В детстве у меня было две бабушки и один дедушка. Второй дедушка умер, когда моей маме было 12 лет. Умер он в 1937 году, который известен массовыми арестами и ссылками. Вот и дед не избежал этого. Тогда все проявляли бдительность для выявления врагов Советской власти. Деда сажали дважды за его фамилию «Краснов», сходную с фамилией белого атамана, предполагая в нём его родственника. Но выяснив, что он только однофамилец, да ещё и врач, что не предполагало участия в боевых действиях против Красной армии, отпускали. Однако, в обоих случаях дед, ожидая разбирательства, просидел в «предвариловке» два с половиной месяца в тесноте общей камеры, что привело к заражению его палочкой Коха и открытой форме туберкулёза, отчего он вскоре и умер.
Мама рассказывала, что он был очень добрым человеком. Жили очень скудно. Но с получением зарплаты он покупал своим детям, что-либо вкусненькое. А однажды снял свои золотые коронки, для покупки детям пальто.
Бабушка была тоже медиком: фельдшером – акушеркой. Она и приняла роды у моей мамы, когда я рождался.
Сколько бы я не вспоминал о своём детстве, всегда рядом была моя бабушка Галя.
На самом деле её звали Глафира, или Глаша, но мой дед, её муж хотел, чтобы у них имена были интеллигентные. Поэтому он называл её Галя, а себя – Андрей, хотя звали его по паспорту – Игнат.
Бабушка Галя была человеком со сложным характером. Соседи её не любили, мама на неё обижалась, отец стеснялся её поступкам и злился, а на работе её хвалили, ценили как опытного специалиста, принципиального сотрудника, требовательного начальника.
Роды – дело ответственное. И будучи старшей на суточном дежурстве, она требовала чистоты, порядка и ответственности. Никогда у неё не было смертных случаев, а любая патология благополучно разрешалась её опытными руками.
А с соседями постоянно ругалась, требуя от них чистоты и порядка в туалете, в ванной и на общей кухне.
Моя мама ей говорила: «Ты здесь не начальник, не делай им замечания. Лучше я уберу или домою за них, чем устраивать с ними скандалы».
Отец приходил с работы усталый. В то время он был старшим лейтенантом, назначенный командиром роты. А это означило уходить на работу к подъёму солдат роты, а уходить после их отбоя. Да ещё ночью бежать на поиски ушедшего в самоволку солдата. Ведь вокруг не родные люди, а чужой мусульманский мир. Где свои, непонятные для русского человека, законы.
И когда среди дня отец приходил на обед или ужин, надеясь доспать, хотя бы час, а его встречали высказывания негодующих соседей, то его нервная система не выдерживала. И он ругался с бабушкой.
Скандалы эти меня не касались никоим образом. А с внучкой главной противницы – скандалистки моей бабушки, я очень дружил. Мы совершенно мирно играли в какие-то совместные игры, когда на улице шёл дождь или не было моих друзей - пацанов.
Эту рыжую Вальку Ольшевскую я помню до сих пор изначально в белом капоре, которые тогда другие не носили. Они приехали с прежнего места службы – из Германии. И считались богатыми. У них был даже холодильник, невероятная вещь по тем временам. Валька мне нравилась потому, что была очень доброй девчонкой. В играх не заедалась, соглашалась с любыми правилами. Выносила из дома то пирожки, то конфеты, что было по тем голодным временам не всем доступно, и щедро делилась со всеми.
Мы жили в одном коридоре и меня часто приглашала к себе, но из– за скандалов бабушки я стеснялся ходить к ним в гости.
Позже, когда отцу присвоили звание майора и назначили начальником штаба полка, мы переехали в соседний подъезд. Новые соседи лучше реагировали на бабушку, и мы зажили спокойнее.
Помню и фамилии соседей: Хановы и Романовы. У Хановых были два сына: Юрка и Сашка. Я учился уже во втором классе, а Юрка в первом, Сашка был лет 4-х. А у
Романовых – дочь Люда. Тоже на год моложе меня. Позже Хановы переехали в Степанакерт, а Романовы в Баку. Много позже Люда прислала письмо моим родителям. Там писалось, что её мама умерла от рака, а отец после этого совсем спился и тоже умер. Она осталась с бабушкой и просила помощи. Мои родители долго ломали голову, как помочь, но ничего не придумали и послали ей половину зарплаты отца. Больше писем не было.
Но я отвлёкся от главной темы, от моей бабушки. Я помню, что я просыпался от грохота печных конфорок, бабушка, придя с ночного дежурства, растапливала печку. Или мыла полы и скоблила их ножом. Тогда не у всех были крашеные полы. Белые доски пола «красили» акрихином – лекарством – таблетками жёлтого цвета, разводя их в воде для мытья полов.
А по вечерам, когда не дежурила, вязала носки или читала мне детские книжки. Тогда не было ни телевидения, ни радиоприёмников. Точнее, приёмники были, но редко в какой семье. Вот эти вечерние читки одних и тех же книжек привели к тому, что я выучил наизусть почти каждую. И, когда однажды мои родители пришли из гостей, я заявил, что могу читать. И прочитал на память небольшую книжку, зная, где надо переворачивать страницы. Родители сделали вид, что удивились, и мне было приятно.
Позже, соотнеся звуки с буквами, я действительно сам научился читать.
Два года бабушка как фельдшер - акушерка «патронировала» военный городок. Она ходила по домам беременных офицерских жён, контролируя беременность, а иногда они приходили к нам. Я видел, как она кипятит шприцы, как набирает лекарства, как делает уколы в руку.
Все дети болеют. Я тоже переболел всеми детскими болезнями. И всегда лечила меня бабушка. Я всё впитывал, как промокашка. Я научился делать уколы, ставить компрессы, знал название таблеток и от чего они.
Летом большую часть времени я проводил на улице. Но осенью и зимой, особенно в плохую погоду, часто смотрел из окна. Наблюдал, как плывут тучи на небе, как поливает дождик, или сыплется снег. Наблюдал за стаями птиц, жалел мокрых собак.
В те времена было сложно с углём и дровами. Поэтому, когда бабушка «захватила» сарай уехавшего к новому месту службы офицера, она стала наполнять его дровами, натаскивая в него всё деревянное, что попадалось на улице. Это были сухие ветки, деревянные ящики, какие-то дощечки.
В то время около наших домов лежали стволы спиленных деревьев, привезённые некоторыми офицерами на зиму. Летом они были удачным подспорьем в наших играх и для вечерних посиделок жён офицеров, но к зиме привлечённые солдаты их распиливали и закладывали в сараи хозяев.
Но мой отец был очень щепетилен и никогда не привлекал солдат к бытовым делам. А самому ему было некогда этим заниматься. Помню, что уже выпадал снег, был декабрь, а мы топили печку дощечками накопленными бабушкой. Дощечки прогорали быстро и тепла давали мало. И мы с бабушкой ходили на поиски угля.
Бабушка брала ведро, и мы шли с ней гулять вокруг домов. Многие тогда выбрасывали сгоревшие остатки из своих печек за дома, на пустыре. Вот мы и ковырялись в этих остатках, находя не сгоревшие до конца крупные куски угля. Надо сказать, что некоторые хозяева делали сами такую сортировку. Так что, не сильно богатым был наш «улов». Но это помогало нам какое-то время согреваться.
Отец быстро узнал об этих поисках, и это разозлило его. Он устроил жене и тёще разнос, и через день около дома нам сгрузили 100 кг «катушек», прессованных кругляшков из угольной мелочи и мусора. Эти «катушки» тяжело разгорались, дымили, но это был уже хоть какой-то уголь. А позже отец привёз и хороший уголь. Но даже после этого бабушка, увидев дощечку и недогоревший уголь, старалась донести его до сарая и использовать. Скудно жили люди в то время. Нет, мы не голодали, но всегда экономили, «зажимались».
Мама экономила на себе, как могла. Никогда не покупала себе ни обувь, ни одежду. Отца это задевало, но давало возможность делать подарки. Удивительно, но купленные им вещи, и даже обувь всегда были маме по размеру и с большим вкусом. А у бабушки родители никогда не просили денег на проживание или еду, бабушка откладывала свою зарплату на «чёрный день». Она никогда не была жадной или скупой. Она могла с зарплаты купить 10-20 кг. сахара или муки. Один – два килограмма масла или пять килограмм мяса. Она никогда не мелочилась, если делала покупки. Иногда давала деньгами.
И все свои собранные деньги перевела на имя отца за несколько лет до смерти, в благодарность за то, что почти всю жизнь прожила в нашей семье, ни чем не ущемляемая, равная.
Прошли годы… Отец «засиделся» на одном месте службы. «Человеческий фактор», как теперь говорят, не давал ему возможности расти по службе. Генерал, командир дивизии, держал при себе опытного офицера, пока его самого не перевели в другой город. Тут и у
отца появилась возможность «продвинуться». И мы переехали в Нахичевань на Араксе.
Здесь бабушку, уже пенсионерку, на работу по специальности не взяли. А работать уборщицей, не разрешил отец.
И тогда она завела кур. Точнее, однажды, она привезла с базара цыплят. Некоторые соседи держали кур в сараях и отец, немного поворчав, уступил жене и тёще. Эти пятнадцать цыплят благополучно выросли и с удовольствием были съедены. Однако, две несушки успели наносить яиц и сели их высиживать. В результате бабушкиных забот они вывели 12 цыплят. Но обрадованная бабушка, тут же добавила им с базара ещё тридцать.
И эта орава теперь бегала по двору, ведомая двумя мамашами. Пока они были маленькими, мало кто обращал на них внимание. Но когда они подросли, то молодые петухи начали устраивать «петушиные бои». Пока эти бои случались внутри стаи, забитого петуха бабушка отправляла в суп. Но когда слабых забили, остались настоящие бойцы, которые стали убегать на чужие территории и забивать чужих слабаков. Особенно отличался этим здоровенный петух с необыкновенным черно-зелёным окрасом. Соседи жаловались отцу, и он требовал зарезать петуха.
Но бабушка жалела красавца и привязывала его на верёвке в сарае. Несколько раз петух перебивал клювом верёвку и убегал. Бабушке удавалось поймать и вернуть его. Но случилось, что он убежал незаметно и забил всех трёх петухов у одного хозяина. Тот пришёл со скандалом, и участь петуха была решена. Убить его мы не решились, уж очень любили. Мы отдали его пострадавшему хозяину. А что с ним было дальше, уже не помню.
Бабушка прожила в нашей семье шестнадцать лет. И однажды, на семейном совете было решено, что пора бы ей пожить у другой дочери. Тут кстати она родила второго сына, был поздний ребёнок, и она тяжело заболела. Бабушка поехала помогать. Так мы расстались на много лет.
Бабушке было уже за восемьдесят, когда муж старшей дочери, демобилизовался и уехал из Грузии, где закончил свою военную карьеру. Но бабушка осталась в Грузии. Она там имела работу, комнату в коммунальной квартире ей «выбил» зять. А семья старшей дочери Лиды, переехав в Ростов-на-Дону, поселилась в квартире родителей зятя. До получения своего жилья, они прожили там около года. Но получили на четверых только двух комнатную квартиру. Конечно, бабушке там не было места.
Мои родители уже тоже жили в Ростове. И имели трёх комнатную «распашонку». Родители и я имели спальни, а моя сестра спала в общей комнате. Бабушке и у нас не нашлось места.
Так прошло около года. Меня призвали на службу в армию. А у бабушки с соседкой грузинкой произошёл скандал. И та побила восьмидесятилетнюю старуху. Конечно, мои родители не могли остаться равнодушными к этому. Отец звонил начальнику погранотряда, чтобы тот принял меры к этой грузинке и оградил бабушку от неё.
Грузинку выселили. Но ранее не желавшая бросать работу и квартиру, бабушка почувствовала себя одинокой и переехала снова к нам.
Ей было тогда почти 85 лет.
Пока я служил в армии, она почти каждый месяц присылала мне десять рублей со своей пенсии, что в армии было большим подспорьем. Ведь солдат получал всего три рубля восемьдесят копеек в месяц.
После армии я быстро женился и ушёл жить на частную квартиру.
Когда я приходил к родителям, мама меня предупреждала, бабушка хочет мне «подкинуть деньжат». Когда мама выходила из комнаты, бабушка совала мне деньги и говорила, чтобы я спрятал и не говорил маме о них.
Бабушка не дожила до девяноста лет всего два месяца.