В древности культ Солнца (бога РА) был распространён среди многих народов. Наиболее ранние признаки такого культа просматриваются в религиях древних шумеров и египтян, позднее – в митраизме, ещё позже – в христианстве и буддизме. В архаичных солнечных культах были распространены представления о жизненной энергии, которую излучает РА, давая жизнь. Во времена шумеров эта энергия именовалась «УР». Златоглавые вавилонские храмы зикУРРАты прославляли РА, который дает УР. Отголосок первичного смысла УР сохранился в современном греческом языке, где этот слог означает «жечь, излучать».
Протокорневой слог «УР», олицетворяющий универсальную энергию природных стихий, присутствует и во многих русских словах, к примеру, бУРя, УРаган, УРожай. Древний боевой клич ариев «УР-РА», сохранившийся у русских как «УРА», это не что иное, как обращение к богу РА дать энергию УР для одоления врага. Обратное сложение тех же слогов «т-РА-УР» – обряд возвращения жизненной энергии человеком назад Богу.
Далеко не все лингвисты согласятся с правомочностью выделения протокорня УР. Некоторые со снисходительной улыбкой примутся пояснять правила словотворчества, напомнят о суффиксах, префиксах и других сравнительно молодых словесных составляющих. Если пытаться им возражать, мол, речь человека когда-то начиналась со слогов, и именно слоги несут первичные смыслы, они скажут в ответ, что времена общения слогом слишком отдалены, чтобы сохранить первичные смыслы. А кто доказал, что отдалены и что нет таких смыслов? Да никто.
В России есть места, где в географических названиях протокорневой слог «УР» встречается чаще обычного. Одно из таких – Западная Сибирь. Именно там находятся всем известные УРал, УРгал, сУРгут, УРенгой. Второй регион России, где в географических названиях просматривается «УР», как это ни странно, находится далеко к востоку от Урала, в бассейне Ам-УРа и УссУРи.
Мысль о связи ряда географических названий Сибири и Дальнего Востока через слог «УР» очередной раз пришла мне в голову, когда вместе с Александром Нефёдовичем Гульковым летел из Новосибирска в Сургут. Разглядывая в иллюминатор зелёный ковёр великой сибирской равнины, я снова вспомнил об ариях. Подумалось, что же это за народ такой был и кого из представителей современных народов можно назвать его потомками. Кто-то убеждён, что такой чести могут быть удостоены только русские, считая, что Русь и арии неразделимы. Немцы настаивают на том, что ариев следует искать среди нордических народов Северо-восточной Европы. Некоторые центр арийской цивилизации ищут на юге, в Индии. Кто же прав? Вероятно, отчасти все, но в итоге – никто. Если такой народ был, то потомки его должны быть рассеяны по миру. Возможно, это все те, в ком более всего сохранилась духовная связь с космическим разумом, породившим земное человечество. Мне кажется, что главные признаки такой связи в человеке – наличие совести. Совесть невозможна без чувства меры (гармоничности) и подсознательной способности человека к восприятию цельности Мира.
В наглухо закрытый брезентовый чехол от спальника комары не проникали, но возникла другая напасть – духота. Все же на некоторое время удалось заснуть. В сонном полузабытье вдруг почудилось, что меня засыпало землёй. Задыхаясь, я судорожно рванулся наружу. Выпроставшись по пояс из брезентового мешка, уселся на нарах и тупо уставился в визжащую комарами серую полутьму.
– Что, не спится? – глухо прозвучал с соседних нар голос Нефедыча. Стало слышно, как он почти непрерывно трет ладошкой по голому телу, сгоняя комаров.
– Ты что? Так и сидишь всю ночь?
– Лежу, однако. Между прочим, ещё день. Только что вы-ходил на улицу. Солнце светит вовсю. Загорать можно.
Я приблизил к лицу светящийся циферблат. Часы показы-вали второй час ночи. Нефёдыч спустился с нар, сорвал с гвоздей над дверью занавеску из куска брезентового полога, толкнул ногой щелястую дверь и вынырнул на улицу. Я вылез за ним следом, щурясь от солнечного света, какой бывает ночной порой только в приполярных широтах. Как и три часа назад солнце висит над волнистой линией далёкого уральского хребта, продолжая греть недвижимый воздух паяльной лампой.
Почти впритык к нашему маленькому деревянному домику стоит другой, такой же старый, только побольше и железный. Сделан он в виде бочки, некогда выкрашенной в голубой цвет. Со временем краска местами облупилась, обнажив ржавую жесть. В «бочке» ночует начальник участка Иван Артемьевич Бокаленко, с ним геодезист-топограф Валерий Ильич Кодрян и Женя (фамилии и отчества я не узнал) – водитель гусеничного вездехода, на котором мы сюда приехали два дня назад из посёлка Саранпауль. В соответствии с правилами этикета, лучшее жильё начальник, естественно, выделил гостям. В деревянном доме не так жарко. Правда, комаров туда сквозь щели в досках набивается чуть больше. Накомарниками геологи пока не разжились, поэтому предложили брезент, чтобы завесить окна и дверь изнутри.
Вокруг площадки, где разместился временный поселок геологов, редкий сосновый лес. Хвоя на макушках деревьев в лучах низкого солнца отливает малиновым золотом. Метрах в тридцати на недавно построенной на краю дороги триангуляционной вышке на свету ярко обозначились лестничные перекладины.
Пока Нефёдыч раздувает в кострище тлеющую головешку, я решить залезть на триангуляционную вышку. На пятнадцатиметровой высоте на трёх опиленных соснах сделана небольшая площадка. В её центре пенек около полуметра высотой. Это главная часть триангуляционной постройки. Над центром пенька устанавливается теодолит для определения точных координат данного места. С помощью этого инструмента измеряются азимутальные направления на подобные триангуляционные вышки, входящие в систему государственной геодезической сети. Одна из них должна быть где-то на вершине соседнего холма. С площадки в западном направлении между редкими кронами сосен открывается вид на предгорья Приполярного Урала, к востоку – бескрайняя залесённая равнина обской Сибири.
Комаров наверху почти нет. Их периодически сдувает легкий ветерок. Постоял некоторое время, вертя головой по сторонам, затем улёгся спиной на жерди, обратил глаза к небу. Там, в густом ультрамарине, словно в бездонном колодце, чуть просматриваются редкие звёзды, беззвучно движутся мелкие облачка. То ли от свежего воздуха, то ли от пристального всматривания в бесконечную даль сонливое состояние улетучилось. Вспомнился весь длинный путь, проделанный нами с берегов Тихого океана, сюда, в предгорья Приполярного Урала.
Наша командировка в Западную Сибирь состоялась благо-даря договору, заключенному между нашей общественной организацией Экологический фонд «Сихотэ-Алинь» и Сургутским государственным университетом. Согласно договору мы должны оценить возможности цеолитовых пород одного из уральских месторождений на предмет их использования в медицине и подготовить инвестиционный проект. Казалось бы, какая может быть связь между такими разными понятиями, как горные породы Урала, медицина, университет в городе Сургуте и, наконец, экологический фонд во Владивостоке? Как это ни удивительно, но такая связь имеет место быть.
Сначала о том, что такое цеолиты. Приблизительно в 50-х годах прошедшего столетия японские геологи обнаружили, что среди вулканических пород (преимущественно пепловых туфов) встречаются разности, практически полностью состоящие из клиноптилолита – минерала группы цеолитов, считавшегося ранее сравнительно редким. Спустя десятилетие подобные месторождения цеолитов были обнаружены практически по всему миру в районах развития вулканических пород мезозойского и более молодого возраста. Через некоторое время цеолитоносные породы были найдены и в более древних, палеозойских, вулка-ногенных и вулканогенно-осадочных толщах, в частности в Якутии, а также на Приполярном Урале.
В начале 70-х годов опять же в Японии были обнаружены необычные биологические эффекты цеолитов. Оказалось, что животные, которые получали размельчённые цеолиты в корм, меньше болели и быстрее набирали вес. В середине 90-х годов в исследовании природных цеолитов определилось новое направление, нацеленное на изучение способности минералов воздействовать на организм человека. В истоках этих начинаний были совместные исследования специалистов Тихоокеанского института географии ДВО РАН во Владивостоке, в том числе автора настоящего очерка, а также коллег из Сибирского НИИ геологии, геофизики и минерального сырья, которыми руководил В.И. Бгатов. После проведения совместно с медиками серии опытов на животных созрела идея создания на основе цеолитов биологически активных добавок к пище. В середине 90-х годов почти одновременно родилось два предприятия, ориентированные на выпуск цеолитсодержащих БАДов, одно – в Новосибирске, другое – во Владивостоке.
Накопленный к настоящему времени опыт применения цеолитов в медицинской практике указывает на то, что эти минералы необычайно перспективны для использования в медицине. Их применение открывает уникальный путь безопасного регулирования и поддержки работы органов и систем в условиях всевозможных стрессов. Кроме того, цеолиты – это прекрасная основа для создания специальных лечебно-профилактических средств узконаправленного действия.
Одним из регионов, где серьёзно зарядились идеей создать собственное производство цеолитсодержащих средств для медицины, стал Ханты-Мансийский автономный округ, славящийся большим оборотом «нефтяных» рублей и неудержимым ростом экологически обусловленных патологий среди населения. Инициатором выступил Сургутский государственный университет в лице ректора Георгия Ивановича Назина и научного сотрудника Николая Фёдоровича Девайкина. Девайкин, которому было поручено решать данную проблему, в прошлом конструктор авиа-ционного завода, начал с основательной информационной проработки вопроса. В итоге в качестве эксперта для оценки месторождения он выбрал меня. Я согласился, но с условием –приехать вместе с коллегой Александром Гульковым. Вместе с ним мы плодотворно работаем над проблемой биоминеральных взаимодействий уже несколько лет.
Осмотр и опробование месторождения мы уже завершили. Это было вчера, 15 июля. Цеолитовые породы Урала оказались совершенно непохожими на все те, что изучались нами ранее в областях молодого вулканизма. Здешние породы необычайно плотные и, несмотря на то, что содержат много глинистого вещества, плохо поддаются выветриванию. Это связано с относительно высокой степенью их метаморфизма. Уральские цеолититы по меньшей мере в два раза древнее большинства аналогичных пород, открытых в других регионах и, возможно, близок к трёмстам миллионам лет. Хотя механизм формирования цеолитовых пород на Урале в целом был тот же (перекристаллизация пепловых туфов, отлагавшихся в условиях морских мелководий), вместе с тем из-за своей древности они несут остатки совершенно особой фауны, типичной для девонского времени. Дело в том, что отличие древних организмов от современных реализуется не только на видовом уровне, но и на геннобиохимическом. Чем древнее ископаемые представители животных и растений, тем они ближе по своему строению и составу к первичным формам клеточной жизни. Вполне возможно, что именно этот фактор придает девонским цеолититам те необычные биологические свойства, которые были подмечены, в частности, геологом Нефёдовым – одним из первооткрывателей месторождения на Урале. Биологические эффекты, связанные с цеолитами, могут быть обусловлены еще и тем, что они являются теми самыми минералами, которые в эпоху зарождения жизни на Земле служили структурными матрицами и катализаторами первых органических полимеров, в том числе аминокислот, из которых строились первые белки. Помимо всего прочего, все цеолититы несут свой собственный, только им присущий набор микроэлементов, обусловленный составом материнских магм, из которых рождены туфы. Коль скоро всё это так, то цеолититы из разных регионов должны принципиально отличаться друг от друга своими «биологическими» свойствами. Всё это необходимо серьезно проверять…
Внизу, у костра, возникло оживление, сильнее потянуло дымом.
– Михалыч, ты шо, заболив. Щас же свалишься оттуда, – это кричит Иван Бокаленко (похоже, что в железной «бочке» тоже не очень-то уютно).
– Да я не сплю. Полежу немного и слезу, – кричу в ответ.
– А, ну то ладно.
– Это комары, его туда загнали, что собаки – слышу разъяснения Гулькова.
Вчера, несмотря на сильную жару, мы проторчали с Иваном весь день на месторождении. Бродили по лесу в поисках старых разведочных канав, отбирали и описывали пробы. Времени для работы мало, на послезавтра нам заказаны обратные билеты на самолет, а успеть нужно много.
Иван в прошлом житель Украины. В Сибирь перебрался с семьёй сразу после событий в Чернобыле. Сначала устроился главным инженером на рудник «Неройка» Полярно-Уральской экспедиции, специализировавшийся на добыче оптического кварца. Потом перешел работать в корпорацию «ПАСК». С 1998 года начальник горно-добычного участка на цеолитовом месторождении. У него в подчинении четверо работников. Из техники – вездеход, бульдозер и автомобиль УРАЛ. Вместе с женой живут в Саранпауле – относительно большом поселке в сорока километрах отсюда. В этот посёлок попал он, конечно же, не случайно. Хохлов в Саранпауле после событий в Чернобыле собралось около тысячи человек. Жена тоже геолог. Работает инженером. Детей двое – сын и дочь. Учатся в Санкт-Петербурге. Самое любопытное для меня в биографии Ивана то, что в армию он попал служить в Приморский край, село Раздольное, что недалеко от Владивостока. Данный факт я бы воспринял как случайность, если бы не такая же случайность с Валерием Кодряном – геофизиком, которого опять же случайно привлёк Иван для выполнения топографических работ на месторождении. Валерий родом из Молдавии. Учился в Санкт-Петербурге в Горном – одном из старейших и престижных геологических институтов России. С некоторых пор зарабатывает деньги тяжёлым трудом на рудниках и шахтах Полярного Урала. Так вот, оказывается, и он тоже одно время жил и работал во Владивостоке.
Огромна Россия, а мы все друг за другом одними тропами ходим. Странная какая-то карусель получается.
Когда я благополучно слез с высокого насеста, Иван, глянув на моё не в меру серьёзное лицо, развел руками и забасил:
– Михалыч, сделай лицо прошшэ. Каки таки комари? А…а, жара..а? То да. Спэка нэимовирна… Мои хлопци тоже чут не вмэрли. Я прэдупрэждал: пить горылку на жаре врэдно для здоровья.
Я уже и забыл, что вчера перед ужином мы еле выпили бутылку водки на пятерых.
Устроившись возле костра на сосновом чурбаке, решил продолжить с Иваном вчерашний разговор о цеолите. Мне хотелось узнать подробнее о том, что удалось сделать Нефёдову, первооткрывателю этого месторождения. Иван, внимательно выслушав мой вопрос, посерьёзнел и заговорил нормальным языком.
– Михалыч, я мало что знаю. Нефёдов, вроде, первым наткнулся в этом районе на цеолиты. Зацепил их на обнажении, где мы вчера были. Года четыре назад в районе обнажения он проводил разведку. Отобрал серию бороздовых проб. Потом проводил какие-то опыты в Тюмени. Кормил порошком цеолита больных добровольцев. Говорят, помогало основательно. Слыхал, потом он даже получил какието документы на продажу цеолита. Тебе надо бы его найти. Однако сразу скажу, мужик скользкий.
В разговор вмешался Александр Нефёдыч:
– А кроме цеолитов, что ещё здесь добывают?
Иван встрепенулся и, махнув растопыренной пятерней, словно медведь лапой, отчеканил:
– Што хош. Золото, самоцветы, уголь. Недалеко отсюда есть отличный мрамор. Одним словом Урал.
– А кварцевый рудник, на котором ты работал, что с ним сейчас?
Небритое мясистое лицо Ивана снова посерьезнело.
– Говорят, собираются продать то ли немцам, то ли американцам. Раньше весь кварц шёл в приборостроение воякам. Сейчас такое впечатление, что этого им уже не нужно. Видел однажды, как немцы удивлялись. Говорили, что кварца тако-го качества не встречали нигде.
Я вспомнил, что Иван обещал показать нам место с хорошо сохранившейся мезозойской фауной, и спросил, как далеко до него.
– Недалеко. На обратном пути заскочим. Там за час можно накопать мешок аммонитов и гастропод величиной от желудя до тележного колеса. Некоторые даже с перламутром. Местный народ копытит их уже много лет. Сбывают туристам. Иные ракушки идут по цене сто долларов за штуку. Деньги тут, можно сказать, лежат под ногами. Правда, почему-то до сих пор не разбогатели.
Помолчав немного, добавил:
– Вот вы мне скажите, что ж дальше будет? Ведь так же ж продадут всю Россию. С Украиной в прыдачу.
– Всю не продадут. Похоже, что впереди грядут большие перемены.
– Вашими бы словами да мэд пить…
Пока мы беседовали, солнце успело присесть за горизонт и выглянуть снова. Часов около четырёх утра мы наконец разбрелись по каютам.
Встали около восьми утра. Уже в девять сидели на кабине вездехода, словно скворцы на широкой спине старого буйвола. Обратный путь в Саранпауль занял около пятнадцати часов. Пробиваться по старому зимнику через болотистую марь водитель не решился. Проторённая вездеходом глубокая колея за три дня сильно подсохла, от этого машина часто висла на брюхе. Приходилось то и дело заниматься самовытаскиванием. На гусеницах стали чаще обычного вылетать пальцы, дважды рвались траки. Почти три часа мы, мучаясь, ехали два километра, после чего свернули на старый заросший кустарником геофизический профиль. По нему без особых потерь добрались до реки Сартыньи и уже по ней, передвигаясь с косы на косу, спустились до Ятрии.
В устье ручья, откуда начинается тропа к «аммонитовому» обнажению, первая остановка и экскурсия к месту стихийных раскопок меловой фауны. В километре от реки, у подножия не-большого бугра, целые горы рыжего суглинка. Его выбросили из шурфов искатели «ракушечных сокровищ». Судя по следам, они иногда живут здесь неделями, копают и долбят кирками мерзлый грунт в поисках валунов слабосцементированных песчаников, которые буквально нашпигованы окаменевшими телами обитателей моря, плескавшегося здесь около ста миллионов лет назад. Подивившись чудесам природным и подобрав среди битых раковин образцы для личной коллекции, мы вернулись к вездеходу. Возле него Иван с Женей успели сварить обед.
Километрах в пяти-семи ниже на берегу реки – зимовье охотника. Хозяином его оказался молодой человек Алексей Митрофанович Хозумов. По национальности манси. Нужно заметить, что по внешнему облику манси явно европеоиды. От долгого обитания в тайге и кровосмешения с северными монголоидными племенами большинство из них низкорослы, некоторые с чертами, типичными для людей желтой расы. По хозяйственному укладу и образу жизни они мне очень напомнили удэгейцев – таёжных аборигенов Сихотэ-Алиня. Основные интересы тех и других – рыбалка и таежные промыслы. Те же социально-экономические проблемы, обусловленные, с одной стороны оскудением таёжных ресурсов, а с другой – низкой эффективностью традиционной экономики. Основной заработок даёт охота на соболя. В среднем охотник манси так же, как и удэгеец, за сезон добывает двадцать пать – тридцать соболей. Основная еда сибирских аборигенов – рыба, уловы которой год от года катастрофически снижаются. Сказываются нарушения правил рыболовства и почти повсеместное техногенное загрязнение водоёмов. Низкий уровень жизни во многом определяет высокую смертность от болезней, пристрастия к алкоголю и наркотикам.
Пока Иван обсуждал с Алексеем последние саранпаульские новости, я осматривал таёжное хозяйство охотника. Зимовье срублено несколько неряшливо, без особых пристрастий к плотницкому искусству, как, впрочем, и к искусству как таковому, хотя достаточно прочно. Возле избы горит костер. Над огнём ведро с потёками горелой каши – в нём кипит еда для собак. Судя по сильному запаху, каша с рыбой, причём не очень свежей. Внутри зимовья вполне типичная для таёжных охотничьих жилищ меблировка: жестяная печь, небольшой стол, вдоль стен нары, застеленные лосиными шкурами. На одной стороне развешен ситцевый полог. Без него летом съедят комары. Окно «застеклено» полиэтиленом. На столе чуть слышно тикает будильник. Рядом с часами керосиновая лампа, чашка с лепёшками и закопченная сковорода с недоеденной щукой. На одном из гвоздей возле окна висит самодельная карта-схема, на другом – правилка для сушки соболей.
Обратив внимание на мою заинтересованность предметами быта, Алексей старается всё показать. Я успеваю о чём-то его расспросить, но для общения мало времени. Нужно спешить в посёлок, до которого не столь далеко, сколь долго, поскольку предстоит одолеть участок плохой дороги.
На объезд прижимов, которые начинаются по реке чуть ни-же зимовья, ушло ещё три часа. Снова пришлось ползти по глубокой да ещё виляющей меж лиственниц колее. Как только дорога спустилась в пойму, дальше дело пошло быстрее. Речные косы стали шире, крупный с валунами галечник незаметно перешёл в пески.
В Саранпауль мы вкатились светлой ночью, пугая рычани-ем дизеля и визгом гусениц бродячих собак. Только в гостинице почувствовали, что за прошедшие три дня основательно устали. Но даже усталость приятна, когда она подкреплена ощущением выполненной задачи.
История Саранпауля довольно длинна и насыщена событиями. Оказывается, были времена, когда этот посёлок занимал видное место в экономике Новгородского, а затем и Московского государства.
В IX веке селение в этом месте летописцы называли вогульским городком на реке Ляпин. Вогулы – старое название народа манси. Через вогульский городок проходила основная торговая дорога русских в северное Зауралье. Основным интересом для купцов в те времена была пушнина «мягкая рухлядь».
После завоевания русскими в XVI веке земель в северном Зауралье началось строительство города Березова, того самого, куда два века спустя царь Пётр сослал провинившегося князя Меньшикова. С появлением Березова Ляпинский городок быстро утратил свое значение как торгового центра. Под давлением русских и зырян (народ коми) большая часть вогулов переместилась к востоку. С той поры посёлок стал называться Ляпинским городком.
Название «Саранпауль» закрепилось с 1926 года. На языке коми оно означает «зырянский посёлок». В настоящее время в поселке проживает около трёх тысяч человек. Большая их часть украинцы и русские. Довольно много зырян. Хантов и мансей совсем мало.
Первое, что попадается на глаза человеку, прилетевшему в Саранпауль самолётом, это зырянское кладбище. Оно находится почти в самом центре посёлка, рядом с аэродромом. Сначала мне показалось, что кладбище старообрядческое, поскольку большинство могил венчают «осьмиконечные» кресты с сенью в виде своеобразной крыши из прибитых сверху дощечек. Старообрядцев напоминает и сохранившийся у зырян обычай носить поясные рубахи и сарафаны.
Через Бокаленко мне удалось познакомиться с некоторыми зырянскими семьями. По образу жизни и ведению хозяйства это типичные русские люди, каких много встречается по северным деревням. Все, с кем мне довелось общаться, оказались на ред-кость приветливыми и открытыми. Для всех зырян характерна приверженность к православной вере. У некоторых сохранились старинные иконы, написанные еще до никонианского раскола. По облику зыряне в основной своей массе ближе всего к северным европейцам – немцам, финам, хотя подобный тип людей встречается на севере и среди русских. Язык их, как и мансийский, наиболее близок к финскому.
В настоящее время зырян можно встретить практически повсеместно в приполярной зоне России – от Кольского полуострова до Чукотки. Встречаются они и в южной Сибири, в частности на Алтае. О путях зырян свидетельствуют многочисленные читаемые с языка коми топонимы, а также производные от слова «зыряне» русские названия городов и весей, такие как Зырянск, Зырянка, Зыряновка. Появление зырян за Уралом на территории Западной Сибири документально датируется XI веком. Наиболее интенсивное их переселение из Приуралья периодически наблюдалось начиная с XIII века вплоть до XVII века.
Даже поверхностное знакомство с манси и зырянами и по-следующий экскурс в историю этих народов почему-то зародили во мне яркое ощущение существования какой-то нераскрытой исторической тайны. Она не только в том, что оба этих народа могут происходить от одного корня, и их различия могут быть обусловлены индивидуальным историческим путем и разной степенью ассимиляции. Возникло ощущение, что эти северные народы имеют прямое отношение к славянам, когда-то претерпевшим мощный духовный раскол, который отразился даже в смене языка у части некогда единого народа. Прообразом такого духовного раскола, который произошёл значительно позднее, может служить раскол церкви времен патриарха Никона. Какая-то зацепка в тайне зырян, несомненно, тот факт, что раньше они назывались не зырянами, а сирянами. Под именем «крещеных сирян» они упоминаются, в частности, в одной из грамот Московского государства при царе Иване III.
После возвращения в Сургут состоялась наша вторая официальная встреча с ректором университета Георгием Ивановичем Назиным. Первая была накануне отлёта в Саранпауль.
В просторном кабинете светло и уютно. За спиной ректора всё те же иконы, подаренные университету настоятелем Сургутского православного храма. Умные глаза Геогрия Ивановича смотрят с неподдельным интересом. От нашей поездки может зависеть что-то немаловажное. Тут и возможность инициировать в Сургуте по-настоящему общеполезное дело, не исключаются и определённые надежды на ускорение развития недавно открытого в университете медицинского отделения.
Что можно сказать навскидку после посещения месторождения. Пока только то, что цеолитоносные породы, пригодные для использования в медицине, на Урале есть, хотя их разведанные запасы существенно ниже тех цифр, которые обозначены в отчете местных геологов. Породы необычны как по составу, так и по физико-химическим свойствам. Прежде чем удастся наладить на их основе производство лечебно-профилактических средств, которые вполне могут оказаться необычайно эффективными, необходимо провести значительный объём научно-исследовательских работ, в том числе экспериментов на животных. Не обойтись также и без клинических испытаний. На всё это потребуется время. Программу для реализации такой задачи мы готовы составить, не представит для нас особого труда и найти необходимых специалистов. Слава Богу, в России они ещё не перевелись. Но найдётся ли тот, кто рискнет вложить в это дело деньги.
Владивосток, сентябрь 2001