У каждого своя первая встреча с Мурунтау,поселком в самом центре пустыни Кызылкумы. Та девочка ( правда уже мамой была в то время) добиралась до места своего назначения на работу после окончания университета очень трудно. Сначала был долгий жаркий поезд до Самарканда – как выдержала-то? Все было интересно, ничего не боялась.
Распирало от гордости – сама – по распределению – первая… Следом приедут семья, друзья. В Самарканде пила воду около каждой бочки. Был август.
Какой-то очень важный начальник объединения посмотрел документы и поставил «диагноз» - Мурунтау.
Как вообще попала эта девочка в геологию? Девочка, которая с трудом переносила автобусы, не говоря уже о самолетах. И вот, «будь, что будет», с красным чемоданом она всходит в «кукурузник» - свою долгую, трудную, по-своему счастливую полосу жизни. Для нее это был подвиг.
После посадки, придя в себя ровно настолько, чтобы ступить на новую землю, резко откинула в сторону ненавистный пакет, и лицо у нее было такое, что каждый бы сказал, что в самолете был совсем другой человек. Когда подъехали к поселку и стала видна вывеска «Слава покорителям пустыни», та девочка обрела некий стерженек. Наверно, ее начала покорять пустыня.
Как грустно было понять, что на самом деле лично ее здесь никто не ждал – ведь прямо при ней перерекались, куда ее пристроить. С трудом поняла, наконец, что самый ее большой недостаток – то, что она женщина, да еще с ребенком. Но есть достоинство – муж геолог. Вот, значит, кто хочет мужа взять, тот пусть и ее берет. Неизвестно, по какому принципу, но все-таки взяли по специальности, геофизиком.
Хотелось работать, хотелось самостоятельности, хотелось жизни… Она была из тех, что не боятся неудобств. Поэтому не стала задерживаться в местной гостинице, ну помните, той, что около почты… Выделили ей жилье в новостройках – две комнаты, коридорчик, свет есть. Вода где-то далеко, туалет на горе через три дома…
Заселилась - так была велика жажда обрести свое, ведь самостоятельной жизни еще не было. Спала, расстелив на полу весь свой чемоданный скарб. Радостью были найденные на стройке ящички. Наверно, только странники в душе способны делать уют из ничего. Она обрела первый в своей жизни дом.
Как помнят люди все свои первые вещи – полотенце, подушку… сколько радости они приносят. Жаль богатых людей, им, вероятно, это незнакомо. Тот, кто читает сейчас эти строки, наверняка вспомнит свое первое одеяло или лампу настольную, а то и тарелку, чайник.
А люди многие хотят начать жизнь, «встав на ноги».
Конечно, скажите вы, зачем ты пишешь про какую-то девочку, ведь про тебя это. Да, но это был совсем другой человек и совсем другая жизнь. Я рада, что в доме моем до сих пор есть вещи той девочки, из Мурунтау – очень тепло к ним отношусь.
Работа тоже была первой. У каждого своя первая работа, свои воспоминания. Девочку сразу кое-чему научили. Начальник партии дал задание проверить расчеты при интерпретации. Она старалась, ох, как она старалась. Ведь так хотелось доказать, что не зря взяли, ну и что, что женщина. Выписывала аккуратно найденные ошибки.
В камералке была не одна. Отношения пока были настороженные, мучительно настороженные, непонятно почему. Ведь ей так нужна была помощь во всем, подсказки. Потом все выяснилось. Приехал народ с поля, двух девушек начальник хорошо отчитал за допущенные ошибки, и одна из них, пройдя мимо, процедила «далеко пойдешь». Так девочка поняла, что на работе надо стараться с умом.
Потом было все в порядке, хотя отличалась от всех еще долго, смеясь называли «северной» - за неумение ответить, когда надо, за говор российский, вообще за всю неазиатскость. Привыкала к лепешкам, с большим трудом к хлопковому маслу, к плову, к баранине. Скучала, скучала по черной земле, так скучают только первый год, потом привыкают.
Приехала семья, по очереди друзья, тоже с семьями. Квартира стала перевалочной базой, усталой перевалочной базой. Уже хотелось остаться наедине со своим домом и обживаться. Но так было со всеми в Мурунтау, каждый приезжал к кому-то, обустраивался. Возникали некие общины – ташкентских, самаркандских, воронежских, казанских… Все учили друг друга каким-то тонкостям, где и что купить, помогали друг другу. Да, собственно, так и жили, как родня. Было это здорово, но и ответственно. Все тянулись друг за другом, и если кто-то что-то построил первый – баню, например, то и другим надо было…
Ну про бани немного отдельно. Сначала была общественная. Это тоже был первый незабываемый опыт. Боюсь, что не всем удалось в ней побывать. Моей девочке повезло. Она до сих пор помнит это здание, предбанник, шкафчики, тазы, казашек с кефиром (а ведь мудрое дело) и , конечно, дорогу назад – распаренные лица, через весь поселок, с сумками, детьми. Что-то в этом было… Потом одним друзьям повезло, въехали в квартиру с банькой и традиционными стали еженедельные походы, мероприятия по сути. Все сопровождалось чаепитиями уж обязательно, а то и серьезнее. Здорово это было.
Весь поселок делился на тех, кто к кому в баню ходит. Нет ведь, каждый все-таки стремился завести свою. И заводили, обособлялись. Надо сказать, не смотря на временность проживания ( каждый так считал), постепенно все благоустраивались. Сначала у всех была какая-то временная полумебель, потом, смотришь, один купил что-то приличное и потянулись… Иногда кажется, если бы не случился тот развал союза, может, и мало бы кто уехал?
Пролетел самолет. Вы, наверно, поняли, о чем я. Ну, конечно, надо занимать очередь за молочным, за овощами, еще за чем-нибудь.Сначала это все было у геолцеха, потом около верхнего магазина. Очередь занимали партиями. Так и говорили, за нами «каротажники» или еще кто.
Моей девочке это очень трудно давалось, если бы не коллектив, то и не покупала бы ничего. Неприспособленная во всем была. Дело было даже не в том, кто сколько там прожил. Отношение к очередям – оно на всю жизнь. Может, поэтому, когда с сожалением говорят о том, как хорошо раньше было – сразу вспоминаются очереди и сожаления бывают только ностальгического плана. Вот, например, по неким продуктам в магазине… Помните селедочку, «иваськой» мы ее называли, хороша была. А еще к чаю джем инжирный покупали и варенье из айвы, «мурабоськой» звалось. А лепешки снятся, принесешь горячие, масло на них тает.
Как же без поездок в Зарафшан? От поселка до города был час езды. Сначала автобусом ездили, это потом приспособились с машинами. Ждали дома из Зарафшана, как ждут Деда Мороза с подарками. Времени между автобусами было в обрез. Помнится, надо было успеть обязательно на «собачий хутор» заскочить. Особо не разбирался, «хватал», что мог. Ни себе, так друзьям надо. И все такими количествами…
Потом, когда приезжали в отпуск, никак не могли привыкнуть, что надо брать одну бутылку молока, кефира, баночку сметаны. Постепенно девочка стала понимать те сцены, которые наблюдала в поезде, когда ехала из России в Самарканд. На каких-то разъездах люди осаждали вагон-ресторан, скупали там все, что было. Все правильно, людям нужно разнообразие. Все это стало на практике очень понятно. К тому же, тянуло к привычной еде. Это теперь многое отдал бы за ту лепешку настоящую и с удовольствием вспоминаешь, как тает во рту свежая парварда. Тогда хотелось другого.
Конечно, много работали. Камералка была продолжением дома, свет горел там до вечера. Во времена отчетов и позже. Легендарных личностей было много. Все молодые, талантливые. Очень бы хотелось побольше написать о Георгии Васильевиче, но не могу, знала на дистанции. Просто видела взмыленных геологов, от него выходящих, машинисток, его печатающих, и только раз моя девочка попала к нему на рассмотрение геофизических материалов. Очевидно, ее взяли от страха, что совсем разбомбят, а женщина, ну она хотя бы чуть чуть…, только сказали что «она молодец и свободна» и все было строго, как со всеми. Если оглянуться на прошлое – ведь легко можно посчитать, сколько личностей встретилось на пути. Вы понимаете, о чем я . Так вот, Георгий Васильевич – он не только в моем списке.
Праздники. Концерты. Пикники в честь Дня геолога. Тюльпаны. Демонстрации какие-то очень уютные. Названия, которые, услышав, вздрагиваешь, как будто тебя по имени назвали… Ветра с песком, знойное лето, зимы солнечные, беды, которые всех объединяли…
Никогда не вернется в Мурунтау моя девочка, не пройдет той самой заветной дорогой от площади до верхнего магазина, не побежит в Солнечный, не будет сидеть вечером на крыльце в самую жару и поливать из шланга двор.
Это там, даже если бы ты захотел, никогда бы не остался в праздничный день один. Это там ты шел в больницу и тебя лечили, как могли, но очень по-доброму, это там ты не знал, что можешь стать песчинкой мегаполиса, где до тебя нет никому дела.
Наверно, Мурунтау, как первая любовь. Такое не возвращается. Просто снится иногда один и тот же сон, что иду по поселку и навещаю всех, кто давно оттуда уехал. Просыпаюсь же с чувством вины перед теми, кто там остался и живет. Как будто их предал.
Есть волшебное слово – оно как пароль,
Мурунтау – за ним очертания гор,
Нашей юности, дружбы, работы, любви-
По местам дорогим бы опять мне пройти
Мурунтау, там выросли дети у нас
И слова так близки: Даугыз, Кокпатасс,
Зарафшан, Учкудук, и колодца три в нем -
Мы не знали тогда , как счастливо живем
Кто-то мудрый собрал в одно целое нас,
Часто ночью огонь в камералке не гас.
Там без стука, как в песне, шли гости на чай,
Там с друзьями и радость и горе встречал
И все снится ночами и хочется вслух
Повторять - в Мурунтау надежным был друг
Там, сажая деревья, корнями сплелись.
Потерялись, но снова, слава богу, нашлись
Часто мысленно еду, вернее, лечу
Через теплый Ташкент, в Зарафшан, как в мечту
Вот автобус подали, вот родной Бесапан-
Все, целую песок, обнимаю бархан.
Мурунтау, там выросли дети у нас
И слова так близки: Даугыз, Кокпатасс,
Зарафшан, Учкудук, и колодца три в нем-
До сих пор этой памятью светлой живем