Материнское письмо

Юрий Баранов
Там есть чистая река
Дорога к ней не легка
отрывок из рассказа
           Когда в    родительском доме поселилась  неодолимая ночная тишина, а  во всех комнатах погасили свет, я ушел спать на сеновал.
          Но прежде чем поправить там  смятую постель,  долго сидел на крыше наших сеней. Совсем рядом торжественно, как широкий величественный храм, расплывчато темнел ночной сосновый лес. Пахло теплой хвоей и сухим сеном.  Перестраивался звездный узор в ночном небе, и в нем  я легко отыскал  ту, которая светила мне   из  той же непостижимой дали,  в моем детстве.
         Хотелось заснуть здесь, под открытым небом, с открытыми глазами, чтоб до утра  видеть над головой дымный след Млечного пути.
           Ночь томила  и, казалось, обещала открыть какую - то извечную человеческую тайну. И почти до рассвета, не то спалось, не то думалось. Что - то вспоминалось из прошлого, что- то подспудно беспокоило меня из настоящего и не давало успокоиться душе.
 Ныли осколки былых обид, требовали немедленного ответа какие- то старые нерешенные задачи. Сон был тревожным.
       С удрученным видом я выбегал на привокзальный перрон, и глядел, как  уходит от меня на восток поезд,  в котором остались все мои дорожные вещи и документы.
       Просыпался с облегчающим вздохом.
         Человек как дерево. Если ему не хватает душевного света и тепла, он блекнет и теряет устойчивость на земле. И очень хорошо, когда  в этом мире ты нужен хотя бы одному человеку! И видно,  неслучайно, я оказался, в то лето,  рядом с самыми близкими для меня  людьми.
           Все вечерние зорьки подводят итоги дня.  Все утренние приносят надежды. Рассвет подкрался незаметно, высветил и  обозначил темную сеть сосновых ветвей. В пять часов утра я спустился по лестнице во двор.
         -Что так рано встал, сынок?- озабоченно спросила меня мама. Она уже шла с подойником в коровник. Лицо ее светилось мягкой улыбкой и спокойствием.
           -Пойдем  с папой косить сено к Лазареву роднику. Я обещал помочь.
          Через полчаса, за тесным ольховым подлеском, в сырой гуще трав, легли первые     ряды скошенного нами сена. И  только там, среди половодья цветов и влажного блеска зелени, пришло, наконец, облегчение. Показалось, что мне на плечо вдруг осторожно и мягко опустилась   невидимая Птица Спокойствия, которую можно было очень легко спугнуть громким словом или неловким прикосновением руки.
       Так бывает, когда пройдя, через какие- то сложные испытания, ты остановишься возле прозрачного  родника. Наклонишься над ним. Зачерпнешь  ладошкой его ледяной воды.  Сделаешь несколько жадных глотков, от которых заломит во лбу, и почувствуешь, как силы и уверенность вновь возвращаются к тебе.
  Ласкал взглядом знакомые места и не успевал за отцом. Он хотя и был всегда худощав, но отличался поразительной выносливостью. Мы работали  до горячего пота среди шороха птиц и утреннего дыхания леса.  Считала за спиной, чьи - то года кукушка. Роса и пыль цветов оседали на моих сапогах.
              Отец подбил уже третий ряд и вдруг остановился возле меня. Он плотно поставил  косовище в землю,  и прежде чем достать  из брючного кармана брусок, вытер пучком травы  полотно заблестевшей литовки.  Потом отбросил все это в сторону и подметил:
-Иногда скосишь какую - то травку, и будто запах одеколона  почувствуешь. Он помолчал и добавил.
          -Смотрю я на тебя, Юрка, ты все время о чем - то думаешь,  думаешь. Тебе эти постоянные  размышления   не мешают?
          -Не мешает, пап. Расслабляться я умею. Для этого  в моей жизни есть охота и рыбалка. А принимать решения нужно трезвые. В работе учителя это очень важно.
       -Да, жизнь слабым не по плечу. Меня мать учила, не радуйся находке, но и не горюй о потере. Однажды ночью мы с ней вели  бредешок вдоль берега  Цны. Мать тянула свой  хлудец, впереди меня, самой глубью. Шла уж видно там  на самых цыпочках. Вода у подбородка, но я, ни разу  не услышал от нее, ни жалобы, ни бранного слова.
         -А ты, батянька, почему не носишь своего военного ордена?
       -Зачем это надо?
         -Как зачем? Твоих одногодков то с войны вернулось всего три процента.
         -Если я его надену, он мне будет постоянно напоминать о тех, кто остался лежать там, в смоленских полях.
         -Те, что остались   там, заслуживали этот орден вместе с тобой.
            Вечером пошли стаскивать, подсохшее за день сено, в одну копешку.
          -Нет, это не дело, - критически подвел итог нашей утренней работе зять,  тут вязанка, там вязанка.
         Он легко поднимал на свои широкие покатые плечи,  на гужевых ремнях, пуда  по три  сухого сена. Тащил. Сбрасывал груз на землю. Распускал ремни. Сено  валилось ему под ноги  зеленой шуршащей  волной.
            -А  мы  всю жизнь готовим корм для своих коров  таким Макаром,  тут вязанка, там другая, -горбясь под тяжестью груза,  -отвечал ему  отец. Сухие стебли травы  волочились  у него почти до самой земли.
           -Ты батяня,  еще как  конь  у нас  здоровый, - улыбался я.
         -А чеж, сажай сверху еще человека. Довезу. У меня жилы, знаешь какие?
                -Железные?
       -А ты думал.
На фото: слева -мама (Мария), справа папа -(Александр)