Скрипнула дверь. Маленький старинный колокольчик возвестил о появлении нового покупателя. Он напрягся на своей самой верхней и самой дальней полке, подтянул свое пузико, запыхтел, заворчал, принялся расталкивать соседей... Но куда ему, такому маленькому, хрупкому, фарфоровому, заварочному чайничку, когда вокруг него стоят большие, начищенные до блеска самовары? Вот их и покупают. А он стоит тут уже много дней, всеми покинутый и забытый. Так будет и сегодня. Одного из этих красавцев-самоваров снимут с полки, запакуют в большую коробку и унесут восвояси. А он останется стоять тут, ожидая новых покупателей.
Ему хотелось почувствовать себя нужным, поить своих владельцев теплым чаем по вечерам в студеную, съеживающуюся в клубочек, зиму. Хотелось становиться теплее, горячее, чтобы его незаменимая шапочка трепыхалась на его голове, заявляя тем самым о полной готовности. Но никто не подходил к нему, не грел его «кожу» теплом своих рук, их трепетным касанием. Все тянулись к тем изящным, отполированным до блеска, величественным самоварам.
Но в этот раз все складывалось иначе. Тихий шорох шагов слышался ему все ближе, заставляя вытягиваться стройной березкой и поглядывать в сторону звенящего одинокого колокольчика. Тень поглощала видимое светлое пространство пола все более и более, съедая его постепенно. Пузатый чайничек вовсе задрожал от ожидания, представляя в своих мыслях варианты возможных ситуаций. Его глаза становились шире, точно два яблока или мандарина. Ушки оттопыривались так, что другие сожители по полке, глядя на него, вырисовывали в своем изображении маленького беспомощного слоненка. Он выглядел столь наивно и по-детски; ему не хватало простого человеческого тепла, и он беспрестанно думал: « неужели эти напыщенные железки достойнее меня?».
Он не находил ответа на свои вопросы. Он ни с кем никогда не говорил. Он был одиноким, маленьким и беспомощным сосудом среди шумной звенящей компании его соседей. Злые антиквариаты не угощали его своим вниманием. Они считали его непривлекательным изгоем. Все были к нему безразличны. «Равнодушие - это как смерть, только в тысячу раз страшнее.» - думал пузатый.
Вдруг шум изящных женских ножек приутих, и перед ним засияли огненно-карие глаза. Два робких огонька сверкали в полутемной комнате, передавая свою радость чайничку. В его душе и сердце оселилась Надежда, цепляясь своими хрупкими, но цепкими ручонками за мнимые сосуды. В ожидании спасения из этого обременявшего сожительства, он прикрыл веки, чувствовал и ощущал своим подсознанием, представлял, как хрупкие ладони вот-вот его обогреют и прижмут к своему телу. В его воображении вырисовывались красочные картины его будущей жизни в уютном доме этой леди. Что-то резким ударом кольнуло в нем. Он приоткрыл глаза, продолжая их щурить, и оглянулся. Рядом с ним сиял один незаметный ранее ему товарищ – стройный чайничек. Глаза его переливались, впитывая блеск ярко-красных пуговиц этой дамы. Ее руки охватили его полностью и расстояние между ними сошло на «нет». А потом она развернулась и вышла прочь… Ушла навсегда, растоптав в нем надежду на новую жизнь.
Пузатик глянул на своих равнодушных соседей, сделал шаг вперед, следом – два робких, но последовательных. В его глазах не было ничего. Он замер и сделал свой последний шаг – шаг в новую жизнь.
Острый звон разбитого фарфора пронзил беспробудную тишину антикварной лавки. Все замерло.