Утром 6 апреля 1945 года сотни тысяч глаз советских солдат, десятки тысяч стволов артиллерийских орудий и пулемётов Красной Армии в грозном безмолвии смотрели на притихший Кёнигсберг со всех сторон.
- Всё готово к решительному прыжку на столицу Пруссии! - доложили командующему 3-го Белорусского фронта маршалу Советского Союза Василевскому.
- Вперёд! - приказал он.
Невидимые глазу шестерёнки гигантской военной машины медленно завертелись. Всё мужское население Кенигсберга, способное поднять винтовку, было мобилизовано в фольксштурм. Из арсеналов выкатывали даже допотопные дедовские пушки.
- Смешно ей Богу! - засмеялся начальник артиллерии фронта, когда докладывал командующему результаты разведки.
- Не скажите, - ответил Маршал Василевский.
- Так они же взорвутся при первом выстреле, - недоумевал главный артиллерист, - а обломки обслугу поубивают…
- Осенью 1941 года Рокоссовский обратился к Жукову с просьбой о срочной помощи противотанковой артиллерией! - начал обстоятельный рассказ Маршал. - Однако у командующего фронтом резервов не было. Запрос дошёл до Верховного Главнокомандующего. Реакция Сталина была незамедлительной: «У меня нет резервов, но в Москве есть Военная артиллерийская академия имени Дзержинского. Пусть они подумают и в течение суток доложат о возможном решении проблемы».
При упоминании имени Верховного главнокомандующего офицеры штаба армии привстали. Главком жестом посадил их и продолжил:
- В академии работал пожилой человек, который хорошо знал местоположения артиллерийских арсеналов в Москве и в ближайшем Подмосковье. Там подобрали старые осадные орудия калибра 6 дюймов, которые использовались при освобождении Болгарии от турецкого ига и позже в русско-японской. После её окончания орудия доставили на Мытищинский арсенал, где они хранились в законсервированном виде. «Стрельба из них небезопасна, - сказал мне старый артиллерист, - но несколько выстрелов они могут выдержать».
Слушатели зашушукались, и один из офицеров встал и спросил:
- А снаряды где брали?
- Что касается снарядов, - ответил Василевский, - то на Сокольническом артиллерийском складе имелись в большом количестве трофейные английские осколочнофугасные снаряды фирмы «Виккерс» калибра шесть дюймов и массой ста футов, то есть чуть более сорока килограммов.
- Пригодные для стрельбы? - изумился кто-то.
- Всё это имущество хранилось с 1919 года настолько аккуратно, что вполне могло использоваться по прямому назначению.
- Старые орудия ведь не имели прицелов… - усомнился начштаба.
- Поэтому стреляли только прямой наводкой, наводя их на цель через ствол! - обстоятельно объяснил командующий. - Для удобства стрельбы орудия врыли в землю по ступицы деревянных колес.
Командиры частей, собравшиеся на совещание, снова зашумели. Многие из них участвовал в тех знаменитых событиях битвы под Москвой, и всем хотелось дослушать конец истории.
- Германские танки появились внезапно... - маршал раскраснелся от приятных воспоминаний. - Первые выстрелы орудийные расчёты сделали с дистанции пятьсот метров. В случае разрыва сорокакилограммового снаряда вблизи танка последний переворачивался набок. Попадание снаряда в башню срывало её и отбрасывало на десятки метров в сторону. А если 6-дюймовый снаряд осадной пушки попадал в лоб корпуса, то он проходил танк насквозь.
- Ишь ты! - изумился командир приданного танкового соединения.
- Немецкие танкисты пришли в ужас, подобного они не ожидали. Потеряв роту, танковый батальон отступил. Германское командование посчитало происшествие случайностью и направило другой батальон иным путём, где он также напоролся на противотанковую засаду. Немцы решили, что русские применяют какое-то новое противотанковое оружие невиданной мощи. Наступление противник приостановил для уточнения обстановки.
Советские офицеры сидели с сияющими лицами, некоторые смеялись.
- В конечном итоге армия Рокоссовского выиграла на этом участке фронта несколько суток, в течение которых прибыло пополнение, и фронт стабилизировался! - важно закончил он.
- Получается, - сказал начальник артиллерии, - что победа под Москвой ковалась русскими оружейных дел мастерами XIX века...
- Поэтому будьте внимательными к старинным пушкам на фортах Кенигсберга! - предостерёг дальновидный командующий.
В девять часов утра началась атака. Штурмовой батальон сокрушал рубеж противника и его живую силу, точно неудержимое раскалённое ядро. Слаженно двигались мотострелки, пушки, танки и подрывники-сапёры.
- Каждый осмысленно делает своё дело, - оценил действия подчинённых Василевский.
- За знания и умения пришлось заплатить обильной кровью… - напомнил его начальник штаба.
Батальон ударил по форту «Линдорф». Тот захлёбывался злобой, изрыгая огонь и раскалённый металл. Бойцы вынырнули из плотного дыма, далеко за вражеским дотом. Тут пришёл приказ:
- «Оставить форт и вперёд к городу!»
Скалистые твердыни фортов обнажились. Многолетние леса, росшие на них, были снесены артиллерией начисто. Главные силы русских прорвали линию фортов и бросились к городу. Но гарнизоны фортов продолжали вести огонь и контратаковать.
- Отчаянно огрызается «Линдорф»… - доложили маршалу. - В нашем тылу их оставлять нельзя!.. Бед натворить могут.
***
Благодаря обходному маневру советских частей оказались парализованными целые соединения противника. Новый вал артиллерийского огня обрушился на немцев, новый натиск штурмовых батальонов сокрушал их оборону. В два часа ночи генерал Тымчик предложил гарнизону форта «Линдорф» сдаться.
- Предлагаем почётную капитуляцию! - передали парламентёры, капитан Адашкевич и старший лейтенант Кузнецов.
Немцы с удивлением смотрели на бесстрашных советских офицеров, вошедших в чужие железобетонные катакомбы. Адашкевич объявил:
- Один час на размышление.
- Наш форт сдавался врагу только один раз в истории…
- Значит, у вас уже есть опыт! - парировал Кузнецов.
Ровно через час сто девяносто два солдата и пять офицеров вышли из форта с поднятыми руками. С наблюдательного пункта командующего фронтом Василевского было видно, как над горящим Кёнигсбергом взметнулись густые клубы чёрного дыма.
- Расчёт немцев, - сказал он уверенно, - заставить советские войска развернуться перед линией фортов провалился.
- Они хотели втянуть нас в затяжной бой… - согласились штабные офицеры. - Теперь полный вперёд!
Из дыма сражения потянулись первые колонны пленных. Это было впервые, вместе с отчаянным сопротивлением с первого часа штурма сдавалось в плен много немцев.
- Такова сила нашего удара, - штабные офицеры 33-й гвардейской дивизии победно смотрели в трофейные бинокли.
- Трусят «фрицы»…
Наступление продолжалось. У немцев оставалась последняя надежда устоять в центре города.
- Здесь все их резервы, - предупредил командующий, - главная артиллерия и отборные части.
Солдаты харкали гарью и пылью. Она буквально душила улицы, на дома наползал тяжёлый каменный туман.
- Здесь даже воздух кирпичный! - натужно кашляли красноармейцы.
- И свинцовый… - уточнил Григорий Шелехов.
Кирпичная пыль густо падала на исковерканный асфальт, садилась на стальные каски бойцов, проникала в карманы и сквозь шинели к потным телам. Мелькали в коричневом тумане сражавшиеся солдаты.
- Двигаем к тому дому! - крикнул взводный.
Младший сержант подбежал первым всадил в дверь солидную очередь.
- Хенде хох! - громко приказал Грибов. - Выходи, иначе взорвём!
Застрочили по окнам автоматы, со звоном полетела в проём граната. Особняк замолк, словно оцепенел. Где-то близко, с шумом обвалилась стена дома. Из особняка им кто-то ответил по-русски:
- Сдаёмся!
Из всех щелей поползли немецкие солдаты и офицеры. Они быстро и организованно выстроились на улице в колонну по четыре человека.
- Веди! - приказал лейтенант автоматчику.
Сам он осторожно двинулся вперёд. Вдруг из-за угла показалась зелёная стальная каска, сверкнула пара осторожных азиатских глаз. Затем послышался восторженный крик:
- Свои!
- Ура! - гвардейцы генералов Галицкого и Белобородова соединились.
По улицам потянулись бесконечные колонны пленных. Грязные от копоти, коричневые от кирпичной пыли, какие-то оранжевые и синие, они походили на толпы раскрашенных дикарей.
- Куда делся их фашистский гонор! - засмеялись красноармейцы.
Мимо на всех парах пронеслась солдатская кухня и стала в укрытие у парадного подъезда дома, сплошь заросшего плющом, охраняемого гранитными львами.
- Кто хочет есть? - пожилой повар, по виду татарин, начал подкладывать дрова в прожорливую печку.
Он был в белом фартуке и колпаке. Молодцеватый генерал в закопчённом комбинезоне подошёл к нему и дружелюбно спросил:
- Что приготовил для солдат?
- Сварил-то хорошо, - ответил тучный кашевар, - да что толку?.. Второй день готовлю, но не знаю зачем.
- Как зачем?
- Не принимает солдат пищу. Вот прямо под огонь привёз, и сам на передовую ходил с термосом, а бойцы говорят: «Иди к чёрту, не до тебя!»
- Сам видишь, какие дела творятся! - улыбнулся генерал.
- Взял бы я автомат, да и пошёл, как было в Сталинграде, - вздохнул повар, - чего тут без дела стоять?
- Твоё дело кашу варить…
Казалось, что в центре Кёнигсберга закончил извергаться вулкан, способный похоронить под слоем раскалённой лавы, камней и пепла остатки домов и обезумевших людей. С робкой надеждой в голосе он спросил:
- Может, откушаете, товарищ генерал?.. Ведь и победа борща требует.
Генерал покачал головой добротной лепки и отказался:
- Спасибо, братец!.. Не время...
- Куда же кашу девать? - спросил кашевар.
- Раздай жителям.
… Светила луна, огромная и жёлтая. На рыжем песке лежали длинные, уродливые тени от исковерканных танков.
- Удивительно тихо... - признался сидевший на лафете разбитой пушки санинструктор Тихон Сазонов.
- Будто эти проклятые форты не сопротивлялись, словно сумасшедшие, - вставил Кудряшов, раненый в ногу.
- Разливай! - велел ему Шелехов, у которого правая рука покоилась на перевязи, перекинутой через давно немытую шею.
Чтобы притупить боль от ран они сообразили на троих и, расслабившись после бутылочки разведённого спирта, тихо беседовали.
- Сибиряки, земляки мои, вообще выделяются среди других... - похвалился Кудряшов. - Дотошные, крепкие.
- Сибиряк сидит до последнего, он не побежит! - подтвердил Тихон.
- Помню, когда мы наступали на Заполье, а потом отошли назад, потеряли пулемётчика Кобзева, парня с Алтайского края. А он остался на нейтралке и дня три-четыре там сидел. Нашли его, спрашиваем: «Ты чего?». А он, как ни в чём, ни бывало, отвечает: «Как чего?.. Караулю, чтобы немцы не наступали здесь»
Почти из каждого окна пригорода, где они сидели, торчали белые флаги, тряпки, простыни и скатерти. Немцы дружно и организованно демонстрировали, что они сдались на милость победителей. Сазонов отломал кусок копчёной колбасы и, прожевав, глубокомысленно сказал:
- Не тот нынче немец.
- Не скажи, - не согласился с ним Григорий, - скоро наши будут штурмовать Берлин, вот тогда и поглядим…
- Хуже, чем здесь не будет! - заверил Кудряшов.
Они помолчали, прекрасно понимая, что ждёт впереди.
- Эх, меня там не было! - с сожалением выдохнул Тихон. - До сих пор только одна медалька на груди…
- Успеешь ещё! - успокоил его Кудряшов.
В городе работала советская военная комендатура. Возле них стояли толпы освобождённых людей, пригнанных туда со всей Европы. Слышался радостный смех и музыка. Но в центре гитлеровцы ещё держались.
- Кончать! - категорично приказал командующий. - В любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята.
Массированная атака закончилась полной победой. Командующий немецкого гарнизона генерал Ляш капитулировал. Последняя штурмовая ночь и следующий день принесли более пятидесяти тысяч пленных гитлеровских солдат и офицеров.
- Железобетонная скорлупа Кёнигсберга была действительно крепко сработана! - признал маршал Василевский. - Но нашёлся искусстный мастер, который сумел вскрыть скорлупу и сдать её в утиль вместе с прусским государством.
- Теперь уже навсегда… - выдохнул начальник штаба.
Наступил долгожданный победный вечер. Советская артиллерия по команде прекратила огонь. Уставшие солдаты попадали, где попало, и заснули, будто мёртвые. Командующий шёл по улице побеждённого города и остановился возле храпящего Шелехова.
- Победившие спят слаще побеждённых... - сказал победоносный маршал, глядя на спящих красноармейцев. - Пора и мне отдохнуть!
***
В январе 1945 года 383-я «шахтёрская» стрелковая дивизия была включена в состав 33-й армии Первого Белорусского фронта. В составе этой армии дивизия воевала в Польше и Германии, форсировала реку Одер. Накануне перехода на территорию Рейха, в войска приехали агитаторы. Их призывы не отличались разнообразием:
- «Смерть за смерть! Кровь за кровь!.. Не простим! Отомстим!»
Получился нацизм наоборот. Немцы безобразничали по плану: сеть гетто, лагерей. Учёт и составление списков награбленного. Реестр наказаний, плановые расстрелы. У русских всё пошло стихийно, по-славянски.
- Бей, ребята, жги, глуши!.. Порти ихних баб! - подзадоривали друг друга красноармейцы.
Перед наступлением войска снабдили водкой. Пострадали, как всегда, невинные. Потом опомнились, да поздно было. Чёрт вылетел из бутылки.
- Ну и правильно! - сказал Семён Макаров, у которого на войне погиб отец. - Долг платежом красен…
- Но мы же не фашисты! - не согласился Петя Шелехов.
- Они нас за людей не считали… - выкрикнул Семён. - Можно ли простить врага? Бог простит! Наша задача организовать их встречу...
- Фашисты, конечно, подонки, - кивнул головой изрядно хмельной Николай Сафонов, - но зачем же уподобляться им?
- И так за время войны добрые, ласковые и смирные русские мужики превратились в чудовищ… - с осуждением заметил Николай.
- Они страшны в одиночку, а в стаде стали такими, что и описать невозможно! - согласился Макаров.
- Ладно, мужики! - подытожил губастый артиллерист. - Давайте выпьем… вдруг последний раз.
- Типун тебе на язык…
Вечером их полк перешёл по понтонному мосту на Кюстринский плацдарм. Утром к ним прибыл политработник в большом чине.
- В немецкой армии насчитывается миллион солдат и офицеров, - сказал он. - Поэтому «Ура» не кричать, немцев в плен не брать!
Ночью они заняли исходные позиции. 16 апреля в четыре часа двадцать тысяч орудий стальным огнём разрезали ночь.
- За всю войну я не слышал такого грохота… - признался Николай.
- Я думал, что разверзлась земля, - согласился Петя.
Через тридцать минут всё смолкло, послышался рёв танков. Когда они проскочили через их траншеи, раздался голос комбата:
- Вперёд! На Берлин!
Все товарищи Шелехова выскочили из блиндажа. Только он не мог себя оторвать от земли. Может, секунд десять дрожал всем телом, потом рванулся. Но бежать ему было тяжело.
- Темень, хоть глаз выколи… - раздражённо выругался он.
Вдруг за спиной полоснул яркий свет. Петя машинально упал. Но тут же вскочил и побежал. Через несколько шагов опять стало темно. Потом снова хлестанул яркий свет. Он не знал, что это прожектора. Более ста прожектора, более ста миллиардов свечей, освещали им путь, а фашистов ослепляли.
- Сотни, а может быть, тысячи немецких солдат валяются мёртвыми в развороченных окопах и блиндажах»! - отметил Шелехов на бегу.
Неожиданно ему на встречу поднялся один, лезет через трупы. На боку у него была санитарная сумка. Он лопотал по-немецки, что он не солдат, а дедушка. В этот момент к ним подбежал сержант и с озверелыми глазами направил автомат в грудь немецкого солдата. Петя отвёл горячий ствол.
- Нельзя мстить каждому немцу, - крикнул он.
- Знаешь ли ты, что эти звери сожгли у меня дом, уничтожили семью… - прорычал тот, словно свирепый пёс. - А ты его защищаешь...
Он направил автомат в грудь «гроссфатеру». Шелехов уточнил:
- Да ты посмотри, вон, сколько бегает с поднятыми руками. Видишь?!
- Вижу.
- Всех расстреляешь?
Сержант выругался матом и помчался вперёд. Спасённый немец побежал к тем соотечественникам, кто спешил в тыл.
- Хоть одного спас… - благодушно подумал красноармеец.
После прорыва вражеской обороны друзья собрались на высотке. Внизу застыли несколько сотен сгоревших танков. Немецкое командование посадило в ямки на склонах высоты полк «фольксштурма», стариков и мальчишек с фаустпатронами. Это воинство погибло, но уничтожило уйму советских танков, задержав вражеское наступление.
- Кровушка русская по-прежнему льётся рекою! - посмотрев на поле смерти, сказал Николай.
- Просто привыкли не считаться с потерями. - Пётр имел больший, чем собеседники воинский опыт. - Только трупы теперь не скапливались в одном месте, а равномерно распределяются по Германии по мере нашего быстрого продвижения вперёд.
Погибших тотчас хоронили. За четыре года войны наладили многое, в том числе и похоронную службу…
- Конечно, война - это состязание, в котором участники соревнуются, кто кого скорей перебьёт… - напомнил Шелехов.
- В конце концов, мы перебьём немцев, - согласился Семён, - но своих, при этом, увы, потеряем в несколько раз больше.
- Такова цена нашей великой победы!
После напряжения боя они изрядно выпили. Вся армия была пьяна. Спиртное красноармейцы находили везде в изобилии, и пили, пили, пили.
- Никогда на протяжении жизни я не употреблял столько спиртного, как в эти два месяца! - признался товарищам Шелехов.
- Пей, пока есть возможность…
Так и чередовалось. Взрывы, бомбёжка, обстрел и тут же гармошка, пьяный угарный пляс.
- Быть может, потому так быстро продвигаются войска, - с сомнением сказал Семён, - что, одурманенные вином, мы забыли об опасности и лезем на рожон.
- И умирать пьяным намного легче! - легко согласились друзья.
Чем ближе к Берлину, тем гуще становилась застройка у дорог. По сути дела, за много километров до города начался сплошной посёлок. Немецкая столица была видна издали. Ночью на горизонте поднималось багровое пламя. Днём над морем огня обозначался многокилометровый столб дыма.
- В городе жарко приходится, - буркнул Макаров.
- Как бы нам не сгореть… - прошептал предусмотрительный Сафонов.
Самолёты, пушки, «катюши», миномёты обрушивали на Берлин тысячи тонн смертоносной взрывчатки. Вперёд по дороге катился сплошной поток машин с солдатами, припасами, а также танки, орудия и прочая военная техника. В противоположном направлении шли санитарные автобусы и многочисленные отряды освобождённых иностранцев.
- Сколько их согнали в Германию! - удивился Николай. - Итальянцы, бельгийцы, поляки, французы.
- Наших, поди больше…
Они везли барахло в тележках, навьючивали его на сёдла велосипедов и всегда гордо несли свои национальные флаги. Петя удивлённо указал на идущих на встречу:
- Вон группа английских военнопленных в потрёпанных, но отглаженных мундирах.
- Щеголяют выправкой, - скривился жилистый артиллерист. - Лучше бы с «фрицами» воевали…
Берлин представлял собой груду горящих камней. Многие километры сплошных развалин. Улицы засыпаны обломками, а по сторонам не дома, а лишь стены с пустыми проёмами окон. Однажды позади такой стены взорвался тяжёлый немецкий снаряд, и она начала сперва медленно, потом все быстрей и быстрей падать на запруженную людьми улицу.
- Тикайте! - раздался дикий вой, но убежать никто не успел.
Только красная кирпичная пыль поднялась над местом происшествия. Потом удалось извлечь трёх живых танкистов из засыпанного танка. Остальные были раздавлены. По счастливой случайности Петя не дошёл метров пятидесяти до стены и был лишь свидетелем обвала.
- Значит, меня кто-то бережёт! - в очередной раз решил он.
В пределах города бои обрели крайнее ожесточение. Сходились вплотную. Часто в доме были немцы и русские. Дрались гранатами, ножами и чем под руку попало. Громадные неуклюжие дивизионные гаубицы вывезли на прямую наводку и в упор, как из пистолетов, разбивали из них стены домов и уличные баррикады.
- Много потерь среди орудийной прислуги! - пожаловался Семён.
Старички, провоевавшие всю войну в относительной безопасности около пушек, которые обычно стреляли из тыла, теперь вынуждены были драться врукопашную и испытать те же опасности, что и пехота.
- Кровушка течёт рекой! - мрачно заметил Макаров.
- Война - тяжёлая работа, - высказался трудолюбивый Сафонов, - но всё это оказалось цветочками по сравнению с тем, что нас здесь ждало...
- Немец видать будет биться до последнего! - с горечью сказал Петя.
… Макаров погиб на следующий день. Каждый дом, каждое окно немцы превратили в огневую точку. Из-за каждого угла лился раскалённый от злости, свинцовый дождь. Каждую минуту мог раздаться роковой выстрел за спиной, но до поры до времени мне везло.
- Не моя! - наивно радовался Шелехов.
Пуля чиркнула по правой щеке, осколок гранаты пробил голенище сапога. Однако красноармейцы находились в таком состоянии, что не обращали внимания на такие мелочи. Победа была близка, и всем хотелось как можно быстрее вывесить флаг над взятым Рейхстагом. Отчего-то казалось, что после этого начнётся настоящая жизнь. Счастливая и сытая...
- Смотри Колька! - поучал Петя горячего друга. - Не лезь на рожон...
- Думаешь, мне хочется умирать в конце войны?
Все улицы города простреливались немецкой артиллерией, пулемётами и фаустпатронами. Красноармейцы быстро сообразили, что безопаснее пробивать проходы через стены мощных старинных зданий. Танки и артиллерия прямой наводкой били в первые этажи домов и в образовавшиеся проёмы, как вода в половодье, рвались русские батальоны.
- Хрен теперь нас удержишь! - шипел перемазанный кровью Сафонов.
- В Сталинграде нужно было держать… - едко уточнил Шелехов.
Вторая рота, их батальона под командованием майора Самсонова, проделав сквозную дыру в центре Берлина, оказался на узкой улочке с правой стороны Рейхстага.
- Дошли! - прохрипел Петя изъеденное гарью слово. - Всё-таки дошли.
Тридцать два еле живых солдата, ошалевшие от грохота и дыма, вдруг оказались перед громадой величественного здания. На секунду замерев, как замирает человек перед внезапным достижением многолетней целью, они забежали на лестницу бокового прохода.
- Немцы! - закричал Мишка Ерёменко.
- Тикаем наверх… - заорал Гриша Савенко.
Едва группа успела проскочить на второй этаж, как очнувшиеся немцы начали стрелять в спины русским. Огнемётчики «фрицев» дали залп жаркими струями. Вокруг загорелось всё, что может гореть, даже камни стен...
- Ходу Коля! - крикнул Шелехов другу.
- Сам вижу… - огрызнулся тот.
Подгоняемые ревущим пламенем они забежали на третий этаж, второй уже весь находился в огне. Дальше подняться им не дали, все коридоры и лестницы простреливались засевшими сверху немцами.
- Плотно зажали! - Ерёменко набивал круглый диск автомата.
Он доставал патроны пригоршнями из обгорелого солдатского «сидора».
- Теперь без помощи снаружи нам не вырваться...
- Будем держаться, сколько сможем! - выдохнул Петя и прицелился.
продолжение http://proza.ru/2013/01/22/3