Последняя шутка бабушки Баси

Семён Вексельман
ПОСЛЕДНЯЯ ШУТКА БАБУШКИ БАСИ


     Кремировали мою бабушку Басю в Донском крематории. Только вы не волнуйтесь, дальше будет не так уж грустно, а и смешно тоже. Но ради бога не подумайте, что я бабушку не любил. Или, что хочу посмеяться над ее памятью. Ни в коем случае! Бабушка сама была человеком особого юмора, специфического, зачастую грустного и даже трагического. И свою последнюю шутку, как говорит мой папа, она припасла нам на день своих похорон!

     Была Берта Борисовна нам вовсе даже не бабушкой. Т.е., каким-то боком, конечно, и бабушкой её можно было числить для нас с братишкой и сестрёнкой, только - совсем не родной, а многоюродной. Очень-очень многоюродной. Она маме нашей доводилась то ли двоюродной тёткой, то ли ещё какой-то дальней родственницей. В жизни своей мама с ней встречалась не очень часто, но когда Берта Борисовна состарилась значительно, мама стала её навещать достаточно регулярно. Потому что более близких родственников у Баси (как ласкательно ее звала мама) не было. Никогда она не была замужем, не имела детей, а родные братья и сёстры или уже умерли, или проживали далеко, прямо-таки скажем, в недосягаемости.
     Бася жила в однокомнатной квартире где-то в центре Москвы, в старинном доме. А наша семья тогда проживала в коммуналке на Ленинском проспекте. В одной из четырёх комнат этой коммуналки помещались наша настоящая бабушка Лиза, её старший сын (наш папа) с семьёй (женой и тремя детьми), младший брат папы и его младшая сестра. Когда нам с моим братом-близнецом уже исполнилось по полгода(!), советская власть сделала родителям, стоявшим в очереди на жилплощадь уже восьмой год, шикарный подарок: выделила в этой же коммуналке ещё одну комнату, которую более счастливые её обитатели освободили, перебравшись в отдельную квартиру.
     И тут  наша мама, проявив недюжинные способности, провела блестящую операцию по обмену и съезду с этой самой Бертой Борисовной. Комнату свою и однокомнатную Басину квартиру удалось обменять на новенькую, только что построенную двушку в хрущёвке. Скажу, не преувеличивая, это было самым значительным, просто фантастическим достижением всей жизни моих родителей. (Кто плавал, тот знает!)
     Так мы и стали жить с бабушкой Басей, которая теперь оказалась настоящей бабушкой, получившей на своё попечение сразу внучку и двух внуков.

     Бася учила нас особенному отношению к жизни. Не специально, не намеренно она делала это, а исподволь, по наитию, просто так получалось при нашем с ней непосредственном каждодневном общении. Куда больше повезло нашей старшей сестре Маринке. Ей уже почти исполнилось восемь лет, когда мы начали жить и дружить с нашей новой бабушкой. Маринка понимала и чувствовала намного больше нас с братом, ведь нам не исполнилось ещё и годика. Да и штучки, что Бася отпускала, были в основном адресованы Маринке, а не нам-несмышлёнышам. Но мы росли и потихоньку впитывали в себя бабушкины интонации, манеры хохмить или просто отмалчиваться, одарив кого-нибудь таким взглядом, что невозможно позабыть. Было мне, наверное, всего-то лет пять, когда Баси не стало, но я помню её! Её лицо, её фигуру, её бесшумную походку и её очень тёмные платья. Она всегда была одета в чёрное, или в тёмно-тёмно синее! Лишь воротнички на вечерних туалетах к праздникам были белыми, кружевными. И - брошки! Две-три брошки потемневшего серебра с блестящими камешками, недорогие, но очень старые и тем особо ценные для неё и для нашей небогатой семьи.

     Когда эти брошки перешли к маме, они оказались в большой металлической коробке с некоторыми другими украшениями и швейными принадлежностями, типа старых тяжёлых напёрстков, ножниц, нескольких шпулек и чего-то ещё... Когда я из-за болезни не ходил в школу и оставался дома, мама не разрешала вставать с кровати. В такие дни я очень любил играть с этими брошками и пуговицами из другой жестяной коробки от импортного печенья. Пальцы мои помнят ощущения от прикосновения к этим предметам, и это вызывает у меня особые чувства и какое-то непередаваемое состояние...

     Сам я не мог, конечно, оценить и запомнить Басины хохмы, но в папином исполнении они неоднократно воспроизводились при подходящих случаях, когда я уже повзрослел. Папа наш и сам обладает отменным чувством юмора, а и бабушкину иронию оценить по-достоинству умел. Согласитесь, даже с ''родной'' тёщей жить в квартире со смежными комнатами и совмещённым санузлом далеко не каждый зять выдержит. А если вместо тёщи приходится уживаться со старой, больной, одинокой двоюродной тёткой жены, то должна быть какая-то весомая причина, или зацепка, дабы это сосуществование оставалось мирным. Такой зацепкой в нашем случае был замечательный юмор бабушки Баси. Именно он и только он оставлял возможность папе ''радоваться'' ситуации.

     ...Когда в доме работал телевизор, Маринка заглядывалась на чёрно-белый маленький экран нашей домашней гордости под названием ''Старт-3''. Но даже её детскому вкусу и пониманию претило то, что доносилось из этого великого советского ящика.
     - Почему всё время говорят: Брежнев, Брежнев!? – интересовался ребёнок с неподдельным возмущением и тут же получал в ответ, как бы не предназначавшееся никому, бабушкино:
     - Ну, может быть, кто-то ещё не слышал.
    
     Однако Берта Борисовна прожила довольно долгую жизнь. Но подробно рассказывать о ней я не буду, а вернусь к тому сюжету, который обозначен заголовком этого рассказа.
     Настал этот трагичный день в судьбе бабушки Баси. Разумеется, не может быть дня трагичнее в жизни человека, чем его последний день. Ибо после этого уже вообще ничего не будет, а всё, что было до этого, согласитесь, хоть и трагично, но не настолько!
     Умерла Бася в больнице. Как то и положено, поместили её в морг и сообщили родственникам. Мама с папой поехали туда, получили соответствующую справку и занялись подготовкой погребения усопшей тётушки. Формальностей соблюсти и всяких действий произвести на этот счёт пришлось довольно много и, как это принято в нашей стране, везде фигурировали деньги.
     Вы, конечно, можете не согласиться и сказать, что деньги фигурируют в подобных обстоятельствах не только в нашей стране, а  повсюду. Но я-то веду речь о дополнительных деньгах! Так что, давайте не будем...
     В морге, куда папа привёз одежду, в которой надо было похоронить Берту Борисовну, ему пришлось тоже дать десятку работнику, в чьи обязанности входило одевать покойников перед выносом из упомянутого помещения. Получив заверения, что всё будет сделано в лучшем виде и вовремя, папа уехал по другим делам.
     В день похорон к моргу подъехал автобус. Туда же подошли папа и дядя Исаак, муж маминой сестры, которой Бася приходилась точно такой же двоюродной тётушкой. Мужчины постучали в запертые двери морга и стали ждать. Место, разумеется, было весьма скорбным, тихим, неспешным. Видимо, поэтому двери не открывались довольно долго. Папа с дядей Исааком стучали, колотили и колошматили в эти двери до посинения кулаков, но пользы от этого не было никакой. Наконец папа догадался обойти по периметру постройку и к свой радости обнаружил с другой стороны здания ступеньки, уходящие вниз к заднему входу, видимо – служебному! Туда они с Исааком вошли уже без стука, а просто повернув ручку двери, и увидали...
     Картинка была трогательной, если не сказать больше. В предбаннике на металлическом столе спал тот самый надёжный работник морга, что взял у папы червонец накануне. Спал он, как Вы уже поняли, мертвецким сном, но всё же - не мёртвым, как остальные обитатели морга за стенами предбанника. Растолкать его не удалось, поэтому, преодолевая неприязнь и, возможно, даже страх, свояки зашли в главное помещение морга и увидали снова...
     Внутри стояло уже два нержавеющих стола и на каждом из них располагалось по одному бренному телу двух старушек. Одна покойница была в чём мать родила (весьма уместное упоминание для умершего), а другая одета в чёрное платье с белым кружевным  воротничком.
     Вы уже догадались? Ну, да, разумеется, одета была совершенно чужая старушка, а наша бабушка Бася лежала в неглиже (ежели иметь в виду покрывающую её простыню).
     До кремации оставался час, а надо было ещё погрузить гроб с телом в автобус, подсадить кучку родственников у больничных ворот и добраться до Донского монастыря...
     Мужик в предбаннике явно не годился на роль переодевателя, тем более, что он своё дело уже сделал. Кто-то должен был взять эту работу на себя. Дядя Исаак сразу честно заявил, что делать этого не может и в ответ получил такое же откровенное признание от папы. Вариантов оставалось не много. Мужчины вернулись к автобусу и, преодолевая смущение, поговорили с водителем. Тот, не испытывая больших сомнений, сообщил им, сколько это будет стоить. Дядька оказался бывалый, работал на труповозке не один год и всякое повидал. Скинувшись, незадачливые сродственники вручили ему двадцать пять целковых, и он отправился вглубь конторы.
     Через двадцать минут автобус подкатил к больничным воротам, где уже с полчаса волновалась подмёрзшая невесёлая группка собравшихся проводить Берту Борисовну в последний путь.
     Ясно, что в тот день, да и довольно долго после этого, папе и всем остальным было совсем не до смеха. Однако время шло, жизнь продолжалась, и когда папа наконец решился рассказать обо всём маме, ему сделать это было уже не так трудно, а и получилось это у него, разумеется, смешно. Хотя, и сквозь слёзы.
               
                21-22.01.2013.Хайфа.