Следовало бы сразу сказать "антимонии", то есть сплошное слезливое морализаторство. Но сие не в моей змеиной натуре. Говорю как есть.
Большинство не умеет увидеть за редкими деревьями истинный лес. Это касается общих гендерных моделей и эдинской ментальности. Если мужчина носит тёмные очки на пол-лица и поднимает воротник тренча до самых полей шляпы - тайный агент. Если то же самое делает женщина - ей, бедняжке, знобко на ветру даже в яркий полдень. Тем более что шляп я в принципе не ношу - в пучок вьющихся белокурых волос воткнут высокий испанский гребень, пейнета.
Левая рука заткнута в карман тренча - спрятать сувенирное хевсурское кольцо. Сатитени, ну да. Простые граждане Эдин-Дархана с недавних пор курсируют по всему Великодержавному Рутену с провинциями. Там недавно покончили с социализмом, а теперь увлечённо обзаводятся мелко- и крупнобуржуазными пороками, в числе которых импорт и экспорт туристических услуг.
Жаль, что принятые в дендистской среде прогулочные тросточки вышли из моды. Чтобы оправдать палку у меня в правой руке, приходится изобразить полиомиелит. Или растяжение связок. Высокие острые каблуки не слишком вписываются в образ, но что поделать. Женщины, в отличие от мужчин, - кокетки.
Когда я говорю кому-нибудь из чужаков, что мне уже тридцать восемь, никто из них не верит. Из вежливости, так я полагаю. Когда намекаю, что не первый год бабушка, - вообще пропускают мимо ушей как заведомое враньё. Ну а что такого? Хриза родилась в мои восемнадцать, её чадо от нового рутенца - через девять месяцев после совершеннолетия. Зарегистрировались с ним, разумеется. Слава в вышних Богу - не повенчаны, конфессии оказались прямо противоположные. После скоропостижного развода по причине кардинальной несхожести Олег забрал малолетнюю наследницу к себе - богат и сумел подмазать всех и вся. Мы с Хризой не имели ничего против: дети - препятствие нашей работе, а многочисленных родичей семьи рутенский суд за таковых не счёл.
Теперь представьте себе. Однажды поздним вечером Олег явился с повинной головой. Что разведённой супруги нет на территории ни одного из обоих государств, ему сообщили давно, так он тёщу напряг.
Оказывается, Олег занял весьма и весьма крупную сумму у моих, скажем так, условных работодателей, чтобы срочно перекупить весьма перспективное дело: неважно какое. Его собственный миллион евродолларов должен был поступить на счёт железно, поэтому он, нимало не усомнившись, отдал в залог нашу Диамис. Будучи уверен, как он сказал, что даже в крайнем случае от дитяти не станут отрезать кусочков и присылать отцу по электронной почте. Другие способы воздействия, он сказал. Пропадёт без вести на эдинской территории. Дня минимум через два.
- Вы, ина Идена, могли бы занять мне эти деньги. Дианка - ваша родная кровь.
- А ты форменный дебил. У меня нет и двадцатой доли.
Рутенский язык очень скользкий. Он имел в виду - не дать в долг, но занять для него. Стать посредницей и поручителем.
- Не секрет, что у вас сохранились связи со здешними тузами.
Не секрет, что в своё время я подрабатывала в сопровождении. Было актуально, про нас ходили анекдоты типа: "Вашего мужа всё время видят в компании красивой блондинки". "А, так это его бодигард". Чаще нас именуют эскортом, хотя сексуальных услуг мы, в отличие от культурных Евразии и Афроамерики, не оказываем. По той же причине, по какой не работаем подносчиками сумочек. Руки и всё тело должны быть свободны - даме соблюсти такое проще, чем кавалеру. Снова стереотип в нашу пользу.
- Хорошо, зятёк. Когда ты провернул то дельце? Иди к себе, где ты там остановился, не выключай мобильник. И жди.
Ухожу в ванную, включаю ноут в режиме тотального поиска. Видеокамер слежения снаружи понатыкано в точности как в Рутене, только вот в отличие от тамошних они дают чёткое изображение. И работают выборочно.
Прокручиваю съёмки недельной давности. Нудное занятие, много народу. Ага, вот из дома выходит нянька с креслицем для перевозки. Ставит на заднее сиденье бумера, закрепляет, хлопает дверцей. Бумер трогает с места, дева остаётся.
Спешно переключаю на чип, замаскированный под прививку краснухи. Изображения нет, но поток цифири я пробую расшифровать с помощью подпрограммы, затем подключаю человека. Есть такие компьютерные асы, что работают за интерес.
Часа через полтора я готова выступить по адресу.
Как и следовало ожидать, залог спрятан неподалёку от заёма. Усадьба охраняется неважно: дюжина рутенских шавок по периметру. Иных доказательств подставы не нужно - высшие силы уверены, что я помчусь в ближайший малинник причаститься Маммоне. То есть выйду на контакт с будто бы шефами и попрошу у них вилок цветной капусты.
Двенадцать вилков. Совсем иного свойства.
Метрах в ста от ограды особняка начинается заброшенный парк. Байк в заросли, туфли в карман, сама на дерево и задницей в развилку. Развинтить ударную духовую трубку, гибрид шприца и телескопа, - дело секунды. Был метр - стало почти два. Бьёт на все сто, прицел инфракрасный, под рукоятью прячется герметичная обойма со стрелками. Когда попадает в цель первая заноза, муравьи начинают кучковаться, поэтому каждый получает свою долю. Им чудится, что мальчишки озоруют, самый смышлёный, возможно, видит отвлекающий манёвр, но это он напрасно.
Когда стражи выдёргивают острия из-под кожи и расходятся по местам, они уже фактически принадлежат иномирью.
Раннее утро. Юная красавица с лёгкой поступью и волной светлых волос поверх плаща звонит в калитку, помахивая рекламным проспектом или чем-то вроде. Например, испанским гребнем, завёрнутым в бумагу.
- Неделю назад мы с хозяином составили черновик страхового соглашения, - говорю я тому, кто приоткрывает решётку. Неплохая экономия на дверных глазках, эти традиционные эдинские ограды. - Почему меня встречаете вы? Тут ведь было полно мужчин.
Он оглядывается - и получает в мозжечок все пять зубцов антикварной пейнеты. Армированных.
Кажется, внутри не осталось никого. И зачем? Диамис не нуждается в искусственном вскармливании и даже в особенном уходе. Родная кровь, как говорил Олег.
Сатитени, собственно, боевой перстень, но отмычка из него тоже получается недурная. Стоит мне вставить сантиметровые выступы в замок, как из глубины дома слышатся торопливые шажки. Дверь распахивается - и внучка на миг застывает в моих объятиях.
- Уф, Алмазик. Там у тебя на вороте чужие глаза не виснут?
Смеётся. В свои без малого три лета и две зимы говорит она так хорошо, что понимает игру слов. Индиго.
- Тётя спит, а я поела из холодильника. Вино мне нельзя, ей можно. Баб, маячок на руке очень зудит. Не сделаешь чего-нибудь?
Пока девочка это говорит, я с ней на руках шествую к чёрному ходу, попутно слегка реконструируя интерьер.
- Сейчас перестанет ныть твоя ручка: я ведь давно рядом.
Мотоцикл с коляской уже факт завели в переулок в двух шагах от выхода, электричество вырублено, простые чугунные копья не помеха. Если кто и увидит женщину с дитятей, прикреплённым за спиной на индейский манер, которая покидает дом чужака не самым лояльным образом, карабкаясь на ограду, - в Эдине доносчики долго не живут. И документ у нас обеих в порядке, как ни странно. Некто из моих братьев заранее предусмотрел.
Мы подкатываем к одному из городских высотников, я снимаю шлем, разматываю шарф, наскоро возобновляю прежнюю причёску, передаю внучку с рук на руки консьержке. Близкая родня: кузина мужа четвёртой жены отца моего побратима. Дальше уж все они распорядятся как надо.
Звоню по мобильнику перед самой бронированной дверью.
- Встречай - я кода не имею.
Олег открывает: на физиономии выражается глубочайшее удивление, когда я вырастаю прямо перед ним и с порога втискиваю мужика вглубь прихожей.
- Ты один?
- Один, - врёт мой мафиозный зять.
В арке гостевой залы тотчас появляется тот самый некровнородственный папаша. А вы как думали?
Говорю:
- Я твою дочь и мою внучку из беды выручила. Сама еле жива от трудов праведных.
- Он полагал, ты ему на квартиру доставишь, - холодно отвечает папаша. - Не Алмазик, а барашка в бумажке. И с длинным хвостом, по которому уже готовы пойти его рутенские дружки. Ты ведь сразу поняла, что никаких денег этот хмырь вообще не занимал?
- Так что и верно - предавал ты мою кровь не за одни еврики, - подытоживаю. - Жаль, у моей Хризы не будет возможности нарядиться в траур. Не вдова, всего лишь мать и опекун, управляющий дочкиным наследством.
Траур у нас не чёрный, как полагают, а ослепительно белый. Шелка, батисты, развевающиеся покрывала, у мужчин чесуча и подкованные сапоги, у женщин - остроносые туфли на каблучке.
- Месть победителю не к лицу, старшая, - говорит мой воин, и я согласно киваю.
Он прав. Мы победили на сей раз. И это ещё не конец. Пройдёт некоторое время, и мощная рутенская каморра обнаружит, что некто выедает её изнутри, как дети осы-наездника - жирную гусеницу.
Месть и вправду низка. И всё-таки я еле удерживаюсь, чтобы, переступая через тело, не воткнуть в глаз поверженному врагу символ моей женской власти.