"Мудрый не беспокоится ни о чем,
поскольку, он устал беспокоиться".
Лао-Цзы
- Прекрасно! – Я рассмеялся, - в мой век люди нанимали частных детективов, находили всякие ухищрения, чтобы хоть как-то порыться в чужом грязном белье, а теперь ничего этого не нужно, просто немного денег и терпения, и пару фотографий. Я всегда говорил, что нет ничего более не постоянного, чем мораль.
- Да он, просто издевается над нами! – Брюнетка, в гневе, бросила стопку бумаг на стол.
- Нет, - я вздохнул, и развалился в кресле, - если все вы были бы заняты собой чуточку поменьше, то обратили бы внимание, что сказал я это смеясь, но с грустью, мне было грустно, я не находил отрады в жизни обычного человека в свое время, не нахожу и среди вас.
- Ну, кто знает, вы только недавно в нашем мире, - улыбнулся доктор.
- А вот вы? – Я наклонился к нему.
Эскулап заволновался, явно не ожидая такого внимания к своей персоне, его руки не находили себе места, глаза бегали по предметам.
- Вы не похожи на вашу коллегу, - я кивнул головой в сторону брюнетки, - вам претит даже ваше омоложение.
- Да что вы его слушаете! – Девушка закричала еще громче, - между прочим, у нас есть высококвалифицированные психологи, а не сумасшедшие летчики – самоучки, которые из-за своих эгоистичных намерений или комплексов лезут штурмовать разъяренный вулкан!
Эскулап напрягся, вместе с ним, словно в унисон, стала напряженной вся обстановка вокруг.
- А вы знаете, как прекрасно ЛЕТЕТЬ, как незабываемо, когда солнце, садясь на закате, светит тебе в спину, а ты, словно можешь долететь до него и коснуться рукой, не боясь обжечь свои крылья, как прекрасен среднерусский пейзаж, особенно осенью, когда дым от костров, осенних или весенних, застывает в воздухе, когда только облака и это солнце свидетели твоей СВОБОДЫ. Вы были свободны когда-нибудь? – Говоря тихо и расслабленно, я повернулся к девушке, - Бьюсь об заклад, здесь нет таких вовсе. Вы думаете свобода - это выбор между чем-то, но свобода, это нечто вне выбора, это всегда нечто новое, это даже возможность не выбирать вовсе.
Я подумал, как было бы прекрасно, если бы сейчас зазвучала бы музыка Морриконе.
- Вы прекрасный собеседник, - неуверенно, сказал эскулап, - я, видит бог, - он не знал где найти себе места, - видит бог, я бы не хотел всего этого, но мы вынуждены принудить вас учувствовать в нашем эксперименте.
Как быстро я настроил его на свою сторону, а может, я та отдушина, та уверенность, тот анимус, одним слово, все то, чему ему не хватало всю жизнь. Это очень женственное общество, где даже для мужчин служит единственным утешением – внешняя красота, да и это можно проверить.
- Ты знаешь, почему он так с тобой был так откровенен? – Девушка склонилась надо мной, злобно произнося каждое слово.
- Ну, есть у меня предположения, - ответил я, придурковато улыбаясь.
- Не надо предположений, - она скорчила гримасу участия, едва не погладив меня по голове, - я все скажу тебе и так. Тебе отправят в утиль, как неудачную реконструкцию, мой милый.
- Какая вы, - я со смаком произнес эти слова, - какая вы заботливая, я бы так и сидел, не зная правды. – Меня взяли под руки охранники, - я уже сгорал заживо, можно теперь замерзнуть, - уже в конце коридора, я прокричал, - а лучше раствориться в кислоте, чтобы второй раз меня не реконструировали! – Сказав это, я повис на накаченных руках охранников.
- Ого, - болтая ногами, я обратился к охранникам, - вот это бицепсы! Бьюсь о заклад, вам их тоже здесь сделали. Наверное, ты был батаном, а тебя все били, раз вы такие «банки» себе нарастили.
- Скорей бы тебя утилизировали, - прошептал один из охранников.
- Перед этим я тоже хочу нарастить такие бицепсы, - доктор говорил, что это можно сделать в два счета.
Я думаю, хватит трикстерства, хотя от этого и трудно отказаться. Интересно, насколько их мышцы рабочие, все – таки тяжелой работы они не видели, но ребята слишком здоровые, что тут говорить, по сравнению с ними, моя жилистость выглядит убого.
Меня привели в комнату, где все было белым, царила стерильная тишина, было как-то неестественно, казалось, сам воздух был здесь стерилизован. Белые стулья, белые кровати, белые стены, если здесь пожить немного, то можно сойти с ума. У белого цвета странная особенность, он делает все объемней, кажется светлым, добрым, но через некоторое время, начинает угнетать, видимо такая белизна и в человеке, в слишком больших количествах, начинает угнетать, скрывая за собой все самое темное. Вот, почему «чистенький» человек, этакий «святоша», который нравится всем, не делает зла, но и добра никому еще не сделал, он вызывает большое опасения у самых пытливых умов.