В детстве я часто бывала с родителями в гостях у двоюродной сестры Лены, чей папа - родной брат моей мамы. Мы с Ленкой играли в принцесс, родители наши болтали за столом; я помню желтый уютный свет, бутербродики с икрой; помню, как жмут новые лакированные туфельки, как туго стягивает волосы на затылке капроновый бант.
Уходить не хотелось, но меня запихивают в шубу, и из тёплой пятиэтажки-хрущевки мы попадаем в ночь, в зиму, в сонную метель... Домой мы обычно ехали на такси, а все такси тогда были Волгами; это до сих пор моя любимая машина: широкая, с мягкими сиденьями, она плыла по пустынным улицам, покачиваясь, как большая лодка. Я сидела сзади, пытаясь дотянуться рукой до потолка, который, помню, был в мелкую дырочку; потом смотрела, убаюкиваясь, в окно... Это была старая Москва, занесённая снегом; снег летел наискосок, взгляд выхватывал прыгающее желтое пятно: под козырьком какого-то подъезда качалась от ветра лампочка на проводке, дверь подъезда была распахнута, полутёмная деревянная лестница уходила вверх, в зернистую темноту... Лестница была скрипучей, и никто не знал, что я уже поднималась по ней, открывала дверь холодным ключом, шла на кухню, где те люди сидели за столом. На плите шумел закипающий чайник, женщина чистила селёдку на газете, мужчина в синих трениках и в майке смотрел телевизор...
Так было всегда, стоило взгляду зацепиться, увидеть знак; такси уже подъезжало к нашему дому в Староваганьковском; я возвращалась, никто ничего не знал.