Служу Советскому Союзу. Глава 1. Чудеса еще случаю

Игорь Бэйсон
Глава 1. Чудеса еще случаются.

«Ну, вот и все – приехали!» - Михаил громко вздохнул, скрипнул зубами и сжал кулаки еще сильнее, когда получил из рук старушки-«божий одуванчик» это ненавистное послание. – «Ненавижу!.. Не хочу!» - матерные слова чудом не вырвались из его уст.
Раньше он всем громко говорил: «И не буду!». И только в последние дни понял, как он сильно заблуждался в своих мечтах и желаниях.
«Будешь!» - сказала Родина-мать и послала ему с белым голубем мира любовное послание, мол люблю, целую, жду…  А чтобы помнил и не забывал, прислала с посыльным  повестку из военкомата, в которой в точности до минуты указала, когда она его хочет видеть, слышать и ощущать в конце концов. Без  опоздания. Обязательно сильным, румяным и здоровым…
Он, конечно, предполагал, что подобные попытки «заманить» его в ряды вооруженных сил  с ее стороны будут. И даже неоднократные. Поэтому в голове своей заранее нагромоздил кучу планов, как, по его мнению, от этих «приглашений» ему отбрыкаться. Но…
Первый вариант в августе приказал долго жить – ненабранные полбалла на вступительных экзаменах в вуз подставили ему подножку и отправили домой доучиваться.
Второй вариант был отметен им сознательно сразу же после первого – жениться и срочно рожать двух детей он физически не только не успевал, но и категорически не хотел. Пока… «Приглашенных» мамой кандидаток на горизонте пока не было, а самому искать их было уже некогда.
Третий вариант  - бегство в корзине воздушного шара или в вагоне секретного метро за пределы страны и смена гражданства тоже не подходил – денег на такое мероприятие в их семье не нашлось.
Были еще и четвертый, пятый и сто двадцать пятый варианты, но и они все бесславно канули в лету этим летом.
А сто двадцать шестой на этой неделе с треском провалила соседка-«в каждой бочке-затычка». Конечно, она  из самых добрых побуждений расписалась в его отсутствие на повестке из военкомата. А вечером притащилась к ним в гости, чтобы передать ее из рук в руки, а заодно и понаблюдать за реакцией парня. Михаил хотел было тут же ее отправить к праотцам, но титаническим усилием взяв себя в руки, лишь устало и обреченно пробормотал себе под нос: «Шла бы ты сама в эту армию, коли расписалась».
- Бог с тобой, милый! Я на пятый-то этаж еле заползла!– глухая-глухая, а услышала. – Как же я в армию пойду-то с моими-то ногами?
«Своим ходом! Ползком! – так и хотелось ему крикнуть ей в лицо. – Как сюда дошкандыбахала, так и туда дошла бы!» Но говорить, конечно, не стал. Во дворе он слыл культурным мальчиком, а «божий одуванчик» такой перемены его настроения не поняла бы.
А вслух он  сказал: «Спасибо! Я счастлив! Приходите еще!» - и закрыл перед ее носом дверь. – «Вот сучка старая! Наверняка сейчас ухом к двери прилипла, чтобы завтра же всему двору доложиться о новых потерях в нашем дворе».
И решил Мишаня, что это судьба, от которой никуда ни убежать, ни скрыться.
Ладно! Два года – не двадцать пять! Как-нибудь перекантуюсь…» - голова почти сразу перестала соображать, но спинной мозг из каких-то глубин уже совершеннолетнего организма посылал ему свои крамольные мысли. – «Не скрываться же мне десять лет в подворотнях и подвалах? Чему быть – того не миновать!» - и, прихватив с собой пузырек с валерьянкой, пошел докладываться своей маме о проделанной за день работе. Результат он знал заранее – сопли, слезы, вопли «На кого ж ты меня покидаешь, сокол сизокрылый (про сокола Мишаня сильно передернул)?» Но в остальном – все чистая правда! Даже знал, с какой интонацией это будет сказано и в каком месте начнутся слова из русской классики. Но пережить это рано или поздно было нужно, и он смело открыл дверь в комнату…
Но тут же закрыл ее снова и пошел кипятить чай. Утро вечера мудренее – завтра мама все и узнает… От соседей…

Холодная, давно не крашеная стена районного военкомата, никак не могла согреть его худенькой спины – мурашки стадами бегали по ней, как по Бородинскому полю бегали французы в 1812 году. Разве что конницу с пушками не призвали в помощь.
В помещении было сыро и прохладно, воняло пОтом несчастных призывников и осенней слякотной грязью. Вдобавок раздражал бардак, бестолковая суета, так присущие всем государственным учреждениям  необъятной Родины, и бесконечный поток секретуток в военной форме.
Изменить ситуацию Мишаня уже никак не мог, даже если очень захотел бы. Против военной махины не попрешь. Это тебе не детский трехколесный велосипедик. Про долг Родине и почетную обязанность мужского население ей служить не слышал только глухой или подданный другого государства. Но только сам парень ничего у нее взаймы никогда не брал – ни денег, ни здоровья, ни счастья проживать на ее территории. Более того, именно Родина постоянно напоминала ему о себе и указывала, как ему жить, где работать и отдыхать и во сколько ему это «удовольствие» обойдется. И от ее указаний жить хотелось все меньше, а эмигрировать – все больше.
Терять  два года в казармах ему, конечно, не хотелось, тем более что он так неплохо учился на подготовительном курсе технического университета – успел-таки поступить. Быть в тройке лучших студентов ему нравилось. И очень не хотелось, чтобы все его старания так бесславно закончились чьим-то безапелляционным словом «Годен!»
Оставалось надеяться только на то, что Главврач военкома все-таки внимательно  прочитает диагноз в его медицинской карте, написанный и подписанный хирургами-терапевтами поселковой поликлиники. Этот документ у него был очень пухлый, со множеством вклеенных листочков и целлулоидных снимков – один другого краше. Разве что они не были цветными. Другой медицинская карта и не могла быть – болел Михаил много и в школе и после нее. 
Желудок и печень очень часто давали понять ему, что они у него все-таки есть. И что любить их нужно и это даже всячески приветствуется его ослабленным организмом. А вот травить всякими излишествами в виде жареного мяса, картошки с грибами, жгучих томатных соусов  и еще многих десятков других продуктов не стоит. Это хоть и вкусно, но очень опасно. И коли этого не понять, то учить Мишаню будут невыносимой болью с частыми приступами до звездочек в глазах. Поэтому, манная кашка на сливочном масле (не маргарине!), капустный сок и паровая котлетка – это то, что доктор прописал. Ну, а пиво и вино? Да Вы что!!! Обалдели что ли? Это же верная смерть! И забудьте об этом!
Пришлось забыть…
А какие, к черту, котлетки  и кашка на сливочном масле в армии, когда и дома не знаешь, как сделать так, чтобы через пять минут после обеда на стенку не полезть от съеденного?
Главврач, по мнению парня, был просто обязан удостовериться из десятков справок, что ДАННЫЙ дохлый призывник, наверняка близкий родственник Кащея,  никого не обманывает и что его жизнь на гражданке  - совсем не сахар. Иначе, где же в жизни справедливость? И кому она служит?
Конечно, он надеялся на чудо. И в голове его засела банальная фраза – «Надежда умирает последней!» За нее он и цеплялся из последних сил нервными пальцами.
Ждать, стоя у холодной облупившейся стенки, было невыносимо тоскливо. Призывники в разномастных трусах разместились на призывном пункте кто как. Одни  сидели на дешевых некрашеных скамейках, «облагороженных» кривыми надписями карандашом или перочинным ножом – «Люби меня как я тебя…» или «Жди меня – и я вернусь…». Другие также как Михаил,  стояли вдоль стен неприкаянными тенями. Почти каждый краем глаза старался  прочитать на лице у соседа отношение к данной процедуре. Кто-то замкнулся в задумчивости, кусая до крови губы. Кто-то, разговаривая с новым знакомым, старался глупо бравировать и не выказывать  своего страха перед неизвестностью. Кто-то даже пытался делать вид, что знает буквы и читает «Советский спорт». Но сразу было видно, что у всех собравшихся здесь парней нервы, как струны - напряжены до предела – задень пальцем - лопнут. Даже совершенно слепому или бесчувственному человеку становилось понятно, что они  находятся в этом помещении не по доброй воле и их стоит пожалеть – таких холодных, изможденных, неприкаянных… По сути – мальчишек совсем.
И Бог пожалел Мишаню.  И дал ему отсрочку до весны с условием, что он пройдет все необходимые процедуры и сдаст все необходимые анализы в стационаре поселковой поликлиники, которая находится в лесу.
Но это уже его не пугало. Это теперь только радовало. Сдать анализы – это же такая малость! Почему бы и нет? Он пройдет этот путь. А потом можно полгода ни о чем не беспокоиться, потому как такие обследования быстро не проводятся, и в этот осенний призыв он точно в армию не попадает. Ну, а дальше видно будет. До весны ведь еще нужно дожить!
Таких «дохлых», как он, которых «завернули» на дообследование, оказалось еще двое.
А всем остальным – завтра с вещами на призывной пункт. Трезвыми!!!
Мишане запомнились лишь озлобленные взгляды тех, кому ТАК не повезло – осуждающие, даже завистливые. От них он поскорее ушел, прикрыв за собой скрипучую дверь военкомата, который теперь не казался таким уж страшным.

(Прдолжение следует)