Игнач-крест

Виктор Анисимов
   Боевой конь с усилием вынес седока на возвышенность. Здесь, на продуваемом со всех сторон месте, было меньше снега. И он не был таким мокрым и тяжёлым как в лесу и низинах. Вскоре конь перешёл на шаг, а затем, послушный воле хозяина, захрапел и остановился.

   Перед узкими глазами всадника открылась широкая долина, на противоположенной стороне которой у самого горизонта отчётливо виднелась тёмная гряда высоких холмов, известных как Алаунские горы. Внизу долины по обе стороны реки Полометь всё пространство было густо покрыто иссиня-зелёной массой хвойных лесов, изредка разбавляемых белыми пятнами заснеженных полей и лугов. Картину дополняло тяжёлое мартовское небо с низкими сизыми и белыми облаками на горизонте, которые едва подсвечивались слабыми лучами солнца.
Слева от всадника из-под снега виднелся высокий слегка покосившийся каменный крест, один из тех, которыми в те времена люди отмечали торговые пути. Это был знаменитый Игнач-крест, стоявший на древнем Селигерском тракте. До Великого Новгорода оставалось каких-нибудь сто вёрст.

   Молча и неподвижно сидел всадник в седле, вперив глаза свои в лесные холмистые дали. Многочисленные нукеры почтительно ждали поодаль, не решаясь нарушить его одиночество. Стоило ему махнуть рукой, и бесчисленная масса отборных конных воинов рванётся вперёд, сметая всё и вся на пути своём. Но всадник не шевелился. Даже лицо его оставалось совершенно неподвижным, словно было высечено из того же камня, что и Игнач-крест.

   Многолетний опыт степняка-кочевника научил его интуитивно чувствовать всесокрушающую силу природы, подсознательно ощущать скрытую угрозу, которая таится в этом снежном безмолвии. Всем своим существом он понимал, что витающие в воздухе едва уловимые признаки наступающей весны способны привести к катастрофе. Подтаявший лёд на реках, озёрах и болотах может безвозвратно похоронить непобедимое войско его.

   Так зачем же рисковать? – думал он. Многие богатые города уже пали передо мной, многие ещё падут в будущем. Главное – вовремя остановиться.

   И этот крест слева от меня, - всадник невольно поворотил голову в его сторону. В нём есть что-то символическое. Это какой-то знак и одновременно предупреждение. Да, да это их религия, сам русский Бог предупреждает меня!

   Хотя на людях он всегда следовал религиозным обрядам Чингиз-хана и поклонялся Голубому Небу, Огню и Духу Тимучина, он никогда не принадлежал к какой-то определённой религии, а просто верил в Бога, который был для него сосредоточением сил природы и самой судьбы. Отличаясь терпимостью к другим вероисповеданиям, он умел понимать и по-своему уважать их, несмотря на сотни сожжённых городов и храмов на пути жестокого войска его.
 
   Грузный, тяжёлый, одетый в долгополую шубу и мохнатую шапку, Батый привстал на стременах и решительно взмахнул плетью, показывая отходить. И тут же вся его тьма-тьмущая стала поворачивать бесчисленных коней своих на юг, в далёкие и такие дорогие сердцу степняка южные задонские степи…

   P.S. В марте 1238 года татаро-монгольские войска ушли с новгородской земли. А в 2003 году в ознаменовании очередной годовщины этого события, на месте, откуда предположительно начался исход орды, был поставлен памятный знак в виде копии того самого Игнач-креста. Это место находится на Валдайской возвышенности, недалеко от населённого пункта Яжелбицы по дороге Москва – Санкт-Петербург. Кстати название Яжелбицы некоторые расшифровывают как «Я желаю биться», то есть то место, где намечалась встреча новгородского войска с ордой, которая не состоялась. Проехать к памятному знаку можно на автомобиле от Яжелбиц до деревни Кувизино и далее до деревни Сомёнка, от которой к «Игнач-кресту» ведёт грунтовая лесная дорога километра полтора-два длиной.

   Хотя археологи на основе своих изысканий выбрали для установки памятного креста именно это место, мне кажется, что более подходящее могло бы находится возле дороги Яжелбицы – Демянск, на возвышенности перед деревней Кувизино. Оттуда открывается прекрасный вид на долину реки Полометь и Валдайскую возвышенность. Побывав там летом и полюбовавшись живописными далями, я решил представить себе, что мог бы испытывать Батый, находясь там в марте 1238 года…

Валдай – Москва