9. FACTA LOGUUNTUR.
Факты вопиют (лат.)
Саня отправлялся в логово алмазного сатрапа с холодной головой и спокойным сердцем, хотя эта поездка не сулила ему ничего хорошего. Но он считал, что все самое ужасное уже случилось. Ничего страшнее ухода от него Лены быть не могло, а потому все предстоящие беды и опасности представлялись ему несерьезными.
Все происходило как в кино, в фильме о Джеймсе Бонде. Они подъехали с Ачоа к какому-то пустырю на окраине Бамако, и тут же над их головами завис камуфлированный вертолет. Из двери высунулся черный верзила с автоматом, внимательно оглядел окрестности и махнул рукой пилоту. Вертолет неуклюже плюхнулся посреди пустыря.
Ачоа обнял Саню, растроганно сказал:
- Береги себя, сынок, и помни все, что я тебе говорил.
Саня захватил поданную ему из вертолета руку и сразу очутился на железном сиденье среди десятка хмурых вооруженных людей.
- Привет, - сказал он по-английски, но никто даже не взглянул на него.
«Ну, вот и начинаются твои приключения на африканском континенте, - подумал он. - Суровые, невозмутимые воины джунглей приветствуют тебя своим молчанием. Они сосредоточены и готовы отразить любое нападение, спасая твою жизнь»
Вертолет трясло и подкидывало. Внизу зеленел бескрайний океан джунглей. Саша открыл ноутбук и начал играть в «Тетрис».
Но долго поиграть ему не пришлось: негры вдруг загалдели и взяли автоматы наизготовку. Один из них достал из-под сиденья гранатомет. Раздался гул и совсем рядом с вертолетом промчался желто-пятнистый «Фантом». Командир снял с себя бронежилет и молча протянул его Сане.
«Мертвому припарки, - подумал Санников, принимая жертвенный подарок. - Сейчас эта птичка шваркнет нас ракетой, и через несколько лет туземцы найдут в джунглях скелет в бронежилете».
Он услышал, как их пилот что-то истошно кричит по рации, перекрывая даже шум двигателей. С кем он переговаривался, было неясно, но «Фантом», сделав еще один круг, неожиданно исчез.
От радости, а может быть от огорчения о несостоявшейся стычке, негры затянули протяжную песню. И замолчали только тогда, когда вертолет пошел на посадку.
На поляне приземления Сашу встречал высокий мужчина в черно-красной накидке с посохом в руке.
- Министр иностранных дел Йорик Буа Луамба, - представился он. - Рад приветствовать вас на земле племени Мурумба. Прошу следовать за мной, Великий Вождь ждет вас.
«Бедный Йорик, - подумал Саня, - по-моему, министром его назначили накануне, в связи с моим приездом».
Великий Вождь ждал его в парадном зале. Он был официален и бодр.
- Мой друг Ачоа, - сказал он, - рекомендовал вас как очень влиятельного журналиста. Надеюсь, что он не ошибся. Мы очень нуждаемся в правдивой информации о нашей стране, которая еще не стала полноправным государством, но заслуживает того. Сейчас вас проводят в ваши апартаменты, а за ужином мы встретимся и обсудим подробно наши намерения.
«Он немногословен и очень точен в формулировках, - подумал Саня, - а потому убедителен. Тягаться с ним в красноречии мне будет нелегко».
Гостевые апартаменты дворца были ему уже знакомы по описаниям его малийского друга. Поэтому, войдя в свою комнату как к себе домой, он, не раздеваясь, плюхнулся на широченную кровать и заснул спокойным сном ничем не обремененного человека.
Его разбудил голос Улафа. Он был чем-то очень встревожен, что старался скрыть за бодрым тоном и тяжеловесным шведским юмором.
- С прибытием вас, молодой человек, - начал он голосом владельца захудалой гостиницы. - Как чувствуете вы себя среди девственной природы? Как поживают слоны, обезьяны и Тарзаны?
- Чувствую себя нормально, - сдержанно ответил Санников. - Но через неделю, думаю, сам стану Тарзаном. Вокруг сплошные джунгли и люди, не желающие говорить с тобой. Великий вождь и министр иностранных дел встретили меня официально, то есть, сухо. Вечером состоится беседа о намерениях правительства и вытекающих отсюда моих задачах.
- Вот об этой встрече я и хотел бы с вами поговорить, Сан Саныч, - наконец перешел к делу президент. - Будьте очень осторожны и не идите у них на поводу. Они явно будут проверять вас, то есть ставить перед вами невыполнимые задачи. Сразу же отметайте их предложения как нереальные. Вы всего лишь журналист, и ваша цель - дать правдивую информацию о непризнанном народе, желающем самоопределиться. Сдерживайте их воинственные амбиции, упирая в основном на слабость их армии. Хотя у них есть какой-то секретный план, они надеются на какую-то серьезную силу. Попытайтесь узнать, что это за сила. Желаю успеха. И еще раз: будьте осторожны, берегите себя.
Впервые за все время их общения Улаф был так немногословен и деловит. Но Саня не придал этому никакого значения, пребывая в состоянии отстраненности от всего земного и суетного.
Он собрался еще раз заснуть, но раздался стук в дверь и на пороге появился Министр иностранных дел. Он пригласил мистера Маккинли в конференц-зал, где его ожидает Великий Вождь.
Саня надеялся, что они обсудят свои дела за ужином, так как он изрядно проголодался, но в зале, куда его привел «бедный Йорик», съестного не было и в помине.
Во главе длинного стола сидел в одиночестве Вильям Джадо Мурумба, одетый в знакомую уже Сане униформу своего племени - черно-красную тогу. Министр предложил Сане занять место на противоположной от Вождя стороне и бесшумно удалился.
Заметив, как журналист проводил Йорика удивленным взглядом, Вождь чуть слышно засмеялся и пояснил:
- Судьбоносные дела своего племени я не доверяю никому, даже моим министрам.
«Плохи мои дела, - подумал Санников. - Посвятив меня в свои сокровенные тайны, он берет меня в заложники. Теперь важно не опростоволоситься в презентации личности австралийского газетчика Маккинли, да поможет мне Бог».
- Я прочел несколько ваших статей, уважаемый Роберт. Надеюсь, вы позволите мне называть вас так. Спасибо.
Он вывалил на стол солидную кипу газет и журналов. Если прочитывать в каждом издании хотя бы одну страницу, на это ушло бы не меньше месяца. Но в Санином мозгу был полный каталог всех сочинений настоящего мистера Маккинли, который в данный момент отдыхал на Канарах под неусыпным присмотром испанского бухгалтера Гарсиа Гонсалеса.
- Вы знаете, - продолжал Вождь, - я нахожу ваши политические позиции вполне революционными, хотя по некоторым вопросам с вами не согласен. Например, в статье о проблеме курдов вы недооцениваете роль Великобритании, давнишней участницы этой вечной войны двух неравных сторон. Впрочем, что я говорю, сторон там гораздо больше, и у каждой свои претензии друг к другу.
- Простите, Великий Вождь, - некорректно перебил его Санников, - но я никогда не писал статей о курдах. Именно потому, что там слишком много заинтересованных сторон. Понимаете, есть несколько журналистов с фамилией Маккинли, но инициалы Р. Д., что означает «Роберт Дэвид» - только у меня. Вы, наверное, не обратили на это внимание.
Вождь стушевался и стал рыться в газетах, но через короткое время оставил это бесполезное занятие и махнул рукой:
- Возможно, возможно. Вы знаете, я редко смотрю на инициалы журналистов, просматривая прессу.
«Ну, вот тебе и первая проверка, - подумал Саня, - или, как говорят, легкая разведка по тылам противника».
Но для смущенного Джадо этого легкого рейда оказалось достаточно. Или он решил отложить основное испытание на потом. Так или иначе, он перешел к основной цели беседы: как мистер Маккинли может помочь его племени обрести независимость.
- Как вы мыслите построить свою работу по сбору материала? - уж слишком тяжеловесно и официально спросил Вождь.
Саша задумался и открыл свой солидный блокнот, врученный ему в Бамако заботливым Ачоа.
- Во-первых, - неторопливо начал он, - я хотел бы побеседовать с представителями всех слоев населения и, конечно, познакомиться с условиями их жизни. Затем я желал бы узнать, как ваше правительство мыслит себе переход к самостоятельному статусу вашего племени и собственно устройство независимого государства. Для этого, я думаю, необходимо провести расширенное заседание правительства вместе с наиболее влиятельными представителями оппозиции и партий поддерживающих власть.
Теперь настала очередь задуматься Джадо. К этому его вынуждало полное незнание мистером Маккинли обстановки в стране, которую Санников, конечно же, хорошо знал из рассказа малийского колдуна.
- Ну, что же, - после продолжительного молчания сказал Вождь, - это все выполнимо. Мы организуем вам встречи с людьми из разных слоев нашего населения, предоставим вам возможность посетить их жилища и рабочие места. Затем мы соберем широкий форум всех участников политической жизни страны, и все они смогут высказать свое мнение по поводу будущего устройства независимого государства Мурумба. Но вначале вы поделитесь своими впечатлениями от увиденного и услышанного.
«Ясно, - подумал Саня, - если мои оценка положения в племени Мурумба не понравится Вождю, то форум, естественно, не состоится. Меня отправят на небеса, а подготовленные оппозиционеры, партийцы власти и министры разойдутся по домам».
- Ну, а теперь приглашаю вас на официальный ужин в вашу честь, мистер Маккинли, - весело и бодро предложил Джадо.
«Давно пора, - про себя проворчал Саня, - у меня в животе уже революционная буря начинается».
При входе в соседний зал Саша невольно ахнул. Длиннющие столы ломились от многообразной еды, зал был ярко освещен и украшен блестящими полотнами ткани с изображениями негритянских свирепых божков, звучала музыка, под которую десяток стройных терракотовых девушек плясали зажигательный танец.
Министры и другие официальные лица, все в одинаковой черно-красной униформе, вставанием приветствовали Вождя и высокого гостя.
- Господа, - торжественно провозгласил Джадо, заняв свое место во главе стола, - мы только что обговорили с мистером Маккинли детали его журналистской работы в нашей стране. Цель его деятельности - показать всему миру, что мы достойны быть независимой и уважаемой нацией. Я прошу всех присутствующих оказывать ему всемерную помощь и содействие.Прошу поднять бокалы во здравие нашего гостя и друга.
Ужин удался на славу. После каждого тоста Вождь подзывал к себе кого-либо из участников приема и представлял их журналисту. Здесь были министры, члены парламента, представители политических партий, в том числе и оппозиционных. Наполовину это была сплошная липа, и Саня пришел к выводу, что Великий вождь, отдать ему должное, очень хорошо подготовился к его приезду.
Он устал пожимать бесчисленные руки дружелюбно настроенных аборигенов, и к тому же, их нескончаемый поток отвлекал его от главного - удовлетворения голода.
Потом был концерт местной самодеятельности, вернее его продолжение. На смену танцующим девушкам пришли певцы, затем был поставлен целый акт шекспировского «Гамлета», причем чернокожие исполнители всех ролей говорили на приличном английском языке.
После концерта состоялась экскурсия в ботанический сад и дворцовый зоопарк. Звери в нем бродили прямо по дорожкам парка, не обращая никакого внимания на людей. Когда Саня спросил Джадо о причине их такого равнодушия к потенциальной пище, тот ответил кратко:
- Они сыты.
Саня добрался до своих апартаментов глубоко за полночь. Думать о чем-либо, тем более анализировать прошедший вечер у него не было сил. Он рухнул на кровать и тут же крепко уснул.
Restitutio 9.
Возвращение к прошлому (лат.)
(Продолжение рассказа Бориса Ивановича Крюкова)
- Вот я и добрался до главного, ради чего и рассказал тебе такую длинную историю.
Свою кандидатскую диссертацию я решил писать по истории освоения моего родного Севера и установления торговых связей с иностранными державами. После второго курса обучения в аспирантуре я уехал в Великий Устюг и, совершая набеги в музеи Вологды и других городов области, стал собирать материал по своей теме, который, как ты можешь представить, был не только богатейшим, но и ранее не известным.
В мае месяце мне неожиданно позвонил мой научный руководитель и дрожащим голосом сообщил мне, что у них на факультете прямо-таки форменное ЧП, выйти из которого они могут только с моей помощью. Дело в том, что по какому-то там соглашению между ЛГУ и Оксфордом к нам прислали студентку-англичанку, специализирующуюся по русской истории, а именно, по истории нашего Севера. МИД и другие компетентные органы смогли предложить ей только Вологодчину, хотя она рвалась в Архангельскую область. Там ее привлекали прежде всего Соловки, Каргополь, Холмогоры и другие памятные, всемирно известные места. Но наших товарищей волновало, прежде всего, то, что там же находятся Плесецк, Северодвинск и другие стратегические объекты. У нас, в Вологодской области тоже такого добра, то есть, военных объектов, хватает, но они будут как бы пожиже, поскромнее.
С огромным скрипом студентка согласилась-таки ехать в Вологду, и так как ее русский язык находился еще в зачаточном состоянии, ей наняли переводчика. Через пару дней тот наотрез отказался работать с ней, ибо она задавала ему такие вопросы по истории российского Севера, на которые он ответить не мог. Молодая леди прямо в лицо сказала переводчику, что он профан и невежа, и оскорбленный россиянин умыл руки.
Назревал скандал, и тут вспомнили обо мне. Во-первых, я был специалистом именно в области истории северных территорий, а, во-вторых, прилично знал английский язык.
Если бы ты знал, как не хотелось мне брать на себя эту обузу! Но надо было выручать родной университет, и я согласился.
Встречать нашу гостью я поехал в Вологду, так как там она должна была встретиться с представителями органов, решающих, куда ей можно ехать, а куда нельзя. То есть, передвигаться она могла только по строго согласованному с ними маршруту.
Я приехал на вокзал заранее, купил у бабулек букетик подснежников и, волнуясь, стал ожидать прибытия поезда.
Когда она появилась в проеме вагонной двери, я был ошеломлен и повержен. Во-первых, она была в роскошной белой шубе, затмевающей своей яркой белизной все краски окружающего мира. Все присутствующие на перроне смотрели на нее как на чудо. Они были потрясены тоже, но, думаю, по другой причине, нежели я. Не скажу, что в мае у нас тепло, но в шубах уже никто не ходит. Поэтому в ней сразу распознали иностранку и глазели на нее как на диковину.
Во-вторых, она была поразительно красива, и это было главное, что лишило меня дара речи.
Я подошел к вагону, и не здороваясь спросил по-русски: «Как доехали?»
Она рассмеялась и ответила: «Ко-ро-шо»
Я понял, что надо говорить по-английски, но не знал, о чем.
Я подал ей руку, помогая ей сойти со ступенек, но когда она спустилась на перрон, продолжал держать ее ладонь в своей.
По-моему, она рассердилась, судя по ее нахмурившемуся лобику, но затем, видимо, поняла, что со мной происходит.
Она снова улыбнулась и сказала: « Меня зовут Кэтрин Локхарт. Можете называть меня Китти. Везите меня в КеГеБе».
Она достала из сумочки листок бумаги, на котором был записан адрес: улица, номер дома и комнаты. Я с удивлением обнаружил, что это был адрес железнодорожного вокзала, у которого мы стояли. Видимо, гебисты не хотели рассекречивать свою контору.
Мы поднялись на второй этаж, долго бродили по коридорам, пока не нашли нужную комнату. В тесном кабинете сидел молодой, но очень строгий мужчина в кожаной куртке.
Китти, дурачась, присела перед ним в реверансе и представилась по-английски:
- Я – Кэтрин Локхарт. Явилась на встречу, назначенную мне руководством Ленинградского бюро расследований.
Гебист конечно же ничего не понял, кроме имени и фамилии вошедшей в его кабинет дурашливой девчонки, и мрачно предложил:
- Прошу садиться.
Потом строго взглянул на меня и спросил:
- А вы кто такой?
- Я - переводчик, - почтительно ответил я.
Парень взмахнул рукой, словно выметая меня из кабинета:
- Обойдемся без переводчиков.
- Ну, и ладно, - согласился я, ничуть не обидевшись, и гордо удалился, мельком уловив растерянный взгляд ничего не понявшей Китти.
После моего ухода гебисту, видимо, пришлось туго в его общении с Китти, потому что через пятнадцать минут он выглянул в коридор красный и растрепанный.
- Слушай, зайди, - сказал он мне виновато, - что-то я ее ни черта не понимаю.
Китти сидела на своем стуле, заложив нога за ногу, спокойная и уверенная в себе.
- Скажите этому недоучке, - сказала она мне, ничуть не волнуясь, - что я буду жаловаться его начальству. Сначала он удаляет из кабинета моего переводчика, а потом ни бельмеса не понимает, что я ему говорю на английском языке для недоразвитых малышей с применением пальцев и мимики.
Слегка смягчив ее сарказм, я перевел сию тираду. Молодой человек еще сильнее покраснел и попросил прощения у меня и Китти. Ему пришлось скомкать всю дальнейшую процедуру, где он, как я догадываюсь, хотел показать себя во всей красе, силе и власти. Он сунул Китти карту с помеченными местами разрешенных посещений и вежливо раскланялся. Я подхватил одной рукой англичаночку, другой - ее сумку, и мы торжественно и радостно покинули вокзал. У меня была особая причина для радости: я заметил, что на карте Великий Устюг был помечен зеленым фломастером, то есть разрешен для въезда моей подопечной.
Я решил показать Китти хоть малую толику Вологды, но она сказала, что дорога и последние приключения вымотали ее донельзя и попросила отвезти ее в гостиницу, где наше университетское начальство забронировало для нее номер.
Номер «люкс» в старейшей гостинице Вологды ей очень понравился. Резная деревянная кровать необъятных размеров, с атласным ватным одеялом и пышными огромными подушками, вычурные графины с кристально чистой водой, множество картин на стенах, где были изображены полногрудые, румяные купчихи, - все это привело ее в неописуемый восторг.
- It’s a real Russian style! ( Это настоящий русский стиль!) - кричала она, широко раскинув руки.
Потом она уселась в старинное кресло с двумя амурчиками над головой и спросила, где буду ночевать я.
Мне гостиницу, конечно же, никто не заказывал, сестра жила в поселке Можайское, в 10 километрах от Вологды, и попасть к ней под вечер было проблематично.
Заметив мое замешательство после ее вопроса, Китти с непонятным энтузиазмом предложила мне переночевать в ее номере. Во второй его половине, отделенной от спальни широкой аркой с тяжелыми занавесками, помещался кожаный диван, застланный клетчатым пледом.
Китти подошла к нему, потрогала упругое ложе и сказала «ОК!»
Я постарался объяснить ей, что в наших гостиницах не положено жить лицам разного пола, не состоящем в браке и что я являюсь лишь гостем в ее временном жилище, в силу чего в одиннадцать часов сюда явятся стражи порядка и вынудят меня покинуть ее номер.
На все это Китти легкомысленно ответила: «What nonsense!» («Какая ерунда!»), написала на листе бумаги фломастером «Don’t knock!» («Не стучать!) и прикрепила его на внешней стороне двери.
Или Китти хорошо знала психологию людей, относящихся с почтением к любому иностранному слову, или это была простая случайность, но этой ночью нас никто не потревожил. До отхода ко сну Китти предлагала сходить в ресторан, но я посоветовал не мозолить глаза гостиничным церберам, разгуливая на пару, и мы обошлись тем съестным, что оказалось в ее сумке. А там оказалась даже бутылка французского вина, которое изрядно подняло наше настроение.
Но утренний разговор с милой девушкой весьма подпортил его.
Она вышла из ванной, когда я одевался. Ничуть не смущаясь, она оценивающе оглядела мой полуголый торс и, осталась им довольна.
- А ты ничего, - сказала она небрежно. – Занимаешься спортом?
- Занимался, когда учился в школе, - ответил я, стараясь не уступать ей в непосредственности. – И в армии из меня тоже супермена старались сделать.
- О-о! – одобрительно протянула она. – Морская пехота?
- А как ты догадалась? – удивился я.
- Был у меня один знакомый американец. Очень на тебя похож. Но мы с ним быстро расстались, потому что ему девушки прохода не давали. А как у тебя с этим?
- С чем с этим? С девушками?
- Ну, вообще с этим. С сексом.
Я почувствовал, что у меня начинают гореть щеки.
- Н-нормально, - ответил я запинаясь. –А что?
Вторая часть моей фразы прозвучала вызывающе.
- А ничего, - сказала Китти, перекидывая на грудь густую прядь белокурых волос. – Просто этой ночью я подумала, что у тебя с этим проблемы. Ты даже не сделал попытки залезть ко мне в постель.
Из жара меня бросило в холод. Обожание, которое проснулось во мне с первых минут нашей встречи, сменялось ненавистью. Не знаю, как мне хватило самообладания и силы воли ответить ей.
- Знаете, мисс Локхарт, - жестко сказал я, - я вырос в патриархальной русской семье, да еще на Севере, где к женщине залезают в постель лишь после свадьбы. К тому же я не мог воспользоваться вашим доверием ко мне, которое вы проявили, позволив переночевать в вашем номере…. Жду вас в ресторане.
Я занял двухместный столик в темном углу и стал ожидать Китти, злой и опустошенный. Она появилась минут через двадцать, одетая в роскошное вечернее платье, с алмазным колье на груди. Я невольно усмехнулся: зал ресторана был почти пуст, лишь где-то в противоположном углу двое командировочных торопливо доедали свой завтрак.
«Напрасно ты напялила на себя это роскошество, моя прекрасная леди, - зло подумал я. - Оценить твои прелести могу лишь я, а мне это до лампочки».
Китти либо заметила мою усмешку, либо прочитала мои мысли и сказала с достоинством, которое, видимо, тренировала с младенчества:
- Молодая английская леди всегда должна быть в форме, не правда ли? Как вам нравится мой наряд?
- Он великолепен, мисс Локхарт, - ответил я холодно. – Я глубоко сожалею, что некому оценить его.
- Как? – искренне удивилась она. – А вы? Я специально оделась только для вас.
- Я глубоко тронут, - ответил я, - но мы, русские медведи, разбираемся в этих вечерних нарядах, как свинья в апельсинах.
Но Китти, видимо, сегодня не была склонна обижаться. Она захлопала в ладоши и засмеялась:
- Ага, ага, я поймала вас на слове! Откуда русский вологодский медведь знает, что это именно вечернее платье? И давайте кончать с этим зверинцем: медведи, свиньи… Дойдет до того, что вы обзовете меня английским мопсом. Так, по-моему, изображали ваши партийные художники нашего премьера Черчилля, не так ли?
Ее веселье и непосредственность заставляли меня постепенно забывать нашу утреннюю размолвку, и я медленно оттаивал, вновь любуясь ею.
На завтрак она заказала лишь кофе без сахара, терпеливо дождалась, пока я доем свою гречневую кашу с молоком и снова хлопнула в ладоши:
- Вперед, мой верный Ланселот! Я вижу, что вы окончательно простили меня и готовы с гордостью показать мне все красоты вашего замечательного города.
Я сделал это с воодушевлением и удовольствием. Китти была в тихом восторге и смотрела на меня так, будто это я сам сотворил это великое чудо – красоту во имя Бога.
Наша экскурсия длилась более четырех часов и закончилась на набережной Вологды близ прекрасного Софийского собора. Здесь Китти обессилено упала на скамейку, взяла меня за руку и тихо сказала:
- Скажи, неужели это создали земные люди? Я знаю много людей, и среди них есть талантливые и даже выдающиеся личности, но я уверена, что никто из них не может сотворить подобное чудо. Что надо для этого? Скажи мне…
Я внимательно взглянул в ее лицо. Оно было прекрасным и измученным. В глазах застыла боль от невозможности постичь великую тайну творчества, создания неземной, нетленной красоты простыми смертными людьми.
Мне захотелось обнять ее и сказать: «Не мучь себя неразрешимыми вопросами. Любуйся этой красотой, как я сейчас любуюсь тобой, и все решится само собой. Будь частью всего прекрасного, и к тебе придет покой и понимание всего сущего».
Но вместо этого я сказал:
- Ты устала. И нам пора ехать в Великий Устюг. А на твой вопрос я обязательно отвечу. А если даже не отвечу, ты все поймешь сама.
Мы выехали ночным поездом и утром были на месте. Теперь передо мной стояла трудная задача: найти для нее приличное жилье. Еще в Ленинграде было решено, что базовым городом для ее работы будет Великий Устюг, и я уже предпринял кое-какие шаги для обустройства капризной англичанки. Сам я жил на квартире в огромном деревянном доме, занимая там одну комнату. Еще в одной жила хозяйка дома, Пелагея Романовна Судовкина, вдова известного на Сухоне шкипера. Остальные три комнаты пустовали. Можно было разместить Китти в одной из них, но я не знал, как она отнесется к бытовым неудобствам. Поэтому я заранее присмотрел сдаваемое в наем жилье в блочной пятиэтажке, где были ванная, туалет, центральное отопление и даже телефон. Первым делом я показал ей именно эту квартиру. Она равнодушно прошлась по комнатам, брезгливо провела пальцем по проржавевшей раковине в ванной, приоткрыв дверь, заглянула в туалет. В кухню не стала даже заходить.
- Я не люблю и не умею готовить, - сказала она, когда я предложил ей осмотреть пищеблок. – Надеюсь, здесь поблизости есть ресторан или кафе?
Это было мной предусмотрено. Я подозвал ее к окну и указал на приземистое здание напротив, на всю ширь которого красовалась многообещающая вывеска «Пельменная» Рядом притулился синенький пивной ларек, окруженный толпой ранних выпивох.
- Что такое «Пелменная», - спросила меня Китти, не научившаяся еще смягчать русские согласные, и мне пришлось объяснять ей особенности и меню сибирской кухни.
- ОК, - сказала она и слегка попрыгала на продавленном диване. – Мы берем эти апартаменты.
- Давай посмотрим еще один вариант, - предложил я.
- Давай, - послушно согласилась она.
При виде дома вдовы Судовкиной Китти округлила глаза и произнесла свое неизменное «О-о!»
- Семнадцатый век? – спросила она на полном серьезе.
- Нет, всего лишь девятнадцатый.
- Это тоже хорошо, - сказала она и потрогала темно-янтарные бревна сруба.
Пелагея Романовна ждала нас на высоком крыльце, одетая в старинное темное платье, с огненно-красным платком на плечах. Китти тут же выхватила из сумочки фотоаппарат и запечатлела ее на пленке. Хозяйка чуть-чуть засмущалась, но сохранила строгость на лице и величавость в стане.
- Проходите, гости дорогие, - пригласила она, и через темные сени мы прошли в большую гостиную. Пол ее был устлан яркими домоткаными половичками, у стены стояла темная старинная горка с посудой, в углу, у иконы, теплилась лампадка.
Теперь Китти сказала свое «О-о!» трижды и ринулась вперед осматривать раритеты.
- Надо снять обувь, - тихонько сказал я, беря ее за руку, и она послушно выполнила мою просьбу.
- Эту комнату я не сдаю, - между тем объясняла хозяйка. – Здесь мы собираемся вечерами, пьем чай и разговариваем. Да и спать здесь не на чем. Пройдемте сюда.
Мы зашли в маленькую спаленку с огромной белоснежной кроватью, которая занимала почти всю комнату. Китти захлопала в ладоши и закричала по-русски:
- Это нравится, я буду жить здесь!
- Подожди, не мельтеши, - остановила ее Пелагея Романовна. – Я тебе еще не все показала.
И она повела нас по крутой скрипучей лестнице наверх, в мансарду,
Войдя в небольшую комнату с широким окном, из которого открывался чудесный вид на Сухону и далекое Дымково с куполами церквей, Китти теперь просто онемела и открыла рот лишь спустя пять минут, решительно заявив:
- Нет, я буду жить здесь!
Она присела прямо на пол и нежно погладила полосатый половичок. Я было открыл рот, чтобы предупредить ее об отсутствии в этом доме каких-либо современных удобство, но она довольно грубо оборвала меня:
- Shut up! I’ll live here! (Заткнись! Я буду жить здесь)
Так мы стали вместе жить в этом доме.
Сразу же начались наши трудовые будни. Как угорелые мы носились по области, и я, гордый богатством родного края, целыми днями посвящал Китти в тайны древней русской культуры. Она резко изменилась, как меняется человек, который вдруг открыл клад с несметными сокровищами и не знает, что с ними делать. Она работала неустанно, но иногда вдруг опускала руки и спрашивала меня:
- Скажи, зачем мы все это делаем? Переписываем, снимаем, рисуем? Куда-то постоянно спешим? Кому и что мы хотим доказать? Как бы я хотела придти на защиту диплома и просто сказать: «Нет ничего прекраснее русского Севера. Он перевернул мою душу и сделал из меня другого человека. Не верите – поезжайте сами. С вами он сделает то же самое».
И все. И я бы была отличным специалистом по истории России.
Я принимался убеждать ее, что ей не надо не только чувствовать, но и знать, хотя сам понимал ее состояние, кода она была вся во власти эмоций. А я просто любовался ею и был счастлив.
У тебя бывало такое? Ну, вот видишь.