Не в тему. Пролог

Зяма Политов
                Об истории и признаках

Учителю от ученика,
так и не выучившего предмет...


В старших классах у нас была замечательная учительница истории. Только поняли мы это не сразу и , может, не все. Мне, например, понадобилась вся жизнь. Пока не пережил её на несколько лет - не задумался о её роли в построении моего Я.
Такие как она теперь пишут в „статусах“ социальных сетей: Я самая красивая и умная. И бьются за это своё „первенство“, как бы о них не судили окружающие.
Не могу сейчас оценить её красоту. Я в то время смотрел на неё ещё юношескими глазами, не воспринимающими „старух“ всерьёз. Да, она была необыкновенно стройненькой, с осиной талией и высокой грудью. Но мне запомнился пронзительный, хищный взгляд. Скорее всего, это лишь лампы отражались в стёклах огромных очков, однако мне казалось, что яркие вспышки молний исходят прямиком из гневных глаз.
Сказать, что она была строгой - не сказать ничего. Её строгость граничила с жестокостью. Она была надменной и циничной. Тиран в юбке - звали мы её. И это я ещё сильно смягчил. Она была в нашем классе новенькая. На первом же уроке - после каникул, после летней расслабухи - вместо знакомства она устроила контрольную „по пройденному материалу“. Десять признаков капитализма - так звучало задание; помню, как будто было вчера. Весь класс получил одну оценку. Догадываетесь? Причём двойки она поставила сразу в журнал. Всем! Не пощадила даже зубрил и отличников. Несмотря на то, что она разрешила не убирать учебники, не делала замечаний за списывание, и класс гудящим ульем напоминал научный симпозиум в Мозамбике, мы, даже сообща, не угадали ни одного признака. Конечно, откуда было знать нам, что детство кануло в Лету, мы перешли в выпускные классы, пора заканчивать „гонять балду“ и привыкать жить по-взрослому. Что сочинения на вольную тему типа „крестьяне распродали скотину и кур и потянулись в города, ткать мануфактуру на фабриках“ больше не „катят“. Что  формулировки должны быть чёткими и отточенными, до омерзения „вумными“, как в толстых научных томах, с использованием мудрёных словечек, о значении которых даже по отдельности мы порой не догадывались.
За исключением парочки любимчиков, мы все были „дебилами“ и „бездельниками“. Все ученики были пересажены с привычных мест. На её уроках приходилось привыкать к новым порядкам. Класс был поделён строго по зонам: колонка более-менее вменяемых, середина - почти безнадёжные и, наконец - „болото“.   Тяжелее всех доставалось самому-самому дебилу. Каким-то чудом сия участь миновала меня. Мне повезло зацепиться за краешек просто „безнадёги“. Самым-самым дебилом была назначена почему-то красавица, умница, спортсменка, комсомолка и душа компании Скворцова, уверенная хорошистка по всем остальным предметам.
- Зачем Скворцовой история? Чтобы шить трусы и печь блины? - вещала она с высоты своего заоблачного цинизма. - Правильно, не нужна ей история. А вы, разгильдяи, если не хотите, как она, получить от меня в аттестат девять баллов, должны помнить, что именно я ваш царь и бог!
Обычно бойкая и дерзкая не язык девчонка, та безропотно стояла и теребила подол школьного платья.
- А что за девять баллов? - удивлялись мы.
- А именно то, что ждёт всех дебилов, коль не возьмутся за ум. История СССР - тррры, зарубежная - тррры, обществоведение - тррры! Итого девять!
- У-у-у, - печально гудел класс, третьим глазом разглядев неминуемые баллы в своих грядущих аттестатах.
- А вы как думали? - подтверждал неутешительный прогноз „тиран“.
 Ничуть не сомневаясь, она бойко потчевала парами и трояками всех, невзирая на лица.
 - За что?! - возмущался очередной двоечник, - Вот же, в учебнике так написано.
- Дебилы! - когда же вы, наконец, поймёте, что учебник не Псалтырь и не устав ВЛКСМ. Нужно ещё уметь иногда включать свою тупую башку!
Получить четвёрку у неё было сродни великому чуду второго пришествия Христа. Какими сложными алгебраическими формулами она пользовалась, чтоб преобразовать потом двойки и тройки в журнале в благоприятное впечатление в ведомости за четверть - одному богу известно. Любимчики, случалось, обнаруживали в своих итогах даже пятёрки.
- Бедненькие, как же вы с ней живете! - жалели мы несчастных, в чьём классе она была классным руководителем.
- Да бросьте! Вы её не знаете. Она мировая баба. Во какая! - демонстрировали „несчастные“ направленный в небо большой палец.
Хотя, признаться, кое-что от „мировой бабы“ изредка перепадало и на нашу долю. Её, как редко кого ещё, время от времени удавалось спровоцировать, „пробить“ на разговор по душам. Были у нас такие искусники-искусители. Тогда, в эти счастливые минуты, учебники и указка летели в сторону, тема урока забывалась и она превращалась в Михаила Жванецкого, так же остро и язвительно обличающего и бичующего всё и вся вокруг. Не было, пожалуй, только тонкого юмора, с успехом, впрочем, замещаемого неприкрытым дьявольским сарказмом. Доставалось в том числе и всем нам, и нашим интересам, нашим увлечениям и подростковым страстям. Но разве могли мы упрекнуть её в этом! Мы прощали всё, мы сидели не дыша и молились всем коммунистическим богам, чтоб только её не „отпустило“ и она не вернулась вдруг к Карлу с Фридрихом, конституционным правам и двойкам в дневник.
 По-настоящему осознать, насколько мы, на самом деле, на уровне, быть может, подсознания, её уважали и может даже любили, нам довелось сразу после школы, на одной из встреч выпускников. Сказали, что она погибла в аварии... И на душе вдруг стало тяжело.
В молодости подчас смерть не очень близкого родственника переносится легко, а тут „какая-то училка“! Неожиданно стало ясно, что она совсем для нас не „какая-то“... Почему? Не мог я дать себе правильный ответ тогда. Только теперь, перебирая в памяти учителей - первых, вторых, пятых, десятых, школьных, институтских и ещё всяких-всяких разных - понял… Немного в моей жизни было преподавателей, учивших не листать учебник, зубря никому не нужные правила и готовые ответы, а тех, что учили меня - думать…

Послесловие к предисловию:
Я, собственно, о другом хотел писать. И напишу ещё вскорости, не сомневайтесь. О тех самых признаках нашего капитализма. Да, вступление затянулось. Но подумалось мне вдруг: а ведь это собственно и есть никакое не вступление, а настоящая суть. У неё есть шанс „дойти по назначению“, достучаться до чьей-то души. А все политические провокации, разоблачения и призывы к совести давно никакого эффекта не приносят, хоть и возбуждают многих…


Продолжение будет, ждите... Только вряд-ли уже как мемуары...