Глава 1
Стояла гнетущая, давящая тишина. Я смотрела вокруг и пыталась понять, где нахожусь, и как здесь оказалась. Сияли зеленью деревья, открывали веки звёзды, голосами духов и призраков шелестела трава.Я видела себя у какого-то колодца, развалившегося и заросшего. Опустила в него кольцо, трижды дотронулась до колеса. Всё было как по заранее продуманному плану, откуда я знала, как надо действовать?
Из колодца вышло существо в маске с красными волосами, со свечой в руке и зашагало вперёд, указывая путь. Из темного леса мы вышли на кладбище. Я знала, что раньше здесь был город. За деревья, застывшие в причудливых позах, садилось солнце, разливая розово-жёлтый свет. Его блики танцевали на желтеющих листьях, растворялись в надвигающихся сумерках. В тишине резко прозвучал звон задетой ногой погремушки, лежащей на тропинке. Я обернулась и увидела того, кого искала. Это был высокий мужчина с правильными чертами лица, которое из-за темноты мне плохо удалось рассмотреть. Он взял меня под руку и повёл через горящие края облаков. И будто чья-то невидимая рука отодвинула занавеску и я очутилась в уютной комнате, очень похожей на ту, в которой когда-то жила. Я чувствовала тепло и одобрение давно умерших родных, струящийся свет, распускающийся, как цветок и разливающий мудрость и успокоение. Я многого не могла понять, слишком многого. Здесь был другой уровень мышления. Мимо проходили Двойные люди, злом была их правая половина и добром – левая. Они клали на чаши весов свои половины и долго смотрели, какая перевесит. На высокой подставке билось Вечное сердце. Молчаливым существом с опущенной головой и скорбным ртом было Раскаяние. У длинной чёрной трубы я остановилась. Здесь огнём горели слова: «Искупление злодейства». Я спросила: «Что это – искупление злодейства? Самоубийство?» «Нет, - был ответ, - самоубийство – не оправдание, не искупление. Огнём тушить огонь. Это – извлечение из ада путём страданий». Я видела дом с одним входом и множеством выходов. Каждый входит в мир одинаково, а выходит разными путями. В этом доме была одна дверь на двенадцати замках – за ней было Прозрение. И тот, кто до срока открывал эту дверь, исчезал в пространстве вечности или проходил тернистый путь искупления.
Потом я увидела необыкновенной красоты женщину. Её черты были такие тонкие и правильные, что лицо казалось сделанным из стекла – хрупкое и воздушное. Она указала на моего спутника и сказала, что он нуждается в помощи. Это человек, который натыкался на себя, живущего прошлой жизнью. Чтобы выйти из этого замкнутого круга, он должен полюбить. «Кого?» - хотела спросить я и проснулась.
Гуляя по лесу, я наткнулась на заброшенное сооружение, сиротливо стоящее среди деревьев. Сия обитель была похожа скорее на двухэтажный сарай, чем на чей-то дом: голые деревянные стены, полуразрушенная лестница, гнилые доски на полу. Почему-то показалось, что всё-таки тут кто-то живёт. Само здание производило мрачное впечатление. Вот только одна из стен дома сразу же притягивала взгляд своими красочными рисунками. Они светились, эти рисунки, излучали веселье, мудрость праздника жизни. Примитивные изображения на самом деле выглядели очень живыми и яркими. Был там шут, который смеялся одним ртом, глаза же смотрели проницательно и серьёзно; какие-то ещё люди, исполняющие замысловатый танец – и опять та же весёлость в движениях и серьёзные лица. Они словно излучали чарующую музыку и тепло. Как будто скрывали тайну, неведомую и художнику.
Глава 2
Картины я начал писать с самого детства. Они приходили ко мне по ночам, грозные, требовательные и прекрасные. Застилали зрение и не давали думать ни о чём другом. Тогда мне совсем не удавалось передать то, что я вижу. В основном это были пейзажи: безвольные гроздья рябины, покрытые первым снегом, преступно-красные на фоне голубого неба; осенние берёзы, зовущие, как скрипка. Каждую ночь, засыпая, я представлял себе дом кораблём, асфальт океаном и смотрел на небо, ощущая дыхание пространства и воды, лёгкую качку и шум волн. Окружающие занимались обустройством жилищ, устраивали по вечерам застолье, пели, танцевали, а по утрам снова шли на работу. Я видел много людей – самовлюблённых и неуверенных в себе, обиженных и довольных, сытых и побирающихся, ищущих и отчаявшихся, воюющих и безобидных. Пытался красками передать чувства, которые они испытывают.
Испуганные великими ролями благородства, честности, доброты, мы, нищие духом, трудимся ради материальных благ, не стыдясь своей трусости и чужой подлости. Мы не ищем смысла жизни из страха его не найти. Какими мы родились, какими стали, что сделали со своей жизнью? Уже в детстве я много думал об этом, и часто видел себя в старости – морщинистого, толстого и брюзжащего. И от этого видения отгораживался картинами.
Над безумным танцем страстей, прихоти, скуки, страхов, веселья величественно и невозмутимо стоит Время.
Преследовали ночные страхи: зубы окон впивались в дёсны потолка, он душил, я рвался к небу. Уши жаждали музыки, сердце – любви, руки – красок и кисти, глаза – книг.
Ранним утром я любил гулять по улицам, смотреть на небо, на котором висела мыльная пена облаков. Я вспоминал дни с призрачными ощущениями счастья. Дома впивались в светящееся небо тёмными крышами. Приходил домой и лихорадочно начинал писать, забывая обо всём.
Я видел апельсинового цвета сосны, прямые стволы их были похожи на церковные свечи; падающий снег – миллионы крошечных танцовщиц на ветру; колпак клоуна, повисший над поверженным; горящие рукописи.Ночью снилась картина, на которой был изображён мальчик, сидящий на полу со скрипкой. Вдруг эта картина оживает – мальчуган шевельнулся и крепче прижал скрипку к груди. Я вижу, что он болен: горло перевязано рваным платком, усталое лицо, воспаленные глаза. Он сосредоточенно думает о чём-то, ему слышится музыка, она подкрадывается, обступает со всех сторон, звучит всё громче, громче – она правит гулом гор, звоном лугов, шёпотом листьев и грохотом водопада. Мальчик не знает покоя до тех пор, пока не выпускает её из себя. Его лицо преображается – он смотрит вдаль и несомненно счастлив. Смычок дотрагивается до скрипки и происходит чудо: льётся музыка, питаясь фантазией и вдохновением. В пыльной комнате, среди ветхих и убогих вещей она бушует и преображает её. Но вот мелодия медленно затихает и наступает тишина. Он сидит на полу и прислушивается к ней. Ему мерещатся страшные мохнатые фигуры, уродливые лица, зловещие взгляды. Распоясавшееся воображение не даёт покоя, и он едва удерживается, чтобы не закричать. У меня были и другие картины: портреты людей с перекошенными судьбами; пейзажи, которые пели голосами деревьев и звёзд; изображения городов с людьми, похожими на призраков.
…Я заканчивал писать картину, когда увидел её. Она шла, расправив плечи, и песня развивалась за ней, как паруса. В руках у неё были фиалки и что-то круглое и коричневое. Она подошла к полуразвалившемуся дому, который я использовал в качестве мастерской, и стала подниматься на второй этаж. Она не видела меня, а долго смотрела на картину, где был портрет худой женщины с красными глазами. У ног её лежала сломанная скрипка. Картина называлась «Выкидыш».
- Вот мы и встретились, Декоратор,- сказала она, увидев меня.