– Вот мы и остались одни, Великий Визирь, – крылья носа Дарии слегка трепыхнулись, выдавая сильное раздражение, терзавшее завоевательницу последние часы. Это раздражение то отступало, то снова подкатывало к горлу, как волны бирюзового моря, с одной стороны вылизывавшего берег города:
– Поведай о том, что творилось в покоях улленки, – застывшая улыбка царицы иламской не предвещала ничего доброго.
Хан Таргалаи медленно, со всей почтительностью, на которую был способен, поклонился повелительнице и неспеша начал повествование:
– Архелия дерзка и неутомима. Меня удивляет, откуда у такой царственной и, как говорят, капризной и изнеженной, высокородной принцессы столько сил. Сначала дочь царства Улл металась по покоям, пытаясь сорвать свою злость на всем, что ей попадалось на пути. Она разорвала подушки и покрывала, расколотила кувшин о лицо молчаливого, но так и не успокоилась. Потом, когда слуги начали вносить угощения и одежду, она грозилась убить безъязыкого, приставив золотой кубок к его дряблому горлу. Как я понял, наследница Деметриса не уловила попыток объяснить ей, что она может сменить одежды, хотя, я бы сказал
Дария нетерпеливо поморщилась, теребя левой ладонью кисти своего богато расшитого каменьями лифа:
– Ты бы сказал, что было дальше. Кто из невольниц пошел в банные комнаты вместе с этой неугомонной принцессой? – раздражение и нетерпение, явно прорывавшиеся в интонациях Дарии, заставили Великого Визиря скрыть понимающую улыбку:
– О моя царица, Архелия, дочь Деметриса и здесь проявила невиданную прыть…Она указала на пятерых…
– На кого. Указала. Архелия, – жесткость, которую редко слышали даже самые приближенные к первой женщине из династии Ихиминидис, воцарившейся на троне, заставила ответы Хана Кабир-Гхарбана стать более быстрыми и точными.
– Диа, Зиляль, Тыла и Гарва были избраны первыми. Потом…персты Архелии указали на Фраату. Но оно и верно, ведь Фраата – самая искусная из твоих жриц, о Великая, и она
– Фраата пошла в банные комнаты?
– Моя царица, конечно, да, это же было твоим желанием… – Великий Визирь улыбнулся и добавил, легким поклоном подчеркнув следующие слова, – И приказом.
– Привести Фраату.
Гнев, неприкрыто демонстрируемый Дарией, подогнал слуг, и без того кинувшихся исполнять приказ своей повелительницы. Все то время, пока искали любимицу Дарии, Тагхи Карбалаи наблюдал за царицей иламской. Прекрасные черты исказила гневливость. Пальцы легко и быстро постукивали по подлокотникам трона, крылья носа трепетали как перед прыжком в пропасть, а обсидиановые глаза напоминали ожившие бездны. Однако, как только раковины ушей Дарии уловили звуки приближающихся шагов, лицо завоевательницы изменилось: вернулись обманчивая мягкость, пленительная красота и чарующая улыбка. Только пальцы продолжали танец мыслей, выбивая на шелке и шкурах неподвластный Великому Визирю ритм. Хан взглянул на медноволосого: ни один мускул не дрогнул на точеном лице, но бирюзовые глаза не выглядели стеклянными и пустыми, как у второго воина. Атаа явно наблюдал за происходящим. Ожидая Фраату, Тагхи взглянул на шею чужеземца: горло было затянуто черной тканью по подбородок, поэтому рассмотреть интересующее в этот раз Карбалаи не представлялось возможным. Но от мыслей, занимавших Великого Визиря, отвлекли вошедшие, среди которых стояла наложница Фраата. Девушка выглядела удивленной, обрадованной и взволнованной. Увидев прекрасную Дарию, Фраата бросилась к ногам завоевательницы, обхватив их руками и покрывая поцелуями. Дария солнечно улыбалась:
– Встань, девочка моя…
Волшебный голос словно зачаровывал. Фраата, несмотря на настороженность, подчинилась. Слегка растерянно, но наслаждаясь, смотрела танцовщица на свою царицу. Ожидание затягивалось. Тагхи аккуратно подозвал близ стоящего слугу и неслышно приказал привести в залу отца Фрааты, хранителя Арены, Хасана Кабиса. Слуга, поклонившись в знак того, что понял приказ, бесшумно удалился. Тем временем Дария снова заговорила, невидящим взором глядя куда-то сквозь Фраату:
– Архелии было хорошо?
Танцовщица оцепенела. Казалось, она – восковая копия себя самой. Совладав с первыми волнами невесть откуда взявшегося ледяного страха почему-то за собственный живот, девушка еле заметно, но неуверенно кивнула, хриплой скороговоркой пробормотав:
– Я не знаю, моя царица, наверное, да, ведь с ней были
– Я знаю, кто с ней был, Фраата, – завоевательница более не сдерживала гнев, – Я спрашиваю, Архелии было хорошо с тобой?
Пока взгляд Фрааты умолял Дарию не задавать таких обоюдоострых, в первоначальном смысле – убийственных вопросов, прошло несколько мгновений, в течение которых тишина стала звенящей. Взгляд загнанной лани уступил бы выражению глаз любимицы Дарии по страху и отчаянию.
– Но я не была с ней, я
– Пленница указала на пятерых. Пятой была ты. Ты хочешь мне сказать, что моя любимая наложница сидела в стороне и смотрела, как ублажают архиважную фигуру моих планов? Ты не заставляла улленку стонать и просить еще, не целовала ее лоно и грудь, не омывала ее уставшее тело? Ты не исполняла свой долг?
Взгляд Фрааты с быстротой зайца метнулся на нового стражника, стоявшего аккурат напротив. Слегка прищуренные бирюзовые глаза, казалось, что-то подсказывали.
«Нет».
Фраате привиделось, что медноволосый даже незаметно и коротко повел головой.
– Я не..
– Что «ты не»?
Выдохнув, как перед смертью, Фраата решилась:
– Нет, моя царица. Я не трогала Архелию. Я просто была рядом, – еле слышный голос дрожал.
В это время в залу, непрестанно кланяясь, вошел отец наложницы, Хасан Кабис. Простоявший за дверью некоторое время и верно оценив ситуацию, Хасан упал на колени, на них и пополз к трону повелительницы:
– О Великая, о благородная! Дария-завоевательница, ты мудра, доброта и справедливость твои не знают границ, и да простят всемогущие боги меня за непростительную мою дерзость и гнилой язык, ай! Она же девчонка! Молодая, несмышленая дура, пусть и образованная, да хранят тебя небеса, прекраснейшая из женщин! Для этой глупой никого не существует, кроме тебя, о Великая! Прости единожды свершившуюся оплошность, я и так ее заставлял, и этак, не хочу, говорит, никого, только мою царицу! Упрямая, как мой третий ишак! Кланяйся своей царице, несчастная, – причитания всегда веселого, а от того желанного во дворце, Хасана насмешили Дарию, слегка угомонив ее гнев. Меж тем Кабис дополз до трона, а Великий Визирь отметил, что Фраата машинально опустилась на колени и почти невидящим, пустым, как у второго стража, взглядом словно вычерчивала какие-то невидимые узоры на яркой мозаике пола.
– О справедливейшая из справедливых! Готов выкупить грехи своей дурочки-дочери за любые богатства и увеселения! Назначь, назначь цену проступка! «Господи, хоть бы не решила, что Фраата ублажала эту, шайтан ее дери, улленку!» О Великая дочь богов, Дария! Прости! Прости свою любимую наложницу и ее отца, старого простофилю, что не научил всему, она
– Встань, Хасан, – в голосе Дарии вдруг послышалась удовлетворенность.
«Придумала..о, боги..»
Тяжело закряхтев, обычно веселый Кабис поднялся.
– Я внемлю тебе. И прощаю твою дочь…
Хасан затаил дыхание.
– Но ее проступок – измена государству. Карается смертью. Однако, мы слишком привязаны к ней, чтобы отдавать такую красоту черному богу не в срок. Поэтому я приказываю выдать Фраату замуж за безъязыкого. Его жена умерла в том году, а служанок ему недостаточно – болезное тело, сплошь покрытое язвами, требует ухода. Если в первый год принесет ему Фраата первенца, мальчика, и не будет замечена в преступных деяниях, подобных этому, она будет полностью прощена. Ты остаешься в должности, но не смей разговаривать с изменницей. Проводите Фраату к суженому и переоденьте. Молчаливый сам объяснит своей новой девке, что надо делать. И приведите в мои покои Олю. С этого дня она займет место моей главной жрицы.
Вздернутый подбородок и плотно сжатые губы показали, что беседа окончена. Даже хранитель Арены не мог позволить себе противоречить. Пожалуй, мысленно выдохнув, он благодарил всех богов сразу за то, что немилость Дарии не отразится на его доходах слишком сильно и в один миг. Бьющуюся в истерике Фраату выводили четверо. После того как двери закрылись, Дария, усмехнувшись, обратилась к Великому Визирю:
– Хан Тагхи, ты одобряешь мой выбор? Отдохну ли я перед трапезой в честь Аада и Архелии?
Карбалаи поклонился:
– Оля неспроста всегда была соперницей Фрааты, моя повелительница. Уверен, Оля со страстью попытается оправдать твои желания и снимет возможную усталость с твоего прекрасного тела, ведь имя главной жрицы отражает ее красоту и сущность: она возвышенна в помыслах и не должна совершить такого гнусного деяния, как Фраата…
– Я запомню твое предположение, мудрый визирь. И благодарю тебя за ответ. Атаа, Гулям, никого не впускать, пока двери моих покоев не откроются. Даже магов, – с этими словами Дария покинула залу. За ней устремились личные стражники, один из них – бесшумно.