманитарной помощью? В лучшем случае оставались равнодушными к щедростям янки, в худшем – собирали в кучи и сжигали на кострах, оставаясь при этом на грани голодной гибели. Я уже не раз говорил, что понять ментальность афганского сообщества с позиции нашего мировосприятия невозможно - можно только с позиции их внутреннего ощущения, восприятия религии как таковой. Но не с точки зрения своих предпочтений или общепринятых понятий европейской цивилизации.
Ничего удивительного: сложившийся веками уклад, самобытность внутренней жизни афганских племен. Если с ними не считаться – можно получить общественный взрыв. Он и случился в умах афганского населения после слова «демократия», впервые произнесенного американцами на афганской земле и стал самым ругательным по содержанию термином в их среде. Поэтому, выдвигающему себя на следующий срок, президенту США Бараку Обаме следует внимательно изучить обычаи народа прежде, чем усилить группировку войск в Афганистане. Талибы наносят поражение американцам и их союзникам по всем фронтам, делая это с большим удовольствием, и уничтожат еще не одну сотню американских рейнджеров не только в маковой провинции Гильменд, но и в других регионах страны. Американцы еще не понимают, что в Афганистане они уже потерпели сокрушительное поражение, даже большее по значению, чем во Вьетнаме. Никакие подкупы старейшин не помогут им в создании иллюзии мирного сосуществования отдельных уездов, волостей. Выросло новое поколение исламских фанатиков, которые бьются за зеленое знамя ислама! Итальянский контингент в Афганистане рассчитывается с талибами наличными за негласное объявление их зоны ответственности в провинции Герат мирным регионом. Не забывайте, господа, там воюют шиитские фанатики, выходцы из Ирана, деньги-то они возьмут, но им ничего не стоит нанести такое поражение, что Италия долго не оправится, оплакивая своих сынов.
Временное перемирие с Раббани, подчиненными ему полевыми командирами, не отразилось положительным образом на деятельности органов власти в районах, покинутых силами сопротивления. Отдельные отряды «активистов» пытались закрепиться в них с целью проведения политики товарища Кармаля, но опять же, не имея четкого представления о целях, задачах, они не смогли повести за собой народ. Кстати сказать, отряды «активистов», а также – органы власти на местах состояли, в основном, из представителей пуштунских племен, которые не вникали в проблемы национальных меньшинств, вызывая тем самым неприятие ими политики правительства. Национальный вопрос в Афганистане всегда имел значение в решении дел революции и признании правительства Кармаля, но на уровнях государственной власти решался небрежно.
Командованием Оперативной группы Министерства обороны СССР, советническим аппаратом в целом принимались решения по усилению государственной власти в провинциях, глубинке страны, куда политическая жизнь не доходила, да и, откровенно говоря, мало интересовала бедную часть населения. С этой задачей 14 батальонов ограниченного контингента советских войск были выведены из мест постоянной дислокации и размещены на территории половины провинций страны. Конечно, это сыграло свою роль, и местная власть как-то налаживала жизнь населения контролируемых территорий в русле политики, проводимой правительством. Более того, партийное руководство КПСС поставило советскому военному командованию в Афганистане амбициозные задачи – к концу 1981 года покончить с силами афганского сопротивления. На самом же деле, география боевых действий только расширялась. Если в начале года они велись в девяти провинциях страны, то в конце 1981 года они уже шли в более чем половине региональных образований. Ситуация выходила из-под контроля афганского руководства, советского воинского контингента, требуя принятия ими самых решительных мер. Судорожное проведение локальных операций ничего не давало, в то время как вооруженные силы оппозиции, усиливая влияние на местное население, вели жесткую борьбу за народные массы. Лидеры антиправительственных партий после выступления президента США Рейгана, заявившего об оказании американцами всяческой помощи силам афганской оппозиции, получили прямую поддержку Китая, Египта, Пакистана.
Несомненно, бывший студент Кабульского университета Ахмад Шах Масуд отслеживал политические события, связанные с его страной. С высоты горного хребта Ходжа-Мухаммед ему надоело наблюдать беспомощность советских войск в его исконной вотчине без каких-либо конкретных предложений, которые бы изменили ход событий. Привыкший масштабно и творчески мыслить, он не мог сидеть, сложа руки, без любимого дела – воевать. Русские ничего не предлагали – шли на поводу Кармаля, а он выжидал, готовился… Затянувшаяся бездеятельная пауза советского руководства сыграла драматическую роль в дальнейшей судьбе Афганистана.
Американцы напротив – держали руку на пульсе политических и военных процессов в Афганистане. Они знали, чем дышат полевые командиры, лидеры партий, поэтому их предложения были конкретными, основательными: серьёзные посты после изгнания русских в новом правительстве, всесторонняя поддержка их вооруженных формирований. Что еще нужно было амбициозному командиру, за спину которого встали ведущие страны мира? За несколько месяцев передышки Ахмад Шах превратил Панджшерское ущелье в неприступную крепость, пополнил отряды новыми моджахедами, а несколько последних встреч с представителями пакистанских спецслужб вселили ему уверенность в завтрашнем дне. Переговоры велись от имени государственного департамента США, в которых Пакистан играл роль стратегического посредника. Последующие встречи с представителями ведущих европейских государств окончательно определили его выбор. Перемирие окончилось. Спустившиеся с гор в долины боевые отряды Ахмад Шах Масуда взяли под контроль важнейшие стратегические направления, в том числе –блокировали перевал Саланг и вышли на подступы к Кабулу.
В непосредственной близости от столицы Афганистана советские войска проводили одну за другой боевые операции – скоротечные, жесткие. Наши подразделения противник связывал боем, уходил в горы, делал вылазки, но в прямое боестолкновение не вступал. Ощущалась нервозность командования 40-й армии, дивизии, бросавших в бой все новые войска, способные решать задачи только временного успеха без кардинального изменения обстановки. Это понимало военное командование всех уровней, отвечавшее за Афганистан, в том числе – Главный военный советник в ДРА, ряд генералов Оперативной группы МО СССР. Поэтому в мае 1981 года появилась на свет докладная записка военачальников к Министру обороны СССР Устинову, в которой была неприкрытая тревога генералов за положение дел в Афганистане. На ней не было подписи Сергея Леонидовича Соколова, видимо, имевшего свою точку зрения на афганские процессы. Это, как мне представляется, предмет отдельного исследования – взгляд на афганские события руководителей Оперативных групп Соколова и Варенникова. Многое бы можно сделать иначе – лучше, качественней, с меньшими потерями, но, похоже, полководцев не выбирают, а ведь Соколову было уже 70 лет, Варенникову – 62 года. Хороший возраст, чтобы писать мемуары, выращивать на даче клубнику, но, видимо, хотелось быть тесно причастным к событиям мирового масштаба.
Анализируя общую ситуацию в Афганистане первой половины 1981 года, приходишь к твердому убеждению, что это было время, когда созрели наиболее выгодные условия для вывода советских войск из Афганистана с меньшими политическими и, конечно же, военными потерями. Стало очевидно, что решать вопросы поддержки нового правительства военным путем, а равно, как сделать Афганистан безпроблемной зоной на южных границах Советского Союза, не представляется возможным. Тем не менее, искать другие формы, пути решения афганского вопроса, кроме высшей военной верхушки Вооруженных Сил СССР, было уже некому. Престарелые товарищи Политбюро ЦК КПСС (Устинов, Громыко) уже не имели активного влияния на эти процессы. Поэтому мне представляется такое развитие событий: до прихода к власти Горбачева в марте 1985 года, эту проблему решали несколько военных руководителей, в том числе Маршалы Советского Союза Соколов и Огарков, отчасти Ахромеев и генерал армии Варенников. В течение небольшого промежутка времени приходили и уходили Генеральные секретари ЦК КПСС. В партийном руководстве образовался вакуум, и военная верхушка, воспользовавшись ситуацией, перехватила у партии инициативу в афганских делах. И не только! Что уж там могли решать Андропов и Черненко, лежавшие месяцами в Центральной клинической больнице, и руководившие огромной страной с больничных коек?
Больше для Советского Союза предпосылок о выводе войск, вплоть до 1988 года, не складывалось. В этой связи необходимо отметить – Брежнев еще в феврале 1980 года, после попытки вооруженного восстания сил оппозиции в Кабуле и ряде провинциальных центрах, поручил советскому руководству проработать вопрос вывода войск из Афганистана. То есть, Леонид Ильич в самом начале решения афганского вопроса понял (это было его личной инициативой), что ввод армии в Афганистан несет в себе больше проблем, чем положительных факторов.
Несколько раньше ряд академиков во главе с Богомоловым представили руководству страны «Тезисы некоторых соображений о внешнеполитических итогах 70-х годов», в которых отмечалось: «Введением войск в Афганистан наша политика, очевидно, перешла допустимые границы конфронтации в третьем мире». В этом документе давался исчерпывающий анализ сложившейся обстановки, связанной с вводом советских войск в Афганистан. Но и они остались без внимания. Дальше ограниченный контингент советских войск вынужден был только воевать – отступать невозможно! Дальнейшие события перечеркнули последние надежды выхода Советского Союза из афганской войны. Как бы хотелось в то суровое время всем нам пожелать грамотно организованных боевых действий с реальной оценкой сложившейся обстановки! Как бы хотелось…
Во второй половине апреля 1981 года поступил приказ о боевой операции, проводимой силами парашютно-десантного батальона и двух разведывательных рот в районе Дехъийхья, Бахтиаран, Тарахейль. Приказано: 80-й отдельной разведывательной роте совместно с разведывательной ротой 350-го парашютно-десантного полка провести операцию блокирования кишлаков с нанесением по противнику внезапного удара. Мне воевать в этом районе было все равно, что находиться в родных местах. Я мог с закрытыми глазами провести разведчиков по всей дуге кишлачной зоны, раскинувшей дувалы с севера на восток к южной оконечности Базихейль. В течение всего 1980 года я провел с разведчиками дивизии множество операций, выходов на разведку противника в районе предстоящих боевых действий. Именно этот регион изучался мною в привязке с Черной горой, где находилось боевое охранение Александра, пещеры, занятые «духовскими» боевиками, которых выкуривали гранатами.
Близость к столице Афганистана ничуть не успокаивала. Мы знали, что противник блокировал Кабул и вышел к его окраинам. Район Тарахейль представлял собой широкий кишлачный массив, утопавший весной и летом в садах, виноградниках, а по-нашему – «зеленке». Местность была открытой, хорошо просматривалась, и внезапный подход резервов противника по линии Суруби-Баграми был маловероятным.
Для разведчиков внезапность, прозвучавшая в приказе, сочеталась с неожиданным выходом в район сосредоточения душманских отрядов и проведением быстрой атаки на боевых машинах. К этому периоду в «полтиннике» заменился начальник разведки полка. Владимир Николаевич Хапин стал заместителем начальника штаба полка, его на посту начальника разведки заменил капитан Гусев из Болградской воздушно-десантной дивизии – человек, признаться, далекий от всего, что называется разведкой, но большой специалист в проверке журналов боевой подготовки, куда заносились из ротных расписаний непроводимые командирами занятия. Это было все равно, что назначить командира взвода помощником начальника штаба полка по планированию и десантированию (в Афганистане), подучить в академии имени Фрунзе и поставить на должность командира полка. Результат был бы один и тот же.
Боевая задача делилась на два этапа. Первый – заключался в скрытном выходе к Тарахейль с одновременным его охватом с западного и восточного направлений. Второй – зачистка жилой зоны с выявлением мест хранения оружия, боеприпасов, уничтожения живой силы противника. Для усиления разведывательных подразделений выделялся взвод самоходно-артиллерийских установок СУ-85 под командованием старшего лейтенанта Михаила Попова, моего однокашника по десантному училищу. Миша – спокойный, рассудительный парень, мы хорошо знали друг друга, и мне было приятно, что нам предстояло вместе работать в очередной операции.
Моей разведывательной роте предстояло блокировать населенный пункт с восточного направления – от горного массива. Соседство было опасным в том смысле, что помощь окруженным «духам» возможна была с небезызвестного хребта Хингиль. Для этого и задействовался противотанковый резерв (так я шутя назвал взвод Миши Попова), чтобы поддержать разведчиков огнем его орудий и крупнокалиберных пулеметов в жилой зоне и воспрепятствовать подходу противника с гряды к кишлачному массиву.
– Шура, ну ты вощще! - Смеялся я над Ленцовым, когда мы вышли с ним из палатки начальника разведки.
– А что "вощще"? Распахать Тарахейль авиацией и артиллерией.
– Зверюга ты! Ни изящности в тебе разведчика, ни бодрости летчика Юры.
– А-а… - Отмахнулся Ленцов.
На самом деле, распахать Тарахейль было бы не вредно! Шура здесь прав! В непосредственной близости от столичного аэропорта на месяц, другой установилось бы спокойствие. Близость кишлака к Кабулу притягивало душманское руководство созданием в нем удобной базы для конечного броска диверсионных групп и агентуры.
Оружие боевым отрядам вражеского подполья было выгодно сосредоточить в Тарахейле, Ходжачиште и Шаникале. Отсюда выходило, что районы, прилегавшие к Кабулу, стали зоной нашего внимания.
– В гости зайдешь? - Ленцов испытывающе смотрел на меня.
– Скучаю, Шура! Конечно, пойдем!
– Я думал – отвык и забываешь друзей.
– Нет, Шура, есть вещи, которые не забываются. Лучше скажи, что слышно о Комаре.
– Воюет с Чернегой под Кандагаром и Лашкаргахом, а так ничего особенного.
Ваня Комар как убыл замкомбатом в 3-й батальон 317-го полка, так о нем ничего и не было слышно. Обстановка на юге была не менее сложной, чем на востоке страны и ветераны Кунара не выходили из сложных боев.
От штаба соединения до дивизионной разведки – пять минут ходьбы по пыльной дороге.
– Рота, смирно! - встретил командира дежурный сержант.
– Вольно, Салов! Что нового?
– Все в порядке, товарищ старший лейтенант, ужин готов.
– Хорошо. Где старшина?
– На месте.
Мы зашли в офицерскую палатку, где я не был около месяца. Шум голосов прекратился, но только для того, чтобы взорваться.
– Валера! Дружище! – вскочил Коробицын.
– Забываешь друзей, забываешь.
– Ну, что ты, Серега, закрутился… А, где Артемыч? Не вижу!
– Проверяет баню, пойдем попаримся.
– Не обижаете?
Дружный смех зашатал палатку.
– Кто меня вспоминает е… м…ть няхай? – прорычал вошедший неожиданно Родин.
– Толик, я поинтересовался о твоем здоровье.
Хохот заглушил мат-перемат Анатолия Артемыча.
– Дай обниму, дорогой. Не сердись, но подкалывать тебя некому.
Действительно, не было Юрия Георгиевича, Володи Гришина, Вани Комара, Юры Хижняка, Сашки Чернеги – в роту пришли молодые офицеры, не служившие в дивизионной разведке до Афганистана. Паша Перьков, Сергей Карпетченко, Слава Черный, замполит Захарик – это уже был другой коллектив, афганский, в котором извечные понятия: мужество, честь и достоинство приобрели оттенок войны. У них были иные – ярко выраженные подходы в определении общепринятых человеческих ценностей, с которыми они шли на задание и вели за собою бойцов.
С ребятами здорово! Скучал! Поэтому с удовольствием смотрел на невозмутимого с виду Андрейчука, щедрого на улыбку Артемыча, Сергея Коробицына, скромного Колю Тютвина! Сидевший на кровати Слободов, рассказывал байки про водителей, вплетая в них эпизоды реальных событий. Толковый коллектив в дивизионной разведке!
– А, где Перьков? На минутку к своим заскочу!
– Ставит задачи.
– Я сейчас!
Выскочил из палатки и к разведчикам 3-го взвода.
– Смирно!
– «Зигфрид», не ставь меня в неловкое положение перед командиром взвода. Здравствуйте, ребята!
– Здравия желаем, товарищ гвардии старший лейтенант! – Знакомо ответили парни. Необъявленной войны – бойцы!
С ними мне выпало ползать в душманских горах, кишлаках и «зеленке»! Хватать «языков» и вытаскивать из них информацию, сидеть ночами в засадах и слушать стук своего сердца, «отрываться» от «духов». Многое было… Месяц не виделся с ними, а уже все по-другому: лица, улыбки, настрой. А может это все кажется? – Ревную к новому командиру взвода. Но это мои ребята – в лучшем смысле этого слова: в меру вальяжный Сокуров Володя, застенчивый и тихий Гапоненко Миша, с надутыми щеками Зуев Сергей, интеллигентный Нищенко Игорь – дембеля, через месяц домой. В Афганистан они входили мальчишками с тонкими шейками, а сейчас – ветераны войны с огромным опытом боевых действий в тылу врага. Из них только «Зигфрид» до ввода в Афганистан прошел летний 1979 года разведывательный выход и учения «Неман-79», остальных мы взяли с «учебки» и сразу вперед – на войну – без адаптации к службе в разведке. Все до единого были награждены правительственными наградами! Вот такая судьба выпала моим парням, а завтра – в бой!
– Извини, Паша, я поговорю с ребятами.
– Какие вопросы, Валерий Григорьевич? Я как раз перекушу.
– Давай. Я недолго.
Оставив нас наедине, командир взвода вышел наружу. Я «пробежался» взглядом по лицам ребят: загорелые, собранные. Приятно отметил, что сержантскому составу пришла толковая замена. Андрей Азарнов был достойным приемником лучших традиций разведчиков третьего взвода дивизионной разведки. Спокойный, уверенный, знавший себе цену командир, вне всякого сомнения – лидер коллектива. Молодежь смотрелась достойно. Чувствует ли она себя частью коллектива или еще рановато? В порядке. Не понравился скользкий взгляд Черняева, а так – ничего – «оботрутся». Минут двадцать говорили о многом, но только не про войну, она вроде бы, как была не по теме. С парнями прощался с напутствием:
– Берегите себя! До встречи, ребята.
Баня с офицерами разведки дивизии прошла успешно: посидели, поговорили, вне сомнения – «махнули» по единой, с Ленцовым согласовали ряд моментов по выходу, связь. Пора было в роту, в полк. Перестраиваться на задание. Попрощавшись, я вышел на вечерний воздух и вскоре был в своем подразделении.
– Валерий Григорьевич, рота готова, – доложил Платонов.
– Хорошо. Что у нас по плану полка, Евгений Анатольевич?
– Ничего особенного. Предлагаю пораньше отбой.
– Проинструктируй наряд и ложись, отдохни.
– Да, чуть забыл, с нами пойдет начальник разведки полка, – Платонов пожал плечами, мол, что я сделаю?
– Ладно, Жень, разберемся, отдыхай.
На том и расстались командир с заместителем – скоро в бой.
В операции задействовалось 20 боевых машин обеих разведывательных рот, три самоходные установки СУ-85, оснащенные мощными орудиями и ДШК.
Ранним утром следующего дня два разведывательных подразделения дивизии, совершив бросок в район Тарахейль, блокировали кишлак, отрезав его от горного хребта и жилой зоны Удхейль, вытянувшейся вдоль магистральной трассы Кабул-Джелалабад. Наш выход лишил возможный подход резервов противника с восточного направления. Капкан закрылся.
– «Сосна-18», я на исходном, – доложил я начальнику разведки дивизии.
– Понял, «Астра», контролируй подходы.
Кольцо замкнулось. Кишлак был окружен по периметру. Наступил следующий этап операции, в соответствии с которым необходимо было уничтожить оказавшуюся в окружении живую силу противника. Тишина. Она вызывала во мне противоречивые чувства: и хорошо, и плохо, но было тревожно.
ГЛАВА 10
Бой приближался к позиции отделения управления. Воронин сопровождал огнем нехитрый «духовский» маневр, но противник выходил из боестолкновения, словно дразня нас ловким уходом с линии огня.
– Вижу, товарищ старший лейтенант.
– Хорошо, Волик.
Теперь и мне были видны мелькавшие между деревьев черно-белые одежды «духов». Человек десять – не более. Двигались они от позиции взвода Сергея, на ходу стреляя короткими очередями. «Духи» странновато поднимали над головой автоматы и били не целясь, создавая тем самым эффект интенсивной стрельбы. Передвигались быстро, расчетливо, не боясь ответного огня. Разведчики Воронина уже не видели скрывшихся с их поля зрения «духов», но те уже были за деревьями и выходили на меня. Оставалось метров семьдесят. Были хорошо различимы каменно загорелые лица бегущих душманов.
– Одиночными – огонь.
Хлесткие выстрелы ударили по противнику. Я выбрал высокого, с длинными волосами в «нуристанке» набекрень, надеюсь, старшего. Выстрел опрокинул на землю душмана, но остальные, пригнувшись, шли на сближение. Ориентировались быстро: от дерева к дереву, от укрытия к укрытию. Встречный огонь их не смущал, они настойчиво лезли вперед.
Гортанный крик и «духи» упали на землю. Пули густо щелкнули по веткам деревьев, создавая фон сплошного "туканья".
– Герасимов, передай Ивашко – приготовится. И убери антенну, ё…ть!
В зелени зарослей разведчики выискивали «духовские» одежды и стреляли наверняка, зная, что пуля достанет.
– Товарищ старший лейтенант, я, кажется, ранен, – крикнул, лежавший впереди разведчик.
– Иванов? Убери голову, не торчи над дувалом.
– Жжет спину, больно.
– Лежи и не шевелись! Волик, видишь Иванова?
– Да, до него метров пятнадцать.
– Внимание всем: по команде – сосредоточенный огонь по «духам». Волик, рывком к Иванову. Приготовились!
Жиденькая цепочка управленцев выбрала цель.
– Огонь!
Автоматные очереди прижали «духов» к земле. Волик шустро махнул к Иванову: маленький, порывистый, он был уже с раненым.
– Что у него?
– Сейчас. Комбинезон мешает.
– Распори его на хрен!
– Старшина голову оторвет, товарищ старший лейтенант!
– Пори, твою мать!
Оттянувшись за деревья, душманы скрылись за ними, лениво постреливая в нашу сторону. Чего-то ожидали.
– Товарищ старший лейтенант, «духи» на нашей волне, – встревожено крикнул связист.
– Какие «духи?»
– Не знаю, диапазон забит.
– Значит, так, Герасимов, поглядывай назад, чтобы нас не обошли, я разберусь. Кидай радиостанцию.
«Духи» или «зеленые»? Часто это было одно и тоже. Они «садились» на частоты наших убожеских станций и забивали эфир болтовней, мешая нам управлять войсками и подразделениями. Причем, это происходило с характерной особенностью: при возникновении боя, на марше – в самый неудобный момент.
Связист Герасимов по «148» станции держал связь с начальником разведки дивизии и Ленцовым. Я работал в сети своей роты: с Платоновым, командирами взводов, Мишей Поповым и Грезиным, командиром отделения управления. В случае плохой связи, а она была редко устойчивой: естественные помехи, горы, закрытая местность уменьшали ее качество, по условному сигналу (он всегда предусматривался) переходили на запасную частоту.
– «17», я «23», у меня «300», прием – услышал доклад Воронина.
Черт, и у Сергея раненый, надо Мишу подтягивать, «духи» чего-то ждут, может, подкрепление – собьют с позиции.
– «23», держись! Нас поддержат «Слоны».
– Жду, «17».
– «Слон-21», прием.
– Валера, радиообмен слышу, – спокойный голос Михаила меня остудил, – ориентируй.
– Миша, направление 340, дальше 150, себя обозначу зеленой ракетой. Наблюдай.
– Понял, работаю!
Хлопнула ракета – зеленая звездочка: себя обозначил. От моего положения Миша возьмет азимут в 340 градусов, расстояние по его направлению 150 метров, выведет на рубеж СУ-85 и огнем ДШК поддержит Воронина. Штатным выстрелом подождем, можно наиб…ть Ленцова.
– «17», я «23», прием.
– На приеме.
– У меня еще один «300-й».
«Бля!.. Что делается! Где же броня? Еще раненый. Живьем бы закопать, суку, «Канариса»!
– «Замок», прием.
– Слушаю.
– У нас трое «300-х», «духи» давят, нужна помощь брони.
– Понял, «17», буду минут через тридцать.
– Не вляпайся в дувалах.
Хреново. Платонов в ближайшее время вряд ли выйдет из лабиринта. Что же делать?
Лежа на боку, Волик оказывал помощь Иванову. Они находились передо мной, и мне хорошо было видно посеревшее лицо Иванова.
– Ну, что там?
– Верхняя части спины, товарищ старший лейтенант, пуля по ребрам прошлась.
– Ну, хоть так… Как себя чувствуешь, Иванов?
– Ничего, болит только.
– Стрелять можешь?
– Попробую, товарищ старший лейтенант.
– Спрячь голову, черт побери!
Волик с раненым Ивановым лежали метрах в двадцати передо мной, наблюдая за «зеленкой», где спрятались «духи».
– Хорошо, парень, продержимся! Волик, с Грезиным – к Воронину! У него двое раненых, окажешь помощь. Скоро будут «коробочки», одна для их эвакуации. Давай, дружище, прикроем.
Сложив медицинские принадлежности, санинструктор оглянулся – к броску готов.
– Грезин, задача ясна?
– Так точно! А вы остаетесь?
– Да, земляк! Со мной останутся Герасимов и Комков! Давайте к раненым. Приготовиться!
Сзади послышался мощный с надрывом рев двигателя самоходки. Раскачиваясь на неровностях рельефа, «коробочка» Миши Попова летела к Сергею. Ее скрывали деревья, но СУ-85 не спутаешь с ездой на мопеде.
– Короткими – огонь!
Ударили из автоматов, а Грезин с Воликом рванули в тыл, к самоходке. Сработали молодцом, на «духов» уже не нарвутся. Вскоре послышались звонко-долбящие очереди ДШК. Миша Попов «причесывал» их из крупнокалиберного 12,7 мм. пулемета. «Духов» надо было давить и давить, серьезного оружия они избегали.
– Комков.
– Я, товарищ старший лейтенант.
– «Бородатых» видишь?
– Они за деревьями, так-то не видно.
– Лежи и не уходи отИванова. Перед нами до пяти «душков», наблюдай!
– Есть!
Затаившиеся «духи» постреливали. Чего-то выжидали. Неудачи довели их до остервенения, ярости, возможно, лишали последней надежды на прорыв.
Итак, что мы имеем? На рубеже разведывательной роты проявились три группы противника: одна вышла на Воронина, другая на мой командный пункт, частично это был противник Сергея. Третья выжидала перед позицией взвода Ивашко. Миша Попов усилил самоходкой взвод Воронина, положившего со своими разведчиками немало «духов». Бой на окраинах кишлака шел уже более часа. Воронин доложил, что был противник отбит, раненым оказана помощь, тяжелых, слава Богу, не было. Вот-вот подойдут БМД с Платоновым, с ним и отправлю парней в медсанбат.
«Духи» затихли, группируя силы для новой попытки покинуть кишлак – вероятно, готовили атаку. Мелкими группами они вели разведку, вклиниваясь в нашу оборону по периметру окружения. Понесенные ими потери сбили желание лезть напролом: нервничали, огрызаясь огнем. Что же теперь? Соглашусь с предложением Сергея: разведчиками управления роты заменю вышедших из строя его ребят.
Разгораясь в разных местах, стрельба затихала, начиналась снова, переходя на отдельные выстрелы. Может, снайперы? В кишлак заходить нельзя – неизбежны потери. Рассчитывать на поддержку артиллерии, авиации пока не приходится – кишлак густонаселен и находится в пяти километрах от окраин Кабула. Нанесение по нему авиационно-артиллерийских ударов может вызвать нежелательный резонанс населения.
Что же касается противника, «духи» могли оставаться в кишлаке сколько угодно долго: в продовольствии, боеприпасах у них не было проблем. Они думали о другом – насколько им удастся сохранить боевой потенциал? Населенный пункт длительное время играл роль перевалочной базы, несомненно, имел разведывательный центр по сбору информации, склады с имуществом, оружием. Тарахейль питал кабульское подполье всем необходимым для ведения им подрывной деятельности. Тем не менее, противник не мог не понимать, что шансов остаться в живых у него было не очень много: в нескольких километрах находились главные силы русских: аэродром с армейской авиацией, бронетехника, включая преданные правительству части афганской армии. Надо вырываться.
Кто его знает? Может, это было лучшим вариантом развития событий. Пусть атакуют нас «духи», будем перемалывать живую бородатую силу. Вырвутся из кишлака – тоже не страшно: авиация и артиллерия не позволят безнаказанно потеряться в горах. Но идти на зачистку населенного пункта, в котором находятся значительные силы противника – смерти подобно. Бой в кишлаке – что может быть тяжелее?
Размышления прервали «двадцать четвертые». Прижавшись к земле, они неслись на север долины Дехсабздаг в направлении кишлака Бахтиаран, что находился в трех километрах от Тарахейля – командование вводило в бой армейскую авиацию. Экипажи быстро вникнут в обстановку, затем, точечными ударами отработают по скоплениям «духов». Подготовка координатов целей – это, пожалуй, главное, что нам пригодится в случае входа в кишлак!
– Внимание, «Стрела», дайте координаты скопления бородатых.
– «17», «духи» рассыпались по кишлаку, – доложил через минуту Ивашко.
– Принял, «22», наблюдай обстановку.
«Выходит, зачистка?» – подумал я про себя.
– «Замок», что у тебя?
– «17», начал движение на рубеж обороны.
Наконец-то боевые машины вышли из кишлака, и поддержат огнем спешившихся разведчиков.
– Хорошо, «13», ставь «коробочки» на место, организуй огневое сопровождение.
– Принято.
В относительное затишье необходимо эвакуировать раненых. Динамика боя неустойчивая, возможно, придется менять позиции, растрясем ребят на БМД.
– «23», «коробочки» на подходе, срочно эвакуируй «300-х».
– Работаю, «17».
На связь не выходит Егоров – новый командир взвода, пришедший вместо отправленного на заставу Петренко. Парень воевал в парашютно-десантном подразделении, имел опыт боев в населенных пунктах, что в данной ситуации невозможно переоценить.
– «21», обстановка?
– В порядке, «духи» нервничают, похоже, готовятся.
– Не пропусти атаку и уточни «коробочкам» места на позициях.
– Принял «21».
Подытожим: противник с целью прорыва зондировал по периметру окружения слабые места. Сделав несколько попыток выйти из кишлака, он инициировал атаки с огневым воздействием на разведчиков – не получилось. За последние полчаса произвел перегруппировку сил, наметил задачи прорыва. Уходить в западном направлении, на Ленцова, не имело смысла – там наши основные силы. Значит, противнику выгоден был прорыв на участке моей роты – за нашей спиной долина Дехсабздаг и горный массив Хингиль: есть шанс оторваться. Ряд попыток сунуться к нам не имели успеха, «духи», понеся потери, отошли в кишлак. Наше направление с их точки рения может оцениваться более перспективным, поэтому прорыв возможен на участке позиций, которые занимает разведывательная рота «полтинника». Таким образом, противник, зализывая раны, скорее всего, готовит атаку на фронте моего подразделения.
Вероятные участки прорыва - позиция взвода Воронина. Так или иначе, «духи» ее прозондировали. Имело смысл атаковать и направление Егорова. У Олега слабое, вернее – привлекательное для «духов» звено – выход к горам. Они вполне могли соблазниться на атаку позиций его взвода.
Ивашко стоял железобетонно! У него не пройти. Открытая местность просматривалась не только перед фронтом, но и в тылу. Тем не менее, противник частью сил сосредоточился перед фронтом его взвода. Если все так и есть и мои рассуждения верны, командный пункт роты необходимо срочно вынести в тыл. При огневом контакте с противником мне отсюда не будут видны фланги взводов Егорова и Воронина. Это затруднит управление боем. «Слонов» Миши Попова также передвину на более опасное направление для поддержки роты на вероятных участках прорыва.
– «21», прием.
– На приеме.
– «Слонов» покормил?
Мишка засмеялся.
– Будь спок, сыты.
– Помогай, Миша – иначе ляжем.
– Куда я денусь? Уточняй.
Михаилу объяснять не надо – схватил на лету, бросив в эфир:
– Выдвигаюсь.
Уже хорошо! Вероятные направления атаки усилены тяжелой техникой и оружием. Меняю место командного пункта с переносом метров на сто восточней позиций взводов Воронина и Ивашко. Не нравится открытое место, но все же с разведчиками отделения управления прикрою стык флангов обоих взводов.
Подполз Герасимов:
– Связь, товарищ старший лейтенант.
– «Астра-17», я «Сосна-18», прием.
– Я, «17», слушаю, – ответил Скрынникову.
– Почему твои «коробочки» в кишлаке?
Твою мать! Летчики «присекли» технику в населенном пункте! О чем доложить начальнику?
– Не могу знать, «18», запросите «Белку» – это его решение.
– Вы что там с ума посходили? – Михаил Федорович был возмущен.
– Никак нет, в полном здравии.
– Убирай из кишлака броню, «вертушки» приступают к работе.
Ясно! Техника сковала работу авиации, которая не может штурмовать противника. Как всегда: одна дикость или глупость тянет за собой несколько других.
– «Замок-13», прием.
– Слушаю.
– Когда выйдешь на позиции? «Вертушки» на подходе.
– «17», я на месте.
– Хорошо, понял! Попытки прорыва гаси осколочными и огнем пулемётов.
– Понял, «17».
За спиной послышался шум боевой машины. Моя командирская БМД-1К остановилась недалеко от меня. Махнул рукой Чернякову, неуклюже спрыгнувшего на землю.
– Еще раз станешь на броню – закопаю. Понял?
– Так точно.
– Слушай внимательно, впереди «духовская» группа, у нас ранен Иванов, вон – видишь его?
– Вижу.
– С Комковым ползете к нему, вытаскиваете к машине, я прикрою из БМД. Вопросы?
– Никак нет.
– Стой! Не торопись, как голый на е…ю. Сяду за оператора, просигналю.
Пара прыжков – и я у машины. Забравшись в башню от двигателя, я поглядел в прицел – «духов» не было видно. Сливаясь с фоном рельефа, они скрывались где-то за кустами и деревьями. Ладно, посмотрим. Из спаренного пулемета «прошелся» по «зеленке», местам, где мог находиться противник. В ответ – тишина. Наверное, все же – отошли в кишлак, либо переместились к бородатым собратьям, выжидавшим перед позицией Ивашко.
Обработал зеленый массив, прикрывая Комкова с Черняковым, тащивших раненого Иванова к машине.
– Ну, как, Иванов?
– Нормально, товарищ старший лейтенант.
– Болит?
– Болит.
– Потерпи, сейчас в медсанбат. Волик вот-вот подъедет с ранеными третьего взвода.
– А я все же смог вести огонь, товарищ старший лейтенант, больно было, но я стрелял, – проговорил ослабевший разведчик.
– Молодец, Иванов, я видел! Держись и не разговаривай, все будет отлично – еще повоюем.
БМД с Грезиным и санинструктором подошла для загрузки Иванова. Затаскивая Иванова в десантное отделение, Черняков встал на броню – сбить его матом я не успел, он падал на меня, схватившись за плечо. Пуля ударила в предплечье. Подхватывая на руки парня, я крикнул:
– Ложись!
Все упали на землю или укрылись машиной.
– Не стоять на броне, кому не понятно? Ё… доб…в мать! Волик, промедол!
Лицо механика покрылось серым налетом, с посиневших губ сорвался стон.
– Лежи и не шевелись, «таблетка» вколет, все будет в порядке.
Господи, сколько учить солдата и по десять раз на дню повторять: нельзя стоять на броне, ты цель для противника!? В дивизионной разведке об этом разведчикам не говорилось – закон самосохранения. Здесь еще много работать. Какие там комбинации с «духами»? Головы оторвут, и не заметишь! Надо учить еще и учить.
Черняков, прикрыв тыльной стороной руки глаза, кричал от боли. Волик ввел обезболивающее, наложил повязку. Парня осторожно загрузили в машину.
– «Замок-13», прием.
– На приеме. Через пять минут у тебя будет «таблетка», «трехсотых» доставь в медсанбат.
– «13» принял.
Грохоча двигателем, БМД двинулась прочь от кишлака, в котором крылась опасность. Ребята поправятся и вскоре вернутся в строй, я в этом не сомневался. Раненый в операции Павленко рвался в бой. Пару раз в медсанбате навещал сержанта, чувствовал он себя хорошо.
– Грезин, работаешь за механика, я – оператором. Вопросы?
– Никак нет.
Сейчас бы «духам» дать коридор в направлении гор – пусть лезут, а в долине техника и авиация зажмем, и сровняет с землей. Всегда получается, что мы работаем в рамках задачи без творческой мысли и военных хитростей.
Мысль с «коридором» нравилась все больше: противник, вероятно, в прорыв не пойдет – неравные силы. Озверел? Это, да! Остервенея, будет биться в кишлаке, и мы понесем потери. Ради чего?
– Товарищ старший лейтенант, началось, – связист показал на кишлак.
Две пары вертолетов заходили с боевого разворота на цель – отработали «нурсами». Запросил командиров взводов:
– Внимание, «Стрела», что по противнику?
Командиры доложили: местность контролируют, но «духов» перед фронтом не наблюдают. Что сие означает? Противник зарылся в укрытия, ждет, когда закончит работу авиация. Мы тоже не можем ворваться в кишлак – окажемся под огнем вертолётов. С воздуха, среди сооружений, дувалов и зеленого массива не отличить границу противостояния – своих и чужих. Ракеты, дымы – слабое утешение: бой в населенном пункте носит, как правило, очаговый характер, сплошной линии обороны противника – нет, если работает авиация, лучше туда не соваться. Связист протянул гарнитуру.
– Начальник разведки, товарищ старший лейтенант.
– «Астра-17», я «Сосна -18», прием.
– «17» на приеме.
– Минут через двадцать подойдут «активисты». Они на броне. Поддержи их огнем, они поработают в кишлаке. Как понял?
– Понял, «18». Понял!
А чего нет? Мудрое решение привлечь «активистов» для зачистки кишлака. Пусть трудятся, верша дела революции. Правда, они больше занимаются мародерством, чем полезным делом, но хоть часть боевиков свяжут боем – все какая-то польза.
– «17», я «22», прием.
– На приеме.
– С южного направления на «коробочках» подходят «духи».
– Какие «духи»?
– Настоящие.
Что там городит Ивашко, черт бы его побрал? «Духи» на технике – откуда? Прыгаю на командирскую БМД.
– Грезин, за рычаги – к Ивашко.
Поднимая пыльную завесу, машина рванула к позициям Александра. Через пару минут мы подлетел к нему, и я не поверил глазам – старенькие БТР-70, словно мухи, облепили настоящие «духи». Зашипев, включился эфир.
– «17», «активистов» встретил?
Бля… Это и есть «активисты» – дохожу умом.
– На подходе, «18».
– Организуй работу с нашим представителем, поддержи огнем, обстановку докладывай каждые тридцать минут. Прием.
– Принял, «18».
Спрыгнул с брони.
– Слушай внимательно, Ивашко: глаз с «активистов» не спускай, в свой тыл не пускай, они должны быть только впереди тебя. Вопросы?
Прищурив глаза, Александр кивнул.
«Бэтээры» остановились невдалеке от нас. Жутковатая картина: «духи» – они есть «духи»! Кричали, веселились, размахивая автоматами. Отделившись от группы, к нам пошли два человека. Славянская внешность не вызывала сомнений – мушаверы.
– Добрый день – советники ДОМА.
– Здравствуйте. Командир разведроты гвардии старший лейтенант Марченко.
После взаимного представления выяснилось: отряду афганских активистов поставлена задача – провести зачистку кишлака с последующим изъятием у врагов революции оружия и боеприпасов. Советники попросили ввести их в обстановку и помочь огоньком при зачистке кишлака. Обменявшись данными, мы уточнили позывные, и вскоре около сорока человек комсомольского «актива», обозначив цепь наступления, ринулась в кишлак.
На всякий случай я вызвал Скрынникова на связь:
– «18», я «17», прием.
– На приеме «18», – ответил связист начальника разведки.
– Старшего на связь.
Через минуту Михаил Федорович ответил:
– Слушаю.
– 18», вы видели наших помощников?
– Нет, а что случилось?
– Пока ничего, но я с ними в кишлак не пойду.
– Что за ерунда?
– «Духи» это, «18», настоящие! Их не отличить от тех, кто в кишлаке.
– Без формы что ли?
– Какая форма? В чалмах и сандалиях! Вертолетчики увидят – накроют «нурсами» и меня заодно с ними.
– Ладно, разберемся.
– Понял.
Между тем отряд «афганских революционеров» втянулся в кишлак. Мне показалось, что активисты прошли не более 300 метров, и началось такое! Вспыхнувшая в кишлаке перестрелка напоминала штурм цитадели. «Ну, вот, устроили фейерверк!», – усмехнулся я про себя. Но характер боевого столкновения приобрел реальные черты – отчетливо обозначилась граница противостояния. Я забеспокоился. Моя ирония была неуместной: «активисты» попали в западню. Взрывы встряхнули кишлак, заработала станция. Один из советников ДОМА сбивчиво объяснил, что попали в засаду, есть потери, просят о помощи. Докладываю Скрынникову:
– «18», прием.
– Слушаю.
– Активисты попали в засаду, просят о помощи!
– Это у тебя сильная стрельба?
– Нет, у них, но рядом со мной.
– Твои предложения?
"Интересно девки пляшут"... Мои предложения… Они понятны, но проблема в другом, как в боевом контакте в кишлаке отличить «духов» от «активистов – тех же «духов», находившихся, вроде, как в отпуске? Закрытая местность, «зеленка», бой – кавардак!
– «Сосна-18», я «17». Предлагаю совместными силами «21» и «23» выдвинутся в кишлак, «13» поддержит огнем брони. Я буду с управлением в порядках «23».
После паузы Михаил Федорович ответил:
– Работай.
– Понял вас.
Бой в кишлаке разгорелся с новой силой, что там происходило – непонятно. Но то, что одни «духи» делили с другими «духами» собственность кишлака – не вызывало сомнений. Лучшим решением в сложившейся обстановке – дать команду Егорову и Воронину выдвинуться для оказания помощи «активистам». Наших комсомольских советников я предупредил по радиостанции: за тыл не беспокоиться и сосредоточить усилия на противнике.
Со мной находилось четверо разведчиков управления роты. Короткими перебежками мы добежали к линии боевого столкновения. Пули, сшибая ветки деревьев, летали над головами, издавая визг рикошета, от которого к телу липла рубашка, а на лбу появлялась испарина. Впереди обозначились люди в афганской одежде, ведущие огонь из автоматов. Я переглянулся с Комковым. Парень угадал мои мысли – свои? Или настоящие «духи»? Поди, разберись! Взяв их на прицел, крикнул:
– Бабрак Кармаль – «хуб»?
Обернувшись, закричали:
– Хуб, хуб, рафик.
Ну, вроде «наши». Пополз ближе, чтобы разобраться в панораме боя. Кое-что прояснилось: активисты, до которых мы добрались, вошли в кишлак в последних рядах. Шедшие впереди попали под кинжальный огонь душманской засады. Несколько тел валялось перед дувалом, за которым раскинулся сад. Образовавшие перекресток улочки стали местом боестолкновения. С «активистами» душманы встретились случайно – на встречных курсах, но «духи» оказались проворней: первыми открыли огонь. Крупные ветки абрикосов посечены пулями – огонь врагов революции был плотным. Сейчас их не было видно – отошли, но отдельные выстрелы щелкали, пули вжикали по веткам деревьев. В атаку афганский комсомол уже не пойдет, а в спину получить удар мы можем легко.
На связи советник ДОМА, просит помочь огоньком.
– Сами-то живы?
– Живы, но у нас потери.
– Вижу. Дальше пойдете?
– Нет, соберем погибших и раненых.
– Вас-то подопечные не прикончат?
– Да нет… - Как-то неуверенно ответил мушавер.
– Хорошо, вынос тел и раненых прикрою, постарайтесь за двадцать минут управиться.
И двинулся с разведчиками дальше. Справа стрельба. Судя по направлению, в огневой контакт с «духами» вошел Егоров. Взвод Воронина был ближе ко мне, «зеленка» скрывала его ветками и плотной листвой.
Я пополз к дувалу, чтобы укрыться от пуль противника. Тела афганского актива лежали тут же – серые лица погибших были густо залеплены мухами. Укрытие тянуло к себе – дальше сплошная «зеленка», за которой угадывались глиняные строения с кубическими башнями и окнами без стекол, пристройками на верхней площадке.
Пожалуйста, убитые «духи». Это уже отличился «актив». Оружие рядом, унести не успели, что также говорило о том, что столкновение «духов» с «активом» носило случайный характер. Осмотрев местность, я подал сигнал на движение, афганские комсомольцы ползли за нами. Нет уж, ребята – вперед. Пропустил. Оставлять в тылу этих парней я никогда не рискну.
Закон сохранения у афганцев работал, как японские «Сейко», рефлексы нормальные, но, видимо, я перебрал. Они обыскали убитых товарищей, изъяли принадлежности, причем, сноровисто, со знанием дела.
Я подполз к убитым душманам, разрядив их оружие, оставил его на земле. Дальше ползти было опасно – местность не просматривалась, можно было повторить «подвиг» афганского комсомола.
– Грезин, круговая оборона. Комков, на тебе «активисты»! Не проворонь! Им могут понравиться наши ботинки… Понял?
– Так точно.
– Смотри у меня!
У Егорова стрельба не затихла, разведчики Воронина также вели перестрелку – слышны были выстрелы в нескольких десятках метрах правее от нас.
– «21», «23», остановиться на рубеже первых дувалов и занять круговую оборону.
Я дал «активистам» возможность вытащить тела погибших и раненых. Огляделся, прикинул дальнейшие действия. Прилепившиеся к нам активисты, чувствовали себя комфортно: обдирали убитых душманов – в размотанные лунги погибших собирали трофеи, перемотанные резинкой «афошки». Я глазом не успел моргнуть, как один из «активистов» убитому душману разрезал живот. Показалось мало – сноровистым движением отрезал голову. Мухи взбесились! Темно-синий рой закружил над телами убитых, облепив кровавую плоть шевелившейся массой. Да, с этими ребятками не соскучишься, а ведь наши советники с ними работают.
ГЛАВА 11
Между тем двадцать минут прошло. По радио я предупредил советников ДОМА: «Время закончилось, возвращаемся на исходный рубеж». Возражений не поступило. Доложил Скрынникову о решении выдвинуться к технике. Получив добро, дал команду вернуться назад Егорову и Воронину. Прикрывая друг друга, оба взвода оттянулись к окраине кишлака. Минут через пять, устроившись на месте, командиры взводов доложили о занятии позиций. Ну, что ж, немного расслабимся и покормим людей: полдень – время пекла и жарившего нещадно раскаленного солнца.
– Плесни-ка мне на руки, Комков.
– Давайте, товарищ старший лейтенант.
На грязные, покрытые зеленью хлорофилла ладони, снайпер плеснул воды из солдатского котелка – помыл, ополоснул лицо – прохладная вода приятно коснулась головы и шеи.
– Перехватим, орлы?
– Так точно, товарищ старший лейтенант, война – войной…
– Тогда, вперед, гвардейцы!
Управленцы улыбались, вытаскивая из рюкзаков сухпайки.
– Грезин?
– Я.
– Садись-ка за наводчика – наблюдай. Я подменю.
– Есть.
Носовым платком вытер ладони, искоса глянул на кишлак – ленивая перестрелка то тут, то там велась в нескольких местах.
– Тушенку будете, товарищ старший лейтенант?
– Давай, Герасимов.
Грезин контролировал обстановку в прицел на подступах к командному пункту. В затишье заправиться, что будет потом? – Неизвестно!
А знать может руководитель операции – начальник штаба дивизии полковник Петряков. От него через Михаила Федоровича поступила команда: встретить подразделение «зеленых», оказать им помощь в зачистке кишлака. Ну что ж, местной властью усиливались позиции, поддержим ее устремления.
– «Стрела», ответить «17».
На циркулярный позывной отозвались командиры взводов.
– Встречаем «зеленых», работаем на их поддержку огнем, прием.
Объяснений не требовалось, приказ командирам понятен. Главное, что сами не лезем в кишлак, а поддержать – пожалуйста. Вон и «вертушки» вернулись с новым боекомплектом, хищно барражируя, выискивали «духов» за дувалами старых строений. Чем закончится новый поход в кишлак – я не знаю, но «зеленым» скучно не будет, они знают, что «активисты» понесли потери. Посмотрим, что даст очередная попытка войти в населенный пункт.
Левофланговый Ивашко доложил:
– «17», до двух рот «зеленых» спешились в пятистах метрах южнее меня.
– Понял, прими под опеку.
«Зеленые» решились на атаку с юга – на север.
Хотя разумней было бы с восточного направления, чтобы «духов» отрезать от гор и гнать их на Ленцова – к главным силам группировки. Впрочем, какая теперь разница: пусть войдут, а потом разберемся.
По линии опорного пункта роты звучали нечастые выстрелы: мы стреляли, «духи» отвечали – шла позиционная перестрелка. Она не мешала решать задачи ни нам, ни «духам»: противник думал, как лучше поступить в сложившейся ситуации, мы ждали наступления «зеленых», чтобы оценить развитие событий.
– «22», чем занимается «зелень»?
– Втянулась в кишлак.
– Смотри за окраиной!
Тактически у Ивашко было лучшее положение. Местность перед фронтом его взвода до окраины кишлака была открытой, и решиться на бросок в этом направлении душманы вряд ли осмелятся, хотя на первом этапе противник здесь концентрировал свои силы. Готовилась атака.
Воронин был в центре боевого порядка роты. Его атаковали значительные силы «духов», отошедших, затем, к моему командному пункту.
Егоров составлял правый фланг подразделения. Успешно выдержав давление «духов», Олег рассеял огнем попытку концентрации «духовских» сил на своем направлении. Противник отошел в кишлак, несомненно, прилагая усилия для его обороны.
Лучшим выходом из сосздавшегося положения для «духов» оставался вариант затягивания времени до наступления темноты. За светлое время подготовить прорыв, а ночью с собратьями Хингиля провести совместную атаку на наши позиции. Связь по радио у них работает, значит, согласовать взаимодействие при ключевой роли кишлака – не является чем-то невозможным. Правда, карты путали сорбозы регулярной армии – не Бог весть, какая сила, но они пошли на зачистку. В любом случае – душманы несли потери, и они это учитывали, принимая решение на подготовку к ночи. Других вариантов выхода из создавшегося положения, противник, я думаю, не видел. Их и не было! Ночь! Только ночь! Единственная надежда «духов».
Таким образом, бой был неизбежен! В самом кишлаке! Противник был ограничен в маневре, но способен жестко огрызаться огнем. Отход его возможен на север, в направлении Бахтиаран, где раскинулись плантации виноградника без террас и каскадов. Одним словом, укрыться ему было негде. Рваться на запад бессмысленно – главные силы «шурави», оставался – восток, то есть, опорный пункт моей роты. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день», – подумалось мне.
Если «духам» удастся выйти на помощь с Хингиля, они ударят мне с тыла – в спину, либо обозначит нападение, отвлекая прорыв с кишлака. Поэтому, замысел деблокирования кишлака осуществляется встречной атакой на узком участке, в результате которой образуется коридор или просто брешь – нырнуть в нее, а дальше – ночь, темнота и 15-18 километров до горной гряды. Остервенелым душманам это не проблема.
Вертолетов не будет – ночью они не летают, артиллерия стрелять – тоже не будет. Куда? По кишлаку? Рядом Кабул. Это принесет неприятности. Преследовать их ночью мы вряд ли решимся. Да и кого? «Духи» растворятся во тьме знакомой долины и через пару часов исчезнут в горах.
Как ни пытайся изменить методику мышления – не получится: противнику выгодней атаковать восточное направление, то есть, позиции роты. Другие направления атаки не имели перспективы развития.
Начало у «зеленых» получилось. Потеснив противника, они втянулись в кишлак, отвоевав частичку жилого массива, и ограничили «духов» в маневре. Им были созданы неблагоприятные условия, что, несомненно, уменьшило шанс на живучесть. «Духам» оставался единственный шанс – тянуть время до наступления ночи, чтобы под покровом темноты исполнить замысел прорыва из окружения. На ночные атаки противник был также горазд, в этом ему не занимать ни опыта, ни дерзости – сработает быстро и жестко. «Так, ребята, хватит жевать, пора готовиться к встрече».
– Внимание, «Стрела», возможность атаки. Скорректируйте фланги.
Заслушав доклад командиров взводов, я уточнил им задачу: отслеживать изменение обстановки, быть в готовности реагировать на противника.
– «Слон», прием.
– Слушаю, «17».
– Поставь «коробочку» за мной, будешь противотанковым резервом.
– Ты это серьезно?
– Куда более, Миша! «Подопри» с тылу.
– Понял, буду на месте.
– Спасибо.
«Зеленые» все же разворошили «духов»: завязалась стрельба. Судя по ней, противник пошел на излюбленную тактику перемещения по фронту. Он маневрировал, входил на контакт, создавая очаги сопротивления с очень коварными и опасными замыслами: затягивал в ловушку – заранее подготовленную засаду.
Находясь в движении, душманы рывками бросались в разные направления – контакт с нами и отскок в кишлак на подготвленные позиции. Об этом можно было судить по звукам выстрелов, отслеживая их перемещение, и понял важный момент: легко упустить неожиданную, полную экспромта, атаку. «Духам» ничего не стоило затащить «зеленых» в засаду, хотя опять же – душманские ловушки для них не были секретом, а вот подразделение советских войск с лихим командиром могли спровоцировать на преследование и вывести на засадную группу.
«Духи» учитывали, что русским сложно ориентироваться в кишлаке с множеством вариантов засад и привлечением к ним местных дехкан к совместной атаке. Они нападали с разных сторон одновременно, используя минирование маршрутов, тупиков, используя много «заморочек», не прописанных в боевых уставах Советской Армии.
Звуки выстрелов перемещались слева направо, похоже, у «зеленых» сегодня успех – постепенно выдавливали «духов» на север. Делали это неспешно, со знанием дела, попутно набивая мешки захваченным скарбом. Для них предметы мародерства относились к законным трофеям: они хватали все, что ни попадя, и, что не могли унести с собой – закапывали прямо здесь, чтобы через день, неделю, месяц, прийти и забрать.
Противник, между тем, понимал, что становится жертвой капкана, в который его загоняла часть регулярной армии. Стрельба в разных местах кишлака приобретала плотный характер, душманы, образуя новые опорные пункты, не собирались сдавать территорию, оказывали сопротивление.
Увлекшись оценкой противника, я едва не пропустил хлопающий звук вертолетов. Выискивая цели, «вертушки» становились в круг. В штабе операции уточнялись целеуказания, координаты противника, по которым готовился удар авиации. Командование наращивало усилия по уничтожению «духов» до наступления сумерек. Вряд ли у противника будет возможность отсидеться до ночи: наступало время решительных действий совместных сил группировки.
Щелкнув, заработала станция.
– «17», я «21», атакован от окраины кишлака.
Не выдержали «духи», того и гляди повалят в психическую…
– Держись, Олег, ориентируй «вертушки» ракетой, «Слон» поддержит. Герасимов, связь с начальником разведки.
Схватив гарнитуру радиостанции, доложил начальнику:
– «Сосна-18», «духи» атакуют «21-го», решил подтянуть «коробочку» «Слона», прием.
– Не возражаю, «17», что на правом фланге?
– Возможно попытка прорыва – сильный огонь из кишлака.
– Понял, подтягивай «Слона», «21-му» подготовить данные «горбатым». Прием.
– Понял «18».
Связь с Мишей Поповым была устойчивой, он ответил сразу:
– «17», мой «Слон» у «23» наблюдает «духов», поддержит огнем «21-го».
– Хорошо, Миша, огонь в глубину не переноси, там работает «Сокол-11», прием.
– Понял, «17», принял.
Я предостерег Попова – в том направлении разведка разведка дивизии. Экипаж одной из самоходок, поддерживая взвод Воронина, зафиксировал атаку противника в полосе Егорова. Менять позицию СУ-85 не имело смысла – прикроет со своего рубежа.
Рубящие очереди ДШК на правом фланге поддержали Олега: самоходчики из пулемета вбивали в землю выскочивших «духов». Но с Ленцовым я все же связался, чтобы огонь крупнокалиберного ДШК не мешал его разведчикам.
– «11», твоих нет в кишлаке?
– Нет-нет, в порядке.
– Хорошо, Шура.
«Вертушки» атаковали кишлак с севера – черно-серая пыль поднялась над «зеленкой». Ухнули взрывы. Командование армии шло на крайние меры. Следующая пара заходила на цель.
Словно замирая перед залпом, «горбатые» вбухали в дувалы, за которыми скрылся противник, очередную партию «нурсов». Душманы выскакивали из огня, собираясь в мелкие группы, пробовали на крепость кольцо окружения. Возникшая в нескольких местах стрельба переносилась с одного направления на другое, прекращалась, опять разгоралась. Противник закручивал динамику боя по всей линии окружения, ситуация менялась каждую минуту, секунду.
Отслеживая обстановку в полосе наблюдения, я не терял из вида фланги, центр боевого порядка. Мне была видна не вся панорама кишлачного боя. По фрагментам стрельбы, доносившейся с разных направлений, я мог только догадывался о том, что происходило на том или ином участке боестолкновения.
У Ивашко только что стреляли, веером летали трассера, а сейчас затихло – с левого фланга доносились отдельные выстрелы. Доклада не было, значит, Александр владел ситуацией и не дергал меня понапрасну. Спокойно управлял боем Сергей Воронин. «Духи» на него выскочат, обстреляют и снова уйдут, чтобы через некоторое время вновь ошарашить свинцовым дождем. Такая же ситуация была по периметру всего кишлака.
Если бы «зеленые» увеличили темп наступления и по-настоящему прессовали противника, можно было бы рассчитывать, что «духи» не выдержат совместной атаки, начнут совершать ошибки. Треть кишлака уже была за подразделением афганской армии – это уже хорошо, надо и дальше выдавливать «духов», бить, не давая опомниться.
– «17», я «Сосна-18», прием.
На связи Михаил Федорович.
– На приеме.
– «Зеленым» бы надо помочь, в зачистке…
Ни приказ, ни требование: начальник разведки озвучил фразу и молчал в ожидании ответа.
– Ё…
– Не понял, «17».
– Что-то со связью...
– «Зеленые», говорю, под огнем, надо поддержать в кишлаке, лежат и ничем их не поднять...
«Включать дурака» дальше было бесполезно, похоже, подкрался п…ц и совсем незаметно. Конечно, «зеленых» прижали, на зачистку их, действительно, не поднять, поэтому командованием принято решение усилить афганцев разведкой «полтинника». Ничего не оставалось, как подтвердить получение приказа:
– «17» принял.
Не хотелось соваться в кишлак, ох, как не хотелось! Там требовалась слаженная работа разведчиков! Но идти все-таки надо: Михаила Федоровича толкало командование, возможно, пинало, да и обстановка требовала – к вечеру завершить основную фазу операции. Ладно, начнем потихоньку.
– «21», что у тебя?
– В порядке. «Духи» залегли, кое-где отошли.
– Слушай внимательно: через пять минут втягиваемся в «зеленку» – общее направление 270. Прижмись к «23-му» и не теряй его из вида. Вопросы?
– Нет.
Уточнил задачу Воронину, Ивашко. Сложность задачи была понятной моим лейтенантам, как и холодок, возникший в груди. Мандраж ощущался в осипшем, вдруг, голосе. Ломаясь, он срывался, рука не находила тангенту. Встряхнулся, крепко зажмурив глаза, собрался в комок. Пора.
– Внимание, «Стрела» – вперед.
Бросок через «зеленку»: тридцать-сорок метров к кишлаку не составил труда. На одном дыхании пролетели участок зеленой рощи – открылась панорама дувалов, опоясавших кишлак с внешней стороны.
– Грезин, не отставать, круговое наблюдение.
Перебегая от дерева к дереву, втянулись в узкую улочку, затем, сблизились с площадкой, где комсомольский актив вляпался «духам». Тел погибших не было – вынесли к своим «бэтээрам». Интересно – растерзанных «духов» тоже не видно: осталась кровь на земле, тучи синих мух, следы волочения… Вот и настоящие «духи»… Понятно… Забрали убитых под нашим собственным носом. «Духи» они и есть духи, может и не в обиде на нас: боевиков потрошили не мы, они это знают, но оставить минный сюрприз – дело душманской чести.
– Увеличить интервалы, внимательней к растяжкам.
Плотная зелень деревьев не позволяла держать дистанцию безопасности, а перекрытая строениями, дувалами, каменными кладками местность создавала впечатление засевших «духов». Неприятно двигаться навстречу возможной очереди из-за каждого дерева, угла, окна, дувала. Стоило немного отстать или вырваться вперед, как теряешь локоть товарищей, наступавших по правую и левую руку.
В кишлачном лабиринте можно упасть и не встать, потеряться, получить ранение, оказаться без помощи и угодить противнику в плен. Перебежками мы приблизились к перестрелке, завязавшейся между подразделением «зеленых» и душманским отрядом.
– Не вырывайся, Комков.
Сближаясь с линией глиняных мазанок, снайпер увлекся стремительным бегом, чем нарушил выстроенный мной боевой порядок. При этом терялось взаимодействие, управляемость, возможность видеть друг друга в бою – важные факторы зримой победы, набор необходимых моментов, которые влияют на успешность в бою.
В преодолении «зеленки» работаем группой, расположившись по два-три человека вдоль дувалов на улочке, контролируя при этом противоположные стороны узкого прохода. Бой в населенном пункте требует мгновенной реакции – выжить в нем может только быстрый боец.
Мои управленцы, прикрывая меня, давали возможность руководить боем, в то же время они составляли резерв подразделения. На первом этапе парни прикрыли стык взводов Воронина и Ивашко. Я их бросал на участки боя, где требовалось усиление.
– Грезин, не теряй из виду людей!
Не торопясь, мы втянулись в очередную улочку, ведущую в глиняный кавардак строений. Выстрелы гремели за дувалами справа – там, вероятно, были «духи» и «зеленым» пришлось «зачищать» с противоположного направления. Улочка, по которой мы двигались на звуки выстрелов, пересекала проход, образуя «Т» – образный перекресток. Именно здесь и упали без движения сорбозы – напротив оказался опорный пункт моджахедов.
Лениво перестреливаясь, каждая из сторон имела свой интерес: «духи», стреляя, тянули время до наступления сумерек, надеясь выйти в прорыв, «зеленые» же, шныряя вокруг, собирали трофеи. Когда еще представится случай? В общем, обстановка была нормальной, если бы не опасность «духов» и огонь афганских сорбозов.
– Грезин, с Комковым выйти к перекрестку, оценить обстановку и дальше не лезь. Держитесь правой стенки и сразу назад.
Разведка перекрестка и местности вокруг него времени заняла немного. Вернувшись, Грезин доложил, что «духи», заняв узловую систему построек, засели в двухэтажном строении. «Зелёные» наступали по улице, примыкавшей к перекретску, отсюда не видно – мешала левая стенка дувала. Они лежали, перестреливаясь с засевшими в здании «духами».
Душманы были метрах в двухстах впереди. Они контролировали перпендикулярную нам улочку в оба направления, слева от нас лежали «зеленые», «духи» их прижали к земле, справа подтягивалась разведка дивизии и мы рисковали попасть под их раздачу с трех направлений.
Что же делать? Махнуть через дувал и пройти по садам? Забрать правее и скрытно выйти с северо-восточного направления. Можно попробовать… Если бы я командовал группой, так и поступил, но я командовал ротой, значит, принимать решения должен был на уровне командира подразделения. Послать Сергея на штурм я не мог – верные потери, и «духи», возможно, ожидали от нас нечто подобное. Лежат себе, прикрывшись минами, а мы попадем в такое болото, что там все и останемся. Похоже, надо действовать методом Ильича: «Мы пойдем другим путем».
– «Сосна-18», я «17», прием.
– На приеме.
– Уперлись в «духовский» опорный пункт, нужна поддержка «горбатых», целеуказание обеспечу. Прием.
Михаил Федорович молчал, прикидывая поступившую ему информацию, и выдал:
– Расстояние до цели?
Ход мыслей начальника понятен. Он справедливо полагал, что мы вышли к душманам на близкое расстояние и авиация может нас раздолбать. А что, если приврать? Иначе «вертушки» не сработают и зачистка отложится на утро. Оставаться на ночь в кишлаке – безумие, сожрут!
– «18», удаление 400, мы за дувалами.
– А «зеленые»?
Расстояние между засевшими «духами» и афганскими сорбозами, признаться, было маловатым. Но выхода не было, кому это надо – лезть на рожон?
– В порядке, «18»! Прикрыты! «Зеленых» ориентируйте на меня. Прием.
– Жди команды.
Облегченно вздохнув, огляделся. Не пойдет! Вернусь немного назад. Все-таки спокойней ориентировать вертолеты на цель, лежа за каменной кладкой.
Взвод Ивашко засел перед правым флангом «зелёных». Авиация ему не страшна, могли обстрелять афганские сорбозы.
Воронин находился в непосредственной близости от противника, в центре боевого порядка роты, втянувшейся в кишлак. Для его разведчиков были две реальные угрозы: противник и свои вертолеты, в случае, если сделают неточный залп.
– «23», прием.
– Слушаю.
– Убери «карандашей», «горбатые» будут минут через пять. Прием.
– Понял.
– «21-му» помощь нужна?
– Да-да, пусть поддержит огнем.
– Хорошо, помогу «зеленым», но они мешают, – включился Авдеев.
Олег ориентировался в ситуации: его взводу удобней атаковать с севера, но он опасался огня «зеленых». Впрочем, положение союзников на местности мне представлялось с трудом. Связался по радио с начальником:
– «Сосна-18», уберите «зеленых», мешают работе, прием.
– Как мешают, у них своя полоса наступления?
– Опасное соседство.
– Возьми правее.
– Нельзя. Окажусь под огнем сорбозов
– Тьфу, черт.
Михаил Федорович был раздражен, оно и понятно. Чтобы афганское подразделение отвезти или скорректировать направление его наступления, надо было выходить на командование выше. В таких ситуациях всегда возникали десятки вопросов, согласований, утверждений, а времени до атаки «вертушек» оставались минуты.
– Внимание всем, после атаки вертолетов –бросок по команде.
– «17», «горбатые» на подходе, убирай людей, – заревел в эфире Михаил Федорович.
– Всем в норы! «Вертушки»!
Едва упали за дувалы, камни, полуразрушенные стенки, земля вздрогнула от серии взрывов. Оказавшись в яме для замеса глины, из которой производят саманный кирпич, я все же увидел «двадцать четвертых», которые пронеслись над кронами деревьев.
– «17», лежать и не соваться, еще два захода.
– Понял «18».
По «148-й» – командирам взводов:
– Бросок по команде! Еще пара заходов, – слова потонули в грохоте «нурсов» следующей пары.
Чем они работают, черти? Земля вздрогнула так, что стенки осыпались рядом.
– «17», «горбатые» работают «каплей».
Ни х…я себе! – «вертушки» работали бомбой.
– Внимание, не высовываться!
Прислушался. Улетели? Нет. Звенящее хлопанье приближалось с прежнего курса атаки.
– Лежать!
«Двадцать четвертые» в крутом вираже пролетели над нами и скрылись за пылью, поднятой взрывами «нурсов». Что с противником после атаки боевых вертолётов? Разглядеть невозможно. «Духи» были за глиняной стенкой, где раскинулась роща высоких деревьев. Наступившая тишина прижала к земле, и только отдельные выстрелы гремели, где лежал взвод Олега Егорова.
ФАБ-100 с замедлением взрыва в 14 секунд рванула так, что развалила укрывшую нас стенку, кусками спрессованной глины присыпала разведчиков. Вот это да!
– Живы, «17»? – начальник разведки будоражил эфир.
– Да, уж… нормально.
Что ответить Михаилу Федоровичу, если, стоя на коленях, мы стряхивали пыль не только с ушей…
– «17», «горбатые» ушли на заправку. Можно работать, прием.
– Я понял, «18», понял. «Вертушки» ушли? Мы ничего не слышим.
– Да-да, ушли. «Зеленые» отойдут в соседний квадрат.
– Ну и х…й с ними.
– Что, что, не понял?
– Хорошо, что отошли, «18».
– А…
Встав, я оперся на остатки дувала, разделившего огород на части. В ушах звенело, я практически ничего не слышал.
– «21», «23», вперед, прикрою от «зеленых», прием.
Меня таскало по сторонам – приложило ударной волной.
– Товарищ старший лейтенант, хлебните, – Комков подал фляжку с водой. Плеснув на лицо, я сделал пару глотков.
– Спасибо, Комков. Давайте с Грезиным к перекрестку, мы за вами. Не торопитесь, посматривайте на «зелёных». Поехали.
Осматривая груды сооружений, развалившихся от фугасного взрыва, мы осторожно подбирались к зданиям, где засели душманы. Картина, скажу я вам… маслом! Часть глиняных сооружений занятых противником, была снесена ударной волной, из груды завалов торчали деревянные бревна, перекрытия – несомненно, «духи» были под руинами. Камни, ветки, фрагменты дувалов, образуя завалы, перегородили улицу. Пыль висела над посеревшей «зеленкой». Примкнувшая улочка, по которой наступали афганцы, осталась целой – взрывная волна прошла вдоль стен, создав турбулентность в проходе строений. Если «зеленые» не успели уйти, ударная волна могла их размести по дувалам. Выстрелы от рощицы, где находился Воронин, кинули управленцев в груды развалин. Я тоже привалился за камень. В ушах звенело.
– Что у тебя, «23»?
– Дорабатываю «душков».
В полосе наступления душманы приходили в себя, Сергей зачищал их опорный пункт, вернее, то, что от него осталось.
– Грезин, подойдите с Комковым к проходу и посмотрите: ушли «зеленые» или остались на позиции?
Егоров на правом фланге роты свою задачу закончил. Олег выжидал Воронина, зачищавшего опорный пункт противника. Ивашко, замыкая левый фланг подразделения, на всякий случай прикрылся от «зелёных» – был в режиме ожидания дальнейшей команды. Воронину надо было минут двадцать, чтобы разобраться с живыми «духами» и можно будет докладывать начальнику о завершении операции. Плохо, что люди были разбросаны в горящем кишлаке, где еще надо работать и работать. Скоро будет смеркаться, пора выводить роту и готовиться к ночи.
– «17», что у тебя?
– Все нормально, минут через двадцать закончу, – доложил я начальнику разведки.
– Хорошо, выходи на прежний рубеж с переходом к обороне на ночь.
– Понял «17».
За светлое время, думаю, выйду на позиции, проведу расчет сил для ночных мероприятий. Люди отдохнут по очереди.
– «17», прием.
– Слушаю, Сергей.
– Работу закончил, собираю стволы.
– Принял, отходи на рубеж, «21» прикроет.
Егоров поможет Сергею и его разведчикам на выходе, а Ивашко, прикрывая мой командный пункт, уйдет с рубежа после завершения общей задачи подразделения. А уж потом совместным силами обеих взводов мы выведем Александра к позициям, прикроем в случае воздействия «духов» – такое я принял решение, завершая бой в кишлаке.
«Зеленые», оставаясь на ночь, как повелось, будут из всего, что стреляет подбадривать себя пальбой до утра. Другое дело, что душманское сопротивление в Тарахейле сломлено мощными ударами армейской авиации, штурмовавшей опорные пункты противника по периметру окружения и в самом кишлаке. «Духи» понесли потери и вряд ли решатся на активные действия в условиях ночи. Они деморализованы, разобщены и не смогут объединить усилия для организованной атаки. Но бдительность надо утроить, удесятерить, и думать, что «духи» повержены – смертельно опасно. Потрепанный, почти уничтоженный враг способен на неординарные действия в кишлаке и за его пределами.
В восточном секторе разведчики Александра Ленцова уничтожили несколько душманских узлов обороны. Рассеяли, повергли в шок противника, лишив его инициативы в бою, что способствовало успешному выполнению задачи. Силами парашютно-десантного батальона, двух разведывательных рот под командованием гвардии подполковника Скрынникова была уничтожена группа душманов, обосновавшаяся в подбрюшье Кабула. Душманский отряд, состоявший, в основном, из местных жителей питал вооруженное подполье столицы оружием, продовольствием, являсь связующим звеном в разведывательной цепочке: Кабул – душманские базы в горах.
Разведчики моей роты вели бой в отведенной части порученной задачи и контролировали ход событий только на нашем направлении. Бои шли по всему кишлаку, где действовали разведчики дивизии, подразделение афганской армии, десантники 350-го гвардейского парашютно-десантного полка. Армейская авиация фиксировала очаги сопротивления «духов», выявляя общую картину душманской обороны, и сделала с десяток вылетов на штурмовку опорных пунктов противника. Экипажи вертолетов нанесли смертельные удары по основным узлам обороны «духов», вывели ее строя, лишив противника активного сопротивления. Это, конечно же, явилось серьезным подспорьем для нас, разведчиков, завершивших уничтожение душманов.
Афганские активисты, подразделение регулярной армии также внесли свою лепту в уничтожении душманского отряда. Несмотря на то, что местные комсомольцы понесли большие потери, они спровоцировали противника на открытие огня, что позволило нам определить его позиции, опорные пункты и разведчикам было легче действовать в самом кишлаке. В бою афганские сорбозы, выдавливая противника на окраины кишлака, действовали напористо, и треть жилого сектора осталась за ними.
На следующий день в Тарахейль прибудет оперативное подразделение ХАД, проведет зачистку. Часть жителей расстреляет, другую будет пытать, третьи прикинутся мирным населением и выйдут трудиться в поля.
В афганских кишлаках нет грани между мирным и не очень мирным населением. Это народ одного клана, племени и старейшины всегда договорятся между собой, как по мирным, так и военным вопросам. Сегодня они будут воевать, убивая друг друга – завтра объединятся и пойдут в атаку на соседний кишлак, разнесут его вместе с жителями. Послезавтра, уцелевшие, примкнут к победителям и совершат совместный налет на «шурави». Этот процесс бесконечен – так устроена жизнь афганского многоплеменного общества. В Тарахейле на два-три месяца установится видимость благополучия, его внесут в список населенных пунктов поддержавших народную власть. Будут довольны советники, доложат по инстанции о победе революции в очередном кишлаке, а душманское подполье прямо с завтрашнего дня приступит к восстановлению сил, сетей агентурной разведки с той разницей, что вся система противодействия властям приобретет еще большую изощренность, коварство и непримиримость.
В Кабуле, населенных пунктах, прилегавших к нему, сформировалось устойчивое антиправительственное подполье, которое подпитывалось покровителями западных стран. Финансовые потоки шли не только боевым отрядам оппозиции, но и тем, кто изнутри разваливал государственные устои. Без преувеличения сказать, такая тактика находила благодатную почву во всех сферах государственного аппарата Афганистана: денежные вливания поступали для подкупа чиновников правительства, руководства армии, органов безопасности. В провинциальных центрах, волостях, уездах работала система агитации и пропаганды против действующего правительства, советских войск. Представители антиправительственных организаций и партий проводили полномасштабную работу по дискредитации органов власти, советского воинского контингента, создавая в афганском обществе атмосферу психоза и недоверия. Со всей очевидностью можно сказать: душманская агитация и пропаганда отслеживала настроение населения в провинциях, гибко меняя формы и методы воздействия в условиях разных ситуаций.
Лидеры оппозиционных партий проводили мероприятия, которые разлагали регулярную армию, органы Царандой, безопасности – дезертирство приобретало огромные масштабы. Душманские отряды контролировали не только административные центры, но и те населенные пункты, которые примыкали к базовым районам и питали их материальными запасами. К весне 1981 года до 70% населенных пунктов Афганистана было под силами душманского сопротивления. Полевые командиры отрядов, находившихся в горах, пришли выводу о том, что борьбу с советскими войсками необходимо выстраивать в режиме большей автономности. Инфраструктуру они перемещали в недоступные горные районы, отвлекая внимание русских от кишлаков. (Кстати, партизаны Белоруссии, старались проводить свои акции также вне привязки к населенным пунктам, карательные мероприятия немцев следовали неотвратимо – деревни сжигались вместе с жителями). С осени прошлого года в окрестностях Кабула душманы оборудовали несколько баз, в которых складировалось оружие, боеприпасы, продовольствие, в них зимовали моджахеды. Они стали ядром вооруженной борьбы с действующей властью и советскими войсками. Таким вот непростым образом складывалась обстановка в апреле 1981 года, в которой действовали разведчики дивизии.
ГЛАВА 12
После операции в Тарахейле я проанализировал боевую подготовку разведывательной роты, ставшего родным «полтинника», с учетом выявленных недостатков специальной обученности личного состава при действиях в населенных пунктах. Вывод напрашивался cам: необходимо было находить возможность тренировок разведывательных групп с моделированием им различных ситуций, чтобы разведчики, выполняя боевую задачу, понимали друг друга по взгляду, мимике, жестам. Начало лета 1981 года не располагало к совершенствованию боевой подготовки – ее просто не было: писались красивые расписания, журналы боевой подготовки, но проводились только политические занятия, которым уделялось огромное значение. К примеру, 14 мая командир соединения генерал-майор Рябченко проводил совещание офицерского состава дивизии, на котором он сделал особый акцент на качество политических занятий. Командирам частей дал жесткую установку: до 20 мая представить ему на проверку конспекты политической подготовки для групп политзанятий офицерского состава. Далее приказано: 20 мая в дивизии провести единый политдень, к 25-мая – комсомольские собрания в подразделениях, посвященные встрече молодого пополнения.
Сколько бессонных ночей я провел за конспектами политзанятий!? Сколько потерял драгоценного времени, вырванного у главной дисциплины в бою – боевой подготовки!? Скольких ребят я недоучил грамотным действиям в боевых операциях!? Сейчас часто приходят мысли о том, как все это выдержал в то нелегкое время? У меня не было в роте заместителя по политической части – не предусматривался штатным расписанием, не хватало времени на лекции о роли коммунистической партии в решении строительства светлого будущего. А проверки системы политзанятий партийно-политическим аппаратом полка, дивизии следовали одна другой, съедая килограммы нервов.
Тем не менее, отдаю должное памяти замполита полка гвардии майора Гуринова – светлая память ему – погиб перед заменой! Станислав Михайлович строил работу с подчиненными на человеческом понимании и нас, командиров, поддерживал, помогая решать, порой, очень непростые задачи. Пусть эти слова не кажутся странными после тех выводов, которые я ранее делал в отношении партийно-политического аппарата в целом. Отдельные политработники являлись проводниками не только политики партии и правительства, но и линии командиров за качество боевой подготовки. Их за мою службу было двое: Гришин Владимир Николаевич и Гуринов Станислав Михайлович!
И все-таки выход в подготовке молодого пополнения к ведению боевых действий я нашел! Его надо было находить, потому что в боях гибли солдаты, офицеры и прапорщики. Было совершенно очевидно: боевые операции захватывали части и соединения 40-й армии по динамике нарастания и даже та скудная информация, которая поступала к нам, приводила к выводу о том, что их география расширялась. Войной были охвачены более половины провинций страны.
Я уже говорил о том, что разведывательные роты полков дивизии имели зоны ответственности ведения разведки, где проводили поиск наблюдение, засадные действия. Каждую ночь в горы уходили разведывательные группы, выполнявшие боевые задачи в установленном порядке. И у меня в роте, к примеру, сегодня уходила в ночь группа Олега Егорова, завтра пойдет Сергея Воронина, затем Александра Ивашко и так далее. Я составил план занятий, который предусматривал вопросы, требующие качественной отработки, включая сигналы взаимодействия, действия дозорных при внезапной встрече с противником, эвакуации раненых, убитых. Все, как в дивизионной разведке год назад.
Расстояние от базового лагеря до зоны выполнения разведывательных мероприятий составляло в среднем 5-6 километров. Именно на этом участке разведчики под командованием командиров групп отрабатывали учебные задачи. С одной стороны, это может вызвать недоумение: шли в реальный поиск и тут же тренировали сам поиск, а с другой – таким образом, нарабатывались профессиональные навыки, необходимые в боевой деятельности разведподразделения. По-другому не получалось, потому что ребят надо было тренировать, подтягивать, доводить до кондиции профессионального минимума. Последний бой в кишлаке показал – нужны были системные тренировки действий разведчиков, которые должны быть отработаны до автоматизма.
Весной 1981 года в роту пришло молодое пополнение в количестве тринадцати человек, которое необходимо было немедленно вводить в боевой состав. Дать ребятам не только адаптироваться к новым условиям службы, но и натаскать грамотным действиям в разведке. Именно так стоял вопрос – натаскать, а не заниматься системной подготовкой, которая в полку не проводилась. Предстояло много кропотливой работы по обучению личного состава, но необходимо было освободиться от балласта ненужного разведке. Перед операцией в Тарахейле мною было принято решение расстаться с командиром первого разведывательного взвода – Петренко, опозорившего звание офицера. Несмотря на то, что мы вместе учились в десантном училище, я посчитал – дальнейшее его пребывание в роте недопустимо. В парашютно-десантные подразделения мною были переведены несколько разведчиков из числа солдат, сержантов срочной службы. Такая процедура имела место, я уже об этом говорил – начальник штаба полка майор Чиндаров к решению этого вопроса подходил с пониманием и меня поддерживал. Возможно, этим решением я, может быть, и сохранил жизни ребятам, а в разведке могли погибнуть… К примеру, я никогда не стану Шумахером – не люблю большую скорость, а кто-то не станет разведчиком, потому что в разведке каждый человек «лепится» вручную, он – штучный материал, который командиры ваяюти и доводят его до ума длительными и упорными тренировками. К этому должна быть морально-психологическая предрасположенность – остальному я научу. Очень жаль, что в Афганистане, зачастую, имел место поточный метод комплектования разведывательных подразделений, без учета индивидуальных особенностей кандидатов.
Забегая вперед, скажу – всех своих разведчиков я сберег – живых и здоровых вернул матерям и любимым. В 20-ю годовщину вывода советских войск из Афганистана из Багдада мне позвонил, поздравив с памятной датой, полковник (ныне – генерал) Андрей Азарнов (Андрей находился в специальной командировке в Ираке, до этого был в Китае, Афганистане). Тот самый сержант Азарнов, с которым я осенью 1980 года, командуя разведгруппой, захватывал исламский комитет в кишлачной зоне Исталиф. По телефону мне Андрей сказал: «Валерий Григорьевич, большое спасибо за то, что в Афганистане вы научили нас воевать!». На следующий день из Польши позвонил Андрей Горобец, работающий в посольстве Российской Федерации в Варшаве, старшина 7-й роты моего батальона: «Комбат, спасибо, вам, что вывели нас в Союз живыми и здоровыми!». Есть ли на войне высшая оценка командиру?
А она продолжалась – война, суровая, кровопролитная… В бой уходили сформированные группировки и дежурные средства, реагируя на полученную информацию. Наши потери не уменьшались: офицерскому составу доводились приказы по армии, которые к боевым действиям не имели отношения, но приносили горечь утрат. На совещании, проводимым в конце мая командиром полка Семкиным, офицерскому составу был доведен ряд приказов командующего 40-й армией. В первом из них говорилось о несчастных случаях (утонули, поразило током, задавило машиной, отравились антифризом) в частях и соединениях армии за апрель 1981 года, в которых погибло 22 военнослужащих.
Следующий приказ: в саперном батальоне произошел взрыв печки типа «капельница» – сгорел солдат. Другой приказ говорил о том, что 13 мая водитель машины передал управление сослуживцу, который, не справившись с управлением, столкнулся с другой машиной – в результате чего 4 солдата погибло. Напомню, что это были безвозвратные потери одного месяца не связанные с боевыми действиями. Хотя надо отдать должное командирам всех степеней – они делали огромную работу по уменьшению потери от несчастных случаев. Проводилось множество инструктажей по мерам безопасности – вплоть до того, как солдату ходить в туалет, спать и умываться. Приказы, связанные с гибелью военнослужащих, доводились в части касающихся, под роспись. Статистика – математическая наука и вышеприведенные цифры я привел из реальной жизни.
Мои разведчики, получившие ранения в последних операциях, выздоравливали, возвращались в строй, продолжая воевать в разведке родного полка. Приятная радость для командира – ребята не сломились, не дрогнули, проявив мужской характер, волю, вернулись к боевым делам. Уже в строю Павленко, получивший в апреле ранение в голову. Вернувшись из медсанбата, он побывал в отпуске, увидел близких, родных и уже рвался в бой. Оправились от ранений Иванов и Черняков, они снова желали вместе со всеми ходить на задания. Поправлялись разведчики Воронина, раненые в бою за Тарахейль – одним словом, жизнь продолжалась, и войны хватало на всех. Без внимания ребят мы не оставляли: навещали в медсанбате, приносили письма, что-нибудь покушать из магазинчика.
К лету 1981 года обстоятельства сложились таким образом, что разведчики дивизии в составе группировок участвовали в нескольких крупных операциях. В июне проводились очередные боевые действия 350-го гвардейского парашютно-десантного полка в составе усиленного парашютно-десантного батальона под командованием капитана Вадима Войцеховского. Оперативную группу возглавил командир полка подполковник Александр Семкин. Задача группировки состояла в следующем: совершить марш по маршруту Кабул – Топ-Чак – Тизак, блокировать и уничтожить формирование противника в районе Даймирдад.
Моей разведывательной роте была поставлена задача прикрытия инженерной разведки отряда обеспечения движения, который мог подвергнуться нападению из засады. В последующем мне было приказано вести разведку в интересах группировки в районе населенного пункта Даймирдад с целью обнаружения противника. Задачу ставил командир полка:
– Марченко, с прикрытием ООД все понятно или есть вопросы?
– Никак нет, товарищ подполковник.
– Идем дальше, – командир склонился над картой, – на этом рубеже оперативная группа спешится – прикроешь нас при выходе на высоту…
Кое-что я помечал в рабочей тетради, формируя сходу решения, расчет сил и средств. Командир полка продолжал:
– Затем, с ротой достигнешь ущелий, – Семкин показал на карте точку схождения двух ущелий, – обеспечишь проход отряда обеспечения движения через кишлак и высохшее русло реки. Обрати внимание: кишлак, ущелья, это может быть опасным…
– Понял, товарищ подполковник.
Далее командир полка уточнил вопросы по развертыванию командного пункта, охраны, обороны его силами комендантского взвода и резерва группировки, уточнил взаимодействие моей роты с командиром батальона Войцеховским. При постановке задачи мы сидели на одной скамейке рядом и Вадим Аркадьевич – среднего роста крепыш, делая пометки, толкнул меня в бок:
– У тебя какая частота на «123»?
Я удивленно взглянул на шустрого в повседневной жизни комбата, и тихонько, чтобы не заметил Чиндаров (будет море крови), шепнул:
– Не помню.
А через секунду, наклонившись к его плечу, уточнил:
– Товарищ капитан, я пришлю Кожевникова, с вашим связистом они все согласуют. На каждую операцию у меня разные радиоданные, поэтому на вскидку – не помню. Войцеховский кивнул, продолжая записывать информацию.
После постановки задачи мы вышли на раскаленный воздух. Сидеть в палатке было невозможно – пот по спине стекал под «хэбэшкой», мелкая, висевшая в воздухе пыль, раздражала глаза. Сначала под душ – старшина Савельев нашел где-то емкость, шланг, распылитель – можно было ополоснуться водой.
В замысле операции роль полковой разведки не являлась особой: задействовались два взвода моей роты, третий оставался в лагере для ведения разведки в зоне ответственности. Проанализировав текущие задачи, я принял решение взять на операцию взводы Ивашко и Воронина, а Егорова оставил работать в интересах дивизии. Старшим в подразделении останется Платонов – займется оборудованием материальной базы.
Изучение района предстоящих боевых действий по карте приоткрыло множество деталей, которые необходимо было учитывать при выполнении задачи. Ущелье горной системы Хазараджат провинции Вардак раскинуло отроги в 120 километрах юго-западнее Кабула. Широкое и плодородное ущелье, по которому мчит свои воды Хават – горная речушка, врезается в мощное нагорье, которое в свою очередь изрезали узкие ущелья. Виноградники, населенные пункты протянулись вдоль долины по обоим берегам реки, зажатой горными системами. Дорожная сеть была не развитой, грунтовые дороги, переплетаясь друг с другом, соединяли между собой кишлаки. Особенность афганской действительности: есть река, значит, есть поля, возделываются культуры, теплится жизнь.
Анализируя маршрут движения колонны, я наметил опасные участки, где возможны были засады, нападения. Прикинул варианты прикрытия инженерной разведки и действия в пешем порядке. Откровенно не нравилась кишлачная цепочка, к которой мы прижмемся, входя в район боевой операции. Местность благоволила к противнику наличием множества удобных мест для засад и налетов. Не успеем мы начать движение из парка, как «духи» выйдут на позиции, установят мины, засады. Более того, устроят завалы, пустят воду на проезжую часть, которая размоет дорогу, образуя ямы и вымоины. Плодородность долины достигалась ничем иным, как подводом воды по множеству арыков и кяризов, которые служат противнику для скрытого выдвижения к местам атак. Выходы душманов к нашим войскам с внезапным огневым поражением отработаны ими до мельчайших деталей. Поэтому маршрут движения группировки я отнес к категории сложных и очень опасных, требующий внимательного изучения и собранности на всем его протяжении.
Неблагодарное это дело – провоцировать душманский огонь на себя. Но получалось следующее: смешанная колонна на марше, практически, была беззащитной. На примере рейдовых операций несложно сделать выводы: тактика противника при воздействии на колонны предусматривала множество вариантов. Планируя нападение, душманы учитывали многие факторы: время, место засады, привлекаемые силы, средства, порядок поражения и главное оружие – внезапность. Дерзкая атака и «духи» в секунды исчезали под землю, ущелье, в русло ручья, а через полчаса махали мотыгами, спокойно окучивая лозу виноградника.
Колонне боевой техники трудно без потерь оказать сопротивление противнику, потому что она принимает меры к обороне по факту нападения, а ведь уже подорвана техника, царит неразбериха, погибли люди. Значит, необходимы были превентивные мероприятия, вплоть до спешивания личного состава на опасных участках и выдвижение его по склонам горных хребтов. Кстати сказать, в ущелье вертолеты – малое утешение: экипажи привязаны к технике пилотирования больше, чем к воздействию бортовым оружием на противника. Высокая турбулентность бросала машины на скалы, землю, со склонов «мочили» ДШК, а разглядеть с воздуха «духовские» позиции было почти невозможно. Поэтому подразделения прикрытия, в данном случае, моя разведывательная рота, подставлялись под огонь противника с тем, чтобы уберечь колонну на марше. Нам предстояла задача выявления душманских засад на пути следования группировки, а в случае засады – связывания противника боем для того, чтобы колонна штатным оружием могла организованно ответить огнем.
– Валерий Григорьевич, может, я с ротой пойду, буду нужнее в колонне?
Платонов зашел ко мне в закуток, присев рядом за стол. Мысль взять заместителя в рейд, конечно, была, но на 35 разведчиков, идущих на войну, четыре офицера – многовато. Зачем лишние риски?
– Отдохни, Жень, до следующего раза. Два взвода, сам понимаешь, немного. Сделай ружпарк, замени описи, бирки, разберись с гранатами, чтобы не получилось, как с Петренко. (Бывшему командиру взвода Петренко кто-то из солдат подсунул запал от гранаты с выдернутой чекой). Стоило взводному развернуть бумагу, в которой находился запал, он бы сработал. Так и случилось! Но запал, случайно, оказался в руках солдата, который, после срабатывания, не успел откинуть в сторону – везде находились люди. Он зажал его в кулак – хлопок детонатора и боец лишился пальцев правой руки.
– Понятно. А что у нас с военными билетами?
– Как раз и проверишь, заполнишь. Накопилось много изменений по службе и воинским званиям, кстати, обнови и стенную печать. Жень, надо, понимаешь – надо, оставайся и рули. Наряд озадачь, чтоб «Динку» кормили.
«Динка» – это особая история! Однажды советники из Джелалабада подарили мне обезьянку, индийскую макаку. Небольшое, шустрое, но ужасно агрессивное создание! Свободными вечерами она была главным объектом наших развлечений. Ее стравливали драться с собаками, желающими подурачиться солдатами, офицерами, она бесстрашно нападала на всех, кто ей не нравился, впиваясь острыми зубами в обидчика.
– Хорошо, Григорич, сделаю, заодно отработаю журналы боевой подготовки.
– Вот, видишь, работы непочатый край! Да, вот еще: сделай отдельную программку для молодых бойцов – будем втягивать по возвращении из рейда.
Обсудили с заместителем ряд других текущих вопросов, которые накапливались и, если их не разбирать, засосет повседневной рутиной. Платонову выпал удобный момент завершить дела. Из командования полка в лагере никто не оставался – все уходили в рейд, поэтому спокойно, не напрягаясь, Евгений решит намеченные нами вопросы. С Платоновым оставался старшина, которому я определил задачу замены солдатам постельного и нательного белья, устройства бани по возвращении роты с операции. После решения хозяйственных вопросов, вызвал к себе для постановки задач командиров взводов.
– Для тебя, Олег, ничего нового нет, работаешь в обычном режиме: днем отдыхаешь, ночью – в горы. Потаскай молодежь по засаде, сигналам, потренируй, чтобы друг друга чувствовали затылком. На разборе должны тебе объяснить и защитить свои действия, поучи их инициативе, одним словом – дерзай! Пока достаточно. Если нет вопросов, отдыхай, готовься к ночи, а мы еще поработаем.
– Понял!
– Александр и ты, Сергей, – обратился я к командирам взводов, – в колонне работаем на внимание и наблюдение. Нас «духи», скорее всего, пропустят – их цель радийные машины, наливники, группы управления. В этом они ориентируются. Отряд обеспечения движения небольшой, но он прикрывается танковым взводом – и нам спокойней. Таким образом, наша задача – не проскочить засаду. В случае таковой – по радио навести танкистов и пусть они ее «гасят» из ДШК и орудий. Танкистов проинструктирую до слез.
Собравшись с мыслями, продолжил:
– Хуже ситуация на маршруте: завалы и суженые места. Спешиваемся по команде и, как тени, за камни, вверх пойдем под прикрытием танкистов. Не торопитесь, оцените местность, противник проявит себя. Целеуказание красной ракетой и трассерами. Подробнейшим образом я проиграл различные ситуации засад, завалов, налетов, обстрелов с гребней хребтов. Отработал порядок связи, сигналов и взаимодействия…
– Кстати, Петрович, давай-ка к Войцеховскому, сработай с Аркадьевичем по связи, уточни по КВ, иначе может быть, что связи никакой, кроме… Сам знаешь!
– Угу. Понял.
Командирам разведывательных групп уточнил порядок преодоления населенных пунктов. В конце подытожил:
– Я в командирской машине, управляю группами по «123-й» и «148-й», спешиваюсь вместе с вами и рассчитывайте на прикрытие моим управлением. Вопросы, господа офицеры?
Основательный Ивашко уточнил:
– Валерий Григорьевич, авианаводчик будет?
– На этапе выдвижения – нет, дальше? – Покажет обстановка. Так определил командир полка. И последнее: проверить жетоны, аптечки, промедол, запасы воды. Все. В народ, подъем в 1.50.
Подготовка к очередной боевой операции 350-го гвардейского парашютно-десантного полка была завершена вовремя. Группировка изготовилась к броску на юг провинции Вардак, чтобы своими силами помочь правительству страны взять под контроль обстановку на подступах к столице.
ГЛАВА 13
В 3.00 группировка начала движение. В составе отряда обеспечения движения я повел колонну через Кабул на магистраль. Пройти предстояло через город. Старшим обеспечения был назначен начальник инженерной службы полка майор Курлюк, воевавший в Бехсуде и получивший там, в первой рейдовой операции, тяжелые минно-взрывные ранения. Излечившись после полученных травм, он вернулся в строй. Он был опытным специалистом в инженерном обеспечении, имевшим за плечами множество боевых операций.
Частые выходы в рейды научили нас действовать быстро и слаженно, в том числе – на этапе вытягивания колонны на маршрут движения. Подразделения знали «свой маневр» и уверенно занимали места в общей колонне. Еще затемно мы вышли на трассу, и до самого поворота в ущелье двигались на хорошей скорости. Перед съездом на грунтовку и втягиванием в ущелье, я дал команду Александру Ивашко выдвинуться для разведки местности на повороте и прикрытия ООД под командованием майора Курлюка.
Метров через сто после съезда была обнаружена первая «итальянка». Непонятно! То ли душманы изменили своей тактике или сработали сознательно? Минируя съезды на грунтовые дороги, «духи» применяли несколько хитростей, о которых я подробнейшим образом рассказывал выше. В нашей ситуации к съезду, как таковому, не было претензий – чист, а через несколько десятков метров была обнаружена мина, к которой сразу же появились вопросы. Первое, мина была установлена наспех, перед нашим поворотом направо. Значит, противник уже вышел в режим противодействия. Он был перед нами!
– Товарищ майор, – обратился я к Курлюку, – двумя группами выдвинусь метров двести вперед и прикрою вас от неприятностей с дороги. Возражений не будет?
– Д-д-давай, Марченко, – заикаясь, отмахнулся контуженый майор, занявшись обнаруженной солдатом миной.
– Чо это, товарищ майор?
– Уйди, а то ё…т, сложим ласты!
– А-а… Ну, ладно…
Саперы обнаружили еще несколько мин, поэтому я решил взвод Воронина на боевых машинах оставить для прикрытия отряда обеспечения, Ивашко в пешем порядке выдвинуть метров 150 вперед по правой стороне дороге, чтобы встретить противника на подступах к колонне. Сам же с разведчиками управления роты двинусь с левой стороны грунтовки, создавая саперам Курлюка поле безопасности разведки маршрута с обеих сторон проезжей части.
– Ближе двадцати метров к дороге не приближайся, Александр, – возможны растяжки и противопехотные мины. Следуем по одной линии – вперед не вырывайся, но и не отставай, связь по радио и визуальная.
– Понял, Валерий Григорьевич.
Оглянулся – Курлюк колдовал над очередной «итальянкой», которую сняли саперы, и что-то вдалбливал одному из солдат. Может, как и я, вынуждено, «по ходу дела,» учил подчиненных методам обнаружения и снятия мин. За ними следовал танковый взвод, с командиром которого перед началом движения я отработал порядок действий, связь, поддержку огнем.
Было очень темно. Выдвинувшихся с правой обочины дороги разведчиков Ивашко я не видел, они исчезли вместе с командиром группы, словно провалились сквозь землю. Профессиональная работа командира и его подчиненных. Пора и самому было двигаться на рубеж прикрытия саперов.
– Комков, с Бутриным – дозор. Следовать вдоль дороги, не приближаясь к ней ближе тридцати метров. Полное внимание! «Духи» ставят мины перед самым нашим носом. Сигналы прежние. Давайте, ребята, но чтоб – культурненько.
Снайпер Комков был опытным разведчиком, в дозоре работал смело, уверенно, а вот Бутрин был молодым солдатом последнего призыва. В роту я его взял за спортивные достижения по каратэ-до. Парень он был энергичный, уверенный, независимый – осталось только научить его мудрому делу разведки. Другого бы молодого разведчика не послал с Комковым – не до учебы и обстановка, похоже, накалялась. Стояла такая тишина – до звона в ушах, не хотелось верить, что противник был рядом и время от времени подсовывал мины в дорожную пыль.
– Волик, ты где, черт бы тебя побрал?
«Таблетка» вынырнул из темноты.
– Товарищ старший лейтенант, шину прихватил – на всякий случай и бинтов.
– В своем репертуаре! Грезин, Петров – за дозором, Ганюков с Богдановым – тыл. Волик со мной – контролируешь дорогу справа и группу Ивашко, из вида друг друга не терять. Все! Поехали.
Ночь выдалась темной – без подсветки луны. Превратившись в призраков, мы отошли от дороги и тут же втянулись в виноградник, ставший серьезным препятствием. Ровными рядочками виноградные кусты уходили в темноту поперек движения группы, цеплялись за одежду, снаряжение, мешали бесшумному движению.
Между рядками окученной лозы было полтора-два метра, которые мы старались преодолевать с особой осторожностью, не нарушая общего фона наступавшего утра. Я периодически прислушивался к дороге, где с Курлюком осталась группа инженерной разведки, косился вправо – на группу Ивашко, которая по моим расчетам выдвигалась на одном уровне с нами.
Двигателей танков, БМД практически не было слышно, наверное, опять обнаружили мину, снимали. Колонна в таких случаях останавливалась, ждала команду к началу движения. Вокруг была тишина, ничто не говорило о присутствии противника, разве только – мины! Но с каждой минутой нарастало чувство опасности, охватывало, заволакивало. Очередное спотыкание о куст вызывало першение в горле, провоцируя кашель, обрабатывали чем-то что ли? – Падали в лозу, прижимаясь к земле.
Сжимавшие автомат руки, немели, ломило затылок, хотелось хлебнуть холодненького, но… Стоп, остановка. Слушаем ночь! Оглядевшись, коснулся Грезина – вперед. Поравнялись с Ивашко. Его разведчики угадывались на фоне светлеющего неба. Стало быть, следуем по виноградной плантации, придерживаясь общего маршрута движения. Нас разделяла дорога и расстояние между группами в сотню метров – не помеха, при необходимости поможем друг другу.
Заработавшие двигатели отряда обеспечения дали знать, что инженерная разведка с танковым взводом пошли по дороге – путь, вероятно, был свободен. А основные силы группировки все еще стояли на магистрали, ожидая, когда участок грунтовой дороги очистят от мин, и можно будет втянуться в ущелье.
Сигнал «Внимание» подал Грезин, направляющий группы – упали, укрывшись за окученные рядки виноградника.
– Что у тебя?
Сержант показал на дозор – ясно, Комков уперся в проблему. Надо решение командира.
– Так, Грезин – старший, Волик – со мной. Тишина.
Царапая руки колючей лозой, и лицу досталось, мы с Воликом двинулись к дозору. Почти добрались до него! Вспышка! Под ногами качнулась земля. Тишина всколыхнулась «бухнувшим» взрывом, ткнувшего ударной волной по спине.
– Что случилось, «броня», прием?
В наушниках помехи с меняющимся тембром шума.
– «Броня», ответь «17-му».
Сквозь шипение я все же услышал Воронина:
– «Слон» подорвался! Как слышишь?
– Что у них?
– «Слон», говорю, подорвался!
– Ну, и…
– Что и?.. Не слышу!
– Твою мать эту связь! Танкисты живы?
– А… Понял! Сейчас вникну.
Воронин, скорее всего, контужен! Ни хрена не слышит!
– Волик, не отвлекайся от виноградника.
– Я смотрю, товарищ старший лейтенант. Ивашко залег, его не видно.
– Наблюдай.
Через несколько минут Сергей доложил:
– Экипаж контужен, нужна эвакуация – у танкистов, б…ь, с собою нет даже бинтов.
– Окажи им помощь.
– Разберусь, «17». Как обстановка?
Хорошо – не сработала танковая боеукладка, – думал я, – детонация снарядов привела бы к страшным последствиям. Сразу же за танковым взводом шли БМД моей роты.
Ответить Воронину я не успел – рвануло так, что я не понял, как оказался на земле. Эхо полетело по скалам ущелья.
– Ё… твою м…ь, это еще что? – закричал я в эфир.
– «17», «17», я «23», подорвался командир «слонов».
– Как?
– А х…й его знает! Объезжал подорванную «коробочку» и подлетел на обочине.
– Где их командир?
– Что? Не понял!
– Где старший танкистов?
– Он и подорвался! Сейчас уточню.
– Убери людей, слышишь меня?
– Да-да, мои за броней.
– Сергей, внимание на виноградник.
– Ни х…я не слышу, кажется, досталось.
– Глаз не спускать с виноградника!
– Понял, понял, – вскричал отчаянным матом Сергей.
Наверное, контужен сработавшей под танком миной.
– Разберись, я жду доклад.
Куда ж смотрели саперы? Второй танк налетает на мину! И танкисты хороши! – Пустые медицинские аптечки, оказать нечем первую помощь! Темновато и вертолеты будут нескоро.
Новый взрыв потряс ущелье. Я прижался к земле, ощущая щекой прохладную сталь автомата. Чья очередь? Кому светлеющее небо востока уже не заглянет в глаза?..
– «17», прием, – в наушнике голос Воронина.
Я не сразу нашел тангенту, чтобы ответить Сергею, но вздохнул с облегчением. Жив.
– «17», я «23», прием.
– Слушаю.
– Третий взлетел…
– Помощь нужна или сам разберешься?
– Что разбираться? Нужна эвакуация.
– Понятно. Бери на себя прикрытие обеспечения и помоги танкистам.
Понимая, что Курлюку нет времени на доклады по команде – ситуация тяжелая: три подрыва за пятнадцать минут, я решил доложить обстановку командиру полка.
– «Рубин-13», Я «Астра-17», прием.
– На приеме.
– Тяжелые «коробочки» вышли из строя! Три подрыва подряд, помощь экипажам нужна. Посадку «горбатых» обеспечу, прием.
Ответ был длинной тирадой площадного мата, из которого понял: куда я смотрел? Почему танки подорвались на минах? Попытка объяснить по радио, что к подрывам танков я имею очень маленькое отношение, а точнее – вообще его не имею, Семкину показалась малоубедительной. Теряя драгоценное время, я несколько минут выслушивал мат-перемат, при этом в интонациях командира полка угадывалось, что он не на войне, а на полигоне под Псковом. Тем не менее, я доложил свое решение:
– «Рубин-13», двумя группами прикрою в пешем порядке, броня обеспечит «ниточку» «кротов» на марше, прием.
– Будь на связи, докладывай.
– Фу, черт, – вытер испарину, – Грезин, вперед.
В светлеющей утренней заре я думал, что лучшим решением будет, если мы отвоюем больше пространства на участке дороги, где работали саперы. Мне надо будет выдвинуться перед отрядом обеспечения движения метров на триста вперед и взять под контроль кусочек маршрута перед колонной. Светлое время позволит более детальное исследовать рельеф на пути движения, а пока противник, контролировал колонну и взялся за нас по серьезному. Что будет дальше – никто этого не знал?
– Что у тебя, Комков?
Я был рядом с дозором, до которого мы почти добрались, но начались подрывы танков.
– Товарищ старший лейтенант, виноградник заканчивается обрывом, за нм – сухое русло реки. Широкое. Дальше – кишлак. На площадке метров в двести мы, как на ладони – укрыться негде и нечем. На той стороне, перед дувалами, сеть арыков, в которых, не исключаю, засада.
– Далеко до обрыва?
– Рядом.
– Давай к нему.
К последним рядкам виноградника мы ползли через кусты. Обрыв. Около трех метров почти вертикальной стенки вниз.
– Дай-ка «ночничок».
Ничего особенного в прибор я не заметил. Посмотрел вправо, где находился Ивашко – разведчиков не было видно. Вероятней всего Ивашко размышлял, какой следующий сделать шаг.
– «22», не торопись, изучи русло реки, – сориентировал я Александра.
– Русло-то чисто, а вот дальше…
– Ну?
– На той стороне смущают аккуратно сложенные камни, как будто специально лежат… Не нравится.
– Стоять! Вперед не лезь, наблюдай – подождем «вертушек», а там разберемся! А?
– Мудрое решение командира.
– Подкалываешь что ли?
– Не, а, «17», себя успокаиваю!
– Ну, да!
«Доложу, – подумал я, – командиру полка о сложившейся ситуации с предложением подождать рассвет. То есть, выход на кишлак сделать при поддержке вертолетов: местность открытая, риск большой потерять людей.
– «Рубин-13», я «Астра-17», прием.
Так и поступил, доложив Семкину обстановку такой, какой я ее видел и оценивал. Выразил беспокойство о возможной засаде, может быть, сразу нескольких. Нужна, мол, поддержка вертолетов, без которой, с учетом подорвавшихся танков, отряд обеспечения может стать уязвимой мишенью. Семкин реагировал с присущей ему академической командирской грамотностью:
– «17», я «Рубин-13», не задерживай колонну, приказываю – вперед!
– «Рубин-13», мы открыты засадам «духов», – «молочу» открыто в эфир!
– Вам вечно, что-нибудь, кажется! Я сказал – вперед!
«Вперед ему… Бля… Выполняет график движения... Семкин выехал на учения …», – так я бурчал про себя, «пройдясь» прицелом по кишлачной окраине. Видимость была хорошей, поэтому я с уверенностью мог сказать – движения на его улочках не было, в то время как утренний намаз закончился, и люди должны были идти работать в поля. Где они? Спрятались в горы? Значит – опасность, остальные ушли в засады. Что будем делать? Наметить ориентиры? Попробуем.
– Комков, улочку видишь на той стороне?
– С темными кустами?
– Ну, да, что-то такое…
– Схватил!
– Это основной ориентир броска через сухое русло – держись его. Теперь смотри в перспективу и наметь пару мест, где можно укрыться во время броска. Вот, к примеру, вымоина, дальше – валун, тоже сойдет. Бросок с Бутриным по команде – прикроем, но не танцевать – лететь, как выстрел. С обрыва – нормально, скатитесь на спине, РД смягчит. Понятно?
– Угу.
– Приготовиться! Бутрин?
– Я, товарищ старший лейтенант!
– Задача понятна?
– Так точно!
– Это тебе не кирпичи ломать! Наука – побеждать!
– Суворов, что ли, товарищ старший лейтенант?
– Ну, да! А мы – суворовцы войны. Собраться! Вперед!
Оценив рубеж броска, Комков с Бутриным скатились с обрыва, залегли. Слух приласкали, запустившиеся сзади двигатели техники отряда обеспечения – Курлюк начал движение, вероятно, получив строгий наказ командира полка, не задерживать движение колонны.
Автоматные очереди ударили с обратного русла реки: звонкие, частые, рассыпавшись грохотом полутора десятков стволов.
– Засада!
Свинцовый огонь хлестал по веткам кустов виноградника. Убрали головы за рядочки окученной лозы, тело вжалось в землю под шелест летевших пуль: «вжих», «вжих», «вжих»-«вжих»...
– Не стрелять! Укрыться.
Плотная синь выхлопа газов обозначила «духов» по фронту, занятой ими позиции. Ее было видно по вспышкам выстрелов, что сыграло нам на руку – противник ослепил себя автоматными очередями, поэтому команда: «Не стрелять» – была необходимой. Ответный огонь не мог иметь результатов – он расшифровывал нас окончательно, и мы бы тоже ослепли.
Засада с гоушки не застала врасплох. Обстановка уже накалилась подрывами танков и было ощущение: сейчас, сейчас… Но для засады не было удобного места – кругом сплошной виноградник, кусты которого ниже человеческого роста. А тут - пожалйста, лучше не придумать засадной позиции!
«Духи», используя тактику минной войны, могли быть довольны – три танка взлетели на минах. Надо еще разобраться, почему первые мины были обнаружены саперами, а последующие сработали точно по цели. Что применил противник? Новую хитрость? Или человеческий фактор?
– «Астра-17», я «22», – Ивашко вышел на связь, – у меня нормально.
– Понял. Не открывайся, веди наблюдение.
Лихорадочно думая, что же предпринять в эту минуту? Под обрывом услышал Бутрина:
– Товарищ старший лейтенант, Комков ранен.
Это плохо. Как его вытащить? Чтобы оценить обстановку подполз к обрыву. Оба дозорных лежали за глыбой земли. Комков пытался скинуть ботинок, штанина его комбинезона была разорвана и пропитана кровью.
– Что у тебя, Комков?
– В ногу ударило.
– Держи промедол, – я кинул снайперу тюбик прозрачной жидкости.
– Чего ты возишься с комбезом? Коли через ткань в бедро! Бутрин, убери голову – лежать и не шевелиться.
Огонь противника стал избирательней: пули, стараясь найти цель, с жужжанием проносились над головами, шлепались в стенку обрыва.
– Товарищ старший лейтенант, «духи» звереют!
– Чего?
– Кричат!
– А-а…
Визгливые крики душманских вояк: «Аллах Акбар», доносились с обратного русла реки.
– Звереют.
– Что ты там, Волик, бурчишь?
– «Духи» с ума посходили.
– Хотелось бы, друг мой «таблетка», а «душки-то» подбадривают себя и шкалят нас потихоньку. Не скиснем?
– Ну, что вы, товарищ старший лейтенант!
Рассветало. Вот-вот из-за гребня вынырнет лучик светила и в обаянии его утонет плантация виноградной лозы. От реки по ущелью плыла утренняя дымка, охватывая прохладой кусочек долины перед восходом палящего солнца. За сухим руслом бывшей речонки контрастно проявился кишлак, но людей в нем все еще не было видно, как не видно обычного дымка очагов. Левее – высотка. Я не сразу обратил на нее внимание, темновато было, да и «духи» прижали огнем, теперь же она притягивала взгляд. Нет-нет, я бросал на нее взгляды и пока не понимал – почему?
Из любопытства прикинул, если на ней оказаться, перед наблюдателем откроются просторы, едва ли не до магистральной трассы, где все еще стояли основные силы группировки. Это перед наблюдателем. А что будет при занятии на ней позиции, этак, полутора десятка «духов»? Интересная высотка! С нее в километр по окружности можно устроить систему сплошного огня, которую не преодолеть даже на нашей броне. Так-так… Уходить! Ход мыслей мне все больше не нравился. Положат!
Опасный участок сухого русла необходимо срочно оставить! Уйти с линии огня душманской засады! Я уже не сомневался в ее реальности и думал, как привлечь Ивашко, чтобы он подработал на отвлечение «духов». С левого склона подобраться к горушке и уйти в ее «мертвую» зону? Результатом будет уход, а Ивашко?
– «22», прием.
– На приеме.
– Различаешь «бородатых»?
– Ну, да, передо мной.
– Тогда слушай: через минуту ударь сосредоточенным, отвлеки от нас – я уйду влево.
Осмысливая задачу, Ивашко молчал.
– Принял.
Пока суд да дело – надо уходить. А вот дадут ли?
– Комков, вам с Бутриным лежать и не шевелиться – вы в нашем поле зрения. Ясно?
– Так точно, товарищ старший лейтенант.
– Грезин.
– Я.
– С Петровым выдвигаетесь метров двести влево от обрыва и стоп – разберемся. Приготовиться.
Группа Ивашко открыла внезапный для засадной группы противника огонь.
– Вперед.
На четвереньках мы рванули по винограднику в обход противника. Смешное это было зрелище! Каждый из нас имел полное снаряжение и боекомплект. Но ироничная мысль не успела оформиться, как с непонравившейся мне высотки рубанули автоматные очереди и вокруг нас кусты виноградника полетели в разные стороны.
– Укрыться!
Пули шлепались в стенку обрыва справа, в земляную насыпь кустов. Она и стала спасительницей – тела вытянулись вдоль рядков виноградника и слились с ними в едином объятье. Кажется, все… Не поднять головы – разлетится вдребезги. Такого еще не бывало! Автоматно-пулеметный огонь косил виноградник. Стволов тридцать, навскидку, изрыгая пламень свинца, уничтожали все живое не только в винограднике, но и в округе. Это не засада – ураган, сметавший все на своем пути. Кое-как удалось подтянул радиостанцию:
– «23», прием?
– На приеме.
– У меня «300-й», прижали огнем, кто-нибудь из танкистов в состоянии работать из орудий и ДШК?
– «17», в норме у них командир, сейчас озадачу.
– Стоп Сергей, слушай внимательно.
Ответ Воронина оживил.
– Наблюдаешь позицию «духов»?
– Да.
– Из орудий лупи по горушке, ДШК – по засаде, постоянно переноси огонь.
– Понял, попробуем.
– Какой попробуем? Вали, что есть мочи!
– Понял, «17».
– Выйдешь к руслу реки, забери «трехсотого».
– Да-да, принял!
Серега схватил налету, значит, еще повоюем. Как там танкисты? Все зависело от них! Надо было выходить из-под огня. Суть мысли проста: получится огнем танковых орудий подавить противника на горушке - перемахнем открытый участок сухого русла и уйдем от огня. Нет? Писем написать не успеем, ляжем все, как один.
ГЛАВА 14
Танковый ДШК, круша каменную кладку вместе с засевшими «духами», ударил нервными, короткими очередями. Получилось толково: позиция противника разлеталась в мелкое крошево, нанося противнику косвенные поражения щебенкой. Невидимые до сих пор «нуристанки» и чалмы душманов метнулись в дувалы – кишлак. Выстрел танкового орудия поднял на высотке каменный грунт, опустив его на головы «духов». Следующие выстрелы танка прозвучали еще убедительней – огонь противника прекратился так же внезапно, как и начался. Может, и правда, повезло?
– Живы?
– Вроде бы, да, – глухо ответил, «Таблетка», все еще не веря, что свинцовый шквал никого из нас не задел.
Стряхивая пыль с головы, Волик примеривался, как бы махнуть с обрыва к получившему ранение Комкову.
– Стоять, Волик, с ним останется Бутрин! Через русло – бегом! Ты слышишь меня, Бутрин? Береги Комкова, подтянешься к нам с Ворониным!
– Понял, товарищ старший лейтенант.
Скатившись по обрыву, мы чесанули по сыпучему песку на обратный берег речонки. За спиной ДШК длинными очередями «резал» оборону противника – той самой горушки, которую я сразу-то и не заметил. Мощный огонь прижал противника к щебенке, не позволяя ему огрызнуться по нам свинцовым огнем. Мы же, пригнувшись, бежали по сухому руслу реки к арыкам, где укроемся от душманов засадной группы, расположенной справа – перед фронтом Ивашко. Споткнувшись, я упал на песок, намытый сезоном дождей по весне, и думал, мать твою, как же нам выбраться из этой клоаки?
– Что с вами, товарищ старший лейтенант? – склонился надо мною «Таблетка», хрипевший от нехватки кислорода.
– Поскользнулся, Волик, вперед – не задерживайся!
Вскочив, я окинул вглядом управленцев, бежавших к спасительным арыкам, и остался доволен их резкостью в минуту смертельной опасности. Именно – минуту, большего нам вряд ли позволит противник, который вот-вот откроет огонь.
Оставалось немного. Я уже видел изгиб арыка, где мы укроемся от огня с вершины горы и засады, бой с которой вели разведчики Ивашко. Они, у Александра, достигли главного – «духи» отскочили в кишлак и скрылись где-то в его глубине, позволив нам проскочить открытый участок песчаного русла реки. «Неужели выскочили, бля? Вот это, да!»?
Лежа на животе, я верил и не верил в спасительный исход ситуации, которая за шиворот – не иначе, вытащила нас с того света. Хватая треснувшими губами из фляжки пересыпанную хлоркой воду, я с удовольствием вдыхал кисловато-гнилостный запах сточной воды, текущей из кишлачных трущоб. Напротив – обрыв, с которого мы только что лихо скатились и валун, за которым оставил раненого Комкова под охраной каратиста Бутрина. Противник сбит с засадной позиции и я уверен, что моим разведчикам уже ничто не грозило.
Пулеметные очереди танкистов «долбили» позиции «духов» на вершине горы – второй засадной группы, давая возможность Воронину с отрядом обеспечения выйти к руслу реки. Сергею несложно будет забрать бойцов в БМД своего взвода, а потом я разберусь, каким образом Комкова эвакуировать к «вертушкам» и доставить его в медсанбат. В разгар навязанного «духами» боя, мы не можем садить борта, подвергая опасности их экипажи, поэтому мне ничего не оставалось, как выдавливать душманов из кишлака, обеспечивая движение инженерной разведке полка.
С пятью разведчиками мне удалось вцепиться в кишлачную окраину, и я думал над следующим шагом, который следовало делать с наращиванием усилий роты по уничтожению противника на пути войсковой группировки. Разумней всего было – перетащить в кишлак группу Ивашко, чтобы он навалился на «духов» правым флангом, наступавшего подразделения. Выполнение этого замысла было осуществимо лишь при поддержке Воронина, даже – не столько его, сколько тяжелого вооружения контуженых экипажей танков. Сергей был рядом с ними, владел обстановкой, слушая радиосеть в эфире, и он бы сориентировал танкистов, способных вести огонь по противнику из ДШК – на цель.
– «23-й», обстановка?
– В порядке! Вот ни хрена не слышу!
– Приложило?
– Ну, да! Наиб…ло!
– «22-му» нужен выход в кишлак. Танкистов поднимешь?
– Слабоваты, контужены. Справятся ли?
Привяжи их ремнем к пулемету! Ну, маленько, Сергей, понимаешь? – Маленько! Полоснут и Ивашко пройдет на «ура»!
– Принял, «17».
– Порядок! «22», слышал?
– Да-да, – сиплым голосом подтвердил Ивашко.
– Не задерживай, Сергей, молоти!
– Бегу, «17», бегу!
«Правильно, Воронин, правильно, дорогой! Скисших от подрыва танкистов приводи в порядок, чтоб нашли в себе силы ударить по «духам». Ивашко проскочит!» – стучали «молоточки» в мозгу.
И танкисты сработали, не подвели! Пулеметы вспороли позиции «духов» перед фронтом Ивашко, заставив отойти их в кишлак! Как выяснилось позднее, за одним из пулеметов, кромсавших каменные кладки душманских позиций, работал Воронин.
С «пятачка», за который мне с отделением управления удалось зацепиться, я оценивал возможность дальнейшего движения отряда обеспечения (без танковой поддержки). Прежде всего, мне с разведчиками необходимо было создать условия группировке по невозможности воздействия на нее засад противника. Эти условия разведывательная рота 350-го гвардейского парашютно-десантного полка создала с приданным танковым взводом, сбив совместными усилиями засады противника! Танкисты из ДШК и орудий (хватило же сил!) подавили огонь душманских засад, ей Богу – молодцы, буду ходатайствовать перед командованием об их награждении, и моей разведывательной роте обеспечили выход в кишлак. Мы зацепились! А сейчас завершим уничтожение душманов и обеспечим безопасность колонне на маршруте ее следования в район боевой операции.
Осуществление намерений обеспечения прохождения колонны в район предстоящих боевых действий (у нас, разведчиков, они уже начались, о чем личный состав группировки даже не догадывался) и следующего шага вперед, мне надо было оценить собственные силы на предмет их способности выполнить задачу и их положение на местности. Оценить противника – это тоже входило в задачу!
Таким образом, на обратной стороне только что «форсированного» нами сухого русла реки отряд инженерной разведки под командованием майора Курлюка готовился к движению, причем, по дороге напичканной минами. Танкисты, не без помощи Воронина, должны были собраться с силами, чтобы выложиться на огонек из пулеметов и заткнуть им «духовские» глотки на горке.
Разведчики Александра Ивашко, перескочив открытый участок сухого русла, вцепились в несколько глиняных сооружений, укрывших их от огня озверевших душманов. Почему озверевших? Ивашко докладывал, что слышит «духов», подбадривающих себя криком: «Аллах акбар» и они, похоже, готовят атаку! Его группа составила правый фланг разведывательной роты, выдавившей и частично уничтожившей на этом участке душманов. «Духи» перед фронтом его взвода втянулись в кишлак и из-за дувалов, строений постреливали по позиции, занятой им после броска. Нервничали! «Духам» его разведчиков не опрокинуть. Ивашко держался крепко, засекая ориентиры выхода на обратную окраину населенного пункта, ближнюю к горам. Без этих практических хитростей можно долго ходить в поисках выхода из кишлака и сложить там свои головы.
Изучение окраины кишлака, высотки, где «духи» выставили вторую засаду, не вызывало сомнений, что их большая часть после воздействия танков, спустилась в кишлак, возможно, усилила засадную группу, атакованную Ивашко или по ущелью ушли к следующему рубежу обороны. Но на горушке душманы еще оставались! На этом этапе неважно, куда они ринулись, главное мы их лишили инициативы на господствующей высотке! И дальше будем наращивать усилия по обеспечению выхода колонны в район боевых действий. Здесь уже «духам» не растерзать нашу «ниточку» огнем безоткатных орудий и крупнокалиберных пулеметов. Разведчики «полтинника» обеспечат ей через кишлак беспрепятственный проход! А мины на дорогах? – Вся надежда была на Курлюка!
Выкарабкавшись с управлением роты из полосы сплошного поражения огнем (Господи, как нам это удалось?), я выбрал место в арыке за дувалом, накрытого ветвями деревьев. Свиваясь, они свисали над утоптанной тропинкой, закрывая ее от наблюдения из кишлака. Поэтому далее пятидесяти метров в глубину населенного пункта он не просматривался. Нужен был на следующий шаг, чтобы развить первоначальный успех. Надо принимать решение!
– Волик – твой проулок в кишлак, Грезин – окраина до высотки с «духами». Связист? Чего у тебя там?
– Аккумуляторы отошли, товарищ старший лейтенант!
– Твою мать! Куда смотришь?
– Наверное, ударил на спуске…
– Есть связь?
– Есть, товарищ старший лейтенант, есть! – обрадовано вскричал связист, вскакивая с видавшей виды станцией.
– Ложись! Дырок наковыряют в черепе!
– Есть!
Затянутая пылью горушка огрызалась огнем. Оставшиеся на ней душманы лениво, но постреливали. До отряда обеспечения движения было далеко, а наш бросок они засекли и беспокоили нас одиночными выстрелами. Надо было скоординировать наши действия в единый замысел.
Воронин был нацелен на организацию огня по горушке силами танкистов, они заставят замолчать на ней оставшихся в живых душманов. А мы с Ивашко с двух направлений поддержим отряд инженерной разведки при втягивании его в кишлак. Решение принято!
– «Каток -15», я «Астра-17», прием.
– На приеме, – нервный голос Курлюка подрагивал.
– Прикрою ваш выход в кишлак. Без промедления – вперед!
– П-п-о-о-нял.
Начальник инженерной службы полка после ранений, полученных в прошлом году, растягивал слова и слегка заикался.
– «23», продолжай долбить высоту.
– Я понял, переношу огонь на горушку.
– «Слоны» прикроют твой выход в кишлак.
– Принял, «17».
– «22-й», внимание! Частью «карандашей» прикрой «кротов», но не спускай глаз с кишлака. У тебя там бешенные!
– Понял! Через минуту готов!
Обстановка прояснилась. Мои по команде пойдут на кишлак, а Миша Попов «Слонами» поддержит их с тылу.
– «Слон», я «17»!
– Да, не кричи ты, я слышу! – спокойно ответил Попов.
– Миша, я в образе – не отвлекай. Подтянись к ООД и возьми под контроль его выход в кишлак. Ориентир – горушка справа по ходу. Увидишь! Пару штатных по ней, когда мы втянемся в кишлак.
– Понял, сделаю!
Ух, черт побери, закрутило! Пора!
– Богданов – старший, с тобой – Ганюков. Осторожно по улочке, любое движение – огонь! От нас не отрываться! Вперед!
Вылезли из вонючей ямы и осторожно пошли вдоль склона одного из арыков, изрезанного вымоинами и корневищами деревьев. Есть, где укрыться от пуль с горушки и скрывшихся в кишлаке засадной группы, встретившейся с разведчиками Ивашко.
Улочка уходила в кишлак. Она была продолженьем дороги, по которой шла техника всей группировки, и именно здесь ей придется пересекать населенный пункт – объездных путей здесь не было! Это место меня и беспокоило, когда я изучал маршрут движения колонны.
По отработанной схеме передвижения в жилых строениях, вылепленных из глины, мы двинулись вдоль дувалов, образующих улочку. Характер рельефа, завалы, вымоины, мины – «духи» придумают все, что угодно для задержания техники. Может, и сейчас уже что-то подкинули! С минами у них получилось – танковый взвод мы уже потеряли…
Выстрел орудия хлопнул признаком того, что танкисты еще повоюют. Ранения, контузии, полученные ими после подрыва на минах, не лишили их мужества – они обрели в себе силы на бой. Парни в промасленной робе огнем орудий и пулеметов разносили противника на высотке, чем способствовали нам выполнению задачи. Чего уж греха таить – спасли мою группу от верной гибели. Лежать бы нам в обнимку с виноградной лозой... Но еще повоюем!
Очередной выстрел орудия, дробный стук пулеметов возвестил о том, что «духи» все же оставят горушку. Проблески пламени из стволов ДШК пластали тех, кто пытался с вершины стрелять по колонне. Пыль заволокла танки. Воронин доложил по радио, что забрал к себе раненого в ногу Комкова, Бутрина и скоро выдвинется к нам. Теперь только вперед! Сергей своей бронегруппой прикроет проход через открытое пространство инженерной техники Курлюка.
Но кишлак не принимал «шурави» и разразился огнем – автоматные очереди рубанули за стенкой и прошлись по веткам деревьев. Душманы засели за каменной кладкой левее дувалов, образующих улицу. Их не было видно, они во внутреннем дворике. Прикинув расстояние по звуку стрельбы, скомандовал:
– Гранаты!
Метнули во дворик через кладку камней. Взрывы. Шелест осколков не явился помехой, мы были прикрыты от их поражения стенкой. Быстрее вперед! Сделал несколько шагов вдоль глиняной стенки, чтобы, затем, перескочить тропинку и осторожно выглянуть из-за дувала – упал, едва не споткнувшись о «духа», сидевшего возле дороги. Еще холодок в животе не прошел от броска через речку, а тут - картина маслом, любого сразит наповал. Облокотившись на дерево, сидел раненый в ногу душман: справа от него автомат, слева – шлепанцы. Но главное не в этом: «дух» иголкой штопал оторванный пулей кусок мышечной части ноги. Прижимая шмат собственной плоти левой рукой, он пришивал ее, как, если бы штопал дырку порванных брюк. Проделывал он эту операцию увлеченно, со вкусом, словно бы нас не существовало на свете и три автомата ему не смотрели в живот. Волику, вероятно, показалось обидным невнимание противника к нам, выраженное в циничной форме – ногой опрокинул «духа» на землю.
– Стоп, Волик, обыщи. Грезин, сектор слева, Богданов – справа. Ганюков – улица.
Огляделся по сторонам, стрельба впереди не стихала, а лезть на рожон было опасно.
– «23», меня наблюдаешь?
– Да, контролирую.
– Дальше 100 – «духи». Давай вдоль улицы три выстрела из орудия, мы проскочим, а ты на броне залетай в кишлак.
– Понял «17».
– Все в арык, Волик, отвечаешь за «духа».
– Угу.
– Я тебе «угукну» …
– Есть, товарищ старший лейтенант.
Чтобы Воронин не задел нас осколочной гранатой, мы нырнули в арык для сточных вод, запах которых я не берусь описывать. Глухие выстрелы орудий один за другим прозвучали с обрыва реки.
– Стоп, «23», прекратить огонь, подтягивай к кишлаку «каток».
– Принял.
Вернулись к перекрестку дорог, по которому пойдет колонна рейдовой группы.
– Грезин, Петров – разведка прохода, дальше не лезьте, метров через сорок – стоп и ждете меня.
Дозор, прижавшись к глиняной стенке, двинулся вглубь кишлака. Бросил взгляд на оставшихся разведчиков – немного, три человека и пленный, ставший обузой. Избавиться что ли… Но ведь знает же что-то душманская рожа! Ладно, впихнуть в грудину штык-нож от АК успеем всегда, а сейчас он единственный источник информации. Да и «дух», прямо сказать, своеобразный – заштопывал рану иголкой. Надо же…
Вернувшись к пленному, я приподнял его широченную штанину – лоскут с хорошим куском мышцы обильно кровоточил. Волик держал душмана за свободный конец раскрученной лунги.
– Наложи ему повязку, а то раньше времени отдаст концы.
– Так, может, его…
– Я сказал: замотать рану, Волик! Много болтаешь сегодня!
Едва присели к пленному, как дозор просигналил «Внимание». Прижались к земле.
– Что у вас, Грезин?
– «Духи», товарищ старший лейтенант.
– Наблюдай.
Продвинулся ближе к дозору – трое душманов лежали на пыльной дороге. Ранены? Контужены? – Не знаю, оружие валялось рядом. Скользнул взглядом по дувалам, проемам в стенках – нормально.
– Оба на захват – страхую.
Грезин с Петровым, подлетев к валявшимся «духам», откинули оружие в сторону, чалмы удавкой на шею, руки за спину и подтянули их к затылку.
– Тащите к дувалу.
Крови у пленных не было видно, вероятно, взрывы гранат из орудий глушанули – скоро очухаются. А допросить не получится, нет переводчика, прикончить тоже не выход – не получим информации. Сегодня душманы применили тактику нескольких засад, систему минирования, которая вывела из строя танковый взвод, да и «духи» какие-то другие… Не такие и все… Хотя бы вон тот – в кожаной безрукавке. Добротная обувь, подстриженная бородка… А это что? –Портативная радиостанция: небольшая коробочка с кнопками крепилась у подбородка с левой стороны верхней одежды. Удобна в бою и передвижении. Выходит и «дух-то» не простой, если имеет такую игрушку. Обязательно вытащим из них что-нибудь интересное, вот куда их девать? Людей почти не осталось… Впрочем …
– «23», прием.
– На приеме.
– На одной «коробочке» ко мне, двумя другими прикрой выход «катка» через русло, прием.
– Понял «17».
Пока перекурим. Подъедет Воронин, загрузим в машину пленных и вывезем их к Курлюку. Потом передадим в штаб рейдовой группы, где информация о противнике нужна позарез. Колонне все равно придется сделать остановку для эвакуации раненых танкистов и нашего Комкова.
– Волик, ножом в «духовских» кишках поковыряешься потом, а сейчас береги. Понял?
– Товарищ старший лейтенант, они приходят в себя, хлопают глазами.
– Вот и хорошо, в штабе «покрутят» их по информации, а у нас времени нет.
– Бинта на них жалко, товарищ старший лейтенант.
– Надейся, что нам не понадобится.
– Угу.
– Вот тебе и «угу», Воронин на подходе, пригляди за ними.
От русла реки послышался натуженный рев «бээмдэшки». Сергей в грязи и пыли, подтеках от пота выскочил из подъехавшей машины, разминая на ходу суставы. Следом Бутрин:
– Товарищ старший лейтенант, с Комковым плохо...
– Понял, Бутрин, разберемся, тащи с Воликом пленных.
Срочно нужны вертолеты, и чем черт не шутит – парень схватит гангрену.
– Сергей, Бутрина с пленными перебрось к танкистам – пусть охраняет до подхода колонны.
– Что с ранеными делать?
– «Вертушки» на подлете – давай туда, прикрой посадку и эвакуацию раненых. Поддержи Курлюка в кишлаке до входа в ущелье, я подожду тебя вместе с Ивашко. Только оперативней, Сергей, Семкин уже минут тридцать кроет е…м.
– Понятно, Валерий Григорьевич, я уже убыл.
– И вот еще что, Сергей, спасибо, что вытащил из виноградника, я думал конец …
– Ну, что, вы, Григорич, все нормально.
– Спасибо, Сергей! До сих пор трясет, – я крепко сжал руку здоровому и скромному парню.
– Как там танкисты?
– Ничего… Командира постучал головой по броне – пришел в себя, ребят подтянул, обработали высотку… Ни медикаментов у них, ни сухпайков – бросили людей и все…
Воронин, ссутулившись, присел у дувала.
– Тяжелые есть?
– Двое …
– Ладно, Серега, курни, закинем «душков» и вперед.
Воронин равнодушно смотрел на пыльный кишлак, скользнул взглядом по пленным, которых Бутрин с Воликом тащили к машине, встал и пошел к БМД. «Духов» закинули в десантный люк, сверху уселся Бутрин и боевая машина, развернувшись, рванула к отряду обеспечения.
– «Рубин-10», я «17», прием, – запросил я командира полка.
– Слушаю.
– Четверых пленных доставил «катку». Нужны «вертушки» для «трехсотых», есть тяжелые.
– Почему раньше не доложил о пленных?
– Не позволяла обстановка.
– А сейчас позволяет?
– И сейчас не позволяет…
Жду матерную тираду на очевидную дерзость, но эфир молчал – уже хорошо, п…лей получу по возвращении.
Относительное затишье меня не обманывало, противника – тоже. Спокойной ситуация и часа не могла продержаться. Мы ждали «вертушек», потому что без их поддержки не могли рисковать. Душманы, задержав колонну рейдовой группы, наблюдали за нами, выжидали. Мы бы рады ошеломить противника, чтобы вызвать в его рядах замешательство, но предложить ничего не могли: вертолетов не было видно, артиллерия далеко за спиной. Не сомневаюсь, что светлые мысли в голове командования были, но возьмет ли кто на себя ответственность на применение качественно новых методов борьбы с душманами?
По этому поводу вспомнилось: совсем недавно с офицерами части мы обсуждали боевые дела родного «полтинника». Суть обсуждения заключалась в следующем: нам стало известно, что большинство боевых операций планировалось и утверждалось в Москве. Подумать только! И, конечно же, без учета особенностей той или иной операции, которые были очень важны при организации тактического боя. Мы же, офицеры, зачастую грешили на штаб армии за откровенные ляпы, наивно полагая, что именно он являлся главным органом управления войсками и мозгом боевого применения 40-й армии. Выходит, далеко не всегда. Ну, что ж: «Жираф большой – ему видней».
Нынешняя операция ничем не отличалась по замыслу от всех предыдущих. Она началась по шаблону боевых уставов без учета специфики театра боевых действий, творческого подхода в достижении целей. Для полевых командиров душманских отрядов наши замыслы давно не являлись секретами, они просчитывались ими легко и свободно с мерами активного противодействия. Ну что, мы можем предложить необычного противнику? Какую военную хитрость? Даже сейчас, в эти минуты? В ущелье через кишлак ведет единственная, заминированная на всем протяжении дорога, по которой на отдельных участках можно двигаться только в одну сторону. До района боевых действий еще около двадцати километров узкого ущелья, в которое вот-вот втянется колонна, насчитывающая в своем составе до двухсот единиц боевой и другой техники. Как только колонна втянется в ущелье, она тут же лишится маневра и возможности развернуть артиллерию, вооружение боевой техники, чтобы оказать сопротивление засевшему на склонах противнику. Уже рассвело, около часа с душманами бой, есть раненые, тяжелые, которых необходимо эвакуировать, но вертолетов нет. А это, что? Элементарное отсутствие взаимодействия с авиацией. Командир полка еще не определил площадку приземления, чтобы посадить «вертушки» и не поставил мне задачу прикрытия их на посадке. Эту задачу может выполнить только моя разведывательная рота и только потому, что боевые подразделения батальона капитана Войцеховского находятся далеко в колонне, а раненые – здесь, рядом со мной.
Прислушался к стрельбе. У Ивашко ничего особенного, ленивая перестрелка с «духами», которые частью сил втянулись в кишлак, другой – о чем доложил Александр, рванули к ущелью. Вряд ли просто покинула поле боя, скорее всего, под прикрытием кишлачных строений, они вышли на более удобные позиции, возможно, отвлекают от своих намерений.
– «22», в кишлак не лезь, прижмись к окраине. Будь готов пойти к ущелью.
– Я понял, у меня спокойно.
– На подходе «горбатые», обойди кишлак справа, обозначь себя дымом. Через тридцать минут встречаемся в квадрате «36», «78» и «6», прием.
– Понял, «17».
С минуты на минуту должны быть «вертушки» и можно попасть под их реактивные снаряды. Свистящий стрекот вертолетов не оставлял сомнений – «двадцать четвертые», хищно уткнувшихся в землю, неслись по руслу реки. Развернувшись в долине, они вернулись назад, высматривая противника и обеспечивая посадку «восьмерок». Нам же надо было пробиваться к ущелью через кишлак по дороге, по которой пойдет наша техника.
– Грезин, с Петровым по улочке – тихонько, спокойно, поглядывайте по сторонам. Ганюков с Богдановым – тыл, не соваться в помещения.
Прижавшись к дувалам, мы пошли разбитой улочкой, загаженной продуктами жизни. Кислый запах кишлачного духа с дымком очагов вызывал рвотный рефлекс. Пот, разъедая глаза, вышибал слезу, покраснение склер. Афганские мухи, зверея от русского пота, лезли в лицо, ползли по рукам, щекам и - ни ветерка.
Людей не было видно. Одни прятались в своих подворьях, другие, с оружием, убежали в горы. Кишлак бы можно не смотреть, но через него пойдет рейдовая группа, которой могут оказать воздействие. В колонне глотали пыль активисты (на этот раз НДПА – ребята серьезные), которые с удовольствием перевернут кишлачок и на время операции возьмут его под контроль. Подтянется ХАД – постреляет, похватает людей, как всегда, ничего не найдет, отпустят всех восвояси. Через пару деньков все вернется на место. Истинные хозяева уездов спустятся с гор, и размеренная жизнь пойдет в своем русле, словно бы не было смерти и войск «шурави».
Лабиринты кишлака мы прошли без единого выстрела, а вот дальше – стоп. За окраиной дорога шла на подъем к горловине ущелья. «Духи» пропустили нас через кишлак, не оказывая особого сопротивления. Вероятно, полагались на эффективность засад и в жилой зоне опорных пунктов устраивать не стали. Может, другой преследовали замысел, но вход в ущелье всегда сопряжен с рисками.
От окраины кишлака до входа в ущелье простиралось открытое поле, покрытое мелкой щебенкой. Метров четыреста. Немного, но укрыться негде. В пешем порядке опасно, выдвинуться на боевых машинах – не меньшая опасность, если в проездном пути понатыканы мины. Придется ждать отряд обеспечения майора Курлюка, чтобы он своими силами проверил дорогу до горного массива. Запросил по радио. Курлюк ответил, что втянулся в кишлак и минут через двадцать выйдет к окраине. Вот и хорошо. Проверит дорогу на выходе и поедем вне дорожной сети прямо по полю.
Через полчаса Курлюк и взвод Воронина сосредоточились возле меня. Вскоре подтянулся Ивашко, доложив, что задачу выполнил, собрав оружие убитых «духов», находившихся в засаде. Разместились на боевых машинах, и вышли в поле по проверенному саперами маршруту.
Засада на входе в ущелье носила у «духов» обязательный характер. Так и случилось. Едва спешились, как попали под огонь с правого откоса скалы. Прикрывшись броней боевых машин, которые я выстроил в боевую линию, огнем штатного вооружения подавили огневую точку противника. Который раз за сегодняшний день лежали под огнем и ждали, когда экипажи БМД из орудий и спаренных пулеметов расстреляют засевших в камнях душманов. Помогли вертолеты. Ориентиры на местности были настолько характерными, что вертолетчиков достаточно было вывести на ущелье. Сработали, как надо!
Колонна беспрепятственно вошла в ущелье и преодолела его за три с половиной часа. Спустились в узкую долину, простиравшуюся с северо-востока на юго-запад. Начинался кишлачный район Даймирдад, который мы блокировали сходу, замкнув кольцо окружения у излучины речушки. Перед взором раскинулась красивая плодородная долина. Вода – источник жизни, это видно по культурам, которые возделывали дехкане. Плантации виноградника раскинулись на многие километры, и насколько могли видеть глаза – поля и поля аккуратно окученной виноградной лозы. Они ровными рядочками тянулись вдоль высохших рек, образовав полосатый пейзаж долины, зажатой с обеих сторон массивами скал. Далее ущелье сужалось, и горная дорога поднималась вверх – к перевалу, за которым было плато с цепочками гор уже без признаков оседлой жизни. Мирная идиллия размеренной жизни: на полях трудились дехкане, копая арыки и канавы, не обращая ровно никого внимания на колонну «шурави», поднявшую в лазоревое небо тонны пыли и уже ставшую на рубеж блокирования. Груженые поклажей шли ишачки и ослы, полусонные погонщики в грязных чалмах, шатаясь, сидели на спинах худющих животных. Рабочий день в кишлаках начинался до восхода южного солнца, и заканчивался вечером, когда оно падало за острые пики вершин.
– «Рубин-10», я «Астра-17», вышел к точке КП, прием.
Я доложил Семкину о выходе к точке развертывания командного пункта полка.
– Хорошо, буду через час. Прими меры к охране.
– «17» принял.
По задаче, которую ставил командир полка, разведывательной роте следовало прибыть к месту развертывания командного пункта и в дальнейшем составить резерв группировки. Перед небольшой горушкой подал команду на спешивание, оставив на местах сокращенные экипажи боевых машин для прикрытия нашего подъема на вершину. Наверху обследовали район на предмет возможной засады, мин. Однако, все было в порядке, я доложил командиру полка о том, что готов встретить оперативную группу для развертывания командного пункта.
Семкин, офицеры группы управления, начальники служб поднялись на вершину для организации боевых действий с командного пункта. В этот момент несчастье постигло колесную машину – подорвалась на мине, жертв не было, раненые, но их необходимо было эвакуировать. О подрыве Курлюк доложил командиру полка. В ответ получил от него нагоняй, выходивший за рамки обыкновенной порядочности. Затем, переключился на меня, заявив, что Курлюк в оправдание доложил ему, что подрыв произошел, якобы по причине того, что разведчики не обеспечили ему прикрытие на этом участке. Я с уважением относился и сейчас отношусь к майору Курлюку, но я: первое – выполнял приказ командира полка по обеспечению выхода оперативной группы к командному пункту, второе – мне не понятна связь между прикрытием разведчиками отряда обеспечения движения и случившимися подрывами. Во всех случаях подрывов разведчики принимали на себя душманский огонь, позволяя саперам работать спокойно. Противник на них не воздействовал. Добавить мне нечего!
Операция продолжалась. Несколько дней группировка зачищала в плодородной долине кишлачную зону, но без особых результатов. «Духи», словно через сито просочились через поставленные блоки, и ушли в свои лагеря. Назвать результативной очередную рейдовую операцию можно, но с серьезной натяжкой. Мы ушли из района боевых действий, оставив его жителей в покое.
В июле 1981 года силами разведывательных подразделений 103-й гвардейской воздушно-десантной дивизии проводилась специальная операция по уничтожению одного из отрядов Ахмад Шаха Масуда в районе Зимма. Парашютно-десантные подразделения в боевых действиях несли большие потери, и командование соединения приняло решение провести операцию силами четырех разведывательных рот (80-я отдельная разведывательная рота и три полковые). Для усиления группировки нам придавался взвод самоходно-артиллерийских установок СУ-85 под командованием (кто бы подумал?) Миши Попова.
Замысел операции ничем не отличался от всех предыдущих, но все же имел свою изюминку. Наша группировка, убывая на боевые действия, в своем составе не имела подразделений афганской армии. На первом этапе. То есть, мы ушли без поддержки «зеленых» и сходу, не останавливаясь на маршруте, в районе Дакой повернули направо и в считанные минуты замкнули кольцо окружения вокруг населенного пункта. Маневр удался и для противника был настолько неожиданным, что я изменил своему правилу и в составе роты на боевых машинах влетел на улочки кишлака, где в упор расстреливал бегущих в «зеленку» душманов. Они бежали толпами, бросая оружие, снаряжение и не могли оказать сопротивления.
Роту афганской армии подтянули позднее, когда «духов» загнали в зеленый массив, и авиация приступила к их уничтожению. Моя рота, развернув БМД в боевую линию, огнем орудий и пулеметов подчистила опушку леса. Взводу Ивашко я дал команду спешиться с боевых машин и выдвинуться к «зеленке», где разведчики под его командованием захватили в плен до пятнадцати «духов». Внезапные и слаженные действия разведчиков деморализовали противника, привели его к неспособности к сопротивлению. Пленных согнали в огород, по периметру которого стояли дувалы, подвергли тщательной проверке. Подоспевшее подразделение местного ХАД профессионально и не особенно церемонясь, приступило к изучению захваченных в плен.
80-я отдельная разведывательная рота дивизии под командованием старшего лейтенанта Александра Ивановича Ленцова, разведывательная рота 317-го парашютно-десантного полка гвардии капитана Владимира Петровича Трохина, разведывательная рота 357-го парашютно-десантного полка, которой командовал капитан Алексей Иванович Лебедь, в результате успешно проведенной операции захватили много пленных, оружие, не потеряв в бою ни одного разведчика. До сих пор испытываю гордость за то, что с этими офицерами, разведчиками, мне довелось воевать в суровые годы афганской войны. Вот такой должна быть тактика и формула действий в борьбе с душманскими силами сопротивления – информация, налет, скоротечный бой и отход в базовый лагерь.
Совместная операция разведывательных подразделений дивизии показала, что методы борьбы с душманами должны были проводиться на основе тактики, выработанной разведчиками. Не было смысла формировать огромные колонны боевой и специальной техники для рейдовых операций, которые не приносили результатов в уничтожении душманских отрядов и укрепления власти на местах. Тактика действий борьбы с вооруженным афганским сопротивлением – это отдельная история, которой будет посвящен специальный материал на основе проведенных мною исследований. Но об этом позднее.
Заключительная часть
Седина молодых –
это метка войны,
Это жизнь за двоих,
Это страшные сны.
Седина – боль утраты
и радость побед,
Седина – третий тост за того,
кого нет.
Штаб-квартиры оппозиционных партий, включившихся в борьбу с правительством Кармаля, советскими войсками, находились в Пакистане, Иране. При них создавались структуры, отвечавшие за поставку оружия силам сопротивления, действовавшим на территории Афганистана. Мы уже говорили о том, что боевые отряды сил афганского сопротивления различались по политической принадлежности – каждая политическая организация имела свои каналы финансовой поддержки от западных стран, Китая, Египта, Саудовской Аравии и других. Финансовая самостоятельность партий обеспечивалась за счет реализации наркотических средств, а также – ресурсного запаса страны.
Поддержка афганской оппозиции Западом в корне меняла принципы борьбы: она стала международной, ее значение вынеслось на трибуны европейских институтов, Организации Объединенных Наций. В афганских делах принятии участие мировые субъекты международного права, организовавшие поступление средств на борьбу с «шурави». Мне думается, борьба с действующим правительством Бабрака Кармаля особой роли не играла, интрига состояла в другой плоскости. Любая другая партия, пришедшая к власти в Кабуле, подверглась бы точно такой же международной атаке, равно как и нападкам со стороны отечественных конкурентов. Какая разница, кто стоял у власти? Каждое правительство имеет обязательства перед теми, кто привел его к руководству страной, а лидеры политических партий, организаций, имевшие собственные вооруженные формирования, свободны от обязательств – они зарабатывали деньги. Очень большие!
Более того, территория страны была поделена на сферы влияния, пусть даже – условные, но тратить средства на борьбу с правительством не имело особого смысла – достаточно ее обозначить. Сегодня правительство Бабрака Кармаля, завтра – Хекматиара, Гелайни, может, Раббани. Борьба продолжалась, отвлекая народ, мировое сообщество от главной темы афганского противостояния – наркобизнеса.
Железный Хекматиар, которого побаивались лидеры остальных партий, за девять с лишним лет афганской войны проявил себя непримиримым борцом за веру и ни разу не пошел на сговор со своими оппонентами («Альянс-7» не в счет, его организовали американцы под большие деньги, которые устраивали амбиции Хекматиара). И тот сломился: в 2009 году пошел на сговор с талибами. Почему? Героиновое производство в Афганистане взял под себя талибан! Без его прямого участия стало невозможным производство необходимых объемов наркотического зелья. В Пакистане свои – пакистанские талибы, выросшие из афганских беженцев за период нахождения советских войск в Афганистане. Последняя оценка сводится к тому, что в приграничном с Афганистаном районе долины Сват насчитывается до десяти тысяч бойцов, воевавших с самого детства. Они полностью взяли под контроль героиновый бизнес, лишив кормушки многих влиятельных политических деятелей, наживших миллионы долларов на наркотике. Хекматиару пришлось поступиться принципами: дело, бизнес – прежде всего.
Правительство Афганистана в период советского присутствия в Афганистане не влияло на народные массы, было изолировано от мировых процессов, трибуны ООН, без участия Советского Союза не решало ни одного вопроса. Реальная сила была за политическими партиями, находившимися в оппозиции, они получали понимание, поддержку мирового сообщества. Это одна из главных составляющих афганского сопротивления. Поэтому говорить всерьез о гражданской войне в Афганистане, как инструменте достижения политических целей одной из политических сторон, на мой взгляд, – просто не корректно. В 1979-м Амин убрал Тараки, Амина – ограниченный контингент советских войск. В 1986 году высшее руководство СССР заменило Кармаля – Наджибом, которого в свою очередь повесили талибы. В 1996 году президента Раббани изгнали те же талибы, американцы частично выдавили (не уничтожили) талибов, посадив в 2006 году (обозначив процедуру выборов) президента Карзая, которого также ждет нелегкая участь. Американцам в их антитеррористической операции в Афганистане нужен легитимный глава государства, с которым, с точки зрения международного права, можно решать вопросы межгосударственного уровня. В феврале 1989 года советские войска ушли из Афганистана, но боевые действия не прекратились, они изменили форму, содержание, но продолжались в интересах новых сил, лидеров и участников войны. Они продолжаются до сих пор!
20 августа 2009 года в Афганистане прошли очередные выборы президента страны. Предварительный подсчет голосов показал, что лидировали два кандидата на пост главы государства: Хамид Карзай и Абдула Абдула – оба лидеры прозападного направления. Талибам все равно, кто из них победил бы и стал легитимным главой государства – они враги движению, поставившему перед собой задачу – построение исламского государства. Это бесконечный процесс, суть которого в следующем: Афганистану необходимо состояние постоянной войны – она благо для афганского народа и в первую очередь для королей героиновых плантаций, которым совершенно не мешает в стране американское присутствие. Каждый год на мировые рынки сбыта из Афганистана поступает более 35 тысяч тонн высококачественного героинового зелья и, чтобы ни делали в Афганистане американцы, сбыт, реализация героина, опиума будет только расти, как будет расти в количественном и качественном отношении движение талибан.
После ввода советских войск в Афганистан появилась реальная возможность в войне с «шурави» зарабатывать огромные деньги наркопроизводством. Американцы дали «добро», пакистанские власти в лице генерала Зия-уль Хака не возражали – железо куют пока оно горячо. Из Афганистана в Пакистан пошли большие партии наркотика – наркобизнес легализовался при поддержке пакистанских властей. Вашингтон убедил Исламабад закрыть на это глаза. На счета лидеров оппозиционных сил поступали огромные средства на содержание боевых отрядов для борьбы с «шурави». Обратно в Афганистан рекой шли караваны с оружием, боеприпасами, «Стингерами», пусковыми установками. Хекматиару, Раббани и им подобным оставалось только поддерживать политическую составляющую в глазах Запада, мирового сообщества, делать вид, что они находятся с действующим правительством в состоянии войны. Это придавало вес, значимость борьбы, которую вели с правительством лидеры афганской оппозиции. Да и уровень совершенно другой – мировой, поэтому силы сопротивления в своей борьбе придавали значения политической окраске гораздо больше, чем она имела место на самом деле. Религиозный оттенок также был важен на общем фоне афганской действительности – за ним стояли богатые страны мусульманского мира, где радикальный ислам, набирая обороты, активно участвовал в государственной политике правительств, выходя на вселенский уровень.
Действующее правительство Кармаля не мешало силам сопротивления решать вопросы на уровнях: политических, экономических, военных. Надо затеять политику национального примирения? Пожалуйста. Встречи в Женеве, Пакистане, которые все равно ни к чему не обязывали, но в глазах крупнейших политических игроков поднимали вес оппозиции. К тому же, это совершенно не значило, что политику национального примирения необходимо было проводить на самом деле. Зато появилась возможность показать всему миру, если не стремление, то желание решить афганскую проблему мирным, цивилизованным путем. Многим это нравилось, например, Западу, США. На самом же деле речь шла только о том, чтобы подыграть мировой «дермократии», под которую выделялись серьезные средства.
С представителями оппозиционных партий, участвовавших в политике национально примирения в Пакистане, Женеве, решались вопросы обустройства страны после вывода советских войск, хотя их итоги были заранее обречены на провал. Политика национального примирения в Афганистане была не нужна. Так – ширма. Мирное решение афганского вопроса снимало интригу политической борьбы, на которой зарабатывались большие деньги. В противном случае, пакистанские власти вынуждены были бы брать под контроль афганский наркобизнес. Поставлять избыточное количество оружия в Афганистан уже не имело бы смысла, становилось опасным для национальной безопасности самого Пакистана. Но сразу бы прекратилась финансовая и гуманитарная поддержка западных стран, США, Китая, мусульманского мира. Это уже бы точно никому не понравилось – афганские политические руководители привыкли к хорошим «откатам» американского конгресса, западных демократий, что никогда бы не заставило их изменить сложившиеся положение дел.
Что же касается правительства Бабрака Кармаля, самого премьера, то война вообще благо. От Советского Союза шла огромнейшая помощь в виде финансовой и военной поддержки, перевооружение афганской армии современными системами. Огромный штат советских мушаверов – советников работал в вооруженных силах страны, силовых структурах, отраслях экономики, укрепляя советско-афганскую дружбу. Соблюдалась видимость государственной легитимности в глазах западных демократий. Так или иначе, был достигнут определенный баланс сил и средств для борьбы с оппозицией, который мог держаться сколько угодно долгое время. Таким образом, война в Афганистане – это лучшее, что придумано Аллахом на этой земле при условии, что Советский Союз – обязательный участник войны на афганской политической площадке. А, что, если сейчас – Россия? Впрочем, этим участником может быть любая другая страна, например, США – роли совершенно не играет. Американцы уже более десяти лет находятся в ряде афганских провинций, стараясь передать Афганистану свои демократические принципы. Ну и что? Многое изменилось с тех пор, когда в этом качестве там более девяти лет находились советские войска? Мы-то хоть учились воевать в афганских горах и пустынях – часть армии приобрела боевой опыт в преддверии распада великой страны. А американцы? Охраняют самих себя в военных городках, подкупая старейшин договорных кишлаков.
Еще один пример, который, на мой взгляд, носит показательный характер: палистино-израильские отношения последних десяти лет. Что только не предпринимал Израиль в налаживании контактов с Палестинской автономией: военные действия, точечные удары по радикальным группировкам, уходил из оккупированных территорий, объявлял перемирия (причем, неоднократные), но исламский экстремизм все равно атаковал и проводил жесткую политику по отношению к Израилю. Американцы же в Афганистане полагают, что технической мощью армии способны принести в страну демократию. Бесполезно и вовеки веков! Хамид Карзай, президент страны – не более чем мэр Кабула и то – в дневное время. В стране правит бал Талибан – это дух, вера, внутреннее содержание большинства населения страны, принцип борьбы которого – истощение боевого потенциала противника, чтобы в удобное время нанести по нему беспощадный удар (например, как 11 сентября 2001 года).
Другой игрок в афганских событиях – Пакистан – также решал ряд политических, военных, межнационально-племенных и других вопросов. Являясь союзником США в регионе, проводил нужную политику в отношении афганского вопроса. В 1977 году в результате военного переворота власть в Пакистане захватил режим военных. С этого момента Пакистан, получая помощь на модернизацию армии от главных союзников: США и Китая, стал активным участником в афганских делах. Почувствовав поддержку американцев, военная власть страны решала ряд вопросов государственного устройства. Белуджистан в этой политике играл очень важную роль. Исторически сложившаяся область на юго-востоке иранского нагорья, составляет до полумиллиона квадратных километров, на которой проживает около трех миллионов белуджей. В ХVIII веке территорию объединил Насир-хан Белудж. В середине ХIХ века Западный Белуджистан вошел в состав Ирана, а спустя сто лет Восточный Белуджистан вошел в Пакистан. Но остались вопросы: Пакистан претендует на часть территории Афганистана, на которой проживают белуджи. Это ни много, ни мало – большая часть афганских провинций (Кандагар, Гильменд, Нимроз, Фарах).
И это еще не все. Решение пуштунской проблемы также подталкивает пакистанские власти идти на уступки племенам кочевников. Пуштуны – основное население Афганистана, проживающее в южных, восточных и западных провинциях страны. Оно претендует на образование государства Пуштунистан. На западе Пакистана пуштуны также составляют основу населения, периодически будоража власти страны политическими и вооруженными выступлениями. Поэтому, в целом афганская проблема – это серьезнейшая часть проблемы пакистанских властей, которые пытаются находить приемлемые конфигурации отношений со старейшинами белуджей и пуштунов.
Опять же, политические страсти в соседней стране играли на руку руководству Пакистана – помощь западного мира могла идти до тех пор, пока в Афганистане шли боевые действия с войсками Советского Союза. Стоило уйти ограниченному контингенту советских войск – исчезла мотивация войны, конфликт превратился в локальные разборки политических партий, а значит, значительно сократилась материальная, финансовая и другая помощь. Таким образом, Пакистану выгодно было поддерживать в Афганистане состояние войны, пока она имела место – оказывалась помощь. Да и чего скрывать, Пакистан сам претендовал на роль лидера на Среднем Востоке, то есть, соответствовал статусу сильного государства.
Обсуждать политику стран остального мусульманского мира в отношении Афганистана не имеет смысла – они поддержали силы афганского сопротивления в борьбе с русскими. Возник еще больший по масштабу интерес – геополитический, замешанный на религиозной основе: наконец-то удовлетворятся амбиции радикального ислама в отношении чистоты религии, образования исламского государства. В этой составляющей заинтересованных стран исламского мира, имеющих огромные ресурсные запасы углеводородного сырья, то есть, стран богатых, достаточно много – с ними считался Запад и США.
На этом этапе американцев также устраивало советское присутствие в Афганистане – план развала великой державы работал полным ходом: свой ставленник с марта 1985 года был у власти. Последствия афганской войны раскачивали общность под названием «советский народ», плановая экономика трещала по швам, шатались устои советского государства – «империи зла». Тем более, появилась возможность вернуть утраченные позиции на Среднем Востоке, поиграть на афганской проблеме с Советским Союзом в серьезные политические и военные игры. Итогом явилось появление на свет директивы №166, которую в апреле этого же года подписал президент США Рейган. В ней говорилось: при реализации целей в отношении афганского конфликта государственным структурам Соединенных Штатов разрешается действовать «любыми доступными средствами».
Только одна сторона страдала, задыхаясь по всем позициям афганской проблемы – Союз Советских Социалистических Республик, начиная с неумного вторжения, заканчивая неумной политикой – вообще. Чем дальше затягивался процесс практического решения афганских дел, тем более тяжелые для Советского Союза наступали последствия. Чтобы минимизировать острые вопросы, возникшие с началом боевых действий советских войск в Афганистане, премьер-министр Бабрак Кармаль летом 1981 года прибыл в Москву и наградил Брежнева высшим афганским орденом за укрепление дружбы между народами двух стран. Но политическое руководство СССР, вероятно, не понимало, что все участники афганского политического процесса были заинтересованы в продолжении войны в Афганистане. Только не Советский Союз.
Пришедший в 1984 году на пост министра обороны СССР Маршал Советского Союза С.Л.Соколов как никто другой знал истинную обстановку в Афганистане. Являясь руководителем Оперативной группы Министерства обороны СССР, в 1980 году он утвердил проведение на территории Афганистана 63 плановых боевых операций, в 1981 году – 41, в 1982 году – 30 плановых, 2 внеплановых, 2 частных боевых операций, в 1983 году – 50 плановых, 17 внеплановых, 13 частных операций, в 1984 году – 85 плановых, 24 внеплановых, 44 частных операций. Несомненно, Сергей Леонидович, в полном объеме владел не только военной составляющей в Афганистане, но и политической тоже. За время пребывания в должности руководителя Оперативной группы он присутствовал едва ли не на всех заседаниях, которые проводил премьер-министр Афганистана. Тем не менее, предложений, которые бы позволили политическому руководству СССР, в том числе Горбачеву, принимать адекватные решения, сделано не было. Политбюро ЦК КПСС и после прихода «Горби» к власти влияло на военные решения командования 40-й армии, штаба Туркестанского военного округа и, к сожалению, не в лучшую сторону.
В заявлениях Генерального секретаря ЦК КПСС звучал некий позыв о выводе советских войск из Афганистана, о переориентации деятельности 40-й армии с боевой составляющей на политическую, укреплении советско-афганской дружбы, оказании материальной, медицинской, хозяйственной помощи населению страны. Но реально боевые действия в Афганистане приобрели более жесткий характер. Советский Союз в Афганистане застрял основательно, оказывая помощь на многие миллионы американских долларов. 14 августа 1988 года по афганскому телевидению выступил президент Республики Афганистан Наджибулла. В своем выступлении он отметил следующий факт: только за последние три года советские воины-интернационалисты отремонтировали, восстановили или построили заново – 84 школы, лицея, училища, 25 больниц, 26 детских садов, 326 жилых домов, 35 мечетей, 53 моста. Пробурили 41 скважину, построили 48 колодцев, прорыли и восстановили 117 арыков и каналов, электрифицировали сотни кишлаков, приняли участие в строительстве и восстановлении предприятий, разрушенных душманами.
И все же хочется понять роль Маршала Советского Союза Соколова в афганской войне. В СССР более осведомленного человека не было в афганских делах. Он принимал участие не только в планировании, утверждении боевых операций – лично вмешивался в процесс рядового тактического боя, который мог вести батальон, рота. Мы же помним, что во время Великой Отечественной войны Маршалы Советского Союза координировали действия фронтов, групп армий, которые в ходе операций кардинальным образом меняли оперативно-стратегическую обстановку на театре военных действий. В Афганистане было не так. Загнивающая система социализма была не способна жить в условиях современного мира, а возникшие следственные причины, о которых я говорил выше, привели к тяжелым потерям. Советская Армия загнивала вместе с системой, оказавшись беспомощной в отстаивании интересов страны военным путем.
Ясно одно: Сергей Леонидович перед Политбюро ЦК КПСС никак не продвигал вопрос свертывания боевых действий даже тогда, когда стало очевидно – ни одной армии в мире не победить афганский народ. Более того, верх взяло не только политическое решение руководства страны о ведении боевых действий, с приходом Маршала Советского Союза Соколова на должность Министра обороны СССР в 1984 году, военная линия в афганской войне проходит все более яркой нитью, если ни целым канатом. Обратимся к статистике того периода: 1984 и 1985 годы стали пиком активности боевых действий советских войск в Афганистане. Увеличилось количество боевых операций, расширилась география их проведения. Применение тактических воздушных десантов в борьбе с вооруженными отрядами оппозиции достигло: в 1984 году – высажен 21 тактический десант, в 1985 – 35, в 1986 применено 518 воздушных десантов. Соответственно, увеличилось количество десантируемого личного состава: если в 1984 году для ведения боевых действий было высажено в горах 3814 человек, то 1985 году – почти 8000, а в 1986 году – свыше 121 тысячи солдат и офицеров.
Теперь о противнике. Какие потери понес его боевой потенциал в ходе многочисленных операций, проводимых советскими войсками с применением мощнейшей боевой техники? Контингент советских войск в Афганистане был вооружен штатным оружием, бронетехникой, системами залпового огня «Град», «Ураган», артиллерийскими установками «Акация», «Гвоздика», «Гиацинт», «Гиацинт-С», минометами «Василек», «Поднос», «Тюльпан», «Сани», способными наносить невосполнимые потери живой силе противника на большие расстояния, разрушать долговременные огневые точки, укрепленные сооружения.
Для закрепления и развития успеха 40-й армии активно применялась не только армейская и фронтовая авиация: с авиационных баз Советского Союза работали тяжелые бомбардировщики с мощнейшей бомбовой нагрузкой на борту. Механизм войны работал на уничтожение душманских укрепрайонов, опорных пунктов, живой силы противника – в пух и прах разносились кишлачные зоны. Военную мощь армии усиливал дивизион оперативно-тактических ракет «Скад», наносивший ракетные удары по базам противника, местам его дислокации в восточных провинциях страны. Создавалось впечатление о невозможности выживания душманских формирований в этом огненном смерче. Чтобы понять, насколько эффективны были наносимые удары по противнику, обратимся к данным разведки 40-й армии, штаба Туркестанского военного округа, Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. К концу 1984 года в Афганистане действовало около 1100 отрядов моджахедов, имевших в своем составе около 44 тысяч человек. В 1985 году разведкой фиксировалось: личный состав оппозиционных формирований остался в прежнем количестве, то есть, по меньшей мере, был сохранен лидерами сил сопротивления. В 1986 году разведывательные органы дали информацию о том, что афганская вооруженная оппозиция не только сохранила живую силу боевых отрядов, но и довела их численность до 3410 отрядов и групп общей численностью боевиков в 125 тысяч человек. В три раза увеличился боевой потенциал в живой силе! Кстати, основные формирования противника были сосредоточены не на границе с Пакистаном и Ираном, а в провинциях Кабул, Парван, Вардак – в центральных районах страны. Столица Афганистана была в плотном кольце душманских формирований всех мастей. Надо сказать, что сложившаяся ситуация явилась основанием для принятия решения Министром обороны СССР о выставлении вокруг Кабула заслона из ста с лишним застав, совершенно не решавших вопрос защиты столицы. Об этом мы уже говорили. С этого периода вооруженные отряды оппозиции увеличивались с каждым месяцем, неделей и днем. Пополнение росло за счет сельского населения, которое разуверилось в собственном правительстве, и колебавшихся дехкан, занимавших доселе нейтральную позицию, а также исламских фанатиков арабских стран.
Хотелось бы понять действия высшего военного руководства СССР того периода, в том числе Маршала Советского Союза Соколова, главного военного советника в Афганистане генерала армии Салманова, командующего 40-й армии генерал-лейтенанта Родионова. Неужели еще не было ясным и понятным, что уперлись в военный тупик? Политический тупик наступил гораздо раньше – в декабре 1979 года. Может, военачальники не владели военно-политической обстановкой? Нет же, владели! Решения на боевые операции принимались в Москве. Дело в другой плоскости: военно-партийное руководство СССР не желало воспринимать обстановку в Афганистане таковой, какой она была на самом деле. Прослеживалось маниакальное упорство высшего звена Советского Союза решать афганские дела с позиции силы. Но Афганистан для СССР уже был очевидной проблемой! Партийное руководство контролировало военных в отношении Афганистана, требовало от них изменения обстановки в сторону улучшения, настаивало на активных боевых действиях. Но как бы там ни было, все неудачи социалистического строительства в Афганистане спихнули на «Колю Боброва» – не смог, не способен, не соответствует. В ноябре 1986 года Бабрака Кармаля сняли со всех постов и отправили в Советский Союз на заслуженный отдых . Высшее военное и политическое звено СССР, отвечавшее за Афганистан, облегченно вздохнув, получило паузу, возвращаясь к извечному русскому вопросу: что делать?
Совершенно очевидно, что решения на проведение боевых операций, принимавшиеся в Москве с учетом политической конъюктуры отношений между СССР и Афганистаном, учитывала кучка узкого круга товарищей из Политбюро, после их смерти – Горбачев, в отводимой ему роли политической проститутки (как отозвался бы о нем вождь мирового пролетариата).
Неужели Министр обороны СССР, Генеральный штаб ВС, командование Туркестанского военного округа, 40-й армии не видели бесперспективность боевых действий с моджахедами, которые в 1987 году увеличили свою численность до 137 тысяч человек? В феврале 1988 года численность сил афганского сопротивления достигла 4310 отрядов и групп, имевших в своем составе уже 150 тысяч личного состава (по данным Генерального Штаба ВС СССР). Премьер-министр Наджибулла, как новый руководитель Афганистана, несмотря на необыкновенные организаторские способности, политические амбиции, уже не мог переломить ситуацию, тем самым, предопределив себе незавидную судьбу.
Анализируя статистику боевых действий 40-й армии, потерь, трофеев, невольно приходишь к мысли – намерений советского руководства о прекращении боевых действии с оппозиционными формированиями не было на всем протяжении афганской войны. Даже после принятия политического решения о выводе советских войск из Афганистана, высшее руководство СССР требовало по просьбам Наджибуллы результатов уничтожения сил афганского сопротивления. Достигнутый в 1984 году пик активности боевых действий шел только по динамике наращивания военных усилий по уничтожению вооруженных отрядов противника. Это самый кровопролитный год в афганской войне – погибло 2343 военнослужащих Советской Армии, в том числе 305 офицеров, сбито 17 самолетов, 49 вертолетов, уничтожено 95 единиц бронетанковой техники.
Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Соколов, начальник Генерального штаба ВС Огарков и сменивший его на этом посту в сентябре 1984 года Ахромеев наращивали усилия 40-й армии в проведении боевых операций. Прошло четыре года активной фазы боевых действий с вооруженными силами оппозиции! Я пытаюсь понять ход мыслей высшего руководства Советской Армии, Политбюро ЦК КПСС, ответственных за организацию проведения крупных операций на территории Афганистана. Очевидные факты говорили о том (высшее военное руководство СССР об этом знало), что противник подтягивает силы к Кабулу, постепенно охватывая столицу Афганистана в плотное кольцо окружения. Сам по себе напрашивался вывод: срочно менять подходы к решению политических и военных вопросов по Афганистану, находить новые формы, методы урегулирования проблемы. Это был период, когда в силу объективных причин влияние Политбюро на афганские дела было минимальным – оно физически было неспособным к адекватным решениям, оказавшись в подвешенном состоянии. Инициативу взяла на себя военная верхушка СССР во главе с Маршалом Советского Союза С.Соколовым, генералом армии В.Варенниковым. Дальнейшие события в Афганистане развивались по самому драматичному сценарию – военные наращивали усилия в проведении боевых операций. Что же из этого получилось? Обратимся к событиям тех дней.
Группа разработчиков высшего состава Министерства обороны СССР, Генерального штаба подготовило очередную операцию в Панджшерском ущелье. Ахмад Шах Масуд, получив о ней информацию из афганских первоисточников, за две недели до ее начала, не спеша (временные параметры ему позволяли) вывел из Панджшера свои формирования, рассредоточив их по горному хребту Хингиль и зеленым зонам Джабаль-Уссарадж, Чарикар. Мудрые полководцы «шурави» разработали операцию блокирования группировки Масуда в ущелье, прилегавших к нему районах с задачей ее уничтожения. Но получилось как раз наоборот – боевые отряды «панджшерского льва» вышли на линию Шинвари-Карабаг-Дехсабзи-Хаз и блокировали Кабульскую долину с севера и северо-востока. Полевой командир не только сохранил боевой потенциал своих формирований, но и пополнил ряды отрядов новыми «борцами за веру» в центральных провинциях, взяв столицу Афганистана в кольцо.
В Панджшере остались заминированными пути сообщения, склоны горных хребтов, покинутые местным населением кишлаки, которые были прикрыты небольшими группами боевиков, создававшие иллюзию отступления в горы. Главные силы Ахмад Шаха еще за неделю до наступления рейдовой группировки советских войск, выброски тактического воздушного десанта покинули районы пребывания, и мощнейшие бомбоштурмовые удары советской авиации пришлись на пустые позиции моджахедов, которые атаковали 200 самолетов, 190 боевых вертолетов. Военная хитрость Масуда удалась – 11 тысяч солдат «шурави», попав на минные поля и засады, понесли большие потери. Это была седьмая по счету Панджшерская операция, в которой погибло 60 солдат, офицеров Советской Армии, около 70 получили ранения.
Четыре года войны, семь операций в Панджшере не научили командование советских войск гибкой, мобильной тактике действий, способной в кратчайшие сроки приносить результаты. Зато строевые смотры в частях проводились каждую неделю, еще неделю устранялись недостатки. Насколько надо было быть дублирующей военной структурой советского руководства в Афганистане неспособной к ведению боевых действий, чтобы продолжать совершать те же самые ошибки? Здесь даже не грабли – преступная халатность и полнейшая невозможность решения элементарных задач в проведении боевых операций. Бездарность, косность, откровенная немощь высшего звена Вооруженных Сил СССР – закономерный итог организации боевых действий в Афганистане! Ограниченный контингент советских войск нес значительные потери в живой силе и технике без каких-либо существенных успехов.
Какие принимались меры для локализации действий противника? Что делалось руководством Оперативной группы Министерства обороны СССР, Генеральным Штабом, чтобы скорректировать ход боевых операций с учетом неэффективного использования частей и подразделений 40-й армии? Может после седьмого Панджшера советскому руководству (военному и политическому) станет понятно, что так называемые рейдовые операции не приносят успеха – гибнут люди, подрывается техника, а результат равен нулю? Командование армии из одной крайности бросалось в другую – планировало специальную операцию «Завеса» с тем, чтобы перекрыть поставку оружия, боеприпасов из Пакистана, Ирана. Замечу, это верная и замечательная мысль, но в жизнь она претворялась таким образом, что лучше бы ее сразу убили на корню. Что делалось в этом направлении? Для решения этой задачи были привлечены силы специальной разведки, разведывательных подразделений армии. Планировалось выставить свыше 180 засад, которые бы стали барьером на караванных маршрутах, по которым шло оружие и боеприпасы. Для обеспечения деятельности разведывательных подразделений задействовались огромные силы армейской авиации, которая во много раз увеличила количество вылетов. В системе засадных действий предполагалось блокировать около 200 маршрутов, по которым в Афганистан поставлялось вооружение и боеприпасы. Но опять же – разведывательные группы доставлялись авиацией к местам засадных действий массовым порядком, что в принципе недопустимо в организации и проведении засад, как таковых. Замысел операций специальной разведки, разведывательных подразделений армии раскрывался противником – деятельность засадных групп, авиации не оставалась незамеченной для душманских формирований, которые реагировали на действия советских войск. Про спецназ мы уже говорили – он был не способен к решению специальных задач в Афганистане!
На увеличение пролетов авиации противник активно использовал ПЗРК «Стингер», «Блоупайп», применение которых позволило в 1984 году сбить 17 самолетов, 49 вертолетов ограниченного контингента. Потери 40-й армии день ото дня увеличивались. К лету стало ясным: силы специальных подразделений не в состоянии вести засадные действия в режиме запланированного графика. Командование армии одновременно снизило в шесть раз количество выставляемых засад, при абсолютно скромном результате перехвата караванов с оружием. Операция «Завеса» провалилась. Поставки оружия оппозиционным формированиям в Афганистан росли, караваны с завидным упорством шли через границы с Ираном и Пакистаном. В этом не было ничего удивительного. Вопрос борьбы с вооруженной оппозицией велся традиционным методом боевых уставов Советской Армии – без творческого подхода специальных структур способных к созданию агентурных сетей на маршрутах перемещения оружия. Не имея источников информации, созданных на долговременной основе, результат был заранее обречен на провал.
Почему американским, пакистанским, китайским, иранским и египетским спецслужбам удавались системные поставки оружия в Афганистан? Почему советская военная разведка не могла создать цепочки разведывательной информации, по которой бы результативно работал тот же спецназ, авиация, дежурные средства 40-й армии? Общая беда советской системы – неспособность действовать в современных условиях, современными методами как инструментами достижения поставленных целей.
Афганистан для Советского Союза явился военной площадкой, на которой частью сил Советской Армии МЫ НАУЧИЛИСЬ ВОЕВАТЬ! Как это потом пригодилось в Чечне, других горячих точках в момент распада великой страны, и сколько солдатских жизней спасли в боях офицеры, прошедшие по афганским горам и ущельям! Где бы еще они учились войне, чтобы защищать Родину, проданную и пропитую ее правителями? Война точно не нужна была стране, народу, но Афганистан – черная метка советскому партийному руководству, показавшая в острой и болезненной форме немощь Советской Армии без прикрас и «показухи». Очевидность приобретения боевого опыта, профессионализма, мастерства, способность защищать свой народ была неоспоримой. Мужество, отвага, обретенные советскими солдатами, офицерами в Афганистане, сделали их бойцами в условиях жесточайшей действительности. Они шли через страшные потери, кровь, гибель друзей, постигая тяжелую науку боев. Не сомневайтесь: они победили – мальчишки афганской войны!