Первое

Валентин Киреев
ПЕРВАЯ РЫБАЛКА

Раннее летнее утро. Крепкий ребяческий сон. Мы с двоюродным братишкой Петькой зорюем в сенях, подтягивая во сне коленки к животу от холодного утреннего сквознячка. Будит нас дядька Егор: 
«Хватит, хватит спать! Вставайте! Все царствие небесное проспите!»
Нехотя потираем кулачками глаза, ежимся. Вскакиваем и бежим умываться. Во дворе уже вольно ходят куры. Скулит, просится привязанный к плетню Шарик. Солнце показывает за садом огненно - слепящий бок. Петькина мать, тетка Марфа, наливает в чашки горячие щи. Быстро завтракаем и бежим на улицу, где нас поджидает дядька Егор со смотанным бреднем и пустым ведерком. Идем бродить. По дороге спорим куда лучше:
"На Вербовку или на Леменек?"               
Перевешивает густой бас дядьки:
«Пойдем на Леменек. А если ничего там не будет, дойдем до Вербовки или до Масловки».
Мы соглашаемся. Мы рады, что будем, как взрослые ловить рыбу бреднем. Дядька несет бредень, мы ведро. Кое-где стоят у ворот бабки, оглядывающие нас из-под ладони. Угадывают, чьи же это ребятишки идут на рыбалку?
Подходим к Большому мосту. Дядька командует:
«Начнем отсюда. Ты Петя по берегу вдоль кустов. Ты Валя с глуби. Не торопитесь.
 "Валя! Иди чуть впереди, а ты Петя приотставай. Я буду шугать рыбу от берега, а Вы болтайте ногами, руками, но бредня не поднимайте. Ведите по дну. Все поняли? Ну, с Богом».
Лезем в тепловатую воду. У берега песок, а в глуби ноги влазят в холодный, липкий ил. С трудом, выдергивая ноги из вязкого дна,  держась за палку бредня, стараюсь быстрее идти.
Дядька лупит палкой по воде, по кустам. Кричит, подгоняет нас. Петька баламутит ногами тину у берега, тоже что-то шумит. Только мне не до крика. Тяжелый бредень, с набившейся травой тянет назад. Ноги вязнут, вода доходит до подбородка, и я с надеждой ищу глазами выброд. Наконец выбродим. Дядька с берега помогает тащить тяжелый нижний подбор.
Вода плавно сходит с мотни и сквозь ячеи, в скатанной траве, видны проблески мелких рыбешек. Разбираем и выбрасываем тину, ряску. Прыгают несколько узких щурят, пара карасиков с ладошку и меленькие красноперки с окуньками. Дядька огорчительно хмыкает:
-«Да, улов неказистый! Ладно, пойдем в другое место».
Прополоскав и скатав тяжелый бредень, замерзшие, бежим вприпрыжку и с разбега падаем на прогретый бережок Масловки. С живота песок, со спины солнышко быстро греют нас.
С нетерпением вскакиваем и делаем новый заброд.  У кустов крупная щука неожиданно прыгает через бредень, что-то скользкое бьет по ноге, толкается в бредне.
«Тащи к берегу! – кричу я Петьке.
Дружно выходим на берег. В мотне линек, щука  и несколько крупных красноперок и окуней.
«Ровная!» с уважением говорит дядя.
«На жареху хватит! Пойдем домой. Кто рано встает, тому бог дает».

ПЕРВАЯ ПОЕЗДКА

С железной дорогой у меня с детства связаны неприятные ощущения. Грохот колес по рельсам, шум и сиплые свистки летящего на парах состава, удушающая вонь угольных топок, горелого масла поднимало изнутри чувство неприязни к этому адскому месту. В здании вокзала копошилась масса народа, стояли длинные очереди в кассы. И я уже начинал волноваться:
-Успею ли взять билет?
-Если не возьму, то где буду ночевать?
-Захочу в туалет, буфет? Как туда идти с чемоданом?
Взяв билет, начинал думать:
-А вдруг его потеряю? Не успею сесть в поезд? Отстану?
Сидя в вагоне, присматриваюсь к соседям:
-Может они жулики? Или бандиты?
Уснешь, а ночью они украдут чемодан, документы, деньги?
А вдруг поезд сойдет с рельс?
 Стрелочник ошибся и навстречу лоб в лоб бешено несется такой же поезд?
Эти и тысячи других вопросов роятся в перевозбужденном мозгу. Сердчишко бьется как у воробья, и всю ночь ворочаюсь без сна и покоя. В первую свою поездку возвращался из Ростова на Дону, после неудачной попытки поступить в университет. Вез чемодан с учебниками, и форсил новомодными солнцезащитными очками, купленными в Ростове. Подъезжая ночью к Арчеде, вышел в коридор, открыл окно. И хлынули, обняли всего, родные с детства полынные запахи настоянного в балках прохладного ветерка. Душа, сердце, тело тянет в себя незримые токи родины. Каждая кровиночка, клеточка дрожит от переполнившегося счастья. Автобус домой шел утром и я пошел в буфет перекусить, даже не сняв «обновки» очков. Стояла очередь из 5- 6 человек. За мной пристроился приблатненный паренек ниже меня ростом и попросил дать примерить очки. Я великодушно дал, а он нацепил их, и не думает снимать. Тогда я снял их у него сам, но он успел уцепить за дужку, и мы молча стали тянуть очки друг к другу.
«Сломаешь»-
прошипел он, и предложил выйти на улицу разобраться.
 Обозленный я легко согласился  и, не выпуская очков из рук, плечо в плечо пошли на перрон. В дверях присоединился его дружок, на полголовы выше меня и пошире в плечах. Я в борьбе был ловкий, резкий, пружинистый и укладывал на лопатки ребят намного крупнее себя. Самоуверенно решил, что запросто уложу этих двух хамов. У туалета поджидал третий, амбал на голову выше всех. Спустились в темный парк. Один стал спереди, другой сзади, третий сбоку. Я со злостью хрупнул очки, и кинулся на переднего. Получил удар сзади. Обернулся. Удар сбоку. Свалили. Стали пинать. Очнулся. Тело, лицо болит. И взяла меня горькая обида не от боли, а оттого, что все так подло получилось. Утром удачно сел на автобус и с радостью и нетерпением стал смотреть на скользящие мимо поля и косогоры. Как-то по-особому нежно сдавило сердце, когда из окна автобуса увидел россыпь белёных домиков в зелени садов, и стал жадно глотать глазами;
- Слева Вербовку, полукруг мелкой речушки с купами верб по берегам, зубчатый крой леса за ними. Справа на пригорке корпуса мастерских, белые цистерны заправки. И уже начинают мимо бежать дворы с садами и аккуратными домиками, простучал по колесам мостик через Леменек и за поворотом, открылась просторная Почтовая улица, в конце её автобус резко развернулся на площади от школы до магазина. Высматриваю, не стоят ли родные, соседи или просто знакомые. Выхожу и замечаю, как натянуло тучи, посвежел ветер, стал порывами крутить пыль на дороге, гнуть верхушки деревьев и невольно ускоряю шаг, видя, как со всех ног бегут куры под навес. Поворачиваю на свою улицу, а уже сорвались и испятнали дорогу крупные капли дождя. Тут же блеснул просверк молнии, ахнул гром и хлынул проливной дождь. Бегу, не разбирая дороги, к калитке родного дома. Забегаю в кухню и вижу удивленно радостные лица матери с отцом:
-О, откуда ты взялся?
-А, мы тебя сегодня и не ждали!

ПЕРВАЯ ВЕСНА

Первые признаки весны видны были у плетней, где садится снег. Снег напитывается влагой  снизу, оседает, а щепки, тряпки уже провалились в серую перину до земли. На укатанной до глянца дороге теплое солнышко выплавляет окошечки, из которых выглядывают черные комья земли, с ледяной коркой по краям. На реке у берегов наслуз. Омытый талой водой лед отливает зеленоватым блеском и ясно видно множество иголок на его сколах. Солнце и утренние туманы за считанные деньки съедают остатки снега. Со всех дворов и огородов, из-под заборов и ворот бегут ручьи, сливаясь у дороги в мутные, непробродные лужи. В конце марта выпадали дождливые дни. Обложной дождь размачивал снег и лед, и двигал речную воду так, что она выходила из берегов. Прибывала вода и с верховьев Медведицы. Разливалась по лесу, заполняя многочисленные  озерца, встречалась с водами переполненных мелких речек – Березовки, Леменька, Безымянки, пока на километры окрест не блистало сплошное зеркало половья. На реке крыги ломаются, крутятся в течении располневшего русла. Половодье. По улице можно  брести только в сапогах, вдоль заборов, чтобы не ухнуть в колею или яму. Через неделю вода так стремительно идет на убыль, что у стволов деревьев остаются висеть изломистые круги льда. Но Успенка и Сусливка еще отлиты водой от центра. Обнажается земля и парит под горячо ласкающими  лучами солнца. На просохших пустошах вылазит тонюсенькая щетинка зелени. По синему морю неба важно плывут  объемистые серо-белые облака. В лесу перемешаны запахи прелой листвы, старой коры и молоденькой травки, умытой росой земли. Если стояли погожие деньки, то весна наступала дружно. Разбухают, лопаются почки, проклевываются листочки, а в садах уже облепили веточки деревьев бело-розовые цветы. К вечеру свежеет. Настоянный, набродивший воздух пьянит и будоражит. Густеют сумерки. А утром выйдешь на крыльцо и вздрогнешь от восторга, когда потянет знобким холодком от   колкой земли, потечет кисловатый запах с клейких листочков клена, на котором выщелкивает рулады прилетевший скворец, радуясь чистейшей голубизне неба.

ПОГОДА

Солнце с ветром быстро сушили проплешины. Лезла к солнцу острая травка.  Деревья быстро оперялись клейкими листочками.  Трава на глазах перла вверх. Прилетали скворцы, ласточки. Увидел скворца – весна у крыльца. Люди меняли фуфайки и валенки на пиджаки и сапоги. В мае выпадали дожди с грозами, но они были желанными для озимых и огородов.               
Лето как-то незаметно вытекало из весны. Вроде такая же погода, но ветры становились жарче, суше. Прогревалась вода в речках. В садах наливалась завязь яблок и груш. Спели огурцы. Жужжали электромоторы «Камы» на огородах, поливая картошку. Дожди были редкие и быстрые. После обеда прошел, а к вечеру уже сухо. В июле уборка. Жарко работать даже в майке. Пыль от размолотых колосьев висит над комбайном. У чумазого комбайнера блестят только зубы и глаза. В августе становятся дольше ночи и успевают остудить к утру землю. По ложбинам собирается туман. В огороде поспели огурцы и помидоры, на бахчах арбузы и дыни. Хозяйки пекут пышки из новой муки, и детвора ест их со свежим медом.

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Первый снег валится на черную землю большими пушистыми хлопьями. С утра до ночи лепит не переставая. Ночью подмораживает, и наутро устанавливается чудеснейшая, тихая погода. Выходишь на заметенное снегом крыльцо и видишь, как поднимается румяное солнышко, оглядывая белую бесконечную перину, расстеленную по полям, огородам и улицам. На крышах домов, сараев, деревьях ослепительная опушка снега и даже мельчайшие веточки украшены блестящими кристалликами. Смачно хрустит снег под ногами и хочется бежать, поднимая носками валенок пушистую пыль и слушая ускоряющийся хруст поющего снега. В воскресный день договорились кататься на лыжах с Мельничной горы. С утра морозец. Дым  над трубами дыбом тянется кверху. Взлетает от лыж снежная пыльца. Бежим, хватая ноздрями, обжигающий крепкий воздух, оставляя за собой взъерошенную целину. Елочкой поднимаемся на вершину горы и видим, какими маленькими стали хатки станицы, лошадь с санями у фермы, редкий перелесок у реки. И вот уже, наметив путь между бугорками, кустиками, гикнув; летит вниз отчаянный Санёк, ловко выворачиваясь влево и вправо, поднимая за собой шлейф сахарный пыли. По этой лыжне несемся и мы, стараясь повторять все его выверты. Короткие секунды ощущения полета, риска, отчаянности доставляют неописуемое удовольствие. И мы вновь и вновь повторяем эти утомительные подъемы и упоительные, стремительные  полеты по новым трассам. С прыжками с трамплинчиков, ухарством и лихачеством. К обеду становится жарко. Бросаем фуфайки, варежки в кусты, на бегу утоляем жажду горстями снега и готовы летать до бесконечности. Но короткий, зимний день уже на исходе и распаренные, раскрасневшиеся, одеваемся и, не торопясь, на невесомых лыжах скользим домой.