Рыжий герой

 
Рыжий герой


       Бои в Грозном шли уже второй месяц. Ополченцы, крайне уставшие,  возвращались на короткий отдых домой, и их сменяли другие. Но были и такие, кто вовсе не возвращался, поклявшись стоять до конца. Это были снайперы-смертники. Считалось большой удачей найти хотя бы их трупы, чтобы вынести и похоронить. Их поиском родственники обычно занимались  по ночам.

Ни разу за время войны домой не вернулся Илес по кличке Рыжий. В селе были удивлены подвигом этого коммерсанта. Никто не мог предположить, что этот человек, который, как говорится, родную мать бы за рубль продал, в глубине души был настоящим героем!

Разные истории о нём рассказывали. Кто-то говорил, что он жив и уже уничтожил более ста оккупантов. Кто-то утверждал, что Рыжий взял лично в плен пять федералов - офицеров. Родственники же продолжали поиски. С большим риском для жизни, они ходили из дома в дом, осматривали трупы, спрашивали у людей,  рассказывая его приметы.

"Если не убит — то воюет, — отвечали ополченцы. — Здесь много снайперов-одиночек удерживают от наступления целые батальоны".
А по селу тем временем разрастались слухи: "Говорят, наш Рыжий  целую неделю удерживал от наступления целый батальон морских пехотинцев". «А наш Рыжий Илес, говорят, лично несколько танков подбил из гранатомета…»

Кое-кто предлагал назвать в честь Рыжего улицу, по которой он ходил в школу. С ними не соглашались другие, которые предлагали дать имя Рыжего всему аулу.

Но вот, наконец-то, воюющие договорились о временном прекращении огня, чтобы подобрать и захоронить погибших, обменяться военнопленными. На этот раз уже много родственников, человек двадцать поехали на поиски Рыжего.

Особенно страдала Лиза, жена Рыжего. У неё на войне убили старшего брата. Две недели назад похоронили его. Что теперь будет с ней и четырьмя детьми, если и мужа уже нет в живых? Выдержит, вынесет ли она всю эту беду, свалившуюся на её голову в одночасье?

Три дня поисков ничего не дали. Рыжий пропал бесследно. Часть родственников планировала поехать в Моздок, чтобы  там поискать среди задержанных в фильтрационном лагере. Но люди не советовали. Можно было самим  оказаться на месте узников.
Люди говорили: "Такие парни в плен не сдаются. Они погибают стоя с оружием в руках и криком "Аллах-Акбар".

Рано утром в дверь осторожно постучали. У Лизы дрогнуло сердце: "Кто-то из родственников вернулся со страшной вестью…»  Точно также постучали в дверь и в прошлый раз, когда пришли сообщить о смерти брата.

Лиза осторожно открыла дверь и онемела. Там стоял, улыбаясь, весь обросший рыжей бородой и похудевший Илес, Рыжик, её муж! Отец ее четверых детей!

На войну он больше не пошёл. Объяснил, что надоело ему убивать молодых русских солдат. По селу ходил, как настоящий герой. Целыми днями рассказывал удивительные приключения, которые происходили с ним в неравном бою. Оказывается, он был прозван неприятелями Одиноким Волком, и за его голову обещана была Звезда Героя России. Такую информацию, мол, слышали многие чеченцы из радиопереговоров.
Наконец война совсем стихла.

Лиза в последнее время замечала какое-то лукавство в глазах  мужа. Он как бы что-то хотел сообщить жене и всё откладывал.
Однажды, в разгар весны, когда дорога в Грозный уже не обстреливалась и была свободной, Илес спросил у жены:
— Хочешь, поедем посмотрим дом, который мы купили перед началом войны?
— А он не разрушен?
— Думаю, что нет.
Дом, купленный Илесом, был не ахти какой роскошный, достался он ему дёшево. Русские срочно уезжали.
И вот Илесу почему-то захотелось ещё раз показать его жене.

Был полдень. Ярко светило весеннее солнце. Рыжий осторожно, оглядываясь по сторонам, открыл дверь дома и впустил вперёд жену.
Лиза стояла в прихожей, ничего не понимая. Это был не дом, а целый склад. Чего тут только не было: ковры, телевизоры, посуда, одежда, обувь, различные часы, люстры!
— Что это? — удивлённо спросила жена.
Рыжий весь сиял от радости:
— Это всё наше. На войне воюют только дураки. А умные везде умеют доставать добро. Представляешь, тут одних видеомагнитофонов пятнадцать штук. Ковров до сотни досчитал, потом счёт потерял. А хрусталя, тряпок всяких — на миллионы!
— Ты что, из чужих домов всё это стащил?
— Так ведь всё равно военные бы унесли! Они ведь "КАМАЗами" всё увозили! Если бы ты видела, сколько добра они награбили, сволочи! А у меня не было ни машины, ни места, где хранить. Это же всё — мелочь. Многое из всего этого просто под ногами валялось.
Была короткая пауза. Потом Лиза, поняв всё, спросила:
— И ты все эти два месяца, что тебя не было,  не воевал, а... вот это всё... — дальше она не могла ничего говорить. Глаза её наполнились слезами. К горлу что-то тяжёлое подкатило.
— Ты что? — удивился Рыжий. — Ты что, не рада? Думаешь, я один так? Дурак я, что показал все это тебе. Не знал, что ты такая…
— А ведь ты мог убить раньше того убийцу моего брата, если бы воевал... А ты — тряпки воровал... воровал, а не воевал...
— Молчи, молчи дура! — разозлился Рыжий.
— Знаешь что, — тихо сказала Лиза, вздохнув и посмотрев мужу в глаза. — Я не знаю, останусь я ради детей с тобой под одной крышей или нет, но никогда я больше не буду считать тебя мужчиной. Ни-ког-да!

Рыжий онемел. Он хотел ударить жену, но рука не поднялась. Испугался, что на шум кто-то прибежит из соседних домов. Прибежит и узнает свои вещи.
Лиза быстро вышла за ворота и пошла по пустой, вымершей улице. Слёзы обильно стекали по щекам. Ей было безразлично куда идти.

1995г




Спасибо Абдулле


       Жена разбудила его рано утром. Обычно Абдулла по субботам спал до полудня. Отсыпался.

Работа у него напряжённая. Каждый день приходится ездить на службу во взятый русскими Грозный за десятки километров. Как правило, задерживают на блокпостах российские военные. А иногда и вовсе не пропускают. Простоишь часа два в длинной очереди, наслушаешься возмущенных людей, доведённых до отчаяния, и возвращаешься, сам не свой, обратно.

Дела решаются с трудом. Зарплату не выплачивают. Воевать не приучен. Да и не может он убивать, как бы не опротивели все эти беспредельщики.
Словом, не жизнь у Абдуллы, а сплошное мучение. Не зря шейхи и устазы говорили, что придёт время, когда на чеченской земле жить будет тяжелей, чем умирать. Чтобы продолжать жить, надо иметь больше мужества, чем погибнуть в бою, дав волю своей исстрадавшейся по мести, озлобившейся от ненависти душе.

Всё это сотни раз обдумано, взвешено, пережито...
— Чего тебе, жена? — раздражённо выдавил из себя Абдулла в подушку.
— Вставай же. Оденься. Соседка наша, Петимат хочет о чём-то с тобой поговорить.
— Случилось что? Умер кто-нибудь? Зачем разбудила?
— Не знаю. Она сама тебе всё объяснит, ворчит жена.
Абдулла быстро встал, оделся. Жена прибрала постель, потом вышла в коридор и пригласила Петимат в дом.
— Доброе утро, Абдулла. Извини, что рано тебя разбудила, - волнуется соседка. - Я боялась, что ты уедешь куда-нибудь на машине, и я опять не смогу с тобой поговорить.
Петимат, средних лет женщина, сильно постарела за последнее время. Больно было смотреть в её уставшие глаза на худом, побледневшем лице. Это уже не та бойкая, здоровая почтальонша, которая умела издали создавать людям настроение: "Письмо тебе от любовницы" или "Сегодня всем только хорошие новости".
В этом селе уже четыре года не разносят ни писем, ни газет. Люди остались без почты, без колхоза, который худо-бедно обеспечивал работой до сотни человек, без государства, без ясной надежды на будущее, особенно теперь, когда развязана эта более чем странная во всех отношениях война.
— Доброе утро, Петимат. – спокойно и вежливо ответил Абдулла, - садись, пожалуйста. Случилось что-нибудь? Что-нибудь серьёзное?
Абдулле от души захотелось помочь этой доброй, хорошей женщине, рано овдовевшей, с трудом воспитывающей единственного сына.
— Ничего не случилось, Абдулла, — всплакнула Петимат, — боюсь, что может случиться. Я пришла за советом. Ты у нас самый образованный, умный, помоги мне, Абдулла... — слёзы ручьём потекли из её глаз. Она закрыла лицо руками, плечи вздрагивали. Ей трудно было успокоиться. — Прости меня Абдулла. Прости, душа совсем тонкой стала. Не знаю, что  со мной происходит. Вон у других какое горе. По несколько человек в семьях уже похоронили. И живут. А моего сына ещё не убили, а я уже плачу, как дура. Прости...
— И не убьют, Петимат! С чего ты взяла? Твой Салман разве боевик? Он же ещё совсем ребёнок. Ему, наверное, ещё и пятнадцати нет?
— Шестнадцать весной исполнится.
— Ну, мальчишка ещё. Что же тебя беспокоит? Он что, не слушается тебя?
— Не слушается. А мне, как знаешь, не к кому обратиться, чтобы поругали его. У него же ни отца, ни дядей, никого нет. Вот и начал в последнее время уходить куда-то. Меня не слушается. Грубит. Раньше он таким не был. С каждым днём всё злее становится. Если эта война ещё продлится, не уберегу я его. Не удержу. А на днях он где-то автомат достал. Прячет от меня.
— Автомат? Откуда? Кто ему дал? — насторожился Абдулла. Это уже было серьезно,
— Не знаю. Девчонка с нашей улицы видела, как он с каким-то парнем шёл по ущелью мимо родника. У моего был автомат, а у того - гранатомёт. Ещё мне женщины сказали, что эти шайтаны в ущелье на краю села учатся стрелять. Словом, я уже ничего с ним не смогу сделать, если мне не помогут. Ты нам родня, Абдулла. Дай мне совет. Не уберегу я его. А если с ним что случится, я жить не смогу. - Опять слезы, стон, не может она нормально говорить. - У других-то много сыновей, а у меня один всего. Подскажи, Абдулла, что мне делать? Я совсем голову потеряла. Все ночи сплю у двери, стерегу его, чтобы не вышел. Что мне делать, Абдулла? Он ведь и через окно выскочит и убежит…
"Наверное, эта женщина легче свыклась бы с мыслью, что её сын убит, что его нет уже в живых, чем вот с этим своим состоянием ожидания беды. Как же ей тяжело, бедняжке! Как тяжело всем женщинам на этой проклятой войне, начатой мерзавцами всех мастей, именующих себя политиками", — размышлял Абдулла, слушая ее сбивчивый, встревоженный рассказ. Потом спросил:
— Где сейчас Салман?
— Дома, спит.
— Разбуди его быстро и пришли ко мне. Скажи, что он мне очень нужен. Возможно, я его в город на работу с собой заберу. Пусть в ремонтной бригаде немного поработает. Ты не против?
— Что ты, что ты?!! — засияла Петимат, вскочив со стула. — Я бы всю жизнь молилась за тебя! Ты бы мне сына спас! О, Абдулла, я на такое даже не рассчитывала. Неужели Всевышний услышал мои молитвы?!
— Ладно, иди, пришли его ко мне. Я сделаю всё, что смогу. Денег там местным платят немного, да и выплачивают с большим опозданием. Зато цел будет. Но, посмотрим. Поговорю сперва с Салманом.

Полчаса спустя Салман был уже в комнате, где накануне беседовали его мать с Абдуллой.
После того, как поздоровались, Абдулла сразу приступил к предмету разговора, усадив своего гостя на стул напротив себя.
— Салман, ты знаешь, что сегодняшние российские власти поступили несправедливо, начав с нашим народом эту жестокую, зверскую войну?
Салман сделал удивлённые глаза, не понимая, на что намекает дядя Абдулла, ответил что-то наподобие "знаю, конечно, то есть, наверное, конечно..."
— Это даже не война, Салман. Это погром! Это бандитский налёт огромной державы на маленький народ только потому, что какая-то кучка проходимцев не поделила деньги, которые вместе воровали.

Салман теперь вообще ничего не понимал. Такое мог говорить какой-то командир отряда ополченцев или агитатор из дудаевской команды. Но чтобы такое говорил бывший работник советской власти, а теперь руководитель какой-то стройки в Грозном, который получает зарплату у пророссийской власти... Кроме того, Абдулла давно известен в селе как противник дудаевской власти. Он не боялся открыто выступать против него...
"А теперь он русских ругает. Что это с ним? Или прикидывается дудаевцем, чтобы я ему рассказал, где автомат спрятал? Ведь наверняка  мать ему об этом наболтала..."
— Из всего того, что с нами творят, надо извлечь уроки. Надо поумнеть. Поумнеть и отомстить! — сделал заключение Абдулла. — Ты согласен со мной?
— Угу, — ответил Салман, а сам подумал: "Нашёл дураков. Так я тебе и раскололся. Мстить, конечно, буду, но без тебя. Автомат, всё равно, не получишь. На русских все работаете, козлы!"
— А ты знаешь, Салман, как надо мстить тем, кто привёл наш народ к этой войне, тем, кто начал эту войну и не хочет её прекращать даже сегодня?
Салман чувствовал себя хуже, чем на экзамене. Там провалишься — двойку схлопочешь. А здесь не выдержишь испытание, что-то не так скажешь или сделаешь — автомат можешь потерять. Да мало ещё чем всё это может обернуться! А сколько трудов вложено, чтобы достать, научиться стрелять, прятать, продумать операцию...
— Мстить надо, Салман, умом! Умом, выдержкой, терпением, учёбой. Причём, для тебя самое главное сейчас — это учёба! Если у нас хватит ума и терпения, если у нас будет много хороших специалистов и учёных, мы на этой выжженной, израненной земле построим новые светлые города! Мы будем жить богаче, дружнее, лучше, счастливее всех! Вот так мы отомстим тем, кто нас не любит. Тем, кто хотел нашей гибели. Тем, кто убил наших братьев, сестёр...

Абдулла вдруг почувствовал, что говорит совсем неинтересно для Салмана. Понял, что такие отвлечённые назидательные речи могут лишь оттолкнуть юношу. И тогда он ничем не сможет помочь Петимат. Он решил изменить тактику своего воздействия.
— Месяц назад ко мне в Грозном подошёл молодой дальний родственник, радостный такой, счастливый. Говорит, что на мине-ловушке, установленной им ночью возле отделения милиции, подорвался сержант милиции.

Я ему ничего не сказал, но пару часов спустя, когда выезжал на объект на окраине города, взял его с собой. По дороге мы заехали на похороны. Я держал его рядом с собой, когда выражал соболезнования родственникам покойника. Он увидел горе людей, увидел, как убиваются мать, сестра. Сколько боли и страдания было в этом маленьком разрушенном войной доме!

Когда мы поехали дальше, родственник меня спрашивает: "А кто эти люди, у которых мы были на похоронах, это тоже наши родственники?"
Я ему  ответил: "Это были похороны того сержанта милиции, которого ты накануне убил. Я хотел, чтобы ты взглянул в глаза этих убитых горем людей и понял, нужно ли тебе и дальше радоваться..."

То, что произошло с моим родственником после этих слов невозможно передать. Он онемел. Ни слова не мог произнести. Позже он чуть не застрелился. Случайность спасла. Он и сегодня ходит ни живой ни мёртвый. Молодые часто совершают поступки, не задумываясь над последствиями, не понимая, сколько горя они приносят людям. Причём совершенно незаслуженно! Ведь гибнут всегда только слабые, незащищённые. Виновники горя никогда не гибнут. У них охрана. У них деньги. Они защищены. У них есть куда бежать, где спрятаться. А простой народ всегда уязвим и беспомощен.

Возникла пауза. Салман понял, что всё время молчать неприлично. Надо было что-то сказать. И он сказал:
— Мы, это, убивать будем не наших, этих, которых, милиционеров, а российских солдат...
— А российские солдаты причём здесь? — возмущенно спросил Абдулла. — Им приказали — вот они и пришли. Не пришли бы — их бы в тюрьму посадили. Они  бы с удовольствием жили в тёплых, чистых, светлых казармах, питались бы в столовых, резвились бы на стадионах, парились в банях, чем жить, как кроты, в этих землянках у блокпостов. Виноваты не они, а политики и генералы, которые на крови нашего народа и этих парней делают себе чины, деньги, ордена!

— Стреляют солдаты. От их пуль мы гибнем. Поэтому в них тоже надо стрелять, пока они здесь.- решил Салман дать Абдулле сдачу. - Чего они пришли? Разве это их земля? У них ведь земли много, в тысячу раз больше, чем у нас. Загнали нас в горы, а теперь даже в горах не дают спокойно жить.

— Надо понимать исторические реалии, политическую ситуацию, в которой мы живём, Салман! Не можем мы сегодня вот так, с помощью оружия завоевать свободу! Нужны другие методы. Неужели это трудно понять?! – больше прежнего возмущался Абдулла. - Такие, какие были применены, скажем, в Прибалтийских государствах. Поверь мне, Салман, я ведь старше тебя. Я многое видел, многое знаю. Я прожил вдвое больше тебя на свете, поэтому поверь мне, пожалуйста! Поверь мне и пожалей свою мать. Я слышал, что ты с недавних пор начал с автоматом играться. Убери его подальше. Отдай тому, у кого взял. А я тебя на работу с собой возьму. На стройку. Будем вместе ездить в Грозный на моих "жигулях". Вот так вот. Я уверен, что ты хороший парень, и поэтому дал слово твоей матери. Ну, что, доволен? Будешь мне помощником?

Салман не сразу ответил. Он о чём-то думал, не решаясь сразу согласиться.
— Ты что, не веришь мне? Я никогда не обманываю. Будешь работать и зарплату получать. Матери будешь помогать. Понял?
— Понял, - выронил он тихо.
— Ну, вот и молодец. Сейчас беги домой и хорошенько отдохни за эти два дня. Матери помогай. А в понедельник утром подходи сюда. Вместе на работу поедем. Паспорт у тебя есть?
— Свидетельство о рождении.
— Пойдёт. Бери его с собой. Там на блокпостах тщательно всё проверяют.

Салман оказался хорошим работником, на редкость скромным, работящим, исполнительным. Он внимательно слушал всё, что говорил ему дядя Абдулла, пока они ездили в машине на работу и обратно. Внимательно наблюдал за всем, что происходит вокруг. Изучал каждое движение военнослужащих на блокпостах при въезде и выезде из Грозного.
Политические разговоры с Абдуллой сам никогда не начинал. Даже вопросов ему никаких не задавал.
"Странные эти молодые. Неужели они всё уже  знают? Это что, российские бомбы и ракеты, которые бросают на их головы, вот уже скоро два года, сделали их такими скромными, умными, понятливыми?" — рассуждал Абдулла.

Началась вторая рабочая неделя. Салман, как всегда, утром подошёл к дому Абдуллы.
— Салман, зачем тебе такая большая сумка? — спросил Абдулла.
— Железка тут... Сварку нужно сделать.
— Ну, как знаешь.
— Можно в багажник положу?
— Можно.

Подъехали к блокпосту. Омоновцы просят, как всегда, открыть багажник.
— Я открою, — сказал Салман и вышел. Не успели омоновцы приблизиться к багажнику, как Салман достал из сумки автомат и начал в упор расстреливать ничего не подозревавших военных.
Троих Салман уложил сразу же, остальные попрятались за бетонными блоками. Тогда юноша сам спрятался за край блокпоста и бросил внутрь гранату.
Поняв, что его машину вот-вот изрешетят пулями, Абдулла отбежал в сторону и спрятался в кювет.

Через минуту бой каким-то странным образом притих. То ли все на блокпосту были перебиты, то ли не все, но предпочитали делать вид, что они убиты.  Абдулла и Салман остались единственными уцелевшими свидетелями происшедшего. Сзади машины не подъезжали, потому что впереди шёл бой. Спереди тоже никто не рвался на подмогу к блокпосту, подвергнутому нападению.
— Дядя Абдулла, куда поедем, вперёд или обратно? — раздался тихий голос Салмана.
— Садись быстро в машину, дурак! Едем обратно! — скомандовал Абдулла, и машина, быстро сделав разворот, помчалась обратно. Они уже отъехали метров сто, когда кто-то сзади открыл огонь из стрелкового оружия. Пули продырявили багажник, согнули бампер.
Абдулла мчался стрелой, пока не убедился, что они уже на достаточном расстоянии от того злополучного блокпоста.
— Ты что это?!!! — орал Абдулла во всю глотку, — Мы же с тобой договорились, что российские солдаты не виноваты, что они тоже жертвы этой войны?! — он трудно дышал от волнения, хотя старался укротить свой гнев.
— Это же были омоновцы, контрактники, а не солдаты, — спокойно отвечал юноша.
У Абдуллы больше не было слов. Въехав в село, он остановил свои "жигули" возле дома Салмана и громко позвал Петимат.
— Вы что-нибудь забыли? Вы почему с дороги вернулись? — выбежала женщина за ворота.
— Забирай этого своего бандита! Если он вырастет, он весь свет зальёт кровью! — кричал сильно взволнованный Абдулла, но мать Салмана его не поняла.
— Чего это с ним? Что случилось? Куда вы ездили? — спросила мать у сына, когда "жигули" Абдуллы рванули с места, и они остались одни.
— Ничего, мать, не волнуйся. Я ездил автомат сдавать.
— Сдал?
— Сдал.
— Какой ты у меня молодец, сын. Спасибо Абдулле, что он тебя образумил! Век ему буду благодарна!

С-Х. Нунуев
1995г село Махкеты
Веденский район
 чеченская республика