Я знал, что это последняя стрелка. Сейчас поезд выйдет на правый путь, подкатит к перрону вокзала и, как всегда, у вагона будет стоять Федор Андреевич. Мой шофер и верный друг. Когда я приезжал в первый раз, то, конечно, не было ни Федор Андреевича, никого…
На меня нахлынули воспоминания. К тому времени я был уже довольно опытным инженером, хотя по должности всего лишь начальник группы. Я был специалистом по монтажу и наладке оборудования. Но уже второй год работал конструктором.
В тот день ко мне подошла секретарь главного конструктора, назвала меня по имени-отчеству и попросила прийти к шефу. Странно, что секретарь пришла лично. Обычно она звонила начальнику бюро, обращалась к нему по фамилии и говорила, что главный конструктор приглашает того-то. Заинтригованный, я пошел к главному. Он читал какую-то бумагу. Не глядя на меня, взял со стола телеграмму и протянул мне. Красными буквами на ней было напечатано: «Правительственная». Читаю текст: «Командировать Васильева Василия Васильевича прибытием двадцатого числа в министерство. Замминистра Котов Ю. В.» Главный, не обращая на меня внимания, был увлечен чтением какого-то документа, очевидно, очень важного. Я еще раз прочитал текст, да, все правильно: фамилия моя, имя мое, отчество тоже. Но должность моя слишком мелкая, чтобы общаться напрямую с министром или его заместителем. Это дело главного инженера, главного конструктора, а в их отсутствии – замов. Но для ведущего инженера-конструктора не тот ранг. Правда, когда я работал в монтажном отделе, то приходилось общаться даже с заместителем председателя Правительства. Но тогда и звание было – официальный представитель завода. Наверное все-таки ошибка. Главный оторвался от бумаг и ответил на мой вопросительный взгляд:
- Не знаю. Позвонил куратору, тот сказал, что вопрос на месте. Так что давай оформляй командировку. Оттуда позвонишь.
В назначенный день я прибыл в министерство, поднялся на четвертый этаж в приемную замминистра, секретаря нет, помощник. Я подал телеграмму, он критически осмотрел меня с ног до головы, сказал:
- Подождите.
Я сел. Из кабинета вышел какой-то мужчина, тоже оглядел меня критически. Помощник зашел за двойную дверь со звуконепроницаемым тамбуром, через несколько секунд вышел и пригласил:
- Проходите.
Навстречу мне вышел мужчина среднего роста, в очках, голова немножко отброшена назад - такое впечатление, что он хочет из-под очков посмотреть. Протягивает руку, называет меня по имени-отчеству, что для меня странно, предлагает присесть за приставной столик и говорит:
- Пусть Вас не удивляет, что мы Вас пригласили сюда. Вы знаете, что такое новый энергетический комплекс?
- Да, в газетах читал, по радио слышал.
- Так вот. В этом комплексе должно быть двадцать миллионов установленной мощности – это сорок блоков по пятьсот мегаватт. Это тепловые станции, они будут обеспечиваться углем из открытого карьера. Правда, уголь не очень хороший, зольность его составляет пятьдесят процентов. Расход металла на приготовление топлива доходят до пятисот грамм на тонну. Если все это пересчитать на сорок блоков, то, практически, один металлургический комбинат должен работать, чтобы обеспечить эти сорок блоков размольными элементами. Причем металл здесь должен быть износостойким, хромоникелевым. Этот металл потом не вернется в народное хозяйство, а будет разбросан по степи вместе с золой. Поэтому принято решением ЦК КПСС и Совмина о закупке лицензии на оборудование, на котором расход металла составляет примерно двадцать грамм.
Я, честно говоря, не понимал, о чем говорит замминистра. Он догадался:
- Для Вас это, конечно, непонятно, поскольку вы чистый гидравлик, но мы приняли решение назначить Вас на освоение этой лицензии.
- Но я ведь нисколько не разбираюсь ни в размоле угля, ни в строительных материалах и, тем более, в тепловых станциях. Совершенно другая специальность.
- Это знаем. Но, тем не менее, выбор пал на Вас. Хочу предупредить, что освоение будет не в Ленинграде и не в Москве. Мы выбрали один из уральских городов – Октябрьск. Завод там градообразующий. То есть там такое переплетение родственных и дружеских связей, что Вам придется там нелегко.
- Но ведь я...
- А Вы что не понимаете, что Вас Партия посылает?
- Понимаю! У меня отец с шестнадцатого года в партии, и он поездил по стране...
- Теперь Ваше время настало. Там главный конструктор завода не оправдал своего звания. Его придётся заменить. Не беспокойтесь, в Ленинграде Ваше жилье будет забронировано, а там Вам по всем нормам предоставят приличную квартиру. Сегодня вечером Вы выезжаете на завод, познакомитесь. Впрочем, у Вас есть там знакомые…
- Да, у меня там есть знакомые.
- Тем лучше.
Он поднял телефонную трубку, запросил:
- Октябрьск, директора.
Соединили быстро. Замминистра был краток:
- Богдан Александрович, к Вам сегодня выезжает Васильев Василий Васильевич Да-да-да, по лицензии. Будьте любезны, встретьте и обеспечьте гостиницей.
Положил трубку и опять ко мне:
- Съездите, посмотрите, ознакомьтесь, а потом мы продолжим наш разговор.
Вопрос был решен.
- Забронируйте билет на сегодня для Васильева - сказал он помощнику.
Я прибыл в тот город, вышел на перрон, постоял, народ разошелся. Я остался один. Меня никто не встречал. Встреча не состоялась. На привокзальной площади взял такси, доехал до гостиницы. Здесь брони тоже не оказалось, как и мест. Я начал упрашивать администратора дать мне место под честное слово, а бронь с завода я обязательно привезу. Поскольку завод был практически градообразующий, мне поверили и заселили. Я привел себя в порядок с дороги, полистал записную книжку, нашел номер телефона своего знакомого. Когда-то студентом он был у меня на практике, а сейчас он уже возглавлял монтажный отдел. Приезжая в Ленинград, он всегда мне звонил, мы встречались, у нас сложились довольно дружеские отношения. Я позвонил. Мне повезло – он оказался на работе. Я сообщил, что приехал в Октябрьск, поселился в гостинице. Иван Петрович тут же откликнулся:
- Сейчас приеду.
Мы встретились. Я ему рассказал, по каким делам оказался здесь.
- Да, в хороший переплет Вы попали.
- Что так?
- Правильно сказал замминистра, что здесь родственные и дружеские связи настолько переплелись, что очень сложно работать.
- Ты же быстро стал начальником.
- На должностях, на которых надо пахать, такие, как я, а где блага получать, там совсем другие. Вы это сами поймёте.
- Вот ты как специалист расскажи, что к чему. Что из себя представляют эти изделия. Введи меня в курс дела, чтобы мне не быть при разговоре с главным инженером и с директором вообще профаном.
Мы долго проговорили. Он подробно рассказал об изделиях, которыми мне предстоит заниматься. Расспросил я его о заводе, о людях, о руководстве. Я предположил, что главный конструктор пожилой человек, поэтому ему сложно осваивать лицензию.
Но Иван Петрович возразил:
- Нет, наш главный еще молодой, примерно Вашего возраста. Но... – замялся мой приятель, - неудобно говорить, у него прозвище…безмозглый.
- Как?
- У него фамилия Безухов, а его называют Безмозглый.
- Главный конструктор разве может быть без мозгов?
- Мозги может быть у него и есть, а вот принятие решения он всегда перекладывает на других, чтобы не отвечать за последствия. Я сам много раз в этом убеждался. Он большой мастер подстав. Сами разберетесь. Всем управляют здесь коммерческий директор и замдиректора по социально-бытовым вопросам Коровин. Он вечно пьяный и вечно жует. Не сочти это за сплетни, но жизнь такая в маленьких городках.
Мы приехали на завод. Я зашел к главному инженеру. Спросил у него:
- Почему такой вопрос стал в Министерстве, что другого человека присылают сюда из Ленинграда, чтобы заняться лицензией?
Он откровенно ответил:
- Министерству не нравится наш главный конструктор, а нам он нравится. А всяких варягов мы не любим.
Он запнулся:
- Вот так. Надо дальше комментировать или нет?
- Не очень-то и надо.
- Пойдемте к директору.
Он нажал кнопку на селекторе, директор ответил: «Заходите».
Директор вышел из-за стола, поздоровался со мной и глаза отвел в сторону:
- Понимаете, я поручил, чтобы Вас встретили. Но на вокзале Вас не нашли…
- Да, очень сложно было заметить одинокую фигуру на пустом перроне. Наверное поэтому не забронировали и место в гостинице. Да, кстати, я обещал в гостинице, что я привезу бронь. Под мое честное слово дали номер. Будьте любезны, забронируйте и копию брони дайте мне на руки. А то я боюсь, вдруг факс там не сработает, или кто-нибудь забудет передать.
Директор прикусил нижнюю губу, очевидно, ему пришлось не по душе такое высказывание. Он предложил:
- Присаживайтесь.
Главный:
– Я пойду к себе.
Мы остались наедине с директором.
- Расскажите о себе.
- А стоит ли? Еще не знаю, будем ли работать вместе.
- А Вы что, не хотите у нас работать?
В это время зазвонил телефон. Он поднял трубку и как бы для меня сказал:
- Да, Юрий Владимирович, приехал. Он уже пришел, сейчас у меня. Но он вроде не хочет с нами работать. Как бы отказывается...
Я на него посмотрел, он протянул мне трубку. Я поприветствовал замминистра и на его вопрос: «В чем дело?» – ответил: «Да нет, ничего. Просто у нас еще разговор не состоялся. Я две минуты назад как зашел, пока еще ни о чем конкретно не поговорили», – «Обстоятельства изменились. Ты сегодня же выезжай в Москву».
Я положил трубку, обратился к директору:
- Будем ли мы вместе работать или нет, решать Министерству. А сейчас я бы хотел познакомиться с документацией, и пусть мне поможет не главный конструктор, а зам. главного инженера.
Он на меня вопросительно посмотрел.
- Еще я хотел бы с Макаровым кое-какие вопросы обсудить и посмотреть завод.
- Хорошо.
Он нажал кнопу:
- Павел Васильевич, зайдите ко мне.
Зашел чуть ниже среднего роста мужчина, с проседью, лет ему уже, наверное, за пятьдесят, поздоровался. Директор сказал:
- Вот, Павел Васильевич, это Василий Васильевич. Расскажите, что он попросит, ответьте на вопросы, покажите завод.
- Хорошо.
Мы прошли в его кабинет. Я пояснил, что меня интересует документация на лицензию, станочный парк, литейное и сварочное производство. Что я не специалист в размольном оборудовании, и мне в основном придется заниматься освоением лицензии, поэтому мне нужна поддержка. А сейчас мне нужно знать, как идёт подготовка производства к освоению лицензии.
Он был напряжен, на все вопросы отвечал, взвешивая каждое слово. Потом прошли по цехам.
Конечно, завод хороший. Он после войны должен был выпускать гидротурбины. Даже с Ленинграда было много конструкторов сюда направлено. Потом кто-то назад вернулся, другие в Москву переехали. В хрущевские времена были приняты решения о развитии не гидроэнергетики, а тепловой, поскольку гидроэнергетика требует больших капитальных вложений, тепловая же меньше, хотя такие станции все время расходуют уголь, мазут, газ. А гидротурбина – это единовременное значительное капитальное вложение, а потом это практически вечный двигатель. Затраты эксплуатационные и ремонтные несравненно ниже, чем на мазут, на газ или уголь. Но, тем не менее, завод профилировали под углеразмольное оборудование.
Так я провел практически весь остаток дня. Потом я зашел к директору и поинтересовался, есть ли бронь на гостиницу, попросил, чтобы мне все-таки выдали письмо с его подписью. Я понял, что для него это неприятный разговор. До отъезда поезда оставалось полтора часа, поэтому я сказал:
- Надеюсь, у Вас есть машина, чтобы довести меня до гостиницы, а потом и на вокзал.
Он опять закусил нижнюю губу. Но нажал кнопку, сказал помощнику, чтобы мне предоставили машину. Я поехал в гостиницу. Шофер был пожилой, как мне показалось, под шестьдесят. Подъехав к гостинице, я попросил его подождать, он ответил: «Да-да, конечно». Я отдал администратору письмо о бронировании места, та сказала, что у них факс уже пришел.
- Вот видите, я не подвел Вас. Но, извините, должен Вас покинуть.
Я рассчитался, поехал на вокзал. Билет тоже был забронирован.
Заместитель министра меня сразу принял. Я ему рассказал о своих впечатлениях:
- Все как Вы говорили: никто не встречал, даже не забронировали гостиницу. Очевидно, и в дальнейшем будет не лучше. Не хочу туда возвращаться…
Он открывает чертеж и показывает:
- Вот смотрите, вынуждены на объекте держать ремонтный цех, чтобы вот эти дефекты устранять – здесь болты рвутся.
Как монтажнику мне сразу стали ясны напряженные узлы и я изложил своё мнение, что их должны расчетчики еще раз пересчитать. Он отложил чертеж, произнес:
- Сейчас идите, отдыхайте, а завтра к девяти будьте у меня.
Я вышел, секретарь выдала мне бронь на гостинцу. Устроился, погулял по Москве. Утром пришел в приемную, а там сидит директор Октябрьского завода и с ним еще несколько человек. Поздоровались. Секретарь доложила замминистра, что я пришел, оказывается, меня одного ждали. Он вышел, поздоровался со мной за руку:
- Хорошо, что вовремя пришли. Пойдемте.
Он пропустил меня вперед, потом прошли еще два человека, которых я не знал, очевидно, министерские работники, до этого они беседовали с директором. Все спустились на второй этаж к министру. Там ожидало еще два человека, все они были знакомы с директором. У министра Юрий Владимирович представил меня:
- Вот Василий Васильевич, мы ему решили поручить это дело.
Министр сказал:
- Да, поручаем тебе освоить эту лицензию, по которой есть специальное постановление ЦК и Совмина. И помни, что из лицензии нужно выжать все, что возможно, – каждая мелочь, каждая деталь должна быть проработана, учтена и в нашем хозяйстве использована. А если кто-нибудь из этих, – он указал на присутствующих (я в то время не знал, что среди них были начальники технического, производственного и финансового управления) – и особенно вот этот, – указал на директора – будут тебе палки в колеса вставлять, мешать тебе, вредить, а тебя особо предупреждаю, – указал на директора еще раз пальцем, – если что-то будет не так, звони мне. Вот телефон, видишь, стоит. На твоем столе будет точно такой же. Немедленно сообщай мне о всяких казусах, а я уж найду управу. Понятно? Ты назначаешься главным конструктором. Почему главным конструктором? Есть такой опыт в нашей Стране, когда назначается не замдиректора, не главный инженер, а именно главный конструктор, ответственный за такие вещи. Должность подчинена мне. Твое дело – техническая сторона, никакие хозяйственные заботы тебя не должны беспокоить. Не стесняйся обращаться ко мне и Юрию Владимировичу.
Вот с таким напутствием я вновь выехал в тот город. С директором договорились, что подберут мне «жилье», а пока остановился в квартире гостиничного типа, где останавливается министерское начальство. Через месяц ко мне приехала семья. Я создал новый конструкторский отдел. Мне предстояли командировки, необходимо было заключить договора с научно-исследовательскими институтами нашего и других Министерств, следовало привлечь к работе и некоторые конструкторские бюро закрытых производств.
Мне пришлось ехать в ФРГ, на фирму, с которой было заключено лицензионное соглашение, а также в компании, где предстояло закупать оборудование.
Когда я возвращался из очередных командировок, мне все время говорили, что квартира ремонтируется. Она располагалась в хорошем, удобном месте, недалеко от завода, в сталинском доме. Но ремонт шел очень медленно. Я заходил, смотрел. К примеру, ванная выкладывается плиткой. Через три-четыре дня заходил вновь. Вторая половина ванной комнаты выкладывалась уже другой формы и цвета плиткой. Делал замечание мастеру, он давал указания срубить плитку. Потом ждали, пока привезут новую. Меня это раздражало, но пришлось смириться с таким темпом работ и с переделками. Иногда мне казалось, что ремонт затягивается умышленно. И вот в очередной раз вернулся из ФРГ, из Министерства звоню жене в гостиницу. Отвечает мужской голос, что таких нет. Дежурная пояснила: «А они съехали уже». Я обрадовался, что квартиру наконец-то отремонтировали. Приехал в город. Федор Андреевич был уже моим шофером, встретил меня. Забрал у меня портфель, сели в машину. Он спросил, куда ехать. Я говорю:
- Домой.
- Вы знаете, где Ваш дом?
- Да. Я звонил в гостиницу, там жены не оказалось, очевидно, отремонтировали квартиру.
- Ее долго еще будут ремонтировать.
Я не понял:
- А где же моя семья?
- Знаете, Васильевич, я не сексот, но и не подлец.
- Так в чем же дело?
- Да понимаете, Вы уехали и директор уехал. Его обязанности исполнял коммерческий. Я был дежурным шофером. Меня вызывает по телефону, надо с турбазы привезти Воробья, Корову и Безмозглого.
- Не понял.
- Воробей – это коммерческий директор , Корова – замдиректора, а Безмозглый – бывший главный конструктор.
- И что?
- Разговор у них был нехороший при мне. Воробьев дает Коровину поручение: «Директор сейчас уехал, этого типа тоже нет. Давай-ка его бабу засунь в мужскую общагу. Хоть и называют тебя Безмозглым, но это ты хорошо придумал, пусть его бабу мужики там полапают, может она сбежит, и он отсюда сорвется». Я сказал ему, что это подло, а Воробей мне сказал: «Раскроешь пасть – до пенсии не доработаешь». Понимаешь, я не могу терпеть, и вынужден сказать, что вот такую подлость Вам сделали.
Я не знал, что ответить. У меня в голове не укладывалось, как это они могли мою семью переселить в мужское общежитие?
- Да, еще этот Безмозглый Коровину говорит: «А ты прикажи там коменданту, чтобы он с туалета щеколды поснимал». Это совсем подлость была.
Федор Андреевич помолчал, потом продолжил:
- Я не мог эту подлость перенести и сказал Краевскому.
Я знал, что Краевский у нас на заводе бригадир зуборезчиков.
- Почему Краевскому?
- Да он в молодости, как сейчас говорят, был здесь авторитетом. Так он пошел в общежитие и коменданту на своем языке объяснил. В общежитии есть отдельные комнаты, типа квартиры сделаны, для командировочных. Вашу семью поселили туда. Ни Воробьев, ни Коровин не знают.
- Спасибо, Федор! Тогда давай побыстрее на завод.
Все в душе кипело, хотелось, как говорят, крови. На заводе сразу зашел в кабинет директора. У него совещание. Я попросил:
- Сделайте перерыв. Очень срочный разговор.
- Мы сейчас.
- Сделайте перерыв! – И обратился к присутствующим: - Вы извините, пожалуйста, очень срочный разговор, покурите пока.
Все с удовольствием вышли. После того, как меня назначили главным конструктором завода, я дал себе слово со всеми быть исключительно на «Вы» и не употреблять матерных слов. Но здесь я не сдержался. Как только дверь закрылась за последним, у меня вырвались крепкие слова, я перешел на «ты» и наговорил много неприятного:
- Ты, очевидно, плохо помнишь, какие права дал мне министр: если мне кто-то будет мешать, то обращаться лично к нему. Так вот я сейчас здесь, с твоего кабинета, обращусь к министру. И не думаю, что ты после подлости, которую мне устроили, останешься в своем кресле.
- Подождите, подождите, Васильевич, в чем дело? В чем дело?
- Ты из себя строишь интеллигентного человека, и на такую подлость пошел!
- Ничего не понимаю, о чем говоришь.
Я уже положил руку на министерский телефон:
- Ах, ты не понимаешь, тогда вызови сюда Коровина и спроси, отремонтирована ли моя квартира и где моя семья.
- Да, наверное… Уж сколько времени прошло!
- Да, времени много прошло. Вот вызови, его, а я послушаю, вот сюда за ширму встану.
Он нажал на кнопку и попросил:
- Петр Филатович, зайди ко мне.
Через пару минут заходит Коровин. Первую дверь тамбура закрыл, вторую оставил открытой. Как обычно, жует и явно выпивший. Директор спрашивает:
- Отремонтирована квартира для Васильева?
- А хрен ему не нужен? Квартиру... Нехай поживет в общаге.
- В какой общаге?
- А мы тут с Воробьем и Безмозглым придумали. Пока его нет, выкинули его бабу в мужскую общагу. Нехай там мужики полапают его бабу, и она сбежит.
У меня не хватило выдержки. Я вышел из-за ширмы. Коровин увидел меня, открыл рот, не может понять, откуда я здесь взялся. Ничего сказать не может.
Директор закричал: «Что?» – схватил калькулятор, а в то время они были увесистые, запустил в него, тот смотрел на меня и не успел защититься – калькулятор попал ему в лицо. Я видел, как брызнула кровь. Я хотел его задушить. Директор заорал: «Вон!», – тот попятился, потом развернулся и ударился лицом об открытую дверь, упал, подскочил и выбежал.
Директор плюхнулся в кресло. Я подошел, положил руку на министерский телефон, он посмотрел на меня, посмотрел на телефон, помолчал. Я тоже молчал.
- Не знал. Честное слово, не знал. Не проконтролировал.
Я молчал, держа руку на телефоне. Директор достал бутылку боржоми, налил в стакан, выпил, нажал на кнопку:
- Виктор Петрович, зайдите ко мне.
Зашел Виктор Петрович – начальник ЖКХ, мне кивнул, я ему ответил.
- Виктор Петрович, где твой зам сейчас?
- Да у себя.
- У нас в гостиничной квартире есть сейчас кто-нибудь?
- Да нет никого.
- Значит так, позвони своему заму, чтоб он сейчас же пошел в гостиничную квартиру навести там порядок. А ты пойди в лабораторию, Людмилу Ивановну знаешь?
- Да, конечно.
- Возьми ее, на моей машине перевезите ее из общежития в квартиру.
- Наконец-то.
- Что «наконец-то»?
- А то: я вам три докладных писал.
- О чем?
- А вы спросите своего помощника, о чем.
- Как?
- Вот и узнаете, как. Я пошел выполнять, - и опять мне кивнул.
Я стоял, держа, как говорится, руку на пульсе – на министерском телефоне. Директор нажал еще одну кнопку, зашел замдиректора по капитальному строительству. В это время попыталась зайти секретарь с главврачом санчасти, директор заорал на них: «Вон!». Секретарь, бледная:
- Извините, извините, но у нас несчастье.
- Что за несчастье?
- У коммерческого, – начал говорить главврач, - инсульт, полная парализация левой стороны, и речь отнялась. Что прикажете?
- Что мне приказывать?! Ты главный врач, ты и решай!!!
- Может его куда-то в область или Москву.
- Никакой области! В общую палату его, как всех, так и его. Ты меня понял? В общую палату! А я проверю.
Главврач и секретарь попятились, попятились и ушли. Директор обратился к заму по капстроительству:
- Владимир Петрович, я тебя попрошу, сходи на квартиру, выделенную Васильеву, посмотри, что там, как, ну, не мне тебе объяснять, срок сдачи этой квартиры. Я завтра зайду туда, после обеда. Остальное решим там, на месте.
- Хорошо.
Он хотел еще что-то сказать, потом посмотрел на меня, и ничего не стал говорить. Я все также стоял, держа руку на пульсе, произнес:
- Приказ?
- Хорошо, – он сам начал писать, – на кого?
- Коровина – уволить, Безухова – уволить, помощника твоего уволить и докладную министру об освобождении коммерческого от должности.
- Но он сейчас болен.
- Тем более.
Он стал писать, потом спросил:
- Основание?
- Основание? Так и пиши. Саботаж выполнения постановления ЦК и Совмина.
Он поднял на меня глаза:
- Прям так писать?
- А что? При тебе был разговор у министра. Это самый настоящий саботаж.
- Давай какой-нибудь смягчающий.
- Да что хочешь, то и пиши. Но чтоб я этих не видел на заводе – ни Коровина, ни, как ты говоришь, Безмозглого. А того уже Бог наказал. И твоего помощника. А кстати, ну-ка, скажи помощнику, пусть принесет сюда докладные, которые он не пропускал.
Директор нажал кнопку, зашел помощник.
- Принеси мне докладные, которые писал Виктор Петрович.
- А-а-а, да-да, а-а, вот нет, я их как бы направил Коровину… И там я не знаю, где там у Коровина.
Я снял руку с телефона, дав понять, что у нас разговор заканчивается.
- Насчет формулировки - это Вам решать с юристом. Мои условия такие: чтобы я эти рожи на заводе не видел и чтобы они мне не попадались на глаза.
Я пошел, обходя капли крови, которые оставил Коровин. В приемной толпился народ. Это были приглашенные к директору на совещание начальники цехов и служб. Некоторые из них сидели, другие стояли, разговаривали. Когда я вышел, все встали, как по стойке смирно, и устремили на меня свои взгляды. Я извинился, что пришлось прервать совещание из-за срочного разговора с директором.
По селектору услышал голос директора: «Меня нет. Совещание отменяется, пусть все расходятся».
Я пришел к себе в кабинет, поздоровался с секретарем. Она, как обычно, задала вопрос:
- Вам чай или кофе?
Я на это отвечал: «…и почту». Она отлично знала, что я кофе не пью, только чай. Она же любительница кофе, поэтому всегда спрашивала и про кофе, и у нас сложился ритуал. Она занесла мне почту, не успел я открыть папку, как не просто вошел, а ворвался довольно молодой человек, Виктор Александрович – начальник ОВК, ему едва ли перевалило за тридцать. Он был общительный, веселый, и с уникальной памятью. Он знал все номера чертежей деталей и заготовок, поставляемых по внешней кооперации, еще он знал всех главных инженеров, директоров этих заводов, их фамилии, имена-отчества, и, что даже странно, членов их семей. Он был одним из первых, с кем у меня сложились дружеские отношения.
Он сразу же выразил восхищение:
- Ну, Васильевич, Вы дали! Это ж надо было одним ударом двоих уложить! Вот это здорово! Хорошо Вы ему вмазали! Столько кровищи по всему коридору, по всей приёмной!
- Постой, Виктор Александрович, ты о чём?
- Как, о чём? Вы ж так морду Коровину разбили – просто красотища!
- Позвольте, Виктор Александрович. – И тут до меня дошло. Директор разбил лицо подчиненному в кабинете, в рабочее время. Здесь, пожалуй, даже...
Виктор Александрович, не слушая меня, стал рассказывать:
- Вы знаете, когда Вы зашли к директору, мы все вышли, ждать-то не очень… И мы все ввалились к коммерческому. Стали пережидать, разговаривали. И вдруг вбегает Коровин - орёт, воет, на нас не обращает внимание: «Витька, Витька…, там Васильев меня били, меня убивали там…» Мы все подскочили, смотрим – а у него, в самом деле, морда вся в крови, он зажимает... Васильевич, чем вы его там били? А Витька, ты представляешь, подскочил с кресла, а потом глаза у него на лоб, рот перекосило, язык высунул и хлобысь на пол! Мы сначала не поняли, а потом смотрим – он лежит и дергается. Естественно, сразу позвонили в скорую помощь. Главный врач приехал, констатировал инсульт. Вы дали! Одним ударом двух замов директора! Хорошо Вы их!
- Виктор Александрович, постойте, постойте, ведь ничего такого не было.
- Как не было? Коровин вылетел из кабинета с такой разбитой рожей.
Думаю: «Да, у директора будут большие неприятности. Может быть даже уголовное дело. В рабочее время, на рабочем месте избить подчиненного».
- Вы знаете, Виктор Александрович, его никто не бил.
- Как это?
- Да очень просто. Директор его вызвал, он пьяной походкой зашел, не закрыл даже за собой дверь. А когда директор увидел, что тот совершенно пьяный и «лыка не вяжет», сказал: «Идите отсюда, проспитесь». Он развернулся, не заметил, что дверь осталась открытой, и об косяк ударился лицом и упал даже.
Виктор Александрович внимательно посмотрел на меня:
- Я все понял. Это так?
- Почти.
- Не ты ему в рожу дал.
Я говорю:
- Знаешь, хотелось, очень хотелось, и так хотелось, но не дал я ему.
- Эх, жаль, конечно. Но тем лучше. А то так можно и уголовщину получить. Но очень здорово получилось. Не буду тебя отвлекать. Я ушел.
Я сел и задумался. Гнев мой на директора был велик. Но он попал теперь еще в более сложную ситуацию. Подождём, что будет. Я просмотрел почту. Переговорил с представителями, которые приехали еще вчера, надо было согласовать договора.
Утром я пришел, как обычно, рано на работу. Не заходя в отдел, отправился в цеха посмотреть, как идёт монтаж новых станков. Где-то в 11 часов я был у себя в кабинете, ко мне зашел директор. Вид у него, конечно, был расстроенный. Предлагает:
- Я собрался пойти посмотреть, как ремонтируется Ваша квартира, не составите компанию?
- С удовольствием.
Там был его зам по капстроительству, начальник ЖКХ, рабочие стояли на улице. Назвать это ремонтом язык не поворачивался. Начальник ЖКХ протянул директору бумагу:
- Вот, полюбуйтесь, затраты на ремонт квартиры.
У директора расширились глаза:
- Ты ничего здесь не напутал?
- Если б напутал! Эти же данные все в моих докладных, которые я Вам писал.
Я попросил список и увидел, что, оказывается, мне установлены восемь ванн, двенадцать газовых колонок, девять газовых плит, пять кондиционеров и еще что-то и еще. А если собрать материал, который ушел в виде плитки, цемента, краски и прочее, то в эту квартиру всё не поместится. Директор обратился к заместителю:
- Владимир, сделайте все как надо.
- Хорошо.
- Возьмите людей с цеха и сделайте.
- Хорошо. Сделаем.
- А Вы, Виктор, подготовьте бумаги в ОБХС. Пусть они разбираются с этими вещами.
Когда мы шли к заводу, директор начал разговор:
- Партком сегодня будет.
- Что?
- Коровин подал заявление в партком, что я избил его в рабочее время. Вы знаете, как это может обернуться, если учесть, что секретарь парткома – зять Коровина, зам – один из братьев, и члены парткома – все как-то связаны.
Я его спросил:
- А Вы не имеете здесь близких родственников?
- Нет. Я был прислан сюда, как и Вы сейчас, Партией. Поэтому здесь родственниками не обзавелся. Посмотрим, как партком решит.
Я ничего не стал ему говорить, пришел к себе в кабинет, секретарь мне подала записку, что в семнадцать часов просят прийти на заседание парткома.
Когда я пришел, в приемной сидел Коровин с перевязанным лицом, заклеенным глазом. Подошел директор, и секретарь предложила пройти. Там уже сидели члены парткома, и секретарь парткома начал говорить:
- У нас произошел из ряда вон выходящий случай. Коммунист, руководитель предприятия избил подчиненного. Избил зверски, вплоть до того, что тот стал инвалидом. Достоин ли этот человек звания коммуниста? Мы должны это обсудить. Я вот пригласил Васильева Василия Васильевича, который стал свидетелем этого избиения.Прошу Вас, расскажите, как все было.
Директор опустил глаза, потом посмотрел на меня, вновь опустил... Я поднялся и начал свой рассказ:
- Да, я был в тот момент, когда директор вызвал Коровина. Он закрыл одну дверь и пьяной походкой стал приближаться к директору. Причем, он был настолько пьян, что шатался и очень плохо соображал, куда идет.
Директор поднял глаза и стал внимательно меня слушать.
- Коровин начал говорить: «Ты что меня звал, что тебе надо?» Знаете, мне, как человеку новому на заводе, неприятно было слышать такое обращение к директору. Богдан Александрович ответил: «Да, Вы мне были нужны, поскольку приезжает делегация из ФРГ, как сообщил Василий Васильевич, но поскольку Вы не в состоянии решать вопросы, идите, проспитесь». И вот он пьяной походкой попятился назад, не заметил, что вторая дверь открыта, ударился лицом и свалился там же. Я хотел подойти помочь ему, но он сам поднялся и вышел. Вот все, что было при мне. – У директора расширились глаза, а я продолжал,- это все, что я могу сказать. А чтобы директор бил… Не думаю, чтобы он позволил себе такую вольность. Человек, обличенный государственными полномочиями быть руководителем такого большого предприятия, и рукоприкладствовать – я даже представить не могу.
Все уставились на меня. А Коровин заорал:
- Эй, да ты что? Да ты что, не видел? Он меня в рожу калькулятором, по морде! Он меня по морде калькулятором бил.
- Я такого не видел.
Секретарь парткома не знает, что делать:
- Что, в самом деле, так было?
- То, что на моих глазах было, так. Спросите Богдана Александровича, поднимал ли он руку на Коровина.
Секретарь парткома:
- Богдан Александрович, расскажите, как Вы изуродовали человека.
- Во-первых, его никто не уродовал, он сам себя изуродовал. Я его вызвал, чтобы согласовать мероприятия по приёму специалистов из ФРГ в части бытовых условий. Он не мог даже нормально стоять на ногах, результаты чего мы сейчас видим на его лице. Я издал приказ об освобождении Коровина от должности. Кроме того, в его поведении есть много вещей, которые направлены на срыв приказа министра, а также постановления ЦК Компартии и Совета министров. Я ставлю вопрос об исключении его из партии.
Директор обратился к секретарю парткома:
- Да, Владимир Алексеевич, поставьте сейчас же вопрос об исключении этого человека из партии. В том числе и за клевету. Он клевещет, что я его побил.
И каково же было мое удивление, когда все поддержали: «Да-да-да, не место таким людям в партии. Ставь на голосование». Все члены парткома, кроме секретаря и его зама, подняли руки за исключение Коровина из партии. Вот таким образом закончился партком.
Я зашел к себе и только попросил чаю, как появился директор, он прикрыл дверь,
- Спасибо тебе!
- Да не за что. Я приехал сюда работать, а не заниматься разборками!
- Спасибо! Значит, будем работать нормально.
- Да, будем работать.
Он ещё раз сказал «спасибо» и ушёл.