Никак не мог понять, что произошло, чувствовал своё тело, но не находил самого себя, не было рук и ног, был взгляд но не было голоса.
Вместо меня был какой то густой туман, какая-то неплотная субстанция повиновалась моим движениям.
- Пожалуйста располагайтесь, - услышал откуда-то сверху, но в комнате не было ничего кроме высоченных стеллажей с разноцветными папками и тетрадями. На одной из стен торчал огромный крюк, почему-то показалось что располагаться нужно было именно на нем.
Стеллажи уходили высоко в небо и конца края не возможно было увидеть. прямо передо мной стоял огромный каменный стол со всякой
непонятной канцелярией. Хотелось спросить, где я или что со мной, но голоса своего так и не смог услышать.
- Спокойнее пожалуйста, не стоит кричать, вашу грешную душу здесь никто не услышит. - сверху медленно опустился старый маленький ангел, весь белый и седой. От его сияния было больно глазам. В руках он держал толстую коричневую папку. Положив её на стол он крылом смахнул толстый слой пыли.
- Ну чтож, начнёмс... - он поправил на носу огромные очки и раскрыл папку. - Рождение, пеленки и всякое безоблачное детство можно пропустить. - он неторопливо перелистывал совершенно не заглядывая внутрь этой книженции, его взгляд был воткнут прямо в меня.
- Вы способный юноша, запоминали целые книжки и песни ещё не умея даже читать, молодец.
Передо мной, в такт движению страниц, побежали картинки моего детства. Мама, бабушка, две старшие сестренки, строгий дядя и всевозможные друзья и соседи.
- Стоп - он резко хлопнул по странице, - Вот здесь, в школе, твоя первая любовь, почему ты так и не смог подойти?
Я было открыл в оправдание рот, но бесполезно, звук как будто выключили.
- Поздно, не стоит оправдываться, - он читал мои мысли, - Нужно было раньше реализовывать то, что дано тебе свыше, эх ты, мямля!
Он снова перевернул страницу.
- Смотрим дальше, пышная деваха, потенциальная мать, три года разлуки, и что, она дождалась из армии, родила тебе сына и через год...
- Я любил её ! - беззвучно кричало то, что было сейчас вместо меня.
- Не ори ! Отрезал он взмахом крыла, Почему же тогда алименты сыну платил аж до второго десятка? Что говоришь, любил уже другую, и воспитывал тоже другого. Твоё кино - Санта Барбара! - он со злостью листнул ещё страницу.
- Следующее, даже обсуждать не хочу. - он продолжал листать а передо мной как кино пролетали изувеченные судьбы и мимолетные встречи, полные страсти романы и горькая разлука в излишней ревности.
- Так, вот здесь теперь. Зачем заставил пойти на аборт ! - он уже не спрашивал, он скорее приказывал или требовал. Я молчал.
- А ведь сейчас у неё прекрасные дети, могли быть твоими. Я продолжал молчать, готов был сквозь землю провалиться, но внизу, по до мной, было пусто, словно я висел на том огромном крюке,
- Надо было тебя тогда ещё, на этот крюк, да за одно место. - уже почти шепотом молвила разгневанная птица, продолжая листать мою жизнь.
- Четыре года в браке. Что же теперь не так, почему развод? - я даже не шелохнулся.
- Что говоришь, не любил? Вот странные вы какие-то люди, придумали себе любовь в оправдание и крутите этим понятием во все стороны, точнее туда где вам удобно или выгодно. А ведь она умоляла простить её, нет, не захотел, - снова шорох следующей
страницы, - Ты как подлец побежал к другой, в теплые края.
- Какого черта тебе понадобилось на этом сайте знакомств ? Это же искушение не от Господа, неужели ты думал что самому можно найти свою судьбу. - я уже понял что диалога не получится и продолжал тупо болтаться на крючке.
- Ладно, что теперь у этой не так? Чивоо? Вера у неё другая, вот блин, ну вы люди даете. Вы же говорите что Господь один, и тем не менее тут же гнобите друг друга за это. Смехота и только. Он на вас с верху смотрит и не может вам запретить грызться как собакам друг с другом, потому что он всемилостив, он любит вас всех, кому бы вы не преклонялись и кого только изображали бы на своих иконах. - он трижды перекрестился глядя куда-то наверх.
- Здесь для меня совершенно не понятно, свалилить свою вину на религию, бред! - он листал далее...
- Что же ты теперь нашел в своей шайтан-машине, - глубоко в моей душе что то сильно кольнуло. Мой воспитатель на мгновенье задумался, заглядывая поочерёдно то в книгу, то в мою душу, как раз туда где должно было быть это колючее и горькое чувство.
- Какие отметки были у тебя в школе?
Вопрос долбанул меня по башке и завернул в ступор.
- Сам что ли не видишь, - обнаглевшим видом бросил я ему, - вот такие вот, - государственные…
- Ну и о чем же вы с ней теперь будите разговаривать. Наверное, про эпоху ренессанса и современные переводы сонетов Вильяма Шекспира. Ты кроме Айвазовского знаешь ещё каких моренистов. Ты же полный истукан в искусстве!
Изо всех сил я пытался сорваться с этого проклятого крюка, - Я все смогу, все сделаю...
- У тебя ничего нет! Тебе даже твоя душа не подвластна! Стоило на горизонте появиться образованному ухажеру, и ты уже скатился в запой! Всё! Хватит! - он ударил ладонью по последней странице...
- Здесь мы напишем приговор!
Душа упала прямиком туда, где должны быть пятки. Как же так, это и есть весь страшный суд.
- А тебе разве этого мало! - не унимался мой жестокий учитель. Он резким движением выдернул перо из своего крыла и макнул в чернильницу. На острие повисла густая красная капля, неужели кровь, подумал я.
- Действительно кровь, - он поправил очки, - Это твоя последняя кровь...
Быстро и размашисто он стал чиркать слово за словом будто бы прямиком по моей душе, не было видно что он там пишет но смысл каждого слова просто отпечатывался в моей голове, или что там сейчас вместо башки.
" Сию грешную душу направить в чистилище для модулирования жизненных ситуаций и адекватного выхода из конфликта с ближними и родственными душами. Провести принудительный курс общения и искоренить ревность и ненависть как чуждые. Чистку вести усиленно и непрерывно, до полного изнеможения. "
число.... подпись... шлок! печать....
Он поломал перо пополам и бросил его в разные стороны, поправил на маленьком носу свои огромные очки и тихонько засмеялся.
Только теперь начал чувствовать, что меня затягивает куда то наверх. Мой пожилой ангел становился все меньше, а его смех всё громче и громче.
Вокруг становилось темно.
Ноги и шея страшенно затекли и болели, громко играла музыка, пьяные голоса перемешались в непонятный балаган. Он открыл глаза. В комнате стоял запах перегара и кислых салатов с прослойкой сигаретного дыма.
- Ну ни фига се, смотри те ка кто проснулся... - он даже не мог вспомнить кому принадлежит этот голос,
- Доборе утро страна, а ну ка, подвинули ему штрафную.
И приснится же такая дребедень, подумал он, рассказать не поверят, заочно коньки отбросил. Только почему то сердце не переставало бешено колотится, наверное с перепугу.
Он привычным движением перевернул наполненную рюмку с вонючим и скользким самогоном в свою луженую глотку, но поставить назад на стол уже не сумел. На верху шкафа он заметил своего седого ангела, он неслышно смеялся и все время поправлял очки. Пустая рюмка скатилась под стол. Комната разорвалась истошным криком, ангелок в мгновенье разделился на два десятка таких же точно как он сам и разлетевшись по комнате они начали метаться во все стороны.
Начиналась белая горячка.
Красно-оранжевый круг солнца начинал прятаться за сверкающими Купалами небольшой церквушки на окраине города. В храме царила кромешная тишина. Пряный запах ладана и воска постепенно выветривался через открытую настеж дверь. Старенькая послушница потушила последние догорающие свечи, протерла пыль на иконах и тронула стоящего на коленях старца.
- Дедушка, мы закрываемся, - почти шепотом молвила она, боясь прервать его молитву.
Очень медленно он поднялся, не поднимая своего лица. На огромной седой бороде сверкали маленькие бусинки свежих слёз. Трижды перекрестившись и низко кланяясь он пятился к выходу, казалось он стеснялся своего лица, он все время смотрел вниз. Ему не исполнилось даже сорока пяти. Именно за это, он каждый вечер благодарил своего спасителя. За то, что успел поставить его грешного, на путь праведный. Теперь он каждый вечер вымаливал прощения за каждую страничку своей бесшабашной былой жизни.
Бывает иногда, во сне, он разговаривает со своим белым ангелом. Как старые друзья они обсуждают прожитую им жизнь, но это уже никак нельзя назвать белой горячкой.