Отец, или Цена родительской любви

                Алексей Морозов

                Отец

                Повесть
               
Посвящается моему дорогому отцу

                1

       Людей по времени отхода ко сну и утреннего пробуждения, как известно, делят на сов и жаворонков. Совы раньше полуночи не допускают даже малейшей мысли о том, что пора бы уже отправиться в постель. А жаворонки просыпаются, кажется, раньше настоящих жизнерадостных утренних птичек, от которых к ним когда-то и перекочевало это красивое имя, чтобы суетливо и нервно подготовиться к новому трудовому дню гораздо раньше, чем это требуется по мнению расчётливых и флегматичных сов.
Было то время суток промозглого и дождливого февраля, когда совы, уже наконец тихо и мирно спали, а жаворонки ещё досматривали свои самые последние сны, которые, все это давно заметили, бывают обычно самыми сладкими и интересными.
       Главная улица крупного южного города была совершенно пустынна. Ни автомобилей, ни людей вокруг. В широкой и мокрой от только что прошедшего мелкого и скоротечного дождя дороге смутно отражались серые стены больших домов с тёмными глазницами окон, словно две шеренги дисциплинированных солдат обозначивших навеки её границы. И только в одном месте отражение светилось яркими разноцветными огнями, периодически как будто перемигивающимися между собой. Эту какофонию цвета в пределах, кажется, всего его спектра, выдавали вывеска над огромным зданием, на которой красовались метровые буквы гостеприимной надписи "Ресторан "Вечерний звон", а также высокие залитые светом окна, за которыми весело и беззаботно буйствовала ресторанная публика под неслышные с улицы звуки оркестра и пение одетого во всё белое певца, отчего чёрная бабочка на его сорочке особенно была заметной.
       Дверь ресторана шумно распахнулась, и на улицу, сильно шатаясь из стороны в сторону, вышли весело смеющиеся и обнимающиеся на ходу мужчина и женщина. Он был одет в чёрную кожаную куртку, она была в модной светло-серой меховой шубе, в светло-серой же шляпе из того же меха, что и шуба, и, конечно же, тоже в светло-серых сапожках со стразами, которые изредка вспыхивали разноцветными бликами под непрерывно мигающими лучами маленьких светодиодных ламп, гирляндами свисающих с двух чугунных декоративных столбов слева и справа от входа в ресторан.
       Мужчина, неуверенно качаясь, непрерывно и громко смеялся, язык его сильно заплетался, и он с очевидным трудом тяжело и медленно проговорил по слогам:
       – Вот… это… по… гуля… ли!.. Тебе не ка… жется, что мы слег… ка… под… газом?..
       Женщина, теряя равновесие, попыталась обойти своего спутника не-ровным кругом по синусоиде, остановилась, улыбнулась, неразборчиво заговорила с паузами:
       – Почему же слег… ка, Игорёк?!.. Я на… качана этим самым… га… зом… – снова потеряв равновесие, она еле удержалась на ногах, – по пол-ной… программе!.. Как газовый… баллон!.. – весело захохотала. – Ха-ха-ха-ха! О-о-й, не могу!.. Сейчас… взорвусь… от избытка… давления!..
       Мужчина качнулся как маятник больших настенных часов, но успел поймать нужный момент, чтобы захватить и обнять её за плечи:
       – Людочка, спокойно!.. Я… не дам!..
       Женщина, шатаясь теперь в одной амплитуде с обнимавшим её другом, пьяно рассмеялась:
       – Что… не дашь?..
       – Взор… ваться!.. Я сейчас… тебе… спущу… излишки...
       Женщина, продолжая смеяться, мягко оттолкнула его:
       – Что… спустишь?..
       – Ну… газ… избыток давления… чтоб… ну… это… как его… за-был… ну… клапан такой… надо спустить…
       Она долго соображает, что ответить:
       – А-а-а!.. Газ!.. Не-е… спускать не надо… Сейчас, по крайней мере…
       Он с трудом повернул её лицом вперёд и, вихляя вместе с ней в разные стороны теперь уже как единое двухголовое большое и непонятное существо, начал движение прочь от ресторана:
       – Ну ладно… Не сейчас… Потом… спущу… Клапан только найду… и всё…
       Дверь ресторана вновь с шумом открылась, и на улицу вывалился в богатой серой шубе нараспашку средних лет тучный мужчина. Он тоже был пьян, но в значительно меньшей степени, чем совсем ещё недалеко ушедшие друзья. Мужчина быстро двинулся вслед за ними, очень медленно идущими по какой-то немыслимой кривой траектории, настиг их и, схватив женщину рукой за плечо, грубо и резко развернул её лицом к себе. Женщина чуть не упала.
       – В чём… дело, гражданин?!.. – женщина всё ещё с большим трудом и с паузами выговаривала слова. – Вам… не кажется, что… вы слегка… грубы?..
       – Мне кажется, что я слегка влюблён!.. – уверенно и громко выкрикнул незнакомец. – Хотя, нет, что это я! Не слегка, я просто обуреваем неописуемой страстью к вам, мадемуазель! Я сгораю от любви! И я, припадая на одно… – он попытался опустить одно колено на тротуар, но у него из-за его тучности ничего не получилось, – …колено… – немного покряхтев в нескольких неудачных попытках добиться своего, он махнул в раздражении рукой, – а-а-а, чёрт с ним, с этим коленом, правда?.. Ну какой идиот… придумал этот обычай?.. Женщину надо брать… не дурацкими рыцарскими па-де-де, а силой!.. Верно? Силой и только силой!.. А силы у меня – у-у-у!..
       – Гражданин… – Игорь, оставшись без опоры один, еле-еле стоял на ногах, – вообще-то, как бы… между прочим, позвольте вам… заметить, что… это моя жена…
       Странный агрессивный мужчина посмотрел только на Людмилу и с раздражением съязвил:
       – А это кто тут… тявкает? Бездомный щенок приблудился?.. Или ещё какая сявка?..
       Игорь вдруг перестал раскачиваться, как будто вмиг протрезвел, открыл в изумлении рот, резко встряхнул несколько раз головой, не громко, но угрожающе пробормотал:
       – Мужик, ты… перешёл… все границы…
       Мужчина в ту же секунду грубо и сильно толкнул Игоря в грудь. Игорь упал на мокрый асфальт тротуара.
       – А ты, вообще-то, знаешь, кто я такой? – повернулся он к Людмиле.
       Людмила, качаясь, сделала неуверенное движение в сторону упавшего Игоря:
       – Да… пошёл ты!.. Гад! – её речь всё ещё была бессвязной, но протрезвление от внезапного шока и свежего воздуха ночной улицы, кажется, уже наступало довольно быстро. – Что ты сделал… с моим… мужём?..
       Игорь, оказавшись на тротуаре, не предпринял ни малейшей попытки встать, а, повернувшись на бок и подсунув сложенные ладошка к ладошке руки под голову, тут же начал громко храпеть. Это успокоило Людмилу, и она перестала смотреть на Игоря, переведя всё своё, теперь уже немалое, внимание на нахально ведущего себя незнакомца.
       – С мужем?!.. Вот это вот чучело, валяющееся на земле, твой муж?!
       – Да, муж! – Людмила почувствовала, как тихо и неумолимо в её уже почти трезвой груди закипает тупая и непримиримая злость к самоуверенно ведущему себя наглецу.
       – Ха-ха-ха-ха! – прозвучал прямо над её головой раздражающе противный смех. – Запомни, красотка, твоим мужем теперь буду я, и только я! – Людмила почувствовала, что её грубо и сильно трясут за плечи. – Ты поняла, что говорит тебе глава мафии, – она вдруг увидела боковым зрением широкий жест руками, как будто кто-то пытается охватить этим жестом все близлежащие окрестности, – всего этого рай-она?! А?!..
       Людмила была уже почти трезва:
       – Прямо-таки всего?.. – не заметить язвительной издёвки было практически невозможно, но вконец обнаглевший хулиган явно не почувствовал в вопросе никакого подвоха.
       – Именно! Вот ну буквально всего!..
       – О-о-о! Ну это серьёзно! Мафиози районного масштаба! Это звучит… в районном масштабе…
       – Да ты спроси любого, кто такой Виктор Викторович Бублик! Все у меня, – прямо перед носом Людмилы замаячил плотно сжатый кулак, – вот здесь!.. Весь район в страхе!..
       Людмила с напускной серьёзностью скопировала стиль речи Бублика:
       – Вот ну буквально весь?..
       Бублик, кажется, наконец понял, что над ним смеются, и уже как будто с некоторым сомнением в правильности собственных слов пробормотал:
       – Да, весь…
       – Район?..
       Внутри Бублика явно происходила некоторая борьба, видимо, желания выглядеть по-прежнему крутым и всесильным с неуверенностью, порождённой смелыми и язвительными словами Людмилы:
       – Ну… район… Но весь!.. – плотно сжатый кулак Бублика вновь промелькнул перед носом Людмилы. – Вот здесь! Весь! Понимаешь?! Все дрожат! Все трясутся от страха!..
       – И сильно трясутся?..
       – Да уж, вибрируют… – в голосе Бублика появилось самодовольство человека, явно не способного отличить очевидную издёвку над собой от искреннего невинного вопроса, – а знаешь, почему?
       Людмила вдруг, несмотря на уже почти наступившую трезвость, почувствовала себя усталой и разбитой. Она вяло и равнодушно взмахнула рукой:
       – Вот привязался!.. Не знаю, и знать… не жела-а-а-ю!.. И вообще, отвали от меня, районный жулик…
       – А я всё равно скажу! Потому что Виктор, значит, победитель! – Людмила, наблюдая за довольной физиономией Бублика, лениво и равнодушно подумала: «Боже мой, он же просто самодовольный и тупой идиот»… – Да-да, именно победитель! Ты поняла или нет?! Победитель! – в голосе Бублика в этот момент зазвучал металл именно победителя, и никак иначе.
       – Да-а-а?.. – Людмиле вдруг захотелось рассмеяться, но она с трудом заменила это желание всего лишь язвительной иронией. – Ну так бы сразу и сказал! А то так как-то… и не заметно…
       – Да! Победитель! Но ведь я ещё и Викторович! Улавливаешь?..
       – Батюшки мои! Прямо-таки ещё и Викторович?.. Ну это уж наверняка что-то да значит!.. А?!.. Как ты думаешь?..
       – Конечно, значит!.. – заносчивое самодовольство Бублика вновь заиграло новыми красками. – Дважды, значит, победоносный!.. Победитель победителей, можно сказать!.. Вот так!.. И вообще, Виктор Викторович Бублик – это фигура…
       Людмила ехидно перебила:
       – Районного масштаба…
       Бублик наконец-то окончательно осознал, что над ним явно насмехаются, и в его голосе вновь появилась угрожающая грубость:
       – Ну ты у меня щас дотявкаешься, стерва! Районного масштаба! Ишь ты! – перед глазами Людмилы снова появился увесистый кулак Бублика. – В лобезник заеду, масштаб сразу мировым сделается!
       Людмила спокойно посмотрела на мирно храпящего Игоря, повернулась к Бублику:
       – Да ладно уж, не страшно мне… Ну нисколечко… Ты лучше вот что скажи… Ну… Виктор, я поняла… А вот фамилия… Или я не расслышала, или мне показалось спьяну… Как фамилия-то, повтори-ка…
       Бублик слегка замялся:
       – Ну… фамилия моя, конечно, не дворянская…
       – Ещё бы – дворянская! Потому как мне послышалось… Ну-ка, представься даме как положено! Чего мямлишь-то…
       Бублик посмотрел с неуверенной подозрительностью на Людмилу:
       – Ну… Виктор Викторович… Бублик я… предводитель местной… ма…
       Людмила с хохотом перебила бормотание Бублика:
       – Кто-кто?!..
       Бублик совсем растерялся:
       – Ну… Бублик… я… а что?..
       Людмила, прерываясь и давясь словами от собственного хохота, еле-еле выдавила:
       – Бу… бу… буб… лик?!.. Ой, мне плохо щас будет! О-о-й! Уписаюсь… Нет, перепила я всё-таки сегодня… о-о-й!.. смеяться больно… Буб… лик, значит?!.. Ой, не могу!..
       Бублик обиженно и слегка растерянно процедил сквозь зубы:
       – Да, Бублик… Виктор Викторович… – как бы в собственное оправдание, немного смягчил он тон, – да, иногда смеются… Вернее, когда-то смеялись… – неожиданно взорвался возмущением, – но теперь-то все у меня вот где! – Людмила увидела замелькавший опять перед её глазами кулак Бублика уже без малейшего страха, но и без желания смеяться, – никто не смеет! А ты посмела…
       Людмила, не обращая внимания на выкрики Бублика, спокойно нагнулась над лежащим на тротуаре Игорем, увидела, как он перевернулся на другой бок и опять громко захрапел, разогнулась и решительно двинулась на Бублика:
       – Посмела, значит, над тобой смеяться, говоришь?.. А я вот сейчас ещё посмею откусить от тебя кусочек, бублик ты вонючий! И если меня не стошнит, – толкает его руками в грудь, – я тебя тут же и съем целиком! Просто проглочу! Ты меня понял, выродок хлобопекарной промышленности?!..
       – Ах так! Ну так я заставлю тебя уважать господина Бублика! – неожиданный сильный удар кулаком в лицо сбил Людмилу с ног, и она упала прямо на спящего Игоря. – Будешь знать, что Бублика не едят, Бублика боятся и уважают! А ты, сучка, шёлковой у меня теперь будешь! Женой шёлковой… И рабыней…
       Игорь от падения на него Людмилы проснулся, но остался лежать, озираясь взглядом, полным непонимания происходящего, по сторонам:
       – Ребята, а что здесь происходит, а?..
       Людмила встала, отряхнула одежду:
       – Жену твою бьют! А ты тут храпеть изволишь на мокром тротуаре! Бронхитик не боишься подцепить?..
       Игорь остался лежать, только подпёр ладонью голову, и голос его уже говорил о том, что он, немного поспав, полностью протрезвел:
       – Нет, а правда, что тут… – задумался на секунду, с трудом встал на ноги, – а-а-а!.. Вспомнил!..
       Людмила раздражённо съязвила:
       – Ну наконец-то, похрапел маленько и вспомнил! А то ведь я тут, всего-то на всего, бублика свежеиспечённого хотела немного поесть, а он вдруг драться начал…
Игорь пока ещё никак не мог окончательно сбросить с себя путы крепкого сна на свежем воздухе, поэтому воспринимал всё не совсем реалистично:
       – Кто начал? Бублик?..
       – Ну да, Бублик!
       Игорь с удивлением хмыкнул:
       – А бублики разве дерутся?.. Их же едят… – улыбаясь, сделал рукой движения, какими обычно кладут бублик в рот, – ам-ам-ам…
       – Этого съесть трудно… толстый…
       Бублик немного растерялся от пробуждения и протрезвления Игоря, запахнул шубу, приосанился:
       – Я не толстый! Я просто упитанный… – неожиданно грубо и резко взвизгнул, – и вообще, я бы попросил поосторожнее, без оскорблений!
       Игорь не обратил никакого внимания на слова Бублика, помотал головой, стряхивая с себя остатки сна:
       – Не врубаюсь… объясни… Почему бублик толстый? Он же ма-а-ленький такой… круглый… с дырочкой… – опять словно положил воображаемый бублик в рот, – ам-ам-ам, и нету бублика…
       – Пить надо меньше, совсем отупел!
       – А мы пили, между прочим, одинаково… Так что, ещё неизвестно, кто из нас отупел… А ты, кстати, сильна выпить, оказывается… сильна… бублики только стали мерещиться… а так ничего…
       – Да какой там – мерещиться! Вот же он! – Людмила раздражённо ткнула пальцем в сторону Бублика. – Натуральный!.. Правда, без дырочки…
       Игорь с удивлением посмотрел на злобно сверкающего глазами и демонстративно выставившего руки в боки под накинутой на плечи шубой Бублика:
       – Он?.. Он, что ли?.. – подошёл к нему вплотную, обошёл вокруг, с интересом оглядев его с ног до головы со всех сторон. – Всё-таки я не понял, ты хочешь сказать, что, – направляет указательный палец на Бублика, – вот это вот… бублик?..
       – Ну да, бублик вонючий…
       Бублик внезапно сбросил с плеч шубу:
       – Ах вонючий! Ну на тебе ещё! – ударив кулаком в лицо Людмилы и опять сбив её с ног, злобно и язвительно закричал. – Ну а теперь как? Всё ещё вонючий?!.. Или послаще стал?..
       Игорь тут же решительно двинулся на Бублика:
       – Щас будешь послаще, щас! Совсем сладким будешь, чтоб знал, как на женщин руку поднимать!.. – от сильного удара в лоб Бублик рухнул как подкошенный, ударился головой о бордюр тротуара и затих без движения. – Вот так! Полежи тут, отдохни на свежем воздухе! А мы пойдём, загулялись что-то совсем уже…
       Людмила, уже успевшая встать с мокрого тротуара после удара Бублика, подошла к нему, лежащему головой на бордюре без признаков жизни:
       – Игорь, я надеюсь, ты не сильно его ударил?
       Игорь, в стороне спокойно и равнодушно потирая кулак, оглянулся на Бублика:
       – Ага, надейся… Ты, кстати, говорила, он без дырочки?.. Думаю, я устранил этот недостаток…
       Людмила встревожилась:
       – Так, я всё поняла. Значит, удалил сильно… – подошла к Бублику, пощупала у него пульс, – пульс есть. Но он, кажется, без сознания… Посмотри…
       Игорь небрежно усмехнулся:
       – Так с дырочкой же теперь… Откуда сознанию взяться?..
       Людмила решительно подошла к Игорю, резко дёрнула его за рукав куртки:
       – Я тебе удивляюсь! Человек, может, умрёт сейчас! А ты так равнодушен!
       Игорь недовольно поморщился:
       – О-о-х, так уж и умрёт! Да что ему сделается?.. – наклонился над неподвижным телом, пощупал пульс, раздвинул веки, посмотрел на зрачки, и теперь уже выглядел откровенно растеряно. – Плохо, однако, дело… Он в коме… И, вероятно, надолго… Смотри, – с заметной тревогой он слегка повернул голову Бублика, – кажется, открытый перелом черепа!..
       Людмила тоже наклонилась над Бубликом и испуганно вскрикнула:
       – Точно, открытый… Вот тебе и дырочка!..
       Игорь засуетился:
       – Он ведь, может, и впрямь помрёт… Что же делать-то теперь?..
       – Зачем так сильно бил-то? – Людмила стала нервно ходить рядом с телом Бублика. – Ты же бывший спецназовец! Ты постоянно должен это помнить, а значит, соизмерять силу своих ударов, если уж приходится их наносить!
       Игорь совсем растерялся:
       – Так я же…
       Людмила схватилась обеими руками за голову, с укором посмотрела на Игоря:
       – Я, конечно, понимаю, ты защищал жену. Да, я понимаю. Каждый уважающий себя мужчина в подобной ситуации должен это сделать. Но не убивать же обидчика! Убивать-то зачем?!..
       Теперь от равнодушной самоуверенности Игоря не осталось и следа, он был очевидно подавленным и полным смятения:
       – Да, конечно… ну что ж теперь сделаешь… пойду сдаваться…
       – Куда? – Людмила не скрывала своего раздражения.
       – Ну как – куда? В полицию, естественно…
       – Ага, пьяный в стельку… Ты знаешь, что это отягчающее?..
       – Ну не в стельку… Я уже пришёл в себя…
       – Ты-то пришёл, а твои промилле, которых в тебе тонна, ещё в себя не пришли!..
       Игорь стал неуверенно озираться по сторонам, как будто пытаясь найти ответы своим сомнениям на стороне:
       – Ну а что же мне теперь?.. – вдруг схватился за голову. – О боже мой! Что же я делаю!
       Людмила от неожиданности вскрикнула:
       – Что такое! Что случилось?
       – Ну как – что?! Мы же должны немедленно оказать ему помощь!.. И скорую вызвать! Немедленно!.. Через полицию сделаю… – выхватил из кармана брюк мобильный телефон, стал пытаться набрать номер, – ой, забыл, какой номер полиции…
       Людмила решительно вырвала у Игоря из рук телефон:
       – Совсем с ума сошёл! Ты посмотри на него! Единственная помощь, какую ты можешь сейчас ему оказать, это вызвать скорую!
       – Так зачем тогда забрала у меня телефон?
       – Ну совсем отупел с перепою…
       – Да трезвый я уже давно!..
       – Трезвый, а не соображаешь ни черта. Зачем через полицию-то? Надо прямо в скорую!.. Короче, стой пока здесь, а я вон к тому телефону сбегаю, – она показала на телефон-автомат, висящий метрах в тридцати на стене ресторана, – ой, нет, я тоже, кажется, чокнулась уже совсем… Зачем тебе здесь стоять, чтоб застукали на месте преступления?.. Побежали вместе. Но звонить буду я.
       – Так мобильный же есть! – Игорь не мог понять замысла Людмилы, – зачем к автомату-то!..
       Людмила в раздражении постучала костяшками пальцев по своей голове:
       – Ну ты совсем дурак, что ли? Номер твой тут же определят…
       Игорь, кажется, уже действительно ничего не понимал, поэтому на всякий случай неопределённо промычал:
       – А-а-а… – но тут же спросил Людмилу, – и всё-таки я не понял, зачем…
       Людмила грубо перебила:
       – Если ума нет, за секунду, как лампочку в патрон, его в голову не вкрутишь! Давай, беги за мной и не рассуждай о том, в чём ничего не смыслишь!
       Игорь и Людмила побежали к телефону, в отдалении висящему на стене ресторана.
       Игорь на бегу продолжал задавать Людмиле вопросы, как будто весь его немалый в обычной обстановке разум вдруг куда-то в одну секунду улетучился, и он теперь не понимает даже элементарных, понятных даже детям жизненных проблем:
       – Так там же карточка нужна…
       Людмила уже подбежала к автомату:
       – В скорую бесплатно… – решительно подняла трубку, набрала номер, и вдруг Игорь с удивлением услышал, что Людмила говорит детским голосом. – Алло! Скорая?.. Тут недалеко от входа в ресторан "Вечерний звон" лежит какой-то мужчина с проломленной головой… Он без сознания. Скорее приезжайте, а то он умрёт… Кто я? Девушка… Сколько лет? Семнадцать… Что значит, почему поздно? На свидании была… Ну какая вам разница, как меня зовут? Я себя не назову… Ну почему-почему! Чтобы мама не узнала, где я была… И вообще, вы умирающему помогать собираетесь?.. Сами вы странные… – Людмила достала из сумочки носовой платок, тщательно протёрла им телефонную трубку, повесила её, решительно толкнула в плечо словно окостеневшего от размышлений Игоря. – А теперь рвём отсюда когти, да так, чтоб через минуту и след наш простыл! Вон, в подворотню давай, а там, как говорится, огородами, огородами… Ну что стоишь как вкопанный?..
       Игорь очнулся от раздумий, оглянулся по сторонам:
       – Ну ты даешь, Людмила…
       – Чего я даю?
       – Расчётливая такая… И хладнокровная… Трубку вон даже протёрла… Я вот спецназовец, а растерялся…
       – Что ты имеешь в виду? Что я бессердечная, да? Человек, дескать, умирает, а она при этом такая расчётливая… Так, да? Ну договаривай, договаривай!
       – Да, именно это я и имею в виду…
       – Дурак ты, Игорёк. Понимаешь? Полный дурак. И все вы, мужики, дураки. Одно название – сильный пол! А вот в таких ситуациях вы все – безвольные тряпки! Хоть ноги о вас вытирай. Противно даже…
       Игорь задумчиво посмотрел на Людмилу:
       – Ну и взгляды у тебя… Практичная даже рядом с трупом…
       – А мы, бабы, вообще все практически мыслящие существа! Да-да! Именно практически!
       – Не то что мы, мужики, да?..
       – Конечно! Вы в критический момент всегда жуёте сопли нравственных сомнений! Ах, правильно ли я поступил?! Ах, не пострадал ли кто?!..
       – Ну а как же иначе-то? Нельзя же, как слон в посудной лавке…
       Людмила с раздражением взмахнула рукой:
       – А ты сейчас кто? Не этот самый слон?!.. Натворил дел, а теперь собственные сопли глотает! Смываться надо, Игорёк, а не страдать над тем, чего уже не исправишь!..
       – Но ведь я, возможно, убил человека… И, как последний трус, бегу… Надо помочь ему… А я…
       – Ну тряпка… просто безвольная половая тряпка… – она решительно схватила Игоря за локоть. – Так, хватит дискутировать. Мы отбежали-то от… него… буквально на тридцать метров. Повяжут ведь сейчас тёпленькими. Хорошо, никого не видать вокруг. Давай выскочим вот этим переулком на параллельную улицу, поймаем такси и поедем домой, а там обо всём поговорим, спокойно всё обсудим, и ты поймёшь, что я была во всём права… – посмотрела с тревогой на Игоря, лицо которого в этот момент недвусмысленно выражало явные сомнения и тяжёлые мысли. – Да пойми же ты наконец, ему сейчас помогут только квалифицированные врачи… Ты только помешаешь…
       Игорь в нерешительности оглянулся на неподвижно лежащего в отдалении Бублика:
       – Ну… ладно, давай… Только поедем не на нашу квартиру, а к моему отцу.
       Людмила недовольно сморщилась:
       – В такой поздний час?
       Игорь с неожиданной решительностью двинулся вперёд и потянул за собой за рукав Людмилу:
       – Мой отец примет меня в любой момент любого времени года и в любом состоянии! Ты поняла?..
       Людмила раздражённо вырвала из его цепких пальцев рукав шубы, но при этом послушно и примирительно ответила:
       – Ну поняла, поняла. Побежали скорее, пока не повязали…
       Игорь в удивлении покачал головой, с безнадёжным видом взмахнул рукой и побежал вслед за уже бегущей Людмилой. Через несколько секунд они оба скрылись за поворотом ближайшего переулка.

                2

       Квартира Петра Ивановича Свирина, отца Игоря, была обставлена довольно скромно, но при этом трудно было понять, почему казалось, что здесь живёт довольно состоятельный человек. Наверное, потому что её хозяин обладал настолько тонким дизайнерским вкусом, что в рационально и комфортно организованном интерьере квартиры даже специалисту было бы трудно что-то прибавить или убавить.
       За столом, под мягким светом симпатичного абажура, молча и сосредоточенно сидели Пётр Иванович, Игорь и Людмила. На столе ничего не было, только пустая скатерть.
       Пётр Иванович глубоко вздохнул и протяжно выдохнул:
       – Да-а-а… Ну дела, сынок, ну дела… Хорошо, мать не дожила… Она бы не выдержала этого…
       Игорь решительно вскочил, рубанул рукой воздух:
       – Отец, я утром прямо пойду сдаваться!
       Ответ Пётра Ивановича был неспешным, спокойным и рассудительным:
       – Ну зачем же сдаваться, сынок?.. Зачем?.. Чтобы я много лет не видел тебя?.. А скорее всего, при таком раскладе, и вовсе не увижу уже никогда… Мне ведь семьдесят пять, сынок. Ты не забыл об этом?..
       Игорь сел:
       – Не забыл, отец. Но я живой человек с живой человеческой душой. И я так не могу. Понимаешь? – решительно, по слогам простонал. – Не мо-гу! Я, возможно, убил его. Как ты этого не поймёшь?
       Пётр Иванович повернулся к Игорю:
       – А если бы он убил твою жену?
       – Да уж, убил бы! Слабак толстозадый!..
       – Но ведь она дважды падала! – вскинул обе руки вверх Пётр Иванович. – Ударься хоть разок головой о бетонную дорожку, и всё – летальный исход. Так, кажется, в таких случаях говорят врачи?..
       Игорь встал, начал ходить по комнате, с раздражением поглядывая то на отца, то на жену:
       – Какие вы все расчётливые… И ты, отец, и она…
       Пётр Иванович хмыкнул:
       – Не без этого, сынок, не без этого…
       Игорь кивнул на Людмилу:
       – Человек лежит, практически убитый мною, нуждается в помощи, а она голосом семнадцатилетней девушки говорит со скорой, хладнокровно рассчитывает, что нам дальше делать, как драть когти, как она выразилась… от тяжело раненного… И ты, отец, вместо того чтобы понять меня… – язвительно процитировал. – "Ну зачем же сдаваться?.. Чтобы я много лет не видел тебя?.. При таком раскладе…" – резко остановился рядом с отцом. – И у тебя, как и у неё, – ткнул пальцем в Людмилу, – в таком положении может вот тут, – приложил ладонь к своей груди, – быть расклад какой-то, отец?..
       – Конечно, сынок. И у меня, и у неё, – Пётр Иванович тоже приложил ладонь к груди, – вот тут, как говорится, полный расклад имеется…
       Игорь всплеснул руками:
       – Ужас! Я же убил человека! А вы, как бухгалтеры, хладнокровно высчитываете, как бы мне избежать наказания!..
       Пётр Иванович тоже встал, подошёл и Игорю, положил ему руку на плечо:
       – Ну а как не высчитывать, сынок?.. Она не хочет куковать много лет без мужа. А я останусь навсегда без внуков… Баланс отрицательный получается, если уж действительно бухгалтерским языком изъясняться…
       Игорь недовольно снял руку отца с плеча:
       – Но ведь, может, ещё и не так много дадут?..
       Пётр Иванович, кряхтя, сел на стул:
       – Сомневаюсь… Твой спецназовский удар тянет, думаю, лет на пятнадцать, не меньше… Ну какая же жена такое выдержит, когда ей, к тому же, уже за сорок?..
       – Ну и пусть не выдерживает. Пусть замуж идёт. Я же не возражаю.
       Пётр Иванович с горечью вздохнул:
       – Да если б замуж, а то пойдёт твоя благоверная супружница апосля длительных колебаний в полном и безрадостном одиночестве по рукам… Подстилкой просто-напросто станет для мужиков с повышенным уровнем тестостерона в крови…
       Игорь наклонился над лицом спокойно следящей за разговором отца и сына Людмилы:
       – Ты слышишь, что про тебя говорят?
       – Слышу.
       – И это тебя не шокирует? Не обижает? – язвительно проакцентировал прямо в ухо Людмилы каждое слово Игорь. – Подстилочкой, говорят, будешь…
       Людмила равнодушно отвернулась:
       – А почему это должно меня шокировать и тем более – обижать? Отец-то твой, в отличие от тебя, мудр. Далеко и в корень зрит…
       Игорь сел на стул, устало откинулся на его высокую спинку:
       – Не вижу никакой мудрости. Почему ты должна пойти по рукам, даже если меня посадят надолго? Тебе чуть больше сорока. Ты ещё очень даже можешь и замуж выйти.
       Людмила с горечью хмыкнула:
       – Хм… Если бы ты, Игорёк, не только пользовался мною как станком для ежедневного секса, а хоть бы изредка посматривал на моё лицо, в мои глаза, на мои руки, то, возможно, заметил бы, что за двадцать лет жизни с тобой…
       Игорь выпрямился, раздражённо перебил:
       – Ну что-что-что за двадцать лет жизни со мной?..
       Людмила спокойно и грустно продолжила:
       – …глаза мои потускнели…
       Игорь вскочил и начал нервно ходить по комнате из стороны в сторону, подчёркнуто демонстративно загибая пальцы:
       – Так, раз! Глаза потускнели! Ещё что?..
       Людмила не обратила никакого внимания на нервность Игоря:
       – …руки огрубели и смахивают на руки старухи…
       Игорь загнул второй палец, резко повысил голос:
       – Так, два! Руки стали как у старухи Изергиль!..
       Людмила неожиданно всхлипнула:
       – …а кожа на лице покрылась сетью заметных всем, кроме тебя, морщин…
       Игорь остановился, постоял в нерешительности несколько секунд, подошёл вплотную к Людмиле:
       – Да?.. – наклонился над ней, внимательно посмотрел на её лицо, разогнулся, примирительно и виновато пробормотал, – да, действительно… Но… Люда, мы же все стареем… Это неизбежный процесс… А выглядишь ты всё-таки замечательно…
       Людмила вытерла платочком слёзы, всхлипнула снова:
       – Ага, так замечательно, что мне уже давным-давно ни один мужчина, кроме этого, вырубленного тобой чудака, не делал комплиментов, даже из простой вежливости…
       Игорь виновато-наигранно засмеялся:
       – Ещё бы кто посмел!.. Задушу, – показал свои крепкие мускулистые руки, – вот этими руками!..
       Людмила на секунду задумалась, вздохнула:
       – Душить не придётся… Никому я не нужна… Хроническим тестостеронщикам разве… Ох, все вы, мужики, одинаковые… И тебе я всегда нужна была только для секса, и после тебя любой мужик будет видеть во мне только сексуальный агрегат… Так что, батя твой мудр, Игорёк…
       Пётр Иванович вздохнул:
       – Понял теперь, сынок, в чём душевный расклад твоей супруги?..
       Игорь недовольно, но примирительно пробормотал:
       – Да понять-то понял… Чего ж тут непонятного?
       Пётр Иванович с сомнением посмотрел на сына:
       – Ну а мой расклад куда проще: он отцовский…
       Игорь поморщился:
       – Отец, ну ты-то чем недоволен? И тебе я, оказывается, не угодил?
       – Да, сынок, не угодил… Я так и не увидел внука. Мне уже семьдесят пять, а внука всё нет… Видишь ли, ты считал, что спецназовцу рискованно заводить детей…
       – Конечно, рискованно! А вдруг я погиб бы?!.. Сколько боевых операций у меня было, ты в курсе?..
       В голосе Петра Ивановича заметно обозначилась горечь укора:
       – Как будто я не смог бы воспитать твоего сына, если что, не дай бог… Так и не завёл для меня внучонка… И жену пустой оставил, и меня без продолжения моего…
       Игорь усмехнулся:
       – Так, может, и хорошо, что не завёл? Весело было бы моему сыну, пока я, его отец, мотал бы в зоне пятнадцать лет…
       Пётр Иванович едва заметно покачал головой:
       – Ну как сказать, как сказать… Иногда дед для ребёнка лучше родного отца…
       – И лучший помощник одинокой матери… – грустно добавила Людмила.
       – Это уж точно… – вздохнул Пётр Иванович.
       Игорь в удивлении повернулся к Людмиле:
       – Спелись… Прямо в одну дудку дуют… Музыканты одного полка…
       – Одного, сынок, одного… – грустно отозвался Пётр Иванович.
       Игорь сел на стул, откинулся на спинку, закрыл глаза, вытянул ноги, задумался:
       – Ну… может, ты и прав, отец. Может, и прав… Поэтому утром я иду сдаваться…
Пётр Иванович с раздражением вскрикнул:
       – Вот ты, ядрёна корень! Ты ему про Фому, а он тебе - про Ярёму! Говорю же тебе, кому мы теперь с ней, супружницей твоей, будем нужны? Скажи, сынок, кому, если тебя посадят?.. Мне жить будет не для кого. А у неё, повторяю, нет детей и рожать уже поздно…
       – Ну почему же поздно? Климакса, насколько мне известно, у неё ещё нет. Так что, в самый раз…
       – Да потому, сынок, что, когда тебя посадят, на неё мужики, – все без исключения! – уж поверь моего опыту, вовсе не будут смотреть как на возможную мать их детей…
       – Не понимаю – почему? – усмехнулся Игорь. – Она же ещё может…
       – Ну ты как дитя малое, ей-богу! Да просто по причине критического для этого дела возраста!
       – Но есть же рожают и в сорок пять, и даже, я слышал, значительно позже!
       Пётр Иванович посмотрел на Игоря как на мало что смыслящего ребёнка:
       – Да, если второго, третьего, четвёртого… Да к тому же, при живом муже… А тут…
       – Ну что – тут? Что тут? – нетерпеливо и раздражённо прервал рассуждения Петра Ивановича Игорь.
       – А тут будут видеть в ней, – и она в этом абсолютно права! – только сексмашину… Вот и всё… Так что, сынок, мы оба с ней практически в одном положении… В положении одиноких, никому не нужных людей.
       – И что же мне теперь делать?..
       В голосе Пётра Ивановича появилась уверенность человека, твёрдо знающего, как вести себя в этой непростой ситуации:
       – Не дёргаться. Жить спокойно. И срочно строгать детей, пока она, – кивнул он головой в сторону Людмилы, – ещё способна к этому нехитрому делу…
       Игорь грустно вздохнул:
       – Ну да, строгать, зная, что они останутся без отца…
       Людмила обречённо и вяло взмахнула рукой:
       – Пётр Иванович, по-моему, он просто тупой…
       Пётр Иванович невесело усмехнулся:
       – По-моему – тоже…
       Игорь вскочил, стал возмущённо и с заметной злостью размахивать руками:
       – Ну да, конечно, тупой! Убил человека и не планирую расчётливо и хладнокровно своё счастливое и безоблачное будущее!.. Как ты не поймёшь, отец, – ткнул он пальцем в Людмилу, – что ты попал под влияние её хладнокровного жестокого эгоизма! Что она думает только о себе! И меня она, при случае, вот увидишь, обязательно предаст! Такие расчётливые – первые предатели!..
       Пётр Иванович медленно и спокойно процедил сквозь зубы:
       – Точно тупой… – он тяжело и устало поднялся, подошёл к Людмиле, положил руку на её плечо, в его обычно спокойном голосе появилось непривычное для него возмущение. – Ну как же женщине не быть расчётливой и даже – эгоисткой! Да она по определению – эгоистка, потому что вынуждена думать наперёд даже во время обыкновенного для нас мужиков секса: будет ли ребёнок? как предстоит его воспитывать? в полном одиночестве и нищете? или с весомой помощью его кровного отца?.. Именно поэтому женщина – это другая планета, сынок!  Неужели ты до сих пор этого не понимаешь?..
       – Ну это-то я понимаю… – Игорь сел на стул, откинувшись на его высокую спинку и лениво вытянув ноги. – Не такой уж я и тупой, как ты думаешь, отец. Но всё равно бабы, уверен, до непорядочности прагматики! – в возмущении оживился он. – Даже в сексе! В постели они, видите ли, думают не об удовольствии, а о будущих детях!.. Я тружусь в поте лица, а она дум высоких полна…
       Пётр Иванович в удивлении хлопнул ладошками по бёдрам:
       – Людмила, как ты с ним жила все эти годы? Он тебе лекции в постели не читал?..
       Людмила улыбнулась:
       – О чём?
       – Ну так вот, об удовольствии в поте лица…
       Людмила скривила гримасу, на которой одновременно проявились и разочарование, и грусть, и тихое спокойное отчаяние:
       – Да нет, не читал, к счастью… – на секунду задумавшись, она заговорила так, как будто неспешно с короткими остановками для нелёгких размышлений думала вслух. – А как жила… Это самое удовольствие поставляла ему… прямо в постель… каждый божий день… Как утренний кофе…
       Игорь вновь вскочил, снова стал раздражённо размахивать руками:
       – Вот видишь, отец! Для неё секс – это утренний кофе! Говорю же, во всём холодный расчёт! Даже в сексе!
       Пётр Иванович тяжёло опустился на стул, повернулся к Игорю, недовольно покачал головой:
       – Да она же любит тебя, дурак! Не уверен, что кто-нибудь ещё будет тебя так любить… А ты – она даже в сексе расчётливая!.. Секс для нас, мужиков, сынок, давай будем откровенны и честны сами перед собой, одно удовольствие! А о последствиях пусть она думает, женщина… Схема на удивление проста: тебе удовольствие, а ей – думы о его результате…
       Игорь опять сел, откинулся на спинку стула, вытянул ноги, но в каждом его движении сквозило ярко выраженное недовольно и раздражение:
       – Ну и что из этого? Пусть думает, если ей делать больше нечего!
       Пётр Иванович вздохнул:
       – Тебе бы тоже не мешало подумать, сынок…
       Игорь с удивлением посмотрел на отца:
       – О чём?
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Как избежать тюрьмы…
       Игорь опять вскочил:
       – Но я же фактически убийца! Ну как её избежишь… Как!..
       Пётр Иванович ответил спокойно и уверенно, словно сообщил о давно уже принятом им решении:
       – Да как. Скрыться. Спрятаться у меня. И всё… Вот если бы ты сознательно убил его, вот тогда я даже и не пикнул бы. Иди и садись в зону! Заслужил! Но ты из меня, сынок, расчётливого эгоиста, готового идти по трупам, не делай. Этого гада, может, давно пора было прибить, а ты стенаешь: ах, я убил!.. ах, я убийца!..
       Игорь стал в раздражении ходить по комнате:
       – Ничего себе! И это ты, мой добрый и мудрый отец, говоришь?!.. Пора было      прибить?!..
       Пётр Иванович спокойно наблюдал за нервными перемещениями сына:
       – Конечно, я говорю, твой добрый и мудрый отец! Кто первым стал бить? Скажи? Ты? Нет, он! Да не кого-нибудь, а беззащитную женщину! И если бы ты не вступился за неё, будь уверен, он убил бы её, глазом даже не моргнув!
       Людмила оживилась:
       – Кстати, заявил мне, что он предводитель местной мафии… Так что бандит ещё тот! И вы правы, Пётр Иванович, прибил бы он меня как муху хлопушкой.
       Пётр Иванович с интересом посмотрел на Людмилу:
       – А вы, ребята, случайно его фамилию не знаете?
       – Ну как же, не знаем! – откликнулась Людмила. – Ещё как знаем! Он представился мне. Назвался Бубликом Виктором Викторовичем. Сказал, что весь район вот так, – она сжала кулак, как это неоднократно делал накануне перед её носом Бублик, – в кулаке держит, что все просто в страхе от него!
       Пётр Иванович удовлетворённо и весело рассмеялся:
       – Ну так сразу бы назвала его фамилию! Я ж его знаю как облупленного! Он такой же предводитель мафии, как я персидский шах!
       Людмила воскликнула с надеждой в дрогнувшем голосе:
       – Что вы говорите! Так он, значит, мелкота пузатая?!
       Пётр Иванович довольно усмехнулся:
       – Ну не совсем, конечно, мелкота. Но пузатая… В общем, заправлял он в нашем районе ещё в середине девяностых бандой человек этак в десять, не больше. Рэкетирством, распространённым тогда, промышлял. Деньги из мелких предпринимателей вышибал…
       Людмила с удивлением протянула:
       – Да-а-а?..
       – Да... – со спокойной уверенностью ответил Пётр Иванович. – А я тогда держал у рынка, на людном месте, маленькую сапожную мастерскую. Сам всё делал: и туфли на заказ, и мелкий ремонт. И приходилось этому гаду ежемесячно дань платить, прямо как золотой орде… Теперь, к счастью, рэкетирство уже в прошлом и выглядит издалека каким-то даже смешным. А тогда  нам не до смеху было… Я вот из-за этих кровососов даже вынужден был закрыть свою мастерскую: прибыли не стало совсем… А ведь прибыльная до того была!
       Людмила махнула рукой так, как обычно отмахиваются от назойливо летающего перед носом насекомого:
       – Ну всё равно, выходит, он мелкота вонючая…
       Пётр Иванович с сомнением покачал головой:
       – Ну как сказать… Конечно, теперь он не держит в страхе весь район. Сам стал мелким предпринимателем. Что-то подешевле покупает и подороже продаёт. Но дела у него, говорят, идут не очень. Так, прибыль есть, но чуть выше средней.
       Людмила с облегчением уточнила:
       – Значит, сейчас у него банды нет?
       – Давно уже нет! – уверенно ответил Пётр Иванович. – Но он до сих пор, говорят, ходит по ресторанам, буйствует там, и громогласно всем объявляет, что он предводитель местной мафии…
       Людмила засмеялась:
       – Цену себе набивает…
       – Да дурак он просто, – поддакнул Пётр Иванович. – Какая теперь цена у рэкетиров? Никакой. Позавчерашний день дикого капитализма. Теперь другие времена… Так что, ребята, успокойтесь. Из-за него не станут искать того, кто звезданул его по черепку.
       – Даже если окочурится?.. – Людмила была полна надежды на благополучный исход всей этой истории с Бубликом.
       – Конечно! – уверенно ответил Пётр Иванович. – На одного жулика меньше… Он же всех достал, и в первую очередь – полицию.
       Людмила с заметным удовлетворением засуетилась:
       – Ну так а чего же мы тут все так испереживались тогда, а? 
       Пётр Иванович хмыкнул:
       – А я не знаю, чего. Было бы из-за чего… Так что, давайте-ка ложиться спать. Утро вечера мудренее. Хотя, я гляжу, утро-то уж совсем скоро посветит в окошко… Ну всё, ребята, спать, спать, и ни о чём плохом не думать.
       Игорь, сидевший последние несколько минут в тихой задумчивости, кажется, никого не слушая и погрузившись в собственные раздумья, встрепенулся:
       – Не думать? А как можно не думать?.. Я ведь человека практически убил, а ты, отец, предлагаешь мне не думать об этом! Не могу я так, отец! Вот ты можешь, а я не могу!
       Пётр Иванович немного помолчал, покачал головой:
       – Гм, значит, я могу, да?..
       – Выходит, можешь… – язвительно отозвался Игорь.
       Пётр Иванович внимательно посмотрел на Игоря:
       – А ты не можешь?..
       Игорь раздражённо вскричал:
       – А я не могу!
       Пётр Иванович решительно встал, начал медленно ходить по комнате:
       – Ну что ж, сынок, ты, как говорят в таких случаях, достал меня. Ей-богу, достал! Поэтому послушай-ка теперь, что я тебе скажу как мужчина мужчине.
       Игорь оживился:
       – Ну вот это другое дело, отец! Я давно жду от тебя именно мужского разговора, а ты потчуешь меня баснями о несостоявшихся внуках и женской расчётливости!
       – Да-да, сынок, ты прав, ты совершенно прав. Надо по-мужски… да… только по-мужски…
       – Ну так давай, режь правду-матку, не юли вокруг истины…
       Пётр Иванович иронически хмыкнул:
– Гм, красиво говоришь… Истину ищешь… Не поздно ли, сынок?..
       Игорь в удивлении поднял брови вверх:
       – Что – не поздно?
       – Истину, говорю, не поздно ли кинулся искать?..
       – Что-то я не пойму тебя, отец. Ты можешь поконкретнее, о чём ты?
       Пётр Иванович подошёл к столу, сел на стул:
       – А если конкретнее, то я скажу тебе так, главная проблема твоя в том, что червоточина завелась в тебе, в твоей душе, сынок, червоточина…
       Игорь недовольно усмехнулся:
       – Так уж и завелась!..
       – Да, сынок, завелась…
       – И давно, по-твоему, завелась?
       – Не знаю, как давно, но уж лет десять, как я это заметил…
       – Ну если заметил что, так сразу бы и сказал! А то прошло десять лет, – Игорь возмущённо вскинул руки вверх, – и только теперь вдруг – червоточина, червоточина!..
       Пётр Иванович ответил спокойно и уверенно:
       – А я ведь сразу и говорил. Только слово червоточина тогда не применял, и вся-то разница…
       Игорь в который уж раз в раздражении вскочил:
       – Ну что-что-что ты говорил, и когда?! Ничего не помню…
       – Вот-вот, спишь спокойно… Ничего не помнишь… В этом-то и вся твоя червоточина, сынок: спать спокойно после того как против совести сходил…
       – Ну и когда же это я, скажи мне, пожалуйста, против совести ходил? А?
       – Ты даже не помнишь, когда кривил душой…
       Игорь уверенно вскричал:
       – Не помню, потому что не кривил!
       – Ну что ж, тогда я напомню тебе всего два эпизода, самых существенных. О мелких уж говорить не стану…
       Игорь сел, опёрся локтями о стол, нетерпеливо стал теребить скатерть:
       – Ну-ну-ну, давай, давай, придумывай мои прегрешения!
       – Придумывать, к сожалению, не приходится… Дорого бы я дал, чтоб это оказалось придумками…
       Игорь в раздражении хлопнул ладошкой о стол:
       – Отец, хватит философствовать, давай прямо к делу!
       – Что ж, к делу, так к делу. Десять лет назад, сынок, ты на своей машине сбил двенадцатилетнего мальчика, сбил и, вместо того чтобы оказать ему помощь и отвезти в больницу, скрылся с места происшествия…
       Игорь возмущённо закричал:
       – Так я же тут же тебе всё и рассказал! Я же не скрывал ничего!
       Пётр Иванович вздохнул:
       – Не скрывал… от меня… а ребёнка бросил одного на обочине дороги…
       – Но я передавал потом ему в больницу яблоки, мандарины!..
       – Через своих друзей… – перебил сына Пётр Иванович, – сам же так и не пришёл к нему ни разу…
       – Так он же быстро поправился! К счастью, у него только нога и рука были сломаны. Всё зажило… кости срослись правильно, я проверял…
       – Через друзей проверял… – Пётр Иванович тоже опёрся локтями о стол, опустил голову, как будто стыдясь взглянуть сыну в глаза, – как вор… из-за угла… Вот первый маленький червячок тогда и завёлся в твоей душе…
       Игорь опять в раздражении вскочил и стал быстро ходить по комнате:
       – Ну хорошо, если я был не прав, почему же ты тогда не пошёл в прокуратуру, не доложил, что это я сбил пацана?!
       – Отцы сыновей не сдают. Это сыновья могут отцов… Как Павлик Морозов…
       Игорь остановился около отца:
       – Но ты же тогда даже совет не дал мне идти в прокуратуру!
       – Не дал. А к мальчику очень просил сходить. А там уж, как он бы решил, так и было бы: прощение тебе или суд…
       Игорь сел, охватил голову руками:
       – Ну хорошо, струсил я тогда… Но меня ведь могли бы выгнать из спецназа! Как ты это не можешь понять? А спецназ для меня – это вся моя жизнь!
       В глазах Пётра Ивановича скользнуло раздражение:
       – Тебе спецназ нужен, а ты – спецназу?.. Трусы спецназу нужны?..
       – Ну ты совсем уже, отец! – всплеснул руками Игорь. – Как будто я и на самом деле трус!
       – Конечно, трус, сынок… – спокойно ответил Пётр Иванович. – Да-да, трус, можешь не сомневаться, я в людях и в жизни разбираюсь…
       Игорь замотал головой, сжимая её как во время сильной боли ладонями:
       – Не знаю, не знаю… Из-за одного-единственного, прямо скажем, мелкого прегрешения ты, отец, делаешь такой жестокий вывод обо мне…
       Пётр Иванович с горечью усмехнулся:
– Ну во-первых, не мелкого… Падение твоё началось именно тогда, с этой самой мелочи… А во-вторых, почему же – из-за одного? Я обещал два примера, так вот тебе и второй… Помнишь, пять лет назад к тебе за помощью обратился твой бывший сослуживец Андрей Никитин? Помнишь?
       Игорь опять откинулся на спинку стула, вытянул ноги, закрыл глаза:
       – Ну… что-то было… точно уже не помню…
       – И этого ты не помнишь… Беспамятному до бессовестного – один шаг, сынок… А ведь вы с Андреем вместе, плечо к плечу, воевали в горячих точках, жизнью не раз рисковали, а ты не помог ему…
       Игорь возмущённо вскочил:
– Ну подумаешь, не помог получить боевые! Это же не в бой идти! Боевые это всего лишь деньги! Бумажки!
       – А я ведь не говорю, что Андрей шёл на смерть из-за бумажек.
       Игорь усмехнулся, иронически протянул:
       – А из-за чего же ещё?!..
       Пётр Иванович с удивлением оглянулся на Игоря, огорчённо пробормотал:
       – Вот так-так, сынок! Из-за чего, значит, ещё?.. Он за родину воевал, сынок. За родину…
       Игорь ехидно засмеялся:
       – Как высокопарно! За родину! Знал бы, что боевых не будет, тут же слинял бы… И мне потом нервы не трепал бы… Вояка за казначейские бумажки…
       Пётр Иванович огорчённо и растерянно покачал головой:
       – Вот, значит, как ты думаешь…
       Игорь снова сел, демонстративно откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза:
       – А как иначе можно думать? Так ведь и есть, отец…
       Пётр Иванович повысил голос:
       – Да этих бумажек, сынок, людям едва хватает на восстановление здоровья, изуродованной войной психики! Разве на них разбогатеешь?..
       Игорь равнодушно и вяло засмеялся:
       – Ты просто не знаешь, отец! Некоторые разбогатели! И ещё как разбогатели!
       – Только тыловые финансовые крысы типа той, что присвоила себе боевые Андрея… – возразил Пётр Иванович.
       Игорь усмехнулся:
       – Так я их-то и имел в виду!
       – Ну а что же ты крыс-то испугался… Да ещё и тыловых… Побоялся даже просто подтвердить, что Андрей вместе с тобой участвовал в боевых операциях, за которые ты-то получил боевые по полной программе, а ему какой-то ворюга из финчасти показал вот такой, – Пётр Иванович скрутил фигуру из трёх пальцев, – кукиш!
       Игорь снова встал, но на сей раз в его поведении не было заметно недовольства и раздражения, скорее было искреннее желание что-то объяснить отцу:
       – Видишь ли, отец… – опёрся он костяшками пальцев о стол, – ты правильно назвал их крысами… Мне в бою было не так страшно, как с ними столкнуться… Понимаешь? Нет, это не для меня… Извини…
       Пётр Иванович огорчённо кивнул:
       – Вот-вот… Поэтому я, а не ты, написал в генпрокуратуру. Хорошо, разобрались, нашли свидетелей подвигов Андрея, а вора отправили в места, не столь отдалённые… Я, старик, ничего не испугался, а ты, сынок… – протяжно вздохнул он. – О-о-х… сынок…
       – И всё равно, я не обязан разбираться с боевыми. Для этого финчасть имеется… – Игорь снова уселся на стул всё в той же демонстративно-расслабленной позе.
       Пётр Иванович с огорчением взглянул на его равнодушное лицо:
       – Да, это очень удобно – спрятаться за отсутствием обязанностей: а в законе не написано, что я обязан… И всё, моё дело – сторона… Совесть-то свою куда спрячешь, сынок?..
       Игорь открыл глаза, уставился в полном непонимании на отца:
       – Нет, ну на самом деле, зачем тогда понаделали всяких органов! Давайте тогда позакрываем их все! Полицию, например. Пусть люди сами ловят воров с помощью одной только собственной совести! – засмеялся, потрясая кулаком в воздухе, ехидно продекламировал. – Совестью народа ударим по преступности!.. Ура, граждане!..
       Пётр Иванович с укоризной и грустно отмахнулся:
       – Чувствуешь, что не прав, поэтому и паясничаешь… Шута из себя строишь…
       Игорь выпрямился, в глазах его появилась усталость:
       – Да придираешься ты просто ко мне, отец. Трусом объявил. Бессовестным… Ну какой я трус! Какой бессовестный! Ведь действительно на каждом участке жизни стоит свой охранник, у каждого свои обязанности! А я просто не хотел портить отношения с нужными людьми… Вот и всё объяснение моим поступкам… А ты – трус, трус…
       – И сейчас ты сбежал, бросив раненого без помощи, не из-за трусости?.. – съязвил Пётр Иванович
       Игорь развёл руки в стороны:
       – Я не понимаю тебя, отец! Ну совсем не понимаю! Только что ты всячески уговаривал меня не сдаваться властям, а теперь вдруг такую мораль мне тут зачитал, ну как приговор прямо!..
       Пётр Иванович на мгновение задумался:
       – Не понимаешь, потому что так и не стал отцом… Я же сказал тебе, отцы детей не сдают. Хотя чего им это стоит, знал бы кто…
       – И что же мне теперь?..
       Пётр Иванович помолчал несколько секунд, вздохнул:
       – Ох, лучше бы ты сам сдался, сынок, лучше бы сам… Горе было бы мне от этого большое, но и облегчение… ей-богу, облегчение, как ни странно…
       Игорь не смог скрыть удивления:
       – И даже если без внука останешься?..
       – Даже если без внука…
       Игорь посидел немного с каменным непроницаемым лицом, затем, как будто пытаясь доказать что-то самому себе, неспешно, тихо, с паузами проговорил:
       – Неожиданное заявление… Я сам думаю, что надо идти… Но вот то что и ты теперь уже считаешь так же… Не ожидал…
       Пётр Иванович резко встал, испуганно тревожно сбивчиво и возбуждённо почти закричал:
       – Да не так же! Не так же!.. О господи!.. Да если бы ты знал, сынок, как я хочу, чтобы всё это оказалось страшным сном! Чтобы завтра утром мы все, проснувшись, увидели бы, что всё хорошо! Что Бублик по-прежнему бегает по ресторанам и внушает всем, что он глава местной мафии! Что в его пустом котелке нет дырки! А верная твоя супружница беременна, и мне нужно срочно бежать в магазин покупать внуку памперсы!.. Если бы ты знал, как я хочу, чтобы всё было именно так!.. – взявшись обеими руками за голову, протяжно простонал, – если бы ты знал… если бы знал… Но всё, к сожалению, иначе… Всё иначе, сынок… всё…
       Игорь, в очевидном смятении от страстной речи отца, спросил:
       – Значит, всё-таки сдаваться, да?..
       Пётр Иванович, не зная что ответить, начал медленно ходить по комнате, задумчиво, тихо, с паузами почти простонал:
       – О-о-х, сынок… сынок… Ты хочешь, чтобы я тебя… собственными руками?..
       – Да нет, отец, ты не понял, я всего лишь думаю вслух… истину ищу…
       Пётр Иванович подошёл к Игорю, постоял рядом, помолчал:
       – Говорю же, поздно взялся искать, сынок, поздно… Да и вообще её, проклятую, почему-то всегда находят, когда она уже фактически стала приговором…
       Игорь грустно усмехнулся:
       – Да, ты прав, отец… Ты прав… Поэтому со своим приговором я уже ознакомился…
       Пётр Иванович резко схватил к Игоря за плечи, испуганно возбуждённо торопливо и сбивчиво забормотал:
       – Нет-нет-нет, сынок, не вздумай!.. Не вздумай!.. Ты ни в чём, – слышишь? – ни в чём не виноват! Никакого приговора! Никакого! Ты не виноват!.. – протяжно и тихо застонал, – не отпущу-у…
       Игорь спокойно отстранил руки отца:
       – Ничего не понимаю… Чего же ты наконец хочешь, отец?.. То лучше сдаться, а то вдруг – никакого приговора, не отпущу! Всё это, в итоге, как я понял, означает, что мне лучше сидеть тихо?.. Не высовываться?.. Так, да?..
       Пётр Иванович заговорил встревожено быстро и просительно, как будто обрадовавшись подсказке Игоря:
       – Конечно лучше, сынок, конечно, лучше! Сиди дома! Никуда не ходи! Всё само собой уляжется… Само собой… Вот увидишь…
       Игорь недовольно хмыкнул:
       – Хм, странно, странно… А что же ты тогда только что…
       Пётр Иванович суетливо нервно и неуверенно забормотал:
       – Не обращай внимания, сынок! Не обращай внимания!.. – речь его стала совсем сбивчивой, прерываясь, казалось, нелогичными и неуместными паузами. – Это душа моя просто… громко всхлипнула… Душа, будь она неладна… Она всегда у меня не к месту и не вовремя… голос подает…
       Игорь в молчаливой задумчивости походил по комнате, остановился, мрачно усмехнулся:
       – Хм, ну ладно… Поговорили, значит… поговорили… – решительно и неожиданно повысил голос, как бывает в моменты принятия важных решений. – Хватит, пожалуй, уже разговоры разговаривать! Хватит… Спать пора. Утро вон уже почти подкралось незаметно…
       Пётр Иванович посмотрел на окно, за которым действительно свои световые знаки уже вовсю подавал рассвет:
       – Да, кажется, спать пора. Утро вечера мудренее…
       Все молча начали готовиться ко сну. Пётр Иванович сел в задумчивости на свою кровать, стоящую в углу комнаты, в которой ему только что так долго, непривычно для него долго, пришлось разговаривать с сыном и его женой, а Игорь и Людмила, по очереди поцеловав в щёку Петра Ивановича, ушли в другую комнату.

                3

       Утро, уже давно превратившись в яркий солнечный день, осветило своими приветливыми лучами комнату, в которой после столь тревожно проведённой ночи совсем недолго спал Пётр Иванович. Теперь он уже сидел за столом и молча читал небольшую бумажку. Прочитав её несколько раз, он встал, подошёл к двери в другую комнату и постучал в неё. Из второй комнаты вышла заспанная Людмила в халате.
       Пётр Иванович протянул ей бумажку:
       – Вот, смотри… всё кончилось…
       Людмила, зевая и потягиваясь, взяла её в руку:
       – Что кончилось?
       Пётр Иванович сел на стул у стола, равнодушно и опустошённо прошептал:
       – Всё кончилось… Жизнь кончилась… Да ты прочитай бумажку-то.
       Людмила поднесла бумажку к лицу, стала читать вслух: «Отец, душа-то твоя всхлипнула по делу, ой как по делу! И вероятно, ты прав. Я, кажется, действительно трус. Когда вы проснётесь, я уже буду в прокуратуре. Извини, что оставил тебя без внуков…»
       Людмила растерянно стала озираться по сторонам:
       – Ну надо же, а я и не заметила, как он исчез! – повернулась к Петру Ивановичу, с огорчением выкрикнула. – Но какой же он дурак! Ну кто бы узнал, а? Свидетелей-то не было! Ни одного!
       Пётр Иванович, казалось, пребывал в полном трансе, но ответ его показал, что трезвости мысли он не потерял:
       – Да нет, не дурак… Хотя и вряд ли поумнел…
       – Что вы имеете в виду?
       Пётр Иванович взял у Людмилы записку сына:
       – Ну… видишь, как пишет? Вероятно… Кажется… Он никогда не осознает определённо, кто он есть такой… Никогда, к сожалению…
       Людмила с раздражением выкрикнула:
       – Да о чём это вы, Пётр Иванович! Человек добровольно пошёл на эшафот, а вы тут философствуете! Я-то поначалу думала, что вы искренне хотите уберечь его от судебной расправы, от тюрьмы, а вы!.. В мораль какую-то сомнительную ударились! Совесть! Трусость! Какая совесть! Шкуру спасать надо!
       Пётр Иванович спокойно посмотрел на Людмилу:
       – Чью шкуру?..
       – Вон как вы заговорили! Намекаете, что я только о своей шкуре и пекусь?! А как же ваши внуки?! Не будет теперь внучат-то! Не будет! В полном одиночестве помрёте теперь! Стакан воды некому будет подать!..
       – Да, теперь уже я никогда не увижу ни сына, ни внуков… Но ты знаешь, мне почему-то стало легче… Да, мне стало легче…
       Людмила раздражённо и резко махнула рукой:
       – А, ну вас всех к чёрту! Один трус, другой – философ-моралист! Всё, я ухожу!
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Куда?
       Людмила уже совсем не стеснялась своей грубости:
       – Не куда, а вообще от вас! От Игоря! От вас, его бестолкового отца, который вместо того чтобы спасти сына от тюрьмы, стал почему-то будить в нём совесть! Ха-ха-ха! Как будто на совести нынче можно заработать! За совесть не платят, Пётр Иванович, не платят! С голоду будешь помирать с этой самой совестью, но даже, – собрала пальцы в щепотку, потрясла этой щепоткой перед носом Петра Ивановича, ехидно взвизгнула, – корочки хлебушка за неё не дадут!
       Пётр Иванович с грустью улыбнулся:
       – Да ты, девонька, тоже вон как заговорила! Я-то не могу сдать сына, потому что я отец. Понимаешь? Отец. А ты только что отказалась от моего сына с лёгкостью ну просто необыкновенной! Если б ты была матерью, может, и понимала бы меня… А-а-а… – взмахнул он рукой, – зачем я всё это?.. В общем, я хочу предложить тебе…
       – Что предложить?
       – Продолжать жить в квартире Игоря. Может, всё-таки дождёшься его…
       Людмила засмеялась:
       – Мне уже сорок первый идёт! Если ему дадут пятнадцать, вы, что же, предлагаете мне до пятидесяти шести куковать в одиночестве, ожидая возвращения вашего сыночка?!
       – А почему бы и нет? Ну заведи себе хахаля, но сына моего дождись…
       – А ребёнок?! Я же ещё могу родить! Нет уж, увольте от такой радостной перспективы! Увольте! Не хочу! Я ухожу по-настоящему! Конечно, я понимаю, квартира до брака принадлежала Игорю, поэтому прав на неё я не имею, но это и хорошо, решительнее буду судьбу свою устраивать!
       – Да, квартиру Игорю купил я. Давно уже. Но я же тебя не гоню из неё. Живи, сколько хочешь. И всё-таки жди…
       – Нет уж! Спасибо вам, Пётр Иванович, за доброту вашу, но я ухожу, повторяю, по-настоящему!
       Голос Пётра Ивановича дрогнул, стал сдавленно-глухим и тихим:
       – Просто я надеюсь, что его ещё, может, не посадят… Или дадут не так много…
       Людмила засмеялась:
       – Ага, немного!.. Вы не видели проломленный череп! Даже если несчастный выживет и не станет инвалидом, Игорю дадут – мало не покажется!.. Ну всё, Пётр Иванович, я пошла одеваться.
       Людмила скрылась за дверью второй комнаты. В этот момент раздался звонок во входную дверь. Пётр Иванович неспешной старческой походкой подошёл к двери и открыл её. На пороге появился мужчина, показал Петру Ивановичу красную корочку. Пётр Иванович посторонился и молча пропустил мужчину в комнату.
       Мужчина зашёл в комнату и строго представился:
       – Я следователь. Сергеев Сергей Сергеевич.
       Пётр Иванович засмеялся:
       – Ох, батюшки мои, сколько же Сергеев участвовало в твоём проектировании! Ну просто Кубосерж!
       Сергеев недовольно передёрнул плечами:
       – Не понял. Что значит, кубосерж?
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Сергей в кубе!..
       Сергеев многозначительно и с укором посмотрел на Петра Ивановича:
       – Я бы на вашем месте, Пётр Иванович, не был бы так весел…
       Пётр Иванович подошёл к столу, сел на стул, молча показал рукой на соседний стул, приглашая этим Сергеева присесть, на что Сергеев никак не среагировал:
       – А с чего ты взял, что я веселюсь? Хотя… Было бы смешно – смеяться не грешно. И мне просто элементарно смешно: фамилия Сергеев, имя – Сергей, отчество – Сергеевич! Может, и не к месту смеюсь. Но почему-то захотелось…
       Сергеев усмехнулся, соблюдая при этом, насколько возможно, строгость:
       – Это – нервное. Так бывает, когда понимаешь, что всё так плохо, что хуже некуда, вдруг начинаешь смеяться. Это бывает… Вы мне лучше скажите, Пётр Иванович, как мне поговорить с Людмилой Даниловной Свириной.
       Пётр Иванович встал:
       – Да, пожалуйста. Она как раз здесь сейчас. Правда, собирается уходить… – подошёл к комнате Людмилы, постучал в дверь. – Людмила, с тобой тут хотят поговорить!
       Людмила тут же вышла уже одетая:
       – Кто тут?
       Сергеев с интересом посмотрел на её дорогую шубу:
       – Я следователь. Сергеев… – оглянулся на хмыкнувшего Петра Ивановича, запинаясь, неуверенно пробормотал, – в общем… Сер…
       Пётр Иванович, едва сдерживая смех, перебил смущённое бормотание Сергеева:
       – Сергей Сергеевич его зовут. Застеснялся что-то… – теперь уже открыто смеясь, обратился к Сергееву. – А ты Кубосержем представляйся. Коротко и ясно…
       Сергеев недовольно оглянулся на Петра Ивановича:
       – Опять вы шутите, Пётр Иванович! Не к добру это…
       Пётр Иванович пожал плечами:
       – Да, видать, совсем плохи мои дела… Сам удивляюсь, что это я…
       Сергеев повернулся к Людмиле:
       – Людмила Даниловна, скажите, вы участвовали в избиении гражданина Бублика?
       Людмила встревожено всплеснула руками:
       – Ну какое же это избиение, Сергей Сергеевич!
       – Ну да, конечно, какое это избиение! – съязвил Сергеев. – Всего-навсего сотворили человеку открытый перелом черепа, так что он, сердечный, до сих пор в коме, и ещё неизвестно, по словам врачей, умрёт или просто инвалидом станет… Пошутили это вы, наверное, так, да? – обернулся и многозначительно посмотрел на Петра Ивановича. – Что-то слишком много у вас тут шутников…
       Людмила испугано залепетала:
       – Ну зачем же вы так, Сергей Сергеевич… Зачем?.. Мы ведь не хотели ничего плохого…
       Сергеев решительно повёл рукой в сторону двери:
       – Ну, короче, собирайтесь, Людмила Даниловна, я вас задерживаю для выяснения личности и дачи показаний.
       Людмила угодливо сложила ладошки перед лицом, покачивая ими в такт словам:
       – Пожалуйста-пожалуйста, Сергей Сергеевич! Задерживайте! Выясняйте! И показания я вам дам любые, какие только захотите!..
       Сергеев брезгливо поморщился:
       – Так вы долго собираться будете?
       Людмила теперь уже подобострастно поклонилась всем своим туловищем:
       – А я уже готова!
       Сергеев направился к двери:
       – Ну так в чём же дело тогда? Следуйте за мной!
       Сидевший всё это время за столом Пётр Иванович, грустно ухмыльнувшись, съязвил вслед уходящей с Сергеевым Людмиле:
       – Смотри, не поперхнись, Людмила…
       Людмила с удивлением обернулась:
       – Чем?
       Пётр Иванович мрачно и задумчиво процедил сквозь зубы:
       – Показаниями…
       Сергеев и Людмила ушли. Пётр Иванович закрыл за ними дверь, медленной, вдруг ставшей совершенно старческой походкой с трудом добрался до стола, сел на стул, на несколько секунд задумался:
       – Да-а-а… Видно, по-настоящему смешно, когда по-настоящему плохо…

                4

       Зал судебных заседаний был полон. На своих местах, как и положено, сидели судья, прокурор, адвокат. За металлической решёткой стоял, судорожно ухватившись руками за холодные неприветливые прутья Игорь. Он был теперь подсудимым. Был тут и пострадавший. Бублик уже вышел из комы, но удар Игоря бы, видимо, по-настоящему спецназовским, потому что Бублик был парализован и сидел в инвалидной коляске. Зрители в зале, среди которых в первом ряду расположились Пётр Иванович и Людмила, с интересом наблюдали за судебным процессом.
       Судья стукнул молоточком по специально подложенной для этих целей деревяшке:
       – Слово предоставляется государственному обвинителю!
       Прокурор встал:
       – Уважаемый суд! Двадцать четвёртого  февраля текущего года, в два часа тридцать минут, при выходе из ресторана "Вечерний звон", произошёл конфликт между подсудимым Свириным Игорем Петровичем и пострадавшим гражданином Бубликом Виктором Викторовичем, получившим в результате этого серьёзные увечья. Причиной конфликта, по утверждению подсудимого Свирина, стало избиение пострадавшим жены подсудимого. Подсудимый заявляет, что гражданин Бублик, выйдя вслед за ним и его женой из ресторана, стал приставать к его жене, как он говорит, с откровенными комплиментами, что не понравилось подсудимому, который просто стал отталкивать гражданина Бублика от своей жены. Показания подсудимого в ходе следствия не получили никаких подтверждений.
       – Да-а-а?!.. – Пётр Иванович забыл, что он в суде и что здесь необходимо соблюдать определённый законом порядок.
       – Гражданин!.. – деревянный молоток судьи с грохотом обрушился на предусмотрительно подложенную кем-то, – вот уж кто-то молодец, придумал же! – как раз для такого случая деревяшку.
       – Всё-всё-всё!.. – испугался Пётр Иванович.
       Судья повернулся к прокурору:
       – Продолжайте, пожалуйста.
       Прокурор, бросив недовольный взгляд на Петра Ивановича, поёжился:
       – Гражданин Бублик всё объясняет иначе. Он увидел, как подсудимый бьёт свою жену и сделал ему замечание, от чего подсудимый рассвирепел и стал жестоко избивать гражданина Бублика. От первого же удара подсудимого гражданин Бублик упал и ударился головой о тротуар, получив открытый перелом черепа. После этой серьёзной травмы гражданин Бублик находился в коме более десяти дней, и теперь он парализован, частично лишён слуха и речи. Однако гражданин Бублик, столь жестоко избитый подсудимым, всё-таки смог сегодня присутствовать на судебном процессе в качестве пострадавшего. Данное избиение гражданина Бублика подсудимым вполне можно квалифицировать как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Свидетелей выше описанного преступления, кроме жены подсудимого, следствием не выявлено. И верить объяснениям подсудимого у прокуратуры нет никаких оснований, потому что никто не видел, кто именно является автором всего лишь двух лёгких синяков и одной царапины на лице жены подсудимого, в то время как сама гражданка Свирина Людмила Даниловна дала следствию показания, в которых заявила, что, как только они с мужем вышли на улицу, муж тут же нанёс ей два удара по лицу, чем и объясняется наличие у неё двух синяков и царапины.
       Пётр Иванович повернулся к Людмиле и в упор посмотрел на неё. Людмила тоже секунду посмотрела на Петра Ивановича и демонстративно отвернула лицо в сторону.
       – Вот оно, значит, ка-а-ак!.. – подумал Пётр Иванович. Но подумал он, видимо, вслух и, без сомнений, громко, потому что тут же на уже упомянутую деревяшку вновь с треском обрушился молоток судьи:
       – Вы, наконец, прекратите нарушать порядок в судебном заседании?!
       – Всё-всё-всё! Я больше не буду!.. – Пётр Иванович понял, что дело может для него кончиться изгнанием из зала суда.
       – Таким образом, – продолжил прокурор, – вина подсудимого в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью гражданина Бублика Виктора Викторовича, по мнению обвинения, неоспорима. Его действия ничем, кроме сознательного желания искалечить пострадавшего, не мотивированы. И я как государственный обвинитель уверен, что на данном судебном заседании это будет объективно установлено. Поэтому я прошу суд определить подсудимому наказание в виде лишения свободы в колонии общего режима сроком восемь лет. – Прокурор повернулся к судье. – Спасибо, ваша честь, я закончил.
       Судья посмотрел на адвоката:
       – Слово для защиты предоставляется адвокату.
       Адвокат встал, мельком взглянул на Игоря:
       – Уважаемый суд! Да, прокурор совершенно прав в том, что свидетелей расследуемого здесь происшествия нет. Даже камеры внешнего наблюдения, установленные у входа в ресторан, в тот день, как назло, оказались неисправны. Так что, свидетелей действительно нет. Поэтому, наверное, обвинитель, противореча сам себе, заявляет тут одновременно и что подсудимый стал жестоко избивать пострадавшего, и что он нанёс ему всего лишь один единственный удар. Но зато тот факт, что жена подсудимого Свирина Игоря Петровича весь вечер провела в ресторане со своим мужем без синяков и царапины на лице, зафиксирован самим же следствием в показаниях множества свидетелей. Надо ли здесь всех их допрашивать, чтобы подтвердить это?
       – Думаю, не надо, – ответил судья, – если обвинение и защита не возражают.
       Прокурор привстал:
       – Я не возражаю.
       Адвокат удовлетворённо кивнул:
       – Тогда я продолжу, ваша честь. Мне совершенно не понятно, как мой подзащитный, проведя на глазах десятков посетителей ресторана прекрасный вечер со своей женой, заботливо и с любовью ухаживая за ней несколько часов кряду, вдруг, выйдя с ней на улицу, стал её бить…
       Прокурор, нетерпеливо заёрзал на стуле:
       – А всё объясняется довольно просто. Он заметил, что его жена очень приглянулась многим мужчинам, и его охватила ревность… Да что там говорить, ваша честь, позвольте мне допросить единственную свидетельницу всего этого происшествия Людмилу Даниловну Свирину.
       Пётр Иванович хлопнул себя ладошками по бёдрам, громко и смешливо вскрикнул:
       – Ить-ты! Свидетельница!.. Она уже свидетельница!..
       Судья вновь обрушил молоток на многострадальную деревяшку:
       – Гражданин! Успокойтесь! Иначе наложу штраф!.. – повернулся к прокурору. – Пожалуйста, допрашивайте свидетельницу.
       Прокурор подошёл к Людмиле:
       – Людмила Даниловна, станьте, пожалуйста, за трибуну и расскажите суду, что произошло, когда вы с подсудимым вышли из ресторана на улицу.
       Людмила подошла к трибуне для свидетелей:
       – Ваша честь, сразу же после того как мы с подсудимым…
       Пётр Иванович, перебивая Людмилу, развёл в руки стороны, громко и язвительно крякнул:
       – Кхе! Уже не муж!.. – ехидно растянул. – Подсуди-и-мый!..
       Судья стукнул молотком так, что несколько зрителей в зале инстинктивно слегка подскочили вверх:
       – Гражданин! Ещё одна реплика, и я прикажу вывести вас из зала!
       Вот теперь Пётр Иванович испугался уже по-настоящему:
       – Всё-всё-всё! Я больше не буду! Точно не буду! – тихо проворчал. – Выведут действительно, и не увижу больше сына…
       Судья обратился к Людмиле:
       – Продолжайте, пожалуйста.
       Людмила положила руки на края трибуны:
       – Только мы вышли на улицу, он сразу стал оскорблять меня необоснованными подозрениями: вот, дескать, мужики все на тебя пялились, и ты им, как проститутка, недвусмысленно строила глазки! Я попросила меня не оскорблять, тогда он, совершенно неожиданно, дважды ударил меня…
       Адвокат язвительно перебил:
       – Два удара спецназовца, и два лёгких синячка… Сомнительный результат…
       Судья строго посмотрел на адвоката:
       – Прошу не перебивать свидетеля! – повернулся к Людмиле. – Продолжайте, пожалуйста.
       Людмила с опаской мельком взглянула на Петра Ивановича:
       – Всё это увидел вышедший вслед за нами пострадавший гражданин Бублик. Он, желая защитить меня, всего лишь сделал замечание подсудимому, а тот тут же ударил его так, что гражданин Бублик упал головой на бордюр. Ну а дальше вы всё знаете… открытый перелом черепа…
       Адвокат ехидно съязвил:
       – Ну вот это уже удар спецназовца!..
       Судья почему-то показал пальцем на адвоката:
       – Я прошу защиту вести себя покорректнее… – повернулся к Игорю. – Подсудимый, вы слышали показания свидетеля. Скажите, в действительности так было дело?
       Игорь, всё время сжимавший прутья решётки, обречённо и вяло разжал пальцы, безвольно опустил руки по швам:
       – Свидетелей не было… Камеры, оказывается, не работали… А жена… – протяжно вздохнул. – Что я теперь могу изменить?.. – вяло взмахнул рукой. – А-а, делайте, что хотите…
       Судья недовольно дёрнул головой:
       – Это не ответ. Что значит, делайте, что хотите? Мы не делаем, что хотим, а вершим правосудие на основании установленной в судебном заседании истины. Поэтому я ещё раз вас, подсудимый, спрашиваю: так было дело, как рассказала тут свидетельница Свирина?
       Игорь хмыкнул:
       – Хм, свидетельница… Ну… раз свидетельница… раз все и всё против меня… значит, так и было…

                5

       Комната свиданий колонии была совсем небольшой. Колония находилась, как говорят в таких случаях, в местах, не столь отдалённых, ехать сюда на короткие встречи с заключёнными их родным и близким было очень накладно для личного бюджета. Видимо, поэтому в этот утренний час за столом, друг против друга, сидели только Игорь в полосатой одежде заключённого и Пётр Иванович. Сбоку, у двери, стоял строгий и надменный тюремный надзиратель.
       – Отец, ну зачем приехал? – Игорь выглядел усталым, глаза его сделались стеклянно-равнодушными. – Так далеко… а тебе, как-никак, семьдесят пять… Опять же, зима, холод…
       Пётр Иванович поёжился, видимо, вспомнив, какой действительно сейчас на улице мороз:
       – Зима у меня в душе, сынок… А в реальности я её не замечаю… Я теперь ничего не замечаю… Всё пургою замело, всё холодом сковало…
       – Ну не переживай, отец. Всего лишь восемь лет дали…
       Пётр Иванович грустно усмехнулся:
       – Это тебе всего лишь… А мне – пожизненно…
       Игорь опустил голову:
       – Ну что ж теперь поделаешь…
       – Да, теперь уж ничего… ох, ничего, сынок…
       Игорь вдруг быстро наклонился к Петру Ивановичу, зашептал:
       – А я сбегу, отец…
       Надзиратель подскочил к столу, за которым сидели Игорь и Пётр Иванович, грубо закричал:
       – В чём дело?! Не наклонятся! Не шептаться! Прекращу свидание немедленно!
       Пётр Иванович испуганно, прерывисто и сбивчиво залепетал:
       – Всё-всё-всё, командир! Мы… ничего!.. всё в порядке!.. просто он… ну… сынок мой… хотел меня… отца своего старого… поцеловать!.. Ну наклонился поэтому…
       Надзиратель грубо прервал Петра Ивановича:
       – Здесь не место для поцелуев! Сидеть как положено! Прямо! Не наклоняться! Говорить громко и внятно! Понятно?!
       Пётр Иванович, сильно волнуясь, приложил ладони к груди:
       – Понятно, командир! Всё понятно! Мы прямо!.. Мы громко!.. Мы не будем… целоваться…
       Надзиратель, смягчаясь, усмехнулся:
       – Ну детский сад, ей-богу! – засмеялся каким-то неприятно булькающим смехом. – Целоваться они не будут!.. – отошёл к двери, спокойно, но подчёркнуто строго проворчал. – У вас ещё три минуты…
       Пока надзиратель шёл на своё место у стены, Пётр Иванович, мельком взглянув на его широкую спину, тихо прошептал:
       – Не вздумай, Игорь… – опять бросил быстрый взгляд на надзирателя, сделав секундную паузу, на всякий случай громко добавил, – …дисциплину, я имею в виду, нарушать!.. не вздумай…
       Игорь равнодушно махнул рукой:
       – А какая теперь разница… Ты говоришь, для тебя восемь лет – как пожизненно… А для меня, думаешь, меньше? Для меня теперь или одно, или…
       Надзиратель резко перебил:
       – Вы испытываете моё терпение!
       Пётр Иванович встрепенулся:
       – Ну какое терпение, командир… Мы же ничего такого…
       Надзиратель сурово сдвинул брови:
       – А эзоповский язык – ничего такого? За дурака-то меня не держите! Только из уважения к вашему возрасту, отец, даю вам ещё две минуты…
       Пётр Иванович разочаровано развёл руками:
       – Хорошо-хорошо… Две, так две… – с тоской посмотрел на Игоря. – Сынок, а ты знаешь, Людмила-то замуж уже вышла… С тобой заочно развелась, и выскочила уже…
       Игорь равнодушно отвернулся:
       – Ну и чёрт с ней. Она меня не волнует. Пусть выскакивает.
       – Да, но выскочила-то она, знаешь за кого?.. – интонация произнесённых Петром Ивановичем слов была неприкрыто интригующей.
       Игорь криво усмехнулся:
       – Да наплевать… – вдруг напрягся, с интересом посмотрел на отца. – Однако… судя по загадочности твоего вопроса, тут что-то не так…
       – Ещё как не так, сынок! Она вышла замуж за Бублика!
       Игорь от удивления смог говорить только с паузами:
       – За Буб… ли… ка?!..
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – За Бублика, сынок, за Бублика!
       – Вот за этого, – Игорь сделал движение рукой, словно продвигая ею воображаемый бублик в рот, – ам-ам-ам?..
       – За него, сынок… Я с Людмилой на прошлой неделе случайно в супермаркете столкнулся. Говорит, а что, он меня любит. Денег накопил – миллионы! И всё мне клялся завещать, если выйду за него.
       – И что же, на самом деле завещал?
       – Да! Представь себе! Написал завещание!.. Влюблён, оказывается, в неё до безобразия!.. Причём, ты знаешь, у него действительно тьма денег. Подпольный бизнес развивал, гад. Официально чуть-чуть, а вне поля зрения налоговой – почти олигарх…
       Игорь на мгновение задумался:
       – Ну это она на деньги покусилась… Бублик-то как мужик явно не производитель… Детишек наверняка не будет…
       Пётр Иванович махнул рукой:
       – Какие там детишки, он и не жилец уже, кажется…
       Игорь усмехнулся:
       – Говорю же, за денюжки замуж вышла Людмила… Хитра! Хитра! Всё ведь останется ей…
       – А она прямо так мне и заявила. Говорит, я уже сейчас очень богата, но скоро стану и совершенно свободной женщиной…
       Игорь покачал головой:
       – Какой цинизм… Я же говорил тебе, она на всё способна. – задумался на секунду. – Хотя… может, она по-своему и права… намучилась со мной… – взмахнул рукой. – Да чёрт с ней…
       – Да, конечно. Правильно ты говоришь, чёрт с ней. Главное, сынок, ты тут… – настороженно посмотрел на надзирателя, с нажимом, многозначительно, с паузами проговорил, – дисциплину… не нарушай… Ладно?
       Игорь нахмурился:
       – Нет, отец, нарушу, обязательно нарушу. Так что, готовься…
       Пётр Иванович огорчённо выдохнул:
       – Значит, готовиться, да?..
       Игорь уверенно, как о безоговорочно решённом деле подтвердил:
       – Да, готовься…
       Надзиратель решительно двинулся к столу, за которым сидели Игорь и Пётр Иванович:
       – Так, опять Эзоп!
       Пётр Иванович испуганно повернулся к надзирателю:
       – Ну какой Эзоп, командир! Какой Эзоп!..
       Надзиратель грубо выкрикнул:
       – Всё, свидание окончено! – Подошёл к Игорю. – Встать! Руки за спину! Вперёд! – уводя Игоря из комнаты свиданий, обернулся к Петру Ивановичу. – Я не дурак, отец. Он тут нарушать дисциплину будет, а вы там, за тысячи километров, будете к чему-то готовиться, да?..
       Надзиратель и Игорь скрылись за дверью комнаты свиданий.
       Пётр Иванович медленно двинулся к выходу, остановился на секунду, задумался, вздохнул:
       – Ох, сынок-сынок… что же ты делаешь… что же ты делаешь… но готовиться придётся… к сожалению, придётся…

                6

       Ночь была тёплой, потому что уже пришло ласковое приветливое лето, когда даже ночью на улице, по крайней мере, не холодно. Пётр Иванович давно уже выходил подышать перед сном свежим воздухом в маленький сквер, расположенный прямо перед его домом. Он относился к тем самым совам, для которых полночь – ещё не очень поздний вечер. Поэтому ежедневно, в любое время года, даже когда был приличный мороз, как по расписанию, примерно в два часа выходил он в сквер, садился на давно уже облюбованную им лавочку, и в полном одиночестве долго и молча о чём-то думал, с удовольствием вдыхая морозный, если дело было зимой, или прохладный, если – летом, воздух. Так он сидел обычно примерно час, затем вставал, нежно гладил почему-то лавочку, видимо, с благодарностью относясь к ней как к верной подруге, ежедневно сглаживающей его ночное одиночество, и медленно, оглядываясь по пути на лавочку, отправлялся спать.
       Но в эту ночь рядом с Петром Ивановичем на лавочке оказалась, видимо, совершенно случайно, молодая женщина, жившая в соседнем подъезде. Пётр Иванович знал её плохо, ему было известно о ней только то, что здесь с недавних пор она стала снимать квартиру у какого-то её владельца, которого он и вовсе никогда даже и не видел.
       Шёл уже третий час ночи, вокруг было темно, и только аллея сквера слабо освещалась уличными фонарями. В небольшом отдалении, за деревьями сквера, едва видны были лишь несколько светящихся окон дома Петра Ивановича, почти все остальные окна уже давно были темны, потому что хозяева квартир смотрели, наверное, уже десятый свой сон.
       – Настя, не сходи с ума! – усмехнулся Пётр Иванович. – Я старше тебя на столько, сколько тебе и лет-то нет! Мне семьдесят пять, а тебе только – тридцать пять! Это же полное сумасшествие!
       Настя обиженно нахмурилась:
       – Любовь, по-вашему, сумасшествие?
       – Ну какая любовь? – засмеялся Пётр Иванович. – Какая тут может быть любовь?! Ребёнок ты ещё несмышлёный, ей-богу…
       – Я не ребёнок… – насупилась она. – Мне уже тридцать пять! Подчёркиваю, не ещё, а уже! А я не то что за мужем не была, ко мне даже вообще никогда, – понимаете? Никогда! – ещё не прикасался ни один мужчина!..
       Пётр Иванович изучающее посмотрел на Настю, с удивлением качнул головой:
       – Странно… странно… Молодая, красивая… Хм, не может быть… – уверенно прибавил. – Да конечно, этого просто не может быть!..
       Настя резко вскочила, стала быстро ходить вперёд-назад перед скамейкой:
       – Ну почему же не может быть?! Почему не может быть?!
       – Ну не знаю, почему… – спокойно и слегка смущённо ответил Пётр Иванович.
       – А я знаю! – возбуждённо воскликнула Настя. – Потому что я всю жизнь ждала такого как вы, Пётр Иванович! Да-да, я вас ждала! Именно вас! И только вас!
       – Старого семидесятипятилетнего пердуна ждала?.. – хмыкнул он. – Не смеши…
       Настя, продолжая стремительно вышагивать вдоль скамейки, решительно и горячо выкрикнула:
       – А любовь, Пётр Иванович, измеряется не возрастом, а состоянием души!
       – Ух ты, влепила! – лукаво посмотрел он на Настю. – Прямо-таки, не возрастом? Да? А… чем ты там любовь измерила-то?..
       – Состоянием души! – широко развернула на ходу руки Настя, видимо, изображая тем широту той самой души, о состоянии которой при условии, конечно, её влюблённости, только что напомнила.
       – Ну а состояние тела-то в твоей конструкции любви учитывается? – с иронией усмехнулся он. – Или как?.. Неужели нет ни малейшего желания быть обласканной тридцатипятилетним энергичным жеребчиком? А?..
       Настя остановилась как вкопанная перед Петром Ивановичем, несколько секунд растерянно помолчала, затем неуверенно пробормотала:
       – Ну… причём здесь какой-то жеребчик?..
       – А притом, неразумное малолетнее дитятко, – назидательно поднял палец вверх Пётр Иванович, – что через десять лет тебе будет сорок пять… Слышала поговорку – в сорок пять баба ягодка опять?..
       – Ну слышала. Какое это имеет отношение ко мне?
       – А такое, дитя моё, годящееся мне во внучки, что через десять лет мне будет восемьдесят пять… Если ещё будет… А ты – ягодка… В полном соку…
       – Ну и что? – недовольно возразила Настя. – Разве это помешает мне любить вас?..
       – М-да-а… – задумчиво протянул он – Ну ладно… Тогда давай-ка лучше резанём тут голую правду-матку на предмет цели твоего возможного брака со мной. Давай?
       – Ну… давайте… резанём… – неуверенно согласилась Настя.
       – А правда вот в чём, Настюха. Жилья у тебя нет?
       – Ну-у… – издала она неопределённый звук.
       – Можешь не отвечать: знаю, нет… Снимаешь квартиру в нашем доме. Вон окошко твоё отсюда вижу… Недёшево тебе жильё обходится. Тоже знаю. А принца на белом коне так и не дождалась… Не дождалась, спрашиваю?..
       – Ну… не дождалась… – опустила голову Настя.
       – Правильно, не дождалась принца, а главное – его белого коня… А тут уже тридцать пять… Что делать?..
       – Я догадываюсь, к чему вы клоните, Пётр Иванович! – вспыхнула она. – Никакой белый конь мне не нужен! Мне нужен человек! Как вы этого не поймёте! Настоящий человек! Как вы!
       – Да-да, конечно, настоящий… Самый что ни на есть настоящий одинокий старец на белом… пардон… – поправился он, – в двухкомнатной квартире...
       – Ну что вы, ей-богу, Пётр Иванович… – возмутилась Настя, но как-то странно, как будто в её голос непрошенно прорвалось внезапно возникшее понимание, что её только что уличили в чём-то нехорошем.
       – К тому же, у этого старца, – невозмутимо продолжил Пётр Иванович, – есть ещё один белый конь… пардон, ещё двухкомнатная квартира, которую этот старец когда-то купил сыну, но не подарил ему её, а просто прописал его там... Попозже собирался подарить, да как-то так и не собрался…
       Настя посмотрела на Петра Ивановича с нескрываемым интересом и  удивлением:
       – Да-а-а?.. Так у вас есть ещё двухкомнатная?..
       – Есть… – хитро сощурился Пётр Иванович. – Богатый жених. Да?.. Хоть и старый. Ну очень старый… – иронически вздохнул. – Вот уж действительно, любовь зла, полюбишь и козла…
       Настя села рядом с Петром Ивановичем, обиженно насупилась:
       – Ну зачем вы так, Пётр Иванович…
       – Да затем, что я не люблю, когда лгут. Сказала бы откровенно, что вот, дескать, жильё дорого обходится, не по карману, а своего всё нет и нет… Я бы понял боль твою. И, глядишь, помог бы чем… А ты мне про несуществующую любовь молодухи к старцу…
       Настя с огорчением вздохнула:
       – Пётр Иванович, ну посудите сами, меня две недели назад уволили по сокращению штатов, а новую работу найти никак не могу… За квартиру платить нечем… – с отчаянием махнула рукой. – Ну что мне делать?!.. На улицу идти?..
       Пётр Иванович внимательно посмотрел на неё:
       – Ну вот это уже другой разговор, деловой, можно сказать, разговорчик получается. Вот теперь я знаю, что тебе нужно. И помощь моя тебе будет, но если и от тебя будет помощь мне…
       Настя вскочила, с надеждой сложила ладошки перед лицом:
       – Да я готова в доску расшибиться, Пётр Иванович! Помогите только, ради бога! Ведь через полмесяца бомжевать придётся, выгонит хозяин за неуплату!..
       – Бомжевать не придётся… – усмехнулся Пётр Иванович.
       – Ой спасибо, Пётр Иванович, ой спасибо! – Настя буквально запрыгала перед ним от радости.
       – Не спеши радоваться, может, ещё и не договоримся…
       – Да я же говорю, в доску расшибусь, – испугалась Настя, – всё для вас сделаю, что ни потребуете! Только спасите, ради бога, от беспризорничества!.. Я для вас, Пётр Иванович, на всё готова!
       – Так уж и на всё?..
       – На всё! Буквально на всё! Хотите, убью кого-нибудь?..
       Пётр Иванович смущённо хмыкнул:
       – Хм, убьёшь?.. Это ты так боишься бездомности?
       – Боюсь, Пётр Иванович! – округлила она глаза, от чего стало хорошо заметно, что она действительно очень боится оказаться на улице. – Смертельно боюсь! Я точно знаю, что бомжевания не выдержу больше месяца! Точно знаю! Так что за жильё я, и в самом деле, на всё готова, даже убить! Я не шучу!..
       – Ну что ж… – задумался Пётр Иванович – Это хорошо, что на всё готова… Только убивать никого не надо. Наоборот, надо спасать. Спасать человека… Но спасать так, чтобы никто и никогда не узнал об этом. Ну… о спасённом нами с тобой человеке… Ты меня поняла?
       – Поняла! Поняла, Пётр Иванович! – радостно захлопала в ладошки Настя. – Я всё-всё поняла!
       – Но если хоть кому-нибудь, хоть одно слово… – в голосе Петра Ивановича зазвучала откровенная угроза.
       – Могила! Под пытками буду молчать! Как партизан!
       Пётр Иванович оглянулся по сторонам:
       – Ну тогда слушай меня внимательно, Настя…
       – Я вся внимание, Пётр Иванович! – возбуждённо перебила она. – Но что мне делать-то конкретно?
       – Прежде всего, повторяю, молчать.
       – Да могила же! Железно! Можете прямо сейчас, для примеру, – протянула она Петру Ивановичу руку, – попробовать пытать меня! Гвоздодёром!
       – Хм… – усмехнулся Пётр Иванович. – Гвоздодёра нет под рукой… Ну ладно, шутки в сторону, слушай, Настюха… Я сдам тебе в аренду на восемь лет двухкомнатную квартиру, в которой жил мой сын…
       – И я буду там жить? – в радостном нетерпении перебила Настя.
       – Да, ты будешь там жить. Хотя и не совсем там… А только в одной из комнат.
       – Не очень понятно… – насторожилась она. – Но, главное, я смогу там жить все восемь лет?
       – Все, если не станешь болтать лишнее…
       – Ну что мне, язык себе оторвать, чтоб вы поверили?.. – обиделась она.
       – Ладно-ладно, верю… Так вот, я сдам тебе квартиру в аренду и напишу доверенность на право её обмена на любые другие квартиры.  Но обменяешь ты её не на какую тебе взбредёт в голову, а на ту, какую я тебе укажу. Поняла?
       – Поняла, поняла! Что скажете, то и сделаю! – Настя продолжала ликовать от неожиданно свалившегося на неё счастья.
       – Обменяешь её на двухкомнатную квартиру в соседнем подъезде. Она имеет общую стену с одной из комнат моей квартиры.
       – А если хозяин не захочет меняться?
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Да он буквально мечтает попасть в тот район… Там у него дети взрослые с внуками живут. Хочет быть к ним поближе.
       – Понятно. Ну а дальше что?
       – А дальше… – Пётр Иванович задумался и пытливо посмотрел на Настю. – А дальше я проделаю в смежной стене небольшой проход, благо, дом кирпичный…
       – А-а, поняла! – перебила Настя. – Соедините две квартиры! И во второй комнате, что с проходом в вашу квартиру, будет жить человек, которого мы с вами будем спасать?
       – Правильно… – неспешно, с паузой, говорившей о нелёгкости принятого решения, подтвердил Пётр Иванович догадку Насти. – И этот человек мой… сын… Игорь…
       – Ваш сын?!.. – Настя, судя по всему, не ожидала именно такого разворота событий. – А почему его надо спасать?.. И молчать об этом…
       – Потому что он отбывает срок в колонии… Восемь лет…
       – А-а-а, понятно… Но если он освобождается, то тогда почему срок аренды… и прятать… – опять засомневалась она.
       – Не освобождается он, Настя… – перебил Пётр Иванович. – Он отсидел только полгода. Бежать собирается…
       – Бежа-а-ть?!.. – от удивления у Насти широко раскрылся рот.
       – К сожалению… Я против. Но я отец. И я не могу не помочь сыну…
       Настя не обратила никакого внимания на душевные переживания Петра Ивановича:
       – Ну вот теперь всё ясно! Так бы и сказали сразу. А то всё вокруг да около…
       – Но я должен был убедиться в твоей надёжности…
       – Можете не сомневаться, Пётр Иванович! Я точно не обману и не подведу.
       – Ну дай-то бог, дай бог… – вздохнул Пётр Иванович. – Главное, молчать, Настя…
       – Конечно, Пётр Иванович! Буду молчать как рыба!.. консервированная!.. Но всё-таки мне не совсем понятно, почему тогда вы со мной на восемь лет… – опять выразила сомнение она.
       – На всякий случай. Вдруг узнают об аренде… На восемь, значит, я не знал о готовящемся побеге…
       Настя восхищённо посмотрела на Петра Ивановича:
       – Ух вы какой!.. Ну Штирлиц прямо!..
       – Да уж, да уж, есть маленько… – принял шутку Пётр Иванович и вдруг посерьёзнел. – Но вот ещё что… Запомни, мы с тобой мало знакомы… Ты поместила объявление в газете, что хочешь арендовать жильё, а я увидел его, и мы заключили договор. И всё. Больше мы с тобой не общаемся официально. Кстати, завтра же дай и на самом деле такое объявление. Поняла?
       – Конечно, завтра же…

                7

       В стене квартиры, которую теперь снимала у Петра Ивановича Настя, в квадратном отверстии на уровне пола высотой и шириной немногим более чем по полметра появилась сначала голова Петра Ивановича, затем – плечи, и наконец он целиком пролез на животе сквозь отверстие и оказался в комнате. Встал, отряхнулся так, словно только что выбрался из кучи зловонного мусора и подошёл к дивану, стоявшему у противоположной стены комнаты, на котором сидела Настя и с интересом всё это время наблюдала за всеми манипуляциями с пролезанием сквозь отверстие в стене, им совершаемые.
       Пётр Иванович сел на диван рядом с Настей, устало, но удовлетворённо вздохнул:
       – Ну вот и всё. Почти всё. Теперь, после того как я пролезу назад в свою квартиру, ты приложишь к отверстию вот эту плиту, – показал на лежащую на полу плиту с торчащими из её четырёх углов длинными металлическими штярыми с резьбой, – штырями в сторону моей квартиры, а я с той стороны сначала вставлю в отверстие звукоизоляцию, а затем стяну свою и твою плиты со своей стороны болтами. Ну и потом…
       – А не отвалятся? – перебила с сомнением Настя.
       – Что?
       – Плиты.
       – Ты посмотри, – засмеялся Пётр Иванович, – какой толщины штыри… Главное, обе плиты замаскированы под обои. Так что, даже если заглянут хоть сюда, хоть ко мне, ничего не увидят, не поймут…
       – Понятно. Ну а дальше-то что делать?
       – Когда приложишь плиту, придвинешь к этому месту, – показал он на отверстие, – диван. И после всего этого мы с тобой никоим образом и ни при каких обстоятельствах открыто не общаемся. Ты будешь жить в той комнате, – кивнул на дверь в другую комнату, – а Игорь – здесь, в этой.
       – А когда Игорь придёт?
       – Если бы я сам знал это… – вздохнул Пётр Иванович. – Я даже не знаю, как он подаст весточку, что сбежал…
       – Пётр Иванович, а скажите откровенно, зачем вы всё это делаете?
       – Что – всё?
       Настя в неуверенности замялась:
       – Ну… готовите для него укрытие… убежище целое, можно сказать… Что он дальше-то будет делать? Неужели всё время будет тут сидеть взаперти? Но тогда чем эта жизнь будет отличаться от тюремной?..
       – Ох Настя, Настя… – Пётр Иванович взмахнул рукой так, как это делают обычно в минуты отчаяния. – Спроси что полегче… – встал, медленно и молча заходил по комнате, на минуту задумавшись о чём-то, невесело хмыкнул. – Сидеть взаперти… Отличаться от тюремной… Хм, действительно, чем?.. – остановился напротив Насти, внимательно посмотрел ей в глаза. – А ты думаешь, я за побег?
       – Так а почему же тогда он бежит?.. – Настя, кажется, совершенно искренне не понимала, что вообще происходит.
       Пётр Иванович сел рядом с ней:
       – Он не управляем, Настя. Совершенно не управляем. Никогда меня не слушал, всё поворачивал по своему… А мне, когда сбежит, что прикажешь делать? Сдать полиции? Только срок прибавят за побег… Что мне-то теперь делать, а?..
       – Не знаю… – с сочувствием и пониманием посмотрела она на него.
       – Вот и я не знаю. Действую как робот с заранее заложенной программой, которую я, да и, судя по всему, никто,  не в силах изменить…
       Настя вдруг оживилась:
       – Пётр Иванович, а что если…
       – Что?.. Что – если?.. – в голосе Петра Ивановича зазвучала надежда. – Ну давай-давай!.. Предлагай! Всё что в моих силах сделаю, лишь бы вырвать его из этого адова круга!..
       – Есть одна идея…
       Пётр Иванович нетерпеливо заёрзал на диване:
       – Ну-ну, давай, какая идея!..
       Настя в нерешительности секунду помедлила и неожиданно быстро затараторила:
       – А вы продайте свою квартиру, а деньги отдайте сыну…
       Пётр Иванович иронически скривил уголок рта кривой усмешкой:
       – Хм, ты полагаешь, я не думал об этом? Да я перебрал тысячи вариантов! Тысячи!.. Ночи не спал! Всё думал, думал, думал!..
       – И что?.. Что надумали?.. – у Петра Ивановича, заметившего сбивчивое волнение Насти, промелькнула и тут же улетела, не оставив, казалось бы, никаких следов в сознании, мысль: «Неадекватно реагирует… Её-то какое дело…»
       – Так что же вы надумали? – нетерпеливо повторила вопрос Настя.
       Пётр Иванович раздражённо взмахнул рукой:
       – Что-что… Ровным счётом ничего! Он изгой! Ты это понимаешь?! Изгой! Одинокий волк в лесу свободен, а он в обществе людей – узник! Хуже дикого зверя! Никуда ходу нет! Никуда! Ни шагу! Как на цепи…
       – Но ведь если вы дадите ему достаточно денег, он подделает паспорт и уедет в какую-нибудь глухую сибирскую деревушку, купит себе там дом, станет потихоньку выращивать каких-нибудь там поросят, бычков… В таких деревнях дома очень дёшевы… Денег на всё хватит. А?..
       – Ты совсем не знаешь моего сына, Настя… Жить в глухой да ещё и сибирской деревушке всю оставшуюся жизнь?! Хм… Да он на пожизненное лучше согласится… Он ведь наверняка рассчитывает вскорости наладить полноценную активную жизнь в обществе. Только как это сделать в его положении, уверен, он не знает. Наполеоном себя возомнил, фантазёр: ввязаться в бой, а там посмотрим…
       Настя встала, сложила ладони перед лицом, задумчиво и мечтательно закрыла глаза:
       – Не-е-т, Пётр Иванович, моя идея, уверена, лучшая… Она перспективна…
       Пётр Иванович недовольно посмотрел на неё:
       – Ничего себе, перспектива – сибирская деревня с поросятами!.. Говорю же, не знаешь ты моего сына.
       Настя, не обращая внимания на слова Петра Ивановича, продолжила мечтать вслух как будто уже о чём-то своём:
       – А почему вы решили, что он остановится на поросятах?.. – рассудительно, словно озвучивала уже принятый к исполнению конкретный план действий, продолжила. – Да, деревня ему ни к чему… Совершенно ни к чему… Потому что это только этап…
       – Какой ещё этап такой?.. – удивился Пётр Иванович.
       – Этап жизни… – мечтательно-уверенно и убеждённо продолжила вещать Настя. – Всё в жизни надо делать поэтапно, Пётр Иванович! Достигли чего-то на первом этапе, двигайтесь дальше, во второй этап…
       – Хм, интересный ты человек, Настя… Поэтапно, значит, надо жить, да?
       – Да, Пётр Иванович, именно так!.. – убеждённо и с заметным энтузиазмом согласилась она. – Человек всё время находится на каком-либо из этапов жизни. Понимаете?.. Только один человек замечает, что очередной этап закончился и надо переходить к следующему, а другой ничего этого даже и не чувствует, и продолжает прозябать там, откуда давно уже надо бы бежать со всех ног!..
       Пётр Иванович с удивлением посмотрел на Настю:
       – Интересно… Интересно… Этапы… Прозябать… Бежать со всех ног… А почему прозябать-то, Настя? Почему?.. Зачем и куда бежать?.. Можно же всю жизнь сидеть в малюсенькой каморочке и делать гениальные открытия, писать прекрасные романы, мастерить просто что-то полезное людям, и не думать ни о каких этапах жизни: этот закончился, значит, надо куда-то бежать, а этот не закончился ещё, значит, посидим пока тут… Вот уж, правда, говорят, надо бежать, но не знаю куда…
       – Пётр Иванович, вы рассуждаете вообще… – обиженно ответила Настя. – А я конкретно… Практически… Применительно к данной ситуации…
       Пётр Иванович на миг задумался:
       – Ну да, ну да, практически… Совсем недавно вот тут, за стенкой, – показал на стену с отверстием, – я разговаривал с одной женщиной о женской практичности… – с иронией усмехнулся. – Теперь она вышла замуж за вора… Очень практично…
       – Но ведь он же, вы сами говорите, изгой! – возмутилась Настя. – Узник среди свободных людей! А в деревне, заработав на поросятах и бычках, он купит себе заграничный паспорт и – только его и видели!.. Свободный человек в свободном обществе!
       – Ну да, ну да, – усмехнулся Пётр Иванович, – западное свободное общество ждёт не дождётся российского зека!.. С хлебом-солью, по-русски будут встречать его там!.. Своих зеков им не хватает потому как!..
       – Так он же купит себе поддельный заграничный паспорт! – искренне не поняла Настя, почему Пётр Иванович никак не сообразит, о чём это она. – Никто же не будет знать, что он бывший зек!
       Пётр Иванович грустно вздохнул:
       – Вот, значит, ты какая, Настя… Всё купим… Всё подделаем… А душа-то как, Настя?.. Как жить-то с такой душой?..
       – С какой – такой?
       – С продажной… Ведь если всё можно купить и продать, то и душу – тоже?..
       – Ну вы же сами затеяли тако-о-е!.. – удивилась Настя. – Не очень-то, прямо скажем, укладывающееся в рамки законов… Я уж про рамки той же души и не говорю уже…
       Пётр Иванович вздохнул, встал, медленно пошёл к отверстию в стене:
       – Ничего я не затевал… Я отец… И я просто спасаю тело сына. Да, именно тело… Потому что душу его, кажется, уже не спасти…
       – Вы знаете, Пётр Иванович, я хоть и не знакома с вашим сыном, но я верю, что можно спасти не только его тело, но и душу! Да, можно! – убеждённо подтвердила собственный вывод Настя. – Я оптимистка!
       Пётр Иванович, подойдя уже к самому лазу в свою квартиру, грустно посмотрел на Настю:
       – Всё, я полез. Закрывай отверстие, задвигай диван… Общаемся с тобой и с сыном теперь только неофициально вот через эту дырку, – показал на лаз, – а ты живи спокойно и свободно, гуляй, ходи по магазинам. Деньги я тебе, кстати, буду давать ежемесячно достаточные для небедного бытия… – наклонился и стал ногами вперёд залезать в отверстие, когда уже снаружи осталась только его голова, пристально посмотрел на Настю, иронически хмыкнул, – хм, оптимистка, значит, да? Ну-ну…
Г       олова Петра Ивановича скрылась в дырке. Настя закрыла её щитом, придвинула к стене диван так, чтобы закрытое щитом отверстие оказалось за диваном. Села на диван и, словно заочно продолжая спор с Петром Ивановичем, недовольно поморщилась:
       – Да, оптимистка! Практически мыслящая! И понимающая жизнь как положено реалисту! Не то что эти бестолковые философы, мужики!..

                8

       Была середина дня. Пётр Иванович лежал на кровати и с интересом читал какую-то книжку. Вдруг раздался звонок в дверь. Пётр Иванович встал, медленно пошёл открывать. Звонок настойчиво и длинно прозвучал ещё несколько раз.
       Пётр Иванович шёл долго, и при этом хорошо понимал, почему звонящий так нетерпелив:
       – Ну чего трезвонить-то почём зря! Я что, реактивный?! Сейчас открою… – открыл дверь, увидев на пороге Сергеева, посторонился и впустил его в квартиру. – А-а-а, Кубосерж! Чего беснуешься! Я же не спринтер! Ещё стометровки тут бегать из-за тебя не хватало!.. – неспешно поплёлся за стремительно ворвавшимся в квартиру Сергеевым. – Ну чего припёрся? Сыночка моего засадил, так теперь ещё и за моей душой пришёл?..
       Сергеев возмущённо и резко выкрикнул:
       – Триста лет мне нужна ваша душа! Сын где, гражданин Свирин?! А? Где сын! – начал буквально метаться по комнате, заглядывать под кровать, за шкаф, под стол, ворвался в соседнюю комнату, через несколько секунд выскочил оттуда, сел в растерянности на стул у стола, более спокойно и устало положил кисти рук на бёдра.      – Я вас спрашиваю, гражданин Свирин, где сын?..
       – Та-а-к, сбежал всё-таки… – тихо пробормотал Пётр Иванович.
       Сергеев резко вскочил, решительно двинулся прямо на Петра Ивановича:
       – Что вы там бормочете, гражданин Свирин?! Отвечайте на вопрос, где ваш сын!
       Пётр Иванович неспешно подошёл к стулу, по-старчески медленно сел, подчёркнуто спокойно и равнодушно, но чётко выделяя каждое слово, выговорил:
       – Ну так, наверное, там, куда ты его засадил… То есть за решёткой, соответственно…
       Сергеев грубо вскричал:
       – Вы мне тут не ёрничайте, гражданин Свирин! Отвечайте на вопросы следствия как положено!
       – А как положено? – со спокойной язвительностью переспросил Пётр Иванович. –     А?.. Как положено-то, я тебя спрашиваю, щенок ты зелёный.
       Сергеев, задыхаясь от возмущения, затряс в воздухе кулаками:
       – Что?!.. Что?!.. Да я вас!.. Я вас!..
       – А что ты меня? – спокойно перебил Пётр Иванович. – Ну что? А?.. Я семидесятипятилетний старикашка, проживший большую жизнь ну просто невероятно законопослушно, не имел за три четверти века ни одного более-менее заметного проступка, не то что преступления… Ну что ты мне сделаешь? А? Ну что? Да ничего. Ровным счётом, – ехидно по слогам протянул, – ни-че-го… А вот я тебе сделаю приключения на твою наглую задницу. Я-то как раз привлеку тебя к ответу.
       – Оснований нет… – в удивлении от спокойной уверенности Петра Ивановича более сдержанно ответил Сергеев.
       – Ну как – нет? Вот тебе первое основание – ворвался без разрешения в квартиру…
       – Вы сами открыли дверь! – парировал Сергеев.
       – Открыл дверь, не значит – разрешил войти…
       – Я официальное лицо! – взвился куда-то вверх возмущённый голос Сергеева.
       – А что, официальному лицу можно вести себя по-хамски?.. – спокойно усмехнулся Пётр Иванович. – Это первое. Далее, начал без предъявления ордера фактический обыск в квартире…
       – Какой обыск! Ну какой обыск! – искренне удивился Сергеев, кажется, в своём розыскном раже не заметивший, что действительно нарушил закон.
       – Ну как – какой? – Пётр Иванович был спокоен как удав, только что успешно проглотивший свою очередную жертву: а действительно, чего зря волноваться, процесс переваривания жертвы в самом, наверное, длинном пищеводе в мире прервать уже никто не в силах. – Под кровать заглядывал? Заглядывал… За шкаф и под стол нос засовывал? Засовывал… По той комнате, – кивнул в сторону второй комнаты, – шастал? Шастал… А ордерочек-то где? А?..
       Сергеев растерянно и с паузами стал слегка заикаться:
       – Ну вы… прямо… Пётр Иванович… я не знаю…
       – Вот-вот, правильно, Пётр Иванович… – язвительно-менторским тоном отреагировал Пётр Иванович. – А то сразу – гражданин Свирин!.. Я тебе что – заключённый, что ли? Нет. Не заключённый. А ты тут закусил удила, как на скачках!.. Пётр Иванович я. Понял?.. Пётр Иванович, и никакой не гражданин Свирин.
       Сергеев растерянно сел на стул, примирительно и сбивчиво пробормотал:
       – Ну извините меня, Пётр Иванович. Я не хотел… Работа сумасшедшая… Один криминал, одни преступления и преступники… Знаете, как со временем всё это влияет на психику? Цензурные слова забываешь…
       – А заодно и правила поведения в обществе… – уже мягко перебил Пётр Иванович.
       – Да, к сожалению… – вздохнув, согласился Сергеев. – Бывает… Извините…
       – Ну вот это уже другое дело… – удовлетворённо подтвердил общее настроение примирения Пётр Иванович. – Ну а теперь, давай, рассказывай, как мой сын сбежал из колонии…
       Сергеев обрадовано встрепенулся:
       – Ну вот, видите! Вы знаете, что он сбежал! А обижаетесь, что я вас в чём-то подозреваю!..
       Пётр Иванович приложил ладонь внешней стороной ко лбу Сергеева, спокойно и с искренним сочувствием тихо проговорил:
       – Ну точно… Заработался, сердешный… Аж пар то головы идёт… Тебе бы, Кубосерж, сейчас на курортик какой-никакой, а?.. Растянуться на песочке, расслабиться, забыть обо всём…
       Сергеев, опешив от неожиданного предложения, неуверенно согласился:
       – Ну… курортик бы не помешал, конечно… Давно не был… – и тут же возмущённо вскинул руки вверх. – Но если б у нас заключённые хоть нормальные были! Посадили, ну и сиди себе спокойно! Нет же, надо обязательно сбежать! А я что, резиновый? Я резиновый, я вас спрашиваю?!..
       Пётр Иванович пощупал плечо Сергеева:
       – Вроде не резиновый. Я пощупал…
       Сергеев, недовольно скинув с плеча руку Петра Ивановича, в запале продолжил возмущаться:
       – Правильно, не резиновый! Однако же, первый раз поймал, так на тебе ещё сюрпризик – лови того же самого, но уже второй раз, потому что он изволил сбежать, видите ли!.. – посмотрел на Петра Ивановича с подозрением. – Но всё-таки странно, Пётр Иванович, что вы знаете о том, что ваш сын сбежал…
       Пётр Иванович сочувственно вздохнул:
       – Так и не догадался, бедолага… Нет, так бывает, я знаю, когда от чрезмерного переутомления ну просто вообще перестаёшь соображать… Вообще! – постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Голова как фанера… Так бывает…
       – Ну вы уж дурачка-то совсем из меня не делайте, Пётр Иванович, а лучше честно скажите, откуда знаете, что он сбежал…
       Пётр Иванович засмеялся:
       – Да-а-а, случай клинический… Срочно на курорт… – встал, вплотную подошёл к Сергееву, внимательно посмотрел ему в глаза, как врач смотрит на больного. – Ну ты же только что орал тут "где ваш сын!", "отвечайте на вопросы следствия!", а вопрос-то у тебя, то есть у следствия, был ко мне один-единственный: где ваш сын?.. Ну и что же? Много ли ума надо, чтобы догадаться, что мой сын сбежал?.. Ну я же не идиот, в конце концов, Кубосерж…
       Сергеев обиженно вздохнул:
       – Ох… правда, на курорт надо…
       – Да, без отдыха работать нельзя, – согласился Пётр Иванович.
       Сергеев снова завёлся в возмущении:
– Ну а как тут отдохнёшь? Ну как? Я вот, между прочим, как раз в отпуск собирался, а тут совершенно неожиданно новая вводная – Игорь Свирин сбежал, срочно проверить отца! Может, у него прячется…
       Пётр Иванович сел на стул, с удивлением развёл в стороны руки:
       – У меня? Ну это же примитивно, Кубосерж! Куда в первую очередь побегут искать беглеца? Конечно, к его ближайшим родственникам! И надо быть ну просто идиотом, чтобы прятать сына у себя: нате вам, дескать, моего сыночка, тёпленьким и готовеньким к новому этапу… Ну какой же нормальный отец так сделает?
       – Нормальный отец сдаст беглеца органам… – назидательно поднял указательный     палец вверх Сергеев.
       – Ну ты тут что-то путаешь, дружочек. Путаешь нормального отца с ненормальным…
       Сергеев резко встал:
       – Ну тогда я вам вот что скажу, Пётр Иванович… – немного поколебался и после небольшой паузы неуверенно продолжил. – Не хотел расстраивать… Ну да ладно, всё равно ведь из сообщений газет узнаете… или по телевизору...
       – Телевизора у меня нет, – спокойно перебил Пётр Иванович, – а газеты не читаю принципиально: брешут все…
       – И всё-таки я скажу… Ваш сын, Пётр Иванович, при попытке его задержания…
       Пётр Иванович схватился за сердце, сдавленным голосом перебил:
       – Убит?!..
       Сергеев усмехнулся:
       – Ну как убит, если мы ищем его?.. Оказывается, и вам надо на курортик, Пётр Иванович… Подлечиться маленько…
       Пётр Иванович приложил к своей голове ладонь внешней стороной, растерянно пробормотал:
       – Вроде ничего… Лоб холодный… Ох, как же я испугался… как испугался… – настороженно оживился. – Так что с сыном-то?.. Что?..
       Сергеев задумался, отвернулся, отошёл в сторону, снова повернулся к Петру Ивановичу, подошёл к нему вплотную, напряжённо посмотрел ему в глаза, медленно, с многозначительными паузами и очевидным трудом выдавил:
       – Да если бы с сыном, Пётр Иванович… Если бы… Но дело-то в том… – вдруг заговорил неожиданно жёстко, решительно и быстро – В общем, он убил сотрудника зоны. Офицера. Из его же пистолета! – угрожающе наклонился над головой растерянного Петра Ивановича. – И пистолет захватил с собой!.. Вы понимаете, Пётр Иванович, что он натворил?.. – после небольшой паузы укоризненно добавил, – кстати, у убитого офицера осталось двое маленьких детей…
       Пётр Иванович, держась за сердце, вяло прислонился к высокой спинке стула:
       – Ох сынок-сынок… сынок-сынок… лучше б ты убил меня…
       Сергеев повернулся и пошёл к двери, обернулся на ходу и смущённо посмотрел на Петра Ивановича:
       – Ну ладно, Пётр Иванович, я пошёл… Извините… Я вам тут нагрубил маленько… и расстроил… – остановился и с небольшими колебаниями добавил, – но если ваш сын появится всё-таки здесь, я вас очень прошу, сообщите мне об этом… пожалуйста… Я очень надеюсь на ваше благоразумие…
       Пётр Иванович встал, медленно пошёл вслед за Сергеевым к двери, открыл её, выпустил Сергеева из квартиры, закрыл за ним дверь, сбивчиво, потерянно и саркастически пробормотал:
       – Да-да, надейся… надейся… Надежда… это чувство… которое, говорят… покидает человека… последним… – с удивлением оживился, – гм… а ведь и правда, последним…

                9

       Поздняя ночь была удивительно тёплой. В конце августа в южном городе ещё самый что ни на есть разгар лета. Нет ещё даже и маленького намёка на уже всё настойчивее выглядывающую из всех календарей осень. Календари южному городу не указ: у него свой, природный календарь, по которому он, видимо, насмешливо поглядывая на уже кутающиеся в свитера и осенние пальто северные города, живёт себе безмятежно-размягчённой и неспешной жизнью, кажется, вечно продолжающегося лета.
Пётр Иванович сидел в одиночестве уже, наверное, больше часа на своей любимой лавочке в своём обожаемом сквере у дома. Вокруг было темно, и только над его скамейкой неярко горел фонарь на столбе.
       – Что же ты натворил, сынок, что же ты натворил… – тихо и грустно вздохнул он.
       За спиной Петра Ивановича неожиданно появился Игорь, он тихо подошёл сзади к Петру Ивановичу и положил руку ему на плечо:
       – А что я такого натворил? Сбежал всего-навсего из зоны…
       Пётр Иванович вздрогнул, повернулся к Игорю, встревожено и тихо зашептал:
       – Сынок?.. Да что ж ты так… Тебя же ищут!.. Вдруг следят за мной?..
       Игорь обошёл вокруг скамейки, сел рядом с Петром Ивановичем, уверенно и спокойно вытянул вперёд ноги:
       – Да нет! Это я слежу за ними! А они следят только за твоим подъездом… Я же не зря две недели выжидал… Разведал всё… А сейчас глубокая ночь, спят все как сурки…
       – Сынок… ну что же теперь делать-то, а? Что?.. – тревожно и неуверенно заговорил Пётр Иванович. – Я, конечно, готов тебя спрятать, но…
       – Ну готов – и прекрасно! – решительно перебил Игорь. – Мне сейчас главное спрятаться, а об остальном подумаем потом…
       – Обо всём надо думать своевременно… – грустно вздохнул Пётр Иванович. – А ты сначала сделаешь, а потом думаешь… Вот зачем ты убил офицера, а?
       Игорь с удивлением поднял вверх брови:
       – Ого! Ты даже это знаешь?! Откуда?
       – От следователя Сергеева.
       – О! Опять он!
       – Опять… – вяло махнул рукой Пётр Иванович. – Почти каждый день, кстати, теперь приходит ко мне… Говорит, ну чего им, зекам, не сидится, второй раз ловить приходится…
       – Как – второй?! – засмеялся Игорь. – Я же первый раз сам сдался!
       – Ты о чём, сынок?.. – недовольно посмотрел на него Пётр Иванович. – Скажи лучше, что теперь делать будешь, с кровавыми-то руками…
       – Ну ты даёшь, отец! – недовольно и резко дёрнулся всем телом Игорь. – С кровавыми руками! Я что – палач, что ли?!
       – А кто?..
       Игорь на секунду замялся, растерянно посмотрел на отца:
       – Ну… отец… ты пойми… Я уже почти убежал, а он случайно увидел меня в лесу…
       – Как это – случайно? – удивился Пётр Иванович. – Как ты так убежал, что тебя обнаружили случайно?
       – Ну… – Игорь явно потерял уверенность. – Мне помог один авторитет…
       – Авторитет? В тюрьме?..
       – Ну… отец… ты отстал от жизни… Авторитет, это такой человек… в общем,   главный в зоне…
       – А-а-а, начальник колонии!
       – М-да… – покачал головой Игорь, – ничего не знает… Говорю же, авторитет это самый главный в зоне зек. Понял?
       – Не очень… – Пётр Иванович посмотрел на Игоря глазами собаки, которая понимает, что с ней разговаривает человек, но не улавливает, о чём. – Разве бывают заключённые главные и неглавные?..
       Игорь усмехнулся:
       – Бывают, отец, ещё как бывают… Главному зеку подчиняется вся зона, в чём-то даже – начальник колонии.
       – Ну уж, так уж… – искренне засомневался Пётр Иванович.
       – Да-да! Ну, конечно, не подчиняется, но мирится с его немалой властью, потому что иначе почти невозможно навести порядок в зоне. Поэтому он для всех и авторитет… Теперь понял?
       – Понять-то понял… – хмыкнул Пётр Иванович. – Но в мои времена были другие авторитеты…
       – Да нет, отец, авторитеты и в зоне, и вообще в криминале были и в твои времена. Ты просто не в курсе.
       – Ну ладно… – махнул рукой Пётр Иванович. – А как ты сбежал-то? И почему всё-таки убил человека?
       – Да не хотел я его убивать! Тем более что побег-то был практически идеальный! А тут – он!
       – Ну если побег идеальный, зачем было убивать?
       – Ну вот… – в неуверенности заколебался Игорь, – так получилось… Короче, авторитет помог спрятать меня в мусорной машине… Уже далеко, в лесу, я вылез и побежал. А он, когда я перебегал дорогу, как раз ехал по ней в колонию на своём автомобиле. Ну… увидел полосатую одежду… погнался…
       – Догнал? – сухо спросил Пётр Иванович.
       – Догнал! – раздражённо дёрнул головой Игорь. – Быстроногий, гад… Приставил к спине пистолет… Не знал, что я умею высвобождаться…
       – Научил тебя спецназ на свою голову…
       – Я об этом не думал. Всё сделал автоматически. И через секунду он уже был без сознания…
       Пётр Иванович с надеждой посмотрел на сына:
       – Значит, всё-таки без сознания? Не убит?..
       Игорь в смущении замялся:
       – Ну… отец… Он ведь дышал…
       Пётр Иванович вскочил со скамейки, встряхнул головой, словно выбрасывая из неё внезапно и непрошенно проникшее туда какое-то страшное наваждение:
       – Ничего не понимаю! Как это – дышал? Дышал, значит, был жив?..
       Игорь спокойно и равнодушно закинул ногу на ногу:
       – Ну да, был жив…
       – И без сознания?.. – в глазах Петра Ивановича ещё горел слабый огонёк надежды.
       – Да, без сознания…
       – Ну так оставил бы его там, в лесу, и бежал бы от него подальше! – возмущённо взмахнул руками Пётр Иванович. – И всё! Убивать-то было зачем?!
       Игорь небрежно усмехнулся:
       – Через три минуты он пришёл бы в себя. Пять минут бежал бы до своей машины на дороге. Говорю же, быстроногий, гад… Двадцать минут езды до колонии, а дальше – тревога, погоня, собаки, вертолёт… И я опять в зоне… С новым сроком…
       Пётр Иванович обречённо и грузно сел на лавочку, тихо простонал:
       – И поэтому ты его убил?..
       – Поэтому… – равнодушно сплюнул в сторону Игорь.
       Пётр Иванович повернулся всем корпусом к Игорю, расстроено и сбивчиво спросил:
       – А сколько ему лет… было…
       – Не знаю… – Игорь по-прежнему был удивительно спокоен. – Офицер. Старший лейтенант.
       – Молодой… Значит, дети действительно маленькие… – задумчиво и медленно подумал вслух Пётр Иванович. – Сергеев правду сказал…
       – Отец, ну зачем ты давишь мне на психику? – Игорь резко повернулся к отцу. – Вот зачем, а? Ты что, хотел бы, чтобы я всю оставшуюся жизнь провёл в зоне?
       – Ну почему же всю?! – возмутился Пётр Иванович. – Почему всю?! Восемь лет! Тебе чуть больше сорока пяти. В пятьдесят три уже вышел бы… Мне бы сейчас вернуть пятьдесят три! Это же молодость!
       – Ха! Молодость! – язвительно усмехнулся Игорь – Не надо мне такой молодости! Как там сказал какой-то чудак-писатель про жизнь? Ну… что она даётся один раз…
       Пётр Иванович грустно усмехнулся:
       – Какой-то… Островский… – медленно продекламировал. – Жизнь даётся один раз. И прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно…
       – За годы, проведённые в зоне… – язвительно усмехнувшись, перебил Игорь.
       – Эх, сынок-сынок… – протяжно вздохнул Пётр Иванович, – лучше честно в зоне, чем убийцей на воле…
       Игорь встал, с удивлением посмотрел на отца:
       – Отец, ты что же, больше меня не любишь?.. Всё время – убийца, убийца…
       Пётр Иванович опустил голову:
       – Да, убийца… Но ты мой сын… Единственный... – прерывисто вздохнул. – И не задавай мне больше этот вопрос… Не рви душу… Она и так изорвана… в клочья…
       – Ну ладно, отец. Что мне теперь делать-то? – Игорь стал с тревогой оглядываться по сторонам. – Ты мне поможешь?
       Пётр Иванович достал из кармана сорочки маленький листок бумаги, протянул его Игорю:
       – Вот, возьми. Заранее приготовил. Там записка от меня и номер квартиры. Это в соседнем подъезде, что слева.
       – Слева от твоего подъезда? – Игорь взял бумажку и положил её в карман брюк.
       – Да. Там живёт Настя. В одной комнате будет она, в другой – ты. Записку ей покажешь, а потом обязательно уничтожь… Понял?
       – Понял. А Настя…
       – В курсе, – перебил Пётр Иванович.
       – Абсолютно? – беспокойно переспросил Игорь.
       – Да, она знает всё.
       – А она не…
       – Человек надёжный, – прервал вопрос Игоря Пётр Иванович, задумался на мгновение, иронически хмыкнул, – даже, кажется, слишком надёжный… С инициативой…
       – А как мы с тобой будем общаться?
       – Через лаз в стене. Только хочу предупредить.
       – О чём?
       – Ни в коем случае не приходи ко мне через дверь. Общаемся только через лаз! Ты понял?
       – Конечно! Ты молодец, отец, всё продумал! А я уж начал сомневаться: любишь ли ты меня ещё?..
       – Сомнения – путь к истине… – грустно вздохнул Пётр Иванович.
       Игорь сел рядом с Петром Ивановичем, внимательно посмотрел на него, помолчал минуту:
       – Я понимаю тебя, отец… Но и ты меня пойми… У меня ведь был только один выход…
       – Один выход у съеденной пищи… – усмехнулся Пётр Иванович. – В любом другом случае выходов много… Ну ладно, сынок, иди… И мне пора уже. Голова что-то болит.
       Игорь встал:
       – Я тебя завтра же навещу, отец. Через лаз, естественно…
       – Не получится.
       – Почему? – удивился Игорь. – Ты же говорил…
       – Движение одностороннее, – перебил Пётр Иванович.
       – Как это?
       – Я сделал так, что открыть лаз можно только с моей стороны.
       – Зачем? – Игорь никак не мог понять смысл такого решения отца.
       – Тебя ищут в первую очередь в моей квартире. Это понятно?
       – А-а-а, – догадался наконец Игорь, – ну да, не подумал… Чтоб я не появился в неподходящий момент…
       Пётр Иванович встал, иронически усмехнулся:
       – Хоть до этого додумался… Ну всё, иди.
       Игорь медленно двинулся в сторону дома. Пётр Иванович постоял несколько секунд, грустно глядя ему вослед:
       – Кстати, Островский-то не так сказал…
       Игорь остановился, обернулся:
       – А как?
       – Жизнь даётся один раз. И прожить её надо в Сочи… – невесело улыбнулся Пётр Иванович.
       – Так что ж ты сразу!.. – рассмеялся Игорь. – Я б из зоны прямиком – в Сочи!..
       – Да тихо ты!.. – испугался Пётр Иванович. – Услышат…
       – Не услышат… – махнул рукой Игорь, замялся на мгновение. – Ну ты прости меня, отец, если что не так я сделал…
       – Да всё не так… всё не так…
       – Но мы же должны понимать друг друга. Я ведь твой сын, а ты мой отец…
       Пётр Иванович отвернулся, медленно пошёл в сторону своего дома и тихо вздохнул:
       – Да, отец… отец… конечно, отец…

                10

       На диване, укрытые по пояс простынёй, лежали рядом на спине удовлетворённые и обессиленные Игорь и Настя.
       – У-у-х, как хорошо!.. – с шумным удовольствием выдохнул Игорь. – Дорвался, наконец-то, до настоящего тела!.. А то ведь, веришь-нет, больше полугода к бабе не прикасался! Одно слово – зона…
       Настя повернулась к Игорю, подпёрла голову ладошкой, игриво сощурилась:
       – Ты доволен?..
       – Да не то слово! – повернулся он к Насте и тут же начал целовать её и тискать в объятиях. – Ты не баба, Настюха, ты ураган! Тайфун! Смерч! Светопреставление!..
       Настя самодовольно цокнула языком:
       – Вот так, знай наших! Мы тебе – не они, и тут тебе – не там!
       – И кто тебя только научил премудростям, сводящим мужика с ума? А?..
       – Жизнь научила, Игорёк. Жизнь… – усмехнулась Настя.
       – Где ж ты раньше-то была? – довольный, откинулся на спину Игорь. – Целовалась, как поётся в песне, с кем?
       – А тебя где черти носили?
       – Ох, да где только не пометил территорию… – вздохнул Игорь, задумался на мгновение, – и только в зоне понял, не тем я всю жизнь занимался, не тем… Не так жил…
       Настя внимательно и с интересом посмотрела на него:
       – А как надо было?
       Игорь приподнялся, надел халат, сел на край дивана:
       – Как?.. – задумался, встал, начал не спеша ходить по комнате. – Ты знаешь, мне в зоне сразу повезло. Да, ну прямо сразу, с первого дня… Я приглянулся местному авторитету. Тихий такой, внешне ну совсем незаметный, я бы даже сказал, скромный. И кличка соответствующая, Тихий… – неожиданно энергично выставил вперёд плотно сжатый кулак. – Но какая внутренняя сила! Прямо силища!.. Его слово, его жест, его взгляд читались всеми как приказ, за неисполнение которого полагается немедленный расстрел! Ты понимаешь?!..
       Настя мечтательно и с заметным восхищением воскликнула:
       – Ещё как понимаю! Настоящий мужчина!
       – Вот-вот! Настоящий! – вдохновлённый поддержкой Насти, с удовольствием согласился Игорь. – И я впервые в жизни позавидовал человеку. Никогда никому не завидовал, а тут – такая зависть!.. – стал быстрее ходить по комнате, взмахами рук и жестами сопровождая свои слова. – Князь! Царь! Властелин! Полная власть над всеми!.. И полный, ну просто животный, страх всех перед ним!.. И ты знаешь, что я понял, глядя на него?
       Настя натянула на себя сорочку, села на край дивана, уверенно и убеждённо ответила:
       – Как это прекрасно, когда у тебя есть полная власть над людьми!
       Игорь подошёл к ней, с восхищением обнял и поцеловал:
       – Слушай, а ведь мы с тобой споёмся!..
       Настя встала, потянулась, зевнула и засмеялась:
       – Да кто бы сомневался!
       Игорь стал тискать Настю в объятиях, поднял её в воздух, начал, весело смеясь, кружить её вокруг своей оси:
       – А может, мы с тобой ещё будем счастливы?! Как ты думаешь?..
       – Конечно, будем! – засмеялась так же весело Настя.
       – И поженимся?!.. – продолжил он кружить её в воздухе.
       – Обязательно! – хохоча, согласилась она.
       Игорь вдруг резко остановился, опустил Настю на пол, грустно посмотрел на неё:
       – Да нет, Настюха, не получится… – стал вяло ходить по кругу и, как заведённый, повторять одно и то же, – ой не получится, не получится, не получится… ой, Настю-ю-ха, не получится…
       – Почему? – растерянно и огорчённо развела она руки в стороны.
       Игорь с обречённым видом сел на край дивана:
       – Да какой из меня жених? Беглый зек… А мои мечты о власти над людьми – пустой мираж, да и только…
       – Ну почему же – мираж? Всё возможно в этом мире… И всё зависит от тебя, Игорёк, и только от тебя…
       – Хм, от меня… – усмехнулся он. – Да если бы только от меня… Ты знаешь, что нужно сделать и через что пройти, чтобы стать таким как Тихий?.. О-о-о!.. Это словами описать нельзя!.. Невозможно!.. А до того я – простой беглый зек, ни больше и не меньше… Да ещё и буквально прикованный теперь цепями долга к Тихому…
       Настя подошла к Игорю, села рядом, положила ему руку на плечо:
       – Ничего, дело времени… Этап сейчас такой просто…
       – Какой этап? – встревожено вздрогнул Игорь.
       – Жизненный.
       – А-а-а, а то я при слове этап…
       Настя погладила Игоря по голове:
       – Бедненький мой… Натерпелся в зоне… Ничего-ничего, я буду тебе не только хорошей любовницей, но и верным другом, а в будущем, ну когда решим все проблемы, и надёжной женой… – продолжила гладить Игоря по голове. – Натерпелся, бедненький…
       – Натерпелся, говоришь?.. Гм… А ты знаешь, в зоне-то я как раз и не натерпелся. Даже – наоборот, я впервые почувствовал себя хозяином жизни. Ну… может, и не хозяином, но… рядом с настоящим хозяином – это точно. При хозяине…
       Настя неожиданно встала, быстро отошла от Игоря на несколько шагов, вновь решительно приблизилась к нему и резким тоном выкрикнула:
       – А надо не при, а самому брать жизнь за жабры! Понимаешь? Самому!.. Никому не служить! Пусть тебе все служат!..
       Игорь настороженно посмотрел на неё, неуверенно качнул головой:
       – Ты знаешь, я вот гляжу на тебя…
       Настя тоже встревожилась:
       – И что?..
       – Почему-то страшно стало…
       – Ну почему же страшно, Игорёк, почему?.. – смягчившись, испугалась она.
       – Понимаешь… – останавливаясь на мгновения на короткие размышления и колеблясь, неуверенно заговорил Игорь, – одно дело… мои мечты о силе, о власти… а другое, когда я вижу это же, но у… других… Страшно почему-то становится… Не пойму, почему…
       Настя снова стала быстро ходить по комнате, немного помолчав, раздражённо взмахнула рукой:
       – А я вообще заметила…
       – Что заметила?..
       У неё вдруг прорезался недовольный резкий менторский тон:
       – Ты какой-то неустойчивый… – секунду поколебавшись, решительно, но с многозначительными паузами, как будто давая Игорю шанс для правильных выводов, продолжила, – неуверенный… Нерешительный… Колеблешься… Сомневаешься… Но так же нельзя, Игорёк! Нельзя! Так ничего не добьёшься в жизни! Надо брать…
       – Жизнь за жабры… – иронически перебил Игорь.
       – Да, Игорь, да! Если угодно, именно за жабры! Чтобы она тебя не ухватила за что-нибудь более интимное!..
       – Да уже, кажется, ухватила… – вяло отмахнулся он.
       Настя вдруг игриво засмеялась:
       – Не знаю, не знаю, в постели я этого не заметила!..
       – Ты вот всё шутишь, Настя, а мне не до шуток… – вздохнул он.
       – Ой, Игорь, да не сгущай ты краски! Ничего страшного не вижу в твоём положении!
       – Ну как ничего! Как ничего! – возмутился он. – Ищут как беглого зека! Как убийцу!.. Так мало того, я ведь ещё и попал в очень сильную зависимость от Тихого…
       – От этого авторитета, что ли?
       – От него, от него, будь он не ладен…
       – Погоди-погоди! Ты же только что восхищался им! – Настя в удивлении вскинула вверх руки и звучно обрушила их на свои бёдра. – Завидовал ему! Его власти! Его силе! А теперь – будь он не ладен?..
       – Это называется корчить хорошую рожу при плохой игре…
       – Значит, прикидывался… – искренне огорчилась Настя. – Царь! Властелин мира! Полная власть над людьми! А сам!..
       Игорь резко вскочил:
       – Ну что – сам?! Что – сам?! Хочешь сказать, я безволен?.. Трус?.. Отец говорит, я трус, теперь ты ещё добавь!..
       Она подошла к Игорю, снова стала гладить его по голове, заговорила испуганно и примирительно:
       – Ну успокойся, Игорёк, успокойся. Я имею в виду, не надо сдаваться в трудный момент… Надо бороться… Надо брать быка за…
       – Жабры?.. – ехидно перебил Игорь.
       – У быка рога, Игорёк, рога, а не жабры… – съязвила она. – Дались тебе эти жабры… – усмехнулась, – рыбой так станешь… Селёдкой вяленой…
       Игорь сел и стиснул голову ладонями, словно она у него вдруг сильно заболела:
       – Нет у меня, откровенно говоря, того оптимизма, какой буквально брызжет из тебя, Настюха. Нет… Потому что позиция в моей шахматной партии проигрышная… В цугцванг я попал, Настя…
       – В цуг… чего?..
       – Цугцванг, это когда, какой бы ход ни сделал, всё ведёт к поражению…
       – Но ты ж сам говоришь, что тебя поддерживает такой влиятельный зек!.. Тихий, да? – Настя упорно продолжала если уже и не гореть, то довольно уверенно тлеть оптимизмом.
       – Тихий… – тяжело выдохнул Игорь. – Только не такой уж он и тихий… И знаешь, чем я должен заплатить ему за то, что он организовал мой побег в мусорной машине?
       – Чем?
       Игорь хмуро сдвинул брови:
       – Хм… Да лучше б я съел весь тот мусор, в котором меня спрятали, чем…
       – Ой, да понимаю я всё! – уверенно перебила его Настя. – Задание какое-нибудь тебе дал. Выполнишь – расплатишься за услугу!.. И все дела! За дуру-то меня не держи! Кое-что знаю!
       – Из детективных сериалов… – усмехнулся Игорь.
       – Да хоть бы и так! – возмутилась она, и тут же настороженно посмотрела на Игоря. – А что, сложное задание дал?..
       – Ха!.. Задание!.. – язвительно и грустно одновременно вспыхнул он. – Сказанула тоже – задание! Школа прямо для третьеклассника!.. Это не школа, Настюха, это зона! А заданием за возможность побега там может быть только одно – рабство! Понимаешь?! Рабство натуральнейшее! Спаситель – рабовладелец, а спасённый – раб! Причём пожизненно!.. Вот такое я получил домашнее задание!..
       – Ну какой раб, Игорь? Какой раб? – уверенно отбилась она от сомнений Игоря. – Ну попросил тебя спаситель об одолжении…
       – Одолже-е-нии?!.. – грубо протянул он. – Там, – махнул рукой куда-то вдаль, – Настюха, одолжений не бывает! Там за всё надо очень дорого платить! За всё! И дороже всего там стоит свобода!
       – Ну это естественно. Я понимаю…
       – А я не понимал, пока не добился этой чёртовой свободы, пока не допёр своими хилыми мозгами, какова её настоящая цена!
       – Ну хорошо, давай о цене… – успокоительно мягко отозвалась она. – Ну какое-такое задание, скажи мне, может быть для тебя невыполнимым? А? Ну какое!.. Убить человека?
       – Ну а если так?.. – в удивлении округлил глаза Игорь. – Ты бы вот смогла бы?..
       – О-о-о! – уверенно выкрикнула Настя. – Да я бы десять, сто человек шлёпнула, не моргнув глазом, за свободу-то! И ты одного уже убил!.. Что, ещё десяток слабо укокошить?!.. Ну какое ещё задание для тебя может быть сложнее! Думаю, нет такого задания!..
       Игорь встал, в опустошённом смятении стал медленно ходить по комнате:
       – Да-а-а!.. Вот, значит, каким ты меня представляешь… Палачом… Серийным убийцей…
       – Ой, Игорь, не развешивай сопли! – раздражённо махнула рукой Настя. – И не изображай тут передо мной человека, способного на угрызения совести! Ты спокойно убил отца двоих малолетних детей! – язвительно повторила по слогам. – Спо-кой-но… Не моргнув глазом… Не задумавшись ни на секунду, что дети останутся сиротами только потому, что тебе захотелось на семь с половиной лет сократить свой срок… Игорёк, между серийным убийцей и тобой практически нет разницы… – ехидно усмехнулась, – я, во всяком случае, её не вижу… Ты просто тряпка, Игорёк, тряпка половая, о которую сама жизнь, смеясь над тобой, постоянно вытирает ноги…
       Игорь, застывший в неподвижном оцепенении во время града обвинений Насти в свой адрес, вдруг встряхнул головой и, быстро подойдя к дивану, достал из-под матраса пистолет, решительно передёрнул затвор:
       – Ну что ж, приговор, кажется, вполне справедливый… Поэтому я прямо сейчас приведу его в исполнение… – приставил ствол пистолета к своему виску, сделал небольшую паузу, нерешительно сбиваясь, повторил, – вот… прямо сейчас… приведу…
       – Да ничего ты не приведёшь, Игорёк, ровным счётом ничегошеньки… – усмехнулась Настя. – Раскусила я тебя как грецкий орех. На раз раскусила… Ты действительно половая тряпка. Сам ты ни на что не способен, даже на самострел! Тебе руководитель нужен, Игорёк! Решительный, предприимчивый и деловой руководитель! Такой как я… А ты только мечтаешь о красивой жизни. И хотя добиться её ты готов любым путём, любой ценой, но хочешь, и это для тебя принципиально важно, чтобы сделано всё было чужими руками… Ага! Чужими! На блюдечке чтоб с голубой каёмочкой преподнесли тебе счастье свежеиспечённым!..
       Игорь безвольно опустил пистолет, положил его под подушку, вяло сел на диван:
       – Да, я ни на что не способен, ты права… Я действительно тряпка… Ну а что мне делать-то? Что? Я же повязан по рукам и ногам! Я фактически зек! Вот сейчас, скажи мне, Настя, я свободен или нет? А? Ну скажи!
       – Ну… Это только этап…
       – Опять закудахтала: этап, этап! – грубо перебил Игорь.
       – Да, этап! – уверенно возразила она. – Сейчас, да, ты не совсем свободен. Но всё в твоих руках! И… – заметно заколебалась, – в руках…
       – Чьих?.. – Игорь обратил внимание на внезапно возникшее у Насти волнение.
       Настя выдержала секундную паузу:
       – Твоего отца…
       – Ох, Настя, Настя… – вздохнул он. – Ну спрятал он меня. А дальше-то что? Всю оставшуюся жизнь просидеть в этой конуре? Это свобода, что ли? Для этого я сбежал?.. Тем более что прятаться теперь придётся не только от органов, но и от Тихого, потому как не хочу быть рабом, пусть даже и у того, кому обязан свободой… А отец… Ну что – отец?.. От полиции, может, и спрячет, но от Тихого…
       – Дурак ты, Игорь. Отец может многое, можно сказать, всё…
       – И что же, например?..
       – Ты мне скажи сначала, как у него с деньжатами?
       – Да полный ажур!
       – Это не характеристика! – всё настойчивее наседала на него Настя. – Сколько тугриков-то у него?
       – Ты знаешь, я никогда не влезал в его дела. Знаю, что есть жировой запас. И, кажется, немаленький. Весьма немаленький…
       Настя отвернулась, задумалась на мгновение, вновь решительно повернулась к Игорю:
       – Ну тогда идея такая. Он должен продать обе свои квартиры, а деньги отдать тебе.
       Игорь протяжно-язвительно возмутился:
       – Здра-а-сьте!
       – Здрасьте… – хладнокровно-иронично ответила Настя.
       – А сам-то он где жить будет?!.. – в возмущении поднялся он с дивана. – Я, конечно, уже допетрил, что я порядочный эгоист, но не до такой же степени, чтоб ради спасения собственной шкуры выгнать отца на улицу!
       – Ну почему же обязательно на улицу? – спокойно возразила Настя. – Будет снимать себе квартиру… Или комнатку в коммуналке… Деньги-то у него, говоришь, имеются? И вроде, немалые… Так что, бездомным не будет…
       – Ну ты даёшь, Настя! Нет, мне определённо с тобой уже становится просто страшно! Ты буквально фонтанируешь недобрыми идеями!..
       Настя презрительно скривила губы:
       – Ну да, тебе, доброму человеку, – ну очень доброму! – стало страшно, что твой любящий отец ради спасения сына, при его деньгах-то, поживёт маленько на съёмной квартире…
       – Да не маленько, а, скорее всего, всю оставшуюся жизнь!
       – А сколько ему осталось-то? – недовольно усмехнулась Настя. – Семьдесят пять не восемнадцать… А у тебя вся жизнь впереди…
       Игорь немного заколебался:
       – Ну оно-то, конечно, логично… вроде бы… Но как-то нехорошо всё это…
– А давай всё же попробуем поговорить хоть с ним для начала. Спрос не ударит в нос… А вдруг согласится?
       Он подумал секунду и неуверенно сдался под напором подруги:
       – Ну… давай… А если не захочет?
       – Найдём другие варианты… – тут же невозмутимо парировала она сомнения Игоря.
       Игорь сел на диван, с подозрением посмотрел на Настю:
       – Всё-таки я боюсь тебя, Настя, всё больше и больше… По-моему, ты на всё способна…
       – Не бойся, Игорёк… – хитро сощурилась она. – Я действительно способна на всё, но… ради твоего спасения… И я тебя спасу, вот увидишь…
       – Ну-ну, посмотрим, посмотрим… – грустно вздохнул Игорь.

                11

       Диван в квартире Игоря, отодвинутый несколько минут назад от стены, оголил зияющую внизу дыру, из которой только что здесь появился Пётр Иванович. За столом, стоявшим посередине комнаты, сидели Пётр Иванович, Игорь и Настя.
       – А что, отец, – в голосе Игоря едва заметно прослушивались просительные нотки, – вот эта Настина идея, мне кажется, не самая худшая. Давай попробуем? А?..
       Пётр Иванович недовольно посмотрел на Настю:
       – А Настя лучше помолчала бы и не встрявала бы в чужие дела…
       – Во-первых, Пётр Иванович, – вспыхнула в возмущении Настя, – ваши дела для меня не чужие, потому что вы сами втянули меня в них!
       – Втянул, значит?..
       – Ну-у-у… – иронический вопрос Петра Ивановича немного смутил Настю, – не то чтобы…
       – Не то, не то… – язвительно перебил Пётр Иванович. – Совсем, я бы сказал, не то… А скорее всего, я спас кое-кого от бомжевания… Не так ли?..
       – Ну так… – с усилием согласилась Настя. – Так. Но я ещё и люблю Игоря! И это даёт мне право…
       – Теперь ты Игоря любишь?.. И тоже срочно?.. – перебивая Настю, съехидничал Пётр Иванович.
       – Что это значит, отец: теперь Игоря?.. срочно?.. – встревожился Игорь.
       – Я думаю, сынок, ты сам постепенно разберёшься в этом, и, дай бог, – без тяжёлых последствий…
       Настя испуганно засуетилась:
       – Давайте лучше о деле, и не будем отвлекаться на мелкие глупости.
       Пётр Иванович задумчиво и медленно продекламировал:
       – Из глупостей, даже самых маленьких, прорастают все несчастия…
       Игорь повернулся к Насте, язвительно сообщил:
       – Мой отец философ! Не по образованию, нет! Любитель… Хлебом не корми – дай почитать философские трактаты, а затем порассуждать за жисть по-философски! Ага! Вот и сейчас ударился… Ну так вовремя! Так вовремя!..
       Настя откровенно иронично поддержала Игоря:
       – Пётр Иванович, ну давайте всё-таки не за жисть вообще, а за собственную шкуру наконец покалякаем, а?..
       – Ну правда, отец, – эхом повторил её предложение Игорь, – Настя права, давай о деле! А то ты совсем уже утонул в своей пустой философии!
       – Философия, сынок, не пустая, это наука мудрости. Но люди, почему-то, пренебрегают ей… – заметно обиделся за своё столь же тайное, сколь и явное, по крайней мере, для Игоря, увлечение Пётр Иванович.
       Игорь недовольно и нетерпеливо заёрзал на стуле:
       – Ну вот! Говорю же, сейчас опять будем обсуждать теоретические проблемы философии! Я буквально тону! Твой сын, отец, погибает, а ты – о философии!..
       – Ну почему же о философии? – спокойно и рассудительно ответил Пётр Иванович. – Всё о тебе, сынок, только о тебе…
       – Что-то пока не заметил…
       – Ну тогда я объясню тебе, в чём вся философия твоего положения… – Пётр Иванович продолжал сохранять необыкновенное спокойствие.
       – Ой, отец, – взметнул в отчаянии руки вверх Игорь, – ради бога, избавь! Мне надо срочно…
       – У тебя что – понос?..
       – Не-е-ет… – растерялся Игорь от неожиданного в своей необычности вопроса.
       – А куда ж спешишь?..
       – Ну ладно, давай, учи жизни… – без надежды на лучший исход спора махнул рукой Игорь. – Всё равно ведь не отстанешь… Прилип…
       – Я не банный лист, чтобы к чему-то прилипнуть… – Пётр Иванович по-прежнему демонстрировал поистине олимпийское спокойствие. – А поговорить, сынок, нам с тобой давно пора уже, и очень серьёзно поговорить…
       – Ну ладно, хорошо, давай поговорим… – Игорь понял, что лучше уступить отцу, иначе разговор может не получиться совсем. – Но только побыстрее… Ну ты пойми, отец, у меня уже нет времени! Ещё чуть-чуть, и я погиб, если немедленно не предпринять что-то спасительное…
       – Спасать себя надо было куда раньше, сынок…
       – Когда – раньше? Когда обездвижил Бублика? Но я же пошёл сдаваться…
       – Ничего-то ты не понимаешь… – разочарованно вздохнул Пётр Иванович. – Когда сбил мальчика и позорно удрал…
       – О-о-о!.. Вон ты куда! – грубо выкрикнул Игорь. – Давай тогда ещё вспомним моё преступное детство, моё криминальное младенчество! Там ты тоже, наверняка, обнаружишь у меня какие-нибудь бандитские замашки!
       – И всё-таки… с мальчика-то и началось… падение твоё… а может, и раньше… не знаю, не знаю… видимо, раньше…
       Игорь в раздражении вскочил, замахал руками:
       – Отец, да говорили же мы уже с тобой и о сбитом мальчике, и о преданном боевом товарище, и о брошенном в коме Бублике, и об убитом офицере! Говорили! Сколько же ещё можно?!..
       – Сколько нужно, столько и можно… – спокойно ответил Пётр Иванович.
       – Добить меня хочешь?.. – злобно сверкнув глазами, Игорь сел на стул и повернулся к отцу. – Или всё-таки – спасти?!.. Ты же отец мой! Я в беде, так помоги же, а не читай мораль о прошлых прегрешениях! Мне сейчас, вот в этот самый текущий момент, немедленно, нужна срочная помощь! А ты что делаешь?!
       – Спасаю тебя… Пытаюсь спасти… Если это вообще возможно...
       Игорь обречённо взмахнул рукой:
       – Ну ладно, чёрт с тобой, спасай. Лучше помолчать, всё равно ведь не переспорю тебя, а время идёт…
       – Да, сынок, тебе лучше помолчать…
       – Пётр Иванович, – нерешительно подала голос Настя, – а может, лучше обсудим, что дальше делать Игорю?
       – Вот к этому-то я сейчас прямо и приступаю.
       – Ну наконец-то… – язвительно выдохнул Игорь.
       – Итак, сбитого мальчика ты бросил…
       – О боже!.. – застонал Игорь, хлопнув себя в отчаянии ладошками по бёдрам.
       – И жил после этого вполне себе спокойно… – невозмутимо продолжил Пётр Иванович.
       – Отец, да я же!..
       – Боевого товарища предал, и опять – олимпийское спокойствие…
       – Ну давай, давай! Бей! Бей лежачего… Тебе, видимо, это доставляет удовольствие!..
       Пётр Иванович не обратил никакого внимания на слова Игоря:
       – Я немного был обрадован, когда ты, после тяжёлого нокаута Бублику, пошёл к следователю, но…
       – Был рад, что я пошёл фактически в тюрьму?.. – в раздражении перебил Игорь.
       – Ну какой же отец радуется, когда его сын попадает за решётку? Я рад был надеже, что началось твоё выздоровление… Но… ты вдруг запросто убиваешь офицера…
       – Ага, запросто!.. – Игорь вскочил и в бешенстве, как раненый зверь, заметался по комнате. – А ты пробовал, что такое зона?! Пробовал?!..
       – Мне нет необходимости пробовать на вкус то, что не переварит мой желудок… – спокойствие Петра Ивановича по-прежнему оставалось таким, что со стороны могло показаться, он неспешно обсуждает с сыном меню предстоящего обеда.
       – Ты просто не понимаешь, отец, что такое зона! Один день, один час, одна минута там – это расстрел души!.. Я просто не мог!..
       – Ох, сынок, сынок… Ну надо же быть мужчиной… И если уж ты попал туда, где расстреливают душу, значит, заслужил, а потому будь добр отбыть положенное наказание и выйти оттуда, по крайней мере, с готовностью не повторять ошибок… Но ты не делаешь выводов, сынок.
       – Ну почему ты так думаешь, отец?! Почему не делаю?..
       – Почему?.. Ну вот, допустим, я продам обе квартиры. Пойду в коммуналку. Я не прихотливый, ради сына и в коммуналке готов… А дальше-то что? Что будешь делать с этими деньгами?..
       – Махну на цивилизованный запад!
       – Запад-то цивилизован, – усмехнулся Пётр Иванович, – а ты?.. Ты-то кто?.. Чего ты добился за всю свою жизнь? Ничего… Почему же теперь, вынужденный скрываться от всех и всего, ты чего-то достигнешь в бизнесе, да ещё и на западе?..
       – А зона научила…
       – Ну если зона, значит, твой дальнейший путь, это сплошной криминал? Так?..
       – Ну почему обязательно криминал, отец? Почему?! Я буду честно…
       – Покупать поддельный паспорт… – перебил Пётр Иванович.
       – Но это необходимо, чтобы начать новую жизнь! – уверенно возразил Игорь. – Зато потом я создам на западе…
       – Нелегальное предприятие… – опять перебил Пётр Иванович.
       – Ну и что? Да, нелегальное! – закричал в отчаянии Игорь. – Что в этом, в моём-то положении, плохого?!
       – Да то что нелегально на западе, который, как ты сам говоришь, цивилизован, можно заниматься только продажей наркотиков да сутенёрством… А это значит, что станешь ты там уж и вовсе конченным жуликом и бандитом…
       – О чём ты, отец?! Каким бандитом! – продолжил упорствовать в своей правоте Игорь. – Я начну новую жизнь!
       – Не начнёшь, сынок, не начнёшь… Ты уже просто не способен видеть иные пути к цели, кроме бандитских…
       Игорь тихо вздохнул, помолчал немного:
       – А разве у меня есть другое решение проблемы? Ну скажи, разве есть?!
       – Да, сынок, есть.
       – Какое?
       – Идти к Сергееву. Сдаваться.
       Игорь нервно засмеялся:
       – Да ты хоть представляешь, что меня ждёт?! О-о-о, да за убийство своего они разорвут меня на части!
       – К сожалению, на то похоже… – тяжело вздохнул Пётр Иванович. – И всё-таки, а вдруг дадут каких-нибудь двадцать пять лет?..
       – Каких-нибудь?!.. – возмущённо взвился куда-то вверх голос Игоря. – Да для меня теперь даже пожизненное – лёгкое наказание! Повесят в камере, и скажут, что так и было! Сам, дескать, повесился!..
       – Боишься смерти-то?.. – грустно усмехнулся Пётр Иванович.
       – Да кто ж её не боится?! – грубо выкрикнул Игорь. – Странный вопрос!
       – А тот офицер разве жить не хотел?.. – пристально посмотрел на Игоря Пётр Иванович.
       Игорь вновь начал метаться по комнате, хвататься руками то за голову, то за рубашку на груди, то хлопать ладошками по бёдрам:
       – О-о-о, боже мой! Да что же это такое! Зачем ты меня здесь спрятал?! Чтобы устроить мне здесь Нюрнбергский процесс?! Убийственное судилище?! Я что – фашист, чтобы со мною вот так вот жестоко?!.. И кто?! Собственный отец!
       Пётр Иванович спокойно взглянул на метания сына, отвернулся и виновато вздохнул:
       – Запомни, сынок, никто не любит так нежно и не судит так строго, как отец… Никто… Только он способен прятать от правосудия сына-убийцу, и только он может убить сына за то, за что суд даст ему каких-нибудь десять лет… Ох, сынок-сынок, суд судит по закону, а отец – сердцем…
       Неожиданно Настя примирительно и подчёркнуто вежливо обратилась к ожесточённо спорящим отцу и сыну:
       – Пётр Иванович, Игорь, ну что вы тут совсем переругались? Вы ведь отец и сын! Вы же любите друг друга. Давайте лучше остановимся на этом, остынем немного от споров, подумаем спокойно, как нам дальше-то быть. Может, и придумаем что-нибудь дельное, а?
       Пётр Иванович немного помолчал, вздохнул, встал, медленно подошёл к отверстию в стене и начал неспешно залезать в него ногами вперёд. Постепенно его тело почти полностью скрылось в отверстии, на поверхности осталась только голова. Он замер на мгновение в неподвижности, затем поднял голову, внимательно посмотрел на стоящих перед ним Игоря и Настю:
       – Я своё мнение сказал. А вы подумайте. Если ещё способны думать…
       Голова Петра Ивановича исчезла в отверстии.

                12

       Следователь Сергеев, посещающий уже третью неделю практически ежедневно квартиру Петра Ивановича в не покидающей его надежде либо обнаружить, в конце концов, здесь Игоря, либо хоть что-то выведать у Петра Ивановича о нынешнем местонахождении сына, и сегодня сидел за стоящим в центре комнаты большим столом рядом с Петром Ивановичем, уже давно никак не скрывавшим, что упорные ежедневные визиты сыщика изрядно ему надоели.
       – Слушай, Кубосерж, перестал бы ты уже без конца шляться ко мне… – обратился Пётр Иванович к своему надоедливому визави тоном, в котором уже куда более заметна была обыкновенная усталость, нежели недовольство. – Ну коню же понятно, что Игоря тут нет и никогда не будет. Чего тогда, спрашивается, дёргать меня понапрасну? Да и сам ты, вижу, истрепался уже весь совсем. На курортик-то так и не собираешься? Нервишки подлечить…
       – Вот изловлю вашего сыночка, Пётр Иванович, – криво улыбнулся Сергеев, – и сразу – на курорт! Нервы действительно истрёпаны уже…
       Пётр Иванович вдруг проворчал:
       – Да уж лучше изловил бы, чем… – тяжело и протяжно вздохнул. – О-о-о-х…
       Сергеев посмотрел на Петра Ивановича с удивлением:
       – Вот так та-а-к! Что это с вами, Пётр Иванович? Совершенно неожиданное заявление! С вами что-то явно случилось… Вы какой-то не такой…
       – Не такой, не такой, Серёжа… – опять вздохнул Пётр Иванович.
       Сергеев чуть не подскочил от удивления:
       – Серёжа?.. Ну точно что-то произошло… Ну-ка, ну-ка, давайте, рассказывайте…
       – Вот сразу видно следователя: ну-ка, ну-ка, рассказывайте… – невесело съязвил хозяин жилища. – Ты просто человеком бываешь, Серёга? Обыкновенным человеком.
       Сергеев рассеяно подумал о чём-то, явно не относящемся к предмету разговора:
       – Нет… То есть, вы что имеете в виду? А-а, понял, ну конечно, бываю… дома… Не всегда. Но бываю…
       – Бедолага… – посочувствовал Пётр Иванович.
       – А вы как хотели? – слегка обиженно воскликнул гость. – У меня ж не работа, а… – взмахнул рукой, – лучше б я дрессировщиком тигров был… спокойнее…
       – Слушай, Кубосерж, а давай выпьем! А? – неожиданно предложил хозяин.
       – Опять надели броню: Кубосерж… – огорчился Сергеев.
       – Ну так что, выпьем? – Пётр Иванович как будто не услышал реплики следователя.
       – Я вообще-то при исполнении… – неуверенный голос гостя выдал в нём борьбу желаний: и выпить бы неплохо, и нельзя вроде…
       – А я – винца! – попытался мягко настоять на своём хозяин. – У меня есть хорошее… К тому же, уже поздно. Неужто ты от меня на работу поедешь?
       – Да если расколетесь и скажете, где сын, я ведро водки выпью!.. – надежда на долгожданный успех промелькнула в глазах сыщика.
       Пётр Иванович на секунду задумался:
       – Ну что ж, значит, будем пить водку… У меня и закусочка есть… – подошёл к холодильнику, достал оттуда тарелку с нарезанной кружочками колбасой, положил на тарелку две вилки. – Холостяцкая, правда, но вполне себе съедобная. Вот, колбаска… Ну что, хряпнем по стаканчику?..
       – А расколетесь?.. – с неуверенной надеждой спросил Сергеев.
       – Посмотрим на твоё поведение…
       Гость недовольно дёрнул щекой:
       – Это называется – шантаж должностного лица…
       – Да это ты в броне, Серёга, а не я… – ехидно прищурился хозяин.
       Сергеев поколебался ещё секунду, о чём-то сосредоточенно подумал и решительно взмахнул рукой:
       – А-а-а, ладно, наливайте!
       Пётр Иванович налил два стакана водки. Оба, не чокаясь, осушили их до дна, и стали молча и сосредоточенно нанизывать вилками колбасу и есть. Съев по нескольку колечек колбасы, оба минуту помолчали, видимо, размышляя каждый о своём.
       – Ну что, ещё по одной? – спросил после небольшой паузы Пётр Иванович.
       – А вам одной мало?..
       – Мало…
       – Да лишь бы толк был… – вздохнул Сергеев. – Говорю же, ведро выпью…
       Пётр Иванович повторно налил два стакана водки:
       – Ну и ладненько. Поехали!
       Выпили, снова не чокаясь, молча стали закусывать.
       – А вы заметили, мы не чокаемся, как будто покойника поминаем… – пьяная улыбка как-то непривычно неестественно искривила губы гостя.
       – А так и есть, Сёрежа, так и есть, покойника…
       Сергеев с интересом оживился:
       – А кто умер? – через мгновение вдруг замер в догадке, осторожно, с паузами, словно боясь спугнуть удачу, громко прошептал. – Понял! Вы имеете… в виду… сына?..
       – Его, проклятого, его… – в пустых и усталых глазах Петра Ивановича, казалось, не было никакой мысли, только одна, ничем не измеримая, глухая и недоступная для посторонней души печаль как будто ещё тлела в них слабым угасающим огоньком.
       – Так он, что же, умер? – оторопел опьяневший сыщик.
       – Ну как сказать…
       Неопределённый ответ хозяина явно не устроил Сергеева:
       – Вы говорите загадками, Пётр Иванович…
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Тело не умерло. Живое. Ещё какое живое!.. А вот душа…
       – Ну я всё понял! – с надеждой воскликнул довольный гость. – Вы знаете, где он! Мои догадки подтверждаются! Пётр Иванович, ради бога, скажите, где он! Я ведро выпью!.. водки… только скажите!..
       – Вот заладил – ведро, ведро… Если бы можно было что-то решить с помощью водки, я бы цистерну выпил…
       – Ну а что же вы тогда?.. – неуверенно покачиваясь во хмелю даже на стуле, разочарованно воздел руки к небу Сергеев. – То намекаете на что-то, то…
       – Да тяжко мне просто, Серёжа, ох как тяжко, если бы ты знал… – перебил Пётр Иванович. – Я ведь потерял его не сейчас, и не вчера… Много лет уж минуло… Тризну справляю о прошлом, Серёжа…
       Сергеев быстро пьянел, язык его уже слушался с трудом:
       – А вы выго… воро… выго… вори… тесь… Пётр Иванович… Полегчает, я знаю… А там, глядишь, и скажете мне… наконец, где ваш… сыночек непутёвый спрятался… А? Скажете?..
       Пётр Иванович с сожалением и сочувствием посмотрел на Сергеева:
       – Зря я тебя напоил. С двух стаканов повело… Хлипкий… А где мой сын, я не знаю.
       Сергеев встал, слегка покачиваясь, неожиданно более трезвым голосом спросил:
       – А зачем я тогда… пил?.. Вы же обещали, как только выпью, так сразу…
       – Ничего я не обещал. А мой сын действительно умер.
       Сергеев, неожиданно быстро ставший трезветь, так же быстро, как считанные минуты назад пьянел, настойчиво потребовал от хозяина разъяснений:
       – Ну вы же точно знаете, где он, если утверждаете, что он умер! Значит, назовите место, где его тело!.. – с просительно-доверительными нотками в голосе вдруг объяснил свою настойчивость. – Мне надо дело закрывать. Понимаете?..
       – Вот-вот, дело закрывать… – печально усмехнулся Пётр Иванович. – Для тебя он не человек, а дело, бумажка… А для меня он сын… Какой бы ни был, но сын… Ты это можешь наконец понять своими канцелярскими мозгами?.. И с чего ты, кстати, взял, что я хотел выдать его тебе?
       – Ну… мне показалось…
       – Когда кажется, креститься надо… Всё, Серёга, кина не будет! – решительно встал Пётр Иванович, давая слишком настойчивому гостю понять, что никакого «кина» действительно уже не будет. – Давай, дуй домой.
       Сергеев, немного покачиваясь, пошёл к двери:
       – И всё-таки я уверен, вы что-то явно хотели мне сказать, Пётр Иванович, явно…
       Пётр Иванович медленно пошёл вслед за ним к двери, спокойно, неспешно, с секундными размышлениями после каждой фразы, но довольно уверенно и решительно объяснился с гостем:
       – Хотел, не хотел… Откуда ты знаешь, что я хотел… Поплакаться в твою душу вдруг захотелось, если уж откровенно… А она у тебя бумажная, канцелярская… Одни протоколы и дела, которые, оказывается, надо как можно быстрее закрывать… И я понял, Серёга, что поплакаться мне некому. Понимаешь? – грустно, по слогам повторил. – Не-ко-му…
       Сергеев, оправдываясь, развёл руки:
       – Но я же…
       Пётр Иванович примирительно положил ему руку на плечо:
       – Нет-нет, к тебе претензий нет, Серёжа, ты следователь. Ты не для этого предназначен… А я остался один. Ты понимаешь? Совсем-совсем один… И поплакать даже не с кем…
       Сергеев подошёл к двери, сочувственно посмотрел на хозяина, которого за несколько последних минут, как он вдруг осознал, понял куда лучше и глубже, чем за предыдущие три недели не очень весёлого для обоих знакомства:
       – Простите, Пётр Иванович… Не думайте, что у меня совсем чёрствая душа… Вот если хирург расплачется над страшным видом распоротого им живота пациента, а? Чем закончится операция, как вы думаете?..
       – Да, я всё понимаю… Каждый несёт свой крест…
       – Вот именно, каждый – свой…
       Пётр Иванович открыл дверь, но перегородил своим телом выход из квартиры:
       – Серёжа, скажи откровенно, сколько ему дадут, если поймают?
       – Во-первых, Пётр Иванович, я не суд, – замялся сыщик, – и я не знаю, сколько он даст. А во-вторых, я могу предположить, что получит он много, очень много… Ведь убит сотрудник органов. Понимаете?.. И к этому ещё приплюсуют и побег. Ему ведь дали восемь лет?
       – Да восемь, восемь… – обречённо вздохнул Пётр Иванович.
       – Ну вот, восемь, из которых он и года не отсидел. И ещё, собственно, за сам факт побега причитается… Так что, Пётр Иванович, я вам очень сочувствую и понимаю вас, вы ведь отец…
       Пётр Иванович выпустил Сергеева из квартиры, закрыл за ним дверь, повернулся и медленно и устало побрёл в комнату, протяжно вздыхая на ходу и как заведённый повторяя последнее услышанное от Сергеева слово:
       – Да, отец… отец… отец… отец…

                13

       В квартире Игоря с утра была какая-то гнетущая тревожная тишина: и он, и Настя, перекинувшись после пробуждения лишь несколькими ничего особенно не значившими фразами, уже более часа молчали, не обращаясь друг к другу даже по поводу каких-либо самых мелких бытовых проблем. Игорь всё это время, одетый в сорочку и джинсы, закинув руки за затылок, лежал на диване и сосредоточенно о чём-то думал. Настя в возбуждении молча ходила по комнате, время от времени покачивая головой от каких-то, настойчиво преследующих её мыслей.
       Неожиданно Настя прервала общее долгое молчание:
       – Ну что, Игорёк, на отца, видать, надежды нет?..
       Игорь раздражённо сморщился:
       – Выходит, нет… На мораль давит, гад… Иди сдаваться, говорит… Вот и вся помощь…
       – Но надо же что-то предпринимать! – она стала двигаться по комнате быстрее и нескрываемо нервно. – И немедленно! Бездействовать нельзя! Время-то идёт! И идёт оно явно не в твою пользу!
       – Да уж, ещё как не в мою… – вздохнул Игорь. – Отпуск, который дал мне Тихий, кончается через полмесяца… Три месяца всего дал… А дальше – запрягайся, беглый зек, в бурлаки! Отрабатывай должок! Но я-то к его людям не заявлюсь, я знаю это точно… И вот тогда и начнётся… Ой что начнётся!..
       Настя с интересом посмотрела на Игоря:
       – Кстати, ты мне так и не рассказал, какое же всё-таки задание дал тебе Тихий. И на какой срок?
       – Хм… – усмехнулся Игорь – Я же говорил тебе, это не задание, это рабство, причём бессрочное...
       – Так уж и бессрочное?.. – в её голосе всё ещё звучал, правда, уже не очень уверенный, оптимизм. – Всему есть начало и конец, Игорёк…
       – Всему, Настя… всему… – грустным эхом отозвался он. – И рабству есть конец… Конечно, есть…
       – Так какой тогда конец? Ну?! Говори же! – надежда на лучшее опять, кажется, вдохнула в неё ставшую уже помаленьку угасать энергию. 
       – Смерть раба… – равнодушно ответил Игорь.
       – О господи! – в отчаянии вскрикнула она. – Ну неужели всё так безысходно?!
       Игорь сел на край дивана:
       – Абсолютно всё. И вообще, Настя, не задавай мне больше вопросов о моих отношениях с Тихим. Всё равно ничего не скажу. Давай лучше думать, как выпутаться из этого дерьма. Ведь мне нужно не просто куда-то исчезнуть, мне надо исчезнуть так, чтобы не нашёл сам Тихий! Ты это понимаешь? Скрыться от Тихого – это тебе не с полицией а прятки играть! У него связи не только по всей стране, за бугром найдёт!
       – Ну ты, наверное, всё-таки преувеличиваешь его силы, Игорь.
       – Ты там не была… Просто не знаешь, что такое попасть в должники к авторитету. У меня теперь два пути. И оба кончаются смертью. Либо здесь его люди пришьют, если найдут, либо в камере, если сдамся или поймают…
       – Но за что? За что убивать-то тебя? – удивилась Настя.
       Игорь тупо посмотрел на Настю как на человека, который, как он, видимо, подумал, не способен понимать элементарные вещи:
       – Да-а-а, тяжело разговаривать с человеком, знающим жизнь только по детективным сериалам… Но даже там, Настюха, показывают, как убирают свидетелей…
       – Это значит, ты такой важный свидетель?.. – Настя продолжала демонстрировать довольно слабое знание законов криминального мира.
       – Ну как тебе сказать… Я вошёл в его дела, понимаешь?.. Мне даны вполне определённые задания… Дан адрес посредника… Чего тут непонятного?
       – Ну теперь понимаю… – задумалась о чём-то она. – Свидетель их тёмных делишек…
       Игорь усмехнулся:
       – Хм, тёмных… Я сам уже давно не светлый… В общем, там цепочка целая, и проколов в ней быть не должно. А слабые звенья цепи убирают… безжалостно убирают…
       – А почему тебе дали целых три месяца?
       – Тихий сказал, три месяца мои люди будут проверять всю твою подноготную, а там уж не взыщи: или князь, или – в грязь… Пока я знаю только одного его человека, к которому должен заявиться. А потом… – немного подумав, он вдруг решительно махнул рукой. – Да не будет никакого потом! Не будет, я так решил!
       – Тогда, тем более, нам надо действовать быстро! – в настроении Насти тоже появилась прежняя решительность. – И не останавливаться ни перед чем!
       – Да знать бы, как действовать! Что делать-то! Ты знаешь?
       – Знаю! – она снова стала излучать оптимизм и уверенность в себе.
       – О-о-й, – застонал в сомнении Игорь, – опять типа бычков-поросят!.. Нет, Настя, видно, путь у меня остаётся только один…
       – Какой?..
       – Пустить всё-таки себе пулю в лоб. Из того же пистолета, из которого я угробил этого несчастного офицера…
       – Ну тогда уж лучше пустить её в лоб… – она остановилась, неуверенно посмотрела прямо в его глаза. – Ну… ты знаешь, в чей…
       Игорь резко встал, быстро подошёл вплотную к Насте, вцепился ей в плечи:
       – В чей?.. Ну-ну, говори, в чей? Да ещё и, оказывается, я знаю, в кого стрелять!.. Ишь ты, какая! Ну, давай, говори! В чей лоб я должен пустить пулю?!
       Настя вырвалась из цепких объятий Игоря, с опаской отошла немного в сторону:
       – А что ты так удивляешься моим словам? Как будто бы сам об этом варианте решения проблемы не думал!..
       Игорь стал медленно и угрожающе приближаться к Насте:
       – Ты что это имеешь в виду, а? Ты на что же это намекаешь?!..
       Настя тоже предусмотрительно двинулась в сторону от Игоря с той же скоростью, на ходу язвительно замечая:
       – Сам факт того, что ты так встревожился от моих слов, говорит о том, что ты думал именно об этом!.. Ну признайся, Игорь, признайся!..
       Игорь неожиданно остановился, развернулся в сторону стола, медленно подошёл к нему, устало и грузно опустился на стул, вяло ответил:
       – Да какой уже тут смысл разыгрывать дешёвый спектакль?.. Да, думал… Ну и что? Толк-то от этого какой?..
       – Ну как – какой?! – приободрилась она. – Быстрее продадим обе квартиры! И сразу – на запад!
       – Ага, на запад, где, как говорит отец, ждут, не дождутся зека Свирина… – раздражённо засмеялся он. – Своих им не хватает… Прав отец, к сожалению. Ничего мы там не добьёмся…
       – Дурак ты, Игорь! Квартиры в центре города! Обе двухкомнатные! А город наш миллионник! Цены на жильё чуть ниже, чем в Москве! Ты знаешь, сколько денег мы выручим?..
       – Ну, допустим, много. Ну и что?
       – Да деньги – это всё! – Настя уже снова буквально кипела уверенностью, которая ещё совсем недавно, кажется, уже начинала покидать её. – Это та самая власть над людьми, которую ты почему-то счёл миражом! За деньги всё можно купить! Даже совесть человеческую!..
       – Это ты точно приметила, – усмехнулся он, – в первую очередь – совесть… – посмотрел на неё с грустью. – Страшный ты человек, Настя… Страшный… Но я в цугцванге, куда ни ткнись, везде ещё страшней…
       – Значит, выбирать не приходится… – она была нескрываемо довольна развитием событий в последнюю минуту, замечая колебания Игоря. – А выбирают всегда меньшее из зол… Это зло, уверена, меньшее…
       – А продавать-то как будем? – после нескольких секунд раздумий спросил вдруг Игорь. – Я беглый зек, а ты всего лишь квартиросъемщица. Кто будет продавать квартиры, а?..
       – А ты уговоришь отца, чтобы он написал завещание на меня! – уверенно ответила Настя. – На обе квартиры.
       – На обе?.. – Игорь удивился так, будто в данной ситуации самое важное, что речь идёт об обеих квартирах отца.
       – На обе.
       – На каком основании?
       – Как твоей жене... – ответила без колебаний Настя и тут же не очень уверенно добавила, – гражданской… А как только напишет… – замялась на мгновение, – ну… сам понимаешь… у нас ведь другого выхода просто нет…
       – Да-да, нет… – Игорь, казалось, не говорил, а думал вслух. – Хотя один выход, как говорит отец, только у съеденной пищи… – несколько секунд помолчал, затем медленно и с паузами тихо проговорил, – однако… в этом, видимо, что-то… есть… Что-то есть… Да… – оживился, тоном, оправдывающим сказанное, добавил, – а что? Он явно толкает меня в объятия правосудия, как будто не понимает, что живым из этих объятий я не выберусь…
       – Конечно, Игорёк! Конечно! – с радостной надеждой воскликнула Настя. – Именно так! Он ведь тебя фактически убивает этим! Так что, получается, ты обороняешься…
       Игорь посмотрел на неё с сомнением:
       – А ты-то что так радуешься? Как будто в лотерею выиграла… Твой-то интерес тут в чём?..
       – Ну как в чём, – насторожилась она, – Игорёк, как в чём? Я же твоя жена! Куда ты – туда и я! Ниточка за иголочкой…
       – И будешь вместе со мной нелегально?.. по Европе?.. всю оставшуюся жизнь?.. – ещё более засомневался он. – Ох, Настя… Я ведь уже заметил, ты, мягко говоря, удобства любишь…
       – А кто ж их не любит? – игриво парировала она. – И кто сказал, что мы с тобой в Европе будем жить без удобств?.. Да мы там так развернёмся! У-у-х!
       – Ух, воскликнул петух, приятно вытаптывать курице пух!.. – язвительно среагировал на фонтанирующий оптимизм Насти Игорь.
       – Ну чего ты всё язвишь, Игорь? – недовольно откликнулась она. – Всё шутишь. А тебе ведь, кажется, не до смеха! Не так ли?..
       – А я смеюсь, когда уж совсем плохо… – улыбнулся он какой-то недоброй улыбкой. – В отца пошёл… – задумался на миг. – Завещание… Гм… Отец, во-первых, не согласится…
       – На что?
       – На завещание. Он не дурак, Настя. Сразу поймёт, что мы задумали… А во-вторых...
       – О-о-х, ну какой же ты мрачный тип! – с возмущением перебила она. – Во всём сомневаешься!
       Игорь посмотрел на неё с сожалением:
       – Просто совесть мучает, Настя… Или её остатки… – подумав мгновение, неуверенно и сбивчиво добавил, – да, скорее всего, остатки… Ибо обсуждать убийство отца при полной совести вряд ли возможно…
       – Да ладно, совесть, совесть! – вспыхнула она возмущением. – Ты уже у последней черты, практически погиб уже, а ему, видите ли, в коммуналку не хочется!..
       – Да дело-то не только в этом… – вздохнул Игорь.
       – Ну а в чём ещё? Что ты всё время сам себе выдумываешь какие-то проблемы!
       – Ну вот сама подумай, Настя, как мы там, на западе, развернёмся, чтобы прямо у-у-ух, как ты говоришь? Ну как? Легально нельзя, а нелегально там уже давно всё самое сладкое поделили местные упыри…
       – Ну с таким настроением, – вскипела она, не скрывая своего раздражения колебаниями Игоря, – действительно, остаётся только пустить себе пулю в лоб!
       – Ну зачем ты так уж прямо уж… Хотя… сказал же, я думаю над этим вариантом…
       Оба на некоторое время замолчали. Настя вновь, молча и сосредоточенно о чём-то думая, стала ходить по комнате. Игорь опять лёг на диван, закинув руки за голову.
       Вдруг Настя решительно выкрикнула:
       – Так, Игорь, хватит тут хандрить! Ты просил меня придумать что-то стоящее?
       – Ну просил… – равнодушно откликнулся он. – И что?..
       – А вот что! – Настя снова была полна вдохновенного оптимизма. – Я всё придумала! Вот прямо сейчас и придумала!
       – Прямо сейчас?.. – у Игоря уже постепенно закрывались глаза, хотя он ещё слабо сопротивлялся надвигающемуся сну.
       – Да, прямо сейчас! – радостно откликнулась она.
       Игорь вяло, сонно, с паузами, какие бывают в речи, когда человек начинает засыпать, еле-еле выговорил:
       – Шустрая… как… детский… понос…
       – Шути, шути, – уже буквально ликовала от какой-то пришедшей ей в голову идеи Настя, – а я придумала всё равно дельный ход!
       Игорь повернулся на бок, устало, засыпая, с трудом выдавил:
       – Ну давай, трепись… А я подремлю пока…
       – Нет, погоди дрыхнуть! – резко дёрнула она его за плечо. – Я, правда, дело придумала!
       – Ну говорю же, трепись… – в полусне Игорь уже едва соображал, что говорит, – про… бычков, про… – зевнул, засыпая, – поросят…
       Настя стала сильно тормошить его:
       – Да слушай же ты!
       Игорь почти проснулся от серьёзной встряски, полученной от Насти, вяло спросил:
       – Ну чего пристала? Я устал, спать хочу…
       Настя ещё решительнее затрясла Игоря за плечи:
       – Нет, ты меня выслушаешь!
       Он открыл глаза, приподнялся на локте, с удивлением посмотрел на неё:
       – Ну ладно, раз так борзеешь, может, и придумала что…
       – Ещё как придумала! – решительность Насти почти разбудила его. – Нам надо выбить из отца завещание? Надо, спрашиваю?
       – Ну… – всё ещё в лёгком полусне неуверенно промямлил он, – желательно…
       – Не желательно, а обязательно! – казалось, она уже готова была, пройти даже сквозь стены, если это понадобится для дела. – Это твой единственный шанс! Но для этого мы теперь поведём разговор с твоим отцом совсем по-другому!
       – Как это – по-другому? – в небольшом плену ещё владеющих им остатков сна, но уже с некоторым интересом спросил он.
       – А вот как, слушай!..

                14

       Пётр Иванович сегодня вновь появился в квартире Игоря. И сделал он это с утра пораньше, потому что чувствовал, что после его последнего общения с сыном и Настей, которое ему очень не понравилось и заставило серьёзно задуматься о перспективах их дальнейших взаимоотношений, сегодняшний разговор будет не просто длинным и сложным, но что он вполне может окончиться принятием кардинальных и резких решений с обеих сторон. Он чувствовал это и своим видавшим виды далеко не молодым уже разумом и, главное, – давно и изрядно уставшим от многих жизненных испытаний изношенным и больным сердцем.
       Пётр Иванович, Игорь и Настя, как всегда, расселись вокруг стола, стоявшего в центре смежной с квартирой Петра Ивановича комнаты Игоря.
       – Отец, ты знаешь, – заговорил непривычно вкрадчивым для него голосом Игорь, – мы решили с Настей не суетиться, не спешить никуда…
       – Не суетиться? – удивился Пётр Иванович. – Гм, странно… Только что с ума сходили оба: цейтнот! нет времени! действовать немедленно! И вдруг – никуда не спешить?..
       – Да, отец, никуда. – Игорь по-прежнему выглядел очень спокойным и необычайно вежливым. – А зачем нам торопиться? Меня везде ищут. И не только полиция… Чуть куда дёрнусь, сразу обнаружат – что в Сибири, что в Европе… Ты абсолютно прав. Не зря ты, уходя от нас последний раз, советовал нам подумать. Вот мы и подумали.
       – И надумали сидеть здесь?
       – Именно… – немного менее уверенно подтвердил Игорь.
       Пётр Иванович с сомнением покачал головой, хмыкнул:
       – Гм… странно… – с иронией посмотрел на сына. – И что же, так и будешь взаперти всю оставшуюся жизнь никуда не спешить, сынок?..
       – Ну не всю, конечно… – чуть смутился Игорь. – Но несколько лет – точно. А может, не так уж и мало лет. Кто знает, как всё сложится дальше?..
       – И что ж ты будешь немало лет делать в четырёх стенах-то?
       – А ты купишь мне беговую дорожку, чтоб я не захирел физически, и компьютер… Купишь?
       – Да это не проблема, сынок. Куплю, конечно. Деньги, слава богу, есть.
       – Есть?.. – с интересом оживилась Настя.
       Пётр Иванович посмотрел на Настю внимательно, хитро и едва заметно ухмыльнулся:
       – Да, есть…
       – А откуда, интересно… – было видно, как говорят в таких случаях, невооружённым глазом, что Насте это действительно интересно.
       – Интересно?..
       – Ну можете не говорить… – не очень убедительно продемонстрировала она лёгкую обиду. – Я ведь просто так, из спортивного интереса…
       – А-а-а, ну раз из спортивного… – усмехнулся он. – Сапожная мастерская у меня была когда-то.
       – Да-а-а?.. – удивилась она. – И доходная?..
       – Очень. От клиентов отбою не было.
       – Так-таки и не было?.. – наиграно-кокетливо переспросила она, опять довольно фальшиво пытаясь доказать, что интерес у неё к этому вопросу действительно не более чем спортивный.
       – Клянусь вчерашним ужином! – шутка Петра Ивановича никак не отобразилась в его внимательно-изучающих и грустных глазах.
       – Что ж вы там такого делали, что…
       – Да просто тогда были так называемые лихие девяностые, – перебил он, – когда гораздо дешевле было сшить обувь или отремонтировать, чем покупать новую. А я ещё, к тому же, свою будочку поставил рядом с рынком, где товар тоже дешевле, чем в магазинах… Народ, естественно, валом валил на дешёвый рынок, а на пути, – нате вам, здрастьте! – моя мастерская! И тоже дешёвая!.. Улавливаешь, какой я хитрый?..
       Настя с восторгом, очевидно окрашенной в цвета какой-то ещё не до конца понятной ему надежды, посмотрела на Петра Ивановича:
       – Да вы просто гений бизнеса!
       – Бери выше! – продолжил шутливую игру Пётр Иванович. – Сапожный Билл Гейтс…
       – И доходы были приличные?.. – неприкрыто затаила дыхание Настя.
       – Более чем… – хитро ухмыльнулся Пётр Иванович. – И это несмотря на низкие цены на мою работу! Даже, я бы сказал, благодаря им!.. Да… – замявшись на секунду, посмотрел пытливо на Настю и тоном простоватого человека, не понимающего последствий сказанного, добавил, – к тому же, я почти не тратил заработки, а покупал на них акции Газпрома…
       Настя с протяжным удивлением едва преодолела спёршееся дыхание в зобу:
       – У-у-у?..
       – У-у-гу… – с едва скрытой ироний скопировал он стиль мычания Насти. – А в дефолтную бурю не поддался панике, акции не продавал, наоборот, покупал… Теперь стригу купоны…
       – Так вы, оказывается, миллионер, Пётр Иванович? И много у вас миллионов в кубышке?..
       – Ну не то чтобы и много… – хитро сощурился он, – но и не то чтобы и мало…     Так себе, умеренно… – вдруг повернулся к Игорю. – Однако, компьютер-то тебе зачем, сынок? Тебя ведь вычислят, едва в сеть выйдешь…
       – Ух ты какой, отец, – искренне удивился Игорь, – и про сеть знаешь!
       – Так я же не пальцем деланный! – усмехнулся отец. – Интересуюсь техническим прогрессом… Так как же ты будешь компьютер-то использовать? Поймают ведь.
       – А компьютер Настя купит. Если ты деньги дашь, конечно. Зарегистрирует его на себя. А я буду в сеть выходить под её именем. Вот и вся хитрость.
       – Ну и что же хочешь выловить там, в сети? Какую рыбу?
       – Ну-у-у… – неуверенно стал оттягивать ответ Игорь.
       – Ясно… – разочарованно огорчился отец. – Можешь не утруждать лёгкие: воздуху не хватит на длинное у-у-у…
       – Ну что вы всё иронизируете, Пётр Иванович?! – решительно вмешалась в неблагоприятно складывающуюся для Игоря дискуссию о его будущем Настя. – Вы для него слишком большой авторитет, и он просто теряется перед вами!
       – Хм… Бублику череп раскроить, однако, не растерялся… – съязвил Пётр Иванович. – И офицера отправлял на тот свет, прямо скажем, недрогнувшей рукой… – хлопнул ладошками себя по бёдрам. – А передо мной теряется!.. Это, значит, я для него такой авторитет?..
       На сей раз Настя не уловила иронии Петра Ивановича или не захотела показать, что всё поняла:
       – Да! Вы для Игоря, Пётр Иванович, совершенно неоспоримый авторитет!
       Пётр Иванович саркастически хмыкнул:
       – Хм… А я-то думал, его авторитет теперь в зоне…
       – Отец, – тут же забыв о только что с трудом выдерживаемой им дипломатии тактичности, возмутился Игорь, – у меня складывается впечатление, что ты всё время ищешь скандала со мной. Всё время хочешь обострить наши отношения до возможного и невозможного предела! Ну если так, сдай тогда меня Сергееву, и всё, успокоишься, может, тогда наконец!
       Настя испуганно и примирительно вскрикнула:
       – Ну что ты, что ты, Игорёк! Что же ты делаешь! Ты же всё испортишь! Не слушайте его, Пётр Иванович! Это он от отчаяния! Он вас любит, Пётр Иванович! И вы его, конечно же, тоже любите! Вы же отец, Пётр Иванович!
       Пётр Иванович вдруг встал, охватив ладошками обе щёки, начал медленно ходить вокруг стола, за которым сидели Игорь и Настя и сопровождали его неспешное движение по кругу растерянными взглядами, задумчиво и грустно стал твердить:
       – Отец… отец… отец… ну да, я отец… конечно, отец…
       – Да, отец! – резко прервал его Игорь. – И не забывай, пожалуйста, об этом!
       Пётр Иванович не останавливал своё, непонятное двум парам с удивлением наблюдающих за ним глаз, медленное путешествие вокруг стола, машинально и, казалось, неосознанно повторяя только что услышанное от сына:
       – Не забывать... не забывать... не забывать…
       Игорь, растерянно вращая головой, уже испуганно следил за перемещениями отца:
       – Ну нет… Я не это имел в виду…
       Пётр Иванович, продолжая медленно идти по кругу, тихо отозвался и на эту реплику сына:
       – Не это… да-да, конечно, не это… – вдруг неожиданно оживился. – А что, сынок?.. Что ты имел в виду?..
       Игорь окончательно растерялся:
       – Ну… просто… что ты мой отец… не больше и не меньше… И не стоит так реагировать…
       – Не стоит, значит… Но напомнить мне, что я отец, всё же надо, да?..
       – Ну извини, отец. Я не хотел тебя обидеть.
       – Нет, ты не обидел. Но напомнил вовремя. К месту… Ну да, я отец… – Пётр Иванович взялся руками за голову так, как это делают, когда она сильно начинает болеть, почти застонал. – О, если б я мог хоть на миг об этом забыть… Хоть на одну секундочку… – постепенно стал повышать голос. – Да, конечно, я отец… Ну так что же, это стало теперь для тебя, сынок, индульгенцией от любых преступлений?!.. Теперь, прикрываясь моей отцовской любовью, ты можешь делать с людьми всё, что тебе вздумается?.. И отец, конечно же, всё поймёт, всё простит и спрячет тебя от закона и кары небесной?!.. Так, сынок?..
       – Ну прости меня, дурака, отец! Ну прости! – теперь было похоже, что Игорь впал в состояние, похожее на лёгкую панику. – Но я действительно в отчаянии! И поэтому всё время говорю какие-то глупости!
       – Да ты не говоришь глупости, сынок, ты их делаешь! – закричал в возмущении отец. – И каждая твоя очередная глупость всё бессовестнее, отвратительнее и страшнее предыдущей!
       Игорь вскочил, стал резко размахивать руками:
       – Тебя послушать, так я бандит уже просто! Так что же теперь, убить меня, что ли?! Ну не такой же я уже конченый человек! – внезапно смягчился. – Я думаю, всё-таки ещё всё можно исправить… – подумал мгновение и уже совсем примирительным тоном добавил. – Мы вот тут даже наметили с Настей, как нам дальше жить. И хотели, отец, рассказать тебе об этом сейчас.
       – Рассказать?
       – Ну да! Мы ведь жить будем теперь совсем по-другому, отец! Хорошо, по-человечески, честно!
       Пётр Иванович возвратился к столу, сел на стул, устало и грустно вздохнул:
       – Беглый зек – по-человечески и честно?.. Честно будет сдаться, сынок…
       – И всё-таки, давай я расскажу о наших планах… – не уступал Игорь.
       – Что можно планировать в твоём положении?
       – И тем не менее… Мы кое-что придумали…
       – Ну что ж, давайте, рассказывайте о будущей честной жизни убийцы…
       Игорь сел на стул, с надеждой на примирение попросил:
       – Отец, ну перестань ты уже – убийца, убийца… Надоело… Послушай лучше… Я вот, например, по нашему плану буду заниматься этими… – задумался, посмотрел с надеждой на помощь на Настю, – ну… как их…
       – Акциями! – быстро пришла ему на помощь Настя. – Это он ещё просто не знает ничего, а я знаю! Это называется биржевыми спекуляциями. Понимаете?
       – Так он же, сама говоришь, ни бельмеса в этом… – усмехнулся Пётр Иванович.
       – А я научу! – оптимистично возразила Настя. – Я всё знаю и умею! Он будет от моего имени… в Интернете… Нет, давайте лучше я всё расскажу, а то он только портит всё.
       – Ну давай, мели, Емеля…
       – Так вот, Пётр Иванович, он будет спекулировать акциями на бирже, а я…
       – Ну да, спекулировать – это для него… – язвительно перебил Пётр Иванович.
       – Да, но зато там можно так заработать! Так заработать! – Настя продолжала надеяться, что её аргументы заставят Петра Ивановича поверить в их общий с Игорем план.
       – Но вы же, кажется, решили начать честную жизнь? Так?
       – Конечно, отец! – оживился Игорь.
       – Значит, получается, ты будешь спекулировать… честно?.. – съязвил отец. – Так я понимаю?
       – Пётр Иванович, но это же бизнес! – в отчаянии воскликнула Настя. – Он так устроен!
       – Я такого ещё не слышал – честный спекулянт… – ехидно продолжил свою мысль Пётр Иванович, не обращая внимания на реплику Насти. – Устарел, наверно, я… Совсем отстал от жизни… – с иронией усмехнулся. – Однако кто это сказал, забыл, Ломоносов, что ли: сколько в одном месте убудет, столько же в другом месте прибудет… А вы не думаете, что прибудет у другого спекулянта?.. А у вас убудет?..
       – Ну зачем вы так, Пётр Иванович! – огорчилась Настя. – Убудет, прибудет! Честно спекулировать! Разве вы не понимаете, что спекуляция честной не бывает?.. Да ещё и на бирже! Там кто кого н-а-а… – замялась, подбирая слово, – …дул, тот и с деньгами!
       – Ну-ну… Пусть тогда н-а-а… – после секундной паузы язвительно повторил поиск нужного слова Пётр Иванович – …дуют не вас…
       – Конечно, не нас! – с решительным энтузиазмом воспряла духом Настя. – Наоборот, мы всем покажем!..
       – С чего бы это?.. – сощурился Пётр Иванович.
       – Ну как – с чего? – слегка оторопела от неожиданности Настя. – Мы сумеем!..
       – Тебе, Настя, тридцать пять, – стал вслух рассуждать Пётр Иванович, – ему, – показал на Игоря, – на десять лет больше…
       – Ну так и что? Это для бизнеса старость, что ли? – Настя упорно пыталась убедить Петра Ивановича, что они с Игорем будут успешными биржевыми спекулянтами.
       – Да нет, вроде… Просто поговорочку вспомнил: в двадцать лет ума нет – и не будет, в тридцать лет дома нет – и не будет…
       – А у нас будет! – уверенно возразила она. – У нас всё будет, Пётр Иванович! Думаю, мы станем богатыми и успешными!
       Пётр Иванович усмехнулся:
       – Ещё  одну поговорочку вспомнил: дурак думками богатеет…
       – Ну Пётр Иванович, ну нельзя же так! – в отчаянии выкрикнула Настя. – У нас с Игорем трагедия, а вы всё время шутите!
       – У нас… Как о семье говоришь…
       – А мы и есть семья! – попыталась изобразить искреннее удивление Настя. – Мы вот скоро родим вам, Пётр Иванович, долгожданного внука! Да! Представляете, какая это будет радость для вас?!
       – А-а-а, – лукаво протянул Пётр Иванович, – и это тоже пункт вашего стратегического плана честной жизни в подполье?..
       – А что, плохой план? – упорно стояла на своём она. – Будет внук, о котором вы так долго мечтали! Вы сможете его целовать, баловать, одаривать игрушками! Вы будете уже не только отец, но и дедушка! Разве не к этому вы так долго стремились, Пётр Иванович?!..
       – Да внук-то это хорошо, конечно, но…
       – Ну что ты всё подвергаешь сомнениям, отец! – встревожено перебил Игорь. – У тебя будет внук! И это главное! Всё будет хорошо! Правда… – с паузами нерешительности стал запинаться, – тут… такое… дело…
       – Какое дело?..
       – Ну… такое… – совсем растерялся Игорь.
       Пётр Иванович посмотрел на Игоря, как учитель смотрит на не выучившего урок ученика:
       – Ты прямо как девушка, которая хочет, чтоб её хорошо прижали, а сказать стесняется…
       – Давайте, лучше я скажу! – решительно вмешалась Настя. – Я не застесняюсь!
– Да уж, в связях со скромностью ты не замечена… – саркастически отреагировал Пётр Иванович.
       – Да, Пётр Иванович, тут я скромничать не буду! Потому что ребёнок – это этап…
       – Ну да, жизненный… – иронически добавил Пётр Иванович.
       – Да, жизненный, Пётр Иванович! Жизненный! – уверенность вулканом извергалась из Насти. – И ничего смешного в этом я не вижу!
       – Да кто ж смеётся-то. Просто мне известна твоя теория решительного перехода из одного жизненного этапа в другой… И мне интересно, каким будет тот, следующий этап, после ребёнка… И как ты будешь в него переходить…
       – Смейтесь, смейтесь, – недовольно продолжила она настаивать на том, что Пётр Иванович всё-таки над ней смеётся, – а я всё равно скажу, что на этом ответственном, – да-да, жизненном! – этапе надо создать все необходимые условия для нормального развития и роста ребёнка! И не только когда он едва родится, но и в будущем, пока он не достигнет совершеннолетия. Понимаете?
       – Понимаю, понимаю… – Пётр Иванович сделал вид, что считает что-то в уме. – Так, это что же получается… Семьдесят пять… плюс… девятнадцать…
       – Плюс восемнадцать… – перебила Настя.
       – Гм, сообразила, что считаю… А почти год в животе?..
       – Отец, – нетерпеливо встрял в разговор Игорь, – да мы уже вовсю строгаем! Пыль столбом!..
       – Ну, допустим, настрогаете. Но семьдесят пять плюс девятнадцать это будет… девяносто четыре… Хм… ой, боюсь, не дотяну…
       – Вот-вот! – обрадовано выкрикнула Настя. – Именно так, Пётр Иванович! Можете не дотянуть!
       Пётр Иванович внимательно посмотрел на Настю, стараясь изобразить искреннюю озабоченность обсуждаемой проблемой, медленно и с паузами стал размышлять вслух:
       – Ну да, скорее всего… Да и наверняка… Да, пожалуй… не дотяну…
       – Вот поэтому, отец, – тут же, слегка запинаясь от волнения, среагировал Игорь на долгожданный поворот разговора ближе к искомой цели, – тебе… нужно бы, ну… на всякий случай… написать…
       Пётр Иванович сделал вид, что не понимает, о чём речь:
       – Что написать?
       – В общем, – Игорь заметно нервничал, – завещание…
       – На тебя, что ли? Те же беглый зек… мокрушник…
       – Ну зачем же, на меня? Ясно, что этот номер не пройдёт!
       – А какой пройдёт?.. На кого писать-то?..
       Игорь показал на Настю:
       – На неё…
       – На каком основании? – усмехнулся Пётр Иванович.
       – На том, что она моя жена! – в голосе Игоря прозвучала обида, смешанная с удивлением тем, что отец не понимает очевидного.
       – Хм, жена… – Пётр Иванович с сомнением посмотрел на Настю. – А, ну да, – спохватился он, словно вспомнил что-то важное, – мне ж только что доложили тут, что у вас уже вроде как семья… Ну допустим, жена. Гражданский брак, да?
       – Ну да, ну да, гражданский! – с облегчением подтвердил предположение отца Игорь. – Мы же не можем… официально…
       Пётр Иванович снова посмотрел, на сей раз долгим изучающим взглядом, на Настю:
       – Но она хоть беременная уже?
       – Ну-у-у… – неуверенно растянула ответ Настя, как показалось Петру Ивановичу, надеясь выиграть время для ответа более убедительного.
       – Ясно… Ну-у-у как признак отсутствия признаков…
       – Но я обязательно… забеременею!.. – испугалась до заикания Настя. – В ближайшее время!
       – Ну вот как забеременеешь, – решительно хлопнул ладошкой по столу Пётр Иванович, – так и доложишь… – ехидно усмехнулся. – И справочку предъявишь…
       – Какую справочку?.. – растерялась она.
       – О беременности… – с невозмутимым спокойствием ответил Пётр Иванович.
       Настя раздражённо вскинула руки вверх:
       – Это, что же, вы будете свою сноху теперь всегда проверять по справкам, да?.. Чуть что – предъяви справочку! Может, мне и в туалет теперь ходить по справкам?!
       – Нет, в туалет можешь так… Шенгенская зона… А вот о беременности, будь добра – справочку… – Пётр Иванович по-прежнему был совершенно спокоен, только в грустных его глазах едва заметно светился огонёк разочарования и какой-то, мало понятной пока ещё ему, тоски.
       – Нет, он издевается! – вдруг грубо отбросила Настя с таким трудом дававшуюся ей в течение всего разговора с Петром Ивановичем дипломатическую сдержанность. – Игорь, он над нами просто издевается! Ну скажи же ему хоть что-нибудь!
       – Отец, ну правда, зачем же так уж прямо… – огорчённо и растерянно отозвался Игорь. – Ну забеременеет она обязательно! Какие в этом могут быть сомнения? Или нам предъявить тебе ещё и справку о том, как мы с ней в постели кувыркаемся?..
       – Нет, о постели не надо… Ясно, что кувыркаетесь… Но мне неясно вот что…
       – Ну что, что вам ещё не ясно! – в раздражённом отчаянии перебила она. – Может, мне ещё и матку свою перед вами вывернуть, чтобы вы убедились, что она у меня есть?! Тогда, может, напишете, наконец, это чёртово завещание?!
       – Матку не надо… – Пётр Иванович протянул руку в сторону Игоря. – Ему показывай… Но мне неясно, во-первых, почему ты, Настя, так нервничаешь… Я ведь пока помирать не собираюсь… Здоровье у меня просто отменное. За семьдесят пять лет ни разу к врачам не обращался. И чувствую себя так, словно мне тридцать… Да и зарабатывать на бирже вы собираетесь в ближайшее время, как я понял, ну просто сумасшедшие деньги. Не так ли?.. Но тебе, Настя, почему-то так нужна срочность в решении проблемы с завещанием... А во-вторых…
       – Ну что, что – во-вторых?! Что?! – грубо и истерично перебила она. – Задолбал уже! Во-первых, во-вторых! Пердун старый! На свалку уже давно пора, а он торгуется ещё вокруг завещания для собственного внука!..
       – Я бы не стал уже давно с тобой общаться, Настя, – спокойно и неспешно ответил Пётр Иванович, – потому как секретов в твоей нечистой душе для меня нет… Но есть пока секрет твоих намерений… И поэтому я спрашиваю тебя, Настя, почему ты до тридцати пяти лет так и не обзавелась ребёнком… Что помешало этому? Только не говори, что отсутствие мужа. Для всякой разумной женщины ребёнок – главное в жизни. Не муж, не любовник, нет. Ребёнок, вот без чего женщина не может считать себя женщиной! Поэтому мой тебе конкретный вопрос – почему до сих пор не завела ребёнка?..
       – А какое ваше дело?! Что вы лезете в мою душу, чистая она или не чистая! Это мне решать, насколько и чем она загажена! Не вам, а мне, и только мне!
       – Ошибаешься, Настя. Речь идёт о моём возможном внуке. И поэтому я прямая заинтересованная сторона в данной проблеме. И я хочу разрешить прямо здесь и сейчас одно своё сомнение…
       – Ну какое ещё сомнение?! Какое! – Настя уже буквально тряслась в грубой истерике.
       Пётр Иванович, продолжая демонстрировать поистине олимпийское спокойствие, спокойно игнорировал её бешеную ярость:
       – Сомнение в твоей детородной способности… Даже в способности зачатия, я бы так сказал…
       – Ну знаете! Это уже предел хамства! Я больше этого терпеть не намерена!
       – Отец, – вмешался в разрастающийся уже до критических пределов конфликт Игорь, – ну в самом деле, ты уже совсем залез ну в такие дебри, в такие дебри, что…
       – А скажи-ка мне, сынок, – спокойно прервал Пётр Иванович неуверенные попытки Игоря спасти то, что спасти, и это уже было явной очевидностью, кажется, для всех, было практически невозможно, – ты в своих ну… кувырканиях с ней предохраняешься?
       – Нет, конечно!
       – А сколько времени уже вы… это самое… кувыркаетесь?..
       – Уже больше двух месяцев. А что?
       – А менструация у неё идёт?.. – хитро сощурился отец.
       – Ну я понял, отец! Ты хочешь сказать, что она обманывает тебя, что способна к зачатию, да? Но бывает же, годами ничего не получается, а потом вдруг – бац, и ребёнок готов!
       Пётр Иванович задумчиво несколько раз повторил за сыном:
       – Бац… бац… бац… Да-а-а… – внимательно посмотрел на него. – Я ведь затеял весь этот бесполезный и бессмысленный для меня разговор только для того, чтобы ты, сынок, понял, во что ты опять вляпался, и на поводу каких новых идей этой авантюристки ты оказался…
       Настя стала раздражённо и стремительно ходить по комнате, грубо перебила Петра Ивановича:
       – Сам ты авантюрист! Старикашка вонючий! Разгавкался тут!
       Пётр Иванович не обратил никакого внимания на выкрики Насти, как будто её тут просто нет, спокойно продолжая разговор с Игорем:
       – Ты ведь и так, сынок, уже ну просто в безвыходном положении. Куда уж больше-то?.. Пора бы уже остановиться в поисках выхода оттуда, откуда выхода попросту нет…
       – Отец, ну почему ты считаешь, что у меня с Настей ничего не получится? – Игорь не терял надежды уладить конфликт. – Ведь внук же…
       – Да не будет никакого внука! – резко перебил отец. – Неужели ты настолько глуп, что не способен понять того, что очевидно должно быть уже и младенцу!
       – Не слушай его, Игорь, не слушай! – продолжая в бешенстве метаться по комнате, Настя, кажется, уже совсем не владела собой. – Это скаредный престарелый жмот! Сел своими диетическими яйцами на свои миллионы, и никому – ни копейки, даже собственному внуку!
       Пётр Иванович, снова не обратив внимания на выкрики и метания Насти, спокойно спросил сына:
       – А ты знаешь, что она, – показал на Настю, – буквально накануне твоего побега, ко мне сваталась?..
       – Брешет, брешет, Игорь! – яростно закричала она. – Как собака брешет! Не верь!
       – Как это – сваталась? – удивился он.
       – Ну как? Обыкновенно. В любви горячей ко мне страстно сознавалась… Говорила, что в свои тридцать пять не тронутая никем ещё девушка… невинная...
       – Неви-и-нная?! – смеясь, переспросил Игорь. – Ха-а! Да ты бы видел, какие она винты в постели исполняет! Меня в этом деле трудно чему-нибудь научить, а она научила! И ещё как научила! Мастер высшей квалификации! А ты – невинная!..
       Пётр Иванович с иронией посмотрел на сына:
       – И этот ас секса до тридцати пяти лет не смог забеременеть?.. Как ты думаешь, в это можно поверить?..
       – Ну-у-у… – неуверенно оглянулся на Настю Игорь, – не знаю…
       – Ох, сынок-сынок… – вздохнул отец, – я давно уж понял, цель её – не ты и, тем более, не возня с разрешением твоих криминальных проблем. Цель её одна – мои квартиры… Мои деньги… А когда всем завладела бы, ну, если бы я был такой дурак и написал бы завещание, то я тут же скоропостижно скончался бы, как говорят в таких случаях, при странных обстоятельствах… И, судя по всему, с твоего ведома… – с укором посмотрев на сына, ещё раз протяжно вздохнул. – Но и ты, сынок, тоже, можешь не сомневаться, с её лёгкой руки тут же выпал бы в осадок... И это был бы для неё всего-навсего очередной жизненный этап… Успешный этап… А мы с тобой – отработанный материал, пустая руда, которую обычно выбрасывают в отвал…
       Настя осторожно подошла к Игорю и, внезапно выхватив сзади, из-за пояса его брюк, пистолет, отскочила от него на несколько метров, передёрнула затвор и направила пистолет на него и на Петра Ивановича, грубо и решительно закричала:
       – Стоять, суки! Обоих порешу! Рука не дрогнет, можете быть уверены!
       Пётр Иванович спокойно усмехнулся:
       – Ну вот видишь, сынок? Что я говорил? А ты – жена, внук, честная жизнь… На лжи честную жизнь не построишь, это всё равно что дом на песке, всё рухнет…
       – Заткнись, философ! – ствол пистолета устремил свой холодный металлический зрачок прямо в голову Петра Ивановича. – Бери лучше авторучку, вот тебе бланки, – она вынула из бюстгальтера две бумажки и положила их на стол, – и пиши доверенности!
       – Какие доверенности? – Пётр Иванович спокойно и даже с некоторым интересом разглядывал маленькую холодную дырочку, из которой, похоже, в любую секунду мог вылететь такой же маленький кусочек свинца и попасть прямиком в его далеко уже немолодой лоб.
       – Мне! На продажу обеих твоих квартир и на распоряжение акциями!
       – Гм, даже бланки заранее заготовила… – хмыкнул Пётр Иванович. – Так что, вот так, сынок, все, что я говорил тут о ней, выходит, подтверждается…
       – Мне наплевать, что у тебя там подтверждается! – грубо прервала его Настя. – Быстро взял авторучку! – положила на стол ещё один клочок бумаги. – Здесь данные моего паспорта. Как писать доверенности, ты знаешь. Бланки стандартные.
       Пётр Иванович подошёл под прицелом пистолета к шкафу, достал оттуда авторучку, вернулся к столу, сел на стул и начал писать, спокойно покачав в удивлении головой:
       – Надо же, и бланками запаслась заранее… – посмотрел с сомнением на Настю. – Но ничего у тебя не получится. Нужно ведь ещё к нотариусу…
       – Не болтать! – взревела Настя. – Нотариус не твоя забота! С ним я разберусь ещё быстрее, чем с тобой и твоим параноиком сыном!
       Игорь начал медленно двигаться в сторону Насти:
       – Это кто параноик!
       – Стоять! – прицелилась она теперь в голову Игоря. – Иначе будешь лежать!
       – Вот так-так! – предусмотрительно остановился он, в удивлении разведя руками. – А как же заверения в вечной любви! Бычки-поросята! Европа!
       – Дурак ты, Игорь! – ехидно усмехнулась она. – Полный дурак! Какая любовь! Да ещё и вечная! – весело рассмеялась. – Ха-ха-ха! Зачем мне нужен беглый зек, к тому же, убийца! – серьёзно посмотрела на Петра Ивановича. – А вот отец у тебя не глуп, не глуп… Раскусил, гад, все мои планы… Я давно заподозрила в его хитром взгляде подвох… Но думала поначалу, просто сомневается в моей искренности… Ан нет, разоблачил, сволочь… – повернулась к Петру Ивановичу. – Ну что, написал наконец?
       – Заканчиваю… – Пётр Иванович водил авторучкой по бумаге ещё несколько секунд. – Вот, всё, написал…
       – А теперь отошёл от стола! Ну, быстро! – грубый со стальным отливом голос Насти не оставлял никаких сомнений в её решимости довести задуманное до логического конца.
       Пётр Иванович, кряхтя, поднялся:
       – Я старый, как ты сама говоришь, пердун, быстро не могу…
       – Я могу ускорить! С дыркой в башке сейчас отлетишь!
       Он с трудом вышел из-за стола, медленно побрёл в сторону Игоря, продолжая кряхтеть:
       – Ох, старость не радость…
       Настя взяла со стола доверенности, прочитала их поочерёдно, сложила и сунула оба листка за бюстгальтер:
       – Так, всё в порядке… – хладнокровно направила пистолет в сторону Петра Ивановича и Игоря, ехидно усмехнулась. – Ну а теперь будем прощаться, ребята… Пора вам на вечный покой… Мне было с вами приятно и весело. Хотя… концовку нашей последней вечеринки несколько испортил мой несостоявшийся жених, Пётр Иванович… Кстати, Пётр Иванович, напоследок похвалю вас за проницательность.
       – Да-а-а? – иронически растянул удивление Пётр Иванович. – Люблю когда меня хвалят! Особенно за проницательность…
       – Да, именно за неё, Пётр Иванович, за неё, проклятую, откуда она только у вас взялась… Вам бы, Пётр Иванович, не философствовать, а преступления раскрывать! Ну просто Шерлок Холмс!
       – Да-а-а, Серёга может отдыхать…
       – Какой Серёга?.. – насторожилась Настя.
       – Не важно, – хладнокровно отозвался Пётр Иванович, – ты не отвлекайся, давай, хвали. Обещала же… Меня ещё никогда не хвалили перед смертью…
       – А что, и похвалю. Заслужили… Да, вы были правы, Пётр Иванович, я действительно не способна забеременеть… В давней уже молодости была брошена беременной красивым обаятельным мальчиком, обещавшим жениться. Пришлось делать аборт… А потом узнала, что из-за этого стала бесплодной… Вот такая история… А ещё хочу вам, Пётр Иванович, перед смертью, в качестве мелкой мести за то что вы так ловко меня разоблачили, слегка испортить настроение…
       – Да-а-а, – ехидно взмахнул рукой Пётр Иванович, – перед смертью настроение можно испортить только слегка…
       – Ну это мы сейчас посмотрим, насколько сильно вы расстроитесь, Пётр Иванович, когда я вам сообщу, что накануне мы с Игорем буквально в деталях обсуждали способы вашего убийства после того, как вы напишете завещание… Ну как, огорчение лёгкое? Или не очень?..
       – Хм… – усмехнулся только полными грусти глазами Пётр Иванович, – тоже мне, новость… И это я понял давно… – серьёзно посмотрел на неё. – Но сейчас меня занимает другое… У меня такое впечатление, Настя, что не мы с Игорем нынче покинем этот мир, а ты…
       – Это почему же? – она огляделась в тревоге по сторонам и, не обнаружив никакой опасности для себя, успокоилась. – Ну нет, вряд ли вам кто поможет! А я в другой мир пока не собираюсь…
       – Да никто туда не собирается… Но ты хочешь выговориться… Как перед смертью… Дурной признак…
       Настя тут же стала целиться в сторону Петра Ивановича и Игоря:
       – Так, ну всё, хлопцы, некогда мне тут с вами рассусоливать. Доверенности на две квартиры и на акции у меня, теперь можно и к праотцам вас отправить…
       Пётр Иванович быстро шепнул Игорю:
       – Когда я сяду на пол, кидайся на неё…
       – Что вы там шепчетесь?.. А-а-а, – у неё мелькнула какая-то догадка, – у вас, видимо, ещё и наличность имеется, Пётр Иванович! Не о ней ли беспокоитесь?.. А ну-ка, выкладывайте денежки! Ну, быстро!
       Пётр Иванович вдруг взялся за сердце, болезненно застонал:
       – Да какая наличность… Какие денежки… Плохо мне… Сыну вот сказал, что сердце… – стал медленно оседать на пол, протяжно простонал, – о-о-о-х…
       Игорь, пользуясь секундным замешательством Насти, слегка приблизился к ней:
       – Неужели в умирающего старика стрелять будешь?
       – Буду! – решительно вскинула она опущенный уже было от неожиданного поведения Петра Ивановича пистолет. – Всё, прощайте, мужики, завозилась я что-то с вами тут…
       Игорь внезапно сделал нырок снизу к ногам Насти, сбил её с ног, подхватил выпавший из её рук пистолет и тут же мгновенно, без секундной задержки выстрелил в неё. Настя упала как подкошенная и сразу же затихла на полу.
       Пётр Иванович спокойно встал с пола, подошёл к Насте:
       – Неужели убил?..
       Игорь тоже встал, отряхнулся, уверенно и равнодушно ответил:
       – Можешь не сомневаться… Многолетняя тренировка брака не допускает…
       Пётр Иванович наклонился над Настей, пощупал её пульс на запястье, затем – на шее, с огорчённым выражением лица выпрямился:
       – Сынок, ну как же так! Опять труп!.. Достаточно же было только сбить её с ног, и всё! Зачем было убивать?! Ну что же ты делаешь?.. Как же так можно?..
       Игорь сел на стул у стола, откинулся на его высокую спинку, вытянул ноги и, закрыв глаза, равнодушно расслабился:
       – Во-первых, повторяю, это результат многолетних тренировок… Я просто не могу промазать… А во-вторых, ты что же, предпочёл бы, чтобы вместо неё на полу сейчас валялись бы мы?..
       Пётр Иванович тоже сел на соседний стул, положил локти на стол, охватил ладонями голову и начал устало качать вместе с руками головой:
       – Боже мой… Боже мой… Ты как профессиональный убийца уже…
       Игорь, продолжая полулежать на спинке стула с откинутой назад головой и вытянутыми ногами, равнодушно усмехнулся:
       – Почему – как?.. Я и есть профессиональный убийца… Меня этому учили… Много лет…
       Пётр Иванович распрямился, повернулся в сторону сына:
       – Убивать невинных людей?..
       Игорь, оставшись всё в той же расслабленной позе, иронично хмыкнул:
       – Хм, это Настя-то невинная?..
       – Думаю, да.
       Игорь резко выпрямился, грубо выкрикнул:
       – Да она же ухлопать нас с тобой хотела! К праотцам отправить! Ничего себе, невинная овечка! Я офицера убил в борьбе за выживание! А она?!..
       – Она тоже…
       – Что – тоже?
       – Боролась за выживание.
       Игорь встал, начал быстро ходить вокруг стола и сидящего за столом Петра Ивановича:
       – Вот это да-а-а! Отец, ты же только что мне все нервы вынул своими претензиями ко мне: я и такой, я и сякой, я и жестокий, я и предатель, я и убийца! А она? А она, оказывается, жертва общества, с которым, как я тебя понял, она боролась за выживание?!.. Так, что ли?! А я, что же, не жертва?..
       – Хм, странно, ты правильно всё говоришь… Именно так, сынок, именно так! Она слабая женщина, а слабая женщина, ты знаешь, страшнее термоядерной войны. Ведь так?
       – Ну, допустим, так.
       – Так и только так! Вот она и боролась с обществом именно как слабая женщина, и именно за выживание, но ты-то, с ним же – за личный комфорт!.. Понимаешь? Причём любой ценой, даже если тебе, молодому ещё сорока пяти летнему человеку только для того, чтобы не выйти из зоны всего-то в пятьдесят три года, надо убить отца двоих детей!.. Ты это можешь понять или нет?! Ты же зверем стал, сынок! Лютым и жестоким зверем!..
       – Нет, я тебя не понимаю, отец! Не понимаю! – Игорь продолжал в раздражении накручивать неровную спираль вокруг стола. – В чём моя жестокость? Я действую сообразно обстановке! Мне угрожают – я защищаюсь! И всего-то!
       – Сообразно, говоришь? Ты же мог просто скрутить Бублика. Сделать из него настоящий бублик! Но нет, ты бьёшь со всей силой и профессиональным мастерством, каковому тебя обучили в спецназе!.. Но тебя же учили убивать врагов твоей родины, а не её, пусть иногда и не лучших, граждан! Понимаешь? Врагов! Причём пришедших к нам с оружием в руках!
       – Ну хорошо, а Настя? – остановился в недоумении Игорь. – Она же целилась в нас с тобой! И не из рогатки, между прочим!
       – Да ты бы только чихнул – она тут же и уписалась бы! Она и стрелять-то, наверняка, не умела… Ох, сынок-сынок… Совсем жестоким ты стал… совсем жестоким… неисправимо жестоким…
       Игорь сел на стул, опять откинулся на спинку, устало опустил голову на грудь, вяло переспросил:
       – Ты думаешь, неисправимо?..
       – Думаю… – тяжко вздохнул отец.
       – Значит, меня, по-твоему, теперь уже ничто не исправит?..
       – Думаю, ничто…
       – Даже тюрьма?..
       – Даже тюрьма, сынок… Сдаваться уже, кажется, бессмысленно…
       – Вот так даже, да?.. – несмотря на заметно обозначившееся удивление, Игорь по-прежнему внешне казался совершенно равнодушным к предмету разговора.
       – Да, так, сынок, именно так… К сожалению, так…
       Игорь вдруг резко встал, вновь, но теперь уже медленно, пошёл всё по тому же кругу:
       – А ты знаешь, отец, ты, кажется, опять прав! Ты всегда прав, отец!.. Это ну просто удивительно! У меня отец, который всегда прав!.. Остаётся только ещё немного удивиться, почему у такого правильного отца получился такой непутевый сын… И почему мой правильный отец не был столь же беспощаден ко мне, когда я сбил мальчика и трусливо сбежал!.. Ведь сколько бы мне дали тогда? А? Да практически нисколько! Мальчик-то быстро поправился! Ну прав лишили бы! Ну оштрафовали бы! Ну даже если бы и срок влепили, то, наверняка, условный!.. Короче, хоть как-то, хоть немного, но дали бы мне ещё тогда хорошо прокакаться! И я, глядишь, получил бы от жизни урок, по тем временам очень неприятный, но отсюда глядючи – ну совсем безобидный… Но мой любящий отец только пожурил меня и, надавив на мораль, не очень-то настойчиво посоветовал идти в больницу, к мальчику, но никак не в прокуратуру… И я быстро сообразил, у меня, оказывается, есть выбор: идти или не идти с покаянием к власти… Я, естественно, смалодушничал, и не пошёл… Затем я предаю своего боевого товарища, а мой замечательный отец пишет об этом не в мою часть, а пишет в генпрокуратуру с просьбой помочь моему сослуживцу. А ведь в части бы мне, знаешь, как прищемили бы причиндалы, а? О-о-о!.. Если бы не выгнали с позором в отставку, то их головомойку я помнил бы всю свою оставшуюся жизнь!.. И вот я крошу череп Бублику… Он почти при смерти… А что же мой правильный отец?.. А он на мои сомнения, угрызения совести и решение идти сдаваться отвечает: «Ну зачем же сдаваться, сынок? Зачем? Чтобы я много лет не видел тебя?»… И я задумался, серьёзно задумался: мой отец готов скрыть любое моё преступление! – резко, по слогам повторил. – Лю-ю-бо-о-е!.. И ты думаешь, я не обмозговывал это обстоятельство как решающее, когда размышлял – бежать или не бежать из зоны?!.. Ночами не спал, только об этом и думал! Отец ведь спрячет! Отец поможет! Я ни за что не бежал бы, отец, если бы хоть на йоту сомневался, что ты меня укроешь от погони! Ни за что!.. И отец двоих малолетних детишек был бы жив… А ведь я никогда не хотел никому зла, отец. Никогда! Ты это знаешь… И совесть грызла меня не раз за мои ошибки. Но как-то так всё время получалось, что никто более за эти самые ошибки, порою довольно серьёзные, кроме моей собственной совести, меня не грыз… И я, как снежный ком, катился вниз своей души сначала потихоньку, незаметно, а когда заметил лавину, остановить её уже было невозможно, и каждый мой ход в этом направлении был цугцвангом, то есть вёл только к худшему… А ты, отец, по-настоящему предъявил мне претензии, все сразу, скопом, как говорится, всё в одном, только тогда, когда я убил человека…  И даже не заметил, ты-то тоже, как и я, был в тисках цугцванга, только я ошибок, а ты – отцовской любви, когда каждый раз заботливо подстилал мягкий коврик под в очередной раз упавшую в пропасть бессовестности мою душу… Вот так, мой дорогой любящий заботливый отец… Так что не надо читать мне теперь мораль. Поздно уже… Теперь, как ты только что справедливо заметил, меня не исправит даже тюрьма, и сдаваться уже бессмысленно…
       Игорь остановился. Постоял несколько секунд неподвижно, о чем-то, опустив голову в пол, сосредоточенно подумал, медленно достал из-за пояса пистолет.
       – Убьёшь меня, сынок?.. – спокойно спросил Пётр Иванович. – Ну что ж, наверное, это будет правильно…
       Игорь посмотрел на Петра Ивановича грустными глазами, вздохнул, медленно и с паузами проговорил:
       – Ох отец-отец… Ничего-то ты не понял… Ничего… Ну да ладно… Что ж теперь… Ты прости меня, отец… За всё прости… Я любил тебя… И ты любил меня, я знаю… Но любовь твоя, отец, была странная… Может, теперь я и расплачиваюсь за эту странную отцовскую любовь?.. Не знаю… Не знаю… Но ты ни в чём не виноват, отец. Не кори себя. Наверное, все отцы так любят, нерасчётливо и безрассудно… А затем оплакивают жестокие ошибки своих детей, не понимая, как они могли их совершить… Прости меня, отец… И прощай… Помни обо мне…
       Он решительно и быстро приставил пистолет к своему виску, выстрелил и упал рядом с телом Насти.
       Пётр Иванович тут же вскочил, подбежал к лежащему на полу телу сына, закричал, плача навзрыд:
       – Сынок! Сынок! Сыночек мой!.. – сел на колени перед Игорем, положил его голову на свои колени, стал гладить его волосы, прижимать его голову к груди и, рыдая, качаться вместе с головой Игоря. – Сыночек!.. Ну что же ты всё время спешишь, сынок?!.. Зачем спешишь?!.. Какой нетерпеливый!.. Я же завтра куплю тебе компьютер! Да! Завтра! Хороший компьютер! Самый лучший компьютер!.. И беговую дорожку! Да!.. Бегай себе, сынок, сколько хочешь, бегай!.. И внука ты мне родишь с Настей! Да!.. Вот мы сейчас с тобой её разбудим… – повернул голову в сторону Насти, внимательно посмотрел на неё. – Она вот тут… рядом… заснула, наверное… Устала, бедняжка… Ну конечно, всю ночь пелёнки стирала… внука моего… Давай, сынок, разбудим её чуть попозже, да? Пусть поспит… А внук-то у меня какой, а? Ну все пелёнки описал… Ты такой же был, сынок… В тебя пошёл внучек… – приложил руку к сердцу, протяжно, медленно и с паузами застонал, – о-о-о-х… что же так больно?.. почему так… больно?.. – медленно осел вниз, лёг на пол, опустил голову на бедро Насти, одна рука осталась, зажатая, под головой Игоря, другая вяло упала на пол, тихо и прерывисто, медленно затихая, простонал. – Сы… но-о-к…