Дрезина набрала скорость.
Она мчалась без остановок.
Протяжный долгий гудок разнесся вдоль железнодорожного полотна, среди едва приметных в ночи темных домов, пустынной лесной полосы...
Мелькали дачные поселки, безлюдные с поднятыми полосатыми шлагбаумами переезды, пустыри.
Качан пришел в себя.
Выстрелы, ощущение своих не поспевающих за дрезиной по платформе ног, рука, онемевшая на поручне, - все было уже позади.
На этот раз все снова обошлось.
Так не могло продолжаться долго. С каждым счастливым случаем удача сжималась, как шагреневая кожа...
Сегодняшняя история с пистолетом, была тоже про это.
Сколько раз все сходило ему с рук?!
Автомотриссе дали зеленый путь.
Водитель заперся изнутри, он так и не показался. Ни о чем не спросил - гнал, пока впереди, поперек путей, огромным многопалубным кораблем, не возник вокзал с освещенным перроном внизу и растянутыми по фасаду вверху почти трехметровыми буквами:
М О С К В А
Дрезина сбавил ход.
Качан спрыгнул с автомотриссы в начале восьмого пути, как и взошел на нее - находу, не представившись, ничего не объясняя.
Высвеченный пронзительным светом перрон впереди, несмотря на ночь, не был безлюден. По нижней палубе корабля- вокзала сновали пассажиры и команда.
Светились витрины киосков. В них круглосуточно торговали всем необходимым в пути - дорожной снедью, аудикассетами, детективами.
Качан машинально дотронулся до пустой наплечной кабуры – нет, все происшедшее не было сном.
Возвращение на родной вокзал было бесславным.
Он замедлил шаг. В управление идти было с т р е м н о.
Дежурный мог встретить уже в дверях.
« Давай сразу в ружейку. Сдай оружие. »
Им было всегда спокойнее, когда все пистолеты и автоматы лежали в ружейке, у них под замком.
Сегодняшний майор-дежурный еще не представлял, какое потрясение его ждет и очень скоро.
« Как и Игумнова...»
Начальник розыска был этой ночью ответственным за работу наряда.
Случившееся ударяло сразу по многим.
Игумнову и майору-дежурному за плохое руководство суточным нарядом грозило как минимум по выговору. Рикошетом – задевало начальника линейного управления и зама по воспитательной работе - бывшего комиссара...
« Этот завтра первый потребует моей крови..».
С самим Качаном тоже все было ясно:
« В лучшем случае – условная мера. В худшем – красная зона...»
Он прошел в вокзал недалеко от дежурки.
Вестибюль цокольного этажа в этом месте был открытый – с выходом на площадь. Где-то поблизости ощущался сильнейший запах гари...
« Что-то сгорело... Если бы ружейка!..» - он не додумал до конца.
Достал сотовый. Дольше тянуть со звонком начальнику розыска было нельзя.
- Алло... - У телефона был Игумнов.
- Это я...
- Ты где?
- Здесь, на вокзале, рядом с настенными автоматами... У меня неприятность, Игумнов...
- Стой там...
Игумнов выскочил на перрон без куртки - тяжелый, крепкий, на голову выше всех вокруг. Пробежал сквозной вестибюль.
Качан все еще стоял рядом с поломанными таксофонами. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять: беда.
Несколько лет назад вот так Качан, тогда еще совсем молодой опер, под конец ночи забрел к нему в кабинет. Долго возился с очками...
В кабинете, как всегда, вертелся кто-то из посторонних. Требовались какие-то графики, сведения... Инспектор службы принес очередную липу. Наконец, и тот убежал. Они остались вдвоем. Игумнов уже догадывался о чем пойдет речь.
« Жена!»
Жена Качана - смазливая разбитная бабенка - работала на контейнерной площадке. О ней уже ходили разговоры...
- Сейчас позвонили с контейнерной, Игумнов. Там есть молодой мужик, стропольщик... - У него вдруг сломался голос.
Жену Качана вспоминали именно в связи с молодым стропалем...
- Их застали в пустом контейнере. Вдвоем...
Игумнов не дал ему продолжить.
- Молчи!
- Я должен выговориться...
- Не надо! Молчи!
- Мне некому сказать, Игумнов! Ты мне как старший брат!
- Я ничего не слышал! - Игумнов заорал: - Ты мне ничего не говорил, понимаешь?! Где Цуканов ходит?! Пусть зайдет! Пойми! Вы помиритесь, а я останусь для тебя постоянным напоминанием... И вообще! Никому ни слова! Слышишь? Все! Иди, работай!
И вот теперь...
Качан, надвинув «бандитку» на глаза, снова протирал очки. Куртка на нем была расстегнута. Он занимался очками черезчур тщательно...
Игумнов знал Качана лучше, чем тот самого себя.
- Что случилось?
- Пистолет...
Игумнов понял.
- Где? - Все в нем оборвалось.
- В Домодедове на перроне. Получилось так...
Вскоре Игумнов уже представил себе всю картину.
Палатку «Азас» в ночном длинном ряду подобных - с красочными корбками и экзотическими бутылками снаружи; с « торфушками», паленой «осетинкой» внутри.
Обледенелую платформу перед прибытием последнего электропоезда из Москвы; прикорнувшего на скамье Качана. Нигерийского наркодилера, наблюдавшего за платформой внизу. Потом патрулей, начавшуюся разборку...
- Мосул Авье тоже мог все видеть...
- Думаю, да.
Теперь о краже пистолета, кроме самого Качана, знал старший наряда и его непосредственный начальник.
Время пошло...
Игумнова был обязан немедленно поставить в известность вышестоящее начальство.
Транспортное Управление внутренних дел на Московской железной дороге в течение часа должно было проинформировать Транспортный Департамент МВД России.
Инструкция об этом была одной из краеугольных.
Нарушителей - в назидание другим - ожидало примерное наказание - вплоть до увольнения со службы...
- На мне можно ставить крест, Игумнов...
От «Крестного отца» сейчас ничего не зависело.
Утрата табельного оружия никому еще не сошла с рук.
Финал мог быть только один - позорное изгнание...
- Идем ко мне, - Игумнов повернул в отдел.
- Там дежурный...
- Молчи.Пошли.
С этой минуты Игумнов брал вину за задержку информации на самый в е р х на себя. Это уже грозило ему большим, чем выговор...
Качан ничего не сказал. Любая благодарность выглядела бы сейчас оскорбительно ложной.
- Все равно из этого дела мне не выпутаться, Игумнов...
При сдаче дежурства тайное так или иначе должно было стать явным.
- ... Только тебя подставлю!..
- Всё!Пошли.