Ответ чудака

Саид-Хамзат Нунуев
         Ответ чудака.


      Харон слыл в селе чудаком. С людьми в селе общался мало, было у него небольшое крестьянское хозяйство, но столько книг, сколько он прочитал, не прочитали, наверное, все односельчане за все время существования села.

 Сельскую библиотеку он перечитал еще будучи школьником. И вот теперь, приближаясь к своему полувековому юбилею, он смело мог сказать, что перечитал не только отечественную, но и всю мировую классическую литературу, переведенную на русский язык. Люди над ним шутили, мол, когда нечего уже читать, Харон начинает читать квитанции об уплате за электроэнергию…

      В тот день в центре села возле мечети несколько мужиков зевак громко спорили, выиграл или проиграл народ от того что так круто поменялась власть, что коммунистов разогнали и пришли демократы. Рядом проходил Харон. Он, как всегда, быстро бросил Салам Алайкум! и быстро начал удаляться, но спорящие его остановили громким окриком:

      - Харон, постой, ты у нас человек начитанный, умный, рассуди нас, пожалуйста! Что ты скажешь о новой власти: лучше она прежней, или хуже?

     Харон быстро ответил, загадочно улыбаясь:
     - Я вам одну старинную ассирийскую притчу расскажу, и вы все поймете. Рассказать?
     - Расскажи! – хором ответили спорщики.
     Харон начал рассказ: « В давние времена в одном небольшом городке появился потрошитель могил. Он выкапывал свежие трупы, сворачивал с них саван и на ближайшем рынке продавал его. Это людей сильно возмущало, но они не могли поймать вора за руку, а потому не могли наказать как следует. Но через некоторое время этот вор куда-то исчез, пропал.

     Не успели люди облегченно вздохнуть, как появился новый вор – потрошитель могил.  Он также выкапывал свежие трупы, снимал с них саван, но после этого трупы обязательно сажал на кол. И вот по городку пополз слух: какой же порядочный, оказывается, был тот первый вор, он, хотя и снимал с них саван, зато не сажал их так унизительно и возмутительно на кол…»

     Спорщики дружно засмеялись. Притча более чем подходила к ситуации смены власти. А Харон быстро удалялся, очевидно, его дома ждала недочитанная книга.


Одинокая


Сайпудин не любил эту костлявую, очкастую, странную женщину, учительницу Светлану Владимировну, хотя при встрече на лестничной площадке или где-нибудь на улице они обменивались привычным "здрасьте".

"Не любят они нас, чеченцев, - говорил Сайпудин каждый раз, - живут среди нас всю жизнь, а наших хороших обычаев перенимать не хотят. Ни разу за эти десять лет не постучалась в дверь, не попросила ни соли, ни спичек, ни молотка. Ну, как так можно?

Тем более, совершенно одинокая. Сама никуда не уезжает, и к ней никто не приезжает. Живет, как шпионка, будто прячется от кого – то. У нас ведь, у чеченцев, не так. По соседству живут, как в одной семье. А она какая-то гордая, странная. Точно не любит нас, видеть не может. Или в голове у неё не все дома".

Никто не думал, не предполагал, мысли не мог допустить, что Москва пойдёт на маленькую республику, на маленький народ, живущий извечно в своём доме, никому не мешая, такой страшной, неслыханной войной, проявит такую жестокость, такое дикое насилие.

 Даже тогда, когда сотни танков были на улицах Грозного, никто не мог предположить, что город будет превращён в развалины, в пепел, что солдаты, мужеством и благородством которых восторгались на страницах школьных учебников, с экранов кино и телевидения, будут охотиться за людьми, интересуясь их национальностью; что будут расстреливать и сжигать  целые семьи, открыто грабить имущество, поджигать дома целыми кварталами

Творить такое, что человечеству еще не приходилось видеть со времен средневековья…
 Сайпудин не захотел рисковать, пустившись в бега по насквозь обстреливаемому городу. Он со своей женой Маржан, шестнадцатилетним сыном Али и трёхлетней дочуркой Има скрывался в подвале своего дома вместе с другими соседями. Принесли матрацы, кто-то смастерил печку из обломков кирпичей.

Топили чем придется, варили чай, суп. Все думали, что бои вот-вот закончатся, и они смогут подняться в свои не разграбленные, сохранившиеся в целостности квартиры.
В самом деле, их дом находился в стороне от непосредственных боевых действий, и только шальные пули, снаряды или осколки долетали до его пятиэтажных блочных стен.

Через неделю-другую бои уже основательно переместились в южную окраину города. Стало полегче. Сайпудин уже не жалел, что не воспользовался двухсуточной передышкой и не вышел из города.
Малика, жена, сильно тогда болела, и он не стал настаивать.
Уже смело можно было идти за водой. Кто-то говорил, что вот-вот будут раздавать гуманитарную помощь. У людей появилась слабая надежда, что самое страшное уже позади.

В тот вечер кто-то вернулся с улицы и рассказал, что федералы-омоновцы начали так называемую, "зачистку". Бросают в подвалы гранаты. Ищут чеченцев и ингушей. Расстреливают всех на месте, особенно мужчин, юношей, подростков...

- Не может этого быть! Это же армия, милиция, а не банда убийц! За ними ведь огромная демократическая держава! Сплетни это. Подлая провокация! Не верю, и вам не советую верить! - возмущался Сайпудин, бывший профсоюзный работник республиканского масштаба.
- Не веришь - иди на соседнюю улицу, там уже прошла "зачистка"! В каждом доме десятки  трупов! - возражали ему, преувеличивая масштаб трагедии.

Сайпудин невольно посмотрел по сторонам. В подвале действительно было мало чеченцев. В основном все - русские, которые, естественно, больше имели надежды не быть убитыми.
Через минуту пошёл слух, что по их улице тоже началась "зачистка" и будет продолжаться днем и ночью. Ищут любых чеченцев и ингушей, независимо от того, мирный ты или боевик. В те дни военные упорно повторяли: «Днем все чеченцы мирные, а ночами все превращаются либо в боевиков, либо помогают им всем, чем могут…»

Предупредили о необходимости подняться в свои квартиры и встречать омоновцев с открытыми дверьми. В противном случае всё взрывается, ломается, сжигается...

Люди заторопились. Сайпудин не знал, что ему делать. Он хотел предложить жене побежать с детьми дворами, чтобы спастись. Но это была верная смерть. На улице открывали плотный огонь по всему, что шевелилось.

Сайпудин был в  отчаянии, переживал за семью, но виду не подавал. Расширившимися в темноте зрачками, он смотрел на жену, на детей, готовый к тому, что видит их в этот вечер последний раз.

И тут из тени возникла костлявая, уже сгорбившаяся фигура соседки Светланы Викторовны. Она тихо, но твёрдо попросила:
- Сайпуди, я боюсь оставаться одна. Прошу вас, пойдёмте все ко мне.
- К тебе? Почему к тебе? - не понял Сайпудин.
- Так надо. Я же сказала, боюсь. Пойдёмте. Малика, Али пошли. Возьмите свою Иму. Лучше дайте ее мне на руки, я сама её понесу.

Омоновцы ворвались в подъезд в полночь. Перед этим был оглушительный взрыв в подвале, от которого задрожали стены, посыпались потолки, упали осколки стёкол, ещё державшиеся в простреленных оконных рамах.

"Здесь живут! Здесь живут!" - кричали женщины, когда омоновцы в бронежилетах и касках, стуча тяжёлыми ботинками, поднимались наверх.
- Ваши документы! Чеченцы, ингуши есть? - спросил рыжий омоновец двухметрового роста.
- Документы у нас в порядке. Боевиков здесь нет. Это мой муж, Саша. А это его сестра и племянники, - вышла навстречу Светлана Викторовна.
Сайпудин молчал, готовый на всё, лишь бы не унизиться перед женщинами, детьми.
- Ваши документы! - крикнул омоновец на Сайпудина и его сына.
- Вот мой паспорт. Сын не успел получить. Ему только что исполнилось шестнадцать, - сказал Сайпудин и протянул ему паспорт. Омоновец пропустил мимо ушей слово "сын", хотя Светлана Викторовна только что назвала детей племянниками. Омоновец был зверски пьян. Это было заметно, хотя бы потому, как долго он искал в паспорте графу "национальность".
- Чеченец! - нашёл он, наконец. - Ты пойдёшь со мной. Парень тоже чеченец?!
- Зачем? Куда? Никуда вы не уведёте моего мужа и этого мальчика! – решительно вырвалась вперед Светлана. - Если нужно - мы сами завтра придём к вам в комендатуру. Мой брат – генерал ФСБ, он в Москве работает! Кстати, комендант этого района тоже мой родственник!  Так что здесь всё нормально, ребята. Все свои. Если хотите - присядьте, отдохните. Я вас чаем угощу…
- Ты что разоткровенничалась? Мы уйдём, знаешь, что они с тобой сделают? - крикнул омоновец, поглаживая автомат. Чувствовалось, как ему не терпится пустить его в дело.
- Ничего! Я среди них всю жизнь прожила и ничего плохого не видела.  Я готова умереть среди них. Будешь стрелять - убьёшь меня первой!
- Ладно, живите, - сказал омоновец и опустил автомат. – Никто вас убивать не собирается. Пошли отсюда, ребята.

Прошло два года.

В ту ночь Сайпудина разбудила жена:
- Послушай, там, в квартире Светланы какой-то шум, крики. Оденься быстрей, посмотри, что там!

В самом деле, крики, шум усиливались. Сайпудин не стал натягивать сорочку. В майке и спортивных брюках ворвался в открытую дверь соседки. Увиденное поразило его. Двое в масках и с автоматами повалили Светлану Викторовну на пол и пытались связать её. Третий, тоже в маске и с автоматом стоял у дверей.
 
Сайпудин сообразил, что это - обычные бандитствующие юнцы, уголовники, которые уже давно чинили в городе беспредел, выдавая себя за бойцов народного ополчения.
- Подлецы! Твари! Сейчас же отпустите её! Как вам не стыдно?! Бога бы побоялись! - закричал Сайпудин и бросился спасать соседку.
Стоящий у дверей щёлкнул затвором автомата, прицелился в голову и пригрозил, что выстрелит, но в этот момент ворвались в квартиру Али и Малика. Все они бросились спасать Светлану Викторовну.

На шум уже могли прибежать и другие соседи. Поняв это, трое в масках испугались, отошли к двери, чтобы бежать. Но тот, который передёрнул затвором, резко повернулся и выстрелил в Сайпудина одиночным выстрелом.

Пока соседи  прибежали на помощь, бандиты уже скрылись.

Пуля, которая прошла насквозь рядом с сердцем Сайпудина, оказалась не смертельной. Через месяц он уже выписался из больницы и долечивался дома. А вот сердце Светланы Владимировны не выдержало. С того дня, тяжело заболев, она уже не поправилась.
Хоронил ее Сайпудин со своими родственниками.

- Светлана всем нам спасла в ту ночь жизни, - говорил он, пытаясь не заплакать. – Мы ее в ту ночь и узнали по-настоящему. Никогда не узнаешь, что за человек, пока не обрушится горе. У меня такое чувство, что я потерял настоящую сестру. Поистине нет на земле плохих и хороших национальностей. Есть плохие и хорошие люди. И всем им в свое время держать ответ перед Всевышним.

  С-Х. Нунуев
  Село Махкеты
 Веденский район
 Чеченская республика