Мой черный человек в сером костюме
Новелла.
75-летию великого Человека В.С. Высоцкого посвящаю.
Иван Кузьмич Черный торопливо взмахнул правой рукой вдоль левого уха, и длинные жидкие волосы послушно прикрыли лысину. Черный, одернув полы серого пиджака, поправил значок городского депутата и уставился огромными глазами из оправы старомодных очков. – «Ну-с, чем обязан?!»
— Через неделю юбилей, 75 лет великому русскому поэту, композитору….
— Стоп, дальше можешь не продолжать! Слышу уже тридцать лет одно, и тоже! – Пальцы собрались в кулак.- Не член союза писателей, не член союза композиторов и даже при жизни не был народным артистом, хотя народ его боготворил! – Кулак неожиданно приобрел форму кукиша. – Пока я в этом кресле не будет хвалебных статей, фанфар, и торжественных мероприятий в честь наркомана и хриплого пьяницы! - Далее, в том же духе…..
Аргументы в пользу лучшего Гамлета на советской сцене или музыки, ставшей симфонической под руководством одного из лучших дирижеров страны, о фильмах с кассовыми сборами Голливуда, закончились выставлением за дверь огромного редакторского кабинета.
Черный был в свое время секретарем горкома по идеологии, чем ему насолил Высоцкий в прошлой жизни, если так реагировать в настоящем? Ума не приложу!» – Мысли роились и расползались, пока я бегал по зданию в поисках ответственного редактора. Жанна, как обычно с кипой бумаг в руке подпирала стену курилки, пуская кольца сиреневого дыма. – Привет! Между прочим, полтинник с тебя, завтра Крещение. Гуляем!
— Без меня.
— Наслышана уже. «Статью о Высоцком зарежьте и в подвал». (Журн. слэнг)
Колись, что за нетленку сочинил, если Черного, говорят, чуть «Кондрат не обнял»?! – Жанна все сплетни и новости узнавала первой, которые распространялись по редакции со скоростью молнии.
— О Владимире Семеновиче написал к юбилею, а с главным не согласовал. Думал и так ясно, Высоцкий такой человек – легенда!
— Понятно, следующий раз знай: Черный сослан был из-за Высоцкого.
—Да, ну!
— Отвечаю! - Жанна залихватским жестом полоснула себя по двойному подбородку. - Иван Кузьмич работал в «Московском рабочем», была такая газета пролетариата. Борьба за власть велась по всем фронтам. Вот наш Ваня - дурачок и тискнул заказную статью о том, как зам.министра внешней торговли на очередной пьянке панибратским тоном бросил: «Володька спой про баньку, уж больно она под сибирскую водочку идет хорошо». – Жанна крепко затянулась, медленно выпуская дымок, тонкой струйкой.
— Жанночка, милая, не тяни! – Я взмолился, потому что история была действительно потрясающая.
— А что, Высоцкий?! Встал из-за стола, гитару за спину, и уехал. – Жанна пожала плечами.
— Ну, а Черный то, при чем здесь?!
— Так он в статье красочно описал, как на следующий день Юрию Леонидовичу Брежневу пришлось извиняться перед поэтом у него дома на Б. Грузинской. Сын царя Руси извиняется перед пиэтом под бдительным оком опричников. О век, какие были нравы!
— И за это сослали?! Гонишь ты, однако, подруга.
— Тупой ты, однако, Виталий, и не знаешь истории страны, в которой живешь и хлеб жуешь. При Генеральном секретаре ЦК КПСС Леониде Ильиче Брежневе увольнение из московской газеты всегда сопровождалась назначением в идеологический отдел районного комитета партии, какого-нибудь Мухосранца. – А то! Партия, руководящая и направляющая, своих не бросает, впрочем, как и сейчас! Прощайте товарищ! – Жанна бросила двойной подбородок на огромные бирюзовые бусы и, рассмеявшись, крепко пожала мою руку на прощание.
Усевшись поверх стола, я вполуха слушал рассуждения Гоги или Георгия Ивановича. Вечный и специальный корреспондент городской газеты «Северное сияние» Георгий Иванович Шемякин так и не сделал карьеры из-за преданного служения Бахусу, но писал великолепные очерки в толстые журналы, сжигая приличные гонорары в продолжительных запоях. Кроме меня у Гоги не было никого. Жена ушла давно, про детей он никогда не рассказывал, а диплом выпускника МГУ потерял по дороге в Сибирь. Связывало нас дружбой: умение Георгия Ивановича рассказывать, а мое слушать. На сей раз, и в тему, Гога читал отрывок из шабашки на стороне для областной газеты жириновцев: «Нормальный человек рождается с абсолютным вкусом, но уже в раннем возрасте этот вкус уродуется благодаря большевикам, что в 17-ом, что в 13-ом, но уже нового столетия. А дальше удивляемся, почему российский народ такой некультурный, вульгарный, злой. Включите телевизор и посмотрите, чем сегодня так называемая интеллигенция, кормит простого человека. Год, проведенный у такого экрана, просмотра всех этих шоу, вульгарностей, похабели, формирует такую молодежь, от которой общество может не раз "вздрогнуть" и ужаснуться». - Дверца книжного шкафа со скрипом приоткрылась, означая: «Пора!» Напольные часы пробили один раз; легким дуновением нанесло водочкой; раздался хруст соленного огурчика; миловидное личико секретарши через приоткрытую дверь сообщило с изуверской улыбочкой: «Вам предложено вернуться к Ивану Кузьмичу! А вам, Георгий Иванович, должно быть который раз стыдно выпивать на работе!» - Гога только развел руками и полез в банку за очередным огурцом, а я поплелся в след обворожительным ножкам, уверенно цокающими острыми каблучками по паркету.
Перемены в поведении редактора сразили наповал. Минуло лишь три часа, но передо мною предстала сама любезность. Страшные очки для вычитки были заменены на тонкие, в золотой оправе с лучистым взглядом «папы Карло». Костлявые пальцы с силой сжимали дугообразную спинку венского стула, бережно подставляемого под мои подкосившиеся ноги.
«Совсем худо, не к добру повеяло таким приемом», - шальная мысль скользнула в голове и умерла.
Иван Кузьмич сиял улыбкой Президента страны со стены редакторского кабинета. Ласковый голос вкрадчиво спрашивал: «Голубчик, что с вами? Водички, а в прочем нет! Зина, детка, коньячку нам с Виталием Семеновичем, для поднятия давления! А то, ныне погоды не сибирские!» - Тощая фигура в вечном, сером костюме взметнулась к окну в разводьях талой воды.
Словно по велению волшебной палочки перед моим носом оказалась расшитая под хохлому салфетка и коньяк с огромной плиткой шоколада в тарелочке с золотой каемочкой.
Пока варился кофе, Иван Кузьмич, расхаживал по кабинету, держа руки за спину, рассуждал о тех благах, которые сулят нашему городку идея самого губернатора - воздвигнуть над Обью памятник Владимиру Семеновичу Высоцкому.
« Представляешь, звонок! Поднимаю трубку», - Голос таинственно затих и тут же громогласно грянул, - Ушам не верю, губернатор области звонит! Я его вживую слышал только два года назад, и то, когда он нам разнос устроил. Помнишь ту статью о лесных пожарах? Читает значит наше "Северное сияние", читает!- Редактор подобострастно захихикал.
"Да, это его обязанность знать о жизнни своей области", -подумал я, но промолчал, не очень представляя своей роли в этой истории.
Предусмотрительная Зиночка сначала разлила по стопкам коньяк, и, одарив нас приветливой улыбкой гейши, поставила кассету. На экране появился Высоцкий в записи одного из своих концертов. Зал набит до отказа. Со сцены к зрителю катится спокойный, слегка ироничный, мужской голос, располагающий к теплому разговору с друзьями: «Для меня самая лучшая аудитория – это моряки и физики. Вот не знаю, почему. Так вот получилось: физики и моряки. Когда я в Москве выступал, в Черноголовке, в Дубне, в Серпухове, в Обнинске, всегда это было интересно мне, больше, наверное, даже, чем зрителям, потому что это всегда диалог единомышленников. Я пел на кораблях, на военных, на гражданских, пел в морских клубах. Сегодня я хочу вам спеть несколько песен, которые я писал о море»....
«Виталий, а это тебя касается лично!» – Голос шефа вернул к происходящему, - губернатор еще так сказал: «Я ведь, Иван Кузьмич, на подводной лодке служил. Люблю Высоцкого, без его песен автономка была, не автономка!» - Черный выдержал паузу, по-отечески рассматривая меня, продолжил: « Статью к юбилею пусть напишет тот морячок, Старов его фамилия. Есть такой? Вот и славно. Мы с ним в одной флотилии служили". - Правая рука взметнулась вдоль левого уха, и длинные жидкие волосы послушно легли на свое место. Иван Кузьмич с минуту раскачивался на журавлиных ногах, потом выключил телевизор.
«Главным нервом, связавшим поэта с миллионами людей на родине и далеко за её пределами стала великая поэзия Высоцкого, поэзия – картечь, заряженная в семиструнную гитару и бьющая наповал!» – На секунду редактор задумался, всматриваясь мне в лицо, затем пошарил по карманам, водрузил старые роговые очки на полководческий нос и побежал через толщину линз огромными глазами по каракулям на обрывке последней верстки завтрашнего номера. Превратившись в грозного редактора, властно приказал записать цитату губернатора, перечитал ее по слогам, процедив сквозь прокуренные зубы: «Не надо на меня глазами постреливать, гибче надо быть, гибче с начальством, тогда и сядешь на мое место! Я тоже вроде тебя был, молодой, чистоплюйствовал в профессии. – Словно, опомнившись, Черный замолчал и железным голосом добавил: «Все свободен, доработанный материал должен быть на столе, не позднее завтрашнего утра!»
Я поднялся, темный экран телевизора безучастно смотрел в нашу сторону. С внезапно накатившей злостью и отчаянием опрокинул стопку коньяка, и так хлопнул дверью редакторского кабинета, что портрет улыбающегося двумирата упал на соболиную шапку растерянной Зиночки.
Выхватив лист бумаги из принтера, размашистым почерком написал: «Прошу уволить по собственному желанию. Число, подпись».
Оттепель. Бреду в серых сумерках и тропе между сугробами тяжелого снега. Улица на окраине городка вдоль ветхих домишек за покосившимися заборами освещена плохо. Гога снимал у какой-то бабули комнату в одном из здешних домов. Старушка, как и многие из коренных жителей, была сослана «из Сибири в Сибирь» за участие в 37-ом в создании кадетско-монархического союза, а когда реабилитировали спустя четверть века из-за отсутствия события преступления, в Красноярск больше и не вернулась, где учительствовала до ареста. Недавно хозяйка умерла, и деревянный пятистенок по завещанию достался Гоге.
Вечеряли с Георгием Ивановичем, как и повелось у него: с водочкой, грибочками, жареной картошкой на сале и огурцами. В русской печи, занимающей половину кухни, тлели угли. На столе под красным, дырявым абажуром нехитрая крестьянская снедь, явно диссонирующая пузатой бутылкой от «Дома Хеннесси» с самогоном в канцелярском графине. Проставляясь по случаю своего увольнения, решил угостить старого друга хорошим коньяком. Гога долго рассматривал подарок, а потом полез в подпол. Пока он там гремел пустыми бутылками, я выслушал историю об основателе известного на весь мир напитка. Оказывается, началось все во второй половине 18 века, когда капитан Ричард Хеннесси, служивший в ирландском батальоне Людовика XV, был после тяжелого ранения списан со службы. Он купил поместье на территории провинции Коньяк и занялся виноделием.
«Сей труд очень тяжел, особенно в дегустации, вот она где родная!» – Радостный вопль снизу огласил большой дом. - И только через 19 лет отставной капитан привез бочонок нового вина в королевский дворец. Король попробовал, пришел в восторг от непревзойденного великолепия чудесного вина и приказал закупать его только у ирландца. Но, если бы король попробовал нашенский свекольный самогон, - Седая голова в обрывках паутины показалась из погреба с «четвертью» мутной жидкости, - Его Величество немедля издало бы для Франции королевский указ, никогда не соваться в Россию партии бонапартистов.
Коньяк так и остался не тронутым, а пили мы самогонку. Беседа, как и водится от политики и баб, перетекла к работе. Пришлось рассказать Георгию Ивановичу о поступке и причинах, побудивших меня к увольнению. Гога затребовал рукопись. Шатаясь, словно на палубе корабля в штормовую погоду, я двинул к цветным ситцевым занавескам, прикрывающим вешалку. Вытянув руки к полушубку, не удержался на ногах и рухнул на металлическую кровать с ляписными от ржавчины никелированными дугами. Провалившись в бездну беспокойного сна, не слышал, как заботливый хозяин дома снял с меня унты и укрыл стеганным одеялом, а сам ушел работать в другую комнату над статьей о В.С. Высоцком.
Приглушенный звук катушечного магнитофона семидесятых, голосом самого поэта вел обычный разговор со зрителями и слушателями на многочисленных концертах: «Иногда письмо может дать тебе новые силы работать. Например, я получил письмо от человека, который был командиром подводной лодки. У них потек реактор в Средиземном море. Они уходили с курса, по которому проходит много пассажирских судов, чтобы не загрязнить, не заразить воду. Очень долго не всплывали. У них возникли проблемы с кислородом. Да еще взрыв в отсеке – пришлось задраивать переборки. Всплывали в аврийном режиме. Последним лег в кессонный аппарат командир лодки. У него была кессонная болезнь. Это страшные боли. Говорят, что это непередаваемые, ни с чем не сравнимые боли. И он, чтобы не умереть от болевого шока, в течение двух суток просил ставить ему песню "Спасите наши души". В последствии командир лодки написал мне, что эта песня помогла ему выжить и вытерпеть боль. Такие письма стимулируют. Ты снова хочешь работать, и так родилась песня". - Струны ударили по нервам: "Спасите наши души!" - И мужественный голос , как воплощение подлинного героизма, полетел через открытую форточку по окраине городка, коих в России тысячи. Но в каждом из них, от старого до малого, знают этот голос, обнажающий правду о простых, советских людях.
Тяжелый сон под песни Высоцкого увлек меня на подмостки сцены. На троне король Франции Людвиг XV, но почему-то двойник Л.И. Брежнева. Я у его ног, на коленях связанными за спиной руками. Наш главный редактор Иван Черный, человек в сером костюме напротив, читает со свитка: «Вы думаете, он был гений? Всеобщий любимец? Смотрите: морфинист, слабый, растлитель малолетних, изменник, жертва. Как ты мог написать такое?! (Нога Черного придавливает меня к пыльной сцене). В фильме, который Вы собрались посмотреть, Ваше величество, как в капле, все слухи о Высоцком, которые сложены в кинематографические штампы. Прекрасная девица, готовая пожертвовать собой ради любви. Раз. Раскаявшийся чекист. Два. Хитрый импресарио. Три. И наконец, обычная наркотическая ломка! Но правда об очередном русском поэте, делает сценарий еще более ходульным из под пера этого борзописца, отрубите ему голову, Сир!»
Пыль душит меня. Продираясь с леденящим ужасом сквозь паутину сна, кричу, что есть мочи: «Не писал того сценария к фильму о Высоцком. Для меня он другой, человек, чей гений помогал многим обрести самые важные и самые человечные ценности!» - Подушка с недовольным котом упала на пол с взмокшей головы, и я открыл глаза. Молотом колотили в мозгах самогонные пары. Кукушка настенных часов, извещала о трех часах ночи. В соседней комнате горел свет. Георгий Иванович сидя за круглым столом, уверенно барабанил по клавиатуре ноутбука. Я перевел воспаленный взгляд и уставился в бородатое изваяние, которое качнулось в мою сторону с банкой рассола в одной руке и початой бутылкой Хеннесси в другой: «Хлебни, старина. Отпустит. Иначе, только хуже».
Правда, отпустило. Надоедливая кукушка напомнила о четырех часах ночи, а мы все еще беседовали за кухонным столом под храп Георгия Ивановича. Бородач, оказался художником - оформителем в местном кинотеатре. Судя по ностальгии о прошлом, и неприятии настоящего, ночной гость был ровесник Гоги.
Сдобрив мороженную стерлядь перчиком и лучком, Васильевич, как звали нежданного гостя разлил по стаканам остатки коньяка: «Пробуй, сам ловил, а «чушь» отец научил готовить, главное, чтобы проморозить рыбку хорошо! Ну, будем, за них, кого с нами нет!»
Не знаю, но мне было хорошо. Голова не болела, отдельные мысли бродили сами по себе, но никак не складывались в картину действий, наступившего сегодня, когда Рубикон пройден, а что дальше - нет ни малейшего представления. Газета в нашем захолустье одна, местное телевидения в час вещания, а учительствовать не стану- не мое.
«Ты чего давеча, так заорал. Приснилось, что по-пьяне ?!» - Гость, потянул за цепь и, гиря, стилизованная под елочную шишку, поползла вверх от лохматой гривы художника.
— Несколько бездарей-аферистов решили подзаработать на имени поэта. И, ****ь, хотя я и не пошел на премьеру, а ощущение, что меня обманули, осталось, как только начинаю посты и комменты по теме смотреть.
— А, это ты о том, как Костя Эрнст и Никита Высоцкий срубили с лохов деньжат, не затратив своих ни копейки. По-моему, это напоминает одну из глав "Приключений Гекльбери Финна" - постановку" Королевского Жирафа.
— Вот, вот, а мне чуть за этот бездарный сценарий голову не снесли, правда, во сне! – Улыбнувшись, начал разливать самогон.
— Пас! – Васильевич перевернул вверх дном граненый стакан.
— Тогда чаю! Один тоже никогда не пью. – Я начал возиться у печки, подбрасывая в топку березовые поленья.
— "Ковыряльщиков" грязного белья и болячек великих и известных мало интересуют основные достоинства и черты их. А ведь это самое главное! Да, Высоцкий страдал запоями, лечился от них, боролся с ними. Да, кореша - соотечественники из Франции «посадили его на иглу». И все, знавшие Семеновича близко, понимали – это, все ****ец! Но, стоит вдуматься: человек умер в 42 года! Даже если пил и кололся, сколько же нужно было ему отдать лет, дней, ночей, часов исступленной творческой работе, чтобы достигнуть таких высот в области авторской песни, создания прекрасных поэтических произведений, великолепных ролей в театре, кино! – Художник, начал шарить по карманам, в поисках папирос.
«Заметьте, уважаемые при постоянной травле со стороны "правоверных" чинуш и бюрократов! Вспомните финал фильма: что Высоцкий в конце картины записывает буквально на коленке?» - Гога повернулся к столу, протягивая руку к стакану. – Плисните на два пальца! – С громким выдохом выпил и неожиданно продекламировал:
Мой черный человек в костюме сером!..
Он был министром, домуправом, офицером,
Как злобный клоун он менял личины
И бил под дых, внезапно, без причины.
И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: "Спасибо, что живой".
«Боже праведный, а мой Черный человек в сером костюме?!» - В глазах стоял суровый главный редактор. - "У каждого в судьбе появляется такой человек. Только для одних он кара небесная, для других лишь его Величество Совесть. Дуэль с черным человеком, какова бы ни была его природа, служит своеобразным духовным испытанием для творческого человека, поводом к беспощадному самоанализу», - Прихлебывая чай на травах, я судорожно цеплялся за строки будущей статьи: «Если дуэль выиграна, пусть гениями: Высоцкими, Есениными или Рубцовыми, неминуемо наступит расплата. И вот, с одной стороны, Никита Высоцкий увековечивает память о своем отце, создает прекрасный музей Высоцкого, организует фестивали, связанные с именем и творчеством своего грандиозного отца, а затем пишет сценарий и создает этот фильм, который по сути неосознанная, подсознательная месть его сына, который в силу сложившихся обстоятельств был оставлен отцом». – Неистово, до умапомрачнения, захотелось увидеть скандальный фильм. Я сгреб полушубок и под удивленные возгласы друзей, выскочил на морозный воздух. Снег скрипел под ногами. Полная луна освещала ярко тропинку, запорошенную набело недавним снежком. Я спешил к автобусной остановке, где желтым маячком горели шашечки такси.
Заспанная, Жанна открыла с третьего звонка: «Старый, ты пришел на мне жениться в такую рань или занять денег?!» - Ее плотная фигура в домашнем халате закрыла проем двери.
Я чмокнул хозяйку в лоб и достал из-за спины букет роз: «Жанночка, милая, я должен остаться на работе!» - Ошарашенная женщина приняла цветы и отступила в коридор под моим натиском . – Виталий, у тебя случайно не белая горячка, я тут про «запойных» статью писала?
— Нет, все в порядке, но от стопки водки не откажусь. Включи тот самый фильм, который я подарил тебе на день рождения, о Высоцком! - Я взглянул на часы, часовая стрелка остановилась на цифре 7, а минутная кралась к 10.
—Вот, теперь поняла! Но смею вас разочаровать, коллега, к юбилейной статье он имеет тоже отношение, что еврей к лопате!
Когда на экране побежали титры с просьбой не принимать на себя узнаваемые образы действующих лиц, Жанна поставила на стол чашку кофе и погладила меня по голове: «Эти люди не должны заниматься кинематографом. И без того наша культура переживает отчаянные времена, так ещё «такой фильмой» наносится прямой удар и по культурному наследию, которым Высоцкий безусловно является. Так и напиши, дарю».
- Ты права, Владимир Семенович, не заслуживает такой вот памяти, и роль черного человека за кадром, которую сыграл не киношную, а по жизни его сын - слишком жестоко. Да, и в фильме нет той потрясающей харизмы великого человека. Высоцкого нужно и можно сыграть лишь только так, как сам Высоцкий играл на сцене и в кино других людей — талантом, вживанием в образ, голосом, глазами, жестами, своей энергетикой.
Поблагодарив и, извинившись за дерзкое и непозволительное вторжение, я раскланялся.
Жанна долго крутила пуговицу моего полушубка, словно собираясь взять на память, а потом тихо сказала: «Жаль, что я не в твоем вкусе, а у нас могло бы получиться, потому что ты другой. Давай подвезу до редакции, расчет я думаю готов. Вечером Зинка звонила посплетничать. Главный подписал твое заявление».
— Спасибо, зайду после обеда. – Я поцеловал Жанну в щеку и вышел за дверь. Измотанный событиями прошедших суток, уставший и злой добрался до дома только через час. Пробки к реке с освещенной для крещения прорубью растянулись, как никогда. Не раздеваясь, рухнул на диван своей комнаты и проспал так несколько часов. Разбудил непрекращающийся звонок сотового телефона: «Виталий Семенович, что с вами? Обзвонила всех и все, даже морг!» - Последняя фраза неугомонной Зиночки заставила окончательно проснуться.
— А что собственно происходит? – Сдирая с потной шеи мокрый шарф, я пытался понять сколько времени. Комнату накрыли сумерки.
— Да, вы что! Через час в городе садится вертолет Губернатора. Он приказал Ивану Кузьмичу: «Автору замечательной статьи о Высоцком быть на встрече с главой региона, которая, между прочим, уже через два часа в городской администрации, вот записано!» – И видимо, приложив ладонь к телефонной трубке, зашептала: «Черный весь на нерве, тебя приказал доставить живого или мертвого, но не бухого!»
В памяти вспыхнула картинка дивной ночью с карпеющим над компьютером верным другом, и смутное сомнение начало терзать душу. Придерживая ухом трубку сотового, я бросился в зассаный подъезд к почтовым ящикам. До Георгия Ивановича было не дозвониться. Очевидно, запой после вчерашнего. Развернув газету, я остолбенел: передовица о подготовке города к юбилею, 75 - летию Высоцкого. Глаза бегали по строчкам моих мыслей, но написанных более талантливой рукой: « Сегодня я пишу о советском Человеке, чей Гений помогал многим обрести самые важные и самые человечные ценности. Как это не страшно прозвучит, но судьба Владимира и не могла быть иной. Не могла потому, что жизнь его сгорела скорым, но ярким, жарким и полным смыслов костром, у которого мог согреться каждый из нас, современников великого Высоцкого. Владимир Семенович был прозаиком и драматургом, замечательным театральным актёром и актёром кино, снявшимся более чем в двух десятках фильмов. Но главным нервом, связавшим его с миллионами людей на родине и далеко за её пределами стала великая поэзия Высоцкого, поэзия – картечь, заряженная в семиструнную гитару и бьющая наповал!
Гений Высоцкого принес ему всенародную славу. Обладая великим Даром и широкой душой, он не щадил себя даря нам возможности радоваться и печалиться, любить и ненавидеть, а главное верить и надеяться! Высоцкий помогал нам жить, всем вместе и каждому в отдельности, он поддерживал нас своей большой правдой.
Время просит ответить Владимиру Семёновичу нашей искренней любовью и поддержкой. Нужно поддержать память о нашем Высоцком в знак благодарности за всё, что он отдал и продолжает отдавать даже после смерти каждому из нас. Нужно поддержать память о нём для потомков, для того чтобы и они смогли понять и принять большую правду человеческой жизни. Нельзя оставаться равнодушными, позволяя черстветь сердцам и мельчать душам. Давайте вместе приложим силы, чтобы Владимир Высоцкий остался современником нашим потомкам!
Друзья! Мы обращаемся к вашей памяти и к вашим сердцам! Мы объявляем сбор добровольных пожертвований на установку памятника Владимиру Высоцкому в нашем городе. Все приславшие пожертвования, будут отмечены на страницах книги памяти о Владимире Семёновиче, которая будет храниться в музее Высоцкого в областном центре, а также получат благодарственные письма и фотопортрет поэта.
На базе редакции газеты, которую Вы сейчас держите в руках, под личным патронажем Губернатора, создана рабочая группа, в состав которой вошли представители бизнеса и творческой интеллигенции по разработке проекта увековечивания памяти, но никак не маски. И только тогда это будет Высоцкий! Живой Высоцкий".
Через час в редакции меня утопили в овациях. Иван Кузьмич демонстративно порвал приказ об увольнении. Не скрою было чертовски приятно принимать поздравления, организованные самим главным редактором. На них не было только моих друзей Жанны и Гоги. Черный человек, "который во мне сидит" принял единственное и правильное решение. Стоя перед залом в присутствии самого Губернатора, я попросил все же уволить меня по собственному желанию.