Путешествие от кыйру до Молёного

Борис Шадрин
Путешествие от кыйру до Молёного

Пролог
«Наш интерес к истории – это
часть нашего способа быть»
Мирче Элиаде

Жизнь скоротечна и время неумолимо.
Мне уже далеко за шестьдесят и любые передвижения на расстояния больше чем от компьютерного стола до дивана даются «с трудом». Нет, не в плане физической нагрузки. Здесь я могу еще дать фору некоторым молодым. Видно сказывается внутренняя аура знака зодиака. Я – «Рыба». А «Рыбам» присущи такие качества как неторопливость, философские рассуждения в оценке событий и взвешенность в принятии решений. Они крайне редко и неохотно срываются с насиженного места и пускаются в романтические или «авантюрные» путешествия. В моем случае на это накладываются еще и прошлые перипетии воинской службы. Ну сколько можно. За кормой остались восемьдесят три тысячи морских миль, кругосветка, более двухсот часов чистого времени нахождения в воздухе на бортах военно-транспортных самолетов и вертолетов, около двух тысяч миль подводного плавания. Пора бы уже угомониться и подвести итог пережитому. Но подсознательно хочется еще узнать что-то новое, познать неизведанное.
Мой друг Колесник Валерий Михайлович, или как мы его зовем между собой «Михалыч», полная мне противоположность. По гороскопу он «Скорпион» - это изменчивое сочетание антагонистических сил. У этих людей своеобразный и интересный характер, но к сожалению очень проблематичный. «Скорпионы» не умеют правильно выразить себя, кроме того, они склонны помалкивать и держать все в секрете. Они хотят достичь своих целей без посвящения кого-либо в свои дела, так что мало кто может понять правильность их действий. Жизнеспособный «Скорпион» это фанат путешествий.
Жизнерадостность Михалыча, его оптимизм и коммуникабельность меня просто завораживают. Сорваться с места и проехать сто километров для решения какого-то пустякового вопроса, пусть даже самого незначительного и для него абсолютно ничего не значащего, ему не проблема. И все бы ничего, но если бы у него еще и побольше было ответственности в выполнении своих обещаний, то это был бы идеальный представитель сильной половины рода человеческого. Но, как известно на свете ничего идеального нет, все мы имеем недостатки, поэтому приходиться мириться с тем, что мы имеем.
Михалыч и пригласил меня, в удобное для меня время, посетить его «фазенду» в деревне «Молёный Мыс». Мне привыкшему к тому, что до своей дачи я добираюсь менее чем за тридцать минут с комфортом по скоростной трассе, одна только мысль, что придется в пути провести три с лишним часа и при этом проехать более ста километров, из которых добрая половина «раздолбаная» грунтовка, уже сама по себе отпугивала. Полгода я сопротивлялся, а решение было принято, как это обычно бывает, спонтанно, в течение десяти минут. Справедливости ради надо сказать, что в последствии я нисколько не пожалел, что провел в деревне «Молёный Мыс» эти три незабываемых дня.
Военному собраться минутное дело. Но к вопросу об обязательности Михалыча. Несмотря на его обещание подъехать через десять минут, на трассе я его ждал почти час. Настроение было в конец испорчено и пока мы выбирались из города, с его вечными пробкам из-за большой стройки саммита АТЭС, и ехали по загородной трассе общение между нами было более чем прохладное.
Все изменилось после того как мы подъехали к повороту на проселочную дорогу к «Молёному Мысу». Но это уже отдельная история.

По дорогами весям
Кто же их любит, те дороги, от которых
остались одни направления, особенно если
эти «направления» направляются через перевал
 и круто серпантинят.
Выезжая из города мы договорились, что ставим рекорд скорости. Сказано – сделано. Мы это сделали. Когда приехали в деревню и остановили секундомер он показал чистого времени в пути - два часа двадцать семь минут. Подспудно я предположил, что Михалыч это сделал только ради меня, чтобы компенсировать мой стресс от его ожидания. Но, насколько я знаю, ни до, ни после никто за такой короткий период до «Молёного» не добирался.
Нет смысла описывать как мы ехали по федеральной трассе. Первая значимая остановка на нашем пути была в поселке «Романовка», у продмага для того, что бы отовариться на ближайшие три дня.
Нелля, продавщица магазина и хорошая знакомая Михалыча, упаковала нас по полной программе и при этом не забыла проконтролировать с кем это он едет на свою «фазенду». Загрузившись «по самое не хочу» мы двинулись преодолевать последний рубеж.
В деревню «Молёный Мыс», свернув с основной трассы, можно попасть тремя путями. Во-первых повернуть налево у деревни «Царевка». Во-вторых, через поворот у деревни «Петровка». И наконец третий путь из села «Новонежино» (см. карту).
Михалыч, как местный аксакал, с учетом нашего скоростного режима движения, принимает решение идти на прорыв у деревни «Царёвка». При этом он меня предупредил, что первые пятьсот метров будут так же тяжелы как первые двадцать пять лет службы на флоте. Я не возражал, поскольку мне легче ориентироваться в океане, чем разгадывать ребусы топонимики на сухопутных топографических картах.
Перед поворотом останавливаемся у придорожного кафе, чтобы перекусить. Чебуреки и бульон на мясе медвежательны просто восхитительны. Великолепный мини зооуголок и мини парк завораживают, но надо двигаться дальше.
После съезда с федеральной трассы дорога сразу дала понять, что ничего хорошего не гарантирует (фото 1). Дальше было несколько хуже, машина буквально плавала в грязи. Но искусство вождения позволило Михалычу преодолеть этот участок даже не включая полный привод (фото 2).
Дорога плавно пошла вверх. Слева, на склоне гор буйство разноцветья багульника, дикой черемухи, яблонь и груш. Справа долина засвечена буйством красок полевого соцветия и до нас доносится упоительный запах медовых трав. Дорогу то и дело перебегают фазаны и бурундуки. Единственное, что нарушает эту идиллию это вид на заброшенные угодья. Как хочется верить, что эта земля когда-то будет востребована и возделана. Когда, только - одному богу известно (фото 3,4)

Тем не менее, поднимаемся на первый перевал (фото 5). С его высоты открывается великолепный вид на «Петровское водохранилище» (фото 6) .
«Михалыч» сразу меня предупредил, что преодолеть придется три перевала и каждый перевал имеет свою достопримечательность. Мы как на огромных волнах «девятого вала» то поднимаемся на гребень, то скатываемся вниз, но неукоснительно поднимаемся вверх. От высоты и скорости слегка закладывает уши.
Преодолеваем второй перевал и с его высоты отрывается чудесный вид на исток водохранилища, отроги Сихото-Алинского хребта и г. Пидан, мекку паломничества туристов и любителей активного отдыха (фото 7). На подъеме к его гребню на обочине встретили несколько оставленных автомобилей. Это любители рыбалки из пгт Большой Камень и окрестных мест практически ежедневно выезжают порыбачить на водохранилище.
Не останавливаясь достигаем третий перевал первый пункт нашего путешествия – перевал «Кыйру».

В поднебесье

Именно с вершины этого перевала далеко внизу, в долине, в белесой дымке стелящегося тумана просматриваются контуры деревни «Молёный Мыс».
И именно на вершине этого перевала осознаешь правоту народной притчи о сотворении мира: «Всевышнему на сотворение мира отводилось семь дней. На седьмой день он, облетая землю и проверяя качество проделанной работы, увидел на месте Приморья белое пятно и все остатки которые были у него в карманах высыпал именно туда. Вот почему в Приморском крае уживаются виноград и сибирский кедр, актинидия и карельская береза, уссурийский тигр и трепетная лань, сибирские лютые морозы зимой и субтропическая жара летом».
В Приморье также перекочевал и древний алтайский обычай «Jалама (Кыйру)» - символ обряда почитания духов местности. Это обряд благословения природы и ее стихии. Это благодарность Богу за все блага, это самоотдача человека.
Обряд «Кыйру», это подвязывание на ветки деревьев и кустарников ленточек из светлой материи (кыйра) или светлые волосы из конской гривы (ялами, дьялама, джалама). Обычно этот обряд принято проводит там, где находятся почитаемые природные объекты (источники, водопады, подножия священных гор, пещеры, перевалы). Обряд построен на том, чтобы отдать, а не выпросить чего-то для себя. При совершении ритуала благодарят духов, просят благословения, мира, здоровья, удачной дороги.
Обряд привязывания кыйра или дьалама (в зависимости как их привыкли называть жители той или иной местности) – один из самых древних обрядов. Впервые обряд упоминается в одном из самых распространенных жанров народной поэзии - (благопожеланиях), датируемых приблизительно I-IV веками нашей эры. Это древний, архаический жанр народной поэзии, основанный на магии слова, имеющий целью путем просьбы или благопожелания добиться успеха в труде, материального достатка и благополучия в жизни, удачи в мирных и ратных делах, благоденствия и здоровья как отдельного человека, так и коллектива (рода, племени) в целом.
Существуют определенные правила, которые должен знать каждый привязывающий кыйра.
Если путник хочет привязать на дерево ленту или положить камни на перевале, то он должен знать для чего и как это делается:
1. человек должен быть чистый. Это означает, что среди его членов семьи и родственников в течение года не должно быть покойников;
2. на одном и том же месте кыйра можно привязывать один раз в год;
3. лента – кыйра должна быть только из новой ткани шириной в два пальца (примерно 5,5 см.) и индивидуальной длины повязывающего, в два локтя, и должна привязываться парой. (одна за себя, другая за близких), которые сложены вместе. Вяжут их к дереву так, чтобы они не мешать его росту и чтобы нижний конец лент был длиннее, а верхний короче, т.к. нижний ассоциируется с «алтыгы ороон» - миром темных духов, а верхний - с «устиги ороон» - страной светлых духов во главе с Ульгенем и Юч-Курбус-таном (трехликий бог).
4. Кыйра привязывают только с восточной стороны и только к ветке священных деревьев – это береза, лиственница, кедр. На другие деревья завязывать ленточки нельзя.
Запрещается привязывать кыйра на сосну и ель.
5. Цвет кыйра тоже имеет большое значение. Привязывают в основном ленту белого цвета. Но можно голубую, желтую, розовую, зеленую:
• белый цвет - цвет чистоты и непорочности, цвет воздуха. Цвет Ак-Буркана, принадлежность к Белой вере, это цвет Аржан суу – целебных источников, цвет белого молока, вскормившего человеческий род и поклонения духам перевалов;
• голубой - символ неба, звезд;
• зеленый - цвет природы и священных растений арчына (можжевельника) и кедра;
• розовый (красный) цвет – символ огня;
• желтые же ленты – символ солнца, луны, вяжут обычно люди, причастные к священному (кам, целитель, ясновидящий) клану;
• бывают еще черные ленты, на которых завязывают столько узелков сколько болезней, печалей и проблем, а потом их сжигают на специальном очистительном костре.
6. Одновременно ленты всех цветов привязывают на молениях. Они совершаются два раза в году весной на празднике «Зеленой листвы» и осенью на празднике «Желтой листвы». Каждый цвет кыйра имеет свое предназначение.
 «Кыйра» всегда вяжут от восхода до полудня солнца и только на растущей луне и никогда при полнолунии и тем более при убывающей луне.
А вообще обряд «Кыйру» имеет более глубокий, сакральный смысл и исполняют его только в хорошем настроении и в добром здравии. Кыйра вяжут думая о хорошем или с просьбой «открыть дорогу» или просто сказать «спасибо» В процессе совершения данного обряда, нельзя громко разговаривать, сквернословить. Человек мысленно обращается к природе и просит мира, здоровья, благополучия своим детям, родственникам и народу в целом. Человеку, в семье которого кто-то умер, нужно воздержаться от обряда в течение года. Если у родственников беда, то кыйра не вяжут сорок дней.
Перед подвязыванием кыйра совершается обряд: в пиалу наливают аракы (национальная водка), любой другой спиртной напиток или чеген - кислое молоко. Чеген от простокваши отличается прежде всего тем, что заквашивается не из сырого, а из кипяченого молока. При помощи ложки окропляют четыре стороны света: восток-запад; юг-север. Совершив данный обряд, обращаются к горным духам и богам о благословлении их благополучно совершить путешествие к примеру если они находятся на вершине перевала. После обращения к богам, повязывают кыйра на ветку дерева.
Совершив полный обряд, старший, отпив глоток аракы, пускает пиалу по кругу, по движению солнца, то есть по часовой стрелке, каждый должен пригубить содержимое в пиале. Пиала возвращается к хозяину и он допивает остатки напитка.
На перевалах, в основном, где нет священных деревьев, в знак поклонения богу Алтаю обычно выкладывают камни на обоо таш.
Ну и самое главное: повязывание лент - ритуал совсем не обязательный. На перевале достаточно просто остановиться, поблагодарить духов и попросить хорошей дороги.

Белые ленты, развивающиеся на деревьях, и камни, сложенные горками – обоо таш, всегда привлекают к себе внимание.
На нашем перевале стояло то ли дерево, то ли кустарник не понятной породы, обвешенное лоскутами материи, с нанизанными на ее ветках пластиковыми бутылками и развешанными детскими игрушками. Разве, что на ветках не хватало женских «стрингов». То есть, нарушено всё, что можно было нарушить в действе этого таинства. Свою лепту внесли и мы. Немного отдохнув после напряжения от преодоления перевалов, размявшись и налюбовавшись открывшимся видом мы с Михалычем уже после ритуала заполировали его бутылкой шампанского. Таким образом я был приобщен к древнему алтайскому обычаю исполненному правда на приморский лад.
Через двадцать минут мы уже скатывались с перевала в урочище Ливадийского хребта и подъезжали к деревне «Молёный Мыс».
Поверьте, и на этот участок дороги к «Молёному Мысу» нелюбовь почему-то не распространяется. Виды, открывающиеся с вершины, настолько одухотворенно красивы, завораживающие и впечатляющие, что удивляться качеством дороги нет ни времени, ни желания. Уже эти оставшиеся километры готовят к некоей душевной сказке. Не надо, наверное, доказывать, что существует она - сложно описываемая словами магия места. Воздух, климат, ландшафт, внезапно возникшее чувство светлой радости от пребывания именно здесь, - слова бессильны передать комплекс ощущений, и только понимаешь - это место свято. Само по себе. Его таким сделала Земля наша. И почему именно это место вызывает такие эмоции, ни километром выше, ни верстой ближе - совершенно непонятно. И откровенно разваливающаяся деревня почему-то негативных эмоций не вызывает. На «Молёном Мысу» светло и одухотворенно все. Даже упавшие дома, сквозь которые проросли деревья.      Кто думает, что магия места не является категорией экономической, пусть сравнит цены цивилизованных стран на разные дома с разными видами из окон, как минимум.

Град обреченный

Справка
«Молёный Мыс»-Википидея

«Молёный Мыс» – деревня в Шкотовском районе Приморского края. Население – 16 человек (2005). Входит в Романовское сельское поселение. Расположена на речке «Галанта», в месте её впадения в реку «Петровку», в 4 километрах ниже по течению на которой находится «Петровское» водохранилище. Основана в начале XX века, как посёлок при золотом руднике.
«Молёный Мыс» является одним из самых труднодоступных населённых пунктов Шкотовского района. Деревня связана с селом «Царёвка» единственной грунтовой дорогой длиной 16 км. Расстояние до райцентра, посёлка «Смоляниново», составляет 30 км, до Владивостока — около 102 км. Ближайшая железнодорожная станция — «Петровка», расположена в 13 км от деревни.

В Приморском крае более тридцати населенных пунктов которые официально числятся в вымирающих. Это официальная статистика. Но, как известно, кроме статистики есть ложь и наглая ложь. В одной графе статистической сводки оказались населенные пункты, совершенно друг на друга не похожие. И никто ни когда не анализировал причины их вымирания. Как кажется причина вымирания кроется в том, что большинство приморских вымирающих деревень – это населенные пункты, построенные в конце 60-х годов, начале 70-х годов, в период очередной буйной и бестолковой волны заселения Приморья и в перестроечной неразберихе. Порой смотришь на такое «наследие социализма», и думаешь – кому это надо было и какой …. распорядился поселить здесь людей! В принципе же, причины, вымирания любой деревни можно вычислить течение часа-двух, даже не разговаривая с местным населением. Но это - совершенно отдельная тема.
Личные наблюдения.
Деревни, которые столетиями жили благополучно и оказались, по воле российских чиновников, в списке вымирающих в последнее десятилетие начинают возрождаться. Не потому- что, а вопреки. Возрождаться самыми разнообразными, порой непредсказуемыми путями. Но не любая. Жизнестойкость той или иной деревни обусловлена не только экономикой. Есть еще какие-то тайны.
Деревня «Молёный Мыс», официально считается вымирающей. В списке Романовского сельского поселения она стоит на последнем месте – 16 дворов. И не будь на сегодняшний момент сдерживающего фактора, который бы гасил эти «объективные причины», жители этой деревни давно бы забыли свой грустный статус. Но в том то и дело, что статус этой деревни обладает всеми качествами, которые необходимы и достаточны для процветания в условиях рыночной экономики. Хотя качествам на первый взгляд носят не просто экономический характер, а лежат в противоположной области, несовместимой с товарно-денежными отношениями.

Свято место

Жители «Молёного Мыса» уже второй десяток лет живут без электричества, нет магазина, медицинского пункта, школы. Уже никто и не помнит когда последний раз ремонтировалась дорога. В деревне, после ухода военных, не ведется никакого коллективного хозяйства.
После этих слов рисуется ужасающая картина, и представляются какие-то совершенно обездоленные, несчастные люди, которые живут в нечеловеческих условиях, очевидно, потому, что им просто некуда деваться.
Ничего похожего!
В деревне насчитывается 26 жилых дворов, половина из которых принадлежит коренным жителям Большого Камня. И городские жители, и постоянно живущие в деревне основной причиной нежелания покидать «Молёный Мыс» называют именно природные условия, красоту, святость и духовную чистоту своего места жительства. Более того, если бы искусственно не сдерживалось развитие деревни, то уже бы вовсю шел процесс ее возрождения, скорее всего, как престижного котеджного поселка.

Из культурных развлечений, разве что давно забытые из детского прошлого, качели «гигантские шаги», а ведь еще десять лет назад силами отдыхающих в деревне и проживающих там школьников был сделан... концерт художественной самодеятельности! «Культурным шоком» можно было назвать тот факт, что дети деревни, тогда без всякого участия взрослых, учредили свою собственную организацию - «Детский Совет Культуры села «Молёный Мыс». Где, кто и когда в последний раз видел таких детишек в сельской местности?
«Новые русские», вскормленные молочком социализма, с годами конечно поумнели, но не догадались еще, что основную ценность отдельно стоящего дома составляет не сам дом по себе, не квадратные метры, а приусадебный участок, его размеры и качество, чистота воздуха, тишина и автономная система жизнеобеспечения, при которой владелец дома не зависит ни от «Дальэнерго», ни от «Коммунальных служб» города.
С независимостью от электромонополистов у жителей «Молёного Мыса» полный порядок. Как это ни странно, создалось ощущение, что отсутствие электричества их нисколько не угнетает. Говорят, настолько привыкли к своим генераторам, к полному распоряжению собственной электроэнергией, что без тоски вспоминают увезенный двадцать лет назад дизель, при котором электричество подавалось дозировано, а не тогда, когда нужно хозяину. Но есть и первые ростки цивилизации ;;; века. В селе тайно опробуется «сверхсекретная» чубайсовская разработка Роснанотехнологий - отечественный сотовый телефон с модулем ГЛОНАСС. Размеры конечно пока далеки от миниатюрных, да и аккумулятор великоват, но эта штука работает. По воскресеньям...
Отвратительная дорога вызывает у «аборигенов» грустные улыбки, но зато родила весьма оптимистичную местную пословицу: «Чем хуже наша дорога, тем круче наши колеса». Эти стойкие люди, населяющие «Молёный Мыс», давно ни на кого не надеются, ничего не просят, практически полностью перешли на натуральное хозяйство, основу которого составляет пчеловодство. Любой недостаток своего местопроживания тут же обращают в достоинство, и если молят, то только об одном - чтобы их оставили в покое. Дали бы им возможность жить именно на этом месте. Основной их лозунг  «Да мы живее всех живых, еще посмотрим, кто кого погребет!» В близкий конец «Молёного Мыса» они категорически не хотят верить вопреки документам и упорству чинуш. Показалось, что в деревне нет социального неблагополучия. Красивые люди, красивые, умные дети. Пьяницы и наркоманы досаждают больше приезжие.
Если бы не удивительное сочетание названия деревни, без преувеличения божественно красивого места ее расположения, насильственно поддерживаемого вымирания и активного сопротивления жителей, их нежелания вымирать ни духовно, ни экономически, ни физически, мне бы не пришло в голову  заняться ее историей.

Спираль истории
Магия времени, если вдуматься,
тоже категория экономическая.

Не случайно в начале были упомянуты поселки постройки начала 70-х годов. При прочих равных условиях причиной их вымирания можно считать отсутствие истории. В тяжелые времена, в момент перехода от одной экономической формации к другой, жителям таких мест не только духовно и морально, но и экономически не было возможности опереться на опыт живших и хозяйствовавших здесь прошлых поколений.
То немногое, что удалось узнать об истории создания и первых лет жизни «Молёного Мыса», при сравнительном анализе с днем сегодняшним дает прелюбопытные результаты. Затасканная фраза «история ставит все на свои места», приобретает конкретный смысл и не только в морально-нравственном аспекте.
(Сравнительный анализ проводится по книге А. А. Менщикова «Материалы по обследованию крестьянских хозяйств Приморской области». 1911 год издания, 5 том.)
«Селение Моленный-Мысъ № 185, Петровской волости, Ольгинскаго уезда; в немъ состоить душь: мужск. 122, ясенск. 120, всего 242».
Это сведения на 1910 год.
«История образования селения. Участок был отведен на 19 номеров землемером в 1900 году до образования селения, и он же показывал ходокам границы надела. В 1900 году поселилось 17 семей, в следующие - 2. Первое время большинство переселенцев ходили на заработки и службу; хозяйственные принадлежности и инвентарь приобретали во Владивостоке».
Цитировать этот документ хочется от начала до конца. В нем - простая, но магическая мелодия истории заселения нашего края. И что интересно, при основании села семей было больше чем сейчас.
«Селение расположено на увале в долине при реке «Анталазе». Водой пользуются из реки и двух колодцев. Неудобством считают соседство заимки Калягина, через которую есть удобное сообщение с наделом, но хозяин заимки старается не допустить проезда».
Первоначально живущий как «общество», т.е. коллективное хозяйство. «Молёный Мыс» уже через пять-шесть лет своего существования стал размежевываться подворно из следующих соображений: «некоторым приходится обзаводиться хозяйством медленно, другим же это удается скорее; последние здесь жили ранее и теперь захватывают лучшие земли и в большем размере. Желают поделить все земли, кроме выгона и неудобных».
И далее, какую главу ни возьми - «Скотоводство», «Выгоны», «Земледелие» картина вырисовывается потрясающая. В начале прошлого века «Молёный Мыс» во всём, включая количество дворов и основное хозяйственное направление - пчеловодство, жил абсолютно так же, как он живет в 2012 году. Переселенцы быстро потеряли «привезенные с родины семена ржи, огурцов, тыквы и капусты, - все они перевелись». Опыта возделывания чумизы не приобрели, в коллективном хозяйствовании разочаровались, пришли к выводу, что у них не получится вести хозяйство так, как они вели его на Украине и в средней полосе России. Деревня становилась на ноги путем приспособления к новым условиям неизвестного края. Коневодство, пчеловодство, огородничество - только «для себя потребляют, сбыт овощей не обеспечен». Чуть позже - охота. По словам местных жителей и краеведов, к моменту установления советской власти на Дальнем Востоке «Молёный Мыс» был очень богатым, процветающим поселением. По-прежнему небольшим по количеству дворов, но состоявшим из зажиточных «лесных крестьян-одиночек», большей частью в последствии раскулаченных.
Разница же между 1902 годом и сегодняшним заключается лишь в двух пунктах. Одна из статей дохода первопоселенцев, которой уделено много внимания в «отчете» - это сдача в аренду своих земель, как общественных, так и личных, китайцам и корейцам для земледелия и покосов. Очень остроумно, между прочим, установленная. Не более, чем на три года и не более четырех десятин. При этом китайцев на территории деревни не селили, а корейских семей «числом не более пяти». Кто скажет, что это не разумно?
Не меньше внимания в том же отчете уделено постоянным конфликтам «общества» с «владельцем соседней заимки (зажиточным хуторянином) г-ном Калягиным». В ответ на запрет проезда  «общество потравило его хлеба общественным скотом». Так вот. Даже этих двух различий, включая трогательное противостояние общества и богатого одиночки, сегодня бы не было, если бы не запрет на развитие хозяйства. Была бы аренда, и, уверен на двести процентов, богатый одиночка, раздражающий становящее на ноги «общество», уже был бы. А впереди - снова возрождение и процветание, которому семья тех же самых «ужасных» Калягиных немало когда-то способствовала.
Спираль истории замкнулась год в год, минута в минуту и пошла на новый виток.

Магия слова
Простой тест. Есть три равноудаленные деревни,
в которых у вас есть абсолютно равные возможности
провести лето, или купить дом, или съездить на шашлыки,
но о которых вы ничего не знаете, кроме названий
 - «XX съезд КПСС», «Заветы Ильича», «Молёный Мыс».
Куда поедете в первую очередь?

И где, вследствие этого, оставите большую или маленькую часть своих финансовых средств? А после этого скажите - магия слова - это разве категория не экономическая?
Наш край, топонимика которого была искорежена в одну ночь военными топографами, вершиной фантазии которых стала, пожалуй, «Энгельгардтовка», беден географическими названиями. В момент топографической истерии, в начале семидесятых годов прошлого столетия, нас лишили многовековой истории нашей земли, убив поэзию и музыку древних названий. Я попробовал как-то прочитать Арсеньева, подставляя вместо прежних названий нынешние. Не советую повторять эксперимент. Смешно, нелепо, глупо и стыдно получается.
Как уцелело название деревни «Молёный Мыс» - «реакционное, антиреволюционное, мракобесием наполненное» географическое название? Какому пьяному или уставшему военному топографу сказать спасибо? Но, так или иначе, святое имя сохранилось. Интересно, откуда, каким образом оно взялось в нашем крае, честно скажем, не обремененном большой православной историей?
Впрочем, как оказалось, даже весьма скромная для наших мест, история православия сегодня не доступна не только «простым смертным», но и служителям Епархии. Сохранившиеся церковные архивы до сих пор хранятся в ФСБ, и доступа к ним нет. Удалось узнать немногое. Местные жители утверждают, что название села повелось оттого, что окрестные деревни ходили в «Молёный Мыс» на молебны. На деле все оказалось не совсем так. Немножко «задом наперед».
«Церковь была построена в «Моленном Мысу» в 1909 году. На постройку отпущено казенных средств 3000 рублей, столько же дало общество. Обществом же было доставлено 420 бревен, камень и песок на постройку. Церковно-приходская школа построена в этом же году, располагалась в причтовом (т.е. принадлежащем приходу) доме. Учащихся в ней на год основания: мальчиков - 21, девочек - 9». Более ранние сведения говорят о том, что до этого, но уже после заселения, в «Молёном Мысу» была отстроена часовня в честь Покрова Святой Богородицы, но своего причта не было положено, а обслуживалась часовенка Петровским приходом, первым священнослужителем был отец Алексий Пресвятский. Из не подтвержденных документально источников - церковь на «Молёном Мысу» продержалась дольше всех остальных в Шкотовском районе, дольше остальных была действующей, три! причтовых дома были местом, где спасались от советской власти церковнослужители окрестных, уже разрушенных приходов. Именно в связи с этим, и уже только в первые годы советской власти «Молёный Мыс» стал местом паломничества, куда на моления ходили люди из пяти (!) окрестных деревень. Жителями деревни в восьмидесятых годах прошлого столетия в одном из огородов была найдена приходская печать, переданная, по их словам, в музей лицея № 15 г. Большой Камень, но, по словам работницы музея лицея, «ее там нет и никогда не было, мы музей трудовой славы, а не черт знает чего». Остальные церковные ценности исчезли таинственным образом незадолго до того, как церковь сожгли. Никто их не искал...
Все эти сведения, лишь добавляющие уважения к истории «Молёного Мыса», к сожалению, не отвечают на топонимический вопрос. Получается, что географическое название существовало до заселения. Потому, что в тех случаях, когда название своему пункту давали первопоселенцы, это в «отчете» оговаривалось отдельно. Да и выпадает оно из ряда Ивановка - Михайловка - Киевка - Черниговка.
К тайне топонимической вплотную примыкает еще один вполне резонный вопрос. А какого лиха, собственно, понесло в 1900 году неизвестного землемера на эти далекие, труднодоступные увалы среди таежных дебрей? Можно предположить, что заимка Калягина существовала еще до заселения. Не исключено, что «Молёный Мыс» был местом поселения староверов, которые осваивали наш край намного раньше первой официальной волны заселения. Ответ может скрываться в архивных документах - никогда не публиковавшихся отчетах В. К. Арсеньева об экспедициях 1900-1903 года по Шкотовскому плато. Кроме всего прочего, Владимир Клавдиевич всегда и во всех своих путешествиях уделял огромное внимание и этнографическим, и археологическим находкам, местам и староверских, и древних поселений. Как это ни странно, об истории «Молёного Мыса» двухтысячелетней давности кое-что известно.

Из тьмы веков
Тьма веков - пожалуй, самая большая
экономическая ценность, необходимая
для процветания наших таежных населенных пунктов.

Примечательно, что успешнее всего на территории края существуют деревни, построенные в местах древних поселений. Этому феномену есть вполне реальные и доказательные объяснения, но они заняли бы много места. Если же возле экономически здорового населенного пункта нет древнего городища, значит, там просто пока не велись раскопки.
Раскопки неподалеку от «Молёного Мыса» - в четырех километрах - были проведены доктором археологических наук Дьяковым Владимиром Ивановичем в 2002году. И вот что выяснилось.
«Самая уникальная находка этих мест - могильные курганы эпохи раннего металла, то есть середины первого тысячелетия до нашей эры. То есть этим памятникам около двух с половиной тысяч лет. Опыта раскопки курганов в Приморье мало, и относится он в основном к семидесятым годам девятнадцатого века. Каждый раз вокруг кургана возникают споры, так как наши курганные могильники выглядят совершенно не так, как, допустим, среднеазиатские. Тем не менее, на сегодня мы точно знаем, что курганы, найденные нами, относятся к двум периодам - раннего металла и эпохи средневековья, примерно двенадцатого века. Всего же на этой территории сегодня раскопано семнадцать курганов, и предстоит работа еще над пятнадцатью, а то и двадцатью захоронениями. К сожалению, это далеко не все памятники, сохранившиеся до наших дней.
В пятидесятые годы здесь был военный аэродром, и солдаты, строившие его, выносили курганные насыпи, сбрасывая их в русла пересохших проток. Мы нашли эти места, но, сами понимаете, археологической ценности они уже не представляют. Чуть выше курганов, очень близко к «Молёному Мысу», мы нашли средневековую гончарную печь для обжига черепицы. В Приморье найдено всего три таких печи, но эта - просто уникальной сохранности. Сам не могу понять, как нам удалось ее раскопать, даже свод не обрушив. Любопытная деталь - печь выстроена на вязкой глине, поэтому, очевидно, для собственного удобства, всю битую и бракованную посуду гончары бросали себе под ноги, мостили естественным образом место работы. Условно этот памятник можно расценивать как культуру чжурчьженей и по хронологии, и вид изделий не противоречит тому, что мы знаем. Кстати, печь была до верху забита сосудами, самый большой из которых - более метра высотой.
Скорее всего, печь была оставлена в разгар работы, когда шел обжиг, в момент нападения дикого племени. По тому, что мы нашли, понятно - жители на это место больше не вернулись. В пятидесяти метрах от этой печи мы нашли фрагменты еще одной такой же, но она полностью разрушена ручьем».
На вопрос, есть ли, по его прогнозам, археологические памятники в непосредственной близости к «Молёному Мысу», Владимир Иванович Дьяков ответил более чем интригующе.
«Там есть, как минимум, два потрясающе уникальных памятника. Не то, что для Приморья уникальных, пожалуй, нигде в азиатском мире больше таких нет. А вот точнее о них я сказать не могу. Сначала их надо раскопать. На сегодняшний день такой возможности нет, но я знаю, что им ничего не грозит. Навряд ли их даже кто-нибудь найдет, а если и найдет, никогда не поймет, что это уникальнейший археологический памятник. Но я такого больше нигде не видел, а я покопал в своей жизни ой как немало!».
Вот такая интригующая тайна. Еще никто не догадался, почему, раскапывая курганы в четырех километрах от «Молёного Мыса», археологи не раскапывали уникальнейшие памятники, находящие ближе к деревне? А кто знает, когда и по какой причине у нас в стране вообще ведутся археологические изыскания? В подавляющем большинстве случаев, а после перестройки исключительно только в случаях, если место предназначено для уничтожения, а если выразиться точнее - конечно же, для грандиозного строительства, которое приведет нас к цивилизованному будущему.
Россия богата скорбными символами. Один из самых щемящих, хватающих за душу и выжимающих слезы - это купол церковной колокольни, а рядом - плывущая лодка. Вспомните, он быстро возникнет перед внутренним взором - символ Града Обреченного. Визитная карточка «рукотворных морей», водохранилищ России.

По ком звонит колокол

История конфликта сегодняшнего дня такова. В 1968 году организацией «Ленводпроект» был разработан проект Петровского водохранилища для обеспечения водой молодого, развивающегося города Большой Камень. Оптимистично глядящие в светлое будущее проектанты были уверены, что через небольшое время население города будет составлять сто двадцать тысяч человек, а основные производственные мощности города, необходимые для обеспечения подводными лодками этого светлого будущего, будут расти, как на дрожжах. Поэтому водохранилище рассчитывалось на пятьдесят миллионов кубометров воды. В полном объеме были выполнены все проектные работы, со строгим выполнением всех существующих тогда строительных норм и правил (СНиП) и санитарных правил и норм (СанПиН). Это запланированное грандиозное строительство никаким образом не предполагало сноса и переселения деревни «Молёный Мыс». И как это не странно, это было как раз те времена, когда сносилось, уничтожалось, переносилось и переселялось все, что угодно, включая невосполнимые культурные объекты и памятники, под какие угодно бредовые проекты. А речи о праве на землю и о правах личности и близко не шло! Даже словосочетаний таких в русском языке не наблюдалось. Но даже тогда речь шла только о сокращении объемов сельскохозяйственной деятельности в «Молёном Мысу», который на тот период являлся отделением Речинского военного совхоза. Запрещалось применение минеральных удобрений, ядохимикатов, выпас скота на берегу реки. То есть речи не шло даже о запрещении животноводства. Более того, в 1972-73 годах в непосредственной близости к деревне был спроектирован буто-бетонный завод, разрабатывался карьер для обеспечения стройматериалами Большого Камня, который, кроме всего прочего, строился с учетом увеличения трудовой занятости местного населения. К карьеру была отстроена дорога, которой до сих пор пользуются жители «Молёного Мыса» и которая, по проектным расчетам еще первого варианта водохранилища, никоим образом объекту не мешала. В 1975-1977 годах в деревне были проведены все необходимые санитарные мероприятия: вырыты новые колодцы, завезены туалеты в каждый двор, всеми хозяевами домов без исключения были подписаны предписания по соблюдению санитарных норм. Вплоть до самой перестройки, по инициативе совхоза, хозяйственная деятельность, не запрещенная «СанПиНом», постоянно расширялась, к полевым работам привлекались матросы, в первые годы перестройки - граждане Китая.
В те годы была запущена первая очередь Петровского водохранилища, объемом всего 12 миллионов кубических метров. Водохранилище было оснащено временной дамбой. В первые годы его существования при засухах этой воды не хватало, но после прекращения работы завода «Звезда» потребление воды сократилось почти в два раза. В последние годы затруднений с водой у жителей Большого Камня не возникало. Тем не менее, сразу после образования ЗАТО новая администрация, очевидно, тоже веря в светлое будущее, но не столь рьяно, как ее предшественники, заказала ЗАО «Дальводпроект» разработку нового проекта расширения водохранилища, но уже в два раза меньшим объемом.
И грянул гром, откуда не ждали.
По новым проектным документам оказалось, что «Молёный Мыс» просто утопит Большой Камень в своих «фекальных водах».
«Заключение по проекту №17», подписанное Главным государственным санитарным врачом Приморского края Д. В. Масловым, предусматривало такие санкции к населенному пункту «Молёный Мыс», что создавалось ощущение, будто вся - деревня бубонной чумой заболела.
А ведь за все годы существования Петровского водохранилища не было ни одного случая загрязнения вод водохранилища жителями «Молёного Мыса». Тем не менее, был вынесен приговор: жилые здания разобрать, колодцы засыпать, жителей выселить за пределы водосборного бассейна водохранилища.
На основании всего вышеизложенного 22 июля 1997 года бывший глава администрации Шкотовского района И. Синяев вынес постановление за № 276 с жутковатой и не очень юридически грамотно сформулированной шапкой: «О запрете строительства и капитального ремонта зданий и сооружений, отвода земельных участков в собственность, постоянное пользование, пожизненное наследуемое владение (!?) в с. Моленный Мыс». Постановление основывается на большом пакете документов, из которых действующими на сегодняшний день можно считать лишь уже упоминавшийся «СанПиН» 2.1.4.027-95 и Закон «О местном самоуправлении». Все остальные упоминающиеся Постановления и Положения, так же как и старый Земельный кодекс, устарели. Полное уничтожение «Молёного Мыса» было назначено на 2004 год.
Перефразируя старый анекдот про российские дороги и автомобиль ГАЗ-66, можно сказать: «Чего только эти русские не придумают, чтобы только фильтрационные сооружения на водохранилищах не строить»!
Разглядывая крупномасштабную карту района «боевых действий» и периодически перечитывая «СНиП» и «СанПиН», от которых уже несколько поташнивает, приходишь к выводу, что желание уничтожить «Молёный Мыс» лежит в плоскости, далекой от заботы о здоровье граждан Большого Камня. Скорее - это желание администраций двух муниципальных образований и санитарной службы края избавить себя от «лишних хлопот», вернее - от выполнения прямых должностных обязанностей.
«Молёный Мыс» расположен так, что при желании, координации усилий и, главное, заинтересованности властей, как ЗАТО так и района, населенный пункт можно не только сохранить, но и развивать. Правда, для этого необходимо постоянно выполнять санитарные мероприятия, предписанные документами, а они ложатся «в пределах третьего пояса ЗСО на владельцев объектов, оказывающих или могущих оказать отрицательное влияние на качество воды источников водоснабжения». Да еще и Государственный экологический контроль за соблюдением водоохранных мероприятий в этом случае ужесточается и зависает дамокловым мечом над бедными администрациями. Оно им надо? А, главное, ради чего? Ради каких-то двадцати шести дворов, не приносящих никакого дохода, а лишь головную боль? Один ремонт дороги каких нечеловеческих усилий от властей потребует! Хлопотно и бессмысленно все это на первый взгляд. К сочетанию же «интересов общества и законных интересов граждан при обеспечении каждого гражданина на свободное владение принадлежащим ему земельным участком» даже сами граждане пока не привыкли, с какой стати тогда властям обращать внимание на такие мелочи?
Но деревня выживает, и не по желанию властей, а вопреки.
И это уже второе возрождение деревни. Первое было после далекого 1919 года, когда на его подворьях отметился американский экспедиционный корпус. Летом 1919-го им достаточно крепко досталось от красных. Утром 25 июня нападению партизан подвергся военный лагерь около Романовки. В бою погибло 24 человека, еще 20 получили ранения. «Романовская бойня» стала самым кровавым боем для 31-го пехотного полка «Белые медведи», за время его пребывания в Приморье и до этого расквартированного на Филиппинах. В ответ была создана специальная группа под командованием майора Роадса, немедленно приступившая к «специальным акциям» - проще говоря, к карательным действиям. Широко известна история деревни «Молёный Мыс», которую американцы расстреляли из пулеметов, а потом сожгли.
Но в нашем случае, в сложившейся ситуации искренне жаль не жителей «Молёного Мыса», а, представьте себе, администрацию ЗАТО и Шкотовского района. На основании того, что пока рассмотрена лишь одна сторона проблемы, связанная с населенным пунктом «Молёный Мыс». А у нас в Приморье так не бывает, чтобы проблема была одна, и решение ее было ясным и однозначным, и чему-нибудь не в ущерб. Земля у нас, если помните, биоразнообразна до чертиков, и проблемы в связи с этим ей под стать. Может случиться так, что, уничтожив «Молёный Мыс» как существующую, пусть слабую, кстати, по вине администраций, инфраструктуру, лишив это место статуса населенного пункта, пусть и с большими ограничениями в режиме хозяйствования, власти района потеряют очень многое. В том числе и в финансовом плане. И когда реально замаячит прибыль, которую мог бы приносить «Молёный Мыс», останется только локти кусать, сооружать где-то рядом нечто похожее на то, что уже было, тратя несоизмеримо большие средства с намного меньшей финансовой отдачей. Если сейчас не опомниться, уничтожить деревню как административную единицу, то потом невозможно будет доказать, что именно на этом месте возможна и необходима инфраструктура. Если учесть, что у нас в стране проклюнулись ростки экономического выздоровления есть надежда, на перспективу.
И свидетельство тому, что деревня выживает является рассказ «Михалыча», что его двухэтажный каменный дом первый, построенный за последнее десятилетие, и что его примеру следуют другие жители деревни.

Меж двух огней
Если посмотреть на карту так,
чтобы Моленный Мыс был в центре,
то слева от него в пяти километрах окажется
Петровское водохранилище. А справа, в восьми
километрах от села, проходит граница
будущего Южно-Приморского природного парка.

Правда, уже в этом несовпадении границ видится некая несуразица. Есть два объекта, равно подпадающие под Закон об особо охраняемых природных территориях, то есть «Водоохранная зона водного объекта» и «Природный парк». Со схожим режимом охраны, во многом совпадающими ограничениями в режиме хозяйствования и разрешенными видами деятельности. Но между этими двумя ООПТ лежит некая рваная линия, которая лишь усложнит жизнь и деятельность, а также охрану и одного, и другого объекта.
И если на сегодняшний день охранная зона водохранилища установлена окончательно, то с многострадальным нашим Южно-Приморским парком, находящимся в стадии хронического согласования, ясно еще не все. И не только в части, касающейся границ. Хотя, это же так логично - соединить границы двух охраняемых территорий, находящихся достаточно близко друг от друга. Тем более что Северные территории природного парка изрядно «поусохли» в процессе согласований.
Природный парк, как явление, пока мало знаком жителям Приморского края в принципе. И зачем он нужен, и чем он отличается от заповедников, которые только раздражают своей запретностью, средний житель края не понимает.
Закон Приморского края об ООПТ (принят 22.01.99) сообщает: «Природный парк - участки территории (акватории), включающие природные комплексы и объекты, имеющие значительную экологическую, историческую и эстетическую ценность и предназначенные для использования в природоохранных, просветительских и рекреационных целях. Природный парк как юридическое лицо является природоохранным рекреационным учреждением».
Для более полной ясности картины позвольте изредка цитировать еще один документ - «Эколого-экономическое обоснование на создание Южно-Приморского природного парка», разработанное в 1995 году ТИГ ДВО РАН. И начнем с основного постулата. «Расположение рассматриваемой территории в окружении быстро развивающихся городских агломераций - крупнейших в Приморском крае (Имеются в виду Владивосток и Артем, Находка, Большой Камень - авт.) - требует проработки вариантов отдыха жителей этих городов не только для ныне живущих, но и будущих поколений».
Еще одна деталь. В природном парке в первую очередь обязана быть развита инфраструктура для рекреационного отдыха.
В районе будущего парка именно деревня «Молёный Мыс» является потенциальной инфраструктурой, привлекательной для туристов в силу удачного сочетания исторической, археологической, природной уникальности и удобного местоположения. Я имею в виду близость к городам, к трассе и одновременную удаленность от цивилизации, «тупиковость» населенного пункта, за которым сразу, немедленно, вот она - долгожданная дикая природа.
Сегодня жители «городских агломераций» отделены у нас от природных территорий, как мухи от котлет. И также психологически несовместимы. Система запретов, обилие заповедников с одной стороны, полное отсутствие надлежащей их охраны с другой, отсутствие инфраструктуры цивилизованного туристического отдыха, плюс наплевательское, порой презрительное отношение административных структур к рекреационному отдыху городских жителей, приводят к ошеломляющим результатам. Если говорить, например, о том же Большом Камне, о здоровье которого так пекутся радетели уничтожения «Молёного Мыса», то у этого города фактически нет своих рекреационных территорий. Стоящий на берегу моря город практически лишен пляжей. Несмотря на пропускную систему въезда, строжайшую закрытость ЗАТО, ставшего в последнее время эдаким государством в государстве, девяносто процентов береговой линии сегодня официально, на законных основаниях, заняты почему-то... хабаровскими зонами отдыха. Что же касается «Молёного Мыса», то сегодня это мекка дикого, неконтролируемого туризма во всех его видах и проявлениях. Люди задолго до создания ООПТ, рассчитанного на рекреационный отдых, вычислили удобное, красивое, богатое в природном отношении место. По берегам реки, в которую, не дай Бог, могут попасть «фекальные воды» жителей села, в выходные дни можно насчитать отдыхающих, значительно, превышающих население «Молёного Мыса». В основном это жители именно Большого Камня, которые азартно и увлеченно загаживают свое собственное водохранилище. К мирно гадящим гражданам сезонно присоединяются шишкари, корневщики, грибники, охотники, забредают на «Молёный Мыс» классические туристы, для которых цель и смысл всей жизни, пыхтя, влезть на свой разлюбезный, легендами овеянный Пидан.
Скажите, что изменится в зоне двух ООПТ, если будет снесен «Молёный Мыс»? Даже если построить КСП, равную той, что на границе с Китаем, рекреационно востребованная, уже исторически сложившаяся территория отдыха будет посещаться неконтролируемыми группами людей. Беда еще и в том, что создатели, в частности, природного парка, считают основной, если не единственной своей задачей, придание природоохранного статуса территории. А дальше хоть трава не расти. «Вы рано поднимаете вопрос об инфраструктуре, это потом, все потом. Не до этого сейчас», - сказал в телефонной беседе один из создателей Южно-Уссурийского природного парка. Хотя в «Обосновании» черным по белому декларирована в первую очередь «рукотворная составляющая привлекательности природного парка». Она включает в себя, кроме прочего, «домики для отдыхающих, объекты инфраструктуры по обслуживанию рекреантов в опорных населенных пунктах вблизи парка». И еще одна любопытная фраза из этого же документа: «Мировой опыт показывает, что природная привлекательность природного парка сама по себе привлекает лишь узкий круг специалистов и столь же узкий контингент туристов. Только рекреационное обустройство этих территорий может обеспечить дополнительный спрос и обеспечить экономический эффект».
В общем, конечно, можно настроить домиков для отдыхающих где угодно и каких угодно. Зачем цепляться за проблемный «Молёный Мыс»? Но позвольте обратиться к этому самому «мировому опыту» достаточно известных национальных и природных парков.

Светлый путь
Если у территории нет истории, ее
надо придумать.

Думаете, шутка? Не угадали ни одной буквы. Это фраза американского преподавателя из лекции по новейшим PR-технологиям. Вполне обоснованная. Находясь на отдыхе на природе, в местах, где наиболее ощутимо дыхание времени (этому дереву триста лет, эту пещеру посещал Арсеньев, это стоянка времен неолита, это самые древние эндемики нашего края), где человек соприкасается с живой историей планеты, он психологически настроен и на инфраструктурную «историческую ценность». Именно такое сочетание дает наибольший экономический эффект, проще говоря, приносит наибольшую прибыль природному парку.
Приведу в пример рекреационный объект «Слайд-рок» в Коконино, в штате Аризона. Площадь этого «природного парка» - всего... сорок четыре акра. Да создатели наших ООПТ из тапочек не вылезут ради такой площади! У нас любой захудалый памятник природы имеет большие размеры. Создан этот парк в 1985 году по личной инициативе губернатора Аризоны, управляется Агентством штата. Окружают парк федеральные леса, экскурсионная деятельность парка на них не распространяется. Обслуживают парк четыре человека, работающие на полной ставке и 10 сезонных работников. В среднем в год парк посещает 350 тысяч посетителей, без учета школьных и бойскаутских образовательных экскурсий, для которых предусмотрены скидки. Проживание туристов на территории парка не предусмотрено. При этом чистая годовая прибыль объекта составляет... полмиллиона долларов!
Да что же там должно быть такое волшебное, в этом микроскопическом Слайд-роке? Что за чудеса в решете? Только в обморок не падайте, дорогие россияне. Парк представляет собой банальную, ничем не отличающуюся от близлежащих, старую фермерскую усадьбу с надворными постройками и яблоневым садом. Единственной исторической ценностью уникального парка является то, что хозяин этого ранчо - ортодоксальный мормон - первым посадил в Аризоне яблоневый сад в конце девятнадцатого века. Этого оказалось достаточно для создания приносящей прибыль «исторической составляющей». В рекреационном плане у парка тоже не ахти какие возможности. На его территории имеется... собственно Слайд-рок (пологая скала), отшлифованная временем и попами отдыхающих. Такой природный желобок с текущим по нему ручьем, впадающим в небольшой водоем. Останавливающиеся в парке туристы после экскурсии могут съезжать по желобу в ручей и загорать на теплых плоских камнях на берегу водоема.
А вот картинка с натуры, которую забыть невозможно. Перед старым фермерским домом, каких в Америке миллионы, сидят полукругом на травке разноцветные - белые, черные, красные и желтые - симпатичные маленькие граждане Америки возрастом от пяти до десяти лет. И на лицах детишек такое выражение, будто милая воспитательница-шоколадка рассказывает им про какие-нибудь кошмарные челюсти, появившиеся на улице Вязов в пятницу тринадцатого. В общем, на лицах детей - сплошной «культурный шок».
Девчонки-переводчицы, наши эмигрантки, сопровождающие группу русских журналистов, прислушавшись к словам воспитательницы дружно прыскают в кулачки и стремительно убегают смеяться куда подальше. Потом переводят нам «образовательную лекцию». «В этом доме, ребята, когда-то жила очень большая семья. У них было целых двенадцать детей, они все очень тяжело работали в саду, были грязными, а в доме у них был всего один туалет и одна маленькая ванная комната»!
Только не спешите считать этих посетителей полными идиотами. Разумеется, ни один разумный турист специально не будет посещать столь слабое со всех точек зрения природно-культурно-образовательное место. Причина процветания Слайд-рока кроется в том, что расположено это ранчо непосредственно на дороге, ведущей в самый грандиозный национальный парк мира - Гранд Каньон, посещают который более миллиона туристов в год! Да еще и как раз посередине между двумя населенными пунктами, время езды между которыми около четырех часов. Этого оказалось достаточно для того, чтобы Слайд-рок был выкуплен у наследников по личному распоряжению губернатора, и специалистами по PR-технологиям была «восстановлена» культурно-историческая ценность территории. Были бы развалины, история найдется.
А теперь вернемся к тем фактам истории, к тем ценностям «Молёного Мыса», о которых рассказано вначале и по сравнению с которыми тот же самый Слайд-рок выглядит смешно, нелепо, незанимательно. Только представьте, что бы сделали американские специалисты (а наши, между прочим, не хуже, а лучше их) из одной только церковной составляющей истории! Да что там говорить - на одном лишь «историческом» конфликте с г-ном Калягиным, проживай таковой в Слайд-роке, «пиарщики» бы удвоили прибыль рекреационной территории. Об археологических памятниках и говорить нечего.
По исторически-культурному и духовному наполнению, а также местоположению «Молёный Мыс» намного превосходит обычную «рекреационно-культурную» точку. На самом деле, по границе Южно-Уссурийского природного парка нет более подходящего места для так называемого визит-центра, который имеет любой уважающий себя национальный или природный парк.
Между прочим, такой путь развития деревни подсказали... сами жители «Молёного Мыса». По большому счету, они на сегодняшний день уже являются «визитной карточкой», центром посещений. К сожалению, пока диких, наносящих лишь вред уникальной природной территории, и, конечно же, Петровскому водохранилищу.
Что такое визит-центр природного парка? Это, как правило, небольшая самостоятельная инфраструктурная единица, находящаяся в отдалении от населенного пункта, либо сама являющаяся небольшим населенным пунктом и внешне сохраняющая исторические и этнические элементы в архитектуре. Включает в себя, как правило, дорогой ресторан, несколько кафе и пунктов быстрого питания, сувенирные киоски, обязательно - музей, просмотровый зал для демонстрации документальных, образовательных и видовых фильмов о природе, культуре и истории территории. Очень ценятся в визит-центрах экологически чистые, местного производства, продукты питания. В нашем случае одного только меда достаточно. Если есть гостиница для туристов - то очень дорогая. Что оправдано. Вспомните - магия места и времени дорого стоят. Основной доход приносят организованные экскурсии, особенно если существует комплекс Чего из перечисленного нет на «Молёном Мысу»? Чего стоит один только триангуляционный знак, датированный началом прошлого века, установленный на вершине горы «Лысый Дед». Кроме того торговля местными сувенирами приносит тем больший доход, чем старше история сувенирного изделия. Гончарная печь, выстроенная по технологии рядом стоящей, той, которой более двух с половиной тысяч лет - и горшки, выпекаемые в ней, из той же двухтысячелетней глины, становятся золотыми по автомату.
Самое удивительное, что при таком направлении жизни «Молёного Мыса» снимаются практически все спорные моменты в хозяйствовании, наносящие вред водохранилищу. Ибо законодательно разрешенная хозяйственная деятельность на территории природного парка и охранной зоны водохранилища, как уже писалось, во многом совпадают. Конечно, возможно все это при условии соблюдения санитарных норм и, как сказано в документах, «наличия туалетов с водонепроницаемым выгребом». Вообще-то на сегодняшний день существуют и более современные, более экологичные санитарно-гигиенические сооружения.
Чем плох такой вариант возрождения «Молёного Мыса»? Уж не тем ли, что создается одновременно три прецедента? Первое - полное соблюдение одного из основных постулатов нового Земельного кодекса, когда устраняется противоречие между интересами общества и частным землевладельцем. Второе - достигается консенсус между несколькими земельными и природоохранными подзаконными актами, противоречащими друг другу. Третье - возникает прецедент возрождения «вымирающей деревни» путем нестандартного решения проблемы.
А вдруг после этого все захотят?
По закону-то, и чтобы без проблем!

Свято место пусто не бывает
Когда-нибудь наступит момент, в который жителям
Приморья придется начать ценить свою земли и как
товарно-денежную ценность, и как
«местообитание хомо сапиенса».

Пока же землей в крае у нас разбрасываются в принципе, а в интересующей нас частности - получается, что единственная существующая реальная санитарная мера по охране питьевых вод - полное уничтожение человека как биологического вида в радиусе водоохранной зоны. Предложите любой европейской стране вариант землепользования, при котором в местах водосбора водохранилищ они должны прекратить всю хозяйственную деятельность и выселить всех людей! Шок - это по-вашему! - услышите в ответ, как минимум. Как максимум - предложившему такое покрутят пальцем у виска или потащат в психушку.
Новый Земельный кодекс не просто молод, он еще ребенок у нас, не обросший правами и обязанностями в виде подзаконных актов. Но как минимум то, что земля в нашей стране стала предметом купли-продажи в земельном комитете Приморского края должны знать? В случае с «Молёным Мысом» из земельного оборота изымается пусть небольшой по площади, но потенциально ценный товар. Который все равно будет востребован на незаконных основаниях. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы предположить, что даже после выселения деревни место под названием «Молёный Мыс» будет застраиваться. Как дорогой дачный или коттеджный поселок. В первую очередь - жителями Большого Камня. С помощью взяток, подкупов, «телефонного права». Как минимум, какая-нибудь заимка с сауной, населенной прокурорами и их девочками, точно возникнет. Району выбирать, что лучше - взятки и сауны, или честный доход и престиж. Потому что не может такого случиться, чтобы место, где на протяжении двух с половиной тысяч лет люди селились, в одночасье перестало их привлекать как место проживания. Тогда зачем ставить искусственные преграды, при которых пострадает только сегодняшнее население «Молёного Мыса»?
Многие экологические беды и катастрофы происходят оттого, что мы, люди, сами себя исключаем из экосистемы, ставим себя особняком, сами себя считаем гнойным нарывом на земле. Может быть, поэтому общество не готово и не желает учитывать интересы тех людей, которые умеют и хотят жить в гармонии с окружающей их природой? Уж не потому ли они экономически непривлекательны, что для их жизнеобеспечения не надо рыть огромные водохранилища, уничтожая при этом уникальные памятники? Не потому ли они социально истребляются, что не желают жить безликим, огромным муравьиным сообществом. Они ли выбрали для себя место проживания? Или место выбрало именно этих людей?

Азъ есмь
Я есть. Ты есть. Они есть.
Основная ценность «Молёного Мыса» - люди его населяющие.

Каждый из них говорит о себе, как и любой другой - «я есть». По необъяснимой причине в людей этих влюбляешься, даже увидев мельком, поговорив пять минут. И уже невозможно забыть иконописный лики и добрые лучистые взгляды. Случайно встретившись и поговорив-то всего ничего, они западают в душу. Издали радует глаз светлой хозяйской ухоженностью их домики. Как не удивляться, что на некоторых домах гордо реет российский флаг, символ власти, которая с маниакальной последовательностью пытается их же и уничтожить. Потрясает чисто русским размахом и какой-то жизнерадостной безалаберностью отдельные подворные хозяйства.
Особый душевный смысл здесь видится во всем. Даже в том, что, если в большинстве приморских деревень мальчишки ловят вовсе не гольянов, а неведомую, наверное, сердитую рыбу «балабу», то на «Молёном Мысу» у детей водится, вместо тех же гольянов, сказочная, явно веселая и добрая рыбка «озерушка».
На «Молёном мысу» мне пришлось провести три светлых незабываемых дня. А ощущение осталось такое, что там живут наши родные, близкие, задушевные друзья.
Каждый раз светлеет на душе, стоит лишь вспомнить, как потчевали нас Михалыч и его жена Лида. Как мы плескались в светлых водах тихой искусственной заводи речки «Галанта» за подворьем Михалыча. Как угощались «домашним коньячком», и пирогами, и чаем с медком. Как смеялись все хором, как успели обсудить все на свете вопросы и все друг другу рассказать. Как стремительно стали друзьями. И из этой деревни, от этих людей уезжать не хотелось. Сидеть бы так и сидеть у камина на летней веранде под кронами таежных деревьев и под легкое потрескивании березовых поленьев отречься от всей мирской суеты.
Кощунство все таки, что на территории «Молёного Мыса» официально запрещено строительство и капитальный ремонт зданий.
Там бы часовенку восстановить надо. Покрова Святой Богородицы.

Эпилог

«Молёный Мыс» вошел в мою судьбу навсегда, но не только как тихая обитель, о которой мечтаешь в моменты крайней усталости, а как очередная головная боль краеведа, в очередной раз столкнувшегося с безразличной тупостью чиновников, радеющих под словесную шелуху о государственности и планомерно уничтожающих драгоценные крохи этой государственности.
Уже на обратном пути с грустью вспоминались строчки стихов:

«Сажал весной деревья да ладил городьбу
Еще одна деревня вошла в мою судьбу»...

Возвращаясь, под тихое урчание автомобильного двигателя и скрип рессор мы любовались неповторимыми пейзажами Южного Приморья. Дорога порой шла под развесистым шатром приморской тайги сквозь густую листву которого, как легкая паутина, пробивались лучи летнего после полуденного солнца или вырывалась на «оперативный» простор под берюзовый купол с нависающими «мохнатыми бровями» грозовых туч. А ближе к Владивостоку нас очаровал вечерний закат над тихой гладью вод Амурского Залива.

Я думаю, что все выше сказанное можно считать как «историко и эколого-экономическое обоснование необходимости сохранения деревни «Молёный Мыс».

Благодарность за помощь в подготовке материала о судьбе деревни «Моленный Мыс» я выражаю журналисту Ларисе Белоус, Владимиру Ивановичу Дьякову и семье Колесник.

Октябрь 2012 года г. Владивосток