Глава II
Однажды в Алма-Ате
Я работал в Госкино и занимался организацией и проведением Недель зарубежных фильмов. Обычно такая Неделя начиналась в Москве и продолжалась в одной из столиц еще нерушимого тогда Союза. Как представителю Комитета по кинематографии мне полагался переводчик и общий стол и кров с зарубежными кинематографистами. Мне посчастливилось в то застойное время объездить за государственный счет почти все наши бывшие республики.
Почему посол Японии решил сам возглавить японскую киноделегацию, никто не знал и не понимал, но с появлением посла статус этой делегации вырос неимоверно. Скорее всего, он был страстным поклонником или тайным меценатом японского кино. Так или иначе, но из Москвы мы взяли с собой еще японского актера и японского режиссера и полетели все вместе в Алма-Ату показывать фильмы страны Восходящего солнца соскучившимся по ним казахам. Благодаря случайно залетевшему в Казахстан японскому послу нам выделили для проживания не захудалую интуристовскую гостиницу, а целую резиденцию Совета министров. Это был большой старинный особняк, окруженный парком в центре Алма-Аты, где, кроме нас, остановилась труппа Вахтанговского театра, приехавшая в это же время на гастроли. Честно говоря, мне было интереснее наблюдать не за японским послом, а за сидящими за соседним столиком Ульяновым, Борисовой, Яковлевым, Лановым. Не могу забыть, как чуть припозднившись, Лановой, на секунду бросив взгляд в зеркало в вестибюле, вбегал в ресторанный зал с букетом роз, подаренных ему на сцене. Такой же стремительный и романтичный, как в фильмах. В ресторане, кроме наших двух компаний, никого не было, и уже на второй день мы приветствовали друг друга легким поклоном, но в разговор не вступали.
В первый же вечер, как снег на голову, ко мне в номер свалился Гена. Он числился в Госкино заместителем начальника неизвестного отдела, но служил совсем в другом ведомстве. Все его знали, и он всех знал и знал, что все знают, а посему отношения у нас были дружескими. Как выяснилось, для охраны японского посла выделили целую бригаду Гениных казахских соратников, и он приехал сюда их координировать. Соратники не лезли на глаза во время наших экскурсий по городу, но везде, где мы останавливались, оказывались одни и те же лица случайных прохожих. Этот секрет Полишинеля веселил и успокаивал на случай непредвиденных провокаций. И ведь на тебе, провокация все-таки случилась.
Центральный кинотеатр Алма-Аты был полон. Торжественный вечер по случаю открытия Недели японских фильмов начался, и на сцене выстроилась японская делегация и кто-то из министерства культуры Казахстана. Я сидел в зале и неожиданно заметил неуловимое постороннему глазу движение. Встал и тихо исчез со своего места Гена. Через минуту он вернулся, бесшумной тенью подошел ко мне и попросил выйти. В фойе суетилось человек двадцать знакомых лиц случайных прохожих.
- Миша, - взволнованно прошептал мне Гена, - только что позвонил неизвестный и сказал, что в кинозале заложена бомба.
В те времена мы ничего не знали и даже не слышали о террористических актах. Этот звонок мог быть чьей-то злой шуткой, но надо было срочно что-то предпринимать.
- А что еще известно?
- Только то, что бомба в портфеле.
- А наверх позвонили?
- Конечно, всем кому могли. Но сегодня суббота, все на дачах, никого найти не удалось.
Казахские товарищи обступили нас и ждали решения Москвы. Я тоже посмотрел на Гену, и он понял, что теперь от него зависит выполнение этой непростой задачи. Все понимали: эвакуировать зрителей и вызывать саперов – значит сорвать важное государственное мероприятие. Оставить все как есть тоже нельзя: а вдруг и вправду бомба?
Гена нашел выход. Когда я вернулся в зал и сел на свое место, спичи со сцены уже отзвенели, и зрители приготовились смотреть фильм. Неожиданно в зале зажегся свет, и чей-то голос произнес в микрофон:
- Минуту внимания, пожалуйста. На предыдущем сеансе под сидением был забыт портфель с важными документами. Если кто-то обнаружит, к вам подойдет сотрудник кинотеатра.
Портфель с важными документами никто не нашел, свет погас, экран осветился.
Японцев повели на фуршет, а меня новые казахские друзья пригласили в ресторан. Они расслабились и успокоились, а я все-таки в этом кинозале был единственным штатским, кто знал о возможной бомбе, но не убежал сломя голову из кинотеатра. Теперь уже могу сказать почему: я не мог бросить японского посла и остальных членов делегации, и мне всю жизнь было бы стыдно перед Геной и напуганными местными комитетчиками, которые ведь тоже никуда не спрятались.
Не думаю, что мудрые японцы поверили в существование таинственного портфеля, но в последующие дни они ни намеком, ни взглядом не выдали своих мыслей по поводу этого казуса.
Гена опять куда-то исчез: то ли наблюдал за реакцией японского посла на происшедшее, то ли побежал кому-то докладывать. Так что мы остались в небольшой мужской компании, в которой я оказался единственным москвичом.
Когда мы очутились в ресторане и выпили водки за знакомство и за сдруживших нас японцев, мне предложили выбрать блюдо на горячее. За время своих поездок по советским республикам я всегда старался отведать местные блюда. Ведь кухня, как и человек, многое может поведать о национальных традициях и быте.
И я попросил для себя что-нибудь экзотическое, из конины. Мне принесли нарезанное тонкими кружочками мясо. Оно показалось мне жестковатым и имело специфический, неразличимый привкус и запах. Чтобы не обидеть гостеприимных хозяев, я съел все до последнего кусочка и только потом спросил:
- А что это было?
Прямо они мне не ответили, но я догадался.
- То, что ты кушал, очень способствует мужской силе.
Мужскую силу в ближайшие дни тратить мне было не на кого , но вкус этого блюда я помню до сих пор.
Оставшиеся для экскурсий несколько дней в Казахстане протекали спокойно, и лишь одно вселяло в меня глубокую, невысказанную тревогу. На обед нашу делегацию приглашали в разные рестораны, а завтракали и ужинали мы обычно в своей резиденции. Когда мы рассаживались за столом, он уже ломился от фруктов, закусок и вина, а я мысленно подсчитывал, сколько же все это стоит. Дело в том, что в Москве мне выдали, как водится, командировочные и деньги на проживание и питание делегации. Выделенная мне сумма как-то не соответствовала казахстанскому размаху, но не мог же я экономить на родных японцах и просить убрать со стола то, что никак не вписывалось в наш бюджет. Я с ужасом думал, что после возвращения в Москву мне придется в течение нескольких месяцев выплачивать из своей зарплаты страшный перерасход.
Как ни странно, как ни удивительно, мои страхи оказались напрасными. Перед отъездом в бухгалтерии совминовской резиденции мне выдали счет за проживание и питание делегации, в котором явно не хватало нескольких нулей. Я и сейчас его помню: семь рублей пятьдесят копеек. Я не поверил. Я даже честно спросил:
- Вы не ошиблись?
- Конечно, нет. Это же расценки Совета министров тридцать пятого года.
И тогда я узнал страшную государственную тайну: все чиновники Совета министров и ЦК до сих пор жили по расценкам тридцать пятого года и даже, может быть, пребывали в уверенности, что и народ живет по тем же ценам.
В непонятных думах о нашей стране и ее таинственном устройстве я и долетел до Москвы.
Потом меня еще несколько лет приглашали на приемы и праздники в японское посольство.