Повесть Обратный отсчёт

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

               
Кто жизнь связал с подводным флотом навсегда,
Не дрогнул под ударами разбушевавшейся стихии,
Кто братством духа дорожит, карьерой, к слову, никогда,
Тот служит Родине за совесть и без всякой эйфории.
                Автор
      
                I.  ДРУГ СЕМЬИ

Август, конечно, хороший месяц, но увядающая, местами выгоревшая трава на газонах и осыпавшиеся на клумбах розы, что всё лето цвели под окнами лаборатории, почему-то напомнили Татьяне об осени. Нет, нет, не об осени её собственной жизни, в двадцать семь ещё рано думать об этом…  Дербенёвой думалось об осени как явлении природы, которое однажды постучится в дверь каждому живому существу на Земле.
«Как быстро, почти стремительно летит время. Казалось, ещё вчера мы были детьми, потом школа, институт, любовь, свадьба и сразу семья. Заботы, ребёнок, муж и вот уже ближе к тридцати…Не успеешь глазом моргнуть и пора десятилетний юбилей свадьбы праздновать, а вместе толком и не жили. Всё наездами, да экспромтами. За шесть лет совместной жизни так и не узнали друг друга в качестве мужа и жены, а ведь в обыкновенных ; «береговых» или гражданских семьях за это время люди успевают не только познать все «прелести» семейной жизни, но даже развестись и снова обрести семью».
Дербенёва, только сегодня вышедшая на работу после отпуска, стояла у раскрытого окна лаборатории и тихо страдала о лете, об уходящей молодости и, конечно же, о себе. Вино, преподнесённое  Берзиньшем в качестве знака внимания, по поводу встречи и теперь выставленное сотрудникам как «презент», не радовало и даже не дурманило. Татьяну не отпускала единственная, но очень назойливая мысль, весь день теребившая чувства неизбежно вызывающие жалость к себе: «И зачем мне всё это надо?»
Вдруг вспомнился июль, последний рабочий день перед поездкой к маме, дождь и маленький фуршет здесь же. И тогда, и сегодня у этого самого розария с осыпавшимися цветами Дербенёву посещали одни и те же мысли. О скоротечности бытия, о не раздаренной  любви, о смысле её,  Татьяниной, жизни. С кем она будет завтра? Кто будет её спутником, когда наступит та самая осень и, самое главное, с кем она, изголодавшаяся по любви,  познает настоящее женское счастье?
— Да, действительно, кто будет моим настоящим и единственным другом завтра? ; вслух произнесла Татьяна, прерывая течение грустных мыслей.
— А как же муж?
Татьяна вздрогнула, услышав знакомый голос за спиной.
— Муж? Какой? Тот, который забыл дрогу домой вот уже почти полгода?
— Насчёт дорог твоего мужа я знаю, кажется, всё, а вот насчёт душевных дорог коллеги Берзиньша хотела бы уточнить. — Лена Супруненко - подруга и коллега по работе ; интригующе улыбалась, пытаясь рассмотреть Татьяну через наполненный вином бокал.
— А что муж? Он далеко…
— А Сашка рядом?
— Мужа,  кстати, тоже Александром зовут, — уточнила Татьяна, изображая недоумение, словно не понимала, на что намекает подруга.
— Вот я и говорю: вокруг одной женщины сразу два мужчины и оба Александра…
 — Не дури, Ленка, Берзиньш просто сослуживец, причём одинаково знакомый нам всем. — Дербенёва не желала рассуждать на предложенную тему и поэтому уклонялась от ответа.
— Ты ещё скажи «друг семьи». Сослуживцы мы, конечно, все, но знаки внимания холостой мужчина почему-то оказывает  только тебе? Просто «маньяк-преследователь» или ещё хуже — «тайный воздыхатель» какой-то.
— Да какой там «тайный»?! Скорее наоборот. Не успела  я выйти из отпуска, как попала «на ковёр» к начальнице. Эльвира с утра пропесочила так, что никакая пескоструйная машина не нужна. — Дербенёва отчаянно махнула рукой.
— Не поняла, а за что? — удивилась Елена.
— Было бы «за что», не обидно было бы…
— И всё же? — не унималась Супруненко, — неужели из-за этой несчастной бутылки вина и розы в замочной скважине?
Татьяна, не желая вспоминать неприятный утренний разговор с начальником лаборатории, отвернулась к окну. На её глазах выступили слёзы, плечи стали подрагивать, а ещё через мгновение Дербенёва разрыдалась.
— Здрасте вам, что это за новости? — Лена потянула подругу к себе пытаясь успокоить. — Ну-ка колись, девушка, и что это за причина, из-за которой у нас глаза под дождём и руки холодные? Или может у нас истерика?
 Татьяна повернулась к Елене и резко бросила:
— Да отстаньте вы все, и чего вам от меня надо?
— Ничего мне от тебя не надо, сумасшедшая. Просто вижу, что у подруги не всё в порядке с личной жизнью, вот и поинтересовалась. Не хочешь отвечать, молчи, но до чего эта молчанка доведёт? — Елена замолчала, но спустя несколько секунд, видя, что Дербенёва не успокаивается, продолжила. —  Я, кстати, где-то читала, что по статистике чаще всего инфаркты случаются с теми людьми, которые вынашивают все свои проблемы внутри себя и ни с кем не делятся. Так что, адью «прынцесса - недотрога». Реви тут хоть обрыдайся, век не подойду.  — Елена направилась к своему рабочему столу, оставив недопитый бокал на подоконнике рядом с бокалом Татьяны.
  Дербенёва внезапно перестала плакать.
— Ты, что Лен, обиделась?
— На обиженных сама знаешь, что возят. Я просто не хочу тебе мешать в твоих страданиях о себе любимой…
Татьяна  взяла бокалы с подоконника и предложила подруге помириться.
— Ты знаешь, о чём был разговор с Эльвирой?
— Нет, не знаю и теперь знать уже не хочу.
— А зря! — не замечая реакцию собеседницы, загадочно продолжила Дербенёва. — Меня обвинили «в совращении молодых и неопытных мужчин».
— Эльвира?
— Именно. Причём с подачи мамочки нашего засидевшегося холостяка Берзиньша. Она, оказывается, пока я была в отпуске, приходила жаловаться в партком завода.
— По поводу? К тому же ты беспартийная? — недоумевала Супруненко.
— Ну, во-первых,  есть такая партия, которой  до всех и до всего  есть дело, а во-вторых, повод оказался самый что ни на есть «партийный» — «недостойное поведение замужней женщины, не дающей прохода единственному сыну старого члена ВКПБ, вконец исстрадавшемуся и потерявшему голову  от безответной любви к этой самой женщине».
— Не м-о-ж-ет быть. Это, что ж старый член… партии так исстрадался, что голову пришлось искать в парткоме завода?
— Да не старый, а молодой,  — поправила рассуждения Дербенёва.
— Ах, молодой член…—  рассмеялась Елена, — тогда полбеды, только кто кому прохода не даёт? Вот стервец, что делает…
— Берзиньш-младший здесь не причём, он просто «по-неопытности» с мамашей своей поделился мыслями сокровенными…— Татьяна осеклась, поняв, что сказала лишнее.
— Какими такими мыслями? — чувствуя недосказанность в словах Дербенёвой, поинтересовалась Елена.
Дербенёва подсознательно чувствовала, что не стоит продолжать разговор на предложенную тему, но ещё больше она понимала, что ей очень надо с кем-то поделиться наболевшим, а собеседницы-арбитра ближе и одновременно нейтральнее, чем Лена, у неё не было. Во всяком случае, сейчас. Елена не замужем, воспитана в семье творческой интеллигенции, к Военно-Морскому Флоту не имеет ни малейшего отношения. Кому как не ей понять подругу, не обременяя выводы привычными для военных семей штампами?
— Ты помнишь тот день, когда я уходила в отпуск? — внезапно успокоившись спросила Дербенёва.
Елена немного задумалась, но, очень быстро вспомнив события месячной давности, ответила:
— Да помню, шикарный стол был… Коньяк и ещё дождь. Причём дождь я помню больше потому, что забыла в тот день зонтик дома.
— Вот, вот! Именно в этот самый дождь Берзиньш пытался, правда очень неуверенно, я бы даже сказала коряво, рассказать мне о своих чувствах. А я, не ведая главного, его ещё и отругала за это, постыдив за неуверенность в словах и поступках.
—  И что? — уточнила подруга.
— А то, что сегодня, этот самый «маменькин сынок» признался мне в любви и предложил выйти за него замуж…
— Во дела-а-а?!! — воскликнула подруга.
               
                II.   НЕ ЖДАЛИ
               
— Центральный, радисты. Разобрана повестка. В наш адрес принято персональное радио, — голос связиста забивался шумом «лопуха» , поэтому командир, находившийся в центральном посту «Б-224», не сразу понял смысл произнесённого Картавиным.
Чуйков подошёл к «Каштану» и уточнил полученный доклад:
— Радисты, вы х… изо рта выньте, а уж потом докладывайте. Повторите, что вы там прожевали? 
— Товарищ командир, приняли персоналку, Коваленко пошёл к вам.
Увидев мичмана с красной папкой в руках, командир направился к своему, ещё неостывшему, креслу. Проходя мимо трапа в боевую рубку, Чуйков окликнул старпома:
— Юрий Михайлович, как там горизонт?
— Визуально горизонт чист, — доложил Манишевич.
— Если штурмана с местом определились, погружайся метров на девяносто пять, акустики гарантируют там «надёжную крышу».
— Апилогов просит ещё минуту, чтобы на Солнце «помолиться». АНС  у них «глючит», одним каналом работают.
— Добро, одну минуту «повисеть» и убирай «лес» с поверхности моря,— согласился командир, усаживаясь в кресло для чтения полученной от управляющего командного пункта информации.
За пять месяцев автономки экипаж «Б-224» приобрёл необходимые навыки  подводного мастерства и  поэтому подвсплытия на рядовые сеансы связи и разведку обстановки в дневные часы выполнялись теперь одной сменой, а не всем экипажем, как это было на первом этапе боевой службы. Тревога в таких случаях не объявлялась, и каждая боевая смена жила своей цикличной жизнью, определённой книгой корабельных расписаний и номером. В этом режиме  командирам подразделений удавалось проводить все плановые занятия с подчинёнными, а тренировки экипажа по корабельным расписаниям с привлечением максимального числа людей проводились ежедневно и приурочивались, как правило, к реальной обстановке на борту и за его пределами. 
Вот и сейчас  для подготовки и проведения политинформации в центральный пост прибыл замполит лодки капитан третьего ранга Каченко.
— И что пишут, товарищ командир, наши партийные вожди? Не пора ли нам в обратный путь, который ближе к дому?
— Упаси Бог, Василий Иванович, чтобы ваши партийные вожди ещё и эти вопросы решали, но домой, видимо, ещё не пора, — задумчиво ответил Чуйков, дочитывая последние строки телеграммы- распоряжения. — Вместо этого назначен район всплытия и точка рандеву для пополнения запасов.
 — От кого пополняться будем, Владимир Артемьевич? — не реагируя на издёвку в тоне разговора, поинтересовался Каченко.
—  Старый знакомый наш «Фёдор Видяев» следует в точку встречи, туда же развернули наших соседей ; многоцелевой атомоход Северного флота  «К-462»…
— Затевает что-то Москва?... — то ли утвердительно, то ли  вопросительно прокомментировал услышанное замполит.
— Непонятно только, что? — согласился командир лодки.
— И когда? — уточнил Каченко.
— Когда как раз ясно. Мы всплываем завтра в 09.30 и до 18.00 пополняем запасы продовольствия, а северянка всплывает  с началом следующих суток, то есть 30 августа и времени у неё всего ничего ; до первых сумерек пополниться и погрузиться, в это же время погружаемся и мы.
— А дальше-то что? — поинтересовался старший помощник, спускаясь из боевой рубки и присоединяясь к разговору в центральном посту.
 — Если атомоходу разрешили дневное всплытие на пополнение запасов, значит, он уже исчерпал свою автономность по продовольствию или она на исходе. Вот я и думаю: потеря скрытности дорогого стоит, но ради чего? — не замечая вопрос Манишевича, продолжал рассуждения Чуйков.
 — А может у них что-то случилось? — теперь командирские размышления подхватил замполит.
— Типун тебе на язык, Василий Иванович, — отрезал командир, продолжая чтение остальных телеграмм. — У нас-то ничего не случилось, но, как видишь,  тоже заворачивают на пополнение, хотя своих запасов ещё вагон и маленькая тележка…
— С прицепом! — дополнил старший помощник.
— Кстати, а  вот и ответ на все вопросы. — Чуйков передал телеграмму с разведывательной сводкой старшему помощнику и замполиту для ознакомления. — Американцы стягивают в Средиземное море огромный наряд сил для участия в крупнейших учениях объединённых военно-морских сил НАТО  и в связи с этим к нам «в гости» следует отряд боевых кораблей ВМС США.
Бегло просмотрев телеграмму и мысленно подсчитав состав сил вероятного противника,  замполит озвучил свои выводы:
— Скорее к себе домой, чем в гости, по месту, так сказать, постоянной прописки …
               
                III.   ФОРСМАЖОР
                1
Шестидесятые годы прошлого столетия были не только периодом «созревания» в нашей стране свободомыслящего,  образованного и демократически настроенного поколения молодых людей, но  и периодом, когда гонка вооружений между СССР и США  приобрела качественно новый  характер.
Получив  первый опыт эксплуатации подводных лодок с ядерной энергетической установкой, обе сверхдержавы начали активное строительство атомоходов различных классов. Начинался очередной виток гонки вооружений, и, как следствие, этот период вряд ли можно назвать спокойным для военно-промышленных комплексов СССР и США. По причинам не только объективного, но зачастую и  субъективного характера к середине 60-х годов Советский Союз  отставал в этой гонке как минимум на четыре года, в чём можно легко убедиться, вспомнив некоторые закрытые ранее факты. Так, в США первая атомная подводная лодка «Наутилус» вошла в строй в 1955 году, а  на первой советской атомной лодке «К-3» только в 1958 году был поднят Военно-морской флаг. Что касается строительства подводных лодок, способных нести баллистические ракеты стратегического назначения, то советский военно-промышленный комплекс отставал здесь ещё сильнее. Сегодня не является секретом, что первая американская атомная подводная лодка «George Washington», вооружённая шестнадцатью баллистическими ракетами «Polaris», на боевое дежурство вышла уже в 1960 году, аналогичная же советская апл «К-137» вошла в состав Северного флота только семь лет спустя.
Чтобы как-то уравнять силы по количеству носителей ядерных зарядов,  помимо атомных подводных лодок СССР продолжал активно строить дизель-электрические подводные лодки, программа строительства которых в шестидесятые годы была значительно расширена.
Именно тогда началось строительство серии лодок проекта 651, имеющих на борту, помимо мощного торпедного вооружения для поражения надводных и подводных целей, ещё и крылатые ракеты, способные нести ядерный заряд. Эти ракеты предназначались для уничтожения отрядов боевых кораблей и поражения береговых объектов противника на дистанциях до 500 километров. По обитаемости дизель-электрические ракетно-торпедные подводные лодки выгодно отличались от торпедных лодок послевоенной постройки и приближались к условиям, существовавшим на первых атомоходах, а по водоизмещению даже превосходили атомные подводные лодки  проектов 627, 670 и 705. Подводная лодка проекта 651 была и остаётся самой большой в мире серийной дизель-электрической подводной лодкой.
Параллельно с торпедными дизель-электрическими подводными лодками проектов 641, 641 «Б» и  подводными лодками с крылатыми ракетами проекта 651 советский ВПК успешно осваивал строительство дизель-электрических лодок, способных нести баллистические ракеты с ядерными зарядами проекта 629. И все-таки для обретения стратегического паритета всех перечисленных усилий по-прежнему было недостаточно. В связи с этим  руководство СССР решилось на беспрецедентный шаг ; специальными конструкторскими бюро были спроектированы и начали строиться подводные лодки с ЯЭУ второго поколения проектов 667, 670 и 671. Это была самая большая серия океанских подводных атомоходов, строительство которых завершилось только  в канун развала Советского Союза.
С целью устранения  главных проблем эксплуатации ЯЭУ первого поколения, связанных с протечкой воды первого контура через парогенераторы во второй, а также частыми выбросами пара в насосные аппаратные и парогенераторные выгородки, для второго поколения ЯЭУ конструкторы изменили компоновочную схему. Существенно сократились объёмы первого контура и пространственная распределённость узлов и механизмов. Была применена широко известная среди специалистов схема «труба в трубе» с навешиванием насосов первого контура на парогенераторы. Сокращено количество трубопроводов большого диаметра, соединяющих основное оборудование и прочие новинки. Кроме того, трубопроводы первого контура малого и большого диаметров конструктивно размещались в необитаемых помещениях под биологической защитой. Модернизировались системы контрольно-измерительных приборов и автоматики  ЯЭУ, увеличилось количество дистанционно управляемых механизмов. Турбогенераторы как основные источники электроэнергии на этих лодках стали автономными.
Однако учёт конструкторами недостатков первых паропроизводящих установок при создании аналогичных установок второго поколения не мог однозначно гарантировать и тем более исключить те или иные аварийные ситуации, связанные с эксплуатацией этих установок непосредственно на подводных лодках, в условиях, экстремальных не только для человека, но и техники.
Более того, советский ВПК не смог избавиться от всех «детских болезней», присущих ЯЭУ первого поколения. По-прежнему не обеспечивались в полном объёме надежность активных зон, парогенераторов, систем автоматики. Остались нерешенными проблемы, связанные с аварийным расхолаживанием ядерного реактора при полном обесточивании корабля; предотвращением полного осушения активной зоны при разрыве первого контура, контролем над ядерными процессами в реакторе, когда он находится в подкритическом состоянии и другие.
                2
Многоцелевая атомная подводная лодка Северного флота        «К-462» завершала боевой поход в Средиземное море. Почти два месяца автономки, без малого шестьдесят суток изнурительного монотонностью и однообразием специфического труда были позади, а впереди, казалось, были только короткие мили благостного ожидания встречи с любимыми и родными людьми, скалистыми и почти живыми берегами.
Выполнив задачи в восточной части Средиземного моря, лодка начала смещение в центральную и западную части, чтобы форсировав Гибралтар, перейти в Атлантику – поближе к дому.
Конец августа для Средиземноморья это ещё невыносимо жаркая пора, когда вода, прогретая до температуры + 25;С на глубинах до сорока метров, кажется рассолом. В этих условиях невольно вспоминается Заполярье, где август – предвестник зимы, где местные жители на вопрос дилетанта о том, холодно ли на севере, обычно острят: «Холодно только три месяца в году, а остальное время о-о-чень холодно». И если новичку, оказавшемуся в Заполярье в конце августа – начале сентября, всё вокруг может показаться скучным и даже угрюмым, то для местных жителей, к каковым смело можно отнести и  подводников, не только климат и  северное сияние, но даже скалистые берега, почти невидимые в полярную ночь, и сопки с незаходящим над ними солнцем в полярный день, являются чем-то неотъемлемым, дорогим и очень желанным.
 Обратный отсчёт к родному причалу для экипажа «К-462» уже начался, но до швартовки надо ещё дожить…
— Центральный, обнаружено падение уровня теплоносителя в компенсаторах объёма ППУ  и незначительная течь первого контура ядерной энергетической установки левого борта! — голос командира БЧ-5 капитана 2 ранга Котлубинского, докладывавшего с пульта управления главной энергетической установки, звучал спокойно и уверенно, но заставил командира лодки вздрогнуть.
Молодой темноволосый, с роскошными казацкими усами, командир атомной подводной лодки капитан 2 ранга Пахомов стоял в центральном посту у перископа в ожидании всплытия лодки на глубину, благоприятную для приёма сообщений от управляющего командного пункта, и его мысли были сейчас только о безопасности манёвра всплытия. Мгновенно среагировав на изменившуюся обстановку, Пахомов приказал:
— Время 00.10 26 августа, записать доклад командира БЧ-5 в вахтенный журнал. Режим ГЭУ не менять, подпитку первого контура осуществлять каждые 30 минут, контроль радиационной обстановки в отсеках ; постоянный.
Из всего ряда событий произошедших на «К-462» за неполные два месяца автономки, единственным непредвиденным, но довольно банальным и скорее обычным, чем наоборот, событием можно было назвать  приступ аппендицита, случившийся  у командира турбинной группы старшего лейтенанта Гомарелли. Тогда, по решению ЦКП ВМФ, лодке разрешили всплыть и передать больного на корабль Черноморского флота, где он был успешно прооперирован и отправлен на Северный флот. Сейчас ситуация с ЯЭУ левого борта не вписывалась в число ожидаемых событий, но оставалась подконтрольной и поэтому особого беспокойства у командира не вызывала.
Через 36 часов наблюдения за обстановкой в реакторном отсеке стало ясно, что признаки малой течи первого контура подтверждаются, однако место течи установить не удалось. Радиационная обстановка оставалась стабильно нормальной.
В ходе дневного подвсплытия подводной лодки на сеанс связи 28 августа течь первого контура не увеличилась, однако по решению командира лодки была снижена мощность реактора левого борта до 15% от номинальной. Командир дивизиона движения капитан третьего ранга Званкович и старшина команды спецтрюмных мичман Орлов начали поиск течи с целью отсечения повреждённого участка из общей схемы охлаждения. В случае увеличения течи первого контура Пахомов решил реактор левого борта заглушить.
— Товарищ командир, персональное радио в наш адрес  расшифровано, готов доложить, ; шифровальщик  склонился над столиком командира и раскрыл папку с шифрограммой.
Пахомов прочёл текст распоряжения и не поверил своим глазам. Он, конечно, только год командует подводной лодкой и может быть ещё не адаптировался к всякого рода управленческим тонкостям, но на флоте Пахомов не первый день и повидал за время службы немало нелепых «вводных». Распоряжение, полученное сейчас от управляющего командного пункта, молодого командира явно озадачило. ЦКП  ВМФ в корне, «с точностью до наоборот», менял поставленную менее суток назад задачу. Теперь, в связи с развёртыванием в Средиземное море «свежих» сил НАТО, срок боевой службы его экипажу продлялся ещё на месяц. Также подводной лодке назначался район и время всплытия для пополнения запасов продовольствия от плавбазы СФ «Фёдор Видяев», дата всплытия – 30 августа…

                IV.   КАК БЫТЬ?
                1
Вот и закончилась первая рабочая неделя. В ближайшие два дня можно забыть о работе и думать только о себе, благо дочка до конца месяца ещё будет у мамы на юге. С такими мыслями Дербенёва возвращалась с работы. Войдя в подъезд, она обнаружила, что почтовый ящик не заперт. «Хорошо, что открыт, не придётся бежать на пятый этаж за ключом», — обрадовалась Татьяна.
Помимо «Морского сборника», который выписывал супруг, в ящике лежало ещё и письмо из Черкасс без обратного адреса.
Увлекшись чтением содержимого конверта от «неизвестного» автора, Дербенёва не заметила, как подошла к входной двери своей квартиры. Сергей ; пляжный ухажёр ; решился на очередное раскаяние в своих поступках той летней островной ночью, которую Татьяна всеми фибрами души старалась забыть, а ещё лучше навсегда стереть из памяти.  «Аноним» писал ей о своих чувствах и переживаниях, а ещё настаивал на продолжении отношений в будущем… 
— Привет, Танюша, с возвращением!
Дербенёва оторвала глаза от бумаги, исписанной неровным мужским почерком, и, быстро спрятав конверт между страницами журнала, поздоровалась с соседкой по лестничной площадке, которую толком даже не знала.
— Да ты, кажется, поправилась за время отпуска? — то ли с восторгом, то ли с удивлением заметила Ольга — так звали внимательную соседку.
— А что, сильно заметно? — удивилась Татьяна.
— Да не очень. Немного лицо округлилось и животик.
Татьяна почему-то покраснела.
Ольга, как бы не замечая реакции Дербенёвой, вдруг спросила:
 —Тань, а у тебя сахарку с полкило не будет? Я тут решила вареньица немного сварганить, поставила всё на огонь, а сахару не хватает. Пока до магазина сбегаю, подгорит всё…
— На сладкое потянуло? — почему-то недружелюбно уточнила Дербенёва.
— Да, знаешь, потянуло. В моём возрасте на солёное уже не тянет, — Ольга лукаво улыбнулась, пропустив «мимо ушей» реплику Дербенёвой, а Татьяна вновь покраснела и опустила глаза.
— Что ж заходи, соседка, посмотрим, что у меня там по сусекам делается, — Дербенёва открыла дверь, и женщины вошли в квартиру.
Сахар действительно нашёлся и благодарная соседка, сбегав домой, вернулась буквально через пару минут. Да не с пустыми руками: в одной руке у неё была баночка малинового варенья, а в другой ; дефицитный лимон.
  — Что ты, что ты, не стоит благодарности. Я же по-соседски, от всей души, — запричитала Татьяна.
— А я, по-твоему, как? — удивилась Ольга — Слушай, а пойдём ко мне. Ты, я смотрю, одна и мои все в отъезде. Посидим, поговорим  по чуть-чуть пригубим хорошего коньяку. Мне старинный друг  притаранил на прошлой неделе из Армении.
Татьяна сначала было согласилась, но потом стала отказываться:
— Нельзя мне коньяку, совсем нельзя…
— А кому можно? Сегодня, соседка, никому нельзя! Забыла, что наш продвинутый не то комбайнёр, не то юрист сухой закон в стране объявил с семнадцатого мая. Специализированные хозяйства виноградники вырубают повсеместно в Молдавии, Украине, Грузии, словом везде, где промысел производства элитных вин веками был национальной традицией.
Женщина так увлечённо рассказывала о «правильных» и «горячо поддерживаемых» народом страны реформах нового партийного вождя, за глаза прозванного «минеральным» секретарём ЦК КПСС, что Татьяна не могла даже полслова вставить. А тем временем соседки оказались в квартире Ольги.
Пройдя мимо ванной комнаты через узкую прихожую, Дербенёва оказалась в довольно просторной со вкусом обставленной импортной мебелью гостиной. С кухни по всей квартире распространялся малиновый аромат готовящегося варенья. Повеяло чем-то домашним, материнским, располагающим к задушевной беседе.
Радушная хозяйка усадила гостью в удобное глубокое кресло возле журнального столика с торшером и предложила коньячный бокал. Видя, как Ольга достаёт из стенки бутылку Арарата, Татьяна вновь запричитала:
— Нет, нет, не открывай. Мне, правда, нельзя…
— Тебе что, за руль? — недоумевала соседка.
— Нет, не за руль. Я в положении, пятый месяц…
— Надеюсь от мужа? — с ходу пошутила хозяйка.
— Я тоже надеюсь, — тем же ответила Дербенёва.
— А если так, тогда я точно выпью за твоё счастливое материнство. — Ольга открыла бутылку и налила себе коньку, а Татьяне предложила сок.
— Ещё неизвестно, насколько оно будет счастливым, — грустно отреагировала Дербенёва.
— Как прикажешь тебя понимать? — поинтересовалась хозяйка.
Дербенёва задумалась. Она понимала, что Ольга не является её подругой, не входит в «ближний круг» её семьи и вряд ли когда-либо будет входить. Так почему бы ей не открыться?
— Обыкновенно понимать. Когда я готовилась к замужеству, претендентов на мою руку и сердце, кроме Сашки, было  как минимум ещё трое. Но  мать настояла, что бы я выходила именно за Дербенёва, считая его самым надёжным и ответственным.
— И чего здесь плохого?  — не поняла сожаления собеседницы Ольга. — За надёжным мужиком, как за каменной стеной, об этом же каждая женщина мечтает.
— А то плохо, что тогда ; в свои двадцать, я и сама не понимала, кто из них мне дороже, роднее что ли. Прошли годы. Я вижу, что Дербенёв меня действительно любит. Но любит как-то по-своему, не так я мечтала, чтоб меня любили…
— А ты? — Не сдержала вопрос соседка.
— А я до сих пор не могу разобраться в своих чувствах.
— Ничего, ты женщина видная, но замужняя. В таких случаях говорят «стерпится ; слюбится».
  — Говорить ; одно, а жить ; другое. Мы пять лет встречались до брака и уже шесть лет в браке, а не стерпелось и не слюбилось до сих пор. Когда он в море, кажется, всё у нас хорошо, а когда возвращается ; всё наперекосяк.
— Прости за любопытство, — Ольга не удержалась от вопроса, задаваемого обычно опытными, «пожившими» в одиночестве женщинами,  — а ты лично что сделала, чтобы выровнять перекосы в ваших отношениях. Усилия какие-нибудь прилагала?
— Мне кажется, — неуверенно ответила Дербенёва, — только толку от этого мало. Как только приезжаю в Черкассы, прежние ухажёры «тут как тут». И все мои усилия, как утренний туман под ярким солнцем тают, я ведь не железная. Да и кавалеры  не на блуд зовут, а замуж.
— Прости ещё раз за уточнение, а они, кавалеры эти, что неженатые все до сих пор? — С нескрываемым любопытством уточнила собеседница.
— Один был женат, развёлся, другой ; в женихах до сих пор.
— А третий?
— Третий выпал из обоймы ещё в десятом классе. Ему Дербенёв по фейсу съездил и очки разбил из-за меня.
Ольга обречённо взмахнула руками:
— Я бы на месте Дербенёва и остальным твоим кавалерам по сусалам настучала, может быть и жизнь ваша выровнялась сразу. Эх, жаль, из-за меня никто никому рожу не бил.
— Толку от мордобоя мало, — как-то обречённо со знанием дела прокомментировала сожаление Ольги Татьяна. — Тот, который развёлся, хотел меня ещё со свадьбы украсть. По-настоящему, даже такси к ресторану подогнал и оплатил до Симферополя, где он тогда жил. Но Сашка об этом узнал и с друзьями сильно его избили, когда мы направлялись к машине.
— Дурак твой Сашка… — представив всю рассказанную картину, задумчиво произнесла Ольга, — да и ты такая же. Чего тебе ещё надо, женщина? Мужик есть. Здоровый, крепкий, молодой, да ещё и симпатичный, насколько я его помню. Очевидно любит, если со всеми твоими кавалерами терпит…
— Он всех не знает, — неожиданным образом отреагировала Татьяна.
— Что-о-о? — рассмеялась Ольга, — это ещё не все?
— Недавно ещё один тайный воздыхатель объявился. Из местных «аборигенов»,  — как-то обречённо добавила Дербенёва, —  и тоже замуж позвал.
— А ты?
— А я? А я — беременная…
В прихожей раздался звонок. Ольга вспомнила про варенье, которое осталось «наедине с собой», и бросилась на кухню. Не дождавшись ответа на звонок, в дверь постучали.
 — Кто там? — спросила Татьяна, пытаясь найти в полумраке прихожей дверной глазок.
— Тань, ты? Это Лена Щербатова. Устала тебя искать по всему подъезду.
Дербенёва открыла дверь:
— Привет, подруга, как дела?
— Как видишь, пока не родила, — Елена с трудом сдерживала одышку. — Наши возвращаются через неделю, надо готовиться.
— Я уже готова, — с иронией отреагировала Дербенёва.
— В смысле? — не поняла настроения Татьяны Елена.
— Дербенёв говорит что, любимая женщина должна встречать подводника после длительного похода у самой двери квартиры держа в руках  поднос с бокалом коньяку и лимоном, а из одежды на ней допускается только передник.
— Правильно, так говорят все подводники и что?
— А то, что я уже готова: передник у меня есть, лимон тоже, коньяк куплю, а что касается остального, так я уже в положении, пусть радуется…
Женщины громко рассмеялись. На смех вышла Ольга.
— Что, девчонки, топчетесь в коридоре? Айда руки мыть и к столу, чай со свежим вареньем стынет...
 
V.   ОБРАТНЫЙ ОТСЧЁТ
              1
 В девять часов тридцать минут тридцатого августа подводная лодка «К-462» заняла назначенный район и начала всплытие в надводное положение, а через двадцать пять  минут, проведя разведку района и замер гидрологии моря, всплыла в надводное положение.
— Центральный, —  тон доклада оператора пульта управления главной энергетической установкой капитан-лейтенанта Наумова показался Пахомову тревожным, — сильное падение уровня теплоносителя в компенсаторах объёма, предполагаю прогрессирование течи первого контура ППУ ЯЭУ левого борта.
Командир лодки мгновенно среагировал на доклад, но режим ГЭУ левого борта решил не менять:
 — Командиру боевой части пять продолжить технические мероприятия по предупреждению падения давления в первом контуре и компенсаторах объёма. Изменения обстановки докладывать немедленно.
По решению командира электромеханической  боевой части командир дивизиона движения капитан третьего ранга Званкович и старшина команды спецтрюмных мичман Орлов осмотрели аппаратную выгородку левого борта, однако видимых потёков или парения теплоносителя не обнаружили. Вместе с тем, с помощью «слухача» удалось установить дросселирование арматуры и трубопроводов в подблочном пространстве между клапаном системы подпитки и ядерным реактором левого борта. Выполняя инструкцию, Званкович и Орлов продолжили поиск места дефекта первого контура.
При сложившихся условиях можно было предположить, что пока лодка находилась на глубине, где сильное забортное давление превышало давление в контурах ЯЭУ, течь не прогрессировала, а как только лодка всплыла в надводное положение, и давление, создаваемое насосами, превысило забортное, течь резко начала увеличиваться. Своими догадками Пахомов поделился с заместителем командира дивизии старшим на борту подводной лодки капитаном первого ранга Стаценко.
Словно подтверждая догадки командира, прозвучал очередной доклад командира дивизиона движения:
— После всплытия сильно упали давление и уровень теплоносителя первого контура ППУ левого борта.
Пахомов припал к переговорному устройству:
— Продолжать технические мероприятия по предупреждению падения давления в первом контуре и компенсаторах объёма.
Поскольку мероприятия по предупреждению падения давления в первом контуре и компенсаторах объёма проводились успешно, лодка в 13.00 ошвартовалась у борта плавбазы «Фёдор Видяев». Пахомов перешёл на борт плавбазы и доложил на управляющий командный пункт о состоянии ГЭУ. Получив разрешение на пополнение запасов продовольствия, командир объявил на лодке боевую готовность № 2 и направился на ГКП к командиру плавбазы, чтобы  представиться и обсудить реальную обстановку в районе. Прибыв на место, Пахомов обнаружил, что у командира плавбазы уже «гостит» командир другой лодки, также всплывшей для пополнения запасов и ошвартованной к плавбазе с другого борта.
— Капитан второго ранга Пахомов Иван Иванович — командир «К-462».
— Капитан второго ранга Чуйков Владимир Артемьевич — командир «Б-224». — Офицеры пожали друг другу руки в знак приветствия.
 — А теперь по коньячку? — поинтересовался у подводников командир плавбазы как хозяин принимающей стороны.
— Нет, нет, спасибо, — отказался Чуйков, — я свои пять капель уже принял, погрузка продовольствия в отсеки закончена, документы, оформлены, пора и отчаливать.
— А я, напротив, не откажусь от рюмки хорошего коньяку перед обедом, — согласился Пахомов.
                2
Стоило двум советским субмаринам ошвартоваться у борта плавбазы, как незваные «гости» из НАТО не заставили себя ждать. Первым на горизонте объявился фрегат ВМС США «Нокс». Подняв свой противолодочный вертолёт типа «Си Кинг», он подошёл на предельно малое расстояние до подводных лодок и начал циркуляцию вокруг отряда кораблей.  Всего несколько кабельтов, а порой и несколько десятков метров отделяли советских и американских моряков. Даже без бинокля отчётливо просматривались лица людей, с любопытством рассматривавших друг друга. Вертолёт то и дело зависал над мачтами плавбазы или у её бортов, фотографируя подводные лодки и прослушивая море с помощью гидрофонов буёв, предусмотрительно разбросанных им вокруг кораблей. Несколько позже, как бы извиняясь перед «хозяином» за задержку, к району подошёл итальянский корабль береговой охраны, контролирующий   подступы к своим территориальным водам. И, наконец, ближе к вечеру, когда «Б-224» уже отошла от плавбазы, готовясь с наступлением темноты незаметно «улизнуть» от назойливого внимания противника, на правах полновластного «господаря» в район прибыл атомный крейсер ВМС США «Южная Каролина».
 — Центральный, акустик, по пеленгу сорок семь градусов зафиксирован посторонний шум, напоминающий хлопок. Шум не классифицируется.
Дербенёв, услышав доклад акустика, взглянул на карту.
 — Товарищ командир, штурман, по пеленгу сорок семь градусов в дистанции двух кабельтов находятся подводная лодка     «К-462» и плавбаза «Фёдор Видяев».
Не успел Чуйков протиснуться в штурманскую рубку, как из  радиорубки прозвучал очередной доклад о том, что в радиосетях Северного флота перехвачена радиограмма, переданная с борта апл «К-462» в адрес управляющего командного пункта, из которой следовало, что в 19.00  тридцатого августа на борту атомной подводной лодки взорвался компрессор ваккуумирования левого борта, произошёл выброс воды и радиоактивных газов первого контура в аппаратную выгородку  реакторного отсека. Давление в первом контуре ППУ левого борта и уровень теплоносителя в компенсаторах объёма равны нулю. На борту объявлена аварийная тревога «Радиационная опасность», опущены компенсирующие решётки аварийной защиты ядерного реактора левого борта, личный состав приступил к борьбе за живучесть подводной лодки.
— Радисты, — проходя мимо вахтенного офицера, готовящегося на вахту, Чуйков склонился над «Каштаном», — свяжите меня с соседями на УКВ, спускаюсь к вам.
— Иван Иванович, что у тебя стряслось? Нужна ли помощь? — Чуйков с тревогой вслушивался в эфир, ожидая ответа побратима.
— Где тонко, там и рвётся, Владимир Артемьевич, я понял, что вы перехватили моё радио? — спокойно отреагировал Пахомов.
 — Правильно понял, — коротко согласился Чуйков.
 — Ситуация пока под контролем, помощь не требуется, на рубежах борьбы за живучесть развернул посты санитарной и отделения дозиметрической обработки. Главные усилия сосредоточил на экстренной проливке первого контура левого борта, но пока безрезультатно, стремительно растёт температура в технологических каналах ядерного реактора левого борта, впрочем как и уровень радиации в реакторном отсеке, а там сейчас люди…
Выяснив обстановку на атомоходе Пахомова, Чуйков объявил на «Б-224» аварийную тревогу для оказания помощи соседней подводной лодке. Также как и на аварийной лодке, были развёрнуты отделение дозиметрического контроля и пост санитарной обработки.  Наступили минуты тревожного ожидания.
                3
Невзирая на меры по проливке первого контура ППУ левого борта, принятые капитан-лейтенантами Наумовым и Рюминым ; операторами пульта управления ГЭУ, си¬туация на  «К-462» становилась все более напряжённой. Давление в первом контуре и уровень воды в компенсаторах объёма не увеличивались и оставались равными нулю. В тоже время температура активной зоны  за короткое время поднялась до четырёхсот градусов по Цельсию, что подтверждало самые худшие предположения главного командного пункта ; вода в ядерный реак¬тор не поступает, а оставшаяся превратилась в радиоактивный пар, заполнивший отсек. Пахомов прекрасно понимал, что если процесс не остановить, то  ак¬тивная зона расплавится и авария ядерной энергетической установки перерастёт в ядерную катастрофу.
Требовалось срочное неординарное решение многотрудной, но жизненно важной задачи. Самым очевидным и самым трудным решением для командира было направить в аварийный отсек разведчиков и аварийную партию, в составе предложенном командиром БЧ-5 капитаном 2 ранга Котлубинским и начальником химической службы  капитаном 3 ран¬га Шумейко.
Словно читая мысли командира, из четвёртого отсека к Пахомову обратился командир дивизиона движения Званкович:
— Товарищ командир, разрешите возглавить аварийную партию…
Добрый, нет не добренький, а именно добрый в прямом смысле этого слова человек, Званкович иногда мог быть даже мягким. Всегда отзывчивый в ус¬ловиях повседневной жизни, он неожиданно для всех проявил хладнокровие, железные нервы и твердую волю.
Пахомов поднял голову к подволоку, словно собираясь с мыслями, и негромко произнёс, припадая губами к микрофону переговорного устройства:
— Николай Петрович, необхо¬димо осмотреть отсек и, разобравшись в обстановке, как минимум предложить, а может и предпринять необходимые меры по выходу из аварийной ситуации. Возьми с собой командира реакторного от¬сека старшего лейтенанта Соколова.
— Товарищ командир, разрешите  включить в партию матросов Кустова и Гаджирамазанова, ребята сами вызвались? — Служа примером для подчи¬ненных в проявлении смелости и мужества, Званкович смог добиться от подчиненных не только понимания, но и готовности самопожертвования ради общего дела.
 — Что ж, добро, — также спокойно согласился Пахомов.
Экипировавшись соответственно обстановке, аварийная партия вошла из четвёртого турбинного от¬сека в третий ; реакторный. Верхний этаж насосной выгород¬ки был полностью заполнен паром, все приборы кожуха и трубопроводы покрыты грязью и копотью.
— Центральный, командир аварийной партии, вошли в реакторный, обстановка: температура + 60°С, в ап¬паратной выгородке левого борта ; слой воды над на¬стилом около 10 см, из-под крышки реактора идут пузырьки воздуха, отсек заполнен паровоздушной смесью, приборы контроля наличия воды в ядерном реакторе не пока¬зывают. Предполагаю, что  произошел разрыв первого контура паропроизводящей установки левого бор-та, части трубопровода сдвинулись в месте разрыва и как результат вода, пода¬ваемая по системе подпитки и проливки для расхола¬живания ядерного реактора в него не поступает.  — Окончив доклад, Званкович замолчал, ожидая следующих указаний командира.
— Николай Петрович, в каком положении находятся компенсирующие решётки аварийной защиты? — Пахомов отпустил тангетку переговорного устройства, ожидая ответа командира аварийной партии.
— Соколов докладывает, что компенсирующие решетки аварийной защиты ; на нижних концевых выключате¬лях.
— Спасибо, Николай Петрович, всё ясно, — в этот момент Пахомов кажется принял для себя решение, но было ли оно окончательным или только вариантным, никто вокруг не знал. — Партии покинуть аварийный отсек и убыть на ПСО № 2. Командиру ПСО  капитан-лей¬тенанту Петрову провести санитарную обработку личного состава аварийной партии.
Уяснив обстановку в аварийном отсеке, командир «К-462» прекрасно понимал, что именно сейчас все вокруг ждут от него единственно верного срочного и тех¬нически грамотного решения. А времени для принятия этого решения, как и времени до расхолаживания реактора, оставалось всё меньше. В тоже время, ученые - физики из института атомной энергии имени И. В. Курчатова, засевшие вместе с представителями главного технического управления ВМФ в Главном штабе, вместо интеллектуальной практической помощи засыпали подводную лодку множеством разносторонних вопросов, на подготовку ответов по которым уходило то самое драгоценное и такое дефицитное время.
                4
Саня Соколов ; командир третьего отсека ; сидел в четвёртом отсеке после санобработки и что-то соображал, набрасывая на бумаге какие-то схемы нештатной системы проливки реактора. Казалось бы, кому как ни ему ; командиру реакторного отсека ; лучше знать устройство и размещение различных механизмов, в том числе и трубопроводов своего отсека? Но это теоретически. А практически старший лейтенант Соколов ; скромный, молчаливый и даже медлительный, не производивший особого положительного впечатления человек, офицер, абсолютно не стремившийся делать серьёзную карьеру на флоте, каких не мало.
На берегу Саня мог позволить себе иногда на службу опоздать, иногда перед обедом принять «перо» с перебором, иначе говоря «заложить лишнего за воротник» и обязательно попасть, при этом, на глаза командиру. Сейчас же ; в экстремальной ситуации ; его как будто подменили, парень преобразился: стал собранным, инициативным, решительным и даже смелым.
Как раз в это время капитан 3 ранга Званкович со¬брал своих инженеров — операторов ГЭУ на «мозговую атаку». Заслушав все предложенные варианты, Николай Петрович остановился на варианте, предложенном именно Соколовым. Идея, им предложенная, была не только превращена в четкую схему действий, но также одобре¬на учеными института Курчатова. Согласно этой схеме из частей нескольких систем была собрана нештат¬ная система проливки, через которую планировалось, порция¬ми по 100 литров, подавать воду в раскаленную ак¬тивную зону аварийного реактора. Александр Соколов не только придумал нештатную схему, но также дважды входил в аварий¬ный отсек, чтобы переключить соответствующим образом клапаны системы проливки ППУ.
Стоя в аппаратной выгородке по щиколотки в радиоактивной воде, он самоотверженно трудился, воплощая в жизнь свою, а не «академическую», схему охлаждения реактора, совсем не обращая внимания на температуру в отсеке, на запредельный  уровень радиации, как будто речь шла не о его здоровье и жизни, а о простой учебной вводной. Он впервые в своей короткой жизни ощутил значимость знаний, важность профессии, которую выбрал когда-то для себя, а теперь значит и для экипажа, частью которого он являлся.
К  четырём часам утра 31 августа все работы по наладке новой схемы были закончены, и первые 100 литров «питательной» воды были поданы в активную зону.
— Центральный, старший лейтенант Соколов, температура активной зоны понизилась на 8 градусов.  Начато расхолаживание ава¬рийного реактора.
Помимо Соколова, в подготовке нештат¬ной системы проливки принимали активное участие многие подводники: капитан 3 ранга Званкович, капитан-лейтенанты На¬умов, Рюмин, Петров, старший лейтенант Харченко, лейтенант Смоляк, мичманы Орлов, Шапуленков, Ефремов, Крылов, Кошонов, матросы Веселов, Гаджирамазанов, Кустов.
                5
С момента объявления аварийной трево¬ги на «К-462» значительно ухудшились условия обитаемости во всех отсеках подводной лодки, особенно в энергетичес¬ких. Нести вахту по обслуживанию работающих механизмов в условиях повышенной влажности и высоких температур всегда сложно, но в нынешних условиях было не просто очень тяжело, а местами ; невыносимо. Посоветовавшись с заместителем ко¬мандира 3-й дивизии капитаном 1 ранга Стаценко, Пахомов уменьшил время несения вахты личному составу с четы¬рех часов до двух  в электротехническом и до одно¬го часа ; в турбинном отсеках.
Турбинисты матросы Дармограй и Гырля, обслуживающие испарительную установку, производившую «питательную» воду для расхолаживания реактора, получили тепловой удар и потеряли сознание. Товарищи подняли  их наверх и уложили на палубу в ограждении прочной руб¬ки.
— Начальнику медицинской службы срочно прибыть на мостик! — команда по громкой связи прозвучала как трагический реквием.
«Что-то произошло? ; мелькнуло в головах многих подводников. ; Что-то нестандартное…».
 — Если начмеда шмелём вызывают на мостик, значит началось… — озвучил свои мысли какой-то  мичман из глубины турбинного отсека.
— Что началось? — раздражённо поинтересовался Званкович.
— То и началось, что кранты нам. Думаете я поверил, что температура реактора падает. Зря ли вахту сократили? Какую дозу радиации мы хватанули фактически, во время взрыва? Н-е-ет, не жильцы мы все, и спасенья ждать неоткуда. Москва молчит, они  там думают…
— Прекратить панику, старший мичман, вы же опытный подводник, партийный активист, мастер военного дела к тому же, а чушь несёте как вчерашняя девственница на первом приёме у гинеколога. Стыдно! На вас ведь молодые матросы смотрят.
                6
Лейтенант  медицинской службы Колесник быстро привёл  матросов в сознание.
— Живы, орёлики! Вот и славно, посидите тут, подышите свежим морским воздухом. Вахта для вас на сегодня закончилась.
— Как закончилась? — первым отозвался матрос Дармограй, — что ж нашим товарищам теперь двойную вахту нести?
— Нет уж,  — отозвался и Гырля, приподымаясь на локтях,  — мы требуем возвращения в отсек.
Бытует мнение, что для проверки семьи на прочность супругам надо предложить жизненные испытания. Экипаж подводной лодки ; это тоже семья, и чем серьёзнее испытания, выпавшие на долю экипажа, тем крепче те самые «семейные» связи между его членами, тем легче преодолеваются любые испытания.
Весь личный состав «К-462», не задействованный непосредственно в ликвидации последствий аварии ядерного реактора, по¬сменно участвовал в дезактивации зараженных по-мещений, нёс специальную вахту, производил различного рода работы. Чувство локтя притупило ощущение беды,  усилило чувство товарищества, ещё  больше сплотило экипаж, вселило уверенность в победе.
Через двое суток после начала расхолаживания ава¬рийного реактора рост температуры активной зоны прекратил¬ся, стало понятно ; новая схема работает успешно. Можно было предположить, что пик кризисной ситуации пройден, появилась уверенность в образовавшейся  тенденции сниже¬ния температуры.
— Алексей Иванович, — Пахомов протиснулся в каюту  старшего на походе капитана первого ранга Стаценко, — необходимой ремонтной  базы  для полноценного восстановления ГЭУ в Средиземном море у нас нет. Москва также техническую помощь здесь не окажет. Нужен как минимум отечественный судоремонтный завод. Считаю, надо запрашивать ГШ ВМФ о возвращении  к месту базирования. С тем и пришёл.
Алексей Иванович Стаценко ; опытный, мудрый командир,  подводник с большой буквы, кава¬лер ордена «Красной Звезды», на протяжении всего похода своими рекоменда¬циями и тактичным отношением к подчинённым не только оказывал практическую помощь молодому командиру лодки, но и поддерживал в трудную минуту Пахомова как человека. Вот и сейчас, выслушав командира,  одобрил его решение.
Москва проявила свойственную руководителям этого уровня «оперативность» и ровно через сутки разрешила переход аварийного атомохода к основному месту бази¬рования в подводном положении под одной ГЭУ.
Получив «высочайшее соизволение», четвёртого  сентября в полдень подводная лодка  «К-462» в сопровождении плавбазы «Фёдор Видяев» начала движение в точку погружения, туда же направилась и «Б-224». С наступлением темноты подводные лодки погрузились и, не давая американцам «списать» их «шумовые портреты», начали маневрирование, меняя режимы движения и глубину в направлении на выход из Средиземного моря. Плавбаза, двигаясь теми же курсами, также пыталась шумом и маневром прикрыть подводные лодки и сбить противника с толку. Силы ОВМС НАТО, продол¬жая разведнаблюдение по маршруту предполагаемого движения советских лодок, вели себя жёстко и напори¬сто. Пытаясь восстановить контакт с подводными лодками, самолеты базовой патрульной авиации типа «Орион Р-3С» забрасывали море радиогидроакустическими буями. Палубные противолодочные вертолеты «Си Кинг» помогали им своими опускаемыми станциями.
 А в это  время с запада к Тунисскому проливу подходил отряд боевых кораблей США, но для «К-462» он теперь был попутной задачей.
После одиннадцати суток проливки  расхолаживание аварийного реактора ста¬ло стабильным и необратимым. Эх, знало бы человечество, что само провидение сейчас проигрывает ситуацию, до боли схожую с той, которая сложится на японской АЭС  «Фукусима-1» спустя четверть века. Однако профессиональная готовность к экстремальным, неординарным ситуациям на советской подводной лодке и на японской АЭС, как впрочем, и на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС, окажется разной и, как результат, последствия тоже. К слову сказать, за мужество и героизм, проявленные подводниками «К-462» в ходе предотвращения ядерной катастрофы тогда ; в августе 1985 года ; до настоящего времени так никто и не награждён, а ведь многих из них уже нет в живых, и не только по возрасту…
До аварии в Чернобыле оставалось меньше года, фактически начался обратный отсчёт. 

        VI. САМАЯ ДЛИННАЯ НОЧЬ
                1
— Штурман, как у нас с местом? — поинтересовался Чуйков, заглянув в штурманскую рубку по пути на мостик.
— Место «железное», товарищ командир, скоро откроется мыс Скаген, за ним Каттегат, а там и проливная зона седой Балтики.
— Хорошо, Александр Николаевич.
— Да, хорошего мало… — проворчал Дербенёв.
— Это почему ещё? — удивился Чуйков и задержался у трапа.
— Как только пересечём известную вам линию, автоматически выключится боново-валютный счётчик ; мы опережаем подвижную точку почти на сутки.
— Ох, и зануда, ты штурман.
— Я не зануда, товарищ командир, а рациональный аналитик. Кстати, за нарушение боевого распоряжения можно и выговор схлопотать от родного командования.
— Всех денег не заработаешь, моряк. И потом, кто тебе, разлюбезный счетовод, сказал, что мы будем нарушать боевое распоряжение? Нам бы проливы проскочить своим ходом, а там… Победителей не судят. Ты разве забыл, что у нас на правом дизеле газоотвод самопальный ещё с Тартуса, а на левом — два цилиндра не работают почти месяц и все резервные головки блоков использованы? Может ты предлагаешь на одном дизель-генераторе в родную базу пришлёпать? Нет уж, извольте! Я лучше в районе Балтийска, не заходя в терводы СССР, поболтаюсь лишние сутки, чтобы твою точку подождать, чем заламаться где-нибудь в самом узком месте проливов у борта какого-нибудь белоснежного мастодонта на радость датским зевакам и ребятам из НАТО. Тогда уж точно: «По местам стоять с должностей сниматься»… — не найдя понимания в глазах собеседника, Чуйков махнул рукой и устремился на мостик.
Погода наверху откровенно радовала глаз. Совсем не по- утреннему довольно ярко светило солнце, море окружало лодку почти штилевой гладью. Радом сновали разномастные катера и яхты, а несколько в стороне по встречному пути шли суда на выход из Балтийских проливов. Слева на мостике, возле вахтенного офицера, суетился командир ЭНГ, водружая нештатный столик с планшетом проливной зоны.
— Как настроение, Олег Станиславович? Первый раз идёшь проливами…—  поинтересовался Чуйков, размещаясь по правому борту рядом с командиром дивизии.
— Как же первый? — обиделся Апилогов, — второй, первый был, когда на выход шли, а теперь на вход.
— Вот я и говорю, на вход идёшь первый раз.
— Ну, если так, то да, действительно, первый. Только в чём разница?
— А разница в том, штурман, что дорога домой короче, но торопиться не надо.
 — То-то, я смотрю, мы на сутки, не торопясь, опережаем подвижную точку…
— И ты туда же? — возмутился Чуйков, намекая на разговор с Дербенёвым, о котором не мог знать младший штурман.
— Куда? — не понял Апилогов, продолжая изучать планшет.
— Не волнуйся, Олег Станиславович домой придём вовремя, ты лучше скажи, какая погода нас ждёт в проливах?
Апилогов повернулся к планшету, на котором в табличном виде им же был записан прогноз погоды на сутки, и доложил:
— В первой половине дня погода ожидается благоприятная, приблизительно в том же виде, который сейчас наблюдается, а вот во второй половине прогнозы расходятся. Наш прогноз благоприятный, а вот датчане обещают туман, причём ближе к ночи сильный. Есть правда одно но…
— И какое?
— Датский прогноз — долгосрочный, то есть степень его достоверности и вероятность крайне низкие, а вот наш свеженький, только получили.
— На наших надейся, а сам не плошай, штурман, — не согласился с Апилоговым командир. — Добро, готовьтесь к форсированию проливной зоны. Когда мы будем проходить риф Гёдсер- Рев?
— Ночью, товарищ командир, в районе двадцати трёх часов.
— Это хорошо, — резюмировал Чуйков, — интенсивность движения судов, в том числе и паромов, к этому времени спадёт…
— Мостик, штурман, проходим район якорной стоянки «живете», не наблюдаете ли там наш дозорный корабль?
— А ты, штурман, не ленился бы и поднялся на мостик или в перископ посмотрел бы, — необычно отреагировал на запрос Дербенёва Жарков.
— Спасибо, товарищ вахтенный офицер, я немедленно сделаю, как вы рекомендовали, — с язвой, но вежливо, понимая, что на мостике находятся командир дивизии и командир лодки, ответил Дербенёв, а про себя подумал: «Добро, Юрий Николаевич, ты только спустись ко мне на штурманскую вахту, умник…».
Когда штурман поднялся на мостик, Апилогов уже изучил в бинокль и через пеленгатор суда, находившиеся в якорной стоянке.
— Александр Николаевич, в якорной стоянке действительно находится один советский малый противолодочный корабль, но он  немецкого базирования, с Рюгена, а нам в качестве лидера назначен корабль из Свиноустья.
— Тогда, Олег Станиславович, будь внимателен, сразу за мысом Скаген ; южнее якорной стоянки «живете»  будет видна вот эта якорная стоянка, — Дербенёв ткнул измерителем в район, выделенный на карте красным цветом и обозначенный буквой «К»,  — наш корабль, очевидно, там. Увидишь, доложи.
 — Хорошо, Александр Николаевич, — подыгрывая старшему штурману, ответил младший, — я обязательно напомню вахтенному офицеру о его обязанности.
Борковский и Чуйков, наблюдая за тонким юмором дружного штурманского дуэта, только улыбались. Автономке конец, ещё пару дней и вспыхнут ярким сполохом на горизонте купола Свято-Никольского морского собора, именуемого местными жителями просто Кароста .  И забудутся этими, по сути, ещё мальчишками, трудные, порой штормовые и очень опасные мили похода. И останутся навсегда в памяти, только светлые и радостные минуты встреч, там — на таком далёком пока берегу.
«Неплохой получился тандем», — подумал Чуйков.
— Толковые у тебя штурмана, Владимир Артемьевич, а ведь вначале как будто не ладилось у них, — в тон мыслям командира произнёс Борковский.
 — У них учителя были что надо, — согласился Чуйков, — Круминьш, Гречихин, Потапков, Да и шесть месяцев в прочном корпусе тоже даром не прошли. У меня треть матросов впервые в автономку вышли, а теперь — орлы, просто морские волки.
— Это конечно так, командир, но у тебя четверть матросов должны были уволиться ещё месяц назад, а они с тобой в железе и, заметь, добровольно. Это, я тебе скажу, тоже показатель, так что к названным учителям добавь ещё и свою фамилию…
                2
«Б-224» давно миновала якорную стоянку «К» и ещё одну и ещё, но советского дозорного корабля, который должен был лидировать её при форсировании проливов так и не обнаружила, на УКВ корабль не отвечал. Ближе к вечеру, когда были пройдены все якорные места, где согласно существующим международным соглашениям разрешалось становиться на якорь в сложных  гидрометеорологических условиях, упал туман. Погода  «выставила счёт» подводникам за прекрасный день и комфортные условия плавания в надводном положении, готовя сложную и напряжённую ночь. Местный датский  прогноз оказался более достоверным, чем отечественный.
— Спят они, что ли? — из последних зрительных сил вглядываясь в молочную пелену наступающей ночи, проворчал боцман Осинов.
 — Коллеги просто не рассчитывают на встречу с нами на сутки раньше, — отозвался из глубины мостика штурман.
— Ты лучше, Дербенёв, расскажи, как вы всем скопом туман «промухали», — подключился Чуйков, наклоняясь к вахтенному офицеру — «Учебная тревога. По местам стоять, узкость проходить! Боевому информационному посту готовность номер один!».
И снова закипел тяжёлый изнурительный труд всего экипажа, и снова потянулись томительные часы, медленно переходившие в сутки плавания в сложных навигационных условиях. На индикаторах РЛС в поисках заученных наизусть ориентиров, сутками не смыкая глаз, напрягались радиометристы.  Визуально осматривая горизонт в бинокли и перископы, трудились рулевые-сигнальщики, вахтенные офицеры и штурманы. И, тем не менее, в проливе Большой Бельт лодка чуть не «наехала» на целую флотилию яхт и швертботов, участвующих в парусной регате и застывших в дрейфе из-за отсутствия ветра. Малый Бельт и вовсе «обрадовал» подводников паромными переправами, интенсивность которых не снижалась даже ночью. С одним из  участников такого движения, избегая сближения вплотную, Чуйкову пришлось расходиться на экстремальных режимах ввиду того, что пассажирский лайнер, уклоняясь от столкновения со своим грузовым «побратимом», резко увеличил и без того немаленькую скорость, а курс изменил в сторону «Б-224». Пришлось срочно отрабатывать реверс и ложиться в дрейф, поскольку менять курс и уходить с фарватера, имеющего глубину максимум десять метров с осадкой восемь с половиной — «смерти подобно».
 — У них, что РЛС не работают, мать их датскую… — грязно выругался Манишевич, да так громко, что паром, кажется, даже замер.
 — Да нет, Юрий Михайлович, — продолжил размышления старпома Чуйков, — просто на всех вахтенных офицеров индикаторов не хватает…
— Когда капиталисты деньги зарабатывают, думать о безопасности плавания им не пристало: всё давно просчитано и включено в страховку, — спокойно отреагировал Борковский, — даже человеческие жизни. Это вам, товарищи подводники, следует быть повнимательнее на последнем этапе похода.
                3
— ГКП, радисты, получено разведдонесение всем противолодочным силам флота: в нашем районе обнаружена неопознанная иностранная подводная лодка.
— Спасибо, радисты, — Гончар – командир ракетной боевой части, повернулся к старшему помощнику, который  нёс командирскую вахту, чтобы убедиться, что тот всё слышал.
Манишевич кивнул головой и приказал вахтенному офицеру:
— Штурману нанести место иностранной  лодки на карту и доложить.
Светало. С первыми лучами солнца туман стал рассеиваться, и только отдельные его клочки вместе с обрывками облаков пролетали рядом, тая на глазах как сахарная вата.
 — Мостик, штурман, до знака Мён Юго-восточный полста кабельтов. С проходом данной точки рекомендуется снижать боевую готовность.
— Ты что, Олег Станиславович, только проснулся или поговорить не с кем? Мы готовность понизили ещё час назад ввиду явного улучшения навигационной обстановки, Аркона и Дарнбуш на РДС как на ладони — удивился вахтенный офицер.
— Он действительно только проснулся, я разрешил ему кимарнуть часок – другой как только вышли из Фемарн ; Бельта, — отозвался Дербенёв, поднимаясь на мостик. — Юрий Михайлович, согласно полученному от оперативного дежурного БФ разведдонесению выходит, что иностранная лодка вошла в пролив Скагеррак вместе с нами,  причём в надводном положении, и при этом линию мыс Скаген — остров Черн она пересекла в той же точке, что и мы?!
— И какой вывод, штурман?
— Извините великодушно, имея видимость в Скагерраке «сто на сто», мы никого не наблюдали…
— Предложения? — спокойно уточнил Манишевич.
 — Доложить командиру и дать радио на управляющий КП, что это были мы, а «бдительный» командир дозорного корабля который, мы обнаружили визуально в якорной стоянке «живете» южнее мыса Скаген, попросту обос…ся, желая обязательно отличиться и получить орден на грудь.
— Ну да, ну да, командиру МПК — орден или, в крайнем случае, медаль, за обнаружение лодки, а командиру «Б-224» — НСС  за нарушения боевого распоряжения. Бери, штурман, Картавина, разведчика, мозги и докладывайте предложения командиру ; он минут двадцать как пошёл к себе.
                4
Лидер, «потерявшийся» у Скагена, догнал «Б-224» только у Рюгена. Ссылаясь на туман и плохие условия связи, командир МПК «довёл» подводников до Свиноустья и убыл восвояси. А спустя ещё двое суток «Б-224» прибыла на рейд родной базы, опережая подвижную точку всего на 12 часов.
Около 20.00  Чуйков доложил на КП БФ о прибытии на рейд Лиепаи и готовности к заходу в базу, а спустя несколько минут, убедившись, что радио получено адресатом, запросил разрешения оперативного дежурного ОВР а на заход и швартовку. Ответа пришлось ждать вплоть до полуночи. К этому времени лодку забросали в прямом смысле слова телеграммами о неизвестной иностранной подводной лодке, которая якобы следила за «Б-224», оставаясь невидимой для усталых подводников. Командный пункт флота потребовал с заходом в базу представить кальку маневрирования лодки Чуйкова за весь период плавания в проливах, а также вахтенный и навигационный журналы, журналы вахтенных радиометриста и акустика. На что Борковский отреагировал довольно просто. Связавшись через своего оперативного дежурного с ОД БФ, он попросил затребовать у оперативного дежурного советского  дивизиона кораблей базировавшихся на острове Рюген кальку маневрирования корабля, «обнаружившего» неизвестную подводную лодку в ходе его слежения за «противником».
Только к шести утра подводники получили ответ на своё донесение, из которого следовало, что «в связи с неготовностью молодых поросят к запрашиваемому времени, заход «Б-224» в Лиепаю будет осуществлён в назначенное боевым распоряжением время», то есть ровно в 10.00.
Для подводников началась самая длительная и самая томительная ночь за все шесть месяцев автономного плавания.
               
           VII. ЧЁРНАЯ МЕТКА
                1
Как только «Б-224» ошвартовалась у 46-го причала с севера, начался торжественный митинг. Помимо подводников на нём традиционно присутствовали члены семей. Родная дивизия, построенная по этому торжественному случаю, узнала о том, что все члены экипажа Чуйкова представлены к государственным и правительственным наградам за успешное выполнение боевых задач в мирное время. Но Дербенёва, стоявшего  в общем строю, радовала не эта весть. Случайно услышанная им во время построения новость о том, что в ближайшее время — сразу после сдачи отчётов и контрольного выхода, им предстоял доковый ремонт, радовала его больше. Будоража воображение, в котором виделся дом отдыха,  положенный за длительное плавание длительностью двадцать четверо суток плюс дорога, отпуск  сроком почти два месяца и доковый ремонт – такой же продолжительности, эта новость обретала материальные черты неописуемого счастья.
«Вот будет здорово — почти полгода без всяких морей», — мечтал Александр, всматриваясь в пёструю бесформенную толпу женщин и детей, образовавшуюся слева от чёткого и ровного строя экипажей подводных лодок, выстроившихся для встречи.
Дербенёву так нестерпимо хотелось увидеть свою Татьяну, что он увидел сразу двух практически одинаковых молодых женщин, издали очень похожих на неё, причём обе женщины стояли рядом, а возле них Александр обнаружил ещё какое-то знакомое женское лицо…
«Стоп,  это же Ирина — сестра Татьяны, — подумал Александр, — и, кажется, тётка родная тоже?».
Понимая, что в их двухкомнатной квартире с некоторых пор расположился «цыганский табор», Дербенёв несколько скис:
«А как же встреча при свечах  после долгой разлуки? Поднос, передник…».
— О чём мечтаешь, моряк? — голос минного офицера вернул Дербенёва на грешную землю, — тяни номерок на сегодняшнее дежурство. — Толкая Александра в бок, Хомичев протянул ему пилотку, развёрнутую в виде мешка в которой находились рулончики заранее подготовленных бумажек.
Все они были пусты и лишь одна, имела метку в виде креста, означавшую, что вытянувший её офицер именно сегодня —  в день возвращения ; заступит дежурным по кораблю и, оставаясь на борту с дежурной сменой, будет целые сутки обеспечивать живучесть и безопасность подводной лодки, а также покой и счастливый «сон» своих товарищей.
Увидев вмиг потускневший взгляд Дербенёва после того, как тот развернул вытянутую им бумаженцию, Хомичев тихо, но чётко, так, чтобы было слышно всем офицерам, произнёс: «Есть чёрная метка». Все подводники, стоявшие рядом с Дербенёвым, посмотрели на обречённого и облегчённо вздохнули…
Митинг с вручением поросят, почётных грамот и погон с очередными воинским званиями отличившимся в походе закончился. Началось «братание», все желающие двинулись на сорок шестой причал, чтобы пообщаться со своими близкими и друзьями. В глазах офицеров и мичманов, тех кто пришёл и тех кто встречал блестели откровенные искорки радости зачастую вперемешку со скупой мужской слезой, женщины наоборот не скупились на эмоции и, сняв все внутренние тормоза, сыпали поцелуями налево и направо, рыдая вовсю от счастья. И только Александр стоял на своём месте как вкопанный и даже не шевелился. Он даже не чувствовал, как его во всю тискали прибывшие к борту друзья — Саня Пырх и Вовка Варламов, а рассказ Саши Дзюбабы о том, что он тоже только вчера вернулся с боевой службы Дербенёв вовсе пропустил мимо ушей. Александр просто не верил в реальность происходящего с ним.  Потеряв всякую надежду на справедливость судьбы, нестерпимо захотелось всё переиграть, перетянуть, исправить. Но…
— Саша, родной, здравствуй, — колокольным набатом через туман сознания прозвучал голос Татьяны.
Дербенёв оглянулся. Возле него стояла она — его любимая Тата, но почему-то с каким то «чужим» животом. Дочка Люся, заметно вытянувшаяся за полгода, пряталась за маму и удивлённо смотрела на большого, почти незнакомого дядю, фотография которого стоит у неё дома. Ирина – сестра Татьяны и их тётка Галя, неизвестно зачем приехавшие в Лиепаю, стояли напротив и улыбались.
 — При-ве-т…— еле слышно произнёс Александр, приходя в себя.
— С тобой всё хорошо? — спросила Татьяна, припадая к груди Александра.
— Да, если не считать, что моя автономка продолжается, — ответил тот,  страстно целуя супругу.
— Это как? – еле оторвавшись от губ Дербенёва, уточнила Татьяна.
— Обыкновенно, мне выпало сегодня дежурить. А ты что в положении?
— А разве ты не рад?
— Прости, это я так ляпнул, не подумав, — Александр прильнул к лицу любимой и тихо  прошептал: — понимаешь… долго без тебя, без женщины любимой… тяжко.
— Понимаю. Я тебя тоже хочу...
— А разве можно?
— Можно, если осторожно…
«Капитан-лейтенанта Дербенёва к старшему помощнику»,— громко прокричал вооруженный вахтенный у трапа подводной лодки. Александр оглянулся и обречённо пошёл к Манишевичу. Уже уходя, он подхватил дочку на руки и расцеловал в удивлённые и ничего не понимающие глазки.
               
             VIII. АЙОВА
                1
— Александр Николаевич, — Манишевич внимательно посмотрел в глаза Дербенёву, — лови очередную вводную. В районе Шетландских островов обнаружен линкор ВМС США «Айова».
— Брат-близнец нашего старого знакомого по Бейрутскому кризису?  — уточнил Александр.
— Совершенно справедливо замечено, — согласился старший помощник, — и начинка та же – ядрёная, только теперь не мы к нему в гости, а он к нам…
— Это как понимать?
— Я пока и сам не знаю, командира срочно вызвали в штаб для уточнения новой задачи. Ясно только одно: идёт «братец» через Балтийские проливы не один, а в сопровождении ОБК  и в ближайшее время планирует проведение ракетно-артиллерийских стрельб в районе острова Борнхольм.
— Наши действия?  — уточнил штурман.
— По предварительному распоряжению все дежурные силы флота с нуля часов следующих суток планируется перевести в готовность к немедленному выходу в море, а силы боевой службы смещаются в район ожидаемых маневров НАТО.
— Час от часу не легче, а как с моим дежурством?
— Ты прав — «хрен редьки не слаще». Готовься на дежурство как положено. Сходи домой, переоденься и прочее, а там  распоряжение покажет.
— Ясно, но как быть с кальками маневрирования в проливной зоне?
— Да никак. С флота пришёл телекс со схемой маневрирования неопознанной подводной лодки в ходе слежения за ней нашего «бдительного» мпк, при накладывании на него твоей кальки отклонений не выявлено…
— И что? — улыбнулся в усы Дербенёв, — неужели теперь не ясно, что никакой иностранной лодки не было и в помине?
— С этим-то как раз ясно, но теперь нам другое дело шьют, —   Юрий Михайлович, покрутил пальцем у виска, кивая в сторону моря, — надводники утверждают, что у нас система опознавания не работала и поэтому они нас перепутали с иностранной пл.
— Лучше бы они выучили силуэты советских подводных лодок, — вырвалось у Дербенёва,  — и таблицы визуального опознавания заодно —  пинкертоны хреновы.               
Утром следующего дня командиру «Б-224» было вручено очередное боевое распоряжение. Как и предполагалось, все дежурные силы флота и силы боевой службы, находившиеся в базе и на МПР,  переводились в немедленную готовность. Для всех членов экипажа Чуйкова, побывавших в семьях и пришедших с утра на службу после первой, но такой неповторимой и сладкой береговой ночи, начался новый день и новый отсчёт времени. И только штурман Дербенёв, для которого автономка не закончилась, а обратный отсчёт замер на цифре ноль, продолжал своё плавание в старом измерении, снова превратившись из дежурного по кораблю в вахтенного штурмана.
               
 ЧАСТЬ ВТОРАЯ



Судьба подводника, как в прочем и любого моряка ;
Загадка, может крест, но точно не высокая награда.
Она как свет в ночи далёкого родного маяка ;
Для всех одновременно боль, надежда и отрада.
               
Автор

      IX. НЕ ПЛЕМЕННОЙ БЫК
                1
Лодка готовилась к контрольному выходу, когда старшего помощника командира вызвали в военно-морскую академию для сдачи вступительных экзаменов. Спешно передав дела Потапкову, вернувшемуся к тому времени из командировки, Манишевич убыл в город на Неве. Оставаясь временно исполняющим обязанности старшего помощника, Владимир Анатольевич не забывал интересоваться и штурманской службой, в которой назревал нешуточный конфликт по поводу сходов на берег.
Поскольку у командира ЭНГ лейтенанта Апилогова в Ленинграде заболела мама, по ходатайству его отца — начальника тыла базы, молодого офицера отправили в отпуск, и бремя подготовки всей отчётной документации в штурманской боевой части естественным образом легло на плечи Дербенёва, не имеющего родственников в высоких штабах. К несчастью Александра часть ранее подготовленных отчётов были забракованы, причём не кем-то со стороны, а Потапковым, который сам их и готовил, будучи старшим штурманом на первом этапе похода.
Конфликт достиг точки кипения, когда наступил памятный для Дербенёва и не имеющий  никакого значения для остальных  день годовщины свадьбы Татьяны и Александра. Надо же было такому случиться, что именно в этот день Потапков потребовал от Дербенёва на проверку отчётные бланки штурманской боевой части, поскольку на завтра планировалась отправка всех материалов за поход секретной почтой в Москву.
  — Здесь не все бланки, Александр Николаевич, — пересчитав принесённые Дербенёвым материалы, констатировал Потапков.
 — Действительно не все, здесь не хватает только тех, которые вы загубили, а я их теперь переписываю…
Потапков не ожидал такого ответа. Он даже на мгновение потерял дар речи.
— Сынок, а ты часом белену не кушал сегодня на завтрак?
— Никак нет, Ваше высокопревосходительство! — высокопарно съязвил Дербенёв, ещё больше выводя из состояния равновесия своего оппонента, — я, знаете ли, всю неделю после возвращения  в базу кушаю только то, что  подают в офицерской столовой, поскольку дома, на домашних харчах, ещё не был — не удостоен чести, поскольку вашей милостью лишён схода на берег. У вас, Владимир Анатольевич, позвольте полюбопытствовать, сколько суточек  прошедшая автономка вышла?  — Видя некоторое замешательство Потапкова и не дожидаясь ответа, Александр продолжил атаку с новым напором, — а у меня всё равно на неделю больше. Как племенного быка выдерживают, чтобы лучше осеменял. Так что садитесь, товарищ капитан третьего ранга, и устраняйте собственные огрехи, может и вам эротические сны будут сниться.
На рёв Потапкова, донесшийся из рабочей комнаты,  в коридор выскочил замполит:
 — Что у вас твориться? — возмущённо-повелительным  тоном, дистанцируя себя от происходящего в казарме, обратился он к дежурному по команде.
— Ничего особенного, товарищ капитан третьего ранга, — сходу отрапортовал мичман Сторчак, находившийся в этот момент рядом и готовящийся на дежурство, — просто наш штурман с приписным оспаривают между собой право самца.
— Это как понимать? — не понял Каченко.
— Да, видите ли, к приписному  жена приехала из Риги, наш же, бедолага, ещё ни разу после возвращения из похода дома не ночевал,  а дело это молодое, охочее, нам, старикам, и то хочется иногда давление стравить, а тут день свадьбы…
— Чьей свадьбы? — уточнил  Каченко.
— Да Дербенёвых, чьей же ещё.
Случайно узнав о годовщине свадьбы одного из подчинённых,  Каченко быстро сообразил, что в складывающейся ситуации, он может оказаться «крайним» в силу незнания «внутреннего мира» членов экипажа. Чтобы избежать негативных для себя последствий, он направился к Чуйкову.
Решением командира Дербенёву в этот день было предоставлено право схода на побывку до семи утра, а Потапков, тем же решением, был оставлен в казарме дорабатывать отчёты.
                2
Застолье, цветы, поздравления ; это всё банально. В годовщину свадьбы хочется всего, сразу и желательно с брачной ночью. Мечты, мечты, где ваша сладость?
Оказавшись наедине с любимой, Дербенёв почему-то медлил, чувства неловкости, сомнения и даже стыда, вновь появившиеся после долгой разлуки, давали о себе знать.
«Действительно, как в первый раз», — подумал он, обнимая Татьяну.
Ожидая пока уснут многочисленные родственники и затихнут шорохи в квартире, Александр пытался освоиться с мыслью, что  он теперь дома, а не в прочном корпусе.
Ярко светила Луна, заглядывая в окно между неплотно задёрнутыми шторами. Где-то за стенкой ворочалась тётка Галя. По звуку пружин старого дивана было понятно, что человеку не спится. Где то в углу комнаты посапывала Ирина – сестра Татьяны, которой было постелено на полу.
Не дождавшись каких-либо сексуальных инициатив со стороны жены, Александр всем телом прижался к ней, демонстрируя  физическую готовность к близости. Обнажённое тело супруги пахло васильками, такими же, как те — вышитые на наволочках и рассыпанные тонким рисунком на простыне. Нестерпимо сладкое и одновременно жгучее желание овладеть любимой женщиной возбудило и без того твёрдую плоть, Дербенёв легонько тронул рукой грудь Татьяны,  коснулся губами сначала одного, затем другого соска. Преодолев холмик упругого  и заметно округлившегося животика, в котором  с недавних пор текла новая жизнь, рука опустилась ниже. Женское лоно вздымалось и трепетало под пальцами Дербенёва, мужская плоть, пульсирующая приливами крови, изнемогала от желания. От длительного воздержания немного кружилась голова. Отвечая на ласки возлюбленного, Татьяна страстными поцелуями усыпала не только лицо, но и тело супруга. Горячие губы её остановились где-то под подбородком. Задыхаясь в объятиях любимой,  Александр поднял голову — лунный свет, воришкой проникший между шторами, узким лучом упал в дальний угол гостиной, как бы акцентируя внимание Александра. Присмотревшись, Дербенёв с удивлением обнаружил, что Ирина не спит и с любопытством наблюдает за происходившим на супружеском ложе…
 — Иди ко мне, — тихо прошептала Татьяна прямо в ухо Дербенёву.
Александр словно замер. Его  руки машинально продолжали ласкать Татьяну, но  движения стали вдруг какими-то чужими, а руки ватными.
— Что случилось? — спросила Татьяна, не понимая, что происходит.
— Очевидно, я точно не племенной бык, — еле слышно ответил Дербенёв, обнимая жену, — не могу я заниматься этим при свидетелях.
— Какие свидетели, кроме Бога? Мы одни…
— Как же, а маленький, а Ирина там — в конце комнаты?
— Всё это ерунда, отговорки, — очень холодно и даже жёстко ответила Татьяна, — я тебе просто не нравлюсь в своём нынешнем положении. Куда уж тут до любви? Теперь я толстая, пузатая уродина. Вот и все причины, ведь так?
— Нет, конечно же, нет, —  пытался возражать Дербенёв, но Татьяна закрыла ему рот своими губами и Александр почувствовал, как по его щекам текут её слёзы.
    
     X. ГОРОХОВЫЙ СУПЧИК
                1
Отчёты сданы, боевое дежурство завершилось без реального контакта с противником.  Линкор ВМС США «Айова», побряцав железными мускулами, убрался восвояси. По-настоящему только сейчас для Дербенёва закончилась автономка, но тут пришло время контрольного выхода. Для проверки боеспособности подводной лодки на борт прибыли офицеры походного штаба  состоявшего их представителей эскадры и дивизии подводных лодок.
Не секрет, что даже самый маленький по длительности выход в море, а именно таким был этот контрольный выход, требует очень тщательной подготовки и может иметь очень большие последствия для всех его участников.
Понимая, что лодка более шести месяцев фактически находится в состоянии боевой службы, офицеры походного штаба отнеслись к подводникам лояльно и не предвзято. На контрольном выходе экипаж Чуйкова показал прекрасную морскую выучку во всех обыгрываемых нештатных ситуациях. После  получения реального целеуказания от самолёта условный противник был эффективно «уничтожен» ракетным и торпедным оружием. Приборы объективного контроля с поднятых торпед, выпущенных «Б-224», показали наведение на все атакованные цели. Доложив на управляющий командный пункт о выполнении поставленной задачи, лодка всплыла и направилась в базу.
Незаметно наступили сумерки, а за ними и ночь. Луна, как зрелая девка, словно играя в прядки со звёздами, спряталась за небольшим облаком. Звезды, напротив, рассыпались по небесной сфере белым жемчугом и, собравшись в созвездия, начали свой замысловатый танец.    
— Как у нас с разрешением на вход? — уточнил Чуйков у Картавина, когда Дербенёв доложил о прохождении приёмного буя.
— Нам «добро» в базу через средние ворота, швартовка предварительно к сорок седьмому пирсу с юга под выгрузку торпед, — отрапортовали радисты.
— Почему через средние, ещё вчера мы выходили через южные? – удивился Чуйков.
 — В аванпорту образовалась мель в районе Южных ворот, ещё до выхода я заказал землечерпалку на дноуглубительные работы, вот нас и завернули,  — ответил флагманский штурман дивизии и тут же обратился к Дербенёву,  — будь внимателен, Александр Николаевич, начинается твоя работа. Давай, заводи ракетоносец в базу.
— Моя работа, Олег Георгиевич, с «лёгкой руки» капитана второго ранга Воробьёва и вице-адмирала Громова, последние четыре года ещё не заканчивалась.
— Штурман, хорош ворчать. Давай работать, — включился в полемику Чуйков, — видишь, лодка лежит южнее створа.
— Товарищ командир, лодка лежит южнее створа на три метра в пределах фарватера, с учётом прибрежного течения северного направления таким курсом через пару минут ляжет на створ. Ещё одерживать придётся…
И действительно последующие тридцать минут Чуйкову пришлось несколько раз менять курс, чтобы оставаться на линии створов в границах входного фарватера. Когда лодка подошла на линию входных ворот, Дербенёв заметил, что корабль снова находится немного южнее рекомендованного пути:
— Лодка южнее створов на два метра, предлагаю кратковременно изменить курс влево на пять градусов и можно будет сразу начинать циркуляцию вправо, на секущий створ аванпорта.
—Ты что с ума сошёл, штурман, мы входим в ворота. Следи за временем поворота лучше, — не согласился командир.
— Товарищ командир, я настаиваю…— Дербенёв осёкся, увидев как махнул рукой Чуйков.
— Не тревожьтесь, Александр Николаевич, — отозвался из-под ограждения рубки боцман, — я всё вижу и всё контролирую. Вошли нормально и повернём нормально.
 — Не впервой, штурман, захожу и вижу, что нормально лежим... — «подпевая» боцману отозвался из темноты приписной старпом, которого взяли «для галочки» с соседней лодки, вместо убывшего в академию Манишевича.
И только Гречихин, находившийся внизу  в штурманской рубке  вместе с Апилоговым и контролировавший вход в базу корабля по радиотехническим и космическим средствам навигации, подтвердил рекомендацию на изменение курса влево. Спустя минуту, определив через пеленгатор место корабля на фарватере, Дербенёв громко произнёс:
— Лодка прошла средние ворота, время поворота вправо на курс 182 градуса.
Командир почему-то молчал, боцман хитровато прищурив глаза, выглянул из-под козырька мостика, всматриваясь в одному ему известные ориентиры.
— Товарищ командир, лодка вне фарватера, стоп моторы, право на борт…— видя, что его рекомендации не воспринимаются всерьёз, буквально прокричал  Дербенёв.
— Рубка, стоп правый, боцман, право на борт,— спокойно отреагировал Чуйков.
Боцман Осинов медленно переложил руль право на борт, по-прежнему таращась в ночную темноту. Через мгновение  форштевень лодки пошёл вправо, но в следующий миг сильный удар подбросил носовую часть корабля вверх, какое-то короткое время лодка продолжала двигаться вперёд, но быстро замедлила ход и встала на фарватере как вкопанная.
— Лодка не слушается руля, курс не меняется, — как ни в чём не бывало, доложил боцман.
— Мостик, радисты. Оперативный ОВРа запрашивает наши действия. Мы мешаем судну, следующему за нами.
Чуйков перешагнул на левое крыло мостика, наклонился к боевой рубке и тихо уточнил: 
— На телеграфах, как работают моторы?
— Левый малый вперёд, правый на стопе, — ответил телемеханик.
— Стоп оба!
— Стоп выполнено.
— Всё кончено, всё, абсолютно всё «накрылось медным тазом». Прощай академия, прощай карьера. Будь ты не ладна, железяка  хренова. Затаскают по инстанциям теперь, как пить дать затаскают, — нервно размахивая руками рядом с сигнальщиком, причитал приписной старпом.
Дербенёв быстро сориентировался на местности и крикнул боцману:
— На румбе?
— На румбе сто двадцать пять.
— Товарищ командир, лодка на мели, предлагаю сниматься самостоятельно курсом посадки   сто двадцать пять градусов.
Чуйков кивнул головой, как бы соглашаясь, но окончательное решение только рождалось в его голове.
 — Мостик, радисты, оперативный ОВРа повторно запрашивает наши действия. Мы по прежнему мешаем судну, следующему за нами в кильватер.
— Вот теперь точно «пипец», — снова заголосил приписной старпом, но уже откуда-то снизу, из-под мостика.
— Ваше место по боевому расписанию сейчас на мостике, а не в гальюне, товарищ размазня, займите его немедленно, — не выдержав причитаний будущего «академика», приказал Чуйков. — Продуть носовую группу цистерн главного балласта. Товсь оба…
Как только по бортам в носовой части вырвался воздух, лодку слегка качнуло, Чуйков тут же крикнул вниз:
 — Оба мотора средний назад.
Субмарина сначала нехотя, а потом всё послушнее и послушнее начала движение задним ходом, снимаясь с мели.
— Товарищ командир, судно, идущее сзади, светом запрашивает наши действия, – громко доложил сигнальщик.
Дербенёв, всё это время внимательно отслеживавший  положение лодки на фарватере, протиснулся к тангетке переговорного устройства и уточнил: 
— Штурман, глубина под килем, носовым вибратором.
— Под килем один метр, — доложил Гречихин, поднимаясь на мостик. 
Дербенёв мысленно перекрестился, радуясь скорее не трём футам под килем, а исправной работе эхолота, носовым вибратором которого лодка только что утюжила дно гавани.
Вместе с флагманским штурманом на мостик поднялся и командир дивизии.
— Что шатает вас тут из стороны в сторону? — недовольным тоном поинтересовался Борковский.— Еще не хватало на мель сесть…
Приписной старпом, который по прежнему  «молился» под мостиком, пытался было что-то доложить старшему начальнику, но Чуйков его опередил:
— Ну, что, Анатолий Васильевич, отлил? Давай, поднимайся на мостик, да я тоже сбегаю...
— Товарищ командир, рекомендую ложиться на курс сто восемьдесят два градуса, — как ни в чём не бывало, доложил Дербенёв.
Чуйков спокойно отдал распоряжение боцману, который теперь молча и, самое главное, быстро выполнял все команды. Затем приказал:
— Радистам, передать оперативному дежурному ОВРа и на судно, идущее за нами: «Следую по ФВК секущего створа для захода в Новую гавань через южные ворота. Курс — 182, ход — 6 узлов».
— Вы здесь что, обосца…сь все, что ли? — по-прежнему не понимая, что происходит на мостике, но должным образом реагируя на разговор между командиром и старшим помощником, уточнил командир дивизии, пропуская поднимающегося на мостик старпома.
— Даже обоср…ца некоторые с непривычки успели, —  самокритично поведал приписной старпом,  внутренне понимая, что негативные последствия для него уже позади.
— А что так? — не понял Борковский.
Видя, что приписной старпом находится в состоянии эйфории и в связи с этим может сболтнуть лишнего, Чуйков поддержал разговор вместо него:
— Очевидно, не пришелся по нутру Анатолию Васильевичу наш гороховый супчик, Валерий Александрович, гороху много, а воды мало…
Наблюдая, как лодка уверенно лежит на створе, Борковский не придал значения некоторой напряжённости, царившей на мостике в момент его прибытия. Лишь флагманский штурман каким-то внутренним чутьём «раскусил» гороховую ситуацию и пояснил, что нагонными, а также  ветровыми  течениями сильно запесочивается вся система фарватеров Аванпорта, что требует особого внимания штурманов и командиров при входе в базу.
И только в базе, после швартовки, собрав у себя в каюте офицеров на «разбор полётов», Чуйков сначала отругал Дербенёва за нерасторопность и излишнюю самоуверенность его подчинённого боцмана и лишь потом, поблагодарив за отличную работу  в качестве штурмана, предложил выпить по рюмочке коньяку за успешное завершение похода.
                XI. БУЛИ
             1
Сентябрь, бабье лето. Как раз самое время понежиться на увядающем прибалтийском солнышке, особенно, если ты подводник, полгода проведший в прочном корпусе, и тебе по закону положено санаторно-курортное обеспечение. Именно таким видом обеспечения и занимался медперсонал Дома отдыха Военно-Морского Флота СССР в городке Були, что под Ригой, когда туда прибыл рядовой состав экипажа Чуйкова. Старшим на период отдыха и восстановления личного состава был назначен заместитель командира «Б-224» по политчасти капитан третьего ранга Каченко, а его помощниками ; капитан-лейтенант Дербенёв, мичман Акинин и мичман Сторчак. Остальные члены экипажа ; офицеры и мичманы ; вместе с семьями отправились в один из санаториев ВМФ на Черноморское побережье.
Дербенёв немного завидовал своим «черноморским» товарищам  и тому были, по меньшей мере, две причины. Во-первых, здесь ; в Були ; Дербенёв не отдыхал в полном смысле этого слова хоть и приехал  сюда вместе с семьёй, а «со товарищи» обеспечивал отдых матросов и старшин экипажа, в то время как его супруга находясь в «интересном» положении сама требовала определённого «обеспечения». Во-вторых, от Чёрного моря до Черкасс, где жили родители Дербенёвых и куда после оздоровления Александр планировал поехать в очередной отпуск — «рукой подать», а от Риги — больше суток езды поездом. Но судьбу, как говорят не выбирают, она сама по себе. И Дербенёв честно старался выполнять порученную ему миссию.
Помимо профилактических медицинских осмотров, обследования и процедур, предусмотренных программой пребывания личному составу, а также членам семей подводников, в течение дня были доступны всевозможные экскурсии и культпоходы, а по вечерам, когда офицеры и мичманы не были заняты функцией обеспечения личного состава, им представлялась редкая возможность провести время только с семьёй.
В один из таких вечеров Дербенёвы собрались посетить ресторан, поисками подходящего заведения занялась Дербенёва. Открыв телефонный справочник, Татьяна обратила внимание на ресторан «Интурист», который находился на окраине Риги, совсем неподалёку от городка Були. Позвонив администратору ресторана, Дербенёва узнала, что ей «несказанно повезло», потому что именно сегодня танцевальная группа этого увеселительного заведения начинает новую ночную программу по мотивам знаменитого на весь мир парижского мюзик-холла «Мулен Руж». Татьяна не была знакома с репертуаром труппы «Мулен Руж», но слово «Париж» её заинтриговало, к тому же на днях Дербенёв купил в «Альбатросе» французское платье под её новые формы и ей нестерпимо хотелось блеснуть на публике обновкой. Узнав о «замыслах» жены,  Дерьенёв быстро согласился. Чего не сделаешь ради любимой женщины?
— Ты же говорила, что в твоем положении самой на себя смотреть тошно. А тут на публику потянуло?
— Вот такая я непостоянная, что ж теперь, разведёшься?
— Что за глупости ты говоришь, я тебя люблю абсолютно разной, такой, какая ты есть…
— Ты опять намекаешь на моё уродство? — внезапно всхлипнула Дербенёва, отворачиваясь и пряча от мужа слёзы.
— Прости, родная, я совсем не об этом. О каком уродстве ты говоришь, разве может быть беременная женщина уродливой?
— Да может, — почти в истерике закричала Татьяна, — не успокаивай меня, сначала обезобразил, что на люди выходить стыдно, а теперь успокаивает. Я ещё не ослепла и в состоянии видеть себя в зеркале.
 Дербенёву бы замолчать, чтобы не вызывать очередной стресс беременной жены, но Александр был молод, неопытен в семейных делах, а значит необдуманно  настойчив и всячески пытался успокоить супругу.
— Я не знаю, что видишь ты в зеркале, я же вижу в тебе будущую мать. А что может быть прекраснее матери, дарующей жизнь? — тихо сказал он, наливая в стакан воду из графина.
— Не нужен мне твой дурацкий стакан, — закричала Дербенёва, отталкивая руку мужа и заливаясь слезами.
Александр попытался обнять супругу, но она очередной раз оттолкнула его и, упав на тахту, отвернулась к стене. Хорошо, что дочка в это время находилась на улице под присмотром специально назначенного для неё матроса-няни по имени Бронислав и ничего негативного в отношениях родителей не заметила.
Видя, что супруга не реагирует на увещевания и успокоения, Александр вышел из комнаты, оставив Татьяну со своими «страданиями» наедине.
                2
Люда Дербенёва ласково называла всех матросов «тосиками» и очень скучала по ним, когда родители в течение дня увозили её из расположения Дома отдыха. По возвращению всегда требовала привести её в кубрик к «тосикам», чтобы обязательно их «посчитать», а поскольку в свои пять лет она умела считать только до десяти, то счёт приходилось повторять заново. Больше всего процесс загибания пальчиков почему-то потешал замполита, у которого тоже была дочка, но младше Люды по возрасту и в силу этого  ещё  не научившаяся считать. Видя старания маленькой Дербенёвой во время вечерней поверки Василий Иванович часто задавал один и тот же вопрос:
— И сколько матросов в экипаже Чуйкова, маленький комендант?
Понимая некий подвох в вопросе, но не догадываясь какой,  Люся, тем не менее, всегда строго отвечала:
—  Военная тайна. А больсие дяди долзны сами загибать пальчики…
К вечеру, когда психологическое состояние семьи обрело стабильно положительную динамику, а сами Дербенёвы наконец собрались в ресторан, Люся спала, но как только скрипнула входная дверь, она проснулась.
— Мама, ты куда? — спросила девочка, приподнимаясь с постельки.
— Мы с папой погуляем в парке. Свежим воздухом подышим перед сном, а ты спи, спи, доченька, — Татьяна вернулась от двери, чтобы поцеловать и успокоить дочку.
— А разве в окоско нельзя подысать? — удивилась Люся
— Нет, котёнок, через окошко дует ветер, и ты можешь заболеть.
— А «тосик» Боня с вами будет?
— Нет, доченька он будет тебя охранять.
— Тогда идите…
               


                3               
Автомобиль «Волга» светло-салатового цвета с шашечками на бортах мягко остановился у кованой решётки забора, когда Дербенёвы вышли из здания Дома отдыха.
— Вы заказывали машину  до «Интуриста»? — уточнил водитель в форменной фуражке таксиста.
— Да, мы, — ответил Александр,  открывая дверь перед супругой.
Через полчаса чета Дербенёвых уже сидела за столиком небольшого, но очень уютного зала вполне приличного пригородного ресторана. В центре помещения была сооружена небольшая округлая сцена-подиум с подсветкой по всей окружности. Сверху над эстрадой блестел замерший без движения огромный стеклянный шар.
 Окружённые музыкой и весельем  пёстрой разновозрастной публики, в среде которой  было немало моряков загранплавания, легко угадываемых по ярким цветастым рубашкам  и  белым брюкам, а также женщин платно-доступного поведения с лицами, погруженными в тяжёлый броский макияж в лёгких платьях с оголёнными спинами, Дербенёвы быстро забыли о шести месяцах разлуки и о «тосиках», которые сейчас смотрели очередной сон.
В глаза бросалась некоторая развязность в общении с официантками некоторых, очевидно не раз бывавших здесь клиентов, среди которых было немало респектабельно одетых мужчин, многие из которых находясь в состоянии хорошего подпития, даже не пытались уйти, а снова и снова требовали меню. Дербенёва это удивило и он решил уточнить при первой возможности у своей официантки, что же такого экзотического заказывают эти «джентльмены», прежде чем удалиться из ресторана? Вопросы, возникшие у  Дербенёва, несколько отодвинулись на второй план, когда официантка принесла заказанные блюда и напитки, а на первый план, на подиум, как раз перед Дербенёвыми, вышла группа молодых красивых и очень стройных девушек в блестящих концертных нарядах.
   — Как Ленинградский мюзик-холл, — тихо прошептал Татьяне немного опешивший Дербенёв, — только почти обнажённые…
 — Дорогой, открой глаза, —  с не меньшим удивлением ответила Татьяна, — они на самом деле обнажённые, а лёгкая видимость одежды только для декора и поддержки некоторых частей тела…
                4
Утром следующего дня во время завтрака в офицерской столовой, перебивая друг друга, Дербенёвы взахлёб рассказывали  Василию Ивановичу и его жене о результатах посещения «Интуриста». Особую часть этого повествования занимала та самая стриптиз-программа,  увиденная молодыми людьми накануне. Ни в кино, ни где-то в Париже, а у себя на Родине, в самом обыкновенном советском ресторане.
— Живут же люди, пока мы их покой бережём, — не выдержал Дербенёв, — Да ещё напоследок меню требуют…
— Вы, дорогой мой юноша, очень легко купились на тлетворное влиянию Запада. И, по-моему, не скрываете этого, — резко, даже с каким-то пренебрежением к собеседнику и его восторгу, пресёк эмоциональный рассказ Дербенёва замполит.
— Бросьте, Василий Иванович, мы же мужики, а не только идеологически подкованные коммунисты. Когда-то  в двадцатые годы и поцелуй влюблённых, и вилка с ножом во время приёма пищи в нашей стране считались тлетворным влиянием буржуазии, а сегодня это стало нормой жизни для всех слоёв населения…
— Не учи учёного, сынок, моральный облик строителя коммунизма пока ещё никто не отменял.
Дербенёву пришлось замолчать, хотя бы потому, что за бурной полемикой разгоревшейся за их столом внимательно следили не только жёны офицеров, но  также отдыхающие за соседними столиками.
— Так какую, Александр Николаевич,  экзотику вам предложили в  меню ресторана, напоследок? — не особо вникая в существо спора мужчин, уточнила супруга замполита, живо интересующаяся кулинарными изысками,
— Столь пикантные подробности я не могу озвучить в присутствии женщин. Извините. — Дербенёв немного смутился, заметив удивлённый взгляд Татьяны. 
— И что там тебе предлагали, милый, пока я отвернулась? — не упустила момент для уточнения Дербенёва.
Дербенёв, как бы случайно,  пропустил вопрос «мимо ушей» и, подозвав  проходящую мимо официантку средних лет с откровенно расстегнутой на груди блузкой,  попросил принести второе блюдо.
Остаток завтрака все провели в молчании.
После полуденного сна Дербенёв решил совершить пробежку  к морю и обратно. Оставив своих домочадцев наедине с новыми соседями, такими же подводниками, прибывшими на отдых, Александр направился к калитке.
— Так что же всё-таки было предложено в меню «Интуриста»? — услышал он за своей спиной голос Каченко и обернулся.
Под большой елью в парке стоял замполит и мило разговаривал с официанткой, которая ещё час назад обслуживала их за завтраком.
Увидев, что Дербенёв остановился, замполит оставил свою собеседницу и направился к Александру.
— Супругу отправляю домой с дочерью завтра утренним рейсом, вот, договорился с Валей о праздничном ужине, — ничуть не смущаясь, произнёс Василий Иванович.
— Что так скоро, всего неделю как приехали? — вырвалось у Дербенёва.
— Родственники прилетают в Лиепаю, надо встретить. Но ты не ответил на мой вопрос…
— Боюсь, Василий Иванович,  ответ может повредить ваш моральный облик… 
— Не переживай за мою мораль, это не твоя головная боль.
— Когда изрядно раскошелившийся одинокий мужчина собирается уходить из ресторана, чего чаще всего ему хочется? — внезапно  уточнил Александр.
— Как чего? Бабу!
— Вот именно.
— И что с этого?
— А то, что папку с меню официанты «Интуриста» закладывают досье на женщин лёгкого поведения  и подают «созревшему» клиенту «под занавес». Женщины, которых при желании можно выбрать, к этому времени уже находятся за соседними столиками и готовы к употреблению, почти как дополнительное блюдо. В меню представлены фотографии, возраст,  размеры, пристрастия в сексе и прочее.
 — Как это?  — уточнил замполит, явно заинтересовавшись рассказом штурмана.
— Обыкновенно: 90-60-90, блондинка, 171 см, 24 года, гетеросексуальна, любит главенствовать в интимных отношениях, не переносит групповой секс — 150 рублей …
 — О-г-о-о? — представив ситуацию, воскликнул Василий Иванович.
— А вы думали просто так? Просто так можно только с перезрелой Валей, которая весь день ходит расстегнутая до самого пупка. И то, если она согласится… — убегая к морю, добавил Дербенёв, не видя, как резко изменился облик «строителя коммунизма» после его слов.

            XII. ЗДРАВСТВУЙ, МАМА!
                1.
Такси остановилось у зелёной калитки приземистого одноэтажного дома фасад которого был выложен красным кирпичом. Типовое частное строение ничем особо не отличалось от остальных в переулке, за исключением, пожалуй,  калитки и ворот, на которых  красовались олимпийские кольца и знак Московской олимпиады. Можно было предположить, что память о замечательном событии в истории советского и международного спорта по какой-то причине очень дорога хозяевам дома. Восточная сторона дома от калитки до веранды утопала в тени виноградника. У забора, с внешней стороны, шумели листвой абрикос, кизил, орех и яблоня, что очень характерно для южных регионов Украины.  Плодовые деревья были аккуратно пострижены и густо усыпаны плодами. Только абрикос стоял «пустым», хотя на земле ещё виднелись остатки былого обилия урожая.
Задняя дверь машины открылась, и маленькая девочка белокурым птенцом выпорхнула наружу. Подбежав к калитке, она проворно нажала на ручку и распахнула её настежь. Из передней двери вышел папа девочки и подал руку супруге, которая, находясь в «интересном» положении, не могла самостоятельно выбраться из машины. На звук звякнувшей щеколды из дома вышла женщина средних лет. Косынка и передник говорили о том, что она сейчас занята чем-то по хозяйству и совсем не ждёт гостей. 
— Здравствуй, мама, вот и мы! — ласково сказал Александр, нежно обнимая оторопевшую от неожиданности женщину.
— Ой, лышечко, як цэ так, мы ж и нэ зналы, що вы будэте так скоро…— запричитала женщина, сбрасывая косынку с головы.
Из дома вышел светловолосый мужчина крепкого телосложения выше среднего роста и тоже замер от удивления.
— Смотрите-ка, дети приехали?!  — голубые глаза мужчины наполнились слезами радости. — Мать, погляди на невестку, да у нас скоро прибавление намечается…
Женщина, освободившись из объятий сына, всплеснула руками и, подхватив на руки внучку, обняла невестку.
Александр обнял отца, и они троекратно расцеловались.
 — Сын, ты когда научишься сообщать о своём прибытии? Мы бы приготовились, а так с бухты-барахты, варенье, компоты, соки…
— А мы гости невысоки, мы домой приехали. Зачем лишние церемонии? — улыбнулся Дербенёв-младший.
— Ты не исправим, сынок, ну да ладно. Пойдём в дом, что мы здесь стоим. Мать, накрывай на стол, дорогих гостей домашними яствами потчевать будем, они, небось, отвыкли от настоящей пищи. На казенных харчах не забалуешь.
— Нет, нет! — наотрез отказалась Татьяна Дербенёва, — некогда нам рассиживаться. Нас дома ждут, мама сказала, что и стол накрыт уже, и гости собраны, только нас не хватает...
Александр ничего толком, не понимая, всё же понёс чемоданы в дом, а Дербенёв-старший уточнил у невестки:
— Так вы только нам не сообщили, а твои родители всё знали?
— Да, я звонила своим, ещё из дома отдыха, когда билеты взяли и сейчас, когда прилетели…
— Как же так, дочка? Мы же не чужие и тоже вас ждали… — с обидой в голосе уточнил Дербенёв - старший.
На крыльце появился Александр и сияющая от счастья дочка Люда. Перед собой девочка вела небольшую разноцветную коляску с большой куклой внутри.
 — Мама, мама, смотли, что мне бабуска подалила. Кукла Катя дазе спать мозет, здесь, — восторженно заявила маленькая Дербенёва, раскладывая для демонстрации возможности своего алюминиевого подарка. — А есцё у бабуски Таи есть многа валенья. Я остаюсь!
Вместе с дочкой остались и родители. Пока Таисия Артёмовна — мать Дербенёва, накрывала на стол Александр достал подарки, привёзённые из Прибалтики, в том числе и из рижского «Альбатроса». Больше всего Дербенёв-старший обрадовался бритвенной диковинке от американской компании «Schick» и сильно удивился большой квадратной бутылке добротного английского «Beefeater Gin»
 — Зачем ты, сынок, эту ёмкость через всю страну волок, у меня своя домашняя водка любого «Фатера» за пояс заткнёт…
 — Это, папа, не сколько пить, сколько для уважения — премиум класс, изготавливается с 1876 года.
 — Ну, если для уважения… Тогда давай попробуем твою премию.
Примерив и рассмотрев все подарки, Дербенёвы сели к столу.  Николай Егорович, как глава семейства, поблагодарил детей за оказанные знаки внимания, а в перерыве между сменой блюд отозвал Александра в сторону.
 — Вот, сынок, тебе  сто рублей за подарки, а вот сто рублей на обратную дорогу…
— Батя, ты что? Какие деньги, мы же от чистого сердца…
— Я, сын, не могу тебе сделать такие же подношения, как ты нам, а деньги в качестве подарка от нас, будь добр, прими.
Дербенёв-младший, некоторое время поколебавшись, всё же принял деньги из рук отца и пообещал купить на них коляску для будущего наследника.
 — А что, будет у меня внук? — поинтересовался Николай Егорович.
— Не знаю, — ответил Александр, — но живот у Татьяны смотрит вперёд, как форштевень у корабля, знатоки говорят, что стопроцентно признак мальчика…
                2.
К родителям Татьяны молодая чета Дербенёвых добралась только к вечеру. Гости, ожидавшие молодёжь давно,  разошлись, но песни со стороны Днепра были слышны ещё долго.
Когда Дербенёвы поднялись на восьмой этаж и позвонили в квартиру, дома оказалась только мать Татьяны и сестра Ирина, отец ;  Евгений Николаевич ; отправился провожать гостей и ещё не вернулся.
— Как же вы могли пообещать и не приехать, бессовестные, — не сдерживая эмоций, встретила Дербенёвых Светлана Павловна – мать Татьяны. Отец завтра в командировку едет, как же он за руль сядет после выпитого сегодня?
— А мы здесь причём? — с порога заметил Дербенёв.
— Как причём? Папа хочет, что бы ты отвёз его завтра в Чернобай на объект.
— Мой отец встретил сына за столом и окружил любовью и радушием, а не командировочными проблемами. Кстати, я Евгению Николаевичу не наливал…
«Тёплая» встреча могла бы перерасти в «холодную» семейную войну, если бы на пороге не появился отец Татьяны, вернувшийся после провода гостей.
 — Что за шум, а драки нет? Привет, пропажи.  И где же моя внучка? — ещё не разобравшись в накалённой обстановке, но уже разруливая сложившуюся ситуацию, уточнил Евгений Николаевич.
— Люда осталась у бабы Таи, — ответила Татьяна, завтра её привезут к нам.
— Тогда пойдём выпьем за ваш приезд, а ты, Саша, воздержись, мы завтра едем в командировку на весь день, — не спрашивая желания зятя, предупредил тесть.  — Вот тебе ключи от машины. С утра съездишь, заправишь полный бак.
— А деньги?  — уточнил Дербенёв, принимая ключи.
— А разве офицеры флота мало получают? — вопросом на вопрос ответил тесть, — заправишь на свои…
 
XIII. ПЯТЬ РУБЛЕЙ НА ПРОПОЙ
                1.
Прошло целых четыре месяца, прежде чем высокие чины от Главного штаба ВМФ и Генерального штаба Вооружённых Сил СССР рассмотрели все документы, касающиеся боевой службы «Б-224». Полгода экипаж Чуйкова выполнял ряд специальных задач в море, в том числе по глубокой разведке системы подводного наблюдения SOSUS в районе острова Мальта и отвлечению «на себя» линкора ВМС США «Нью-Джерси» в зоне локального ливано-израильского военного конфликта. Почти столько же времени понадобилось Москве, чтобы по достоинству оценить ратный труд подводников. И вот, наконец, работа закончена, оценка определена, но она неоднозначна…
В целом руководство ВМФ высоко оценило ратный труд подводников в мирное время и, учитывая успешное выполнение всех поставленных на поход задач, в том числе и выполненных совместно с сирийскими ВМС, утвердило за боевую службу «Б-224» выставленную командованием эскадры отличную оценку. Однако при рассмотрении наградных документов подводников, представленных по указанию Министра обороны к государственным и правительственным наградам, отдельные горячие головы от министерства требовали снизить оценку экипажу вплоть до «удовлетворительно», а Чуйкова снять с должности и назначить с понижением за потерю скрытности в Мальтийском проливе. Быстро забыв о том, что именно они – «стратеги от паркета», бездарно спланировавшие операцию по форсированию системы противолодочного наблюдения, назначили Чуйкову маршрут движения в узком горле пролива, где глубина на плато не превышает пятидесяти восьми метров, а прозрачность моря практически достигает дна,  «светила» военно-морского искусства принялись за традиционное в таких случаях занятие – «поиск стрелочника».
На урегулирование всех вопросов между высокими штабами потребовалось ещё два месяца. И только в феврале следующего года,  как раз в канун празднования Дня Советской Армии и Военно-Морского Флота, экипаж Чуйкова, отгулявший отпуска, прошедший доковый ремонт и восстановивший боевую готовность, узнал о том, что в декабре ушедшего года приказом МО СССР «Б-224» награждена именным вымпелом Министра обороны СССР  «За мужество и воинскую доблесть, проявленные при выполнении задач боевой службы в мирное время» с выплатой денежной премии в размере одной тысячи рублей на всех. О других наградах в телеграмме ничего не говорилось.
— Вот видишь, всё складывается очень даже неплохо, — глядя в безрадостное лицо Чуйкова и похлопывая его по плечу, выдавил из себя  командир дивизии, зачитывая телеграмму.
— Неплохо было полгода назад, когда мы с вами без потерь вернулись в базу, — холодно отреагировал Владимир Артемьевич.
— А теперь будет ещё лучше, — пытался шутить Борковский, — с тебя, «самое, самое» причитается. Вот, смотри,  здесь чёрным по белому сказано, что сам приказ Министра обороны отправлен секретной почтой. Вот увидишь, награды найдут своих героев…
И действительно 23 февраля в дивизию прибыл командующий флотом адмирал Иванов, а вместе с ним целая свита из политуправления и наградного отдела. Подводники Чуйкова, как и вся дивизия одетые в парадную форму, выстроились по такому случаю на внутреннем плацу — между казармой и столовой. Знаменосцем        «Б-224» для приёма вымпела Министерства обороны из рук командира лодки был назначен Дербенёв. Как же, ведь он не только командир первой боевой части, он ещё и один из немногих, кого Чуйков представил к награждению медалью «За боевые заслуги».
                2
Зимнее солнце как-то по-весеннему выскочило из-за туч и морозец, доселе пощипывавший уши и щёки подводникам, сразу ослаб. Настроение у всех было отменным — двойной праздник можно сказать.
«Смир-н-о-о! Равнение на середину!» — эхом разнеслось вдоль строя, когда на аллее, ведущей к плацу, показалась чёрная «Волга»  командующего.
Под звуки оркестра и барабанную дробь после прочтения приказа Министра обороны командир «Б-224» принял древко с вымпелом из рук командующего флотом и, поцеловав кончик багряного полотнища, на котором большими золотыми буквами был вышит  тактический номер лодки, передал его в руки Дербеневу.
Только подойдя к трибуне, чтобы  сказать ответное слово, Чуйков вдруг осознал, что не какую-то чужую, а его лодку, его экипаж, под его командованием наградили сегодня именным вымпелом,  который, подобно знамени Победы, будет храниться вечно, а вместе с ним и память о тех подводниках, которые теперь навсегда вписаны в историю флота великой морской державы. Кровь ударила в виски, Чуйков, хотевший было достать из кармана заготовленную заранее «речь», засуетился, но потом вдруг расправил плечи, поднял глаза на командующего, осмотрел строй подводников всей дивизии и, мысленно поблагодарив экипаж «Б-224», начал говорить своими словами.
После торжественных речей представитель наградного отдела зачитал ещё ряд приказов о награждении подводников государственными  и другими наградами, что вызвало естественный интерес у всех без исключения. Самым замечательным, греющим душу и сознание «чуйковцев» было то, что их командира заслуженно  наградили орденом «Красной Звезды». Такой же орден был вручён командиру дивизии, ходившему под американские бомбы вместе с Чуйковым  и начальнику политотдела, участвовавшему в решении задач экипажем «Б-224» на первом этапе  плавания. Медаль «За боевые заслуги» вместо ордена была вручена командиру электромеханической боевой части капитану второго ранга Арипову, на плечах которого держалось всё «железо» лодки, а также пропагандисту политотдела дивизии, который не только не ходил на боевую службу с экипажем Чуйкова, но и на борту лодки не был — ни разу ни до, ни после автономки. Кроме названных, офицеров медали «За воинскую доблесть» были вручены мичманам Ивашникову и Диамантову. Ещё двух матросов Родина наградила медалями «Ушакова» и «Нахимова», среди них одного из подчинённых Дербенёва, что очень обрадовало штурмана. Сам Дербенёв получил диплом с клише Главногомандующего ВМФ вместо медали, к которой был представлен. Остальным членам экипажа повезло меньше. Многие подводники не вошли даже в число награждённых грамотами или благодарностями, с них просто сняли ранее наложенные взыскания.
Но больше всех удивила вторая часть приказа Министра обороны, в которой каждому члену экипажа «Б-224» назначалась  премия. Согласно этому приложению в состав экипажа был включен, в частности, всё тот же пропагандист политотдела, которому за «боевые» заслуги полагалось восемьдесят пять рублей, при том, что, штурману лодки причиталось пятнадцать, ракетчику десять, а механику — тому самому на плечах которого держалось всё «железо» полгода и того — пять …
Так уж видно повелось на Руси испокон веков  — награждать не участвующих и наказывать невиновных, а что делать? Офицеры  бросили в шапку честно «заработанное» и пустили на пропой в честь праздника, в ходе которого, кстати, и «обмыли» полученные  их товарищами награды.
Уже в частной беседе, словно чувствуя вину и оправдываясь, представители управления кадров флота пояснили, что после смены руководства страны и Министерства обороны, там «наверху» перестали понимать: как в мирное время можно наградить весь экипаж лодки, которая согласно международному праву и взятым на себя нашей страной обязательствам не должна находиться в зонах локальных  конфликтов и военных действий.
— А посылать людей под бомбы в эти самые зоны  у них там мозгов хватает, вы не спрашивали? — возмутился начальник политотдела Поликарпов.
— Наверное, в Москве теперь решили, что геополитические интересы страны впредь будут отстаиваться не в отдалённых уголках мирового пространства, а только за столом переговоров? — не менее резко предположил Борковский. — Что ж, поживём, как говорит Владимир Артемьевич, увидим.
И пожили, и увидели… Сначала,  как Генеральный секретарь ЦК КПСС объявит Средиземное море  «морем мира» и советские субмарины перестанут нести в нём боевую службу. Почти двадцать лет воды Средиземноморья не будут омывать борта советских и российских подводных лодок, чего нельзя сказать о подводных лодках  ВМС НАТО.  Затем, договорившись с новыми «миролюбивыми» друзьями о безъядерной зоне Балтики, советское руководство примется в одностороннем порядке сокращать ракетно-ядерные вооружения страны, начав с ракет средней дальности и закончив стратегическими наступательными вооружениями. А чтобы «железо», способное это ракетно-ядерное разнообразие нести, не болталось у причалов «без надобности», его начнут тихо списывать в утиль или,  попросту говоря, уничтожать, не создавая при этом ничего нового. А зачем? Ведь новые отношения требуют только  открытости, гласности и демократии, а как хочется иногда плюрализма мнений, но с мнением СССР в тот период, как и с мнением молодой России в 90-е годы, никто из «демократически» настроенных членов НАТО считаться не станет вплоть до августа 2008 года.
«Дальновидная» стратегия развития страны, принятая первым и последним советским президентом и продолженная его историческими последователями, в конечном счёте приведёт к тому, что на некоторых флотах нашей необъятной Родины, омываемой водами трёх океанов не останется  ни одной боеспособной лодки, ни одного корабля, способного выполнить задачу в океанской зоне. На Балтийском и Черноморском флотах исчезнут не только учебные, но и боевые соединения подводных лодок. Из шести новейших стратегических подводных лодок ВМФ России на плаву останется только три. Танкерная составляющая флота, обеспечивающая его устойчивость в морской и океанской зонах, исчезнет практически полностью, а спасательный флот, способный ходить в океан, также как и водолазы-глубоководники исчезнут, как класс. По оценкам некоторых специалистов около 80% вооружений и техники армии и флота, предназначенных для решения свойственных им задач будут  в этот период уничтожены. Не законсервированы «до лучших времён», как это делается во всёх цивилизованных странах. не модернизированы, как предлагалось учёными ВПК, а именно «пущены под нож». Вопрос только, в угоду, чьих интересов?
В тоже время, новые «друзья России», а также «партнёры по НАТО», расширят, углубят и закрепят своё геополитическое влияние не только на наших вчерашних коллег по СЭВ и Варшавскому договору, но также на республики, ещё недавно входившие в состав Советского Союза. На словах признавая необходимость глобального сокращения наступательных вооружений, сохранят свои подводные лодки миролюбивая Финляндия, пунктуальная Германия и нейтральная Швеция, а славянская Польша не только сохранит, но и приумножит их число с помощью НАТО. Даже такое крохотные европейское государство, как Нидерланды, будет строить новейшие подводные лодки, используя топливные элементы, идея которых когда-то была разработана в СССР. Сохранив свой военный потенциал, наши партнёры не двузначно станут демонстрировать России подводную его составляющую, словно подчёркивая, кто  на самом деле «хозяин»  на морских просторах. Защищая молодую европейскую демократию «новоиспеченных» членов Евросоюза от неизвестного врага, границы «миротворческого» блока НАТО вплотную приблизятся к границам нашего государства, но это будет почти через двадцать лет.
А пока за окном был тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, и экипаж Чуйкова праздновал победу. Очень незаметную Викторию для всего мирового сообщества, но очень важную для них – членов большой семьи.  Все вместе, радуясь простым мирным и очень  «гражданским» будням, они не думали сейчас о несправедливости бытия «сверху» и неустроенности быта «снизу», о таких банальных вещах в короткие минуты всеобщего ликования не думают. Всем им было здорово ощущать себя единым организмом, имя которому ;ЭКИПАЖ. И неважно, кто получил орден, а кто медаль. Даже те, кто не получил ничего сегодня, тоже награждены, но особой наградой — Солнцем и обычным небом над головой. А разве счастье, дарованное всем,  может быть меньшей наградой, чем радость от обладания блестящим куском металла, дарованная единицам?..

XIV. КЛЮЧ НА  СТАРТ
               1
Незаметно за боевыми буднями, в ходе которых в морских полигонах оттачивалось мастерство и боевая слаженность экипажей подводных лодок, выполнялись ракетные и торпедные стрельбы, на берегу  рождались дети,  распределялись места в детских садах и яслях, разыгрывались талоны на машины и мотоциклы, создавались и рушились семейные союзы.
За истекший период у Дербенёвых родился долгожданный сын, у Щербатовых ; желанная дочь. Чуйкову распределили автомобиль «Жигули» новой модели  ВАЗ-2113 горчичного цвета. Оттенок не очень ; «детская неожиданность», но приобретением гордился весь экипаж. Арипов стал заместителем командира дивизии по ЭМЧ , правда, его командира моторной группы  в должности старшего механика лодки не утвердили. Спустя год, так и не добившись «правды», опытный и знающий своё дело боевой офицер капитан-лейтенант Щербатов  уйдёт из плавсотава навсегда. Заняв место научного сотрудника ВВМУ им. Фрунзе, Николай станет развивать науку о живучести подводных лодок, защитит кандидатскую диссертацию и, через десять лет, дослужившись до звания капитана 1 ранга, будет уволен в запас с должности заместителя начальника этого замечательного учебного заведения, но это уже другая история.
А пока очередное лето не заставило себя ждать. Вместо уволенного в запас «по взрасту» старшего мичмана Ивашникова, на должность старшины команды штурманских электриков Дербенёв пригласил мичмана Харисова Александра Борисовича. Молодой, но уже опытный моряк, служивший до этого на стратегических подводных лодках 629 проекта, Харисов был ещё и соседом Дербенёва по дому. Таким образом, штурман имел возможность разносторонне изучить будущего подчинённого задолго до его назначения на «Б-224»   не только по службе, но и в быту. К великой радости подводников    боевая служба для «Б-224» в текущем году не планировалась, точнее её заменили боевым дежурством, срок которого истекал буквально на днях. После выхода из дежурства экипаж ждали целых два месяца докового ремонта, что в складывающихся условиях можно было без преувеличения  сравнить  к летними каникулами для школьников или современных депутатов. Манишевич продолжал учёбу в Военно-морской академии. Засобирался в Ленинград и Потапков, назначенный вместо Юрия Михайловича старшим помощником командира «Б-224» и целый год исполнявший эти обязанности.
Ещё в апреле пришёл приказ ГК ВМФ о направлении на командирский факультет 6 ВСОЛК ВМФ  офицеров, представленных с флотов, среди этих офицеров был и Владимир Анатольевич. Тут же встал вопрос: кому временно исполнять обязанности старшего помощника командира?
 —  Александр Николаевич, мы тут посовещались, и я решил… — Чуйков лукаво улыбнулся, глядя на Потапкова и Каченко, —  на время отпуска Владимира Анатольевича обязанности старшего помощника исполнять тебе.
— Только на время отпуска? — уточнил Дербенёв.
— Если справишься, подготовишь за этот период лодку и экипаж к отработке курсовых задач и… — Чуйков задумался, указывая на стул штурману — никого с классов не назначат вместо Потапкова, буду тебя предлагать в августе ; сентябре моим старшим помощником.
—  Всё ясно, — безрадостно отреагировал Дербенёв,  — а если назначат кого-нибудь всё же? — не удержался от вопроса Александр.
— Если так ; тоже не беда. На следующий год пойдёшь на  классы учиться также как и Владимир Анатольевич, но только на штурманский факультет. Будем из тебя флагмана делать…
«Не очень радостная перспективка, — подумал штурман, но промолчал. — Сначала вывернись наизнанку, докажи, что способен быть старпомом, а потом жди как карта ляжет…»
— Что молчишь, штурман? — видя некоторое замешательство подчинённого, спросил командир.
 — Не знаю, что и ответить, тем более, что вы за меня всё уже решили.
— А разве ты не согласен?
— Согласен, конечно. Тем более попытка не пытка, — сказал штурман, продолжая размышления: «Хотя здесь ещё «бабка надвое сказала».
— Добро, Александр Николаевич, ничего другого я от тебя и не ожидал. — Чуйков встал из-за стола и, подойдя к Дербенёву, пожал ему руку. Примеру командира последовали замполит и старпом.
                2.
Выйдя из дока «Б-224» ошвартовалась у заводской стенки судостроительного завода «Тосмаре» для замены аккумуляторной батареи. Дербенёв радостно суетился у портального крана, ожидая прибытия командира дивизии. Как же, сегодня, можно сказать, его первый экзамен в новом, хоть и временном, качестве. Сейчас на борт прибудут офицеры штаба дивизии и флагманские специалисты, чтобы оценить качество докового ремонта, готовность лодки к погрузочно-разгрузочным работам и заодно проверить ход подготовки экипажа к сдаче первой курсовой задачи. А ведь всем этим в масштабах корабля впервые в жизни руководил Дербенёв.
«Как-то оно будет», ; взволновано подумал Александр, видя как в распахнутые заводские ворота въехала серо-голубая «Волга», за ней УАЗзик и горчичные «Жигули».
— Смирно-о-о! — себе и вахтенному офицеру на мостике громко скомандовал Дербенёв, переходя на строевой шаг для встречи Борковского. — Товарищ контр-адмирал, экипаж большой ракетной подводной лодки  «Б-224» находится на боевых постах по учебной тревоге. Корабль к осмотру готов. Временно исполняющий обязанности старшего помощника командира капитан-лейтенант Дербенёв.
— Оглушил, просто гром и молнии, — шуточным тоном отреагировал  Борковский, — а вот почему борта у лодки не подкрашены непонятно….
— Так ведь под замену батареи встали, товарищ командир дивизии, это же ещё не сдача задачи, впереди почти два месяца. К тому же сейчас баками и электролитом  весь лёгкий корпус изгадим, потом снова переделывать придётся…— наивно пояснил Александр.
— Может, по-вашему, и крысы на борту ; это норма для заводских условий, товарищ старший помощник? — повышая тон в голосе, уточнил командир дивизии.
— Никак нет, товарищ адмирал, вчера закончили травлю грызунов, сегодня следов этих тварей не выявлено.
Во время полемики, разгоревшейся между Борковским и Дербенёвым, Чуйков не проронил ни слова и только молча кивал, непонятно с кем соглашаясь.
— Добро, если так. Что ж, товарищи офицеры,  — обращаясь к офицерам штаба и флагманским специалистам, продолжил командир дивизии, — начнём проверку. Прошу не забывать, что мы проверяем лодку в том числе и на предмет хода отработки экипажем береговых элементов первой курсовой задачи.
Борковский повернулся к трапу, ведущему на борт лодки и, увидев в руках Дербенёва две разноцветных папки-скоросшивателя, спросил:
— Что это за «светофор» у вас?
— Это, товарищ командир дивизии, строевая записка и…
— И что?
— И согласованный план-график замены аккумуляторной батареи.
Строевую записку, не читая,  комдив передал начальнику штаба капитану первого ранга Корнееву, а план-график открыл.
— Почему вы суёте мне неутверждённый документ, старший помощник? — теперь на «гром и молнии» перешёл Борковский.
— Так ведь вы…— запнулся Дербенёв.
— Что я? — не понял комдив.
— Вы, график утверждаете, — тихо произнёс Александр, — вот я и даю его вам на подпись… сейчас…
— Ты бы ещё завтра, перед началом работ, мне его подсунул, — махнув рукой, в отчаянии произнёс  старший начальник, — пойдёмте, товарищи офицеры, в прочный корпус, посмотрим как экипаж готов на самом деле.
Осмотр шёл всего несколько минут, когда командир дивизии, проверяя общее содержание подводной лодки, прибыл во второй отсек. Оставшись доволен содержанием верхней палубы и кают-компании, Борковский спустился на среднюю палубу, где матросы и старшины готовились к расшиновке батареи в аккумуляторной яме. Прямо под трапом, развалившись на аварийном брусе, «отдыхая» после обильного завтрака, мирно возлежал огромный рыжий кот.
— Что это? — возмутился Борковский, обращаясь к Дербенёву.
— Это наше «ноу-хау» ; истребитель крыс, — с гордостью ответил Александр, приглашая старшего начальника продолжить осмотр, — рождён и вскормлен на лодке, полностью адаптирован к прочному корпусу, живёт на борту почти год. Как Жэка, помните, с ПМ-26? Этот уважаемый всеми «член экипажа» только  за время докового ремонта уничтожил более пяти выводков и около двадцати особей крысиного рода.
— Складно поёшь, Дербенёв, но всё равно непорядок…— произнёс Борковский, открывая переборку в первый отсек.
Каково же было его удивление, когда сразу за переборочной дверью все увиднли гордо восседавшую на отполированном до зеркального блеска комингсе большую чёрную крысу. Размеры увиденного чудовища мало чем уступали  размерам её оппонента, но в отличие от «истребителя крыс», «истребительница котов» не спала, а, вытянувшись столбиком, наверное чтобы лучше разглядеть, с любопытством смотрела на командира дивизии.
Осмотр лодки на этом был закончен…
                3
 — Что ж ты так оплошал, Александр Николаевич, — с улыбкой на устах спросил Потапков, здороваясь с Дербенёвым после прибытия из отпуска.
— В чём же моя оплошность? — не понимая ухмылки старшего помощника, уточнил Александр.
— Как в чём? Командир говорит, что ты не справился с поставленной задачей, оставаясь за меня. Крысы у тебя на лодке как у себя дома. Журнал боевой подготовки ведётся нерегулярно, в старшинских книгах твоих подписей мало…
— Владимир Анатольевич, вы, специально на больной мозоль наступаете или это у вас с командиром такая метода проверки меня на профпригодность? — обиделся на замечание старшего товарища Дербенёв.
— На обиженных воду возят, — заметил Потапков.
— А я и не обижаюсь вовсе, просто никто из вас не заметил, или не захотел заметить, что доковый ремонт завершён успешно, аккумуляторную батарею меняем с опережением графика, да и к задаче готовимся планово. А ЖБП подобьём, кстати, в старшинских книжках моих подписей оказалось больше, чем ваших, хотя я всего два месяца исполнял обязанности старшего помощника, да и крысы не мои, а наши, извините, советские с СРЗ-29, «Миасс»  вон весь ими прогрызен.
 — Ладно огрызаться, командир сейчас на месяц пойдёт отпуск догуливать, я остаюсь за него, за меня же буду предлагать снова тебя, для реабилитации, а пока можешь быть свободен. Иди, готовься, завтра со всей своей боевой частью идёшь в море согласно приказу командира дивизии.
— На какой лодке? — уточнил штурман.
— Зайкова, у него повторная стрельба после прошлогоднего провала перед Министром обороны.
— И снова залпом?
— И снова перед Соколовым ... — обречённо подтвердил Потапков, — сегодня прилетает в Калининград со всей своей свитой.
— Повезло-о-о, — почёсывая затылок, выдохнул Дербенёв, — или пал или пропал.
— Скорее «по местам стоять с должностей сниматься».
— Почему так? — уточнил Александр.
— Как же, за прошедший год ничего не изменилось, восемьдесят первая как была «в отстое», так и сейчас там, матчасть как была «на соплях» без планового ремонта, так и осталась — экономия моторессурса называется.
— А в чём у них причина прошлогодней неудачи была? — поинтересовался Дербенёв.
— Не прошла тест-проверка цепи стрельбы по одной из ракет, командир переназначил другие ракеты в залп, результат тот же… В конечном итоге, «повисев» в позиционном положении, лодка с позором погрузилась. Министр обороны перенёс стрельбу на год и сказал: Если и в следующем году обоср…ся, командира сниму с должности и разжалую до майора, а Зайкову в этом году капраза получать…
— Лучше бы они деньги выделили на ремонт лодки, — возмутился Дербенёв. ; Там все основные кабель-трассы менять, вставок не напасешься.
— Не нам это обсуждать, штурман, мы ведь строим «социализм с человеческим лицом», да и «экономика должна быть экономной», —Потапков улыбнулся, — что же касается выхода в море, то  с учётом значимости ситуации и возможных последствий не только для командира лодки, но и для командира дивизии, на борту размещён целый походный штаб. По всем провальным направлениям, или точнее слабым местам, назначены только профи, способные даже в экстренной ситуации решить задачу с положительным сальдо…
                4
— Магнитофоны включить. Учебная тревога! Ракетная атака. Стрельба ракетами  П-6, залпом на минимальную дистанцию, — голос командира «Б-181», доносившийся из динамиков корабельной громкоговорящей связи, звучал спокойно и уверенно. Не взирая на сложную ситуацию, вызванную внезапным назначением даты повторной стрельбы, Владимир Петрович старался показать своим подчинённым, что всё идёт по плану и никаких срывов не предвидится. — Две ракеты в залпе. Назначаю к стрельбе контейнеры №1 и № 4.
Матросы, старшины, мичманы и офицеры экипажа, прекрасно понимая важность предстоящей стрельбы, вслушивались в слова Зайкова, и не было на борту ни одного человека, кто бы не проникся желанием не только выполнить поставленную задачу, но и, во чтобы то ни стало, реабилитировать доброе имя корабля, спасая тем самым от позора своего командира, который верой и правдой с честью исполнял свои обязанности долгие годы многотрудной службы.
— Гиропост, — Апилогов нажал кнопку переговорного устройства, — как у нас графики разности курсов?
—  Нормально, Олег Станиславович, —  чётко ответил Харисов, — отклонения в норме, поправки минимальные, гироазимуты и гировертикали работают устойчиво.
— Проверить сопряжение курсов с ракетной боевой частью, — услышав доклад, приказал Апилогову Дербенёв.
— Александр Николаевич, мы же проверяли десять мнут назад…— попытался возмутиться командир ЭНГ.
— Не перечь, а выполняй, что говорят, — настоял штурман, отодвигая Апилогова от переговорного устройства, — дай бог через десять минут забудем о проверке. Гиропост, а где Прилепов?
— Я здесь, товарищ капитан-лейтенант, — Василий Прилепов – старший штурманский электрик ; «нарисовался» в проёме двери штурманской рубки, —  как вы приказали «дежурю у щита» с запасной вставкой, вот, —  матрос с удовольствием продемонстрировал руки в диэлектрических перчатках и пластиковый держатель с запасной вставкой для распределительного щита № 2.
Дербенёв остался доволен действиями подчинённых и, потребовав от Апилогова после проверки сопряжения курсов начать ведение боевой прокладки корабля, уткнулся в индикаторы системы радионавигации «Брас». Очередной раз сверяя реальное положение лодки относительно утверждённой командиром прокладки, Дербенёв убеждался, что лодка чётко лежит на боевом курсе.
Зайков занял место у командирского пульта центрального поста. На индикаторе системы целеуказания чётко просматривались цели, сновавшие по всему Балтийскому морю, но его интересовал только тот самый плавающий корабельный щит, который изображал главную  цель для атаки. Владимир Петрович взял в руки пистолет-указку, нашёл на экране приёмоиндикатора тонкую мерцающую полоску, на которой заметно просматривалась отметка от цели, установленной для стрельбы и, приказал:
— Командиру БЧ-2, целеуказание принять…
Слыша как чётко работает корабельный боевой расчёт, офицеры штаба, прикомандированные в экипаж, подсознательно «молили» судьбу, чтобы на сей раз всё обошлось без срывов.
— Товарищ командир, к включению борта готов,  — бодрый голос Георгия Грачёва – командира ракетной боевой части ; заставил замолчать всех, кто находился в этот момент в центральном посту.
Командир прицелился в хорошо видимую на экране  цель своей электронной указкой  и зафиксировав положение, приказал:
— Стрельба в настоящее место цели основным способом. Московское время девять часов полста минут. Секундомеры записи то-о-всь! Ноль! Предстартовую подготовку начать…
В центральном посту воцарилась гробовая тишина и, вдруг, эту  почти космическую тишину прорезал сначала негромкий хлопок, сопровождавшийся запахом сгоревшей вставки, а затем сразу несколько зуммеров с пульта «Каштана»  разорвали пространство четвёртого отсека. Первый тревожный доклад поступил из гиропоста:
— Центральный, полностью пропало электропитание навигационного комплекса, гирокомпасы переведены на резервное питание, автоматического переключения на агрегат БЧ-2 не произошло, гироазимуты и гировертикали ; в режиме аварийной остановки.
  Параллельно с Харисовым докладывал и Грачёв:
— Нештатная ситуация, отсутствует трансляции курса и гирогоризонта на ракетный комплекс. Прошу выдать команду «Отбой предстартовой подготовки».
Зайков в прямом смысле оцепенел сидя в своём кресле. В какой-то момент его сознание, настроенное только на успешное решение главной задачи, отказалось воспринимать реальность происходившего вокруг. Командир молча смотрел на экран, с которого исчез пеленг стрельбы и ничего не предпринимал. За считанные секунды «цепная реакция» охватила весь центральный пост, и только матрос Прилепов вместе с телемехаником ловко орудовали у электрощита, меняя нужные вставки и проверяя состояние сетей. Результат не заставил себя ждать:
— Центральный, восстановлено  электропитание навигационного комплекса, большое рассогласование гироазимутов между собой и гирокомпасами, гировертикали работают в штатном режиме, — бодро доложил матрос Акакин из гиропоста.
«Теперь очередь ракетчиков», — подумал Зайков, постепенно приходя в себя.
— Товарищ командир, появилась трансляция курса, но по-прежнему не транслируется гирогоризонт. Повторно прошу выдать команду «Отбой предстартовой подготовки».
Время сжалось в ноль. Судьба безжалостно распорядилась последним шансом на «выживание». Зайков встал из-за пульта, вышел в центральный проход, медленно снял пилотку и со всего маху шлёпнул ею о палубу.
— Всё пи…ец!!! Отмяукался!
Не проронив больше ни слова, командир уселся на комингс-площадку между четвёртым и третьим отсеками, достал из бокового нагрудного кармана сигарету и принялся усердно шарить по  всему комбинезону в поисках зажигалки. Со стороны казалось, что он действительно смирился с роком судьбы гильотиной, нависшим над его головой, но на самом деле Зайков размышлял. Командир как мог сопротивлялся стечению обстоятельств, усердно искал выход и не мог найти.
 — Штурман, дай ты им согласование курсов, — тихо произнёс Зайков, вставляя сигарету в рот.
— Товарищ командир, не могу, гироазимуты пока не в мередиане, потребуется две ; три минуты, как минимум, что бы привести их в согласованное состояние.
— У нас нет такого времени, хотя бы  потому, что время старта никто не отменял и предстартовую подготовку тоже. Думай…
— Есть одна мысль, товарищ командир. Можно перевести трансляцию курса на ракетный комплекс непосредственно от одного из компасов через схему курсоуказания гироазимута. Дистанция стрельбы маленькая, а полоса захвата цели головкой самонаведения ракеты большая. Попадём.
Зайков встрепенулся и, цепляясь за ускользающий шанс, спросил:
— А разве есть такой способ?
— Нет, товарищ командир, такой способ в учёных книгах не прописан, его придумал я, на ходу…
— Ты уверен в его надёжности? — уточнил командир.
— А у вас есть другие варианты? — вопросом на вопрос ответил Дербенёв.
— Тогда действуй, чего ждёшь?
— Уже, согласовал, — открылся штурман,  — я без вашего разрешения перешёл на «резервную» схему, а Васька Прилепов и агрегат уже запустил резервный у ракетчиков, теперь им и гирогоризонт транслируется…
Зайков оживился, скомкал сигарету и начал глазами искать брошенную в накале страстей пилотку. Всегда внимательный и скромный замполит капитан третьего ранга Муренко, стоявший поодаль с переносным магнитофоном группы записи, молча сунул в руки командира «пропажу» и, тихонечко постучав по циферблату своих часов, пальцем показал наверх.
— Внимание! — понял намёк командир, — через пять минут всплытие в надводное положение. Дальность стрельбы утверждаю. Боцман, всплывай на перископную глубину…
Начальник управления боевой подготовки флота стоял рядом с Министром обороны на правом крыле мостика в готовности комментировать происходящее вокруг. Нервно посматривая на часы, он ждал всплытия стреляющей лодки. Время шло, а лодка всё не показывалась на поверхность.
— Что, запаздывают ваши подводники? — недовольно уточнил Министр.
— Никак нет, вот они, — обрадовался начальник УБП, укказывая рукой на пенную дорожку от перископа, только что показавшегося над водой.
— По-моему они слишком близко от нас всплывают, —  по-прежнему недовольным тоном высказался Соколов и приказал: — Командир, давай-ка отворачивай от этих «камикадзе».
Корабль сменил курс и, увеличив ход, занял назначенную позицию слежения. Группы объективного контроля с фотоаппаратами и кинокамерами разошлись по своим местам.
 — Вот, товарищ Министр обороны, лодка всплывает в позиционное положение, следующим этапом она поднимет контейнеры, — как по писанному объяснял происходящее начальник УБП флота, — сейчас на борту лодки продувается средняя группа цистерн главного балласта…
— Всё это я однажды уже слышал, вопрос только: будет ли и в этом году старт  таким же «ярким», как ранее. Или вы всё-таки учли свои недоработки?
Начальник УБП сначала хотел заверить Министра, что на сей раз учтено всё до мелочей, но потом передумал и только кивнул головой в знак согласия. Чтобы как-то разрядить обстановку на мостик принесли кофе, но замысел не сработал — кофе оказался горячим. Министр обороны отставил чашку и взял в руки бинокль.
Как только ракетные контейнеры «Б-181» показались из воды, Зайков приказал открыть крышки.
 — Продуть балласт концевых групп. Старт разрешаю, команду отбой после старта выдать…
В ракетном отсеке накал обстановки достиг своего предела, когда апогей ракетной стрельбы начал обретать вполне конкретные черты. Помощник флагманского ракетчика дивизии капитан третьего ранга Прохоров, напрямую нарушая существующие инструкции, открыл один из приборов комплекса и буквально замер над ним с огромной отвёрткой в руках.
  — Что вы творите, Михаил Владимирович? — увидев нештатную картину, возмутился флагманский ракетчик эскадры капитан первого ранга Иванов, — обратный отсчёт запущен, до старта считанные секунды, а вы с отвёртками разложились…
— Без этой отвёртки в прошлом году старт как раз и не состоялся, — спокойно отреагировал на замечание Прохоров, — не хочется, чтобы всё повторилось вновь.
— Михаил Владимирович, команда СТА–А–А–РТ, — прокричал Грачёв, нажимая пусковые кнопки обеих бортов.
Лёгкий толчок от выходящей из контейнера ракеты ощутил весь экипаж.
— Миша, цепь стрельбы второго борта разомкнулась — снова буквально взвопил командир БЧ-2.
Прохоров немедля воткнул нештатный «стартер» в нужное место, чтобы замкнуть контакты, и корабль вновь качнуло, теперь уже от выхода второй ракеты.  Многоголосое У-У-Р-А-А единым эхом пронеслось по лодке, хотя переборки  между отсеками были задраены наглухо.
А сверху, в густом дыму от стартовых двигателей, всё выглядело штатно, прозаично и очень даже буднично. Журналисты строчили заметки будущих хвалебных статей об успешной стрельбе и высокой боеготовности флота, Министр обороны допивал   остывший кофе, его свита, предвкушая обед, нахваливала плотный корабельный завтрак, а член Военного совета вице-адмирал Аликов , поддерживая «душевность» общения в узком кругу, рассказывал очередную «байку» из жизни моряков.
Залп состоялся и это главное!
               
                XV. НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
                1.
В жизни каждого из нас бывают такие моменты, от которых мы никак не ждём ничего сверхъестественного и уж тем более судьбоносного, но зачастую именно эти жизненные эпизоды становятся поворотами судьбы. Не знал Дербенёв, возвращаясь с моря на борту «Б-181», что именно такой момент настал и в его жизни.
Сразу по возвращению в базу, собрав «стрельбовую»  команду, Александр собрался было возвращаться на свою подводную лодку, но не тут-то было. После короткого разбора выхода в море, проведённого Зайковым непосредственно на причале после швартовки в базе, также как в  известном фильме, Дербенёва попросили остаться, а точнее, зачем-то  прибыть к командиру «Б-181» в казарму.
Не зная, чем «грозит» предстоящая встреча, но помня, что завтра суббота, а командировка оформлена до понедельника, Дербенёв попросил Харисова, оставить подчинённых в экипаже Зайкова на все выходные, а самому немного подождать с отъездом с тем чтобы после разговора с командиром вместе ехать домой. Благо сосед с недавних пор стал обладателем мотоцикла с коляской.
Краснобокая, блистающая хромированными дугами и зеркалами «Jawa-350» приобретённая с рук, завораживала какой-то магией движения, если не сказать полёта. Харисов очень гордился своим «железным конём» и всем об этом рассказывал, правда, не все разделяли его восторг. Являясь предметом восхищения сослуживцев и больше роскошью, чем средством передвижения, мотоцикл был ещё и камнем преткновения в семейных отношениях, хотя бы потому, что для приобретения своей «подружки» Саня  использовал заначку, о которой даже не подозревала его жена Наталья. И это в то время, когда семья нуждалась в мебельном гарнитуре…
Постучав в дверь, Дербенёв вошёл в кабинет командира лодки. Зайков предложил Александру присесть на диван радом со столом и открыл сейф.
— Не за рулём? — уточнил командир, доставая из сейфа бутылку коньяку и точёные бронзовые рюмки.
— Ещё не обзавёлся, — ответил Дербенёв, по-прежнему не понимая, на какую тему предстоит разговор, но судя по «раскладу» предполагая, что тема будет задушевной.
Разлив коньяк по рюмкам, Зайков предложил выпить за успешные ракетные стрельбы. Выпили. Закусив кусочком шоколада, Владимир Петрович внимательно посмотрел в глаза Дербенёву.
 — О чём ты мечтаешь, офицер? — внезапно спросил командир.
Дербенёв немного смутился, не ожидая столь откровенного вопроса, но быстро сообразив, чего от него хотят, ответил:
— Наверное, стать командиром…
— А почему, наверное? — уточнил Зайков.
— Очень ответственно быть командиром, не каждому дано, как мне кажется.
— Не пойму я тебя, Александр Николаевич, в экстремальной ситуации ты решительный, быстросоображающий, профессиональный, а в обычной обстановке, когда нет напряга: «наверное», «мне кажется»…
— На берегу всё нормально, спокойно, есть время подумать, посомневаться, во мне как будто  два человека спорят, а в море всё по-другому, там решать надо сходу. Там я один…
— Как штурман ты мне глянулся ещё тогда, четыре года назад, на первом выходе. Тоже на ракетные стрельбы ходили, помнишь?
— Помню, товарищ командир.
— А вчера я увидел в тебе командирские черты. Ты даже не представляешь, как это пришлось к месту и времени.
Дербенёва тронули слова командира, но он никогда прежде  не задумывался над тем, насколько важна его работа, он просто старался хорошо делать своё дело.
— Своим непредусмотренным способом трансляции курса ты сотворил настоящее чудо,  — продолжал Зайков, — да и подчинённые твои как единый механизм отработали. Спасибо вам.
Услышанные слова ещё больше смутили Дербенёва, щёки, а затем и уши офицера густо покраснели.  Зайков налил по-второй.
 — Чтобы стать хорошим командиром, надо для начала научиться быть хорошим подчинённым. Я считаю, что с первой задачей ты справился «на пять», Давай за это и выпьем.
— Спасибо, товарищ командир, за лестные слова мой адрес, но смею заметить, что ракетчики тоже сработали как надо.
 — Это точно, особенно Прохоров, — согласился командир, — но я сейчас не об этом. Какую перспективу тебе рисует Чуйков, который, безусловно, знает тебя гораздо лучше, чем я?
— Предметно никакой,  — сразу сник Дербенёв,  — а после случая с крысой на переборке он, кажется, совсем забыл обо мне как о перспективном офицере.
— Наслышан, — согласился Зайков, слегка улыбаясь, — Владимир Артемьевич хороший командир, но мне откровенно не ясно, в чём твоя вина?
— Сложный вопрос, но старпомом, чувствую мне не быть — ответил Дербенёв.
— Я бы на твоём месте не был столь категоричным, — потирая руки, отреагировал командир, — есть у меня одна идея на этот счёт, но я предлагаю оставить «до поры, до времени» её в тайне, если ты согласен.
Ещё не понимая, насколько светлая идея посетила голову командира, но почему-то доверяя его интуиции, Александр, вдруг согласился. А Зайков, тем временем поднял трубку телефона и позвонил в отдел кадров дивизии:
— Лёня! — обратился он к капитану второго ранга Голикову – начальнику отдела кадров. —Ты, кажется, хотел взять у меня «книжку на пятьсот страниц» , так я могу предложить две, и прямо сейчас, если ты точно и в срок сделаешь то, о чём я попрошу…
— Кто это?  — поинтересовался Дербенёв, не понимая, куда звонит Зайков.
— Это твоя путёвка в жизнь. Выигрышный билет, если хочешь.
— Не понятно? — удивился Александр.
— Ты старпомом ко мне пойдёшь? — внезапно спросил Зайков, прикрывая рукой микрофон.
— Когда? — опешил Дербенёв от неожиданности.
— Сейчас, — коротко ответил командир «Б-181».
— Да! — ещё короче отреагировал штурман, — а куда Сашу Пиуса?
— А ты разве не знаешь, что он командиром назначен, давно созрел? — с гордостью ответил Зайков.
— Нет, не знаю, а разве вместо него никого с классов не дают? — вдруг спохватился Дербенёв…
 — Зачем мне с классов «кот в мешке»,  если напротив сидит готовый старпом!
— А как же классы, я же их даже в глаза не видел, —  засомневался Александр.
— Ниче-е-го, годик другой постарпомишь, потом и на классы отправим, а оттуда сразу командиром. Чем не карьера?
— Я разве так можно? — не веря своим ушам, по-прежнему сомневался Александр.
— Если для дела, то невозможного нет. Можешь не сомневаться ; всё будет сделано как надо, это я тебе обещаю, — Зайков снова взялся за коньяк, но Дербенёв замахал руками показывая, что ему достаточно, — только давай договоримся: ни Чуйкову ни маме родной, а уж тем более жене любимой ты не скажешь ни слова до тех пор, пока не будет подписан приказ Главнокомандующего ВМФ.
 — Согласен! — быстро отреагировал Дербенёв.
— А коли так, шлёпай-ка ты домой, мил человек, отдыхай, а я тут и сам справлюсь.
— А как же отчёты по стрельбам? — удивился штурман.
—  За отчёты не беспокойся, их и без тебя сделают. В понедельник придёшь, проверишь, что не так ; подправишь. Заодно и результаты нашей беседы узнаешь.
Дербенёв встал, попрощался и вышел из кабинета. На лестнице, идущей вниз, он встретил запыхавшегося от быстрой ходьбы,  начальника отдела кадров, следовавшего навстречу с Зайковым. В одной руке Голиков нёс черный кожаный портфель, в котором, что-то подозрительно позвякивало, второй рукой он часто вытирал пот, обильно высыпивший на лбу. Понимая «куда и зачем» направляется Голиков, Александр, развеселился, но боясь спугнуть Фортуну, он даже не улыбнулся.
                2
Эмоции переполняли всё существо Александра, хотелось со всем миром поделиться внезапной радостью. Как же, его работу заметили и положительно оценили, да не просто так, а с кадровым предложением. Дербенёв не мог знать, чем закончится встреча двух старых товарищей. Не мог он знать и того, что для решения его кадрового вопроса представление, аттестация, служебная и партийная характеристики будут готовы уже через час, а через два часа состоится встреча Зайкова с командиром дивизии. На этой встрече в присутствии Голикова,  начальника политотдела и ряда других офицеров будет решаться его будущее. Александр не мог даже предположить что начальник политотдела капитан первого ранга Поликарпов, сыгравший однажды положительную роль в судьбе Дербенёва,  и  сейчас согласится с выбором Зайкова. До хрипоты споря о всех «за» и «против» столь стремительного карьерного роста будущего старпома «Б-181», Поликарпов сможет убедить присутствующих  в том, что для омоложения командирского корпуса, о котором часто говорит Главнокомандующий ВМФ, кандидатура Дербенёва вполне достойна. И в субботу все документы лягут на стол командиру эскадры, а в понедельник с секретной почтой будут отправлены на подпись командующему флотом. Дербенёв просто шёл домой, и было очень здорово ощущать, что его там ждут.
Когда Харисов остановил свою «Яву» у дома № 14 «б» по Гвардейскому проспекту Дербенёв увидел на стоянке автомобиль «Жигули» салатового цвета, показавшийся ему знакомым, но не придал этому значения. Единственное, на что он обратил внимание, так это на собаку странной породы, спокойно сидевшую в машине.  Обвисшие щёки и длинные свисающие вниз как плети уши пса оттягивающие даже глаза, показались Дербенёву грустными и в этом был некий дисбаланс внутреннего состояния души Александра и этого одинокого животного.
Войдя в подъезд Дербенёв почти взлетел на пятый этаж и со всей дури нажал на кнопку звонка. За дверью никто не отвечал.
«Странно,  — подумал Александр, — Никого дома нет? Конечно, я же никого не предупредил, что вернулся с морей… И ключей у меня нет. Придётся к соседям идти».
Услышав, как Харисов открывает свою квартиру этажом ниже, Дербенёв было направился вниз, но дверь за его спиной вдруг открылась  и на пороге появилась Татьяна. Раскрасневшиеся щёки и тщательно поправляемый домашний халат выдавали её волнение.
— А ты, что уже вернулся? — вдруг спросила она.
— Как видишь, любимая,  — радостно и громко ответил Дербенёв, проходя в квартиру.
— Тише! Дети спят.
Сняв туфли и забросив фуражку на самый верх небольшого шкафа,  стоявшего в прихожей, Александр повернулся, чтобы пройти на кухню, но тут заметил, что в кухне кто-то есть.
— Это Александр, твой тёзка и мой коллега по работе, — опережая вопрос мужа, ответила Татьяна, — мы тут кофе пьём…
— Да… — словно оправдываясь, поддержал Татьяну заметно полнеющий мужчина, с большим родимым пятном на щеке,  — я как раз мимо проезжал и решил проведать бывшую коллегу. Берзиньш… — мужчина представился и, вставая из-за стола, протянул руку Дербенёву.
Александр, словно не замечая протянутой руки, посмотрел на свою супругу и еле слышно вымолвил:
— Извините, что помешал…


XVI. ЛИНИЯ СУДЬБЫ И ЛИНИЯ БАТОПОРТА
                1.
С той незабываемой встречи «за рюмкой коньяку» прошло немало времени. Отшумело прохладное прибалтийское лето, как будто его и не было вовсе, пролетел как один день дождливый сентябрь, заклокотал штормами и листопадом оранжевый октябрь.
Помимо чужих лодок, Дербенёв успешно «откатал» все стрельбы и на своей «Б-224», а приказа ГК ВМФ о его назначении всё не было. Иногда Александру казалось, что разговор «по душам» ему приснился или ещё хуже, что разговоры остались разговорами, а реальная жизнь это совсем другое ; лодка, экипаж, семья, дети и проблемы, которые надо решать каждый день. А тут ещё из Москвы вернулись документы, представленные ранее к назначению на вышестоящую должность одного из молодых офицеров дивизии. Помимо отказа на представлении рукой  Главнокомандующего было начертано: «Омолаживать кадры ; не значит озеленять их». Об этом случае стало известно всем, и Дербенёв откровенно загрустил. Ко всему прочему Чуйков всё чаще прилюдно начал выражать недовольство работой временно исполняющего обязанности старшего помощника, коим по-прежнему оставался Александр. В ходе этих нелицеприятных бесед с командиром Дербенёв  однажды узнал, что вместо Потапкова после окончания 6 ВСОЛК ВМФ назначен капитан третьего ранга Поздняков, который в настоящее время «догуливает» свой позапрошлогодний отпуск,  и пока не спешит к новому месту службы.
«Значит, Чуйков всё же запрашивал себе старпома с классов, а я так ; «для отвода глаз»,  — подумал Дербенёв, входя в кабинет к флагманскому штурману.
— Вызывали, Олег Георгиевич, — поинтересовался Александр.
— Приглашал, — вежливо подчеркнул Гречихин. — Присаживайся поближе, я в твои «честные» глаза хочу посмотреть.
Недружелюбный, как показалось Дербенёву, тон старшего начальника насторожил Александра.
 — Ты как планируешь своё будущее? — холодно спросил Гречихин.
— Пока особо не задумывался, — солгал Дербенёв, но потом одумался и уточнил, — надеялся, что буду назначен старпомом…
— На какую лодку? — хитро улыбнулся Гречихин.
— А разве это принципиально? — изображая недоумение, ответил Александр.
— В общем-то, не принципиально, но я планировал тебя на следующий год отправить в Питер учиться штурманскому делу настоящим образом, а тут запрос из Главкомата пришёл.
— Какой запрос? — удивился Дербенёв.
— Старшие товарищи говорят, что у них несколько месяцев лежат документы к назначению старшим помощником командира    «Б-181» некоего офицера, фамилия которого, инициалы и даже нынешняя должность  до неприличия похожи на твои, но я об этом почему-то ничего не знаю…
— Виноват, — немедленно признался Александр, — не мог я никому и ничего рассказывать. Слово дал…
— Кому?
— Это длинная история, как-нибудь расскажу, —  Дербенёв в отчаянии махнул рукой.
— И что прикажешь с тобой делать? Ему пророчат будущее флагманского специалиста соединения, а он в командиры подался. Предатель…— Гречихин как-то совсем не сурово произнёс последнее слово и тут же улыбнулся, потом, помолчав,  спокойно продолжил, — запрашивали «кто ты» да «что ты» и как я тебя могу охарактеризовать. Ты знаешь, сначала хотелось наговорить гадостей, только чтоб не назначили. Уж больно мне стало неприятно за твоё недоверие, но потом я вдруг понял, что не имею права решать за тебя твою же судьбу. Поэтому, скрепя сердце, сообщаю: «Вчера 16 октября подписан приказ Главнокомандующего ВМФ о назначении капитан-лейтенанта Дербенёва Александра Николаевича старшим помощником командира «Б-181», с чем тебя и поздравляю.
Гречихин встал из-за стола и, подойдя к Дербенёву, крепко пожал ему руку. Офицеры обнялись.
                2
Десять дней, отведённые Александру на сдачу дел штурмана и приём должности старшего помощника, позади, акты подписаны и утверждены. Конечно, не без «сюрпризов», но, во всяком случае, без юридических последствий. Главное техническое управление ВМФ в преддверии планируемой в следующем году боевой службы «расщедрилось» на ремонт основных узлов и механизмов «старушки-лодки», и теперь «Б-181» готовилась к переходу сначала в док, а затем к стенке судоремонтного завода. Для Дербенёва, первый день в новой должности выдался довольно напряженным и необычным хотя бы потому, что вчерашний штурман, не имеющий допуска к самостоятельному управлению кораблём и несению ходовой вахты, не успел толком ознакомиться с кораблём и экипажем, а пора уже руководить этим экипажем, к тому же кораблю предстоял переход по довольно узкому, мелководному и опасному в навигационном отношении Военному каналу.
— Занимай штатное место, Александр Николаевич, не скромничай,   —  обратился к Дербенёву Зайков, видя как тот пытается «примоститься» в центре мостика возле пеленгатора.
Не дожидаясь особого приглашения и всё ещё не понимая, кто же будет сегодня выполнять обязанности старшего помощника,  Дербенёв перешёл на левое крыло мостика и посмотрел на командира, стоящего на правом крыле. Зайков приказал:
— По местам стоять со швартовых сниматься!
Александр машинально продублировал команду через «Каштан» для  личного состава в прочном корпусе и в мегафон ; для швартовых команд, выстроившихся на надстройке в готовности к работе. Зайкову это понравилось.
— Видишь как лихо у тебя получается, то ли ещё будет, — заметил Зайков, видя некую скованность подчинённого.
Лодка послушно, словно подыгрывая  Дербенёву, «выполняла» все команды. Сначала как бы «просыпаясь», а потом всё  быстрее и чётче. Александр внимательно наблюдал за действиями командира и экипажа, реакцией лодки и ему очень хотелось как можно быстрее научиться всем тонкостям и премудростям командирского ремесла.
 — В доке, Александр Васильевич,  обязательно проконтролируй
восстановление шита якорного клюза…— обращаясь к штурману Стоянову, стоявшему за спиной у Дербенёва, заметил командир, — чтобы не потерять вновь.
— А якорь будем менять или так с деревянным и на боевую службу пойдём? — уточнил штурман.
— Как с деревянным? — опешив от услышанного, уточнил Дербенёв.
— А как же ты так дела старшего помощника принимал, Александр Николаевич, если не знаешь? — с ухмылкой переспросил командир.
— Как положено, всё по описи, — смутился Дербенёв, но быстро уловив подвох, отреагировал адекватно заданному вопросу, — к тому же якорь числится на лицевом счету войсковой части 63931, за который несёт ответственность персонально командир части, а не старший помощник.
— Первый день в должности, а «чешешь» как по писанному, — засмеялся Зайков, — молодец. Но якорь у нас действительно деревянный. Год назад во время шторма потеряли вместе с крышкой якорного клюза, когда в якорной стоянке болтались. Спасибо Женя Подлесный ; друг мой и строитель завода «Тосмаре» ; в деревянном цеху копию сварганил из дуба, хотел было из чугуна вылить, но спирта не хватило, чтобы расплатиться, так и ходим с дубовой игрушкой Холла.
— Говорят, что с годами дуб, постоявший в воде, становится железным… — невольно пошутил Дербенёв.
— Так-то оно так, но в океан с «липовым» якорем не пойдёшь. Буду договариваться, чтобы с какой-нибудь утилизированной лодки сняли и нам поставили, а механик списанное железо заводу на металлолом сдаст и за якорь рассчитаемся. Так что будет тебе якорь, старпом.
В акватории завода у сухих доков лодку ждали два небольших , но очень юрких рабочих буксира, которые быстро подхватили «Б-181» с носа и кормы, и стали заводить в док номер два. Зайков посмотрел на заводскую команду вместе с докмейстером расположившихся на стенке дока и, убедившись, что буксиры начали заводку лодки приказал:
— Записать в вахтенный журнал: «Начали заводку в док № 2 СРЗ-29 под буксирами. В управление кораблём вступил старший помощник командира капитан-лейтенант Дербенёв».
Александр даже вздрогнул от неожиданности, но виду не подал и только посмотрел в сторону открытого батопорта, линию которого как раз пересекала лодка. Как только форштевнь «Б-181» пересёк внешнюю границу дока, Дербенёв отдал первое в жизни самостоятельное командирское распоряжение:
   — Центральный! Записать в вахтенный журнал: «Пересекли линию батопорта, начали постановку на кильблоки, в управление лодкой вступил докмейстер».
                3
Спустя два часа после осушения дока лодка благополучно встала на кильблоки. Портальный кран подал заводской трап на лодку. Дербенёв объявил построение экипажа на стенке дока по «большому сбору»
— Товарищ командир, ваши бумаги,  — из ограждения рубки доложил матрос-делопроизводитель и протянул Зайкову несколько отпечатанных на корабельной пишущей машинке листов.
Командир, бегло пробежав текст, передал листы Дербенёву.
— Что это? — удивился Александр.
— Подписывай, товарищ командир, это приказы о моём убытии в отпуск за прошлый и текущий год, потом госпиталь перед боевой службой, всё как положено…
— А я? — не понял столь стремительного «карьерного роста» Дербенёв.
— А ты с этой минуты временно исполняющий обязанности командира войсковой части 63931. Вот тебе план докового ремонта, — Зайков подал Дербенёву очередные бумаги,  — вот ; план навигационного ремонта, как раз пока я буду в отпусках гулять, ты нашу старушку приведёшь в надлежащее техническое состояние, а вот и самое главное — зачётный лист на допуск к самостоятельному управлению кораблём. Дерзай, времени у тебя достаточно. А сейчас пойдём строиться, тебе ещё к докмейстеру идти, ведомости докового ремонта согласовывать, шило, кстати, приготовил?
— Я, приготовил, — донёслось бодрое заверение старшего механика из шахты люка.
— Добро, Николай Витальевич, тогда пойдём на стенку.
Личный состав,  быстро поднявшись наверх, построился перед подводной лодкой по подразделениям. Зайков обошёл строй и, останавливаясь перед каждым командиром боевой части, отдавал какие-то распоряжения. Дербенёв, не предполагавший такого необычного поворота событий, в недоумении стоял перед строем.
— Товарищи подводники, — Зайков акцентировал внимание на слове товарищи, — я убываю в отпуск, за меня остаётся Александр Николаевич – наш новый старпом. Напоминаю всем, что в море ; я ваша мама, а вы мои дети. Именно я решаю все существующие проблемы, наказываю и милую вас, а на берегу вашей мамой является   старший помощник, так что прошу любить и жаловать временно исполняющего обязанности  командира «Б-181» капитан-лейтенанта Дербенёва.